Читать книгу Теория диктатуры люмпен-пролетариата - Сергей Геннадьевич Светуньков - Страница 1

Предисловие

Перед вами книга о системной взаимосвязи таких сфер человеческой деятельности как экономика, политика и социальная жизнь, рассмотренная на примере истории России ХХ века. В основе этой системной взаимосвязи лежит модель социальной динамики – движения личностей в социальных слоях любого общества.

СССР сегодня посвящено множество различных трудов историков, публицистов, философов, социологов и экономистов. Спектр мнений о том, что же это была за страна, весьма многообразен, но практически все исследователи утверждают – этой страны уже нет и на месте СССР сегодня существуют совершенно отличные от неё страны и Россия – одна из этих других стран. Я утверждаю противоположное. Нынешняя Россия – это один из вариантов развития той системы, которая была создана в 1917 году и называлась СССР и с советским прошлым отнюдь не покончено. Оно глядит на нас из-за каждого угла, из-под фуражки милиционера-полицейского, с экранов телевизоров. И именно оно, это прошлое, ведёт современную Россию к деградации.

А для того, чтобы понять мою точку зрения, нужно не просто рассматривать факты об истории СССР в их естественном течении, а вскрыть механизм этого течения. И здесь нам на помощь приходит взгляд на общество как на сложную совокупность различных социальных слоёв, занимающих положение в обществе благодаря наличию у них экономических ресурсов и следующих за этим положением обладание ресурсами социальными и политическими.

Всегда так было, так есть и в ближайшее время так будет, что отдельные личности, находящиеся на нижних социальных слоях обществах, стремились в высшие слои общества. Рассмотрение того, как это происходит, позволяет вскрыть глубинные механизмы советской власти и историческую связь её с современной российской властью, а если брать шире – с постсоветской властью, поскольку большая часть стран – республик бывшего СССР существует таким же образом, как и Россия.

В этой книге излагается теория диктатуры люмпен-пролетариата.

Любая теория, по определению, это объяснение реально существующего явления. Поскольку я объясняю механизм существования власти в СССР и в современной России с помощью оригинального подхода, базирующегося на достоверных фактах и современных научных методах, то это – научная теория. С помощью теории диктатуры люмпен-пролетариата мне удаётся объяснить, а иногда и предсказать то или иное явление в российской политической и экономической жизни, а это – важный аргумент в пользу верности излагаемой ниже теории, поскольку никто ещё не отменил правило о проверке теории практикой.

Ключевыми в этой теории играют три социальных типа любого общества: обыватели, маргиналы и люмпены. Обычно, когда социологи или политики говорят о люмпенах и о маргиналах, они всегда утверждают, что это – различные понятия. И пытаются показать эти различия. Но, на мой взгляд, существующие определения этих понятий совсем не полные и не дают возможности однозначно идентифицировать индивидуумов, относящихся к тому или иному типу. К тому же свойства, данные в этих определениях, далеко не полные, поэтому не ясно, например, – чем люмпен отличается от бродяги? Или бродяга и люмпен это одно и то же? Кроме того, почему люди часто используют понятия «люмпен» и «маргинал», смешивая эти понятия? Не потому ли, что между ними есть некая взаимосвязь? Разделяя эти понятия, учёные не обращают внимания на те свойства, которые объединяют маргиналов и люмпенов. А ведь и маргиналы, и люмпены являются важными элементами социальной, экономической и политической структуры общества. Через изучение этих типов социума, через выявление взаимосвязи между ними можно понять как строение, так и диалектику развития общества.

Правильно говорят многие социологи, что маргиналы играют крайне важную роль в образовании новых социальных общностей – религиозных, профессиональных, политических. Но расписать эту роль никто не взялся, по крайней мере, мне не удалось найти такого автора. Более того, упоминая про маргиналов и люмпенов в полемическом задоре, никто в полной мере не рассматривает их роль как в бывшем СССР, так и в современной России.

В постсоветской литературе укоренился штамп – бывший СССР это номенклатурный заповедник. Властвовала в стране коммунистическая партноменклатура. Но ведь советская партноменклатура – это не вечно живущий и замкнутый класс! Это всегда была живая, развивающаяся социальная группа. Как она появилась? Кто пополнял её ряды? Кто её покидал? Как этот процесс происходил? Нет ответов на эти вопросы.

А как о номенклатуре говорят сегодня? Социолог Г. Дерлугьян, например, пишет так: командная система создаёт собственных могильщиков. Прежде всего, это сама номенклатура, которой просто хочется жить без страха перед диктатором, попользоваться благосостоянием и передать его детям. Решая малые обывательские задачи, чиновничество помимо своей воли заклинивает систему управления… У командного варианта индустриализации ограниченный срок действия, примерно одно поколение. Затем давление к демонтажу начинает расти не только сверху, от госэлиты, но и снизу, вернее, от новых средних слоёв специалистов, интеллигенции и рабочей аристократии… Отсюда и возникает демократизация – верхи не могут и боятся (за себя самих) использовать террор по-старому, а подчинённые не желают терпеть до гроба, как их родители¹.

Ошибочность этой точки зрения опровергается историей современной Северной Кореи – верхи продолжают править, а низы подчиняются им. Правил дед Ким Чен, потом отец Ким Чен, а теперь – сын Ким Чен… А ведь Северная Корея – это только одно из направлений того явления, которое было открыто фактом создания СССР. Поэтому в этом тексте, который, казалось бы, объяснил всё что было, на самом деле – только поверхностное описание, но не объяснение.

Наиболее близкой к подходу, изложенному в данной книге, оказалась работа чешских учёных во главе с Михаилом Рейманом. Так относительно революций 1917 года в России они пишут: «Другую, происходившую параллельно революцию, которая была и преимущественно революцией городских низов, мы называем плебейской, не вкладывая, однако, в это понятие какой-либо уничижительный смысл. Речь идёт о многочисленном общественном слое, к которому принадлежали как промышленные рабочие, так и другие группы населения, работавшие по найму и ещё не нашедшие своего и места в социальной структуре города, а в ряде случаев – и деревни. В 1917 г. этот слой значительно пополнился за счёт рядового состава армии, прежде всего её гарнизонных частей, и моряков военного флота, в деревне – за счёт сельской бедноты»². Но, к сожалению, исследование этой «второй революции» ими не было сделано.

Можно было бы ожидать от современных последователей марксистского учения более детального изучения роли люмпенов и маргиналов в современном и чуждом им российском обществе, но про маргиналов они не пишут ничего, а по поводу люмпенов только повторяют слова К.Маркса. Например: «капиталистический способ производства приводит к люмпенизации, невиданной для докапиталистических формаций, а поздний, т.е. развивающийся на основе своей зрелости, капитализм производит люмпенизацию в ещё больших масштабах, чем капитализм, впервые достигший зрелости. Наиболее зримым проявлением люмпенизации в современных развитых капиталистических обществах является безработица». И далее – «под люмпенизацией в данном случае понимаются процессы отделения производителя от труда (производства), процессы отчуждения субъектов от сферы общественного производства и общественно-полезной деятельности в целом, процессы деклассирования производителей. Люмпен-пролетариат – это продукт разложения (гниения) всех общественных классов, но в первую очередь, эксплуатируемых, трудящихся классов. Это бродяги, нищие, попрошайки, преступники, проститутки и т.д. К люмпен-пролетариату в буржуазном обществе примыкают также и люмпенизирующиеся в результате безработицы слои пролетариата». И более того: «люмпенизация создаёт не только люмпенов в чистом виде, но и множество переходных ступеней к ним – и полулюмпены и четвертьлюмпены, которые встречаются в обществе чаще, чем люмпены в чистом виде»³.

То есть, с коммунистической позиции люмпены – это результат безжалостного механизма современного капитализма, который перемалывает людей и наиболее неприспособленных из них выбрасывает на улицу, делая люмпен-пролетариатом.

Ничего нового.

Я всё-таки по-другому смотрю на общество, на экономические отношения и вытекающие из этого политические и социальные отношения. Для меня и номенклатура – это не монолит. По-другому я рассматриваю маргиналов и люмпенов.

Маргиналы были, есть и будут в любом обществе, где есть социальная дифференциация и существует социальное неравенство. Они всегда формируют возможность, потенциал к изменениям, но не всегда этот потенциал реализуется в общественных изменениях. Точно также и люмпены были, есть и будут в любом обществе с социальным неравенством. И если существование маргиналов в обществе – это некоторое положительное явление, поскольку именно маргиналы «двигают» общество вперёд, то о люмпенах этого не скажешь – они могут составить основу какого-либо положительного движения, если они подпали под влияние положительной харизматической личности, а могут составить основу разрушительной силы, если они объединились под влиянием личности, сеющей зло.

В этой книге рассматриваются маргиналы и люмпены в их естественном единстве и взаимосвязи. И в таком взаимодействии раскрывается суть того, что произошло с императорской Россией, что произошло с СССР и что сегодня происходит с современной Россией.

Завершая введение к книге, я хочу выразить глубокую благодарность жене Светлане и сыну Ивану, без чьей моральной поддержки эта работа мне бы не удалась. Очень важную помощь оказал мне мой брат д.э.н. Максим Геннадиевич Светуньков, чьи критико-конструктивные высказывания способствовали существенному изменению формы представления материалов книги и её структуры. Благодарю я и тех моих коллег, знакомых мне людей и незнакомых, которые, ознакомившись с первой моей работой на эту тему, а именно с монографией «Опыт моделирования социально-экономической динамики» изданной в 2017 году, не преминули выразить мне слова поддержки. Это воодушевило меня на продолжение работы в этом направлении, и подготовить к опубликованию эту книгу.

Март 2014 – март 2018

1. Маргиналы и люмпены

Как это не покажется странным, но чётких и общепризнанных определений того, что же такое «маргинал» и «люмпен», в литературе нет. Речь при этом чаще всего идёт о «социальных группах, стоящих на низшей ступени социальной иерархии, окраинных слоях социума, социальном андеграунде. К этой категории относятся нищие, бездомные, бродяги, алкоголики, наркоманы, проститутки, уголовники… Обозначение представителей этих групп как «маргиналов» лексически было бы вполне оправданным, однако само понятие маргинальности является настолько нечётким и эластичным, что требует каждый раз уточнения»⁴. Говоря о люмпенах и о маргиналах, всегда утверждают, что это – различные понятия. И пытаются показать эти различия. Чаще всего говорят так: маргиналы, это люди, которые де юре принадлежат к какому-либо социуму, они обладают собственностью и средствами на жизнь, но «находятся между двумя непримиримыми культурами, не относясь при этом целиком ни к одной из них», и принимающие при этом некоторые характерные черты от обеих. А люмпены, в отличие от маргиналов, почти не имеют собственности: они либо бродяжничают, либо живут в чужих домах, и располагают только самыми необходимыми для жизни вещами.

Но, на мой взгляд, эти определения совсем не полные и не дают возможности однозначно идентифицировать индивидуумов, относящихся к тому или иному типу. К тому же свойства, данные в этих определениях, далеко не совершенные, например, почему маргинал не может находиться между тремя непримиримыми культурами? Каким образом он вдруг «застрял» между культурами? А чем люмпен отличается от бродяги? Или бродяга и люмпен это одно и то же? Похоже, что это – разные понятия, потому что их перечисляют в одном ряду: «…люмпены, проститутки, бездомные бродяги и прочие элементы, относящиеся к асоциальным элементам»⁵. Но если почитать других авторов, то это не равные понятия, а понятия, выстроенные в некоторую иерархию подчинения: «люмпен-пролетариат – это… бродяги, нищие, попрошайки, преступники, проститутки»⁶.

Разберёмся в этих понятиях и найдём взаимосвязь между теми, кого называют маргиналами и люмпенами.

Прежде всего – о маргиналах.

Маргиналы были, есть и будут в любом обществе, где есть социальная дифференциация и существует социальное неравенство. Это те люди, которые, находясь в одном из социумов, ощущают, что они обладают меньшими правами и привилегиями, чем представители другого социума, чаще всего находящегося на более высокой ступеньке пирамиды социального неравенства. Они считают, что по своим способностям и другим характеристикам они должны принадлежать именно к этому социальному слою. Они разделяют нормы и ценности этого недосягаемого для них слоя и не приемлют нормы и ценности того социального слоя, в котором они находятся. Поэтому они всей душой желают покинуть тот социальный слой, где они находятся. Однако нормы и ценности того социального слоя, к которому маргинал стремится, ему известны только поверхностно – он ведь не принадлежит к нему, а только имеет представление о нём, и эта расплывчатость представлений приводит к тому, что в его сознании нет чётко сформировавшихся понятий о том, что именно он хочет, а потому маргинал находится на стыке не двух, а нескольких культур. В основе такого социального явления, как маргинал, лежит недовольство своим положением в обществе, а мотивирующим вектором служит возможность (или невозможность) перейти по каналу вертикальной или горизонтальной социальной мобильности в какой-то другой социальный слой. Иначе говоря, степень недовольства создаёт потенциал для движения по социальному лифту – чем сильнее это недовольство, тем выше потенциальная возможность сорваться с насиженного места в родном социуме и устремиться в новый социум.

Если в обществе имеются условия для успешного и безболезненного социального лифта, то число маргиналов в обществе невелико – каждый маргинал может реализовать свои устремления, трансформируя недовольство своим социальным статусом в передвижение в другие социальные слои. Чем ближе он к заветной цели, тем меньше накопленный ранее потенциал недовольства. Но если в обществе такой социальный лифт связан с затруднениями, или вообще отсутствует, то число маргиналов в обществе становится большим – они не имеют возможности покидать ненавистные им социумы, а их потенциал к изменению собственного социального положения остаётся не реализованным. Этот нереализованный потенциал к движению выплёскивается в окружающий мир самыми разными проявлениями недовольства – они ругают общество, критикуют своё окружение и власть, непрерывно брюзжат по любому поводу и в предельных случаях осуществляют асоциальные поступки. В обществе, где отсутствуют возможности для социального лифта, создаётся сильное социальное напряжение. Такое общество можно уподобить «пороховой бочке» – любое внешнее или внутреннее воздействие на социальную структуру будет поддержано маргиналами, и накопленный потенциал недовольства реализуется в активное участие маргиналов в сломе существующих социальных структур.

В своём большинстве маргиналы боятся покидать социум, в котором они существуют, особенно в том случае, когда в обществе есть существенные препятствия в для вертикальной социальной мобильности. Но не смотря на это, среди маргиналов всегда есть и такие, которые в определённый момент всё же решаются на перемены в жизни и покидают свой социум, устремляясь к желаемой страте на свой страх и риск. Это, кстати, вовсе не обязательно восхождение по вертикали социальной иерархии. Это может быть и горизонтальное перемещение, а может быть и перемещение по вертикали вниз. К последнему можно отнести такое известное явление, как «толстовство», когда люди образованные и богатые покидали свои слои и устремлялись «в глубинку», в народ. Но чаще всего, конечно, маргиналы устремляются вверх по социальной лестнице.

Отсюда очевидный вывод – социальное движение в обществе происходит благодаря наличию в нём маргиналов. Поэтому – чем более маргинализированно общество, тем в большей степени оно способно к изменениям в своей структуре, как социальной, так политической и экономической.

Маргиналы всегда формируют возможность, потенциал к социальным изменениям и далеко не всегда этот потенциал реализуется сменой социальной структуры, но он всегда реализуется трансформацией мировоззрения, а зачастую – сменой парадигм. В Древнем Риме, например, народы порабощённых стран были в высшей степени маргинализированы – Древний Рим и времён Республики, и времён Империи был построен по сословному принципу и социальный лифт в том обществе был делом премноготрудным. Поэтому на благодатную почву пало семя христианства – религии униженных и угнетённых, о которой социалисты XIX века метко подметили, что эта религия обманывает бедных «векселями, подлежащими уплате на небе»⁷. Недовольство большинства жителей Древнего Рима своим социальным положением в этом мире находило выход в утешении о том, что в загробной жизни им воздастся по заслугам и они направляли свою жизненную энергию на отправление религиозных культов. Ибо: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь… Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили своё утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете»⁸.

Как только в обществе появляются возможности для перемещения по социальной иерархии, многие маргиналы спешат воспользоваться этим. И этот переход маргиналов из одного социума в другой индивидуален. При этом общество представляет им возможность сделать это при помощи нескольких типичных путей, но прежде, чем обсудить эти типичные пути, посмотрим на то, кем становится маргинал, решивший уйти от своего социума в стремлении к высшему социальному слою. Он, приняв такое решение, порывает со своим социальным окружением, но в новый социальный слой ещё не принят – социальный лифт определяется высокой степенью трудозатрат. Поэтому такой мгновенный переход осуществляется только в сказках.

В тот момент, когда маргинал покидает свой социум, он становится элементом асоциальным – не принадлежащим ни к какому социальному слою. У него, конечно же, остаётся часть прошлых социальных отношений. У него, без сомнения, появляются и новые социальные отношения с другими стратами, но эти отношения весьма слабые, неустойчивые и потому в этот переходный период бывший маргинал становится асоциальным элементом. Как назвать этого бывшего маргинала, человека, «повиснувшего» в межгрупповом социальном пространстве? Как назвать этого «оторву»? Немецкое слово Lumpen как раз и означает – обрывок, лохмотье, поэтому такого человека вполне можно назвать «люмпеном».

В научный обиход понятие «люмпен» оно было введено К.Марксом в сочетании со словом «пролетариат» – «люмпен-пролетариат». В книге «18 брюмера Луи Бонапарта» Маркс определяет всех тех, кого он относит к люмпен-пролетариату. Это: промотавшиеся кутилы сомнительного происхождения и с подозрительными средствами существования, авантюристы из развращённых подонков буржуазии, бродяги, отставные солдаты, выпущенные на свободу уголовные преступники, беглые каторжники, мошенники, фигляры, лаццарони, карманные воры, фокусники, игроки, сводники, содержатели публичных домов, носильщики, писаки, шарманщики, тряпичники, точильщики, лудильщики, нищие, «словом, вся неопределённая, разношёрстная масса, которую обстоятельства бросают из стороны в сторону и которую французы называют la boheme»⁹.

Но люмпен-пролетариат это только одна из разновидностей сложной группы асоциальных элементов, которых мы определили как люмпенов. Эта сложная группа элементов – люмпены, – формируется не только за счёт решившихся на отрыв со своим прошлым маргиналов.

В обществе нередки случаи, когда сама социальная группа изгоняет из своих рядов какого-либо члена. Происходит это по самым разным причинам – чаще всего за нарушение норм и ценностей, которых придерживается социум, хотя бывают и случаи, когда изгнание из социума происходит в качестве демонстрации социуму силы со стороны его альфа лидера – для профилактики, чтобы все остальные члены социума знали, что лидер «не спит».

Человек поневоле может стать люмпеном, не проходя стадию маргинала, когда войны или природные катаклизмы разрушают привычную среду обитания человека, разрушают основу его экономической и жизни и отрывают его от привычного социального слоя, порывать с которым человек вовсе не собирался. Сегодня в Европу хлынули сотни тысяч беженцев из стран Африки и Азии – это всё люмпены поневоле.

Итак, причин появления в обществе люмпенов много, и наличие сильной маргинализации общества – одна из них. Поскольку люмпенами становятся самые разные люди с самыми разными навыками и житейским опытом, они и не образуют некий социум, а остаются асоциальными элементами, движущимися в разных направлениях. Какие это направления?

Первое из них старо как мир, и его выбирают многие маргиналы. Это – предпринимательская деятельность. Не самозанятость в виде некоторого ремесла, что у нас часто приравнивают к предпринимательству, не бизнес, как способ существования, а настоящее предпринимательство: стремление заработать как можно больше и как можно быстрее – для движения с помощью накапливаемого капитала вверх по каналу социальной мобильности. Эта часть людей, порвавших со своим социумом, считает, что в окружающем мире все мыслимые желания и собственную безопасность могут себе обеспечить только те, кто богат. А это почти всегда так и было – большие капиталы чаще всего обеспечивают личности защиту и от государственного, и от уголовного рэкета. А, кроме того – чем богаче человек, тем больше он может себе позволить разнообразного количества экономических и социальных благ. Именно за счёт заработанного предпринимательской деятельностью капитала он может оказаться на той самой верхушке социальной лестницы, куда и стремился.

Склонность предпринимателя к быстрой наживе и способность пренебречь многими общечеловеческими ценностями ради неё, как раз и объясняется неудовлетворённым ещё желанием поскорее попасть в высший социальный слой, недоступный человеку без денег. Именно про такого обладателя капитала Карл Маркс писал, что он «…алчет денег просто в силу своей ненасытности. Будучи собственником-предпринимателем, ведущим бесконечную борьбу с сотнями таких же, он просто-таки должен стремиться к накоплению: в конкурентной среде, где он обитает, можно лишь накапливать или стать жертвой накопления других – третьего не дано»¹⁰. И далее: «Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы»¹¹.

Но после того как предприниматель достигает желанного социального слоя, его «предпринимательское вещество» улетучивается. Он становится членом одного из высших социальных слоёв и должен для закрепления в этом социальном слое придерживаться его норм и ценностей. И если вдруг ради 300 процентов он пойдёт на преступление, как об этом писал Маркс, то тот социальный слой общества, к которому он так стремился, отвергнет его и скорее всего – навсегда. Поэтому бывший предприниматель, принятый в один из высший социальных слоёв общества, на преступление ради 300 процентов не пойдёт. Более того, получив искомый и с таким трудом обретённый социальный статус, он начинает делать на первый взгляд совершенно нелогичные действия, становясь меценатом. Но на самом деле здесь ничего странного и нелогичного нет. Получив желанный социальный статус, человек перестаёт быть и маргиналом, и люмпеном. Он, заработав большие капиталы, попал в тот самый социальный слой, о принадлежности к которому мечтал. И деньги перестали играть роль инструмента социального лифта. Бывшие предприниматели должны демонстрировать новому социуму, принявшему их, свою лояльность к нормам и ценностям этого социума, в том числе – и способность к благотворительности.

Предприниматель – это люмпен, который продвигается по каналу социальной мобильности в высшие социальные слои общества с помощью зарабатывания материальных богатств посредством организации самостоятельного бизнеса – на свой страх и риск¹². Предприниматель при этом использует два основных ресурса – заёмный (чаще всего) капитал и наёмный труд. Пока предприниматель не достигает желанного социума, он остаётся люмпеном, занимающимся бизнесом. На промежуточных этапах своего роста он попадает в самые разные промежуточные социальные слои, но ни с одним из них он себя не идентифицирует, там он является маргиналом и продолжает стремиться вверх по социальной лестнице. Он будет оставаться маргиналом до тех пор, пока не войдёт в тот социальный слой, к которому он стремился всеми фибрами своей души.

Говоря о высшем социальном слое для предпринимателя, необходимо иметь в виду, что у каждого, кто начинает свой путь предпринимателя, имеются отличные от других свои конечные цели, свой слой социума, к которому он стремится. Кому-то из них вполне достаточно в результате предпринимательских действий стать хозяином магазина в родном селе с тем, чтобы, став владельцем магазина, жениться на девушке из семьи владельца подобного же магазина; кому-то хочется стать крупным денежным воротилой, и он не остановится до тех пор, пока не станет владельцем или совладельцем крупной финансовой фирмы и т.п. Предприниматели стремятся не в один социальный слой, а в разные, но неизменно находящиеся на более высоких уровнях социальной иерархии.

Дети предпринимателя чаще всего не участвуют в предпринимательской деятельности, а пользуются его капиталами. Они уже формируют своё мировоззрение в том социальном слое, к которому стремился их родитель и который их лично вполне устраивает. Поэтому они не являются маргиналами и не становятся предпринимателями, а просто продолжают дело своего родителя, становясь бизнес-персонами, не стремясь в более высокие социальные слои. Это отмечал Й.Шумпетер¹³, а до него в начале ХХ века Альфред Маршалл: «Очевидно, что сын человека, уже занимающего прочное положение в бизнесе, начинает своё продвижение, имея большие преимущества перед другими… но потомки, несмотря на все их огромные преимущества, часто не обнаруживают достаточно способностей, особого склада ума и энергии, необходимых для столь же успешного ведения дела… В большинстве случаев потомки предпринимателя … предпочитают получать достаточно богатый доход без приложения собственных усилий, чем доход даже вдвое больший, который, однако, может быть заработан лишь непрестанным трудом и кипучей энергией, и они продают предприятие частным лицам либо акционерной компании или же остаются в нем в роли безучастных партнёров, т.е. продолжают делить его риск и его прибыли, но не принимают участия в управлении им; в любом из этих случаев действенный контроль над их капиталом попадает в основном в руки новых людей»¹⁴.

Но путь предпринимателя сложен и труден. К тому же – не каждый человек способен к предпринимательской деятельности, поскольку предпринимательство – это очень сложная работа, требующая и особой квалификации, и особого склада ума, и очень сильного характера.

Поэтому многие маргиналы, желающие продвижения вверх по социальной лестнице общества, но не способные к предпринимательству, своё желание перейти в другой социум реализовывают через второй вариант – общественно-политическую работу. Раньше они угождали монархам, выполняя их самые разные желания и капризы (Александр Данилович Меншиков при Петре Первом, например). Сегодня они примыкают к правящим политическим партиям или к влиятельным общественным организациям и через упорную работу в них осуществляют движение по социальной вертикали, начиная с самых ничтожных, самых незначительных должностей, но умея лавировать и угождать, поступаться своими принципами и убеждённо отстаивать принципы других, более влиятельных лиц. И они со временем становятся членами политического истеблишмента, то есть – людьми, умеющими договариваться с собственной совестью на выгодных условиях для себя. Занимаясь политикой, они получают льготы и привилегии, они начинают общаться с людьми из высших социальных слоёв общества. Они примыкают к властной элите – навсегда распрощавшись с тем социальным слоем, который они покинули. Впрочем, люмпенами они являются до тех пор, пока их не принял к себе, пусть даже и на самые низшие роли, правящий социум. Как только они туда попали, они перестают быть люмпенами, но, недовольные своим местом в этом социуме, являются маргиналами.

Есть и ещё одна крупная группа люмпенов, которые не могут быть ни предпринимателями, ни политиками в силу своего характера. Эта группа, действующая в третьем направлении – по принципу «знание – сила». Эти маргиналы отрываются от своего социума, повышая свои знания и мастерство, то есть – через образование. Из этих люмпенов, после того, как они получают нужную квалификацию, непрерывно пополняются группы учёных, художников, артистов, литераторов, ведущих инженеров и проч., – все те группы, которые в России называются «интеллигенцией». Они, приобретя новые знания и соответствующее ремесло, и принятые новым для себя социумом, живут в нём, занимаясь творчеством, и в некоторых случаях при этом ещё и неплохо зарабатывая.

Во всех трёх рассмотренных случаях, маргиналы, покинувшие свой социальный слой, и ставшие на время люмпенами, или же люмпены поневоле, достигнув своей цели, и влившись в желанный социальный слой, перестают быть маргиналами, перестают быть люмпенами, а становятся обывателями. Обыватель – это человек, полностью приспособленный к окружающему миру, с нулевым уровнем маргинальности.

Именно это движение: маргинал – люмпен – обыватель, и составляет основу социального движения общества.

Но есть в обществе маргиналы, которые не видят в окружающем обществе тех социальных групп, к которым они хотели бы принадлежать. Они хотят жить в ином, новом, и ещё не существующем социуме, который следует создать. Если такие маргиналы порывают со своим социумом, стремясь реализовать мечту о новом, они становятся люмпенами, идущими по четвёртому пути. Это – бунтари и революционеры (в зависимости от того, какую цель они начинают преследовать). Движение хиппи 70-х годов ХХ века формировали как раз те самые маргиналы, бунт которых против социальной несправедливости общества выразился ненасильственным протестом. Объединяясь, эти люди формируют новый социум со своими нормами и ценностями, а потому, попав в этот слой, личность перестаёт быть люмпеном. Здесь время люмпенства, пожалуй, самое короткое из всех рассмотренных выше путей, поскольку для принятия в этот слой требуется только полное принятие существующих норм и ценностей – ни капиталов, ни профессиональных знаний, ни политиканства здесь не требуется.

Указанные четыре варианта отрыва маргиналов от своих страт вовсе не исчерпывают полный набор всех вариантов. Есть и другие, не типичные. Но при этом нужно иметь в виду следующее – оторвавшись от своего социума, далеко не каждый маргинал достигает своей цели. Ведь социальное неравенство как раз и заключается в том, что представители высших социальных слоёв вовсе не готовы делиться своими льготами и привилегиями со всеми желающими. Поэтому для входа в эти слои нужно преодолеть очень серьёзные барьеры, которые далеко не всем оказываются под силу. Люмпены поневоле чаще всего попадают в такую ситуацию, когда их не принимает ни один из социумов – ведь у бывших маргиналов, ставших люмпенами, в отличие от них движущей силой такого отрыва являлось желание достижения какой-либо цели, а у люмпенов поневоле такой цели нет – им нужно выжить и приспособиться к новым условиям существования.

Люмпены, по тем или иным причинам не принятые ни в один из социумов, в который они стремились, представляют собой сложную неоднородную группу, членов которой связывает друг с другом, пожалуй, только одно – существование вне какого-либо устойчивого социального слоя.

Если они перебиваются случайными заработками, предлагая обществу только свой труд, то это и есть люмпен-пролетарии. Их многообразие таково, что К.Маркс, определяя люмпен-пролетариев, использовал самый простой, но и самый неточный способ определения понятия – через перечисление свойств, точнее – перечисление рода деятельности этих лиц (фокусники, содержатели притонов и т.п.). Это перечисление не позволяет понять суть того, что собой представляют люмпен-пролетарии, а поэтому следует более тщательно проанализировать эту группу общества. Сделать это лучше всего с помощью метода группировки, разбив целое на его составляющие. Группировка осуществляется с помощью некоторого критерия. Воспользуемся в нашем случае критерием источника дохода существования люмпен-пролетариев, ведь каждый из них должен жить за счёт чего-либо. Эти доходы могут быть легальными или нелегальными.

К легальным способам существования люмпен-пролетариев можно отнести два:

– первый из них – это случайные заработки с помощью предоставления обществу своего низкоквалифицированного труда.

– второй из них – это собирание пустых бутылок, поиск вещей и еды на свалках отходов и т.п.

К нелегальным способам относится мелкое воровство, грабёж и др. Назовём эту группу люмпен-криминалом. Это ещё не криминал в чистом виде, поскольку эти люди прибегают к противозаконным действиям только в случае крайней нужды. Но, очевидно, что от социальной группы, которую мы называем криминалитет, их отделяет только один шаг и они этот шаг рано или поздно делают.

По большому счёту, революционеры – это тоже люмпены, они ведь порвали со своим социальным слоем, в котором были маргиналами. И также существуют они за счёт нелегальных доходов. Но революционеры рвут со своим прошлым не в поисках лучшей доли для себя, а для того, чтобы изменить мир к лучшему для всех. Источники их существования также случайны, как и у люмпен-пролетариев, но они не продают за деньги свой труд, а продают за деньги свою идею и мечту о светлом будущем. Эту мечту они покупают в форме добровольных пожертвований революционерам представители того слоя, которому существующая власть мешает.

А если революционерам не хватает средств от таких жертвователей, они обращаются к люмпен-криминалу и вместе с ним превращаются в «идейных разбойников» – грабят банки и богачей. Именно поэтому грань между революционерами и люмпен-криминалом очень тонкая. К тому же революционеры во время «экспроприаций» объясняют люмпен-криминалитету причины своего разбойничания идейными установками, ведя среди него своеобразную революционную агитацию. Некоторые революционеры настолько «входят во вкус» такого способа существования, что сами становятся разбойниками и бандитами (например, Революционные вооружённые силы Колумбии – FARC). А некоторые разбойники и бандиты, неоднократно участвовавшие с революционерами в «экспроприациях» под воздействием агитации превращаются в революционеров (Котовский, например, в России в 1917 году). Так что между революционерами и люмпен-криминалитетом довольно близкая связь – они «социально близки» друг другу.

Если у революционеров нет возможности существовать и за счёт «экспроприаций», то им приходится перебиваться случайными заработками – то есть, они вливаются в ряды люмпен-пролетариев. И при этом они не упускают возможность вести агитацию среди тех люмпен-пролетариев, с кем судьба их сводит в поисках случайных заработков. Потому и здесь возникает «социальная близость».

Люмпен – это элемент, в силу различных причин оказавшийся вне связи с каким-либо устоявшимся социумом. Это, чаще всего, временное состояние человека. По истечении некоторого времени он становится членом какого-либо социума, в том числе и такого, как группа люмпен-пролетариев. Предметом нашего исследования является люмпен-пролетарии, а потому к остальным группам будем обращаться только по мере надобности.

Труд люмпен-пролетария неквалифицированный вне зависимости от образования и профессиональных навыков самого люмпен-пролетария, и это легко объяснить. Кому в городе, например, важно умение бывшего крестьянина, а ныне люмпен-пролетария, хорошо пахать землю? Никому! В городе поэтому люмпен-пролетарий – бывший крестьянин, может быть весьма умелый в сельском хозяйстве, – выполняет саму простую неквалифицированную работу. Или если хороший художник порывает со своим социумом и устремляется, например, в политические деятели, а его туда не принимают, то, потерпев фиаско, он не будет возвращаться к своим художествам – с этим социумом и с этим видом деятельности он порвал навсегда, ему там не интересно. Он будет пробовать себя на других работах, где его высокая квалификация художника никому не нужна. Он становится люмпен-пролетарием и его труд будем малоквалифицированным.

Теперь, зная свойства и причину появления в обществе люмпен-пролетариев, можно сформулировать важное отличие люмпен-пролетариев от пролетариев: люмпен-пролетарии это деклассированные элементы, которых с их социумом ничего не связывает, они продолжают оставаться маргиналами, а пролетарии – это представители социума с собственным менталитетом и отношением к жизни, принадлежностью к которому пролетарий вполне удовлетворён. Пролетариям как раз есть что терять, а вот люмпен-пролетариям – терять нечего. Поэтому знаменитая фраза К.Маркса и Ф.Энгельса из «Манифеста коммунистической партии»: «Пролетариям нечего … терять, кроме своих цепей»¹⁵, относится к люмпен-пролетариям, а не к пролетариям.

А поскольку люмпен-пролетариям действительно нечего терять, то они всегда вместе с другими люмпенами и маргиналами в первых рядах любого протестного движения – сегодня именно они начинают первыми бить стёкла и грабить магазины, поджигать автомобили и забрасывать полицейских камнями в случае какого-либо социального взрыва, касается это убийства белым полицейским чернокожего в американском городе или же повышения налогов во Франции. А в прошлые века они были основой той самой массы, которая свергала правительства и монархов. Чем больше люмпенов в обществе, тем более высока вероятность того, что найдётся какой-либо лидер из революционеров и бунтарей, за которым пойдут люмпены, круша и уничтожая всё на своём пути.

Общество непрерывно развивается и это развитие характеризуется изменением величины каждой из групп социума и взаимосвязей между ними. Более того, наблюдается непрерывная диффузия групп – их взаимопроникновение. Из группы рабочих отдельные представители становятся капиталистами, другие – пополняют класс интеллигенции; некоторые капиталисты, разоряясь, становятся менеджерами или государственными служащими; фермеры превращаются в рантье и т.п.

Переход из одной группы в другую также естественен, как и естественный отбор в природе. Вариантов перехода много, но главное – человек в процессе перехода порывает со своими социальными корнями. При этом его «корни» остались в виде «обрывков»: если он крестьянин и перешёл в рабочие, то он продолжает разговаривать как крестьянин; он каждое утро на рабочее место, как раньше в поле, приносит узелок с едой и т.п. Конечно же, это вызывает усмешки со стороны рабочих, но беззлобные, и они, смеясь, называют его «деревней». Со временем «деревня» расстаётся и с этими «обрывками» прошлого социума, полностью перенимая обычаи, правила и нормы новой социальной группы.

Люмпен-пролетарии – это люди, порвавшие со своим социальным слоем, и сознательно или бессознательно стремящиеся попасть в другой социальный слой. Пока этот другой слой их не принял, они остаются люмпен-пролетариями. Кто же стремится покинуть свой слой в поисках лучшей доли? Люди, всю жизнь прожившие в своём окружении, и занимающие в своём социальном слое некоторое общепризнанное положение и имеющие определённый авторитет, сделают это вряд ли. Бывают такие случаи, но они исчезающе малы. А вот люди молодые, остро чувствующие как несправедливость мира вообще, так и несправедливость своего собственного положения в социуме, очень легко отрывают свои корни от социального окружения. Поэтому чаще в люмпен-пролетарии попадают люди молодые, полные сил, энергии и желания изменить своё место в этом мире – молодёжь по своим свойствам более маргинальна, чем другие слои населения. Но происходит и так, что побывав некоторое время люмпен-пролетариями, они возвращаются обратно в свой социальный слой. Притча о блудном сыне и великая картина «Возвращение блудного сына» Рембрандта – лучшая демонстрация того, что такие случаи были всегда и будут всегда.

Люмпен-пролетарии, будучи в основе своей людьми далеко не старыми, сохраняют привычки и некоторые навыки, полученные ими в прошлой жизни в социальном слое, который они покинули. Опять же, поскольку существенная часть люмпен-пролетариата – это относительно молодые люди, помимо нигилизма, присущего юности, им присуща и неустойчивость мировоззрения. Они легко становятся носителями всякого рода «передовых идей», в том числе и реакционных по своей сути. Уверовав в эти идеи, они становятся их фанатами до тех пор, пока не появится ещё более сильный лидер с другой «передовой идеей», восприняв которую, они становятся и её фанатами.

Ранее я показал, как могут быть близки друг к другу революционеры, люмпен-пролетарии, криминал и нищие. Легко понять, что вся эта совокупность люмпенов время от времени представляет собой «взрывоопасную смесь» революционно настроенного элемента общества. И чем сильнее социальные, политические и экономические потрясения в обществе, тем больше в нём маргиналов, люмпенов всех групп и тем сильнее революционные настроения в массах. Это то, что В.И.Ленин называл «революционной ситуацией».

Сегодня понятия «люмен» или «люмпен-пролетарий» используется в российском обществе в уничижительном смысле, а это – совершенно не верно! Люмпены являются таким же обыденным явлением, как рабочие или фермеры. Более того – без люмпенов в обществе и вовсе не было бы социального и экономического развития. Итак, необходимо подвести краткие итоги всего, сказанного выше, поскольку это важно для всего последующего изложения

В обществах с экономическим и социальном неравенством во всех социальных группах есть люди, недовольные своим положением и стремящиеся перейти в другой социальный слой. Нормы и ценности того социума, в котором они находятся, они не принимают – они чувствуют себя чужими. Это – маргиналы.

Маргиналы, решившиеся двигаться по социальному лифту, порывают со своим социальным слоем, становясь люмпенами. При этом, стремясь к высшему для них социальному слою, они выбирают один из возможных путей:

1) самостоятельный бизнес, с помощью которого они зарабатывают капиталы и отвоёвывают себе «место под солнцем». Это – предприниматели.

2) тяжёлый труд по развитию собственных знаний и мастерства. Это – студенты, ремесленники и ученики.

3) работа в общественных и политических организациях с целью примкнуть к правящей партии или к хорошо финансируемой оппозиционной партии. Это политические карьеристы.

4) подпольная работа по изменению экономической, политический и социальной системы общества. Это – революционеры и стремятся они в социальный слой, которого нет, но который они собираются создать в ходе ломки старого мира.

Уверенно шагая по выбранному пути, они перестают быть люмпенами, но, пока не достигнут поставленной цели, они остаются маргиналами. Те из них, кто достигает поставленной цели, перестают быть и маргиналами, и люмпенами, а становятся в новом социальном слое простыми обывателями. Другие, столкнувшись с существенными трудностями, понимая, что цель остаётся недостижимой, прекращают свой путь в выбранный социум и попадают в другой социум, вновь превращаясь в люмпенов. Если и на новом пути социальный лифт им не удаётся, в том числе и из-за отсутствия условий для этого, и они оказываются между многочисленными социальными группами, не примкнув ни к одной из них, то они так и остаются маргиналами по сути и люмпенами по положению. В итоге они становятся:

– люмпен-пролетариями,

– нищими,

– криминалом.

2. Капитализм и социалистическая идея

Маргиналы и люмпены были всегда во всех цивилизациях, поскольку всегда во всех цивилизациях существовали экономическое и социальное неравенство. Степень этого неравенства менялась во времени в зависимости от того или иного устройства общества. Мыслители и учёные давно пытались выявить закономерности этой динамики с тем, чтобы попытаться спрогнозировать тип будущего общества. При этом способов типологизации видов общества довольно много, поскольку на общество можно посмотреть с различных точек зрения.

Например, Д.Белл говорит о доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной эпохах¹⁶, а советские историки говорили о первобытно-общинном, рабовладельческом, феодальном, капиталистическом строе и приходящим им на смену коммунистическом строе¹⁷. Если же в основу классификации положить признак способа хозяйствования, то выделяются этапы охоты и собирательства; выведения плодовых культур; развития сельского хозяйства; развития промышленности и развития сферы услуг.

И.Валлерстайн, разработавший теорию мир-экономики, в основе классификации использовал типы общества, которые оказывали влияние на стиль хозяйственной жизни. С этих позиций он выделял, например, капиталистический тип, существующий уже примерно 600 лет и мир-экономику Древнего Рима, существовавшую почти тысячу лет. А ещё, по его мнению, существовала мир-экономика майя в Центральной Америке и проч., проч., проч.¹⁸

Многие исследователи просто предпочитают говорить о Доисторическом обществе, обществе Древнего мира, о Средних веках, о Новом времени и Новейшем времени.

О.Ф.Шпенглер, излагая теорию развития культуры и предрекая гибель европейской цивилизации, немаловажную роль отводит в этом процессе предпринимателям с их «денежным мышлением»¹⁹. По его мнению каждая культура вырастает из собственного «прафеномена» (способа «переживания жизни») и подчиняется в своём развитии жёсткому биологическому ритму, определяющему основные фазы её развития: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и «закат». Сравнительный анализ культур, проведённый Шпенглером, обнаруживает единство их судьбы: каждая культура проходит одну и ту же последовательность фаз развития; все культуры сходны по длительности существования (около 1000 лет) и темпам своего развития; исторические события, относящиеся к одной культуре, имеют соответствия во всех других. В этой эволюции культуры О. Шпенглер выделяет два главных этапа: 1) этап восхождения культуры (собственно «культура») и 2) этап её нисхождения («цивилизация»). Теория Шпенглера позволила ему предречь «Закат Европы».

Меня с позиций данного исследования не интересует Всеобщая история и уж тем более – закат Европы. Поэтому я остановлюсь на предложенной в XIX веке триаде видов общества с позиций отношений к средствам производства: капитализм, социализм и коммунизм.

Ни одна экономическая система или же общественно-экономическая формация не создавалась на «пустом месте». В любом обществе есть остатки прошлых социально-экономических отношений и появляются зачатки будущего строя. Вот эти-то зачатки и пытались выявить мыслители и учёные, обосновавшие смену капитализма социализмом, а затем и коммунизмом.

Споры о такой динамике начались в XIX веке и особенно ожесточённо велись весь ХХ век. Но для того, чтобы поучаствовать в этих спорах, необходимо чётко представлять себе – что такое капитализм и что такое социализм. А здесь мы неожиданно столкнёмся с трудностями.

Действительно, слово «капитализм» каждый современный житель планеты впитал с молоком матери, и оно стало настолько обыденным, что мало кто задумывался над тем, как его определить. А зря! Ведь от определения понятия зависит и его правильное употребление. В конце концов, если каждый человек под одним и тем же термином будет понимать разные сущности, то употребляющие эти слова граждане в беседе друг с другом так ничего и не поймут. А понятие «капитализм», не смотря на его очевидную смысловую нагрузку (власть капитала) не имеет общепринятого определения ни в экономической науке, ни в других смежных гуманитарных науках.

Так, советский энциклопедический словарь 1954 года определял капитализм «как общественный строй, основанный на частнокапиталистической собственности на средства производства и на эксплуатации наёмного труда собственниками средств производства»²⁰. Как видно, ясности это определение не даёт – ведь и в Древней Греции собственность была частной, а помимо рабов было много и наёмных работников, работающих на богатых землёю граждан, но этот строй мы же не называем «капитализмом»!

Не вносит особой ясности и относительно современное определение П.АСамуэльсона и В.Д.Нордхауса, определяющих капитализм как «экономическую систему, в которой большая часть собственности (земли и капитала) принадлежит частным лицам. В такого рода хозяйстве размещение ресурсов и распределение дохода происходит главным образом посредством рыночного механизма»²¹. В отличие от советского определения здесь появился «рыночный механизм» и исчезло слово «эксплуатация», но это никак не уточняет понимание капитализма, ведь частная собственность на землю и капитал, как и рыночный механизм, были всегда во все предыдущие тысячелетия, в том числе и тогда, когда капитализма и в помине не было.

Обратимся теперь к одной из первых капиталистических стран мира – Британии и к её энциклопедии. В Британской энциклопедии говорится о том, что «капитализм, также называемый свободной рыночной экономикой и свободным предпринимательством – экономическая система, доминирующая в западном мире после распада феодализма, в котором большинство средств производства находятся в частной собственности, а результаты производства и прибыль распределяются в основном за счёт работы рынков. Хотя постоянное развитие капитализма как системы датируется с 16-го века, предшественники капиталистических институтов существовали в древнем мире»²². Это определение аналогично вышеприведённому из учебника по экономики, а потому и оно особой ясности нам не даёт – нет отличительных свойств у этого определения понятия «капитализм». Впрочем, здесь появилось понятие «свобода» по отношению к экономике и то, что капитализм пришёл на смену феодализму.

Словарь современной экономической теории Макмиллана с этих позиций куда более конкретнее: «капитализм – политическая, социальная и экономическая система, при которой собственностью, включая капитальные активы, владеют и управляют в основном частные лица. Капитализм отличается от … феодализма тем, что труд покупается за заработную плату, тогда как при феодализме труд представлялся непосредственно согласно обычаю, повинности или приказу»²³. Уже легче. Есть отличительная черта – труд покупается, а не представляется непосредственно. Но в то же время – как быть с тем фактом, что, например, в средневековых городах во времена феодализма труд работников в мастерских и цехах покупался владельцем мастерской или цеха, а не представлялся «по обычаю или принуждению»? Или это были зачатки капитализма в феодальные времена, как об этом намекает Британская энциклопедия? Но эти же зачатки были и в предыдущие эпохи, в период рабовладения в том числе. Да и феодалы представляли землю крестьянам для обработки вовсе не по обычаю, повинности или приказу. Они сдавали землю в пользование и за это брали с крестьян определённую мзду. Вначале мзда бралась натуральными продуктами. Затем с развитием экономических отношений и товарной системы феодалы стали брать плату с крестьян уже не натуральными продуктами, а деньгами. Если же говорить о том, что при капитализме весь труд покупается за заработную плату, и это, якобы, будет отличительной чертой капитализма от феодализма (не аренда, а наёмный труд), то можно легко возразить и на это – и в СССР труд тоже покупался у граждан государством. Да и пирамиды в Древнем Египте, как утверждают многие современные историки, строили не рабы, а наёмные работники. Так что и это определение не даёт чётких границ и не выделяет определяемое понятие из множества других понятий.

Итак, мы видим, что фундаментальное понятие современной цивилизации не определяется так, как это было бы важно с позиций нашего исследования. Характерные свойства капитализма в этих определениях вовсе не являются его отличительными свойствами. Действительно, частная собственность на средства производства – необходимое, но не достаточное условие для возникновения капитализма. Использование в экономике исключительно наёмного труда – необходимое, но опять же не достаточное условие для определения капитализма… Рыночные отношения и присвоение прибавочного продукта – и это необходимые, но вовсе не достаточные условия для возникновения капитализма. Нам теперь вдобавок к этим необходимым свойствам нужно найти «достаточные» условия, которые помогут чётко ограничить свойства понятия «капитализм» от других типов цивилизации, и на основе этого дать понятию «капитализм» более точное определение. Воспользуемся для этого историческим методом.

В Древнем мире основным богатством была земля. Она принадлежала либо одному человеку (государю), либо ему и нескольким приближённым вельможам. Если при этом в обществе наряду с наёмным использовался и рабский труд, то это было рабовладение; если же использовался только наёмный труд, земля сдавалась в аренду, а рабов и вовсе не было, то это был феодальный строй. Но во всех этих экономических формациях главным богатством считалась и являлась земля. Не случайно приверженцы одного из исторически первых экономических учений, физиократы, выделяли землю как основной элемент экономики и труд на ней – как главный производительный труд.

Землевладелец, как правило, был представителем правящего социального слоя. Он пользовался всеми социальными льготами и привилегиями того общества, причём – чем крупнее было землевладение, тем богаче был владелец и тем неоспоримее были его льготы и привилегии. Землевладелец мог быть «в долгах как в шелках», а его кредиторами могли выступать люди «низкого» социального ранга – торговцы и ростовщики, но наличие долгов мало сказывалось на социальном положении землевладельца – кредиторам зачастую сложно было получить причитающийся долг, а уж о возможности судебного преследовании должника и речи быть не могло. Это было сословное общество с высоким диапазоном социального неравенства.

В недрах этой общественно-экономической формации, где собственность на землю гарантировала личное богатство и высокий социальный статус, постепенно возникли элементы другой формации – капитализма. И главным среди этих элементов было предпринимательство, осуществляемое в те годы в основном в форме торговли. Но при этом наличие крупных денежных средств у купцов и торговцев не давало им возможности принадлежать к верхушке общества – они оставались социально не защищёнными. Например, в России чуть ли не до конца царизма купцы могли подвергаться телесным наказаниям, правда если они не принадлежали к первой гильдии. Покупка земли у аристократов торговым капиталом была затруднена множеством различных сословных ограничений (повсеместно в Европе было запрещено покупать землю евреям), но даже в том случае, когда это случалось, не площадь приобретённой земли играла решающую роль в получении высшего социального статуса и соответствующих социально-экономических льгот и привилегий, а происхождение фамилии и родословная.

Торговый капитал со временем набирал вес в обществе, и огромные барыши, которые получали удачливые международные торговцы, стали основанием для упорных размышлений об этом феномене и в конечном итоге это привело философов к переосмыслению того, что же является источником богатства. Появилось соответствующее экономическое учение – меркантилизм, которое утверждало, что основное богатство заключается вовсе не во владении землёй, а в международной торговле. «Выгоды и преимущества Англии от внешней торговли, ясно продемонстрированные» (1664 г.) – так назывался трактат одного из наиболее известных проповедников идей меркантилизма Томаса Мана²⁴, члена совета директоров Ост-Индской торговой компании, самой крупной компании того времени. Он, как и его сторонники, отождествлял богатство с деньгами, золотом, которые доставляются в страну в результате торговли: «обычное средство расширения нашего богатства и сокровища кроется в торговле, в котором всегда должно соблюдать правило – продавать больше, чем покупать», – писал во второй главе этой книги Ман²⁵. Его точка зрения предельно ясна – внешняя торговля является источником богатства нации. Поэтому он выступал против жёсткого ограничения вывоза драгоценных металлов – купцу надо вывезти деньги и купить иностранные товары, чтобы затем продать больше своих товаров и дать нации выгоды в виде дополнительного количества денег.

Адам Смит показал несостоятельность меркантилизма, но идеи меркантилизма ещё долгое время главенствовали в умах различных деятелей. Пётр Первый, например, полностью разделял эту точку зрения и «прорубал окно в Европу» как мог – то через Чёрное море, то через Балтийское, то через Каспий, открывая для страны морской торговый путь в цивилизованный мир.

Собственное производство в стране, – и сельскохозяйственное, и промышленное, – вот по Адаму Смиту источник богатства страны²⁶. Его учение как раз и приходится на период становления нового типа общества под названием «капитализм». Промышленное производство было ещё в зачатке, но по своей экономической силе оно не уступало сельскохозяйственному производству. Но самое главное – торговый капитал активно внедрялся в промышленное и сельскохозяйственное производство, формировался банковский капитал. Это как раз и было моментом зарождения капитализма – появились крупные банки и крупные владельцы капиталов. Но название «капитализм» ещё не было придумано, и Адам Смит его не употреблял. Тем не менее, основное богатство в экономически развитых странах того времени приобретало универсальную форму – форму денег, рассматриваемых уже как источник богатства и инвестиционный ресурс. Не земля становилась источником богатства; не товары, которые приобретались торговцами, а затем с выгодой перепродавались, нет. И даже не промышленное производство. Деньги, с помощью которых можно было зарабатывать деньги – вот источник богатства в эпоху наступающего капитализма.

В феодальную эпоху большое количество денег не давало их владельцу возможности получить ещё большее количество денег. Большие богатства могли тратиться на удовлетворение потребностей в предметах роскоши. Иногда, правда, крупные землевладельцы «пускали деньги в рост», инвестируя их в совместные с купцами торговые операции. Так, например, королева Испании Изабелла совместно с крупными торговцами Испании инвестировала личные средства в поход Колумба по открытию нового торгового пути в Индию через Атлантический океан. Но это не было правилом во времена феодализма; владелец крупных денежных средств чаще всего не имел возможности инвестировать их в какое-либо выгодное дело – не было соответствующих экономических свобод, сословные ограничения играли важную, если не решающую роль. Да и объём внутренней и внешней торговли был ограничен, производство промышленных товаров было невелико, а владельцы земель продавать их не собирались… Деньги являлись лишь формой накопления богатства, но вовсе не инструментом его увеличения.

Но вот уже к середине второго тысячелетия деньги приобрели форму источника богатства, поскольку они уже не столько хранились в сундуках, сколько направлялись в те виды экономической деятельности, которые сулили обладателю денег их преумножение. Они могли направляться и в сельское хозяйство, и в торговлю, и на кредитование богачей, и в производство промышленных товаров. Как ответ на изменение функции денег – их превращения в капитал, – появились в мире крупные банки и богатые банкиры. Таким образом, капитализм как общественно-политическое явление появился вместе с возможностью инвестирования денег в реальную экономику. Так появились в условиях феодализма первые капиталистические общества в Венеции, во Флоренции, в Нидерландах…

Принципиальной чертой, которая отделяет феодализм от капитализма, является появление у денег новой функции – функции капитала. Например, Джон Стюарт Милль, говоря о капитале, определяет его так: это «…та часть собственности, в чём бы она ни выражалась, которая образует его фонд для осуществления нового производства»²⁷. Его современник К.Маркс, не определяя капитализм, но исходя из синонимичности понятий «капитал» и «капиталист», всё же вполне конкретно описывал отличительные особенности капитализма: «…в понятии капитала, в его возникновении заложено, что исходным пунктом его являются деньги и потому богатство, существующее в форме денег. Здесь заложено также и то, что капитал, притекая из обращения, выступает как продукт обращения. Образование капитала исходит поэтому не от земельной собственности, также и не от цехов; оно исходит от купеческого и ростовщического богатства… Превращение денег в капитал становится возможным благодаря тому, что они находят, во-первых, свободных рабочих, и, во-вторых, жизненные средства и материалы и т. д., которые тоже стали свободными, которые продаются и которые в той или иной форме прежде обычно были собственностью людей, теперь лишившихся объективных условий своего существования»²⁸.

Тогда капитализм можно определить так: это форма общественного устройства, основанная на частной собственности на средства производства, при которой каждый обладатель свободных денежных средств имеет возможность их инвестировать в форме капитала в реальную экономику с целью увеличения количества этих денежных средств.

Наличие частной собственности на средства производства автоматически ведёт к использованию наёмного труда, а потому в данном определении это свойство не используется как излишнее.

Теперь нужно понять, что это такое – «социализм». Посмотрим, как это делалось и делается.

Прежде всего, обратимся к тому, как определяли «социализм» в СССР – «стране победившего социализма». На закате существования СССР идеологи даже выдумывали разные стадии «социализма» и устами Генсека Л.И.Брежнева на весь мир заявляли о наличии в СССР стадии «развитого социализма». Социализм в СССР определялся так: это «строй, основанный на общественной собственности на средства производства, в двух её формах – государственной (общенародной) и кооперативно-колхозной, строй, при котором нет эксплуатации человека человеком»²⁹.

Энциклопедия Британии определяет социализм как «социально-экономическую доктрину, которая призывает к общественной собственности на средства производства или общественному контролю над собственностью и природными ресурсами. Согласно социалистической точки зрения, люди не живут и не работают в изоляции, а живут в сотрудничестве друг с другом. Кроме того, всё, что люди производят, в некотором смысле социальный продукт, и каждый, кто вносит свой вклад в производство товара, имеет право на долю в ней. Поэтому общество в целом управляет имуществом в интересах всех своих членов»³⁰. То есть – социализм, это не тип общества, например, в СССР, а некая «доктрина» – умственное представление об этом обществе.

Но есть в этих определениях и общее – общенародная собственность на средства производства и отсутствие эксплуатации человека человеком, которая заменяется сотрудничеством. Эти два отличительные свойства «социализма» выделяются отнюдь не всеми. Например, экономист Людвиг фон Мизес о социализме пишет так: «Суть социализма в следующем: все средства производства находятся в исключительном распоряжении организованного общества. Это, и только это, является социализмом. Все остальные определения вводят в заблуждение»³¹.

Также рассуждал и Оскар Ланге, пытаясь сформировать экономическую теорию социализма³².

Й.Шумпетер определял социализм как институциональную систему, «при которой контроль над средствами производства и самим производством находится в руках центральной власти или, иначе говоря, где принадлежность экономики к общественной сфере, а не частной сфере – дело принципа»³³.

Об отсутствии эксплуатации человека человеком в этих определениях не говорится, по-видимому, исходя из того, что отсутствие частной собственности на средства производства автоматически ведёт к отсутствию эксплуатации труда.

Но откуда же появилось само представление о социализме?

Ввёл в научный и общественный оборот это понятие Пьер Леру в 1834 году. В него им был вложен такой смысл. До сих пор общественное устройство цивилизации базировалось на принципах индивидуализма – во главу угла всех действий человека был заложен принцип удовлетворения личных интересов или интересов возглавляемой им семьи. Именно исходя из этого принципа индивидуализма развивались экономические отношения – обладатель средств производства использовал их только для того, чтобы лично обогащаться. А для этого он эксплуатировал наёмный труд. И это несправедливо. С позиций же общегуманистических значительно справедливее коллективизм, при котором средства производства принадлежат не одному человеку, а нескольким лицам. И эти лица, используя свой личный, а не наёмный труд, с помощью этих средств производства осуществляют совместную хозяйственную деятельность. При этом исключается эксплуатация человека человеком и результаты труда распределяются исключительно по затратам труда: «от каждого по возможности, каждому по труду». Поэтому понятие «социализм» возникло как антитеза понятию «индивидуализм». И ещё долгое время в качестве синонима понятия «социализм» после его появления в научном обороте использовалось понятие «коллективизм»³⁴.

Но и Пьер Леру, предложивший понятие «социализм» взял его не «с потолка». У него были многочисленные предшественники, так или иначе пытавшиеся описать некоторое справедливое общество, альтернативное существующему несоциалистическому. И началось это, судя по всему, ещё со времён Сократа, который описал собственное государство социальной справедливости. По крайней мере, именно от его имени Платон ведёт диалоги в книге «Государство» и именно ему приписывает идеи о некотором идеальном государстве, где есть частная собственность на средства производства, но нет наёмного труда – ремесленники и землепашцы используют собственные средства производства и отдают излишки результатов труда для распределения в общину; где институт семьи отвергается, а вместо него создаётся механизм рационального размножения граждан. За порядком в Городе следят чистые душою люди – стражники, а защищают город воины, причём и стражники, и воины выполняют свои обязанности, не имея «ни частных домов, ни земли, ни стяжания, но, в награду за охранение получая пищу от других»³⁵.

В этом коллективистском обществе нет изобилия и нищеты – люди живут рационально (разумно) – носят простые одежды и едят простую пищу, поскольку по Сократу и Платону если допустить в Городе излишества, получается «город роскошествующий». Именно в нём рождается несправедливость. «Город роскошествующий» – есть город «лихорадочный», жителей такого города рациональный образ жизни не удовлетворит: «им понадобятся и скамьи, и столы, и другая утварь, и мясо, и масти, и благовония, и наложницы, и пирожные, и все это в разных видах. Поэтому не вещи, перечисленные нами прежде, то есть не дома, не одежду и обувь, следует уже почитать необходимыми; но надобно пустить в ход живопись и расцвечивание материй, надобно достать золото, слоновую кость и все тому подобное»³⁶. А для всего этого нужны дополнительные ресурсы. Откуда их взять? Только завоевав новые земли, ведь земля в те времена считалась источником богатства. Тогда понадобится её «нам отрезать от страны соседей, когда хотим, чтобы у нас достаточно было земли кормовой и пахотной»³⁷. И то же самое будут делать другие города. Отсюда следуют непрерывные войны между государствами и городами. Богатство и бедность – вот те крайности, которые справедливо устроенный Город должен избегать, «потому что первое располагает к роскоши, лености и желанию новизны, а последняя – к раболепству и злоухищрениям для новизны»³⁸.

Это и не социализм, и не коммунизм, а некая форма «коммунизма потребления», как определял подобные общества Карл Каутский³⁹, поскольку все товары, производимые таким обществом, являются общими и распределяются обществом вне зависимости от результатов труда или доли человека в собственности на средства производства. Сократ в изложении Платона говорит и об управлении таким Городом. Им мудро правят философы, ибо: «Пока в городах, продолжал я, не будут или философы царствовать, или нынешние цари и властители – искренно и удовлетворительно философствовать, пока государственная сила и философия не совпадут в одно, и многие природы, направляющиеся ныне отдельно к той и другой, будут взаимно исключаться, дотоле ни города, ни даже, думаю, человеческий род не жди конца злу, любезный Главком, – и описанное в наших рассуждениях государство прежде этого не родится, как могло бы, и не увидит солнечного света. Вот именно то, чем я давно удерживаюсь в слове, видя, что многое придётся говорить против господствующего мнения: ведь трудно поверить, что и частное и общественное благополучие не иначе возможно»⁴⁰.

Идея справедливости воплотилась во многих религиозных воззрениях, в том числе и в христианстве, а в последующем и в исламе. Правда, социальное и экономическое равенство в соответствии с этими религиями наступало только в загробном мире. Но и это обещание неосязаемого, но непременно наступающего для всех загробного равенства привлекло к этим религиям множество сторонников. Когда начнётся Страшный Суд, все – и богатые и бедные, и обласканные при жизни и обиженные при жизни, все будут равны перед всевышним судьёй. И воздастся тогда не по накопленному богатству, а по тому, кто как прожил земную жизнь – социальное равенство в загробном мире наступит для тех, кто вёл праведную жизнь, а вот тем, кто грешил при жизни, унижал и оскорблял окружающих, грозит в загробном мире страшная кара и вечные муки. А при жизни надо не роптать, а смиренно нести выпавший на долю крест. И нет никакого смысла прилагать усилия для роста собственного благосостояния: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе…»⁴¹.

Наиболее ярые приверженцы этого «собирания сокровищ на небе» и вовсе отказывались от земных благ и становились отшельниками. Отшельничество породило и такую коллективную форму хозяйствования, как монастыри, в которых и имущество, и труд, и результаты труда были общими. Такие организации стали называть коммунистическими от латинского слова «commune» – общее. Но на протяжении многих тысячелетий не было ни одного монастыря, который бы превзошёл другие формы хозяйствования и частную инициативу предпринимателя своими экономическими успехами. Богатыми становились только те монастыри, которые получали большие пожертвования от государей, аристократии или же в массовых размерах от простого люда за счёт имеющихся у монастырей мощей святых. Впрочем, монастыри не создавались, как некоторая организационная форма альтернативного и более эффективного хозяйствования, у них были другие задачи – обеспечивать себя самым необходимым для того, чтобы в относительной изоляции от окружающего мира в тиши «собирать сокровища на небе».

Мечты о социальной справедливости и социальном равенстве находили свои обоснования у мыслителей, философов и учёных Средневековья. И на содержание этих учений, конечно же платоновское «Государство» оказало решающее влияние. Так, Томас Мор, в ставшей знаковой книге «Утопия», развил идеи Сократа об идеальном государстве, изложенные Платоном, после чего подобные книги стали называть утопическими. Пересказывать содержание «Утопии» нет никакого смысла, но ту часть текста, которая непосредственно касается предмета нашего исследования, я приведу целиком. Вот она.

«По-моему, где только есть частная собственность, где все меряют на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел; иначе придётся считать правильным то, что все лучшее достаётся самым дурным, или удачным то, что все разделено очень немногим, да и те содержатся отнюдь не достаточно, остальные же решительно бедствуют.

…Так вот, повторяю, когда я сам с собою размышляю об этом, я делаюсь более справедливым к Платону. Этот мудрец легко усмотрел, что один-единственный путь к благополучию общества заключается в объявлении имущественного равенства, а вряд ли это когда-либо можно выполнить там, где у каждого есть своя собственность. Именно если каждый на определённых законных основаниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду, и обычно бывает так, что одни вполне заслуживают жребия других: именно первые хищны, бесчестны и никуда не годны, а вторые, наоборот, люди скромные и простые и повседневным трудом приносят больше пользы обществу, чем себе лично.

Поэтому я твёрдо убеждён в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности; но если она останется, то у наибольшей и наилучшей части человечества навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей»⁴².

Утопии стали множиться, каждый мыслитель выдумывал свои государства со своими представлениями о социальной справедливости – Томмазо Кампанелло, Френсис Бэкон, Дени Верас и др. У всех у них утопическое государство было царством справедливости при отсутствии частной собственности – описывалось такое своеобразное коммунистическое общество, где царило изобилие благ и рациональность в их потреблении⁴³.

И здесь принципиально важно, что во всех утопических обществах, которые описывали философы и мыслители, люди жили по принципу разумной достаточности – никаких излишеств и роскоши. Практически всегда это были страны или города с общественной собственностью на средства производства. Но были и альтернативные утопические представления о справедливом обществе, где оставалась частная собственность на средства производства. Вот, например Л.-С.Мерсье, рассказывая о своём посещении будущего Парижа, общества социального равенства в 2440-м году, вовсе не лишает граждан частной собственности. В его утопии сохраняется экономическое неравенство, но при полном социальном равенстве, в котором даже «наши именитые горожане – люди всё достойные, они не считают себя униженными, если лошадь их уступит дорогу пешеходу. Сам государь наш нередко гуляет пешком среди нас…»⁴⁴. Конечно же, у него все ходят в простой одежде, «времена беззакония миновали», больницы в идеальном состоянии и т.п.

В конечном итоге мечты о социальном равенстве нашли своё выражение в мощном просветительском движении французских энциклопедистов. Именно их идеи подхватило французское общество, когда вдруг выяснилось, что власть французского короля зыбка и народ может построить новое общество, основанное на принципах социальной справедливости. И это было знаковым явлением в истории человечества, ведь на знамёнах Великой Французской революции впервые появился лозунг, состоящий всего из трёх слов: «Свобода, равенство, братство». Всего три слова, но какие это были слова! Свобода состоит в возможности делать всё, что не наносит вреда другому. Равенство означает, что все равны перед законом и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их способностями и качествами. Братство понималось как принцип: не делай другим того, что не хотел бы получить сам; делай по отношению к другим такие благие поступки, какие хотел бы по отношению к себе.

Исторически лозунги о социальном равенстве и социальной справедливости, провозглашённые во времена Великой французской революции, совпали с нарождением капитализма во Франции и с появлением в ней того класса, который называют сегодня «средним классом» – ведь именно средний класс, по сути, и был самым активным участником революции. Случайно ли это совпадение или же оно закономерно?

Предприниматель – это индивидуум из числа маргиналов, который желает повысить свой социальный статус за счёт продвижения по социальной вертикали в высшие социальные слои общества и способом продвижения по каналу вертикальной мобильности он выбирает занятие самостоятельным бизнесом – на свой страх и риск⁴⁵. Предприниматель при этом использует два основных ресурса – заёмный (чаще всего) капитал и наёмный труд.

Бизнес-персона – это индивид, который организует и возглавляет личное дело, при этом он вовсе не желает изменения своего социального статуса, ему вполне довольно того, что он имеет, а потому бизнес выступает для него как способ поддержания своего социального статуса. Для бизнес-персоны возглавляемое им дело – это чаще всего продолжение традиций, дела, которое носит семейный характер. Бизнес-персона редко бывает маргиналом. У бизнес-персоны нет никакого стремления порвать со своим социумом и двигаться с помощью накопления личного богатства и капитала вверх по каналу вертикальной социальной мобильности. Никто из бизнес-персон от обогащения и продвижения вверх по социальной иерархии не откажется, если вдруг фортуна повернётся к бизнес-персоне лицом, но ставить такую цель во главу своего бизнеса они не будут – бизнес-персона довольна своим положением в социуме и рвать с ним не собирается, а потому и рисковать своим делом не будет.

Отсюда и совершенно различные модели поведения предпринимателя и бизнес-персоны. Предприниматель готов на всё, ради скорейшего достижения поставленной цели, он готов к риску ради этого и именно про него К.Маркс писал, что нет такого преступления, на какое бы капитал не пошёл ради 300% прибыли. А бизнес-персона, ощущая свою принадлежность к определённому социуму, стремится к сохранению позиций и не собирается нарушать принятые в социуме нормы поведения и не пойдёт на преступление ради 300% прибыли.

Предприниматели в цивилизации были всегда, с самого начала рыночной формы обмена благами. Другое дело – условия для бурного развития предпринимательства существовали не всегда. И наличие сословного неравенства также не позволяло предпринимателям заполнить вожделенные ими социальные ниши. В таких условиях заработанные средства предприниматель мог пустить только на развитие торговли. Тогда деньги не приобрели ещё форму капитала. Ведь для активного развития предпринимательства нужны в обществе:

– во-первых, большое количество маргиналов;

– во-вторых, наличие свободного капитала, в том числи и заёмного;

– в третьих, свободные для найма трудовые ресурсы и

– в-четвёртых – экономическая и социальная свобода.

Первое условие, наличие маргиналов, в истории человечества было всегда, поскольку всегда существовало социальное неравенство, вызванное неравенством экономическим.

Второе условие сложилось только с формированием капитализма, когда появилась возможность рассматривать деньги как товар, с помощью которого можно заработать новые деньги. В докапиталистическую эпоху предприниматель сталкивался с ограничением доступа к свободному капиталу – владельцы крупных денежных средств вовсе не готовы были отдавать их в рост – «не барское это дело, заниматься ростовщичеством».

Да и третье условие для бурного роста предпринимательства появилось только в капиталистическую эпоху – наличие свободных для найма трудовых ресурсов. В феодальную эпоху, а уже тем более – в более ранние эпохи, большую часть населения составляли крестьяне, даже не помышлявшие о занятии чем-либо другим, кроме как о работе на земле. С ростом городов и ремёсел, с ростом товарообмена между городами и странами за счёт активизации торгового предпринимательства появилась возможность продавать не результаты труда, а сам труд. Появился рынок труда. Но мелочная регламентация экономической и социальной жизни в феодальном мире не позволяла предпринимательской инициативе развиваться в полной мере.

Вот и получалось, что предприниматель, устремляясь в высшие социальные слои, в условиях социального неравенства, следующего из формирования социальных отношений по сословному принципу, сталкивается с невозможностью попасть в те самые высшие слои общества, где, как ему представляется, ему и следует обретаться. Наличие сословного разделения общества при монархиях и вообще в любом авторитарном обществе, не позволяет предпринимателю реализовать свои мечтания в полном объёме. В движении вверх по каналу социальной вертикальной мобильности он всегда упирался в некий «потолок», существующий только из-за социального неравенства. Так, например, в России второй половины XIX века было очень много предпринимателей из бывших крестьян, чьи капиталы существенно превосходили капиталы аристократов высшего уровня иерархии. Но их при этом не допускали в это самое «высшее общество», как бы они не старались сделать это – богатейшие люди России конца XIX века, такие как купцы Елисеевы или В.А.Кокарев, так и не вошли в аристократию царской России⁴⁶.

Получалось так, что в обществе такого социального неравенства, основанного на сословных принципах, предприниматели не могли достичь желаемого. Они, заняв более высокую социальную ступень в обществе, чем ранее, всё же так и оставались маргиналами, желающими продвигаться далее, но не имевшими для этого никакой возможности из-за царившей сословной несправедливости. Именно этот слой предпринимателей, недовольных своим положением в обществе, и составил в революционной Франции «средний класс», поведший за собой французский народ. Обыватель готов терпеть несправедливость, вызванную социальным неравенством; предприниматель же, не ставший ещё бизнес-персоной, готов поддержать всеми силами борьбу за социальное равенство – он маргинал. И потому вовсе не удивительно, что российских социал-демократов, в том числе и большевиков, так активно спонсировали российские предприниматели и капиталисты – они были недовольны социальным неравенством и социальной несправедливостью царского режима и желали его разрушения.

В развитом капиталистическом обществе есть капиталисты и предприниматели. Капиталисты, потомки бывших успешных предпринимателей, продолжают оставаться носителями идей социального равенства в обществе, потому что в обществе нет сословных различий, а есть различия экономические. Они, конечно же, не являются ярыми поборниками социальных перемен и не будут их осуществлять. Но, в отличие от феодалов, которые в своём большинстве активно противились реализации идей социального равенства всеми доступными им методами, обрушивая на головы требующих социальной справедливости все возможные кары, вплоть до физического уничтожения, капиталисты готовы с пониманием отнестись к требованиям общества о социальной справедливости при условии сохранения экономического неравенства. При этом они даже готовы отдать обществу для этих целей часть своих доходов на благотворительные цели, зачастую весьма существенную.

Капиталисты не будут сами проводить социальные реформы в обществе, но они и не будут так отчаянно им противиться, как это делали правящие группы в предшествующих капитализму обществах. В конце концов, чем меньше социальное неравенство в обществе, тем меньше недовольных в нём, тем меньше стремления у нижних социальных слоёв к насильственному изменению существующего строя, и тем меньше у капиталистов оснований бояться за судьбу собственного капитала! Капиталисты готовы идти по пути устранения социального неравенства, следуя требованиям общества – пролетариата, фермеров, среднего класса, интеллигенции…

Итак, именно Великая французская революция переключила мечтания утопистов о справедливом обществе в практическую плоскость. В самой Франции это не получилось – пришёл к власти Наполеон и остановил процесс социальных преобразований. Более того император вернул церкви утраченные было в обществе позиции и поставил её на государственное финансирование⁴⁷. Но мечты о новом справедливом обществе распространялись по всем странам и уже не как утопическая идея, а как вполне возможное состояние общества. Постепенно начал формироваться «научный социализм».

В начале научного социализма было слово. И слово это было сказано со стороны утопических социалистов – Сен-Симона, Шарля Фурье и Роберта Оуэна.

Анри Сен-Симон (1760 – 1825) – это французский аристократ, поучаствовавший в войне североамериканских колоний против Англии, где он набрался идей свободы. Вернувшись на родину, он стал одним из участников Великой французской революции, хотя и не играл особой роли в ней, и, как и многие французские граждане, во времена террора даже посидел в тюрьме. На его глазах Республиканская Франция превратилась в Наполеоновскую империю. Жизненный опыт и философское отношение к окружающему миру привели Сен-Симона к убеждению, что эгоизм человека, ненависть и злоба происходят от того, что изначально человечество пошло по пути индивидуализма. Именно индивидуализм, борьба за существование и конкуренция являются истоками многочисленных несчастий, войн и несправедливости. Поэтому на смену индивидуализму должен прийти коллективизм, а это приведёт к развитию у человечества чувства солидарности и братства. В таком случае на смену непрерывной череды борьбы людей друг против друга придёт другая благородная совместная борьба людей в союзе друг с другом против могучих сил природы. И в этом коллективном труде Сен-Симон отводил особое место пролетариату, поскольку, по его мнению, пролетариат скоро организуется и потребует права на участие во власти.

Идеи Сен-Симона не нашли особого отклика и понимания у современников, но ученики Сен-Симона поверили в основную идею учителя и всячески пропагандировали её как и где могли.

Шарль Фурье (1772 – 1837) был сыном богатого французского торговца и жил в ту же эпоху, что и Сен-Симон. И на его мировоззрение также решающее воздействие оказала Великая французская революция. В поисках ответа на вопрос о том, каким всё же должно быть справедливое общество, он также приходит к выводу о необходимости замены индивидуализма коллективизмом и даже предлагает конкретный проект в рамках существующего общества – создание фаланстера, некоторой замкнутой сельскохозяйственной коммуны, в которой средства труда должны быть общими, а результаты труда должны распределяться по труду каждого члена фаланстера. Ученики Фурье даже попытались воплотить в жизнь эту его идею, но она потерпела неудачу. Тем не менее, ученики видели неудачу в частностях, а не в самой идее и продолжали активно пропагандировать коллективизм как основу новых прогрессивных отношений в обществе.

Роберт Оуэн (1771 – 1858) в своих идеях был более успешен. Родившись в Англии в семье мелкого лавочника, он рано занялся предпринимательской деятельностью и уже к двадцати годам стал совладельцем хлопковой мануфактуры – то есть, он успешно прошёл полный путь от маргинала через люмпенство к капиталисту. Поскольку этот путь был очень кратким, Оуэн не успел позабыть те условия, в которых он начинал свой бизнес, и в его душе сохранилось сострадание к простым людям. Сталкиваясь с малообразованными рабочими, он вынес глубокое убеждение в том, что «чернь» вовсе не является ленивой и невежественной по природе. А в те времена эта мысль была весьма распространённой. Оуэн был убеждён, что воспитание и образование «низов» сделает их равными высшим социальным слоям общества. Поэтому на своих предприятиях он осуществил небывалые социальные изменения, способствующие улучшению условий труда рабочих, создал школы и запустил другие образовательные проекты и тем самым добился заметных успехов в бизнесе. И он постепенно пришёл к выводу о том, что на смену индивидуализму и конкуренции должен прийти коллективизм, за которым восстановится естественный порядок вещей, нарушенный индивидуализмом. Оуэн попытался организовать соответствующую коммуну и проект свой стал проводить в Америке, но затея провалилась. Тем не менее, популярность Р.Оуэна быль столь велика, что этот неудачный опыт не остановил попытки реализовать в жизнь идеи коллективизма в производстве. И эта идея после многих неудачных попыток была реализована на практике – в Англии начали работать первые успешные кооперативы, сочетавшие и демократизм в управлении, и разделение прибыли от совместного труда по трудовому вкладу каждого в этот результат. Капиталистическое же распределение прибыли предполагает её присвоение в зависимости от вложенного капитала, а не труда.

Этих трёх философов называют утопическими социалистами, поскольку они имели весьма наивное представление об окружающем мире и о природе человека. Но все они были твёрдо убеждены в том, что преобразование общества произойдёт мирным путём по доброй воле людей – стоит только людям осознать изложенные выше идеи, как они тут же начнут объединять свои усилия в создании новых экономических и социальных отношений⁴⁸. Главная цель всех социалистов – сформировать новое мировоззрение у всех граждан, тогда и общество социальной справедливости будет построено.

Основная идея утопистов-социалистов о том, что именно частнособственническое отношение к средствам труда трансформирует отношение между людьми в антагонистическую плоскость, а потому обществу необходимо переходить к коллективизму, стала предметом ожесточённых споров и сомнений в социальной и экономической мысли XIX – ХХ веков. Идея социализма обсуждалась, развивалась, отстаивалась, но вовсе не была убедительной, она оставалась плодом фантазий и домыслов учёных. Теоретически логичное обоснование социализм получил благодаря Карлу Марксу.

В отличие от своих трёх предшественников Карл Маркс считал, что социализм является естественным продолжением развития общества, а не вариантом морального перерождения человечества. По Марксу социализм не плод утопических фантазий учёных, а результат эволюционного развития общества и он наступит непременно. Поскольку в обществе есть группы людей с одинаковыми экономическими интересами, то их Маркс объединил в классы. Экономические интересы классов не совпадают, а потому идёт непрерывная классовая борьба. Именно эта борьба и является причиной развития человечества (по законам диалектики, открытым Гегелем). К середине XIX века на арену этой классовой борьбы выходит новая сила – пролетариат. Пролетариат работает, а прибыль, которую он добывает в поте лица, присваивает себе капитал. При этом капитал стремится присвоить себе побольше, а пролетариат стремится как можно меньше отдать. Поэтому классовый интерес пролетария заключается в том, чтобы оставить прибыль, полученную в результате применения его труда, себе, а это возможно только в том случае, когда средства производства принадлежат не капиталистам, а самим пролетариям. Поэтому классовая борьба пролетариата ведётся за то, чтобы отменить частную собственность на средства производства, то есть – за социализм. Обострение выявленных Марксом противоречий вело, по его мнению, к неизбежному крушению капиталистического способа производства. Свои К.Маркс обосновал статистическим анализом положения рабочих в Великобритании, которое непрерывно ухудшалось и, если продолжить эту тенденцию в будущее, неминуемо приведёт к бунту и пролетарской революции.

Нельзя сказать, что учение Маркса обобщило все положения теорий социалистической мысли в Европе. Но со временем оно завоевало самое большое число последователей. Правда, эти последователи не были однородными. С решающей ролью пролетариата соглашались все, кто называл себя в то время социал-демократами. А главным различием последователей Маркса было отношение к тому, каким путём должна вестись пролетариатом классовая борьба за социализм – демократическим мирным путём или же революционным путём при диктатуре пролетариата.

Сторонники первого направления в теории социализма считали, что социализм наступит естественным путём, когда развитие общества будет столь высоким, что все экономические и социальные блага будут общедоступными и их распределение будет осуществляться по справедливости – пропорционально вкладу каждого в общее дело. При этом, конечно, пролетариату за социализм необходимо активно бороться, но ненасильственными мерами, а подталкивая своей борьбой и мирными выступлениями общество к социалистическим преобразованиям (К.Каутский, Л.Мартов, А.Мартынов, П.Аксельрод, Ф.Дан). «Мы имеем, следовательно, в качестве первого условия всеобщего осуществления социализма, определённую высоту капиталистического развития, а в качестве второго, – политическое господство классовой партии рабочих, социал-демократии»⁴⁹.

В любом случае и первая, и вторая подгруппы ненасильственного прихода социализма считали, что «в сущности, безразлично, принимается ли, или отвергается, как конечная цель, огосударствление всех средств производства…»⁵⁰. Важно, что в обществе идут социальные преобразования к лучшему. Они считали и считают, что социализм возникнет в недрах капитализма, и как более прогрессивная форма хозяйствования, вытеснит капитализм. И это вытеснение капитализма будет носить мирный эволюционный характер: «мы можем выкупить у него его частный капитал, как он выкупил права феодалов. Но он не имеет никакого права мешать на всё будущее время установлению лучшего способа производства. Последний в каждую данную минуту может быть провозглашён именем народа, как новый порядок. После того капиталист не сможет уже вести своё частное крупное производство. Он должен будет считать себя вполне счастливым, если его частный капитал будет выкуплен путём взносов средств потребления ему и его детям, и если эти взносы будут продолжаться до тех пор, пока все сживутся с новыми порядками»⁵¹.

Особое мнение в среде этой первой группы сторонников ненасильственного прихода социализма в конце XIX века стал высказывать Э.Бернштейн. Поскольку статистические данные конца XIX века опровергали вводы К.Маркса об ухудшении положения рабочего класса, а наоборот свидетельствовали о росте его экономического благосостояния, он выдвинул гипотезу о том, что на смену антагонистическим противоречиям между капиталом и пролетариатом пришла другая закономерность – сотрудничество между ними. Считая, что «демократия – отсутствие классового господства»⁵², он выводил собственную теорию формирования демократического общества. По Бернштейну социализм – это «движение к кооперативному общественному строю или наличности такого строя»⁵³.

Так считали и многие другие социал-демократы того времени (Гейне, Шиппель и др.) – они видели сущность социализма не в централизованной государственной собственности, а в «наличии разнообразных видов общественной или народной собственности в форме кооперативов, гильдий или предприятий, управляемых муниципальными органами, существующих одновременно с национализированными отраслями экономики или в качестве их альтернативы»⁵⁴. Сегодня точка зрения Э.Бернштейна в европейской социал-демократии превалирует, но к началу ХХ века она только формировалась.

Та часть социал-демократов, которая в последующем стала называть себя коммунистами, полагала, что капиталисты никогда добровольно не отдадут средства производства пролетариату и эволюционный путь построения социализма – это ошибка. Капиталисты будут подавлять все ростки социализма самыми жёсткими мерами – это вытекает из сути теории классовой борьбы Маркса. Поэтому социализм наступит только как результат насильственного революционного свержения власти с последующим обобществлением всей собственности на средства производства. Коммунисты в этом смысле были всегда более радикальны – отнять силой частный капитал у буржуина, и пусть он будет счастлив, если при этом его не поставили «к стенке».

Признаваемые коммунистами характерные черты социализма были такими.

1. Частная собственность на средства производства отменяется (Прудон сказал по этому поводу лаконично: собственность – это кража). Фабрики, заводы и проч. становится общенародной собственностью.

2. Конкуренция в производстве устраняется и заменяется коллективизмом.

3. Прибыль отменяется.

4. Труд составляет сущность ценности продуктов.

5. Жалование каждого члена социалистического общества будет измеряться числом рабочих дней. Деньги как таковые не имеют смысла. Вместо них вводятся карточки (квитанции за работу), в которых отражается число отработанных работником дней и он по этой карточке на специальных складах забирает необходимые ему продукты.

6. Общественный контроль над эффективностью работы. Каждый человек будет получать тем больше, чем лучше работает он сам и все другие. Поэтому стыдно будет работать плохо.

7. Спрос по каждой отрасли устанавливается специальной комиссией на основе «ежедневных, еженедельных, ежемесячных и ежегодных статистических сведений о свободно установленных личных и семейных потребностях»⁵⁵.

8. При социализме нет никакой торговли и рынка. Единый центр перемещает продукты по заказам через системы публичных перевозочных средств и складов.

9. Личные сбережения граждан могут быть аккумулированы в финансовом учреждении для того, чтобы иметь возможность обменять их на товар длительного пользования. Но поскольку эти сбережения не являются капиталом и плату за право пользования этим капиталом финансовые учреждения не берут, процентные ставки отменяются.

А почему такой социализм по мнению социалистов-коммунистов лучше капитализма? Да потому, что при капитализме существует экономическое неравенство. А это неравенство ведёт к тому, что и социальные блага распределяются в обществе пропорционально экономическому неравенству – богатый обладает большим набором благ, чем бедный. А при социализме будет экономическое равенство, ведь если все будут работать одинаково хорошо, то и возможности получать экономические блага у них будут одинаковыми. Значит и доступ к социальным благам у всех будет равным. Поэтому при социализме все блага – и экономические, и социальные, – распределяются справедливо – по труду.

При этом легко заметить, что априорно предполагается (но не высказывается!), что количество экономических и социальных благ столь велико, что они являются общедоступными. А если это предположение не выполняется? Если количество какого-то одного или нескольких благ меньше, чем спрос на них? В рыночной экономике всё просто – продавцы этих благ поднимут на них цену и устанавливается баланс между спросом и предложением. А что будет в том случае, когда распределение благ осуществляется в социалистическом обществе по труду при дефиците некоторых благ и их на всех не хватает? Ответ очевиден – распределение благ будет нормироваться, т.е. распределяться не по потребностям, а по возможности, в меньших количествах, чем хотелось бы членам социалистического общества.

И второе – те, кто стоит в начале распределительной цепочки, всегда подвержены соблазну воспользоваться этим своим положением и при распределении сначала взять себе столько, сколько им нужно, а остальным членам социалистического общества отдать только столько, сколько осталось (или ничего не отдадут, если ничего не осталось). В такой ситуации, как видно, ни экономического, ни социального равенства граждан не получается. Всё равно, как написал Джордж Оруэл – «Все животные равны, но некоторые животные равнее, чем другие»⁵⁶.

3. Февраль 1917 года и люмпен-пролетариат

До февраля 1917 года Россия в течение многих веков была монархией. Это значит, что социальные лифты были весьма слабые и в элитные слои общества было очень трудно попасть. При этом власть формировалась исключительно из представителей социальной элиты, к которой относились высшие сословия.

Возглавлял монархию в 1917 году воспитанный и культурный, но совершенно безвольный и скрытный Николай II, отношение к которому в то время было в целом отрицательным практически во всех слоях российского общества, в том числе и в правящем классе дворян и помещиков. В отличие от своих многочисленных предшественников на царском троне, он был весьма посредственным главой государства и, как следует из многочисленных исторических фактов и его личного поведения, он даже тяготился тем, что ему приходится быть царём.

В первые годы Первой мировой войны царь управлял страной, а воевать было поручено Великому князю Николаю Николаевичу. Неудачи на фронте и потери обширных российских территорий, занятых в ходе войны германскими войсками, привели к тому, что Николай II сместил Великого князя летом 1915 года с этой должности, назначив его Наместником Кавказа, а сам возглавил Ставку Верховного главнокомандующего. Великий князь Николай Николаевич хоть и был, судя по отзывам работавших с ним лиц, человеком весьма средних способностей, но он был упрям, умел жёстко управлять и добиваться поставленных целей. Царь же был мягок и не решителен. Находясь в Ставке, Николай II потерял нити управления империей, что сказалось на политическом и экономическом положении страны. Все чувствовали приближение краха монархии и по-разному реагировали на это.

Среди семейства Романовых составилась партия недовольных им и возглавил её великий князь Николай Николаевич, но это недовольство Романовых так и не вылилось в организованный заговор, хотя заговорщиков становилось всё больше и больше⁵⁷. Так, например, в конце 1916 года (после убийства в столице Г.Распутина) в Москве создалась очередная группа заговорщиков под председательством князя Г. Е. Львова, предполагавшая сместить Николая II и предложить трон всё тому же Великому князю Николаю Николаевичу. Последний, после того, как один из представителей заговорщиков посвятил его в план переворота, через два дня раздумий всё же отказался от этого предложения.

И в Петербурге вокруг А.И.Гучкова сплотилась очередная группа заговорщиков, которая вынашивала планы отречения Николая II от трона в пользу наследника сына Алексея при регентстве Великого князя Михаила Николаевича⁵⁸.

В Могилёве в Ставке Верховного главнокомандующего, которым стал Николай II, было заметно, что «государь, окружённый своей Свитой, своим штабом, находившимися здесь в Царской Ставке Великими князьями Борисом Владимировичем, Сергием и Александром Михайловичами, был страшно всё-таки одинок. У Него не было людей, которые имели бы особый вес в глазах Государя… Он ясно понимал окружавших Его ближайших лиц и сознавал, что они не советчики Ему»⁵⁹. Самым близким человеком царя была его жена, которая в решительный момент оказалась от него далеко – в Царском Селе. А этот решительный момент наступил в конце февраля 1917 года.

К этому времени в бездарности государственной власти во главе с царём убедились почти все жители Российской империи. Прибавил в «копилку» народного недовольства царской семьёй и известный авантюрист Г.Распутин, чьё убийство в конце 1916 года радостно приветствовало практически всё российское общество.

Авторитет царя пал как никогда низко. И его правительство, которое не могло справиться с экономическими проблемами, также вызывало у общества негодование и осуждение. Примеры продажности и неэффективности царских чиновников были столь часто обсуждаемы в российской печати и так волновали жителей страны, что «представитель тифлисской прокуратуры во всеуслышание на открытом заседании развивал такую точку зрения: незаконные действия и проступки начальствующих не должны быть разоблачаемы, ибо это умаляет престиж власти»⁶⁰.

Сама же власть относилась к простым жителям страны с нескрываемым презрением. Так, известный черносотенец депутат Государственной Думы IV созыва Н.Е.Марков с трибуны Думы заявлял: «От нас требуют безумных и безудержных потрат на помощь под видом голодающих сплошь и рядом людям, которые только не хотят работать и только поэтому якобы голодают… На Волге, кажется, слишком много лодырей… Их действительно надо бы заставить поголодать, дабы они работали, а не бездельничали»⁶¹, а ведь и сам император Николай II состоял членом одной из черносотенных организаций, охотно надевал на грудь свою её жетон и поэтому вряд ли придерживался противоположного мнения.

Затяжная мировая война оказалась не по силам царскому правительству. Россия была самой экономически слабой страной из числа тех, которые вступили в войну. Объём производства в России на душу населения в 1913 году составлял 40% от этого же показателя для Германии и Франции и 20% – от британского⁶². Конечно, после начала войны в 1915 году из-за прекращения вывоза зерна в Германию и Австро-Венгрию в России наблюдался некоторый переизбыток хлеба, но уже в 1916 году ситуация резко ухудшилась. Погибали жители страны на фронте, от производительного труда в армию отвлекались миллионы человек, с фронта возвращались калеки. Сокращалось производство товаров народного потребления, поскольку промышленность ориентировалась на военные заказы, сокращались посевы зерновых: «В 1916 году недосев принял … бедственные размеры, достигнув общей цифры 20 500 миллионов десятин (т.е. 24,7%) всей засеянной площади»⁶³. И это при том, что ещё до начала Первой мировой войны Россия вовсе не была ведущей державой по производству хлеба: производство зерна на душу населения в России было в три раза меньше этого же показателя в среднем по Европе⁶⁴. И вызвано это было отсталым архаичным способом сельскохозяйственного производства. Лишь некоторые крупные помещичьи хозяйства могли похвастаться эффективным сельскохозяйственным производством, подавляющее же большинство сельскохозяйственных производителей выращивало хлеб также как и сотню лет назад. Угроза голода уже в 1916 году заставила царское правительство пойти по пути принудительных заготовок хлеба с помощью развёрстки и приступить к созданию «хлебармии»⁶⁵.

Существенно сократились объёмы скотопромышленности: «В 1915 году они сократилась на 25%, а в районах наибольшего производства – на 50%»⁶⁶. Вместе с падением экономических показателей, резко снизилось благосостояние граждан России. Одна из причин этого – сухой закон, введённый в стране в самом начале войны и способствовавший с одной стороны к падению доходов государственного бюджета (примерно на 25%), а с другой стороны – к росту инфляции из-за излишков денежной массы в стране и отсутствия в ней соответствующей товарной массы. В то время как в Англии «дороговизна продуктов возросла к середине 1915 года на 50 – 70%, во Франции до 50%, в Италии до 35%, в России общая прибавка цен была на 114% (причём мясо, например, возросло в цене на целых 232%). Во второй половине февраля, накануне самой революции, маленькая мерка картофеля, за которую платили прежде 15 копеек, стоила в Петрограде 1 рубль 20 копеек, масло с 50 копеек за фунт возросло до 3 рублей 20 копеек, башмаки – с 10 рублей до 100 рублей и т.д.»⁶⁷. Голод в России был уже не призраком, а реальностью.

К тому же и железнодорожный транспорт – основной вид транспорта в царской России того времени, – находился в состоянии, близком к полному параличу. А.И.Гучков на заседании Государственного совета по торгово-промышленной курии в конце 1916 года заявлял: «Господа, общее расстройство транспорта, давно уже наблюдавшееся во время переживаемой войны, ныне обострилось до степени государственного бедствия… Подвозимый и доставляемый на станции железных дорог хлеб не развозится в места потребления. На мельницах – отсутствие зерна, нужного для перемола. Заготовленное в Сибири и Средней Азии мясо рискует погибнуть вследствие затора вагонов на узловых станциях и невозможности продвинуть их до наступления оттепели»⁶⁸.

Естественно, что народ уже не мог безмолвствовать. Порыв патриотизма, который охватил практически все слои общества летом 1914 года, давно уже иссяк. Количество стачек, которое было практически сведено к нулю к концу 1914 года, вновь стало возрастать и к началу 1917 года приобрело угрожающие размеры.

В предшествующие февралю 1917 года месяцы Правительство России «лихорадило» – председатели Правительства и его министры менялись царём с такой частотой, что у населения Империи невольно сложилось впечатление о ненадёжности правительства как органа государственной власти: после отставки председателя Совета Министров И.Л.Горемыкина в январе 1916 года царь назначил председателем Совета Министров Б.В.Штрюмера, которого 10 ноября 1916 года сменил А.Ф.Трепов. Но уже 27 декабря 1916 года Трепова сменил Н.Д.Голицын, престарелый князь, не принимавший вообще никаких решений.

Ещё чаще менялись министры внутренних дел царского правительства – 5 июня 1915 года министра внутренних дел Н.А.Маклакова сменил Н.Б. Щербатов, а потом за полтора года министрами внутренних дел были А.Н.Хвостов, Б.В.Штрюмер, А.А. Хвостов и А.Д.Протопопов. Министры менялись, а ситуация становилась всё хуже и хуже.

Государственная Дума живо откликалась на происходящее и уже к концу 1916 года её заседания фактически превратились в абсолютную обструкцию всем решениям правительства. Дело дошло даже до того, что в декабре 1916 года Государственная Дума отклонила все проекты, проведённые уже правительством досрочно и внесённые им на подтверждение Думы. После очередного шумного думского заседания 16 декабря император своим указом объявил перерыв думских заседаний на рождественские каникулы вплоть до 12-го января.

Но и 12 января 1917 года Дума не приступила к своей работе – только 14-го февраля император объявил о продолжении её занятий. Дума начала работать 17 февраля. И вновь депутаты обрушились на правительство с беспощадной критикой его действий, а потому 25 февраля 1917 года император Николай II подписал указ о прекращении занятий Думы до апреля того же года. И хотя не подчиниться указу императора депутаты побоялись и официально Дума прекратила свои заседания, большая часть депутатов Думы отказалась расходиться, собираясь в частных совещаниях в здании Таврического дворца.

Государственной Думе, которую пусть и с большими натяжками, но всё же можно было назвать органом, представляющим интересы народа, народ доверял в большей степени, чем царскому правительству, а потому её значимость в глазах народа к февралю 1917 года существенно возросла. Очередной роспуск Государственной Думы царём 25 февраля 1917 года вызвал недовольство и у депутатов, и у народа. Складывалось впечатление о том, что Государственная Дума «страдает» за народ, а царь её всячески «прижимает». Рабочая группа при Центральном военно-промышленном комитете в тот же день призвала рабочих к демонстрациям в поддержку Думы.

Накануне этих событий 23 февраля 1917 года администрация Путиловского завода закрыла завод ввиду недостатка топлива и невозможности продуктивно работать, уволив несколько тысяч рабочих. Рабочие ответили на это забастовкой и призвали рабочих других заводов поддержать их. Из солидарности с рабочими Путиловского завода забастовали и другие предприятия Петрограда, всего до 80 тысяч рабочих. В магазины на рабочих окраинах не был завезён хлеб и возмущённые женщины, покинув очереди в магазинах, вышли на улицы и присоединились к демонстрантам. Уже к следующему дню 24 февраля стачка в Петрограде сделалась практически всеобщей и бастовало около 200 тысяч рабочих, часть из которых вышла на демонстрацию на улицы столицы.

Если ещё пол года назад демонстрации рабочих успешно разгонялись казаками и полицией, то на этот раз казаки только делали вид, что участвуют в разгоне демонстрантов, размахивая плётками, но, не опуская их на демонстрантов. Вызванные командующим войсками округа генералом Хабаловым для помощи солдаты из расквартированных в городе частей, при разгоне демонстрантов в первый день стреляли поверх голов. В последующие дни они вообще либо отказывались покидать казармы, либо, выйдя навстречу рабочим, не стреляли вообще. И только полицейские стреляли и разгоняли демонстрантов, как и прежде (откуда и погибшие).

Председатель Государственной Думы М.В.Родзянко 26 февраля послал императору Николаю II несколько телеграмм о беспорядках в Петрограде и необходимости срочной смены правительства (возглавлявшегося немощным князем Н.Д.Голицыным), заканчивая последнюю такими словами: «…ГОСУДАРЬ, безотлагательно призовите лицо, которому может верить вся страна и поручите ему составить правительство, которому будет доверять всё население. За таким правительством пойдёт вся Россия, одушевившись вновь верою в себя и в своих руководителей. В этот небывалый по ужасающим последствиям страшный час, иного выхода нет и медлить невозможно»⁶⁹, но Николай II по этому поводу сказал министру императорского двора Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

Утром 27 февраля В.М.Родзянко вновь телеграфирует императору: «…повелите немедленно призвать новую власть на началах доложенных мною ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ во вчерашней телеграмме…»⁷⁰. Царь и не этот раз не отреагировал.

Но именно в это время в Петрограде начался массовый переход солдат на сторону рабочих. Началось всё в 6 часов утра 27 февраля в Волынском полку, когда солдаты учебной команды под руководством унтер-офицера Т.И.Кирпичникова отказались подчиняться приказам своего командира штабс-капитана Лашкевича и убили его. Учебная команда во главе с Т.И.Кирпичниковым, а затем и другие части полка с оружием вышли из казарм, освободив по дороге с гауптвахты ещё и арестованных. К волынцам присоединились солдаты соседних частей – Преображенского полка и Саперного полка. Солдаты объединились с демонстрантами.

Впоследствии Т.И.Кирпичников боролся с большевиками, бежал на юг России, где хотел примкнуть к Белому движению, но по прибытии к белым был расстрелян по приказу монархиста полковника А.П. Кутепова.

Кутепов, кстати, как раз днём 27 февраля был назначен Хабаловым начальником карательного отряда с задачей подавить начавшееся усилиями Т.И.Кирпичникова восстание в столице. Как только карательный отряд Кутепова подошёл на Литейном проспекте к восставшим, в нём произошло смятение, а через некоторое время он и вовсе был разоружён восставшими и перешёл на их сторону. Сам Кутепов, укрывшийся в одном из госпиталей и чудом избежавший ареста и возможного убийства со стороны восставших солдат, вспоминал об этом так: «Когда я вышел на улицу, то уже было темно, и весь Литейный проспект был заполнен толпой, которая, хлынув из всех переулков, с криками тушила и разбивала фонари. Среди криков я слышал и свою фамилию… Большая часть моего отряда смешалась с толпой, и я понял, что мой отряд больше сопротивляться не может»⁷¹.

Поэтому можно себе только представить чувства Кутепова, когда в его руки в начале 1918 года на Юге России попался тот самый Кирпичников. На вопрос А.П.Кутепова Т.И.Кирпичникову: «кто Вы такой?», Кирпичников ответил:

– Один из первых борцов за свободу народа. – И тут же Кутепов велел расстрелять Кирпичникова.

В этот же день 27 февраля восставшие захватили арсенал и Петропавловскую крепость. Часть оружия из арсенала была передана населению. Этим «населением» были студенческая молодёжь (самая маргинальная часть общества), некоторые рабочие и люмпен-пролетарии. Царская власть в Петрограде прекратила своё существование.

Поскольку жители столицы знали о роспуске царём Госдумы и о том, что не вся Госдума это сделала, к ней, как к единственному легитимному органу страны, который к тому же, по мнению народа, был в оппозиции к царизму, в массовом порядке стали стекаться солдаты и жители Петрограда с требованием взять власть. Толпа заполонила Таврический дворец. Самые разные люди от неисчислимого количества каких-то учреждений, организаций, обществ, союзов желали видеть Родзянко и в его лице приветствовать Государственную Думу и новую власть. Все они говорили какие-то речи, кричали «ура». Думцы плохо понимали происходящее, но к концу этого дня начали соображать, что необходимо овладеть движением и стать во главе его, чтобы не дать разыграться анархии. На революционной трясине, привычный к этому делу, «танцевал один Керенский»⁷².

Когда в Петрограде начались волнения и все стали говорить о революции, находившаяся с детьми в Царском селей Императрица Александра Фёдоровна (жена Николая II) «возмутилась и, повысив голос, резко заявила, что никакой революции нет, что революцию устраивают родственники Государя, что это возмутительно, что это измена и т.д.»⁷³.

«Волею революционного народа был создан Петроградский совет» – так писалось в советских учебниках по истории о тех днях. Понятно, что о воле народа говорили большевики, объясняя свои действия этому самому народу: «В то время как царь и Ставка вводили в бой последние резервы, петроградские рабочие и солдаты приступили к созданию своего политического и организационного центра – совета рабочих и солдатских депутатов»⁷⁴. Или: «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов занимает исключительное место в истории русской революции 1917 г. Созданный революционным творчеством масс в разгар вооружённого восстания против самодержавия 27 февраля 1917 г., он стал органом революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства»⁷⁵.

Но если попытаться выявить причинно-следственные связи произошедшего, то сразу же возникает множество вопросов. Что это были за рабочие, создавшие Совет? Какие именно были солдаты? Ведь не вся масса, а вполне конкретные люди сделали это. Остались ли в истории фамилии этих рабочих и солдат, которые взяли и создали Петроградский Совет? Нет, фамилий рабочих и солдат, создавших Петроградский совет мы не найдём ни в одном из документов. И даже сегодня современные сторонники коммунистической идеологии стараются обходить стороной ответы на эти очевидные вопросы: «Советы стали возникать сначала на заводах и фабриках, затем в районах, – раньше, чем какая бы то ни было партия успела провозгласить этот лозунг. В определённом смысле это был спонтанный процесс воспроизводства знакомых форм организации и борьбы, ибо уроки 1905 года прочно вошли в «стихию» народного сознания.

В создании Петроградского совета сыграли свою роль Чхеидзе, Скобелев, Гриневич, Копелинский и другие, находившиеся в столице на легальном положении. Но общероссийским органом власти Петросовет сделало давление снизу, те ожидания, которые питали рабочие и солдаты, посылая в Совет своих депутатов. И Советы сразу и повсеместно, не вдаваясь в дискуссии о рамках компетенции, заявили о себе как об органах власти. Они брали под контроль охрану порядка, продовольственное снабжение, работу транспорта и т.п. А главное, они не забывали ни о мире, ни о земле»⁷⁶.

Как глубоко этот советский штамп о «воле народа» засел в головы историков! Даже сегодня чешские историки не смогли не использовать этот штамп: «Солдаты и рабочие, собравшиеся перед зданием Думы, однако, не стали ждать, а проникли в здание и основали здесь Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов»⁷⁷.

Очевидец и активный участник тех событий эсер И. Марков, рабочий питерского завода «Арсенал», так вспоминал об этом. Утром 27 февраля, перед тем как вновь с бастовавшими рабочими выйти на демонстрацию, он встретился со своими товарищами из числа рабочих: эсерами, меньшевиками, большевиками и беспартийными. Один из них по фамилии Воронов, по словам Маркова, сообщает: «У нас на Выборгской стороне было собрание. Образовался Совет рабочих депутатов. На собрании было несколько представителей и от солдат, которые просили, чтобы рабочие продолжали забастовку»⁷⁸. Так что Советы в рабочих районах действительно возникали спонтанно, но также спонтанно возникали и различные Комитеты, Совещания и т.п. Всё это были с разными названиями, но одинаковым образом сформировавшимися демократическими органами самоуправления на местах. И этим органам самоуправления на местах нужен был какой-то центральный орган, координирующий действия стихийных масс на местах.

На самом деле при создании Петроградского Совета, как новой формы организации российской власти, «воли» народа не было, как не было и революционного творчества масс, а была воля меньшевиков. К февралю 1917 года социал-демократы представляли собой множество разнообразных фракций, наиболее массовой из которых были меньшевики, действующие в России практически легально.

В отличие от большевиков, меньшевики выступали за союз пролетариата с буржуазией против царизма с последующим мирным преобразованием капитализма в социализм – эдакий своеобразный русский ревизионизм в социал-демократии. Меньшевики не ратовали за революцию и свержение царя, как это делали большевики, поэтому в России царская охранка преследовала их куда в меньшей степени, чем большевиков. Из-за этого меньшевики активно и открыто участвовали в общественно-политической жизни страны и были второй по численности оппозиционной партией в России после эсеров (в партии меньшевиков к февралю 1917 года состояло около 40 тысяч человек). В ноябре 1915 года именно меньшевиками была создана Рабочая группа Центрального военно-промышленного комитета. Центральный военно-промышленный комитет – это добровольная организация российских предпринимателей, руководящая сетью военно-промышленных комитетов на местах, которые были созданы с целью мобилизации промышленности для военных нужд во время Первой мировой войны. Царское правительство с этой задачей не справлялось, вот и возникла эта саморегулируемая организация среди промышленников с целью навести порядок в военных поставках. Сам этот комитет состоял из нескольких групп, которые занимались самыми разнообразными вопросами, а Рабочая группа занималась вопросами положения рабочих на оборонных предприятиях России.

В январе 1917 года и, особенно в феврале в преддверии намечавшихся в столице беспорядков, охранка начала арестовывать членов этой рабочей группы, а в ночь с 26 на 27 февраля 1917 года арестовала практически весь руководящий состав Рабочей группы за подстрекательство к забастовке⁷⁹. Из тюрьмы их выпустили уже в ходе Февральской революции восставшие рабочие и солдаты утром 27 февраля, откуда они вместе с революционными солдатами и рабочими прибыли в Таврический дворец, где в это время уже находились члены думской фракции меньшевиков. Членом рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета К.А.Гвоздевым, а также её секретарём Б.О.Богдановым 27 февраля 1917 года за подписью «Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов» в Таврическом дворце было выпущено обращение к солдатам, рабочим и другим жителям Петрограда с предложением избрать представителей на организационный митинг Совета, который должен был собраться вечером этого же дня. Не волей народа, а двумя меньшевиками из Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета было объявлено о создании Советской власти!

Очевидец, оставивший свои воспоминания о Февральской революции, эсер В.М.Зензинов написал о 27 февраля 1917 года так: «В этот день именно родился Совет рабочих депутатов. Это произошло очень просто. Небольшая группа лиц собралась в одной из комнат Таврического дворца и объявила себя «Временным Исполнительным Комитетом Совета рабочих депутатов». Всё это были лица, никем решительно на то не уполномоченные, принадлежавшие к различным партийным группировками и действовавшие по своей собственной инициативе, – человек 15-20, не больше. Я тоже был в их числе»⁸⁰.

Современники вполне осознавали шаткость позиций созданного совета: «Ах вы, Аким-простота! Какие теперь выборы! Пришли в Думу рабочие, солдаты, революционеры – ну, вот и Совет! Конечно, вошли и думские социалистические фракции. Нужно же создать революционный центр»⁸¹.

Вечером 27 февраля 1917 года на организационный митинг (в левой части Таврического дворца) собралось около 250 человек, но большинство из них составляло случайно зашедшие в зал наблюдатели и только около пятидесяти человек были делегатами⁸². Собрание избрало Временный исполнительный комитет (Исполком) из девяти человек (по сути – утвердило уже сформированный исполком), главным образом меньшевиков: Н.С.Чхеидзе занял пост председателя, а А.Ф.Керенский и М.И.Скобелев – его заместителей. В состав Временного исполнительного комитета Совета рабочих депутатов помимо них вошли: К. А. Гвоздев и Б. О. Богданов (меньшевики), Н. Ю. Капелинский и К. С. Гриневич (меньшевики-интернационалисты), Н. Д. Соколов (беспартийный социалист), Г. М. Эрлих (Бунд).

Чуть позже вечером 27 февраля 1917 года, Прогрессивный блок и левые депутаты (трудовики и социал-демократы) Думы собрали но, что очень символично, уже в правом крыле Таврического дворца частное совещание и, по предложению кадета П.Н. Милюкова, образовали Временный комитет Государственной Думы, который и сформировал Временное правительство. Первый состав правительства был сформирован из представителей интеллигенции, буржуазии и крупных помещиков.

Россия оказалась в ситуации двоевластия: Советы были левыми и в основном социалистическими (меньшевики и эсеры), а правительство было правым (кадеты, октябристы, прогрессисты, центристы). Петроградский Совет решил не участвовать в работе Временного правительства, но трудовик (а затем эсер) А.Ф.Керенский уже 2 марта вошёл в состав этого правительства.

Понятно, что представляя самые разные политические идеи, Совет и Временное Правительство не могли работать в унисон, а работали по известному крыловскому принципу «лебедь, рак и щука». Поскольку Совет рабочих депутатов на первых порах контролировали меньшевики, то Советом был избран путь поддержки буржуазного правительства для дальнейшего создания в России капитализма с последующим плавным переходом в социализм.

28 февраля своих представителей в Совет избрали заводы и военные части Питера. Очевидно, что в Совет делегировали самых «буйных», маргинализированных рабочих. Довольных жизнью в делегаты (не маргиналов) не выбирали. Мелкие мастерские и крупные заводы выставили равное число представителей, как и крупные военные заводы. Поэтому Совет переполнили делегаты мелких предприятий. В тот же день, образованный из представителей Петроградского гарнизона, Совет солдатских депутатов объединился с Советом рабочих депутатов. При этом количество представителей гарнизона намного превышало численность рабочих. Так образовался единый Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. В результате в Петроградском Совете две трети депутатов составляли солдаты и только одну треть – маргиналы из рабочих.

Что представляли собой солдаты Петрограда февраля 1917 года? В основе своей это были бывшие крестьяне, мобилизованные в армию, и расквартированные в казармах Петрограда по пути на фронт. Это были призывники осени 1916 года второй очереди. Вторая очередь призывников – это лица старшей возрастной категории, которые давно считали себя не подлежавшими мобилизации, и восприняли её отрицательно. Никто из них не хотел идти на фронт и воевать. В одном только Петрограде и его пригородах было размещено до 340 тысяч солдат запасных частей и подразделений. Эти солдаты уже несколько месяцев были оторваны от своего крестьянского быта и в новый социум фронтовиков пока ещё не попали, да и не хотели попадать. Это – типичные люмпены поневоле, оторванные войной от своего социума, а к новому социуму (фронтовиков) так и не попавшие. Самых горластых и креативных из них и выдвинули в Совет депутатами. Получается, что как минимум треть Петроградского совета заняли люмпены из крестьян. Поэтому неслучайно пленарные заседания Совета напоминали гигантский сельский сход – не было ни распорядка дня, ни процедуры принятия решений: в открытой дискуссии мог принять участие всякий, кто пожелает. А желающих было очень много: «Уже к 3-му марта Петроградский совет представлял собою целое море голов чрезвычайно разношерстного люда, числом до 1300»⁸³.

А от имени всей этой неорганизованной и митингующей массы действовал меньшевистский Исполком. Это вовсе не был исполнительный орган Совета, как следовало из его названия. Это был руководящий и независящий от Совета орган. Его состав никто не избирал на пленарных заседаниях Совета, а в последующем в него входили по умолчанию по три представителя от всех социалистических партий. Примерно также создавались Советы на местах – члены Советов шумят и митингуют, а от их имени руководят в Исполкоме меньшевики. С самого первого дня своего возрождения Советы стали ширмой, прикрывающей интересы той или иной находящейся у власти партийной верхушки. Эта практика продолжалась и после октября 1917 года – в Советы избирают простой народ, а Исполком, командующий Советами, формирует одна партия – партия большевиков (коммунистов).

Итак, Временный комитет Государственной Думы и Временное правительство были созданы как продолжение государственно-политической системы царской России и являлись в то время относительно «легитимными» органами власти, а Советы представляли собой новую революционную форму власти с участием представителей народа. Случилось двоевластие.

О том, как этим двум органам власти сосуществовать, Советы и Временный комитет (переименованный чуть позже во Временное правительство), договорились в первые же дни Революции. Теоретически Временное правительство несло всю административную ответственность, а функции Совета сводились к контролю. В действительности же все обстояло не так. Исполком Совета распоряжался и устанавливал законы по своему усмотрению, не согласовывая их с Временным правительством, а иногда и блокируя действия Правительства.

Лучше всего об этом свидетельствует Первый приказ Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, сыгравший определяющую роль в развитии дальнейших событий. Он был написан сыном священнослужителя присяжным поверенным беспартийным Николаем Дмитриевичем Соколовым, социалистом по убеждению. Вот часть его текста:

«Приказ №1 Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

1 марта. 1917 г.

…Совет рабочих и солдатских депутатов постановил:

1) Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.

2) Во всех воинских частях, которые ещё не выбрали своих представителей в Совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта.

3) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.

4) Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

5) Всякого рода оружие как то: винтовки, пулемёты, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям.

6) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

7) Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т.п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т.д. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на "Ты" воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов…

Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 1917. 2 марта».

Пункт третий этого приказа, который говорил о том, что во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется своим комитетам, был «творчески переработан» массами и довольно быстро вся жизнь воинских частей была поставлена под контроль комитетов «из выборных представителей от нижних чинов». Очевидно, что состав комитета из «нижних чинов» формировался из бывших крестьян, рабочих и некоторой части интеллигенции, оторванных войной от своего социального слоя, то есть – на тот момент из люмпенов.

О том, что русский народ не хотел воевать, красноречиво свидетельствуют факты – из десяти с половиной миллиона солдат, числящихся в российской армии к концу 1916 года, два с половиной миллиона были дезертирами. И это было до февральской революции! Дезертиры не возвращались по домам, где их ожидал очевидный арест. Они распространились по городам, где было проще скрываться от полиции, и где можно было хоть как-нибудь перебиться случайными заработками. Но и здесь они сталкивались с огромными жизненными трудностями и проблемами: ещё в 1912 году в Москве приходилась одна квартира на 8,7 человек, в то время как в Берлине – одна квартира на 3,9 человек⁸⁴. Очевидно, что эти недовольные жизнью люди, воспользовавшись ситуацией, устремились в Советы с огромным желанием добиться «справедливости». Эти два с половиной миллиона человек люмпен-пролетариев с началом Февральской революции бросились выполнять многочисленные поручения новой власти и заполнять места в создаваемых ими учреждениях.

Вот, например, – когда в дни Февральской революции Временный комитет Государственной Думы брал под свой контроль Министерство путей сообщения, статский советник этого министерства Ю.В.Ломоносов вспоминал о том, что среди занявших Министерство был некий молодой человек, о котором А.А.Бубликов – член Государственной Думы, назначенный комиссаром Министерства путей сообщения, – сообщил так:

«– А черт его знает. Когда я искал на улице солдат, чтобы занять Министерство, он пристал ко мне. Кажется, служит где-то на дороге. Толковый. А там – кто его знает. Телеграф он прибрал к рукам. А вот это другой доброволец, мой старинный друг присяжный поверенный Сидельников. Он юрисконсульт нашей дороги, – познакомил он меня с неподвижно сидевшим в его кабинете господином.

– А офицеров вы знаете?

– Нет, один из Думы, а другой сам сюда пришёл.

Жутко мне стало… Пошёл по Министерству, чтобы ориентироваться. Пусто, темно. Два-три дежурных чиновника в эксплуатационном отделе. Полная смена телеграфистов, возбуждённых, радостных. Ими командует неизвестный Рулевский. Рота Семёновцев под командой тоже неизвестного гусара.

Начал я беседовать с Рулевским. Малый откровенный. Мы с ним сразу сошлись. Он счетовод службы сборов Северо-Западных жел. дорог, бывший пепесовец (польская социалистическая партия), а теперь большевик. Когда Бубликов поехал занимать Министерство, Рулевский предложил ему свои услуги и был очень полезен ему своими партийными связями среди телеграфистов»⁸⁵.

Вот такие случайные люди и проникали во все ветви обновляемой старой и создаваемой новой власти. Сначала они сидели на общих заседаниях Советов или их комитетов, впитывая в себя лозунги и демократический пафос речей пламенных революционеров. Постепенно их замечали, давали им разовые поручения и они втягивались в постоянную работу всякого рода комитетов, рабочей милиции и прочего аппарата Исполнительных комитетов. То есть – они стали исполнителями воли не Советов, а Исполкомов. Они вошли во власть. Они стали советской властью.

Солдаты были основным, но не единственным источником формирования новой власти. Люмпен-пролетарии, которые всегда были в городах и весях России, также массово побросали свои временные работы и с удовольствием стали, провозглашая революционные лозунги, работать в структурах новой власти. «…Среди членов провинциальных Советов по-прежнему время от времени обнаруживались провокаторы или представители чёрной сотни, и дело дошло в этом отношении до того, что в Киевском совете р<абочих> д<епутатов> под вымышленной фамилией и под меньшевистским флагом оказалась Вера Чеберяк, бывшая членом воровской шайки и главным действующим лицом со стороны обвинения в процессе Бейлиса»⁸⁶. Чеберяк была выявлена и выведена из Совета, а сколько подобных ей лиц так и остались не выявленными, продолжая «работать» в новой советской власти?

Поскольку люмпен-пролетарии представляют собой неоднородную структуру деклассированных элементов, мировоззрение их было и будет разнородным. Обладая в массе своей простым «чёрно-белым» представлением об окружающем мире, они легко поддались на партийные агитации и в 1917 году в массовом порядке становились то меньшевиками, то большевиками, то эсерами – в зависимости от того, чьи лозунги им были понятнее.

После долгого раздумья Николай II решился покинуть Ставку в Могилёве и поехать в столицу для того, чтобы лично навести порядок. Точнее – он намеревался ехать в Царское Село к своей семье и оттуда наводить порядок в Петербурге. До Царского Села он так и не доехал, поскольку железнодорожники блокировали продвижение его поезда к столице. Царский поезд был вынужден отправиться в Псков. В результате этой безумной поездки царь на несколько решающих часов потерял связь со Ставкой и с теми военными ресурсами, которые он мог использовать в свою поддержку. Эти часы решили всё – когда царь оказался в Пскове общественное мнение сложилось уже не в его пользу и в ночь со 2 на 3 марта император Николай II подписал манифест об отречении от престола в пользу своего младшего брата Великого князя Михаила Александровича. Михаил Александрович отрёкся от трона в свою очередь.

Сложилось мнение о том, будто бы отречение Великого князя Михаила Александровича – результат настоятельных убеждений А.Ф.Керенского, который вместе с другими депутатами Государственной Думы приехал к Великому князю после отречения Николая II от трона для обсуждения сложившейся ситуации. На самом деле слова Керенского упали на подготовленную почву – Михаил Александрович не хотел быть царём. Вот как об этом писал в своих воспоминаниях присяжный поверенный (адвокат) Великого князя Н.Н.Иванов. Он приехал к князю по просьбе последнего сразу после отречения Николая II от трона. На вопрос Н.Н.Иванова согласится ли князь принять трон, Михаил Александрович ответил:

«… – какой же я вождь? Всё моё воспитание, вся моя жизнь – вне политики, как и мои личные склонности не дают мне никаких прав считать себя каким-то вождём. Я бы не знал даже, с чего начать. Я не знаю народа. Я наблюдал его издалека, и без большого внимания. Что народ думает, чего он хочет, что ему надо дать и чего дать нельзя, – во всех этих материях я наделаю столько ошибок, что и против меня подымутся. Зачем же мне создавать такое положение? Уж пусть те, которые знали, что делают, отстраняя брата, пусть они и устраивают Россию без нас»⁸⁷.

Да и жена Великого князя Брасова, которая, как отмечали её современники, не обладала большим интеллектом, но обладала куда более сильной волей, чем её муж, заявила:

«– Где ж Великому князю с его здоровьем думать о такой ужасной вещи, как управление государством! Вы же знаете, какой он хрупкий»⁸⁸.

Михаил Александрович отрёкся от престола и царизм в России пал окончательно. Идея созыва Учредительного собрания, которое решит вопрос о том, какой должна быть Россия, до этого обсуждавшаяся только среди интеллигенции, стала главной идеей народа. И уже через месяц после свершения Февральской революции 25 марта 1917 г. постановлением Временного правительства было созвано Особое совещание для разработки проекта положения о выборах в Учредительное собрание. Работа началась, хотя правительство в последующем затягивало выборы членов этого собрания.

Если практически все исследователи русской февральской революции 1917 года указывают на системообразующую роль Приказа №1 от 2 марта 1917 года, то на другой не менее важный документ они не обращают внимания, а именно – на Манифест Петроградского Совета «К народам мира» (принят 27 марта 1916 года). Этот манифест, конечно же, был насыщен красивыми фразами и революционными лозунгами, но суть в нём была такова: «обращаясь ко всем народам, истребляемым и разоряемым в чудовищной войне, мы заявляем, что наступила пора начать решительную борьбу с захватными стремлениями правительств всех стран. Наступила пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире»⁸⁹. И далее: «мы обращаемся к нашим братьям-пролетариям австро-германской коалиции и, прежде всего, к германскому пролетариату… сбросьте с себя иго вашего самодержавного порядка подобно тому, как русский народ стряхнул с себя царское самовластие; откажитесь служить орудием захвата и насилия в руках королей, помещиков и банкиров, – и дружными объединёнными усилиями мы прекратим страшную бойню, позорящую человечество и омрачающую великие дни рождения русской свободы»⁹⁰.

Этот Манифест, как легко заметить из его основных цитат, есть манифест о мире. После его обнародования вся Россия имела полное основание говорить о том, что Советы стоят за мир, а Временное правительство – за войну. И не важно, что деятели Исполкома Петроградского Совета впоследствии пытались дезавуировать смысл этого манифеста, делая акцент на слова из его текста, которые призывали дать отпор агрессорам, наподобие таких: «Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакционных посягательств – как изнутри, так и извне.

Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силой»⁹¹. Но, как говорится, «джин был выпущен из бутылки» – русский народ устал от войны, не хотел воевать и видел в этом Манифесте именно декларацию о мире.

Если меньшевики и эсеры испугались смысла этого Манифеста и всячески старались его дезавуировать, что у них получалось очень плохо, то большевики взяли лозунг о мире на вооружение в качестве основного лозунга и завоевали тем самым симпатию большинства солдат (то бишь – большинства российского крестьянства с ружьями в руках). А солдаты-крестьяне в основной своей массе хотели вернуться в деревни к семьям и к своим наделам, также как и солдаты из рабочих также желали возвращения в семьи и к своему привычному социальному окружению. Все устали от войны, и большевики, подхватившие лозунг о мире, постепенно становились в глазах солдат той самой партией, которая стоит «за народ».

После Приказа №1 повсеместно в действующей армии были созданы солдатские комитеты, которые в большинстве своём состояли из нижних чинов и в воинских частях легко давали увольнительные солдатам для командировок домой. Командированные солдаты, по истечении срока командировки, не спешили возвращаться в воинские части. Кто-то надолго задерживался в своих деревнях, кто-то до деревни так и не добрался – не все солдаты возвращались по домам, ведь деревенской бедноте и фабричной голытьбе, одетой в солдатские шинели, вовсе не хотелось возвращаться к своим лачугам, голодать и бедствовать. Терять им особенно было нечего, война навсегда оторвала их от прежнего социума и они, покинув фронт, становились люмпен-пролетариями в солдатской форме и с винтовками в руках. В городах они примыкали к квартировавшей в городах солдатской массе, находя земляков, и пользовались у расквартированных большим авторитетом, поскольку в отличие от новобранцев, уже «нюхали порох». Как вспоминал шт.-кап. Дорофеев, в одном только 3-м пехотном запасном полку в Петергофе зачислено было до 2000 таких солдат, перебравшихся в тыл с фронта, которые и вносили главную «дезорганизацию» в полку (Мельгунов, с. 60). Армия рассыпалась.

Чешские историки М.Рейман, Б.Литера, К.Свобода, Д.Коленовска правильно отмечали суть того, что произошло в феврале 1917 года в России: в России «происходили две революции: одна – на уровне зажиточных и образованных слов, другая – на уровне слоёв низших, плебейских»⁹²

4. Социалистическая идея, люмпен-пролетариат и Октябрь 1917 года

Так случилось, что столичный Петроградский совет, созданный первым из всех российских Советов, до конца мая 1917 года выполнял роль центрального органа всех Советов в России. Этот его статус был подтверждён в марте 1917 года Всероссийским совещанием советов. В конце мая в Петрограде начался Первый Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов, который в начале июня выбрал Центральный исполнительный комитет Советов. Ему и перешло от Петроградского совета верховенство. В состав ЦИК вошли 104 меньшевика, 99 социалистов-революционеров, 35 большевиков, 8 представителей от фракции объединённых социал-демократов, 3 представителя объединённых фракций трудовиков и народных социалистов и 1 представитель Еврейской социалистической партии; сверх нормы, в Комитет были включены: в качестве первого члена – Чхеидзе, а также 5 министров-социалистов⁹³. То есть – все Советы России были социалистическими. Но они не брали власть в свои руки. Почему?

Этому есть как минимум две причины.

Первая причина заключалась в том, что социалисты, представленные в руководстве Советов, относились к той группе социалистического движения, которая была убеждена в том, что Россия не готова к социализму – она ещё не прошла стадию капитализма, – а потому надо не торопить события и создать вначале капиталистическое общество, а уж затем заниматься социалистическими вопросами.

О второй причине красноречивее всех сказал меньшевик Чхеидзе: исполнительный комитет не может взять власть в свои руки, поскольку он «не может отказаться от руководства революционными массами»⁹⁴. То есть – Исполком занимался лозунгами, а Временное правительство – принятием и реализацией решений. Меньшевики, составлявшие большинство ЦИК в середине 1917 года, понимали, что они не умеют руководить страной и не обладают соответствующими знаниями, чтобы заниматься экономическими вопросами и управлением страной. «Руководить» революционными массами было проще и безопаснее.

Россия с марта по октябрь 1917 года представляла собой страну, в которой Временное правительство теряло власть, а Советы на местах эту власть приобретали.

В большинстве регионов России сразу же после Февральской революции власть оказалась в руках у органов земств и городских дум. Довольно быстро здесь активистами из этих структур власти основывались гражданские комитеты, состоящие из представителей общественных организаций, политических партий и деятелей самоуправления (земств), которые и выполняли роль региональной власти на местах. Правительство назначало сюда своих комиссаров, формируя некое подобие централизованного управления.

Параллельно с этим повсеместно в регионах России создавались Советы – либо отдельно Советы солдатских, Советы рабочих и Советы крестьянских депутатов, либо объединённые Советы. С позиций численного превосходства в России превалировали крестьянские Советы, которые вели себя автономно и независимо от солдатских и рабочих Советов, но они были менее активны и занимали местечковые позиции. Советы солдатских и рабочих депутатов были активнее и агрессивнее, распространяя область своих интересов далеко за пределы своих полномочий.

Повсеместно рабочими создавались заводские комитеты (фабзавкомы), легитимность работы которых была подтверждена Временным правительством в мае 1917 года⁹⁵. Эти советы стояли на социалистических позициях и начинали активно вмешиваться в производственный процесс. Массы сами начали в стране вводить социалистические принципы хозяйствования.

«На «местах», да и в самих столицах, шла упорная борьба между промышленниками и рабочими не на жизнь, а на смерть. Производство и нужды страны были забыты и теми, и другими. Рабочие, во что бы то ни стало, хотели огромного, подчас невероятного повышения заработной платы и систематически вмешивались в управление заводами и предприятиями, иногда просто фактически отбирая у собственников все управление и поручая его фабричным Советам. Со своей стороны предприниматели отвечали либо окончательным, либо временным прекращением работы, не желая до конца поступиться своими интересами.

Во всех отраслях крупной промышленности шла эта упорная борьба между трудом и капиталом, и все они разом оказались в состоянии безнадёжного паралича. Иногда, правда, соглашательным комиссиям или правительственным комиссарам удавалось найти какой-нибудь компромисс и таким образом дать работе возобновиться; но почти что всегда не надолго; ибо, поработав на вновь установленных было условиях, рабочие по прошествии немногих дней снова ставили прежние или ещё более повышенные требования, подталкиваемые к тому, конечно, постоянным повышением рубля и быстрым вздорожанием продуктов.

К этому общему резкому конфликту классовых интересов в сфере промышленности необходимо прибавить ещё проявления, – в провинции особо частые, – произвола со стороны новых пролетарских хозяев, то ли в виде личных счетов с прежними хозяевами, то ли с целью оказать давление на их решение, то ли из примитивного программного теоретизма, навеянного крайними элементами и выражавшегося в простом захвате предприятий и попытке осуществить тут же на месте социалистический строй. Нередко отдельные фабричные Советы действовали, нисколько не считаясь ни с местным правительственным комиссаром, ни с местным Советом рабочих и солдатских депутатов; в свою очередь, зачастую такие местные Советы в их хозяйственной тактике и политике не желали слушать ни правительственного комиссара, ни прямых правительственных распоряжений из центра, ни даже указаний Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

Не лучше, чем с промышленностью, обстояло дело с земельными отношениями. Как и рабочие, крестьяне не хотели больше ждать реформ из центра, легального введения их в пользование землею, основоустроения Учредительным собранием. Организовавшись наскоро в крестьянские Советы на местах, они все чаще и чаще переходили прямо, явочным порядком, к захвату обрабатываемых земель, пастбищ, лесов и лугов. Нередко это служило поводом к кровавым столкновениям, порождало произвол и беспорядок и причиняло прямой ущерб благосостоянию страны; но зато всегда и всюду это приводило к дезорганизации земледелия, к ухудшению в общем положении продовольствия страны и начинало грозить настоящим голодом. Равным образом, и в этом случае ни местный правительственный комиссар, ни распоряжения центрального правительства, ни местные или столичные Советы рабочих и солдатских депутатов не могли ничего поделать. Деревенская жизнь шла мимо них, повинуясь каждый раз голосу внутреннего своего классового инстинкта; коалиционная же власть была способна лишь увещевать и грозить, но не обнаруживала в себе ни желания, ни способности стать «железной»⁹⁶.

Старые императорские общества стали преобразовываться на новых демократических началах. Новые организации стали расти как грибы: повсюду начались конгрессы партий, союзов, сообществ, организаций. По всем губерниям бывшей империи закипело переустройство волостного управления на началах самоуправления. Повсюду стали возникать среди крестьян всевозможные местные советы, комитеты и сообщества. Везде и по всякому поводу возникали митинги и принимались резолюции. Временное правительство России предполагало развивать кооперацию и первый закон, который оно приняло, был закон о кооперации. Интенсивность и объём деятельности сельских кооперативов заметно возросли. Если на 1 января 1901 г. число кооперативов в России составляло 1625, то на 1 января 1917 г.– уже 47 187. По подсчётам М. И. Туган-Барановского, в них участвовало около 84 млн. чел., т. е. немногим более половины всего населения России⁹⁷. По числу кооперативов и членов в них Россия начала 1917 года занимала первое место в мире!

При царе любые бунты в деревне ли, в городе ли – подавлялись войсками. У царя не было ничего, что напоминало бы полицейские военные силы (внутренние войска) – при необходимости власти обращались к военным и те сразу же высылали мобильные силы, чаще всего казаков.

С падением царской власти на смену полиции повсеместно пришла народная милиция, подчинявшаяся Советам. 10 марта 1917 г. Временное правительство издало постановление об упразднении Департамента полиции и создании народной милиции с выборным начальством, подчинённым органам местного самоуправления. Повсеместно комиссарами Временного правительства создавались отряды милиции, но параллельно и Советами создавались свои отряды «народной милиции». При этом ещё и на фабриках и заводах организовывались собственные отряды рабочей милиции. Свои «милицейские» группы создавали анархисты, эсеры, большевики…

В рядах такой милиции состояли отнюдь не передовые и сознательные рабочие. Рабочие высокой квалификации не покидали станков – их у станков заменить никто не мог, а в милицию от фабрик и заводов шли люмпен-пролетарии и другие случайные личности, шла маргинализированная молодёжь из студентов и бывших гимназистов. Работа в милиции оплачивалась, в том числе и из средств заводов (если эта милиция формировалась из рабочих завода), но всё равно такая публика, вооружённая и безнаказанная, вела себя соответствующим образом. Воспоминания современников тех лет пестрят случаями, когда при арестах бывших царских сановников и военных такие милиционеры не упускали возможности положить в свой карман что-нибудь из имущества арестованных – от драгоценностей до сахара и картофеля.

В начале Февральской революции толпы врывались в тюрьмы и освобождали из них всех сидельцев без разбору как пострадавших от царского режима. На волю были выпущены уголовники и прочие преступные элементы, которые, воспользовавшись отсутствием должного порядка, вернулись к разбоям и грабежам. Милиция была бессильна против них. Более того, наиболее ушлые уголовники представлялись милиционерами и терроризировали население. Поэтому очень сложно сегодня разобраться в том, где бесчинствовала милиция, а где – уголовники под видом милиции.

Анархия в экономической жизни страны сопутствовала росту анархии в армии: «к маю месяцу число дезертиров, превышавшее перед самой революцией миллион, возросло до нескольких миллионов, как об этом заявил публично товарищ военного министра, полковник Якубович 14-го мая на совещании делегатов с фронта. Вся эта масса была в постоянном движении между фронтом и родными местами, то скрываясь, то разгуливая и действуя въявь, самовольно захватывая, а иногда и направляя поезда (расстраивая тем пассажирское и особенно грузовое движение), учиняя по мере движения вглубь страны всевозможные бесчинства и разгромы, поддаваясь легко всякой антипатриотической, антивоенной и анархической пропаганде (в частности, большевистской) и неся с собой это отравленное семя в родной город или родную деревню, где оно давало нередко тотчас же свои не менее ядовитые ростки. В мае месяце особенно участились случаи разгрома запасными (которых номинально числилось в то время до 10 миллионов) и дезертирами, между которыми в силу общего разложения дисциплины бывало часто трудно провести сколько-нибудь отчётливую границу, правительственных и частновладельческих винных складов и неизбежно связанные с этим буйства и беспорядки»⁹⁸.

Летом 1917 года миллионы запасных солдат изнывали без дела, всё охотнее и охотнее предаваясь всяческим проявлениям произвола и массами дезертируя при попытках их отправить на фронт. Поскольку основная масса солдат была крестьянской, то в этой массе всё активнее муссировались слухи о близком переделе помещичьей земли. Там, на малой Родине вот-вот начнётся передел, а мы тут – в окопах или в казармах, – к этому переделу земли не успеем. Так примерно думала солдатская масса из крестьян и массово дезертировали в тыл в свои деревни, стремясь успеть к началу передела помещичьей земли.

«Почти повсюду на местах в провинции власть Временного правительства признавалась лишь со значительными оговорками или вовсе не признавалась… Почти повсюду правительственной власти приходилось сталкиваться с решениями и мероприятиями, нередко самого произвольного и анархического порядка, местных общественных организаций, которые нисколько не заботились о том, одобряет ли это правительство и согласуется ли содеянное с его центральными видами и намерениями. Россия фактически разбилась как бы на множество больших или малых самостоятельных общин, что ли республик, претендующих чуть ли не на полноту власти в своём районе и поддерживающих с центральной правительственной властью лишь нечто вроде «дипломатических отношений». Было уже даже несколько случаев, так сказать, провинциального «отложения» от государства Российского, когда маленькие ячейки просто-напросто объявляли себя независимыми республиками, как то имело место, например, в небольших размерах уездных городах: Шлиссельбург, Кирсанов, Переяславль, в Святых горах; в губернских городах: Херсон и Красноярск, а в крупных и больших размерах – в Кронштадте. Правда, все это были явления более или менее кратковременные, которые Временному правительству удавалось ликвидировать в более или менее непродолжительный срок и более или менее мирным образом»⁹⁹.

Анархия в России 1917 года сказалась не только на фронте, который разбегался, но, очевидно, и на экономическом, и в первую очередь, продовольственном положении страны. Временное правительство продолжало царскую политику реквизиции хлеба и скота у сельскохозяйственного населения по твёрдым ценам особыми продовольственными органами, ссылаясь при этом на реальные факты голода в Армии и в городах. Крестьяне не могли с одобрением относится к этой мере, и требовали изъятия продовольствия «в первую очередь у помещиков, коннозаводчиков и ссыпщиков (скупщиков)»¹⁰⁰. Осенью 1917 года стало ясно, что «виды на урожай были мало утешительны (озимые хлеба в 77 уездах были, по официальным сведениям, ниже среднего, в 48 – посредственные, в 29 – плохие, в 221 – удовлетворительные и только в 57 – хорошие; состояние яровых было ещё хуже)¹⁰¹.

В этой ситуации большевистские призывы к захвату власти, к миру, к передаче земли крестьянам, а фабрик – рабочим находили всё больший и больший отклик у представителей социальных низов страны – большинства населения. Обнародование летом 1917 года документов о возможном финансировании большевиков германским правительством на время оттолкнуло от них народ, но контрагитация большевиков сделала своё дело, и уже к осени 1917 года симпатии народа вновь обратились к ним. Арестованные летом по делу об измене и шпионажу в пользу Германии большевики – Каменев, Луначарский и др., – уже в августе были освобождены, а в начале сентября был отпущен под залог и Лев Троцкий. Все они активно включились в борьбу против Временного правительства.

К сентябрю 1917 года Советы, состоящие из люмпенов и люмпен-пролетариев и возглавляемые небольшой кучкой большевиков, уже обладали большей властью, чем Временное правительство. К началу Февральской революции 1917 года РСДРП(б) насчитывала в Петрограде около 2,5 тысяч человек. То есть большевики в феврале были «экзотикой» в революционной столице. Но в течение года в Петроград вернулись ссыльные большевики, вернулся Ленин и его соратники из-за границы, и их активная и радикальная агитация принесла плоды – ряды большевиков возросли многократно. Они стали представлять собой реальную силу. Стоит ли говорить о том, кем были эти «новые большевики»? Отнюдь не старые рабочие, а маргинализированные слои простолюдинов, в первую очередь из люмпен-пролетариев.

Большевики к этому моменту смогли вытеснить из Исполкомов существенной части Советов по всей России своих конкурентов по социал-демократическому движению и, обладая большинством, фактически управляли ими. Произошло это мирно и постепенно: в Советы депутатов не выбирали, а делегировали предприятия и воинские части. Частично депутаты менялись, частично состав Советов расширялся за счёт новых членов. Так Советы становились всё более и более большевистскими. Проходившие перевыборы также пошли на пользу присутствию в них большевиков. Такие Советы стали проводить решения, вызывавшие у интеллигентных в основной своей массе меньшевиков категорические протесты, и те покидали Советы, отдавая без боя в руки большевиков советскую власть.

Так, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов к началу июля 1917 года пополнился в результате новых выборов депутатов 400 большевиками (вместо 40 человек ранее), а после «корниловского мятежа» к этим 400 большевикам примкнули и многие ранее колебавшиеся при принятии решений беспартийные члены Петросовета.

Сам корниловский мятеж до сих пор вызывает разные толкования в деталях, но суть его такова. Главнокомандующий российской армии Л.Г.Корнилов, на основании предварительной договорённости с Керенским, двинул на Петроград войска под командованием генерала Крымова, для разгона Петроградского совета и установления в России единовластия Временного правительства. Но министр-председатель Временного правительства А.Ф.Керенский внезапно отказался поддержать выступление, назвав действия Верховного главнокомандующего «контрреволюционным мятежом». Войска были остановлены в пути и расформированы. На защиту Петрограда питерский Совет мобилизовал рабочих и солдат, воссоздав петроградскую Красную гвардию, стихийно возникшую в первые дни Февральской революции и распущенную после июльской попытки большевистского мятежа.

Красная гвардия в момент подавления корниловского мятежа насчитывала уже около 40 тыс. человек и Петроградский совет не спешил её расформировывать, оставив её в своём распоряжении. В.И.Старцев¹⁰² считал, что это была группа молодых (в возрасте от 20 до 39 лет) рабочих крупных предприятий. То есть – это были люмпен-пролетарии.

31 августа 1917 года в то время, когда корниловский мятеж уже вступил в завершающую стадию, на вечернем заседании Петроградского совета большевикам удалось провести свою резолюцию «О власти», которая требовала передачу всей власти в России Советам. В знак протеста против этой резолюции эсеро-меньшевистский Президиум подал в отставку. Эсеры и меньшевики считали, что депутаты опомнятся и отменят свою резолюцию. Какая наивность! 9 сентября 1917 года главой Петросовета вместо ушедшего меньшевика Н.С.Чхеидзе был избран большевик Лев Троцкий, незадолго до этого выпущенный из «Крестов», где он находился по делу о шпионаже большевиков в пользу Германии. Сам Лев Троцкий, социал-демократ со стажем, присоединился к большевикам только в июле 1917 года, но быстро завоевал среди них популярность – раньше он много лет мелькал на различных встречах и съездах социал-демократов но ни к меньшевикам, ни к большевикам не примыкал, как, впрочем, и многие другие социал-демократы.

После корниловского мятежа авторитет Временного правительства и А.Ф. Керенского в России упал чрезвычайно низко. Он и так был не особенно высок, особенно в офицерской среде. Главной причиной негативного отношения к Керенскому со стороны офицеров к началу корниловского мятежа было то обстоятельство, что именно его приказом 11 марта 1917 года была введена «Декларация прав солдата». Вот, в частности, какие правила вводились в действующей армии этой Декларацией:

9) особые выражения, употребляющиеся как обязательные для ответов одиночных людей и команд вне строя и в строю, как, например, «так точно», «никак нет», «не могу знать», «рады стараться», «здравия желаем», «покорно благодарю» и т. п. заменяются общеупотребительными: «да», «нет», «не знаю», «постараемся», «здравствуйте» и т. п.

12) обязательное отдание чести, как отдельными лицами, так и командами, отменяется. Для всех военнослужащих, взамен обязательного отдания воинской чести, устанавливается взаимное добровольное приветствие.

14) никто из военнослужащих не может быть подвергнут наказанию, или взысканию без суда. Но в боевой обстановке начальник имеет право, под своей личной ответственностью, принимать все меры, до применения вооружённой силы включительно, против неисполняющих его приказания подчинённых. Эти меры не почитаются дисциплинарными взысканиями¹⁰³.

Всё офицерство было в шоке после опубликования и введения в жизнь этого приказа. Дисциплина в армии и без того весьма шаткая, развалилась почти полностью. Как раз для восстановления хоть какого-то порядка в армии кадеты и другие правые силы и рекомендовали Керенскому назначить Корнилова главнокомандующим. После назначения Корнилов начал наводить порядок и потребовал от Керенского больше полномочий для наведения порядка в Петрограде и его военном округе. Керенский согласился, а потом назвал действия Корнилова мятежом. Офицеры, с надеждой ожидавшие наведения порядка в армии со стороны Корнилова, которого в массе своей уважали и восхищались им, после провала «мятежа» испытывали отвращение и ненависть к Керенскому.

Казаки, расквартированные в Петербурге, отказывались защищать Временное правительство по той же причине, а ещё и потому, что Л.Г.Корнилов происходил из казаков и казаки не могли простить Керенскому предательство по отношению к самому известному казаку России.

После ареста Корнилова и генералов ставки, так или иначе принявших участие в «мятеже», армия была деморализована.

Члены действующего Временного правительства также выразили Керенскому недовольство в связи с делом корниловского мятежа, в результате чего возник правительственный кризис, и к концу сентября Временное правительство практически полностью сменило свой состав (из 17 членов последнего Временного правительства 13 членов были новыми министрами).

Большевики усиленно распространяли слухи о том, что это Временное правительство – правительство министров-капиталистов. На самом деле среде 17 министров реальными капиталистами было только трое: А.И.Коновалов, С.А.Смирнов и С.Н.Третьяков. Все остальные министры были врачами, юристами, экономистами, военными – то есть, специалистами.

Тем не менее, отношение к Временному правительству Керенского было нейтральным или даже отрицательным у большей части обывателей и солдат. Фигура А.Ф.Керенского была тому причиной. Сам Керенский этого не понимал и радовался концентрации власти в своих руках – он стал не только министром-председателем, но и главнокомандующим.

К концу сентября – началу октября в России сложилось такое политическое положение. Временное правительство формально управляло страной и распоряжалось государственной казной. Весь государственный аппарат находился во власти правительства. Однако решения Временного правительства вступали в силу зачастую только после их одобрения Советами на местах. Такая же ситуация была и в армии, где существовали ротные, полковые, дивизионные и другие солдатские Советы, которые контролировали не только бытовую часть жизни Армии, но и военные решения: «Фактически, к концу апреля вся армия была вдоль и поперёк окомитетчена. Каждая рота, каждая команда, каждый полк имели свои отдельные Советы. Полковые комитеты составлялись из представителей ротных и, в свою очередь, посылали своих представителей в Советы дивизионные и т.д.» ¹⁰⁴.

То есть – Советы выполняли существенную часть властных полномочий в стране, поэтому взять власть в свои руки Советы могли безболезненно, но меньшевистские и пришедшие им на смену большевистские руководители Советов откровенно боялись этого. Репутация, престиж и власть Временного правительства к началу осени 1917 года рассыпались. В Екатеринбурге из-за сокращения хлебного пайка начались волнения; в Кутаисе случались погромы магазинов и продовольственных складов; в Баку шла забастовка работников нефтепромыслов; в Москве и Петрограде периодически бастовали аптеки, типографии и отдельные промышленные предприятия; во Владивостоке были забастовки рабочих и т.п. Повсеместно крестьяне начали самовольный захват земель. А в начале октября 2917 года ещё и прошла двухдневная забастовка железнодорожников, требующих существенного улучшения жизни от Временного правительства, и правительство после долгого сопротивления вынуждено было согласиться. Тогда же Временное правительство попыталось перевести на другие участки фронта воинские части, находившиеся в Финляндии, справедливо полагая, что эти части полностью разагитированы большевиками. Предлогом для этого стал захват германскими войсками Моонзундских островов¹⁰⁵. Но областной комитет армии, флота и рабочих категорически воспротивился этому решению и войска остались на местах.

Находящиеся на легальном положении большевики в Петрограде весь сентябрь и октябрь проводили в спорах и сомнениях по поводу захвата власти. Им было страшно начать свержение Временного правительства – а что если не получится? Ведь тогда их арестуют и могут не только посадить в тюрьму, но могут чего доброго и расстрелять, как изменников. Нечего терять было В.И.Ленину – он и так скрывался в подполье, находясь в розыске, как человек, обвиняемый в связях с германским штабом. Ему реально грозил не только тюремный срок, но и смертная казнь за шпионаж. Поэтому весь сентябрь и октябрь 1917 года прошёл в решительных требованиях со стороны Ленина к ЦК большевиков свергнуть Временное правительство и взять власть в свои руки. И весь сентябрь и октябрь ЦК всячески оттягивал решение этого вопроса. Ленин даже перебрался из Финляндии в Петербург, для того, чтобы активнее воздействовать на своих товарищей. И только его личное участие в заседании ЦК 10 октября 1917 года, наконец, заставило ЦК принять Резолюцию о вооружённом восстании.

С начала своего существования и до 17 августа 1917 Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов работал в Таврическом дворце. 17 августа он перебрался совсем недалеко от этого дворца – в Смольный институт благородных девиц. Самих благородных девиц в институте уже не было.

Именно здесь, в Смольном и развернулась активная работа Л.Д.Троцкого по подготовке к вооружённому восстанию – по его инициативе 12 октября 1917 года во исполнение решения ЦК большевиков от 10 октября был создан Военно-революционный комитет (ВРК) по захвату власти в Петербурге. Этот комитет был создан в ответ на попытку Временного правительства вывести из Финляндии революционно настроенные воинские части. Областной комитет армии, флота и рабочих не только воспротивился этому, но и обратился 1 октября с воззванием к Петрограду о помощи, а Петроградский совет в ответ создал ВРК.

В состав ВРК входило несколько десятков человек: большевиков, левых эсеров и анархистов. Руководство ВРК осуществляло Бюро ВРК (левые эсеры Лазимир и Сухарьков, большевики Подвойский и Антонов-Овсеенко), а также штаб ВРК (большевики Подвойский, Антонов-Овсеенко, Крыленко). Фактическое руководство всей этой работой осуществлял Лев Троцкий.

Участие эсеров в борьбе большевиков за власть и отставку Временного правительства объяснялось близостью их политических взглядов – эсеры верили, что социализм можно построить, минуя стадию капитализма. Ну а анархисты вообще были против всякой власти.

ВРК собирал силы, разрабатывал всякие планы, занимался агитацией за вооружённое восстание, но само восстание не осуществлял. Ленин «рвал и метал», забрасывая ЦК разными письмами с планами о том, как захватить власть в свои руки.

25 октября должен был начаться II Съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Судя по всему, ЦК большевиков собирался дождаться созыва Съезда, чтобы на нём провести решение о захвате власти, после чего и начать восстание, одобренное Съездом. Ленин категорически возражал против этого и 24 октября написал письмо в ЦК: «Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их…»¹⁰⁶. Написав письмо и отправив его со связным, Ленин всё-таки не выдержал и, загримировавшись, сам отправился вечером в Смольный. Там он и начал руководство восстанием, подтолкнув буксующую машину восстания. А совершал революцию Л.Д.Троцкий во главе ВРК Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

В Смольный начали приезжать делегаты II Съезда Советов. Здесь же работал ЦИК Советов и Исполкома Совета крестьянских депутатов во главе с меньшевиками Даном, Мартовым, Скобелевым и другими. Председатель ЦИК Чхеидзе в это время находился в Грузии.

Регистрация делегатов съезда показала, что 60% зарегистрировавшихся делегатов Съезда были большевиками. Остальные – это меньшевики, эсеры, представители мелких партий и беспартийные. И хотя большевики представляли собой на Съезде большинство, такой Съезд мог и не взять власть в свои руки – большевики не были единодушны в желании свергнуть Временное правительство.

А что Временное правительство? Весь сентябрь и весь октябрь и «левые», и «правые» одинаково оценивали шансы большевиков – «это авантюра для правительства сама по себе не страшна»¹⁰⁷. Английский посол в России Дж. Бьюкенен вспоминал, что в последних разговорах с Керенским за несколько дней до октябрьского переворота Керенский «не раз восклицал: «Я желаю только того, чтобы они вышли на улицу, и тогда я их раздавлю»»¹⁰⁸. Временное правительство было уверено в том, что солдаты петроградского гарнизона будут защищать его и просто ждало начала большевистского наступления, чтобы разом навсегда покончить с большевиками. Более того, все основные действующие лица – и Правительство, и «правые», и «левые» знали, что именно на 25 октября большевики назначили переворот, и спокойно ждали этого дня. Петербургская организация партии эсеров, у которой была довольно мощная собственная военная группировка, заявила о своём нейтралитете.

В ночь с 23 на 24 октября Керенский отправился в штаб округа, откуда стал рассылать телеграммы в военные училища и школы прапорщиков, расположенные в Петрограде и его ближайших окрестностях, с предписанием немедленно выступить на защиту Временного правительства. Такую же телеграмму он послал в штаб Северного фронта (Псков). При этом, как впоследствии заявлял сам Керенский о штабе Петроградского округа, «там уже больше половины офицеров демонстрировало свои весьма неприятные для Временного правительства чувства»¹⁰⁹.

Главный начальник округа генерального штаба полковник Г.П.Полковников 24 октября 1917 года издал Приказ по Петроградскому военному округу, в пункте втором которого говорилось о том, что в случае каких-либо самовольных вооружённых выступлений или выходов отдельных частей или групп солдат на улицу, помимо приказов, отданных штабом округа, офицерам приказано оставаться в казармах. Все офицеры, выступившие помимо приказов своих начальников, будут преданы суду за вооружённый мятеж. Этим приказом Полковников парализовал всех офицеров гарнизона, лишив Временное правительство единственных его верных защитников.

Более того, в Питере в то время находилось в отпусках, в командировках, проездом или в ожидании назначения около 15 тысяч офицеров, которые могли по первому же призыву Временного правительства выйти на защиту Зимнего дворца и эту силу высокопрофессиональных служак никакие самодеятельные войска ВРК сломить не смогли бы. Но Керенский боялся офицеров – они могли отомстить ему за то, что он сделал с генералом Корниловым, поэтому никакого обращения за помощью к офицерам с его стороны и со стороны Временного правительства не последовало.

С приходом Ленина в Смольный началась активная фаза восстания. В ночь с 24 на 25 октября войска ВРК постепенно захватывали все стратегические объекты в городе, расставляя всюду пикеты. Происходило эти спокойно без выстрелов и штурмов. К утру 25 октября Временное правительство осознало происходящее в полном объёме – защищать его было практически некому, разве что небольшая часть женского ударного батальона, пришедшая для парада и оставленная у Зимнего Дворца, да некоторое количество юнкеров. Питанием эти «войска» не были обеспечены и к концу дня часть юнкеров начала покидать здание.

Казаки, обещая прийти на защиту Зимнего дворца, не приходили, ссылаясь по телефону на некоторые временные трудности. После того, как телефонная связь Зимнего дворца с городом была прервана, а на Дворцовом мосту появились матросские пикеты, Керенский принял решение выехать навстречу войскам, которые должны были быть высланы на подмогу штабом Северного фронта.

День 25 октября был как обычный день. Город жил мирной жизнью, не замечая «Великой Октябрьской Социалистической Революции». Обыватели гуляли по Невскому проспекту, ходили в магазины и в кино. Дж. Рид вспоминал этот день так: «В среду 7 ноября (25 октября) я встал очень поздно. Когда я вышел на Невский, в Петропавловской крепости грянула полуденная пушка. День был сырой и холодный… По Невскому, как всегда, двигались трамваи. На всех выступающих частях их повисли мужчины, женщины и дети. Магазины были открыты, и вообще улица имела как будто даже более спокойный вид, чем накануне»¹¹⁰. Вечером того же дня 25 октября работали все театры и рестораны. Например, в театре Народного дома недалеко от Петропавловской крепости шла опера, в которой пел Шаляпин…

Организованного штурма Зимнего как такового не было. Были лишь общие указания без чётко разработанного плана. Руководство восстанием происходило «с листа» – по мере развития событий. Например, предполагалось, что штурм Зимнего дворца должен будет начаться после того, как штурмовавшим станет известно о том, что Петропавловская крепость окажется в распоряжении ВРК и Зимний дворец будет полностью окружён, о чём будет просигнализировано вывешиванием красного фонаря на стенах Петропавловской крепости. Гарнизон Петропавловки завил о нейтралитете и не мешал войскам ВРК действовать в ней. Всё хорошо, но не было красного фонаря. Пришлось сообщать о захвате Петропавловки нарочными. И такая путаница и бестолковщина встречалась повсеместно.

Более того – в Зимнем дворце забыли закрыть боковую дверь, выходящую на Зимнюю канавку. Через эту дверь во дворец проходили небольшие группы ВРК. Там во Дворце они сталкивались с юнкерами, которые разоружали солдат и рабочих. Через некоторое время количество разоружённых рабочих и солдат возрастало до такой степени, что уже они предлагали разоружиться юнкерам, что те и делали. Юнкера разоружались и расходились по домам…

Нам не интересны подробности того, как происходил захват Временного правительства. Важно, что плана, как системы чётко продуманных действий, поддержанных ресурсами, не было. Отрядам, собравшимся вокруг Зимнего дворца, отдавались зачастую самые противоречивые распоряжения от членов ВРК, которые на месте пытались организовать штурм. К тому же в Зимнем дворце располагался военный лазарет, в котором находились раненные солдаты с фронта и медицинский персонал. Началась стрельба по Зимнему дворцу из пушек Петропавловской крепости, а в это время по Троицкому мосту спокойно продолжали проходить городские трамваи. В Народном доме выстрелы были слышны, но Шаляпин продолжал петь (как ему сообщили – стреляли в другую от театра сторону), и опера шла без перерыва.

В Смольном после долгих затяжек и проволочек началась работа Съезда. Большевики хотели начать Съезд после того, как Временное правительство будет арестовано, а вестей об аресте не поступало. Делегаты шумели и требовали начинать. Пришлось начать Съезд в 22 часа 40 минут. Ленина на открытии Съезда не было – он «как «лев» в клетке, метался в маленькой комнатке подле заседания и «ругался». Отсюда он слал одну записку за другой Подвойскому, Антонову и др.»¹¹¹, внося сумбур и в без того хаотические действия штаба.

Открытие заседания съезда сопровождалось ожесточённой политической борьбой. Крестьянские советы и все солдатские комитеты уровня армий отказались участвовать в деятельности съезда. Съезд находился на грани легитимности из-за незначительного количества делегатов. Меньшевики и эсеры осудили выступление большевиков как «незаконный переворот» и обвинили большевиков в многочисленных махинациях при подборе делегатов съезда. После того, как президиум Съезда был сформирован из большевиков и левых эсеров, делегаты от меньшевиков, правых эсеров и Бунда в знак протеста покинули Съезд и бойкотировали его работу. В работе Съезда в 2 часа 40 минут 26 октября объявлен перерыв – кворум съезда был нарушен и его дальнейшая работа становилась нелегитимной.

В 2 часа 10 минут отряд ВРК во главе с Антоновым-Овсеенко подходит к комнате Зимнего Дворца, где находится Временное правительство. Вход в комнату охраняют юнкера и не пускают восставших. После недолгих переговоров с юнкерами к правительству проходит только один Антонов-Овсеенко, который и объявил Временному правительству о его аресте. Правительство подчинилось и приказало юнкерам не оказывать сопротивления и разойтись. Всю ночь Зимний дворец был в распоряжении революционных отрядов – «передового отряда рабочего класса». «Вероятно, здесь собрался весь тот «деморализованный охлос», который некоторые исследователи нашего недавнего прошлого так склонны выдвигать на авансцену при описании октябрьских дней… Специальная комиссия Городской Думы через пять дней после штурма произвела обследование разгрома Зимнего дворца и установила… картину полного вандализма – у портретов прокалывались глаза, на креслах срезаны кожаные сиденья, дубовые ящики с фарфором пробиты штыками, ценные миниатюры, иконы, книги и пр. валялись на полу и т.д.»¹¹².

В 3 часа 10 минут в Смольном закончился объявленный перерыв, поскольку, наконец, пришло известие об аресте Временного правительства. На трибуну поднимается Каменев и объявляет Съезду об аресте министров Временного правительства. Съезд принимает обращение «К рабочим, солдатам и крестьянам», после чего в 6 часов утра первое заседание Съезда закрывается. А вот уже на втором заседании Съезда, начавшегося 26 октября в 21.00, выступает Ленин. На Съезде утверждается новое Правительство с Лениным во главе и принимается ряд фундаментальных декретов…

А где же Сталин? Ни в одном документе, ни в одном чьём-либо воспоминании его имя в день и ночь Октябрьской революции не упоминается. В это время у него завязался роман с молоденькой гимназисткой Надей Аллилуевой – не до революции ему было, они по вечерам вслух Чехова читали…

После того, как стало известно, что власть поменялось и Временное правительство низложено, а вместо него работает какое-то новое правительство, назначенное Съездом Советов, эсеры, кадеты, меньшевики пожимали плечами и говорили о том, что власть сама выпадет из рук большевиков. Никто не верил, что большевики взяли власть надолго – через три дня, максимум через неделю большевики убегут и бросят власть. Самые большие скептики были убеждены, что большевистское правительство протянет до созыва Учредительного собрания, после чего прекратит своё существование. Не верила успешности переворота и вся остальная Россия.

Более того, министры-социалисты, выпущенные большевиками по требованию социалистических партий из Петропавловской крепости после ареста, сразу же объединились и организовали «подпольное» Временное правительство. Поскольку Государственный банк продолжал подчиняться только указаниям Временного правительства, то оно и распоряжалось государственными средствами по своему усмотрению. Думаете, это подпольное Временное правительство направило все свои силы на борьбу с большевиками? Создало ударные бригады из офицеров для ареста большевистского правительства?

Отнюдь. Оно продолжало заниматься «хозяйственными делами». Так по распоряжению Временного «подпольного» правительства Государственный банк перечислил 10 млн. рублей «Особому совещанию по топливу» для уплаты срочных платежей по продовольствию, обмундированию и на инструменты. 7,5 млн. рублей было перечислено городскому самоуправлению на заготовку дров, 431 тысяча рублей была отпущена на преобразование технических железнодорожных училищ. Предполагалось перечислить 4,8 млн. рублей на разработку сланцев под Петербургом, но 14 ноября Государственный банк был захвачен большевистским правительством и Временное «подпольное» правительство лишилось доступа к казённым деньгам¹¹³.

Никто не понимал, что власть захватили вовсе не Ленин и компания. Власть и без того уже практически принадлежала Советам, в большинстве которых главенствовали большевики, а реализовывали властные полномочия, то есть – реально правили страной, – люмпен-пролетарии.

С этих позиций интересен состав первого «рабоче-крестьянского народного правительства». В нём нет ни одного человека из рабочих:

– пять человек из дворян,

– два представителя из буржуазных семей,

– два человека из крестьян и

– девять человек из так называемых разночинцев!

Историки чаще всего на деятельности и судьбах членов этого правительства и его окружения и останавливаются, рассматривая всё происходившее в стране, как результат их деятельности. Но ведь не эти 18 человек осуществляли «красный террор» Гражданской войны, «раскрывали» заговоры против советской власти и составляли продотряды времён Военного коммунизма. Не они «ставили к стенке» и пытали жителей в застенках ЧК. Они всё это благословляли и организовывали, а реализовала их идеи масса готовых услужить новой власти люмпен-пролетариев.

5. Что такое «диктатура пролетариата»?

Ленин и его соратники не скрывали – они сделали социалистическую революцию, и будут осуществлять диктатуру пролетариата. Но была ли эта диктатура пролетарской? Последователи коммунистов утверждает, что так оно и было. Существенная часть современных отечественных и зарубежных историков считает, что началась диктатура вождей – Ленина, а затем – Сталина.

Но есть и такие, кто утверждает, что все эти годы были исключительно годами диктатуры не личностей и не партии в целом, а кучки партийной элиты. Эта точка зрения высказывается примерно так: «За многочисленными ленинскими высказываниями о диктатуре пролетариата, попытками её определения, обозначениями различного рода, облечёнными в наукообразные формы, за отождествлением диктатуры пролетариата с диктатурой вождей, единоличной властью, вырисовывается настоящая, действительная диктатура. Но не диктатура пролетариата, а диктатура против всех классов, в том числе и против пролетариата, против всех социальных групп, больших и малых… Её осуществляет небольшая группа лиц, захватившая власть, типа Политбюро, ЦК КПСС…»¹¹⁴.

Вопрос о том, чья диктатура была в СССР не праздный. И многоголосица историков в этом отношении неспроста. Правильный ответ на этот вопрос нам даст возможность понять – что же всё-таки произошло в нашей стране и, что более важно – а что поменялось в ней после того, как СССР перестал существовать? Для того чтобы понять – что именно произошло, и чья диктатура всё же наступила в России, обратимся к истокам самого понятия «диктатура пролетариата». Оно было введено К.Марксом:

«…социализм есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений»¹¹⁵. То есть – социализм, это есть диктатура пролетариата, диктатура, которая ломает всю структуру старой жизни для формирования новых отношений. Заявив об этой форме власти в период социализма, К.Маркс и Ф.Энгельс не конкретизировали её суть и не разработали теорию диктатуры пролетариата. Правда, когда с 18 марта по 28 мая 1871 года в Париже возникла Парижская коммуна, Ф.Энгельс радостно заявил, что это и есть та самая диктатура пролетариата, о которой упоминал Маркс. Парижская коммуна пала, её опыт был столь мал и так не успешен, что вряд ли мог лечь в основу какой-либо теории.

Последователи Маркса положение о том, что в переходный период превращения капиталистического государства в бесклассовое коммунистическое общество власть в государстве будет принадлежать пролетариату, а формой это власти будет диктатура пролетариата, утвердили в качестве догматического. Но что крылось за понятием «диктатура пролетариата»? Какими свойствами эта диктатура должна обладать? Никто этого не знал.

Поэтому реализовать «диктатуру пролетариата» и дать её теоретическое обоснование большевикам, захватившим власть в России в октябре 1917 года, пришлось, выдумывая всё «на ходу», «творчески» осмысливая происходящее. В отличие от них европейские социал-демократы пытались разработать теорию «диктатуры пролетариата», опираясь на социологические и социалистические теории. Карл Каутский опубликовал в 1918 году книгу под названием «Диктатура пролетариата». В ней он, в частности писал:

«Маркс всё время говорит о всеобщем избирательном праве, о праве всего народа, а не об избирательном праве одного какого-нибудь привилегированного класса. Диктатура пролетариата была для него состоянием, которое необходимо вытекает из чистой демократии при преобладающем положении пролетариата. Следовательно, тот, кто высказывается за диктатуру, а не за демократию, не смеет ссылаться на Маркса».

И далее: «если под диктатурой понимать не состояние господства, но определённую форму правления, тогда можно говорить только о диктатуре одного лица или организации. Следовательно – не о диктатуре пролетариата, а о диктатуре пролетарской партии. Но тогда проблема тотчас же усложняется, так как сам пролетариат распадается на различные партии. Диктатура одной из них отнюдь уже не будет диктатурой пролетариата, но диктатурой одной части пролетариата над другой. Ситуация ещё больше осложняется, если и в социалистических партиях, в их отношении к пролетарским слоям произошёл раскол, когда, например, одна партия достигает власти путём объединения городских пролетариев и крестьян. Тогда диктатура пролетариата превращается не только в диктатуру пролетариев над пролетариями, но также в диктатуру пролетариев и крестьян над пролетариями. Тогда диктатура пролетариата принимает поистине удивительные формы»¹¹⁶. По сути эта книга Каутского была направлена против той социалистической системы, которая формировалась в России большевиками.

Поэтому появление этой книги в Австрии в 1918 году вызвало бурное негодование В.Ленина, который тут же в 1919 году опубликовал книгу с кричащим названием: «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Каутского Ленин называет не только ренегатом, но и «дураком», «слепым щенком», «десятилетней девочкой» и т.п. Видно, что критика Каутским того, что происходило тогда в России, а эта критика звучит буквально с каждой страницы книги, Ленина задела за живое – с его позиций Каутский, ренегат естественно, так ничего и не понял. Поэтому и написал Ленин такую книгу в период, когда шла Гражданская война, экономика разваливалась, а большевики с трудом держались у власти – нашёл же для написания книги время! Здесь не имеет смысла рассматривать полемический задор Ленина, а имеет смысл выяснить, что же понималось под «диктатурой пролетариата» Лениным – в этом ключ к осознанию того, что же дальше произошло со страной. Итак, вот основные мысли «вождя мирового пролетариата» В.И.Ленина по этому поводу¹¹⁷:

«…надо сказать: диктатура не обязательно означает уничтожение демократии для того класса, который осуществляет эту диктатуру над другими классами, но она обязательно означает уничтожение (или существеннейшее ограничение, что тоже есть один из видов уничтожения) демократии для того класса, над которым или против которого осуществляется диктатура».

«…Каутский нечаянно наткнулся здесь на одну верную мысль (именно, что диктатура есть власть, не связанная никакими законами), но определения диктатуры все же не дал». Или же: «…революционная диктатура пролетариата есть власть, завоёванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами»¹¹⁸.

Из этих ленинских строк со всей очевидностью следует такой вывод: при диктатуре пролетариата законы перестают действовать – новая власть не связана никакими законами, она действует так, как считает нужным, а по отношению к тому классу, против которого ведётся борьба, речи о каких-нибудь «общечеловеческих ценностях» и справедливости вовсе быть не может. Именно поэтому в период диктатуры: свободные выборы отменяются, свобода слова отменяется, каждый, кто не принадлежит к классу «пролетариев», является человеком «второго сорта» и любые противозаконные действия против него оправданы с позиций диктатуры «пролетариата».

Эти основные положения и легли в основу политики советской власти – в этом легко убедиться, изучив историю СССР.

Ленин умер, так и не создав теории диктатуры пролетариата, а только наметив основные её свойства. Его ближайшие сподвижники не занимались теорией и уж тем более не занимались теорий диктатуры пролетариата, а боролись друг с другом за власть. Победил И.Сталин, который вовсе не был антиленинцем, как это пытаются представить некоторые современные историки. Напротив, он, как настоящий азиат, был верным и преданным учеником Ленина, которого почитал и которого считал «самым-самым». Некоторые разногласия, если и возникали между Лениным и Сталиным, то вовсе не носили фатального характера – Сталин обожествлял Ленина. И именно с его подачи и возник в СССР культ нового бога – Ленина. Сам Сталин был человеком со средними возможностями («самая выдающаяся посредственность Политбюро» – так его характеризовал Л.Троцкий) и никакого вклада в теорию марксизма он не внёс, разве что «обогатил» её бесценным опытом «построения социализма в отдельно взятой стране». Он полностью принял ленинское положение о диктатуре пролетариата, руководствовался гипотезами Ленина, считая их догмой, не подлежащей критическому осмыслению. В 1924 году он разразился, одним из немногих «теоретических трудов» – конспектом лекций, прочитанных в Свердловском университете в начале апреля 1924 года, названным им «Об основах ленинизма». Здесь он полностью повторяет все ленинские мысли, практически не разбавляя их своими.

Впоследствии Сталин и реализовал как мог это ленинское учение в жизнь. Он был настоящим догматическим ленинцем – Ленин писал о «насилии пролетариата над буржуазией» – вот вам массовый террор по отношению ко всем, кто так или иначе мог быть отнесён к буржуазии и её защитникам или приспешникам. Это – диктатура пролетариата по-ленински, попробуйте возразить! При этом в соответствии с принципами В.Ленина уничтожению должны были быть подвергнуты все «непролетарские классы»: бывшие «буржуи», помещики и дворяне, дети священников и сами священники, а также зажиточное крестьянство (кулаки и середняки) – ведь они, как неоднократно писал и говорил Ленин, те же капиталисты, только деревенские! Заодно с ними уничтожению подвергалась «культурная прослойка» из бывших военных, инженеров и работников культуры, «обслуживавших» правящий класс в царской России, а вместо них создавалась новая «пролетарская» культурная прослойка.

Ещё на одну «беду» указывал в своих последних работах вождь мирового пролетариата Ленин – нет в России рабочего класса, потому диктатуру его приходится осуществлять большевикам (от имени рабочих). А вот когда будет развита промышленность, будет в ней рабочих больше, чем крестьян в деревнях, то диктатура пролетариата наступит сама по себе и партия сможет отдохнуть от трудов. А тогда и коммунизм придёт, как бесклассовое общество, но «чтобы уничтожить классы, надо… уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех – работниками»¹¹⁹. Отсюда следует, что насильственная сталинская коллективизация сельского хозяйства страны в конце 20-х годов ХХ века и ударная индустриализация – это не просто стремление Сталина превратить СССР из аграрной страны в промышленную. Это – желание ускорить построение в СССР социализма, а затем и коммунизма. А поскольку это, как писал Ленин, возможно только при наличии большой массы рабочих в стране, то надо было вырвать из деревень крестьян, желательно молодых, не испорченных «любовью к крестьянскому труду» и сделать из них рабочих.

Кроме того, Сталин, как верный ученик Ленина, был убеждён, что «корни» капитализма «гнездятся в товарном производстве, в мелком производстве города и особенно деревни… и поскольку мелкое производство имеет у нас массовый и даже преобладающий характер и поскольку оно рождает капитализм и буржуазию, особенно в условиях нэпа, постоянно и в массовом масштабе, – у нас имеются условия, делающие возможным восстановление капитализма»¹²⁰. Поэтому и было нужно свернуть НЭП, уйти от мелкотоварного производства, а тех крестьян, кто останется в деревне, нужно оторвать от мелкособственнических инстинктов и «уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех – работниками», как об этом мечтал Ленин. И сделать это можно было, только лишив крестьян в деревнях «реакционного мелкобуржуазного мировоззрения», отняв у них средства производства и обобщив их. Кооперация на селе, о которой так много говорили «мелкобуржуазные» учёные типа А.Чаянова и Н.Кондратьева, как способ социализации крестьян, шла вразрез с этой идеей. Эти «мелкобуржуазные» учёные говорили о добровольном объединении труда и результатов труда советских крестьян на кооперативных основах. А насильственное превращение деревень в коллективное социалистическое хозяйство, когда плуги, скотину и проч. обобщили и труд стал оцениваться не по результатам, а по затратам (трудодни), они не воспринимали.

Но не повышение эффективности сельского хозяйства было целью политики Сталина и его многомиллионного аппарата. Превращение крестьян (80% населения страны) в работников – вот суть ломки сельскохозяйственного уклада и создания колхозов. Для победы социализма Сталину нужно было любой ценой создать в стране массу рабочих и уничтожить частную собственность на средства производства, в том числе и в деревне! Потому и собрали всех крестьян в колхозы, а учёных, не понимающих это – уничтожили морально, а потом физически.

Но я немного отвлёкся от главной темы. Теория, напоминаю, это объяснение реально существующего явления. Значимость теории определяется её предсказательными способностями – она предсказывает ситуации, которые ещё не встречались и с её помощью можно предпринять правильные действия. Теория диктатуры пролетариата не существовала к моменту захвата власти в России большевиками. Теория, предложенная Каутским, большевиков не интересовала. Они осуществляли диктатуру пролетариата эмпирическим путём – методом проб и ошибок, а помогали им в этом люмпен-пролетарии, которые заполнили все «ветви, листья и почки» власти. Люмпен-пролетарии, попавшие на низшие ступени советской власти арестовывали, допрашивали, ссылали и расстреливали остальных граждан страны, их имущество реквизировали и пользовались реквизированным по своему усмотрению.

Не пролетарии осуществляли диктатуру. И не коммунисты от имени пролетариев осуществляли эту диктатуру. Во власть попали люмпен-пролетарии, а потому с октября 1917 года в России началась диктатура особой группы людей – диктатура люмпен-пролетариата.

6. Диктатура люмпен-пролетариата в России. Первый этап.

В обществе нет двух одинаковых людей, каждый человек – личность со своим видением окружающего его мира. При этом люди живут рядом друг с другом, работают вместе, дружат и ненавидят. Окружение, в котором существует конкретный человек, представляет его социальный мир и он относительно невелик. В этом социальном мире в системе социальных и экономических отношений человек занимает определённое место. Об этом мире он знает всё, или – почти всё: правила, процедуры, порядки и прочие ценности и нормы. Остальной мир для него – «terra incognita», о нём он судит через призму того мировоззрения, которая присуща его социуму и которое он воспринял с детства.

Для изучения этого сложного множества людей наука не изобрела пока что ничего лучшего, чем классификация – группировку в отдельные классы лиц, чьи свойства одинаковы или близки друг другу по критерию классификации. Таких критериев классификации можно предложить тысячи и значимость каждого из них определяется целью исследования. Например, можно выделить в обществе такие два класса людей как «курящие табак» и «не курящие табак». С позиций здравоохранения эта классификация очень важна. С позиций анализа политико-экономических процессов эта классификация бессмыслена.

Маркс дал свою классификацию групп людей в обществе по критерию отношения к средствам производства. И по этому критерию он выделил в отдельный класс рабочих (пролетариев). Но этот класс на самом деле не являются однородными, ведь «рабочий класс» это очень неоднородная группа, состоящая из: рабочих различных отраслей; рабочих с разной квалификацией; рабочих с разным уровнем использования физического труда; рабочих на производствах с различными условиями труда; рабочих с разным уровнем оплаты труда; рабочих больших, средних и малых предприятий и т.п.

А потому среди «рабочего» класса есть те группы, которым «нечего терять, кроме цепей», а есть и такие группы, которым есть что терять и они вовсе не готовы идти на революционные преобразования вместе со своим «классом». И эта группа рабочих не участвует в пресловутой борьбе пролетариата с капиталом, о которой говорили и говорят марксисты. Далеко не каждый пролетарий хочет прогнать «проклятых капиталистов» и обобществить их имущество. Чаще всего большая часть пролетариев об этом и не думает. Их устраивает жизнь, которую они ведут и прилагать какие-либо усилия для её изменения они не намерены.

Разговоры марксистов об интересах рабочего класса надуманы – у каждого рабочего свой интерес, который ограничен тем социумом и тем окружением, в котором он живёт. Рабочему из Замбезии нет никакого дела до рабочего из Узбекистана. Другое дело, что одни и те же условия работы рабочего, одни и те же условия его жизни приводят к формированию общего классового мировоззрения. И хотя это мировоззрение подвержено вариациям в силу влияния различных внешних обстоятельств, но в целом отношение наёмных рабочих к труду, их отношение к работодателю и т.п. для всего класса примерно одинаковое.