Читать книгу Две шпильки - Сергей Германович Ребцовский - Страница 1

Часть первая

1

14 сентября 2004 года. Москва.

Ровно в девять часов утра Михаил идет к себе на работу. Вот он уже в офисном здании на окраине города, в длинном коридоре со множеством деверей. На одной из них табличка: «Агентство Ильина». Он входит внутрь. В маленькой комнатушке два стола с компьютерами, шкаф, четыре стула. За одним столом сидит мужчина лет пятидесяти пяти. Это и есть сам Игорь Ильин, частный детектив. У него свое собственное частное детективное агентство. Он и Михаил Новиков два партнера в этом агентстве. Правда, Михаил годится, пожалуй, Игорю в сыновья: все–таки разница в двадцать два года. Но они не замечают эту разницу. Так повелось еще с тех пор, как оба работали, как они говорят, «в конторе». Сидели в одном кабинете так же, как и теперь. Они чем-то похожи друг на друга. Оба чуть выше среднего роста, не толстые и не худые, короткие волосы. Это отпечаток долгих лет в «конторе»: лучше быть неприметным, не выделяться. Поэтому и одеты просто: в обычные серые костюмы с простыми галстуками.

Разного между ними тоже достаточно: у Игоря полностью седые волосы, Михаил же мог хвастать тем, что седина в его каштановых волосах отсутствовала напрочь. Черты лица тоже разнились: Игорь обладал крупными чертами, с массивными носом, губами, бровями, тогда как у Михаила на его слегка треугольном лице все части выглядели гармонично, ничем особенным не выделяясь. Пожалуй, главным отличием были глаза. Если у Игоря глаза обычные, то Михаила родители одарили глубоко посаженными глазами, отчего иногда, особенно когда он задумывался, они становились узкими и как будто гипнотизировали окружающих.

– А, здорово, Миша! – подавая руку сказал Игорь. – Собирайся, поехали.

– Как, так сразу? Не успели и чаю попить, – пожимая руку ответил Михаил. – У тебя, гляжу, как в том анекдоте: «что же вы, тёщенька, и чаю не попьёте?».

– Слушай, сейчас тебе будет работа, а это получше чаю. Нас с тобой в банке ждут, на Большой Молчановке. Ты там еще не был, познакомишься.

– Хорошо, поехали. На метро?

– Ой, прекращай уже свои ментовские закидоны – «на метро», – cъязвил Игорь. – Пора бы уже привыкать к нормальной жизни. На моей машине поедем.

Они вышли, сели в «Рено» Игоря и поехали.

– Ты уже три месяца, как уволился из органов, вместе работаем месяц, а мыслишь по–прежнему, – cказал Игорь. – Кстати, ты мне так и не рассказал, почему решил уволиться. Я вот до пенсии дослужился, ушел. А ты? У тебя же пенсия не выработана.

– Что-то с головой, с нервами, стало происходить. Ничего, кроме конторы, не видел. Как будто и жизни другой нет. Только через два месяца начал отходить. А то, как подхожу к своему дому, кажется, что дверь взломана. Иду по нашему району и вспоминаю: тут девушка с балкона прыгнула, там разбойное нападение на магазин было. Надоело это. Решил, что пора это прекращать. А прекратить можно только одним способом – уйти. Вот и ушел. Месяц отдохнул, потом стал искать работу. Туда, сюда – ничего не нравилось или, честно сказать, меня не брали. Например, хотел квартиры продавать в агентстве. Обратился к знакомой, которая там работала, а они и не взяли. Потом позвонил тебе. Спасибо, что хоть ты меня к рукам прибрал.

У Михаила были еще и личные причины изменить жизнь, но об этом он решил не говорить. В начале года он расстался со своей женщиной, с которой они прожили вместе четыре года. Но его чувства к ней были по–прежнему сильны. Он сам понимал, что личные обстоятельства сыграли важную роль в принятии им решений о работе.

– Всё нормально. Ты чего сегодня такой? – ответил Игорь. – Сейчас делами займемся – всю дурь у тебя выбьет. Мне давно напарник нужен был. Иногда так с делами прижмёт – ничего не успеваю. Как-то одновременно, представляешь, нужно было сразу за двумя тётями следить. У нас же, ты уж понял, главный контингент кто? Правильно, богатенькие товарищи, у которых ногастые молодые жёны–попрыгуньи. Товарищам ох как не хочется, чтобы их девчонки с молодыми, да еще и за их счёт, развлекались. Вот они к нам и идут толпами. А я с одного такого знаешь, сколько могу состричь деньжат при правильном подходе?

Игорь сделал паузу и продолжил с улыбкой:

– Кстати, вот только месяц назад за одной следил. Две недели следил. Уж стал подумывать, что она честная тому товарищу досталась. Ан нет! Спалилась со школьным дружком своим. Представь, нашла себе дружка в Сочи. Пришлось мне туда слетать. Хитро я их засветил! Они встречались прямо у него дома – молодые же оба, по двадцать пять. Из соседнего дома я их запалил! Такой доклад сделал товарищу мужу. Он довольно богатый человек. Теперь в интернете пишут, что у них развод, имущество делят. Смешно!

За окном то неслись, то застывали у светофоров дома. Прохлада утра уступала место теплоте дня.

– Погода, смотри, какая хорошая. И не скажешь, что осень. Вовсю, кажется, лето, – глядя в окно сказал Михаил. – На метро было бы быстрее всё-таки.

– Ах, отстань! – буркнул Игорь, лишь бегло оторвавшись от лобового стекла и глянув в сторону. – У меня с этим банком, куда едем, – продолжал он, как бы не заметив замечания про погоду. – хорошие отношения. Когда у них своя безопасность не поспевает, или дело специфическое – они ко мне обращаются. Сегодня вот позвонили, попросили подъехать. У них очередной неплательщик по кредиту.

Припарковав «Рено» во дворах, они прошли к дверям банка, где после звонка Игоря их встретил мужчина лет тридцати пяти в хорошем темно–синем костюме. Втроем они прошли внутрь и стали продираться в лабиринте коридоров. Все проходы оказались заставлены коробками, ящиками, шкафами, сложенными друг на друга стульями. Встретивший их сотрудник банка заглянул в одну дверь. Михаил заметил там четыре стола, хотя кабинет выглядел едва ли больше их офиса. Внутри находились четыре человека, еще одному войти, казалось, уже невозможно. Потом они продолжили движение. Игорь обратился к Михаилу, но так, чтобы и их провожатый тоже расслышал:

– Вот, гляди, Миша, в каких условиях людям приходится добывать презренный металл, да еще и в больших количествах.

Провожатый оглянулся, продемонстрировав свою улыбку.

Они вошли в глухой кабинет, где помимо обычных для всего офиса коробок стояли стол и четыре стула.

– Поговорите здесь, – только и произнес провожатый и с этим удалился.

Минут через пять в кабинет вошел молодой высокий мужчина, с шикарными вьющимися длинными волосами, в отличном костюме, на манжетах рубашки запонки.

– Приветствую, Игорь! – обратился он к Ильину и вопросительно поглядел на Михаила, подав ему руку.

– Это мой напарник, Михаил Новиков. Он займется лично всем делом, ответственность на мне, конечно, – прокомментировал взгляд вошедшего Игорь.

– Викентьев Павел, начальник департамента службы безопасности, – представился Михаилу вошедший.

– Ну, что же, господа, – продолжал Викентьев, когда они расселись за столом. – предлагаю вам позаниматься вот этим. У нас сейчас высокая нагрузка, есть проблемы с одним залогом крупного федерального заемщика, все силы брошены туда. Для вас дело попроще: женщина не возвращает кредит, миллион пятьсот. Это чистое тело кредита, плюс проценты. Здесь, в папочке, – он передал из своих рук прозрачную тонкую папку Игорю. – информация о ней. Стала скрываться. Ваша задача – найти, выяснить причины неплатежей, сообщить нам адрес и причины. Это всё. Оплата по тем тарифам, которые мы согласовали. Так, Игорь?

Игорь в знак согласия покачал головой.

– Это в общем-то, всё. Есть вопросы? – он сделал паузу. – Вопросов не поступило. Тогда, до встречи! Удачи!

В машине по дороге обратно в офис Михаил прочитал справку, которая находилась в папке. Из справки следовало, что некая Митькина Ирина Геннадьевна, тридцати пяти лет, год назад взяла кредит в банке на полтора миллиона. Семь месяцев проценты по кредиту выплачивала аккуратно, а потом прекратила. Сначала объясняла просрочку неясно, обещая погасить долг в ближайшее время. С середины августа перестала отвечать на звонки, автоответчик сообщал, что ее номер телефона заблокирован. По месту жительства, в Химках, не появляется.

В офисе партнеры быстро обменялись мнениями. Как всегда в таких случаях, нужно искать зацепку, кончик ниточки, за который можно размотать всё дело. Перво–наперво выяснили по базе данных, что Митькина работала главным бухгалтером на большом складе, уволилась пять месяцев назад, чем сейчас занимается – неизвестно. У неё дочь восьми лет, Кристина с отчеством Дмитриевна. Однако официального мужа у Митькиной–матери нет.

Ильин предложил:

– Вот что, Миха, лети на тот склад, где Митькина работала. Наверняка там у нее есть подруги. Поговори с ними.

– Нет, Игорь, – ответил Михаил. – Я пойду другим путём, покороче. Дочь у нее школьного возраста. Стало быть, в школе учится. Ты можешь по своим каналам выяснить, в какой школе учится эта Кристина?

– Молоток, Миха! Узнаю через полчаса. Сгоняй–ка пока, купи нам водички минеральной.

Михаил вышел и направился к ближайшему магазину. Погода стала лучше, чем утром. Безветренно, по временам выглядывало солнце. Вот уже месяц как он работает детективом вместе с Игорем. Михаил подумал, что будто этот месяц начал возвращать его к тем ощущениям, какие были перед увольнением из «конторы». Ушедшее после увольнения напряжение, казалось, опять возвращается. К тому же, думал он, если раньше он занимался хоть каким-то полезным делом, то теперь, судя по всему, его ожидали преследования неверных жен, склоки, поиски неплательщиков кредитов… Лучше ли это того, от чего он сбежал?

Первые два года «в конторе» он ощущал свою значимость. Искал воров, мошенников. Ему как бы выдали мандат от государства, от общества на то, что он должен бороться против мразей. Он даже часто наслаждался некой романтикой профессии. Но потом, год за годом, он стал понимать, что работа принимает для него черты рутины. Стали возникать конфликты с руководством, не с непосредственными начальниками, а начальниками начальников. Они редко видели его в работе, не знали его личных качеств, не знали, как он может, если захочет, продвинуть дело. Всё это копилось и копилось годами, пока не превратилось в огромный ком. Так он загнал себя в угол, из которого увидел только один выход – уйти из органов.

Этот же ком профессиональной деятельности, вероятно, повлиял и на его личные дела. «Она ушла» – так он комментировал сам для себя то, что случилось в личной жизни.

Размышляя об этом, он купил минеральной воды и вернулся к офис. Ильин встретил его с нескрываемой радостью.

– Вот, лови, Миша, школу Кристины Митькиной, – сказал Игорь и протянул Михаилу листок, где был написал номер школы. Это в Химках.

– Только вот что, – продолжил Ильин. – Сейчас уже час дня, а пока ты на своих любимых метро и автобусах доберёшься туда, уже в школе занятия закончатся. Давай, дуй туда завтра прямо с утра. А пока садись, просмотри, что где случилось за сутки, есть ли что-нибудь интересное.

Просмотр хроник и отчетов в интернете был почти ежедневным моционом в детективном агентстве Ильина. Занимались им, чтобы чем-нибудь занять время. По крайней мере, Михаил за месяц ни разу не заметил, чтобы просмотр хроники каким-то образом повлиял на их деятельность.

***

Следующим утром в девять часов утра Михаил стоял перед дверями так же, как накануне. Но это двери не офиса, а школы. Он знал номер школы, но не знал класса, где учится Кристина Митькина, и, конечно же, не знал ее в лицо. Поэтому он нашел кабинет завуча на первом этаже, постучал и вошел.

В кабинете за столом сидела немолодая женщина в клетчатом пиджаке. Она вопросительно посмотрела на Михаила поверх своих массивных очков.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я из детективного агентства, Новиков Михаил Александрович.

– Здравствуйте! Как интересно! Впервые вижу детектива, – медленно проговорила женщина. – Даже не знала, что у нас такие есть. Что же, вы как Шерлок Холмс?

– Нет, как Пуаро, – отшутился Михаил.

– Присаживайтесь. Что же вам нужно, мсье Пуаро? – продолжила завуч в том же полушутливом тоне.

– Видите ли, у вас в школе учится такая ученица Митькина Кристина Дмитриевна восьми лет. Хочу с ней поговорить, – предполагая, что у завуча возникнет вопрос «зачем?», Михаил, опережая его, выдал свою легенду, чтобы никоим образом не создать негативное впечатление ни о самой девочке, ни о ее матери. – Её отец стал свидетелем ДТП, дорожно–транспортного происшествия, в котором повредилась машина одного нашего клиента. Вот и хотим найти этого свидетеля.

Михаил смотрел прямо в глаза завучу и произнес это спокойно и уверенно, так, что не поверить ему казалось невозможным.

– Да, да, – ответила завуч. – есть такой ребенок. В этом учебном году переводом в нашей школе, во втором классе, кажется, во втором «Б». Секунду.

Завуч углубилась в экран своего компьютера, а потом сказала:

– Второй «Б». Через десять минут перемена, я вас подведу к ней.

Во время перемены они поднялись на второй этаж и подошли к двери с табличкой «2 Б». Завуч попросила подождать в коридоре. Через пару минут она вышла с девочкой с яркими рыжими волосами в школьной форме и розовых колготках на тоненьких ножках. Ребёнок всем своим видом выражал недоумение.

– Вот, Михаил Александрович, это Кристина Митькина, – отрекомендовала завуч девочку.

– Здравствуй! – сказал Михаил. Он немного стушевался: редко приходилось иметь профессиональных дел с детьми. – Кристина, я бы хотел найти твоего папу, папу Диму. Ты можешь помочь?

Девочка поглядела на «дядю» Михаила снизу вверх, и показалось, что ее удивление стало еще сильнее.

– Папу моего? – спросила она тоненьким голоском. – А я не знаю, где он. Надо у мамы спросить. Спросите у мамы.

– Понятно, спасибо, спрошу, – ответил Михаил.

Он поблагодарил завуча, попрощался и вышел из школы. Перед выходом он глянул на расписание уроков и узнал, что занятия во втором «Б» классе заканчиваются в полпервого. Михаил добился главного – он теперь знал, как выглядит Кристина Митькина, восьми лет от роду. Остальное – дело техники.

В двенадцать двадцать он уже стоял в пятидесяти метрах от выхода со школьной территории и ждал, когда кончатся уроки. Прозвеневший через десять минут звонок вызвал разноцветный бурлящий и кричащий высокими детскими голосами поток из школьных дверей. Как бы не пропустить, подумал Михаил. Он заметил розовые колготки и тут же узнал лицо Кристины Митькиной. Она была в легкой расстегнутой курточке и шла рядом с похожей на нее девочкой.

Михаил пошел за этими подружками, держась от них на расстоянии. Потом он решил, что подойди он вплотную к ним, Кристина все равно не обратила бы на него внимания: до такой степени они увлеклись разговорами. Кристина и ее подружка махали руками, останавливались, шептали что-то друг другу на ухо, хотя рядом никого не было. Этот обряд возвращения детей домой начал занимать Михаила сам во себе. Он стал гадать, о чем же могли бы болтать эти девочки? Какие такие у них тайны? А те в это время дошли до небольшого сквера, сбросили на траву портфели и начали бегать, громко смеясь. Ну и егоза! Такого рода наблюдений Михаил не припомнил в своей практике. Он остановился возле дерева, боком к детям, и в полглаза наблюдал.

Я совсем забыл про свое детство, думал он. Наверное, сам-то я так же бегал, кричал, а теперь всё позабылось, покрылось, как непроглядным покрывалом, непроглядными заботами взрослой жизни. Возможно, эти ощущения детства вернулись бы ко мне, если бы … если бы у меня была такая же вот дочь, как эта Кристина или ее подружка.

Как-то он смотрел американский фильм, в котором взрослый сын пришел в старый дом к своему отцу. Сын сказал, что вспоминает время, когда он, будучи ребенком, возвращался из школы и непременно обнаруживал в холодильнике молоко и кусочек торта. Съев их, он чувствовал себя счастливым. Может ли такое счастье повториться, спрашивал герой фильма, сын, у своего отца. Отец ответил: это повторится, когда у тебя появится свой сын.

Сейчас, стоя у дерева, Михаил продолжал размышлять: почему у меня нет дочери? Почему у меня нет детей? Ведь мне так нравилось возиться с маленькими детьми когда-то в юности. Я хотел детей. Но «она ушла». Мечта о детях превратилась в призрак.

Между тем девочки закончили бегать, попрощались и направились в разные стороны. Михаил подумал, что Кристина вот–вот приведет его к своему нынешнему дому, но он немного ошибался. Девочка сделала круг, обогнув скверик, напевая что-то себе под нос. Потом взяла палку и бросала ее совершенно бесцельно в разные стороны. Эта дорога заняла уже больше получаса, а конца ее не предвиделось. Но неожиданно Кристина сорвалась с места и припустила бегом. Михаил не сразу сообразил, что делать. Пошел быстрым шагом и чуть не упустил из вида «объект наблюдения». Девочка остановилась возле одного из домов и зашла внутрь подъезда. Михаил юркнул за ней и аккуратно, чтобы девочка не заметила его, выяснил номер квартиры, где она открыла дверь своим ключом. Прямо сейчас идти в квартиру, где, судя по самостоятельно открытой девочкой двери, никого не было, не имело смысла. Михаил решил вернуться сюда вечером.

Придя к этой квартире в семь вечера, он позвонил в дверь. Через несколько секунд из-за нее услышал женский голос:

– Кто там?

– Здравствуйте! Ирина Геннадьевна, я по поручению банка, по поводу вашего кредита.

Дверь открылась изнутри. За порогом стояла начинавшая полнеть женщина среднего роста, с короткими завитыми волосами в домашнем халате.

– Что ж, зайдите, раз пришли, – невесело сказала она.

Михаил переступил порог.

– Это вы Ирина Геннадьевна Митькина? – спросил он.

– Да, – коротко ответила она.

В этот же момент возле женщины оказалась уже знакомая Михаилу девочка Кристина. Она прижалась к матери, схватив ее за левую руку, стала смотреть снизу вверх и громко прошептала:

– Мама, вот этот вот дяденька спрашивал у меня в школе про папу.

– Иди, иди в комнату, – сказала дочери Митькина и слегка подтолкнула ее в сторону комнатных дверей.

– Извините, что пришлось пообщаться с вашей дочкой, – оправдывался Михаил. – Пожалуй, она могла бы испугаться, если бы спросил у нее про маму.

– Ясно. Пройдите, что ли, на кухню.

Михаил снял обувь и последовал за Митькиной. Идя за ней, он подумал, что ей всего тридцать пять, а выглядит она уже не очень привлекательно: остатки талии начали заплывать. Гормоны и сидячий образ жизни бухгалтера, подумал он.

Она пригласила его сесть за кухонный столик. Михаил заметил, что на столе еще оставались признаки только что закончившегося ужина, а в раковине громоздилась сложенная посуда. У него самого сегодня обед был совмещен с ужином в небольшом Химкинском кафе, в офис он не поехал, чтобы не терять время.

– Чай я вам предлагать не могу. Наверное, не самые хорошие вести вы мне принесли. Значит, вы из банка. Что же хотите знать? – начала разговор Митькина.

– Я не работаю в банке. Я из частного агентства, которое банк уполномочил на выяснение причин невыплат по кредиту. – ответил Михаил, решив не упоминать, что агентство детективное.

– Банку я уже все объяснила. У меня нет возможности. Ситуация изменилась, – сказала женщина, глядя в стол.

Михаил молча смотрел на нее и ждал дальнейших объяснений. Он не торопился.

– Ой, да что вам рассказывать? Вас же интересуют только деньги… – неожиданно эмоционально произнесла Митькина. – А жить как, с этими долгами? Как дочь растить? Об этом-то вы не задумываетесь!

– В банке, Ирина Геннадьевна, наверное, и так. Только, повторюсь, я не из банка. Какие же у вас проблемы?

– Какие проблемы? Жизнь тяжелая да не складная – вот проблема. Дочку одной приходится растить. Думаете легко? А вам, мужикам, одно только подавай: выпить, поесть да… – тут она резко мотнула куда-то головой в сторону стены, за которой находилась комната.

Они просидели в молчании несколько минут. «Непонятно», – подумал Михаил. Он решил задать вопрос:

– Как же так получилось, что вы взяли этот кредит, а не можете платить? В чем причина? Что-то не получилось? Давайте попробуем в деталях разобраться.

– Да этот кредит по сути и не мой, – ответила Митькина.

– Как так? Расскажите.

Митькина поднялась, подошла к двери в комнату, заглянула за нее и плотно прикрыла.

– Отец Кристины, – начала она. – ушел от меня, когда дочке только-только два исполнилось. Спутался с какой-то девахой. Хорошо еще, что алименты платит. Эти алиментные деньги я только на Кристину и трачу. А два года назад познакомилась я с одним мужчиной, Лёшей Сухояровым, в кафешке. До того он мне понравился, сразу из кафе ко мне пришли. Потом оказалось, что у него из имущества только то, что на нем да в его сумке. Ну, не смогла я его выгнать. Так и стали жить. Я же прилично тогда зарабатывала, долго стремилась, стала главбухом в фирме. Фирма торговлей занималась. А Лёша все бредил торговать. Хотелось ему из Молдавии товары возить, а наши туда отправлять. У него там друг какой-то был. Вот он с этой идеей полгода ходил. А потом и говорит мне: у нас, говорит, всё по–новому будет, разбогатеем. Я, говорит, вашей фирме поставлю товар. Только нужно денег, чтобы этот товар купить. Ой, да что долго рассказывать! Пришлось мне и с директором нашей фирмы договориться, чтобы он согласился рассмотреть продукцию с целью дальнейшей закупки, но только когда привезут. Речь шла про какие-то консервы: томаты, патиссоны, огурцы. Лёша опять ко мне: давай, просит, кредит возьмем, чтобы, значит, товар купить. Ему не давали – он же гол, как вольный сокол, – а мне дали. Я лично деньги перевела продавцу в Молдавию, контракт видела. А что толку? Прислали они машину с консервами. Директор нашей фирмы брать отказался. Лёша стал бегать, пробовал продать. Пока хоть что-то продавал, мы кредит гасили. А потом то ли Лёша устал, то ли что-то с продукцией стало – не знаю, но продажи прекратились. Как-то утром Лёша ушел. С тех пор я его не видела. Такая история. Директору нашей фирмы из банка сообщили, что на мне кредит висит. Он меня попросил уволиться по–хорошему. Теперь я в маленькой компании веду бухгалтерию, только на оплату съемного жилья да на еду хватает.

Митькина сделала паузу, а потом сказала:

– Вот сами и судите, могу платить за кредит или нет? – она вздохнула. – Может, всё– таки чаю налить за то, что хоть выслушали?

Прихлебнув пару раз чай с печеньем, Михаил спросил:

– Да уж. Вам можно, конечно, посочувствовать по-человечески. Как думаете, мог бы я вам помочь?

– Ой, да чем поможете? Гляжу я, что не скрыться мне… Что-то придется решать. А что – пока не знаю.

– Вот что, – сказал Михаил. – Я обязан сообщить о вашем месте жительства и обстоятельствах в банке. Если я этого не сделаю, моя профессиональная честь будет задета и товарища своего подведу. Так что, я выполню свое обязательство. Но я могу это сделать не завтра, а завтра у нас четверг, а в понедельник. Так у вас будет время что-нибудь придумать. Идёт?

Митькина с минуту смотрела на него, словно что-то обдумывая и ответила:

– Идёт.

***

Вернувшись домой уже почти в полночь, он лег спать, но не мог заснуть. Так он лежал на кровати, подложив руки под голову, и думал. Всё снова возвращается. То, от чего ушел, снова здесь. «В конторе» волны негатива с утра, с утренней пятиминутки, накрывали его с головой. Находясь под этими волнами день–деньской, он не мог выныривать и вечером. К чему это привело? Это привело к тому, что «она ушла». Михаил повернул голову направо и вспомнил, как «она» лежала рядом с ним еще несколько месяцев назад. И вот, «из огня да в полымя». Что же, придется снова заниматься такими негативными делами, не видя никакой пользы для людей?

Взять, к примеру, эту Митькину. Разве виновата она? Нет, конечно же, не она. Искать, ловить и требовать нужно с этого Алексея Сухоярова. Он втянул женщину в свои афёры, он обмишурился – а она отвечает. А эта егоза Кристина? почему она должна страдать – вот уж кто совсем ни в чем не виноват. Где же справедливость? Выходит, он теперь выступает на стороне того, кто с невиновного должен требовать искупления вины виноватого? Ну и роль! Да такого даже в органах не было!

Ладно. Сегодня он почти не разговаривал с Ильиным. Завтра скажет Игорю, что узнает адрес Митькиной в пятницу вечером, не раньше. Что ж! Хоть какая-то ей помощь. Пускай потом эти добывальщики презренного металла в захламленных коридорах думают, что да как. Он им больше не советчик.

Часы показывали уже три, а Михаил всё никак не мог уснуть. Мысли, как назойливые мухи над головой, крутились и крутились, переплетаясь между собой. Чтобы успокоиться, он решил сменить обстановку, уехать на неделю. На неделю в Турцию. Лежать, смотреть на море, успокоиться и понять, чего же ему делать в этой жизни. Вопрос, который много месяцев не дает ему покоя, должен разрешиться. Приняв такое решение, он вскоре всё-таки уснул.

Утром Ильин встретил его подозрительным взглядом и сказал:

– Ну и видок у тебя, Мишаня! Неважный. Ты что, пил всю ночь? Или нашёл эту Митькину и переспал с нею? Ха–ха!

– Ни то и ни другое, – ответил Михаил, не глядя на товарища. – Адрес Митькиной узнаю завтра вечером, сразу сообщу. Возникли некоторые сложности, но я всё разрешил.

О деталях Михаил решил умолчать.

– Игорь, отпусти меня на недельку. Хочу махнуть в Турцию. Нервы опять начали шалить, – сказал он.

– Ладно, если хочешь. Хотя дела могут возникнуть. Вчера еще один обманутый товарищ муж приходил, сегодня я по его делу планирую весь день позаниматься. Так что ты тут, в офисе на телефоне, – ответил Ильин. – Но на недельку поезжай, справлюсь, не впервой.

Вечером Михаил решил позвонить Маше.

Она стала для него маленькой отдушиной в жизни. Они познакомились в конце июня в кафе. Он сидел там один и выпивал. Приняв по его меркам значительно для обретения храбрости, он пригласил ее потанцевать, а во время танца легко поцеловал в щеку. Михаилу понравился ее открытый и простой взгляд. Она казалась ему симпатичной в ее двадцать восемь лет: хорошая фигура, приятной ширины бедра, увенчанные тонкой талией, небольшая грудь, вьющиеся рыжеватые волосы. Маша отвлекала его от мыслей о «той», попробовала тянуть в ее простой незатейливый мир. Ко дню знакомства Маша успела побывать замужем в течение года. Муж, с ее слов, оказался нерасторопный парень, толстел на глазах и весил сто шестьдесят килограмм при среднем росте. Михаил относился к ней только как к увлечению, приятному, но временному. Она же, как он понимал, пробовала придать их отношениям более серьёзный характер, периодически спрашивая его, любит ли он её? На этот вопрос он неизменно находил какой-нибудь уклончивый ответ. Почти три месяца он не то, чтобы наслаждался Машей, а скорее поставил на паузу свою тоску «о той».

– Привет, Маш! – начал он разговор по телефону. – Как дела?

Она ответила что-то обычное.

– Я думаю, – продолжил Михаил, – что вряд ли тебя отпустят, но решил всё-таки спросить: смогла бы ты махнуть со мной в понедельник на недельку в Турцию?

– Как неожиданно с твоей стороны! – ответила она. – Не–ет, не отпустят. Работа, знаешь. Нужно заранее составлять график отпусков или договариваться. Сейчас уже никак. А куда ты собираешься?

– Да мне, собственно, всё равно. Просто отдохнуть.

– Нет, извини, не смогу. А как ты в выходные? Сходим куда-нибудь?

Михаилу по какой-то причине не хотелось в эти выходные встречаться, поэтому он сослался на занятость на новой работе и отказался.

Турецкая неделя на южной ривьере прошла без особых событий. Воздушные и морские ванны, еда, алкоголь, сон. Редкие разговоры с соседями по отелю. В воскресенье, 26 сентября, он вернулся и вечером снова позвонил Маше.

Она не ответила сразу, но перезвонила минут через двадцать. Михаил услышал, что она находится где-то, где играет громкая музыка.

– Привет, Маш! А ты где? Музыка играет…

– Ой, Миша, я в ресторане.

– В каком? Я сейчас приеду.

– Нет, не нужно. Я не одна.

– А с кем? С подругой?

– Нет, я с Димой. Помнишь, я тебе про него говорила?

Да, Михаил помнил эти разговоры. Маша рассказывала, что по профессиональным делам познакомилась с этим парнем, Димой. Он приглашал Машу в ресторан, но та отказалась. Было это в середине августа. В конце августа Маша рассказала, что, когда Михаил не захотел идти с нею в кино на интересный для нее фильм, компанию ей составил опять–таки этот Дима. И вот сейчас они уже в ресторане.

Маша добавила:

– Ты со мной никуда не ходишь, в ресторан не приглашаешь… Всё боишься, что нас вместе увидят.

– Понятно, – сказал с раздражением Михаил и закончил разговор.

Михаил представил, что после ресторана они, будучи подшофе, не захотят просто так расстаться, и Маша попадет в объятия этого Димы. Они придут к нему… Впрочем, о том, что случится между ними потом, Михаил не хотел думать.

Кто виноват, что так получилось? Он. Действительно, он и больше никто. Он не ходил ни на концерты, ни в кино, ни даже по улице гулять с Машей. Он опасался, что кто-то из знакомых увидит его с ней и сообщит «той». Тогда «она» уже никогда не вернётся. «Она ушла», но он всё еще ждёт.

2

Вечером в понедельник Михаил решил пойти в парикмахерскую. Особой надобности в укорочении и без того не сильно длинной прически у него не было, но решил накануне, что жизнь должна совершить новый поворот, а начать этот поворот следует с каких-то изменений. Почему бы не со стрижки. Он хорошо себя чувствовал, расслабляясь под манипуляциями парикмахера на голове, как во время массажа. Михаил ни разу не постригался у мужчины, предпочитая женщин, потому что только их мягкие пальцы вводили его в состояние покоя.

– Как будем стричься? – спросила молоденькая парикмахер.

– Сделайте, пожалуйста, чтобы стало гармонично и приятно, на ваш вкус, – ответил Михаил.

В помещении парикмахерской негромко звучала музыка без слов, а на ее фоне стрёкот машинок – в парикмахерской одновременно работало три–четыре мастера. Через пару минут Михаил почувствовал расслабление. Его голова едва покачивалась. Он закрыл глаза.

Почему-то в этот момент он стал вспоминать время, когда работал вместе с Игорем Ильиным еще на прежней работе, «в конторе». Они часто дежурили вместе сутками, выпивали тоже вместе – не без этого. Сколько разных серьезных и комичных случаев произошло за время их совместной службы! Как-то раз им нужно было изловчиться и вытащить из квартиры находившегося в розыске уголовника. Это только в кино и по телевизору красиво: работает группа захвата, все в бронежилетах, «квартал оцеплен». На деле же все намного прозаичнее. Какая, спрашивается, группа захвата, если известно, что старый вор–рецидивист, пьяница, живет в притоне. Как-то в такой ситуации Игорь и Михаил пришли к квартире–притону, позвонили в дверь. Из-за нее раздался мужской голос, хриплый, скрипящий, с неразделяемыми звуками. Игорь в один момент сделал такой же голос и произнес:

– Дима, – так звали уголовника, – открывай давай. Я выпить принес. Колбаса тоже есть.

Дверь изнутри открылась. В мгновение ока Игорь схватил уголовника за руку и нацепил ему наручники. Так быстро и просто.

Случалось, что и пистолетом приходилось помахать для острастки, но применить его – ни разу.

– Вам височки косые или прямые? – неожиданно спросила парикмахер.

– Что? – как будто резко пробудившись ото сна, переспросил Михаил. Он открыл глаза и жмурился от яркого света. – Ах, как постричь? Пусть будут косые.

И он снова погрузился в свои мысли. Игорь старше, у него уже взрослые дочери близнецы, лет по двадцать. Но, что интересно Михаилу, они крайне редко говорили про семью. Всё их общение в основном было посвящено работе или каким-то отвлеченным вопросам: о машинах, о футболе и хоккее, о пиве. Игорь довольно практичный человек, его работа – во многом смысл его жизни, и он довольствуется тем, что есть. Ни разу Михаил не слышал, чтобы Игорь о чем-то мечтал. Он ставил небольшую практическую цель и спокойно, без эмоций, двигался к ней.

О самом себе Михаил думал иначе. У него были мечты. И первая мечта – семья. К реализации этой мечты он шел долгие годы. Когда в его жизни появилась «она», «та, которая потом ушла», Михаил чувствовал себя счастливым. Через некоторое время после знакомства они стали жить в его квартире, которая досталась ему «в наследство» от деда и бабушки.

Первое время они привыкали друг к другу. Простая влюбленность, получившая развитие в совместной жизни, сначала доставляла им большое удовольствие. Вероятно, думал он, это была своеобразная игра в семью и с его, и с ее стороны. Однако с течением времени эта игра всё чаще стала натыкаться на рифы прагматики жизни, на ее бытовую составляющую. И семейный корабль стал давать течь.

Вместо фейерверка радости, на которую они рассчитывали, начиная совместную жизнь, стали замечать серое перетекание дней из одного в другой. И если для Михаила это не составляло внутренних проблем, то «она» всё чаще и чаще обращала на это его внимание. За три-четыре месяца до расставания она пару раз откровенно предлагала ему прекратить отношения и разойтись. Он же не мог отпустить ее, и все ее просьбы старался свести в шутку, чтобы выиграть время. Она предоставляла ему «дополнительное время», назначала своеобразные испытательные сроки. И вот перед самым Новым годом, вечером, она в очень эмоциональной форме сказала, что больше не может жить так скучно, однообразно, что у нее большие амбиции, а он не развивается, тормозит всю ее жизнь. Потом просто собрала вещи и ушла. «Она ушла» – в который раз подумал он и сейчас.

После этого Михаил впал в некую прострацию. Его перестала интересовать жизнь, он не видел ее красок. Работа полностью превратилась в рутину, да к тому же с негативным оттенком. Ему представлялось, что все его мечты стали рушиться, как хрустальный замок, который он строил. И вдруг, кто-то или что-то ударило огромным тяжелым молотом в этот замок, он стал рушиться, осколки полетели вниз. Они летели, угрожая врезаться в него самого, летели мимо, а он ничего, совершенно ничего не мог сделать.

Две его попытки вернуть ее, поговорить, получить новый испытательный срок оказались безуспешны. Замок разрушился полностью. Но даже и теперь, спустя месяцы после крушения, он сидит на его обломках, думает о прошлом и о том, можно ли заново его отстроить?

– Всё, я закончила, – снова прервала ход его мыслей парикмахер. Она стала крутить круглым зеркалом у его затылка. – Вот, посмотрите.

Он расплатился и направился домой. В этот момент зазвонил телефон, это Маша.

– Привет! – сказала она. – Ты случайно не обиделся на меня?

– Нет, не обиделся. А чего мне на тебя, Маш, обижаться?

– Ну, на самом деле не за что. Я просто сходила в ресторан. Если ты меня пригласишь, я с тобой тоже пойду.

– Тоже пойдешь? – полушутя спросил Михаил.

– Только я уже напрашивалась, напрашивалась, а ты всё никак. Может быть, в субботу, а?

– Хорошо, я тебе позвоню. – сказал он.

На этом разговор закончился. Какое-то чувство подсказывало Михаилу, что он не станет звонить ни в конце недели, ни в субботу.

***

Во вторник утром Михаил и Игорь снова встретились в своем офисе. Зазвонил телефон, и Игорь ответил. По выражению его лица Михаил заметил, что звонок очень необычен.

– Странно, – сказал Игорь. – Звонят из страховой компании, которую я знать не знаю, говорят, у них хорошие рекомендации о нас. Просят приехать через час. Хм. Ладно, разберемся на местности. Собирайся, Миш.

В одиннадцать часов они вошли в маленький офис страховой компании ИСК. Внутри всего три комнаты, три сотрудника. Но заметно, что отделка офиса новая и дорогая, мебель тоже из качественных дорогих материалов. Да и сотрудники под стать своему офису: трое черноволосых мужчин в отменного качества костюмах.

Обменявшись приветствиями и познакомившись, они примостились за шикарный стол. Начал говорить тот, который назвался Львом Михельсоном, обращаясь к Игорю и Михаилу:

– Благодарю вас за приезд. Вас нам рекомендовали наши партнеры. Наша израильская страховая компания имеет здесь, в Москве, представительство. Но весь наш штат – перед вами. Основная наша задача – привлечение клиентов и решение их проблем в страховых случаях. Большую часть работы мы осуществляем самостоятельно. Дистанционно работаем с нашим офисом в Ашдоде, а также здесь сотрудничаем через агентские договоры с российскими страховыми компаниями. В России у нас нет специальной службы безопасности, которая могла бы в особых случаях оказывать нам содействие. А такой случай, как нам представляется, сейчас и возник.

Михельсон сделал небольшую паузу, оглядев своих коллег. По всему его виду было заметно, что он совершенно никуда не торопится, и разговор носит важный характер. Он продолжил:

– Прежде всего я хочу попросить вас о полной конфиденциальности всего, что я вам сейчас сообщу. Необходимые документы и договор мы подпишем чуть позднее.

– Безусловно, гарантируем конфиденциальность. Не первый день, знаете, работаем, – ответил Игорь, Михаил кивнул.

– У нас возник или вот-вот возникнет страховой случай. – продолжил Михельсон. – Нам хотелось бы, чтобы вы помогли нам решить нашу проблему. Страховая выплата настолько высока, что мы готовы выплатить очень хорошее вознаграждение и компенсировать расходы, если вы согласитесь.

– Пока, извините, не знаем, с чем столкнулись, – сказал Игорь.

Михельсон раскрыл лежащую перед ним папку. И рассказал:

– У нас действует давний договор на страхование ювелирных изделий с одной госпожой, Модис Изабеллой Иосифовной. Она недавно покинула наш мир в возрасте девяносто двух лет. Скончалась. У нашей страховой компании, повторюсь, очень давние отношения с ней в части страхования ее, так сказать, коллекции ювелирных изделий. Должен сказать, что эта внушительная коллекция на значительную сумму. В течение последних примерно двадцати–двадцати пяти лет Изабелла Иосифовна периодически продавала изделия из своей коллекции. Мы предполагаем, что за счет вырученных от продажи денежных средств она, собственно, и жила. В пятницу на прошлой неделе к нам обратился некий человек, который представился как внук Модис. Он сообщил, что из ювелирной коллекции его усопшей бабушки пропал один предмет. Это перстень. У нас, разумеется, есть фото всей коллекции. Вот пропавший перстень, посмотрите.

С этими словами Михельсон протянул Игорю цветное фото, на котором красовался перстень. Ильин глянул на него и передал фото Михаилу. Он посмотрел на перстень. Это внушительное изделие, оно даже на фото показывало свою величественность. Основа перстня состояла из золота, инкрустированного небольшими разноцветными камнями в особом рисунке. На перстне огромный, как показалось Михаилу, драгоценный камень, выступавший основой всего ювелирного изделия. Фото было сделано при неярком освещении, но даже так замечался свет внутри камня.

– Это фото для вас, – между тем продолжал Михельсон, передавая Игорю лист, где находился текст. – А это письменно описание застрахованного ювелирного изделия: вес, размеры, размеры камней, вид камней и тому подобное. Всё указано очень подробно, вы сможете изучить. Предлагаем вам заняться этим делом, а именно: найти этот предмет.

Возникла небольшая пауза, во время которой детективы смотрели на сотрудников страховой компании, а те в свою очередь на детективов.

– Да, забыл добавить важную часть, – сказал Михельсон. – Оценочная и страховая стоимость перстня, этого ювелирного изделия, составляет три миллиона долларов.

Игорь издал звук вроде «пиу». Скорее всего, на его внутреннем языке это «пиу» означало «много».

– Так что, господа из детективного агентства, возьметесь ли вы за это дело, хочу у вас спросить.

Ильин обхватил своё лицо правой рукой и стал водить по подбородку и вокруг рта, будто проверяя в этот самый момент, хорошо ли он выбрит. Убедившись, видимо, в качественном бритье, он спросил:

– В правоохранительные органы обращались?

– Да. Наши внутренние документы кроме самых исключительных случаев требуют такой процедуры.

– И что же? Какая реакция? Что-то удалось выяснить? – забросал вопросами Михельсона Игорь.

– Прежде всего мне хотелось бы получить ваше согласие на ведение дела, – парировал Лев Михельсон.

– Ну, от работы я никогда не отказываюсь, – сказал Игорь. – Но в данном случае гарантировать ничего не могу, сами, наверное, понимаете.

– Хорошо, спасибо. Тогда, пожалуйста, ознакомьтесь и подпишите контракт. Предлагаемая сумма вознаграждения указана в контракте. Также мы покроем, повторюсь, заранее согласованные и документарно подтвержденные расходы, – сказал Михельсон и протянул Игорю несколько напечатанных заранее листов.

Михаил скосил глаза и стал рассматривать. Сумма, указанная на первой странице, впечатлила его. Но он заметил на слегка двигающихся при чтении губах Игоря некое подобие гримасы. Что она означала, Михаил решил разобраться потом. Ильин подписал контракт и передал его Михельсону, который тут же прокомментировал:

– Спасибо. Видите ли, правоохранительные органы отнеслись к сообщению довольно формально. Проведен осмотр места происшествия, опрос соседей, взяты объяснения с тех, кто имел доступ в квартиру, где жила Изабелла Иосифовна. Результат нулевой. Мы с вами понимаем, что это превратится, как они говорят, в очередной «глухарь», то есть нераскрытое преступление. Но в любом случае, вы ведь знаете это лучше меня, органы будут заниматься, если вообще будут, поисками человека. Они даже могут найти его. Но найдут ли перстень? А нас интересует именно он. Понимаете, в этом ключевое, принципиальное отличие. Нам нужен перстень. Именно по этой причине мы обратились к вам.

Михаил задал едва не единственный свой вопрос:

– Подскажите, пожалуйста, в каком районе дом, где жила Изабелла Иосифовна?

– Трехпрудный переулок, – ответил, немного странно взглянув на Михаила, Михельсон. – Впрочем, в справке, которую мы вам предоставим, есть вся подробная информация.

«Да, уж, – подумал Михаил, – самый центр. Дорогие элитные квартиры, особая публика соседей».

Выйдя из офиса страховщиков, Игорь и Михаил сели в машину и направились в своей офис. На лице Игоря периодически появлялась скептическая ухмылка. Пока «Рено» шуршал шинами и катил по асфальту, Игорь спросил:

– Что ты об этом думаешь, Миш?

Михаил в этот момент рассудил: очень хорошо, что разговор у них начинается именно в машине, когда они как будто в силу обстоятельств не смотрят друг другу в глаза и вынуждены сидеть без особого движения. Он интуитивно понимал, что мнения у них относительно этого дела различны.

– Мне интересно, – коротко ответил Михаил так, чтобы сразу обозначить свою позицию. – В моей практике ничего подобного не было. К тому же, такое вознаграждение за работу, как говорят, на дороге не валяется.

– Вознаграждение. Ой, чую, ничего этого не будет. Бегать придется – это да, а деньги за работу… По мне, Миш, так это глухарь глухарем. К тому же, есть у них вообще подтверждение, что перстень был в наличии, а? Куда старуха его засунула. Поверь, в таком возрасте они не только перстни теряют, а вообще обо всем забывают, никого вспомнить не могут.

– Коли потеряла, так мы всю квартиру перевернём и найдем. Делов-то! Нам же и проще. А?

– Да что ты прицепился к этому? – начинал закипать Игорь. – Нету для нас здесь перспективы, нету! Только время зря потеряем. Я тебя чему учил? Кто наш любимый клиент? Ко мне регулярно идут мужики, обманутые красотой своих жён. Пару таких жёнушек на свет вытащим – и живём. Регулярно платят. Мужик и рад, что избавился от надоевшей подруги. У него новые женщины в очередь на кастинг роли жены стоят. А тут не разбери что. Давай лучше спустим дело на тормозах? Репутацию свою рушить не станем, а дадим отчет: так, мол, и так, поработали, но… Результат нулевой. Вот мое предложение.

Возникла пауза. Они молча сидели в машине. Закрытые дверцы будто вынуждали их к продолжению разговора, хотя, возможно, им этого и не хотелось. Через несколько минут Михаил сказал с усмешкой:

– А я всё-таки настаиваю на своих показаниях!

Тут уж оба улыбнулись. Секунда юмора сняла напряжение с обоих.

– Тогда давай так, – сказал Игорь. – Ты этим занимаешься полностью сам, на свой страх и риск. Я тебе помогаю согласовывать с этими товарищами страхователями необходимые расходы (а они будут, ох, будут). Остальное – на тебе. Идёт?

Слегка покачиваясь в машине, Михаил ответил:

– А идёт! Пан или пропал!

Вернувшись в офис, он детально прочитал всю информацию, которую предоставили в страховой компании. Однако там не было указано ничего особенно значимого кроме адресов и номеров телефонов. Начнем с начала, решил Михаил и почувствовал в себе ростки инстинкта охотника.

Прежде всего он выяснил, в каком отделении внутренних дел и кто персонально занимается заявлением о пропаже перстня. Михаил позвонил своим бывшим коллегам и выяснил это через несколько минут. Оказалось, что это некий оперуполномоченный Виктор Крашенинников. Спустя минуты он уже договорился о встрече с Крашенинниковым на следующее утро в десять часов.

***

Кабинет Крашенинникова очень напомнил Михаилу тот, где он сам провел не один год: два стола, четыре стула, сейф. На столах картонные папки с бумагами. Крашенные синим цветом и местами облупившиеся стены, большое окно, через которое не мог пробиться солнечный свет, потому что от него надежно защищала грязь на стеклах. Широкий подоконник служил местом складирования бумаг, среди которых ютились электрический чайник и две кружки с темных налетом внутри и чайными ложечками.

Сам оперуполномоченный сидел в свитерочке. Ему было лет двадцать пять–двадцать шесть, довольно плотный для своего возраста. В кабинете он был один. Увидев его, Михаилу на ум сразу же пришла шутка, которую он когда-то услышал по телевизору и потом часто повторял: билеты в оперу распространял оперуполномоченный.

Представившись, Михаил сказал:

– Я хотел бы познакомиться с материалами по пропаже перстня в квартире Модис Изабеллы Иосифовны. Меня наняли из страховой компании, чтобы найти перстень.

Крашенинников вытащил папку из стопки подобных же папок на своем столе и сказал:

– Материалы вот. Только… Я понимаю, что мы бывшие коллеги, но все–таки показать не могу. Вдруг потом кому-то не понравится, что я служебные документы демонстрирую посторонним. Рассказать могу, если не долго.

– Пусть так, – согласился Михаил, заметив недоверие, но решив начать с чего-нибудь. – Кто заявление подал? Что удалось выяснить? Что дал осмотр? Эксперт?

– Заявление поступило от страховой компании ИСК о том, что из квартиры этой старушки пропало кольцо. Мы выезжали на место, сделали осмотр. Квартира классная: три комнаты, тихо, второй этаж. Внутри все классное, чистенько. Там сейчас живет её сын… Как его там? – с этими словами Крашенинников стал листать бумаги в папке, нашел запись и продолжил. – Ах, вот: Александр Михайлович Дудин. Он так-то живет в Париже.

– В Париже? – удивленно переспросил Михаил.

– Да, там, – Крашенинников поднял на него глаза. – Значит, сделали осмотр. В квартире обнаружены драгоценности. Они все были в сейфе, сейф заперт. На момент осмотра ключ от сейфа находился у этого Дудина. Среди драгоценностей золотые изделия с ювелирными камнями, слитки из металлов золотого цвета и серого цвета массой примерно по сто, триста грамм каждый. Мы думаем, что это золотые слитки, слитки серебра, платины. Всё это хранилось в сейфе. Кольца, о котором заявили, не обнаружено. Следы обуви не снимали – смысла не было. Перед нами там толпами ходили родственники, соседи… Эксперт обработал помещение и ювелирные изделия. Во множестве обнаружены следы пальцев рук, в картотеке не значатся. То есть, вряд ли домушник был. Следы принадлежат мужчинам и женщинам, разным женщинам. Что интересно, на самих изделиях обнаружены следы женских пальцев рук, молодой женщины. Что еще?

– Кто имел доступ в квартиру?

– Кто? – Михаил заметил, что Крашенинников имел привычку повторять вопросы. – Сама эта старуха, она уже несколько лет почти только и лежала, не выходила дальше балкона. В квартире работали две или три молодые девушки, они ухаживали за старухой. Дудин приехал после получения известия о кончине.

– Что он говорит?

– Что говорит? Да ничего, собственно. Получил известие по телефону от соседки, сразу прилетел.

– А те девушки что говорят?

– С одной я общался, – Крашенинников снова стал искать информацию. – Да, вот. Елена Важникова. Молодая такая. Работала, говорит, у старушки кем-то вроде сиделки, а потом старуха… того, в общем.

– Виктор, а какое у вас лично мнение по этому делу?

– Какое мнение? А какое тут может быть мнение? Возможно, что и не было никакого кольца. Кто его видел? А если и было, так закатилось куда-нибудь. Мало ли, что со старухой может приключиться, ей ведь девяносто два стукнуло в феврале.

– Какие же перспективы?

– Перспективы? Откажем в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. А если сверху, – тут он стал тыкать указательным пальцем правой руки куда-то вверх. – прикажут, то придется возбудить. Глухарь будет. У меня дел – вон сколько. – Закончил Крашенинников, показывая тем же пальцем в стопку папок на своем столе.

– А можно мне осмотреть квартиру? – спросил Михаил.

– Осмотреть? Ну я не пойду. У нас осмотр проведен, протокол составлен, возможные объяснения получены. Могу предложить связаться с Дудиным, с ним договаривайтесь. Если найдете что-то интересное для нас, позвоните. Хорошо?

Михаил согласился и получил на клочке бумаги номер телефона Дудина. И на этом разговор с Крашенинниковым закончился.

Сразу же Михаил дозвонился до Дудина и договорился, что придет в квартиру через несколько минут. Пока он шел, размышлял о Крашенинникове и его реакции на это дело. Стоит ли на него обижаться за такую «помощь»? Сам он еще полгода назад находился в подобной ситуации. В сейфе десять–пятнадцать материалов по разным делам и направлениям, хотя по их внутренним нормам, как он знал, рекомендовано не более пяти материалов. Плюс суточные дежурства, которые изматывали так, что и за два дня не успеваешь полностью восстановиться. Но и это еще не всё. Если правильно распределить время, можно и с таким объемом справляться. Если бы… если бы не всевозможные проверяющие и контролирующие. С одной стороны – начальник, на которого в свою очередь нажимают его начальник, с другой стороны – прокурор, у которого своя задача. И если начальник просит и требует, чтобы где-то что-то «замяли, прикрыли» и тому подобное, чтобы красиво выглядела отчетность о проценте раскрываемости дел, то прокурор как раз наоборот – контролирует, чтобы не заминали. Свои внутренние проверяющие приезжали, поднимали не раскрытые дела и пробовали их прекратить. Они говорили, что процент раскрываемости должен быть минимум девяносто пять, а у них только девяносто. Где-то Михаил слышал, что в сороковых годах в Германии, где и преступности-то практически не было, раскрывалось около сорока процентов преступлений. А у них девяносто пять? Как так? «А вот так, – объясняли проверяющие: с нас требуют, куда же нам деваться?» Поэтому и фокусничали, как умели.

Помнился Михаилу и показательный случай «укрывательства» происшествия. Его коллега отказывал в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления в происшествии, где потерпевший получил ножевое ранение. В постановлении коллега указал, что потерпевший «сам упал на торчащий нож». Это, как говорят, и смех, и грех. На совещании прокурор таким гневным тоном с красным лицом описал это, почти крича: «Что же по–вашему, потерпевший упал на нож, поднялся, а потом снова упал? Вы видели, что у него два ножевых ранения?! Два!» Сколько можно было бы вспомнить такого! Но сейчас Михаил решил этого не делать.

Вот и находился он, Михаил, в таком состоянии, как между молотом и наковальней. Крашенинников, судя по всему, в такой же ситуации. Что тут скажешь!

Крашенинников хочет как раз «замять» дело. Но почему? Да просто, чтобы им не заниматься, не тратить свое время попусту. Потому что здесь не просто. У него нет времени и желания браться за такое происшествие, где всё неочевидно, где нет явного «злодея». Михаил прекрасно помнил один случай, когда в «конторе» с целью повышения юридической грамотности выступал судья Сахаров, бывший когда-то опером. Он без обиняков, по–свойски, произнес в зале первую, как он выразился, заповедь юриста. По его мнению, она заключается в том, чтобы как можно скорее избавиться любыми возможными способами от материалов, которые поступили для работы. Это значило: отправить обратно, отказать в разбирательстве, сославшись на какие-нибудь собственные домыслы. Множество коллег Михаила исповедовали именно этот зовет «старшего товарища». Да и, что греха таить, Михаил тоже этим занимался. Возможно, отличало его только то, что он понимал это, переживал, хотя все равно шел в одном строю со всеми.

Он уже находился в том самом Трехпрудном переулке и осматривался. Да, хороший район. Кажется, что самый центр, но тихо, спокойно, если можно сказать, камерно. А вот и тот самый дом. Что ж, пора входить.

3

В подъезде сидел консьерж, и Михаилу пришлось показать свои документы и сказать, в какую квартиру он идет. Он также примет на будущее, что сможет поговорить о том, кто приходил в квартиру Модис.

Поднявшись на второй этаж, он остановился перед одной из трех дверей, она выглядела просто и надежно. В ответ на звонок дверь открылась. За ней стоял мужчина невысокого роста. Он спросил:

– Это вы мне звонили?

– Да, я, – ответил Михаил.

– Прошу, входите, пожалуйста.

Михаил услышал странный акцент. Сразу ухо услышало еле заметное картавое «р», нечеткое, как бы съедаемое, «эль» и необычный тембр.

Едва Михаил переступил порог и оказался в сумрачной поначалу прихожей, Дудин включил свет, который осветил его. Худощавый, с небольшими чертами лица, короткими поседевшими волосами человек выглядел лет на шестьдесят. Его глаза и легкая улыбка как бы говорили о его спокойном, всёпринимающем отношении ко всему на свете. Михаила немного удивило, что в домашней обстановке Дудин носит светлый костюм со светлой сорочкой, правда, без галстука.

– Здравствуйте! Жду вас, жду. Будьте любезны, проходите туда, – сказал Дудин, показывая рукой комнату. – Одежду можете оставить тут.

Михаил разделся и прошел в указанную комнату. Вся мебель тут из хорошего дерева, с резными фасадами. Большой книжный шкаф, потертый темно–коричневый кожаный диван, круглый деревянный стол с массивной резной ногой, черное фортепьяно. На стенах аккуратно развешаны небольшие картины в рамках.

– Не помещает? – спросил Дудин.

– Извините, не понимаю, что? Что не помешает? – в свою очередь спросил Михаил.

– Музыка, не помешает музыка?

В комнате звучала классическая музыка.

– Нет, конечно, не помешает.

– Это Чайковский.

– Да. Но я обычно слушаю немного другую музыку.

– Да, да. Я понимаю, – сказал Дудин. – сейчас такой выбор… Впрочем, хочу вам заметить, что из всего, если можно сказать, спектра композиторов именно Чайковский самый известный из российских. Вы можете поинтересоваться у людей в Европе, кого из российских композиторов они знают, и ответ будет однозначный – Петр Ильич. Впрочем, знаете ли, я музыкальный критик, поэтому так и сужу. Но моя специализация – это не только классическая музыка, но и так называемая легкая эстрадная музыка. Скажем, в моих профессиональных интересах Мишель Легран, Поль Мориа. В жизни любого человека возникают трудности. Так вот, когда слушаешь хорошую музыку, словно поднимаешься над неустроенностью и непокоем мира, тогда легче переносить эти трудности.

Дудин показал Михаилу, что он может сесть на диван, сам же опустился на стул и продолжил:

– Однако, прошу прощения, полагаю, не музыка привела вас ко мне.

– Да. Страховая компания ИСК поручила моему коллеге и мне разобраться с пропажей перстня. Мы с коллегой из частного детективного агентства.

– Ах! Стало быть вы как Мегре? – задал вопрос Дудин.

– Нет, скорее, как Шерлок Холмс, – попробовал пошутить Михаил.

– Что ж. Я готов помочь вам как бы вы себя ни называли, – Дудин смотрел на Михаила сощуренными глазами. Этот взгляд не был лукавым. Скорее, он демонстрировал внимание к собеседнику. – Что ж, спрашивайте.

– Нам известно, что в страховую компанию обратились по поводу перстня, который был у Изабеллы Иосифовны. Но мы даже не знаем, был ли он вообще, этот перстень? Поэтому приходится, как говорится, копать с самого начала.

Дудин растянул губы в вынужденной улыбке, опустил голову и глубоко вздохнул.

– Что ж. Если с самого начала, тогда попробую рассказать то, что я знаю и про перстень, и про его пропажу. Кажущаяся простота вопроса, в действительности только кажущаяся. Чтобы у вас появилось полное понимание, мне придется рассказать длинную историю. Время вам позволяет?

– Да, конечно, позволяет, – ответил Михаил.

– Что ж. Прежде всего отвечу на ваш вопрос о перстне. Да, он есть. Или был. Хотя мне хочется верить, что он есть, и что мы его еще увидим. Конечно же, я видел его – ведь это было украшение мамы Беллы.

После этих слов Дудин сделал паузу, подошел к шкафу и извлек из него толстый фотоальбом.

– Вот поглядите, – он передал альбом в руки Михаила. – здесь фото мамы Беллы в молодости.

Михаил стал рассматривать фото. Их было очень много. Хорошего качества черно–белые фотографии, на которых была изображена стройная темноволосая молодая женщина, одна или в окружении других людей. Но на каждом фото она в центре внимания фотографа. Нарядные одежды угадывались даже на не цветных фотографиях.

Дудин начала свой рассказ:

– Она родилась в 1913 году в Смоленской губернии. Ее родители занимались портняжным делом. В семье кроме мамы Беллы было еще два сына. Сами понимаете, когда случились в стране политические перевороты, семье очень досталось. Но они справились. Переехали в Москву в поисках больших заказов и лучшей доли. Мой дед любил и ласкал единственную дочь. Она с детства, насколько я знаю, напевала. Когда в пятнадцать–шестнадцать лет ее талант к пению проявился настолько, что не замечать его стало невозможно, она упросила отца отдать её в ученицы к известному музыканту. Как ни тяжело родителям приходилось кормить семью, средства на обучение они все–таки находили. От природы и родителей ей достался талант, как алмаз: идеальный музыкальный слух и красота, и мощь голоса. И вот, благодаря усердной и долгой огранке этого алмаза–таланта с репетитором, у мамы Беллы появился настоящий бриллиант. Уверен, вы понимаете, что это метафора. С восемнадцати лет она могла выступать. Этот период ее жизни пришелся на закат НЭПа, когда еще рестораны и кабаре цвели. Она выступала в них, до тех пор, пока это было возможно. В то же время у нее сложился свой особенный репертуар: русские романсы. Она исполняла их так, что у слушателей текли слезы. Понимаете, многие тогда помнили другие времена, дорэволюционные. Ностальгия… Не знаю, каким образом, но маме Белле удалось попасть за рубеж. Она много времени провела в Париже. Теперь это мой город, Париж. Я живу там четверть века. В те времена Франция наполнялась представителями русской иммиграции. Особенно, столица. Тут, или, вернее сказать, там творчество мамы Беллы воспринималось прекрасно. Для русских людей она олицетворяла родину. Её голос, особая, ни с чем не сравнимая манера исполнения, трогали душу. Годы, долгие годы провела она во Франции. Но и в Союзе не была изгоем, поскольку не занималась политикой. Она всегда говорила, что находится вне политики, что ее сфера жизни – искусство.

Как раз в этот момент рассказа Михаил раскрыл страницы фотоальбома, на которых певица Модис была в зале ресторана. Перед нею микрофон на стойке, позади нее, на сцене, небольшой оркестр. Сама она в длинном платье с блестками.

– Не хотите ли чаю? – поинтересовался Дудин и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли чашки с чаем и конфеты.

Прихлебнув из своей чашки, Дудин продолжал:

– Мама Белла неоднократно в подробностях рассказывала мне о выступлениях. У меня складывалось впечатление, что те годы были для нее самыми счастливыми в жизни. Как я понимал, платили ей очень и очень прилично. Зная ее, думаю, что окружающее нас в этом доме является неким потомком того достатка, который она получила тогда. Впрочем, и последующая ее жизнь часто была весьма благосклонна к ней в материальном плане. Давайте–ка я поставлю вам ее пластинку.

Дудин поднялся, выключил звучавшую музыку, достал откуда-то из шкафа виниловый диск и включил музыку на старом проигрывателе. Он сел и закрыл глаза. На его лицо вернулось полное умиротворение. Из проигрывателя полилась музыка, перемежаемая легкими скрипами. После музыкального вступления Михаил услышал женский голос, певший романс. Дудин открыл глаза, посмотрел на Михаила, протянул руку в направлении проигрывателя и быстро зашевелили пальцами. Михаил понял, что так он дает понять, что звучит голос певицы Изабеллы Модис.

После трех романсов, Дудин неожиданно сказал:

– Простите. Наверно, я снова не о том. Снова я о музыке!

– Ничего. Мне интересно. Не исключаю, что это пригодится, – ответил Михаил.

– На чем же я остановился? – сказал Дудин. – Ах, да.

Он поднялся и выключил музыку.

– Перед войной она вернулась в Россию, то есть в Союз. Тут она вышла замуж за нашего отца Михаила Арнольдовича Дудина. Родилась моя старшая сестра Алла. Всё это произошло, как я понимаю, в течение нескольких месяцев после ее возвращения. Видимо, для меня навсегда останется загадкой, как это случилось, как познакомились мои родители. Отец жил и работал в Союзе, никуда не выезжал. Да, он был музыкант, играл на баяне, и только. Может быть, конечно, что-то музыкальное свело их вместе. Может быть. А как иначе?

Дудин помолчал с полминуты и снова стал говорить:

– В Союзе маму Беллу, как тогда говорили, «прикрепили» к какой-то филармонии. Она всегда слыла человеком свободолюбивым. Полагаю, это «прикрепление» она воспринимала весьма брезгливо, но деваться было некуда. Во время войны филармония направляла ее выступать на фронт. Платили вообще скудно, очень скудно, как она говорила. Оплата не шла ни в какое сравнение с тем, что ей удавалось заработать в Европе. Тем не менее она соглашалась, хотя заработанные средства позволяли ей отказываться. Ну и вот, после войны, в сорок восьмом году появился на свет ваш покорный слуга.

При этих словах Дудин слегка поклонился.

– У нас с сестрой была разница примерно в десять лет.

– А почему вы говорите была? – спросил Михаил.

– Её не стало два года назад.

– Извините!

– Ничего, ничего. Дело в том, – продолжал говорить Дудин, – что мы с ней не ладили с самого моего рождения. Так получилось. Странно, не правда ли? Она, думаю, сильно ревновала родителей ко мне с той поры, когда я появился на свет. Ведь до того времени всё доставалось исключительно ей, а тут вдруг – я. К тому же, да простится мне, она была очень и очень импульсным, взрывным человеком. Загадочно, что ни мама Белла, ни отец, не обладали таким характером. Я сам по себе очень спокойный. Заметили? А Алла…! Сколько всего я натерпелся от нее в детстве! – Дудин помотал головой. – Это трудно передать. Алла сверкала на меня глазами, мне приходилось забиваться куда-нибудь в угол, в шкаф и пересиживать ее эмоции. Она шлепала меня, била… Неудивительно, что как только она вышла замуж и стала жить отдельно, я духовно воспарил. Мы с ней не общались десятилетиями. Я даже на прощание к ней не приезжал. Она жила в России, тут у нее был муж в молодости, потом они развелись. Я ему очень сочувствовал: при всей своей, я бы сказал, восточной красоте она была настоящим деспотом. Парадокс!

– А что же ваш отец?

– Ах, отец. Он был прекрасный человек: спокойный, щуплый музыкант. Когда мама Белла в начале пятидесятых снова надолго уехала в Европу, я оставался с отцом. Мы прекрасно ладили.

У Дудина зазвонил телефон, он извинился и вышел из комнаты. Вернувшись, он сказал:

– Еще раз прощу меня извинить за прерванный разговор – звонила жена. Она с дочерью во Франции. Знаете, мы в браке уже примерно двадцать пять лет, а они только однажды приезжали в Москву, когда родилась моя дочь Мария. Итак, на чем же я остановился?

– На том, что Изабелла Иосифовна уезжала на гастроли полвека назад, – подсказал Михаил.

– Да, да, верно. Если это можно назвать гастролями… Ну да пусть будет по–вашему. Мама Белла провела несколько лет за рубежом. Так что, на мой взгляд, она там по–настоящему жила. Не исключаю, что что-то произошло межу родителями. Но я был тогда еще совсем маленький и ничего не понимал, а позднее об этом родители старались не говорить. Знаю только, что она, как вы сказали, гастролировала не только по Франции и Европе, но бывала и на Востоке. Где именно – увольте, не знаю. Когда она вернулась, помню, мы встречали ее в аэропорту. А ведь я не видел ее несколько лет. Она шла к нам навстречу, и отец сказал: смотри, вон мама идет. Сам бы я даже не смог ее узнать. Я подбежал к ней, стою и не знаю, что делать – отвык! Впрочем, ладно! Всё это закончилось, и наша жизнь стала течь сама по себе. Мама Белла больше так надолго за границу не уезжала. Хотя надо признать, у нее случались выезды – вот уж точно – на гастроли, недели по три–четыре. Но такие смешные, как мне казалось тогда, сроки я серьезно и не воспринимал. Знаете, мама Белла очень и очень хорошо зарабатывала за рубежом. Очень хорошо. Всё её благосостояние – оттуда. Ведь и квартира, и драгоценности – всё она заработала там. Здесь, в Союзе, у нее, конечно, были выступления, но они в материальном плане не становились основой, скорее, только приятным дополнением.

Дудин остановился. Он сидел молча и смотрел куда-то перед собой. Наверное, вспоминает прошлые годы, подумал Михаил. Для того, чтобы придать динамику разговору, он сказал:

– Очень интересная история. Что же было потом?

– Что потом? – будто встрепенулся Дудин. – Потом наступило начало семидесятых годов. Отец, а он был старше мамы Беллы, заболел и покинул нас навсегда. Примерно с этого же времени она перестала выступать на сцене. Ее еще приглашали куда-то, но с каждым годом все реже и реже. Алла, как я уже говорил, жила со своим сыном, Каем. Представьте, такое имя дали – Кай. Впрочем, это сугубо их дело. Я пробовал заниматься музыкой, потом писал на музыкальные темы, но это не приносило ни удовольствия, ни денег. И вот, в конце семидесятых годов у нас с мамой Беллой состоялся разговор.

Дудин слегка улыбнулся и продолжил:

– Знаете, иногда дети в семьях, где больше одного ребенка, спрашивают сами себя: кого больше любят родители? Я в детстве задавался вопросом, кого больше любят мои родители: Аллу или меня? Мне всегда казалось, что её, Аллу. А вот потом, позднее, когда у нас состоялся тот разговор, мне представлялось, что мама Белла меня любит сильнее. Но может быть, так мне только казалось. Как бы то ни было, она сказала мне, что в Союзе у меня нет никаких перспектив. Что с моими знаниями, моим чутьем я не могу быть востребован в стране, где музыка зависит от политики партии. Она предложила мне уехать в Париж, пока еще у нее оставались там связи, которые могли бы помочь. С одной стороны, мне не хотелось уезжать, менять так кардинально свою жизнь, оставлять ее одну здесь. Но, с другой стороны, я не мог с нею не согласиться. И я согласился. Мама Белла написала ее знакомым. Они ответили, что помогут мне. Тогда вопрос решился окончательно. Сперва мне пришлось серьезно взяться за язык, развить школьный курс (а ведь по рекомендации мамы Беллы в школе я учил как раз французский). Потом… Потом… Я уехал. Во Франции мне действительно очень помогли. Через несколько месяцев стал печататься в специализированной музыкальной прессе. Тем и живу до сих пор. Женился. С мамой Беллой мы всегда были на связи. Сначала часто переписывались, а потом, когда стало возможным – созванивались. Иногда, когда позволяли время и средства, приезжал. Она никогда не жаловалась, деньги у нее были. За нею последние годы приглядывали сиделки, она оплачивала их работу. Насколько я понимаю, мама Белла периодически, скажем, раз в год продавала один–два слитка драгоценных металлов, на вырученные деньги и жила. – Дудин остановился, обвел взглядом стены и закончил. – Я вот приехал после звонка соседки, Розы Соломоновны. Пока побуду здесь, в Москве.

Дудин посмотрел на Михаила, как бы говоря: вот и всё, что я могу сказать. Что еще изволите? Михаил же молчал, потому что не понимал никакой связи между своими задачами и тем почти монологом Дудина, который только что услышал.

– Вы меня простите, – начал Михаил, – но я хотел бы выяснить про перстень, который, как вы говорите, был у Изабеллы Иосифовны. Нам поручила страховая компания…

– Конечно, конечно. Не подумайте только, что я позволил себе распространяться на тему своей семьи ради того только, чтобы убить время или еще что-то в этом роде. Это было необходимое предисловие. Без него вам трудно было бы понять, как обстоит дело сейчас. Кроме этого, месье детектив, возможно, что именно вы поможете и мне раскрыть одну тайну.

– Какую же?

– Мама Белла оставила завещание. Мы все знаем об этом: и я, и моя семья, и семья Аллы, то есть ее сын Кай. Она переделывали завещание, когда не стало Аллы – это я знаю на верное. Тогда пришлось приглашать нотариуса прямо сюда, домой, потому что она уже не выходила. Так вот, согласно этому завещанию, почти всё, за исключением одного предмета, отходит мне. Почти всё: квартира, драгоценности, слитки драгоценных металлов, мебель и тому подобное. За одним–единственным исключением.

Сказав это, Дудин стал выдерживать паузу, похожую на театральную. Михаил понял это и задал сам собою разумеющийся вопрос:

– Какого же предмета, не томите, пожалуйста!

– Перстня. Того самого перстня, который вас интересует. Согласно ее воле, он должен отойти Каю. Другие лица в завещании не указаны, других родственников у нее нет.

«Вот так выход из-за печки!» – подумал Михаил. Что же получается? Главным наследником является Дудин. Такое богатство! Да за счет этой квартиры, сдавай ее, можно безбедно жить долгие годы. А сколько драгоценностей, скорее всего, осталось?! Слитки. М–да… Подобного случая еще не было в его практике. Неожиданная загадка. Что она может означать? В практике бывали случаи, когда подобные загадки уводили куда-то в сторону от истинного положения дела. Впрочем, если учесть неприязненные отношения между Дудиным и его сестрой Аллой, не возникло ли у того желания отомстить почившей сестре, оставив ее сына без наследства? Хм! А ведь такая версия может статься вполне вероятной! Может было так: Дудин приезжает в квартиру, получает доступ к сейфу с драгоценностями, и, зная, что все кроме перстня достанется ему, похищает или просто забирает для временного удерживания перстень. Возможно, что его цели мщения, вынашиваемые многие десятилетия, получили свое решение. Он внутренне доволен этим. Отсюда и спокойствие: мол, не узнаете и не достанете. Да уж, выглядит правдоподобно. Но что же делать? Странный вопрос! Всегда в сложных ситуациях, а эта ситуация, несомненно, очень сложная, Михаил знал, что любой плут начинает сыпаться в деталях. Следовательно, необходимо обратиться к всевозможным мелким событиям, их точному описанию соотносительно со временем. Получив информацию, провести тщательный анализ, а потом – ловить жулика на несоответствиях. Ловить и поймать. Начну прямо сейчас, решил Михаил, и сказал:

– Позвольте попросить вас об одолжении. Могли бы вы показать мне квартиру, рассказать, у кого был доступ внутрь. Меня интересуют все подробности.

– Безусловно, – ответил Дудин. – Идемте со мной, я все вам покажу и буду комментировать. Впрочем, давайте начнем прямо с этой комнаты. Здесь всегда была наша гостиная. Кстати сказать, здесь мама Белла, а поначалу и я, жили с начала семидесятых годов, то есть уже около сорока лет. Идемте дальше.

Михаил поднялся. За время разговора ноги его затекли, и он инстинктивно их размял и потянул спину. Они вдвоем прошли в прихожую, которую Михаил не разглядел сразу по–хорошему, потому что сосредоточился на самом Дудине. Прихожая показалась Михаилу большой комнатой. Она спроектирована таким образом, что солнечный свет попадает в нее через открытые комнатные двери. Деревянные шкафы, огромное, в человеческий рост, зеркало, обрамленное декоративными деревянными кружевами, несколько покрытых красной кожей пуфов.

– Площадь квартиры примерно сто тридцать метров, – сказал Дудин. – Как маме Белле удалось получить ее – точно не знаю, но мне известно, что пришлось походить по кабинетам начальников, вспоминать заслуги во время войны. Скажу по секрету, в этом доме все были или остаются не простыми людьми.

При этих словах он приоткрывал шкафы, показывал руками. Даже открыл входную дверь изнутри.

– Вот, смотрите, – сказал он, – уже после моего отъезда, когда в городе то тут, то там случались нападения на квартиры, установили бронированную дверь, снаружи есть даже видеонаблюдение на звонке. Если мама Белла оставалась одна, то могла открыть дверь кнопкой, две такие кнопки установлены в разных местах: одна в прихожей, другая возле ее кровати в спальне. Там же, в спальне, небольшой экран с камеры наблюдения. Да… безопасность прежде всего.

Экскурсовод и экскурсант вошли в спальню. Просторная комната, окна которой выходили во двор, полная тишина. Посреди комнаты двуспальная широкая кровать, застеленная плотным бежевым покрывалом. В сущности, вся комната в бежевых тонах. На торцевой стене огромный женский портрет. Михаилу нетрудно было догадаться, что это и есть сама Изабелла Модис. Помимо портрета на стенах крепились несколько бра. В одном углу комод, закрытый ажурной тканой салфеткой, в другом углу трельяж. В этот момент зеркала его оказались сложены.

Дудин подошел к узкому шкафу и открыл в нем одну дверцу. За этой дверцей были полки. Он нагнулся вниз и сказал:

– Посмотрите, здесь сейф.

Михаил тоже нагнулся и увидел массивный высокий сейф. Очевидно, он крепился внутри шкафа к стене.

– В этом-то сейфе мама Белла и хранила драгоценности. Там же, вероятно, был и перстень.

– Вероятно? – спросил Михаил. – Вы его видели, когда приехали.

Дудин глянул на Михаила слегка лукавым взглядом и ответил:

– Нет, не видел. Безусловно, я неоднократно видел перстень у нее на руке. Думаю, она хранила его там. Но когда я приехал и получил доступ в сейф, перстня там не оказалось.

– Как же вы получили ключи?

– Я знал код. Сейф открывается по механическому коду. Мне он известен. Но я также знаю, что сейф можно открыть ключом. Этот ключ всегда находился с нею рядом. Всегда.

Вспомнив слова Крашенинникова о следах женщины на украшениях, Михаил спросил:

– Скажите, а у кого был доступ в квартиру, когда Изабелла Иосифовна была еще жива?

– За ней ухаживали две, а в последние месяцы, когда она перестала подниматься с постели, три девушки. Дольше всех работала Лена. Потом вместо одной стала работать ещё Катя. Третьей, если не ошибаюсь, была девушка по имени Кристина или Ирина. Честно говоря, я видел только Лену, остальных нет. Обо всем этом я узнал и от мамы Беллы, когда мы разговаривали по телефону, и от Лены. Кто еще ходил? Конечно же, соседка, Роза Соломоновна, они очень дружили по-соседски. Пожалуй, никто больше на ум не приходит.

– А ваш племянник, Кай?

– Я видел его только на прощании и однажды он приходил сюда. Мы с ним почти и не разговаривали.

– Как же мне его найти?

– О, тут проблем нет. У меня есть его номер телефона, я нашел его в записных книжках мамы Беллы.

– Вам что-то известно про Кая?

– Мало что. Известно, что мама Белла после того, как не стало Аллы, отправила его на свои средства тоже в Париж. Если не ошибаюсь, он занимался каким-то бизнесом. Скорее всего, прощелыга какой-нибудь, весь в мамашу: занимался непонятно чем на бабушкины деньги.

«Ага, а вот и демонстрация отношения к племянничку. – подумал Михаил: Не тут ли собака зарыта?»

– Скажите, а откуда вам стало известно о пропаже перстня?

– От страховой компании. Они сообщили, что к ним обратился Кай. Действительно, мы с ним вместе отрывали сейф и детально осмотрели его содержимое. Он не нашел внутри перстня. Мы с ним всю квартиру, можно сказать, перевернули – и ничего не нашли. Вот он, как я понимаю, и направил стопы к страховщикам. Ему, как и мне, прекрасно известно, что мама Белла все ценности страховала.

– По вашему мнению, конечно, заранее прошу прощения, если ненароком могу вас обидеть, но все-таки: почему Изабелла Иосифовна таким образом поделила наследство, справедливо ли это по вашему мнению?

– Если вы имеете ввиду материальную сторону вопроса, – сказал Дудин, а Михаил утвердительно кивнул, – то я не эксперт по драгоценностям. Но тем не менее, насколько я знаю… как мне кажется, один этот перстень по стоимости едва ли уступает всему остальному, что перейдет ко мне. Это, видите ли, такой перстень. Он древний, древнеперсидский перстень. Но, каким путем он оказался у мамы Беллы, мне не известно. Она очень им дорожила, всегда брала с собой на все гастроли и выступления.

Они вышли снова в прихожую, где Дудин предложил осмотреть третью комнату. Она не уступала двум своим комнатам–сестрам ничем: ни размерами, ни качеством мебели и отделки. Стоило обратить внимание, что здесь на стенах находилось больше картин. Это тоже была спальня, судя по широкой кровати, которая была несколько неаккуратно заправлена. Еще один комод, большой шкаф, прикроватные тумбы, ночники. В этой комнате, как и в других, красивые однотонные шторы укрывали окна от пола до потолка.

– Это моя комната, – сказал Дудин, остановившись у порога. – Я могу говорить так по полному праву. Она была моей до отъезда, и вот теперь я вернулся в нее. Пусть и временно, но она снова – мое обиталище.

Заметив, что Дудин ревностно относится к постороннему в его комнате, Михаил обвел комнату взглядом и вышел. Также мельком они осмотрели кухню, такую большую, что у Михаила ее размеры вызвали неподложную зависть. Кухонька в его квартире была раза в четыре меньше этой.

Экскурсия была окончена. Сквозь окна Михаил заметил, что и короткий осенний день заканчивается. Всё, что можно получить при первой встрече от Дудина, ему показалось, он получил. Теперь нужно действовать дальше. А что дальше? Пока все по простому алгоритму: поговорить с девушками–сиделками, поговорить с Каем. Михаил записал номера телефонов, но сразу звонить не стал: нужно было переварить полученные сведения, продумать тактику вопросов. Пожалуй, было бы хорошо заглянуть сразу к соседке. Он попросил Дудина показать ему квартиру Розы Соломоновны. Оказалось, что это самая ближайшая дверь на этом же этаже. Так близко.

Попрощавшись с Дудиным, Михаил позвонил в звонок двери соседки.

Через минуту дверь открылась. На пороге стояла низенькая довольно пожилая женщина. Михаилу показалось, что ей глубоко за восемьдесят. Но она была очень прилично одета: темная блуза и черная юбка до пят. Седые волосы завиты, даже губы, Михаил обратился на это внимание, подведены помадой, хотя и местами несколько неровно. Большие глаза спрятаны за очками.

– Здравствуйте, Роза Соломоновна, – сказал он. – Меня зовут Михаил Новиков, я частный детектив. Вот сын Изабеллы Иосифовны рекомендовал к вам обратиться по одному делу.

– Здравствуйте, – ответила она. – Проходите.

Михаилу не сложно было заметить, что Роза Соломоновна не выговаривает «р», вместо этого звука у нее получалось что-то похожее на «л».

Он вошел в квартиру. Странное ощущение возникло у него немедленно: всё тут говорило как бы об уснувшем прекрасном прошлом. Хорошая в прошлом мебель, но местами запыленная и слегка пошарпанная; отличный паркетный пол, но в одном месте с выпавшим осколком; деревянная красивая дверь со скрипом. Похоже, что и хозяйка весьма соответствовала этому стилю. Она сказала:

– Не будемте стоять, прошу в комнату.

– Извините, я ненадолго.

– Вы уж меня простите, мне тяжело так вот стоять. Прошу вас, пройдите и мы присядем. Поверьте, мне есть что вам рассказать.

С этими словами Роза Соломоновна медленно двинулась в комнату, вытягивая правую руку в сторону, словно пытаясь найти опору. Михаил повиновался и, оставив обувь в прихожей, так же медленно пошел за хозяйкой. Он подумал, что у стариков всегда много есть чего рассказать и, как правило, мало есть тех, кто согласился бы это слушать. По этой причине он подготовился к тому, чтобы как можно скорее сосредоточиться на том, что его интересует, а именно – на перстне. Старушка плюхнулась в кресло, а Михаил примостился на деревянном стуле с гнутой спинкой.

– Вы, так понимаю, частный детектив, верно?

– Да, верно.

– Понимаю. Я много в своё время читала про Шерлока Холмса, Пуаро и других, помню про отца Брауна – тоже в своем роде детектив.

– Очень хорошо. Пусть я тогда буду «отец Михаил», – попробовал пошутить он, однако это не вызвало никакой реакции у собеседницы.

– Я прекрасно знала Беллу. Бедная Белла! Столько лет мы были вместе…

– Роза Соломоновна, хотел бы поинтересоваться: вы наверняка знали тех, кто приходил к ней. Дело в том, что, насколько мне известно, из ее коллекции драгоценностей пропала одна значимая вещь, а именно – перстень.

– Эх, бедная Беллочка! – продолжала Роза Соломоновна, будто не расслышав вопроса. – Она меня старше на семь лет. Если есть какая-то жизнь там, на небе, мы с нею встретимся. Столько лет с нею прожили не только по–соседски. Понимаете, нас не это только объединяло. И не только наше, знаете, такое племенное родство. – Она посмотрела на Михаила и выдержала паузу. – Мы с нею жили ну… как сестры. Ни у меня, ни у нее родных сестер не было, а мы так вот встретились в жизни на одном этаже, за смежными стенами – и на всю оставшуюся жизнь. Я вам сейчас расскажу, молодой человек, а там сами сделаете выводы. Мне уже возраст не позволяет, извините, какие-то секреты разрешать. Хорошо, что память меня не подводит, всё–всё прекрасно помню и поделюсь с вами. Я живу одна, ходит ко мне помогать дочка, да и та уже сама пенсионерка. Беллочка, она жила по–другому. Она звезда – что тут скажешь! Ах, я помню ее выступления. Вы не помните?

– Нет, я, к сожалению, не помню. Видимо, уже не застал тот период.

Михаил подумал, что сейчас ему предстоит выслушать длинный рассказ «ни о чем», старческие воспоминания о том, что «вот раньше были времена», и «что раньше были люди, а не то, что нынешнее племя». День уже заканчивался, он почти не продвинулся в своих поисках, и поэтому слушать эти старушечьи стенания ему никак не хотелось.

– Конечно, вы еще совсем мальчик, во внуки, пожалуй, мне сгодились бы. Ой, да что мы так-то сидим. Я сейчас чаю налью, – сказала Роза Соломоновна и попыталась подняться. У нее не сразу, но получилось, и она направилась на кухню. – А у вас, кажется, телефон звонит.

Действительно, в кармане куртки, которая осталась в прихожей, звонил телефон. Михаил подошел и взял его в руки: это Игорь. Может, этот звонок позволит избежать ненужных разговоров со старушкой?

– Алло, Миша, Миша! – кричал в трубке голос Ильина. – Где ты, где?

– В Трехпрудном переулке.

– Что ты там делаешь? – удивился Игорь. – Ах, да, понял. Слушай, не теряй времени, срочно бери такси и езжай ко мне. Мне до зарезу нужна прямо сейчас твоя помощь.

– А что случилось?

– Ха! Что случилось? Да такое случилось, что я раньше и не видал! Представь, иду по следу одной козочки – меня клиент, муж ее, попросил проверить, не растут ли у него рога из-за нее – и что? А она сейчас встречается сразу с двумя. Во даёт! С двумя! Мне нужно их обоих проследить, одного я беру на себя, а второй – на тебе. Он, кстати, как я понимаю, как и ты безлошадный.

Решив, что этот пусть и не очень приятный и интересный повод, даст возможность улизнуть от разговоров с Розой Соломоновной, Михаил записал адрес, где ждал его Игорь, закончил с ним говорить и обратился к хозяйке квартиры:

– Извините, но, к сожалению, я не смогу выпить с вами чаю. Дело в том, что меня начальник вызывает. Нашел преступника, сейчас я должен его выследить. Пожалуй, мы сможем поговорить как-нибудь в другой раз.

– Жаль, очень жаль, – ответила старушка. – Но я уверена, что вы еще вернетесь. Нам обязательно, слышите! обязательно необходимо поговорить.

Про себя подумав, что этой встречи не состоится, Михаил стремительно оделся и вышел из квартиры и из дома, даже не переговорив с консьержкой. Его ждал товарищ, и он направился ему на помощь.

4

Весь вечер и всю ночь Михаил с коллегой занимался работой. Только к пяти утра он смог добраться домой и моментально уснул. Проснулся около двенадцати от телефонного звонка – позвонил Игорь и сонным голосом предложил в этот день не ходить в офис, а встретиться на следующий день, когда он станет готовить отчет. Пролежав еще с полчаса в постели, Михаил понял, что больше спать не сможет. Поднялся, перекусил и уселся в свое домашнее кресло. Он положил голову на спинку, закрыл глаза и погрузился в собственные мысли. Сейчас он находился в расслабленном состоянии и решил спокойно поразмышлять о ситуации с перстнем.

Что он имеет? Ну, прежде всего, перстень был, это факт. Дудин подтверждает это. Его племянник с редким именем Кай тщетно пытался найти перстень и обратился… к страховщикам. Странно? Почему не в органы? Нужно будет спросить его об этом. Какие у меня варианты могут быть на это счет? Не верит органам? Решил, что страховщики на то и страховщики, чтобы заняться этим вопросом так, как необходимо, в конце-то концов страховую премию за это и платят. Хорошо, узнаю. Перстень пропал: тоже факт, ведь его искали и не нашли. Хорошо, дальше.

Сколько человек имело доступ в квартиру? Получается, что это: три девушки, которые ухаживали за Модис, ее сын, племянник, соседка. Кто еще? Пока не известно, будем выяснять по ходу развития событий. Драгоценности хранились в сейфе. Да, надежное укрытие. У кого был доступ в сейф? Трудно сказать, потому что каждый, кто бывал в квартире, теоретически мог получить путь внутрь сейфа. Как? Пока неясно. На драгоценных изделиях обнаружены следы пальцев рук, вероятно, женских, вероятно молодых. Почему вероятно, а не достоверно, как можно понять со слов Крашенинникова? Потому что точно установить пол и возраст по следам пальцев не так просто – это, как говорят, знание матчасти, то есть криминалистики. Предположим, что следы все–таки оставлены молодой женщиной. Тогда… Тогда не нужно откладывать в долгий ящик и начать разрабатывать версию о том, что перстень похищен одной из девушек, ухаживавших за старушкой. Есть номер телефона Елены Важниковой, вот ей-то и нужно звонить первой.