Читать книгу Реальная история одного человека - Сергей Константинович Андрианов - Страница 1

От автора.

Всем привет. Я родился в советском союзе, в начале смутных времен. В 1983-м году произошло много разных событий по всему миру. Но я сейчас хочу рассказать не о мировых событиях, а о своей жизни. Я не буду касаться политики и религии, только события моей жизни и людей, которые, так или иначе, повлияли на нее. Понятно, что с первого же дня я свою жизнь не помню, но могу рассказать о ней со слов моих родственников…в том числе и моей мамы. На момент, когда я начал писать эту книгу, у меня осталась только она. Я буду говорить все, что думаю и все, как есть, уж не обижайтесь, если вас что-нибудь заденет.

А вот и я.

Я был не первым ребенком в семье. До меня, четырьмя годами ранее, появилась на свет моя старшая сестра Рита. Она была результатом любви нашей мамы с ее первым мужем Алексеем, о котором я знаю немного, он умер от рака еще до моего рождения. Иногда мама рассказывала мне о детстве Риты, о ее отце и в те моменты ее мама как-то преображалась, глаза начинали блестеть, а голос дрожал. Было очевидно, что она его любила и эти нежные чувства к нему остались. Это был высокий, два метра и пять сантиметров, красивый, добрый и отзывчивый человек. Хотя, по маминым же рассказам, она его полюбила не сразу. Ему пришлось поухлестывать за ней несколько лет, начиная со старших классов, прежде чем мама ответила взаимностью. Позже, когда он уже болел, она ухаживала за ним до последнего момента. К сожалению, хворь оказалась сильнее лечения тех времен и пожирала Алексея изнутри, доставляя ему непередаваемые муки. Он, буквально, умер на маминых руках. Это очень потрясло молодую женщину с не успевшим вырасти ребенком, их общим ребенком, который являлся постоянным напоминанием о потере. Мама всегда переживала, что моей сестре передастся предрасположенность к раку. Со временем ей передались гены отца, но только хорошие, она выросла под стать своему папе, была выше всех в семье. С моим отцом маму познакомила Рита, ей тогда было два годика. Просто в магазине подошла к незнакомому дяде, взяла его за руку, подвела к маме и спросила, «Мама, а это мой папа?». Они посмеялись, отец проводил маму с сестрой до дома, но номер телефона не взял и вообще, как сказала мама, не выразил заинтересованности. Спустя несколько дней мама уже забыла об этой встрече, как вдруг прозвучал звонок. Она открыла дверь, на пороге стоял отец с букетом и произнес, «Приглашаю тебя и Риту на свидание.». Это впечатлило ее, так начались отношения между моими родителями. Шло время, все было хорошо, они встречались и вскоре отец сделал предложение, как говорят, руки и сердца (можно подумать, остальные органы его не интересовали) маме. На свадьбе мой дедушка по маминой линии взял отца на слабо, он решил таким образом подшутить над отцом. В стопку налили водку и подожгли ее. Отец должен был выпить пока жидкость горит. Только вот никто не учел тот момент, что у него были усы, за которыми он всегда тщательно ухаживал и очень гордился ими. У него даже были в отдельном пенальчике всякие мелочи для ухода за усами. Отец никогда не любил отступать, поэтому принял вызов и взял стопку, дунул носом на пламя, надеясь задуть его, и одновременно с этим попытался выпить содержимое. Не тут-то было, от его дуновения пламя и не шелохнулось, он поднес стопку ко рту и, естественно, пламя подпалило его гордость…усы в смысле. Но это еще не все, он, почувствовав, что усы в опасности, резко отдернул руку с оставшейся там пылающей водкой. Огненная жидкость выплеснулась ему на подбородок и обожгла его. Вот так жених сидел на свадьбе с опаленными усами и красным от ожога подбородком. Мои родители долгое время пытались завести ребенка, но у них ничего не получалось, мама впала в отчаяние, в то время медицина в этом направлении не очень-то была развита. Но в один прекрасный день врач обрадовал моих родителей, сказав, что их старания увенчались успехом. Они были несказанно рады. Только каждый решил радоваться по-своему. Отец на радостях напился, пришел домой и показал себя не с очень хорошей стороны…мягко выражаясь, которая в дальнейшем всплывала довольно-таки часто. Когда он вернулся домой навеселе, мама просто спросила, где он был и почему пьян. Ему не понравилось, наверное, что его пытаются загнать в рамки или, просто захотел самоутвердиться. Отец ударил будущую мать своего же ребенка, а она решила, что от такого мужчины не хочет иметь детей и собралась сделать аборт. Выкрикнув через плечо все, что она думает о нем, ушла из дома. Отец позвонил своему брату и, объяснив ситуацию, попросил помочь остановить маму от необдуманного поступка. Дядя Боря немедленно приехал на помощь, и они пошли искать маму, чтобы предотвратить поступок, о котором, возможно, сожалели бы потом все. Ее нашел мой дядя. Так как было уже позднее время, она сидела в гостях у подруги и собиралась переночевать у нее, а на следующее утро совершить задуманное. Дядя успокоил ее, заверив, что этого больше никогда не произойдет, и уговорил вернуться домой. А мама наивно развесила уши, поверила и простила отца. И вот 17 декабря 1983-го года в городе Ленинград появился я. Это был солнечный зимний день…шучу, я понятия не имею, какая в то время была погода. Цена моему появлению на свет была здоровье мамы. Дело в том, что у нее с детства были больные почки. Эта проблема с самого детства не давала ей покоя, разрушая все планы. Именно по этой причине ее выгнали из балетной школы, в которой мама проучилась два года. Но после того, как здоровье стало ухудшаться, ее попросили освободить место для более перспективного ребенка. Вот и в этот раз собственное тело отказывалось работать полноценно. У нее отказали почки, к этому времени я еще не вышел. Мы оба были в критическом состоянии. У отца тогда спросили, «Кого спасать, жену или ребенка?». Он выбрал ребенка. Я не берусь осуждать его за этот выбор…вы посмотрите на меня, кто бы стал?! Это, конечно все шутки, но я очень рад, что в тот день врачи были не способны просто так пожертвовать жизнью одного человека, чтобы спасти другого. Роды длились почти сутки, врачи спасли нас обоих. Когда меня привезли из роддома Рита сразу начала ревновать. Говорила, что родители любят меня больше, чем ее…в общем обычная проблема первого дитя. Мама всячески пыталась доказать обратное, но Рита была непреклонна. Помогать маме в уходе за мной она не хотела, но с мамой не поспоришь, она у нас суровая была. Видимо из-за того, что я появился на свет с такими сложностями, мама боялась за мою жизнь больше, чем требовалось. Она постоянно протирала все вокруг меня хлоркой, чтобы ни один микробик не подкрался ко мне. В дальнейшем эта гиперопека сказалась на моем здоровье, я был довольно болезненным ребенком примерно до десяти лет. Как-то раз мама устроила стирку, а стиральной машины у нас, да, наверное, и у большинства населения России, тогда еще не было, поэтому и стирать, и отжимать все белье приходилось вручную. Это был очень трудоемкий процесс и занимал почти целый день. Рита маме в этом помогала с удовольствием, для нее это было интереснее, чем смотреть за маленьким ребенком, который крадет внимание любимой мамы. У меня в тот день был жар, и я ревел во все горло. Мама просто разрывалась между работой по дому и мной. Она попросила сестру посмотреть за младшим братом, а со стиркой решила управиться своими силами. «И вот стираю я, ты орешь, Рита орет на тебя и вдруг тишина. Такая резкая, внезапная. Я сразу заподозрила что-то неладное. Выхожу из ванной, а Рита держит подушку на твоем лице и давит на нее со всей силы. Ты уже почти не дергаешься.», рассказывала мама. Конечно, она тут же подбежала, оплеухой отогнала Риту, сняла с меня подушку. «Губки синенькие жадно хватают воздух, но реветь перестал на весь день. Зато Рита ревела, приговаривая «Я больше так не буду.».», продолжала она рассказ. Шли годы, я рос, со старшей сестрой мы хорошо ладили, но иногда не обходилось и без ссор, которые перерастали в драки. Рита была старше меня на четыре года, да и я, скажем честно, не был крупным ребенком-худенький, щупленький, но, как говориться, что выросло – то выросло. Короче, ясно, кто побеждал в драках. В детском садике я без памяти влюбился в одну из наших воспитательниц. И, набравшись храбрости, подошел к ней, рассказал ей о своих чувствах и позвал на свидание. Конечно, воспитательница, умиленно посмотрев на меня, ответила мне отказом. Говорят, что человек лучше всего запоминает самые шокирующие моменты своей жизни. Так вот я и сейчас помню, как разбилось мое наивное детское сердце от неразделенной любви. Правда сейчас я это вспоминаю с улыбкой…эта ситуация всегда наводит меня на мысль об анекдоте про муравья и слониху. После этого случая я старался не попадаться ей на глаза, когда меня мама приводила в садик. Но как не попасться на глаза воспитателю, который ведет твою группу, конечно, никак. Я грустил. И может быть поэтому на новый год уронил елку, которую поставили в нашей группе. К Новому году мама нам с сестрой всегда делала своими руками необычные костюмы, вот и тогда она мне сшила костюм зайчика. Все восхищались моим нарядом до тех пор, пока я не решил, что елка неправильно стоит и просто потянул ее за ветку, пытаясь передвинуть. Уронив пушистое вечнозеленое дерево, я не стал убегать, а просто стоял в шапочке с ушками рядом с местом преступления и смотрел на всех невинным взглядом. Но, как оказалось, ни ушек, ни хвостика-помпона на шортиках и даже невинного взгляда было недостаточно, чтобы избежать возмездия за такое злодеяние…неделю, наверное, я не мог сесть на свою синюю пятую точку.

В смутные времена, конец восьмидесятых – начало девяностых, как и для всех рядовых граждан нашей страны, началась «сладкая жизнь»…ну а если серьезно, то это был очень тяжелый период жизни…не только людей, но и нашей страны, как государства. Отец и без того любил покутить, изменял маме, пропадал на несколько дней. В общем вел счастливую личную жизнь при не очень удовлетворяющей его потребности полигамного самца семейной жизни. А в столь тяжелую пору, вместо того чтобы поддержать свою жену и детей, он совсем слетел с катушек. Как мне кажется, это неспособность обеспечить свою семью и осознание полного бессилия в создавшейся ситуации не давали ему покоя, и он пытался утопить свои страдания в бутылке. Но это лишь мое предположение недипломированного не психолога, вполне возможно, такова была его натура. А после того, как зелье действовало нужным образом, он старался самореализоваться за наш счет, а точнее избивая нас, ну или просто унижая. По-моему, женщин, детей, животных и вообще кто слабее обижать могут только люди с комплексами. Я считаю, они таким образом пытаются компенсировать свои недостатки. С большой силой приходит большая ответственность, нет никакой доблести в том, чтобы унизить кого-то, кто заведомо уступает тебе в силе. Отец же частенько на ровном месте придумывал повод, чтобы завести самого себя, и начиналось действо. Риту он не трогал, так как она росла сорвиголовой, этакой пацанкой. Ему это нравилось. Если моя сестра думала, что я любимчик у мамы, то я так же считал про отношения Риты с отцом. Он хотел, чтобы и я стал более хулиганистым что ли и старался внушить мне, что таким быть хорошо. А я, вопреки всем попыткам моего родителя, рос более умиротворенным и рассудительным. Я не был «заучкой», но и хулиганом не являлся. Я всегда задавал кучу вопросов, если мне было что-то не понятно…уж лучше так, чем делать умное лицо и нести несусветную чушь. Это отцу не давало покоя, он постоянно пытался навязать мне свое мировоззрение, но у него ничего не получалось. Из-за этого он время от времени меня подначивал и пытался взять на слабо, как будто он сам был еще подростком. Хотя взять на слабо или спровоцировать выражением «Ну что струсил?» меня было невозможно даже в детстве. Когда мы были на даче у его родителей, он предложил прокатиться на велосипедах до озера и искупаться. Конечно, я согласился, поездка с трезвым отцом к лесному озеру…кто бы не согласился. Мы хорошо покатались по тропам в хвойном лесу, по которым я с друзьями любил ездить, так как они напоминали нам экстремальную трассу для маунтинбайка…о котором мы в те времена и слыхом не слыхивали, ох уж эти импортные словечки. Тропы были уже накатаны и время от времени приводили нас к небольшим естественным трамплинам, были и такие места на этой импровизированной трассе, созданной самой природой, по которым, разогнавшись, как следует, мы могли промчаться параллельно земле. То есть в момент маневра человек с велосипедом ехал боком относительно земной поверхности…главное – избежать критической близости с деревьями, растущими вокруг. Не сложно догадаться, там было сломано не мало транспортных средств и получено ушибов. Конечно, отец не стал повторять за мной все кульбиты, он просто наблюдал с улыбкой на лице за тем, как это делал я. Все было здорово, мы хорошо повеселились. В тот год выдалось не очень теплое лето, поэтому вода в озере не прогрелась. Когда мы прибыли на озеро, я вошел в воду по щиколотку и сразу понял, что вода для меня слишком холодная, я отказался купаться, отец в ту же секунду молча собрался и поехал обратно к дому, я за ним еле поспевал. Весельем уже и не пахло. Единственное, что он мне тогда сказал во время обратного пути – «Тряпка!». А уже зимой в городе мы катались на санках всей семьей. Меня всегда радовали моменты совместного беззаботного времяпрепровождения. Мне было приятно наблюдать, как родители, обнявшись и смеясь спускались вниз на санках, всегда заливался смехом. Так мы прокатались целый день. Родители взяли с собой огромный термос с чаем для нас, а для взрослых немного горячительного в стеклотаре, бутерброды и мы устроили импровизированный зимний пикник. Горка была высокая с крутым спуском, находилась в небольшом лесочке недалеко от дома. Я стал замерзать, особенно руки, варежки от снега насквозь промокли и руки начинали болеть от холода. Я сообщил родителям о своей проблеме, но не просил пойти всем вместе со мной, я знал дорогу, «Это же недалеко.», говорил я. «Терпи! Ты же мужик. Раз болит – значит живое.», проговорил отец с укоризной. Мама начала с ним спорить и в итоге здравый смысл восторжествовал. Только меня одного не отпустили, все собрались и отправились со мной. Отец не скрывал своего недовольства, он хотел остаться, и чтобы мы все остались с ним. Когда мы пришли, мои руки стали согреваться…довольно-таки болезненное чувство для ребенка, доложу я вам. Я не знал куда себя деть, что сделать, чтобы стало полегче и, конечно, обратился за помощью к взрослым. Стоило мне только подойти, отец решил проучить меня…другого смысла в дальнейших его действиях я не вижу, он сказал, что лучше всего согреть руки под водой. Мы вошли в ванную, он включил холодную воду и заставил меня держать руки до тех пор, пока я не заплакал от боли. Сомнительный способ – отогревать руки ледяной водой. Потом уже вмешалась мама, укутала меня в одеяло, налила горячего чаю, надела теплые носки. Так сложилось, что отец не был для меня авторитетом вообще. Мы нормально, как отец с сыном, мало общались, но я любил те редкие моменты. Не то, чтобы он постоянно закладывал за воротник, нет. Просто трезвым, он был не очень общительным с нами. Как будто он существовал в параллельном мире, может быть его угнетала семейная жизнь. Но по пьяни наши миры пересекались и для нас с мамой это частенько заканчивалось катастрофой. Все могло начинаться весело, но итог был почти одинаков. В один из дней, когда он в очередной раз пришел домой во хмелю с другом, он решил поучить меня драться, заодно демонстрируя своему гостю, что вот у него-то растет настоящий мужик. Демонстрацией своих навыков в боевых искусствах и игрой роли моего главного тренера он занимался довольно часто, но, к сожалению, исключительно в нетрезвом виде. Долго подначивал меня, хватая за руки и не слушая мои протесты, вскоре, не дождавшись моего согласия, начал показывать на мне же, как надо правильно бросать через бедро. В итоге он добился своего, «Быстрее сделаю, что он хочет, быстрее он отстанет от меня.», думал я. Не желая причинить ему никакого вреда, я сделал все так, как он только что объяснял, бросок получился красивым…мне, во всяком случае понравилось. Очень может быть, что прием получился не без помощи воздействия спиртных напитков на вестибулярный аппарат моего «тренера», а может отец просто хотел подыграть мне. Не помню сколько мне было лет, то ли в старшую группу детского сада ходил, то ли в первый или второй класс, подобные домогательства происходили часто, пока я не вырос, поэтому они слились в одну массу. Так вот, я его бросил, он, падая, задел головой острый край кровати. Его лоб и лицо были залиты кровью, которая, стекая с подбородка, капала на пол. А он не нашел ничего лучше, чем встать и бегать по всей квартире, радуясь, что я ему разбил голову, оставляя кровавые доказательства этого повсюду. «Мой сын – мужик! Видел? Я же говорю, он будет отрывать бошки всем», восклицал он перед своим собутыльником, который все это время молча наблюдал. Травма была не серьезная, простое рассечение, но крови было достаточно…во всяком случае, для того, чтобы ребенку это засело в память на всю жизнь. В один из таких «веселых» дней, отец, не найдя в нас серьезных противников, поссорился с самим собой. Это могла бы быть шутка, если бы не было правдой, он поссорился со своим отражением в большом зеркале серванта, у которого еще и дверцы были из прозрачного стекла, и полки стеклянные, да и посуды на этих полках было не мало. Слово за слово, и он решает подраться со своим отражением…видимо, чего-то не поделили, любовницу или жену может быть. После двух прямых в…одному ему известно куда он там целился, все, что было перед зеркалом разлетается на мелкие осколки. Лязг разбитого стекла заполнил комнату. Мы с Ритой находились в родительской комнате, но понимали, что резкие высказывания в адрес близнеца, смотревшего, видимо, слишком дерзко, на отца из серванта, обязательно закончатся плохо…и не факт, что волной неадекватной агрессии не заденет нас. Поэтому мы были на стороже и сразу же убежали к себе в комнату, откуда подсматривали в щелочку приоткрытой двери. Его руки, естественно, окрасились темно-красным цветом, как будто он окунул их по локоть в краску. Кровь сочилась из многочисленных порезов и струилась на осколки, на пол. Отец поднял руки и смотрел на них завороженно каким-то пустым, отсутствующим взглядом. Мне всегда было интересно, что же у него творилось в голове в подобные моменты. Кровь стекала по предплечьям и ручейками падала вниз, оставляя красные дорожки. Само собой мама заранее поняла, что он сотворит очередной поступок на номинацию Дарвина и стояла в наготове. Мы все уже тогда научились предугадывать его «взрывы» и старались в критические моменты просто держаться подальше от эпицентра. Мама отреагировала оперативно. Она сразу принесла полотенца, замотала ему руки и вызвала скорую…которая, правду сказать, так и не приехала. Помогая, она попала под горячую руку. Он ругался на нее, обвиняя в том, что это из-за нее все произошло. Ну точно отстаивал честь матери своих детей, а она неблагодарная даже спасибо не сказала. В итоге отцу пришлось самому идти в травматологический пункт, который работал круглосуточно и находился через пару улиц от нас. Маме ничего не оставалось, как в очередной раз оттирать кровавые пятна с пола и убирать разбитое стекло, а нам – ей помогать. Отец любил готовить, но не терпел вмешательств женщин в сам процесс, если уж он взялся за это дело. Все в нашей семье были в восторге от его кулинарных способностей, не важно трезвый он был или нет…за исключением одного случая. Он решил порадовать нас котлетами собственного производства. Отец никогда не покупал готовый фарш в магазине. Брал кусок мяса и пропускал его через мясорубку, в то время у нас не было электрической, только ручная, наверное, к лучшему. Кроме продуктов, отец взял «для настроения» пару бутылок вина или портвейна, я тогда не разбирался в этом, да это и не особенно важно. Пока готовил, приговорил одну из них. Я помогал ему на кухне, почистить там, помыть. В общем устроили мужской кулинарный клуб. Пришел черед делать фарш. Я крутил ручку мясорубки, он нарезал все ингредиенты и засовывал в нее. Так как он уже был навеселе, то не совсем контролировал свое тело…да и мозг, собственно, тоже. Когда отец стал проталкивать в мясорубку очередной кусок мяса, он перестарался и засунул свой палец слишком далеко. Я не сразу понял, что произошло, так как звук, исходящий из недр перемалывающего механизма, почти не отличался, а отец не отреагировал, как бы мог отреагировать трезвый человек. В общем я кручу ручку мясорубки, он проталкивает мясо своими пальцами, мясорубка издает обычный чавкающий звук, перемалывая все, что в нее запихивают. Вдруг отец замирает, глаза его стекленеют, он отталкивает меня от аппарата, я падаю на пол и не понимаю, чего я такого сделал. «Опять начал буянить.», подумал я. Он начинает крутить ручку в обратную сторону и достает свой палец, перемолотый по первую фалангу. То есть палец, как палец, только на конце, вместо ногтя, бахрома из мяса. Его мяса вперемешку с животным. Кровь льется ручьем прямо в миску с готовым фаршем. Я как сидел на полу, так и остался на том же месте, как загипнотизированный, наблюдал, не отрываясь, за его рукой. Не знаю почему, но я не мог отвести свой взгляд в сторону. Он позвал маму…ну как позвал, заорал благим матом, чтобы она быстро бежала на кухню. Прибежала жена, всплеснула руками, начала причитать и ругаться, забегала растерянная по квартире. В итоге замотала полотенцем руку отца, и они ушли в травму. Котлет нам так и не довелось поесть. Мы даже не стали отдавать этот фарш дворовым собакам, просто выбросили на помойку. Еще не хватало, чтобы у нас во дворе бегали собаки, отведавшие человеческой крови.

Когда я ходил в детский сад, я просто грезил школой. Наверное, это случалось с каждым ребенком. И вот наконец я пошел в первый класс, в честь этого отец сделал мне шикарный подарок. Он подарил мне учебный стол и кресло, изготовленные своими руками. «Все для того, чтобы ты учился.», сказал он. Он смастерил этот гарнитур из белых панелей ДСП и расписал их красками. До сих пор помню цветастого попугая на спинке кресла, я был в восторге, мне очень нравился подарок. Я готов был целыми днями сидеть на нем, читать, рисовать и играть. Мне не нужно было искать предлог, чтобы воспользоваться подарком. Правда один раз, делая домашнее задание я, сам того не заметив, уснул и даже не понял, как это произошло. Читал себе, читал, а потом раз, открываю глаза, а отец стоит злой и ругается на меня за то, что я, видите ли, прохлаждаюсь, а не учусь. Я не мог понять в чем же дело, ведь действительно не заметил, как уснул и, конечно, настаивал на своей невиновности, что злило его еще больше. В итоге, так как суд не счел мои доводы весомыми, я проиграл это дело вчистую, он меня выпорол своим армейским ремнем и поставил в угол. Отец отлично рисовал…точнее не рисовал, а срисовывал, так он сам говорил. Он мог скопировать любое изображение, которое находилось перед ним. Он решил сделать ремонт в детской комнате и поклеил обои изнанкой наружу, в те времена не продавались обои под покраску. Поклеил и стал их разрисовывать гуашью, это было очень красиво. У нас в детской комнате «росли» пальмы, кактусы, разнообразные цветы на любой вкус и цвет, он даже траву вместо плинтуса нарисовал по всему периметру комнаты, и львенок из мультика, и тропические птицы, и множество других экзотических животных, изображения которых он смог найти. Это было просто великолепно. Но отец не остановился только на стенах и разрисовал потолок. На потолке были облака, и парящие среди них птицы. Это было потрясающе, такой шикарной детской я нигде не видел. Я обожал смотреть на потолок перед сном и представлять, что лечу вместе с этими пернатыми. У нас с Ритой была двуярусная кровать и я спал на втором этаже. Это создавало дополнительный эффект. Все это было очень красиво, но, так как нарисовано было гуашью, для детской не совсем надежно. Когда меня ставили в угол за провинность, я стоял, смачивал свой палец слюной и размазывал рисунок, который находился в этом углу, а там находился Гарфилд, изображенный с меня ростом. За это я получал по своей филейной части и опять стоял в углу. Получался порочный круг какой-то. По истечению некоторого времени нос у Гарфилда увеличился раза в два, если не больше. Нашу радость от обновленной детской комнаты перебило известие о том, что у мамы обнаружили несколько раковых опухолей, располагавшихся в…скажу так, проблема была по женской части. Когда мама легла в больницу, отец присматривал за детьми. Получалось у него не всегда хорошо, так как иногда он просто оставлял Риту со мной дома, а сам отправлялся «в магазин» и возвращался через пару дней. Но иногда он наоборот был эталоном примерного отца, посвящая нам все свое свободное время. Мы часто с ним ходили навещать маму. Я тогда не совсем понимал почему она не дома, но это не мешало мне скучать по ней и осознавать, что в больницу попадают не от хорошего здоровья. Ей сделали ряд операций, удалив все опухоли, но, на всякий случай, прописали еще и довольно дорогостоящую химиотерапию. Но родители решили, что операции достаточно. И действительно, со временем оказалось, врачи просто хотели перестраховаться, так как у нее, при повторных осмотрах, ничего не выявили.

Как я уже рассказывал, во времена детского сада и начальной школы я был чрезмерно болезненным ребенком. Моя карточка в поликлинике была толщиной с том «Война и мир». Во втором классе я очень сильно болел, подхватил двухстороннюю гнойную пневмонию. Мама очень переживала и хотела хоть как-то меня подбодрить. Я лежал в детской комнате и слышал разговор родителей.

– Давай купим ему игровую приставку, – сказала мама.

– Зачем? У него же не день рождения, – ответил отец.

– Да, но купить-то можно. Необязательно ждать до дня рождения, – не унималась она.

В общем после небольшой дискуссии отец сдался. Когда они привезли приставку я готов был прыгать от счастья несмотря на то, что у меня была температура под сорок. Ведь у всех ребят из моего двора уже давно были денди или даже сега, а теперь и я входил в этот клуб. Они купили не обычную денди, а в виде автомобиля и с антеннами, что придавало приставке еще больше крутости. Эти антенны позволяли подключать приставку к телевизору не используя провода. Только вот была одна загвоздка. На старых русских телевизорах не было так называемого «палсекам» и изображение было черно-белым. Но где это видно, чтобы черепашки ниндзя были не темно-зеленые, а…скажем политкорректно…афроамериканские. Отец позвонил своему знакомому, который занимался ремонтом телевизоров и попросил помочь. На следующий день «палсекам» был установлен. А, так как через антенны приставка работала со сбоями, папин знакомый и провода подключил заодно. Отец радовался не меньше меня. Мы, как два ребенка, играли дни напролет, приставка нас немного сблизила. Я даже гулять перестал, мама ругалась на нас двоих. На меня, потому что не дышу свежим воздухом, на него, потому что совсем перестал делать что-либо по дому и обращать внимание на жену. Чтобы она успокоилась, пришлось мне выходить из дома время от времени…ну а отцу хотя бы изображать хорошего мужа. Потом отец купил игру «Принц Персии». Это был просто шедевр тех лет, очень сложная и красивая игра захватила наш неискушенный разум весь целиком…теперь я знаю, как можно зомбировать людей. Мы с отцом просто влюбились в нее. Все выходные, не смотря на мамины протесты, мы играли в приставку, не выходя из дома. Поздним субботним вечером, да каким там вечером, была уже ночь, меня отправили спать, а отец продолжил виртуальные странствия. Утром в воскресенье я проснулся пораньше, чтобы опять засесть за джойстик. Попытался включить приставку, но она никак не поддавалась. От моего шума проснулся отец и рассказал мне, что ночью, во время игры, перегрелся сетевой адаптер, в комнате запахло плавленой пластмассой и приставка перестала работать. Весь день он звонил по знакомым в попытках узнать, где можно достать такой же адаптер. Но в те времена с такими вещами было сложно в стране. Приставка просто лежала в шкафу, а потом куда она подевалась я не имею ни малейшего понятия. Моему горю не было предела, «Такую вещь испортил.», подумал я. Принц Персии победил нас…

Отец, как и мама, всегда старался заработать деньги, как мог, чтобы прокормить семью. Если верить его словам, он брался за все. В основном это была работа на стройке. Как-то ему предложили работу и пообещали очень хорошую зарплату, но нужно было уехать в Ленобласть и жить в вагончике, оставив семью. Была зима, слишком холодно для простого вагончика, но он согласился. Когда он позвонил, спустя несколько месяцев, и сказал, что возвращается, я обрадовался и пошел его встречать. Мама работала, а у Риты всегда были свои дела, так что я отправился один. Несмотря ни на что, в детстве я скучал, когда отца долго не было дома. Добравшись до станции, я вышел на платформу. Там было скользко, поэтому я держался подальше от края, но из-за большой толпы народа, скопившегося в ожидании поезда, я ничего не мог увидеть. Когда я услышал, что подъезжает поезд, я стал пробираться поближе к нему, чтобы не пропустить отца. Проходя мимо двух мужчин, которые что-то очень громко обсуждали или ссорились, в тот момент я не обратил внимание на то, что они говорили, я мельком окинул их своим взглядом и отошел подальше от них. Поезд приближался. После того, как первый вагон на большой скорости приблизился к станции, я услышал сначала крик мужчины, а потом и вопль ужаса окружающих людей. В одно мгновение поезд подъехал и остановился, я обернулся на крики, посмотреть, что случилось. Люди расступились от края перрона, некоторые зеваки смотрели под поезд и показывали туда пальцами. Кто-то кричал, призывая на помощь, кто-то просто стонал в ужасе. Я был маленьким и глупым в то время, вот и поддался любопытству. Посмотрел с края платформы в том направлении, куда указывали зеваки и увидел одного из тех мужчин. Только сейчас он не кричал и вообще ни издавал ни звука. Находясь под поездом, просто молча вертел головой во все стороны, словно что-то искал. Вместо его левой ноги была одна зияющая рана. Как будто кто-то сделал разрез вдоль его конечности. Люди начали спрыгивать с перрона, залезая под поезд, в попытках хоть как-то помочь ему. Некоторые хотели его достать оттуда, но понятное дело, у них ничего не получалось, так как сам незнакомец, при малейшем прикосновении к нему, орал, чтобы его не трогали и сопротивлялся, как мог, а двигаться у него, судя по всему, желания не было совсем. Через непродолжительное время пострадавший и вовсе обмяк, перестал сопротивляться и затих, голова его повисла и просто болталась пока его вытаскивали из ловушки и несли на руках в зал ожидания. Не знаю, что случилось с этим мужчиной дальше, как его выносили из здания вокзала, я уже не видел. Отец так и не приехал в тот день. Он опять загулял, решив отметить большую получку. А мы очень ждали его. Маме было сложно справляться со всем одной. Она работала продавцом в продуктовом магазине и только это нас как-то спасало, когда деньги кончались, а это бывало частенько, зарплату постоянно задерживали. Хоть брать продукты в счет зарплаты разрешали и то хорошо. Приехал отец через неделю, сказав, что пришлось задержаться на работе. Но все тайное, рано или поздно, становится явным, и мы, спустя несколько лет, узнали правду. По-маминым словам, он тогда нашел себе бл…дь, на которую и потратил большую часть своей зарплаты.

Магазин, где работала мама, закрылся и она, по совету подруги, устроилась работать в ларек у метро. Там продавалось все, начиная от презервативов и заканчивая консервами. Так что продажи были всегда, а если есть продажи, значит ларек не закроется и будет зарплата. Все шло не плохо…поначалу. Но спустя пару месяцев ей перестали выплачивать обещанную сумму. Несмотря на то, что продажи были хорошие, хозяин точки твердил, что денег нет и всегда забирал всю выручку себе, мама была в полном недоумении. Месяц, второй. Она начала нервничать-кормить детей ведь надо и уже подыскивала себе другое место, но в те времена с нормальной работой тоже была довольно сложная ситуация. Тогда только и выживали тем, что родители трудились вдвоем и не могли себе позволить, чтобы один из них работал на благотворительной основе. Поговорила с хозяином торговой точки, и они договорились, что зарплата будет выплачиваться товаром. Маме выдавали товар на сумму зарплаты, а они с отцом ходили это продавать. То есть, по сути, она выполняла работу продавца в ларьке, а потом шла на улицу и там опять выполняла ту же самую работу, чтобы хоть как-то держаться на плаву. Очевидно, что маме выдавался товар не самый ходовой, консервы ей не доставались, а кому были нужны шоколадки и презервативы, когда в стране есть нечего было. В общем все это копилось у нас в квартире. Кроме всего прочего родители решили попробовать продать еще и мои игрушки. До сих пор помню, как мы стояли на улице, у наших ног расстелено покрывало, на нем были размещены мои любимые фигурки доисторических людей, выполненных с великолепной точностью. Эти солдатики стояли в непосредственной близости от «маминой зарплаты», которую родители так же пытались распродать, но все было безуспешно. Был выходной день и родители, чтобы не оставлять меня дома одного, взяли с собой. Это было зимой, мы стояли на морозе, меня радовало только солнце, наконец-то показавшее нам свои лучи после длительного периода пасмурной погоды, в течении которого оно играло с нами в прятки за свинцовыми тучами, нежелающими покидать небо над нами. Я стоял и у меня сердце кровью обливалось каждый раз, когда кто-нибудь подходил и смотрел на них с любопытством. Это были мои самые любимые игрушки, а мне приходилось мириться с мыслью, что кто-то их заберет у меня. У нас за весь день ничего так и не купили, как вдруг перед нами нарисовались двое с бритыми головами и в спортивных костюмах, требовавшие мзду за то, что мы занимаем место. Они требовали деньги у всех, кто решил хоть как-то наскрести себе на пропитание, продавая личные вещи. Получая деньги, два рэкетира выдавали что-то вроде талончика, написанного от руки, как подтверждение их разрешения стоять на улице.

– Но мы еще ничего не продали, – говорил отец. Его недоумение можно было понять. Денег и так нет, а тут еще нужно отдать каким-то прохожим.

– Платите или собирайтесь и валите отсюда! – ответил один из амбалов угрожающим тоном.

Так мы и вернулись домой несолоно хлебавши. Но я отчасти был рад тому, что нам не удалось ничего продать. Это была детская эгоистичная радость, я был рад, что мои игрушки остались со мной. Правда радовался я не долго, на следующий день родители продали-таки их. Мне с Ритой строго на строго запретили прикасаться к разного рода сладостям, которые являлись маминой зарплатой и складировались у нас дома. А ведь, как известно, запретный плод сладок. Так что пару раз…ну ладно не пару, много раз мы с Ритой таскали заветные вкусности из кладовки, где складировалась мамина оплата труда. Шли месяцы, товар копился, спасало только то, что работал отец. Так же нам помогали, как могли, родители по отцовской и маминой линиям. Но перед Новым годом все стало еще хуже, пришла мама и рассказала, что ларек ограбили, а начальник обвинил во всем ее. Не понятно только, то ли он сам вынес ночью весь товар, инсценировав ограбление, и, дабы вообще маме не платить, повесил все на нее, то ли его на самом деле ограбили, а он просто решил найти козла отпущения. Так или иначе она должна была ему кругленькую сумму, но так как мы не могли выплатить владельцу такие деньги ни сразу, ни частями, ей предстояло работать за просто так. Отец хотел было вмешаться, но мама успокоила его. «Ты не видел с какими амбалами он ходит.», сказала она. Владелец пригрозил маме физической расправой и заставил работать, как рабыню, бесплатно. На нервной почве, ночью, пока мы спали, мама решила повеситься. Хорошо, что отец услышал шум, доносившийся из кухни, и успел вытащить ее из петли. После этого случая время от времени у мамы начали происходить эпилептические припадки. В один из таких моментов, я и Рита находились дома, было поздно, на улице темно. Отца тогда не было дома, не помню, скорее всего, он опять уехал на какую-нибудь «шабашку». Мама тряслась в конвульсиях, глаза закатились, нас она не слышала, изо рта вытекала белая пена. Все тело сотрясалось от неконтролируемых сокращений мышц. Стоны, которые она издавала, леденили душу. Мне стало жутко, по коже побежали мурашки. До сих пор помню этот момент, как будто он был вчера. Хоть сестра была старше меня, я сориентировался быстрее и побежал звонить в скорую. Набрав 03 в первый раз, я ответа не дождался, никто не брал трубку. Я позвонил еще раз. Недовольный женский голос ответил. Я рассказал, что у мамы приступ, перечислил все симптомы.

– Деньги есть? – Спросил оператор.

– Нет, – ответил я.

– Когда умрет, вызывайте каталажку! – Ответила женщина и повесила трубку.

Вот тут-то меня охватила паника. Нас с пеленок учили, что милиция и врачи всегда придут на помощь, при серьезной проблеме надо обращаться к ним и они примчатся. Но реальность была такова, что нам, малолетним детям, нужно было выкручиваться самим. Тут подключилась Рита и предложила обратиться за помощью к маминой подруге, которая жила ниже этажом. Это был единственный взрослый человек в нашем доме, которого мы знали. Выходить на улицу в темное время суток в нашем возрасте – для нас это было просто невероятно страшно. Настолько, что эта мысль даже не приходила нам в голову. С такой же вероятностью мы могли бы подумать о полете в космос. Эта знакомая нам и помогла. Не знаю, что она с ее мужем там сделали, но мама постепенно пришла в себя. Спасибо этой доброй женщине за это и за другие моменты, когда она приходила к нам на выручку, к сожалению, я не помню, как ее звали. Например, когда отец, в очередной раз, разгулялся, мама с Ритой и мной пришла к ним в поисках укрытия. И они приютили нас без лишних слов, хотя у самих был маленький ребенок и жили они в однокомнатной квартире. Мы спали на детской кроватке втроем, но зато в безопасности и тишине. Подальше от гневных речей не понятно в чей адрес и от постоянного ожидания физической расправы. Нам частенько приходилось кочевать по гостям в период отцовских загулов, во избежание побоев. Одну ночь мы были вынуждены провести на территории детского садика в беседке зимой просто из-за того, что отцу не понравилось…а фиг знает, что ему на этот раз не понравилось. Мы с Ритой уже спокойно спали, нежась в своих теплых кроватках, когда вдруг мама в ночной рубашке вбежала к нам в комнату с нашей уличной одеждой, кинула ее нам и шепотом приказала как можно скорее одеться, после чего так же молниеносно выбежала обратно. За дверью слышался очень неприятный шум, говорящий нам о том, что опять придется ночевать вне дома. Мы впопыхах кое как оделись и ожидали следующей команды от мамы, прислушиваясь, что же там такое происходит. А за дверью происходило следующее. Пьяный отец приперся домой посреди ночи и с порога начал угрожать маме. «Чего это вы все спите, когда меня нет дома в такое позднее время? Вам что, плевать на меня? Вы так и хотите, чтобы со мной что-нибудь случилось! Я знаю! Это ты подговариваешь детей против меня!», говорил он, накручивая сам себе невесть что в своем мозгу, заводился все больше и больше. Мама сообразила, лучше заранее собраться, но сама не могла даже кофту накинуть на себя, так как постоянно была в поле зрения пьяного «главы семейства». Но, уличив момент, схватила всю детскую верхнюю одежду, которая попалась под руку в шкафу прихожей и со скоростью, которой позавидовал бы человек-молния, забежала к нам в комнату. И вот мы уже стоим у двери, разделяющей детскую от пространства, где зарождалась новая буря, угрожающая нам.

– Дай, я хочу поговорить с детьми! – Услышал я. Мы с Ритой хотели было заскочить в кровати прямо в одежде и накрыться одеялом, чтобы притвориться спящими.

– Костя, они уже спят, завтра поговорите, – пыталась унять отца мама. – Давай, я тебе сейчас чаю сделаю, сходи в душ, и мы попьем, – продолжала она, принимая удар на себя.

– Да на хер мне твой чай, пошла ты со своим чаем!

Мы сидели на кроватях, готовые резко накинуть на себя одеяла и смотрели друг на друга, в темноте, страхе, прислушиваясь к угрожающему шуму за дверью. И вдруг тишина. Мама распахнула дверь все так же в ночной рубашке, «Быстро!», так же шепотом произнесла она и махнула рукой, как бы усиливая свой призыв. Мы сорвались с места и, как можно тише, проскочили в прихожую к входной двери, схватив по пути обувь, которую надели уже позже, на лестничной площадке первого этажа. Мама взяла свое зимнее пальто и последовала за нами. Она была так напугана, что даже не догадалась взять свою обувь, так в домашних тапочках и выбежала на улицу. Та знакомая, проживающая в нашем же доме и временами выручающая нас в трудных ситуациях, к сожалению, не открывала дверь, несмотря на то что мама не только безостановочно жала на кнопку звонка, но и стучалась к ним в дверь. И это все посреди ночи, наверное, никого не было дома. Когда мы пришли к маминой подруге, тете Гале, которая жила в доме на соседней улице, в поисках безопасного ночлега, нам было сказано, что мест нет, к ней в то время приехали родственники, поэтому нас даже не пустили за порог. Мы-то ладно, одеты по сезону, а вот маме пришлось не сладко, пальто на ночную рубашку и тряпичные тапки на голые ноги…сомнительное утепление для зимней ночи. Была еще одна подружка, которая всегда нас выручала, но до нее нужно было добираться через довольно-таки людные места, мимо метро, переходя несколько улиц и один перекресток, что создавало опасность встречи с какими-нибудь маргинальными личностями…ночь же, да еще в выходной день. Заявляться домой в столь поздний час, да еще к малознакомым людям, живущим поблизости, она постеснялась. В итоге мама с нами, побродив по нашему двору в попытках встретить еще кого-нибудь хоть мало-мальски знакомого, вдруг помогут, повела нас на территорию детского садика, где, облюбовав беседку в виде избушки, и решила обосноваться на ночь. Хоть и в ненастоящем (с окнами, но без стекол и с дверным проемом, но без самой двери), но все же хоть в таком доме нас ждала ночь без побоев и угроз. Мама села между мной и Ритой, обняла нас, мы забрались на скамейку с ногами и облокотились на маму. Скамейка была проморожена и с удовольствием отдавала весь накопленный холод прислонившемся к ней телам. Зима тогда выдалась на славу, сейчас таких не бывает. Ох уж это чувство, когда все твое тело пронизывает холод и нет никаких шансов согреться, ощутить пусть слабенькое, но тепло, как бы ты сильно не прислонялся к телам других людей. Каждое дуновение ветра усиливало мороз, заставляя нашу кожу покрываться мурашками, а мышцы сокращаться в попытках организма согреться, у нас зуб на зуб не попадал от дрожи. У мамы, как она потом рассказывала, ноги начинали коченеть, да и не только ноги, пальто тоже не очень-то и спасало во время ночевки на улице. Каждый раз, когда вижу зимой людей без постоянного места жительства, спящих где-нибудь на скамейке или просто сидящих на тротуаре, диву даюсь, как им это только удается. Так, обнявшись, мы просидели часов до трех-четырех ночи, время от времени «поклевывая» носом. Наш относительный покой нарушила все та же тетя Ира, до дома которой мама так и не решилась дойти. Ее сын чисто случайно увидел нас в домике, когда проходил мимо, возвращаясь с гулянки и решив сократить путь через дворы. А вернувшись к себе домой рассказал своей маме об увиденном. Настоящая подруга не могла просто так оставить это и не отреагировать. Одевшись, она побежала на улицу за нами, по пути не забыв дать указания своему сыну, чтобы тот поставил чайник на огонь. Тетя Ира настояла на том, чтобы мы последовали за ней, «Иначе можете вообще больше не обращаться ко мне за помощью! Давай угробь себя и детей заодно!», уговаривала она маму. Подруга со своим сыном жила вблизи с железнодорожной станцией в комнате коммунальной квартиры, но ее не остановило расстояние, которое пришлось преодолеть, чтобы найти нас, ни теснота, ни позднее время, в которое нормальные люди уже спят, а ей пришлось вставать и куда-то выходить на мороз. Когда мы пришли к тете Ире, каждого уже ждал горячий суп и чашка чая, которые помогли нам отогреться. Мы у нее прожили все выходные, но в воскресенье вечером пришлось вернуться. Нашему пьяному отцу вообще не было необходимости трудиться и придумывать повод для того, чтобы начать компенсировать свои скрытые комплексы за счет своих же жены и детей. Он просто ни с того ни с сего подходил и задавал вопрос, «И что?», источая отвратительную вонь перегара. Правильного ответа, естественно, не было, поэтому все понимали, к чему все идет. Все осознавали неотвратимость действий, последующих за этим вопросом. Это мерзкое чувство, когда ты смотришь ему в глаза и понимаешь, что выхода нет, но и смириться ты тоже не хочешь. Вообще родители нас с Ритой били и в воспитательных целях тоже. В ход шли довольно-таки разнообразные предметы. Это могла быть скакалка или провод какой-нибудь, иногда в ход шла хоккейная клюшка, которую мне подарили на день рождения со словами «Держи, станешь хоккеистом!», но самым излюбленным орудием воспитания был отцовский армейский кожаный ремень. Он был широким, поэтому не очень было больно, если били ремнем, а вот пряжкой – совсем другое дело. Отец служил на флоте, и я до сих пор помню блестящий якорь, изображенный на пряжке, который не раз оставлял свои следы на моей корме. Но я старался не показывать им свою боль, чтобы они не знали мою слабость, я терпел, извивался, но не плакал и не издавал ни звука, во-первых, гордость не позволяла, а во-вторых, не собирался я тешить их самолюбие подтверждением того, что они добились своего. Но со временем это перестало работать, они видели, что я не плачу, это для них значило, я не получил наказания и били еще сильнее, в итоге они все равно добивались необходимого им результата. Зато поэтому у меня сейчас высокий болевой порог. Я всегда стараюсь находить положительный аспект в чем бы то ни было.

Надо признать, что отец, когда был трезв и в настроении, он был хорошим семьянином. Он веселил нас, прокручивая видеофильмы на семейном проекторе, озвучивая их так, что мы смеялись до коликов. Рассказывал смешные истории, не знаю, придумывал их или брал из жизни. Смеялись все, и мама, и Рита, и я, да и по его лицу было видно, что он сам доволен. Читал нам книжки на ночь, играл в настольные и подвижные игры, временами мы носились, как угорелые, то он за нами, то мы за ним. Мы любили кататься на нем, обхватишь его ногу, сядешь на ступню, он идет, поднимая тебя, а ты представляешь, что ты на ноге Гулливера. Устраивал семейные вечера, делая для нас с Ритой крепость из подушек, а сам с мамой сидел на диване обнявшись. В такие моменты он был совершенно другим человеком. Я очень любил эти мгновения. Казалось, что вокруг нас стоит огромный забор, а все невзгоды остались по другую сторону ограды и никак не могут просочиться к нам. Как раз из-за подобных сюжетов нашей жизни я очень люблю ночной город – это тоже позитивные ассоциации с тех времен. Мне нравится, как желтый свет падает на листву, как будто деревья нарисовал художник со своим необычным видением вещей. А зимой этот свет отражается от поверхности сугробов, превращая их в золотые горы, в которые можно нырнуть, как это делает Скрудж Макдак в своем хранилище. Ночной город, освещенный желтым светом фонарей, таким успокаивающим, мне казался волшебным. Помню, как-то раз во время ночной прогулки, мы с папой побежали, нарвали цветов с клумбы школы, где мы с Ритой учились, и принесли нашим родным женщинам. Для меня это было целое приключение, ведь мы нарушали общественный порядок. Во тьме ночной прокрались на территорию школы, дошли до клумбы, которая находилась в центре открытого пространства перед входом в учебное заведение. Это были, наверное, самые ароматные цветы в моей жизни, которые я только дарил кому-либо. У отца был друг, который являлся счастливым обладателем автомобиля. По нынешним меркам это было «ведро», но тогда владелец машины считался успешным человеком и не важно, чем он управлял. Но, если честно, то состояние машины оставляло желать лучшего. Это была американская классика, доведенная до состояния металлолома на колесах. В некоторых местах ее дно проржавело насквозь, так, что, если убрать с пола коврики, можно было насладиться серыми тонами городского дорожного покрытия. Двери закрывались при помощи хорошего толчка плечом, трещина на лобовом стекле…в общем перечислять проблемы этой колымаги можно очень долго, но техническое состояние машины не мешало ей каким-то чудом катать нас. Иногда он приезжал за нами, и мы всей семьей ехали кататься по ночному городу. Просто ездили, любовались городом, а ночью он гораздо красивее чем днем, слушали музыку, взрослые общались между собой. Я же, не встревая во взрослые разговоры просто прилипал своей моськой к окну и старался рассмотреть что-нибудь, что другие могли пропустить. Мне всегда было интересно заглянуть туда, куда остальные и не смотрели. В кино я до сих пор рассматриваю, что находится за актерами, а не то, что нам пытаются показать на переднем плане. Я смотрел на пролетающие мимо фонари, здания, деревья и мечтал, что когда-нибудь отправлюсь в путешествие по всему миру. Я погружался в свои мысли и мечтания с головой. Временами после таких прогулок мне снилось, как я мчу на мотоцикле по магистрали вдоль бескрайних полей, мимо небольших городишек, впереди горизонт расправил объятия и улыбается, радуя меня теплом солнечных лучей, а я просто еду, ветер треплет мне волосы, я ощущаю полную свободу, спокойствие и легкость. Не нужно говорить, что, просыпаясь после таких чудесных снов, я чувствовал разочарование от реальности, так резко накатившей на меня. Рите же наоборот нравилось поболтать со взрослыми, поумничать, доказать, что она уже не ребенок. С тех пор желтое освещение улиц будит во мне только положительные эмоции. Зимой, когда мы выбирались всей семьей, отец любил катать нас с Ритой на санках. Но не просто катать, он разбегался, таща санки за собой, на которых мы по очереди сидели, а потом резко поворачивал в сторону, унося нас в занос. Рита всегда старалась удержаться, ей не нравилось падать, но у нее это редко получалось. Санки переворачивались, она шлепалась в снег, я смеялся, она на меня обижалась и начинала гоняться за мной, чтобы «как следует треснуть по башке». А вот я время от времени специально падал с санок, кувыркаясь несколько раз, представляя себя главным героем в каком-нибудь боевике. Когда нам купили санки с рулем, я чуть не сошел с ума от счастья, много ли ребенку надо. Рита тогда была уже, как она говорила, слишком взрослая для санок. А я понимал, что теперь я могу скатиться с любой горки и при этом контролировать свой спуск. Естественно, я постоянно выруливал на какие-нибудь трамплины или просто поворачивал с заносом, слетая по инерции и кубарем продолжая свой спуск, собирая за шиворотом снег. Мама тут же начинала переживать, что я себе что-нибудь сломаю, но на ее беспокойства отец всегда отвечал, «Ничего, крепче будет.». Просто обожал, когда мы всей семьей, будь то лето или зима, выбирались на прогулку. Я вообще любил, когда все родственники собирались вместе. Получалась целая толпа народу. Я и сейчас убежден, что большая семья – это здорово. Большинство моих собеседников считает, чем меньше людей в доме, тем лучше. А некоторые из них и вовсе не хотят заводить детей, и я сейчас говорю не только о мужчинах. Несомненно, каждое мнение имеет право на существование, но каждый раз, выслушивая подобные мысли, мне на ум приходят слова великолепного артиста Льва Константиновича Дурова, произнесенные им в фильме «По семейным обстоятельствам»: «Странные эти люди, люди! А неужели им так плохо вместе?! А неужели плохо, когда вечером за большим столом собирается вся семья?! Когда за таким столом собирается вся семья – дети, внуки, правнуки, три-четыре поколения, что ж здесь плохого, я вас спрашиваю?! Кому это мешает?! Малогабаритные квартиры, малогабаритная мебель и, прошу меня простить, малогабаритные семьи. Что же здесь хорошего?! От этого даже души становятся малогабаритными!».

Когда мы приезжали к бабушке с дедушкой по маминой линии, мы садились за один большой стол, кушали, а после играли в настольную игру «менеджер» или в карточную «бридж», это были наши семейные игры. Но отец не очень любил приезжать к маминым родителям, они недолюбливали друг друга. Поэтому нам удавалось собираться всем вместе очень редко. В основном к маминым родителям мы ездили без отца. Когда же собирались у его родителей, народу становилось гораздо больше, так как к нам присоединялся дядя Боря со своими женой и дочкой – моей двоюродной сестрой. Как же было здорово наблюдать за улыбающимися лицами всех собравшихся вместе. Все были рады видеть друг друга, хотя и собирались редко. Но стоило только отцу и его брату выпить, как начиналось противостояние в попытке доказать, кто здесь альфа самец. Праздник прекращался и все разъезжались. Их соперничество перерастало в побоище после каждого совместного употребления алкоголя. Доставалось всем, кто находился рядом в тот момент, и даже их родителям. Поэтому, когда мы видели, что отцы дошли до кондиции, сразу старались предотвратить бой за титул чемпиона и разъезжались по домам. Иногда доходило до абсурда. Например, как-то раз мы приехали к дяде Боре в гости. Рита, я и Оля сидели в детской комнате. Жены наших отцов прекрасно знали, чем всегда такие встречи заканчиваются и, хотели, избежать этого. Но не успели, видимо, проморгали моментик. Мы услышали бой посуды, доносившийся из кухни. Наши мамы вошли в комнату и сказали нам не высовываться, хотя нам и так был понятен порядок наших действий, мы уже были опытными в подобных обстоятельствах ребятами. Сами же мамы пошли в родительскую комнату, чтобы, если что, отвлечь их внимание от детей на себя. Таким образом у двух противоборствующих сторон оставались кухня и коридор для самовыражения. При входе в квартиру дяди Бори, мы попадали в коридор, который вел налево к туалету, ванной и, в конце, кухне. Прямо от входной двери коридор шел мимо детской комнаты к комнате взрослых. То есть детская была по коридору ближе к кухне (где происходило побоище), чем взрослая. Вся возня и звуки ударов отчетливо доносились до нас через тонкую стенку, разделяющую комнату и кухню, как будто они дрались непосредственно рядом с нами, так же мы слышали их разговоры, владельцы квартир в старых блочных домах меня поймут.

– Фух, я устал. А ты? – Спросил мой отец.

– И я. Передохнем? – Ответил дядя Боря.

– Передохнем.

И действительно все стихло на несколько минут, а потом, после вопроса моего отца, «Ну что, продолжим?», и согласия дяди Бори, «Давай.», опять грохот возобновился. Мы тогда забыли о страхе, что они могут переключиться на нас. Мы просто стали ржать, как лошади, нам это показалось очень смешным, мы смеялись во все горло, даже не думая о тишине…хотя вполне возможно, это был нервный смех.

Родители мамы и отца не очень ладили между собой. Дедушка по папиной линии прошел вторую мировую войну, испытав на себе все прелести фашистской оккупации и партизанской войны, начиная с малолетнего возраста, а потом до пенсии служил в милиции. Он был консерватором, не всегда понимал шутки и сам шутить не очень умел, но был очень добрым и отзывчивым, готовым всегда и всем прийти на помощь человеком. Выпивал мало и только по особым случаям, выпил и спать. Отец мамы в молодости был бандитом, как рассказывала мне бабушка, носил при себе огромный нож и даже, однажды, выкинул с электрички парня, который тоже пытался ухаживать за ней. Он был шутником, весельчаком, душой компании, так же помогал всем, кто к нему обращался. Любил выпить, но, если его не трогать, был спокойным, как танк. А если уж он начинал пить, то не успокаивался до тех пор, пока все запасы не закончатся. В связи с такими отличиями между ними мы очень редко собирались вообще все и сразу, но если уж это происходило, то только у нас в квартире. Так сказать, на нейтральной территории. И каждый раз такие встречи проходили без единого конфликта, что делало их особенно ценными. Единственное, что мне не нравилось в массовых собраниях, будь то родственники или просто друзья родителей, это когда детей начинали просить что-нибудь этакое исполнить. «А вы знаете, наш ребенок такое может. Подойди, покажи людям, на что ты способен.», и все в таком духе. Дети тоже люди, у них такой же праздник…за исключением секса и алкоголя. Складывается такое впечатление, что детей выращивают, как животных для выставки. Понятное дело, родители гордятся достижениями своего чада и просто жаждут продемонстрировать их, но и детям же может быть некомфортно, ведь не спроста некоторые стесняются.

Так мы отмечали Новый год. Для нашей квартиры было много народу, но, как говориться, в тесноте да не в обиде. Все были на позитиве, праздничный гомон, запах мандарин, подарки, веселье и радостные близкие. Мы с отцом каждый год привязывали хлопушки к дверце холодильника, просили маму, которая год за годом покупалась на этот розыгрыш, достать что-нибудь из него. Она открывала дверцу холодильника, веревка натягивалась, хлопушка срабатывала, весь холодильник в конфетти, мама в испуге ругается на нас, а мы ржем, подходим к ней (но только аккуратно, чтобы не ударила) и обнимаем ее. «Да ну вас!», говорила она, отмахивалась и шла в комнату к гостям, продолжая веселье. Да в такие моменты и не думаешь о подарках, главное – что родные рядом. Замечательно отметили, повеселились, под конец все разъехались по домам, а у отца вдруг зашел клин в мозгу. Мама убиралась, я и Рита помогали ей, убрали со стола. Мама собралась подметать пол, он был весь усыпан конфетти и мишурой из хлопушек. «Что ты делаешь? Перестань! Праздник же! Пусть валяется!», сразу с агрессией выразил свое недовольство маме блюститель веселья. Она ответила, что праздник не исчезнет, если просто убрать беспорядок. На что он схватил ее за шею, подержал так, смотря ей в глаза каким-то бешенным взглядом и отшвырнул на пол. Швабра выпала из рук мамы, она с грохотом упала, ее лицо исказила гримаса боли. «Костя, ты что?», сказала она, смотря на отца снизу вверх и пытаясь забиться в угол. Как будто в углу было убежище, которое способно спасти ее от побоев мужа. В ее глазах отчетливо был виден страх, перед надвигающейся на нее расправой. Помню, как я, стоявший позади родителя с глазами, застланными пеленой ненависти, вслух ахнул в тот момент, когда мама упала на пол. Ахнул как-то необычно, выдохнув всеми легкими, громко, я сам услышал звук, который издал, мне показалось, как будто это и не я вовсе был, а кто-то другой издал этот звук. Услышав меня, отец повернулся в мою сторону, взял за грудки и толчком отправил меня в полет на диван и опять повернулся к маме. Приземлившись на подушки, которые смягчили мое падение, я вскочил, схватил выпавшую из рук мамы швабру и со всей силы ударил отца по спине. Палка от швабры сломалась. А ведь до этого момента я думал, что поднять руку или даже просто оскорбить своего родителя – это значит опуститься на самое дно. Ударить отца или маму…, да я даже представить себе не мог как это вообще возможно. Но сейчас я не бил отца, я просто пытался защитить свою мать, родную женщину, которой угрожала опасность. Отец остолбенел, он явно не ожидал такого поворота событий. От неожиданности он растерялся и не знал, что делать, просто, мотая головой из стороны в сторону, смотрел то на меня, то на свою загнанную в угол, в прямом и переносном смысле, жену. Спустя несколько напряженных секунд, ведь и мама, и я ожидали худших последствий, махнул на нас рукой и со словами «Ну вас на х.…й.» направился в коридор. Наверное, все-таки в мозг, залитый хмельным соусом, закралась мысль о том, что он сделал что-то не так, раз уж его малолетний сын намеренно поднял на него руку. Быстро одевшись, вышел из квартиры, со всей силы хлопнув дверью. На следующий день он пришел с гостями, которые жили в соседней парадной нашего дома. Это была молодая пара, они переехали в наш дом не так давно, но их уже успели полюбить все во дворе, они были позитивные и жизнерадостные. Продолжение празднования Нового года началось. Отец, приняв изрядную порцию спиртного, начал жаловаться на маму не только молодой паре, но и гостям, присоединившимся к празднику. Он рассказывал, как она разрушает дух праздника, все время пилит бедного, ни в чем не повинного мужа, и все в таком роде. Он это делал с нарастающей агрессией, которая постепенно начинала приобретать форму попытки пометить территорию, ведь перед ним стоял молодой самец, который пришел, пусть и по приглашению, но на территорию «вожака». Когда новоселы поняли, к чему все идет, остались только наша семья и они. Пара решила пойти домой, ребята пригласили меня и Риту к себе. Сейчас я понимаю, что это было сделано для того, чтобы мы не видели, как родители ссорятся…, можно подумать, это было для нас в новинку. Они придумали странный предлог, сказали, что у них дома есть очень необычная старинная брошь и они хотят показать ее нам. Рита сразу заинтересовалась, а я согласился просто потому, что не хотел обижать хороших людей отказом…да и любопытно же было ребенку, что это за брошь там такая. Когда мы оказались у них дома, нам продемонстрировали обычную, как мне показалось, брошь, сказали, что досталась от бабушки. Помню, тогда я подумал, «Это бред какой-то. Ничего особенного в этой броши нет, она не стоит того, чтобы вокруг нее поднимать такую шумиху.». После включили музыку, показали нам свои альбомы с фотографиями, сопровождая каждый снимок отдельной историей…лично мне больше понравилось слушать их, нежели лицезреть вышеупомянутую брошь. К сожалению, я не помню их имен, так как с тех пор не мало времени утекло, но я благодарен им за то, что они попытались оградить почти незнакомых им детей от родительских разборок. Спустя пару часов, мы с Ритой вернулись домой и застали маму, расстилающую постель. Отца дома не было, может и к лучшему. Посмотрев немного телевизор, мы втроем так и уснули в родительской кровати.

После того, как мама проработала несколько месяцев бесплатно на недоделанного рабовладельца, его убили и сожгли ларек. В те времена это происходило так часто, что люди уже перестали этому удивляться. Мы пришли из школы, а мама, которая, по идее, должна была быть на работе, хозяйничала на кухне. Тогда я не придал этому значения, не стал влезать во взрослые дела, но вечером за столом она обрадовала нас, что теперь вновь свободна.

– А чего случилось, он передумал что ли или уже всю сумму вычел? – Спросил отец с удивлением.

– Да нет, ларек сгорел, а все говорят, что его вообще убили, – Ответила мама, понимая, что ее рабству пришел конец. В любом случае, больше от этого работодателя не было ни слуху, ни духу.

Она вновь начала искать работу. Одна ее подружка предложила совместно вести свое небольшое дело. Подругу звали Света, кажется. Так вот у Светы уже был ларек, подальше от злосчастного предыдущего места работы мамы, поближе к нашему дому, и ей нужен был компаньон, который помогал бы ей с организацией, документацией и прочими мелочами. Их точка находилась рядом с дорогой, но на отдалении от метро, то есть конкуренции было гораздо меньше, а спрос был не маленький. Мама, конечно, согласилась. Я не в курсе, как долго они знали друг друга, но мне тогда показалось, что они подруги-не разлей вода. У Светы, на тот момент, были какие-то проблемы дома, и она попросилась пожить у нас некоторое время. Мало того, что она заняла весь наш с Ритой шкаф своими вещами, так еще и собак привезла к нам. На счет первого пункта возмущению моему не было предела, но никто меня не спрашивал, да и вслух я не стал высказывать свое мнение. А вот на счет второго…да фиг с ним, со шкафом, у нас теперь было две собаки, два больших пуделя. На тот момент, у нас был кот, но конфликты у них не возникали. Только пару раз собаки, если этих трусливых созданий можно было так назвать, отхватили по морде от нашего Клёпы и больше не лезли к нему. Не удалось прогнуть нашего дерзкого котяру. Шло время, ларек процветал. Родители и наша гостья решили отметить удачное сотрудничество. Накрыли стол, пригласили гостей, детям накупили сладостей и разных вкусных, но вредных яств. Дело уже шло к ночи, гости разошлись, я с Ритой пошли спать, а родители со Светланой продолжали застолье. Они сидели очень тихо, не нарушая наш детски сон. Но вдруг, как это обычно бывает, отец слетел с катушек. Посреди ночи нас разбудил сильный шум. Что-то упало и разбилось, раздавались громкие голоса, какой-то предмет мебели упал с грохотом на пол. Дверь в нашу комнату резко распахнулась, вбежала мама и залезла под кровать Риты. Света в это время пыталась сдержать отца, уговаривая его успокоиться. Уговоры видимо подействовали, «Все, все, я успокоился, дай мне войти!», сказал он, отодвигая в сторону подругу. Он зашел в детскую, спокойным шагом, включил свет и осмотрел комнату в поисках мамы. Она забралась в дальний угол под кроватью, как загнанный зверек, отец не додумался заглянуть туда или просто поленился и, не найдя маму, переключился на нас. Ему было невдомек, что была ночь на дворе, детей он разбудил, ему просто захотелось узнать, «как наши дела». Проговорив что-то нечленораздельное, он ушел. Видимо пьяный мозг напрочь отказывался работать или ему просто наскучила эта игра в прятки. Мама все равно не хотела вылезать из-под кровати, настолько она была напугана. Естественно, от испытанного ужаса у нее пересохло в горле, и она попросила нас с Ритой принести ей попить. Путь проходил через комнату родителей, где и находился отец, который не знал, чем бы себя таким занять. Видимо выйти на улицу ему было лень, а приключений жаждала его пятая точка. Мы вышли из комнаты, отец сразу же начал приставать к нам со своими пьяными разговорами. Он спросил куда это мы, а после нашего ответа, последовали расспросы, зачем нам вода в комнате. Мы ответили, что нас мучает жажда. «Но попить можно и на кухне.», ответил он, заплетающимся языком. Мы направились на кухню вместе с ним, он наблюдал за всеми нашими действиями, сопровождая своими бессвязными комментариями. Мы с Ритой налили по стакану воды, выпили на кухне и налили еще, сказав, «Вдруг проснемся ночью и пить захочется.». Отконвоировав нас обратно в комнату, отец совершенно забыл, что мы делали и говорили на кухне. Он снова начал задавать все те же самые вопросы, как будто впервые видел стаканы в наших руках, но на этот раз наши ответы его не удовлетворили, и он заставил нас выпить всю воду при нем. Ответ, «Я сейчас не хочу, я лучше потом выпью.», его не устроил. А мама, в это время, смотрела на нас из-под кровати. Может быть, он тоже видел ее и специально захотел проделать все это на ее глазах, не знаю. Никогда не забуду ее взгляд. В нем отражались страх, ненависть и отчаяние. Мы вынуждены были влить в себя всю воду, принесенную с собой, он забрал стаканы и сказал, чтобы мы не выходили из комнаты до утра. Света все это время сидела на кухне молча, не зная вообще, что ей делать и куда деваться. Проснувшись утром, я увидел маму, спящую в детской кроватке, обнимая Риту. Наступил новый день, и все делали вид, что накануне ничего и не происходило. Светлане, понятно, хватило неловкости и без того, чтобы поднимать такую острую тему, а мама просто боялась вновь спровоцировать отца. Отец же никогда не извинялся перед мамой за свои поступки, которые он вытворял в пьяном виде. Он считал, что это не он учинял все, а кто-то другой, у него всегда было оправдание, «Ну пьяный был, ну с кем не бывает.», а мама терпела все его выходки из-за нас, своих детей.

Шло время, у Светы с мамой дела складывались хорошо. Светлана приносила всю выручку от ларька домой и хранила ее у нас. Как-то вечером мама рассказала за ужином, что, когда она сидела в ларьке и занималась бумажной волокитой, подошли «здоровые мужики» и предложили охрану торговой точки. «Мало ли что может случится. Ограбление или пожар, а мы вас будем от этого охранять, но за это нам нужно будет платить.», говорили они. Взрослые долго обсуждали это, но в итоге сошлись во мнении, что платить не обязательно и все благополучно забыли об этом случае. Спустя несколько дней, вечером, когда все уже были дома, кроме Светланы, которая уехала на пару дней, раздался звонок в дверь. Было еще не поздно, часов девять вечера, и мы с Ритой сидели в родительской комнате, смотрели телевизор. Я, как самый младший (да, да дедовщина у нас в семье процветала полным ходом), пошел открывать, в глазок из-за роста я не мог посмотреть, да и делать это было бессмысленно, так как на лестничной площадке постоянно выкручивали лампочки. Если стоять спиной в входной двери, то планировка нашей квартиры выглядела так: перешагнув порог, вы попадали в маленькую прихожую, слева которой была дверь в туалет, за которым следовала ванная, а за ней кухня. Прямо же был вход в комнату родителей, через которую, как вы уже знаете, можно было попасть в детскую комнату. «Кто там?», спросил я, мне ответили что-то невнятное, но голос показался мне каким-то знакомым, и я открыл. Дверь резко распахнулась, в квартиру ворвались два человека в балаклавах, отшвырнули меня в сторону. Я отлетел и ударился об стену. Родители отреагировали на шум и мой крик в прихожей. Выйти в коридор они не успели, так как эти двое уже были на пороге комнаты. Один держал в руке пистолет, направленный в сторону родителей, а другой притащил меня и швырнул на диван. Так называемые собаки забрались под стол и поскуливали, а вот наш Клёпа вздыбился, шипел, шерсть топорщилась. Он выглядел так устрашающе, что один из этих выродков сказал, чтобы мы его убрали куда-нибудь подальше. Наш кот был крупным, беспородистым правда, полностью черным, без единого пятнышка, с зелеными глазами…прямо как в фильмах про ведьм, того и гляди, откусит какую-нибудь конечность или нанесет заклятье. Не дождавшись нашей реакции, кота пнули в живот, после чего бедный Клёпа, издав надсадный визг, убежал из комнаты. Всех остальных заставили сесть ко мне на диван, который стоял у стенки, ближе к прихожей. Мама плакала, Рита пыталась спрятаться за ее спиной, отец сидел в оцепенении или оценивал ситуацию. Я сидел рядом с Ритой и держался за свой ушибленный об стену бок. У отца спросили, где деньги. Они не интересовались есть ли у нас деньги, не званные гости были уверены, что зашли в правильную квартиру. И их интересовало, где именно искать…торопились бедные труженики, наверное, домой к своим семьям. Отец ответил, «Нет у нас никаких денег.». После чего один из налетчиков направил пистолет на маму и упер дуло ей в лоб. «Говори, где деньги или я ей башку прострелю!», кричал этот отброс общества. Мама заливалась слезами, а мы с Ритой бросились закрывать ее своими телами. «Дайте детям хоть в комнату уйти.», сказал отец. Одно мгновение подумав, бандиты согласились и я с Ритой, вбежав в детскую, залезли под кровать, мама осталась под прицелом пистолета. За нами в комнату вошел второй из нападавших и начал последовательно открывать все дверцы и ящики шкафов в поисках заветной наживы. Обшарив тот самый шкаф, где Светлана хранила свои вещи, а вместе с ними, как оказалось, и деньги, он нашел то, что искал, сложил все в спортивную сумку, с которой и пришел. В тот момент, когда грабитель уже заканчивал возиться в шкафу, из другой комнаты раздался шум, а следом за ним и ругань. Услышав возню в соседней комнате, бандит поспешил выбежать из детской разобраться, что происходит. Отец умудрился выбить пистолет из рук нападавшего и завязалась драка. Потеряв свое главное преимущество, трусливые создания в масках решили, как можно скорее выбраться из квартиры. Тем более, что деньги уже были у них. Отец усложнил им эту задачу по максимуму. Ему пришлось схлестнуться сразу с двумя ублюдками. Благо, что он был не дурак подраться и вообще, когда не пил, занимался спортом. Он разбил об голову одного из них несколько пустых бутылок из-под пива, которые ожидали на полу коридора, когда их отнесут в пункт приема тары. На стене и полу прихожей остались брызги крови одного из нападавших. Во время возни все уже и забыли про пистолет, который валялся на полу в комнате, но мама была слишком напугана, чтобы подобрать его, и просто сидела, вжавшись в диван, глядя в одну точку и слушая, что происходит в коридоре. К сожалению, нападавшие взяли численностью. Они повалили на пол отца и принялись пинать его, но, когда отец, несмотря на их удары, начал подниматься, они решили просто убежать. Отцу пришлось позволить им это сделать, так как понял, что одному не удалось бы одержать верх. Как только грабители убежали, отец сразу же позвонил в милицию. Мы с Ритой вышли из комнаты, увидели пистолет на полу, разбитые бутылки в прихожей и брызги крови на стене. Отец предупредил нас, чтобы никто ничего не трогал. Хотя мог бы и не говорить, все были перепуганы до такой степени, что нам просто хотелось закрыться в комнате без окон и дверей и сидеть там, укутавшись в какой-нибудь теплый плед. Но так как такой комнаты у нас не было, мы подошли к сидящей на диване маме, сели рядом с ней, поджав под себя ноги, обняли ее и молча смотрели в одну точку на стене. У отца, видимо, все еще играл в крови адреналин, он, закрыв в первую очередь, входную дверь, ходил по комнате перед нами из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос. Милиция не торопилась. Не знаю, то ли это страх так замедлял течение времени, то ли действительно прошло пару часов, пока приехали наши доблестные правоохранительные органы. Наверное, не хотели попасть под раздачу и специально выжидали время, чтобы все закончилось без их участия, пока скроются преступники. Когда все же они соизволили явиться, выяснилось, что пистолет был простым пугачом, который стрелял холостыми патронами. Так или иначе использовать его грабители все равно не смогли. Сотрудники милиции сняли отпечатки пальцев со всех вещей, к которым притрагивались воры. У них была специальная кисточка, наподобие той, которой женщины наносят пудру, какой-то коричневый порошок, который въедался в мебель, оставляя несмываемые пятна и прозрачная пленка, которую милиционеры плотно прижимали к поверхности после нанесения этого порошка. Нам так и не удалось отмыть светлые шкафы от этих темных разводов. Они остались, как напоминание об этой ужасной ночи. Милиция взяла показания у родителей. Уходя, они сказали, что надеяться на то, что бандитов найдут, не стоит. «Таких случаев очень много и все они остаются нераскрытыми.», обнадежили «защитники» нас. На этой позитивной ноте блюстители закона удалились. А мы остались наедине со своими страхами и шоком от произошедшего. В ту ночь никто не спал, мы просто собрались все вместе на родительской кровати, укутались в одеяла и смотрели телевизор. После этого случая я еще долго не мог спокойно спать. Мне постоянно снились сны, где у грабителей был не один пистолет, а у каждого по два и это были не игрушки, а боевое оружие. И каждый раз они врывались в квартиру и сразу же начинали расстреливать всех кроме меня. Я в это время пытался предотвратить убийства, кидаясь на бандитов в попытках направить оружие в руках бандитов в сторону подальше от жертв. Но все было тщетно, пули убийц неминуемо попадали в цель, раз за разом я наблюдал, как в телах моих родных образовывались отверстия от пуль, как багровая жидкость покрывала все вокруг, толчками сочась из ран, как с каждым сокращением сердечной мышцы жизнь покидала их бренные тела, как закатывались потускневшие глаза и как тела всех, кто мне был дорог, падали, словно мешки с картошкой в красное озеро, которое образовали их же тела. Мой черед наступал только когда заканчивались мишени. В этот момент взоры двух незваных гостей обращались ко мне. Они медленно направляли на меня стволы, несущие смерть, а я, осознавая безысходность, сопротивлялся, бил, кусал бандитам руки, стараясь вырвать орудие казни. Но у меня ничего не получалось, каждый раз сны заканчивались тем, что меня отшвыривали в угол комнаты, направляли в упор все четыре дула и с издевательской ухмылкой на лице спускали курок. От первого же попадания в грудь я просыпался в поту, с бешено колотившемся сердцем и оставшуюся ночь вообще не мог заснуть.

После этого случая я очень гордился своим отцом, это был один из тех моментов, когда он вызывал у меня уважение и гордость, вдохновляя меня. Естественно, я не мог просто молчать, меня распирало от переполняющих меня эмоций, и я всем рассказывал эту историю в школе, только вот никто мне не верил. Не обходилось и без драк, ведь я говорил правду, а все смеялись. Смеялись не только надо мной, но и над отцом, придумывая для него разные прозвища и обзывая нас. Но одно дело – поведение малолеток, моих сверстников, с которыми я был в одной возрастной и почти в одной весовой категориях, и они прекрасно понимали, что особо распаляться не стоит, ведь придется отвечать за свои слова. А другое дело – поведение тупорылого старшеклассника, против которого мне тоже пришлось выступать. Выглядело это примерно, как Давид вышел против Голиафа, только гораздо комичнее. Конечно, я получил по щекам тогда, но и сам чуть не оторвал ухо парнишке. Старшеклассник был сильнее и больше меня, он играючи и издеваясь надо мной разбил мне нос, ударив наотмашь тыльной стороной ладони. Сделал он это после того, как обозвал меня мелким пиз…болом, я обозвал его в ответ и словил удар. Сначала я упал, слушая его смех вперемешку со звоном в ушах, но почти сразу же встал и кинулся на него, для него такой поворот событий оказался сюрпризом. Подбежав, я ударил его, что было сил, ногой в пах. Глаза у парня резко стали шире раза в два, улыбка спала с лица. Он, обхватив свое причинное место обеими руками, стал тяжело дышать. Время терять было нельзя, и я схватился за ухо и стал тянуть его вниз, сдавливая, как можно сильнее, из носа у меня текла кровь, голова гудела, но отпускать я не собирался. Парень заорал и попытался оттолкнуть меня, но только делал больнее самому себе. Он опустился на одно колено и ругался на все лады, не обращая внимания на то, что его могут услышать учителя. Не знаю, чем закончилась бы эта драка, но нас разнял завуч и, после разбирательств, отстранил от занятий на две недели. Все считали, что я придумал историю про ограбление, чтобы обратить на себя внимание, так как такое может произойти только в кино…уже в то время некоторые взрослые были наивнее меня, ученика младших классов.

– В реальной жизни человек не может справиться сразу с двумя противниками. Тем более, если у них пистолет, – говорили они.

– Так он и не справился, они смогли нас ограбить, но здоровье он им подпортил все равно, – твердил я своим оппонентам. Но со временем я понял, что ничего никому не нужно доказывать.

Через неделю, после тех событий, мама со Светой не нашли и своего ларька, судя по всему, ему также «приделали ноги». Еще через несколько дней Светлана съехала от нас, забрав с собой своих собачек, и больше я их не видел.

Мне нравилось проводить время во дворе с друзьями. Мы играли в войнушку, прятки, городки, банку, катались на велосипедах, санках, играли в снежки и много, много, много чего еще придумывали. Как принято говорить, у нас было веселое детство и дружный двор. Как-то зимой мы с ребятами во дворе построили снежную крепость. Это была не просто стена из снега, мы даже башенки слепили, окна, жалко было ее ломать потом. Но разрушение – это часть детства, как и созидание. Мы с ребятами поделились на две команды. Одни должны были защищать крепость, другие атаковать. Кидались снежками, если в тебя попали – ты выбывал и так до последнего, команды по очереди защищали и атаковали крепость. И вот, наша команда в очередной раз стояла на защите крепости, противник наступал. Видимо кому-то показалась хорошей идеей взять камень, облепить его снегом и кинуть, как снежок. Этот снаряд прилетел аккурат мне в голову. Перед глазами, как будто внезапно выключили свет, наступила тьма. Я очнулся лежа на спине, а надо мной склонились все и громко обсуждали, звать родителей или лучше не стоит. Я не помню, как это случилось, но ребята мне рассказали. «Ты стоишь, отстреливаешься. Вдруг ты падаешь и не шевелишься. Мы сначала подумали, ты просто притворяешься, а потом поняли, что ты вырубился.». Таким образом я получил черепно-мозговую гипертензию. Ничего серьезного, голосов не слышу, воображаемых друзей у меня нет. Так как меня тошнило и кружилась голова, сказать родителям все-таки пришлось. Мама сразу запаниковала, «Моего ребенка покалечила какая-то сволочь, узнаю – убью!», твердила она по дороге в травму. Но все обошлось, мама никого не убила, я был в норме…ну почти, следующую неделю меня донимала сильная головная боль, но со временем все прошло. Только временами случались такие эпизоды, когда боль была настолько нестерпима, что казалось, череп вот-вот должен лопнуть. Двор у нас был очень красивый, весь засажен различными плодово-ягодными растениями. У нас росли красная и черная смородина, крыжовник, вишня. Была огромная песочница, в которой я очень любил строить замки или лепить куличики, когда был совсем маленьким, всегда на прогулке тянул маму в эту песочницу. В ней я мог провести хоть целый день, давая разгуляться на всю катушку своему творческому мышлению. Как-то раз, построив целый замок, я увидел маленькую собачку, небольшая болонка, со смешным черным носиком-пуговкой на фоне белых кучеряшек бегала, смешно и неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, высунув свой розовый язык. Она гуляла без поводка и без намордника. Хозяйка всем говорила, что собачка добрая и никогда никого не укусит, да и кого могло напугать такое смешное создание. Но хозяйка не учла уровень любопытства своего питомца. Я, значит, строю, весь в творческом настрое, а тут прибегает этот барбос и ломает мне все. Я оттолкнул собаку. Мама сделала замечание хозяйке. Пока они там препирались, собака вернулась, виляя хвостом, видимо подумала, что я заигрываю с ней, но мне было не до шуток…стройка же. Псинка опять разрушила все мои строения, что я успел восстановить. Тут я не выдержал такого нахальства, схватил и укусил собаку посередине спины. Та завизжала и умчалась к своей хозяйке с поджатым, больше не виляющим, хвостом в поисках защиты. «Я вообще не ожидала такого исхода событий.», сказала мама. «Я боялась, что собака укусит тебя, а не наоборот.», смеялась она. А посреди нашего двора росло дерево. Никто и даже я, со своей любовью высоты и к лазанью по деревьям, на него никогда не взбирался. Дело было в том, что его облюбовали вороны, свили на нем гнездо и постоянно кружили над ним, отпугивая всех. Но нашелся у нас во дворе один смельчак, который решил посмотреть, что же там у них в гнезде лежит. Не обращая внимание на наши предупреждения, он стал ползти, взбираясь по веткам все выше и выше. Вороны сначала не обращали на него внимания, потом стали кружить в непосредственной близости, как бы говоря, «Слышишь, парень, шел бы ты отсюда!», а вскоре и вовсе начали пикировать, пытаясь атаковать этого «смельчака». После нескольких попыток одной из ворон удалось, спикировав, попасть своим клювом ему прямо в темечко. «У меня руки сами по себе разжались.», говорил он, почесывая свою рыжую макушку. Мы видели, как он, отпустив дерево, камнем упал вниз. Его счастье, что отделался он только ушибами и испугом. Вороны долго еще не могли успокоиться, продолжая тучей нависать над нами, мы все посчитали, что лучше разойтись от греха подальше. Помимо нашего богатого на ягоды двора за домом, в котором мы жили, рос целый яблоневый сад и кусты барбариса. Когда мы курили, мы натирали руки его листьями, а чтобы изо рта не пахло, и родители не почувствовали сигаретный запах, жевали их. Однажды мы решили поиграть в средневековых рыцарей. Я долго не мог найти достойный меч для игры, но в итоге нашел в саду…на дереве. Это была сухая ветка, только нужно было забраться туда и отломать ее. Я всегда любил высоту и лазать по деревьям, поэтому не увидел в этом никакой проблемы. Забравшись наверх, я раскачал ветку, она с треском отломалась и полетела вниз, а я, по инерции, полетел вслед за ней. Пролетев пару метров, я ударился грудью об спинку скамейки, которая стояла как раз под деревом. Тогда я не почувствовал боли, так как меня охватил страх, я не мог сделать ни малейшего вдоха. Я не мог ни о чем думать, кроме как о глотке воздуха. Постепенно придя в себя, вздохнул, встал, отряхнулся, грудь при каждом вдохе отзывалась тупой болью. Я пришел домой, было еще рано и дома никого не было. Грудная клетка ныла, не зная куда себя деть, чтобы боль прошла, я просто сидел на диване и смотрел телевизор, больше ничего я не смог придумать, это немного помогло отвлечься. Спустя некоторое время пришел отец и, не замечая меня, быстрым шагом направился в ванную, прикрывая лицо ладонью одной руки, а второй опираясь на стену. Я успел заметить кровь, сочившуюся сквозь его пальцы и его кофту, успевшую пропитаться ею. Я вскочил, но не успел ничего сказать, он заперся в ванной. Умывшись и сняв окровавленную и испачканную одежду, он медленно вышел, еле двигаясь, хватаясь руками за любую опору, попадавшуюся у него на пути. Лицо его начинало заплывать, все в ссадинах, порезах, царапинах. Он подошел к телефону, набрал номер, голос его был сдавлен, как будто бетонная плита лежала у него на груди. Разговаривал он со своим другом-теской, дядей Костей. «Я думал, ты убежал…», «А они меня схватили за руки и за ноги и потащили в другую сторону, в яблоневый сад…», «Еле вырвался…», услышал я обрывки разговора. На меня отец не обращал внимания, словно меня и вовсе не было в квартире. А я стоял рядом, хотел спросить все ли в порядке, нужна ли помощь, но боялся…не знаю, чего, но я боялся. Пытаюсь сейчас, спустя столько времени разобраться, что же это был за страх такой, но так и не смог понять. Поговорив со своим другом, отец все так же очень аккуратно и медленно дошел до дивана, присел на него, потом стал тихонечко заползать, чтобы лечь поудобнее. Устроившись на спине, он громко вздохнул, закрыл глаза и заснул…или просто лежал с закрытыми глазами. Я сидел рядом и смотрел, как его грудь поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. Через некоторое время, которое мне показалось вечностью, пришла домой мама. Я ей рассказал о произошедшем, она, слушая меня, начала пристально смотреть на отца, пытаясь понять жив ли он еще. Выслушав мой рассказ, мама пошла к телефону, но потом, видимо испугавшись того, что отец не дышит, подошла и начала трясти его за плечо. Отец открыл глаза, начал озираться по сторонам, не понимая, чего от него хотят. Убедившись в стабильной жизнедеятельности своего мужа, мама пошла вызывать скорую. Вскоре она впустила в квартиру двух врачей, к их приезду отец, не без помощи своей жены, оделся и сидел ожидая их. Он, не вставая с насиженного места, отвечал на вопросы медика-женщины, в то время как мужчина, пришедший с ней, стоял в стороне. Когда женщина сказала, «Можно выдвигаться.», подключился, все это время скучающий, напарник. Он помог отцу встать на ноги, взяв его под руку, так они и продолжили свое шествие, спускаясь по лестнице. К сожалению, наш дом не был оснащен лифтами и ему пришлось преодолевать спуск в три этажа на своих ногах. Провожая отца, я просто шел за ним, так и не смог выдавить из себя ни слова. «Я устал, дайте чуть-чуть передохнуть.», сказал отец и кое как присел на ступеньку после того, как они преодолели всего один этаж. Надо отдать должное врачам, они отнеслись с пониманием и позволили ему перевести дух. «Ну, передохнули?! Пойдем дальше.», сказала врач спустя минуту и шествие продолжилось. Спрашивать, что же там случилось я не стал и по возвращении отца из больницы. Только после случившегося долго еще ходил по яблоневому саду, про который отец говорил по телефону, и искал следы побоища или какие-нибудь улики, но так ничего и не нашел.

Интернат.

В конце второго класса родители меня забрали из нашей районной школы. В третий класс я пошел в школу-интернат, где, до меня, уже год проучилась моя старшая сестра. Изначально, в советское время, это был интернат со спортивным уклоном, но после известных событий, произошедших в нашей стране, его разворовали и учебное учреждение стало называться интернатом для трудных семей с частичным государственным обеспечением. Хоть статус спортивного интерната и «разворовали», в умах воспитателей и учителей, которые работали в нем уже давным-давно, это понятие осталось и у некоторых из них приняло гипертрофированную уродливую форму. Так наша воспитательница заставляла нас зимой бегать босиком по беговым дорожкам, покрытым льдом и снегом, вокруг футбольного поля, которое находилось на территории интерната. Летом на этих дорожках мы сдавали нормативы по физкультуре, а зимой отмораживали ноги. Оправдывала она свое гиперрвение превратить учеников третьего класса в универсальных солдатов тем, что мы вырастим и будем очень здоровыми и закаленными. Никто ее не останавливал и почему-то не запрещал. При беге ноги отмерзали до такой степени, что теряли чувствительность. Сначала было холодно, потом становилось нестерпимо больно, а затем просто бегаешь и не чувствуешь, наступил ли ты на камешек или ледышку. Зато по возвращению в теплое помещение, начинался обратный процесс, и он казался гораздо болезненнее. Хорошо, что делалось все это перед отбоем, мы отогревали ноги сначала под краном с горячей водой и сразу же залезали под одеяло. Естественно, ни о каком сне и речи не шло, детей в третьем классе и так-то не заставишь уснуть, а тут мы, взбудораженные холодом и болью. Так нас гоняли целую зиму, каждый вечер, но в четвертом классе это прекратилось. Не знаю, может быть кто-то из нас не выдержал и рассказал своим родителям, которые приехали и дали по ушам нашей воспитательнице или на нее саму снизошло озарение после чего она образумилась. Возможно ее остановили-таки коллеги или сам директор, которые до того момента были слепы. Я не в курсе, что там произошло, но спустя год у нас не было необходимости задумываться о стоимости ножных протезов. И да, я успел застать то время, когда в интернате был четвертый класс. Самое смешное – директор объявил об упразднении четвертого класса, как только мы перешли в пятый. Таким образом я отучился не десять, а все одиннадцать лет…от звонка до звонка. В этом интернате мы жили все будние дни, а на выходные уезжали домой. Это развязывало руки моим родителям, они стали больше работать. Отец так же ездил по командировкам, мама устроилась на вторую работу. В интернате было два корпуса. Один – учебный, второй – спальный. В спальном находилась столовая, игровые комнаты для младших классов, комнаты для просмотра тв и непосредственно спальные комнаты. За нашей учебой следил классный руководитель, который оставался до вечера, так как надо было контролировать нас на самоподготовке, чтобы мы выполнили все домашние задания, а не носились по подвалам в поисках приключений, как Индиана Джонс. В спальном же корпусе днем за нами смотрели воспитатели (у младших классов только, старшим классам воспитатель не требовался), а ночью дежурили ночные няни. Жить там было весело. Были, конечно, инциденты…и не мало, но в целом мне нравилось там. Мы были одной большой семьей. Чтобы я поступил туда, мама была вынуждена давать взятку местному чиновнику. Настолько много было желающих попасть в это заведение. Коррупция, к сожалению, была, есть и будет везде, разница лишь в объемах…а если вам кто-нибудь говорит, что у них нет коррупции – значит ему выгодно это говорить, либо этому человеку нужно больше времени вникнуть в этот вопрос. Наша семья жила в полутора часах езды от интерната. Так как Рита была старше меня на четыре года и уже год, как училась в этом учебном заведении, она прекрасно знала дорогу и сопровождала меня. Поначалу мама переживала, для нее было непривычно отпускать своих детей на целую неделю к незнакомым людям. Она не забыла Рите дать наказ, чтобы та присматривала за мной, как старшая сестра. Хотя я так и не ощутил протекции со стороны старшей сестры, хотя меня это не удивляло, от нее я никогда не ждал защиты, мы существовали параллельно, только ездили вместе. Я быстро влился в компанию и нашел общий язык с ребятами из своего класса. Когда мы с Ритой приехали домой после нашей первой учебной недели в интернате, родители решили отметить это и устроили небольшой семейный праздник. Хотели компенсировать время, проведенное врозь, наверное. Мы поехали в ЦПКО, катались там на каруселях, поели в кафе, родители немного выпили, день прошел чудесным образом, все казались довольными. Мы вернулись домой поздно вечером, уставшая мама хотела уже лечь спать, но не тут-то было. Отец жаждал продолжения. Родители начали спорить, мама говорила, «Если хочешь, продолжай, но без меня. Детям тоже пора ложиться.». Слово за слово, и они начали ругаться. Мама ушла на кухню со словами, «Не хочу тебя слышать, отстань от меня.». Отец, не терпевший такого к себе отношения от женщины, последовал за ней. Наверное, решил ее наказать за то, что она опустила его авторитет в глазах детей…но на кухне оказалось слишком много вещей, при помощи которых жертва могла дать ему сдачи. Мы с Ритой остались в комнате, предвкушая очередной скандал, поэтому ничего не видели. Со слов мамы, отец не стал разглагольствовать и сразу же решил перейти к невербальному общению, после того как он замахнулся на нее, мама, не дожидаясь, вставила свое слово – взяла сковороду и со всего маха ударила его по голове. Только она не учла тот факт, что сковородка, схваченная впопыхах, оказалась тефлоновой. В общем она была из тонкого металла, что сделало удар еще эпичнее. Либо удар был неведомой силы, либо тефлон и правда способен так легко менять свою форму, сковородка погнулась. Отец оцепенел от внезапных действий жены и от вида сковородки после контакта с его черепом. «Ты чего совсем еб…тая?!», сказал он и сел на табуретку, почесывая ушибленную голову. Мама еще долго приходила в себя, она сама от себя не ожидала такого. «Рядом стояли две сковородки, чугунная и тефлоновая. Хорошо, что мне под руку попалась тефлоновая, иначе меня просто посадили бы за убийство.», сказала мама, довольно улыбаясь.

В интернате было много забавных моментов. Мы с одноклассниками перелезали через забор какого-то производственного предприятия, которое находилось не далеко от интерната, и выносили оттуда карбид, мешали его с водой в пластиковых бутылках из-под лимонада и бросали подальше от себя. В бутылке происходила химическая реакция и сосуд взрывался, оставляя огромное белое пятно на земле. После нескольких дней такого веселья почти вся территория интерната была белой. Но чуть позже наши пытливые умы узнали, что происходит, если смешать магний с некоторыми другими химическими элементами (перечислять не буду…для этого есть интернет), которые легко можно было достать. У нас была целая монтировка из магния, которую мы пустили в расход. Сначала мы делали эксперименты с пропорциями. Когда же все выяснили, мы изготовили две, как нам казалось, вполне обычных петарды. Во всяком случае, по размеру они были похожи на те, что можно было купить перед Новым годом почти на каждом углу. Только состав отличался…и оболочка тоже. Для оболочки мы не нашли ничего лучше, чем взять внешнюю металлическую часть от батареек. Разобрали примерно шесть батареек и соединили их вместе, плотно смотав изолентой. Роль фитиля у нас выполняли спички, соединенные между собой, головка к головке. Первую петарду мы решили испытать в туалете на втором этаже спального корпуса во время уроков, чтобы никто нас не увидел и не услышал. Посередине помещения мы поставили тумбочку, зажгли самодельный фитиль, положили петарду в нее, закрыли дверцу, выбежали и закрыли сам туалет. Это очень хорошо, что мы додумались выбежать из помещения. И по сей день, вспоминая этот случай, я думаю, что бы с нами было, если бы мы остались внутри. Через секунду после того, как захлопнулась дверь в туалет, она с грохотом распахнулась и, ударившись о стену, покосилась. Из распахнутого проема вырвалась огненная вспышка. Клубы дыма поднялись под потолок. После того, как мы заглянули в туалет, тумбочки не было и в помине…также, как и стекол в окне. Раковины умывальников были выбиты из своих держателей взрывной волной и лежали покосившись, куски тумбочки разлетелись во все стороны. Умывальников было штук восемь вдоль стены. Они были железные, а не фаянсовые, но прикреплены к кронштейнам, которые должны были их удерживать…но не удержали. Настолько мощного взрыва мы не ожидали, ведь петарда была относительно небольшой, достигнутый результат привел нас в восторг. Но не на долго. Пока мы ликовали, к нам уже направлялись воспитатели. Естественно, нас отвели на ковер к директору и хотели исключить, но после небольшой дискуссии они решили просто отстранить всех причастных к взрыву от учебы на неделю, вызвать родителей и возместить ущерб. Не знаю, как обстояли дела с родителями у других «нарушителей порядка», у моих была неординарная реакция. Мама, вскинув руки вверх, ахнула, села и заплакала. Отец же с довольной улыбкой смотрел на меня, он, наконец-то, дождался от меня хулиганских поступков…просто он понятия не имел, что не знал и половины моей жизни. Отец попытался успокоить маму, уверяя ее, что на самом деле ничего страшного не произошло. Она была непреклонна, «Мой ребенок станет уголовником!», каждый раз говорила она. Ну что я могу сказать на этот счет…пока, вроде, не стал и планов таких не имею. Всю неделю, пока я был отстранен от учебы, мама брала меня с собой на работу, «чтобы мне жизнь малиной не казалась.».

Проводя большую часть своей жизни в школе, мы пытались зарабатывать, как могли. В интернате кормили четыре раза в день – завтрак, полдник, обед и ужин, но кормили, мягко выражаясь, не очень и нам, подрастающим, активным организмам этого не хватало. Поварихи в столовой специально для нас делали из остатков хлеба сухарики. Ох, какими же они казались вкусными тогда. Либо из-за того, что они были на халяву, либо из-за того, что мы были голодными…а может и то, и другое вместе. В любом случае, таких вкусных сухарей мне больше нигде не довелось отведать. Сухарики – это, конечно, дело хорошее, но хотелось и посущественнее чего-нибудь. У меня была такая схема. Мама давала мне деньги на два жетона, один в начале учебной недели в школу и второй в конце недели – обратно. Я покупал жетоны, чтобы не тратиться на проезд, перепрыгивал через турникет, а жетоны продавал в самом же метро в час пик людям, которые не хотели стоять огромную очередь или просто спешили по своим делам. Цену я заламывал тройную, но никто не жаловался, кому действительно было нужно платили за скорость. На вырученные деньги я покупал еще жетонов и так далее по нарастающей, пока не поднимал нормалью сумму. Но это продлилось не долго, нас отслеживали и выгоняли работники метро. Кстати, самый первый коммерческий опыт у меня был в моей первой школе, во втором классе. В то время у метро начали продавать наборы наклеек с героями из комиксов и мультфильмов, продавали много всякой подобной ерунды, которая сейчас и даром никому не нужна. Но в те времена иметь тетрадку, облепленную различными наклейками, считалось престижно. Я покупал такие наборы, разрезал их и продавал в школе поштучно, по одному герою.

– А я такие наклейки видел у метро, они целыми наборами продаются! – Заявил мне однажды мой одноклассник.

– Ну так иди и купи там! – Ответил я ему и продолжил свой торг.

Часть выручки шла на покупку новых наборов, а другую часть я просто тратил в игровом клубе, где стояли видео приставки. Это был аналог компьютерных клубов только с игровыми приставками «сега» и «денди». К сожалению, долго мое коммерческое предприятие не просуществовало, со временем желающих покупать наклейки становилось все меньше и меньше, пока совсем не сошло на нет. Но, уже чуть позже, в интернате, когда я был в классе пятом, наверное, мы придумали еще один источник дохода. Мы забирались в полуразвалившиеся дома и искали цветной металл – алюминий или медь. Так как это были заброшенные дома, они были обесточены, и мы могли спокойно доставать оттуда провода. В одном из таких домов случилось то, после чего один из нас чуть не остался без руки. Мы залезли в дом, преодолев забор, которым оградили его, дети всегда найдут лазейку. Начали подниматься по бетонной лестнице. Я шел впереди и был очень внимателен, так как иногда эти лестницы были уже с трещинами или даже дырами насквозь, ничего удивительного, ведь весь дом находился в аварийном состоянии. Нужно было аккуратно, как на минном поле, сначала прощупывать пол, слегка наступая, а потом уже идти. За мной шел грузный парнишка, страдающий ожирением, его звали Максим, следом за ним еще два парня. Между нами была дистанция в пару метров. Подходя ко второму этажу, под моими сорока или пятьюдесятью килограммами (я, как и все мужики, не слежу за своим весом) раздался треск, а за ним последовало и шуршание, осыпавшихся бетонных крошек. Я предупредил Максима об опасности и предложил ему остаться внизу, но он побоялся, что мы без него потом и деньги, вырученные от сдачи металла, делить будем и продолжил свой путь. Не успел он наступить на то же место, где я был пару секунд назад, как раздался треск, сопровождаемый гулом, отразившемся эхом по всей лестнице. Максим отскочил назад, в это время я уже был на пролете второго этажа. Максим с испугу, отскакивая, начал пятиться, толкая ребят, которые шли за ним. В этой создавшейся суматохе он поскользнулся или споткнулся, в общем потерял равновесие и начал падать с лестницы в сторону, где должны были быть перила. Конечно, перил уже не было, кто-то об этом позаботился до нас, был только одиноко торчащий из бетона обломок арматуры. Максим, падая, попытался ухватиться за всход, идущий выше, но руки соскользнули, и он провалился в промежуток между лестницами, но до первого этажа он так и не долетел. Первое мое впечатление – это истошный вопль, просто нечеловеческий ор, мне показалось, что этот звук изобрели специально для фильмов-ужасов. Следующее, что я увидел это то, как Максим со своим излишним весом для своего возраста весит на арматуре, торчащей из лестницы, которая воткнулась ему в подмышку и распорола руку почти до локтя с внутренней стороны. Я забыл уже об опасности обрушения лестницы и бросился к нему на помощь. Нам втроем удалось-таки поднять его. От нечеловеческих криков, которые издавал Максим, режущих словно лезвие бритвы, барабанные перепонки грозились истечь кровью. Мы не знали, что делать и побежали наружу искать кого-нибудь из взрослых. Побежало нас двое, один парень придерживал Максима, который еле-еле перешагивал с одной ноги на другую. Надо отдать должное, мы же были еще детьми, а Максим не плакал и не отключился, он шел, шипя, стиснув зубы. Его дыхание было тяжелым, он побледнел, смотрел обезумевшим взглядом в одну точку перед собой. Мы пытались узнать у него о самочувствии, но все было тщетно, он молчал, время от времени издавая гортанный стон. Он держал руку приподнятой и согнутой в локте. Кровь стекала ручейком с его предплечья, образуя непрерывную линию на пыльном полу, на земле, а затем и на асфальте. После того, как я со вторым парнишкой перелезли через забор, подбежали к мужчине, проходившему мимо, и начали наперебой кричать «помогите», он сам нас испугался. Более или менее, с горем пополам перебивая друг друга мы смогли объяснить ему что случилось, и мужчина среагировал очень оперативно. Он с нами прибежал навстречу к Максиму, помог его довести до дороги, вышел и остановился посреди проезжей части. Машина, проезжавшая мимо, была вынуждена остановиться. Сначала водитель хотел было наорать на нашего спасителя, преградившего путь, но, увидев всю картину разом, сказал, «Заскакивайте.». Он нас быстро домчал до ближайшей клиники, где Максиму оказали всю необходимую помощь. Спустя продолжительное время рука зажила и Максим вернулся к естественным радостям детства. Но этот случай нас не очень-то и остановил, мы все равно продолжали свои налеты на заброшенные дома, чтобы разжиться цветным металлом. Жажда наживы и детская глупость – просто ядерная смесь. Мы шли на пустошь за кладбищем, которое находилось рядом с приемным пунктом металла, разводили костер и обжигали провода, чтобы избавиться от изоляции, остужали, сматывали в клубок и несли сдавать. Как раз на этом кладбище я и нашел самодельный свинцовый кастет во время очередного обжига меди. Он лежал аккурат на расстоянии вытянутой руки за оградой кладбища, там-то я его и подобрал, просунув руку между прутьями забора. Со временем мы нашли более безопасный источник цветного металла, мы присмотрели телефонную станцию…во всяком случае, мы так думали. На ее территории находились огромные катушки с проводами, в диаметре они достигали примерно четыре моих роста, такие можно иногда увидеть на стройках. Там нужна была целая команда из шести человек, как минимум. Мы перелезали через забор отматывали провод, сколько могли унести, отрезали его ножовкой по металлу. Смотав провод, мы перебрасывали его через забор, следом за ним перелезали сами. Все это время два человека ждали нас с другой стороны забора. Во-первых, предупредить нас об опасности, если что. Во-вторых, охранять добычу, пока все не вернуться. Но после того, как одну команду задержала милиция, а другую поймал воспитатель прямо в школе, мы перестали рисковать. У тех умников хватило ума притащить провода в спальный корпус и попытаться снять изоляцию вручную прямо в комнате, где они спали. Сложно было их не поймать с поличным, так как ворованные провода были повсюду. Зимой мы решили провернуть еще одно дельце. В бутылки набирали воду из-под крана и поливали ей проезжую часть во дворах, смешивая со снегом. Месиво замерзало и превращалось в каток протяженностью метра два, а иногда еще и с небольшим углублением. Делали мы такие ловушки для машин в нескольких отдаленных друг от друга местах. Чтобы водители не видели лед, маскировали его слегка припорошив снегом. Сами находились неподалеку либо прогуливаясь мимо, либо делая вид, что ждем кого-то, а иногда, если везло и дорога проходила рядом с каким-нибудь домом, грелись в парадной, выглядывая время от времени наружу. Едет машина, начинает буксовать, выходит водитель посмотреть под колеса, мы даем человеку осознать, что самостоятельно ему ну никак не выбраться из сложившейся ситуации, примерно через минуту мы спокойно подходим и предлагаем свою помощь. Некоторые водители на радостях вознаграждали нас денежкой. Но были ребята, которые сами подходили и озвучивали прейскурант. Ходили группами минимум по четыре человека, мы сами-то были маленькие, дети, а тут еще нужно было вытолкнуть машину зимой…скользко же. Правда была пара случаев, когда даже самые дерзкие ребята не осмелились и слова сказать «потерпевшему». Первый раз – в наши силки попалась машина с нарядом милиции, их мы вытолкнули и больше в этот день вообще не промышляли. А во второй раз, вытолкнув полностью тонированную машину мы последовали за ней, ожидая вознаграждения, но машина, проехав пару метров, остановилась неподалеку, а из нее вылезли два крепких кавказца в кожаных куртках, на поясе у одного из них висел нож. Конечно, даже не спросив про вознаграждение, мы ушли подальше. В общем этот источник доходов был сезонным, да и не стабильным, мы забросили его.

Я уже говорил, что в интернате мы были одной большой семьей, но, как известно, в семье не обходится без урода. Был у нас в классе парень, звали его Гоша, которого недолюбливала вся школа, так как Георгий был стукачом и не скрывал этого. «Если со мной что-нибудь сделаете, я все расскажу.», открыто заявлял он. Наблюдал за всеми, где кто и как проводил время, если что-нибудь выходило за рамки правил, он тут же шел рассказывать. Как-то раз этот парнишка наябедничал, что мы выходили за территорию школы ночью, а это было строго на строго запрещено. Нас вызвали на ковер к директору, отчитали, пообещав позвонить родителям. После того, как нас отчитали, я побежал прямиком в спальный корпус. Забежав в нашу комнату, я сразу увидел это тщедушное создание, схватил его за грудки, с силой прижал к стене и слегка приподнял. Видимо от стресса у парня начался эпилептический припадок. Я его отпустил, он упал на бок и начал трястись, изо рта пошла пена. Свидетели всего этого действа побежали звать взрослых, прибежала медсестра и наш воспитатель. После их недолгих манипуляций он начал потихоньку приходить в себя. Позже меня не стали вызывать к директору, а сразу вызвали моих родителей в школу. Приехала не только моя мама, но и Гошин дядя, которому тот рассказал о случившемся. В то время, когда мама находилась в кабинете директора, я находился в спальне, сидел и ожидал вердикта. Я услышал шаги еще в середине коридора, шли два человека и, судя по частоте шагов, торопились. В нашей спальной стояло кроватей восемь, сама комната была просторная, я сидел на стуле в конце нее лицом к двери. В комнату зашел Гоша и за ним его дядя, мой одноклассник кивнул в мою сторону и сказал, «Это он!». Дядя был худощавый, пожилой, невысокого роста, одет во все черное, на плече у него висела старая черная сумка. Мужчина направился в мою сторону, расстегнул сумку и, пристально смотря на меня, достал ремень. Он принес в сумке ремень специально для того, чтобы выпороть меня! Я, конечно, не ожидал такого исхода событий, но вовремя среагировал. Я вскочил со стула так быстро, что он упал на пол, запрыгнул на кровать и стал ждать, когда этот ненормальный подойдет ближе. Мне приходилось терпеть «воспитательные работы» от отца или мамы, но постороннему человеку я не собирался позволять провести надо мной акт возмездия. Тоже мне, воспитатель нашелся. В тот момент, когда он был в метрах десяти от меня, я начал маневрировать между кроватями и, перепрыгивая их, пытался добраться до выхода. Этот дядя не мог угнаться за мной, я увеличивал дистанцию, между нами, но при входе стоял Георгий. Я понимал, что долго так бегать по кругу комнаты не получиться и этот Раскольников меня высечет, как Сидорову козу, а может быть и съест, непременно поделившись, со своим племянником. «Эх, если бы мне попалась под руку какая-нибудь палка, тогда мы были бы почти на равных и можно было бы потягаться с этим мужиком силушкой. Тогда, если бы я и получил от него люлей, было бы не так обидно. Кто еще получил бы не известно.», думал я, обшаривая комнату взглядом в поиске хоть какого-нибудь подходящего оружия. Ну это я тогда так думал. Совершенно очевидно, что я, малолетний ребенок, моментально схлопотал бы по шее от взрослого мужика. Уличив момент, и, схватив стул, я зашвырнул его в Гошу, но тот увернулся и дверной проем был все еще прегражден. Мужик с армейским ремнем наперевес ходил за мной по комнате, матерясь на все лады и обещая, что убьет меня. Сердце в груди колотилось с бешеной скоростью и грозилось вот-вот выпрыгнуть наружу. Видано ли дело, совершенно незнакомый мужик собирается меня забить до смерти армейским ремнем…почти таким же, как у отца, которым он меня и воспитывал. Преследователь именно ходил или из-за возраста, или просто понимал, что деваться мне некуда и нужна лишь одна моя оплошность. Я начинал думать, перепрыгивая с кровати на кровать, что мне конец, но вскоре понял одну вещь, «Гоша же неженка!». Разорвав дистанцию до максимума между собой и линчевателем, я со всего разбега, не останавливаясь, просто прыгнул на Гошу. Гоша рухнул на пол, завопив от боли…или от понимания, что я ушел от их самосуда, я упал следом за ним, но сразу же вскочил и побежал по коридору, понимая, что на свободе. «Теперь пусть этот дед хоть обмашется своим вшивым ремешком!», радостно думал я, выбежав на улицу. Вечером, войдя в комнату, я увидел стукача, который стоял в середине помещения. Он стоял и смотрел на проем входной двери, явно ожидая моего появления. Я вошел, наши взгляды встретились. Он, видимо, пытался понять по выражению моего лица, стоит ли ему бояться возмездия за проделанное днем. А я просто перестал его замечать, его для меня не существовало. Эпилептический припадок, случившийся у Георгия, не был моей целью, никто из учащихся не был в курсе, что у него есть такая предрасположенность. Если бы я знал, что такое может случиться, я не стал бы применять к нему силу. Последнее дело – обидеть больного, слабого, того, кто не в состоянии дать отпор. А оправдания типа «Они же дети.» говорят такие же моральные уроды, как и те, чьи действия и пытаются таким образом оправдать. Будь на его месте другой, скажем так, более здоровый человек, я бы отомстил, но побить или унизить больного человека я не мог. Я прошел мимо него к своей кровати, чувствуя на себе его пристальный взгляд, он боялся. Со временем в школе все прознали о его недуге. Совсем «отбитые» ребята еще сильнее начали над ним насмехаться, другие, наоборот заступались за него. Не знаю почему, но после этого случая Гоша перестал ябедничать, а на следующий год его забрали из школы. В итоге за то, что я сделал с Гошей, меня хотели отстранить от учебы на две недели, но мама уговорила директора не делать этого. Ведь дома смотреть за мной было некому. Родители работали целыми днями, и мама не горела желанием нянчиться со мной на работе. А отца вообще в городе не было, он снова уехал на очередную стройку. Войдя в положение, директор, так сказать, дал мне условный срок до первого замечания, после которого, по словам мамы, меня могли вообще отчислить. Я, конечно, не проводил никаких исследований на эту тему, но сдается мне, что из таких вот персонажей, как Георгий и вырастают лизоблюды, подлизы, льстецы…в общем нехорошие личности, которые способны предать за предложенный им лакомый кусочек. «Ласковый теленок двух маток сосет.» – это поговорка служит лозунгом для «Георгиев» всей планеты. Если честно, меня тошнит от этой поговорки и от людей, которые придерживаются ее смысла. Само собой, это дело каждого, что думать, как жить, кого и в какое место целовать. Просто я не горю желанием идти на контакт с подобными людьми.

В школе, время от времени, между учащимися, конечно, возникали конфликты. Но то между собой, а вот другим обижать членов нашей семьи мы не позволяли. Однажды вечером ребята из младших классов прибежали в спальный корпус и рассказали, что у метро их остановила какая-то компания гопников. «Из интерната?», спросили они. После того, как наши ребята подтвердили домыслы напавших, их избили и вывернули все карманы. «Чтобы мы вас здесь больше не видели.», сказала компания. Эти подонки думали, раз человек из интерната, значит и заступиться за него некому. Они ошибались. Молва прошла по всему спальному корпусу. Все стали собираться. Было уже поздно, темно, наступало время отбоя, но нас это не остановило. Кто-то взял черенок от швабры, кто-то нашел отрезок железной водопроводной трубы. Лично я отломал ножку от стула, взял молоток и гвозди и смастерил из них самодельную палицу. Кстати, молоток тоже кто-то взял, как оружие. Вооружившись, мы пошли всей толпой к метро. Воспитатели, увидев наше шествие, незамедлительно сообщили директору, который на тот момент уже находился дома. Директор, в свою очередь, сообщил в милицию, что в сторону метро направляется толпа подростков, вооруженных подручными средствами…ну это опять-таки моя догадка, я просто не знаю, откуда милиция узнала про нас. Нас было человек двадцать, наверное. Подходя к метро, мы увидели человек десять милиционеров, которые на удивление оперативно отреагировали и стояли на подступах к станции метро, высматривая кого-то…может и не нас, но рисковать мы не стали. Вся наша ватага решила не иметь дел с людьми в погонах, и мы подумали, что будет лучше вернуться обратно к школе. Подходя ко входу в спальный корпус, мы увидели силуэт человека на фоне дверного проема. Это был сам директор, который лично заносил в список всех, кто возвращался. Спрятавшись в кустах, я с несколькими ребятами решили подождать, пока он уйдет. Прождав какое-то время, мы поняли, что он не собирается сдаваться, пока не изловит всех. Пришлось обойти здание с другой стороны, куда, на первом этаже, выходили окна кухни, которые были защищены решеткой. Наша спальная комната располагалась на втором этаже, сразу над ней, а рядом с комнатой находился балкон. Я залез по решетке, схватился за низ перил балкона, подтянулся и оказался на балконе второго этажа. Дальше я привлек внимание ребят, которые находились внутри здания, они открыли мне окно, и я влез внутрь. Этим путем потом пользовались многие, чтобы без разрешения уходить за территорию школы по ночам. В итоге, в тот вечер мы не смогли отомстить за своих ребят, но это нас только сильнее сплотило. А через пару дней старшеклассники всем рассказывали, как они наказали-таки обидчиков своих младших братьев. Чему я был очень рад. Учебные заведения всегда привлекали всякого рода ненормальных людей и наш интернат не был исключением. Мы об этом узнали, когда на территории школы стал появляться эксгибиционист. Нам рассказали девчонки из параллельного класса, что он стоял в плаще рядом с дорожкой, ведущей к главному входу школы. Когда девочки выходили из здания, он распахнул свой плащ и продемонстрировал все то, чем наградила его природа. Испугавшись, школьницы сорвались с места и побежали в спальный корпус. Интересно то, что они рассказали сначала воспитательнице, но та никак не отреагировала, они решили поделиться впечатлениями с нами. «Фиг знает, что у него там на уме.», сказали они. У меня и еще у некоторых ребят осталось «вооружение» с похода к метро. Взяв «инструменты воспитания», мы прошлись сначала по территории интерната. Конечно, никого мы не нашли, ему много не нужно было – потрясти да убежать…я так думаю. На следующий день случай повторился, но на этот раз, не обнаружив его на территории, мы решили прочесать близлежащие улицы. Мы его нашли. Сначала мы спокойно шли за ним, не привлекая внимания. Ну на столько, на сколько может не привлекать внимание толпа малолеток с агрессивным настроем. Он заметил нас, когда наша компания сократила дистанцию, между нами, до пары метров. Девчонки его признали, но мы не успели отреагировать, реакция у извращенца была хорошая, наверное, не первый раз убегал от наказания, он сорвался с места, как профессиональный спринтер. Мы погнались за ним, этот мистер висюлькин должен был ответить за свои извращенные поступки. Погоня проходила через дворы затем мы выбежали на проспект, после чего пересекли дорогу. Прохожие шарахались в стороны, видя, как на них несется вооруженная палками толпа. Он сумел-таки убежать от нас, но больше на территории интерната не появлялся. Хоть мы и считали интернат большой семьей, но, как я уже говорил, время от времени в ней появлялись нежелательные персонажи. У нас в старших классах учились два брата, им оставалось год или полтора до окончания. Но за плохое поведение их решили исключить, не дав даже закончить учебный год. Они нарушали вообще все правила учебного заведения. Ребята, которые курили, делали это в туалетах или на улице. Эти двое делали это в школьном коридоре, не скрывая пили пиво на уроках, избивали младшие классы, грубили учителям и даже директору. В итоге они получили то, что заслуживали. «Вы пожалеете об этом!», кричали они, уходя из школы. Никто тогда не воспринял их угрозы всерьез, но спустя неделю в спальном корпусе стали происходить странные вещи. Началось все с того, что ночью к нам пришла ночная дежурная, не именно к нашему классу, а просто к тем, кто мог хоть как-то помочь ей. После того, как посреди ночи в закрытые двери кто-то начал ломиться, она решила позвонить в милицию, но, приложив трубку к уху, не услышала гудка. Хотя до того момента аппарат работал исправно. Я это знаю, так как учащиеся могли по вечерам пользоваться этим телефоном, чтобы позвонить родным домой или девушке, или еще по каким делам. Все окна на первых этажах были защищены решетками и это хоть как-то успокаивало нас. Первое окно разбилось на первом этаже в кабинете логопеда, спустя несколько секунд разбилось где-то у входа, следующее – в столовой. Мы решили караулить до утра. Нас много, обороняться есть чем, осталось с предыдущих приключений. Понимая, что нападавшие могут забраться на второй этаж по решеткам, мы разделились на несколько групп. Самая незначительная – человек десять были на первом этаже с дежурной. Там окна были защищены, так что десятка ребят хватало, они были просто на всякий случай, поддержать напуганную женщину. Все сконцентрировались на втором этаже. Мы понимали, что дежурить придется всю ночь, поэтому часть нас пошла спать, а часть осталась в карауле. Включив везде свет, мы ходили из комнаты в комнату по пять человек. К счастью, ночь прошла без нападений. Наступило утро, я так и не ложился. Во-первых, заснуть все равно не смог бы, во-вторых, подумал, что могу пропустить все самое интересное. Дежурная нам потом рассказала, как она утром первым делом пошла в школьный корпус, оттуда позвонила в милицию и директору домой. Когда милиция приехала, директор уже был на месте и осматривал нанесенный ущерб. Блюстители закона начали допрашивать дежурную, но делали это так, как будто это она во всем виновата, как говориться, с пристрастием. Да, может никто нападать на нас и не собирался, но ее перепугали так, что пожилой женщине пришлось обратиться за помощью к детям. А сотрудники милиции просто не хотели браться за это дело, как мне кажется. В общем облили бедную женщину помоями с ног до головы, обвинив ее во всех бедах, можно подумать, это она разбила окна и вывела из строя телефон. Если эти выродки хотели нас просто напугать, то, скажем честно, у них это хорошо получилось. Во всяком случае, они напугали бедную женщину, а она, в свою очередь, нас.

Врозь.

Когда я был в классе шестом-седьмом, наша семья раскололась окончательно. Видимо мама подумала, что мы с Ритой уже довольно взрослые, а значит терпеть выходки отца больше нет нужды. Они развелись. Пока решался вопрос с недвижимостью, отец жил у своих родителей, а мы втроем все там же. Только вот помимо своих вещей, половины мебели, в том числе и гарнитура, подаренного мне отцом «для учебы», он желал забрать еще и нашего кота Клёпу, но мама не хотела отдавать его, мы с Ритой просили, чтобы наша домашняя пантера осталась с нами. Тогда, наверное, на зло всем нам, отец решил отдать кота их общей знакомой тете Ире. Сделал он это в наше отсутствие. Когда мы приехали и обнаружили пропажу, мама спросила у отца, что случилось, на что он ответил, «Клёпа переехал. Так же, как и я скоро съеду от вас. Наслаждайтесь.». Но я рад, что отец отдал его в хорошие руки, не известно, что стало бы с нашим котейкой, останься он с нами. Когда меня и Риту спросили, с кем из родителей мы хотим жить после развода, мы выбрали маму. Отец воспринял это, как предательство и больше не принимал никакого участия в нашей жизни, даже когда нам было очень тяжело. Хотя, правду сказать, мама и не обращалась к нему. С другой стороны, отец своих детей не интересовался их благополучием вообще. В те времена мама работала в финской строительной компании, с которой и отправилась в командировку в Казань на несколько месяцев, за эту поездку ей предложили хорошее денежное вознаграждение. Рита была уже совсем взрослая для того, чтобы присматривать за мной дома, но мама решила перестраховаться и попросила своих знакомых, дабы они взяли меня на время. До этого я видел их всего пару раз, но они мне показались приятными, позитивными людьми. Маме они ответили, что это для них не проблема, несмотря на то что у них был свой маленький ребенок. Я все так же приезжал со школы только на выходных. Когда приезжал, уходил сразу гулять в наш двор и навещал Риту, благо, что мамины доверенные лица жили не очень далеко от нашего дома, к ним я приходил только переночевать. У этой пары была огромная квартира с четырьмя комнатами и большим коридором, но заняты были только две из них, я спал в третьей комнате, а четвертая пустовала. То есть места у них было хоть отбавляй и это хорошо, я никого не стеснял. Поначалу у нас все шло гладко, спокойно, но спустя примерно месяц они начали ругаться между собой, я начинал чувствовать себя виноватым и чувствовал, как будто мешаю им жить нормально. Я боялся, что просто ссоры перерастут в рукоприкладство, как у родителей. А по прошествии еще двух недель им позвонила мама и сообщила, что вынуждена задержаться, так как объект не будет сдан в указанные сроки. Тогда все и началось. Они срывались на мне по любому поводу, как только я переступал порог, даже если изначально ссорились между собой. Я не стал это терпеть и ушел из дома. Я не хотел возвращаться к ним и становиться козлом отпущения, но и к Рите у меня не было желания появляться на глаза. Опасался, что она отправит меня обратно. Так я и бродил по родным местам, не зная, что мне делать, пока не встретил друзей со двора. Была уже ночь, темно. Хорошо, что было теплая погода. Поговорил с друзьями и рассказал о своей ситуации. «Чувак, а чего тебе терять? Иди к Рите, хуже не будет.», сказали они. Рано или поздно, все равно нужно было принимать решение. В итоге часа в три ночи я пришел к сестре домой. Безостановочно жал на кнопку дверного звонка минут двадцать, наверное…хотя не исключено, что мое сознание в тот момент играло со мной в свои игры и для меня время тянулось гораздо медленнее, чем на самом деле. В конце концов дверь открыла Рита, ошарашенная таким появлением. Мы поговорили с ней и на следующий день, прогуляв школу, пошли забирать мои вещи, но «опекуны» отказались нам их отдавать. Сказали, что они меня никуда не отпускают, что они несут ответственность за меня и, если мы хотим забрать вещи, они могут их отдать, но только за определенную плату, которая поможет компенсировать им их моральный ущерб. Я предчувствовал, что-нибудь подобное может произойти, поэтому и уговорил Риту пойти со мной, хотя она и не горела желанием. Денег, которые мама оставила «опекунам» на мое содержание, мы тоже обратно не получили. Конечно, Рите она также оставила денег, но сумма была рассчитана только на нее одну. Нам предстояло растянуть эти деньги на двоих и на более продолжительный срок, благо, что мы жили в интернате, но на выходных тоже не очень хотелось голодать. Тогда я не думал обо всех этих нюансах, я был рад вернуться в родной дом. Моя радость длилась не очень долго. Так как «взрослая» сестра дружила со «взрослыми» ребятами, которые распространяли «взрослые» и не совсем законные препараты. Она всегда была хулиганкой, бунтарем. А в этот раз она могла развернуться на полную катушку, так как почувствовала абсолютную свободу в отсутствии матери, ей это нравилось. Если говорить простым языком, она устроила в нашем доме наркопритон. Я оказался в такой ситуации, что деваться мне было некуда и приходилось это терпеть, держась в стороне, на сколько это было возможно. Я наблюдал, как Рита и ее компания из конопли варили «кашку», они так называли каннабис, перемешанный со сливками и сваренный на огне. Я уже не говорю про то, какими способами они эту коноплю курили. И через кальян, через самодельный бонг, выполненный из трехлитровой банки, наполовину наполненной водой, пластиковой крышки, пары трубок и пластилина, через бутылку и просто как «косяк». Несмотря на все разнообразие перечисленных вариантов, некоторым все же чего-то не хватало. Я хоть и старался сторониться всего происходящего в нашем доме, но меня все равно зацепило, когда одна из их вечеринок достигла своего апогея. Из всей ее компании выделялись два человека. На сколько я знаю, эти парни были друзьями детства. Оба ростом минимум метр девяносто, скулы широкие, плечистые, спортивного телосложения. Крепкие ребята…были. Один из них был в отношениях с Ритой. Его звали Коля. Самый спокойный из них. Второго звали Денис, но все его звали Дольчик. Не знаю почему. Вот этот Дольчик и решил, что будет весело, если взять и распять меня, привязав за руки и за ноги к кровати пока никто не видит. Конечно, пришла ему эта идея после очередной порции «кашки», а может и чего-нибудь позабористей, я не следил, что и кто употреблял, просто «кашка» на тот момент у них была хитом сезона. Не думаю, что человеку в здравом уме пришла бы такая мысль…если это только не ролевые игры. Он ни с того, ни с сего схватил меня, и начал пытаться накинуть петлю из ремня мне на руку. Я пытался вырваться, брыкался, но у меня особо ничего не получалось – весовая категория была не та. А Дольчика это только забавляло, на мои потуги вырваться он отвечал неестественным смехом. Звать на помощь я не хотел, я хотел вырваться самостоятельно, чтобы показать этому торчку, что маленький – не значит слабый. Руки у Дольчика было только две, помогать было некому, да и вряд ли кто-нибудь стал бы это делать. Тогда этот странный тип взял меня за обе руки и раздвинул их в разные стороны. Особых трудов ему это не составило. Раздвинув руки, он навис надо мной и стал пускать слюну мне на лицо, чтобы она медленно тянулась. Я не выдержал и не стал дожидаться пока его слюна коснется моего лица и плюнул ему в ответ. Попал прямо в правый глаз. Он отдернулся, отпустил мои руки. «Наконец-то освободился!», подумал я. Освободив свои руки Дольчик пустил их вход. Я почувствовал, как будто меня ударили кувалдой. Сначала в грудь, а потом в лоб. Я упал на пол, вскрикнув от боли. Прибежали люди с кухни, где они находились все это время, в том числе и Рита. Я долго не лежал на полу, стараясь не показывать свою слабость. Когда Рита вошла в комнату, я уже стоял на ногах, при каждом стуке сердца грудь отзывалась болью, голова гудела и кружилась. Начали разбираться, Дольчик начал свой рассказ с того, что я плюнул ему в лицо, но не стал уточнять при каких обстоятельствах все это произошло. Я попытался возразить, но понял, если еще хоть одно слово скажу, меня вывернет при всех. Рита сразу накинулась на меня, «Ты чего, вообще больной что ли?». Не сказав ни слова, я оделся и вышел на улицу. Было часа два ночи. Я не знал, что мне делать, мне просто хотелось оказаться подальше от этих людей. У меня промелькнула мысль уехать к бабушке с дедушкой, но родители мамы были в деревне, которая находилась во Псковской области, а по отцовской линии – на даче, которая была так же в недосягаемости. Я брел в ночной тишине по улицам, редко освещенным так мною любимым желтым светом. В тишине казалось, что голова гудела еще громче. Не знаю, сколько прошло времени, я не хотел спать, останавливаться тоже не было желания. Я просто брел подальше от дома. Как вдруг увидел два силуэта, приближавшихся ко мне. Этими силуэтами оказались Коля и Рита. По ее словам, они оббегали весь район в поисках меня. Коля проводил нас до дома, не сказав ни слова, а сам пошел к себе, он жил в соседней парадной. Мы зашли в квартиру, и Рита опять начала обвинять меня, только на этот раз что я безответственный, убежал из дома ночью в таком криминальном районе, как наш. В том возрасте мне не пришла в голову мысль о том, что меня уличал в безответственности человек, который организовал в нашей квартире пристанище для всех любителей «кайфануть», проживающих в нашем и соседних дворах. Я рассказал свою версию случившегося, но она не убедила сестру, несмотря ни на что, она осталась на стороне Дольчика. Если верить рассказам ребят со двора, спустя несколько лет этот наркодилер скончался от передозировки. Не скажу, что я был удивлен.

Как можно было уже догадаться, встречаясь с наркобарыгой Николаем, Рита и сама начала употреблять. Видимо у наркоманов все происходит именно так, как говориться в песне «Один на один» Андрея Лысикова, выступающего под псевдонимом, Дельфин: «Вы, вроде бы, вместе и вы, вроде бы, друзья. И ты делишься с ним тем, что есть у тебя. Ты сейчас ему отсыпешь, и он это возьмет, а через месяц или год твой лучший друг умрет!». Я не в курсе по какой причине они залезли в долги, то ли по причине нехватки средств на продукты…ну или на наркотики, утверждать не буду, но факт в том, что они задолжали кругленькую сумму одной знакомой, я ее видел всего один раз, наипримерзкая особа доложу я вам. Как обычно, в пятницу я приехал домой со школы. После того случая я с Ритой старался не разговаривать, жил обособленно. У нее гостей в тот вечер не было, и она легла спать раньше обычного…без увеселительного зелья не было настроения бодрствовать, наверное. Проснулся я посреди ночи от звука разбившегося окна. Мы жили на третьем этаже, и я подумал, что какая-то мразь кинула камень нам в окно, либо отомстить за что-нибудь, либо привлечь к себе наше внимание. Но за звоном стекла последовал шум, как будто кто-то лез в окно. От страха я чуть не испражнился собственным сердцем, вскочил, спросонья не мог сообразить, что происходит. Все ножи хранились на кухне, но и шум, разбудивший меня, доносился оттуда же. Я быстро накинул на себя одежду, в этот момент я услышал Ритин голос. Она знала человека, с которым говорила. Я вышел, свет уже был включен, там стоял какой-то мужчина и с улыбкой разговаривал с сестрой. Хоть и говорил он с улыбкой, но голос не сулил ничего хорошего и звучал угрожающе. «Ты не берешь трубку, не открываешь дверь, пропала куда-то, вот мы и решили, что так будет наверняка.», сказал он, открывая входную дверь. В квартиру вошла та самая знакомая в сопровождении еще одного долговязого мужика. Не ручаюсь за точность, женщину звали Ольга, мне кажется. Она вела себя в нашей квартире, как хозяйка и, как ни в чем небывало, совершенно обыденным тоном, начала разговаривать с Ритой. Как будто только что никто и не залезал в разбитое окно на третьем этаже, взобравшись по водосточной трубе. Меня вообще никто не замечал, как будто меня там и не было. «Пойдем, нальешь нам чайку, попьем.», сказала она сестре. По пути на кухню, заглянула в ванную, нашла там крем для рук, взяла его в одну руку, полотенце, которым мы лицо вытирали, в другую, выдавила тюбик на полотенце и принялась натирать им свою обувь. Закончив процесс, за которым молча все наблюдали, она спросила своих сопровождающих, «Обувь чистая? А то есть хороший крем.». От того, что они все делали и говорили так буднично, рутинно и спокойно мне было как-то не по себе, у меня дрожали руки, сердце колотилось с бешеной скоростью. Во рту пересохло, мне казалось, я забыл, как дышать. Они вошли на кухню и закрыли за собой дверь, я как стоял, так и не смог пошевелиться. Кстати, входную дверь они за собой так и не закрыли, не посчитали нужным, просто вошли и все, а дверь пусть челядь закрывает. Спустя пару минут из кухни вышли трое не званных гостей и удалились в распахнутую входную дверь так же спокойно и чинно. Я смог нормально соображать, когда услышал с улицы звук отъезжающей машины. Закрыл дверь, хотя теперь даже с закрытой дверью я не чувствовал себя в безопасности. Зашел на кухню, Рита сидела на табуретке за столом и молча курила, смотря в одну точку. Она так мне ничего и не рассказала тогда. Позже я узнал, что они приходили за своими деньгами. У Риты, естественно, их не было, но она пообещала, что Коля все вернет, после чего они удалились, заверив, что она останется сиротой, если долг не вернет. У нас денег не было ни на стекла, ни на фанеру, а на улице стройматериалы просто так не валялись. На следующий день, после того как Рита позвонила Коле, он принес лист фанеры, не знаю, где он его взял, но было видно, что она не новая, но это было лучше, чем ничего. Этим листом мы заколотили разбитые окна на кухне. Безопасность была под вопросом, но так хотя бы не дуло с улицы. Теперь наша квартира еще больше походила на притон. Судя по тому, что я до сих пор жив, Коля деньги отдал, а может уже и вовсе некому выбивать долги. Как известно, у бандитов в те времена жизнь была короткая.

Когда я приехал со школы домо…в притон, в котором вынужден был жить, позвонила мама. Я так рад был слышать ее. Я старался, чтобы мой голос не дрожал, слезы выступили сами собой. Говорить, что у нас происходит я не стал, так как эта работа ей была нужна…всем нам она была нужна. А, узнав о происходящем у нас дома, она точно бы бросила все и примчалась к нам. Я рассказал только о том, что произошло с псевдо-опекунами, так как сначала она звонила им, узнать, как у меня дела. Эти двое наговорили маме, что мы с Ритой чуть ли не ограбили их. Она уже хотела в срочном порядке приехать, но я успокоил ее, заверив, что все в норме. И сказал, пусть приезжает, только когда закончат все работы. Она очень радовалась, что устроилась в такое приличное место с хорошим заработком, поэтому я не хотел, чтобы у нее все рухнуло из-за нас. Стоило мне повесить трубку, как входную дверь открыл отец. Поздоровались, он сказал, что забыл некоторые вещи в кладовке, там у него лежали инструменты, винтики, болтики и все в этом духе. А чуть позже, когда отец удалился в свою каморку, в квартиру вошла и Рита. Самое неприятное – отец даже не поинтересовался как у нас дела. Он наверняка же видел фанеру на окне и то, как квартира выглядела внутри. Наркоманы сестры постарались на славу, разрисовав стены маркерами, ручками, карандашами…короче, всем, что попадалось им под руку. Квартира целиком и полностью была прокурена, запах стоял далеко не сигаретный, а какой-то химический, пожелтевший потолок нависал над головами. От этих зависимых была только одна польза, они приносили еду. Хоть какую, но еду. Отец, выйдя из кладовки, сказал, что там не хватает электрического точила и начал допытываться, куда это мы его дели. Он им топоры, ножи и прочие колюще-режущие затачивал. «Проторчали?», спросил отец, то есть все же заметил все внутреннее убранство квартиры. Я промолчал, так как понимал, что ноги этой вещи могли приделать знакомые Риты, но не хотел подставлять сестру. Она же, мне кажется, была в курсе того, куда могла деться отцовская вещь, но начала отговариваться. «Не знаю я куда оно делось, сам, наверное, забрал еще раньше и забыл.», сказала она повышенным тоном и с презрением. Отцу это очень не понравилось. Он подошел к ней, схватил ее за волосы, дернул в бок, Рита, повинуясь, наклонилась вслед за его рукой. «Ты чего это такая борзая стала, сикуха? Взрослая что ли? Школу закончи, устройся на работу, купи свои вещи, и только тогда можешь их раздавать кому хочешь. Понятно?», сказал он, глядя на нее. Я долго ждать не стал. Разбежался и со всей силы, на которую был способен, толкнул его. От неожиданности отец пошатнулся и ударился об дверь туалета, выпустив волосы Риты из руки. Он резко повернулся в мою сторону. Я сразу понял, что мне деваться некуда, поэтому стоял, готовясь к худшему. Убегать я не собирался…да и некуда было. Он направился ко мне, но на его пути встала Рита, толкая его в грудь она кричала, «Пошел на х.…й отсюда! Завтра же сменим замки, и ты уже вообще ничего не сможешь забрать!». За что и поплатилась. Отец схватил ее за руки, крутанулся, отшвыривая Риту, как тряпичную куклу, в стену. Она всем телом ударилась, вскрикнула, упала на пол и так и осталась лежать, постанывая. Я приготовился. Когда отец приблизился, я попытался его ударить ногой в колено, но росточком, блин, не вышел. Его рука достала меня раньше. Удар, а может это был сильный толчок, в грудь, и я уже лечу, наблюдая пожелтевший потолок. Упав, я не смог встать, тело сковала боль, я принял позу эмбриона, дыша маленькими глоточками, в глазах потемнело. Отец ушел. Придя в себя, мы с Ритой пошли к друзьям. Я хотел просто посидеть в шумной компании, чтобы гомон и громкая музыка заглушили мои собственные мысли, я хотел отвлечься, грудь все еще болела…впрочем, как и спина, на которую я совершил успешное приземление. В гостях я услышал, как Рита разговаривала с Колей. Она рассказала о происшествии, и о своем непреодолимом желании отомстить. Я не стал встревать в разговор и вообще прислушиваться, хотя и мог сказать, что если бы не она с ее ублюдками-торчками, то ничего и не произошло бы, но я не хотел спорить, ведь и отец, тоже мне родитель, хорош. Несмотря на то, что кроме боли во мне горела злость, мне было не до этого, я просто сидел на ободранном Колиной кошкой, которую звали Мясо, кресле и слушал музыку. Поэтому и не знал какой план мести Рита приготовила. Я не желал отцу добра, но и зла тоже. Я был опустошен. На следующих выходных, в субботу вечером я сидел дома и смотрел телевизор. Дома никого не было, и я радовался этому, мне хотелось просто побыть одному. Вдруг я услышал на улице какой-то шум и сразу не придал этому значения, так как в нашем дворе каждый вечер происходили стычки, которые время от времени заканчивались очень плачевно. Но этот шум переместился с улицы в нашу парадную, потом стал приближаться, разговоры людей становились все громче и отчетливее. Тут я уже насторожился, выключил телевизор, встал с дивана и стал прислушиваться. Так, на всякий случай, в том возрасте я еще не знал кто такой параноик, но если бы и был в курсе, то себя к этому типу людей не стал бы приписывать. Шум дошел до нашей двери и дальше не продвигался, тут я решил сходить на кухню за ножом. Я услышал, как вставили ключ в замочную скважину. Адреналин, который мой организм начал гонять по венам, заставлял мое сердце биться быстрее, я встал в дверном проеме кухни с ножом в руке. Дверь открылась, вначале в прихожей я увидел Риту, запыхавшуюся и с безумными бегающими глазами. От сердца отлегло. Нож я положил на кухонный стол и подошел к сестре.

– Что случилось? – Спросил я, понимая, что взгляд у нее какой-то безумный.

– Привет, – бросила она в мою сторону, но смотрела на входную дверь.

Там возня вперемешку с руганью только усиливалась. Посмотрев в сторону входа, я увидел спину Коли, Дольчика и еще трех парней, помогавших им, с которыми я не был знаком. Они пытались кого-то шестого втащить к нам в квартиру, но этот кто-то отчаянно сопротивлялся. В коридоре я увидел, кого они притащили. Это был отец. За ним тянулся кровавый шлейф, я не понимал, как он еще был жив. Лицо его представляло собой одну сплошную рану, это был винегрет из кожи, свисающих сгустков крови и мяса. Было видно, что его не только били, но и резали, так как кончик носа просто болтался на коже явно срезанный чем-то острым, как будто бритвой. На тоненьком лоскутке кожи! Глаза уже заплыли, он не в состоянии был открыть их. На ногах, естественно, стоять он тоже уже не мог, но руками все еще пытался сопротивляться вслепую. Ну как сопротивляться, если так можно назвать его медленные, хаотичные движения. Но он двигался, для меня это было поразительно. Пол под ним сразу же побагровел от крови, образовалась лужа и стала растекаться по всей прихожей. Говорить отец не мог, то ли ему сломали челюсть, то ли просто был не в состоянии шевелить тем месивом, которым являлись его губы. У меня даже мелькнула мысль, что они ему язык отрезали. Вся его одежда была пропитана кровью насквозь. А эти пятеро возвышались над ним и смеялись. Рита пристально посмотрела на меня и сказала, «Хочешь отомстить? Вот он, делай с ним все, что пожелаешь!». «Да вы чего бл…ть, суки делаете-то?!», подумал я, меня всего трясло. Меня объял ужас, на мгновение мне показалось, что отец умирает. Да он и умер бы, просто истек бы кровью и все. А эти недочеловеки смотрели и гоготали, возвышаясь над ним, не скрывая своего удовольствия от содеянного. Хотел бы я посмотреть на них, выйди отец один на один против каждого. В росте он уступал этим имбецилам, но в сноровке и искусстве боя, не думаю. У меня возникло обжигающее все мое сознание желание отомстить здесь и сейчас не отцу, а за него. Взять нож, лежащий там, где я его оставил, или еще чего-нибудь подходящее и сделать все, чтобы правосудие над этими моральными уродами восторжествовало. Но я прекрасно понимал, меня подомнут и не заметят, буду рядом с отцом лежать на полу, улавливая постепенно гаснущим сознанием смех пятерых выродков. Это ему никак не помогло бы. Не желая привлекать к себе внимание и стараясь не вляпаться в растекающуюся лужу крови, я засеменил маленькими шажками по коридору в сторону телефона. Добравшись до него, я набрал 03. Только когда я начал отвечать на вопросы оператора, звучащие с другого конца провода, на меня уставились все…кроме отца, конечно, он в тот момент был уже в каком-то параллельном мире. Недоделанные человеческие особи, обсуждающие что-то свое в коридоре, явно не ожидавшие такого поворота событий, замерли и молча уставились на меня, на телефон и снова на меня.

– Я скажу, что нашел его на улице и притащил сюда! – Когда я повесил трубку, у меня сердце ушло в пятки от мысли, они сейчас со мной проделают что-нибудь подобное, что и с отцом, поэтому я поспешил сказать не перестающим на меня пялиться вопросительным взглядом особям.

– Ты чего делаешь? – Возмущенно спросила Рита. Как будто я не жизнь отцу спасал, а безвозвратно испортил ее любимый свитер. На меня все пристально смотрели.

– Я никого не заложу. Нам убийства еще не хватало! – Ответил я, а сам подумал, что это уже перебор, такого отец не заслужил.

Злоумышленники не стали дожидаться приезда скорой помощи. Наверное боялись, что я проговорюсь и сдам их со всеми потрохами, вот и решили держаться в этот момент подальше от места преступления. Несмотря на их опасения, я все же не стал обращаться в милицию. Во-первых, если честно, я просто не верил в эффективность работы этой организации. Во-вторых…да первого достаточно, я просто не верил, что их настигнет карающий перст правосудия. Приехала скорая, в коридор вошли два санитара с носилками, положили отца на них, вынесли из квартиры, спустились на один пролет и поняли, что носилки не пролезают в повороте лестницы. Тогда медработники, после непродолжительной дискуссии между собой, позвали водителя, я помогал им, как мог, но много ли было помощи от меня тогда, в общем им удалось дотащить отца на руках до машины скорой помощи и положить тело в нее. Один взял его под руки, второй за ноги, третий придерживал снизу спину, а я пытался дотащить носилки, ох какими же тяжелыми они мне показались тогда. Я не успел спустить их и до второго этажа, как за ними пришел один из санитаров. Я не стал узнавать в какую больницу его увезли, навещать отца я тоже не счел нужным, мне было стыдно. По прошествии долгого времени я все равно ощущал чувство неловкости, как будто это я «заказал» его. Отмывать кровь взялся я…точнее больше желающих-то и не было. Со следами и подтеками на каменной лестнице я справился без проблем, если не считать, что ведро с водой мне пришлось менять раз десять, если не больше, чтобы не делать кровавые разводы, а именно смыть их. А вот дома меня ждал паркет, в щели между досок которого, кровь просочилась так глубоко, что мне не удалось ее выковырить даже иголкой. Я не говорю уже про само дерево, которое приобрело розоватый цвет в местах, где лаковое покрытие сошло от старости. Вполне возможно, мне все это просто мерещилось, но, так или иначе, я видел пятна. Рита посчитала мой поступок трусостью, и сказала мне, что я ее опозорил перед друзьями. На вечеринки, где присутствовала она или один из остальных соучастников, я больше не ходил, я старался как можно меньше с ней общаться и избегать всех ее друзей. Да, отец сделал не мало плохого маме в частности и для всей семьи вообще, но он не заслужил настолько жестокого наказания. Да и кто вообще выступал судьями?! Наркобарыга со своими прихлебателями и телкой, которую он имел! Я понимаю, что инициатором данной расправы могла быть Рита, а не Коля, но роль главного исполнителя все равно принадлежала ему. Вот уж кто действительно, по моему субъективному мнению, заслуживает подобного обращения к себе, так это как раз-таки те люди, которые торгуют всяким ядовитым зельем, кто косвенно убивает сотни, тысячи, миллионы людей.

Памяти Полинковской Н.Б.

В нашем интернате были очень хорошие учителя. Мы могли не любить кого-то из них, но преподавали они хорошо и подходили к каждому ребенку индивидуально, с пониманием. Если ты что-то не понимал, то мог просто подойти после уроков и задать учителю вопросы по интересующей теме, и все всё объясняли, давали дополнительные задания. Самым ярким примером прекрасного учителя была Полинковская Наталья Борисовна – наш учитель по физкультуре. И я так говорю не потому, что «физра» – это весело…хотя я обожал этот предмет. Важен ее подход! Из всех учеников, которых я знал, она повлияла положительным образом на большую часть. Она отдавала себя всю, придумывала различные внутришкольные соревнования, спортивные праздники. Да что там, она сама принимала в них участие. Наша школа, благодаря ее инициативам, участвовала в межшкольных, районных и городских соревнованиях. Если бы не она, в нашем интернате не появился бы тренажерный зал, в котором уже в то время были собраны такие тренажеры, которые стоят во многих популярных тренажерных залах в нынешнее время. Если бы она не настояла, у нас не отремонтировали бы спортивный зал, оснастив его современным оборудованием. Наталья Борисовна продвигала активный образ жизни уже тогда, когда это еще не было мейнстримом и делала это не из-за того, что ей платили за дополнительные занятия. Она старалась уберечь от всего того дерьма, что творилось на улицах России в девяностые, нас – несмышленых, неокрепших юнцов. Наталья Борисовна всегда умела привлечь внимание, у нее был авторитет, она самостоятельно показывала, как правильно выполнять то или иное упражнение и всегда находила общий язык с любым учеником. Для большинства из нас, ее учеников, она была не просто учителем, она была другом. Она всегда была открыта для общения в любое, даже неурочное время. Наталья Борисовна была отзывчивым человеком, но в тот же момент не давала никому спуска, любимчиков не держала. Она была суровая, но справедливая. Я вот не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не она. Начиная со средних классов я принимал участие во всех ее мероприятиях. Каждый раз, когда я приезжал в школу уже после выпуска, я навещал Наталью Борисовну, за чашечкой чая в ее кабинете мы вспоминали былые времена, делились новостями. К сожалению, сейчас ее уже нет с нами, но я хочу еще раз поблагодарить ее за то, что она сделала такой огромный положительный вклад в мою жизнь!

Снова вместе.

Когда я узнал, что мама наконец-то возвращается из командировки, я очень обрадовался, в отличие от Риты. Ведь ее приезд угрожал свободе сестры, к которой она успела привыкнуть. Мама должна была приехать на буднях, поэтому я прогулял уроки, поехал домой и принялся надраивать квартиру. Конечно, потолок трогать я не стал, но вот окна, пол и мебель я намывал изо всех сил. Нашу мебель «гости» сестры, при ее же участии, умудрились превратить в помойку…я думаю, на свалке можно найти мебель в более хорошем состоянии, нежели та, что стояла у нас в квартире. Присохшие к стенкам шкафа сопли, плевки, рвота в ящиках стола – это только малая часть того, что мне пришлось соскребать. В общем я, как мог, попытался восстановить квартиру. Когда я закончил все клиниговые мероприятия было часов шесть вечера, а мама должна была приехать примерно в девять. Несмотря на свою усталость после такого трудоемкого дня, я не мог найти себе места, бродил по квартире, смотрел телевизор. Ожидание меня убивало, но помимо ожидания мне еще не давало покоя предвкушение маминой реакции на состояние квартиры. Прозвучал звонок в дверь, я пошел открывать с мыслью, что у мамы есть ключи и она не стала бы звониться, а значит это кто-то другой. Но, открыв дверь, на пороге я увидел маму. Она держала в руках сумки, и не хотела копаться в них в поисках ключей, увидела свет в окнах вот и позвонила. Стоило ей только переступить через порог, как я накинулся на нее и обнял так сильно, как только мог. Раньше у нее были проблемы с зубами, поэтому в Казани, заработав достаточно денег, она решила вылечить их все разом. Выглядела мама просто великолепно. Радостная, помолодевшая, довольная, с прекрасной улыбкой. Можно точно сказать, что эта рабочая командировка хорошо отразилась на мамином самочувствии. Она, не успев привыкнуть к новым зубам, стала немного шепелявить. Это было забавно, но я старался не показывать этого, чтобы не смущать ее. Увидев выбитое стекло, мама нахмурилась и начала расспрашивать. Я сказал, что это просто несчастный случай. «Мыл окна, слишком сильно хлопнул, закрывая его. Вот стекло и разбилось.», объяснил я. Потом и сестре изложил свою версию, чтобы наши показания сходились, если что. Я видел, как мамины глаза хаотично бегают и рассматривают то потолок, то стены, то окна, но она молчала, наверное, боялась расспрашивать обо всем сразу. «Помоги мне разобрать сумки.», сказала мама. Так мы провели время до приезда Риты, она рассказывала, что интересного видела в Казани и вообще, как она провела все это время, а я распаковывал багаж, с любопытством разглядывая каждую новую вещь. Дождавшись Риту со школы, начиная со средних классов ученики могли не оставаться на ночлег в интернате, мы устроили пир. На следующий день мама взяла отгул и разрешила нам не ехать в школу, мы пошли гулять. Отправились в центр города и бесцельно бродили там весь день, посетили несколько музеев, посидели в кафе и поплавали на речном трамвайчике, укутавшись в шерстяные одеяла, которые нам любезно предложили на судне, так как погода была довольно прохладной. Рита забыла про свою отстраненность и независимость, и с удовольствием радовалась жизни вместе с нами. День прошел чудесно, но, к сожалению, быстро. Мне так не хотелось на следующий день возвращаться в интернат. Проснувшись рано утром, я вышел из комнаты и направился сразу на кухню, оттуда исходил безумно вкусный аромат. Мама встала пораньше, приготовила блинчики и собиралась на работу. Мы все втроем позавтракали и разъехались. Чуть позже фанеру заменили на стекло, а на остальное мама решила не обращать внимания, подумала, наверное, все равно мы в скором времени съезжать будем, вот и незачем ругаться лишний раз. Я ехал в школу и думал, «Ну вот, теперь все нормализуется. Жизнь налаживается.»

После маминого возвращения, разменом нашей квартиры занялся агент по недвижимости, которую нанял отец. После последней нашей встречи он успел восстановиться, но шрамы на его лице, конечно же, остались. Он отрастил бородку, чтобы они не бросались в глаза, но шрамы на его носу, который был нарезан слайсами, скрыть было невозможно. Он также, как и я не стал обращаться к услугам наших доблестных правоохранительных органов. Уже позже, спустя довольно-таки продолжительное время я узнал, что отец частично потерял память и не помнил в подробностях, что с ним произошло. Может быть из-за этого он и не написал заявление в милицию, а может его гордость была тому причиной, этого я выяснять не стал. Агент мне сразу не понравилась. Это была маленькая женщина с крошечными, как у крысы, близко посаженными друг к другу глазками, которые она всегда отводила в сторону при разговоре. Она постоянно отвечала на конкретно поставленные вопросы, уклончиво, витиевато. Как будто что-то скрывала, а временами и вовсе уходила от ответа, переводя разговор в другое русло. Мне казалось, она заодно с отцом и ищет для него вариант получше, а нам то, что останется. Жилища, которые предназначались для нас, мама ездила смотреть без детей. Но сама агент рассказала, что отец выбрал однокомнатную квартиру, поэтому нам с мамой достанется только комната в коммуналке, так как двухкомнатную квартиру иначе разменять не получится. При нашей встрече у юриста отец нарадоваться не мог, без умолку всем рассказывал какие классные у него апартаменты с панорамными окнами от пола до потолка. Не знаю врал он или нет, но я тогда подумал, «Что же это за мужик такой, который женщину с двумя детьми отправляет в комнату в коммуналке, а сам едет жить в отдельную квартиру, да еще и хвастается этим?!». Я не помню подробностей, но поначалу мы все ездили на встречи с отцом в офис к юристам. Запомнился мне один момент, произошедший в кабинете нотариуса. Все уже были в сборе, приехали на встречу к назначенному времени. В кабинет, где мы все находились и ждали только одного человека, зашла очень красивая девушка, это была секретарша нотариуса, следом за ней вошел опоздавший отец. Вместо того, чтобы извиниться перед всеми, он решил приударить за девушкой у всех на виду. Захотелось устроить спектакль, показать, что он еще в строю, наверное. «Может потом пойдем перекурим, пообщаемся?», спросил он у барышни, пока мы все сидели и наблюдали за происходящим, как в театре. Она его окинула взглядом и презрительно кинула ему в ответ, «Нет, спасибо!». «Ну куда тебе до такой, как она, ловелас!», подумал я. Секретарша была высокая, стройная блондинка с длинными, заплетенными в две толстых косы, волосами, проще говоря «девушка с обложки». Спектакль закончился, так и не начавшись и все принялись улаживать юридические вопросы. Мама рассказывала, что, когда я был в школе, она с Ритой поехали смотреть тот вариант, который был, по словам агента, самым приемлемым для нас. «Когда мы вошли в квартиру, было еще терпимо.», рассказывала мама. Это была «сталинка» с высокими потолками, длинным коридором, всего в этой квартире было три комнаты, общая кухня и, конечно, ванная с туалетом. «Когда агент позвонила в дверь, открыл один из соседей и первое, что он сделал – это не поздоровался, а потребовал предъявить наши паспорта. После того, как он убедился, что мы не приезжие, разрешил пройти и осмотреть нашу будущую комнату.», продолжала мама свой рассказ. Это было пространство огромной площади, в дальнейшем мы прозвали нашу комнату футбольным полем. «Как только мы вошли Рита разрыдалась.», говорила мама. Позже сестра объясняла это тем, что она почувствовала «жутчайший дискомфорт», как будто стены комнаты начали давить на нее. Рита не смогла долго находиться в помещении и вышла. Со временем привыкнув, она все же стала спокойно относиться к новому жилью. Но мы же не знаем, что происходило у нее в голове на самом деле. Чужая душа – потемки. Сейчас я могу предположить, что на нее, как и на нас всех, повлиял сам факт переезда. Пока мы жили в старой квартире, все было как-то абстрактно. Казалось, это лишь разговоры и на самом деле никогда до этого не дойдет, что все наладится. А вот увидев новое место жительства воочию, она осознала – все это реально и происходит на самом деле, все становилось осязаемым вопреки нашему желанию. Вот она, новая жизнь в крайне непривлекательном месте с условиями оставляющими желать лучшего. По той же причине, как я думаю, чуть позже начала частенько притрагиваться к спиртному и мама. Но это лишь мои догадки, что творилось в головах моих родных женщин на самом деле я не могу говорить наверняка. Переезжая, мы забрали с собой всю мебель…точнее то, что оставил нам отец. Так что шкафы, испачканные милицией во время поисков отпечатков пальцев преступников, переехали с нами и служили напоминанием о прошлой жизни вообще и о ночи ограбления в частности. С переездом от старой жизни у нас осталось не так уж и много. Кое-что забрал отец, а что-то просто было утеряно или оставлено за ненадобностью на старой квартире. Историю нашей комнаты агент маме не стала рассказывать, но мы со временем узнали ее от наших соседей. Во время второй мировой войны, при бомбардировке нашего города, бомба упала во двор, разрушив часть дома с половиной нашей комнаты. Потом ее восстановили, но, видимо, не очень хорошо, так как нас постоянно донимал сквозняк из-под пола и из щелей в стенах. В морозное время года было холодно до такой степени, что иногда приходилось ложиться спать не раздеваясь. Из-за сквозняков и протечек крыши обои, которые были наклеены в несколько слоев, вздувались пузырями, а кое где и вовсе отваливались. Постоянные протечки сверху «украсили» потолок желтыми разводами, а паркет вздулся в тех местах, куда падали капли (но надо отдать должное, крышу починили спустя примерно полгода после маминого обращения в жилищную инспекцию и после ремонта протечек больше не было). Старые оконные рамы разбухали от сырости и не закрывались плотно, приходилось применять к ним молоток, которым я просто вколачивал их на свои места. Видимо, эти аферисты, так любезно предоставившие нам свое жилище, сделали даже не косметический ремонт, а поверхностный, просто чтобы продержался до тех пор, пока не втюхают комнату, дабы просто провернуть сделку, обмануть мать с двумя детьми и срубить бабла. Так же для нас был новостью, тот факт, что в нашей комнате, кроме нас, проживали еще и прочие живые существа – клопы. Обнаружили мы это одним не очень прекрасным утром, проснувшись все в красных точках, которые безумно чесались. Мама запаниковала, подумав, что это ветрянка, но вскоре вспомнила, все, кроме меня, уже успели переболеть ей. А вскоре обнаружила и виновников «торжества». Мы собирались нашу мебель, и всю комнату обработать дихлофосом. Мама, как добропорядочный сосед, предупредила об этом остальных обитателей коммуналки, и сосед Коля ответил ей, что раз уж эта живность может побежать из нашей комнаты, то мы должны обработать всю квартиру и делать это нужно только в то время, когда его с семьей не будет дома и исключительно за наш счет. Мама была вынуждена согласиться. Тот самый сосед, который так «радушно» встретил ее в самом начале, считал себя хозяином всей квартиры. Честно говоря, своим поведением он иногда напоминал мне моего отца. У него была жена и маленькая дочь, которые так же страдали от безответственного поведения мужчины в семье. Наш дом находился в центре города, рядом был рынок, про который ходили слухи, что там процветает наркоторговля и бандитизм. Двор у нас был так называемый колодец. Я из окна мог видеть, то, что происходило в соседней парадной. Но лучше бы я этого не видел. Там, на лестничной площадке, не стесняясь посторонних взглядов, на подоконнике неоднократно располагались наркоманы. Я лицезрел несколько раз, как они «ширялись», в руку, между пальцев ноги, я наблюдал за ними, как в зоопарке люди смотрят на экзотических животных. Нашу комнату мама решила разделить на три части за счет расстановки мебели и занавесок. Получилась одна гостиная и две спальни. Предполагалось, что таким образом у каждого будет свое личное пространство. Но Рита уже выпустилась из школы, она ушла после девятого класса, и пошла работать. Почувствовала себя независимой и взрослой и начала свою сольную карьеру, без семьи, но со своим Николаем, хотя время от времени приезжала к нам. Как я со временем выяснил, она к нам приходила просто переночевать после клубов в центре города, а не от желания увидеть родные лица.