Читать книгу Встреча - Сергей Марксович Бичуцкий - Страница 1

В С Т Р Е Ч А

Глава 1

Солнце едва перевалило за полдень. Природа, истомлённая дневным зноем, весьма необычным для этих мест, пребывала как бы в полудрёме – ни щебетания птиц, ни дуновения ветерка. Всё замерло в ожидании спасительной вечерней прохлады. По кривой деревенской улице усталой походкой шагал средних лет мужчина, голова которого была повязана рубашкой, спасавшей от беспощадного солнца. С плеча свисал самодельный плотницкий ящик, из которого торчали ручки топора и ножовки. Кривизне улицы он не удивлялся, понимая, что архитекторов здесь никогда не было, и люди строили свои дома, исходя из каких-то им одним известных соображений. И только после строительства стали протаптывать тропинки к соседям, которые постепенно и превратились в такую кривую улицу. Мужчина явно устал и испытывал жажду. Проходя мимо очередного забора, он увидел копавшуюся в столь неурочный час в огороде женщину. Женщина пропалывала картошку, склонив голову к земле, и не обращала на него никакого внимания. Мужчина остановился, поставил свою ношу на землю, и, положив руки на частокол, стал наблюдать. Постояв так несколько минут, и, не дождавшись, что его заметят, произнёс:

– Бог в помощь, хозяйка!

– Спаси Господи! – ответила женщина, разгибая спину.

– Водичкой не угостишь? – спросил мужчина, добавив, – совсем сомлел.

Защищаясь от слепящего солнца, женщина подняла козырьком ладонь, несколько мгновений смотрела на незнакомца, и только затем отозвалась:

– Чего ж не угостить? Угощу, – согласились она и, спустив заткнутый за пояс подол платья, пошла в дом. Через минуту вернулась, неся в руке литровый алюминиевый ковш, доверху наполненный водой. Подойдя к забору, молча передала его мужчине. Взяв ковш в обе ладони, мужчина припал к нему и долго и неспешно наслаждался прохладной влагой, останавливаясь только для того, чтобы на мгновение перевести дух. Опустошив ковш, с удовлетворением выдохнул и протянул пустую посудину хозяйке.

– Много ли человеку нужно для счастья? – спросил вместо благодарности.

– Ты чей будешь-то, счастливый? Что-то не припомню тебя,– внимательно разглядывая пришельца, спросила женщина.

– А, ничей. Не местный я, – ответил мужчина, растирая по груди упавшие капли воды.

– Да вижу, что не местный. А к нам чего занесло?

– Роботу ищу. Плотник я, – пояснил пришелец, – Кому баньку поставить, кому крышу починить. Сама знаешь, как сейчас с работой.

– Да, уж. С работой сейчас…, – понимающе кивнула женщина, – У нас тоже вон совхоз разваливается. Совсем на ладан дышит. В прошлом году было почитай триста коров, а нынче уже и сотни нет. Кормов прошлым летом не заготовили, так пришлось на убой две сотни отправлять. Да и тех, что остались, едва голодом не поморили. Как мучились бедные, не приведи Господь, – горестно покачала головой женщина.

– А чего ж не заготовили?

– Да как заготавливать-то? C техникой сейчас совсем беда. Вся на приколе стоит. Ни запчастей, ни денег. За молоко-то копейки платят. Не работа, а слёзы одни. О чём только эти начальники думают?

– Как о чём? О себе и думают, о чём же ещё? Своя рубашка, она, сама знаешь, ближе к телу.

– Что правда, то правда, – согласилась женщина.

– Тебя как величать-то красавица? – спросил вдруг мужик.

– Нашёл красавицу, – зардевшись, отозвалась женщина, но всё-таки ответила, уже с интересом посмотрев на мужчину, – Надеждой.

– А меня, Василием, – так же просто сказал мужик. – Вот и будем знакомы. А то разговариваем, как не родные.

– Какие же мы с тобой родные? – удивилась Надежда.

– Как это какие? – в свою очередь удивился Василий. – Живём мы с тобой в одной стране? В одной. В одной республике? В одной. В одном районе? В одном. Так как же, скажи на милость, люди, проживающие в одной стране, в одной республике, а, тем более, в одном районе могут быть друг другу не родными?

– Ещё как могут, – горько отозвалась Надежда, – В одной семье могут, не то, что в одной стране.

– Кто ж тебя так обидел, милая, что ты на весь свет осерчала? Муж, что ли? – участливо спросил Василий.

– Да никто меня не обижал. И мужа у меня нет, – понурив голову, ответила Надежда.

– Как это мужа нет? – удивился Василий. – Вроде и лет тебе не пятнадцать, и не калека, и собой хороша. Сбежал, что ли?

– Да кому сбегать-то? – с надрывом в голосе спросила Надежда. – Ты посмотри на нонешних мужиков. Кому такие нужны? С утра до рассвета хлещут и хлещут, хлещут и хлещут. И откуда только деньги берут ироды, ума не приложу? В бутылке их посели, там бы, кажись, и жили. Одного я никак не пойму, как это, вдруг, в одночасье, из нормальных людей они превратились в такое непотребство? Всех ведь с детства знаю. Люди как люди были, а ноне? Будто всех разом кто-то сглазил. Чума какая-то, -заключила она. Затем, не дождавшись реакции Василия, продолжила:

– У меня маманя последние годы до самой смерти так и не заикалась про замужество. По ночам только плакала, жалела меня. А так, вслух, до самой смерти, ни разу и не посетовала, что я не замужем. Вот и я не жалею. Лучше уж одной весь век прожить, чем абы с каким алкашом. Оно мне надо? Чтоб я какого-нибудь засранца кормила-поила, а он бы меня за это материл, смертным боем бил, да с детьми на улицу в мороз выгонял? Ну, уж нет. Уж лучше одной весь век прожить, чем эдак.

– Зря ты на мужиков так осерчала, – после некоторого молчания произнёс Василий.

– Как же зря? Как же это зря? – удивилась Надежда.

– Мужик, Надя, он, что ребёнок. Ему нужно, чтобы его жалели, постоянно хвалили, чтобы гордились им. Помнишь, наверное, как в детстве было? Поставят тебя на табуретку перед гостями, прочитаешь какой немудрённый стишок, а гости хлопают в ладоши, хвалят тебя, мамка в голову целует. У меня эти воспоминания так и остались с детства. Мужик, он же защитник и кормилец. Это в природу его заложено. Ему без этого никак нельзя. Ну, и как ему жить, скажи на милость, если и защищать не от кого, и прокормить семью не может? Всё основание жизни, можно сказать, подрубили. И не по его вине ведь. А как жить дальше, он не знает. Понимаешь? Мужик он без работы что? Одно недоразумение. Ты вот на «золотую молодёжь» посмотри. Денег – куры не клюют, а чем они лучше деревенских алкашей? Да, ничем. Такие же беспутные и никчемные. Пустотелые какие-то. Оболочка одна. Пакостят только больше. А всё почему? Да потому что дела нет. Потому что стали вдруг считать, что деньги – главная цель в жизни. Есть деньги и всё, больше ничего тебе от жизни и не надо. Вот в чём загвоздка. А мужик деревенский, он что? Приучили его за семьдесят лет жить по команде, вот он и растерялся. А гордость-то осталась. Её-то куда денешь? Он бы и вламывал день и ночь, да негде. Растерялся он, понимаешь? Водкой своё достоинство поддерживает. Жалеть их надо, Надя, – заключил Василий.

– Жалеть? – рассердилась Надежда. – За что жалеть-то? За то, что нюни распустили? Да что же это за мужики такие, если им постоянная указка нужна?

– Да, не суди ты! Не все способны на это.

– На что, на это?

– На то, чтобы создавать что-то новое, да к тому же руководить этим. Не зря же людей этому в институтах обучают. Здесь без поддержки государства никак не обойтись. А где оно, то государство? Как наказать, так тут как тут, а как помочь, так днём с огнём не сыщешь. Иль не правда?

– Что правда, то правда. Только государство, по-моему, это не что-то непонятное, у которого и спросить ничего нельзя, а совершенно конкретный человек.

– Это как понимать? – не согласился Василий.

– Так и понимай. Был у нас одно время директором совхоза Валерий Петрович Сытин. Горя при нём не знали. И техника в порядке, и запчасти есть, и к людям внимательный. Строгий был, но, чтобы кого зря обидеть, такого и в помине не было. Если какое горе, сразу к нему. Никогда не отказывал в помощи. А как забрали его в столицу, так и покатилось всё кувырком. Прислали Федунина. Ну и что? Начальник! Нос кверху, руки в брюки, и давай совещаться. Всё совещания, да совещания. Совхоз разваливается, а он всё совещается и совещается. Работать надо, а ему всё некогда – совещается он. Сама слышала, как докладывал начальству, что, мол, проводим оперативное совещание по данному вопросу. А вопрос-то знаешь какой? Крыша в коровнике прохудилась, да потекла, так они неделю совещались. А исправили за два часа. Вот тебе и вопрос: кто здесь причём – государство или человек? – спросила Надежда, обращаясь к мужчине.

– А на должность его кто утверждал? – не согласился Василий.

– Я так думаю, Вася, что вся беда в том, что сидел этот человек в какой-нибудь конторе, да бумажки строчил. Ладные те бумажки получались, вот и подумал кто-то там, что, если у человека всё так складно на бумаге выходит, так и в жизни хорошо выходить должно. А на деле оказалось, что жизнь и бумажка вещи совсем разные.

– А ты, Надюша, философ, оказывается.

– Я-то? Скажешь тоже. Моя философия – это просто работай, а не слёзы лей. Вот и вся моя философия.

– Может и верно, но не все это понимают, Надя. Кому объяснить надо, кого научить, кому пример подать.

– Научить? Пример подать? Скажешь тоже. Они что, по отдельности в лесу что ли жили? У них родителей что ли не было? Не с кого пример было брать? У нас на весь совхоз, если хочешь знать, только два алкаша и было – Толька Семёнов, да Петька Моисеев. А все остальные, хоть и выпивали когда, но всё в меру было, потому как работа на первом месте была. И куда это всё воспитание подевалось?

– Во-во! – перебил распалившуюся Надежду Василий. – Это ты верно подметила. Работа на первом месте была, потому и не было такого непотребства. Во всём, что ты говоришь, Надя, на первом месте стоит работа! А как не стало работы, так и человека не стало. И хочешь, не хочешь, а именно работа и была основным смыслом жизни. Стержнем, знаешь, таким. Убрали стержень, так человек и обессилил. Свалился на землю, в грязи валяется, а сил подняться нет. Опереться не на что. Работа опорой была.

– Может и так, – согласилась Надя и задумалась.

Замолчал и Василий. Постояв так с минуту другую, он оторвался от забора и хотел уже прощаться и идти дальше, но Надя остановила его:

– Дальше-то куда?

– Вдоль по улице, куда ж ещё. Авось, кому и нужна моя помощь.

– Помощь-то нужна, Вася, да не всякий за работу может заплатить.

– Потому и ищу, – согласился Василий.

– А берёшь сколько? – спросила Надежда.

– Со всех, как обычно, а красавицам делаю скидку. Особенно одиноким, – с озорством взглянув на Надежду, пошутил Василий.

– За что скидку? – смутилась Надя. – На что намекаешь?

– Да шучу я, – рассмеялся мужчина.

– Шутишь? Ну, слава Богу, коли так. А то я такие шутки не очень-то понимаю.

– А ты чего интересуешься? Работа какая есть?

– Есть, как же нет. По мелочи в хозяйстве и сама управляюсь, а если что посерьёзней, так помощника ищу. Да не всегда удачно, – пожаловалась Надя. – Дровяник надо бы новый. Старый уж совсем на ладан дышит. Попросила тут Сашку Степанова помочь. Даже аванс дала, бестолочь. И что ты думаешь? Он уже две недели не просыхает. И мало того, что пальцем о палец не ударил, так у него хватает наглости приходить ещё денег просить. Каждый день приходит. Как на работу. Придёт, и давай расписывать, что и как сделает. Соловьём прям разливается. «Дворец тебе тут будет, а не дровяник, – говорит, – только денег ещё дай.» Сам от водки сдурел, так и меня за дуру считает. Из горбыля он мне дворец построит. Похмелиться ему, видите ли, надо, и он тут же приступит. Будто деньги-то эти у меня на огороде растут. Ага. Дала уже один раз. Теперь вот думай, как назад вернуть, – раздосадовано посетовала Надя.

– С деньгами своими Надя, ты, скорее всего, распрощайся, да поскорее забудь о них. А будешь много думать, можешь заболеть, – посоветовал Василий.

– Почему заболеть? – удивилась Надежда.

– Мне тут как-то один учёный рассказал, что мысль материальна, – задумчиво сказал он.

– Ну и что? – не поняла Надя.

– Как что? Если мысль материальна, и она одна и та же, то значит она будет в мозгах крутиться и тереться где-то в одном и том же месте.

– Ну и что?

– Мозоли в мозгах натрёшь! – серьёзно заключил Василий.

– Да ну тебя! – отмахнулась Надя, – Я бы и не думала об этом, да зима не даёт. Глазом моргнуть не успеешь, как придёт. И что делать?

– Да что ты всё зима, да зима. Ты лучше подумай над тем, что я тебе сказал. Представь себе, что мысль материальна.

– Зачем?

– Да ты просто представь и всё!

– Ну, представила. И что?

– Как что? Если мысль материальна, значит она состоит из каких-то химических элементов. Правильно?

– Наверное, – неуверенно согласилась Надя.

– А все химические элементы мы получаем из пищи. Так или нет?

– Так.

– Значит, для того чтобы родилась какая-то определённая мысль, надо, чтобы в организм попал определённый набор химических элементов. Верно?

– Ты к чему клонишь?

– Как к чему? Представляешь: сто грамм первача и сто грамм сала, и вот тебе теория относительности. А, если ещё, допустим солёный огурчик, так это уже «Война и мир». Понимаешь?

– Вася! Ты что, издеваешься надо мной? Ты меня совсем за дуру считаешь? Мне дровяник починить надо, а ты?

– Да не переживай ты так. Сделаем мы тебе дровяник, – успокоил её Василий.

– Только на много денег не рассчитывай, – решила поставить точки над “i” Надежда.

– Договоримся! – усмехнулся Василий. – Показывай, что там у тебя.

– Ну, пошли, коли так, – сказала Надя, открывая калитку.

Глава 2

Хозяйственные постройки располагались за жилым домом: большой дровяник, явно нуждавшийся в ремонте, хозяйственный сарайчик, курятник, хлев и небольшая опрятная банька. Надя, шедшая впереди, остановилась напротив дровяника, наполовину заполненного ещё прошлогодними запасами, предлагая Василию осмотреть предмет её озабоченности. Дровяник слегка покосился, но, в общем-то, внешне выглядел ещё вполне крепким строением. Василий походил вокруг, поднажал слегка на одну стойку, и, увидев, что она легко начала отходить в сторону, сразу же остановился.

– Материал есть? – спросил он у Нади.

– Горбыль, – отозвалась Надя. – За баней сложила.

– Горбыль – это хорошо, да надо бы стойки поменять. Подгнили, вот и скособочило его. Брёвен под стойки, я так понимаю, у тебя нет, – задумчиво резюмировал Василий.

– Нет, – согласилась Надя. – Да и где их взять? – стала оправдываться она. –Алкашей опять просить? В лесу-то сухостоя полным-полно. Я бы и сама привезла, да силёнки маловато.

– Покажешь, где?

– Конечно, покажу.

– Ну, и лады. Тележка в хозяйстве есть?

– А как же, – засуетилась Надя. Прошла в сарай и выкатила самодельную деревянную тележку на велосипедных колёсах, – папаня ещё делал. Сам всё делал. И дом, и хлев, и баньку. Руки золотые. На рыбалке утонул. Осенью три года будет.

– Как же это?

– До сих пор не могу понять, как. Никогда не пил, а тут поехали с соседом, дядей Максимом сети ставить. Сети выставили, да на остров. Палатку поставили, костерок разожгли. Тут дядя Максим и уговорил папаню выпить немного. Вроде и выпили-то всего бутылку на двоих. Переночевали, а на зорьке стали сети выбирать. Дядя Максим на вёслах, а папаня выбирал. Сеть за корягу зацепилась, так отец свесился за борт, хотел отцепить, да никак. Завозился отец. Дяде Максиму надоело ждать, пошёл на помощь. Встал рядом с ним, тут лодка и перевернулась. Дядя Максим выплыл, а папка в сетях запутался. Осень поздняя. Водя ледяная. Куда тут кого спасать? Самому бы выжить. Вот дядя Максим и поплыл к берегу один. А папку только на следующий день достали. Вот и думаю, отчего это так. Никогда не пил, и всё было нормально. А тут, стоило немного выпить, и на тебе. Как думаешь, Вася? От водки, что ли?

– Не выдумывай, – отрезал Василий. – Хотя, кто ж его знает, от чего? – добавил он. – Тайна. Грустная и страшная. Чего в ней копаться?

– И то верно, – согласилась Надя. – Жалко только.

– Понятно дело жалко, да что поделаешь? От чего помирает человек? Я и не думаю об этом. Помирает, значит так надо, – заключил он и пошёл за баню осмотреть запасённый материал.

– В жизни, Надя, столько тайн, что, если во всех начать копаться, да разгадывать, то и жить некогда будет, – сказал он, вернувшись. – Двуручка есть?

– На что тебе?

– Сухостой прямо в лесу по размеру напилим, чтобы лишнее не таскать.

– Дак зачем же двуручка? Бензопила есть. Да и бензин тоже.

– Ну, и здорово. Тащи, посмотрим, – попросил он Надю.

Надежда пошла в хлев и вынесла оттуда бензопилу и полканистры бензина. Залив бензин, Василий завёл бензопилу с первого рывка. Двигатель гудел ровно и даже приятно на слух. Было понятно, что бензопила в полной исправности.

– Одно слово, хускварна, – сказал Василий, послушав шум двигателя. – И когда наши научатся делать? Никак в толк взять не могу: в космос летают, атомные станции – лучшие в мире, а такую вот мелочь никак осилить не могут. Ума что ли не хватает? – спросил он у Нади, но, поняв, что ответа не дождётся, заглушил двигатель.

– Когда в лес-то пойдём? – спросил он, не зная, что делать дальше.

– Не спеши. Торопыга какой. Сначала давай договариваться, а потом уж за работу приступай.

– А чего договариваться? Мы и так уж вроде договорились.

– Не помню я что-то, чтобы мы о чём-то договаривались. Да и не в одних деньгах дело. Ты скажи мне, например, где ночевать собираешься?

– Как где? У тебя. Больше негде.

– Во-во. Именно, что у меня. А соседи что скажут?

– Нашла печаль-заботу. Им-то какое дело? Ты женщина одинокая, самостоятельная. Чего тебе отчитываться перед ними?

– Как это чего? Ты не сегодня-завтра взял, да и усвистал, а за мной этот отчёт потом до конца жизни хвостиком виться будет. Так и будут судачить, да косточки перемывать, пока не помру. Оно мне надо? В общем, так. У меня копёшка свежего сена есть, там и переночуешь.

– И не жалко?

– Чего не жалко?

– Меня? Комары ведь сожрут.

– Сладкий что ли такой?

– А ты попробуй. Может и тебе понравлюсь.

– Ты вот что, Василий. Ты язык-то свой уйми. Не люблю я шуточек таких. Хочешь работать, так давай делать так, как я тебе говорю, а нет, так плыви себе брасом со своим баркасом.

– Ну, вот. И не пошути с тобой.

– Какие тут шутки? Клеймо привесят, не отдерёшь потом. Договорились?

– А у меня есть выбор?

– Нет, – твёрдо ответила Надя.

– Ну, а если нет выбора, что тогда и обсуждать?

– Ну, и хорошо. А теперь пойдём в дом. Накормлю, чем Бог послал, а потом уж можно и за работу. Работников сначала кормить полагается, – закончила Надя и, повернувшись, пошла в дом. Василий пошёл следом.

Время обеда уже прошло, но Надя, видимо, увлекшись работой, ещё не обедала, поэтому налила наваристый мясной борщ в две тарелки, нарезала хлеба, выложила свежие огурцы, лук и помидоры, и пригласила Василия к столу.

– Руки-то где помыть? – спросил Василий.

– Умывальник во дворе, – ответила Надя.

Помыв руки, вернулся и сел за стол. Надя продолжала стоять.

– Ты чего? – спросил удивлённо Василий.

– Нехристь, что ли? – спросила в свою очередь Надежда.

– В смысле? – не понял он.

– Чего не помолившись за стол усаживаешься?

– А …это? Дак, не привык как-то. Всё один, да один.

– А если один, так и молиться не надо?

– Далёк я от этого, Надя.

– А крест-то хоть носишь?

– Ношу.

– Как украшение?

– Ты, Надежда, в чужую-то душу не лезь, – нахмурился Василий. – Без тебя есть кому в ней поковыряться.

– Я и не лезу. Когда будешь сам-один, тогда и делай, как знаешь, а у меня за столом будем молиться, – отрезала Надежда. – Вставай! – приказала она.

Василий поднялся, и Надя стала читать молитвы перед принятием пищи. Помолившись, уселись за стол. Ели молча. Надежда кушала, уткнувшись в тарелку, и только изредка бросала взгляды на Василия. Также молча закончили обедать. Прочитали молитвы после принятия пищи. Надя прочитала. Затем убрала посуду со стола и вновь села на стул. Молчание нарушил Василий:

– О чём молчим?

– Неожиданно всё это. Ещё утром мучалась от вопроса, что же мне делать с дровяником, а после обеда появляешься ты. Не чудо ли? – спросила Надежда.

– Совпадение, – не согласился Василий.

– Я, Вася, ни в какие совпадения не верю. Не бывает совпадений. Также, как не бывает и случайностей. Вот я и думаю: к чему бы это твоё появление? Не для того же, чтобы починить мне дровяник.

– А для чего же ещё? – заинтересовался мужчина.

– Не знаю. Время покажет, – ответила Надежда, разглаживая и так гладкую клеёнку.

– Какое время, Надя? Я твой дровяник максимум за три дня сделаю. Что за эти три дня может случиться? – недоверчиво отмахнулся Василий.

– Порой и минуты хватает, чтобы понять, что и зачем, а уж три дня и подавно хватит, – не сдавалась Надежда.

– Ну, ладно. Чего это мы ни о чём спорим? Давай-ка лучше делом займёмся, – примирительно сказал Василий, не желая продолжать этот, по его мнению, бесполезный спор.

– Давай, – согласилась Надя.

– В лес далеко идти?

– Да нет. Рядом совсем. Почти сразу за околицей. Метров сто, не более.