Читать книгу У реки Смородины - Сергей Панарин - Страница 1

Как обычно бывает в кино? Идет ночной поезд, стучат колеса, гремят стыки, свистит ветер. Шум неимоверный, оглушительный такой шум. И вот дверь последнего вагона распахивается, в мутном свете заляпанной лампочки видны топчущиеся фигуры. Дерутся какие-то люди. Внезапно один из драчунов вываливается наружу, но его ловит чья-то сильная рука, дергает, буквально закидывая обратно в тамбур.

– Держись, братка! – раздается крик, и все его слышат.

А мгновение спустя спаситель сам вылетает из поезда. Вероятно, кто-то подлый толкнул его в спину, как раз когда он выручал неизвестного «братку».

– А-а-а! – неоригинально орет здоровенный детина и обрушивается куда-то на насыпь, катится во тьме и пропадает из виду.

Мелькают тусклые огни вагонных окон, гудит паровоз, грохочет поезд.

Дравшиеся в тамбуре люди замирают. Спасенный рявкает: «Сволочи!» – и без раздумий сигает вслед за выпавшим союзником. Оставшиеся захлопывают дверь. Состав удаляется, лязг, стук и вой стихают. Тишина, потом музыка, титры.

Так бывает в кино. В жизни все произошло абсолютно так же, но без музыки и титров. Пожалуй, еще одно маленькое различие: никто не расслышал ни единого крика, ведь шум-то был неимоверный, оглушительный такой шум.

Дрались вшестером, выпали двое. Поезд поехал дальше, и ничего интересного с его пассажирами не приключилось. А вот потерявшаяся пара заслуживает отдельного рассказа.

Почему? Потерпите, пожалуйста, скоро все станет понятно.

За двадцать лет до события с поездом в семье воронежского инженера родились два близнеца – Иван да Егор Емельяновы. Близнецы-то близнецами, а не двойняшки. Совершенно разные. Один, который десятью минутами постарше, был черняв и мил лицом, а второй выдался русоволосым крепышом. Характеры у братьев, как впоследствии выяснилось, тоже оказались отнюдь не родственными.

Инженера весьма озадачил каприз природы, и новоявленный родитель даже подозревал грубую ошибку акушерок, но счастливая мамаша, бухгалтер одного кооператива, заверила мужа:

– Такое бывает, я в «Работнице» читала.

Делать нечего, против «Работницы» не попрешь. Благо Ваня с возрастом стал походить на мамку, а Егорка стал вылитым папкой. Коренное же отличие родителей было в том, что Елена Валерьевна Емельянова слыла исключительно удачливой женщиной, а Василию Ивановичу Емельянову по-хорошему повезло лишь однажды – когда он женился.

В отношении фарта близнецы являли еще больший контраст, чем родители. Ваньке перло отовсюду. Бог помог с умишком и миловидностью не обделил. А если паренек бедокурил, то попадало исключительно увальню-младшему.

Егор не блистал ни рассудком, ни статью. Он уродился необычайно сильным и упрямым. Уже в песочнице Егорка продемонстрировал, какую серьезную потенциальную угрозу он представляет. Несколько раз он едва не покалечил сверстников. Случайно. Емельянова-младшего злить категорически воспрещалось, ведь тогда он действительно мог изувечить. Отец замучился оплачивать чужие машинки, раздавленные ладошкой сына. Невезучесть Егора выражалась во всем. Пойдет гулять – попадет в лужу. Станет рисовать – прольет краски, проткнет бумагу и сломает кисть. Отправят за хлебом – потеряет деньги.

– Признайся, отняли, что ли? – спрашивал Василий Иванович, понимая, что глупит: хмурого бутуза побаивались пацаны на три года старше.

В школе Егора отдали в боксерскую секцию. Природная сила получила должное развитие, прогресс был налицо, но злой рок никак не позволял младшему близнецу достигнуть высоких официальных результатов. То травма перед соревнованиями, то дисквалификация по вшивенькой причине, то за неуспеваемость отлучат от тренировок и поединков. Существует такая мера педагогического воздействия: не хочешь учиться – не будешь тренироваться, пока хвосты не подберешь. А парень-то и не особо старался, потому что был ленив.

К окончанию школы Егор, прозванный за фамилию, лень и невезучесть Емелей, так и не стал кандидатом в мастера спорта. При этом тренеры единодушно утверждали, что малый он с адским потенциалом и его силищи хватит побить сначала всех в стране, а потом и в мире. Вот такой несостоявшийся Валуев жил в Воронеже.

Старший близнец, напротив, блистал талантами. Иван шутя наплавал в бассейне кандидатство, походя получал призы школьных олимпиад, учился более чем хорошо. Лучше всего парню давался футбол. Ваня играл в нападении и порой вытворял такие чудеса, какие не увидишь на чемпионате мира. Даже за областную сборную провел немало матчей. Дальше дело не пошло. Почему? Потому что Иван никогда не напрягался сверх меры, ведь был ничуть не трудолюбивее брата. Просто везло.

Откроет перед уроком учебник, ухватит суть, ответит. Спроси через день то же самое – не расскажет, забыл уже. А если вообще не выучил, то все равно не спросят. Удачлив потому что.

Знаете слово «закрыто»? А «объезд»? «Извините, все продано»? Или «по техническим причинам передача переносится на завтра»? Знаете. А Ваня с детства не знал. Ну, разве что когда с братом Егоркой был. И то редко. Почему? Правильно, фартило.

С девчонками у старшего брата складывалось просто счастливо. И подружил, и полюбил, ибо был первым красавцем в классе и пользовался безграничной симпатией всех окрестных ровесниц. Впрочем, девочки постарше тоже носами не вертели. Поэтому то, что принято стыдливо и казенно называть первым сексуальным опытом, Ваня приобрел в седьмом классе с дамочкой из девятого. К вящей зависти приятелей и даже брата. Причина успеха, думается, ясна.

Близнецы не были бы близнецами, если бы не имели похожих черт. Например, оба славились изрядным упрямством. Что еще? Иван в силу ума склонялся к цинизму, но в целом братья слыли добрыми парнями, не чуждыми понятиям справедливости, дружбы и… шкодливости. Хотя всем понятно: нешкодливый пацан – дохлый пацан.

Так они и добрались по детству, отрочеству и юности до выпускного бала. Отгремели фужеры, девки спрятали разорительно дорогущие платья в шкафы. Настала пора определяться с будущим.

Будущее – штука хитрая, прогнозам и планированию поддается не часто. Случаются и исключения. Близнецам Емельяновым была кристально ясна осенняя перспектива. Призыв. Оба здоровяки, оба упрямо заявляли, что пойдут в армию. Полная определенность.

Иван за лето успел поступить в сельхозакадемию, Егор – в строительный колледж. Слегка подзаработав, братья влились в ряды призывников. Родина послала их в Зауралье. Там, в заповедном лесу, располагалась база. Разумеется, неоднократно и во всех ракурсах сфотографированная с американских спутников. Безусловно, секретная. Тайга скрывала неизвестно от кого представителей железнодорожных и инженерных войск, а также огромные склады. Вот в батальоне охраны, в третьем взводе первой роты этого батальона и отслужили два брата Емельяновы.

Служба показала, что Иван не растерял своей везучести, а Егор – неудачливости.

Первый стал старшим сержантом, более того, замкомвзводом. Командиры давали ему краткую и по-военному емкую характеристику «толковый раздолбай», а сослуживцы прозвали Ивана не иначе как Старшой. Порядок поддерживает, душа компании, на рожон не лезет, – что еще нужно для успешной службы? Егор же получил позорные для рядового «сопельки» ефрейтора. Сыграли свою роль упертость и несообразительность. Тем не менее младший, к которому так и прилипла кличка Емеля, был на хорошем счету, потому что его физическая мощь и умение без предисловий бить по морде любому количеству противников коренным образом изменили климат в части. Драки попросту прекратились. Кому охота ходить избитым?

Два года пролетели, как быстрокрылая ракета класса «земля – воздух», и в славном месяце октябре близнецы очутились в дембельском поезде.

Представьте себе несколько десятков пацанов, избавленных от муштры, дорвавшихся наконец до свободы, предвкушающих встречу с девками, гулянками и, так уж и быть, с родными. Едут они, распивая запасы спиртного, распевая удалые песни о верных и не очень подругах, хвастаясь совершенными и выдуманными армейскими подвигами. Спорят, иногда дерутся, режутся в карты и терзают гитары.

Подвыпившие Емельяновы гуляли по поезду, потому что Ивану хотелось дружить, радоваться и праздновать, а Егор боялся оставлять брата одного. Мало ли что… Еще на службе Старшой раздобыл у приятелей-железнодорожников ключ ото всех вагонных дверей. На профессиональном жаргоне этот ключ называют «выдрой». «Выдра» делала обладателя избранным. К примеру, он мог попасть в запертый сортир. Или отомкнуть входную дверь… Иван любил получать дополнительные преимущества и пользоваться ими – тоже.

Так и получилось, что под утро старший сержант и ефрейтор Емельяновы стояли у распахнутой двери, поплевывая в проносящийся мимо пейзаж, и Ваня отважно курил, стряхивая пепел «за борт». Впрочем, поезд не слишком торопился, не скорый же!

– Смотри, продует, – предупредил Егор, но брат не расслышал.

Ночное опьянение начало развеиваться, оставляя неприятное ощущение во рту и странный гул в голове. Крепкие молодые организмы легко побеждали зеленого змия.

В тамбур ввалились четверо развеселых дембелей-десантников. Им хотелось утверждать первенство своего рода войск и сеять повсюду зерна порядка. Естественно, достигался обратный эффект.

– Э, мазута! – гаркнул самый развеселый. – А ну метнулся, дверь закрыл!

Близнецы не расслышали слов, но по свирепому выражению лиц прочитали, что у ребят есть претензии.

– Идите вы в дуло, – добродушно сказал Иван.

Десантники тоже не разобрали смысла, зато по улыбающейся физиономии Старшого определили вопиющее пренебрежение и издевку.

– Ты че, э? – Самый развеселый толканул Ивана в грудь.

Егор шлепнул горячего парня в лоб. Группа в тельняшках и беретах подалась назад.

– Бей щеглов! – завопил развеселый, и началась потеха.

Вот как раз в дебюте драки Ивана и толкнули, он поскользнулся и полетел из вагона. Брат-ефрейтор поймал Старшого, но стартовал сам не без помощи десантников.

В очередной раз выяснилось, как удачлив первый и насколько не прет другому.

– Сволочи, – по-прежнему беззвучно произнес Иван, пульнул бычком в глаз синеберетному заводиле и грамотно сиганул за близнецом.

Старший сержант кувырком скатился по насыпи и угодил в старую копну сена.

– Мягкая посадка, – выдавил Иван, поднимаясь на ноги.

В ушах будто бы шипело. Такое случается, если долго терпеть громкие звуки, а потом попасть в тихое место.

На земле валялись солнцезащитные очки-хамелеоны, выпавшие из кармана. Старшой любил эти очки. Они подчеркивали его мужественность.

Поднял и тут же отбросил в кусты:

– Да, жизнь дала трещину. Разбились.

Здесь, в низине, уже скопился утренний туман, хотя небо лишь начало сереть и до рассвета было около часа. Иван четко различил дорогу, идущую вдоль железнодорожной насыпи. Две глубокие колеи с грязными лужами. Парень отметил, что мутная вода не тронута ледком, значит, не особо холодно. Сено, так кстати оказавшееся на обочине, видимо, свалилось с трактора. Значит, где-то рядом есть поля и деревня.

Старшой справился с головокружением и зашагал к месту падения брата. Здесь насыпь отделялась от дороги высокой порослью кустарника. Иван предпочел карабкаться по склону, придерживаясь за него левой рукой. Галька сыпалась волнами, норовила забиться в армейские ботинки.

– Егор! – Пар вырвался изо рта, заклубился, рассеиваясь, словно сигаретный дым.

Шагах в двадцати зашевелились кусты, раздался стон, переходящий в нецензурный возглас.

«Матюгается, значит, живой!» – обрадовался Старшой. В шальной голове крутилась песенка: «Расплескалась синева, расплескалась. По беретам растеклась, по погонам…»

Егор выполз на склон. Штаны и куртку покрывал слой пыли, правое колено было в грязи. Здоровяк оцарапал лоб, к тому же держался за локоть левой руки и морщился.

– Как нефартово приложился! – пожаловался Егор. – Но вроде ничего не сломано.

– Вот и хорошо, – буркнул Иван. – Главное, живы и условно здоровы. А тем козлам я бы сейчас с удовольствием насовал по рылам.

– Или они тебе, – хмыкнул ефрейтор, отряхиваясь.

Братья замерли на склоне – два парня в парадках. Октябрьская ночь медленно отступала.

Шок, испытанный при падении, прошел, и стало зябко.

– А холодно, блин, – хмуро пожаловался Егор.

Старшой кивнул, размышляя, что предпринять:

«Лезть на железнодорожное полотно? Бессмысленно. Идти? А куда? Можно замерзнуть, не добравшись до жилья…»

Иван забрался чуть выше и обозрел темный лес. Во мгле виднелся столб дыма, поднимающийся из чащи в темно-серое небо.

– Дыма без огня не бывает, – усмехнулся Старшой. – А где огонь, там тепло и люди.

– Пойдем, – обрадовался младший.

Они продрались сквозь кустарник, пересекли разбитую дорогу и углубились в заросли.

Осенний лес пахнет особенно – кто бывал, тот понимает. Иван надеялся уловить в этом аромате запах дыма, ведь ориентироваться вприглядку было нельзя. Зато Старшой запомнил направление. Спустя четверть часа бесплодной ходьбы он пожалел о своем скоропалительном решении: «Уж лучше бы пошли вдоль дороги».

– В лесу родилась елочка, – тихо напевал Егор.

Здесь росли действительно роскошные ели – густые, высокие, радующие глаз. Чем светлее становилось, тем больше деталей различали братья. Чуть поодаль было вкрапление березняка. Желтая полоска в темно-зеленом лесу.

Под ногами мягко пружинил ковер из сухих иголочек, чешуек коры и мелких веточек. Ходьба слегка согревала, но рано или поздно ходокам придется остановиться. Перспектива продрогнуть не радовала. Пролетели еще пятнадцать минут, а признаков жилья или костра так и не обнаружилось. Либо братья-дембеля проскочили мимо, либо дымный столб был значительно дальше, чем казалось.

Старшой остановился, Егор-Емеля тоже.

– Давай-ка, Егор, подобьем бабки, – сказал Иван, запуская стылые руки в карманы.

Осмотр дал неутешительные результаты: зажигалка, перочинный нож, полсотни рублей, мобильный телефон и злополучный ключ-«выдра». Егор последовал примеру брата и извлек из своих карманов пятнадцать рублей мелочью, патрон от АКМ и газету «Аргументы и факты». Газета, кстати, принадлежала Ивану.

– Негусто, – пробурчал Старшой, ежась. – Особенно в условиях глухого леса… Подожди-ка!

Его взгляд как раз остановился на газете. Иван протянул руку, Егор пожал плечами и расстался с прессой.

А у Старшого челюсть отвисла – на первом развороте были абсолютно не те заголовки, что Иван прочитал накануне. Более того, сама газета теперь называлась «Алименты и артефакты». Глаза Старшого метались от новостей к анонсам и обратно, а губы шептали:

ГВОЗДЬ НОМЕРА. Рязанская журналистка взяла интервью у Бога.

ПРОИСШЕСТВИЯ. Госпитализирована девочка, ковырявшая в носу. В ходе двухчасовой операции совок удалось извлечь.

ЧИНОВНИКИ. Сумасшедшая служащая загса регистрировала браки микробов!

ХАЙТЕК. В Японии разработан новый туалет с искусственным интеллектом. Он не только развлекает вас во время процесса, но и едко комментирует все ваши действия.

О ДУХОВНОМ. Священник-сектант из Колумбии обратил в свою веру плантацию помидоров и назвал ее томатной паствой.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Старшой.

– Не-а. Отрыв башки какой-то, – ответил Егор.

– Ладно. – Иван свернул газету и затолкал ее в карман. – Мобила-то твоя где?

– В сумке осталась.

– Угу, плакали наши вещички и бабки. А до дома еще сутки пилить… Если на поезде.

Посмотрев на экран мобильного телефона, Старшой слегка воспрял духом. Диаграмма показывала вполне хороший уровень приема. Денег на счету было достаточно, поэтому Иван решил набрать номер родителей.

В трубке затрещало, пикнуло, и проклюнулся дребезжащий старушечий голос:

– …ибо нет, не отвечають, али находются внизу, не в доступе…

Снова защелкало, запищало, прокричало петухом. Иван отнял мобилу от уха, и вовремя – внутри ухнуло, а из-под корпуса засочился сизый дым.

– Капец сотику, – констатировал старший Емельянов.

Он выцарапал сим-карту, выкинул сдохшую трубку под елку. Раздался глухой звук удара, тихий визг, и из-под разлапистых ветвей выскочил крупный заяц-русак.

– Еханный бабай! – невольно воскликнул Иван.

– Такой обед убежал, – пожалел Егор.

Он был парень не пугливый. Скорее вечно голодный.

Старшой покачал головой:

– Тут бы от холода не окочуриться, а ты о еде! Ладно, давай найдем место для костра. Зажигалка-то есть.

Надо сказать, что Иван покуривал, но без фанатизма. Все больше за компанию. Вот и сейчас его только начатая пачка «Явы» ехала в Москву. Хорошо, зажигалка осталась в кармане.

Достигнув березняка, братья облюбовали широкую поляну и принялись собирать сушняк. Егор увидел между елками хлипкий сухостой, отправился заломать пару деревьев. Легко победив первый ствол, здоровяк случайно скосил глаза в глубь ельника. Там, метрах в тридцати, была еще одна поляна, в центре которой возвышалась осина. Рядом горел огромный костер. У костра кто-то стоял, но Егор не разглядел кто.

– Эй, Вань! Дуй сюда! – крикнул младший.

В этот момент Старшой уже сидел над будущим костром и прикидывал, какую часть газеты пожертвовать на растопку. Анонсы ему нравились. Например, откровенно развлек такой: «Найдены неопубликованные тексты Агнии Барто. Сорокин отдыхает!»

Новости тоже бодрили: «Вчера возле магазина модной одежды, пренебрегая правилами дорожного движения, гражданку Петрову задавила жаба».

Услышав зов Егора, Иван сунул газету в карман и побежал к брату. Мало ли куда вляпался этот несчастный увалень?

– Да ты у нас счастливчик! – оценил Старшой находку Егора. – Пошли знакомиться с туристами.

Хозяин костра не был похож на туриста. Скорее он принадлежал какой-то угрюмой секте, членам которой приличествовало носить черные рясы с капюшонами и опираться на массивные посохи.

– Надеюсь, он реально один, – прошептал Иван.

Воронежцы вышли на открытое пространство, затем приблизились к костру. Наконец поравнялись с человеком в рясе. Глаза его были закрыты, губы быстро-быстро шевелились.

«Сатане молится», – решил Егор и сильно-сильно захотел ударить мужика в голову. Ефрейтор не любил сатанистов.

Мужик был немолод. В его черных волосах уже виднелись лоскуты проседи, особенно в бороде – длинной, но не поповской, а какой-то тонкой, разделенной надвое.

– Здорово, земляк, – сказал Старшой.

«Сектант» обернулся и пронзил пришельцев гневным взглядом. Потом воздел длинные жилистые руки к небу, сжал их в острые кулаки и заорал:

– Смерды! Никчемные смерды!

Затем мужик опустил руки, взор его погас, а плечи обвисли.

Егор зыркнул на Ивана, дескать, что делать: в морду дать или пусть пока? Старшой шепнул:

– Погоди.

Меж тем хозяин костра скорчил скорбное лицо и заговорил, глядя на пламя и шмыгая орлиным носом:

– Все псу под хвост… Такое заклинание найти, разобрать, перепроверить, выучить… Годы упорного труда. Ожидание верного часа… Когда теперь звезды встанут положенным порядком? Я всю ночь старательно читал, ошибался, начинал снова… Три часа без запинки… Знаете ли вы, презренные, что мне оставалось изречь последнюю фразу заклинания? Ровно девять слов. Скоро рассвет. Теперь я не успею… В кого бы вас превратить? В лягушек? Нет. Найдется какая-нибудь дуреха-царевна, поцелует, и вот они вы. В чудовища? Какой там! Начнете растить аленький цветочек, заманивать купца. А там и дочка пожалует. Полюбит – опять-таки выпутаетесь. Усыпить вас вечным сном? Концовка будет та же: девка, поцелуй, снятие чар. Да, никчемные смерды, пожалуй, я вас умерщвлю.

После этих слов Емельянов-младший мгновенно исполнил восхитительный удар-крюк, и мощный дембельский кулак сбил «сектанта» с ног, словно ураган былинку. Мужик брякнулся безвольным мешком наземь и затих.

Иван нагнулся над телом, потер свой щетинистый подбородок.

– А чего он угрожал? – с вызовом стал оправдываться Егор.

– А я разве спорю? Бредил, наверное, – ответил Старшой. – Правильно ты его рубанул. Только бы не насмерть, Роки ты наш Бальбоа…

– Не, я аккуратно. Что я, зверь, что ли? Лишь бы черепушка не гнилая была.

– Свяжи его.

Младший принялся озираться в поисках веревки. Иван поморщился:

– Оторви полосу от рясы.

Пока Егор возился с плененным «сектантом», Старшой размышлял о том, что попавшие в лес люди обычно боятся диких зверей, а стоило бы опасаться отморозков наподобие этого шизика. Заклятия, угрозы… Слава богу, не вооружен. Но такой и покалечить может сдуру. Хорошо, что есть младший брат, терминатор из плоти и крови, не раз выручавший в детстве, да и в армии тоже.

Во всяком случае, с дедами проблем не было. Сразу после учебки Емельяновы попали в батальон охраны. В их взводе наводили порядки старослужащие во главе со старшим сержантом Тупорылкиным. Изрядно тупой фрукт, претендующий на роль креативного лидера зажравшейся шпаны. Он планомерно измывался над первогодками. К прибытию близнецов Тупорылкин как раз изобрел нечто новое. Нет, не классическую зубную щетку и чистку гальюна, а ультрановое, впрочем, более легкое, но не менее унизительное. Тупорылкин видел в какой-то передаче, как по Москве ходят дворники и, нанизывая мусор на специальную заостренную палку, собирают его в пакеты. Ущербная фантазия «дедушки» родила новый метод «постройки соловьев»: на плац высыпались ненужные бумажки, а первогодка вооружался зубочисткой и ползал, загружая хлам в пилотку.

Правда, дальше проекта издевательство не зашло. Тупорылкин сотоварищи решили испробовать новацию на рядовом Иване Емельянове. Откуда им было знать, что спокойная фраза красавчика-первогодки «Егор, иди сюда, тут груши поспели» станет адским приговором.

Младший отработал быстро, деды попали в лазарет, и в тот самый час негативные неуставные отношения в роте практически прекратились.

Вот такую трогательную историю припомнил Иван, наблюдая за сноровистым трудом Егора. Потом близнецы подсели к костру и стали греться.

Жар согрел дембелей в считанные минуты. Иван даже расстегнул китель. Под ним обнаружилась майка со стилизованным портретом самого раскрученного революционера в мире и надписью: «Come on, Данте! Че Гевара».

Егор не спускал с пленного глаз. Наконец мужик зашевелился, закряхтел, ворочаясь и пытаясь подняться.

– Не трепыхайся, зема, – посоветовал Старшой. – Ты себя неправильно повел, грузить начал, а мы люди мирные. Нам, представь, помощь нужна.

– Да, она вам очень скоро понадобится, ибо я – великий ведун, испепеляющий словом, – процедил сквозь зубы «сектант».

– Вань, он опять угрожает, – вроде как пожаловался Егор, хрустя суставами пальцев.

– Пусть поговорит. Может, полегчает. Если бы ты был великим колдуном, ты бы стал заявлять об этом каждому встречному? Да еще и со связанными ручонками?

– Гы! Не-а. Я бы сразу в бубен. Словом испепеляющим.

Бородач слушал эту невинную беседу внимательно и, чувствовалось, делал выводы.

– Ну что, потолкуем, земляк? – дружелюбно обратился к нему Иван.

– Потолкуем, – смирился пленник.

– Ты моего братана извини, он не любит, когда нам угрожают. Нас так батя воспитал. И твои занятия прервать мы, ей-богу, не планировали. Ну, не повезло тебе. Отнесись к этому происшествию философски. Знаешь, есть такие монахи в Тибете. Они разноцветным песочком по нескольку лет высыпают огромную картину мира. Не подумай, что я матюгаюсь, но ее называют мандалой. Слышал о такой?

– Нет, – признался мужик.

– Так я и предполагал. Деревня, – кивнул Старшой. – Монахи, значит, мандалу эту песочком нарисуют, а потом, когда она готова будет, сами же и сметают, чтобы взяться за новую.

– Сущая бессмыслица, отроче, – произнес бородач.

– Не согласен. Они учатся смирению и делают мир лучше… А, забудь. Лучше подскажи, где мы находимся и как попасть в ближайший населенный пункт?

– А вы откуда, с луны свалились? – «Сектант» прищурился.

– Странно, я то же самое о тебе подумал, – ответил Иван. – Мы от поезда отстали. Ответь на вопрос, не зли моего брата.

Для усиления воздействия Егор скорчил лютое выражение лица. Мужик поежился.

– Мы с вами в пограничном лесу Задолья. Раньше буквально за тем пролеском был хутор Плющиха, но полсотни лет назад Яга его покинула. Теперь там никто не живет. Стало быть, идти вам нужно туда, откуда явились. Через полдня достигнете первого села Тянитолкаевского княжества. А оттуда день конного пути до самого Тянитолкаева.

Старшой обратился к брату:

– Моя догадка верна, он шизик.

– Согласен. Или прикидывается.

– Слышь, зема, – продолжил беседу Иван. – Брось издеваться. Какое княжество? Какая Яга? Я о Тянитолкаеве впервые слышу.

Пауза затянулась. Пленный молчал, буравя черными глазами Старшого. Егор перестал щелкать суставами. Лишь трещал костер да чирикала неподалеку назойливая птичка.

– А вы воистину нездешние, – промолвил мужик. – Зрю, братья вы. Чую, не от мира сего.

Близнецы ошеломленно переглянулись. Неведомый шизик был чуть ли не первым посторонним человеком, с ходу распознавшим их родство. А еще Иван вспомнил газету «Алименты и артефакты» с мобильным телефоном и стал подозревать, что с ума сходят как раз они с братом, а не это чучело в рясе.

– Ты из какой секты? – сипло спросил Старшой.

– Прости, не понял.

– Ну, почему в таком наряде? Чем тут занимался-то?

– А! Так ведун я. Отшельничаю, науку колдовскую постигаю. Зовите меня Перехлюздом.

– Хорошее имя для мальчика, – хмыкнул Иван, и Егор гоготнул.

А Перехлюзд собрался с силами, глубоко вздохнул и прошипел:

– Спать!

Старшой удивленно моргнул и вдруг понял, что на него накатывается непреодолимая волна сна. Иван свалился, чудом не укатившись в костер, и засопел. Младший тоже почувствовал действие чар, только оказался крепче брата.

– Ах ты, суппорт с фартуком! – сказал он Перехлюзду. Это ругательство парень изобрел, когда подрабатывал токарем.

Шаг к ведуну показался Егору деянием, тянущим на подвиг: ватные ноги не слушались, тяжелая голова клонилась на грудь, руки повисли плетьми. Собравшись с силами, дембель-исполин сжал правую кисть в кулак, шлепнулся перед Перехлюздом на колени и вмазал ему в глаз.

Удар получился так себе. Для Егора. А ведуну как раз хватило, чтобы очутиться в новом нокауте. Чары мгновенно рассеялись. Емельянов-младший потряс русыми вихрами, пару раз по-боксерски шлепнул себя по щекам. Очнулся и Старшой.

– Еле успел, – сказал Егор, передергивая могучими плечами.

– Ну, точно сектант. Гипнотизер хренов. – Иван поднялся на ноги. – Мотать надо. Очухается, пусть сам выпутывается.

– А куда пойдем? В этот, как его, Тянитолкаев, что ли?

– Обратно к железной дороге. Там еще проселочная была. Должна же она куда-то вести, правильно?

– Ага.

Близнецам не хотелось покидать костер, но рассиживаться тоже не годилось. Братья-дембеля потопали туда, откуда пришли. Они не заметили, как Перехлюзд приоткрыл глаза, прошептал заклинание и дунул им вслед. Пар, вырвавшийся изо рта ведуна, приобрел очертания головы неведомого злобного демона и растаял. Лишь тонкая прядка потянулась за обидчиками чародея, но и она истлела в сыром утреннем воздухе.

Иван засек по часам время. Уже рассвело, день обещал быть теплым и солнечным. Спустя расчетные полчаса насыпь не появилась. Емельяновы выросли в городе и не особо умели ориентироваться в лесу, елки – они и есть елки. Однако Старшой не сомневался: шли правильно, в сторону не забирали, так что железная дорога должна была вот-вот появиться. Тем не менее проклятая «железка» пропала.

Ведь от нее просто обязаны были разлетаться звуки стучащих по стыкам составов! И – тишина…

– Чертовщина какая-то, – сказал Иван еще через пять минут. – Ну, хорошо. Туда мы шлепали замерзшие и испуганные. Обратно – согретые. Вероятно, сейчас двигаемся медленнее. Но не сильно. А это означает…

– …что мы заблудились, – закончил Егор, пряча руки в карманы.

В звуки просыпающегося леса – перекличку птиц, потрескивание коры и падающих веточек, шелест ветерка – ворвался странный утробный стон.

– А не тепловозный ли это гудок? – радостно воскликнул Иван. – Но откуда?

– Кажись, слева, – предположил младший.

– Я тоже так решил. – Старшой тут же изменил направление, Егор не отставал.

Примерно через километр заросли стали гуще, потому что начались вкрапления лиственных деревьев. Стали попадаться низины, окруженные кустами. Ивану категорически не нравилось то, что он видел. Ведь ни оврагов, ни осин возле железной дороги не было. Невезучий Егор не заметил ямки, присыпанной сухой листвой, оступился и слегка подвернул ногу. С его весом немудрено. Пришлось сбавить обороты.

Братья спустились в одну из низин, чтобы не обходить ее, теряя время. Стоило им поравняться с тополем, чьи корни торчали из склона оврага, образуя подобие шатра, как оттуда выкатилось мерзкое существо. Оно заорало глубоким басом, напоминавшим гудок паровоза. Испуганные близнецы отпрянули.

Существо встало, растопырило скрюченные пальцы и двинулось на дембелей. Те оправились от шока и осознали, кто их атакует. Это был грязный синюшный мужик среднего роста, с желтыми глазами и сиреневыми губами, патлатый, с длинными ногтями, похожими на когти. Человек скалил гнилые зубы и болтал черным языком.

– Мертвец! – сорвался на фальцет Иван.

Егор шагнул к умруну и нанес ногой небывалой силы удар в его хлипкую грудь. Покойник лишь пошатнулся. Ефрейтор Емельянов застыл, не понимая, как после такого пинка можно остаться на ногах.

– В стороны! – скомандовал Старшой.

Близнецы разбежались. Мертвяк, не колеблясь, стал преследовать Ивана. Усопший не проявлял сноровки и быстроты, но действовал целеустремленно. Его плавные, но неотвратимые движения завораживали, подавляя мысли о сопротивлении. Остановившийся было Старшой стал пятиться. Он, разумеется, рисковал оступиться, что и произошло.

Иван с размаху сел в листья, а покойник без промедления бросился на него. Завязалась борьба. Смрад разлагающегося тела был невыносим. Парень, оказавшийся внизу, боролся с мертвецом молча, все силы уходили на то, чтобы не допустить размеренно клацающую пасть к рукам и шее.

Емельянов-младший потерял несколько секунд, таращась на возню брата и умруна. Потом разбежался и смачно пнул ужасного мужика по ребрам. Они сломались с утробным хрустом, но покойник даже бровью не повел.

Егор схватил его за патлы, но грязный клок вместе с лоскутом кожи остался в руке. Мертвец начал одолевать Ивана. Тогда крепыш-ефрейтор взялся за скользкие синюшные плечи покойника и принялся оттаскивать монстра от брата.

Сначала мертвяк будто и не заметил усилий Егора. Затем стал сдавать позиции, тем более младший уперся коленом в изъеденную язвами спину.

Покойник злобно зарычал, высвободил одну руку и схватил ефрейтора за левую ногу.

Воспользовавшись послаблением, Иван ткнул мертвяка пальцами в глаза. Противно чавкнуло, и Старшой чуть не потерял сознание от усилившейся вони. Наглый усопший дерганул ногу Егора, отчего тот шмякнулся навзничь, отпуская плечи монстра.

Ослепший покойник приблизил ефрейторскую ногу к своей роже и нацелился на укус. В последний момент Иван врезал мертвяку в скулу, и тот впился зубами в каблук армейского ботинка, хотя поначалу примеривался к лодыжке.

Егор влепил свободной ногой в мерзкое тело, одновременно дергая левую на себя. Гнилые зубы хрустнули, умрун взвыл, поднимая голову к небу.

От безысходности Старшой стал шарить по земле и наткнулся на какую-то хлипкую палку. Не раздумывая, он вонзил ее в грудь покойника. Палочка вошла, как нож в масло. Мертвец вякнул и обмяк, выпуская ногу Егора и валясь на Ивана. Старшой спихнул с себя побежденного монстра, встал на четвереньки. Емельянов-младший сел, растирая голень.

– Не рука, а клещи. Чуть не раздробил, – пожаловался он брату. – А как это ты его?

– Палочкой. Вот тут валялась.

– Повезло, – прошептал Егор.

Иван посмотрел наверх. Над местом схватки склонилась осина. Усмехнулся:

– Это точно. Считай, готовый осиновый кол валялся. Они, кажется, от мертвецов помогают, так?

Ефрейтор помолчал, потом тихо спросил:

– Как думаешь, братка, это мы с ума спятили или Россия?