Читать книгу Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Брат во Христе - Сергей Анатольевич Панченко, Сергей Панченко - Страница 1

Ко всем человеческим страстям отец Анатолий имел одинаковое влечение, которое можно было назвать чрезмерным. Он любил выпить, но именно любил. Относился к этому процессу с настоящим эстетическим пиететом. Красивый стол к рюмке водки, коньяка или виски обязательно должен быть, иначе и не стоило затевать пьянку. Как ему самому казалось, именно сочетание еды и крепкого алкоголя (слабый он не уважал совсем), провоцировало его и даже вдохновляло, как красивая особа – поэта.

Чревоугодие было его второй страстью и неотъемлемой частью первой. За плохой стол отец Анатолий не садился, постная пища не возбуждала его аппетит, но с его доходами он мог позволить себе любые деликатесы. Из-за потакания второй страсти отец Анатолий ежегодно прибавлял килограммов по пять, и в настоящее время его вес перевалил за центнер. На пожертвования от прихожан он обзавелся большим автомобилем, но, перейдя стокиллограмовый рубеж, отец Анатолий снова начал ходить пешком. Ему хотелось поддерживать себя в форме, чтобы хватало мужских сил на еще одну страсть: отец Анатолий охоч был до женщин. Терпение он имел и не влачился за женским полом по постам и праздникам уважаемых им святых. Во время литургий, воскресных молитв и даже отпеваний он умудрялся выглядывать в толпе прихожан смазливое личико и кадрить его одним только плутовским взглядом. Слава бежала впереди отца Анатолия. Многие местные одинокие и просто любящие процесс дамы приходили в церковь, чтобы привлечь отца Анатолия. По окончании всех служб он находил в ящике для пожертвований адреса ждущих его сластолюбиц и бодрой походкой покидал церковь, чтобы получить воздаяние за труды свои.

Отцу Анатолию было ближе к сорока. На путь служения Церкви он встал в довольно молодом возрасте. Духовные терзания после совершенных им неблаговидных поступков не давали жить. Тогда он начал молиться и почувствовал, как терзания куда – то бесследно деваются. Рассказывая о них Богу, он будто очищался, сбрасывал себя на ноль. Тогда ему пришла в голову совсем интересная мысль: а что, если он устроится к Богу на работу? Тогда своим служением он сможет не просто очищать себя, но и набирать запас, который можно будет спустить весело и разом.

Все было прекрасно до последнего времени, и это абсолютно устраивало отца Анатолия, пока не началась какая-то чертовщина. Именно чертовщина – мимолетная, ускользающая, призрачная. То что-то черное мелькнет в боковом зрении, то шорохи начнут раздаваться по церкви, то засмеется в ночи далеким сатанинским смехом, то пол качнется под ногами, то среди ночи померещится призрак в окне. Отец Анатолий обратился в поликлинику – проверить голову, сосуды и все, что может вызвать галлюцинации. Врач ничего подозрительного не нашел, для верности выписал лекарства и заставил пропить. Это не помогло. Черти подбирались все ближе.

Тогда отец Анатолий решил, что с грехами надо заканчивать. Как-никак, он – лицо, приближенное к Богу, и если ему вскоре суждено закончить земной путь, то предстать пред очи апостола Петра он хотел с положительной характеристикой. Отец Анатолий бросил пить, из еды ел только кутью, запивая ее освященной водой, на женщин не смотрел совсем. И ждал улучшения. Но темнота сгущалась вокруг него. Черные тени прятались за спину, выглядывали через окна, шуршали в простенках. В конце недели батюшке стало совсем невмоготу терпеть, и по окончании служб он выпил бутылку водки, занюхав ее свечными огарками.

Пробуждение было тяжелым не только из-за сильного похмелья. В руках у отца Анатолия был крест, грубо вырезанный из церковной мебели. К одному из ответвлений креста скотчем был примотан нож. Батюшка совсем не помнил, откуда у него в руках оказалось это опасное изделие. Выходило, что сделал его он сам. Покалеченные ресурсы лежали рядом. Отцу Анатолию стало страшно – по – настоящему, суеверно и до холода в стопах. Знать, прогневил он Бога, знать, видел он дела его и позволил Сатане открыть окошко в мир, чтобы истязать неумного раба своего. Отец Анатолий разрыдался. Слезы потекли по его щекам и бороде, превратив ее в козий хвост.

Он подолом рясы утирал свое лицо и приговаривал все молитвы, которые смог вспомнить с похмелья. Упрашивал Бога дать знак ему, чтобы он понял, на какой путь ступить для исправления.

Отец Анатолий закрыл церковь, вывесил табличку, что сегодня службы осуществляться не будут, и направился домой. Крест, сделанный своими руками, он не выбросил, почувствовав к нему бессознательную тягу. Жители поселка видели, как непривычно рано их священник широкими шагами шел в обратную от церкви сторону. Видели они его в последний раз.

Отец Анатолий свернул на свою улицу и наткнулся на дико заросшего бездомного. В нос ударил запах грязи. Батюшка хотел обойти его, но бездомный, чистым и сильным для бомжа голосом обратился к нему:

– Не покормишь юродивого, батюшка? Недели маковой росинки во рту не было.

Именно голос остановил отца Анатолия – чистый, певучий. Если бы этот грязный бездомный прохрипел свою просьбу, то он не сбавил бы и шага, пройдя мимо него, как мимо докучливой мухи. Батюшка присмотрелся к человеку. Пристальный взгляд чистых глаз загипнотизировал его.

– Отчего же не помочь? Идем со мной, накормлю, чем Бог послал, и баньку для тебя растоплю.

Бомж бесшумной походкой пошел следом за отцом Анатолием. Они подошли к отъезжающим в сторону кованым воротам. Дом отца Анатолия, построенный на милосердные пожертвования, своей монументальностью не уступал церкви и даже превосходил ее в количестве архитектурных нюансов.

– Я не пойду внутрь, батюшка. Боюсь оскорбить своим видом твои хоромы. Будь милостив, вынеси сюда, – попросил бомж.

– Да тут только собаки мои едят. Проходи, не стесняйся. – Отец Анатолий пригласил бомжа в дом.

Ему на ум не приходило, по какой такой причине он ведет это грязное существо в свои стерильные опочивальни. Отец Анатолий усадил за стол гостя.

– Как зовут тебя, человек? – спросил он.

– Нет у меня имени. Как хочешь, так и зови.

– Да как это так?! Ведь звали же как-то тебя, до того как… – Батюшка осекся.

– Я всегда такой был, – признался бомж.

Отец Анатолий посчитал, что человек не хочет бередить жизнь, в которой были причины стать бродячим человеком. Он открыл холодильник и стал выставлять еду на стол. Добрался он и до бутылки коньяка. Сейчас ему нужно было выбить клин тем же клином. Посмотрел на бродягу и достал из холодильника еще и бутылку дешевой водки. Разложил на столе еду, налил себе в бокал коньяка, а гостю – водки в стакан, решив про себя, что и такой подарок для бродяги чересчур.

–Угощайся, чем Бог послал. – Отец Анатолий придвинул к нищему тарелку с давнишними пельменями.

–Спасибо вам, но я не пью.

«Так вот почему у тебя такой чистый голос», – подумал батюшка.

В голову ему пришла одна интересная мысль. Он уже давно присматривался к прихожанам, подумывая, создать церковный хор.

– Поешь? – с надеждой спросил священник.

– Если вы о профессиональном пении, то нет. А так петь люблю.

Отец Анатолий в два больших глотка выпил бокал коньяка, приложился носом к соленому огурцу и довольно крякнул. Огурец провалился в бороду и захрустел на мощных челюстях священника.

– Хор хочу сделать, чтоб гремел на всю округу! – Батюшка замахнулся одной рукой, а второй снова налил коньяка. – Чтоб в нашу церковь все ездили. Чтоб… чтоб…понимаешь, проходимость какая будет? Это Бог тебя послал ко мне, точно говорю. Ты у меня звездой станешь! Мы такие псалмы петь будем – заслушаешься!

Батюшка раскраснелся. Глаза его засверкали торжеством. Мысль с хором показалась ему настолько удачной, особенно в плане увеличивающихся доходов, что невольно побежала еще дальше. Отец Анатолий представил, что откроет сиротский приют и добьется помощи на его содержание не только от государства, но и от епархии. Чертовщина, мучившая его в последнее время, забылась (не в последнюю очередь благодаря подействовавшему коньяку). Батюшка снова поднес бокал с коньяком к бороде.

– Ну, чтоб все получилось! – пожелал он и махнул бокал в открывшееся в бороде отверстие.

Священник поставил бокал и потянулся за огурцом, да так и замер. Вместо бродяги сидел другой человек в странном одеянии. Оно струилось светом и как будто не отражало его, а излучало самостоятельно. От прежнего бродяги у человека остались только глаза. Они смотрели с любовью и состраданием. Отец Анатолий все же схватил огурец и принялся креститься им.

– Что я сделал не так? – Коньяк быстро терял свои свойства в испуганном организме.

– Не что сделал, а что предстоит сделать. – Бродяга, или кто он там был на самом деле, блаженно улыбнулся.

Отец Анатолий почувствовал, как обстановка его кухни зашевелилась и поплыла, как воск на церковной свече. Тьма накатывала со всех сторон, и только глаза бродяги светились, как два синих уголька. «Помираю, – решил батюшка. – Это ангел пришел за мной, проводить в царствие небесное». Тьма закрыла всё – и свет и звуки и даже тепло, – погрузив в ледяное ничто.

Отец Анатолий лежал на полу кухни. Теряя по неведомой причине сознание, во время падения, он ухватился за скатерть и все, что стояло на столе упало на него. Священник лежал неподвижно и едва сопел. Капустный лист из перевернувшегося на лицо салата то закрывал одну ноздрю, то распрямлялся под мощным выдохом. Короткий проблеск сознания заставил отца Анатолия дернуть ногой и глубоко вздохнуть. Проблеск нес в себе неприятное воспоминание о пережитом страхе. Он неясно тревожил, но его еще было недостаточно для полного восстановления сознания.

Батюшка задвигал ногами активнее. Салаты и закуски посыпались с рясы. Святой отец махнул рукой и припечатал к лицу кусок жареного мяса, натертого приправой из красного жгучего перца. Часть приправы втянулась в ноздри во время вдоха. Отец Анатолий зашевелил ноздрями, заерзал на одном месте, а потом громко чихнул. Чих вернул его в настоящий мир. Глаза открылись и забегали по кухне. В них еще читался страх.

– Ох! – вздохнул преподобный отец. Его тошнило.

Ощущение было такое, будто он выпил не два бокала дорогого коньяка, а литр сивухи. Отец Анатолий прокрутил в памяти воспоминание и не нашел в нем подтверждения своим сомнениям. Он хорошо запомнил момент отключки. Мозг прорезал разряд молнии. Его же ограбили! Этот маскирующийся под бродягу тип каким-то образом добавил в коньяк клофелин и обчистил его. Святой отец не без труда сел. Обстановка вращалась, вызывая приступы тошноты. Живот резало, как после отравления.

– Молочка бы. – Отец развернулся в сторону холодильника и на карачках дополз до него.

Холодильник не работал. В нем едва чувствовался холод. Батюшка прикинул, что если холодильник отключился вместе с ним, то, судя по его состоянию, прошло не меньше пяти часов. Пакеты с молоком стояли на полке в дверке холодильника. Отец Анатолий вынул один и сделал несколько жадных глотков. Молоко растеклось по бороде. Жажда немного отступила, но ощутимого облегчения не произошло. Алкоголь мог бы помочь намного лучше. Святой отец сомневался, стоит ли сейчас прибегать к этому способу лечения. Скорее всего, придется вызывать полицию, а если он будет пьян, то его показания не будут приняты всерьез. В том, что он ограблен, отец Анатолий не сомневался. Других причин повергать его в беспамятство не было. Ему стало смешно, когда он вспомнил, что принял бродягу за ангела.

Священник придвинул табурет и с его помощью встал на ноги. Опора была шаткой. Земля под ногами ходила ходуном. Пришлось опереться о холодильник, сделать несколько шагов вдоль столешницы кухонного гарнитура, развернуться и сесть за стол. Трудно было представить, сколько сил может потребоваться, чтобы подняться на третий этаж, в секретную комнатку, где хранилась вся наличность, золото и драгоценности. Взгляд упал на бутылку водки – единственное, что не было стянуто на пол. Только вместо прозрачной жидкости в ней было что-то грязно-бурое, будто прошедшее по ржавым трубам. Под бутылкой лежал листок. Отец Анатолий пододвинул к себе и листок и бутылку.

«Панацея» – единственное слово, написанное на листке. Батюшке оно показалось насмешкой. Не этой ли панацеей его опоили накануне? Он понюхал содержимое бутылки. Оно воняло хуже, чем выглядело. Ни дать, ни взять, воняло, будто давнишнего покойника запхали в бутылку. От сравнения живот резанул болезненный спазм. Отец Анатолий охнул и выругался не по – христиански.

Перед батюшкой стоял выбор: найти в себе силы подняться и проверить свой тайник или просто позвонить в полицию и сказать, что его ограбили. А заодно еще и в «скорую помощь», чтобы откапали. Отец Анатолий вынул из кармана телефон, набрал полицию и стал ждать, когда возьмут трубку. Сигнал сразу сорвался. Пришлось снова повторить звонок, результат получился тем же.

– Заступнички. – Отец Анатолий посчитал, что трубку не берут намеренно. Обедают, совещаются или футбол смотрят. Набрал больницу. Звонок снова сорвался. Только после этого он догадался посмотреть на экран. «Антеннок» не было ни одной.

– Вовремя как. Ну, раз полиция дремлет, можно и коньячку.

Святой отец повторил путь к холодильнику. В его коллекции было достаточно хорошего алкоголя, но сейчас захотелось самого забористого. Самым крепким напитком был шестидесятиградусный ямайский ром. Батюшка свинтил пробку одной рукой, закинул в рот горлышко и, не дыша, сделал несколько глотков. В желудке приятно зажгло, и рези, как будто растворились в этом тепле. По венам потекла сила, и в голову пришла ясность.

– Совсем другое дело! – Батюшка заглянул в холодильник, ища закуску.

На глаза попались шарики моцареллы. Один за другим он закинул в рот три штуки, сделал еще один большой глоток из бутылки с ромом и с чувством выполненного долга поставил бутылку назад. Теперь можно было идти проверять убыток.

Выходя из кухни, отец Анатолий щелкнул выключателем. Как и следовало ожидать, свет не включился. Святой отец был уверен, что отключение света было одним из этапов его ограбления. Замки в секретной комнате были электронными. Грабители наверняка знали об этом. Поднимаясь по лестнице, батюшка никак не мог понять, что было не так. Что – то ему казалось непривычным, но задумываться об этом он не мог, пока не увидит, что сталось с его запасами.

Он замер перед секретной дверью, прикрытой постаментом, на котором стояла гипсовая Венера. Отец Анатолий завел руку за скульптуру и придавил «каменную» ягодицу. Сенсор уловил его тепло, и в стене открылось электронное табло. Пароль он знал в любом состоянии. В тишине едва слышно щелкнул замок. Отец Анатолий толкнул участок стены. Он легко подался и ушел в сторону.

В комнате-сейфе ничего не тронули. Все было на местах и лежало в том же порядке, в котором он все оставил в прошлую ревизию. От неожиданности святой отец сел. На душе стало намного легче.

– Чего же тебе надо было, собака? – Он вспомнил последний момент, перед тем как отключиться.

Бродяга в странном одеянии сидел напротив и говорил что-то про то, что он должен что-то сделать. А был ли бродяга? Может быть, он – продолжение все той же чертовщины, что преследовала его в последнее время? Отец Анатолий покинул комнату, чтобы не разряжать аккумуляторы понапрасну. Теперь, когда настроение его улучшилось, он позволил себе посмотреть по сторонам.

Ноги подогнулись сразу же, и вернулись рези в желудок, как только святой отец понял, что не узнает вид из окна. Его родного поселка не было. Вместо домов и улиц за окнами росли деревья. Они начинались сразу за забором и, судя по их виду, росли там много лет. Батюшка протер глаза, прочитал молитву, перекрестился. Вид за окном остался прежним. Он подхватился и перебежал в противоположную сторону дома, в надежде, что морок на той стороне не действует.

Он действовал и там. За забором его владений начинался другой мир. Оставалась еще надежда, что мир ему только казался вследствие перенесенного обморока, который был вызван непонятной природы галлюциногеном. На подкашивающихся ногах отец Анатолий выскочил на улицу. В нос ударил влажный запах близкого леса, а слух наполнился громким лягушачьим хором. Во дворе же все осталось на своем месте. Отец Анатолий заглянул в гараж. Машина стояла на месте. Он открыл ворота гаража вручную.

Прямо перед ним был кусок знакомой асфальтовой дороги, но обрезанный ровно, словно ножом, и вставленный между двумя глубокими колеями, поросшими изумрудной травой старого проселка. В суеверном страхе отец Анатолий закрыл ворота, бросился в дом, упал под образы и принялся истово молиться. Он выпрашивал прощение, мотал сопли на кулак, клялся и божился исправиться и даже в порыве праведного гнева разбил пару бутылок хорошего коньяка.

Отец Анатолий потерял счет времени. Он только чувствовал, как силы покидают его, но не переставал убеждать свое «начальство» в том, что с этого момента встает на путь исправления. А состояние здоровья ухудшалось. Голова снова начинала кружиться. В животе появились рези. Иногда они становились настолько нестерпимыми, что святого отца начинало выворачивать наружу.

– Получай, что заслуживаешь. – Он принимал страдания с мазохистским удовольствием.

Из – за борьбы с самим собой отец Анатолий не расслышал шаги в доме. Они раздались в комнате, где он молился. Несколько мужчин, одетых как охотники и при оружии, зависли над скорчившимся священником. Он видел их через пелену физической немощи.

–Загибается? – не столько спрашивал, сколько констатировал мужской голос.

– Иммунный свежачок. Бестолковый.

– Откуда тогда у него живец?

– Кто – то принес и не сказал, как пользоваться.

– Странно: перезагрузка была совсем недавно. Кто мог успеть?

– А ты знаешь, кто у нас живец панацеей называет?

– Нет, не слышал даже, чтобы кто-нибудь так его называл.

– Потому что ты сам еще молодой. Слышал про аристократов?

– Не в этом мире.

– Здесь они тоже есть. Говорят, что к ним можно попасть, если тебе с умениями повезло и ты их пускал в хорошее дело, а не пользовался только для собственной выгоды.

– Не верю я. На байки похоже.

– Похоже, согласен. Но среди нас никто эту гадость панацеей не зовет. Стопроцентно тот, кто побывал перед нами, не из этих краев.

– Да и хрен с ним! Хороший человек, раз оставил этому попу эликсир. Пора его оживлять, а то глаза под лоб закатывать начал.

Отец Анатолий почувствовал, как ему бесцеремонно раздвинули железной ложкой зубы и влили отвратительно пахнущий напиток в рот. Он чуть не подавился им. Кашлянул пару раз и проглотил его. Тут же стало тепло и хорошо. В животе все стихло, и он вытянул затекшие ноги.

– Бросим? Скоро сюда набегут.

– Часок подождем. Если оклемается, возьмем с собой. Если нет – бросим. Груз нам не нужен. А пока давайте обшарим богатое прибежище служителя церкви.

Святой отец слышал все, но не мог понять, что в этом правда, а что морок. Перед ним могли оказаться обычные врачи «скорой помощи», но галлюцинации могли приклеить к ним какой угодно образ – хоть чертей, хоть святых. Охотники в этом случае уместнее: вокруг – такой шикарный лес. Он решил лежать до тех пор, пока не станет адекватно воспринимать окружающий мир.

По его дому топали обутые ноги. Открывали ящики и шкафы. Для врачей «скорой помощи» такое поведение могло быть чересчур бесцеремонным. Состояние улучшалось. Отец Анатолий открыл глаз. Мир стоял на месте. Он обернулся в сторону топающих ног. Мужчина средних лет, с суровым лицом, заметил его движение.

– Ожил, батюшка? – спросил он скорее иронично, чем участливо.

– Вы кто?

– Эй, мужики! Поп пришел в себя, интересуется, кто мы есть!

По дорогому полу затопало еще несколько пар обутых ног. В комнату заглянули еще три любопытных мужских лица, и все они были суровыми. Один из них, по-видимому, самый авторитетный, вошел внутрь и присел рядом с отцом Анатолием.

– Ты как?

– Вы кто? – повторил свой вопрос батюшка. – Почему в моем доме ходите обутыми?

– Ругается – значит, в порядке, – констатировал мужчина. – Встать можешь?

Отец Анатолий был готов к худшему, но у него получилось подняться довольно легко.

– Добро пожаловать в Улей, свежачок!

Мужики рассмеялись, но не злобно.

– Что это значит?! Кто вы, и почему слоняетесь в моем доме?! Я вызову полицию! – Святому отцу было страшно при виде четырех вооруженных мужчин, но они не походили на бандитов, поэтому он позволил себе немного их припугнуть.

Его попытка припугнуть вызвала смех.

– Отец, или как тебя принято звать, батюшка, ты попал в Улей вместе с домом. Что странно: раньше кластер подгружался без него и тебя. Я и товарищи мои такого не припомним, чтобы здесь дом стоял. Выпей еще живца, и станет совсем хорошо. Повезло тебе, что ты один переметнулся сюда и сразу – иммунный.

– О чем вы говорите? Не пойму. Какой Улей, какой кластер? – Отец Анатолий вдохнул из горлышка бутылки и с плохо сдерживаемыми позывами вернул ее назад.

– Это… – главный мужчина постучал по бутылке, – самая главная ценность в Улье. Как говорят по-церковному, хлеб наш насущный. Пить его тебе все равно придется. А рассказывать все про Улей неверующему Фоме бесполезно. Пойдешь с нами, по дороге все сам увидишь.

– Я никуда не пойду! Это мой дом! – Отец Анатолий сложил руки на груди.

– Будь уверен, что насильно за собой мы тебя не потянем. Но оставаться здесь – это найти верную смерть.

– Особенно, такому бестолковому свежачку.

– Скажи, ты видел того, кто оставил тебе бутылку с живцом?

– Нет. Перед тем как я отключился, в доме был еще один бродяга. Тогда в бутылке была обыкновенная водка. Как в ней оказалась эта вонючая бурдомага, я не видел.

– Если не сдохнешь, то скоро ты перестанешь ее так называть. Все, нам пора. Ты с нами?

– Нет! – Борода у отца Анатолия встала параллельно полу.

– Прощай, святой отец!

– И вы прощайте. Идите с миром!

– У тебя хоть ружьишко есть? – спросил кто-то напоследок.

– Мое оружие – слово Божье.

– Дай Бог, чтобы оно стреляло без осечек.

– Вернемся через три дня. Сразу скажу, что шансов у тебя один на тысячу. Если догадаешься, как его использовать, то тебе будет место в нашем отряде.

– Идите уже! Утомили!

– Почувствуешь недомогание – прикладывайся к живцу.

Вместо ответа отец Анатолий повернулся к образам и сделал вид, что поглощен беседой с Богом. Ему хотелось, чтобы эти странные люди скорее ушли. От них исходила угроза, и ему не нравились их непонятные предупреждения. Святому отцу хотелось запереться на все засовы и лечь скорее спать, проснуться на следующий день и отправиться на службу, по которой он так соскучился. Завтра все должно было встать на свои места, стать таким же, каким было раньше.