Читать книгу Колючий Путь - Сергей Савин - Страница 1

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву.

И зову мечтателей… Вас я не зову!

К. Бальмонт

«Реальность существует независимо от вас. До тех пор, пока вы с этим согласны.»

В. Зеланд

Первая глава

Словно нырнул в горный ручей. Текучая, прозрачная, лёгкая и холодная пелена отгородила от мира. Звуки стали ниже, исказились, изменились до неузнаваемости. Фоновый шум центральной станции метро превратился в отдалённый гул. Сквозь него прорывались иногда яркие и громкие.

– Картошку купи, и майонез не забудь… – пропищали из-за правого плеча.

– Да, милый, люблю, целую… – известили сверху.

– Ваши документы… – густым басом прогудели снизу.

Привычный жёлтый свет хрустальных люстр ломался о струящуюся пелену как о злую призму. Невесть откуда взявшиеся белые лучи запрыгали от стены к стене, тени под лавками сгустились, цвета поплыли как на непросохшей акварели.

Дикобраз особо не удивился, как не удивляется форель, идущая сквозь встречный поток. Какая разница, какого цвета рыбаки и почему плохо слышно приближающуюся грозу?

На платформе станции метро «Арбатская» все спешили, толкались и переругивались. Бурный мутный людской водоворот не собирался униматься даже в субботу вечером. Смуглый парень доказывал остановившим его полицейским, что паспорт у него есть, но дома, парочка у стены самозабвенно целовалась, попрошайка, косящий под ветерана войны, воспользовался занятостью патруля и перебежал из одного вагона в другой.

«Где-то далеко идут поезда, самолёты сбиваются с пути» – Дикобраз застыл как вкопанный, уставившись прямо перед собой. Сквозь ледяную воду, милосердно изменившую свет и звук, он разглядел мысль, крутившуюся в сознании мелкой рыбёшкой уже многие дни. Речная хищница – форель – увидела добычу и бросилась вдогонку. Мысль была проще гальки и такой очевидной, что казалось странным, что ничего подобного до сих пор ни разу не приходило в голову.

К своим двадцати восьми годам Дикобраз достиг потолка. Неаккуратно побелённого, облупившегося, с грязными потёками.

Работа в одном из московских конструкторских бюро давно обрыдла. Он устроился туда сразу после ВУЗа исключительно ради отсрочки от армии, и теперь пожинал плоды. Утро, начинающееся с вытаскивания себя из постели за волосы, поездка в час пик на другой конец столицы, бесконечный рабочий день, заполненный рутиной, обратный путь сквозь тягучие, забитые усталой толпой, пересадки кольцевой линии, вечер за компьютерными играми и пиво по пятницам.

На работе он так ни с кем и не сошёлся. Огромное здание КБ словно кит воду с планктоном каждое утро втягивало в себя вереницу людей сквозь единственную «крутилку» на проходной и в конце рабочего дня выплёвывало недожёванный народ обратно.

Днём все сидели по отделам и время от времени выбегали курить мелкими группками. Местная курилка не проветривалась, вентиляция справлялась плохо, и оттого там постоянно висел застоявшийся кислый запах дешёвого табака. Дикобраз брезговал этим въедающимся в одежду запахом, как брезговал он и редкими корпоративами с обязательной идеологической частью в духе брежневского СССР. Дикобраза не оставляло ощущение, что корпоративы эти исподволь пропитывали душу какой-то ползучей мерзостью также, как «аромат» курилки одежду.

Даже получив повышение по службе, Дикобраз не радовался: в его существовании не поменялось ровным счётом ничего.

Только стала чаще сниться яма муравьиного льва. Почти каждую ночь он отчаянно карабкался по осыпающимся стенкам, и каждую ночь соскальзывал всё ниже.

На дне ждали вовсе не хищные жвала. На дне не было ничего, кроме грязно-белой поверхности с потёками. Если оттолкнуться от неё и, изо всех сил загребая ногами и руками, полезть вверх, можно было стукнуться головой о точно такой же потолок. Поэтому Дикобраз всё чаще оставался сидеть там на дне, обхватив руками колени.

Где-то далеко идут поезда… Дикобраз вдохнул, выдохнул и вынырнул на поверхность, привычным движением указательного пальца поправил очки, вернул наушники-затычки на полагающиеся им места и двинулся вперёд, к лестнице перехода на «Боровицкую», автоматически лавируя во встречном людском потоке.

Мысль не давала покоя. Всё так просто и очевидно! Нет никакого смысла мучиться и рефлексировать, это прошлый век. Всё гораздо проще, как в игре: не понравились начальные условия, не беда, перезагрузимся. Жаль только, что методы перезагрузки все довольно грязные, неприятные и требуют большого количества усилий.

Полицейские отпустили смуглого юношу и продолжили своё дефиле по платформе. Их взгляды скользили по толпе, выискивая потенциальные угрозы и источники заработка. Дикобраза служители закона игнорировали.

Можно купить пистолет. Но тут надо разбираться в оружии, а то всучат какую-нибудь дрянь, которую в руке разорвёт. Ходи потом как дурак – живой, но без пальцев.

Перед тремя лестницами перехода броуновское движение толпы приобрело если не смысл, то направление. Дикобраз пристроился за курткой с изображением сложного узора, посреди которого странная рожа дразнилась длиннющим языком. С кончика языка слюна капала на надпись «C ya 12-21-12 Quetzalcoatl!».

Все ждут конец света. С нетерпением. Идиоты.

Или вот можно таблеток наглотаться. Знать бы только каких. Или вены в ванне вскрыть. Хотя нет, это подростковый эпатаж – несолидно. Вот я какой, никто меня не понимает, держите меня семеро, а то помру, а вы плакать будете. Тьфу. Тупость совершенная, не надо меня понимать и удерживать, мне всё с собой понятно.

Медленный – один шаг в минуту – подъём закончился. Теперь надо дотоптать до эскалаторов по облицованному серым мрамором коридору. Главное не попасть на стык двух толп. Той, что идёт в нужном направлении и той – что в обратном. Затопчут.

Дикобраз сунул руки в карманы и вперился в Кетцалькоатля. Ишь, харя. Как такой язык во рту у него помещается? Впрочем, Великому Змею пофиг, он нарисованный, а тут опять один эскалатор закрыт, а на остальные – как всегда.

На «Боровицкой» Дикобраз остановился у самого края платформы и задумался. Под поезд броситься? Тоже не то: глупая смерть, да ещё и грязная. А если машинист успеет затормозить, тогда что? Объясняй потом психиатрам, зачем ты это сделал. На работу наверняка бумажку накатают, придётся ещё и с первым отделом – или кем там – говорить. Нафиг это надо.

Со своей девушкой Дикобраз познакомился в институте. Учился он плохо, пропускал лекции и часто ходил за допусками к зачётам и экзаменам. В деканате он подрабатывала Вера, студентка вечернего отделения. Особенной красотой она не отличалась, зато любила футбола и компьютерные игры. Дикобраз решил, что влюбился и начал осыпать Веру розами и конфетами. Три года они так и «встречались». Ходили вместе в кино или в бар по выходным, перекидывались смсками по будням. И всё. Вера всем знакомым твердила, что они не пара. Дикобразу было больно, он отчаянно цеплялся за образ, который сам себе когда-то нарисовал; отлично понимал это, но продолжал отчаянно карабкаться по осыпающимся стенам.

Дважды он уходил от Веры, пафосно объявляя об этом по смс, но всякий раз возвращался, потому что без неё было пусто и тоскливо.

Вера ко всем этим экзерсисам относилась спокойно: есть Дикобраз рядом – хорошо, нет – ну и хрен с ним.

Муравьиная воронка в снах становилась всё глубже, а её стены всё отвеснее.

Подъехавший поезд отворил двери. Привычный филиал адского цирка повалил наружу. Под мрачными тёмно-красными сводами фантасмагория казалась особенно полной. Подвыпившие потёртые мужики. Облитые двумя вёдрами одеколона женщины. Галдящие дети с шариками на пластмассовых ножках и огромными комьями сладкой ваты в руках. Красный как рак велосипедист плотно прижимал к себе железного коня, стараясь не потерять его в беспощадном людовороте, втягивающем граждан от дальних дверей и выплёвывающим их с ускорением на платформу.

Дикобраз подождал, пока вся эта катавасия не выплеснется на перрон, увернулся от бабки, катившей скрипучую тележку с огромной клеёнчатой сумкой, и вошёл в вагон.

Пятачок перед межвагонными дверями был пуст. Всё угловое сиденье занимала грязная куча тряпья, воняющая как привокзальный сортир, в котором несколько дней подряд шла большая пьянка. Если приглядеться, в куче можно было разглядеть некое подобие человеческих черт. Вон там грязная вязаная шапка, а вон то огромный лишай на полщеки. В сторону дверей из кучи торчали заскорузлые, в тёмных пятнах, сальные штаны невнятного цвета. Продолжались они опорками из тряпья и полиэтилена.

Из-под кучи натекла большая тёмная лужа. В луже валялась банка из-под селёдки и окурок. Рядом весело перезвякивались недопитая бутылка газировки и аптечного вида пузырёк с красными ягодами на этикетке.

Народ брезгливо морщил носы и старался протиснуться в другой конец вагона. Кое-кто демонстративно прижимал платки к лицу. От застоявшейся вони резало глаза.

Дикобраз сел напротив кучи. Нет худа без добра. В кои-то веки можно почувствовать себя королём метро, вольготно развалившись на персональной лавке. Такой кайф можно словить только в ночных поездах, да и то не на всех ветках. А тут такой подарок! Куда-то проталкиваться смысла нет: даже если пробьёшься, вонь достанет и там, а любой заразе, умеющей распространяться воздушно-капельным путём не проблема пролететь лишние пару метров. Так что будем наслаждаться. Запах не ахти, но нюхали и похуже. Дикобраз засунул руки поглубже в карманы, спрятал нос в воротник, облокотился о поручень (на который не облокачивалась ничья жопа, спасибо куче за нашу счастливую поездку) и сделал музыку погромче. Рекламки на противоположной стене обещали баснословно дешёвые кредиты, манили непристойно низкими ценами на недвижимость, сообщали о местонахождении ближайших салонов элитных иномарок. Куча пошевелилась, из её недр на пол мягко плюхнулся целлофановый пакет с чем-то вязким и мягким.

Похоже, вонь добралась и до проводки. В вагоне царила полутьма, лампа над головой Дикобраза часто моргала, жалуясь морзянкой на свою тяжёлую судьбу. Раз темнота – друг молодёжи, значит полутьма – подруга всех людей около тридцати. Полумолодёжи с псевдожизнью, недомозгом, как-бы-целями.

Куча на противоположном сидении время от времени меняла конфигурацию, выдавая в окружающее пространство новую порцию неповторимого амбре. Морзянка становилась то ярче, то тусклее.

Дикобраз застегнул молнии на рукавах косухи. За окном стены тоннеля, тёмные, все в проводах, иногда прерывались провалами технических лазов. Что там, в этих норах? Гигантские крысы, призраки, Ариадна с её нитью? Он прикрыл глаза.

С детства его любимыми головоломками были те, где надо было на картинке найти выход из лабиринта. Если потеряешься, всегда можно вернуться назад, и карандаш скользит по нарисованным коридорам как по кафелю…

Вторая глава

…Совсем другое дело, когда твои босые ноги вместо приятной гладкости плитки вдруг начинают ощущать острые камни. Один из них, самый мелкий и противный, немедленно впивается между пальцев правой ноги.

Шаг, другой, третий. Не останавливаться. Держать ритм. На ходу вытряхнуть камешек прямо на ходу, пусть скачет. Эхо шагов прыгает и кувыркается словно щенок, возвращается и снова убегает вперёд. Слух, ритм и воля ведут вперёд сквозь темноту. К высшему предназначению.

Свет и любое магическое зрение здесь – это соблазн, воспользуйся ими и пропадёшьв бесконечном зеркальном лабиринте. Претендент должен уметь различать дорогу глазами души. Тому, кто не в состоянии следовать за своим духом, здесь не место.

Всю свою жизнь я готовился к этому походу, ждал и надеялся, что однажды мне выпадет шанс пройти этот путь. И вот я здесь. Готов ко всему, ни одно чудовище, известное или неизвестное не сможет остановить меня, ни одному, даже самому хитрому, духу не удастся заморочить меня, ни один демон девяти миров, не сможет соблазнить и сбить с пути. Я иду.

Коридор плавно поворачивает влево и вниз. Вокруг тишина. Эхо вязнет в неподвижном воздухе как муха в меду. Слух больше не помощник.

Под босыми ступнями оказывается то неровный каменный пол, то гладкий мрамор, то обычная трава. Постепенно даже эти последние ощущения пропадают. Я таю, растворяюсь в тишине и темноте. Демоны и духи – ерунда, умение остаться собой, пройти по краю, вот что требуется от настоящего мага.

Я не знаю, сколько я иду, и туда ли иду, иду ли вообще…

Полгода назад однообразное бытие нашей уединённой общины было нарушено самым неожиданным образом. Однажды утром с телепортационного круга, со времени последнего использования успевшего почти полностью скрыться под песком, в оазис шагнул Глашатай Внутреннего круга. Сбросив на руки младшим ученикам роскошную шубу, он недовольно прищурился на всходящее светило и приказал собрать всех. Уже через несколько минут братия молча кивала бритыми головами в такт архаичному, тяжеловесному гекзаметру особого указа.

Славу, Богиня, воспой Императору Вечных!

Слышат Его пусть и травы и долы…

Длинный белоснежный свиток разматывался под чеканную речь Глашатая. Оба Архонта, старших в общине, многозначительно поглядывали в мою сторону.

Хвостики массивных сургучных печатей мели песок, когда суть Указа только-только начала доходить до меня. Даже декламируя давно заготовленный стихотворный ответ о готовности принять волю Высших, я не до конца верил своему счастью. Получилось!

Указ освобождал меня от всех званий и позволял отправиться в добровольное отшельничество.

Никаких больше инспекций порталов и храмов. Я не большой любитель путешествовать, но этих поездок мне будет не хватать. Во-первых, многие отдалённые уголки Империи очень живописны, а во-вторых, никогда не знаешь, что обнаружится на месте.

Каждый раз что-то новое. Заумные схемы казнокрадства начальников и неимоверная изворотливость рядовых работников в вопросах употребления спиртного на рабочем месте это только полбеды. А вот когда полуграмотные местные начинают магическую работу, начинается настоящий караул. Казалось бы, ну что сложного в том, чтобы через трафарет нанести элементарные символы на заранее помеченные места? Любой же идиот справится! Не любой. И не справится. Трафареты обязательно перепутают, а метки пропустят, и это в лучшем случае.

К примеру, чернорабочие из варварских племён обожают рисовать всякую чушь где попало. Как-то раз один идиот намалевал мужской половой орган прямо поверх отпирающего символа на почти достроенном портале. В результате вместо обычного прохода из одного имперского города в другой начал формироваться переход в измерение инкубов. Ещё чуть-чуть и население целого города стало бы игрушкой и едой для адских созданий. Искать виновника было некогда. Принесли гекатомбу из всех рабочих, кого смогли поймать. Судя по тому, что портал закрылся, автор художеств скрыться из рабочего лагеря не смог или не успел.

Освободили меня и от регулярных назначений в войска. Там только два состояния: или тебе скучно, или ты помираешь от скуки. И никакие пейзажи не спасают.

В походе задачи не сложнее, чем на третьем году ученичества: лишить силы вражеского шамана, найти чужие войска, ветром отбросить стрелы супостатов, на расстоянии подслушать планы противника (обычно что-то вроде «пойдём вперёд и всех убьём») затянуть раны. Хочешь поливать варваров огнём и молниями? Согласно имперскому уложению 44980 – только в случае крайней необходимости. Имперскими магами не разбрасываются. Для молний полигон есть, а в походе сиди скучай в полевом госпитале, на случай если у кого из солдат защитный амулет откажет.

В гарнизоне вообще хоть на стенку лезь: переломы, расстройства кишечника и заболевания мочеполовой системы. Иногда любовный отворот или приворот для офицерских жён. Гадания – для них же. К концу второго-третьего года командировки «гадать» уже можно с закрытыми глазами и без помощи инструментов: гарнизонные городки маленькие, все и так всё друг о друге знают, пересказывай себе сплетни аккуратненько, и всех делов. Наставник говорит, такие командировки – отличная практика самоконтроля и дисциплины, потому что не спиться от скуки в таком режиме очень трудно.

Теперь всё это позади.

Эхо слов Глашатая угасло, и среди белоснежных колонн внутреннего двора Обители стало тихо. Я молча поклонился Наставнику и Архонтам, развернулся и покинул оазис, так долго бывший моим домом. Передо мной лежал старый горный хребет, уже многие века постепенно врастающий в пустыню. Древние горы помнили зарождение Империи, времена, когда неистовые маги перекраивали лицо мира, приводя к покорности стихии и варварские племена.

Много дней я провёл в одинокой пещере. Солнце поднималось из-за красных барханов вставало и садилось в алый песок, ветер осторожно крался среди багряных скал, редкие прожилки кварца змеились по карминным стенам моего обиталища.

Строгой аскезой и чистотой намерения привлёк внимание богов. Я был рассмотрен, взвешен и оценён. То был день великой радости: я получил право пройти по храмовому Лабиринту.

Это право получает далеко не каждый. Большинство жрецов родились, умерли, снова родились и снова умерли, так и не дождавшись Глашатая. Из призванных строгий многомесячный пост выдерживают почти все, но выстоять под взглядом Высших сил могут лишь единицы. Остальные сходят с ума и кончают с собой здесь же, среди багровых скал.

Возможность стать высшим магом – и награда, и проклятие. Высшие выпадают из Великого Колеса жизни. Им открыты самые глубокие тайны мироздания, они – те, на ком стоит Империя, они могут жить вечно, но… они всегда уходят. Исчезают. Почему, зачем, смогут, захотят ли вернуться? Неизвестно. Тот, кто зачерпнул из чаши высшей мудрости, перестаёт быть человеком.

По возвращении ночь в Обители я посвятил глубокой медитации. Следующим утром, затемно, когда дыхание южного ветра ещё не коснулось песка, я покинул свою келью. После краткого ритуала очищения, ученики облачили меня в рясу из дерюги, завязали глаза и накинули капюшон. Потом меня передали старшим жрецам. Они отвели меня в подвал храма, поставили на плиточную дорожку в колоннаде и отступили в сторону.

Мы больше не увидимся: чем бы ни закончилось испытание, прежний я прекратил своё существование. Всё, что у меня осталось – чётки. Пальцы привычно перекидывают бусины.

Шаг, другой, третий. Мелкие камни сменяют плитку. Колоннада кончилась. Главное держать ритм шагов, не сбиваться и не останавливаться. В Испытании важна каждая мелочь. Путь долго вёл влево и вниз. Виток за витком. Иногда снизу доносился шум воды, иногда ступни обжигал огонь. Я шёл и шёл вперёд. Осязание и слух вели меня.

Наконец дорога кончилась, и вот я стою здесь. Безгласый, глухой и слепой, неспособный ощутить даже собственные ступни. Темнота и тишина поглощают меня, но останавливаться нельзя. Остановка или заминка будут означать неминуемую смерть, может быть физическую, а может быть ментальную или духовную. Воспоминания возникают перед внутренним взором, лица друзей и родственников просят, требуют остановиться, повернуть назад, хотя бы остановиться и задуматься, куда я иду. Но мне нечем думать, как нечем идти, эти лица не властны надо мной, потому что я – это дух, чистое стремление, бестелесный и бездумный, ведомый лишь собственным стремлением.

Вдалеке мерцает огонёк. Это – моя цель, моё скрытое Я, вход в истинный Лабиринт. Волна страха поднимается из глубин сознания, поднимая со дна души мутную взвесь первобытных эмоций. Ночным волком подкрадывается паника. Что я делаю?! Назад, быстрее, надо это всё прекратить пока не поздно!

Далеко внизу протяжно кричит птица. Вторая отвечает ей сверху. Вернувшееся эхо вновь мечется от стены к стене. Я беру себя в руки, шаг за шагом восстанавливаю контроль и трансформирую страх в силу. Эхо пытается отвлечь, дезориентировать, сбить с толку. Но сбивать уже некого и не с чего. Огонёк всё ярче и ближе.

Глаза распахиваются. Здесь, посреди огромной пещеры похожей на тронный зал, на каменном возвышении ярким бело-голубым пламенем полыхают два огромных сталактита. Врата – меж ними.

Мне больше не нужно тело. Я шагаю вперёд. За спиной шорох – ряса оседает на пол.

Сознание тоже не нужно. Оно гаснет как лампада, в которой кончилось масло.

Больше нет никакого Я.

Есть чёрная точка в бесконечной белизне.

Лабиринт. Он прост и ясен, он сияет и радуется, зовёт нетерпеливо.

Вперёд!

Первый виток. Точка – я? Я – точка?

Второй виток. Я – точка – расту, вижу и познаю, чувствую границу, то, где кончаюсь Я и начинается Белизна. Я – круг.

Третий виток. Я – круг – осознаю ближнее и дальнее, явное и скрытое. Понимаю и пробую, тащу себя во все направления. Я – шар.

Центр. Я – шар – наполняюсь Светом, сливаюсь с ним, наполняясь Белизной.

Крылья (у меня есть крылья?) трепещут. Поднимают меня (кого – меня?) обнажённого, ничего не понимающего, вверх, вверх, вверх, по узкому солнечному лучу…

…На вершине меня ждут. На тесной, продуваемой всеми ветрами площадке дежурят младшие ученики. Один из них бросается разжигать сигнальный костёр, а другой подскакивает ко мне и накидывает на плечи плащ. Я благодарно киваю. У Света нет потребности в одежде, но традиции есть традиции.

Ритуал совершён, пора отправляться. Делаю шаг с обрыва, с наслаждением ловлю крыльями восходящий поток. Испытание позади, прежний я позади, прежний мир позади.

Впереди только Путь.

Третья глава

Дикобраз вздрогнул и захлопал полусонными глазами. Опять задрых в метро. Да что за твою мать, сколько раз зарекался! Что ни сон, то хрен пойми что. А потом ещё хуже, чем с похмелья. Словно муравьи под черепом и видно всякое. Что-то пропадает, что-то появляется, свет опять же разноцветный. Бррр.

И вот опять. На пару минут глаза прикрыл, и нате. «Расскажу Вере, посмеёмся» – мелькнула неуверенная мысль. Мелькнула и тут же пропала. Внутреннее чутьё настойчиво твердило, что об этом сне рассказывать никому нельзя. Почему? А похер, один хрен скоро помирать. Надо только решить, как.

Женский голос объявил остановку Дикобраза. Он помотал головой и встал. Вонючая куча на противоположном сиденьи пошевелилась и бормотнула что-то матерное. Дикобраз криво улыбнулся, вышел из поезда и двинулся к эскалатору.

Может, прыгнуть из окна? А что, вариант. Этаж подходящий. И помешать никто не сможет. Решено. Надо только придумать текст предсмертной записки. Или посмертной? Записку-то прочтут уже потом. Но с другой стороны, писать-то её при жизни надо. Делааа. И что писать? «В моей смерти прошу винить Веру Ф.»? Тупо, да и вдруг у Веры проблемы какие-то будут, нехорошо.

Город кутался в жёлто-рыжий плащ, пахнущий дымом и влажной листвой. Чистая бутафория: скоро плащ разъедется под затяжными холодными дождями, и окажется, что под ним только голые чёрные ветви и холодные лужи. Загадочно шуршащий под ногами ковёр из листвы тоже обманка, его побуревшие остатки разнесёт предзимний ветер. Он же притащит низкие серые тучи, задёрнет ими как тяжёлыми шторами осеннюю синеву и редкие строчки перистых облаков на ней.

Дикобраз шагал меж панельных пятиэтажек, почти не глядя по сторонам. Недавнее видение никак не желало переходить в разряд полузабытых снов. Меж пальцев ног снова оказывались мелкие камушки, нестерпимо хотелось снять берцы и вытряхнуть их. А ещё хотелось взлететь. Помогало только тщательное изучение трещин на асфальте.

Район был незнакомый, и поэтому Дикобраз немного удивился, когда обнаружил себя перед лестницей, ведущей в полуподвальный бар. Вроде, пришёл. Изнутри доносились приглушённые барабаны. Точно – пришёл.

Дикобраз выудил из кармана джинсов чёрный кирпичик телефона и нажал кнопку с решёткой. Небольшой экран чуда японской техники засветился. Похоже, времени ещё вагон. Молодой человек прикурил и с наслаждением затянулся смесью табака и терпкого осеннего воздуха. Дым привычно продрал горло и лёгкие, немного прочистил мозги. Закатные лучи осеннего солнца как сквозь аквариумную воду проходили через кленовую листву. Думать о записке не хотелось, в голову лезли вариации шутки про хомячка, лошадь и каплю никотина.

Сигарета кончилась, больше причин оставаться снаружи не было. Насладившись последними моментами тишины, Дикобраз принялся спускаться навстречу гулкому буханью.

Сводчатый потолок просторного зала подпирали массивные кирпичные столбы. Грубо сколоченные массивные скамьи и столы тёмного дерева занимали почти всё пространство. В дальнем углу слева расположилась стойка бара из светлого пластика. У правой стены на невысокой сцене шла обычная предконцертная кутерьма: не в лад бренчали гитары, иногда постукивал барабан, время от времени микрофон выдавал сакраментальное «раз-раз».

Народу в зале было много. Между столбами сквозняком гулял гул голосов, а под потолком висело сизое облако сигаретного дыма.

Сегодня выступала «Нафаня» – группа Кота, институтского друга Дикобраза. Не то чтобы Дикобразу очень нравилась их музыка, но вход был бесплатный, а сидеть дома надоело. К тому же хотелось выпить.

Дикобраз подошёл к стойке, взял бокал ирландского эля, пепельницу и присел за стол. Место он выбрал так, чтобы один из столбов заслонял его от сцены и большей части публики. Общения хотелось только с бокалом-другим пенного напитка. А все эти слоняющиеся по залу знакомые и полузнакомые личности вполне в состоянии составить компанию друг другу.

Дикобраз пододвинул к себе пепельницу и полез за сигаретами и зажигалкой. Пачка обнаружилась легко, а огниво нашлось не сразу и почему-то вовсе не в том кармане, где должно было находиться по логике вещей. Чиркнув, наконец, зажигалкой Дикобраз вдруг понял, что за столом он не один.

Напротив сидела девушка. Красивая. На вид лет двадцати пяти, впрочем, Дикобразу никогда не удавалось определять женский возраст. Очень стройная, почти худая, с внимательными фиолетовыми глазами. Линзы что ли? Она спокойно изучала своего визави, ритмично постукивая по столу одной из дикобразовских сигарет. Короткая светло-русая стрижка и красная спортивная мотоциклетная куртка – вовсе не та мода, которой следовала большая часть собравшейся публики. Обычно знакомые Кота предпочитали косухи, длинные волосы и футболки с названиями рок-групп.

Дикобраз поднёс незнакомке огонёк. Она изящно изогнула лебединую шею, прикурила, от души затянулась, медленно откинулась назад, демонстрируя точёные формы в недрах кожаного доспеха, выдохнула в потолок и ткнула сигаретой в пепельницу.

– Привет, я Кицунэ, – сказала она.

Четвёртая глава

Сквозь дым и бормотание успевших слегка набраться зрителей, мимо барной стойки, вдоль кирпичных стен и грубых столов. Сквозь последние лучи солнца уходящего дня, с трудом продиравшиеся сквозь маленькие полукруглые окошки под самым потолком, кружила она по залу. Табачный дым пробирался в волосы и норовил забраться в лёгкие. Какая гадость! Дав себе слово отучить Кота от этой дряни, Кицунэ тщательно изучила свежеприбывшую компанию. Три парня и две девушки. Один из парней – слабенький оборотень, такие умеют только видеть странные сны в полнолуние. Бесполезен, как и все его друзья. Принимая предложение Кота, Кицунэ рассчитывала, что на концерте удастся найти хоть кого-то подходящего. Не тут-то было. Вот уже час, как она здесь, скоро начнётся концерт, и публика собралась, а сносных кандидатов – полтора землекопа.

Кицунэ снова оказалась около сцены, где Кот в очередной раз её с кем-то познакомил. Имени она не запомнила: снова пустышка, хомячок. Похоже, вечер так и останется томным. Досадливо фыркнув, она опустилась на одну из свободных лавок. Придётся немного поскучать.

Стоп, а это что? Где-то под землёй, километрах в пяти на юг произошёл серьёзный выплеск Силы. Вспышка тут же ослабла, но не затухла полностью, а продолжила движение. Значит, кто-то живой, а не природный всплеск. Да ещё и движется сюда. Само собой, мимо он не пройдёт – таких совпадений не бывает. Значит, надо просто немного подождать. Кицунэ развернулась спиной к столу и облокотилась на него. Ну где же ты, где?

Минут через пятнадцать в зал вошёл полноватый невысокий очкарик в косухе. Кицунэ принялась осторожно изучать нового гостя. И ничего не поняла. Защит нет, а тень крыльев есть. Аура сильная, но меняет цвета и теряет мощность. Маскирующих заклятий не чувствуется, а ощущение, словно на парня кто-то очень серьёзный личину повесил. Любопытный экземпляр. Очень любопытный.

Очкарик огляделся, взял на стойке пива и сел за стол. Да как грамотно сел: с его позиции просматривались все входы-выходы, а столб сбоку не только не мешал, но и в случае чего послужил бы неплохим прикрытием.

Похоже, тускнеющая аура – это мимикрия. Встретил человек кого-то в метро – там кто только не шастает – и был вынужден устранять угрозу, потому и всплеск такой яркий был. А теперь аккуратно восстанавливает маскировку. Странно, что обратно защиту не поставил, но тут всякое бывает, может она маскировке мешает. Такой опытный союзник будет очень полезен. Это же настоящий подарок! Спасибо, Котик!

Кицунэ встала, машинально отряхнула обтягивающие джинсы и направилась к столику незнакомца. Разбираться с делами она любила сразу же, не откладывая в долгий ящик.

– Привет, я Кицунэ.

Дикобраз заморгал. Так с ним ещё никто никогда не знакомился, тем более красивые девушки.

Шум зала стыдливо убавил громкость, каждое негромкое её слово было слышно очень хорошо. За спиной Дикобраза шелестело, и он был уверен, что это крылья. Он смотрел в её глаза, смотрел и смотрел, боялся отвести взгляд, чтобы не пропало это волшебство. Здесь и сейчас они были только вдвоём, в отдельном пространстве, куда не было хода посторонним. Её глаза светились, но не как у кошки, а как – я поднимаюсь по солнечному лучу – как – Дикобраз помотал головой – как Фиолетовые озёра в праздничную ночь второй луны, главный колдовской праздник года….

– Дикобраз, – каркнул Дикобраз.

Он сделал большой глоток из стакана и не почувствовал вкуса.

– Ты как здесь? Смотрю, один сидишь, не говоришь ни с кем, – он понял, что почему-то перестал её интересовать, что их общее пространство куда-то пропало и вот-вот волшебство уйдёт окончательно. Он чувствовал, что срочно надо что-то сделать, вернуть её внимание, убрать в фон это дурацкое бренчание.

Концерт начался. Свет приглушили, и со сцены тягуче полились первые аккорды Riders on the storm.

– Зашёл послушать, чего там Кот насочинял, вдруг понравится. – Дикобраз остро почувствовал, что делает что-то катастрофически не то, отвечает максимально тупо и не на тот вопрос, что вот сейчас она встанет и уйдёт, а больше в его жизни никогда не будет ни фиолетовых озёр в летнюю ночь, ни крыльев, будут только бесконечно осыпающиеся стенки муравьиной ямы.

– И как, нравится? – Кицунэ повернула голову к сцене и немного откинулась, чтобы столб не мешал видеть происходящее там.

– Doors крутые. Джим Моррисон мегашаман. А тебе как? Может, ты пиво будешь? – вопросы вдруг посыпались из него как горох из прохудившегося мешка. Лишь бы она задержалась ещё чуть-чуть.

– Нет, не буду. Ладно, свидимся ещё, – она помахала кому-то рукой, поднялась и растворилась в полутьме.

Только миновав три столба, она позволила себе прислониться к четвёртому. Запрокинула голову – ай! Затылок повстречался с точащим кирпичом – и шёпотом выругалась. Это же надо так промазать! Маскировка, пфф! Кицунэ аккуратно стукнула стену. Чувак вообще ничего не знает и не умеет. Потенциал неплохой, да, но и только! Когда его обучать, если времени осталось с гулькин нос? За год он в лучшем случае сможет научиться приличную защиту ставить. Обидно, досадно, ну ладно. Займёмся Ирис и Товарищем Зет. Они звёзд с неба не хватают, зато им не надо базовые вещи объяснять. Зет – практикующий ведьмак, да ещё и с машиной. Очень полезный рекрут. Ирис своенравна, с ней будет трудновато, но на безрыбье и она сгодится. Потом ещё кого-нибудь найдём – задачу надо выполнить любой ценой. Да, и не забыть стереть очкарику память, тут особо стараться не надо, алкоголь сам почти всю работу сделает.

Кицунэ натянула дежурную улыбку и двинулась к сцене, пусть Кот видит, что ей очень нравится его музыка.

Girl, you gotta love your man

Take him by the hand

Make him understand

The world on you depends

Our life will never end

Gotta love your man, yeah.

Пятая глава

Мечта, проблеск настоящей жизни, мелькнула и пропала. Ушла, оставила, растворилась в прокуренном зале, отправилась по пути меж кирпичных столбов. В груди было пусто, в горле клокотал ком, это рвался наружу крик.

Дикобраз вытянул новую сигарету, медленно закрыл пачку и аккуратно положил на неё сверху зажигалку.

Кавер закончился, со сцены лилось зажигательно-рокнролльное, кое-кто пустился в пляс, многие подпевали. Кот явно был в ударе, «Нафаня» жгла по-настоящему.

Стробоскоп выхватывал из клубов табачного дыма под потолком сюрреалистические картины. В них чудились то лунные пейзажи, то неприступные замки на горных обрывах, то танцующие в небесах ангелы и драконы. Всё это диссонировало с бодрым рок-н-роллом настолько, что тоска стала почти невыносимой. Дикобразу захотелось встать и уйти. Он решительно поднялся с лавки и сделал пару шагов к лестнице.

Нет, уходить нельзя. Кот обидится. Да и что делать дома? Опять пялиться в монитор? Опять же, домой надо ехать на метро. При одной мысли о возврате в подземные катакомбы Дикобраза передёрнуло. Ну уж нафиг. Он развернулся и отправился к стойке. Надо махнуть ещё бокал-другой, а потом разыскать Кицунэ. Уж в этот-то раз он не оплошает. Найдёт нужные слова, снова почувствует крылья, взмахнёт ими и…

– Ага, и улечу туда, где быль живёт и небыль. – Дикобраз усмехнулся. Единственный полёт, который ему мог светить в ближайшем будущем – краткие секунды падения с высоты его этажа. – Неси меня, степной олень.

Музыка ломилась через уши прямо в кости черепа. И на кой громкость всегда выкручивают на максимум, неужели кому-то это доставляет радость? Хорошо, что песня почти закончилась, самое время затариться кружкой-другой, не вопя бармену на ухо.

Проявив чудеса эквилибристики, опасно балансируя парой бокалов, по дороге к своему столу он ухитрился ни капли не пролить. Такое дело обязательно нужно отметить. Прикрыв глаза, сделал длинный глоток: самое вкусное пиво именно во втором стакане. Первый ты выпиваешь и не замечаешь, а вот второй уже можно посмаковать, растянуть удовольствие.

Кстати, а когда успел закончиться первый стакан? Дикобраз попытался вспомнить, что он делал сразу после того, как вошёл в бар. Само собой, купил пива, но было же что-то ещё? Или кто-то? С Котом, вроде, не говорили. Наверное, местный бармен много димедрола клиентам подсыпает: в голове сплошь фантастические пейзажи и сказочные принцессы со странными именами. Дикобраз хмыкнул: в принципе, оно и неплохо, главное чтоб наутро голова в дверь проходила.

– Здорово! – раздался над головой знакомый голос. – Второе пиво мне что ли взял? Как сам?

Дикобраз открыл глаза: сегодня все собеседники (все? какие такие – все?) явно решили появляться в его поле зрения с внезапностью восточных ниндзь – вот его не видать, а вот он уже тут как тут.

Напротив стоял, точнее уже перемахивал через лавку, высокий грузноватый парень в светлых джинсах и косоворотке. Длинные светлые волосы прикрывала чёрная бандана, отчего его еврейский нос казался форштевнем пиратского брига.

– Здорово, Кот! Нет, пиво не тебе, но ты угощайся, если хочешь, я ещё схожу. Отличное выступление, кстати, поздравляю.

Кот с довольной улыбкой отпил из второго стакана.

– Ммм, Дикобразик, ты не представляешь, какой это кайф после выступления глотнуть пивка!

– Вы на разогреве что ли у кого-то? – спросил Дикобраз. Вроде только начали, а сразу и закончили выходит. Я думал, сегодня у вас сольник.

– Чего, ипана игауна? – Кот вынырнул из наполовину опустевшего бокала – Ну да, сольник. Дикобразик, не тупи: мы тут битый час лабали, а ты всю дорогу в углу просидел. Даже поздороваться перед концертом не подошёл, засранец! Думал, я не видел, как ты приехал? Ты, Дикобразик, вовсе не дикобразик. Ты самый настоящий сыч! Пойдём я тебя лучше кое с кем познакомлю. Хотя нет, не пойдём, вот и она, легка на помине.

Кот развернулся в полоборота и замахал рукой. Через минуту из толпы появилась девушка. Короткая стрижка обнажала красивую тонкую шею, красная мотоциклетная куртка смотрелась как знамя революции. Длинные тонкие пальцы легли на плечо Кота, выразительные глаза внимательно изучали Дикобраза. Цвет их постоянно менялся от зелёного к фиолетовому, наверняка в это были виноваты отсветы фонарей сцены. Дикобраз мотнул несколько раз головой: перед глазами как на старых самопроявляющихся полароидных фотках медленно появлялось… Не, фигня какая-то!

– Привет, я Кицунэ, – как ни в чём ни бывало представилась она.

– Дык это, знакомы уже, – пробормотал Дикобраз, и сам удивился сказанному.

Её брови на краткий миг взлетели вверх.

– А я тебе про неё, кажись, уже рассказывал, – Кот вступил очень вовремя – нашёл я тут недавно подработку, типа компьютерный мастер на выезде, ну а Кицунэ там кем-то вроде диспетчера. Так и познакомились. Пообщались немного, я на концерт её и пригласил. А ещё мы с ней, оказывается, в другой конторе тоже вместе работали, только оба подрабатывали и в разных отделах, потому и не пересекались. А тут вишь как получилось!

– Ого, а что за контора?

– Это, Дикобразик, я тебе как-нибудь потом расскажу, – хитро подмигнул Кот, и Кицунэ загадочно улыбнулась его словам.

Весь вечер они провели втроём: к их столику то и дело подсаживались многочисленные друзья и знакомые Кота, шутили, поздравляли с отличным выступлением, радовались знакомству с Кицунэ и тут же испарялись. Пивные бокалы опустошались и наполнялись вновь, потом кончились сигареты. Тогда они пошли на улицу. За сигаретами и вообще. Что было дальше, Дикобраз утром вспомнить не смог, как ни старался. Да и пофиг: кошелёк и телефон на месте, а значит обошлось без эксцессов. Ну и слава яйцам. Как говорят алкоголики, не помню, значит не было.

А вот печальные, иногда зелёные, иногда фиолетовые, словно не отсюда глаза Кицунэ – были.

Шестая глава

Полтора месяца спустя деревья облетели, небо затянула серая хмарь, засыпавшая город мелким дождём. В хмурые короткие дни солнце заменяли лампы дневного освещения. Снега всё не было. Мир напоминал тускло-бетонный двор казённого учреждения: вот тут неокрашенная лавочка, здесь глухая стена, и напротив стена, а за стеной такой же точно двор. Серая апатия была разлита везде как знаменитое масло: даже нищие в метро клянчили без былого азарта.

В один из таких серых дней Дикобраз сидел на работе и пялился в окно, стараясь перебороть сон. Окно было знатное. Во всю стену, по-советски грубое и надёжное, с форточкой, открывающейся специальным хитрым рычагом. Мыли его, судя по всему, ещё до рождения Дикобраза. Поди помой такую махину, она же только в высоту метров пять. За окном были промзона и автобусный парк. Автобусы приезжали и уезжали, между линялыми корпусами бегали собаки. Если приложить немного фантазии, можно было представить, что смотришь фильм в жанре «артхаус». Что-нибудь постмодернисткое, про ожидание Годо или вроде того.

В КБ мобильная связь была под запретом, строгость которого как всегда бывает в таких случаях компенсировалась необязательностью исполнения. На входе никто никого не обыскивал, поэтому если очень хотелось позвонить, достаточно было не спалиться перед охраной. Но на всякий случай Дикобраз телефон в рабочее время отключал. Мало ли что, вдруг проверка какая нагрянет или ещё что. Лучше уж перебдеть, чем потом с безопасностью объясняться.

Когда выключенный телефон весьма ощутимо завибрировал в кармане джинсов. Дикобраз слегка подскочил на стуле, потом быстро огляделся по сторонам, – не заметили чего коллеги? – встал и направился в туалет, разбираться с непослушным гаджетом.

«Как насчёт вечерком попить пивка?» гласила смс Кота.

С того концерта они не виделись, и предложение показалось сколь внезапно, столь и многообещающе. Кот парень общительный, может быть удастся узнать от него что-нибудь о Кицунэ, да и вообще, пиво лишним не бывает. Дикобраз отстучал ответное сообщение с местом и временем встречи и вернулся к своему любимому окну. Забыл, наверно, утром телефон выключить, бывает. Хорошо хоть на беззвук поставил.

Посидеть решили у Дикобраза дома. На кабаки денег не было, а на улице пить не располагала погода. С неба вновь сыпалась морось, прижавшая к осенней (теперь уже, наверное, зимней) грязи лавочки и деревья. Промозглый ветер сдувал с асфальта последние облетевшие листья.

Дикобраз поёжился и закрыл окно: даже когда на улице стоял лютый мороз, проветривать всё равно было надо. В небольшой комнатушке два человека и работающий компьютер за пару часов ухитрялись надышать так, что хоть топор вешай.

– Ну что, как работа? – Кот вальяжно расположился на диване, оставив Дикобразу кресло перед компом.

Дикобраз разлил пиво по старым, ещё советским, гранёным кружкам, пододвинул одну Коту и отхлебнул из своей.

– Работа, работа, перейди на идиота. То же самое всё. Пришёл вовремя – всё, сиди, отдыхай. Опоздал – напиши объяснительную, что так больше не будешь, и сиди, отдыхай. Знал бы ты, как меня это задолбало всё, – Дикобраз вздохнул и сделал длинный глоток.

– Увольняйся тогда, в чём проблема? – Кот с наслаждением отпил из кружки. – Никто же тебя за это не расстреляет.

– Куда увольняться-то? Толком не умею ничего, инженер второй категории, блин. Я думаю, у инженеров с категориями примерно также, как у осетрины со свежестью. Бывает только одна, остальное от лукавого. Сам-то ты как?

– В канцелярии банка работаю. Весь документооборот на нас. Работа не пыльная, хоть и скучновато, зато по профессии. Платят неплохо.

– Ну, хоть у кого-то всё хорошо. За удачное устройство в жизни, – Дикобраз отсалютовал другу.

– Дикобразик, а включи музычку какую, чего так-то сидеть? – Кот, сколько его Дикобраз знал, всегда увлекался музыкой. Был большим любителем Beatles, Jefferson Airplane и русского рока, пару лет назад собрал свою группу и даже дал несколько концертов. Начал с квартирников, теперь время от времени выступал в барах, обещал скоро выпустить первый альбом.

– Щас включу, не вопрос, – Дикобраз повернулся к монитору и начал выбирать подходящий трек. – Ты мне лучше вот что скажи: помнишь, на концерте твоём, ну том, осенью, девушка одна была. Кицунэ, кажется, её звали…

– Что, понравилась? – весело прищурился Кот. – Мне она тоже глянулась сразу. Встречаемся. Опоздал ты, Дикобразик. Впрочем, могу дать тебе её номер, вдруг сможешь мне конкуренцию составить. Заодно от этой своей Веры отвлечёшься, сколько можно одной и той же фигнёй страдать.

– Сам ты фигня, у нас любовь, между прочим, – надулся Дикобраз. – Пойдём покурим лучше.

Они вышли на лестничную клетку, и некоторое время молча сыпали пеплом в открытый зев мусоропровода.

– А странностей ты никаких не замечал за ней? – вдруг спросил Дикобраз.

– Это каких? – застигнутый врасплох Кот заморгал.

– Тут такое дело… Пошли в дом, ты ж докурил уже?

Усевшись обратно в своё кресло, Дикобраз немного помялся, но всё-таки сделал над собой усилие и заговорил.

– В общем, снилось мне в метро разное. Такое, что спать я там теперь ни за какие коврижки не сплю. Ну вот, а Кицунэ эта, она как из снов этих. Связь какую-то чую что ли, я не знаю. Вроде и бред, а вроде и нет. Начал вот эзотерику всякую в нете гуглить, нашёл аудио-книгу одну, там говорят, что такие встречи просто так не происходят. Вот и я думаю… Ты говорил, номер её есть? А в аське она сидит? Поговорить нам с ней надо.

Кот пристально уставился на Дикобраза серыми глазами. Обычный весёлый прищур куда-то пропал, губы сжались в линию, ладони задумчиво тёрлись друг о друга.

Дикобраз не донеся кружку до рта, поставил её обратно на стол. Таким он своего друга ещё не видел.

– Вон оно чего, – протянул, наконец, Кот. – Слушай, Дикобразик, похоже, созрел у нас с тобой разговор. В общем так. Магия есть. Я – маг. Нет, файерболы из пальцев пускать не умею, телепортироваться тоже. Ты пей пиво-то, вопросы задавай, если будут, не стесняйся. Доказывать я тебе не буду ничего: магия это очень древнее искусство, просто так в него не приходят. Раз ты об этом, наконец, заговорил, значит – готов. За тобой я давно наблюдаю, с института ещё. Помнишь, ты меня как-то про Кастанеду спрашивал? Вот тогда я тобой и заинтересовался, и с тех пор смотрю, по какой дорожке ты идёшь. Долгое время я считал, сопьёшься нафиг, но теперь вижу, что был не совсем прав. Ну в смысле спиться ты вполне себе можешь, но мимо магии ты уже не прошёл.

Дикобраз пару минут переваривал слова Кота, а потом вдруг затараторил.

– Ёкарный бабай! Я знал же, знал, что обязательно что-то такое есть. Ну не может мир исключительно на гравитации и термодинамике держаться! Слушай, выходит в сказках правда всё? И средневековые алхимики вроде Парацельса именно алхимией занимались?

– Чем ещё-то? Алхимией, самой натуральной. Но про это я мало знаю, потом сам нароешь, если интересно будет. К тому же, сейчас алхимия работать не будет. В нашем мире с каждым годом всё меньше Силы, Дикобразик. Соломон, например, мог щелчком пальцев горы двигать…

– Погоди, так Соломон, тоже маг что ли был?

Кот кивнул.

– Угу. Вообще, в истории полно магов. Просто в учебниках про это писать не комильфо. У нас мир физики и биологии, а магии, как известно, не существует. Ладно, о чём это я? Так вот, где Соломон обходился щелчком пальцев, Мерлину приходилось уже напрягаться изо всех сил. Нашему поколению одни крохи остались. Какие там горы. Обычный холмик сдвинуть – и то, придётся гекатомбы приносить, и не факт ещё, что получится. Такие дела, Дикобразик, мы живём в умирающем мире. Но пока мир не умер, живы и мы, маги. Прежних водопадов Силы у нас больше нет, зато мы научились виртуозно управлять ручейками. Гору необязательно сдвигать, её всегда можно немного подточить, и она рухнет сама.

Кот прервался, чтобы допить пиво. После чего с удовольствием крякнул и продолжил.

– Так вот, магами не становятся просто так. Тебя к этому знанию вела вся твоя жизнь, хоть и довольно причудливым образом. Обычно обучение начинается лет с тринадцати-четырнадцати, а ты дозрел только сейчас. Подумай, надо ли оно тебе. Моя мама говорит, что если лошадь сдохла, надо с неё слезать. И уж точно не пытаться её запрячь. Может так получиться, что моё Искусство не для тебя. Ты же прекрасно прожил почти тридцать лет без него. Ну, так живи дальше. Да, судьба нас столкнула, но кто тебе сказал, что это обязательно на благо? Может, это дохлая лошадь, которую нет смысла седлать? Подумай. Крепко подумай.

– А моя мама говорит, что главное – детей родить, – сказал Дикобраз. – Ну и работать стабильно. Да только я этого уже накушался полной ложкой! Не могу больше об потолок башкой биться. Не хочу как все. Мне надо знать, обязательно надо.

Кот пожал плечами.

– Ладно, слушай. Магия – это искусство познания себя и через это – познание мира. С точки зрения обывательской, плюшки в этом занятии отсутствуют. Ни тебе власти над мирами, ни ходящих гор, ни джинов на посылках. Ничего такого, о чём пишут в бульварной фэнтези. Зато опасности вполне реальные. Например, можно банально сойти с ума от перенапряжения. А можно попасть в лапы Святой Инквизиции. Да-да, эти ребята никуда не делись, а, наоборот, вышли на международный уровень. А функция у них прежняя – следить, чтобы маги не вредили людям. Агенты священной Конгрегации везде, уже лет двести у них представительства по всему миру. В Москве – тоже. Зарвёшься – за тобой придут. А ещё есть другие маги. У каждого свои интересы и вмешательства в свои дела они не терпят. Решат, что мешаешь, могут подставить или убрать. Но это всё мелочи жизни. Есть вещи, куда страшнее обычной физической смерти, и грозить они тебе будут постоянно. О них узнаешь позже сам, если хватит силы воли. Вообще в магии многое зависит от воли, знаний и тренированности. Это не только искусство, но и наука. Короче, ты подумай крепко, сейчас ничего не говори. Приезжай в гости через два дня, тогда и ответ дашь. А я пошёл, не провожай.

Кот допил пиво, резко встал и вышел из комнаты, оставив Дикобраза в полном недоумении.

Когда в прихожей хлопнула дверь, Дикобраз неспеша поднялся, отнёс обе кружки в раковину на кухне, вернулся к себе в комнату, сел в кресло и пустым взглядом уставился в монитор.

С самого детства ему казалось, что в мире чего-то не хватает, чего-то очень важного. Но учебники объяснили ему, что он неправ, что всё на месте и объясняется физикой, химией, биологией и психологией. Что яркие сны не больше, чем игра воображения. Что само воображение не особенно и нужно в жизни. В свои четырнадцать он согласился жить в таком мире, и яркие сны оставили его. Почти оставили.

Седьмая глава

– Сначала была Империя. Никто не помнит уже, как она называлась. Это её осколки потом стали всякими там Лемуриями, Атлантидами и прочими Египтами, – Кот начал рассказывать ещё в лифте. – Правили там маги-жрецы. Как тебе известно, в любой нормальной традиции маг и жрец это одно и то же. Потом уже понятия искусственно разделили апологеты монотеизма. Церковь в ту пору рвалась монополизировать общение человека с Высшими силами, стать обязательным посредником. Притом посредником единственным. В конце концов, ей это удалось блестяще. Костры инквизиции, пытки, в случае России – ссылки в отдалённые монастыри. Любых инакомыслящих церковные иерархи не терпели. Впрочем, это никак не мешало нам рождаться раз за разом, иногда магами, иногда – нет, но всякий раз с тягой к новому, к познанию. Жрецы же постепенно костенели и к настоящему моменту практически полностью утратили смысл всех своих ритуалов. Погоди, Дикобразик, не перебивай. Лучше съешь ещё этих мягких французских булок, хех, да не, пиво в холодильник ставь, а чипсы на стол. У меня тут немного не убрано, звиняй. Присаживайся к столу, да слушай.

Два дня, отведённые Котом на размышления, Дикобраз места себе не находил. О чём тут думать – трясти надо! Душа пела в предвкушении.

Ожидание тянулось как в детстве тридцатое декабря, когда ждёшь Деда Мороза и Снегурочку. Четверг полз черепахой, пятница дрейфовала медленнее континентов.

– Так вот, большинство магов текущего поколения это очень старые души, те, кто много раз рождался. Например, я изначальную Империю не застал, а ты там жил. Ты сам мне рассказывал в одном из воплощений. Кстати, когда вспомнишь, в каком – поржёшь. Ты тогда по Лондону бомжевал, всем рассказывал, что Джон Ди украл твои идеи, но однажды ты обязательно отомстишь, вот только эту бутылку джина допьёшь. А на опохмел ты выпрашивал, рассказывая по лондонским кабакам байки из своих прошлых жизней. Не знаю, джин, наверно, на тебя так действовал – ты тогда помнил почти всё, что с тобой было, в деталях, поэтому рассказов у тебя было неисчерпаемое количество. Что? Как ты тогда закончил? Не знаю, я тебя случайно встретил, мы выпили, а через неделю ты пропал. Говорят, потом выловили кого-то похожего в Темзе. Не-не-не, это не я, я тогда вообще проездом в Лондоне был, тебя случайно встретил.

Кот поднял кружку.

– Ну, прозит! Не смеши, с Верой твоей ты только в этом воплощении познакомился. Не придумывай, нет у вас никакой вечной любви. Про неё вообще разговор отдельный будет, потом как-нибудь. Вернёмся к нашим баранам. В старой Империи ты рождался несколько раз и даже достигал высоких ступеней посвящения. Сам говорил, что участвовал в каких-то масштабных проектах. То ли усмирял целые провинции, то ли порталы строил, ты никогда в подробности не вдавался. Сам вспоминай, тут я тебе не помощник.

Кот долил пива в кружки.

– Когда Империя развалилась, начался хаос. Ну, как всегда. Все стали делить власть, а Сила уже тогда начала уходить из мира, маги теряли влияние, теряли знания. Многие решили не ждать и свалили в соседние пространства. Оставались такие, как мы: те, кто чувствовал ответственность за этот мир и не хотел его бросать. Ну и, само собой, те, кто хотел быть первым на деревне, раз уж не получилось сотыми в Риме, хех.

Все дальнейшие империи вроде римской были только слабыми отражениями Империи древней. Как круги на воде, чем дальше, тем круг больше, да волна ниже. Сила уходила, горы двигать уже никто не мог, моря осушать – тоже, да и воспоминания переносить из жизни в жизнь становилось всё труднее. Традиция разделилась на множество течений, каждое из которых по сути говорит об одном и том же, но разными словами. И эти разные слова по-разному интерпретируются адептами. Часть этих течений стала потом мировыми религиями.

Кот вздохнул и надолго задумался.

– Маги? А что маги? Рождались, сражались, изобретали. Умирали. Снова рождались. Разрозненные школы растеряли многое, сосредоточившись каждая на своём. Даже если в каком-то воплощении везло стать магом, большая часть жизни тратилась на обучение всякой ненужной шелухе. Века с десятого магия вообще перестала существовать как искусство. Церковь заняла господствующее положение, всё остальное почиталось ересью. Маги стали рождаться людьми искусства, учёными, иногда воинами или политиками. Ну или священниками, а то и инквизиторами.

Дикобраз пододвинул Коту открытую пачку чипсов, тот благодарно кивнул.

– Да, Пушкин тоже был магом. По сути, любой известный писатель или учёный – это маг. Может быть, не прошедший обучения, но это неважно. Все они стремились постичь себя и мир вокруг, восставали против закоснелой системы, а это и есть главная черта, определяющая, кто ты.

Кот отставил в сторону пиво и посмотрел на Дикобраза.

– Кто такой маг? Маг – это тот, кто может. Да, так просто. А ты чего ждал? Научного определения? По-настоящему мудрый ответ всегда прост. На первый взгляд. Если учёный не в состоянии за десять минут объяснить ребёнку, чем занимается, значит это хреновый учёный. Маг уложится в минуту. Но и в том, и в другом случае, чтобы дать такое объяснение, нужно как минимум одну жизнь полностью посвятить своему делу. Магии, науке – неважно. А чтобы этот ответ полностью понять требуются годы ученичества. Попытайся сам себе позадавать наводящие вопросы. Например «может – что?». Подумай над ними, интересно будет послушать, чего придумаешь.

– Так вот, о чём это я. Достань, мне ещё пивка из холодильника. Лучше светлого.

В вечерней тишине приятно зашипели открываемые бутылки.

– Такие дела, Дикобразик. Сейчас имеем, что имеем. Церковь давно перестала быть магическим орденом, каковым она была долгое время, став просто общественным институтом. Постмодернизм, массовая культура и Интернет окончательно разъели мозги людей. Кругом одни зомби. Ну и мы. Прозит!

– Нет, нас не двое, нас довольно много. Ты удивишься, как много. По Земле ходят не только маги. Ангелы, демоны, духи, ведьмы, фавны, единороги, василиски, да хрен пойми кто. Они всегда тут были, но сейчас тут для них и для нас простор – хоть горшком назовись, никто и слова не скажет. Приличия только соблюдать надо. Инквизиция хоть и не та, что раньше, а башку свернуть может запросто. Помнишь, в середине девяностых бум сатанинских культов был? Чуть ли не на площадях чёрные мессы проводили. И кончились все эти граждане столь же быстро, сколь начались. Нет, не из-за сатанизма, а из-за того, что работающие ритуалы в массы понесли. Так-то.

– На деле всё просто: не будь дураком-идеалистом, и серые братья к тебе не придут. Можешь в ЖЖ написать, что ты потомственный колдун в тысячном поколении, лечишь силой своего перегара, всем по барабану будет. Даже найдутся те, кто тебе за излечение заплатит. Потому что где-то в сети уже наверняка есть целый сайт, посвящённый перегарному лечению, ха!

– А? Учиться? Это можно. Я тут, по-твоему, чем сейчас занимаюсь? Ну, пиво пью, эт само собой, но ещё и ввожу тебя, друг мой, в курс дела. Про Кицунэ я тебе рассказывать не буду, пожалуй. Она сама с этим лучше всего справится. Кстати, она тебя видеть хотела. Отказываться не советую. В пятницу ближайшую пересечёмся в том итальянском кабаке у тебя рядом с метро, пиццы поедим, всё такое.

– Прозит! Да не минжуйся ты. Как пела Алла Борисовна, то ли ещё будет эгегей.

Восьмая глава

Дикобраза разбудил радостный галдёж за окном. В воскресенье распогодилось, тяжёлый низкий потолок серых туч, давивший на плечи последние недели, исчез.

Как невеста отстраняется от окружающих накануне свадьбы, чтобы сохранить чистоту, небо отодвинулось от земли, примеряясь к снежной фате. Строгость, пустота и чистота, радость и ожидание, огромное пространство между асфальтом и солнцем завораживали. Мужики во дворе замолкали посреди спора о политике, отставляли бутылки и долго вприщур смотрели на далёкое осеннее солнце.

Дети и птицы были в восторге. Наперебой они радовались последним в этом году тёплым лучам и очень спешили поделиться торжеством с окружающими.

Карапузы в пухлых комбинезончиках словно стая разноцветных воробьёв шебуршились в дворовой песочнице. Они галдели, бурно ссорились и тут же мирились, бегали взапуски, возводили новые песчаные замки и разрушали старые.

В небе голуби со старой голубятни выписывали фигуры высшего пилотажа. Солнечные зайчики скакали с белоснежных перьев на окна, детвору, пивные бутылки.

Стоя на балконе с утренней сигаретой, Дикобраз наблюдал за чинными мамашами около песочницы, их отпрысками, носящимися по двору и птичьей кутерьмой в небе. Его тянуло расправить крылья и взлететь, присоединиться к лебединому каравану и отправиться далеко-далеко, в тёплые страны, подальше от панельных многоэтажек. Туда, где никто не слышал о метро, снеге и сером небе, где людям не всё равно, где тебя будут любить таким, какой ты есть. Всего только и надо – распахнуть перья и – ввысь!

Дикобраз шевельнул лопатками, готовясь окунуться в стремительные воздушные потоки и тут же нецензурно выругался – бычок обжёг пальцы. Вонзил бывшую сигарету в пепельницу и вдруг дошло. Похмелья не было. Обычно после таких ярых посиделок как накануне у Кота, голова наутро цепляла углами дверные проёмы, желудок выделывал акробатические номера, а руки не могли поднять ничего тяжелее компьютерной мыши. А сегодня всё наоборот! Душевный и физический подъём – где вы, привычные скука и апатия, ау! Горы свернуть – запросто! Куда там соломонам с мерлинами! Эх, взлететь бы, ну да не беда – успеется.

Весь день он словно парил в трёх сантиметрах от пола. Всё получалось само собой, и мир, мир говорил. Солнечными зайчиками на кухонных чашках, шелестом воды из-под крана, радостной кутерьмой за окном. Во всём слышалось: ты – наш, мы так давно тебя ждали!

Уснул Дикобраз счастливым.

Ветер бьёт в лицо, свистит в ушах, ерошит волосы, поёт в перьях. Крылья распахнуты и вибрируют. Солнце ласкает тело. До светила рукой подать, огромный жёлтый шар тянет к себе намного сильнее, чем скучная земля. Внизу в пятнашки играют леса и поля, а дороги и реки сплетают замысловатые узоры. Горы на горизонте как гребни дракона. Белоснежные вершины вспарывают низкие облака.

Одна из вершин коронована башнями и стенами. На заре мира молодые драконы и первые крылатые купались в облаках, радовались солнцу и ветру, вдыхали лёгкий пар воздушной пелены и выдыхали свет Творения. Иногда они ныряли в недра горы под замком, наполняя Силой подземные воды, странствуя по бесчисленным протокам к океану, создавая по пути великолепные гроты и пещеры.

Потом у подножия Первых Гор появился город. Тогда он звался просто Город и у него не было стен. Ажурные мостики бежали от крыши к крыше, мимо уютных парков, над разноцветной плиткой улиц.

За чистотой тут следили духи воды и ветра. Каждую ночь они приносили лёгкий освежающий дождь.

Кроме Высших магов, создателей города, тут никто не жил. Это потом, когда крепость на вершине опустела, а первые Высшие разбрелись по соседним мирам, сюда начали проникать все, кому хватало на это силы и знаний. В конце концов даже людские сновидцы смогли пройтись по древним камням. Просыпаясь они рассказывали в песнях и сказках о виденном своим сородичам. Взбудораженное воображение приводило в Город всё больше людей. Духам и прочим пришлось потесниться, а новые жильцы по извечной привычке нагородили здесь крепостные стены с башнями. Мостовые истёрлись за века, а Город сменил название. Теперь он называется Серый город, и знаменит он как главный перекрёсток нижних слоёв астрала.

Когда-то я тоже танцевал над этим замком, очень давно. Наверное. Лабиринт подарил мне древние знания, которые всё никак не уложатся в голове, не перестанут играть в пятнашки с моими собственными воспоминаниями.

Мне надо в Замок, но как до него теперь добраться? Тут теперь всё иначе! Людские сновидения продавили город вниз, ближе к тому слою вселенского пирога, что люди называют реальностью. Где теперь та гора, почему хребет на горизонте не приближается?

Жизнь до Испытания – позавчерашний сон. Яркий, эфемерный, суматошный. И глупый. Маг, жрец, человек, какая бессмыслица. Ветер и солнце качают как в колыбели. Я слышу зов. Свет проходит сквозь меня. Узоры разноцветной черепицы внизу будоражат воспоминания.

Нижние слои астрала сумбурны и хаотичны. Это царство воображения и эмоций. Каждый человек, у кого есть хотя бы чуть-чуть Силы, еженощно отправляется сюда, чтобы сотворить кусочек мироздания по своему вкусу. Остальные бродят тенями и призраками, ищут здесь свою Силу. Смешные, Сила-то внутри них самих. И пока они этого не поймут, будут приносить свою Силу на обед мелкой астральной живности.

Маги в астрале ищут и находят знания, совершенствуются, оттачивают своё мастерство и ставят эксперименты, шаг за шагом продвигаясь по Пути.

Для Высших нет разницы между астралом и обычной реальностью. Они строят города и говорят с драконами. Меняют улицы Серого города, чтобы посмотреть на новые узоры крыш. Путешествуют, сокращая земные расстояния через верхние слои астрала (невежды называют это телепортацией). Иногда Высший забывает себя и не возвращается из очередного путешествия. Мудрецы-архонты давно спорят, почему это происходит. Одни говорят – это переход на новый уровень бытия. Другие считают, что Высшие становятся фейерверком, вспышкой над Серым городом, пополняя собой общемировую память.

Я кружу над городом, прислушиваясь к симфонии внутри меня: так много голосов, цветов и запахов, все они рады мне и зовут, зовут, зовут. Ещё немного, и я растворюсь среди них, стану астралом или тем, что дальше. Нет! Не позволю никому управлять мной, моя воля – остаться, мой путь не окончен!

Хор не умолкает, но отступает на второй план. Ещё одно испытание позади.

Лабиринт бесконечен, войдя в него, ты будешь идти по нему всегда, потому что это Путь мага. Каждый миг – это новое Испытание на Пути. Оступаться нельзя. У Высших нет права на ошибку, потому что их ошибки слишком дорого обходятся всему мирозданию. Я готов нести ответственность, но мне ещё многому предстоит научиться: у Пути нет конца, и сейчас я вступил на новый этап.

Ветер бьёт так, словно хочет освежевать. Мозаика крыш несётся навстречу.

Где крылья?!

Пропали. Сожжены солнцем, оторваны ветром.

Падаю, падаю, падаю. Раскалённый молот света вбивает меня в тонкие ножи ветра.

Боль в астрале – тоже боль. Сосредоточиться! Только так можно вернуть крылья. Вот так, потихоньку, ещё чуть-чуть, и ещё.

Замысловатый рисунок внизу распался на отдельные крыши. Кажется, я вижу отдельные черепицы.

Не отвлекаться. Почти получилось. Ещё немного, ну же!

Есть! Знакомое ощущение разворачивающихся крыльев. Получилось, но что это за грохот? И что за осколки в воздухе?

Ааааа! Рёбра меряются прочностью со стропилами. Хрустят и те, и другие.

Получается, теперь я – падший?

Ну ничего, первая лепёшка комом, в следую…

Удар!

…ющий раз… Аааа!.

Электрический кнут хлестнул по позвоночнику.

Где я?! Что происходит?!

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Октябрьская»! – Дикобраз вздрогнул, распахнул глаза, замотал головой. Поезд дёрнулся, серые мраморные колонны поплыли влево. Круглые барельефы мелькали всё быстрее. Вот светофор и служебные двери за ним.

Правая рука затекла, ладонь вспотела. Поручень над головой был шершавым: наверное слезла краска. Дикобраз унял дрожь и пару раз глубоко вздохнул. Спокойствие, только спокойствие. Сердечко колотится, это ничего, бывает. Сколько раз твердил себе: не спать в метро, не спать!

Спина ныла, поролоновые колени подгибались. Перед внутренним взором кружились огромные белые перья. Подкрашенные алым они грациозно танцевали в пыльном облаке. Солнечные лучи пробивали пыль навылет.

Дикобраз зажмурился и покачал головой, попытался сменить руку на поручне. В мозгу гудел большой колокол, пальцы не сразу согласились отпустить приятную металлическую шершавость. Нашарить металлическую палку левой рукой удалось только со второй попытки.

Вот жеж ё-моё. Эк меня расколбасило. На работу не опаздываю?

Дикобраз поправил очки и вытащил телефон из кармана пальто. Потёртый чёрный кирпичик, как и верхняя одежда, служил давно и верно. Связь держал отлично, время и смски показывал. Музыку в дороге слушать сложновато, памяти-то всего тридцать четыре мегабайта, но это мелочи. Камера, опять же, хорошая. На кой нужны все эти новомодные айфоны, сенсорные экраны и прочие навороты – непонятно. Так сколько там таймов наклокало? Без пятнадцати восемь. Нормально.

Дикобраз выдохнул, вернул телефон обратно. Пальцы поглаживали бугорки кнопок. Приятная на ощупь резина успокаивала. На центральной цифре, с пятёркой, была маленькая пимпочка.

Всё прошло, никаких больше полётов и падений, расслабься.

Свистопляска перед глазами постепенно устаканивалась, привычная обыденность убаюкивала сознание, как вид знакомой гавани успокаивает вырвавшегося из шторма капитана. Дикобраз аккуратно поводил головой из стороны в сторону – вроде норма. Фух. На следующей выходить, надо пробираться к выходу.

Прямо перед Дикобразом – нога за ногу – сидела девушка с чёлкой ядовито-свинячьего цвета среди антрацитовой копны волос. Провод от огромных наушников в виде черепов тянулся куда-то вглубь чёрной короткой куртки, из-под которой выглядывала фиолетовая рубашка в красно-белую клетку. Обтягивающие джинсы и белые кеды с салатовыми шнурками завершали картину. Обувка в такт музыке подёргивалась в опасной близости от любимого пальто.

Сраные эмо! Трудно было нормально сесть что ли? Час пик, между прочим!

Дикобраз поджал губы, аккуратно огибая качающуюся ногу, и стал протискиваться к выходу. Сосед, тучный мужик в дешёвом костюме и розовой, расстёгнутой на две пуговицы рубашке, выходить явно не собирался. Куртку толстяк перекинул через руку, его лицо покраснело, волосы взмокли. Коричневый кожаный портфель уютно устроился на полу меж необъятных ножищ.

Интересно, что полагается носить в этих модных барсетках, сумках и портфелях? Книги? Завтрак? Или достаточно просто таскать с собой эти аксессуары? Например, для понта или чтобы друзья и семья видели, что подарок пришёлся ко двору?

Просочившись мимо толстяка и его поклажи, Дикобраз оказался за спиной высокой одутловатой блондинки с распущенными волосами. Они настырно лезли в нос, от них несло еловым лесом, облитым парой цистерн яблочного сиропа. Вкупе с потным амбре толстяка этот иприт безжалостно насиловал даже отбитое табаком обоняние Дикобраза. Блондинка собиралась выходить, обойти её было нереально, а её причёска занимала всё свободное пространство.

Дикобраз прикрыл глаза, сделал музыку в наушниках погромче и приготовился стойко перетерпеть химическую атаку. Под «Белую гвардию» сделать это оказалось не так трудно.

Ты лежишь на горе, на высокой горе

И видишь сон.

А по небу плывут иллюстрации сна -

Облака.

То, что снится тебе, происходит со мной

На земле.

Я сижу у реки, наблюдая полет

Мотылька.

После разговора с Котом прошло три дня. И три ночи. Каждую из которых Дикобраз летал над неведомым городом. Как окровавленные перья, медленно кружащиеся в пыльном конусе света.

Стоп! Не думать об этом!

Дикобраз помотал головой. Прядь блондинистых волос щекотала ноздри.

Больше никаких чудес не происходило. Наверное, так и бывает, когда вместо волшебника с вертолётом и эскимо к тебе приходит обычный московский маг с пивом и чипсами. Водоворот обыденности крутился как ни в чём не бывало. Жизнь тянулась как нудный бетонный забор промзоны, мимо которого каждое утро Дикобраз ходил на работу. Никаких тебе излишеств вроде граффити или хотя бы матерных надписей – только серый бетон. Алгоритм будней оставался столь же прост и туп: разлепить глаза среди ночи – по какому-то недоразумению именующейся утром – добраться до кухни, потом до ванной. Ёжась от ветра доползти до метро и слиться в сонном оцепенении с целым поездом таких же «счастливчиков», перебирающихся из одного конца города в другой ради того, чтобы весь день вливать в себя офисный кофе, отчаянно сражаясь с сонливостью. Самое главное во всём этом – постоянно дремать на ходу, иначе придётся обращать внимание на всякие неприятные детали вроде блондинистых волос, беспардонно лезущих в глаза и нос.

Я иду по тропе, отзываясь на зов

Городов.

Голубая вода остаётся теперь

Далеко.

Открываю ключом свой мистический дом

На заре,

Зажигаю огонь, чёрный кофе варю

С молоком.

И мысли, мысли.

Магия какая-то, что за бред. Посидели мы тогда с Котом неплохо, оно да, но магия? Кот всегда был долбанутым, ещё в институте Кастанедой увлекался, носил пацифик и разноцветные рубашки, траву курил. Доувлекался, походу. Снёс человеку башню пейотль. Говорит, любой учёный – маг. Ага, два раза. Циолковский эликсир вечной жизни нашёл, да только так и помер, никому ничего не сказав. А Ломоносов каждый день по десять файерболов выпускал. Надо бы, кстати, Deep Purple в телефон закачать, давно их не слушал. В воскресенье да, удачно получилось – никакого тебе похмелья, тишь, гладь, да божья благодать. Только магия тут причём? Просто с пивом повезло, свежее попалось. Бред это всё. Или шарлатанство. Кот твердит – научных опровержений нет, ишь ты. Да что там опровергать-то? Чтобы что-то опровергнуть, надо это что-то доказать, а доказательств нет никаких, я гуглил. Кто-то где-то в старину видел одного парня, который встречал другого парня, который что-то там такое вроде умел. Лол. Цыганки столетиями судьбу предсказывают, предсказывали бы точно – сами бы как сыр в масле катались и могли бы на все теории вероятности с высоких колоколен плевать. А на деле что? Просто лохотрон!

Но… почему я помню не как проснулся утром и почапал на работу, а помню только полёт и почему этот полёт реальнее многих моих воспоминаний? И снится постоянно? Кстати, какой сегодня день? Вроде бы среда… Да, точно, среда. А воскресенье будто вчера было. Птицы эти… и дети… и небо… и крылья… Стоп! Харэ! Не хватало ещё раз отрубиться!

Но полёт… И глаза Кицунэ?…

Голубая вода – это мысли мои

О тебе,

Я хочу быть с тобой, эта боль у меня

Не пройдёт,

Я однажды проснусь от того, что пойму,

в эту ночь

Ты отправишь за мной иллюстрацию сна -

Самолёт.

– Станция «Октябрьская», переход на Калужско-Рижскую линию!..

Поезд сбавил ход, люди перед дверями подобрались как бегуны в ожидании стартового выстрела – выход из поезда в час пик на кольцевой не самый простой манёвр. Надо успеть выйти вместе со всеми, иначе встречный поток запросто может унести обратно в вагон, да так, что до «Таганской» доедешь расплющенным о задние двери, любуясь увлекательными узорами плитки на стенах станций.

Двери открылись, блондинка плавно поплыла на выход. Эх, обогнать бы её. Там дальше на переходе эскалатор, опять толпа. Снова в зариновых зарослях маяться? Ну уж нет. В конце концов это для блага самой блондинки: вряд ли она обрадуется, если кто-то будет чихать в её роскошную причёску.

Да шевелись ты, овца! Сейчас народ внутрь попрёт, хрен выйдем. Или тебе переходить не надо? Дикобраз вслед за тёткой вывалился из поезда и влился в толпу, вяло топчущуюся у первых ступеней лестницы перехода на радиальную ветку.

Интересно, как в этих кишках мраморных червей чувствуют себя клаустрофобы? Деться некуда, потолок низкий, стены серые, коридор длинный. Вошёл нормальным – вышел слюнявым психом. Мне-то что, мне совсем чуть терпеть осталось, ещё неделю, может – две. Хватит с меня. Надо только придумать, что в записке такое написать, чтобы Вера всё поняла.

Мысли и настроение вернулись в обычную утреннюю колею. Как рабы, которые всю жизнь крутили гигантское колесо и привыкли к этому настолько, что даже освободившись начинают ходить кругами в любом помещении, куда попадают.

Ты лежишь на горе, на высокой горе

И видишь сон.

Молчаливый пилот заслоняет крылом

Лунный свет.

То, что снится тебе, происходит со мной

На земле,

Я стою у окна, прижимая к гpyди

Амулет.

Ладно, пересекусь с Котом и Кицунэ послезавтра, пивка попьём, пиццы поедим, магия-хренагия, один чёрт дома делать нечего. Вера уже которую пятницу занята, кстати, надо бы уточнить – чем.

Дикобраз кивнул, сделал шаг на эскалатор и привычно растворился сознанием в коричнево-сонной утренней толпе.

Девятая глава

Дикобраз жил в «спальнике» на западной окраине Москвы. Район был типичным примером массового строительства времён позднего СССР: одинаковые панельные дома, несколько магазинов, пара школ и детских садов, дом быта и поликлиника. Из развлечений – детская библиотека в двадцати минутах ходьбы от дома. Бог его знает, что там было написано в советских строительных СНИПах и ГОСТах и о чём думали архитекторы, но даже ближайший кинотеатр находился только на соседней станции метро. Спальник он спальник и есть.

Пару лет назад рядом с метро построили трёхэтажный развлекательный центр с кучей мелких магазинчиков, кинотеатром и несколькими едальнями на самый разный вкус и кошелёк.

Больше всего Дикобразу нравилась пиццерия. Пиво там всегда было свежим, а заказанную пиццу выпекали прямо при тебе. А ещё оттуда открывался шикарный вид. Заведение располагалось в передней части бизнес-центра, занимая большую часть второго и третьего этажей. Всю переднюю стену занимало гигантское, во всю стену, окно, которое смотрело на самую оживлённую часть района. Почти Манхэттен. Ну, если приходить вечером и не очень вглядываться в пейзажи.

Лёгкие деревянные столики на витых чугунных ножках были разделены стеллажами с вином и маслом, кое-где увитые диким виноградом. По-хорошему, из окна должен был открываться вид на Тирренское море. Хотя бы на Адриатическое или Гудзонский залив, но и так получалось очень неплохо, на входе всегда стояла небольшая очередь.

Дикобраз пришёл за полчаса до срока, выбрал столик в глубине зала, чтобы видеть только небо, без суеты у метро, заказал пиццу и теперь наблюдал за тем, как официантки в белых передниках и красных рубашках изящно маневрируют между столиками. Справа от барной стойки, у большой каменной печи суетился повар. Он то закладывал новую пиццу, то доставал готовую. Тонкие напомаженные усиками а-ля Сальвадор Дали иронично подчёркивали типично рязанский нос-картошку. Впрочем, это нисколько не мешало ему ловко отправлять в каменный зев одну пиццу за другой, мастерски орудуя деревянной лопатой. Время от времени он подбрасывал пиццы в воздух. Кругляши из теста подлетали, делали несколько сальто и с неизбежной точностью оказывались в печи. Деревянная лопата порхала в руках повара как боевой шест в руках мастера боевых искусств из голливудского фильма. Дикобраз прихлёбывал вкусное светлое пиво и наблюдал за поваром, прикидывая, когда же придёт черёд для заказанной пепперони и может ли у итальянца быть такой нос.

Когда пива оставалось примерно полкружки, а рассуждения привели к тому, что итальянцы бывают разные, к столику подошли те, кого он ждал.

– Здорова! – Дикобраз пожал руку Коту и слегка поклонился Кицунэ.

Они сели напротив Дикобраза, у Кота в кармане рубашки бренькнуло, он достал телефон, поглядел на экран и принялся бурчать ругательства в адрес Т9, набирая ответную СМС. Кицунэ махнула рукой официанту, не отрывая взгляда от Дикобраза. Её пристальные глаза за прозрачной бронёй очёчных стёкол были строгими, внимательными и отрешёнными. Дикобраз поправил свои очки и попытался отвести взгляд. Не получилось.

Звуки, запахи, краски отступили на полшага. Кожу покалывало, виски ломило, блики на очках собеседницы были непробиваемы. Где-то на периферии зрения над деревянной лопатой медленно поднималась в воздух пицца, пальцы Кота зависли над клавиатурой телефона, официант приближался как водолаз в полном снаряжении по дну опасного водоёма.

– Задолбал этот Т9! Как его отключить? Колючий, может ты посмотришь? Никак разобраться не могу, – Кот протягивал свой телефон, пицца, совершив двойной кульбит, вернулась на лопату, Кицунэ как ни в чём не бывало делала заказ.

– А? Чего? Вот, смотри, тут вот решётку нажми и набирай как человек, – Дикобраз вернул повидавший виды аппарат Коту и потряс головой, – Пива мне тоже закажи.

Кицунэ закончила с официантом и снова вглядывалась в Дикобраза. Она сложила руки на столе перед собой, выпрямила спину и наклонилась всем корпусом вперёд как пионерка-отличница.

– Дикобраз, скажи, почему ты думаешь, что ты живой и бодрствуешь? – начала она без всяких предисловий. – Ты ходишь на работу, с кем-то о чём-то говоришь, пьёшь пиво, но ведь то же самое можно делать и во сне. Сколько людей пройдёт мимо тебя, если ты заговоришь с ними на улице? Может, это не потому, что они не хотят с тобой говорить, а потому что тебя для них просто нет?

– Как это нет? – вскинул брови Дикобраз.

– Ну так. Нет и всё. Ты не помнишь свои сны, но и в снах ты не помнишь о том, что считаешь своей обычной жизнью. Иногда ты думаешь, что всё, происходящее с тобой это тоже сон и скоро проснёшься. Но сам ты никогда не проснёшься, даже если умрёшь, просто войдёшь заново в этот бесконечный круг.

Официант принёс Кицунэ чай, а Коту – пиво. Кицунэ подняла чашку двумя пальцами, отхлебнула из неё и продолжила.

– В этом мире почти нет магической силы. Каждый маг только потому маг, что в состоянии точно сказать, когда он спит, а когда – нет. Кот убедил меня с тобой поговорить, вот я и спрашиваю: почему ты думаешь, что жив?

Дикобраз откинулся на спинку стула, поправил очки и завертел в пальцах зажигалку. Кицунэ была права. Похожие мысли давно царапали череп изнутри и не давали спать. Для мира нет никакой разницы, жив ты или мёртв, а для человека безразлично, бодрствует он или спит. Выходит, надо встать из-за стола, попрощаться и обнять уже наконец воздух в полёте со своего далеко не последнего этажа. Один хрен, разницы нет.

Кицунэ наклонила голову к плечу – она ждала ответа, поглядывая то на Дикобраза, то на чай. Последний явно интересовал её больше. Кот охватил свою кружку так, что у него побелели пальцы, но на собеседников не смотрел, разглядывал официантов и считал бутылки в баре.

А ведь им реально пофиг. Сейчас я соглашусь с Кицунэ, а они встанут и уйдут из моей жизни навсегда. Останется серый асфальт. Так нельзя, как же свет и крылья? Как же мои сны? Магия – это полная хрень, конечно, но лучше сходить с ума в компании, чем тупо сдохнуть в одиночестве.

Дикобраз отложил в сторону зажигалку и посмотрел в глаза Кицунэ.

– Я жив, потому что жив. Что ещё тут скажешь? Я знаю разницу между сном и явью, и сны помню. Там у меня крылья, и воспоминания о том, чего не могло быть. – Глаза его сверкнули, а брови нахмурились – Всю жизнь я чувствовал, что есть что-то большее, что-то, что делает мир объёмным и цветным. И вот, наконец, выяснилось, что я был прав, а теперь приходишь ты и хочешь доказать, что я никто, что меня по сути и нет вообще. Да хрен тебе!

Лопатки свело, и он услышал шуршание перьев, почувствовал, как за спиной начинают расправляться крылья.

Кицунэ приподняла левую бровь и отхлебнула своего варева с бергамотом. Поставила чашку на блюдце, смерила взглядом собеседника, шевельнула уголками губ.

– Ладно, Дикобразик, не злись. Я всего лишь хочу предложить тебе игру.

– Какую? – Дикобраз подался вперёд.

– Давай играть в магию. Будто она есть, хоть нас и учили с детства, что нет. Иногда будет весело и странно. Ну и опасно, конечно же.

– Я готов!

– А подумать не хочешь? Игра серьёзная, игроков много и все они куда сильнее тебя. И церемониться они не будут, поверь мне. Некоторые постараются тебя убить, а некоторые – свести с ума.

– А какова цель этой игры?

– Для тебя сейчас главная цель – это научиться играть.

– А кто ещё в команде?

– Потом познакомлю. Если оправдаешь ожидания, конечно. Кот в тебя верит, может быть, он и прав, – она наклонила голову немного набок, стёкла очков блеснули. – Добро пожаловать на борт, ученик. Только учись быстрее, времени у нас мало.

– В смысле, времени мало?

Кицунэ загадочно улыбнулась в ответ.

Десятая глава

Звонок в квартире Кота орал так, что слышно было даже на лестнице. Загавкала соседская собака. Дикобраз в очередной раз приложил руку козырьком ко лбу и прислонился к стеклянной двери, отгораживающей лифт от предквартирного предбанника. У стены справа лыжи в чехле. Слева – древний телевизор «Рубин». Дикобраз нажал кнопку ещё раз. Снова трель и собачье возмущение в ответ. Странное дело – договаривались же. Дикобраз развернулся и спустился по лестнице вокруг лифтовой шахты на площадку. На широком подоконнике большого окна обнаружилась жестянка с окурками. Дикобраз достал сигареты, задымил и принялся набирать смс.

Дверь пролётом выше распахнулась, и на площадку вышел Кот. Он поправил длинный шерстяной шарф, намотанный поверх пожилого кожаного пальто, и спустился к Дикобразу.

– Ты чего трезвонишь как пожарная тревога, ученик? – зашипел он сходу. – Мне теперь соседи опять мозг жрать будут. У них собачка, видишь ли, нервная. Спать не может, когда кто-то в дверь звонит. Просил же на улице ждать.

– Дык это, договаривались же, – потупился Дикобраз. – На часы-то глянь. А на улице, между прочим, не май месяц. Я и поднялся.

Кот хмыкнул.

– Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка. Пошли.

В этом году осень поспешно покинула улицы, оставив за собой неаккуратный хвост чёрных оголённых деревьев и мрачных луж с грязной водой. Зима приходить брезговала. Время от времени лужи замерзали, но наутро опять оттаивали. Растения и люди мрачно смотрели в мутно-серое небо, снега никто даже не ждал. Межпогодье в Москве.

Учитель и ученик спустились по выщербленным ступенькам подъезда, прошли вдоль стены дома, пряча руки в карманы и поднимая воротники, через подворотню выбрались на широкую улицу с трамвайными рельсами. Кот жил в старом районе неподалёку от Тимирязевского парка. Дикобраз оказался тут в третий раз в жизни, географию района он представлял себе смутно. Кажется, слева за углом разливайка с неплохим пивом, а к метро надо идти через дворы за спиной. Или нет?

– А мы куда? – нарушил тишину Дикобраз.

– За мороженым, а потом дельфинарий двинем, – огрызнулся Кот.

Пару минут они шли молча. Резкий порывистый ветер гонял по тротуару полусгнившие листья, по рельсам прогремел трамвай, заунывно потренькивая на ходу.

– В парк, куда ж ещё, – Кот мотнул головой. – У тебя сегодня первый раз как в первый класс.

– Чего? – не понял Дикобраз.

– Установочная лекция. Первое сентября. Введение в профессию.

Длинная стена старых десятиэтажек серого кирпича тянулась вдаль, изредка прерываясь подворотнями. Жёлтые трубы газопровода отчёркивали скаты крыш. Если бы не подмигивающее сквозь редкие амбразуры облаков солнце, здесь было бы мрачновато. А так – привидение с мотором. Дикое, но симпатичное. Дополнительный шарм улице придавало отсутствие здесь осточертевших панельных многоэтажек.

Дикобраз в пятый раз за последние десять минут поправил очки.

Странно всё это. Тогда, в пиццерии, больше о магии не говорили. Посидели, потрещали и разошлись, словно так и надо. А как же ритуал посвящения? Таинственное подземелье, свечи, клятвы, магические алтари, курящиеся благовония, мантии, колпаки со звёздами? Хотя нет, колпаки – это у астрономов. Или астрологов? В любом случае, никаких тебе церемоний. Просто очередное беспохмельное утро и нервная собака соседей Кота. Кстати, раз уж он такой крутой, мог бы заткнуть шавку каким-нибудь хитрым заклинанием. А он даже прикуривает от обычной зажигалки, да ещё и от ветра её прячет.

И всё-таки, было в этом что-то настоящее. То, из-за чего два котёнка, радость и узнавание, носились по душе на мягких лапах. Сны последних дней, и полёт, и крылья, и Серый город – всё это было настоящее, было – его. Она ждала так долго, забытая, утрамбованная на самые дальние антресоли памяти, и вот теперь пробуждалась как красавица в пушкинском стихотворении. Его, Дикобраза, сила.

– Ну вот, пришли, – сказал Кот.

Они стояли на небольшом холмике, отгородившимся от тропинки деревьями. Справа ветер донёс трамвайную трель.

– Тут никто особо не ходит, нам не помешают. Итак, – в голосе Кота прорезались монотонные лекторские нотки. Чувствовалось, что тему он объясняет далеко не в первый раз. – Начнём с азов. В нашем мире главные источники силы – это Места Силы и лэй-линии между ними. Они все разные. Где-то тебя будет как молнией бить, смотрел фильм про Маклауда? Там хорошо показано, как выглядит маг, попавший в хороший резонанс с Местом Силы. Но запросто может случиться и обратный эффект. Да-да, вплоть до ситуации из кинокартины «Матрица», где люди были батарейками. Вот чтобы такой батарейкой не стать, надо уметь общаться с Местами Силы. Именно общаться, отношения с ними у каждого мага свои. Там, где мне хорошо, ты можешь вообще ничего не почувствовать. И наоборот. А для начала необходимо научиться определять, границы и местоположение этих самых мест. Маг всегда контролирует окружающее, понимает, где находится и что можно делать, а что – ни в коем случае нельзя. Этот навык должен быть отработан на уровне рефлекса. Иначе не выжить. А складывается такой рефлекс из двух вещей: умении понимать своё тело и регулярном сканировании всего вокруг. Посему вот тебе первое упражнение: почувствуй своё тело. Начинай с ног. Сконцентрируй на них внимание и медленно двигайся выше. Постарайся ощутить все мышцы и сосуды, понять, что с ними сейчас происходит. Приступай.

Дикобраз переступил с ноги на ногу, поправил очки, сунул руки в карманы. Глупость какая-то, идиотизм. Чего там чувствовать-то, и так всё ясно. Ноги – ноги, колени – колени. Ладно, можно же просто постоять чутка, а потом сказать, что всё получилось.

– Колючий, не тяни слона за хобот! Сам сказал, на дворе не май месяц, работай уже!

– Да работаю я, – буркнул Дикобраз.

– Ни фига ты не работаешь! Попросился учиться, так не халявь теперь! Давай уже, действуй.

Дикобраз закрыл глаза и сконцентрировался на ступнях. Он пошевелил пальцами ног и почувствовал как ногти на больших пальцах упираются через ткань носков в кожу ботинок. А потом – как часто-часто пульсируют капилляры. В ушах ритмично застучало. Зрение стало острее. Словно вышел из моря и смахнул ручейки с лица. Проявилась каждая мышца в ногах, каждый волосок на коже.

Ощущение было потрясающим. Красота и сложность собственного тела потрясали. А самое главное, всей этой красотой можно было управлять!

А что если немного расслабить вот эту мышцу? Вот тааак, осторожненько.

Опа! Дикобраз пошатнулся, сделал полшага назад и взмахнул руками как пловец баттерфляй, восстанавливая равновесие. Великолепная картина пропала быстрее, чем он успел придумать вопрос о происходящем.

В соседней вселенной хмыкнул Кот.

– О, неплохо для первого раза. А теперь повтори, только постарайся не охреневать так сильно и доведи дело до конца.

Дикобраз напрягся и сосредоточился. Но как он ни пытался, вернуть Ощущение не удавалось. Он зажмурился и поднатужился, потянулся вниманием к ступням с решительностью и отчаянием стодвацатикилограммовой красотки в последний день перед открытием купального сезона. Не получилось. Ещё раз. Осечка. Он пробовал снова и снова, пока взмокшего и злого, его не остановил Кот.

– Стоп, стоп! С этим упражнением на сегодня всё. Отдыхай, а я расскажу о следующем номере марлезонского балета. Сканирование местности. Принцип тут такой же, как и с телом. Ничего сложного. Просто концентрируешься на своих ощущениях и получаешь понимание, что кругом и как. Это называется поверхностным сканированием. Обычно, им все и ограничиваются. Если хочешь глянуть глубже, просто усиливаешь концентрацию и фокусируешься конкретно на объекте внимания. Объект – любой. Человек, скамейка, ворона, да что угодно. Фокус в том, чтобы за минимальный отрезок времени получить максимум информации. В идеале ты должен уметь мгновенно считать любого противника сквозь любые защиты. Но это в идеале. А пока тренируйся вон, на деревьях. Начинай с общего ощущения, а потом перенеси внимание на тот дуб. Посмотрим, что у тебя получится.

Дикобраз пожал плечам. Дуб, так дуб. Интересно, будет как с ногами или нет?

Мир качнулся как пыльная портьера, открывая закулисье, обратную сторону красивых декораций. Под холмиком, на котором стояли они с Котом, клубилась темнота. А ещё там, в глубине, иногда вспыхивал янтарь.

Деревья придвинулись к холму, слились, вздыбились чёрной монолитной стеной. А дуб… Дуб оплёл корнями темноту под холмом, а ветвями он тоже что-то оплетал, только не разглядеть, что… И, кажется, этот дуб с кем-то говорил, говорил на таком знакомом языке, который вот-вот вспомнится, надо только…

Видение пропало так же резко, как и в прошлый раз. И опять вернуть его не удалось. Зато осталось понимание, что дуб и Кот связаны. И днём, и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом. Идёт направо…

– Так, стоп, стоп! – голос учителя резко разорвал круг мыслей. – Я тебе что сказал? Дерево смотри, а не меня. И не надо агрессии! Попробуешь так беспардонно кого-нибудь на улице посканить – рискуешь огрести по самое небалуй. Ладно, раз уж ты перешёл на людей, попробуй ещё раз на мне, но, блин, делай это деликатно, как девушку раздеваешь.

Дикобраз сосредоточился. В голове шумело, между ушами гремел океанский шторм. Образы в безумной чехарде сменяли друг друга. Дуб, Кот, капилляры на ногах. Глаза шарили вокруг, не желая ни на чём останавливаться.

– Тааак, понятно, – протянул Кот. – Всё, выдыхай, бобёр. Присядь, покури. Для первого раза неплохо.

Они с Котом уселись на скамейку неподалёку. Дикобраз достал пачку, выудил сигарету и уронил её. Вторую – тоже. Третья долго не прикуривалась, но в конце концов поддалась. Голова и ноги были ватными, сердце тяжело бухало, сигаретный дым раздирал лёгкие и горло.

В гудящей голове среди круговерти новых ощущений скептицизм зашуганно поскуливал из-под лавки, не умея придумать объяснения. Выходит он, Дикобраз, и правда ученик мага. Да не просто ученик, а ученик, у которого что-то реально получается? Да ещё и на первом же занятии? Охренеть! Так, срочно повторяем пройденное. Пока не утекло сквозь пальцы, не начало казаться сном или ещё выдумкой.

Дикобраз сосредоточился на теле, закрыл глаза, пытаясь вызвать в себе прежнее чувство и… Ничего. Со сканом – тоже. Ни с первой попытки, ни со второй, ни с пятой.

Кот наблюдал за учеником. Когда Дикобраз в очередной раз выдохнул, закрыл глаза и попытался сосредоточиться, Кот сказал:

– Хватит. Ни сейчас, ни в ближайшую неделю у тебя ничего не получится.

Дикобраз довёл очередную безуспешную попытку до конца и только после этого посмотрел на учителя.

– Это почему?

– Ну, во-первых, ты по большому счёту ещё даже не ученик. Полноценным учеником ты станешь после инициации. Ага. Думал, пивка со мной и Кицунэ попил, и сразу Дон Хуан? Наш паровоз вперёд летит, в Икстлане остановка? Нет, друг мой, в магии существуют несколько ступеней посвящения. На каждом уровне – свои задачи и свои возможности. Да, как в компьютерной игрушке. Не кривись. Думаешь, у кого игроделы всё срисовали? Такая у нас защита от дурака. Чтобы все подряд не лезли куда ни попадя, и их там не било по башке. Запомни этот принцип: каждому даётся только то испытание, которое он может выдержать. Но это не значит, что к испытаниям не надо готовиться. Надо, и ещё как. Докажешь, что освоился на своей ступени – сможешь пройти дальше.

– А если не докажешь? – Дикобраз упёрся руками в колени и наклонился немного вперёд.

– По-разному, – Кот пожал плечами. – Кто-то получает второй шанс через полжизни, а кто-то не получает совсем. Я бы на твоём месте на переэкзаменовку не рассчитывал. Но ты не кипишуй, мои ученики не проваливаются. Главное – слушай, что говорю. Хватит – значит хватит. Ты вот сидишь сейчас, отдышаться не можешь. Сердце колотится, глаза сумасшедшие. Перенапрягся ты, колючий. Это как тяжести с непривычки таскать, перетрудишься – потом обязательно крепатура случится.

Дикобраз откинулся на спинку, запрокинул голову, вытянул ноги, уронил правую руку вдоль тела. Подташнивало, сил не хватало даже на то, чтобы поднять сигарету. В голове было пусто, как в высоком холодном небе. Надо же, распогодилось. По синему полотну неслись стремительные острые перьевые облака-мысли. Вот тебе и магия. Думал – особенный, рассчитывал – всё быстро получаться будет, уверил себя – что настоящий мерлин, спрятал всё это под напускным цинизмом, и вот. Десяток секунд внимания к собственному телу и выдохся. Как там Кот говорит? Крепатура. Минимум неделю теперь отлёживаться, избранный. Ну что за нахер. Только начало получаться и обломинго. Дикобраз тяжело вздохнул. Сны там или не сны, а ученик мага из него посредственный. Облака постепенно становились знакомыми трещинами на неряшливой побелке, а под ногами вновь противно заскрипел песок.

– Эй, не спать! – окрик Кота заставил встрепенуться. – Дааа, развезло тебя знатно. Но это ничего, бывает. Управлять силой не сразу учатся. Сейчас я поделюсь с тобой энергией (заодно увидишь, как это делается – пригодится потом), и мы с тобой пойдём ко мне, пару бокалов чая примем. На следующей неделе снова будем заниматься. До инициации всего пара месяцев, времени на раскачку нет. Протяни руку ладонью вверх.

Дикобраз протянул. Учитель поднёс сверху свою ладонь так, чтобы между их руками оставался зазор в полсантиметра и напрягся. По телу Дикобраза потекло тепло, потрескавшийся потолок растворился в синеве. Как говорится – в первый раз не водолаз, всё обязательно получится, он ещё всем покажет, всех победит!

Они поднялись со скамейки и направились к разливайке, куда, по словам Кота должны были подвезти свежее чешское.

За их спинами небольшое синее озерцо неба над поляной затягивалось серыми тучами. А впереди, над домом Кота пробилось солнце, дружелюбно освещая путь магов к любимому магазину.

Одиннадцатая глава

– Кто ходит в гости по утрам, – намазать физиономию пеной для бритья, – тот поступает мудро, – теперь аккуратненько бритвой – тот тут сто грамм, – сполоснуть лицо, вроде нигде не порезался, – то там сто грамм, – осталось только причесаться – на то оно и утро!

Вышел из ванной насвистывая. Вера наконец-то согласилась встретиться. Ура! Быстро оделся (лучшие джинсы, рубашка и свитер, не забыть одеколон!), впрыгнул в ботинки, накинул куртку и хлопнул дверью. Застёгивая молнию на ходу через ступеньку сбежал по лестнице. Лавируя меж хмурых субботних прохожих, он весело дошагал до метро и – в кои-то веки – смог занять сидячее место. В наушниках бравурным саундтреком звучал Nightwish. Даже самое обычное утро превращается в нечто невероятное под «Wish I had an Angel».

С Верой они познакомились ещё на третьем курсе, когда она подрабатывала в деканате. Вечно одинокому Дикобразу сразу приглянулась фигуристая блондинка с короткой стрижкой, которая любила пошаговые фэнтезийные стратегии и футбольный клуб ЦСКА. Молодой человек разу решил, что это его вторая половинка и с тех пор дарил Вере цветы, таскал в кино и кафе, на вечеринки общих знакомых и рок-концерты. Девушка особого энтузиазма не выказывала, но ухажёр оказался упорным, руководствующимся принципом «Меня не слышат – это минус, но и не гонят – это плюс!». Дикобраз верил: рано или поздно она поймёт, что он – её единственный выбор, они создадут счастливую ячейку общества и наплодят щенят. В смысле – детей. Иначе и быть не может!

На вихре розовых мечтаний Дикобраз долетел до «Октябрьского поля». Он купил цветов и вприпрыжку отправился на встречу. Вера не слишком любила длинные поездки, поэтому обычно они сидели в небольшом пивном ресторанчике в двух шагах от её дома. Всего двадцать минут ожидания у подъезда, и Дикобраз, наконец, получил возможность вручить букет.

За годы их знакомства Вера похорошела. Перестала краситься в блондинку, отпустила волосы и начала носить джинсы. У неё не было страсти к нарядам и косметике, и это импонировало Дикобразу, к которому, впрочем, у Веры тоже страсти не было. Она общалась с ним как с другом, время от времени пропадала куда-то, не отвечая ни по телефону, ни по аське, спокойно принимала все знаки внимания и не забывала повторять всем общим знакомым, что она девушка свободная. Его такое отношение ранило, но надежды он не терял, верил, что ночь темна перед рассветом.

Вера как всегда равнодушно приняла цветы, удостоила поцелуя в щёчку, и они с Дикобразом уселись за свой любимый столик у окна. Заказ принесли быстро – официантам было скучно в полупустом зале.

Вера меланхолично прихлёбывала пиво, её задумчивый серо-зелёный взгляд блуждал, словно вместо собеседника напротив был пустой стул. Дикобраз несколько раз попытался начать разговор, но в ответ слышал только рассеянные междометия. Такое было чересчур даже для него. Гордость требовала встать и уйти.

Вера встрепенулась. Взглянула на визави, улыбнулась, одним плавным движением обеих рук откинула волосы назад, потянулась.

– А? Прости, я сегодня не выспалась слегка, английскую премьер-лигу ночью показывали, – она виновата улыбнулась. За эту улыбку и звук голоса, Дикобраз тут же простил всё.

– Да, ничего, с кем не бывает. Мне в метро тоже всякое снилось, кому рассказать, не поверят.

Вера отложила невскрытую фисташку на салфетку и посмотрела на собеседника. Ого, а ей интересно! Он набрал в грудь воздуха, собираясь рассказать о своих полётах во сне, о Коте, Кицунэ и магии. И осёкся. Внутренний голос не просто предупреждал, а кричал, бесновался, рвал на себе тельняшку. Молчи, дурак! Молчи!

– Хотя я толком и не помню ничего, – спохватился ошарашенный Дикобраз. – Расскажи лучше, что там интересного у англичан.

Вера странно хмыкнула, опустила голову и вновь занялась упрямой фисташкой.

– Тебе правда интересно?..

Дикобраз слушал о перипетиях матча «Манчестер Юнайтед – Челси» и никак не мог взять в толк, что только что произошло. Почему внутренняя сигнализация, обычно молчавшая, так взбеленилась? А если вот так? Он представил, как рассказывает Вере об учёбе у Кота. Яркая красная лампочка, громкий зуммер.

Вера закончила рассказывать, следовало как-то реагировать. Дикобраз не запомнил ни слова, в футболе не понимал ни бельмеса, поэтому решил сменить тему.

– Слушай, а чего тебя в аське не видать последнее время?

Вера слегка поморщилась. Она не любила рассказывать о себе, предпочитая скрываться за туманом иносказаний и намёков.

– Да у меня с компом что-то…

– Что именно? Винда слетела, синий экран? – Дикобраз не был сисадмином, но поставить систему и вылечить самые очевидные глюки ему было вполне по силам.

– Да я не знаю… – Вера глотнула пива, схватила новую фисташку и сосредоточилась на орешке.

– Ну, что у тебя на экране? – Дикобраз продолжал настаивать. Такой шанс напроситься в гости упускать нельзя.

– Да ничего, чёрный экран, – половинки скорлупы полетели в пепельницу.

– Так это может провод отходит просто, – последнее слово Дикобраз договаривал уже на автомате. С неимоверной ясностью он понял, осознал, увидел, что Вера врёт. Это было как те корни дуба две недели назад. Темнота и янтарные проблески в глубине. Он моргнул несколько раз, и ощущение пропало. Зато бросилось в глаза, что с момента последней встречи Вера словно осунулась и постарела. Интересно как. Может, это просто освещение такое? Ну-ка, а что покажет скан?

Ежедневные тренировки дали о себе знать. Дикобразу удалось достаточно быстро сосредоточиться и распределить внимание по залу. Деревянные столы ласкали глаз тёплым золотисто-коричневым свечением. Мягкий свет лился из окна. Букет, подаренный Вере, уже неживой, но ещё не совсем мёртвый, вспыхивал время от времени багрянцем.

А рядом с букетом, там, где, по идее, сидела Вера, клубилась тьма. Внутри неё что-то двигалось.

Волоски на шее и руках Дикобраза встали дыбом, зубы заныли.

А потом оно заметило, что на него смотрят и улыбнулось. Безгубые бледные дёсны, крупные белоснежные зубы один к одному и две пары длинных острых клыков.

Дикобраз вздрогнул, видение пропало. Вера застыла с прямой спиной, уперев взгляд в собеседника.

– Дикобразик, ты чего? Будто призрака увидел. Так моего чёрного экрана испугался? – В её голосе были только мягкая ирония и лёгкая озабоченность, но глаза продолжали наблюдать словно в оптический прицел.

– Да не, ничего, в порядке всё. Я щас!

Дикобраз вставал, молясь, чтобы ноги опять не стали ватными, как на первой тренировке, чтобы не подвели, вынесли. С огромным трудом он не дал себе рвануться к выходу и бежать, бежать подальше от этого места. Чуя спиной ледяной снайперский взгляд, он добрался до туалета и заперся в кабинке.

Твою ж!

Говорил же Кот не лезть со своим сканом куда не надо!

И что теперь делать?

Что это было вообще?

Идиот!

Ну попал!

Так, ладно. Спокойствие. Вдох. Выдох. Вдоооох. Выыыдох. Дикобраз вышел из кабинки и уставился в зеркало над раковинами.

Привиделось, померещилось, показалось, приснилось, приглючило. Это же Вера, сто лет знакомы. Никакая она не тьма, что за бред. Наслушался Кота, снов дурацких насмотрелся – и нате, кругом монстры мерещатся. Вдоооох. Сейчас я выйду отсюда, вернусь за столик и мы проведём вечер как обычно. Поболтаем о том, о сём, может я к ней в гости напрошусь компьютер чинить, всё такое. Выыыыыдох.

Он плеснул водой в лицо и пошёл обратно.

Веры за столиком уже не было, как и её пальто. И сумочки, и цветов. Дикобраз с облегчением плюхнулся на стул, залпом допил своё пиво и потянулся за вериной кружкой.

В кармане звякнул телефон. Наверняка смс от Веры со сказкой о том, как внезапно прихворнула мама или что-то случилось у подруги.

Хорошо хоть цветы забрала, когда уходила. Красивый цветочек кому угодно приятен, хех. Пиво снова кончилось, Дикобраз заказал ещё и полез в карман. Сказки лучше читать навеселе.

Двенадцатая глава

Упругая морская зыбь покачивает тело. Волны тычутся в правый бок как щенята, переваливаются через голени. Медленный дрейф ниоткуда в никуда, под бесконечно высоким небом и ослепительно-ласковым солнцем. Кругом синева, без конца и края. Редкие белые пятнышки вверху, облака неотличимы от птиц. Гулкий шёпот океана в ушах. В этом шёпоте всё – неизмеримые глубины и острова с белоснежными пляжами, беспечное спокойствие несчётных миллиардов лет жизни.

Облаков становится больше, они растут, собираются в кучи, вбирают в себя птиц. И вот уже всё небо затянуто. Тучи становятся плоскими, меняют серый цвет на грязно-белый. Потолок спускается ниже. Ниже. Ниже. Шёпота стал шуршанием осыпающегося песка. Нет! Нет! На потолке уже хорошо видно трещины и пятна на побелке. Спину колют осколки раковин. Песок вокруг шуршит всё громче, затягивает всё глубже и глубже. Я скольжу вниз, хватаюсь руками, торможу ногами. Пальцы встречают только струи песка. На дне щёлкают жадные жвала.

Нет! Только не это! Только не опять!

Бам! Плита с треском разлетается на осколки. В песчаном торнадо визжит умирающий муравьиный лев.

Тёплый разноцветный торнадо Силы обнимает, треплет, кружит, вертит как разноцветная карусель, поднимает над океаном, тащит ввысь, сквозь облака.

Сияли рубиновые, сапфировые, изумрудные звёзды, океан внизу казался не больше детской ладошки. Вихрь замедлялся и замедлялся. Постепенно в нём проявлялись очертания. Длинное гибкое тело, покрытое прочной чешуёй, огромные крылья, могучие лапы, тонкие усы над внушительной пастью.

Дракон расправил гребни на спине и хвосте словно клипер, поймавший фордевинд, потянулся, принюхался, покосился на человека одним янтарным глазом, потом другим.

– Ага, так вот ты какой, – прогудел он.

Радужная чешуя снова пришла в движение, перед взглядом замершего Дикобраза медленно проплыл сначала спинной гребень, потом хвостовой. Дракон выписывал вокруг замысловатые фигуры, взгляд его пронизывал насквозь, от голоса резонировал череп.

– Что ж, могло быть и хуже. Можешь называть меня Киц… кхм… Учителем-Драконом. Агась. Я буду знакомить тебя с искусством сновидения и путешествий в тех местах, которые некоторые люди называют астралом. Позже, когда ты сможешь доказать мне, что чего-то добился, в чём я сильно сомневаюсь, я покажу тебе, что эти некоторые сильно ошибаются. Итак, …

– Отвали!

– …мы начнём… Ты что-то сказал? – Дракон запнулся, бесконечная лента чешуи и гребней слегка дёрнулась, сбиваясь с такта. В шестерёнки тщательно отлаженного механизма попала песчинка.

– Отвали, – повторил Дикобраз. Подумал и прибавил, – Пожалуйста.

– Молодой человек, вы вынуждаете меня прибегнуть к досрочному экзаменованию, – змеиное тело заструилось в прежнем темпе.

– Верни меня обратно в океан. Мне так хорошо было, пока ты не явился!

– Что ж, если вы настаиваете на сдаче экстерном, приступим, – ящер не стал даже делать вид, что его интересует мнение человека.

Тело дракона закружилось быстрее, лапы подобрались, гребни слились с чешуёй. Снова бешеный разноцветный вихрь проглотил окружающее пространство.

Высоко над головой могучие стволы скрестили ветви смертельной битве за каждый квант света. В тёмно-зелёной полутьме толстые лианы змеились по деревьям, одурманивая гнилостно-приторными запахами. Иногда они переползали с одного ствола на другой. Тогда с веток срывались яркие птицы, громко орущие что-то ругательное.

Человек брёл, сам не зная, куда. В этом бесконечном зелёном зале любое направление ничем не лучше другого. Океан должен быть где-то впереди. Ноги утопали во мху.

Что-то мелькнуло сбоку, на границе зрения. Посмотрел – ничего. Через десяток шагов – снова. Резко развернулся. Нет, тишина. Оглянулся на ходу. Почему подрагивают те кусты? А вот сейчас – что скрылось за стволом? Он ускорил шаг. Лучше не смотреть. Да и смотреть-то не на что. Ветер, просто ветер и странные тени в полусвете.

Мягкие лапы, не оставляющие следа на мхе.

Странная мысль, откуда она взялась? И почему птицы перестали галдеть?

Когти, скрытые в подушечках пальцев. Длинные и острые когти.

Человек бросил взгляд через плечо и почти увидел тень, мелькнувшую за стволом.

Глаза, которые видят тебя даже ночью.

Быстрее отсюда!

Багровая пасть, полная клыков.

Да что ж это такое, лезет в голову всякое. Человек почти бежал.

Мускулы как канаты под оранжево-чёрной шкурой.

Он прижался спиной к дереву. Огляделся. Никого. Это не шёпот, какой, к дьяволу, шёпот, некому шептать, просто кровь шумит в ушах.

Хозяин леса выбрал тебя, он идёт за тобой!

Шёпот стал торжествующим рёвом, стая птиц заполошно взвилась ввысь, когда человек побежал.

Ты – добыча!

Предательский мох под ногами разошёлся, человек заскользил вниз. Скрюченные пальцы загребали песок горстями, падение ускорялось.

Цветная круговерть перед глазами вспыхнула и погасла. Человек потряс головой, поморгал. На широком тротуаре яблоку не упасть, все спешат и одевались, похоже, в одном магазине офисных принадлежностей и костюмов. Могучий, плотный как расписание дедлайнов однонаправленный человеческий поток не оставлял альтернатив, стоять или идти. И даже – идти или не идти.

Это ничего, сейчас сориентируемся и двинем к океану.

Накрапывал мелкий дождик. Человек задрал голову. И не увидел ничего, кроме далёкого серого лоскутка неба меж отвесных стен одинаковых небоскрёбов. Сотни безликих этажей, усеянных коробками кондиционеров и увитых ржавыми трубами. Похоже, капало именно оттуда. Высоко над землёй дома соединяли бетонные короба переходов. По улицам сплошным потоком лились автомобили.

Людской поток со скоростью горного селя нёс человека мимо витрин, уставленных экранами с яркими картинками. Иногда прямо перед ним вспыхивали настырные голограммы, втюхивавшие любую белиберду от зубной пасты до стрип-баров. Исполинские неоновые вывески затмевали солнце. Гомон толпы, вопли электронных и живых зазывал глушили, давили, угнетали.

Скорость движения уменьшилась. Что там впереди было неясно, но он принялся протискиваться к краю толпы, чтобы выскользнуть в какой-нибудь переулок и осмотреться.

Под ногами вдруг оказалась лестница вниз, человек споткнулся и налетел на мужчину впереди, заработав множество осуждающих взглядов. Лестница привела на платформу в прямоугольном низком зале с бетонными стенами и толстыми приземистыми колоннами. По бокам платформы стояли поезда, куда все старались втиснуться. В толпе каким-то чудом пробивали себе дорогу люди в форменных кепи. С помощью досок, окрашенных в оранжевые и чёрные полосы, эти служащие утрамбовывали народ в вагоны.

Что-то упало на голову, человек посмотрел вверх. Побелка с потрескавшегося потолка.

Потолок неспеша становился всё ниже.

Нет! Прочь отсюда! Человек развернулся и принялся протискиваться обратно. Сначала его пропускали, потом принялись коситься, потом ругаться. На середине лестницы пришлось пустить в ход кулаки. Он бил. Пинал. Толкал. Шаг, полшага, треть полшага, четверть. Ну же!Ещё чуточку!

Гуттаперчевая стена одинаковых пиджаков и идентичных рубашек с однообразными галстуками сомкнулась, охватила и сжала. Медленно душила, пока перед глазами не заплясали цветные круги.

Кашляя он выпрямился, оттянул воротник. Человек оказался на склоне пологого холма. Вокруг снова был лес. Самый обычный. Вон там дуб, а за ним – родной чёрно-белый ствол, берёза.

Фууух.

Ладно, пора идти искать океан.

Впереди над лесом поднимались крепостные башни. Отлично, где город, там река, а все реки, как известно, текут в океан. Шагом марш!

У подножья холма лес сменился пшеничным полем. Золотистые волны шумели под ладонями ветра. Через поле бежала тропа. Похоже, тропа был свежая, примятые стебли уже начали выпрямляться. Забрызганные чем-то стебли. Прямо перед человеком на тропе лежал маленький коричневый ботинок, немного впереди поблёскивал оброненный серп. Это настораживало.

Впереди раздался злобный рык. Над пшеницей вертикально взвился длинный кнут. Он ненадолго замер в таком положении, а потом резко ударил вправо. Тут же поднялся и ударил ещё раз, оставляя в поле ещё одну «тропинку». Да это же хвост! Человек развернулся и бросился обратно к лесу.

Над головой зарычали, мелькнула тень, обдав зловонным ветром. А в следующее мгновение путь к опушке преграждал крылатый лев. Разозлённый хищник хлестал себя по бокам скорпионьим хвостом. Золотистая шкура вся была багровых пятнах, меж когтями на левой лапе застрял клок ткани.

Чёрные кожистые крылья шумно сложились как тент спортивного автомобиля. Лев громко рыкнул и принялся обходить человека по кругу. Хищник не торопился – деваться жертве некуда, можно насладиться увлекательной игрой.

Хвост метнулся к человеку. Тот попытался отпрыгнуть, но споткнулся и упал. Жало разочарованно свистнуло над головой.

Лев оскалился. Ему нравилась игра.

Лежащий на земле человек понимал, что шансов у него нет, предсмертная апатия начала сковывать тело. Сейчас льву надоест играть, и тогда…

Хвост снова торчком уставился в небо. Сейчас ужалит. Сверху вниз. Интересно, он ядовитый?

Мантикора. Вот как зовут эту тварь.

Вот бы сейчас к океану. Там так хорошо и спокойно. Стоп! Да чего ж я лежу?! Пусть жрут меня что ли?!

Человек вскочил на ноги. Хвост полетел вперёд, но на этот раз он двигался как сквозь патоку. Человек отклонился в сторону, вынул из воздуха огненный меч и отсёк им жало. Пока на морде льва проступала смесь боли и удивления, человек уже оказался возле него, и огненный клинок снёс мантикоре голову. Легко, как гриб взять.

На всякий случай человек отпрыгнул в сторону и подождал, пока туша рухнет на землю. Потом упал навзничь сам.

Он лежал и смотрел как бегут белые барашки облаков по синему пастбищу. Вокруг словно океан шумело поле. Оно ласково шептала о новом урожае и тайнах земли. Он прикрыл глаза и расслабился.

Вокруг закрутился радужный вихрь. Человек едва скосил на него глаза.

– Отойди, ибо ты заслоняешь мне солнце, – устало пробормотал человек.

– Юноша, экзамен провален. Первый тест показал, что вы не контролируете окружающее пространство. Второй тест продемонстрировал, что самоконтроль у вас отсутствует. А вот третий тест вы, к моему глубочайшему удивлению, прошли. Кот, похоже, и в этот раз не ошибся.

– Чего? – Человек сел. – Кот?

Дракон проигнорировал вопрос.

– Третий тест показал, что задатки мага и воина в вас очень сильны. Вы оказались в состоянии применить огненный меч без всякой подготовки и обучения. Неплохо для кандидата в ученики. Очень неплохо. Такое даже в своих собственных снах может далеко не каждый, а уж здесь, в астрале это под силу только самым опытным бойцам. Вы меня заинтриговали, поэтому вместо того, чтобы заблокировать вам способности до конца жизни, я разрешаю вам переэкзаменовку с предварительной подготовкой под моим началом. Завтра мы с вами начнём с управления сновидениями. В астрал вам, явно рановато. Извольте не опаздывать.

– Не понял, так я – сплю?!

Дикобраз сел в кровати, отбросил мокрое от пота одеяло. Потянулся в изголовье за телефоном.

Четыре сорок четыре утра.

Перед глазами плавали разноцветные лоскуты. Тело ломило, но голова была ясной, словно выспался на неделю вперёд. Он спустил ноги на пол и отправился на кухню пить воду.

Тринадцатая глава

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Парк Культуры».

Дикобраз сунул руку в карман и вновь принялся перебирать пальцами мелочь. Кот сказал брать с собой побольше монет, чтобы, как он выразился? Чтобы примириться с местом, вот как.

Народу в утреннем субботнем вагоне было немного. От привычного хмурого будничного объединения людей, спешащих на родную каторгу, не осталось и следа. Многие пробовали улыбаться, а некоторые даже уступали места женщинам и пассажирам с детьми. Малыш в синем комбинезончике встал на колени и уставился в окно, с интересом изучая пролетающие мимо стены туннеля. Его мама одёргивала его, чтобы чадо не запачкало ногами соседей. Те благодушно отшучивались. Благообразная старушка умилилась до такой степени, что предложила ребёнку яблоко.

Дикобраз встал со своего места, подошёл к дверям, и взялся за поручень. Гладкое железо скользило в руке, и он вытер потную ладонь о джинсы.

Косуха осталась дома, – ещё одно дурацкое требование Кота. В лёгкой летней куртке Дикобраз чувствовал себя почти голым. А если дождь или ветер? Толстой клёпаной коже они пофиг, а этой… Дикобраз повёл плечами и застегнул молнию. Кот напророчил, что будет солнце, но он же не синоптик. Мог бы, между прочим, нормально рассказать, что делать будем. И что это за место, с которым обязательно надо мириться? Я, вроде, ни с кем не ссорился.

Последние пару месяцев на каждом уроке Кот твердил, что магия – дело опасное, втройне опасное, если не знаешь точно, куда и зачем лезешь. Лишиться разума – дело плёвое, если сильно не повезёт, можно и с жизнью расстаться. Без интуиции тут никуда.

Тогда почему промолчал в этот раз? Рассчитывал на догадливость ученика? На его – как там в эзотерических книгах – «связь с Миром»? Это он зря. Мысли Дикобраз снова пошли по привычному кругу. Ну какая ещё связь с Миром, это же чушь. Аберрации сознания и самовнушение.

Дикобраз потряс головой. Мечтать о магии и трепаться о ней это одно, а реально поехать в жёлтый дом с вяло текущей шизофренией – совсем другое. Оказаться в комнате с белым потолком с правом на надежду не хотелось.

Но всё равно, что-то свербило внутри, не давало относиться к происходящему как к глупой игре и самовнушению. Древний инстинкт, неведомо откуда взявшаяся уверенность, что всё взаправду. Дикобразу сталкиваться с этой уверенностью было неуютно, и он решил себя успокоить. Чего я нервничаю? Потусим, поболтаем обо всякой ненаучной херне, магия-шмагия, всё такое. Сколько уже месяцев пытаюсь хоть что-то не то что понять – почувствовать, и ни хрена. Как можно почувствовать или увидеть то, чего нет? Правильно, никак. Да пофиг, хоть какое-то занятие, не всё ж дома сидеть. Погоду вон вроде неплохую обещают.

Дикобраз снова пересыпал монеты в кармане.

Ладно, может, хоть пивка на улице глотнём, тоже развлечение. Кот – парень увлекающийся, об этом помнить надо и делить все его слова на пять, а то и на десять. Мало ли, чего он там вчера наболтал....

Накануне было ветрено, термометр показывал восемь градусов тепла. Попить традиционного пятничного пива не удалось. Играть не хотелось тоже, весь вечер Дикобраз провёл, читая ЖЖ и треплясь по аське с Верой.

Зелёный цветок в правом нижнем углу экрана уже давно стал для Дикобраза главным способом коммуникации с внешним миром. Телефоны он не любил. Во-первых, голос собеседника искажается и никогда нельзя быть уверенным, что говоришь именно с тем, с кем говоришь. Во-вторых, зазвонить эта штука может в любой момент, а человеку может быть неудобно разговаривать. В-третьих, и самых главных, при разговоре голосом надо думать значительно быстрее: понимать, что тебе говорят, анализировать и мгновенно придумывать адекватные ответы. С этим у Дикобраза было не очень: он был из тех, кто сочиняет варианты давно законченных бесед. Другое дело – текст. Всегда видно, кто онлайн и в каком статусе, можно думать над ответом сколько хочешь, да ещё и смайлики! Ставишь скобочку после фразы – и вот ты уже вроде как грустишь или радуешься. А если что не так, всегда можно отбояриться недопониманием: смайлик-то стоит.

А ещё в аське можно использовать ники, чего не любят все эти новомодные социальные сети. Там обязательно надо реальное имя указывать, день рождения и телефон. Ещё и фотку просят реальную. Рассказывать о себе всё незнакомым дядям из больших корпораций претило. Другое дело аська – тут хоть Кощеем Бессмертным назовись, никто и слова не скажет, прямо как в старых добрых онлайн-чатах. Идеальное средство общения, особенно если поменять родной клиент, забитый до отказа навязчивой рекламой, на какой-нибудь более адекватный мессенджер.