Читать книгу Агатовый зрак пустоши - Сергей Савин - Страница 1

Часть 1

Глава 1. Знакомство

Сон захватывает спящего в той же мере, что и спящий – сновидение. Это похоже не любовь: бывает сбежались-разбежались, а бывает и ровно наоборот. Его выбросило из сна как варан выбрасывает язык. Быстро и беспощадно.

Кэран приподнялся на локте и поморщился. Вот отчего мучили кошмары: остатки ночного костра успели покрыться инеем, видать, ночь выдалась холоднее обычного. Не помогла даже скала, к боку которой притулился на ночь. Он выбрался из мехового спальника и принялся разминаться. Ночная синева над горизонтом набухала светом, готовясь выпустить из подземной клетки Зрак Пастыря. Шрам на животе ныл, голову словно набили ватой, нога не хотела сгибаться. Но гаже всего было то, что сон не отпускал, накладывался на реальность как акварель на стекле.

Надо было начинать тренировку, пока не началась дневная жара. Кэран проделал серию выпадов. Шаг, поворот. Парирование, удар в ноги и… Будь это настоящий бой, его бы убили – вместо правильного полукруга клинок описал кривую дугу и уткнулся в землю. Мечник зашипел от досады. Когда говорят, что левша – неудобный противник, обычно забывают упомянуть, что переученный левша неудобный противник прежде всего для себя самого. Он сжал в кулак покалеченную правую. Тремя с половиной пальцами просто невозможно правильно держать меч. А без клинка никак, меч – это всё, что у него осталось. Нужно пробовать ещё. Шаг, поворот. Блок. Выпад! Слишком медленно. Ещё раз!

Предрассветный холод постепенно отступал. На вершине скалы уже грелись в первых оранжево-розовых лучах ящерки, шагах в пятидесяти пронеслись ранние перекати-поле. Инеистая акварель нехотя отступала на задний план. Кэран зарычал и повторил движения. Потом ещё раз. И ещё. Он добьётся прежней сноровки. Обязательно! В недостающих пальцах бегали мурашки, левая кисть никак не хотела делать нужные движения. Он не сдавался, стискивал зубы и повторял раз за разом, не обращая внимания на струящийся по коже пот.

Граница между небом и землёй набухла кровавой полосой. Ночь попятилась, и на небосвод начал выплывать оранжевый шар. От скал потянулись тени, поднялся тёплый ветерок – предвестник дневного пекла. Выбравшись из-за горизонта, шар дрогнул, сбрасывая ночное оцепенение и раздвинул веки. Неровные космы жёлто-оранжевого огня рванули во все стороны, открывая агатово-чёрный “белок” с бело-голубыми прожилками, в центре которого запульсировал длинный золотистый змеиный зрачок. Кэран облегчённо вздохнул. По всем приметам день будет жарким, но обойдётся без ураганов. И то хорошо.

Яркие лучи начали пробовать на вкус влажную от пота кожу, и мечник поспешил одеться. Сменил ночные шерстяные штаны на дневные хлопчатые, надел рубаху, сверху накинул тёмно-серый камзол с витиеватыми шафрановыми узорами на рукавах, перевязь и выцветший плащ. С неудовольствием отметил, что рукава пообтрепались, одна пуговица потерялась, а плащ кое-где тоньше монеты, пригладил разросшуюся бороду и решил, что в пустыне на него смотреть некому, так что сойдёт. А кроме того, на новое платье всё равно нет денег.

Кэран надел любимую – и единственную – широкополую чёрную шляпу с плюмажем из белых и красных перьев, забросил мешок с нехитрыми пожитками за спину, взял связанные вместе сапоги в правую руку и затопал деревянными сандалиями по дороге. До Огдара было по его прикидкам, ещё пару дней пути.

***

Скрип Кэран услышал задолго до того, как фургон поравнялся с ним, но не стал ни прятаться, ни останавливаться. Днём опасность прячется в небе и под камнями. Да и не станет никто нападать на путника, у которого ничего нет, кроме меча в потёртых ножнах.

Фургон покачивало, занавеска на окне в игривых лиловых цветочках развевалась, большие колёса оббитые железом, неспеша крошили мелкие камни. Повозка была велика. Настоящий дом на колёсах – высокие деревянные борта и такая же крыша, с натянутым над нею парусиновым пологом. Если подумать, не каждый человек по нынешним временам может позволить себе такое жилище. Влёк эту повозку механический скакун. Кэран присвистнул. Зверюга, хоть и была покрыта слоем грязи в палец толщиной, выглядела вполне рабочей. Скакун был больше любой лошади в полтора раза, его глаза светились зеленью, а из ноздрей то и дело вырывался пар, когда мотор в брюхе решал сбросить лишний жар. Узорчатые медные пластины корпуса ясно давали понять: сделали это чудо давно и далеко отсюда. Мощные копыта уверенно били в землю, оставляя глубокие следы. Если бы ещё не этот проклятый скрип…

– Тпррру! – возница, ноги которого оказались как раз на уровне глаз Кэрана, натянул вожжи. Конь встал и воцарилась тишина.

– Прохладного дня, добрый путник! – поздоровался человек на козлах.

– И тебе тёплой ночи, – Кэран учтиво коснулся полей шляпы.

– Меня зовут Барджус Шестипалый, – возница откинул капюшон, и Кэран разглядел круглое веснушчатое лицо с бледно-голубыми глазами. – Скромный алхимик Гильдии Уборки за Героями, направляюсь в Огдар. А эту стальную скотину кличут Хомяком. Позволь, угадаю, ты идёшь туда же?

– Угадал, – Кэран пожал плечами. А куда тут ещё можно идти? Все остальные прибрежные города давно мертвы, а ближайший оазис в неделе пути к югу. – Меня зовут Кэран.

– Скажи, Кэран, – оживился Барджус. – Не желаешь ли составить мне компанию? До Огдара путь неблизкий, боюсь помереть со скуки, не доехав. К тому же, последние два дня мне кажется, что Хомяк отвечает на мои шутки, а это дурной знак, знаешь ли.

Кэран прищурился. Этот болтун ему не нравился: треплется много, за поясом пистоль, через плечо – перевязь алхимика со склянками. И руки держит так, чтобы в любой момент использовать то или другое. Алхимики все себе на уме, и лучше с ними не связываться. Кэран погладил бороду, размышляя, как бы отказаться повежливее.

– Стреляный грифон, да ты никак собираешься меня послать! – рассмеялся Барджус. – Не доверяешь. Или на гильдию нож за голенищем держишь. Дело, конечно, твоё, но неужели ты хочешь и дальше топать пешком? Я не кусаюсь, посохом Пастыря клянусь!

– Я не смогу оплатить проезд, – покачал головой Кэран. – Ни сейчас, ни в Огдаре. А посему пусть каждый из нас продолжит свой путь под оком Пастыря.

– У меня не туристический дилижанс, за проезд денег не берём. Но если ты хочешь как-то расплатиться, можем считать, что я нанял тебя охранником. Клинком-то махать ты горазд, думаю.

– С чего ты так решил? – насторожился Кэран.

– А вон та побрякушка у тебя на темляке, – рыжий ткнул пальцем в меч, который Кэран тут же прикрыл плащом. – Это же сигния Осеннего Турнира в Новом Динте. Золотой пятипалый лист на стальной цепочке, довоенная. Сейчас таких уже не делают, её ни с чем не спутаешь. Выходит, ты либо этот самый турнир выиграл, либо взял сигнию боем. В любом случае, от варанов по пути в Огдар как-нибудь отобьёшься.

– Может, я её купил, украл или нашёл, – буркнул Кэран и под плащом крепко сжал сигнию в кулаке.

– Купил? Ага, потом продал и снова купил. Нееет, тогда ты не стал бы носить её на виду, а поскорее загнал и купил себе приличную одёжку. Или жратвы, – фыркнул Барджус. – Так что, двинули?

– Нет, – после короткого раздумья сказал Кэран. – Я предпочту добираться сам.

– Ладно, – разочарованно протянул Барджус. – Н-но!

Рыжий ударил вожжами, и Хомяк вновь натужно заскрипел, фургон двинулся. Кэран сошёл с дороги, держа руки поближе к мечу и стоял так, пока повозка не скрылась из виду. Одному всегда проще и удобнее, в конце концов до Огдара не так уж и далеко.

***

Он шёл часа три. Змеиный зрачок в небе вытянулся в струнку – безумное светило решило хорошенько прожарить именно эту часть мира. Жара тяжёлой ладонью гнула плечи к земле. Чахлые безлистные деревца, словно в насмешку торчащие среди жидких кустов солецвета, укрытия дать не могли. Они сами прятались у подножий пологих холмов с потрескавшимися боками в поисках хоть каких-нибудь следов укрытия от палящего солнца. Кэран вздохнул. Тот алхимик-уборщик не так уж и не прав. В одиночку тащиться по пустыне совсем не весело. Серо-жёлтый пейзаж, редкие кусты колючки среди однообразных холмов, даже перекати-поле нет. Тоска. Особенно, когда негде встать на днёвку, а проклятые комочки отвердевшей глины так и норовят забиться в сандалии. Он в очередной раз нагнулся, скривившись от боли в боку, и принялся расстёгивать правый сандалет.

Вытряхнув камешек, распрямился. Далеко слева над блестящей как зеркало и дымящей как раскалённая сковородка землёй парили крепостные стены с мощными квадратными башнями. Над башнями вились длинные цветные вымпелы. За стенами поднимались колокольни и шпили, ворота были гостеприимно распахнуты. Наверняка, стражники развалились в густой тени и травят байки или пьют прохладное пиво. Кэран сглотнул и отвёл взгляд. Мираж, конечно же. Говорят, миражи – это предсмертные грёзы земли. А ещё говорят, что если долго на них смотреть, можно и самому кануть, стать частью эфемерных пустынных видений.

Подсматривать чужие сны некрасиво. Особенно, если ты – один из тех, благодаря кому бескрайние поля стали пустошами. Но Утихшая война утихла. Печальными мыслями делу не поможешь, а до Огдара ещё топать и топать. Кэран поправил ножны и пошёл дальше, мурлыча себе под нос марш имперской кавалерии. Интересно, сколько сейчас берут за пиво в “Гусе и лестнице”? Может, по старой памяти, удастся сбить цену? Да даже если и не удастся, в Огдаре наверняка найдётся угол, в который не заглядывает Зрак. Пару дней будет, чтобы оправиться, поесть нормальной еды вместо этого задолбавшего ра-оп. Толчёное вяленое мясо с травами, конечно, сытное, и весит мало, но какое же жёсткое! Все зубы обломаешь, а про вкус лучше вообще не вспоминать. То ли дело огдарская уха! Живот мечтательно заурчал. Или вот грибная жарёха или, например,…

Бах! Кэран упал, откатился за ближайший валун и осторожно выглянул, пытаясь понять, откуда стреляли. Эхо здесь, среди каменистых холмов, было причудливое. Прыгало туда-сюда, поди его разбери.

Бах! Второй выстрел. Вроде справа, из-за того холма, что похож на муравейник. Надо проверить. Кэран сбросил поклажу и осторожно, на полусогнутых, двинулся в ту сторону. Оставлять в тылу неизвестную угрозу не годилось. Придётся ухе немного подождать.

Летописный свод 1. О жуках и шаманах

“Великий У добился перелома в войне с Огдарской Коалицией с помощью обыкновенных катапульт, заряженных жуками. Для того, чтобы заполучить это оружие, Великому У пришлось самому стать наполовину жуком, но, по его мнению, дело того стоило. У Героев вообще странная логика. А у шаманов – вдвойне. Например, почему У решил уйти из Геройской Гильдии и пойти войной на Коалицию, так и осталось непонятным.

В ковши катапульт лопатами загружали копошащихся жучков размером с ноготь и выстреливали в сторону противника.

Жучки, изумрудные, с алыми крыльями, кровавым снегом сыпались на головы неприятеля, а потом вгрызались в плоть. Стоило крошечным челюстям добраться до крови, как жертва была обречена. Жук распадался в пыль и таким образом смешивался с плотью и кровью. Ядовитая пыль парализовала, а через пару дней жук прорастал из человека. В буквальном смысле. Сначала кожа на спине шелушилась и покрывалась роговой коркой, потом лопалась вдоль всего позвоночника, и вместе с гноем выпускала алые крылья. Потом приходил черёд рук и ног, потом живота и только в самом конце – головы. Примерно через неделю тварь готова была питаться самостоятельно. Жрали новорождённые жуки всё, что попадалось в жвала и росли, росли, росли… Недоеденную добычу они собирали в большие шары, склеенные собственными выделениями. Шары эти жуки всюду катили с собой.

Коалиция пала. Её теурги оказались вынуждены выжигать целые районы собственных городов. Солдаты бунтовали, стоило им услышать о приближении Великого У. Крестьяне бросали дома и бежали.

Где и как добыл полуграмотный шаман таких тварей, так и осталось неизвестным: Великий У сгинул без следа, его дикое ополчение разбежалось. А жуки расползлись. Они не любили себе подобных и жрали их с таким же удовольствием, как и всё остальное. Постепенно их удалось отвадить от городов. На том все и кончилось. Только ходил ещё несколько лет после войны по кабакам человек в рубище. Этот человек рассказывал, что видел, как Великого У и его ближайших учеников жуки положили на землю и катали по ним шары до тех пор, пока вся красная кашица не оказалась на шарах.”

Мифы и легенды Старого Огдара / собрано Харджа П.В.Н., 3е изд., перераб. и доп., Огдар: теургИСТР-С, 187 г. Э.Н.Р.

Глава 2. Гильдия Уборщиков за Героями

Кэран выглянул из-за гребня холма. Внизу оказалась просторная долина, а вовсе не маленькая впадина, как можно было бы ожидать. Дальше холмы становились всё реже и ниже, а земля – суше и твёрже, многочисленные трещины рассекали её как морщины стариковскую кожу. Поверх трещин тянулись длинные ровные неглубокие канавы. Они тянулись и тянулись, одни прямые от самого западного века Пастыря, другие петляли меж холмов. Как если кто-нибудь провёл бы обратной стороной ложки по густой каше. В животе у Кэрана заурчало.

Здесь канавы встречались. В конце каждой оказался большой шар цвета венозной крови. Вдесятером эти шары образовали аккуратный круг с одинаковыми промежутками, как раз достаточными, чтобы мог протиснуться взрослый человек.

Рядом с каждым шаром лежал гигантский жук. Судя по толстому слою песка на узорчатых панцирях насекомые были давно мертвы. Кэран облегчённо выдохнул. Убить даже одного такого монстра было бы непросто: мощные жвала, толстые бронированные ноги и длиннющие рога на мордах обещали серьёзные проблемы любому, кто рискнул бы атаковать такое страшилище. Даже герою. Кэран потёр живот; даже останься он героем, всё равно в одиночку бы не полез, к чему бессмысленные жертвы?

Интереснее другой вопрос. Если жуки мертвы, а кругом никого, кто только что стрелял? И в кого?

Кэран покрутил головой. У подножия холма, на котором он расположился, стоял знакомый фургон. На его борту ярко блестела серебряная колба в лавровом венке, герб Гильдии Уборки за Героями. Кэран усмехнулся и тут же помрачнел. В памяти всплыла рукоять пистоля за поясом того рыжего на козлах. Как его звали-то? Неприятный такой… Имя упорно соскальзывало с разума как перекати-поле с бархана. В любом случае, раз коротышки не видать и тишина мёртвая кругом, скорее всего, фургон остался без хозяина. Надо сваливать. Кэрану не улыбалось встречаться с тем, кто может так быстро и тихо убить гильдейского уборщика. Мечник принялся аккуратно сползать по своему склону холма. Жуков этих он узнал. В войну о безумном шамане и его воинстве чего только не рассказывали. Подходить к тварям, даже мёртвым, никакого желания не было. Великий У запросто мог придумать какой-нибудь летальный сюрприз для любителей потрошить его детище. Да и потом: рыжий сам напросился, работа у него такая, дрянь всякую утилизировать, а Кэрану этот возница никто и звать никак, даже не попутчик.

Барджус – имя вдруг вспомнилось. Рыжего уборщика звали Барджус.

Склон кончился, сандалии ударили в пыль. Кэран скривился. Даже ларпы стаями летают. А те времена, когда война пожирала человеческие жизни тысячами, давно прошли.

Инстинкт требовал уносить ноги. Лезть промеж этих шаров дело опасное и ненужное, пусть вон уборщик таким развлекается, жертвует собой за ради не пойми чего. Кэран стиснул правый искалеченный кулак. Крякнул. Ладно. Он только посмотрит издалека, убедится, что коротышка мёртв и заберёт фургон. Так и до Огдара быстрее доберётся, и с Гильдии уборщиков выкуп за оборудование возьмёт. Кэран обул сапоги и сбросил плащ. Мягкой осторожной походкой двинулся обходить холм.

Вблизи шары оказались значительно больше, чем представлялось с вершины. Солнечный свет тонул в тёмной переливающейся поверхности как муха в густом чёрно-красном тэллисийском эле. А ещё от них тянуло холодом. Кэран осторожно ткнул один из шаров кончиком меча. Прямой обоюдоострый клинок не встретил почти никакого сопротивления. Мечник вздохнул, ещё раз дал себе слово чуть что сразу бежать и двинулся вперёд. На ощупь шары оказались гладкими, приятными и прохладными как шёлковые простыни; от каждого касания по поверхности бежали еле заметные волны.

Внутри круга шаров царила ночь. Холодная и тёмная. С далёкого небосклона подмигивали звёзды так, словно никакого солнца не существовало. На периферии зрения что-то сдвинулось, чуть-чуть, незаметно. Кэран попятился.

– П-п-помо-гииии…

Тихий хрип он поначалу принял за дуновение ветра.

Справа, зарывшись лицом в песок лежал человек. Он весь иссох, сквозь лохмотья просвечивали рёбра, обтянутые серой кожей. Человек хрипел, натужно всасывая в себя песок пополам с воздухом. Его ноги по щиколотку исчезали в шаре.

– Люди… Помогите… милость Великого… У не минет вас… я… клянусь…

Кэран опустил меч, но убирать не стал.

– Ты кто, человече?

– …П-парго, последний из… учеников Великого У. Прошу… вытащи меня, оно… оно пьёт меня!..

– Не слушай его! Отойди! – из темноты слева раздался знакомый голос. Кэран повернулся. У шара напротив Парго сидел Барджус. Он склонил голову над расстеленной на песке алхимической перевязью, его пальцы выдёргивали из кармашков одну склянку за другой, смешивая, взбалтывая, переливая. На краткий миг он оторвался от склянок и поднял на Кэрана светящиеся бирюзовым глаза. – Решил всё-таки принять моё предложение? Поздновато. Иди лучше своей дорогой, золотой лист.

– П-путник… – снова заскрипел Парго. – П-путник… освободи меня… я поделюсь с тобой наследием… наследием моего учителя. Покажу, где спрятан палец Великого У… Съешь – станешь как он… Великим Шаманом… Все склонятся перед тобой… только вытащи… умоляю… окропи мой шар кровью, и я…

Кэран занёс меч и сделал полшага к ученику шамана.

– Стой! – снова вмешался Барджус. – Это ловушка! Настоящего Парго утихомирили герои месяц назад, на этом самом месте. А что вот это такое я не знаю, но пули его не берут!

Клинок описал быструю дугу, и голова Парго покатилась по песку. Из шара тут же вырвался длинный отросток и подхватил её, втянул внутрь, а на плечах колдуна возникла чёрная сфера. Измученное лицо проступило на ней, словно покойник, всплывающий из тёмных глубин.

– П-прошу… у-умоляю… крови… п-пожалуйста, путник… я чувствую, как оно пьёт меня! – снова захрипел Парго.

Шары вокруг завибрировали и придвинулись ближе. Проходы стали уже, а псевдо-наследник Великого У теперь торчал из шара только по колени.

– Стреляный грифон, сказал же, отойди! – раздражённо бросил Барджус, не отрываясь от склянок.

Кэран попятился. Многие разумные чудовища обожают использовать человеческие трупы для маскировки или просто для развлечения.

Поверхность трёх дальних шаров посветлела, зашевелилась как тонкая, плотно натянутая кожа, под которой шебуршатся личинки.

– Готово! – воскликнул Барджус. Он поднял перед лицом сложенные лодочкой ладони, из которых бил факел синего огня. – Как тебя, листок, вали отсюда скорее! Долго огонь очищения так держать нельзя! Беги!

Уборщик развернул ладони и дунул. Факел наклонился, пламя с рёвом метнулось вперёд. Шар “Парго” загорелся. Ученик Великого У страшно закричал, его рот распахнулся гораздо шире, чем это позволяют человеческие суставы. Губы и щёки разорвались. Из чёрной дыры хлынул поток мелких жучков.

Пламя быстро перескакивало с одного шара на другой. Шевелящиеся бугры под их поверхностью замельтешили быстрее. Барджус во весь голос выкрикивал заклинание. Его глаза сияли, а по щекам текли слёзы. Синий огонь перекинулся на плащ Уборщика.

Кэран бросился к нему обхватил правой рукой за плечи и рванул. Ещё раз! Ещё! Барджус, полуприкрыв глаза, быстро шевелил пальцами и бормотал себе под нос. Воин подхватил рыжего и вытащил на центр. Шары принялись гудеть, то низко, то высоко, то громче, то тише, а потом разом сдвинулись, смыкая круг. От синего пламени кожа шаров бурлила как ведьмино варево. Воняло серой и горящей помойкой.

Узкая щель появилась на миг в сплошной стене полыхающей багровой плоти. Шары загудели громче. Сейчас снова сдвинутся! Кэран бросился к щели и воткнул в шар справа меч параллельно земле. Голубая сталь согнулась. Застонала протяжно. Воин рванулся вытолкнул в щель Барджуса и вывалился сам. Клинок за спиной разлетелся вдребезги, а полыхающая стена сомкнулась.

Кэран оттащил обмякшего уборщика к фургону и только тогда позволил себе обратить внимание на боль, рвущую ногу и живот. Он застонал и сел на горячий песок. После стылой жучиной ночи, пылающий агатовый зрак Пастыря казался добрым банщиком, разминающим озябшие кости.

Шары потухли. Они стали антрацитовыми и раздвинулись так, что между ними легко мог бы проехать всадник.

Барджус застонал и поднялся.

– Зря помешал, – прохрипел он. – Останься я внутри, сжёг бы их начисто. А теперь даже не знаю, живы они или как.

– Проверять не будем, – сказал Кэран. Он подбросил на ладони пятипалый золотой лист на стальной цепочке и засунул его в карман. – Других мечей у меня нет. Ну сгорел бы ты с ними вместе, и что?

– И то, что в этом мире больше не осталось бы последышей Великого У.

– Да наплевать. Мир мёртв, они бы не сделали его мертвее.

– Тебе-то откуда знать, золотой листок, – бросил Барджус, подходя к механическому скакуну. – Сам вон с сигнией своей расстаться не можешь.

– Сигния – это память. А кроме неё у человека теперь нет ничего, вон даже солнце теперь не солнце, – Кэран поморщился и поднялся на ноги. – На жуков плюнь. Поверь, ночью найдутся желающие отведать жарёхи. Сунешься туда опять – точно сгинешь, я за тобой не полезу, вторым мечом, видишь ли, не запасся. Ещё не хватало подыхать ради того, чтобы очередного монстра извести. Да будет тебе известно, после войны их осталось куда больше, чем людей.

– Да что ты говоришь, – Барджус нажал несколько выступов на горле лошади, и та фыркнув, забила копытом. – Ну, спасибо за науку. Век помнить буду. В общем это, Гильдия благодарит тебя за помощь и всё такое, а мне пора.

Уборщик залез на козлы.

– Ты мне вообще-то меч должен, – сказал Кэран.

Барджус раздражённо вздохнул, но потом сделал приглашающий жест.

– Стреляный грифон… Ладно, залезай. Доброшу до Огдара, пусть наш гильдмейстер с тобой разговаривает. Фу, ну и воняет же здесь!

Нога скакуна вновь заскрипела, когда фургон принялся разворачиваться, чтобы выбраться обратно на дорогу.

***

Кэран сидел на козлах и смотрел, как городские стены становятся всё ближе и ближе. Барджус спал на крыше фургона. Или делал вид: Кэран готов был поклясться, что рыжий хитрец иногда позыркивает из-под опущенных век. Огневеющий агатовый зрак недавно перевалил через зенит и теперь изо всех сил слал огненные копья с пронзительно-яркого неба. Не спасало ничего: ни шляпа с широкими полями, ни мазь из авуканских червей, ни зачарованный плащ. Небо душило землю тяжёлой подушкой жары и с удовольствием следило за агонией огневеющим агатовым глазом с длинным змеиным зрачком. Солончаки нестерпимо блестели от выступившего соляного налёта, воздух струился как над костром. Когда дул горячий ветер, и через дорогу начинали скакать перекати-поле, Кэран спешивался и шёл рядом с Хомяком. Мелкие растительные хищники полностью безмозглы, зато ядовиты – проберутся в механизм, зацепятся там шипами, оплетут отростками, потом не вытравишь. От механического коня веяло жаром, а каждый шаг был как сквозь раскалённую патоку, но кому-то нужно было следить, чтобы растительные паразиты не обосновались в нежном механизме.

Когда впереди впервые показались стены Кэран сначала не обратил на них внимания. Мало ли чего там на горизонте виднеется, может, морок: в полдень сознание шутит шутки намного чаще, чем в полночь. Через несколько часов, когда уже можно было разглядеть массивную решётку в проёме и каменную кладку моста надо рвом, воин позволил себе окончательно поверить – не морок, приехали. Он хотел было окликнуть Шестипалого, но тот уже сидел на крыше, свесив ноги в стоптанных сапогах.

– Эй, Кэран, добрались! Стреляный грифон, добрались! Вот он, Огдар!

– Ага.

Ветерок принёс со стороны города обещание свежести и влаги: Огдар портовый город, и после войны море отступило от его длинных причалов совсем недалеко. Кэран дёрнул поводьями, глаза коня засветились изумрудным, фургон пошёл немного быстрее. Хотелось если не воды, то хотя бы тени.

– Эй, не гони, коня сожжёшь! – недовольно буркнул Барджус, спускаясь с крыши. – И вообще, дай сюда, сам поведу.

Стены белого камня с толстыми круглыми башнями становились всё ближе, теперь можно было разглядеть обвалившиеся боевые галереи и разрушенные площадки для теургов. На одном из флагштоков одиноко хлопал выцветший до белизны длинный узкий флаг.

– Даааа, – протянул Кэран. – Починили бы они стены-то…

– Кому надо, пусть тот и чинит, – фыркнул Барджус. – У нормальных людей других забот хватает, кроме как каменюги по жаре тягать. Да и против кого стены-то городить? От этих что ли?

Шестипалый ловко сбил кулаком в воздухе особо наглое перекати-поле, решившее проскочить прямо перед их носом.

– Дракона видно по полёту, – ответил Кэран. – Вам в гильдии Уборщиков вообще что ли не рассказывают, кто нынче в пустыне обитает? Не хотят пугать, наверное. А то ещё откажетесь башкой рисковать и по подвалам разбежитесь.

– Я про пустыню поболе тебя знаю! – на щеках Барджуса вспыхнул румянец. – И повидал всякого. И сфинксов, и колдунов, и гарпий, и петроедов!

– Тогда чего споришь?

– А того, что на стенах стоять кто-то должен! А на весь Огдар сейчас хорошо если полк наберётся. Про теургов вообще молчу: их тут с войны не видали, да и видеть не хотят. Вот и выходит, что от стен этих твоих польза только одна – тенёк. Да и то лишь пока буря не началась. И чтоб ты знал: уборщики отродясь от опасности не прятались! Хотя, куда тебе допереть до такого, золотой листок! Таким как ты лишь бы золото звенело, а на людей плевать.

Кэран погладил бороду. Горазд этот рыжий поучать, ничего не скажешь. Наверняка, в геройскую гильдию просился, а не взяли.

– Небось, когда припрёт, все на стены выходят. Некроволна не будет спрашивать, сколько у тебя бойцов. Она просто заберёт то, что нужно. Мёртвые слушают только ветер.

Барджус зябко повёл плечами и на всякий случай привстал, глядя в сторону моря. Тот, кто видел это один раз, потом уже не забудет. Блекло-лиловое облако, влекомое ветром в мгновение ока накрывает весь город. Становится тяжело дышать, а потом из бледного тумана выходят мертвецы и то, что звенит лёгкими колокольцами за их спинами…

– Не накличь. В этих краях Некроволн давно не видали, – буркнул Шестипалый. – Почитай, с войны. Тпру! Здравствуйте, уважаемый!

Фургон подкатился к воротам. С бочонка у стены, поднялся огромный мордатый мужик с чёрными сросшимися бровями. Кэран по габаритам и серо-зелёному оттенку кожи прикинул, что в родословной у этого человека не обошлось без петроедов или кого-то в том же роде.

Стражник подошёл к повозке куда быстрее, чем можно было бы ожидать от человека таких габаритов. Аккуратно взял двумя пальцами-дубинками подорожную и уставился в неё. Долго, нахмурившись и шевеля губами, разбирал написанное, потом, наконец, махнул рукой.

– Опять чистильщики пожаловали… чую не к добру… – прогудел и окинул насупленным взглядом фургон с колбой, окружённой лавровым венком. – Ладно. Проезжайте.

Копыта Хомяка впервые за долгое время зацокали по камням, эхо запрыгало вокруг, когда они въехали под свод ворот. Огдар встретил путников пустынными улицами, на которых брусчатка готова была расплавиться от жары. Даже слабый бриз с моря не приносил облегчения, а только запах несвежей рыбы и гниющих водорослей.

– Города… – Кэран сплюнул на мостовую. – Ловушка для человека.

– Чего это ловушка-то сразу? – спросил Барджус. – Где ещё ты пивка попьёшь и ночью нормально поспишь?

Мечник покрутил сигнию на цепочке вокруг пальца. Полированное золото весело поблёскивало на лету, блики сливались в яркое кольцо, которое тут же распадалось стоило позволить цепочке намотаться на палец.

– Без разницы, где ночевать, в доме или у костра. Пустошь и там, и там достанет.

– Стреляный грифон, везёт мне на мрачных людей. И чем только заслужил? Был у меня напарник, до войны, Мастером кликали, тоже сыч был тот ещё. Сгинул на третий год войны. Или на четвёртый?.. А остался бы в городе, может выжил.

Рыночная площадь сразу за воротами пустовала, только стела Героям-Праведникам тенью отмеряла время, оставшееся до заката. В дверях немногочисленных кабаков скучали зазывалы: до вечера никто на улицу и носа не покажет. “Гусь и лестница”, “Русалий хвост”, “Приятное”… Барджус сглатывал слюну каждый раз, когда они проезжали мимо очередной пивной. Кэран только усмехался в бороду.

– Эх, вот довезу тебя сейчас до гильдии, а сам в город пойду. Приму кружку холодненького, а там и кости катнуть можно. Или вот под розовый фонарь зайти.

– Ага… – Кэран неопределённо пожал плечами. Он не хотел мешать полёту фантазии Барджуса.

С площади они двинулись по проспекту Лучников в сторону моря. Уклон здесь был довольно велик. Город скатывался вниз по склону, за красными черепичными крышами можно было разглядеть неподвижную блестящую гладь Огдарского залива и Сторожевой остров на выходе в море.

– Листок, ты глянь, глянь! – Барджус ткнул пальцем в блестящую свинцовую гладь. – Замерла, вода-то. Ежели и шелохнётся когда, то только по большим ордынским праздникам. Как война утихла, так и встала. Ни тебе штормов, ни, упаси Пастырь, Некроволны. Как думаешь, почему?

– Откуда мне знать, – Кэран пожал плечами. – Я не теург, не алхимик и не матрос даже. Я солдат.

– А как здесь оказался?

– Ищу кое-кого.

Барджус вздохнул и покачал головой.

– А ты немногословный.

С проспекта они повернули налево, на Молочную улицу. Здесь большие пятиэтажки сменились трёхэтажными строениями, а кабаки и магазинчики стали заметно попроще, чем в центре. Молочная не отличалась шириной, и поэтому часть её была в тени. На весь фургон тени не хватало, но если спешиться, вполне можно было укрыться от злыдни в небе.

– Шестипалый, скажи, – нарушил молчание Кэран, – а как в вашей гильдии относятся к бывшим героям?

– Нууу, это смотря что за человек, – осторожно протянул Барджус. – Да ты не переживай, меч твой тебе компенсируют.

– Я и не переживаю. Думаю, гильдмейстер у вас человек добрый, раз болтунов нанимает.

– Не только добрый, но и честный, потому что не велит проходимцев всяких в пустыне бросать, стреляный грифон! – надулся Барджус. – Хорошо, что наше с тобой знакомство скоро закончится. До гильдии всего ничего осталось.

Чуть-чуть не доехав до конца Молочной, фургон повернул направо в Храбрый переулок. Дома тут совсем измельчали, до обычных, почти деревенских хат, камень сменился посеревшими от жары брёвнами, а мостовые стали обычной дорожной пылью. Переулок упирался в высоченный забор с двустворчатыми воротами, окованными медью. Поверх забора зорко посматривали часовые с мушкетами. Всё вместе выглядело как настоящая крепость. Собственно, огдарская гильдия Уборки за Героями ею и была.

***

Петли заскрипели, створки нехотя поползли в стороны, герб гильдии, вытравленный по центру, разломился надвое, фургон миновал ворота и въехал на просторный двор, вымощенный каменными плитами. Напротив ворот высился трёхэтажный терем из массивных брёвен, витражные окна переливались в вечерних отсветах. Приехали. Барджус вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Дома. Наконец-то. Здесь нет засад, не нужно высматривать колодцы, а потому можно позволить себе медленно врастать в родную обстановку, по частям, наслаждаясь, растягивая чувство возвращения, смакуя его как вкус довоенного вина. Нос улавливает густой мясистый запах похлёбки – скоро ужин, Толстый Ип вот-вот будет стучать в свою рынду. Рот наполняется слюной, стоит только представить, пряный вкус варева… Вот усталый стук копыт и мягкий стук колёс по камню; даже Хомяк – даром, что железный – похоже, притомился, соскучился по родной конюшне, заботливым рукам механиков и хорошей смазке. Барджус выдохнул, выпуская напряжение похода и нервотрёпку последних дней. Открыл глаза, окинул взглядом двор. Всё на своих местах.

– Ну, мечник, вот и гильдия, как я и обещал. Слазь давай. Да не хмурься ты, стреляный грифон! Коня к мастерам загоню и отведу тебя в оружейку, подберёшь себе клинок.

На просторном, вымощенном плитами дворе, стояли ещё три фургона, похожих на тот, на котором приехали Кэран и Барджус. Из распахнутых настежь высоких ворот каменного здания справа веяло жаром и разогретой смазкой. Видимо, остальные уборщики тоже приехали недавно и задали конюхам работы.

– Ишь ты, да у нас тут слёт. Отлично, будет с кем посидеть вечерком! – осклабился Шестипалый. Он дождался, пока Кэран спрыгнет на землю, достал из-под сиденья большой разводной ключ, слез с облучка и направился к Хомяку, чтобы снять с него оглобли. Несмазанные болты сложных креплений поддавались с трудом, и раскрасневшийся Барджус вновь дал себе обещание обязательно следить за ними в следующий раз.

Кэран стоял рядом и с интересом наблюдал, как Шестипалый с натугой снимает крепления, то и дело поминая Небесного Пастыря, пустыню и фургоны недобрым словом.

– Чего встал? – зыркнул на мечника Барджус, когда с левой оглоблей было покончено. Он вытер пот со лба и взялся за правую. – Нравится смотреть, как другие работают?

– Жду, когда ты меня к гильдмейстеру отведёшь, – пожал плечами Кэран.

– Нечего тебе там делать, – Барджус налёг на ключ, но упрямый болт поддаваться не желал. – Стреляный грифон! Думаешь, гильдмейстеру заняться больше нечем, кроме как, – Шестипалый изо всех сил налёг на ключ, закряхтел от натуги, – с каждым бродягой трепаться?

Кэран подошёл к нему и тоже налёг на ключ. Вместе они принялись давить на упрямую железку.

– Думаю, ваш гильдмейстер… вполне может…

Крррак!

Болт лопнул и разлетелся.

– Да чтоб тебя через три копья да в колодец! Бесполый ты хероплюй, Пастырь тебя по голове долби! Вы чё творите, ларпа безмозглого куски!

Барджус оглянулся. К ним приближался щуплый чернявый мужичок с бородой до пупа. Всю одежду его составлял кожаный фартук на голое тело и наруч на левой руке. К наручу крепилось множество отвёрток, пара маслёнок и несколько щупов. Мужичок заметно припадал на правую ногу, да и сам был весь какой-то скособоченный, со следами сильных ожогов на коже.

– Привет, Ганод, – сказал Барджус. – Как конюшня? Кэран, это наш главный конюх, лучший к северу от Снограда…

– Поприветкай мне тут ещё! – снова заорал мужичок. – Остолоп Пастыря Небесного! Чтоб тебя петроед отымел! Сколько раз я тебе говорил, на левом боку влево крути, на правом – вправо! А?! Как теперь сцепку чинить?! Ещё и другаля притащил!.. Что, решил, раз сам сломать не можешь, так вдвоём справитесь?!

Откуда-то из-под бороды Ганод извлёк инженерный монокль с множеством сменных разноцветных стёкол и маховичков регулировки. Нацепив всё сооружение на голову, конюх принялся тщательно изучать бок Хомяка. Время от времени он менял стёкла местами и подкручивал маховички, потом полез под брюхо коня, начал немузыкально напевать мелодию, отдалённо напоминавшую марш огдарской мехкавалерии.

Барджус дёрнул Кэрана за рукав, ткнул в сторону терема и приложил палец к губам.

– Ганод отличный мужик, но контуженный, когда работает лучше не мешать, – сказал он вполголоса, когда они отошли на несколько шагов. – Да и нечего нам на его голую жопу пялиться. Пойдём уж к гильдмейстеру, раз такое дело.

Кэран молча кивнул.

По широким ступеням они вошли в терем и оказались в просторном зале. Внутри было прохладно, сверху, сквозь витражный потолок лился свет усмирённого зрака Пастыря. В стенах было несколько резных дверей. Шаги гулко отдавались от пола, выложенного белой и чёрной плиткой. Прямо перед вошедшими стояла статуя Тамиарии Прекрасной и Милосердной. Богиня, облачённая в строгое платье, правой рукой поднимала стеклянную пробирку с фиолетовой жидкостью, а в левой держала цветущую ветвь. За её спиной трепетали белоснежные крылья. Справа и слева от статуи наверх уходили лестницы.

– Не тушуйся, Кэран, – всё также, вполголоса, сказал Барджус. – Здесь у нас торжественные приёмы проходят, и вообще…

Шестипалый привычно поклонился статуе и слегка покачал головой, когда Кэран прошёл мимо Тамиарии, не удостоив её и взглядом.

Они поднялись по правой лестнице и оказались в длинном коридоре, идущем через всё здание. В коридор выходили двери, не такие вычурные как внизу, но сделанные добротно, так, что сквозь них не проходило ни единого звука. Барджус подошёл к одной из них, постучал, сунул голову внутрь и сделал Кэрану знак войти.

По стенам здесь висели старые гобелены, изображавшие сцены охоты и сбора урожая, на полу лежал потёртый ковёр, а вдоль стен стояли приземистые дубовые лавки; в воздухе висел тонкий аромат травяного чая и расплавленного воска. За конторкой у окна стоял худой смуглый человек в простой чёрной рясе и небольшой фиолетовой шапочке. Он с увлечением записывал что-то в массивной книге, время от времени останавливаясь, чтобы потеребить губами кончик цветастого пера. На вошедших “инок” поднял глаза только тогда, когда поставил последнюю точку.

– Здравия, Барджус, – сказал он глубоким басом. – И тебе здравия, Осенний клинок.

Человек за конторкой поставил перо в специальную подставку в виде многоголовой гидры. Серо-стальные глаза его спокойно и пристально смотрели на посетителей. Кэран стоял молча, также пристально изучая собеседника. Барджус почувствовал подспудное раздражение гильдмейстера – тот не привык, чтобы на его приветствия отвечали молчанием. Шестипалый откашлялся, привлекая внимание начальства.

– Господин гильдмейстер Иннадорий, позвольте представить вам мечника Кэрана. Пару дней назад я наткнулся на жуков Великого У, их, сталбыть, хотел возродить некий Парго, последыш шамана, ну вот, значит, мне пришлось вмешаться, потому как они бы обязательно сюда попёрли, а оно нам рогом не упёрлось, ну и Кэран помог. Ежели бы не он, загинул бы я вместе с тварями этими в собственном синем пламени.

Иннадорий вновь перевёл взгляд на Кэрана.

– Достойное деяние, Кэран. От имени гильдии благодарю тебя, скажи казначею, что я велел выплатить тебе два золотых. Можешь поужинать с нами и переночевать на кухне. Свободных опочивален сейчас нет. А ты, Барджус, иди писать отчёт. Как можно подробнее, понял? А не как в прошлый раз, и чтобы никаких стреляных грифонов в тексте. Ох не нравится мне, что твари опять полезли, будто кто Утихшую войну пробудить хочет…

Последнюю фразу гильдмейстер пробормотал уже снова взявшись за перо.

Кэран вдруг снял шляпу, проделал ей в воздухе несколько сложных пируэтов – Барджус подумал, что этим жестом неплохо получилось бы мух над несвежими овощами разгонять – выставил вперёд правую ногу и наклонился вперёд, держа головной убор на отлёте, а другой рукой придерживая ножны. Гильдмейстер снова оторвался от книги. В его глазах мелькнуло удивление и узнавание.

– Господин гильдмейстер Иннадорий, – начал Кэран. Его баритон звучал несколько зажато, как у человека давно ни с кем не говорившего больше двух-трёх слов. – Я рад, что вы столь высоко оценили мою скромную помощь вашей достославной гильдии. Видит Пастырь, Барджус отлично справился бы и без меня. Однако, я лишился меча, помогая ему. Я прошу гильдию возместить мне убыток.

– Убыток? – тонкие брови гильдмейстера поднялись вверх. – Благородный аль, я уже сказал вам, что казна выплатит вам два золотых. Уверен, этого хватит на покрытие любых расходов.

Барджус удивлённо посмотрел на Кэрана. “Аль”? Не ослышался? А этот мужик тот ещё фрукт. Гильдмейстер в людях разбирается, не стал бы непонятно кого новодинтским дворянским титулом величать.

– Господин Иннадорий, этот клинок был очень ценен для меня. Я получил его далеко отсюда, в Новом Динте, и выкован он был там же, лучшими имперскими кузнецами. Безусловно, два золотых это очень щедрая награда, но мою грудь терзают сомнения в том, что я смогу найти в Огдаре мастера, способного создать нечто хотя бы близкое к моему пропавшему клинку.

– Тогда почему вы обращаетесь ко мне, благородный аль? Берите деньги и отправляйтесь обратно в столицу, ищите кузнецов там, да делайте, что хотите. У гильдии нет перед вами долгов.

– Боюсь, это не так, достопочтенный господин Иннадорий. Барджус, ровно перед тем как связаться с жуками, предложил мне место охранника. Да, изначально я отказался, но ввязавшись в бой на его стороне, это предложение я акцептировал, ибо не минуло ещё трёх дней с момента отказа, а значит предложение было в силе. Следовательно, согласно, императорскому эдикту от тридцать второго дня месяца Сов семьдесят восьмого года, на тот момент я состоял на гильдейской службе, а потому все понесённые мной потери, как материальные, так и духовные, гильдия обязана возместить.

Гильдмейстер перевёл взгляд потемневших глаз на Барджуса.

– Благородный аль говорит правду?

Перед глазами Шестипалого пронеслись полыхающие шары, ноздри защекотал запах горящей плоти Парго, а плечи снова обжёг горящий плащ.

– Да, ваше гильдейшество, – твёрдо сказал Барджус и успел заметить, как дёрнулась левая щека Иннадория, но тот уже снова повернулся к Кэрану.

– Что ж. Я не буду аппелировать к тому, что имперское законодательство в наших краях можно считать ничтожным как в силу войны, так и в силу удалённости и автономности Огдарского княжества. Если мы отринем закон, то станем ничем не лучше тех, кто использует тварей из пустыни в своих целях. Итак, я признаю, что гильдия должна вам меч, благородный аль. Но, видите ли, в наших оружейных нет ничего, достойного Осеннего клинка. Кроме того…

Гильдмейстер поднял указательный палец, прерывая Кэрана, уже собравшегося возражать.

– Кроме того, раз вы по вашим собственным словам, акцептировали предложение члена гильдии, значит вы всё ещё у нас на службе. В ранге вольнонаёмного младшего уборщика. Стандартный контракт с гильдией подразумевает три года и три дня службы и не может быть расторгнут нанимающейся стороной без согласования со стороной нанимающей.

Кэран нахмурился, его левая рука сомкнулась над ножнами там, где должна была быть рукоятка меча. Но почти сразу разжалась.

– А потому, благородный аль Кэран, не желаете, кстати, назвать полное имя? Нет? Ну как хотите… А потому, я зачисляю вас в помощники к Барджусу, известному под кличкой Шестипалый и ставлю на гильдейское довольствие…

– Ваше гильдейшество! Постойте, ваше гильдейшество! – воскликнул Барджус. Он чувствовал, как горят щёки: да он же еле выдержал этого мрачного зануду, пока сюда ехали! А теперь что, выходит, придётся с ним постоянно ездить? Делить опасности и костёр? – Ваше гильдейшество, я с ним на одном облучке не сяду! Не сяду и всё! Как хотите!

– Почему, позволь полюбопытствовать? – холода в голосе гильдмейстера хватило бы на ледник небольшой таверны.

– А потому! Зануда он! И мрачный! А я привык один!

– Привык, вот оно что… Ну раз привык, то конечно… – гильдмейстер сделал вид, что поник, даже голос принизил. Но тут же воспрял, вроде даже стал чуть выше, навис над Барджусом. – А ну слушай приказ, старший алхимик! – теперь тоном Иннадория можно было рубить вражеские кирасы. – С этого дня младший уборщик Кэран поступает в твоё распоряжение. А завтра с утра ваш экипаж выдвигается на новую миссию. Ставлю задачу: из Снограда от некоего Грегора поступил запрос на помощь нашей гильдии. Он сильный теург и наш давний клиент, постарайтесь помочь ему. В детали вас посвятит сам Грегор. Он человек щедрый, и закрома у него значительно богаче наших скромных запасов. Разрешаю взять с него в качестве оплаты любое оружие, которое приглянётся благородному алю. За сим всё.

– Поздравляю со вступлением в наши дружные ряды, младший уборщик, – Иннадорий изобразил нечто похожее на поклон, которым приветствовал его Кэран. У того заходили желваки на скулах. – Надеюсь, вы с честью будете нести возложенные на вас высокие обязанности. Кстати, Барджус, не забудь об отчёте, чтобы к рассвету он был у меня на столе.

Гильдмейстер коротко кивнул посетителям и вновь склонился над книгой. Кэран и Барджус вышли за дверь.

– Вот и попил пивка, стреляный грифон, – сплюнул Барджус.

Глава 3. Шестой год Утихшей войны

– Папа! Папа!

Мягкая нежная весенняя травка щекочет пятки, роса на ней словно слёзы от смеха. Ты бежишь вперёд, тебе весело, и ты готов обнять весь этот мир крепко-крепко. Обнять и расцеловать.

Тебя подхватывают отцовские руки и подбрасывают высоко-высоко, к самому небу, туда, где ласковое солнце и белые облачка. И их тоже можно обнять. Нужно!

– Папа, смотри, что я нашёл!

Ты сжимаешь в кулачке красивую бабочку. Красную с жёлтым. Ты так хотел, чтобы она не упорхнула, так долго её ловил… И вот ты разжимаешь ладонь…

– Ничего страшного, сынок. Не плачь, бабочка просто улетела, а это бяка, брось.

Отцовская борода отлично подходит для того, чтобы зарыться в неё, спрятаться и плакать от обиды.

– Но я же поймал! Поймал! Она такая красивая!

– Конечно. Только в следующий раз лови сачком. Так бабочка точно не улетит. Понял? Ну а теперь, кто первый до дома!

И вот ты снова бежишь по весенней траве, и уже не помнишь про бабочку. Запахи из окна кухни льются чудесные. Мама наверняка приготовила клубничный пирог! Нужно успеть его попробовать, пока тёплый! Ты бежишь, и бежишь, и бежишь, но порог дома отодвигается всё дальше и дальше, ты стараешься бежать быстрее, но падаешь, что-то бьёт в плечо и ты…

…просыпаешься. Сержант-стрелок Шодб пихает тебя сапогом в плечо.

– Вставай, твою мать! Вставай, говорю!

Ты встаёшь и мотаешь головой. В глазах плывёт, в ушах звенит, левая скула опухла. Ты поднимаешь кулаки: учебный бой не окончен.

Ускоренный курс молодого бойца обязателен для всех, даже для теургов. Ты уворачиваешься от пыхтящего сокурсника. Он тяжелее тебя, выше и сильнее. Каждый кулак с половину твоей головы. Как же его зовут? Надо выгадать момент. Силой тут не решить. Надо его злить. Пусть ошибается. С трудом сдерживаешься, чтобы не жахнуть молнией, но – сдерживаешься. Ложный выпад. Отскок влево. Сволочь. Сержант. Гнида. Отскок вправо. Из. Ринга. Выйдет. Дыхалки уже почти нет. Только. Один! Дождался! Ты подныриваешь под слишком длинный выпад левой. Изо всей силы бьёшь в подбородок. Что-то хрустит. То ли в руке, то ли во вражьей челюсти. Рука падает плетью и, кажется, болит. Или это всё тело… Ты не успеваешь сообразить, потому что колено противника вышибает из тебя остатки воздуха и сгибает пополам, а потом слева прилетает кулак и свет меркнет.

Ты приходишь в себя от того, что сержант льёт на тебя воду. Ты проиграл. Сделал всё верно, но недооценил хитрость противника, или переоценил свою силу… Потом разберёмся. Шатаясь поднимаешься.

– Тридцать первый! Седьмой! На ринг! Шестнадцатый, в лазарет!

В учебке всех зовут по номерам, обращаться по именам запрещено, иметь личные вещи запрещено, колдовать без разрешения запрещено. Пошатываясь, ты входишь из ринга и бредёшь к белому домику на краю плаца. Там тебя подлатают. Может быть, даже дадут спокойно посидеть полчасика. Ты идёшь максимально медленно, но недостаточно медленно для того, чтобы кто-то из офицеров счёл тебя бездельником.

Серо-жёлтое небо нависло над длинными приземистыми казармами. Ещё ниже, цепляясь за флагштоки летят разорванные в клочья чёрные облака. Хорошо, что разорванные. Иначе сыпали бы пеплом, а он пачкается так, что устанешь форму стирать.

Сержант на уроке просвещения говорил, что облака почернели, когда теурги Страны Тысячи Ручьёв жахнули Солнцеворотом по Бакеду. Бакед, конечно, стал пустыней, но не сразу, кто-то там выжил и ответил Ручьям чем-то ещё более убойным. Все священные рощи полыхнули как смолой политые. Ручьи вскипели и высохли. Но пепел никуда не делся, так и летает.

Ты не особо веришь сержанту. Война идёт уже пять лет, а Бакед уничтожили в первый год. Что, это всё тот же пепел? В такое только тупица-сержант и поверит. Ты криво улыбаешься – губы как оладьи и слушаются плохо.

– Шестнадцатый! Стоять!

Ты инстинктивно вытягиваешься, руки прижаты к бокам, ноги вместе, спина прямая, подбородок ввысь.

– Ко мне! Шагом марш!

Ноги сами идут так, как положено, руки отмеряют шаги. Не доходя Старшего Инструктора Дагенлейва три шага, ты бьёшь каблуками в плац и замираешь.

– Почему не на занятиях?

Голос Старшего Инструктора звучит как низкий рык, под стать своему хозяину: высокому крепкому мужчине с твёрдым и холодным как стальной панцирь лицом. Он одет в простой чёрный камзол, на поясе волнистый кинжал с рубиновым глазом на гарде.

– Направлен сержантом Шодбом в медсанчать для приведения в порядок, господин Старший Инструктор!

Твой голос звенит. Ты пожираешь его глазами не только потому, что так велит Устав. Твой кумир окидывает тебя взглядом, кивает.

– Ты назначен на мой курс. А теперь – бегом!

Ты ускоряешься ещё до того, как затихают слова. Не потому, что рад, что легко отделался – хотя и поэтому тоже – а потому, что твой герой заговорил с тобой. Ты читал, что раньше боги спускались с небес и беседовали с людьми, и теперь ты понимаешь, что чувствовали те люди.

Сам Дагенлейв! Настоящий великий теург. Ты читал в учебниках, как он в одиночку заставил повернуть назад в море четвёртую Некроволну. И как, имея под рукой всего полк пикинёров, смял вражеские порядки при Трегарте. И как бился с Деревянным Колдуном в Тихом Ущелье. Сирота – такой же, как ты! – а теперь с ним считаются короли.

Сердце вдруг замирает. Справишься ли? Дагенлейв не терпит слабаков, у него на курсе жёсткий отбор, и не все выживают. Ты не блещешь талантом ни в теургии, ни в остальных дисциплинах. Может, он ошибся, принял тебя не за того? Ты чувствуешь себя личинкой авуканского червя, закапывающейся как можно глубже, чтобы не быть съеденной как сотни и тысячи товарок. Шансы на то, чтобы протянуть хотя бы месяц у Дагенлейва, очень малы. Сомнения, неуверенность и страх перед грандиозным неизвестным гложут тебя и в медсанчасти, и весь остаток дня, и всю следующую ночь.

Глава 4. Призрачные башни Снограда

Барджус вздохнул. Когда-то он любил Рыбный тракт, оживлённую дорогу, на которой трактиры стояли столь часто, что если заходить в каждый хотя бы на пару часов, от Огдара до Снограда можно было добираться несколько лет. Да, были времена. А уж какие были весёлые да приветливые девки в этих трактирах. А ярмарки! Шестипалый вспомнил, как на весенней ярмарке в Верхушках, однажды выиграл красные сапоги, и тут же пошёл в них плясать, да так, что пол ходуном ходил, и доски скрипели. Приглянулся он тогда Вирке, местной ведьмочке, и всё-то у них ладилось, тоже весьма неплохо: ночами в их комнате тоже пол ходуном ходил и доски скрипели…

Да только нет уже Верхушек. Когда коалиция отступала, сожгло их ополчение, чтобы врагу не достались. А Вирка сгинула. Ведьмы многие тогда за Великого У воевать пошли. Барджус крякнул и почесал нос. Кто его знает, может лежит сейчас Вирка где-то вон под теми камнями, а ночью поднимается да идёт к оазисам людей промышлять.

Полуденный воздух струился над солончаками. Очертания иссохших остовов брошенных на обочине фургонов переливались и искажались как в цирковых зеркалах. Черепа рядом с повозками нестерпимо блестели – агатовый зрак Пастыря добирал то, что оставили после себя креты, падальщики с кожистыми крыльями.

Ровная как пульс покойника равнина тянулось, насколько хватало глаз. Далеко за спиной, у восточного окоёма неба бродили фиолетово-синие тучи, белые молнии там то и дело хлестали мёртвую землю. Барджус покосился на Кэрана. Тот сидел молча и неподвижно, уставившись в точку, где тракт смыкался с горизонтом.

– Глянь как бьёт. Прям как раньше, помнишь? Говорят, если скакать за грозой неделю, можно попасть под дождь. Что думаешь? – нарушил тишину Шестипалый. Вот уже пару дней после выезда из Огдара он пытался разговорить спутника, но безуспешно. Бывший герой предпочитал отмалчиваться, только крутил свою сигнию на цепочке туда-сюда, да хмыкал в бороду.

– Думаю – врут, – Кэран едва заметно пожал плечами. – Дождей больше нет. А попадать в то месиво я бы никому не советовал.

– Оно так. Но ты представь, вдруг где-то осталось ещё место, где идёт дождь. Эх, вот бы мне туда… Знаешь, я раньше дожди терпеть не мог. Холодно, сыро, за шиворот течёт, ноги промокают, простудиться можно. Когда тепло любил, у нас-то раньше в Огдаре тепло нечасто бывало. Как мистрали осенью поднимутся, так считай всё, до весны не солнце, а медяк. Такое же мелкое и блестит бестолково: ни тепла тебе, ни света, одно расстройство. А вот сейчас всё отдал бы, лишь бы медяк тот вернулся заместо змеиной дряни этой лохматой, будь она неладна. И чтобы не было этого всего.

Барджус повёл рукой в сторону обочины. На обочине лежал высохший почерневший труп в лохмотьях. Из распахнутого рта выполз большой красно-чёрный скорпион и тут же спрятался обратно.

– У вас в столице так же?

– Не знаю. Наверное, хуже. Я слышал, Новый Динт теперь одно большое кладбище, и море ушло.

– Как ушло? Это ж море. Я ещё понимаю, ежели как у нас в Огдаре, отступило, но чтоб ушло…

– Зелёное море внутреннее, потому, и кануло в землю. Не смогло из океана подкрепиться. Перед штурмом пироманты бунтовщиков смогли взорвать Орлиную гору. Замок Цветов, Синий дом, Палаты Совета, королевские лаборатории – всё снесло. Лава потекла на город, и пока последние имперские теурги пробивали канал, чтобы отправить её в море, начался штурм. Пушек не хватало, поэтому начали с “Бури столетия”. И не одной. Говорят, когда Новый Динт горел, пепел сыпал неделю. И хорошо, потому что убирать трупы было некому…

– Ты был там?

– Я – нет. Моя семья – была.

Кэран поймал сигнию в правый кулак, вздохнул и задумался.

– Скажи, Кэран, почему Иннадорий тебя “алем” назвал? – Барджус решил отвлечь собеседника. А то снова уйдёт в себя и опять каждое слово клещами тянуть.

Мечник вздохнул. Как показалось Барджусу, с лёгким раздражением.

– Потому что ваш гильдмейстер умный человек.

Кэран погладил бороду, и Барджус только сейчас заметил, что на правой руке у него не хватает пальцев. Точнее – полутора. Мизинца и половины безымянного.

– Когда-то я действительно жил в Новом Динте, ко двору был не вхож, конечно, но…

Кэран замолчал.

– Ого, да у меня в подчинении имперский аристократ, стреляный грифон, – усмехнулся Барджус. – “Верен императору” или как там у вас говорили. Небось и покомандовать на войне пришлось, и погеройствовать успел. Соль земли, чего уж там. Даже и не знаю, как к тебе обращаться-то.

– Младшего уборщика будет достаточно.

– А ты скромняга. Только что ты в гильдии забыл, а? Так ловко к нам напроситься ещё ни у кого не получалось. Это ж надо, такую комбинацию разыграл! Начал права типа по закону качать, а гильдмейстер-то и повёлся! Хаха, уважаю!

Барджус рассмеялся и поднял руку, чтобы похлопать Кэрана по плечу, но наткнулся на спокойный взгляд серых глаз и решил обмахнуться шляпой.

– Сам Иннадорий твой манёвр оценил. Когда я к нему утром с отчётом заходил так и сказал, береги, мол, напарника, таких мозговитых теперь не делают. Вот я и думаю, что тебе у нас понадобилось? Хочешь в Новый Динт на гильдейские деньги прокатиться или счёты свести?

Кэран вздрогнул. Барджус осёкся, но тут же продолжил: чутьё ему говорило, что прекращать расспросы ни в коем случае нельзя, если он, конечно, не желает и дальше слышать только “да”, “нет” и “не знаю”.

– Угадал что ли? Вижу, что угадал. Давай, младший уборщик, поделись душевной болью, да не ссы, после войны все кого-то не досчитались.

– Это точно, – взгляд Кэрана заледенел, голос немного охрип. – Все не досчитались.

Долго ехали молча. Кэран сосредоточенно смотрел в одну точку, туда, где дорога смыкалась с горизонтом. Самая злая дневная жара, казалось, не беспокоила его совершенно. Все попытки разговорить его наталкивались только на односложные ответы.

– Знаешь, я всё никак не пойму одного, – Кэран вдруг заговорил, и Барджус подпрыгнул на сиденье. Слова сыпались из мечника как камнепад: за одним маленьким камешком стронулась вниз половина горы. – Почему? Почему он это сделал? Почти каждую ночь я вижу сны о том, что случилось на той дороге. Каждый раз, как закрываю глаза я вижу смерть Муары, слышу её крик, каждую проклятую ночь чувствую, как горят мои пальцы, и копьё бьёт и бьёт. И каждую ночь этот вопрос ворочается у меня в голове как раскалённый гвоздь. Ведь должна же быть причина. Хоть какая-то же должна быть! Я хочу найти его, посмотреть в глаза и спросить. Потому что я сплю всё меньше, и скоро перестану спать совсем. Я хочу знать, почему! Почему?!

Кэран выкрикнул последнее слово и замолчал. Шафрановый узор на сером сукне ходил вверх и вниз в такт дыханию. Барджус подумал, что молчание Осеннего клинка ему, пожалуй, больше по душе.

Рыбный тракт сузился и начал вилять. До Утихшей войны в этих местах было много болот, убежище редких тварей и травников-отшельников. Говорили, что местные монахи из монастыря Тамиарии Праведницы могут исцелить любую хворь, особенно по женской части. А теперь здесь песок. Фравол, гильдейский писец, как-то обмолвился что это из-за того, что море отступило, а солнце стало ходить прямо, но Барджус ему не поверил. Где море и где болота. Да и зрак Пастыря раньше также ходил, с востока на запад. Вот в то, что Пастырь обезумел, увидев, что творилось на полях войны, Барджус верил. Он и сам хорошо помнил, как огдарские теурги калили ядра в человеческой флегме, замешанной на травах, чтобы пушки брали зачарованную броню огромных жуков. От такого даже у бога зрачок вытянется и башня накренится, знамо дело.

Барджус покосился на Кэрана. Этот, наверняка, ещё и не такого повидал, оттого и молчит. Раз смог Осенний турнир взять, значит, хорошее место в армии получил, наверняка в гвардии или императорских рейтарах. А эти всегда на острие были. И под Лостромом, и на переправе через Вануру, и на Белом поле. Да только войну тащила пехота, а не эти позёры. Всегда на острие и всегда не там, где простые парни по колено в говне и крови стояли насмерть, стреляный грифон. Барджус шмыгнул носом и дёрнул поводьями, подгоняя Хомяка.

До Пальмового оазиса, хорошо укреплённого поселения, они добрались без происшествий. Здесь остановились на днёвку, пополнили запасы воды и снова двинулись в путь. Фургон тряхнуло, когда они отъехали от оазиса примерно на мушкетный выстрел. Барджус вспомнил эту яму: когда он был здесь в прошлый раз, он чуть не потерял в ней колесо. Но тогда вокруг ещё росли деревья.

Через три дня пути долина стала повышаться, иссохшие холмы с развалинами домов и мелких крепостей то и дело поднимались то слева, то справа. Однажды на далёкой возвышенности Шестипалый заметил огромный серо-белый разлапистый дуб. С веток его во множестве свисали продолговатые свёртки. На таком расстоянии нельзя было сказать, что внутри свёртков, но Барджус готов был поклясться, что дуб движется. Выяснять, что это, никакого желания не было, и уборщики поехали дальше, постаравшись до ночи оставить между собой и тем дубом максимально возможное расстояние.

Барджус пытался ещё несколько раз разговорить Кэрана, но ничего не получалось. Тот исправно выполнял все обязанности, но ни на какие темы говорить бывший герой не желал. Отмалчивался, отделывался односложными ответами, а когда Шестипалый затягивал песню, морщился.

Вскоре показался Сноградский холм. Высокий, правильной круглой формы он казался погребальной насыпью над воителем-гигантом. Ничего даже близко похожего на здания на холме не было. Сноград не зря прозвали Мерцающим городом. Его нежно-лиловые башни появлялись на своих местах только в вечерних сумерках. Тонкие изящные шпили тянулись к небесам как мелодия флейты, летящая в ночное небо: эфемерно и неуловимо. Кроме этих шпилей в Снограде не было ничего: ни домов, ни стен, ни башен. Тамошних жителей можно было встретить только если они сами того хотели. Для нежданного гостя башни оставались простым миражом.

Фургон Кэран поставил на самой вершине холма, там, где у Снограда было то, что можно было бы назвать “городской площадью”. Солнце уже начинало клониться к закату. Над холмом словно начинало сгущаться облако: незримое, не ощутимое, но тем не менее вполне реальное как покалывание на коже перед грозой.

Кэран и Шестипалый слезли с козел. Они вслушивались в тишину, и резко оборачивались, когда им казалось, что прямо за спиной тихо позвякивают серебряные колокольцы. Тщетно. Холм щетинился жёсткой жёлто-зелёной травой и отцветшими солецветами, а кроме них тут не было ничего, даже камней; прожорливые оранжевые ящерки, снующие у подножия, подниматься сюда не решались.

– Ну что, господин младший уборщик, прибыли, – Барджус с наслаждение потянулся, прогибая спину назад. Он почувствовал, как захрустело в спине и улыбнулся. – Извольте видеть: кругом тишь да гладь, а потому разрешаю оправиться и подготовиться к встрече с заказчиком. Будете охранять фургон, пока я проведу переговоры.

– Я с тобой, – Кэран твёрдо взглянул в глаза Шестипалому. – Мне надо поговорить с этим Грегором.

– Чего это? Он твой родственник что ли?

– Чутьё.

– Спрячь своё чутьё поглубже, – Барджус набычился. Его раздражение начинало побулькивать как котёл на хорошем огне. – Я тут командую, и я говорю, что ты останешься у фургона. Не знаю, как там у вас, у блаааародных героев, а у нас, обычных чистильщиков, всё по-простому. Командир говорит, ты делаешь, усёк?

– Я чувствую: мне надо поговорить с Грегором. Не знаю, как объяснить, но у меня было подобное. Будто я горю и кричу сам себе сквозь толстое стекло. В прошлый раз я кричал себе скакать во весь опор в Новый Динт…

Кэран опустил глаза.

– И что? Поскакал?

– Нет, – Кэран помотал головой как нашкодивший пацан, но тут же поднял взгляд снова. Его глаза блестели. – Тогда я выполнил приказ, повёл отряд в рейд. А когда вернулся, узнал, что Новый Динт взят, разграблен, сожжён, и мантикоры пируют на улицах. В этот раз я поступлю иначе.

Барджус нахмурился и некоторое время сверлил взглядом невозмутимое лицо мечника. Аль, похоже, решил, что он тут самый важный и начальник ему не указ. Наглый сноб! Шестипалый почувствовал, что крышку котла сейчас сорвёт. Он подошёл к Кэрану и ткнул его пальцем в грудь.

– Слушай сюда. Ненавижу повторять приказы, но до тебя, тупой ты аристократишка, похоже туго доходит. Ты не у себя в Динте. Ты – здесь. В моём фургоне. Я тебе говорю, что делать. И я тебе говорю, что тут ты останешься и будешь меня ждать!

Кэран не отвёл взгляд. В его серых глазах мелькнула молния. Он явно не привык к тому, чтобы с ним так разговаривали.

– Задолбал ты меня, – отчеканил мечник. – Ни минуты помолчать не можешь, а мозгов с ларпов хрен. Командуй на кухне своей, солехлёб.

Барджус побагровел. Полузабытое унизительное прозвище мушкетной пехоты, хлестнуло как кнутом.

***

Лёгкое покашливание растопило ледяную тишину.

– Господа, не могли бы вы немного отойти? – проговорил негромкий голос.

Кэран и Барджус, продолжая сверлить друг друга взглядами, отступили немного в сторону. На том месте, где они только что стояли соткалась из воздуха круглая башня. Гладкие лиловые стены поблёскивали в последних закатных лучах, к узкой высокой двери вели две ступени из белоснежного мрамора с золотыми прожилками. Вся башня была тонкой, не более десятка шагов в поперечнике, или… Кэран моргнул. Вместо того, чтобы загибаться, стены постепенно расплывались, растворялись в воздухе. Иногда казалось, что сквозь башню просвечивают первые звёзды.

Дверь отворилась, и на верхней ступеньке показалась маленькая девочка. Босая, румяная, в белоснежном платьице, с белокурыми локонами, постриженными до плеч, она изучала уборщиков распахнутыми синими глазами. Немного так постояв, она развернулась и ушла обратно в башню.

– Это… что такое? – спросил Кэран.

– Приглашение, – ответил Барджус. – Видишь, дверь оставили открытой. Значит, страж счёл нас неопасными, и хозяин хочет поговорить. Пошли что ли, а то приглашение отзовут.

Кэран кивнул, поднялся по ступенькам и открыл дверь. Барджус пошёл за ним. Протискиваться пришлось боком, за дверью оказался узкий длинный лаз в неровной каменной кладке, который постоянно изгибался то влево, то вправо. Борода Кэрана то и дело попадалась между стеной и грудью, и ему постоянно приходилось задирать голову повыше. Один раз он поднял глаза вверх. Потолка у коридора не было. Вместо него там разворачивалось звёздное небо. Кэран остановился. Поднял руки, уцепился за верхний край стены и вылез наверх. Шестипалый выкарабкался сам.

– Ну, наконец-то, я уж было начал сомневаться в ваших интеллектуальных способностях!

Здесь, наверху под яркими низкими звёздами посреди гладкой блестящей равнины стояло большое мягкое кресло. В кресле, положив ногу на ногу утопал человек в изящных мягких полусапожках с цветочным узором, лёгких белых брюках и кремовой рубахе на выпуск. Его лицо скрывалось в тени, на виду оставались только сложенные вместе холёные ладони. В пальцах, украшенных сложной цветной татуировкой, медленно щёлкали гранатовые чётки.

– Нет-нет, ближе подходить не стоит, – сказал человек, когда Кэран шагнул вперёд. – И к склянкам тянуться тоже не надо, уважаемый Барджус, это может плохо кончиться для вас.

Татуированный указательный палец оторвался от чёток и укоризненно покачался влево-вправо.

– Господа, позвольте представиться. Меня зовут Грегор. Раз вы здесь, значит многоуважаемый Иннадорий внял моей просьбе. Надеюсь, вы и правда хорошие специалисты, потому что работа предстоит непростая.

Кэран скрестил руки на груди.

Грегор перекинул несколько бусин. В тишине раздавался лишь лёгкий звон, когда одно зёрнышко стукалось о другое.

– Речь пойдёт о Весёлом озере. До войны там был унылый курорт для престарелых матрон, лечебные купания, целительные молитвы в храме Тамиары, – татуированные пальцы сделали жест будет сметали крошки со стола, – теперь курорт обезлюдел. Мне нужна одна безделица, которую можно там найти. Видите ли, я не могу отойти далеко от своего обиталища, поэтому мне нужны помощники, чтобы добыть даже такую мелочь.

– И что же это? – поднял бровь Барджус.

– Вода. Наберите вот эту ёмкость, – у ног Кэрана появилась небольшая стеклянная банка, – и возвращайтесь не позднее, чем через три дня. Понимаю – спешка увеличивает риск, поэтому готов предложить полную предоплату.

Кэран поднял банку и повертел в руках. Обычное стекло, широкое горлышко, плотная керамическая крышка на хитрых защёлках. Он поставил банку обратно и погладил бороду. От слов теурга так и несло обманом. С другой стороны, Иннадорий говорил о богатых закромах теурга, да и возвращаться несолоно хлебавши не хотелось.

– Нет, – раздался твёрдый ответ Барджуса. Похоже, коротышка тоже что-то почуял. Оно и немудрено: один шулер другого всегда узнает.

– Вот как? Почему? – удивился Грегор.

– Во-первых, не доверяю теургам. Особенно тем, которые прячут лицо и свои истинные намерения. Во-вторых, это работа для геройской гильдии. Мы – уборщики. Очищаем территории от останков монстров, убираем яд и последствия заклятий. Поиск артефактов это не к нам.

– Понимаю, вы опасаетесь, что на озере что-то есть, – сказал Грегор. – Уверяю вас, это не так. Совсем недавно партия героев ходила туда по моей просьбе. С ними был довольно сильный теург. Пуговиц у него штук пять на камзоле было. Так что можете считать, что это задание – обычная ваша работа. Очистка территории, уборка яда, и что там ещё.

Барджус поправил перевязь и сделал движение, будто собираясь повернуться; Грегор на миг перестал перебирать чётки.

– Вижу, я вас не вполне убедил, – сказал теург. – Может быть, это поможет?

Перед уборщиками появился изящный столик с резными ножками. В стеклянной столешнице отражались звёзды, а за звёздами угадывалось плавное неспешное движение теней, которых не было и быть не могло на небе. Тени вспучились, взвились над столешницей чёрным штормом.

Кэран отпрыгнул назад. Попытался нашарить рукоятку меча. Барджус пригнулся. В правой руке у него оказался пистоль, а в левой блеснула склянка.

Вихрь над столиком прекратился также быстро, как начался.

– Господа, господа, прошу успокойтесь, – в голосе Грегора слышалась улыбка. – В мои намерения не входило причинять вред, хотелось только впечатлить вас. Уж простите старика за театральность. Итак, вот что я готов предложить за ваши старания.

Кэран снова выпрямился и перевёл взгляд на столик. Там на изящной подставке из винно-красного дерева с золотистыми прожилками лежал меч. По узкому воронёному немного изогнутому клинку бежали строчки алых символов; время от времени по ним словно пробегала волна, и тогда символы вспыхивали. Сталь переходила в длинную – кулака на три – рукоять, обмотанную потёртой кожей с вытравленными на ней теми же знаками. Рядом с мечом – простые деревянные ножны.

Кэран как заворожённый потянулся к мечу. Он забыл обо всём. Касание рукояти было как рукопожатие старого друга, шершавая кожа приятно скользнула в левую ладонь. Кэран взмахнул клинком, раз, другой. Меч шёл ровно, не нырял и не задирался. Идеальный баланс, точно по руке! Клинок был лёгким, но опытный воин чувствовал, какая сила скрыта в тёмной стали.

– Рад, что он вам понравился. Это один из так называемых мерцающих клинков, – удовлетворённо сказал Грегор. – Выкован, насколько мне известно, около пятисот лет назад странствующим кузнецом-теургом Вугом Каменная Спина для Торгула, пятого Набольшего Хана. Имя клинка – Скейр. Говорят, в этом мече, как и в прочих творениях Вуга скрыта демоническая душа, способная одарить владельца великой силой и увлечь в великую бездну. Инструментальных исследований я не проводил, но некая сущность в мече и правда есть, так что будьте осторожнее.

– Для вас, старший алхимик Барджус Шестипалый, у меня тоже есть интересное предложение.

На столике рядом с мечом появился небольшой конверт. Барджус не торопясь подошёл, лениво открыл конверт, достал оттуда измятый старый пергамент. И замер с округлившимися глазами.

– Да, это именно оно, – подтвердил Грегор. – Сфинксов Огонь, секрет императорских алхимиков. Несколько сложен для новичков, но ведь вы же не новичок, Барджус?

Шестипалый промолчал. Он впился в пергамент, перечитывал его раз за разом, шевеля губами и морща лоб.

– Итак, господа, изменилось ли ваше мнение?

Кэран ещё будучи героем уяснил: каждый наниматель всегда старается заплатить поменьше и торгуется до упаду. Мерцающих клинков было выковано всего несколько десятков, а столичные лаборатории давно стёрты с лица земли. Не стал бы теург предлагать такую цену за доставку воды.

Кэран посмотрел на Барджуса. Похоже, тот пришёл к схожим выводам, на конопатом лице жадность боролась с осторожностью. Шестипалый вздохнул.

– А ещё я знаю, как найти Криса, Кэран, – сказал Грегор. – Без меня у вас ничего не получится. Ваш… кхм… противник… весьма умелый сноходец. Он умеет скрываться и скрывать. Например, он очень искусно прячет Муару.

Кэран вздрогнул. Сердце сжала печаль. Пыльная дорога. Полный муки вопль изуродованной ведьмы.

– Она мертва.

– Не совсем. Впрочем, можете мне не верить и попробовать отыскать их самостоятельно. Точно также, как делали… сколько там?.. Два года?

– Три, – буркнул Кэран. Он подошёл к столу, взял меч и конверт. Клинок убрал в ножны, а бумагу передал Барджусу. – Ладно, договорились. Но учти, если обманешь…

– Да, да… – длинные пальцы сделали жест, словно отгоняли муху. – Вы обязательно меня зарубите. А теперь прощайте. До встречи через три дня.

Пространство вокруг пошло рябью как море в штиль под слабым ветерком. Через секунду оба уборщика оказались у фургона. Судя по звёздам, прошло не более получаса. Вокруг теснилось множество лиловых башен, совершенно одинаковых – полупрозрачных, без всяких признаков дверей или окон. В руках у Кэрана оказалась банка. Он сунул её за пазуху и забрался на козлы.

– До озера отсюда далековато, если хотим успеть, нам пора выезжать. Иди поспи алхимик. Разбужу с рассветом.

Барджус сел рядом. Вид у него был мрачный и злой.

– Ты нарушил приказ. Ты принял заказ, хотя не должен был. Я хочу знать, что там у тебя за история с этими Муарой и Крисом, и во что я вляпался из-за твоего “чутья”. Пока мы просто выполняли задание Гильдии, твоё прошлое меня не волновало. Предали тебя – бывает, молчишь об этом – твоё право, у всех свои шрамы. Но теперь я хочу знать подробности. Ясно?

Кэран погладил бороду. Хомяк, поскрипывая, спускал фургон с холма. Чем ближе к подножию, тем становилось холоднее. У подножия влияние Снограда закончилось, и в свои права вступил всегдашний ночной мороз.

– Ты прав, Барджус. Я расскажу утром, а сейчас мне надо подумать, а тебе – поспать. Кинь тулуп, пожалуйста.

Шестипалый крякнул и полез в фургон.

Глава 5. Красавица на балу

И ахнула!

Зал казался бесконечным. Тонкие золотые узоры на белоснежных стенах вились и переплетались то листьями и ветками, то строчками из знаменитых поэм, а то картинами пиров и охот. Ряды шестигранных колонн бело-серого мрамора тянулись по правую и левую руку. Со сводов высоченного потолка свисали огромные золотые люстры, каждая размером с карету. Они сияли разноцветными огнями, а от одной люстры к другой тянулись длинные гирлянды цветов и бумажных фонариков. На блестящем паркете с равными промежутками стояли фонтаны в виде статуй богов. А где-то в далёком далёке у противоположной стены высился пустой сейчас каменный помост.

Каждая колонна была украшена знамёнами приглашённых домов. Кого тут только не было. Шидарра, Ан-Таэси, Зирофт, Огдар, даже гости из-за Зелёного моря и с северных промёрзших островов. Ну и, конечно же, все, кто хоть что-то представлял собой в Новом Динте, все-все-все они были здесь, в просторном зале императорского дворца. Под каждым знаменем собралась группка молодых людей и девушек. Они болтали, потягивали вино из хрустальных бокалов и весело смеялись. На громогласно-торжественное восклицание разодетого слуги “Воспитанницы Синего дома” никто даже не повернулся. Неудивительно. На бал Самой Длинной Ночи всегда съезжается цвет дворянства, им к таким залам и пышноусым разодетым мажордомам не привыкать.

Первая из вошедших, стройная девушка с волосами цвета спелой ржи, раскрыла веер и принялась усиленно обмахиваться. Ей казалось, что все сейчас смотрят на неё и осуждают. Ахать в публичном месте! Какой скандал!

Для девушек в нарочито скромных синих платьях с выкрашенными в синий же волосами, здесь всё было в диковинку. Они шли через зал, стараясь не вертеть головами, чтобы сохранить достоинство. Но глаза их сияли восторгом и интересом: посмотреть тут было на что.

Меж гостями мельтешили шуты в ярких масках, по традиции предлагая отгадать несложный ребус. За разгадку полагался кубок праздничной медовухи. В воздухе витали еле заметные ароматы цветов и фруктов. С ароматами смешивалась лёгкая негромкая музыка незримого оркестра. Музыканты только разыгрывались, самые изысканные и сложные сочетания звуков и ароматов появятся позже. По слухам, редкий провинциальный аристократ может удержать ритм в изысканно-сложных ароматических вальсах.

По центру зала на высоких постаментах стояли скульптуры богов из чистого льда. Каждая была вырезана с таким искусством, что казалось небожители и правда спустились на землю, чтобы наблюдать за балом Самой Длинной Ночи.

– Не вертись, Фенора, – шикнула одна синеволосая девушка на другую, когда они достигли статуи Тамиарии Прекрасной с изящной амфорой на плече.

– А кто там на балконах, Муара? – вместо ответа спросила та, слегка качнув головой в сторону.

– Няньки и гувернантки, кто ещё, – ответила невысокая девушка, шедшая чуть впереди.

Бал Самой Длинной Ночи всегда принадлежал молодёжи. Это одновременно был и экзамен на знание этикета, и возможность для молодых дворян познакомиться со сверстниками со всех концов империи. Появляться на этом празднике для старшего поколения считалось дурным тоном. Но присылать слуг для пригляда обычай не запрещал.

– Милые леди, безмерно счастлив вас видеть, – к группе девушек в синем подошёл гладковыбритый молодой человек в щегольском узорном камзоле модного персикового цвета. Он изящно выполнил сложный церемониальный поклон. – Позвольте представиться, Кэран ал-Ши…

– Ох, да это же вы! – захлопала в ладоши Фенора. – Первый клинок Осеннего турнира! Поздравляю с победой и новым назначением!

Молодой человек поклонился ещё раз. На его губах играла всепобеждающая улыбка самодовольного хлыща. Сердцеед доморощенный! Думает, небось, что все девушки – его. Как бы не так!

– К вашим услугам, леди. Рад приветствовать здесь воспитанниц Синего дома. Окажет ли кто-то из вас мне честь и потанцует ли со мной?

Муара и остальные девушки присели в реверансе.

– Благодарю вас, но… – начала было Муара, но не успела закончить положенную по этикету форму вежливого отказа.

– Да, конечно! – чуть ли не хором ответили почти все её подруги.

Кэран ал-Ши поклонился ещё раз и протянул руку Феноре. Та степенно кивнула, старательно пряча торжествующий блеск глаз.

– Девушки, не расстраивайтесь, следующие танцы – ваши! – самодовольно сверкнул зубами Кэран.

Муара еле слышно фыркнула, подняла подбородок повыше и стала разглядывать флаг на дальней колонне. Жёлтый василиск на синем фоне, какая безвкусица. Девчонки! Пять лет обучения в Синем доме и всё ради чего? Чтобы броситься в объятия первого встречного. Позор! Был бы тут Грегор. Старый теург непременно напомнил бы распоясавшимся воспитанницам, в чём их долг и для чего их растили. “Дабы сопровождать и направлять советом благородных особ”, вот для чего, а вовсе не для того, чтобы плясать с первым встречным-поперечным нахалом, пусть и победителем чего-то там.

Тем временем музыка становилась всё громче, а кружащихся пар всё больше. Лица раскраснелись, ароматы в воздухе стали чище и прохладнее, оставляя на языке лёгкий водянистый привкус высокогорных ягод.

К девушкам в синих платьях то и дело подходили кавалеры. Конечно, старшие сыновья богатых домов старались держаться подальше – всё-таки воспитанницы Синего дома, это всего лишь младшие дочери, пусть и благородных родов – но от молодых людей попроще отбоя не было. Кто-то подходил просто полюбопытствовать, как там оно в самой знаменитой школе Нового Динта, но и приглашений на танцы тоже хватало. Потанцевать успели все, не исключая Муару. Бальные сумочки пухли от визиток юных графов и баронов, но ещё больше ласкали душу завистливые взгляды девушек-аристократок. Далеко не все они – особенно те, что прибыли из дальних провинций – умели так же хорошо двигаться и поддерживать светскую беседу на любые темы.

Словно хорошо отлаженный и смазанный часовой механизм, бал набирал обороты. Один вальс следовал за другим, сочетания звуков и запахов становились всё изысканнее, всё сложнее становилось успевать за ними. Муаре всегда нравилось танцевать, с её врождённым чувством ритма и природной гибкостью она порхала так легко и изящно, что партнёрам ничего не оставалось, кроме как выражать совершеннейшее восхищение.

Нахал Кэран несколько раз появлялся на горизонте, но Муара каждый раз демонстративно отворачивалась от его омерзительно самодовольной ухмылки. Она не собиралась позволять этому худородному портить себе праздник. Благо, искусству вежливо и одновременно высокомерно игнорировать людей её тоже учили.

После очередного танца, когда разгорячённая молодёжь утоляла жажду, музыка вдруг смолкла.

– Дамы и господа! Рад приветствовать вас на ежегодном балу Самой Длинной ночи!

Многократно усиленный голос раздавался от помоста, на который взошёл принц Эдрагорат. Один, в простой белоснежной тоге, согласно обычаю, он появился на помосте без свиты. Стоило ему начать говорить, как все прочие разговоры в зале затихли, а вместо прежних ароматов повеяло прохладным ветерком с лёгким привкусом снега.

– Я вижу, здесь собрался весь цвет Империи, – продолжил принц. – От Зелёного моря до Сельдяного, от гор на востоке до Великого океана на западе! Мы рады приветствовать вас всех и счастливы видеть, что даже гордые огдарцы не побрезговали нами.

По залу прокатился лёгкий смешок. Императорская власть уже довольно давно была по большей части формальной для многих провинций, но Огдар был первым из крупных доменов, кто начал заявлять о полной независимости от бывшей столицы.

– Этот год был непростым, – голос принца стал чуть ниже и глуше. – Выборы нового императора оставили множество тлеющих угольев под пеплом, поэтому я призываю вас, именно вас, тех, от кого зависит будущее доменов и самой империи: давайте сложим эти уголья в совместный очаг, чтобы не сжечь общий дом! Боги смотрят на нас!

С этими словами принца ледяные статуи раскололись, разлетелись миллионом мелких частиц, а вместо них появились разноцветные фонтаны. Каждый фонтан сохранял форму статуи и в каждом был свой напиток.

– Празднуйте, союзники и подданные! Друзья, да будет следующий год прекрасным! – провозгласил принц, воздев руки. Одобрительные возгласы ответили ему.

Муара стояла и смотрела, на фонтаны, на улыбающуюся толпу. Она видела, что в фонтанах на самом деле кровь, а вокруг неё мертвецы. Чувствовала, как запах гари и палёного мяса вонючими щупальцами продирается по носоглотке. Руки и ноги ослабели, Муара осела по стене.

– Муара, что с тобой? – в тумане, вдруг заслонивешем весь зал возникло встревоженное лицо Феноры.

– Боги… Боги… погибнут… Белое Поле… Смерть…

Глаза Муары закатились. Её подруги быстро повлекли её из зала. Они хотели успеть до того, как на них обратят внимание, и окружающие поймут, что Синий дом воспитал ведьму-пророчицу.

Глава 6. Курорт

Фургон подпрыгивал на камнях и время от времени проваливался в неглубокие ямы. Дорога кончилась часа полтора назад и началось бесконечное красновато-коричневое поле. На твёрдой, изрытой ямами земле валялись камни, от мелких, в три-четыре кулака до здоровенных, размером с надвратную башню. Каждый булыжник имел форму октаэдра. На оплавленных гранях виднелись сложные геометрические узоры.

В тёмно-синем небе длинные тонкие облачка таяли в косматой огненной гриве зрака. Умалишённый бог хотел в подробностях наблюдать агонию мира.

Хуже всего была пыль. Колёса поднимали в воздух целые тучи, которые оставались висеть в воздухе. Когда подул ветер – как назло, в корму – под толстым слоем этой дряни оказалось всё. Пыль лезла в глаза, нос и горло, набивалась за обшлага, в рукава и перчатки. Хомяк теперь походил на каменную статую коня, из тех, что держат Сиротский мост в Огдаре. Не хватало только похабных надписей на боках.

Фургон в очередной раз подбросило. Кэран выругался и тут же закашлялся – шарф, намотанный в три слоя, не помогал совершенно. Из фургона выбрался всклокоченный Барджус и устроился на козлах.

– Утро, – пробурчал. – Фух, ну и пылища! Ай! И трясёт! Эх, Кэран, чую, упаримся спицы укреплять. Далеко до озера-то ещё?

Кэран коснулся двумя пальцами шляпы.

– Утро. Выспался? На озере вечером должны быть. Если колёса не отв… Твою ж!

Фургон снова подбросило. Шестипалый полез за пазуху, достал оттуда большой платок в горошек и повязал его на лицо. Настроение ухудшилось. Он любил маски, но закрывать лицо обычной тряпкой как какой-то низкосортный бандит – это чересчур.

– Шестипалый, ты прости за солехлёба. И за то, что приказ нарушил. Но мне очень нужно было! Да и чутьё верно подсказало: этот Грегор знает про Криса. А если Муара жива…

Барджус прищурился. Похоже, у этого сноба всё же есть совесть, пусть и видно, что извиняться ему трудно и непривычно.

– Кэран, я всё ещё жду рассказ.

Кэран погладил бороду, попытался было вздохнуть, но закашлялся.

– Я помню, Барджус, помню, – мечник явно не горел желанием говорить. – Самый страшный удар всегда наносит тот, к кому ты без страха поворачиваешься спиной. Его звали Крис. Собрат по геройской гильдии, тот, с кем я делил похлёбку, с кем стоял спиной к спине. После войны геройская партия заменила мне семью, а этот парень… стал мне как брат, как сын… Пока однажды не убил меня. И если бы только меня…

Кэран врезал кулаком по стене фургона.

– Ну, короче! Шесть лет назад я служил воином в Геройской гильдии, подался туда, когда война затихла. Идти мне было больше некуда.

Кэран немного помолчал, покрутил сигнию. Шестипалый дополнительных вопросов не задавал – снова тянуть клещами ответы он не собирался. К тому же открыть рот означало проглотить дополнительную порцию пыли. Несмотря на платок.

– У героев просто всё. Доказываешь уровень мастерства, записывают в партию и потом знай ходи контракты гильдейские выполняй. Где сфинкса с перекрёстка согнать, где ничейный оазис разведать и зачистить, где деревню от нежити защитить. Работа как работа.

Кэран погладил бороду. Ветер, наконец, переменился и задул слева. Пыльное облако нехотя сместилось, явно собираясь вскорости вернуться. Шестипалый забрал у Кэрана поводья. Мечнику рассказ давался с трудом, за дорогой он не следил совсем, и Барджус решил поберечь колёса. Под его управлением трясти стало немного меньше, но не сильно: каменные октаэдры, казалось, сами лезли под колёса. Или наоборот – выкапывались из земли, чтобы фургон попал в очередную яму.

– Гибнут герои не так уж часто, – продолжил Кэран. – Сработанная партия пройдёт сквозь любую нечисть как огненный шар сквозь туман, даже не заметит. Другое дело, когда у чудищ есть хозяин. В общем, нарвались мы как-то на чёрную цитадель. Думали, очередное эхо войны: какой-нибудь василиск в подвале или виверна на крыше… А оказалось, цитадель с гарнизоном. Всё по штату. Рота охраны и пятеро теургов. Калдиссцы. Наёмники, наверное, иначе что они тут, за тридевять земель от дома, забыли… По-нашему они не говорили, зато дрались знатно. Утром нас было четверо. А к вечеру осталось только двое. Я и Муара, наша ведьма.

Голос Кэрана слегка дрогнул. Еле заметно, но Барджус понял, что с этой Муарой его напарника связывали не только профессиональные взаимоотношения.

– А через пару недель нам прислали подкрепление. Криса, алхимика, и Трэма, следопыта. Молодые ребята – оба мне в сыновья годились – да только я по глазам видел: на войне они не по штабам писарями отсиживались… Короче, несколько месяцев всё было гладко. А потом…

Кэран отвернулся направо, подставляю лицо окрепшему ветру.

– Наняла нас деревня Кривые Грязи, это дыра на полпути между Новым Динтом и Ан-Таэси. Староста сказал, на дальней шахте неделю назад тревожный костёр жгли, и с тех пор ни гугу. Мы идти не хотели, ясно было, что на шахте уже всё, да староста полуторную ставку пообещал. Крис сказался больным и в деревне остался, а мы втроём пошли. У меня сердце было не на месте, но заказ казался пустяковым. По дороге на нас напали вараны, а когда мы отбились, появился телепорт и из него вышел Крис. Он метнул склянки в Муару, она закричала и упала. Я понял, что это ловушка, но сделать ничего не успел. Трэм ткнул меня копьём, а Крис добавил склянками, – Кэран криво усмехнулся и показал правую руку, на которой не хватало мизинца и половины безымянного, – как видишь, я даже успел защититься. В общем, я тоже упал, они хотели меня добить, но Муара бросила меня Коротким путём в Огдар, к воротам вашей гильдии. Вряд ли специально. Она умирала и не могла целиться, просто отправила как можно дальше. Такие дела.

Барджус присвистнул. Новый Динт – это же побережье Зелёного моря, месяца три на юг от Огдара, не меньше. Сильна была эта Муара, ох сильна.

– Ну делаааа, – протянул Шестипалый. – Досталось тебе, стреляный грифон… Ну а дальше-то что?

– Да чего дальше. Провалялся в лазарете два месяца – пришлось брачный перстень за лечение отдать – а когда смог встать, и узнал, где я, за голову схватился. Где Огдар, и где Новый Динт… Но я очень хотел Криса найти. Трэма – тоже, но верховодил в их шайке Крис, палец на отсечение даю. Он теург, я это сразу заподозрил, только не понимал, зачем он алхимиком в гильдии представился. Теургам же плата выше.

– А чего ты в Динт Коротким путём не отправился?

Барджус чувствовал, что Кэран говорит не всё, и решил вытащить из молчаливого напарника всё, что получится.

Кэран пожал плечами.

– Денег не было. Из героев меня попёрли: не смог мастерство после ранения подтвердить. Хотел охранником в караван наняться, но оказалось, что до Динта никто не ходит… Ни караваны, ни корабли. Про дирижабли тут, на окраине империи, никто и не слыхал никогда.

– Слыхали мы про твои дирижопли, – огрызнулся Барджус и потрепал рыжую шевелюру. – Да только их в первый же год войны пожгли все. Никому не улыбалось, чтобы с этих дур теурги нам на головы божественные кары сыпали. А в Динт никто не ходит, потому что делать там нехрен. Сам же рассказывал, что во время штурма случилось.

– Храбрость огдарскую, очевидно, тоже в войну пожгли, – усмехнулся Кэран. – Купцы в лучшем случае до Пальмового оазиса добираются, и то с опаской. Даже до Снограда идти отказываются – боятся солончаков. А раньше, помню, в столичном порту половина кабаков огдарский эль подавала да девок помясистее для ваших морячков держала. Потому что шторм не шторм, огдарцам всегда море по колено.

Барджус собрался было вступиться за огдарцев, но тут фургон подбросило так, что обоим уборщиками пришлось ухватиться за края лавки. Всю повозку зашатало, под крышей хрустнуло. Барджус выругался, снизил скорость и постарался ехать как можно осторожнее. На этих колдобинах легко можно не то что без спиц, а без оси остаться. А это – верная смерть.

– Короче, устроился я вышибалой в “Гуся и лестницу”, начал копить, – продолжил Кэран. – Сначала хотел коня купить, потом приценился и понял, что с моим жалованьем в мехконюшни я лет через сто приду. Решил, что мне и сапог ускоренных хватит, но такого добра в Огдаре днём с огнём не найти. В конце концов, как на плащ от жары и холода заклятый набрал, так и двинулся. Добрался до Пальмового оазиса, а там, оказывается, даже припасов не купить, не то что проводника нанять. Местные говорят, самим не хватает. Пришлось возвращаться – в одиночку по незнакомой пустоши не пройти. Ну а дальше ты знаешь.

Шестипалый объехал несколько камней покрупнее и увидел, что проклятых шестигранников впереди стало немного поменьше. Тогда он решил продолжить разговор.

– И что, за все эти годы ты так ничего о Крисе и не узнал?

– Нет. Гадёныш как в воду канул. Я писал в геройскую гильдию, но они ответили, что знать его не знают. То ли был такой герой, а то ли нет. Наша партия у них числилась погибшей при исполнении, пока я не объявился. Я, конечно, рассказал, как было дело, да только никто эту гниду даже не почесался искать. “Это не входит в круг интересов Гильдии”, – передразнил Кэран противный скрипучий голос неизвестного чиновника.

– Понятно, – протянул Барджус. Он и правда понял больше, чем рассказал Кэран. Геройская гильдия обычно не разбрасывалась людьми. Кэрана должны были пристроить хотя бы письмоводителем или садовником. Да и рассказ о предательстве в гильдейских рядах должен был заинтересовать начальство. Однако же – не заинтересовал. Шестипалый почесал подбородок. Это дело попахивает, и пока непонятно чем – то ли добычей, то ли тухлятиной. А может – и тем, и другим. – А мне ты всю дорогу не рассказывал потому, что разочаровался в людях и не знал, можно ли мне доверять, точно?

– Да, нет, – Кэран пожал плечами. – Просто повода не было.

Барджус сплюнул и отправил Кэрана в фургон спать.

***

– Веселее некуда, – сказал Барджус. – Обхохочешься. Но где же я слышал это название…

Склон полого спускался к гладкой чёрно-бурой жиже, просторно раскинувшейся меж ржаво-красных холмов. Жижа хлюпала. Воняла. Обдавала жаром. Иногда на поверхность всплывали большие пузыри. Они лопались, выпуская пар.

– Вувубубубв… – сказал Кэран. Он снова намотал на лицо шарф, на этот раз очень плотно. Шерсть щекотала нос и постоянно лезла в рот. – Бввбыуб! Тьфу!

Шарф пришлось ослабить.

– С озером ясно, осталось понять, что тут делали герои и где набрать воды, – сказал он и тут же закашлялся. Едкая вонь разложения, с серным привкусом, казалось, выжигала лёгкие мгновенно и до основания. Но потом приходилось сделать второй вдох и ощущения повторялись.

Барджус снял с перевязи одну из склянок и плеснул из неё на свой платок, протянул склянку Кэрану.

– Плесни в шарф, полегче будет. Во, вспомнил, стреляный грифон! До войны это знаменитое место было. Отличный курорт, куча народу приезжала, из Огдара два раза в месяц дирижопель ходил. Я всё собирался, собирался, да так и не собрался.

Мечник последовал совету Шестипалого. Действительно, стало легче, хоть и ненамного: к помойной вони прибавился лёгкий цветочный аромат. Кэран поблагодарил Барджуса кивком и огляделся. Холм справа был изрыт многочисленными пещерами. Входы в них располагались на равных расстояниях, и каждый был оформлен в своём стиле. Перед одними были навалены бутафорские кости, перед другими высились величественные статуи, трети охранялись почти настоящими барбаканами.

Фургон встал. Дорога ныряла прямо в чёрную жижу. Склоны вокруг выглядели слишком ненадёжными и крутыми. Кэран спрыгнул на землю.

– Похоже, вон в тех пещерах и был курорт. Бани, притирания, массаж и всякое другое разное… кхм. Пойдём посмотрим, что там теперь.

– Пошли, – пожал плечами Барджус. – Глянем что ещё весёлого есть в этом чудесном месте.

Ближайший вход был декорирован под первобытную пещеру. Кэран положил руку на рукоять меча и пошёл первым.

Короткий узкий коридор – воин поморщился: ну что мешает делать проходы чуть шире? – привёл их в просторный круглый зал с высоким потолком. Сверху падали узкие световые лучи. В одном из них, освещавшим площадку в центре стоял самый обычный деревянный стул. К его ножкам и спинке грубыми верёвками были прикручены кости.

Кэран сделал несколько осторожных шагов к центру, стараясь держаться в полумраке. Световые колонны мешали рассмотреть, что в глубине зала, но что-то там шебуршалось в полутьме.

Браджус точно также не наступая в световые пятна двинулся вправо, вдоль стены. Пальцы его правой руки поглаживали перевязь со склянками, пальцы левой сжимали рукоять пистолета.

– Прохладного дня и тёплой ночи! –  громко сказал Кэран, остановившись в трёх шагах от стула. – Меня зовут Кэран, я из гильдии Уборки за Героями.

Шевеление у дальней стены стало отчётливее. И ближе. Наконец, из сумрака появилась сгорбленная старуха. Она тяжело дышала, босая, в бесформенном рубище; её бледное тело с многочисленными мокрыми язвами просвечивало сквозь лохмотья. С длинного носа, угнездившегося над тройным подбородком постоянно капало, маленькие глазки покраснели. Редкие сивые волосы в беспорядке падали на лицо.

– З-с-здрасьте, – с хриплой одышкой сказала старуха. Опираясь на клюку, она подошла к стулу и взгромоздилась на него. Стул застонал, но выдержал. – Долго вы добирались, доооолго. Уж и ждать перестала… Вараниха я.

Кэран убрал руку с меча. Барджус же предпочёл остаться в тени: неизвестно, сколько выходов у зала и что там, за этими выходами, скрывается.

– О прошлом годе, – Вараниха поёрзала на отчаянно скрипящем стуле. – Объявился джинн в руинах недалече. Храм там был тыщу лет назад, вот и прётся туда дрянь всякая, а потом нам, честным труженикам досаждает, вот…

Она замолкла, отёрла льющийся градом со лба пот куском рукава хламиды, и продолжила.

– Ну, сталбыть, джинн этот принялся людей таскать. Нас тут после войны с полста душ очутилось, детки, бабы, калеки, все, кто верил, что уж где-где, а здесь воякам делать нечего. Оно так и вышло: вояки сюда и не шастали, так, может, забредёт иногда зверушка какая али мертвяк, да и всё. С такими тварюшками даже я справлюсь. Вы небось думаете, я всегда такая была? Ан нет! В молодости и шептала, и травничала и даже молнию как-то раз с неба свела. Оно ж вон как получилось: на поле у села нашего…

– Стоп-стоп, – поднял руки Кэран. – Вараниха, давайте вернёмся к джинну.

– Да не джинн там был, то Варятка, травница с Забугорья, бурёнок спортила, а я её молнией и…

Старуха осеклась, потёрла щёки пухлыми ладонями.

– Джинн… Всеблагой Пастырь, он вчерась же Кинку сожрал! А пацанёнку всего пяток годиков исполнилося! Или это не вчерась…

Она нахмурилась и змерла, шевеля губами и пересчитывая что-то на пальцах.

Кэран откашлялся, потом подошёл к старухе и аккуратно похлопал её по руке. Она встрепенулась, огляделась вокруг.

– Никого на осталося! Господин-теург, никого! Всех рожа эта красная пожрала!

Старуха вдруг вскочила со стула и побежала переваливаясь к одному из выходов.

– Кинка, Минка, Аста! Прячьтесь, детки! Прячьтесь!

Кэран смотрел ей вслед, потом развернулся и пошёл к выходу. Барджус догнал его уже на улице.

– Может, эту Вараниху поподробнее расспросить? – спросил Шестипалый, запахивая камзол.

– Зачем? Она всё рассказала уже. Год назад завёлся тут джинн, начал есть людей. Пришли герои, джинна убили. Чуешь, что с озером стало?

Кэран прикрыл нос рукавом, глаза заслезились – ветер переменился, вонь теперь несло прямо на пещеры. Барджус закашлялся.

– Рад бы не чуять. Хочешь сказать, это предсмертное проклятье джинна? Да, похоже на то. Ладно, я за снадобьями, а ты к храму этому прогуляйся, может там тварь тоже нагадила.

***

От правого берега озера в сторону пологих холмов убегала дорожка. Кэран зашагал по ней. Если верить Варанихе, развалины храма должны быть неподалёку: не стал бы злой дух мотаться за тридевять земель, чтобы пожрать. Затухающий зрак сузил змеиный зрачок в щёлку, последний свет красил багряным и без того красный песок. Ветер приносил с озера запахи гнили.

Кэран ощутил пустоту в животе, там, куда ударило копьё Трэма; пустота будто кружилась, всасывая остальные органы и перемешивая их. Кэран поднялся на холм и немного постоял, потирая бок. Ему было неспокойно, неладно на душе.

Он добрался до храма, когда от холмов уже потянулись синие тени, и в ложбинах между ними уже начал появляться намёк на ночной холод. От долгого перехода начало ныть бедро, ещё один должок, который надо вернуть предателю-копейщику.

Храм оказался небольшим глинобитным строением с обваленным куполом и потрескавшимися стенами. Песок постепенно затягивал храм на протяжении нескольких сотен лет: традиционные ступеньки и паперть скрылись, об их существовании напоминал только постамент с чашей для пожертвований у входа.

Над дверями, там, где обычно вырезают символ бога, которому посвящено капище, было пусто. Кэран вгляделся. Похоже, кроме ветра и солнца, тут постарался ещё и резец каменщика. Символ явно удалили специально.

Рассохшиеся двери громко заскрипели, стоило их коснуться. Правая створка, ещё сохранившая следы красивого узора из птиц и цветов, рухнула. Как показалось Кэрану – с облегчением.

Когда-то давно купал обвалился внутрь здания. С тех пор обломки замело песком, роспись на стенах съели ночной мороз и дневная жара, алтарь исчез. Под потолком серебрились остатки паутины. Кэран обошёл храм по периметру, постучал по стенам и полу. Глухо. Даже если тут и был подвал, его засыпало. Для очистки совести из правого кармана Кэран извлёк поисковый кристалл – пирамидку из кварца с вырезанными на ней сигилами. Штука эта примитивная, но очень чувствительная – выявит любое, самое тончайшее теургическое воздействие в радиусе двадцати шагов и покажет направление.

Он поднял пирамидку на шнурке, привязанному к её основанию и подержал так немного. Пирамидка не дёргалась, сигилы не меняли цвета. Кэран погладил бороду, потёр бок и нахмурился: что-то тут было нечисто, слишком уж спокойно для места, где совсем недавно была столовая джинна. Эти духи не отличаются чистоплотностью, должны были остаться кости, обрывки одежды, опалины на стенах, эманации боли. А тут – пусто.

Кэран решил обойти храм снаружи. Когда он подошёл к дверям, глаза уловили короткий взблеск. Слева, у самой стены один из последних лучей солнца чиркнул по чему-то блестящему. Мечник наклонился, поднял увесистый кругляш, отряхнул от песка. На ладони лежала пуговица. Крупная, золотая, с ярко-зелёным камнем посередине. Такие очень любят цеплять на себя колдуны: в правильные камни легко поместить заклятья, готовые к мгновенному применению. Никаких тебе кручений пальцами и бормотания. Один звук, жест, мысль – и противник получает молнию, становится жабой, или на что там ещё хватило фантазии. Кэран поднёс пуговицу к самым глазам, прищурился. Так и есть. Внутри камня вились как змеи в танце хитрые колдовские узоры. Какое именно заклинание в них зашифровано, он не разобрал, но раз на эту пуговицу не среагировала пирамидка, значит…

– Твою ж!

Кэран выскочил наружу и побежал обратно к озеру. Успеть! До того, как Барджус начнёт! Пустота в животе вращалась всё быстрее и быстрее.

Поднявшись на холм он увидел, что от зрак опустился за горизонт до середины длинного зрачка, а небо начали затягивать чёрные тучи.

Дурак! Идиот! Всё же было на поверхности, очевиднее некуда! Но нет, поверил бабушке, пожалел, хотел побыстрее с работой расквитаться. Всё думал о Крисе и Муаре. О той дороге. И о том, чего не рассказал Барджусу. О ночи накануне.

Кэран мотнул головой и наподдал ещё. Повторять свои ошибки – вот уж полный идиотизм, никакой больше сентиментальности, только работа! Ветер бросал в лицо горсти колючего песка.

“Быстрая” пуговица – дорогое удовольствие. Ни один теург никогда не расстанется с такой добровольно, и потерять её тоже не потеряет, потому что пуговиц этих у него наперечёт и все – на боевом облачении.

Пахнуло знакомой вонью. Кэран улыбнулся: никогда не думал, что станет радоваться чему-то подобному, но сейчас этот запах был как родной. Значит, Барджус ещё не начал ритуал, есть время всё исправить, и…

Кэрану оставалось обогнуть последний холм, когда над озером полыхнуло ярко-синим. Левая ладонь Кэрана сжала шершавую рукоять. Зубы скрипнули. Он выбежал из-за холма как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шестипалый стоя в защитном круге у фургона на противоположном берегу, читает из парящей перед ним книги и выплёскивает одну склянку за другой прямо в озеро. Вонь почти пропала. Тягучая тёмная поверхность колыхалась и корчилась, теснимая синим алхимическим огнём.

Кэран посмотрел налево. Солнце уже село, почти весь небосвод заняли тучи, но света было ещё вполне достаточно, чтобы увидеть: у пещерных входов клубится тьма, не имеющая ничего общего с вечерними сумерками. То, что нашло пристанище в пещерах, вышло наружу. На джинна оно походило примерно так же, как послевоенные солончаки походят на довоенные сады. Если тварь доберётся до Барджуса, Шестипалому конец: он не успеет выйти из транса, а если начнёт торопиться, синее пламя спалит его самого.

Кэран бросился вперёд.

Скейр бился в ножнах. Он хотел наружу. Рассекать. Убивать. Рвать.

Рукоять жгла ладонь, но Кэран не обращал внимания. Сейчас важнее было другое: отвлечь врага, не дать ему добраться до фургона. А заодно хотя бы примерно понять, на кого они нарвались.

Чёрное облако у пещер начало уплотняться, по краям его проскакивали зелёные молнии. Кэран на бегу прикинул расстояние. Шагов сорок.

Джинн? Нет, точно не джинн. Хотя бы потому, что так сказала «бабка».

Тридцать шагов. Кэран почувствовал на себе внимание. Тяжёлое, давящее, как ладонь титана. Вбок! Он вильнул влево. Правую щёку обожгло холодом, когда мимо пролетела изумрудная молния.

Элементаль? Может быть, но тогда почему тьма? Элементали любят принимать стихийные формы.

Двадцать шагов. Кэран нырнул вперёд, перекатился – ещё одна молния мимо – снова вскочил. Нога ныла, он чувствовал, как мышцы начинают рваться там, куда било копьё Трэма.

Шаман в стихийной форме? Нет, дикость. Шаманы умеют удивлять нестандартными заготовками, но они не едят людей. Как правило. Не целиком.

Десять шагов. Кэран сосредоточился, опустошая сознание.  Теперь он чувствовал каждую жилку в теле, мог предсказать траекторию каждой песчинки, вылетающей из-под сапог, ощущал тысячи оттенков вони, источаемой полыхающим озером. Сознание заработало в десятки раз быстрее.

Он перенаправил кровоток и кислород в толчковую ногу и взвился вверх.

В полёте плавным движением потянул рукоять.

Скейр взревел. Вспыхнул багровым пламенем.

Кэран перехватил рукоять двумя руками. Обострённое чутьё указало точку. Небольшой узелок мрака, с кулак размером пульсировал как чёрное сердце.

Скейр тоже чуял добычу. Экстаз, предвкушение жертвы, жажда убийства – древний клинок запел!

Всю силу в руки и спину!

Удар!

Прежде чем Кэран приземлился, он успел ударить трижды. Сверху, слева-снизу и ещё раз сверху. Облако развалилось на три части. Две из них растворились в наступившей тьме, а одна шустро помчалась к пещере. Кэран бросился за ней.

Обострённое зрение и жажда Скейра безошибочно вели Кэрана за прыткой тенью. Она петляла по узким коридорам, проскальзывала под дверями, даже пыталась прятаться. Но Кэран подбирался всё ближе. Коридоры, лестницы, залы с колоннами и без, бассейны, полные густой жижи, кладовки и кухни. Чем глубже они спускались, тем больше Кэран опасался, что сейчас тень нырнёт в какую-нибудь неприметную щель меж камнями и пропадёт навсегда.

Последний спуск занял не больше минуты. Короткая лестница уткнулась в трухлявые ворота с продольными бронзовыми полосами на створках.

Удар! И створки рухнули.

За воротами оказался ещё один круглый зал. Кэран остановился в дверях – другого выхода отсюда не было, следовало быть внимательным, чтобы не выпустить тварь.

Почти всё помещение занимал неглубокий, примерно по пояс, бассейн, выложенный зелёно-голубой плиткой. Вдоль стен стояли массивные каменные ложа, а между ними расположились мраморные статуи древних богов и героев в человеческий рост. Наверное, когда-то давно тут был массажа и омовений. Юные и прекрасные смотрели они пустыми белыми глазницами на осквернённый водоём. Каждая статуя держала в руках потухший факел. Но свет шёл из другого источника.

Светилась розовая вода в бассейне. Она не доходила до края на две ладони, и её еле хватало, чтобы прикрыть то, что лежало на дне. Тела. Аккуратно уложенные, все с закрытыми глазами и распахнутыми ртами, бледные, как… Кэран огляделся ещё раз. Как статуи.

Тень выскользнула из-под ложа слева и метнулась к одной из статуй. У противоположного края бассейна что-то шевельнулось. Изваяние Тамиарии Милосердной, богини плодородия и деторождения, шагнуло вперёд. С каждым шагом белая краска осыпалась с её тучного тела. Когда она ступила в воду, на Кэрана смотрела уже знакомая старуха. Язвы на теле стали больше, правая грудь покрылась трупными пятнами.

Кэран поднял меч. Пришла пора покончить с этим… этой… Чем бы оно ни было!