Отрывок из книги
Речка звалась Ле́тось. Она разделяла наши обжитые, милые сердцу места на левом, низком берегу от необжитого и неуютного правобережья. На том, противоположном – да, почему-то именно на том, высоком, – изобиловали болотца, овражки, колючие кусты, ямы, буераки… какие вы еще знаете слова для всего этого неудобья? Недалеко от нашего поселка там был и настоящий большой лес – глухой, неухоженный, заросший и почему-то не грибной. В центре леса находилось довольно значительное болото, именуемое, что поражало мое воображение с детства, горелым – как может болото гореть?!
Места эти считались проклятыми, и люди там исстари не селились. До ближайшей, заброшенной вскоре после войны деревни правобережья было добрых километров восемь, и звалась она под стать всей этой чертовщине: Черепы. Советская власть в эпоху бури и натиска пыталась, конечно, освоить и правобережье. Там что-то осушали, орошали, мелиорировали, косили – заготовляли, пасли, на целое лето посылались какие-то бригады то ли лесорубов, то ли животноводов… Но не хотели течь воды Летось-реки, куда велят большевики: скотина дохла, земля не родила, с трудом сведенный овраг следующей весной расходился опять. После войны, когда мужского населения резко убыло, от этого всего отказались, и правобережье постепенно вернулось к своей привычной мерзости запустения.
.....
Она кивнула. Но Тамара все же не решалась читать, подошла вплотную к Наташе, и они о чем-то долго шептались; Наташа все время утвердительно кивала головой, а Тамара ею смущенно покачивала: нет, нет, мол. Как так… Я сумел разобрать в шепоте (рядом ведь стоял):
– Да не бойся, Тома. Знаешь же, схвачено все. Все будет хорошо.
.....
