1608 год. Явился на Сечь молодой козак Тарас Палийко. Вроде обыкновенный парень, но глуповат немного. Умный был бы рад, что ему родня дарит вороного скакуна, а Тарасу всего дороже кобылка Серка, которая, хоть и резвая, «на сивую собаку» больше похожа.
Да и мечты у Тараса глупые, не козацкие. Козак должен мечтать о славном походе, чтобы удаль проявить и богатую добычу взять, а Тарас витает в облаках да видит в мечтах лик девы-ангела.
Но простакам везёт: достанутся на долю Тараса такие приключения, что всем удалым козакам на зависть. Скоро отправляться ему в дальний путь, потому что в Москве – смута. Как круги по воде от брошенного камня, пошло волнение по всей Руси и окрестностям. Докатилось и до Сечи…
Оглавление
Сергей Смирнов. Тайна смуты
Вступление. Лето 1608 года. Корешки и вершки смуты
Глава первая. Перед Сечью
Глава вторая. На Сечи
Глава третья. На дороге к Москве
Глава четвертая. В Тушине
Глава пятая. На Москве
Глава шестая. На Троицкой дороге
Глава седьмая. Без дороги
Глава восьмая. Снова на Москве
Глава девятая. На нечаянных вёрстах
Глава десятая. У стен и в стенах Троицкой обители
Глава заключительная. Тайна грядущего
Отрывок из книги
Поветрий немало разных проносилось по Руси.
Смертоносные, иные выкашивали, аки траву, всю человечью жизнь на сотни, а то и тысячи вёрст и оставляли села чернеть и тонуть в бурьян, а города – усыхать, подобно трупам лошадей в голодной степи. В такие времена Русская земля казалась пустой и безвидной. Однако ж она оставалась, несомненно, русской, русской подразумевалась невидимой вышней властью – и не приходили таборами, не заселяли пустые земли иноплеменники, а проклёвывалась новая русская жизнь, снова поднимались свежие срубы, и начинали орать во дворах петухи и дети.
.....
В бурсе тоже и учителя, и начальствующие приметили белобрысого отрока, способностям его поудивлялись – он и языки древние так живо освоил, что хоть сразу для митрополии готовь с дальней вакансией для высокого сана. Однако ж стали удивляться странной того внезапной рассеянности. Поставь Тараса на часы или же на шестопсалмие перед утреней – четко и бойко начнёт, да вдруг на середине может иной раз туго замереть и онеметь… и глядит тогда уж не в служебник, а куда-то… пока не толкнут, ибо дозваться было невмочь.
– Куда ж ты вперился опять? – спросит у него служащий в черед священник.
