Читать книгу Выжить. Блокадный дневник - Сергей Владимирович Фуражов - Страница 1

посвящается моей дочурке Варваре.

Предисловие

В апреле 2017 года нам с женой нужно было слетать по семейным делам в Москву на пару недель. Что для Сахалина естественно, купили билеты туда и обратно. Благо было где остановиться, родственники уезжали отдыхать в Анапу и в наше распоряжении предоставили квартиру на Ленинградке. Перелет долгий, более 9-ти часов, ну раз выбрались с периферии в столицу, планировали использовать эту поезду по максимуму, так сказать дела семейные решить и культурно отдохнуть , по возможности сходить театры, музеи, посетить близлежащие храмы, монастыри и святые места. Всегда будучи в Москве стараемся не упускать такой возможности. Была в плане и поездка в Санкт-Петербург к моему другу Максиму. Долетели до Москвы нормально, конечно без приключения в аэропорту не обошлось. Если коротко, я возле касс "Аэроэкспресса" оставил свой рюкзак с паспортами, кредитной картой и наличными деньгами. Я человек в этих вопросах очень аккуратный и даже можно сказать щепетильный, никогда до этого ничего не забывал и не терял, а тут случился такой казус, который честно сказать вызвал у нас женой даже легкую панику. Хорошо, что мы отреагировали практически сразу после отбытия "Аэроэкспресса". Сотрудница связалась по рации со службой безопасности, они нашли мой рюкзак на месте. Нам пришлось не выходя на конечной остановке проехаться обратно в аэропорт. Я благополучно забрал свой рюкзак, написав расписку о получении. Сейчас вспоминая это событие с некоторой иронией, понимаю, что так не бывает, оставить рюкзак в аэропорту со всем содержимым, где народу проходят тысячи за час, а потом вернуть все в целости и сохранности, это просто мистика какая-то. Нам явно кто-то неведомый помог тогда . В знак благодарности за это событие, поклялся пойти в церковь поставить самую большую свечу. Уже со второго раза благополучно добравшись до Белорусского вокзала, где нас встретили родственники и доставили на квартиру. На следующий день, решая свои семейные дела выяснилось, что наше пребывание в Москве придется продлить как минимум на две недели. Ну надо так надо, быстро переоформив обратные билеты на Сахалин на более поздний день, благо это сейчас сделать можно без проблем. Решили в ближайшие дни лететь в любимый нами Питер. Планы – планами, а жизнь вносит свои коррективы, наступил этот ужасный день 3 апреля 2017 года, в Санкт – Петербурге произошел теракт в метро. Я хорошо знаю эти станции "Технологический институт" – "Сенная площадь" . Несколько раз приезжая в Санкт – Петербург, мы с женой всегда снимали квартиру в районе "Техноложки", нам там было очень удобно, от станции 5 минут пешком. Вспоминаю сейчас эти совсем еще недавние дни и то ощущение всеобщего шока и страха от случившегося. Перед глазами и сейчас стоит эта страшная картина дым, раскуроченный вагон, лежащие окровавленные люди, затем горы цветов. Но Москва и Санкт-Петербург это не Сахалин, на работу ездить все же людям нужно. Было заметно как народ изменился, пропали улыбки с лиц, даже в московском метро двигались быстро, тихо, с некоторой испуганной безысходностью. В связи с этими событиями мы с женой решили, что не стоит ехать в Питер сейчас. Но неудобно получается перед другом Максимом, собирались, он ждет. Я решил ехать один. Вот в это сложное время, взяв билеты на самолет в оба конца, благо они оказались дешевле чем на поезде, я полетел в Питер 7- го апреля на 3 дня. Долетел нормально, остановился у своего друга в районе станции метро Приморская. Будучи уже там на одном из аукционов я нашел объявление, о продажи полного собрания сочинений Чехова А. П 1903 года, по адекватной цене и как раз в городе. Сами понимаете, кто является для сахалинца Чехов А. П.? Естественно меня это заинтересовало. Я договорился с продавцом о покупке, и мы с Максимом поехали на квартиру забирать книги. Открыла доброжелательная, общительная женщина, мы познакомились. Она рассказала нам, что у них по линии ее мужа умер дальний родственник и им по наследству достались от него книги, фотографии, документы, а также какие-то, вроде как блокадные дневники. Им с мужем все это было не очень интересно, они просто решили продать через аукцион. Она нам с удовольствием показала что у нее есть. В итоге, мы выбрали, что нам показалось интересным, книги, несколько старинных документов, пару альбомов со старыми фотографиями. Да, посмотрели дневники, они состояли из внушительной стопки разных по размеру тетрадей, блокнотов, записных книжек. Я открыл посмотрел, написано чернильной ручкой, часть карандашом, есть даже пара рисунков в блокнотах. Все тетради скрупулезно пронумерованы по очереди, и уже я вижу позже подписаны шариковой ручкой по датам. Я тогда мысленно представил эту картину, кругом разруха, блокада, холод, голод, а кто-то неведомый сидит и пишет эти дневники. Кто мог писать эти дневники и какая связь у него с этими старыми документами и фотографиями? Зачем это было ему нужно, неужели это было так важно для него? Мне они показалась интересны, но хозяйка выставила их на продажу с аукциона. Уверенный в том, что они особо никого не заинтересуют , и я смогу без особого труда их недорого купить. Кому сейчас в наше время интересны написанные от руки неизвестно кому принадлежащие личные записи, ну если конечно это не члены царской семьи или известные писатели? Мы в итоге распрощались с гостеприимной хозяйкой и ушли. Я благополучно вернулся в Москву, решать дальше свои семейные дела. Тут наступил день торгов, о как я заблуждался. Дневники вызвали большой интерес, цена на них поднялась достаточно высоко. Я засомневался, промедлил и в итоге они благополучно ушли в другие руки. Ну, что тут поделаешь, бывает. После завершения всех московских дел, мы благополучно отбыли на остров. Уже вернувшись домой, как человек увлеченный и интересующийся, из имевшихся у меня документов и фотографий, используя все возможности интернета я начал по крупицам собирать и складывать весь этот пазл истории , хитросплетения судеб этой семьи и начал постепенно понимать какая связь между всеми этими благородными лицами, которые смотрели на меня со старых фотографий. Известный дворянский род, генералы, ученые, учителя. Я понял, что для полноты картины мне не хватает тех самых дневников, которые все объяснят и свяжут воедино. На всякий случай списался с хозяйкой дневника, и мне опять повезло, человек который их выиграл на торгах, так и не вышел на связь. Кто то мне все таки помогает подумал я? Мы договорились с ней по цене и она согласилась их продать. Мой друг уже вышеупомянутый Максим, сходил к ней забрал дневники и выслал мне. Вот они лежат перед мной, стопка состоящая из 14-ти старых тетрадей и блокнотов. Чувствую запах старой бумаги. Открываю и начинаю читать, вначале почерк ровный, все понятно. В записных книжках какие-то адреса, цифры, фамилии, дальше текст дневника. Понимаю, что пишет пятнадцатилетний школьник Володя Будде. Он как прилежный ученик пишет сочинение, записывал все тщательно и подробно: время, погоду, цены, события на фронте. Значит для него это было очень важно. Сколько раз он потом уже в мирное время перечитывал свой дневник, мысленно возвращаясь туда, в голодный, замерзающий Ленинград? Читая, я постепенно начал втягиваться, сопереживать героям дневника и понимать какая беда с ними случилась. Меня это просто зацепило, понятно война, об этом много написано и снято фильмов, а что происходило в блокадном Ленинграде? Что пишет человек, который во этом ужасе живет и видит это каждый день не с экрана телевизора, а выходя каждый день на ленинградскую улицу, ложась голодным в холодную постель? Как он это ощущает? Да, теперь я понимаю, что моя поездка в Питер была знаковой для меня. Складывалось такое ощущение, что кто неведомый упорно вел меня туда и возложил на меня эту тяжелую ношу в виде блокадных дневников с одной целью, передать, донести до меня и других всю правду. Знаю были такие случаи, что блокадные дневники находили просто выкинутыми на помойку. В квартиру въехали новые хозяева, собрали старый мусор и хлам, оставшиеся от старых хозяев и просто выкинули, не вдаваясь в подробности. Я их конечно не осуждаю. Зачем это нужно им ковыряться и выяснять, кто это писал и зачем? Тут произошло еще одно важное событие, копаясь в интернете, ища какие-нибудь сведения об авторе дневника Володе Будде, я наткнулся на рассказ Владимира Морева "Почтим без злобы и с печалью" напечатанный в № 1 журнала "Нева" за 2005 год. Который многое мне объяснил и стал ключом ко многим разгадкам этой семьи. Оказывается еще учась в институте он свою благозвучную фамилию матери – Будде, сменил на фамилию отца – Морев. Будучи уже в преклонном возрасте он написал этот рассказ-воспоминание о своей семье. Он стал уже практически писателем, задатки этого уже просматривались в дневнике. На счет смены фамилии понятно, было время такое, и ближе к концу дневника есть пример, с какими проблемами мог столкнутся человек носящий такую "иностранную фамилию", это всегда вызывало некоторое подозрение у Советской власти. Если была такая возможность люди меняли свои "неблагозвучные" фамилии на более благозвучную – Иванов. Перед ним стояла судьба его знаменитого двоюродного дедушки Будде Евгения Федоровича., трудами которого пользуется до сих пор языковеды, филологи-слависты, умершим в следственном изоляторе, находясь под следствием по 58-11 статье в Казани в 1931 году. Какой контрреволюционной деятельностью мог занимать профессор Казанского университета в преклонном уже возрасте, который отдал всего себя преподаванию и изучению русского языка? В журнале "Нева" за 2006 – 2007 г. я нашел еще 3 рассказа Владимира Морева, где он пишет о своих воспоминаниях довоенного детства, о своих знакомых. Просматривая книги которые я еще приобрел у бывшей хозяйки дневников, некоторые были подписаны Елена Будде, это мать Володи, в них были пометки по тесту, на полях карандашом. В одной книге я обнаружил два автографа П. Демидова, найдя сведения о дедушке Володи, Владимире Федоровиче Будде, я наткнулся на такую информацию, что он после окончания университета получил предложение обучать детей из рода Демидовых, тех самых Демидовых богатейших русских заводчиков, предпринимателей, которые известны еще со времен царствования Петра I. Книга называется "Собрание критических материалов для изучения произведений И. С. Тургенева" , получается, это автограф по всей видимости Павла Александровича Демидова, т.к. он одно время дружил с Тургеневым, пока тот не изобразил его в своем романе "Дым" в роли нелицеприятного персонажа – Финикова. Так же в фотоальбоме я обнаружил фотографию красивой женщины Марии Павловны Демидовой – Сан-Донато. Данные найденные мною предметы подтверждают факт связи Владимира Федоровича Будде с этой семьей. На одном из аукционов я нашел одну из многочисленных книг Евгения Федоровича Будде подписанную им самим своему брату Владимиру, то есть дедушке Володи. На корешке книги выбиты теснением две буквы В. Б (Владимир Будде), значит из его личной библиотеки. Исследуя весь собранный мною материал и сопоставляя с более поздними рассказами Владимира Морева, я понял, что должен и обязан это опубликовать и оформить в книгу. Некоторые описанные события, быть может выставляют автора и членов его семьи в неприглядном свете, но поймите был голод, а в этом состоянии люди готовы на все. Некоторые слова, в общем то литературные, звучат неблагозвучно для нашего уха, можно было их как-то смягчить, заменить другим словом, но я считаю, что важно сохранить все как есть, для передачи полноты информации автора, стилистики и атмосферы царящей в войну в блокадном городе. Но извините уважаемый читатель, это рассказ не про отдых в Куршевеле или Антальи, а это – жизнь в блокадном замерзающем Ленинграде, где холод, голод, грязь и смерть на каждом шагу. Что человек чувствует находясь в этом кошмаре, то и пишет без прикрас. Поэтому считаю что будет правильным, издать дневник без купюр, как есть, но по возрастному ограничению. Это книга явно не для детей. Владимир Леонидович Морев прожил трудную, но я думаю счастливую жизнь, передав нам в наследство свои воспоминания и эти дневники. Вот прошло уже больше двух лет, как я сел за стол расшифровывать дневник, изучать документы и собранный материал и затем набирать текст на флэш-карту. Поверьте это давалось достаточно сложно для меня, над некоторыми неразборчиво написанными словами приходилось сидеть до нескольких часов, пытаясь понять, что там может быть написано, в соответствии со смыслом, данности сюжета и места действия, придавая особую важность сохранению всего описанного в первоначальном виде. В тексте присутствовало много названий незнакомых мне населенных пунктов, странных для нашего уха "иностранных фамилий", поэтому все приходилось неоднократно, перечитывать и перепроверять. Если я понимал, что эти инициалы или написание начальной буквы соответствую данному человеку, я писал полное имя. Очень сложно читать текст, если много сокращений, приходится постоянно возвращаться к прочитанному, чтобы понять о ком идет речь. Если было мне понятно о ком идет речь в данном описании, то я по возможности давал расшифровку в скобках. Некоторые события Володя забывал записать именно в этот день, а вспоминая записывал на следующий день помечая крестом. Я естественно это все постарался систематизировать по смыслу. В одном месте пришлось использовать выдержку из рассказа Владимира Морева "Почтим без злобы, но с печалью", добавленные мною для понимания важности и факта события. Возможно в тот момент ему в общем то пятнадцатилетнему мальчишке не хотелось подробно описывать данное прискорбное для него событие и он это просто опускал в описании. Во второй части он просто пропускал или писал не тот день, возможно ничего интересного, значимого для него в тот день не происходило. В общем то живому человеку свойственно ошибаться, и где я считал уместно и возможно то с пониманием исправлял. Приходилась работать в основном по ночам, потому как в результате наших "московских семейных дел" как раз перед самым Новым 2018- ым годом родилась дочка Варвара, которой сейчас уже два года. Разложив на столе все документы, любознательному ребенку не объяснишь, почему нельзя трогать эти бумажки. Некоторые люди возможно меня осудят, правильно ли поступил решив издать дневник. Если бы Володя не хотел его оставить потомкам, он просто его уничтожил при жизни. В его рассказе идет речь о дневнике отца, но он по всей видимости не сохранился. Сейчас много идет спекуляций на тему войны и блокады. Вот ради этого всего, чтобы нынешняя молодежь, прочитав эту книгу, подумала и представила тот ужас, который пережили ленинградцы в те тяжелые для них годы. Поэтому я должен это сделать, ради своей дочурки, которая делает еще только первые шаги в этой жизни. Я должен это сделать ради нашей памяти. Ниже я даю информацию о более известных представителях дворянского рода Будде. Все это взято из источников найденных в моих документах и в интернете. Мне хочется выразить особую благодарность моему другу из Санкт – Петербурга, библиофилу-коллекционеру Максиму Максимову за поддержку и оказанную помощь. Спасибо жене Галине и дочке Варваре, которые терпели мои "ночные бдения". Спасибо Володе Будде который написал этот дневник и дал нам через 75 лет возможность узнать правду из первых уст о блокадном Ленинграде.

Сергей Фуражов.

Уважаемые читатели, одно из первых упоминаний фамилии Будде в Российской империи нашлось в начале XVIII века. Был известен Йоган (Иоганн) Будде который жил в городе Фридрихсгам (нынешняя Финляндия), приблизительно между 1730 – 1800 годами. Йоган был женат дважды, имел большое потомство, которое рассеялось не только по всей Скандинавии, но и по всему континенту. Но нас интересует один из сыновей – Эммануил.

Эммануил Иванович Будде (1795 – 1839) – надворный советник, награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. Служил госпитальным врачом в Ревеле (нынешний Таллин). Был женат на Минне Христиановне (1806 – 1881), представительнице знатного, немецкого рода Фон-Гленов. У них было много детей. Трое сыновей стали военными. Двое из которых Александр и Виктор стали видными военачальниками – генералами, Евгений закончил службу в чине подполковника, Федор пошел по преподавательской стезе.

Александр Эммануилович Будде ( 1833 – 1915) – генерал артиллерии. Имел многие награды. Принимал участие в Крымской войне. Был героем русско-турецкой войны, за что был награжден орденом святой Анны 2-й степени, а 5-го мая 1878 года получил орден святого Георгия 4-й степени.

Виктор Эммануилович Будде (1836 – 1903) – генерал от инфантерии. Имел многие награды. Проявил храбрость в русско-турецкой войне, за что был награжден золотой саблей с надписью "За храбрость". Был женат на баронессе Александре Павловне Местмахер (1850 – 1909). Сын Виктор унаследовал титул матери и стал 1-ым бароном Местмахер – Будде. Двое дочерей вышли замуж за братьев Михаила и Евгения Патонов. Евгений Патон в последствии стал видным русским и советским ученым, Героем Социалистического Труда, лауреатом Сталинской премии. Два внука Владимир и Борис, продолжили дело своего отца Евгения Оскаровича, стали учеными.

Федор Эммануилович Будде (1831 – 1904) – статский советник и кавалер. Окончил Главный педагогический институт в Санкт – Петербурге. Работал преподавателем истории в 1-ой московской гимназии, директором 2-ой Мужской гимназии в Одессе. Был женат на Поликсении Васильевне Канатовой (1847 – 1916). Имел шесть детей. После выхода на пенсию, перебрался к сыну Владимиру в Санкт – Петербург, где и скончался. Захоронен в Свято -Троицкой Александро-Невской лавре. Судьба всех детей к сожалению не известна, остановимся на двух сыновьях, Евгении и Владимире.

Евгений Федорович Будде (1859 – 1931) – профессор Восточно-педагогического института Казанского государственного университета, филолог-славист, языковед. Член-корреспондент Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности. Был первым выборным директором высших женских курсов в г. Казани и их учредителем. Евгений Федорович имел много опубликованных трудов, из которых более значимы: "Мифический элемент в русской народной словесности" (1885), "Из занятий по языку Лаврентьевской летописи" (1891), "К диалектологии великорусских наречий" (1892), "К истории великорусских говоров" (1896), "Учебник грамматики русского языка" (1902), "Опыт грамматики языка А. С. Пушкина" (1902). Евгений Федорович много работал по вопросу о реформе русского правописания. Кроме лингвистических трудов, ему принадлежит ряд работ по русской литературе (статьи о Белинском, Гоголе, Чехове) и по народной словесности. Был женат на Антонине Семеновне Белоусовой (1865 – 1935). У них было семеро детей. Сын Борис, продолжил дело отца, стал профессором кафедры государственного и местного хозяйства Казанского университета. Евгений Федорович был арестован 16 июня 1931 года, по статье 58-11. Умер во время следствия, в ИТЛ – 1, города Казани 31 июля 1931 года.

Владимир Федорович Будде (1864 – 1934) – статский советник, после успешного окончания Новороссийского университета в городе Одесса, сразу преступил к преподавательской деятельности в качестве учителя естественных наук в Одесском Реальном училище имени святого Павла. На ряду с этим получает блестящее предложение стать домашним учителем для детей богача Демидова, что он успешно совмещает с основной работой. Преподавал в различных учебных заведениях, в таких как Смольный институт благородных девиц, в разных гимназиях, школах. Учил физике артиллеристов, моряков. Ближе к концу жизни преподавал в Ленинградском железнодорожном техникуме. Не говоря о педагогическом таланте Владимира Федоровича, нельзя не отметить одну черту в его характере, невольно привлекающих к нему студентов, учащихся - это отзывчивость и умение выслушать другого человека. За что учащиеся платили ему благодарностью и тепло встречали его уроки. Был такой характерный случай: после революции матросы Балтийского флота, которым он преподавал физику, видя, что он недоедает, в благодарность привезли ему на санках мешок пшеничной крупы, который спас семью от голода. Он часто вспоминал об этом и гордился, для него потомственного дворянина, это было особенно важно и ценно, что ученики вспомнили, подумали о своем учителе. Значит все не напрасно, он занимается своим любимым делом и передает эту любовь к предмету своим ученикам. Имел богатую личную библиотеку, некоторые книги дошли и до наших дней. Владимир Федорович 15 июня 1890 года был повенчан с дочерью умершего инженер – механика Марией Терезою Эмилией Карловной Бринк . От этого брака имел двух детей сына Константина (1892 – 1942) и дочь Елену, которая пошла по его стопам и стала преподавателем. Скончался он в 1934 году после продолжительной болезни.

Елена Владимировна Будде (1895) – дочь статского советника, в 1911 году после окончания Санкт – Петербургской частной женской гимназии княгини Оболенской с золотой медалью, поступает в Императорский женский Педагогический институт, который с отличием заканчивает в 1916 году. Занималась научной деятельностью и преподавала историю и географию в различных учебных заведениях: институтах, техникумах, школах. В 1918 году работала старшим архивистом в Петроградском Главном управлении архивным делом. С 1922 – 1930 годы работала научным сотрудником Исторического научно-исследовательского института при Петроградском университете. В конце своей педагогической деятельности работала в школе – учителем географии. В 1958 году ушла на пенсию. Сохранился интересный документ, уведомление о ее избрании действительным членом "Русского географического общества", причем подписанное Ю. М. Шокальским (ученый, генерал – лейтенант, внук Анны Керн, в его воспитании принимал активное участие сын Пушкина А. С. – Григорий). Елена Владимировна была награждена двумя орденами: "Знак Почета", "Трудового Красного Знамени". Была замужем за Моревым Леонидом Ивановичем. От этого брака в 1926 году родился сын Владимир.

Морев Леонид Иванович (1885 – 1942) – сын крестьянина. Среднее образование получил в гимназии, которую окончил лишь в 1906 году, т.к. годы обучения прерывались дважды из-за отсутствия средств. В перерывах между обучение служил: на переплетной фабрике, в Волжско-Камском банке. Осенью 1906 года поступил в Санкт – Петербургский университет на естественное отделение физико-математического факультета, которое окончил в 1910 году по группе – химии. Дипломную работу выполнил в лаборатории профессора Фаворского А. Е. (известного химика-органика). В 1912 году получил рекомендацию на должность ассистента Варшавского Политехнического института. Летом 1914 года был командирован в Германию. Командировка прервалась с наступлением военных действий. Летом 1915 года Варшавский Политехнический институт был эвакуирован в Нижний Новгород. Одновременно с этим в 1916 году начал работу в Женском Медицинском институте (1-й Ленинградский медицинский институт), ассистентом по кафедре неорганической и органической химии. За эти годы по совместительству работал в Военно-технической академии, Ленинградском Государственном университете. Работал на разных должностях, ассистентом доцента, доцентом, и.о. заведующим кафедрой неорганической химии. С 1935 года ученым советом утвержден в ученой степени кандидата химических наук, без защиты диссертации. Имел несколько опубликованных трудов. Скончался в январе 1942 года в блокадном Ленинграде от сердечной слабости (голода).

Будде (Морев) Владимир Леонидович (1926) – в 1943 году с отличием окончил Среднюю школу в селе Косиха Алтайского края. В 1943 году поступил в Ленинградский Электротехнический Институт Инженеров Сигнализации и Связи который был тогда эвакуирован в город Алма-Ата. В 1948 году окончил его с отличием и поступил в аспирантуру в Ленинградский Электротехнический Институт на кафедру проводной связи. В 1952 году окончил аспирантуру. Работал в Ленинградском отраслевом научно-исследовательском институте связи ведущим научным сотрудником. Имел ученую степень – кандидат технических наук. Внедрил ряд изобретений в области связи. В журнале "Нева" в 2005 – 2007 годах были напечатаны его рассказы.

Елена Владимировна и Леонид Иванович познакомились в 1918 году в 4-й советской трудовой школе Петрограда. Она была молода, хороша собою. За ней сразу стали ухаживать 3 молодых преподавателя, среди них и Леонид Морев, который был старше ее почти на 10 лет. Из всех ухажеров Леонид был самый солидный. По прошествии некоторого времени, один из ухажеров покинул Россию, другой решил женится на другой , так и не получив от Елены должного внимания и взаимности на свои ухаживания. Достойных мужчин ее круга рядом не было и Леонид оказался неплохой партией для замужества. Они повенчались 10 октября 1920 года в домовой церкви училища слепых, хор которых и пел им на церемонии. После венчания молодой муж привел жену в свое простое жилище. Елена, как потомственная дворянка, была немного избалована и испытывала по началу некоторые трудности с житейским бытом . После рождения сына Владимира, семья решила перебраться в квартиру Елены в Виленский переулок (улица Красной Связи). Проблемы сразу как-то решились, Леонид стал жить в бывшем кабинете жены, рядом дедушка и бабушка, которые души не чаяли в своем "Вадике" как они называли Вову . Летом все ездили отдыхать на Украину, в села Прибытково, Натальино, Лимузи. В общем то счастливая по всем критериям, интеллигентная, советская семья в предвоенное время. Так бы продолжалось и дальше, но все пошло не так. Наступил 1941 год который изменил всю их жизнь.

Квартира в Ленинграде на улице Красной Связи дом 8.

Основные действующие лица дневника:

Леонид Иванович Морев (папа) Елена Владимировна Будде (мама) Эмилия Карловна Будде (бабушка) Константин Владимирович Будде -"Котя" (дядя) Володя Будде (Вадик) 15 лет.

Часть первая: " Блокада. Ленинград."

8сентября1941 года.

Мы с мамой ездили к Антоновой в Удельную. Часов около 6-ти завыла сирена, и почти сразу начались выстрелы зениток. Было видно, как в юго-западном направлении высоко в воздухе рвались мелкими огоньками снаряды. Сперва выстрелы были отдаленными, глухие, но чем дальше, тем резче они становились, и затем вдруг затрещали над самой нашей головой. Мы забрались в щель и сидели там до тех пор, пока не притихли выстрелы и послышались в небе низкое гудение наших самолетов. На обратном пути мы видели из трамвая огромное зарево в южной части неба. Говорили, что горят Бадаевские склады. Вскоре после 10 часов вдруг снова завыла сирена, и послышались частые и сильные выстрелы и взрывы бомб. Мы спустились вниз к Пивоваровым и сидели у них до 12 часов. В эту ночь были сброшены фугасные бомбы. Были разрушены дома на Друскеникском переулке, на Литейном, на Чайковской, на Фонтанке, Тенишевское училище и т.д.

9 сентября

Днем было 9 тревог, изредка высоко жужжал самолет, и слышалась выстрелы. Ночью опять была тревога, но она прошла спокойнее. Мы не выходили из передней.

10 сентября

Тревоги начались с самого утра, следовали все время одна за другой с очень короткими перерывами. В 10-30 ч. опять была тревога, и раздавались очень сильные и близкие выстрелы. Мы сошли в 1 этаж и стояли на лестнице в темноте. Выстрелы раздавались с ужасной силой. Было слышно, как над домом все время жужжал самолет, и как свистели и разрывались фугасные бомбы. Был момент, когда мы слышали завывание бомбы над самой головой. Вся лестница осветилась. Мы в ужасе прижались друг к другу. Где – то совсем недалеко (как после оказалось на ул. Жуковской и Надежденской ) послышался страшный взрыв, а затем глухой, медленный грохот обваливающегося дома. Я весь дрожал от страха. К 12 часам стало стихать. Мы поднялись наверх, но еще долго не было отбоя. После отбоя мы только успели раздеться, как опять завыла сирена. Мы оделись и вышли в переднюю, но к счастью никаких других звуков, кроме отдаленной стрельбы, не было слышно.

11 сентября

На следующее утро мать с бабушкой разбудил папа, потому что была тревога и слышались выстрелы. Мы оделись, но выстрелы не приближались и тревога вскоре кончилась. Однако все утро изредка громыхали выстрелы. (Мама узнала, что в предыдущую ночь были разрушены дома Гр-ва, и еще одного преподавателя). В течение всего дня было очень много тревог. Вечером мы оделись, так чтобы можно было сразу выбежать, и легли в кровать. Больше часа прошло в ужасно – томительном и напряженном ожидании тревоги. Наконец в 11 часов завыла сирена и сразу началась пальба. Я, мама и бабушка сошли опять вниз на лестницу, захватив с собой табуретки. Ночь была спокойней чем накануне, но все же то усиливающаяся, то утихающее жужжание самолета и пальба продолжались очень долго. Два раза мы слышали очень близко свист рассекаемого бомбой воздуха, но взрыва не последовало, из чего мы заключили, что это были зажигательные бомбы. Перед тем, как ложиться, я с папой вышли на балкон. Стояла очень светлая, лунная ночь, весь город был залит лунным светом. Было совсем тихо и только на юго-западе широкой бледно-алой полосой разливалось по темному небосклону огромное зарево далекого пожара. Горело где-то за Мариинским театром, по направлению к портовым складам. Небо было все усыпано звездами. Яркая полная луна невозмутимо спокойно сияла в темной вышине. Тишина царила над городом. В 1 час ночи тревога кончилась, но еще долго, после того как мы легли спать слышалась глухая пальба.

12 сентября

На следующее утро меня опять разбудили в 9 часов, потому что была стрельба. Я оделся, но стрельба стихла. В течение дня не было ни одной тревоги, но почти весь день время от времени доносилась назойливое жужжание одинокого самолета и глухая, но тяжелая орудийная стрельба. Мама узнала, что в предыдущую ночь был разрушен дом еще у одной преподавательницы. До сих пор все эти люди оставались целы (один был ранен в голову), потому что сидели кто в прачечной, кто в лестничной клетке. В предыдущую ночь большие разрушения были на улице Жуковского. Почти по всей улице были выбиты стекла. В этот день я вынимал вторые рамы. Вечером опять оделись, но едва успели это сделать, как вдруг в десятом часу началась тревога. Мы схватили табуретки, и сошли вниз. Ночь была очень темная, хоть глаз выколи. Все небо было обложено тучами, и накрапывал частый дождь. Мы просидели внизу до 10 часов, в томительном ожидании налета. Выстрелов не было. В 10 часов вдруг заиграла труба отбоя. Мы взошли наверх, но легли на постели не раздеваясь, потому что были уверены, что будет новая тревога. Около 11 часов (все было тихо) я задремал. Очнулся я, когда было уже 2 часа ночи. Все было по-прежнему тихо. Мы разделись и легли спать.

13 сентября

Днем было спокойно. Погода стояла пасмурная, облачная, серая. Тревог не было. Изредка доносились редкие отдельные, отдаленные выстрелы. Утром я ходил за мылом, а потом пошел посмотреть на разрушения (от бомб упавших в ночь на 11–е сентября). На Литейном, против дома Красной Армии рабочие засыпали обломками кирпича и асфальта уже неглубокую яму. На Литейном, против улицы Жуковского трамваи не ходили, и шла оживленная работа. Рабочие укладывали рельсы, забивали костыли, засыпали мостовую щебнем (подвозимом на грузовом трамвае) выравнивали и покрывали свежим, дымящимся асфальтом, который тот час же утрамбовывался паровой трамбовкой. На углу Жуковского и Надеждинской, (ближайшем к нам) большие разрушения. От небольшого углового дома остался лишь 1–й этаж. У соседнего большого каменного дома начисто срезан пласт сверху донизу. У небольшого каменного дома, стоявшего в глубине, верхние этажи лежат в обломках. Кучка рабочих снует взад и вперед, разгребая обломки и сваливая их вдоль по улице. У всех угловых домов, выходящих на этот перекресток, вырваны и разворочены рамы и в зияющие черные окна глядят перевернутые и обвалившиеся предметы. Место поражения обнесено забором и милиционерша (женщина) никого туда не пропускает. В 7 часов вечера была тревога, но продолжалась недолго. До 10 часов было все спокойно. Мы оделись и легли. Изредка слышались глухие, тяжелые выстрелы. Я задремал. В 3 часа ночи меня разбудила тревога. Мы сошли вниз, но тревога через 10 минут кончалась. Мы поднялись и легли, но глухие отдельные выстрелы продолжались.

14 сентября

Днем было 3 тревоги. Первые две прошли сравнительно тихо, хотя жужжали самолеты и слышались выстрелы. Третья тревога была очень длинной (1,5 часа) и беспокойная. Не переставая казалось, над самым домом, кружились самолеты. Временами казалось, что они прямо падают на голову, до того усиливался их страшный рокот и гул. Сильная и частая стрельба не прекращалась. Те, кто стояли на улице видели бой самолетов. Мы эту тревогу стояли на лестнице. К вечеру пришел Котя и испугал нас, что предстоящая ночь будет очень плохая. Мы с мамой думали пойти к ней в техникум в бомбоубежище, но не решились, а тут около 7 часов началась тревога, она прошла тихо и к 8-ми часам кончалась. Мы поужинали, мама и бабушка легли, а я переписывал Коте расписание дежурств. В 10 часов раздалась сирена. Мы сошли вниз. Ночь была очень звездная, но темная, безлунная. Тревога вскоре (через 20 – 25 минут) кончалась. Мы поднялись и легли, не раздеваясь. Задремали. В 3 часа ночи пришла дворничиха и сказала, что пришла телефонограмма, чтобы вся группа самозащиты заняли свои посты. Котя ушел. Тревог не было. Около 4-х часов он вернулся. Его отпустили, так как он до 2 часов дежурил на чердаке. Остальные остались на своих местах. Я задремал. Сквозь дремоту я слышал глухие, тяжелые звуки. Около 7-ми часов я очнулся, разделся и снова заснул.

15 сентября

С самого утра начались тревоги. Первая была около 8 –30 ч. Всего в течение дня было около 5-ти тревог. Все утро с промежутками в полчаса слышались тяжелые сильные звуки взрывов (вероятно, от стрельбы дальнобойных орудий) и стекла вздрагивали и дребезжали. К обеду они затихли, но после 7–ми часов возобновились с новой силой и еще чаще (через каждые 5 – 10 минут). Во время тревог жужжали самолеты, и слышались глухие, тяжелые, отдаленные звуки. Говорили, что в этот день бомбардировали Международный проспект. Стекла дребезжали было очень неуютно. Мы узнали, что в предыдущую ночь снаряды попали в дома на улицах Ивановской и Верейской (в районе Витебского вокзала). К ночи мы оделись и легли. Ночь была облачная. Было спокойно. Тревог не было. В 3 часа я разделся и лег спать.

16 сентября

Днем было 4 тревоги. В первую тревогу сильно жужжали самолеты и слышались тяжелые сильные звуки взрывов. Она началась около 12 часов и длилась довольно долго. Днем временами принимались стрелять дальнобойки. Был у Шуры и мать его сказала, что бомбежки больше не будет. Вечером оделся и лег. Тревог не было. Около 3–х ч. я разделся. Ночью сильно бухали дальнобойки.

17 сентября

Днем было 4 тревоги. Первая в 7 часов, вторая около 9 ч., третья в половине второго, четвертая около 7 вечера. Тревоги были довольно спокойные, за исключением третьей, когда жужжали самолеты, слышались выстрелы и 3 раза мы слышали сильные тяжелые взрывы. Днем я ходил за витамином и рыбьим жиром. Вечером пришла Мария Андреевна и осталась ночевать, К ночи я оделся и лег. Около 12 ч. меня разбудила тревога. Мы все оделись, но было тихо и мы не выходили из передней. Тревога вскоре кончалась. Мы легли около 3–х часов, я слышал очень сильные, глухие, тяжелые взрывы снарядов, которые повторялись каждые 1 – 2 минуты. Было очень жутко. Меня охватывала дрожь, и я не мог заснуть. Выстрелы продолжались очень долго, и когда я уже начал дремал, то сквозь сон слышал тяжелые, сильные частые взрывы.

18 сентября

Утром было тихо. Все разошлись, я остался один в квартире. Около 12 часов вдруг раздался сильный, гулкий, близкий звук (выстрела, разрыва). Стекла задрожали. Минуты через 2-е звук повторился, и продолжал повторятся дальше с таким же интервалом. Минут через 25 – 30 звуки прекратились. Мама в это время была на Чеховой и позвонила оттуда на Бородинку. Перепуганный секретарь (он сидел на 5–ом этаже) отвечал ей, что там никого нет, все сбежали вниз в убежище и что идет обстрел в их направлении, а которая была, в то время у Витебского вокзала говорила что видела, как снаряды рвались в воздухе и что горит Технологический институт. Вечером говорили, что снаряды попали во Дворец Труда, Сенат и т.д. Около половина шестого, когда мама была уже дома и дежурила у ворот, опять раздалось несколько таких звуков, но скоро все стихло. В 6 часов мы с мамой пошли к Евгении Васильевне, а потом Елизавете Алексеевне. К 7–ми часам вернулись. Около 9 часов пришла Мария Андреевна. Мы оделись и легли. Без четверти два разбудил опять сильный, гулкий, близкий звук. Он повторялся через равные промежутки времени, после двух стихло. Я заснул. Около 7-ми ч. я опять слышал несколько звуков. Мы узнали, что в этот день попало 5 снарядов в завод им. Володарского, и 1 снаряд на углу Гороховой и Фонтанки.

19 сентября

На следующее утро в 8 –45 ч. (я еще лежал в постели) услышал шум близкого самолета. Через мгновение завыла сирена и вместе с ней загремели выстрелы зениток. Треск от зениток слышался со всех сторон и не ослабевал ни минуты. Мы с бабушкой вскочили и сошли вниз (мама уже ушла). Треск зениток продолжался с 9–ти ч., потом стихло. Мы поднялись, но тревога длилась еще минут 35–40. Около 11 часов опять началась тревога и длилась до 11 – 45 ч. День был ясный, солнечный, отдельные лучевые облака плавали по голубому небу. В 12–15 ч. Опять началась тревога и длилась очень долго. Стрельба была лишь в начале, а потом более часа все было тихо, но отбоя очень долго не давали, хотя люди к концу тревоги уже повылезали и сновали взад и вперед по улице. Около 3–45 ч. опять началась тревога. Бабушка была в церкви, мама на службе. Едва я успел сойти в подворотню, как послышалось жужжанье самолетов и яростная стрельба зениток. Я стоял в конторе за входной дверью. Ничто не может описать того ужаса, который я испытал, 3 раза я слышал близкий свист фугасных бомб и после каждого свиста лестница на которой я стоял, содрогалась и ходила ходуном и я слышал тяжелый звук взрыва. Я холодел от ужаса, самолеты очень долго кружились над нами, то удаляясь, то возвращаясь снова. Такое состояние длилось около часа. Потом стало стихать. Мы вылезли на улицу. Огромные, угольно – черные клубы дыма стлались по всей восточной части горизонта. Сперва говорили, что горит Николаевский госпиталь, а потом дом Промакадемии на улице Красной Конницы. В 5 –30 ч. тревога кончилась. Дым продолжал валить огромными клубам, но теперь он был не черный, а серый. Примерно через час он сделался беловато – желтоватым и стал валить слабее. После тревоги пришла бабушка, очень перепуганная, и мама. Мама была во время бомбардировки в Транспортном техникуме. Когда завыла сирена, она стала спускаться с учениками с пятого этажа вниз. Когда они были на третьем этаже, раздался ужасный взрыв, и все здание заходило ходуном. Она побежала вниз, перебежала через двор и едва успела войти в бомбоубежище, как последовал второй ужасный взрыв. После него было еще 2 взрыва. Эти 4 взрыва были от бомб, брошенных на Звенигородской, на улице Правды и пл. Нахимсона. Когда она шла назад, не могла пройти через пл. Нахимсона. Поперек загородного стояли грузовики, везде были выбиты стекла, провода были сорваны, и с площади бежала волна народу. Ей пришлось идти по улице Рубинштейна. С угла Невского и Литейного она видела свороченный на бок троллейбус и рядом толпу народа. У нас дома с потолка в передней отвалилось несколько кусков штукатурки и часы в столовой встали на 4–х часах, времени первого страшного взрыва (говорили, что это бомба упала у Московского вокзала, также напротив Исаакиевского собора, на Греческом проспекте и на Жуковской). Вечером пришла Мария Андреевна, мы оделись, но не успели лечь, как около 9–30 ч. завыла тревога. Мы пошли вниз. Тревога была довольно тихая. Временами жужжал самолет, и мы слышали приближающиеся выстрелы зениток, но потом эхо стихало. Один раз мы слыхали отдельный звук взрыва бомбы. В 11 часов тревога кончалась, едва мы взошли наверх, и я почистил зубы, как в 11–20 ч. опять завыла сирена. Мы сошли вниз. Тревога была вроде предыдущей, в 12–20 ч. она кончалась. Мы поднялись и легли одетыми. Среди ночи мама разбудила и я разделся. Мы узнали, что 4 бомбы не разорвались на Чайковской, на Петроградской станции, и на Васильевском острове.

20 сентября

Днем было тихо, небо было покрыто низкими облаками, и временами шел дождь. Было сыро и холодно. Вечером пришла Мария Андреевна. Около 9 часов нам послышалась тревога, но оказалось, что тревога ложная. Мы оделись и легли. Около 11–30 ч. завыла сирена. Мы сошли вниз. Тревога была тихая и кончилась в 12 ч. Мы легли. В этот день я с папой маскировал окна на лестнице.

21 сентября

День был ясный, солнечный. Тревоги начались с самого утра. Первая тревога была около 8 ч. Мы(я, бабушка и мама) еще лежали. Тревога тихая и мы далее не вставали. Этот день был посвящен уборке. Мама с папой устраивали затемнение, а я маскировал окна на лестнице. Около 12 ч. вторая тревога, было тихо. После тревоги я ходил за кнопками. В 4–20 ч. третья тревога. Было тихо. В 5 – 20 четвертая тревога. В эту тревогу слышались приближающиеся выстрелы зениток, и жужжал самолет. Какой – то человек, который работал на Кировском заводе, рассказал, что 19-го сентября 3 бомбы попали в фабрику Халтурина при полной работе и что там много жертв. Он рассказал, что во время этой тревоги он ехал в автомобиле по Обводному каналу, у того места где его пересекает Витебская линия. Вдруг он увидел, что вражеский самолет стал пикировать на самый мост. Он схватил шофера за руку, и машина затормозила за 100 – 150 метров до моста. Бомба упала в шагах 10 от моста, вырыв яму в 1,5 метра и своротив все 4 трамвайные пути, так что они встали стоймя. Он говорил, что 19-го числа не было ни одного района, который бы не пострадал, и что погибло 5000 человек. Он говорил, что много жертв на Старо – Невском. Он рассказал, что эти дни (кроме вчерашнего) работать на заводе было почти невозможно. Снаряды рвались день и ночь, так что ходить по заводу было крайне опасно. Немцы взяли Стрельну (там бои шли на трамвайной петле) Лигово, Дачное. Была ночь, когда они думали, что с минуты на минуту ворвутся в город. На улицу Стачек было закрыто всякое сообщение. Везде воздвиглись баррикады. Но теперь подошел кулик с 40 дивизиями свежих войск (сибиряков и калмыков) и стал теснить. Он прошел через Малую Вишеру и Тосно. Он говорил, что Пулковская обсерватория вся разбита. Вечером пришла Мария Андреевна. Я одевался, успел помыться (лечь еще не успел), как в 8–40 ч. завыла сирена. Мы оделись с головы до ног, но оставались всю тревогу наверху. Нужно было Коте переписывать расписание, но мы с мамой его не нашли. Тревога была тихая. Когда она кончилась, я переписал Коте, потом лег.

22 сентября

Утром нас разбудила тревога в 7 часов. Она была тихая и мы не вставали. День был с утра пасмурный, даже накрапывал дождь. К двенадцати небо прояснилось, выглянуло солнце, но к 2 – м часам снова стало пасмурно и облачно. В 2–40 ч. завыла сирена. Мамы не было дома, она пошла за обедом в техникум. Котя пошел на пост, я тоже. Едва я успел прийти в конторку, как в небе послышалось тяжелое гудение многих самолетов, и началась пальба. Самолеты жужжали, энергичная пальба беспрестанно то приближалась, то отдалялась. Вдруг около 3–х часов где-то совсем около нас раздался громкий взрыв. Ни свиста, ни содрогания почвы не было. Мы все так и присели. Те, кто выбежал на улицу сообщали, что бомба попала в автомобиль, который загорелся и что убита женщина. Мы высыпали на улицу. На Радищевой против дома 32 стояла машина, у которой весь мотор был объят пламенем. Группа военных откатывала ее от других машин. Рядом на носилках лежала убитая женщина. Со всех сторон толпами сбегались военные в больших зеленых касках. Приехал санитарный автомобиль, но женщину не взял. Ее отнесли под ворота дома 30, и накрыли красным платком. Между тем множество военных пожарными рукавами и огнетушителями тушили машину. Пожар был скоро ликвидирован. Кузов машины остался совсем нетронутым. Когда пришла пожарная машина, все уже было кончено. Толпу сбежавшегося народа стали разгонять. Мы разошлись. Оказалось, что это была вовсе не бомба, а раскаленный осколок от зенитки, который попал в бак машины и произвел взрыв. О женщине говорили то, что она дежурная, то дожидалась мужа. В 4–30 ч. тревога началась. В 5 ч. снова была тревога до 5 – 40 ч. В седьмом часу мы с Котей отправились смотреть разбитые дома: дом на Промакадемии и дом на улице Проезд. У дома Промакадемии все внешние, каминные колонны и стены стоят, хотя во многих местах внешний слой облицовки обвалился. Внутри все наполнено одними балками, стропилами и перекладинами. В доме в Проезде разрушены нижние этажи, причем верхние весят над ними. Вечером мы оделись и легли. Тревог ночью не было. Но зато после 3–х ч, а потом около 7 часов была слышна очень сильная стрельба с промежутками около 2,5 – 3,5 минут. Оба раза она длилась около получаса.

23 сентября

День был ясный, солнечный, безоблачный. В течение дня было 10 тревог. Я весь день только и делал, что бегал в подворотню. Все тревоги были тихие, выстрелов не было. В одну из тревог к нам в подворотню пришла женщина (чья – то родня)и сказала, что она убежала из Петергофа, так как он занят. Вечером пришла Мария Андреевна. Мама и бабушка легли. Я оделся и читал в столовой. В 10 ч. завыла сирена. Мы оделись и сели в передней. Около 10–30 ч. мы сошли вниз (бабушка и папа остались) так как послышался звук вроде падения бомбы. Времена слышалось жужжание самолета, и три раза звуки выстрелов приближались очень близко. Тревога кончилась в 11–30 ч . Мы взошли и легли. Ночь была тихая. Ночью я разделся.

24 сентября

Погода была серая и пасмурная. Первая тревога в 9 – 30 ч. застала меня еще в постели. Я встал и оделся. Около 10 тревога кончилась. Я стал читать Батюшкова. Около 12 ч. была вторая тревога. Она тихая и недлинная. Третья тревога была около 3–х ч. Вечером, после 5 – ти ч. мы с Котей отправились осматривать разрушения. Вчера две или три бомбы небольшого веса упали в районе Московского вокзала и Лиговской улицы. Одна бомба упала на углу Лиговской улицы и Лиговского переулка. Стены дома стоят, но через угловые окна верхнего этажа видно небо. Другая бомба упала, по-видимому, на трамвайные рельсы, угол Лиговской улицы и Кузнецкого переулка. Здесь воздушной волной вышиблена дверь углового дома, над ней обвалились кирпичи, выворочены рамы. На всем квартале от Лиговского переулка до Кузнецкого переулка выбиты стекла. Много выбито стекол и на противоположной стороне Лиговской улицы. Московский вокзал весь цел, хотя все двери со стороны площади заколочены досками, и здание имеет безлюдный вид. Длинная крыша перрона устлана полотнищами, окрашенными листами в зеленоватый, местами в желтый цвет под цвет крыш окружающих домов. Кроме того на ней сделана из досок три надстройки обтянутых тканью и намалеванными на ней черными окнами. С Лиговской улицы мы вышли по Кузнецкому переулку на площадь Нахимсона. Здесь особенных разрушений нет. Стекла выбиты почти во всех домах, выходящих на площадь, но сами здания целы. У часов, которые весят на площади, выбито стекло и стрелки остановились на 4–х часах. На площади в трех местах на трамвайном пути нет асфальта, обнажены шпалы и видно, что здесь происходило засыпание ямы и укладка новых рельс. Здесь очевидно упали бомбы (19 сентября). С площади мы прошли по Колокольной улице вправо и свернули на Дмитровский переулок. Здесь ужасные разрушения. На самом Дмитровском переулке бомба упала посреди улицы и вырыла большую яму. Яма это сейчас засыпана землей, камнями и обломками. От взрыва пострадали 5 домов по обоим сторонам улицы. У домов обвалились кирпичи, провалились и треснули стены, продавлены и сворочены железные ворота, окна кажутся дырами, пробитыми в стене сквозь которые видны груды обломков. Один дом долго горел: он весь черный, потрескавшийся, с черными обгорелыми балками и кирпичами и окна его похожи на отверстия в печи черной бани. Трамвайная линия (кольцо), которое проходит по Дмитровскому переулку все завалено землей и обломками. Вторая бомба попала в угол дома на углу Дмитровского переулка и Стремянной. Здесь угол совсем скошен и обнажены два … квартир. Внизу ребятишки разрывают груды обломков и вытаскивают обрывки вещей, картинки. Среди обломков скрипка в разбитом футляре. Третья бомба упала на Стремянной, тут разбито половина дома. Передняя стена рухнула, обнажены квартиры, лестничные клетки. Весь низ завален обломками. Группа людей разрывает обломки. К нам подошла женщина и рассказала, что те, кто был в бомбоубежище, в том числе и она, спаслись, но то кто стоял на лестнице погибли. В частности, погиб один военный, чужой, который стоял на лестнице. Его только сейчас на 5–й день раскопали, и он лежит в подворотне. Все, кто не спустился вниз во время тревоги, погибли. Женщина указала нам на одну женщину, которая ждала, когда раскопают ее мужа. Тут подъехала грузовая машина, на которой сидел человек в черном кожаном переднике и резиновых рукавицах. Когда машина остановилась, шофер приоткрыл дверцу и закричал: «У вас тут один труп?», «Один» – отвечали из подворотни, «Второго еще не раскопали». Шофер вылез, человек в черных резиновых рукавицах откинул заднюю стенку кузова, вытащил грязные носилки, и они вместе отправились в подворотню. Через несколько минут они воротились, таща носилки. На носилках лежала какая-то груда вся желтовато-грязная и неимоверно пыльная, причем нельзя было разобрать, где свалено какое-то пожелтевшее пыльное тряпье, а где тело человека. Сзади торчали пожелтевшие пыльные сапоги в лохмотьях. Человек в резиновых рукавицах втащил носилки на машину, опустил на дно и опрокинул их. Груда глухо загремела и свалилась на бок, где уже лежало что-то прикрытое тряпьем. Человек в резиновых перчатках захлопнул стенку кузова и машина покатила. Мы вернулись домой. Дома сидели Красниковы. Оказалось, что 19 числа в их дом (в тот флигель, который стоял в задней части двора) попала бомба. Дома была одна Шура. В начале тревоги она еще кормила голубей, как вдруг услышала свист близкой бомбы. Это была бомба упавшая неподалеку. Она сбежала вниз на лестницу. В это время раздался взрыв. Задний флигель был разрушен и загорелся. Было убито 5-6 человек. На пожар приехала пожарная команда. Горело целые сутки, какой-то военный вынес Шурины вещи вниз. Шура позвонила нашей матери. Когда пожар кончился, она вернулась к себе. Все было в порядке, только все стекла вылетели и усыпали всю комнату. Теперь они ночуют в коморке, где нет окон, в ожидании, когда заделают окна фанерой. Папа рассказал, что сегодня около 9-30 ч. В первую тревогу громадная бомба упала на территорию Мединститута, но не взорвалась. Это случилось за несколько секунд до того, как завыла сирена. Папа в это время подходил к институту с противоположной стороны. Было сильное содрогание почвы, бомба ушла в землю на 3,5 метра. Ее сбросил аэроплан, который вдруг вынырнул из-за облаков, пикировал и снова удрал. Сейчас ведутся работы по обезвреживанию бомбы. Говорили, что упала громадная, тонная бомба напротив Политехнического института, но не взорвалась. В последнее время много бомб не взрывается. Говорят, что при вскрытии одной такой бомбы, нашли записку: Товарищи, мы вам поможем, как можем. Ночь прошла спокойно. Тревог не было. Только утром некоторое время сильно стреляли. Мамин техникум ликвидируются.

25 сентября

Утро прошло спокойно. Я занимался. Вдруг в 2-15 ч. Я услышал отдаленные разрозненные выстрелы зениток. Выстрелы быстро приближались, становились звонче, гульче, через минуту послышалось яростное жужжание низколетящего самолета, и вдруг у нас над самой головой тяжело забухали зенитки, ожесточенно застрочил пулемет, поднялся ураганный гул, казалось, что вдруг стали яростно бить со всей силы по крыше, в стены, в двери дома. Люди на улице бросились под ворота. Эта трескотня продолжалась не более 2–х минут, потом все стихло, также внезапно, как началось, и в наступившей тишине слабо завыла сирена. Тревога кончилась в 2-30 ч. И была совсем тихая. Вечером с 5-ти до 7-ми ч. я дежурил. Вдруг ко мне подошли две женщины и попросили управхоза или кого-нибудь из актива. Я побежал наверх, но управхоза не было дома, и я вызвал Полину Петровну. Когда мы явились вниз, одна женщина, которая оказалась управхозом дома напротив, рассказала что в дневную тревогу, когда низко пролетал вражеский самолет, она видела, как от него отделился и полетел в направлении нашего дома черный шар, который по ее словам и словам спутницы был не что иное, как бомба замедленного действия. Шар спустился медленно. Женщина посоветовала собрать людей и осмотреть чердак и двор, а сама направилась предупреждать других управхозов домов нашего квартала. Я вызвал Батову, все выскочили, начались расспросы, и кончалось тем, что было решено вылезти на крышу и осмотреть ее. Но никто на крышу лезть не хотел. Тогда Батова отправилась в казармы и оттуда привела какого-то высокого начальника в пенсне и двух солдат с ружьями и штыками. Они осмотрели чердак и крышу и ничего не нашли. После этого все успокоились. Вечером пришла Мария Андреевна, мама легла, а я едва успел одеться, как в 9–30 ч. Завыла сирена. Мы с мамой спустились, бабушка и папа остались наверху. Тревога была совсем тихая и кончилась в 10 ч. Мы легли, я задремал, но около 11–40 ч. меня опять разбудила сирена. Мы с мамой опять сошли вниз. Тревога была тихая и кончилась к 12 ч. Мы легли. В 3 ч. нас опять разбудила сирена. Мы опять сошли вниз. Тревога была тихая и кончалась в 12-25 ч. Мы разделись и легли. Бомбу, которая упала на территорию Мединститута, раскапывали в течение всего дня 25 сентября. Все прилегающие здания института и больницы Эрисмана были очищены от людей. Проезд по прилегающим улицам был закрыт. Бомба очень большой величины. Она попала в водоносный слой и возможно под тяжестью своего веса, опустилась на глубину 7–ми метров. Говорят, что в ночь на сегодня ожесточенной бомбардировке двухтонными бомбами подвергся Кронштадт и форты, что из фортов только один остался цел. Стоянка флота в Кронштадте разбита, но «Киров» и «Марат» уцелели. Весь флот перешел в устье Невы и в Неву. В одну из предыдущих бомбардировок бомба попала в середину Гостиного двора и повредила канализацию. В бомбоубежище, где находилось много людей, хлынула вода. Спаслись только те, кто стоял на столе. Остальные погибли.

26 сентября

День был ясный, солнечный. К вечеру стали собираться облака, и ночью все небо было обложено низкими облаками. Весь день тревог не было. Изредка слышались отдельные звуки стрельбы. Днем я занимался. Клава говорила, что в эти дни захвачено 400 наших самолета в плен (то есть целыми). Мы узнали, что вчера вечером снаряды опять падали на Большой Московской улице. В результате обстрела там пострадало много домов (1,3,7,9,11,13). Целыми остались только 5 и 15. Сегодня заходил Шура. Он говорит, что у них в доме уже приходили из райсовета к управхозу, для учета площадей и жильцов с целью вселения. Они сами вселяют себе 5 знакомых. Еще 25–го мама говорила, что 6 наших корпусов стоят в районе Павловска, что почти весь Павловский парк вырублен, там расположились немецкие войска, но что эти 6 корпусов окружены превосходящих числом наших сил. Шура тоже говорит, что немецкие части, находящиеся под Ленинградом в районе Павловска и Вырицы, окружены, что их теснят от города и со стороны Батецкой, куда подошел Кулик. Папа рассказывал, что один знакомый одного из сослуживцев якобы видел, как отделилась от самолета и летела по направлению Петроградской стороне та бомба, которая упала 24 сентября утром на территорию Мединститута. Сегодня произошла крупная ссора между папой и Котей. Вечером я оделся и лег. Ночью не было ни одной тревоги. Зато около 12–ти ч. меня разбудили сильные звуки стрельбы. Они были парные: сперва слышался звук, очень сходный со звуком снаряда, с огромной скоростью вылетающего из ствола орудия, а через несколько секунд слышался другой звук, более глухой и раскатистый. Эти звуки с интервалами в 8 –10 минут повторялись до 6-ти часов утра.

27 сентября

В 7 часов утра была тревога. Она была тихая и недлинная. Я ее не слышал, спал. Котя рассказал, что когда он был на первой тревоге, там был военный, который говорил, что точно стреляли наши из Таврического сада и с судов. Первый звук был звук выстрела, второй – эхо. В 9-20 ч. опять была тревога и началась стрельба зениток. Я вскочил с постели, но мы не сходили. Тревога кончалась около 9-45 ч. В 10 часов опять была тревога. Я ушел в подворотню. Туда пришел военный. Он говорил, что ночью немцы обстреливали город, но что разведка, наверно уже обнаружила огневую точку противника и она будет уничтожена. Он говорил, что так бывало уже не раз, что немцы захватывали наше же орудия и направляли на город, а потом, когда разведывали, где их огневая точка, ее уничтожали. Тут подошел другой военный и сказал, что он был в эту ночь у Кировского завода, и что там эта была первая ночь, которая прошла спокойно. А в предыдущую ночь он был за Волковой деревней, у заставы и все ночь видел в направлении линии Пулково орудийные вспышки. Первый военный говорил, что особенно ожесточенные бои были под Пулково 15 – 17 сентября, но что с тех пор немцев отогнали на километров на 45 от Пулково. Он подтвердил, что с юга немцев теснит Кулик, который уже успел подойти. Он уверен, что немцы не выйдут из окружения. В 12-40 была опять тревога. Мамы не было дома. Бабушка осталась на верху, а я сошел под ворота. Через несколько минут послышался в небе тяжелый гул многих самолетов (бомбовозов). Гул этот все приближался, нарастал, послышались отдельные, разрозненные, редкие выстрелы зениток и потом вдруг, казалось , со всех сторон на неумолкаемом фоне тяжелого гула стали раздаваться глухие, тяжелые взрывы, один за другим, как звуки спелых яблок, падающие с сотрясаемого дерева. И потом вдруг, в самый разгар тяжелого гула бомбовозов и взрывов со всех сторон, над нашей головой послышался завывающий свист бомбы. Взрыва мы не слышали. Он, верно, был далеко. Мало – помалу гул самолетов стих и воцарилась тишина. Потом, через некоторое время, залетали наши самолеты. Тревога была длинная (1 – 1,5часа). С крыши видели, что когда пролетали бомбовозы, сразу за Невой появилось 4 дыма. От папы мы узнали, что одна бомба попала в Военно –Медицинскую академию (в кочегарку). Бомбу на территории Мединститута все еще не могут вытащить. Она, говорят, теперь ушла на глубину 12-ти метров. В 5-30 опять была тревога. Вначале было тихо, но потом поднялся очень сильный гул от наших самолетов. Мы выглянули. Несколько самолетов не переставая в течение получаса летали по кругу в южной части неба, то вылетая из-за домов, то снова скрывались за ними, и производя при этом сильный то усиливающий, то утихающий гул. Тревога была длинная, Наступил вечер. Я оделся и лег. Но ночь была совершенно спокойной, не было ни тревог, ни выстрелов. Ночью я разделся.

28 сентября

Воскресенье. Погода стояла ясная, солнечная. Утро прошло спокойно. Я занимался. Во время обеда в 3-10 ч. завыла сирена. Котя ушел на чердак. Я остался обедать. Тревога была тихая и кончилась в 3-45 ч. Вечером мама с папой пробовали затопить ванну, она страшно дымила. Пришлось ее погасить. Тогда согрели воду на плите, и мама стала меня мыть. В 6-40 ч. в самый разгар мытья завыла сирена. Мы продолжали мыться. Тревога была тихая, и мы даже не слышали отбоя. В 7-50 ч., когда я садился ужинать после мытья, завыла сирена. Мы оделись, и я продолжал ужинать. Папа мылся в ванне. Через несколько минут после сирены раздался звонок, и пришла Мария Андреевна, минут 20 прошло совсем спокойно. Папа кончил мыться и, так как осталось много воды, мама решила еще вымыть голову. Около 8-30 ч. вдруг нас оторвал от ужина громкий и близкий выстрел зениток. Мы вскочили и надели пальто. Я побежал к маме на кухню, что бы поторопить ее с окончанием мытья. Пальба из зениток, несколько глухая и редкая, продолжалась. Вдруг раздался новый, сильный звук. Я сошел вниз, куда уже заранее сошла Мария Андреевна, мама осталась наверху. Слышалась близкая и сильная пальба и назойливое жужжание самолета. Минут через пять сошла мама. Бабушка с папой остались наверху. Пальба была очень сильная. Казалось, что по всему дому сильно захлопали двери. Временами слышались тяжелые взрывы бомб. Два раза я слышал свист бомбы. Мама вскочила со своей скамеечки, посадила меня на нее в углу и стоя совсем заслонила меня. Я весь дрожал. Такая пальба и бомбардировка длилась около получаса. В середине ее сошел папа, бабушка не захотела сойти. Около 9-ти ч. стало стихать, а в 9-15 ч. когда мы уже совсем собрались идти на наверх заиграл отбой. Мы с папой вышли на улицу. Два отдаленных зарева виднелись на небе. Одно, сели смотреть с угла улицы Красной Связи, казалось за угловым выступом казармы, другое, с того же угла, виднелось где-то за Таврическим садом. Мы вернулись, пришел Котя с чердака. Он рассказывал, что сперва, еще до бомбардировки, вся местность на том берегу Невы осветилась феерическим ослепительно-синеватым светом, который довольно долго не ослабевал. По-видимому, это была осветительная ракета. Когда она потухла, начался свист и взрывы бомб. Каждый взрыв сопровождался вспышкой света. Пожарники сошли вниз. Когда утихло, они снова поднялись и увидели, что пожары возникли кругом. Особенно сильным был пожар в направлении из окошка чердака на оранжерею Таврического сада (Это могло соответствовать Арсеналу или Красному Выборжцу). Временами они даже видели языки пламени. Много пожаров было на том берегу Невы. Около часа мы сидели после окончания тревоги не расходились. Котя рассказал, он слышал, что тот самолет, который бросил бомбы на Дмитровский и Стремянную был сбит где-то у Средней Рогатки. Летчиком его оказалась девушка, которая показала, что Владимирский собор был для нее ориентиром Московского вокзала. Затем Котя рассказывал, что один знакомый говорил ему, что самолет который бомбардировал Старо – Невский тоже был сбит и что летчик его заявил, что он сбросил бомбы наугад, так как два ориентира Московского вокзала, которые ему были указаны, он не нашел: белый собор и памятник. Я вспомнил, что слышал под воротами, что сбили самолет, бомбардировавший здание Промакадемии, и что там оказалась 20-ти летняя девушка. Между прочим я узнал что в этом здании было очень много жертв: туда утром того дня, когда была сброшена бомба, перевели раненых из Николаевского госпиталя. Около 11-ти мы разошлись и легли. В 1-05 ч. меня разбудила сирена. Я с мамой сошли вниз, но тревога была совсем тихая и в 1-25 ч. был отбой. Мы поднялись и легли. У Коти большие страхи.

29 сентября

С утра небо было пасмурное, облачное. Кое-где проглядывало голубое небо. Днем небо расчистилось и стало совершенно безоблачным. Солнечно. Утром и днем было тихо. Я занимался. Мы узнали, что вчера особенно пострадал район между Фонтанкой, Садовой и Невским. Вчера бомба попала в сад Дворца пионеров, вырыв громадную воронку. Стекла выбиты у Елисеева (верхние незащищенные цветные стекла театра), у трех домов по Невскому проспекту и у домов по Екатерининской (Пролеткульта). Вторая бомба попала в крышу Инженерного замка. Разрушение видно только со стороны Фонтанки. Стекла выбиты на Семеновской. Третья бомба попала во флигель во дворе одного из домов на Караванной. Кроме того, в этот район попало еще несколько бомб. Вчера бомба опять упала на углу Гороховой и Фонтанки. Вчера было плохо на нашей стороне и на Выборгской. На Петроградской было спокойно. Жители Петроградской стороны видели 5 пожаров. Бомбу на Мединституте все еще не вытащили. Вчера один человек из нашего дома, гонимый голодом, отправился за картошкой в Пулково. Через Среднею Рогатку на Пулково не пускают, там стоят часовые. Он поехал трамваем на Рыбацкое, а оттуда прошел пешком до Пулкова. На своем пути он не встретил ни одного штатского, все были одни военные. Командиров он не встретил, а солдаты пропускали его. Он дошел до Пулково. Деревня Пулково вся разрушена. По словам военных, фронт в 5-ти километров оттуда. У Пулково везде стоят орудия, которые стреляют по врагу. Кругом рвутся вражеские снаряды. Все поле усеяно огромными воронками, телеграфная сеть порвана, столбы выворочены. Ходить можно только по железной дороге и по некоторым проселочным дорогам. Остальное пространство минировано. Военные разбирают рельсы и шпалы Варшавской дороги. Молодой человек быстро накопал пуд картошки и благополучно вернулся домой. Вечером 29 сентября в 5-45 ч. завыла сирена. Бабушки не было дома. Дома были я, мама и папа. Мы оделись(но без пальто) и всю тревогу просидели у папы в комнате. Тревога была совсем тихая и кончалась в 6-35 ч. После тревоги пришла бабушка. В 7-30 ч., когда мы ужинали, опять завыла сирена. Мы оделись и приготовились к выходу. Минут через 15 началась стрельба. Я с мамой сошли вниз. Стрельба зениток то приближалась, то удалялась. Ни свиста, ни взрывов не было слышно. К 8-30 ч. стало стихать. В 8-45 ч. дали отбой. Мы поднялись и легли. Ночь прошла покойно.

30 сентября

Утром все небо обложено беспросветной серой пеленой. Днем небо очистилось; чистое голубое небо с редкими, проплывающими тучевыми облаками. В промежутке между 2- 4 часами небо опять сплошь заволоклось беспросветной, серой пеленой. Утро прошло спокойно. Днем около 4-х ч. была слышна отдаленная, глухая стрельба зениток. Потом все стихло. В 4-30 ч. мы с мамой отправились к Евгении Васильевне. Не успели мы дойти до угла Восстания и Рылеевой, как завыла сирена. Мы бегом добрались до Евгении Васильевне, когда мы влетели в парадную она как раз спускалась с детьми в бомбоубежище. Мы пошли тоже. Бомбоубежище у них роскошное. Много больших, просторных комнат, залитых бетоном; над головой толстые металлические балки; между комнатами тяжелые металлические двери с болтами; в комнатах много удобных, чистых, деревянных скамеек; большая железная печь; матовое электрическое освещение; в одной комнате даже стол, покрытый красным сукном. В таком бомбоубежище очень плохо слышны внешние звуки. Тревога была не более 30 минут. После этого мы отправились домой. Дома я с Котей таскали горбыли, которые привезли во двор для заколачивания окон. Пришел папа. Он рассказал, что одному из его сослуживцев пришло письмо от знакомых из Тихвина. Пишут, что туда беспрестанно прибывают люди, ушедшие пешком из Ленинграда. Таким скитальцам часто помогают шоферы, которые гоняют свои машины на фронт и обратно. Они за достаточную плату берутся доставить людей к фронтовой полосе, к такому месту, где в настоящее время более спокойно. Отсюда люди пробираются сквозь линию фронта и дальше. Около 7-40 ч. когда мы ужинали, опять завыла сирена. Мы оделись. Очень скоро начались выстрелы. Я с мамой сошли вниз. Бухали зенитки, то ближе, то дальше. Через некоторое время сошел папа. Бабушка не захотела сойти. Минут через 20 выстрелы стали быстро приближаться; послышалось сильное, жужжанье низколетящего самолета; послышался свист бомбы и затем раздался сильный взрыв. Содрогания почвы не было. Те, кто был на чердаке, говорят, что 2 раза дрогнуло, но это было, вероятно от воздушной волны. Жужжанье продолжалось еще некоторое время, потом стихло. Выстрелы еще продолжались с перерывами, но потом и они стихли. Завязали разговор. Говорили, что в Москве сейчас много спокойнее. Затемнение домов осталось, но улицы освещены. Враг далеко; о приближении самолетов всегда узнают заранее; тогда дают тревогу и тушат свет. С продуктами там тоже лучше. Карточки только на хлеб, много коммерческих магазинов, где все есть. Много овощей и фруктов. Подвоз хороший. Кроме того, в Москве оседают и те продукты, которые, из-за отсутствия подвоза, не попадают в Ленинград. Около 9 ч. тревога кончалась. Мы поднялись и вскоре легли. В 11-30 ч. я слышал глухую, отдаленную, интенсивную стрельбу зениток. Я испугался, думал, что сейчас будет тревога. Стрельба продолжалась минут 10-15. Потом все стихло. Ночью тревог не было.

Сегодня в газете «Ленинградская правда» появилось сообщение об упорных боях на Старорусском направлении. В районе населенного пункта «внезапными атаками советской пехоты, действующей в тесном взаимодействии с другими родами войск, враг был опрокинут». Уничтожен 1 батальон 30-й дивизии и 2 батальона дивизии «СС».

1 октября

С утра была сплошная облачность. Днем облака разошлись, небо безоблачное, солнце. Все утро и весь день тревог не было. Зато весь день, начиная с полдня, почти без перерыва слышались отдельные, глухие, отдаленные выстрелы зениток. Они то учащались и усиливались, то становились глуше и реже. Этот день я посвятил сколачиванию трубы для буржуйки. В 4-50 ч. завыла сирена. Мама еще не приходила, папа был дома. Но едва сирена смолкла, вошла мама. Я сошел под ворота. Тревога была совсем тихая и короткая, вдали стреляли зенитки. Бомбу на территории Мединститута сегодня, наконец зацепили, вытащили на верх, подвесили над землей и разряжают. Ходят слухи, что тот же самолет сбросил еще 3 или 4 таких тонных бомб и что все они не разорвались. Якобы они были наполнены песком. Мама сегодня была на Бородинской. Половина четвертого там внезапно началась сильная артиллеристская канонада. Ей сказали, что выходить опасно, что кругом рвутся снаряды, но та все же отправилась домой. Говорят, что вчера бомба попала в Смольный и не разорвалась. Вечером 7-45 ч., когда мы ужинали, завыла сирена. Я с мамой сразу, первыми, сошли вниз и уселись. Стали сходить и другие. Через несколько минут началась стрельба. Папа сошел. Стрельба продолжалась без перерывов то, усиливаясь, то становясь глуше. В промежутке между сильными, частыми выстрелами слышалось назойливое, шмелеобразное жужжание самолетов. Такое усиление стрельбы и возникновение жужжания самолета продолжалось очень долго и много раз (больше 10). Ближе к началу тревоги мы слышали сильный свист бомбы. Все шарахнулись в сторону. Содрогания почвы не было, взрыв был довольно далек. Дальше в одно из таких усилений стрельбы и жужжание самолета где-то над головой мы испытали два удара, один за другим. Казалось, что что-то обрушивается на нас сверху. Электрическая лампа на секунду погасла, потом снова загорелась, качаясь. От качанья лампы на лестнице запрыгали тени. Стекла лестницы зазвенели, почва содрогалась. Еще после эти 2-х ударов много раз, после временного затишья снова и снова стрельба усиливалась и жужжание самолета. Тревога длилась уже больше 2-х часов. В последний раз самолет жужжал над нашей головой очень долго (вероятно минут 10). Зенитки не стреляли и в этой зловещей тишине в течение 10 минут, ни на секунду не ослабевая, слышалось жужжание. Потом все стихло. Тревога кончилась в 10-20 ч. Мы поднялись наверх. Пришел Котя, сегодня он получил «боевое крещение». Он рассказывал. В начале тревоги была пущена ракета, где-то по направлению за садиком и казармами. После этого сразу началась бомбежка. Ближе к началу тревоги вдруг весь чердак осветился. Свет исходил из соседнего дома, куда попала зажигательная бомба. Они оглянулись, чтобы посмотреть, не упала ли бомба к ним, и увидели ее на земле примерно над квартирой Самера. Бомба была длинной в 20-25 см., цилиндрической формы и диаметром 6-7 см. Стабилизатор бомбы оторвался и застрял в крышке. Забелин, который был в больших, неудобных защитных перчатках, стянул перчатки и голыми руками схватил бомбу и бросил в бочку с водой. Из бомбы посыпались частицы расплавленного металла. Остальные стали их засыпать песком. Потом бомбу вытащили и Забелин взял ее себе на память. Когда они тушили бомбу весь двор и вся улица были ярко освещены. Вероятно, вокруг попадало много зажигательных бомб. Пожар вспыхнул в небольшом доме, который выходил на Некрасову и на рынок где был пикет. С чердака были видны снопы искр. Потом пожар потушили. Ночью тревог не было. Зато всю ночь интенсивно и глухо стреляли. В эту ночь во время бомбежки стояла летняя погода. Была яркая лунная ночь, весь город был освещен, и в тоже время на темном небе, сплошь усыпанном звездами, располагались темные, с посеребренными луной краями, облака. Когда мы с папой вышли после тревоги, все небо было затянуто мутной, светловатой пеленой.

2 октября

Утром было облачно. Днем ясно, солнечно. Тревог весь день не было. Зато с самого утра слышна была интенсивная, глухая, но довольно сильная стрельба. Порой это были, по видимому зенитки, и слышалось жужжание самолета. Стрельба продолжалась весь день до самой ночи. Котя узнал, что вчера одна фугасная бомба попала на улицу напротив Института Металлов. В низких двухэтажных казармах, выходящих на это место, выбиты стекла и в одном месте обрушилось часть здания. К счастью, в казармах никого, кроме 2-х солдат, которые спаслись, не было. Вторая фугасная бомба, по словам военных, упала во внутреннюю часть казармы по улице Радищева (дом 39). Говорят, что вчера же попала бомба в поликлинику на Боровой. Котя слышал, что военные говорили, что, когда 22 сентября, на Радищева загорелась машина, они скрыли истинную причину пожара: это был не осколок, а осколочная бомба, которая попала в бак автомобиля. В последнее время стали бросать осколочные бомбы. От такой бомбы, говорят, сброшенной с самолета, неожиданно вынырнувшего из-за облаков уже после отбоя, погибли все, кто стоял в очереди где-то на Старо-Невском. Говорят, что в связи с наступлением Кулика из Бологово и Старой Руссе в тыл немцам, последние вынуждены были отойти от Московской линии. Но они все еще держаться в Павловске, что видно из статьи в «Ленинградской правде» от 2 октября. Где про «дворец, курзал, Розовый павильон, парк, где по выходным днем тысячи ленинградцев собирались на лужайках, возле прудов, гуляли по аллеям» и с окраины которого «немцы видят в дали дымящиеся трубы Ленинграда» говорится о месте «где хозяйничают фашистские звери». Знакомый Коти говорит, что теперь положение Ленинграда значительно улучшилось. 30 сентября немцы взяли Полтаву. Одесса держится уже 52 дня. Бомбу с Мединститута вытащили, разрядили (она оказалась наполненной вовсе не песком, взрывчатым веществом) и увезли. Вечером мы пребывали в тягостном и ужасном ожидании тревоги, прислушивались к каждому шороху. Пробило 10 ч., все было спокойно. Небо было покрыто густыми облаками. В 10-30 ч. мы легли. Ночь прошла спокойно.

3 октября

Утром облачно. Временами стрельба. В остальное время тихо. Узнали, что керосина дают лишь пол литра. В 11-35 ч. до 12-25 ч. тревога. Я был в подворотне. Мы слышали низкий гул летящих самолетов и над нашей головой что-то засвистело. Бала ли это бомба или самолет – не знаю. Взрыва не заметили. Слышалась стрельба. Днем небо расчистилось. Я был в подворотне. Тревога кончилась 6-45 ч. Небо совершенно ясно и прозрачно. Взошла полная, яркая луна. В 7-40 ч. – когда мы ужинали, завыла сирена. Я с мамой сошли, потом сошел и папа. Царила зловещая тишина, в которой через примерно равные промежутки времени в 10-15 минут возникало жужжание самолета, и слышался свист, шум падения и содрогания почвы от одной, двух или трех бомб. Минуты через 3 все стихло, опять наступила тишина, даже почти непрерываемая зенитками. Мы слышали больше 10-ти звуков падения бомб. Тревога длилась с 3-05 ч. и кончалась в 10-45 ч. Часы в столовой встали на одном из сильных содроганий почвы, в 9-50 ч. Пришел Котя, он говорил, что весь военный городок был одно время залит ослепительно ярким светом. На крышу соседнего дома упала туча листовок, но к нам ни одна не попала. Кроме рассыпанных листовок на дом 32 упал целый ящик с листовками. Мы легли. В 1-20 ч. нас разбудила сирена. Мы с мамой сошли и сидели вместе с Лошаковыми. Тревога была совсем тихая и кончилась в 2-45 ч. Едва мы поднялись на верх и я успел раздеться, как в 2 ч. я услышал жужжание самолета, и опять завыла сирена. Мы с мамой едва успели сойти, как где-то близко, свист и сотрясся воздух, съехала бомба. Тревога носила тот же характер, что и первая. Самолет возвращался 5-6 раз, и мы слышали звуки падения 10 -11 бомб. В 4-30 ч. тревога кончалась. Совершенно измученные мы поднялись и разделись. Через 10 минут я снова услышал звук самолета и в 4-40 ч. завыла сирена. Мы с мамой сошли. Было тихо. Раза два жужжал самолет, но бомб не было. В 5 ч. дали отбой. Мы взошли и опять разделись. Минут через 15, я услышал шум самолета, послышался свист падения бомбы и в 5-15 ч. завыла сирена. Мы сошли. В 5-35 ч. дали отбой. Мы поднялись и легли. Котя говорил, что с казарм снова сигнализировали, пустили ракету и осветили 5 окон. В 7-40 ч. нас разбудила сирена. Мы были так измучены, что даже не встали. Вскоре дали отбой. В 9-30 ч. – тревога. Началась стрельба, мы оделись. Тревога была тихая и мы снова легли. Больше я ничего не слышал и проснулся только в 1-30 ч. дня, когда была опять тревога. После 2-х ч. тревога кончалась. На небе ни одной тучки. Солнце.

4 октября

Утро, весь день были безоблачными. Сияло солнце. С 5-ти ч. я дежурил вместо мамы. Вчера на чердаке видел, как были сброшены бомбы в водокачку. Около водокачки почти одновременно взметнулись 3 черных столба дыма, и всю водокачку заволокло дымом. Когда он рассеялся, то водокачка оказалось совсем целой. Вчера бомба попала на 10-ую Советскую, разрушив вместо школьного здания с зенитками на верху угол жилого дома. Говорят, что за последние бомбежки в Таврическом саду попало 16 бомб. Говорят, что в дом на Проезде, который мы ходили смотреть, попало вчера еще 3 бомбы и что он совсем разрушен. Настал вечер. На небе ни тучки. Яркая, полная луна взошла уже около 7-ми ч. Пришла Мария Андреевна. Едва я успел поужинать, как в 7-30 ч. завыла сирена. Мы с мамой сошли вниз. Тревога была спокойная. Несколько раз жужжал самолет, но бомб не было. Внизу сидели Лошаковы и время пролетело за разговорами. В 8-30 ч. дали отбой. Мы взошли, но не успели даже согреть воды для чая, как в 8-40 ч. завыла сирена. Мы сошли. Жужжал самолет и в самом начале мы слышали шум бомбы. Остальная часть тревоги прошла спокойно, хотя временами над головой шумел самолет. Внизу сидели Лошаковы и Микешина. В 10-30 ч. дали отбой. Мы взошли еще до отбоя, и пили чай. Через 20 минут после отбоя опять завыла сирена. Мы сошли. Внизу ни Лошаковых ни Микешиной не было. Было тихо. В 11-50 ч. дали отбой. Мы взошли и легли. Я еще не успел задремать, как в 12-30 ч. послышался шум самолета, свист бомбы и затем завыла сирена. Мы оделись и сошли. Внизу никого, кроме молодого человека со стулом не было. Было тихо. Жужжал самолет. Около 1-30 ч. мы взошли. Отбоя не было. Мама прилегла, а я сел на кровать. Слышалось назойливое жужжание самолета. После 2-х ч. дали отбой. Я сквозь дремоту снял пальто и лег. Заснул. В 7 ч. меня разбудила сирена. Началась стрельба, мы сошли. Было светло и холодно. Стрельба стихла, мы поднялись. Вскоре дали отбой. Залетали наши самолеты. Мы разделись и легли. Я заснул и проснулся лишь около 12-30 ч. Было облачно, но местами проглядывало голубое небо. После 7-ми ч. была очень сильная стрельба, но я ничего не слышал.

5 октября

Воскресенье. Утро было облачно. Было тихо. В середине дня, около 2-х ч. вдруг интенсивно и сильно начали стрелять зенитки. Послышался шум самолета. Стреляли очень близко и сильно. Через несколько минут дали тревогу. Стихло. Я прошел в подворотню через 7-ой номер. Тревога была спокойная, хотя временами постреливали, и жужжал самолет. Вчера, когда мы сидели во время ночной тревоги внизу, Микешина рассказывала, что сюда из Москвы приехало какое-то компетентное лицо(чуть не ли нарком РСФСР). Это лицо заявило, что то, что было в Москве это шутка по сравнению с тем, что в Ленинграде. Лицо удивилось спокойствию, с которым ленинградцы переносят бомбежку. В Москве, мол, люди почти и на улицы не ходят, а те, кого заставляет необходимость, только пробегают. К вечеру было облачно. Было тихо. Около 11-ти ч. мы легли. В 1-15 ч. нас разбудила тревога. Мы сошли. Облака разошлись, яркая луна. Жужжал самолет. Отбой. Через несколько минут зажужжал самолет. Сирена. Мы сошли. Слышали свист бомбы. Стало тихо. Поднялись. Мама прилегла, я сел на кровать. Отбой. Легли. Сирена. Я задремал. Проснулся около 9-ти ч.

6 октября

Утром было облачно. В 10-45 ч. была тревога. Я был в подворотне. Там говорили, что вчера днем сбросили 4 бомбы: попали в Финляндский вокзал, в Тучков мост, в дом на Загородном ( второй дом по правую сторону от площади Нахимсона). О положении Ленинграда говорят следующее: Подошла армия сибиряков. Она очистила Мгу и после ожесточенных боев между Поповкой и Тосно очистила Московскую линию. Немцы отошли на восток, но продолжают удерживаться в Павловске и Стрельне. Русские зашли к ним в тыл в районе Старой Руссы и Батецкой. Задача русских: постепенно сжимая кольцо, подавить окруженные части. Немцы стремятся, прорвав фронт Ленинграда, ударить в тыл русской армии на Карельском перешейке и разбив их, соединиться с наступающими из Финляндии. Силы немцев под Ленинградом числится в 13 пехотных дивизий, в 5 танковых дивизий, в 3 моторизованных дивизии. Во время ночных налетов наши самолеты никогда не появлялись над городом. Зенитки также бьют очень редко. Впечатление такое, что немецкие самолеты чувствуют себя совершенными хозяевами на Ленинградском небе. Это объясняется двояко: одни говорят, что это происходит, потому что у нас очень мало самолетов. Другие говорят, что наоборот, потому они ночью вовсе не поднимается наша авиация в полном разгаре и наши ночные истребители еженощно встречают врага на подступах к Ленинграду, что немецкие самолеты бывают в количестве 400-600 штук, но в результате упорного сопротивления наших истребителей к городу прорываются всего штук 20-30. В городе же истребители не вступают в бой с врагом, так как даже в случае удачного сбития самолета, самолет, падающий с запасом бомб, будет еще опаснее, чем отдельная падающая бомба. Вчера Котя получил повестку на трудовые работы в черте города. После долгих хлопотав ему, удалось сегодня к 6 часам освободиться по болезни. Сегодня вечером приходила Ира, ездившая сегодня днем в первый раз на работы, чтобы поделиться впечатлениями. Она рассказывает: место работы вблизи Кировского завода (в районе улицы Стачек и Чугунного переулка). Трамваи ходят лишь до Нарвских ворот. Дальше высятся баррикады, через которые пропускают лишь по пропускам. В частности большая баррикада, по рассказам Евгении Васильевны около поликлиники Маркса, сделана с рельс и радиаторов парового отопления, залитых цементом. Вокруг через дом разрушения от снарядов. Жителей не осталось вовсе. Снаряды ежеминутно со свистом проносятся над головой и разрываются совсем невдалеке. Где-то поблизости стреляют наши орудия, причем от каждого выстрела такое содрогание и звук что из окон домов сыплется стекла. Люди ломами разламывают деревянные постройки и дома, расчищая место для траншей для нашей артиллерии. Кормят хорошо. Вчера в жилом районе упал сбитый советский аэроплан. Вечером небо было покрыто облаками. В 7-30 ч. когда мы ужинали, тревога. Я с мамой сошли. На лестнице не было света (перерасход). Принесли фонарь. Мы сидели с Лошаковыми у лампы. Было тихо. Разговаривали. В 9-45 ч. отбой. Около 10-ти ч. – тревога. Мы сошли, было тихо. В 10-50 ч. отбой. Мы легли. Ночь прошла спокойно.

7 октября

С утра было облачно, потом облака разошлись, стало ясно. К вечеру на небе не было ни одной тучки. Днем пришел М. И.. Около 2-х ч. была тревога. Она была недлинная и тихая. После М.И. пришел знакомый Коти. Вечером я дежурил. В 7-30 ч. после ужина завыла сирена. Мы с мамой сошли и сидели при свете фонаря. Было тихо. Сошли Лошаковы и мы все вместе сидели у лампы. Пока мы сидели, разговаривали, временами слышались выстрелы, жужжание и один раз был свист бомбы. Около 10-ти ч. стало тихо. Мы взошли. Однако минут через 10 опять начались выстрелы и жужжание. Мы сошли. Сошли и Лошаковы и опять сидели и разговаривали. В 12-ом ч. мы опять взошли, но потом опять началась стрельба и мы опять сошли. Внизу никого не было. Стихло и мы поднялись. Дома прилегли на кровати. В 1-35 ч. дали отбой. Тревога длилась 6 ч. 5 мин. Мы разделись и легли. Сквозь сон я слышал стрельбу. Ночь прошла спокойно. Я проснулся в 11-30 ч. Небо было все затянуто беспросветной серой пеленой. Московская линия очищена, наверное – об этом знают мамины железнодорожники, но по ней пускают только военные поезда.

Папа слышал, что наше наступление развертывается в районе Великих Лук.

8 октября

С утра было облачно. Барометр пошел резко вниз. Днем не было ни одной тревоги. Пришла тетя Надя: у нее разбиты окна. К вечеру тучи еще больше сгустили, стал накрапывать дождь. Было тихо, мы легли. Пошел ливень и барабанит по крыше. В 5-30 ч. нас разбудила сирена, жужжал самолет и слышалась стрельба. Мы сошли. Стрельба продолжалась долго и упорно, жужжал самолет. Потом послышался звук нашего самолета, и наши самолеты залетали по небу. В 6-30 ч. дали отбой. Я вышел на балкон. С часу ночи небо прояснилось, и теперь было совершенно безоблачно. Глубоко в середине бледно-синего неба серебрился месяц. Заря уже занялась, мы легли.

P.S. Два дня назад, достоверное лицо говорило папе, что под Смоленском окружены немецкие части «СС». Сегодня же появилось Вяземское и Брянское направления.

9 октября

Утром и днем было ясно, солнечно. Днем около 11-ти ч. была тревога, тихая и недлинная. Я завтракал. С 5-ти ч. я дежурил. В 5-30 ч. началась тревога. Я сидел в конторке. Было тихо. Вечером пришла Мария Андреевна. Было совсем ясно. В 7-30 ч. – сирена. Мы сошли. Несколько раз жужжал самолет, и слышалась сильная стрельба. Мы сидели с Лошаковыми. На лестнице был свист. В 10 ч. дали отбой. Через 15 мин. – сирена. Мы с мамой сошли вниз. Там никого не было. Поразговаривали, взошли. Стали стрелять, опять сошли. Опять поднялись и прилегли. Я задремал и не слышал отбоя. Меня разбудили, и я разделся и лег. Сквозь дремоту я слышал стрельбу.

P.S. В газете сообщение: сдали Орел. Появилось Мелитопольское направление.

10 октября

Утром было ясно. Около 12-ти ч. была тревога. Днем появились снеговые тучи, и пошла снежная крупа. Было + 5. К вечеру было облачно. Однако в 7-30 ч. завыла сирена. Стали стрелять и мы сошли. После отбоя взошли. Мама легла. Через несколько минут опять тревога. Мы просидели наверху. Мы слышали новый звук самолета, непохожий на немецкий. Может быть ночные истребители. После отбоя около 10-ти ч. я лег. Меня разбудила сирена. Одну тревогу я проспал. Стали стрелять. Мы с мамой оделись, но не сходили. Дали отбой. Мы легли. Сквозь дремоту я опять слышал сирену. Заснул. Сегодня приходил Шура. Они достают картошку.

11 октября

Днем было облачно. Ни одной тревоги не было. К вечеру все небо было покрыто тучами. Вечер прошел спокойно. Я лег в 10-30 ч. Ровно в 11 ч. звуки Интернационала были прерваны сиреной. Я оделся, мама как же. Мы все тревогу просидели в передней. Тревога была недлинной. Было тихо. Жужжали самолеты, кто были на чердаке говорили, что сбросили очень много зажигательных бомб на Выборгской и в районе здания Н.К.В.Д., от туда предварительно взвились две ракеты. В конце тревоги опять залетали, по-видимому, наши самолеты. Едва я разделся и опять тревога. Мы оделись и сидели всю тревогу в передней. Отбой. Мы разделись. Сирена. Я оделся и читал в передней. Отбой. Не успел лечь, как опять сирена. Я не стал вставать. Сначала сильно стреляли, потом стихло. Я заснул.

12 октября

Днем было пасмурно. Около 12-ти ч. тревога. Я был в подворотне. Туда пришла Г. Она сегодня выехала на работы, народу было очень много – воскресник. Вдруг вокруг них начали рваться снаряды со шрапнелью. Все легли. Снаряды рвались без перерыва (повестки, при приходе на работу, отбираются, а по окончании работ отдаются). Она рассказывала, что последние три дня было совсем тихо, и стреляли только наши. Орудия стоят совсем около них. Вчера побросали очень много зажигательных бомб. Одна бомба упала на пр. Чернышевского и на углу улицы Лаврова и Чернышевского (здесь возник пожар). К вечеру небо было покрыто тучами. Вечером пришла Мария Андреевна. Около 9-ти ч. мы легли. Ночь прошла совсем спокойно.

13 октября

Мы встали около 9-ти ч. и решили ехать за картошкой в Коломяги. Был ясный, солнечный день, но тревог не было. Мы доехали до Скобелевского и отправились к Антоновой. Она была дома. Оттуда мы прошли на Коломяги, за пруд и тут, проходив около 2,5 ч. мы выменяли наши 2-е бутылки на 10 кило картошки. На обратном пути мы опять зашли к Антоновой. Домой приехали в 5 часов. Папа говорил, что один знакомый ему сказал, что дня через 2 пойдут поезда по Северной дороге. Там мол немцы демонтировали около 80-ти км. дороги, а теперь осталось разминировать 7 км. Несколько дней назад давали служащим 350 гр. кондитерских изделий на месяц. Потом в тот же день, когда давали 350 гр. через 2 часа пришел приказ давать только 100 гр. Вечером была тревога в 7-30 ч., она вскоре кончалась. Мы легли и я заснул. Ночью с 12 ч. до 13-30 ч. была тревога, я ее проспал.

Вчера сдали Брянск.

14 октября

Днем погода была облачная. Утром была тревога. Я был в подворотне. Было совсем тихо. Днем я заклеивал окно, потом таскал с Котей дрова. Когда мы тащили дрова завыла сирена. Мы заперли сарай и бросились на пост, но тут вышла мама, и я остался наверху. Тревога была тихая. После обеда мы опять носили дрова. Надвинулись снеговые тучи и посыпались отдельные снежинки. Мама говорила, что она хотела проехать трамваем по улице Плеханова, но там трамваи не ходят. Ей объяснили, что вчера были сброшены бомбы в районе Максимилиановской больницы. В больницу не попали, а попали в дома на Фонарном переулке и на Подьяческой улице. Разрушили один из мостов через канал Грибоедова. Вечером тревоги не было. Мы легли. Сквозь сон я слышал сильные парные выстрелы. Но я даже не проснулся. Встал я в 10 ч. Небо было покрыто большими снеговыми тучами. Крыши были белыми от снега. Улица была тоже усеянной снежной крупой. По холодному ясному воздуху струились отдельные снежинки. Температура -1 градус.

Сегодня Клава слышала по радио, что взяли Вязьму.

15 октября

Днем было пасмурно. Тревог весь день не было. Я занимался. У мамы в техникуме говорят, что все дороги вокруг Ленинграда разобраны. Варшавская линия разобрана до самой Луги, причем увезены даже рельсы и шпалы. Рельсы идут на постройку непреступных дотов. Московская линия очищена, но с обеих сторон немцы, которые держат и под непрестанным обстрелом. Вечером пришла Мария Андреевна, а потом Герц, который рассказывал, что сегодня с 1 часу дня начался обстрел Путиловского завода. Завод горел в трех местах. Все было покрыто дымом. Работавшие добежали до Средней Рогатки, и оттуда вернулись домой. Мама узнала, что в одну из предыдущих ночей на дом Гиндиных упало 6 зажигательных бомб. Ночью тревог не было.

Сдали Мариуполь. Появилось Калининское направление. Мы начали серьезно ощущать голод. Сегодня легли без ужина. Я бегаю в ларек, пытаясь добыть бутылки.

16 октября

День был облачный. Тревог утром не было. Я все утро замазывал окно в спальне. В первой половине дня пошел дежурить. Около 2-х ч. была тревога. Она была тихая и недлинная. После конца дежурства в 3 ч. я пообедал и продолжил замазывать окно. Вечером только успела свариться картошка, и дело шло к тому, чтобы раздать каждому по 3 картошины и по несколько кусочков селедки, как в 7-30 ч. завыла сирена. Котя ушел. Мы принялись за картошку и, несмотря на то, что временами слышались сильные выстрелы и близкое жужжание, благополучно окончили скудный ужин. После этого мы одетые уселись в прихожей. Через полчаса заиграл отбой. Пришел Котя и сообщил, что на небе громадное зарево. Мы с папой пошли посмотреть. С нами спускалась и Пивоварова. На улице мы застали жуткую картину. По направлению к Митавскому переулку, между двумя рядами черных домов виднелось яркое багровое зарево, которое разливалось выше, охватывало всю западную часть неба. Небо было покрыто черными и седыми нависшими, тяжелыми тучами на которых зарево бросало зловещий багровый отсвет. Верхние этажи и крыши были освещены красноватым отблеском. В черных домах по левую сторону несколько окошек ярко светились отсветом зарева. Институт металлов и белое здание в конце нашей улицы, освещенные в упор заревом, ярко выделялись на темном фоне седых и черных тяжелых туч, которые в этом конце сгущались до того, что казались висящими над самой землей. Даже на земле было светло от отраженного домами света. От людей высыпавших кучками на улицу падала слабая тень. Говорили, что горит где-то за Моховой. Мы поднялись. После нас еще сошли мама и бабушка. Я опять сошел. Зарево бледнело. Мы поднялись и посидели некоторое время за столом. Потом мама легла, а мы продолжали сидеть. Около 10-ти ч. мы легли. Ночью проспал несколько тревог.

С фронта плохие вести: в вечернем сообщении от 15 октября говорится: « В течение ночи на 15 и 16 октября положение на Западном направлении фронта ухудшились. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону. Наши войска оказывают врагу героическое сопротивление, нанося ему тяжелые потери, но вынуждены были на этом участке отступить». Крупная статья в « Ленинградской правде» начинается словами: « Москва в опасности…»

Из статей: « Отдельным немецким частям удалось вклиниться в нашу оборону на Калининском направлении. Бои идут на подступах к Калинину». « В районе Мариуполя наши войска отошли на новый рубеж». « В отдельных районах Брянского направления немцы продолжают наступать». «Эзель и Ханко держаться». ( « Ленинградская правда» – 16 октября.)

17октября

День был облачный. Днем тревог не было. Я весь день замазывал стекла в столовой и перерабатывал мыльный спирт. Мы узнали, что вчера сгорели американские горы и летний театр. Говорят, что в саду Госнардома расположены воинские части. Вчера плохо было в районе Обуховского моста. Вечером пришла Мария Андреевна. В 7-30 ч. завыла сирена. Мы оделись и продолжали ужинать. Тревога к 8-ми ч. кончалась. Мы посидели, потом мама и бабушка легли, около 10-ти ч. и я начал раздеваться. Только я начал мыться, как завыла сирена. Я оделся, мама и бабушка лежали. Вскоре дали отбой. Я лег, но только успел согреться, как завыла сирена. В темноте я оделся и лег одетым. Я задремал и проспал отбой. Тревога была совсем тихая. Свет в передней от прихода Коти разбудил меня. Я разделся и лег. Не успел я укрыться, как опять завыла сирена. Но уже не стал вставать, а только завернулся поплотнее в одеяло. Сначала я слышал стрельбу, потом стихло, и я заснул. Котя говорил, что в первую тревогу опять было зарево по направлению к Петроградской стороне, и в последнюю опять появилось зарево. На чердаке кто-то говорил, что 18-го октября ожидается усиленная бомбардировка города и обстрел из дальнобойных орудий.

С фронта: «Бои на всем фронте. Особенно ожесточенные на Западном направлении. Обе стороны несут тяжелые потери. Немецкие войска продолжают вводить в бой новые части».

(Сообщение информбюро.)

В передовой статье «Ленинградской правды» перепечатанной из «Московской правды» говорится: «Враг за последние дни потеснил наши войска и приблизился к подступам Москвы. Немецкие войска на одном участке прорвали нашу оборону. Таким образом, создалась непосредственная и серьезная угроза для Москвы».

18 октября

День был облачный, тревог не было. Уже несколько дней температура на один-два градуса ниже нуля. Крыши побелели, на булыжной мостовой в углублении между камнями белеет снег, но каменные плиты тротуаров еще мокрые. Небо целые дни покрыто беловато-серыми облаками. Временами по холодному ветру сеется снежная крупа. В квартире очень холодно, около 10-ти градусов. Мы весь день мерзнем, и я не согреваюсь даже в постели. С едой тоже плохо. Мне еще каждое утро и вечер дают теплую кашу и какао на воде, а маме и папе есть почти нечего. Сегодня с 11-ти ч. стали слышаться отдаленные выстрелы. Они становились постепенно громче и чаще. Отдаленная стрельба продолжалась почти весь день с небольшими перерывами. У папы в институте стрельба была гораздо громче, у них даже стекла звенели. С 5-ти ч. я дежурил вместо мамы. Потом пришла она, а в 6-30 ч. опять ее сменил я. Было уже темно. Небо было серое, беспросветное. Холодный, пронизывающий ветер мел по улице снежную крупу. Темные дома выделялись на сером, нависшем небе. Нигде ни огонька. То тут, то там бесшумно скользят тени людей. Становится все безлюднее, сумрак сгущается. Мутно белеют крыши и усыпанная снегом мостовая. В ямках ветер намел маленькие сугробы. После семи я вернулся домой. Тревоги не было. Мы посидели, почитали и легли. Сквозь сон я слышал жаркую стрельбу. Выстрелы сливались в сплошной гул и рокот. Я заснул.

С фронта: « В течение 17 октября бои на всем фронте. Особенно упорные на Западном направлении, на котором части Красной Армии отбили несколько ожесточенных атак вражеских войск. Организованная командованием Красной Армии в течении последних 8-ми дней эвакуация советских войск из Одессы закончилась в срок и в полном порядке. Войска, выполнив свою задачу в районе Одессы, были переброшены нашим морским флотом на другие участки флота».

19 октября

Воскресенье. Ночь прошла спокойно. Крыши и улица были усыпаны мягким ковром свежего снега. Небо было покрыто серыми облаками. Тревог весь день не было. Мы с мамой утром ходили по магазинам. Случайно вышли на угол Садовой и Ракова. Тут в большом каменном доме не осталось ни одного стекла. Рамы сохранились и черной пустотой глядят на улицу. Бомба попала где-то внутри, тут находились воинские части. На Невском мы встретили Гранатиху. Вечер прошел спокойно. Тревог не было. Около 10-ти ч. легли. Ночь прошла совершенно спокойно.

С фронта: «В течение 18 октября продолжались упорные бои с противником на всем фронте. Особенно ожесточенные бои шли на Западном направлении, где наши части отбили несколько атак немецко-фашистских».

Из статей: «На всех фронтах, в особенности на Западном и Южном направлениях фронта, идут кровопролитные бои. На полях сражений решается сейчас судьба нашей родины…» (передовая)

«Враг несет под Ленинградом огромные потери, но не может переступить занимаемых наших рубежей. Видя безуспешность своего наступления, фашисты прекратили атаки, стали окапываться. Инициатива перешла в наши руки. Не давая врагу покоя ни днем ни ночью, наши войска теснят его, расстраивая его планы обороны, выводя из стоя огневые средства».

Вяземское направление: «Сегодняшний день прошел в ожесточенных боях. Обе стороны понесли тяжелые потери. Наши части продолжают удерживать в своих руках основные укрепленные рубежи». «Однако на участке, где противнику удалось прорвать линию обороны, положение продолжает оставаться серьезным». «Части Красной Армии, отрезанные от своих главных сил еще в первые дни наступления немцев, ведут непрерывные бои».

20 октября

У мамы сегодня не было уроков, и мы с утра поехали к Антоновой, захватив с собой папиросы, ромовую (эссенцию) и несколько детских вещей. Когда мы приехали к Антоновой у ней сидели еще две преподавательницы. Одна из них сообщила, что есть приказ немедленно начать занятия в младших классах с 1-го по 4-ый, причем заниматься с преподавателями маленькими группами и по частным домам. Антонова проводила нас до пруда, и мы отправились дальше сами. Сначала мы зашли в общежитие совхоза. Работницы недавно получили овощи за работу, мы всех их застали за едой горячего вареного картофеля, но никто из них менять картофель не собирался. Антонова нам рассказывала, что крестьяне так обнаглели что меняют картошку на сахар не иначе как 2 кило картофеля на 1 кг. сахара. Две или три работницы спрашивали боты. Антонова нам говорила, что недавно там променяли зимнее дамское пальто на 15 кг. картошки. Оттуда мы пошли по домам. Были там, где променяли прошлый раз. В первом доме нам сказали, что мы обманули, однако обошлись с нами хорошо и нечего недолжны. Во втором сказали то же самое, а на вопрос, на что меняют картошку и молоко, ответили, картошку на продукты, а молоко на керосин. Эта поезда произвела на нас угнетающее впечатление. Об обмене с нами никто даже не заговаривал, день был серый, сырой и промозглый. Походив с час мы устали, прозябли и отправились назад к Антоновой. Та нам дала кипятку, и мы все вместе поехали в город, предварительно уговорившись завтра в 10 ч. встретиться в Жуковке, для того чтобы отправиться в Парголово попытаться выменять картошку и зайти в столовую, где, нам говорили можно было пообедать без карточек. Только мы успели доехать до дому, как минут через 15 (около 5 ч.) завыла сирена. Папа успел добежать до тревоги. Котя ушел, а мы продолжали обедать. Все время слышались выстрелы, которые то приближались, то затихали. Два раза дом содрогался от сотрясений. Тревога длилась долго(около часа). В 6 ч. был отбой. Я сидел у папы и занимался. Вечер прошел спокойно. Тревог не было. Около 10-30 ч. мы легли. Слышались отдаленные выстрелы. Я заснул.

С фронта: «В течение 19 октября на всех направлениях фронта продолжались бои. Особенно упорные бои шли на Можайском и Малоярославецком направлениях. Отбито несколько ожесточенных атак противника».

19 октября опубликовано постановление государственного комитета обороны о поручении обороны столицы на рубежах, отстоящих на 100 -120 км. Западнее Москвы Командующему Западным фронтом генералу армии Жукову, а обороны Москвы на ее подступах Начальнику гарнизона города Москвы. Сим постановлением с 20 октября в Москве вводится осадное положение.

Несколько дней назад в «Московской правде» была статья о том, что ростовчане готовятся к отпору врага. Из статьи видно, что над Ростовом летают вражеские бомбардировщики, под Ростовом происходит строительство оборонительных укреплений. Командующий Ростовским военным округом обратился к населению с призывом к отпору врага.

21 октября

Сегодня меня в 8 часов разбудила мама с тем, чтобы ехать в Парголово. Позавтракав, мы в 10-ом ч. выехали из дому. В Шувалово мы приехали около 10-30 ч. Там нас уже ждала Антонова. К нам присоединились еще две знакомые Антоновой, и мы все вместе отправились по шоссе в Парголово. Погода стояла серая, сырая и холодная. Руки зябли, холодный ветер прохватывал лицо. Поля и низины вокруг были покрыты пятнами посеревшего снега. Озеро покрылось коркой льда, запорошенного снегом. Ручьи замерзли и сквозь слой льда пробивались поблекшие травинки. Асфальтовое шоссе было мокрое. По нему бесконечным потоком, который можно было проследить до самого горизонта, брели люди с мешками, узлами, корзинками. Навстречу почти никто не попадался. Все шли вперед, молча и безостановочно шлепая ногами по мокрому блестящему асфальту. Местами люди отделялись от шоссе по запорошенным снегом дорогам, которые удалялись в стороны по низинам. Пройдя около часу, мы завидели Парголово, которое расстилалось по линии холмами. Мы поднялись наверх и побрели по главной улице. Тут было заметно некоторое оживление. Перед закрытыми и открытыми дверями лавок, магазинов и столовых стояли очереди, взад и вперед сновали люди. Но чем дальше вглубь мы уходили, тем безлюднее становилось кругом. Наконец мы вышли на опустевший перекресток, где не у кого было даже спросить дорогу. Мы увидели надпись «Кобаловская улица» и свернули направо. Тут было совсем безлюдно. Маленькие домишки с большей частью забитыми окнами выстроились вдоль широкой пустынной дороги. Нигде не было заметно признаков жизни. Все было безлюдно, неподвижно. Ни одна дверь не была открыта. Лишь временами показались шляющееся без дела кучки мальчишек. Наши спутники повернули назад. Мы с Антоновой прошли еще немного по вымершим улицам, и зашли в один домишко. Дверь была закрыта. Мы постучали, и нам отворила какая-то женщина. На вопрос, не обменяет ли на картошку, она ответила, что картошки у нее для самой не хватает, что тут все уже все выменяли, что промтоваров тут никому не надо, т.к. в Парголовском магазине продают промтовары без карточек. Мы опять вышли на дорогу, Антонова повернула назад. Мы походили еще немного и тоже повернули, пришли на вокзал и там нашли наших спутников. Перед закрытыми дверями буфета выстроилась большая и шумная очередь. Была одна овсяная похлебка. Мы не стали стоять, а посидели немного и отправились домой. Обратный путь был еще хуже. Холодный ветер прохватывал насквозь и слепил мелким, частым и холодным дождем. Ноги скользили, и так было трудно и холодно. Прошлепав по грязи и под дождем еще часа полтора, мы иззябшие и промокшие вышли к трамвайной остановке. Тут стояла толпа народа, трамвая долго не было. Минут через 15 (дело было около 2-х) пришел трамвай. Началась драка. С трудом нам удалось протиснуться в вагон. В темноте мы доехали до Ролевой, слезли и побрели пешком домой. Вечер прошел спокойно, тревог не было. Я занимался, а около 10-ти ч. лег. Ночью сквозь сон я слышал сильные выстрелы. Выстрелы продолжались всю ночь. Но я не слышал – заснул.

С фронта: «В течение 20 октября шли бои на всем фронте, особенно напряженные на Можайском, Малоярославецком и Таганрогском направлениях. На Западном фронте немецкие войска, поддержанные крупными соединениями танков, предприняли несколько ожесточенных атак на наши позиции. Наши войска атаки немцев отбили».

Из статей: Калинин взят клещами. В городе продолжаются бои. На Можайском направлении немцы бросили свои войска в наступление вдоль шоссейной дороги. Развернулось большое танковое сражение. Немцам удалось продвинуться вперед на несколько километров. Немцы понесли большие потери. На Малоярославецком направлении враг несколько раз своими танковыми и пехотными частями переходил в атаку вдоль шоссе. Атаки отбиты. В районе города Малоярославец противник осуществляет обход укреплённого рубежа и флангов, однако выйдя на указанный рубеж, двинуться дальше не смог и сдерживается нашими частями.

Отдельные наши части, находившиеся в окружении, продолжали сегодня большими группами выходить на соединение с основными силами Западного фронта.

22 октября

Я встал около 9-ти ч. Утром занимался, с 1-у до 3-х ч. дежурил у ворот, сидел и читал «Технику – молодежи». Небо было пасмурное, серое. Было холодно. Тревог весь день не было. Вечером я занимался у папы в кабинете. Вечер прошел спокойно, около 10-ти ч. я лег спать.

С фронта: «В течение 21 октября наши войска вели бои на всем фронте. Особенно напряженные бои продолжались на Можайском, Малоярославецком и Калининском направлениях. Немцы несколько раз предпринимали атаки наших позиций, бросая в бой новые части. Наши войска атаки врага отбили.

23 октября

День был облачный, серый и холодный. Мы сильно мерзнем. Недели полторы назад мама сшила мне ватник. Теперь спать теплее, а тогда я сильно мерз ночью. Но и сейчас раздеваться вечером в такой холодной комнате очень мучительно. Хлеба нам не хватает. Вчера мне бабушка сделала коржики. По утрам мне варят кашу, а остальные едят просто ломтик хлеба с кипятком, подкрашенным чаем или кофеем. Мы с мамой пьем по утрам какао. Потом я занимаюсь, все расходятся. Котя встает около 12-ти ч. и тоже уходит. Около 3-х ч. бабушка возвращается и затопляет буржуйку. Ее сделал дня четыре назад Иван Иванович. К обеду Котя всегда опаздывает. Он сильно мерзнет и жалуется на то, что пища недостаточно горяча. Наш обед состоит из супа, с капустой (бабушка почти месяц держит те 7 или 8 кочанов, которые ей принесла какая-то женщина из 17 квартиры) и 1-2 картофелинами на человека (из той картошки, которую мы привезли из Коломяг, еще осталось 5 килограмм). Но так как картошку очень берегут, то суп иногда заправляют крупой или лапшой. Бабушка дает по 2-е тарелки супа, зато больше ничего нет. Хлеба к обеду остается небольшой кусочек. Мы берем по ломтику. Около 5-ти ч. приходит мама. Я вынимаю теплый суп из духовки буржуйки и она съедает тарелку супа с остатком хлеба. На службе она получает один пустой суп-«брандахлыст». Второго она не берет, т.к. это очень невыгодно, отрезают очень много талонов. Вечером около 6-30 ч. ставится самовар и в 7 ч. пьем чай. Мы с мамой пьем опять какао. Мне дает опять кашу или коржик, а мама съедает корочки от завтрашнего хлеба, т.к. сегодняшнего к ужину уже не хватает. Папа берет хлеб в институте и приносит его, завернутым в маленький кусочек бумажки. Со службы он еще приносит в маленькой жестяной коробочке из-под жира несколько ложечек каши и за ужином съедает половину, оставляя половину на следующее утро. Когда моей каши много, мама и папе тоже перепадает несколько ложек. Так проходит день. Если тревог вечером нет, то мы ложимся рано, около 10-ти ч. Не ложится один Котя. Он долго одевается во время тревоги и потому предпочитает не ложится до 12-ти ч. Кроме того, он через день дежурит с 12-ти ч. на чердаке. Мама занята 3 дня в неделю: среду, пятницу и субботу. Сегодня она свободна. Днем она ходила по магазинам, но достать уже ничего нельзя. В 3 ч., после обеда она пошла было дежурить, но вернулась, т.к. оказалось, что Котя напутал время: ее дежурство уже прошло. В 5 ч. пришел папа и сказал, что он взял билеты в кино в 5-50 ч. на «Музыкальную Историю». Мы с ним пошли. Сначала был длинный журнал с призывом к обороне города. Потом дали « Музыкальную историю». Лента несколько раз обрывалась. Около 8-ми ч. кончился и мы вышли. На улице была переменная тьма. Когда мы выходили из зрительного зала, освещенного тусклым синим светом, то казалось, что мы идем в абсолютно черную стену. Выйдя на улицу, мы взялись за руки и побрели через лужи по камням. Сверху падали мелкие капли дождя. Мало-помалу глаза стали привыкать. Мы стали различать расплывчатые черные силуэты на немного более светлом небе, покрытом густыми тучами. Мокрый тротуар слегка отсвечивал в темноте. Медленно шагая, мы добрели до парадной. Вечер прошел спокойно. Мы посидели почитали газету и около 10-ти ч. пошли спасть.

С фронта: В течение 22 октября наши войска вели бои на всем фронте. Особенно напряженные бои шли на Можайском, Малоярославецком и Калининском направлениях. После упорных многодневных боев, в ходе которых противник потерял около 35000 убитыми и ранеными солдат и офицеров, наши войска оставили город Таганрог.

24 октября

С утра погода стала проясняться. Барометр, который все эти дни находился очень низко, пополз круто вверх. Я еще накануне решил сходить к Игорю. Позанимавшись утром, я часов около 12-ти отправился к Игорю. Мне открыла какая-то женщина в пенсне и на вопрос, можно ли видеть Игоря, ответила, что его кажется, нет дома, и скрылась. Я сунулся к его двери и повернул ручку. Мне отворила небольшая девочка и на вопрос, дома ли Игорь, сказала, что Игорь живет не здесь, а в другой комнате. Я извинился и отошел. Тут вышла та же женщина и сказала, что Игоря нет. Я повернулся и ушел. Решив прогуляться, я отправился к букинисту на площадь Нахимсона заходя по пути в магазин старой и новой книги. Погода прояснилась. Между тучами появились полосы голубого неба, и на обратном пути даже выглянуло солнце. Мы пообедали около 3-х ч. и бабушка ушла, уже в течение 2-х недель гонялась за хлебом. После 4-х ч. пришел Котя. Он ходил за покупками с большим успехом: достал 5 плиток шоколада, кокосового масла, чечевицу и резиновые калоши на валенки. Я согрел ему супу. Около 5-ти ч. пришла мама, я опять разогрел ей остатки супа. Мама встретила Наталку: ее вызывают в школу по поводу начала учебы. Кроме того Галю С. Тоже уже вызывали на медосмотр. Поэтому мы решили завтра пойти в школу поразведать обстановку. Вечер прошел спокойно. Около 10-ти ч. мы легли. Ночью были слышны сильные выстрелы.

С фронта: «В течение 23 октября наши войска вели бои с противником на всем фронте. На Можайском и Малоярославецком направлении немецкие войска предприняли ряд ожесточенных атак на наши позиции. Атаки немцев были отбиты с большими потерями для врага».

25 октября

С утра снова было пасмурно. Барометр медленно пошел вниз и в течение всего дня постепенно спускался. Мы с мамой встали около 9-ти ч., я поел свою кашу, и мы вместе отправились на разведку. Сначала зашли к Г., Павел сегодня пошел в первый раз в школу. Он будет заниматься через день по 3 часа. Нину никуда еще не вызывали. Евгения Васильевна тоже собиралась навести справки о школе, и мы отправились вместе. Евгения Васильевна слышала на совещании, что наша школа будет заниматься в 3-ей школе. Мы зашли в 3-ю школу. В канцелярии нам сказали, что младшие классы уже занимаются, а о старших еще ничего неизвестно. По всей вероятности, старшие классы нашей школы будут заниматься здесь. Мы вышли в коридор, а мама решила еще зайти к директору. Там ей сказали, что начнут не раньше 1 ноября и показали список преподавателей. Мама там заметила Калышцкую, Антонову и Бенж. Выйдя из школы, мы расстались с Евгенией Васильевной и отправились в нашу школу на Гагаринской. Мы довольно долго не могли найти нашей канцелярии и бродили взад и вперед по темным коридорам и лестницам. Наконец мы нашли нужную дверь и вошли в небольшую комнату с двумя столами и шкапом. Железная печь была жарко натоплена. В комнате в шубах сидели Иван Михайлович и Анастасия Григорьевна (и еще какая-то девушка). Они нас тепло встретили и объяснили, что помещение на Соляном взято под военное училище, а комната на Гагаринской под общежитие. Младшие классы будут заниматься в 23-ей школе, а старшие в 3-ей школе. Тут пришла Роза. Мама попросила и аттестат и справку об окончании 8-го класса. Та обещала ей в понедельник. Мы ушли. Мама поехала за калошами (по Котиным следам), а я отправился к Игорю. Я уже успел позвонить в квартиру Игоря, как он окликнул меня с нижней площадки. Он нашел дрова. Звонок не действовал, и Игорь пролез в квартиру по прилегающей к окну крыше. Мы вошли, Игорь меня хорошо принял, убежал на минутку в сарай, потом вернулся и стал рассказывать об окопах, всевобуче и товарищах. После окончания рассказа мы уселись играть в шахматы. Мы играли уже 3-ю партию, когда неожиданно пришел какой-то взрослый молодой человек в форменной шинели. Он приехал с каких-то работ, где насмотрелся и испытал всяких ужасов. Мы доиграли партию и я ушел. Домой я примчался, боясь опоздать к обеду, около 3-х, но бабушки еще не было дома и обедом не пахло. Пришла бабушка, стали растапливать плиту. Пока возились с обедом, пришла мама, и мы обедали все вместе. После обеда я переписывал Коте списки. Вечером мы самовара не ставили. Клавы не было дома и мы решили поставить электрический чайник. Пришла М.А. Котя узнал, что сегодня по радио будет хороший концерт. Мы открыли Клавину комнату и слушали радио. Давали Арию тореадора, вальс из «Спящей красавицы», песню Леля из «Снегурочки» (пела Преображенская). Потом стал выступать ансамбль Краснознаменный песни и пляски, и мы выключили радио. Вечер прошел спокойно. Мы пили чай, потом я сидел и читал, записал мысли темных людей. Около 10-ти ч. мы разошлись и легли. Ночь прошла спокойно. Однако временами слышалась стрельба.

С фронта: «В течение 24 октября наши войска вели бои на Таганрогском и Макеевском (Донбасс) направлениях. Ожесточенные атаки немецко-фашистских войск на наши позиции на Можайском и Малоярославецком направлениях отбиты частями Красной Армии с большими потерями для противника».

Из статей: Часть правительства и ряд наркомата переехал в Куйбышев. Госкомитет обороны во главе с товарищем Сталиным находятся в Москве. Упорные бои под Новгородом, Наши войска упорно уже 2 месяца удерживают линию обороны. Ожесточенные бои в Калинине. Отдельные кварталы переходят из рук в руки. Ожесточенные бои в районе г. Сталино. Ожесточенные бои на подступах к Крыму. Немецкие войска упорно пытаются прорваться на полуостров.

26 октября

Воскресенье. Погода пасмурная. Барометр идет вниз. Весь день прошел спокойно. Я занимался. Вечером мы узнали из газет, что с 3-го ноября будут заниматься старшие классы. Вечером я поставил самовар. После чаю посидели и разошлись.

С фронта: «В течение 25 октября наши войска вели бои на Можайском, Малоярославецком, Таганрогском и Макеевском (Донбасс) направлениях».

Из статей: Ожесточенные бои на Западном направлении. Немцы подтягивают резервы, готовясь к решительному сражению. Последние дни идут бои в районе озера Ильмень. Немцы пытаются перейти в наступление, однако, они не добились никаких успехов. Положение в Донбассе продолжают оставаться тревожным. 24 октября противник повел наступление на Крым. Наступление было отбито. Сегодня разгорелись ожесточенные бои на подступах к Ростову.

27 октября

Мы встали в десятом часу. Я съел кашу, выпил какао и сел заниматься, а мама пошла отдавать в чинку галоши которые нам подарила Евгения Васильевна. Уже несколько дней как снег, выпавший последний раз, стоял. Сегодня же утром, как только я открыл окно, меня поразила белизна крыш, покрытых снегом, и улицы. Через некоторое время мама вернулась, и сказала, что для отдачи калош стоит очередь и что она боится, что у нее не возьмут две пары. Она просила меня пойти с ней, я оделся и пошел за ней. Перед магазином по ремонту обуви стояло человек 10, на грязной, мокрой от тающего снега мостовой. Я было встал в очередь, но она двигалась чрезвычайно медленно и мама сказала мне, чтобы я пошел домой и минут через 40 вернулся. Я ушел и около 11-ти ч. вернулся. Маму я застал в группе 3-4 человек, стоящей перед закрытыми дверями магазина. Магазин был полон народа, и не было никакой надежды на то, что бы сдать галоши. Но мама все-таки решила постоять до конца. Я ушел домой. Дома бабушка ворчала на маму за то, что она не собрала белье в стирку, и под конец куда-то ушла. Мама пришла около 1 ч. без всяких результатов. Пришла бабушка, и начался скандал с руганью и слезами. Мама ушла. После обеда я сел заниматься, а бабушка ушла. Около 5-ти ч. она пришла и принесла весть, будто с 1 ноября увеличат норму хлеба. Что «было на днях, мол, совещание, и только еще не решили 100 грамм прибавить или 200», и будто «пришли три большие баржи с хлебом». Клава тоже подтвердила, что она, мол, тоже слышала. Через несколько минут пришел папа. На вопрос бабушки, слышал ли он такие вести, он отвечал, что слышал, и что еще говорят, что с 1 ноября будет коммерческая продажа. Пришла мама. Я ей поспешил сообщить новость. Она вспомнила, что тоже слышала об этом, когда была в поликлинике и ей продували ухо. Вечер прошел в приободренном состоянии. После ужина мама просила меня пойти к Солнцевой и узнать в конторе что нужно, чтобы получить стандартную справку для карточки. Я заупрямился, и она пошла сама. Через некоторое она вернулась со справкой. Солнцева ей сказала, что прибавка будет только на первую декаду. Вечер прошел спокойно. Около 10-ти ч. легли. Котя читал на улице (газет сегодня нет), что появилось Харьковское направление и взято Сталино.

28 октября

Меня разбудил около 9-ти ч. сильный звонок. В комнате было еще темно. Слышу, мама поднимается с кровати, отворяет дверь, здоровается с кем-то приглушенным голосом, затем входит из столовой к бабушке и громко шепчет ей: «Мамочка, пришла Флора Иосифовна». Бабушка вскакивает, одевает халат и выходит в столовую. Я слышу целый ряд радостных восклицаний. Наконец входит мама, открывает окно и сообщает, что Ф.И. принесла, целую буханку хлеба за 50 рублей. Через несколько минут Ф.И. ушла. Я встал. Мы все втроем (я, мама и бабушка) осматривали, щупали, взвешивали и пожирали глазами небольшой низкий кирпич хлеба. Я по треугольнику разметил части и с величайшей точностью разделил хлеб. Получилось 5 порций по 200 грамм каждая – т.е. наша ежедневная порция. Теперь все, служащие и иждивенцы получают по 200 грамм хлеба. Рабочие 400 грамм. Так как маме и бабушке, кроме хлеба, есть нечего, то хлеба не хватает. Уже больше месяца, как Котя берет каждый день хлеб на завтра. Сперва это делалось для того, чтобы маме иметь хлеб на утро, перед уходом на службу, т.к. Котя встает поздно, он через день дежурит на чердаке и потом спит часов до 12-ти., лишь изредка он встает около 8-ми ч., если надо в очередь или хочет пойти в церковь. Но мало помалу вечером стали брать по ломтику завтрашний хлеб, на завтра опять не хватало. Вечером опять ели хлеб на следующий день и дело пришло к тому, что хлеба, который полагался на данный день, хватало только до обеда. Я уже дней пять, как решил, как только Котя принесет хлеб, отрезать свою треть (папа берет на службе хлеб). Так я делаю. В первый день съел только один ломтик и с тех пор выровнялся. У мамы с бабушкой дела пошли еще хуже. К утру оставался только маленький кусочек сегодняшнего хлеба, а сегодня утром у них хлеба не осталось вовсе. Сегодняшний хлеб был съеден еще вчера. Прибавка в хлебе была как нельзя более кстати. Каждый взял свою часть. Я свою часть спрятал: хочу ее засушить (на сегодня у меня хлеб есть). После завтрака мама ушла сначала в техникум отнести планы и постараться перехватить «брандахлыста», а потом хотела попытаться отдать в починку калоши. Мы с бабушкой около 11-30 ч. оделись и отправились к Шевченко. На улице было холодно (-3). Крыши и мостовая были покрыты снегом. Тротуары покрылись слоем твердого грязного и скользкого снега. Бабушке было тяжело идти и поэтому мы шли очень медленно. Наконец мы добрались до Шевченко. Она приняла нас очень приветливо, осмотрела мои зубы и сказала, что у меня все в порядке. Я поблагодарил и пошел в школу регистрироваться. Там мне какая-то преподавательница в шубе и с чайником в руке сказала, что регистрация и осмотр будут завтра с 10-ти ч. Я вышел на улицу и так как было очень скользко то вернулся за бабушкой, подождал ее у подъезда. И мы вместе отправились назад. На обратном пути бабушка зашла к Елизавете Александровне, а я пошел домой. После обеда пришла мама. Галоши негде не брали, но у нашей мастерской она видела записку о том, что завтра с 9-ти ч. будет прием резиновых галош и потому мы решили, что завтра утром мама займет очередь, а я около 9-30-ти ч. приду ее сменить. Вечером пришел Ксенофонт. Около 6-30-ти ч. я только начал ставить самовар, как услышал слабое завывание сирены. Я не сразу сообразил, в чем дело, потом побежал в столовую сказать, что тревога. Все всполошились. Ксенофонт поспешно оделся и убежал. Котя ушел наверх. Я продолжал ставить самовар, потом сел в столовой и писал дневник. Самовар вскипел, и мы сели ужинать. Послышался стук в дверь и вошел Котя, оказывается, тревога кончалась около 7-40 ч. Мы поужинали, посидели и около 10-ти ч. разошлись. Ночь прошла спокойно.

С фронта: В течение 26 октября бои на всем фронте. Наши части оставили город Сталино.

Из статей: На одном из участков Ленинградского фронта третий день идут успешные наступательные бои наших частей. Упорные бои на Западном направлении.

29 октября

Мама встала в 7-30 ч. и пошла, занять очередь для отдачи калош. Я встал около 9-ти ч., поел каши, выпил какао и пошел ее сменить, а она вернулась домой, выпила кипятку и пошла на работу. Я простоял в очереди до 11-ти ч. Была большая толкучка, но мне все же удалось сдать обе пары. В 11 ч. я вернулся домой и сразу отправился в школу. Я вошел в коридор, смотрю, около соседней с канцелярией дверью стоит девушка. Она меня спросила, на осмотр ли я и велела посидеть. Пришли еще несколько человек из нашей школы. Минут через 10 нас впустили, осмотрели и сразу записали фамилию, имя, класс и язык, который проходил. После этого я сразу пошел домой и был дома до около 12 ч. Я записал дневник, согрелся, выпил кофе с хлебом и в 1 ч. отправился в валенках дежурить. До 2-х ч. я сидел и читал «Технику молодежи». Около 2-х ч. мне попало что-то в глаз, и я сильно мучился. Около 3-х ч. глаз прошел, меня сменили, и я поднялся наверх. На обед был просто суп с 3-4 картофелинами, заправленный рисом. После обеда, около 5-ти ч. пришел папа и пытался заколотить балконную дверь: повозился, повозился и бросил. Окна у нас были еще не заделаны. У нас и в столовой первые рамы замазаны, у Коти нет. Котя все ворчит, что я у него не замазываю. Со ставнями Котя хлопотал, но человек, с которым он сговорился, не пришел и так ничего и не вышло. Пришла мама. Котя привел стекольщика, чтобы заделать стекло, которое нам выбили камнем, потому что наверху ночью зажгли яркий свет. Стекольщик хотел за большое стекло (мы хотели оба стекла починить за счет Вейнберга) 50 р., он не согласился. Решили стекла не вставлять. Около 6-30 ч. я стал ставить самовар. Завыла сирена. Я одел боты и продолжал смотреть за самоваром. Мама надела шубу, и сидела у нас на кровати. Временами сильно стреляли. Около 7-30 ч. тревога кончилась. Самовар вскипел, и мы сели ужинать. За ужином мы решили, что Котя в пятницу пойдет в церковь и возьмет меня с собой. Бабушка, как только кончилась тревога побежала к Максиму, в надежде, что он сможет нам достать мяса. Я проводил ее до дому Максима и повернул назад. Стояла совсем ясная, тихая, лунная ночь. Верхние части фасадов были залиты лунным светом. Небо было светлое и звездное. Внизу, на улице, белел снег. Я вернулся домой, мне дали кашу и какао. Вскоре вернулась бабушка. После 10-ти ч. мы стали ложиться. У нас в комнате очень холодно. Мы нигде не топим, т.к. печка в столовой очень дымит. Вот уже неделя, как Котя ходит все насчет печника. Обещают после 1-го ноября. Пока мы сидим в холоде. Дров мало, а буржуйка пожирает очень много щепок. У нас в комнате t -10, идет пар изо рта. Раздеваться в таком холоде, при тусклом свете электрического ночника очень мучительно. Я каждый вечер моюсь до пояса холодной водой. Вода такая холодная, что кости лица ноют от холода. Постель охлаждается и ложится в такую ледяную постель очень мучительно. Я очень долго не могу согреться, меня трясет дрожь, и я все бормочу: «Судороги схватывают человека». Сегодня я только помылся и, заведя часы, уселся на кресло, чтобы снимать сапоги (я сплю в одной рубашке) как завыла сирена. Я поспешно оделся, мама тоже встала. Мы надели шубы и сели в передней, но я даже в пальто и двух свитерах не мог согреться. Мы сидели долго, мама дремала. Временами близко стреляли. Около 12-ти ч. тревога кончилась. Мы легли. Ночь прошла спокойно.

С фронта: Бои на всем фронте. Появилось Волоколамское направление. Налет на Москву.

30 октября

Мы встали и пошли с мамой к Шенгер. Ехать было очень трудно. Мы доехали до цирка, там перешли в другой трамвай, причем я и мама попали в разные вагоны. За Троицким мостом мы вылезли и встретили Голубятникову. Потом она села, а мы продолжали ждать. Проходили разные трамваи, и такие, которые здесь недолжны были идти. По-видимому, через Литейный мост проезда не было в связи с вчерашней бомбежкой. Наконец мы сели в какой-то трамвай, он пошел влево по улице Горького и вышел на проспект Карла Л. Мы хотели вылезти, как только трамвай повернул влево, но я не успел протиснуться, и мы доехали до проспекта Карла Л. Здесь опять сели на трамвай и доехали до площади Льва Толстого, а потом уже пешком к Шенгер. Ее мы застали в растрепанном виде с молотком в руке. Она нас сперва не узнала, потом провела в свою комнату, поразившую меня своим беспорядком. Узнав о причине нашего прихода, она сделала несколько бесплодных попыток отыскать в глубине шкафа таблицы и, наконец, мы по ее предложению договорились прийти в субботу к ней в поликлинику на Невском. На том мы и ушли. На обратном пути мы часть прошли пешком. Было холодно, дул холодный ветер, на небе собирались беспрерывные серые облака. Мы сели на 31-й, доехали до Литейного, тут началась неразбериха. Трамвай пошел не по своему маршруту, свернул налево по Литейному. Мы вышли и пришли домой пешком. Домой мы пришли около 1 часу. Бабушка была уже одета и собиралась идти вниз дежурить за маму. Она ушла, а мама выпила какао, согрелась, одела валенки и сошла через полчаса вниз. Котя пошел колоть щепки во двор, потом пришел, попросил меня собрать их и принести наверх, у него окоченели руки. В 2-40 ч. я сменил маму, потом пришел Котя, сменил меня, чтобы я принес вторую порцию щепок. В 3 ч. был обед. После обеда бабушка ушла, мама мыла на кухне посуду. Вдруг стук в дверь. Папа открывает, поспешно вбегает бабушка и бежит в Котину комнату, к шкапину, роется и вытаскивает дедушкин денатурат, потом просит папу еще бутылку, которую он принес, папа приносит, бабушка хватает обе бутылки за пазуху и исчезает. Через несколько минут, слышу звонок, папа открывает. В темноте бабушка протягивает какой-то большой белый мешок. Папа помогает его втащить, ставит на стул. Зажигаем свет, видим: в мешке молотая шелуха, мякина от зерна. Бабушка поспешно схватила маленький мешочек, набивает его этой шелухой и, несмотря на наши уговоры, бежит отнести его к Флоре. Мы все осматриваем мешок, щупаем. После шести я ставлю самовар. Около 6-30 ч. приходит бабушка, сразу берется за сито, отсеивает мякину, я ставлю чайник, бабушка делает месиво и печет на керосинке лепешки. Между тем самовар готов. Я приношу его, и мы садимся ужинать. Мне дают каши. На стол ставятся на черной сковородке поджаренные на кокосовом масле лепешки. Мы все пробуем. После нескольких проб все находят, что это вещь несъедобная. На меня она не произвела такого впечатления: правда у ней такой вкус и цвет как будто ешь сухое говно. Вечер прошел спокойно. Около 10 ч. мы легли. Ночью, около 12-ти ч., стали слышаться отдельные очень сильные выстрелы, от которых звенели стекла. Выстрелы продолжались через некоторые промежутки времени. Раза два я после такого очень сильного звука выстрела слышал тонкий свист. Мы притихли и слушали. Потом мама встала и пошла сперва к папе, потом к Коте узнать, что они думают об этих звуках. Они в один голос заявили, что это наши с Невского. После этого мы спокойно улеглись. Выстрелы скоро прекратились и я заснул.

С фронта: Бои на прежних направлениях. Наши части оставили Харьков. Налет в ночь на 30 октября немецких самолетов на Москву и советских самолетов на Берлин.

31 октября

В 6-35 ч. меня разбудил Котя. Я поспешно оделся, мама тоже встала, разогрела мне кашу и дала какао. В четверть восьмого мы вышли, было еще сумрачно. Небо было покрыто беспросветными серыми облаками. За ночь выпало много снега, и мы топали по сугробам. Дойдя до рынка, мы решили идти к остановке 13-го трамвая. Пришли туда и очень долго ждали. Сверху моросило. Наконец мы сели в темный трамвай и поехали. Вылезли у Никольского собора. На больших часах было 8-05 ч. Мы прошли в собор, отслушали обедню, причастились. Вышли в двенадцатом часу. Домой я приехал на 37-ом. Котя вылез на Невском и отправился за продуктами и в Гороно. Дома я застал папу за работой: он делал ставни к балкону. Я выпил горячего какао и съел каши. Кроме того, я съел еще целую сковородку лепешек из мякины. Бабушка их пекла прямо на железном листе печурки. Они вышли очень соленые и сухие. Но я их мазал маслом и мне эта еда нравилась. Около 2-х ч. пришла Дуня. Она сидела у бабушки в кухне, пока та готовила и жадными глазами следила за бабушкиными движениями. Бабушка дала ей попробовать одну лепешку; она попросила другую, но бабушка не дала. Потом бабушка дала ей еще кофе. Пришел Котя. Он принес 400 гр. пшена по карточкам и сразу отправился назад к Елисееву, т.к. обнаружил, что ему не дали сдачи 4 рублей. Дуня еще посидела некоторое время, потом ушла. После ее ухода бабушка обнаружила, что она стащила из банки кусок кокосового масла. Бабушка оставила Коте несколько лепешек, а я их съел, т.к. сегодня у меня почти не осталось хлеба, потому что я утром отдал часть маме. Бабушка сегодня утром дала Коте хлеба, чтобы он не ушел голодный, а мама не могла найти своего хлеба и решила, что бабушка отдала ее хлеб. Тогда я ей дал свой. После ухода мамы бабушка нашла ее хлеб и за обедом съела часть. У меня же хлеба почти не осталось, и я съел лепешки. После 3-х ч. пришел Котя. Мы пообедали супом заправленным перловкой. На вечер бабушка спекла 9 штук лепешек из белой муки. Около 5-30 ч. пришла мама. Я ей разогрел суп, она съела полтарелки, остальное дала мне. Мама говорила, что сегодня было очень страшно в районе Бородинки. Два снаряда упали один по одну сторону от техникума, другой по другую. А мы с Котей ничего не слышали. Вечером я ставил самовар. Ужинали около 7-30 ч., после этого я сел в своей комнате и немного занимался. Однако у нас там холодно, что стынут руки и холодно писать. Особенно тяжело бывает переносить холод под вечер. Напившись горячего какао, стараешься не двигаться, а сидеть неподвижно, заложив руки в рукава. Мало-помалу чувствуешь, что начинаешь застывать. Тогда я вчера согрел себе на спиральке еще стакан кофе и выпил. Немного согрелся, но ненадолго. От холодной воды у меня пальца стали опухшими и их больно сгибать. Около 9-ти ч. Клава вышла было на работу, но через полчаса вернулась перепуганная. Она ехала на трамвае по Старо-Невскому, как вдруг послышались сильные звуки взрывов, трамвай остановился. Оказалось, что через 2 трамвая впереди попал снаряд в мостовую. Разрывались новые снаряды. Это было в районе между Полтавской и Исполкомской. У нас ничего не было слышно. В 10 ч. мы легли. Около 10-45 ч. послышался звонок. Пришел управхоз с милиционером проверять, кто ночует в квартире. В нашу комнату не вошли. После 11-ти ч., только я согрелся и стал дремать, завыла сирена. Мы думали не вставать, но послышались выстрелы и мы встали. Я сел с книжкой в передней около двери, в пальто. Долгое время слышались сильные интенсивные выстрелы. К 12-ти ч. стало стихать, и в 12 ч. дали отбой.

С фронта: Бои на прежних направлениях. Появилось Тульское направление.

1 ноября

Мы встали около 10-ти ч. Я съел каши, выпил какао и побежал в школу. Там я встретил одну только Софью Павловну. В школе тепло. В вестибюле вывешено, когда приходить 7-10 классам, но написано очень неразборчиво. Ничего не добившись, я вернулся домой. В 11 ч. мы с мамой пошли в поликлинику к Шенгер. Мы уже раздевались, как швейцар сказал нам, что Шенгер вызвали в военкомат. Пришлось идти домой. Дома я записал дневник и в 1 ч. отправился дежурить. Было холодно. Небо было покрыто седыми снеговыми тучами без просвета. В 3 ч. меня сменили. Я пришел наверх, пообедать. Был суп с капустой и несколькими картофелинами. С супом я ел вместо хлеба лепешки, которых бабушка напекла целый поднос. После обеда я опять побежал в школу. Там мне уборщица сказала, что первый звонок в 8-30 ч. Из школы я пошел к Шуре. Его не было дома. Я сидел и разговаривал с матерью. Шура работает в военной артели спецзаказов. Там он прикреплен к столовой, где получает утром чай или кофе, в обед суп, тушеную капусту и кисель, и ужин-все без карточек. Артель помещается на Петроградской стороне, где-то около Песочной. Уезжает он к 8-30 ч. идет сначала в столовую, потом на работу. Работает он подсобным рабочим под начальством человека, который живет в их же квартире, и хорошо им знаком. Домой Шура приезжает только в 6 ч. Он получил уже рабочую карточку. Он очень доволен своей работой. У них все время не переводится картошка. Еще вчера Шура выменял в Коломягах пуд картошки на пару русских сапог. Утром они все едят жареную картошку, в обед суп и тушеную картошку с капустой (рагу), на ужин опять картошку. Я не дождался Шуру и ушел. Дома я рассказал маме на кухне (мама стирала) о том, что я узнал о Шуре, как вдруг раздался звонок, и пришла Евгения Васильевна. Она пришла сообщить, что взяла уроки в 7-8 классах нашей школы, и просила у мамы книжки по истории. Мы договорились, что мы с мамой завтра зайдем к ним и занесем книжки. После ухода Евгении Васильевны я продолжил свой рассказ. Пришла Мария Андреевна и сидела у папы. Я был на кухне. В ванной шумела вода, мама стирала, внешние звуки слышались очень глухо. Вдруг мне показалось, что я слышу звуки сирены. Я подошел к Клавиной двери, но все было тихо. Мама продолжила стирать. Вдруг мы обнаружили, что вода не идет. Я побежал в папину комнату и узнал, что была тревога. Мама сразу прекратила стирку, оделась. Началась стрельба. Мама надела пальто и сошла вниз. Она несколько раз звала меня вниз, но я уселся в папиной комнате и занимался. Бабушка поставила самовар. Самовар вскипел, мы сели ужинать. Вскоре дали отбой. После ужина я сидел в папиной комнате и занимался. Около 10-30 ч. мы легли. Было тихо, и я заснул. Как потом узнал, я проспал одну тревогу около 12-ти ч. Она была тихая. Утром около 7-ми ч., была сильная, беглая стрельба. Я ее слышал сквозь сон.

2 ноября

Воскресенье. Все утро до обеда я посвятил уборке стола, шкафа и этажерки. После обеда ходил к Васе. Он поступил на штатное место лаборанта в госпитале, и уходить не собирается. Одновременно с практикой проходит микроскопию и думает сдать за 10-й класс. После того как я вернулся от него, мы с мамой пошли к Евгении Васильевне, отнести книги. Она была сегодня утром на совете в школе и рассказала нам, какие будут преподаватели и как будет с питанием. Вечером я переписывал Коте списки. Около 10-ти ч. легли.

3 ноября

Будильник разбудил меня в 7-30 ч. и я, поев каши, отправился в школу. Мы сели вместе с Игорем. В классе было 20 человек, одни мальчики. Во время 3-го урока велели собирать деньги на обед. Однако сам обед был лишь после 5-го урока. Дали тепловатую водицу с накрошенной вермишелью. Шестой урок должен быть военное дело. Его не было, и мы ушли домой. Вечером около 7-ми ч. была тревога. Сильно стреляли, несколько раз дом содрогался, и мы с мамой сошли вниз.

4 ноября

Был в школе, после 4-го урока дали густой суп с рисом. Пятый урок был черчение. Среди урока завыла сирена. Нас свели в бомбоубежище. Я и Брянцев вышли из убежища и стояли около заднего выхода. Тревога была недлинная. После тревоги я ушел домой. С 3-х часов дежурила мама, около 4-х ч. я должен был ее сменить. Сегодня утром пришла Зоя Бок сказала, что умерла Антонина Тарасовна и мама с бабушкой собирались на панихиду. Около 4-х ч. была тревога. К 4-20 ч. она кончилась, и я сменил маму. Я просидел до 5-15 ч. меня никто не сменил. Я передал ключи в контору и ушел. Сегодня ясный день и полнолуние. Около 7-ми ч. была тревога. Началась сильная стрельба, и содрогался весь дом. Мы с мамой сошли и сидели внизу. Только мы успели после отбоя взойти, как опять началась тревога. Опять началась бомбежка и мы сошли. Там сидел Махлин и разговаривал о своем прошлом и Морозов. Тревога кончилась только около 12-30 ч. Мы разделись и легли. Котя с чердака видел, как сбили самолет. Он вспыхнул, задымил, клюнул носом и полетел вниз, упав где-то около Таврического сада.

5 ноября

Был в школе, ничего особенного не произошло. Вечером была тревога со стрельбой и содроганием дома. Мы с мамой сидели у Лаппо.

6 ноября

Был в школе. Придя в школу, я отправился было в наш старый класс. Там был преподаватель истории, и он отправил меня в соседний класс. Оказалось, что нас перевели в 9-й Г, туда же где были наши девочки. Урок математику давал Арсений Григорьевич. После 4-го урока мы пообедали жидким супом и уже собрались домой (следующими уроками должны были быть история и физкультура) когда нас усадили, Галя Х. стала проводить собрание. Еще перед собранием пришел какой-то и сообщил, что нужно на праздники назначить дежурства. Его обшикали и он ушел, записав на доске часы дежурств. Галя начала с того, что расписала всех мальчиков на дежурства. Меня записали на 8-е ноября с 14-ти до 19-ти часов. Потом стали выбирать редактора газеты, и к концу 5-го урока собрание было кончено. После уроков мы с Шурой Б. отправились на Литейный за блокнотами. Я купил 5 блокнотов, мы расстались на углу Белинского и Литейного. Я пошел по Некрасовской домой. Мама сидела в столовой на диване и что-то штопала. Я ей рассказал о дежурстве, переводе в 9-й Г класс. После этого я сел заниматься. Бабушка слегка подтопила в спальне, и стало немного теплее. Я испытывал приятное чувство, как будто все налаживается и наступает новая жизнь. Около 5-ти ч. пришел папа. В шестом часу началась тревога. Я с книжкой в руках расхаживал по комнате. Бабушка сидела на низеньком стуле возле самой печки. Мама надела шубу и села в передней на стул. В ночь с 6-го на 7-е ноября рядом упали бомбы и у нас вылетели все окна.

7 ноября

Я проснулся около 9-ти ч. Папа прошел из своей комнаты в уборную. Потом вышла мама. Я полежал еще некоторое время в темноте, потом поднялся, заперся в ванной, вымылся холодной водой. Мама мне согрела кашу, дала горячего какао. Папа уже принялся за заделку окна в кухне. Я поел, надел пальто и отправился ему помогать. Папа пилил доски и заколачивал ими окна. Я взялся за отмеривание и отпиливание досок, а он прибивал. Было очень холодно. Приходилось работать в пальто, шапке, перчатках и ботах. Мама в это время сгребала осколки штукатурки в папиной комнате в ведро. Окончив отпиливание досок, я стал выносить ведро с осколками штукатурки и стекол. Но их было так много, что пришлось нагружать ими целую корзину и выносить вдвоем с папой. Мне было очень тяжело. Я испытывал неимоверную слабость. Руки мне неповиновались. Я с трудом держался на ногах. После того, как мы с папой вынесли 2-е корзины осколков, мы с мамой вооружившись вениками и стали сгребать осколки перед окнами в кучу и нагружать их в ведра, потом я и выносил. Очистили от осколков окна в спальне, принялись за столовую. По всем комнатам настал вечер. На улице слышен звон и треск сгребаемых осколков, стук заколачиваемых окон. Пришел Котя и сообщил, что в подворотню привезли фанеру и картон. Я, папа и Котя сейчас же отправились вниз. Там уже толпилась куча жильцов. Какой-то мужчина в военной форме раздавал по счету листы фанеры по квартирам. Мы взяли полагавшиеся нам листы и потащили их наверх. Папа сейчас же принялся за отмеривание и пилку фанеры и забиванием окон в спальне. Сначала ему никак не удавалось распилить фанеру. Но потом дело пошло на лад. К обеду внешние рамы в столовой были забиты. Я же помогал папе пилить фанеру, то бегал на кухню, чтобы занавесить забытое окно занавеской. Бабушка затопила печурку и готовила суп. Котя сидел в очках посреди кухни на табуретке скрестив руки и бессмысленно и тупо уставился глазами перед собой. Он находился в состоянии полного изнеможения и упадка сил. После того как мы пообедали, папа опять принялся за забивку окон в столовой, а мы с мамой взялись ему помогать. Я отмеривал и пилил фанеру, мама придерживала листы, но вскоре ушла на кухню мыть посуду. Я деятельно помогал папе. Окна в столовой были забиты. Осталась Котина комната. Туда фанеры уже не хватало, пришлось забивать картоном. Клава дала нам большой нож, и я им резал картон. Она почти весь день работала со своими окнами: пилила фанеру, заколачивала окна. Оставшиеся гвозди она отдала нам. К вечеру все окна были забиты. Мы собрались в прихожей, пили чай. После этого стали устраиваться на ночлег. Решили, что папа с мамой будут опять спать на одной кровати, а мою кровать поставят рядом. Так и сделали. Временами тяжело и сильно ухали выстрелы. Котя все прибывал в состоянии изнеможения и бессилия. Он сидел в передней на стуле, совершенно убитый. Он должен был сегодня ночью дежурить на чердаке. Тогда бабушка решила идти Солнцевой, сказать, что он болен. Я взялся ее проводить. Мы спустились по совершенно темной лестнице и вышли на улицу. Небо было покрыто темными, низкими тучами. Было совсем темно и только изредка небосклон озирали далекими вспышками. На улице дул порывами холодный пронизывающий ветер и мел в лицо снежную крупу. Мы с трудом добрались до ворот. Кто-то нас окликнул. Я узнал голос Солнцевой. Бабушка объяснила зачем она пришла. Солнцева согласилась заменить Котю, но чуть не заставила меня посидеть с полчаса подежурить у ворот. Мы вернулись домой. Мама уже легла. Я вышел в ванную, почистить зубы и лег в синей рубашке и кальсонах. Папа еще сидел за столом и читал. Котя лег в прихожей на стульях, бабушка, на зеленом диване скрючившись в три погибели. Я вскоре задремал. Сквозь сон слышал, как папа ложиться.

8 ноября

Я проснулся от какого-то движения рядом с кроватью. Это папа, уже в пальто и шапке, искал свои кожаные перчатки. Сквозь дремоту, я слышал, как он сказал вполголоса маме, что до половины восьмого осталось только четверть часа, и после этого полез, перегнувшись через мою постель в шкаф. Несмотря на все свои старания, перчаток он так и не нашел и вскоре ушел, одев другие перчатки. Через несколько минут после его ухода затрещал будильник. Я встал, заперся в ванной, вымылся до пояса, оделся. Мама мне разогрела кашу и я съел ее, сидя за папиным столом. После этого я оделся и ушел. В школе на вопрос Игоря, что у меня с рукой (у меня была завязана рука) я кратко сообщил, что у нас случилось. Игорь только громко заявил: «А у Вадьки то в соседний дом бомба упала. Человек ранен …» Уроки шли своим чередом. Придя домой я сразу не делая уроки, принялся забивать картоном верхние рамы в спальне. С этим я провозился до самого обеда. После обеда занимался. Вечер прошел спокойно. Спать легли мы все втроем (я, мама и папа), легли опять в папиной комнате.

9 ноября

Мама рано утром тихо встала и ушла на работу. Я проспал до 11-ти ч. Сегодня папа был весь день свободен. Он хотел только пойти в институт пообедать. Я встал, умылся. Пока я мылся в ванной, у меня пошла кровь носом. Она шла довольно долго с перерывами. Бабушка разогрела мне кашу. Папа все утро уже работал над окнами в спальне. Съев кашу и выпив какао, я присоединился к нему. Мы развели клейстер из нескольких ложек муки и заклеили первые рамы в спальне. Больше не хватило клея. Внизу я замазал раму замазкой. Потом повесили занавески на окна и ковер на дверь. Около 3-х ч. папа ушел в институт. Я же еще 2 часа убирал все комнату: вымел весь сор и осколки, убрал мамин и свой стол, обтер пыль, навел порядок, так что после уборки комната сразу преобразилась. Еще бабушка хотела, чтобы я распилил оконные доски. Я отказался. Бабушка заупрямилась и ушла на весь день из дому. Обеда сегодня не было. Около 5-ти ч. пришла мама. Бабушки все не было. Но вскоре пришла и она, обеда варить не стала, а села у папы в комнате в кресло и просидела там весь вечер. Котя все приставал к ней, чтобы дала ему поесть и в конце концов добился то, что бабушка на керосинке сварила ему кастрюльку каши. Мы с мамой затопили печку в спальне. Пришел папа. Я, мама и бабушка решили спать в спальне и перенесли туда мою кровать. Около часов повесили градусник, температура понемногу поднималась и наконец, достигла + 8 градусов. Вечер прошел спокойно, спасли мы в спальне.

10 ноября

Утром я умылся холодной водой, съел сковородку каши и ушел в школу. В обед нам дали жидкие щи. На последнем уроке была тревога. Я, Анешев, Светлов и Барский через заднюю дверь вышли на улицу и отправились домой. Никто нас не задерживал. Дома была мама. Она поправляла занавески и опять перевернула все то, что я вчера так старательно убирал. В комнате было довольно тепло (+8). Я сел заниматься. Бабушка готовила суп. Тревога все продолжалась. Суп был уже готов, поставили на стол. Вдруг вошел Котя и сообщил, что нужно уходить из дому, потому что будут обезвреживать бомбу, а она нового образца с двумя взрывателями и может при обезвреживании взорваться. Его отпустили среди тревоги, чтобы срочно сообщить об этом. У нас упал дух. Мы наскоро пообедали. Тревога кончилась. Мы все никак не могли решить, что делать. Мама побежала к Лошаковым, они собирались уходить. Микешина уже выволакивала вещи. Мы тоже связали несколько теплых вещей, валенки и попрощавшись с бабушкой (папы еще не было дома, а Котя опять ушел) отправились к Гиндиным. Там нас встретили Нина и Павел. Узнав причину нашего прихода, они нас хорошо приняли. Мы оставили вещи, и отправились еще раз за рюкзаками. В парадной мы столкнулись с Евгенией Васильевной. Она сейчас же взялась нас устроить. Мы пришли домой. Бабушка дала мне еще чашку горячего какао и два ломтика своего хлеба с маслом. Пришел Котя и сказал, что внизу все недовольны почему я не вышел на дежурство ( я должен был дежурить с 3 до 5 ч.) Он хотел, чтобы я пошел дежурить, но мы с мамой решили уйти и он пошел посидеть полчаса вместо меня. Мы вернулись к Гиндиным , Нина сидела в столовой и занималась. Павел ждал. Я сел с другого боку и тоже стал готовить уроки. Мама и Евгения Васильевна уселись на диван и вполголоса разговаривали. Тут же громко говорило радио. Я кое-как выучил уроки. Евгения Васильевна присела к столу писать. А я подсел к мама на диван. Павел возился где-то на кухне с самоваром. Минут через 20 пришла родственница Евгении.Васильевны и сказала, что самовар готов. Павел принес самовар, и все сели пить чай. Мне и маме дали по кружке кофе. Мне мама дала на сковородке несколько кусков холодной каши, принесенной из дому. Сама она съела несколько ломтиков хлеба. Остальные пили кофе (они заваривают его прямо в самоваре) с несколькими ломтями хлеба и кусочками шоколада. После ужина Евгения Васильевна продолжила писать, остальные пошли ложиться. Нам отвели место в передней на двух сундуках. В передней было очень холодно. Я одел валенки, 2 свитера, скрючился на своем сундуке и покрылся всем, чем мог. Ночь я провел кошмарно. Ноги совсем окоченели и ничего не чувствовали. Около 2-х ч. завыла сирена. Не успела она замолкнуть, как в передней зажгли свет.

11 ноября

Меня разбудила Евгения Васильевна которая вошла в переднюю и зажгла свет, сказав что уже половина восьмого и что она уже разбудила Нину. Я поднялся, ноги у меня закоченели. Я снял валенки, надел сапоги. Евгения Васильевна уже ушла. Ее накануне назначили завучем нашей школы, и она пошла спозаранку, налаживать учебный процесс. Мама перенесла в столовую кружки, и мы вскипятили воду с помощью спирали. Нина уже сидела и завтракала. Вода вскипела, и я уселся скушать несколько ломтиков хлеба с маслом и горячим какао. Между тем Нина поднялась, оделась и ушла. Я поел, оделся и тоже ушел. На улице мне показалось очень холодно, и когда я подходил к школе у меня жутко замерзли нос и уши. Только придя в школу и раздевшись и прижавшись к радиатору, я стал согреваться. Уроки шли нормально. Перед третьим уроком вошла Ольга Ивановна Кальницкая и сообщила «неприятную новость»: суп будут давать с вырезом 25 грамм крупы. Все приуныли. Четвертый урок был естествознание. Учительница – маленькая, щупленькая женщина – отвела нас в кабинет естествознания. Там не топили было жутко холодно. Я сидел с Рысиным и продрог ужасно. С ужасом думал я, что придется здесь сидеть еще следующий урок, как вдруг завыла сирена. Мы вскочили, бросились в наш класс, поспешно оделись и сбежали вниз. По оплошности задняя дверь во двор оказалась открытой мы все, вместо того, чтобы идти в бомбоубежище высыпали на улицу. Я, Анешев и Светлов отправились по Спасской и Саперному домой. Было тихо и мы беспрепятственно дошли до дому. Мама была уже дома. Мне разогрели сковородку каши и сел заниматься. За ночь ничего не изменилось. Бомбу не разрядили. Все в доме говорили, что ее будут взрывать. Многие, взвалив на плечи тюки и чемоданы, уходили из дому. С часу до трех мама дежурила у ворот. Бабушка растапливала плиту и готовила суп. Половина третьего я сошел вниз, сменить маму, а она отправилась прямо за вещами к Гиндиным. Минут через 20 она вернулась. В 3 часа меня никто не сменил. Киселева, которая должна была дежурить, уехала из дому. Я сказал об этом Солнцевой, как раз вынырнувшей из-за ворот, и ушел. Дома мы сели обедать. Бабушка приготовила полную кастрюлю горячего, густого супа с макаронами. Но обед был отравлен новостью, которую сообщила мама. Она слышала от Петрова, что бомба в 500 кг., а от мальчишки-начальника подрывной команды, что «нашему дому никакой серьезной опасности не грозит: т.е. все, перекрытия останутся целы, а могут только вылететь рамы и двери» Это повергло нас всех в уныние, особенно Котю. С упавшим духом окончили мы обед, и Котя отправился опять на холод узнать насчет бомбы и потом ехать за картоном. Вскоре он пришел и подтвердил, что бомба в 250 кг., и что сегодня точно можно оставаться спокойно дома. Котя опять ушел, а мама принялась топить печку. Пришел папа. Согрели воду и стали пить чай. Папа с Котей ели по чайному блюдечку, мне дали сковородку пшеничной каши. После ужина стали ложиться. Я очень мерз весь вечер. Меня все время било как в лихорадке. Настроение было самое подавленное. С горя я не раздеваясь и не моясь лег в ледяную постель. Долго я не мог согреться, все дрожал от холода. Наконец согрелся и задремал.

12 ноября

Мне снилось, что я пролез зайцем в театр и только уселся в партере, чтобы смотреть «Фландрию», как меня разбудил звук поворачиваемой ручки. Я пролежал некоторое время, не шевелясь. Пробило половина. Мама заворочалась, зажгла свет и встала. Я тоже встал, вымылся до пояса холодной водой, сделал физзарядку. После этого съел свою сковородку подогретой каши, выпил чашку какао, оделся и ушел. Придя в школу, я узнал, что на завтра хлеб не выдают и что ожидается понижение нормы. В конце второго урока завыла сирена. Мы оделись и я с Шурой побежали вниз, вылезли через выбитое стекло заколоченной двери на улицу и отправились к Игорю. Там мы застали уже Журавлева, Лайне и т.д. Только мы разделись, как нам сказали, что отбой. Потолковав, мы решили идти назад в школу. В классе было всего 3-4 человека. Остальные сидели в бомбоубежище. Пришел физик. Наконец мало-помалу стали сходиться ребята. Урок начался. После пятого урока нас повели в столовую и дали стакан довольно горячего чаю с небольшой конфеткой. После этого мы только успели подняться, как завыла сирена. Мы с Анешевым схватили пальто, сбежали вниз, вылезли через выбитое окно и отправились домой. Было солнечно. Яркое голубое небо было покрыто белыми, тучевыми облаками. Я пришел домой. Бабушка дала мне теплой каши. Она сильно натопила печку в спальне, и стало теплее. Я сел заниматься. Около 3-х ч. был обед. Он состоял из горячего густого супа с макаронами. Перед самым обедом пришел папа. Ему также дали супа. После обеда я занимался. В 4-30 ч. была тревога. Она была совсем тихая и кончалась около 5-ти ч. В шестом часу пришла мама. Только и было разговору о передовой, которую передавали по радио сегодня утром, и в которой говорилось о блокаде Ленинграда и призывалось население спокойно перенести лишения. Бабушка дала маме тарелку супа. Мне тоже дали еще тарелку. В седьмом часу завыла сирена. Я сидел в столовой около натопленной печки в дедушкином кресле и при свете входной лампы учил историю. Стали стрелять, мы оделись и перешли в переднею. Стрельба усиливалась и мы (я, мама и Клава) сошли вниз. Бабушка осталась лежать на кровати. Тревога была долгая, с сильной стрельбой. Около восьми дали отбой и мы поднялись. Сели пить чай. Я съел два блюдечка каши. Сверх того мне дали полсковородки гречневой каши, поджаренной на кокосовом масле. В разгар ужина завыла сирена. Котя ушел. Минут через 20 тревога кончалась. Вечер прошел спокойно. Я записывал дневник и около 11-30 ч. лег спать, не моясь, в кальсонах и синей рубашке. Ночью, около 2-х ч. я слышал, как выла сирена. Я не нашел в себе сил встать и вскоре задремал. Эта тревога была тихая. После нее была еще тревога, тоже тихая. Я ее проспал.

13 ноября

Меня разбудили. Я протер глаза, вскочил, вымылся до пояса холодной водой, сделал физзарядку. Мама между тем поджарила мне полную сковородку гречневой каши. Я сказал, что мне очень тяжело есть столько каши и знать, что я поедаю у самого себя. Мама меня уверила, что это мне полагается. Но тут бабушка, лежавшая на своей постели за ширмой, услышала, в чем дело и подтвердила, что нельзя накладывать за раз столько каши, «что будет время, когда ничего не будет». Тогда я отложил половину каши назад в горшок. Съев кашу и выпив кружку горячего какао, я быстро оделся и пошел в школу. В вестибюле толпились ученики. Нужно было снимать галоши, укладывать их в мешок и только тогда учителя, стоявшие у лестнице пропускали наверх. Уроки шли своим чередом. Третий и четвертый урок был история. В классе было довольно тепло. В окнах ярко светило солнце. Небо было безоблачное и голубое. На душе стало немного отраднее. После четвертого урока нас повели вниз, в столовую и после ожесточенной толкотни дали по пол глубокой тарелки воды с несколькими кусочками размоченных фруктов (компот). После этого мы поднялись наверх, оделись и разошлись по домам. Я возвращался вместе с Анешевым. Дома мама с повязкой на голове занималась уборкой. За дверью в спальне бабушка, стоя в пальто и собираясь уходить , громко переругивалась с Котей. Вскоре после этого они оба ушли. Перед уходом бабушка сказала маме разогреть мне остатки каши, которые я и съел с кружкой какао. После этого я сел заниматься. Около 3-х ч. бабушка с Котей вернулись. Котя занял очередь за кокосовым маслом, и бабушка торопилась с обедом. Обедали в передней. Бабушка сегодня печурку не топила, супа не было. Она сварила густую "кашу из макарон", наподобие запеканки, которая однако, гораздо больше походила на разваренные в супе макароны. Потом каждому дали по тарелке жидкого киселя (сухого). После этого я продолжил заниматься. Около 5-ти ч. завыла сирена. Бабушка как раз ушла. К счастью она успела вернуться. Началась стрельба. Мы с мамой сошли вниз. Раза два было содрогание. Сошли и Лошаковы. Мы просидели до отбоя. Я взял с собой учебник, но почти ничего не выучил. Стоял там, т.к. уступил место Софье Федоровне. После отбоя поставили электрочайник, и пили чай в столовой. Папа повесил лампу, стало светло(сегодня мы получили хлеб на два дня по 150 гр. в день). Бабушка приготовила мне на ужин омлет из яичного порошка, который я съел с большим удовольствием, предварительно съев блюдечко каши из мякины. Я ел свой омлет, как вдруг опять завыла сирена. Тревога была тихая и мы не слышали отбоя. Пришел Котя, очень расстроенный и напуганный. Он был в гастрономе на Михайловской, и рядом около городской кассы упала бомба. Дверь выломало. Воздух наполнился гарью. После ужина все разошлись. Я доучил историю и сел писать дневник. Окончив дневник, я принялся читать газету и около 11-ти ч. уже собирался раздеваться (бабушка с мамой уже легли), как вдруг завыла сирена. Вскоре началась стрельба. Мама встала, мы оделись и сошли вниз. Слышалась ожесточенная стрельба и временами взрывы бомб. Вдруг мы услышали сильный свист, последовало содрогание, дверь рванулась в петлях. Выстрелы продолжались еще некоторое время, потом стихли. В первом часу дали отбой. Мы поднялись наверх. Котя с бабушкой сидели на кровати в передней. Папа был на дежурстве (Коте перед этим позволили не являться ночью). Мы гадали, где упала бомба. Бабушка думала, что далеко. Мы легли. Ложиться в ледяную постель было очень мучительно. Я долго не мог согреться, наконец согрелся и задремал. Сквозь дремоту, я слышал, как пришел папа, говорил в передней , что бомба попала в дом на Рылеева 6 и на Гродненский. Он это слышал дежуря в конторе. Котя оделся и они оба ушли. Около двух я сквозь сон слышал вой сирены. Я не нашел в себе силы встать и продолжал лежать в полузабытьи. Сквозь дремоту слышал сильную стрельбу, которая все усиливалась и приближалась. Мамин голос, зовущий меня встать, вывел меня из оцепенения. Я вскочил, оделся и мы (я, мама и Клава) сошли вниз. Слышались выстрелы и содрогания. В разгар тревоги сошли Котя, бабушка и папа. После отбоя мы поднялись и легли. Я лег в синей рубашке и кальсонах. В пятом часу меня разбудила тревога и выстрелы. Мы вскочили и оделись. Но выстрелы стихли и мы просидели всю тревогу в передней: я на складном стуле возле дверей, облокотись головой на стол, бабушка сидела на Котиной постели. Клава и мама сидели на стульях. Мне было очень холодно, я совсем продрог, и меня мучительно клонило ко сну. После отбоя мы легли. Около 6-ти ч. опять была тревога. Мы оделись и просидели в передней. Было решено, что я в школу не пойду. После отбоя, я в свитере и кальсонах опять с ужасом лег в ледяную постель, и мама меня накрыла всеми ватными одеялами, которые только могла собрать. Сама она прилегла в шубе, т.е. ей через полчаса нужно было вставать (в 6-30 ч.). Сквозь сон я слышал дребезжание будильника, мама встала. Я не был в силах даже очнуться. Около 8-ми ч. я сквозь сон слышал сирену.

14 ноября

В одиннадцатом часу опять завыла сирена, и послышались огнестрельные надвигающееся выстрелы. Я лежал в оцепенении, не в силах встать. Папа открыл дверь и велел одеться. Я поднялся, оделся. Выстрелы стихли. Я застелил кровать. Бабушка вскипятила чайник, согрела мне кашу (размазню) и какао. Я поел и сел заниматься. Пришел папа выпить горячего кофе. Он все утро работал, у себя заделывал окна. Теперь он хотел приняться за окно в кухне. Но он очень устал, у него зябли спина и руки. Я взялся ему помогать и до самого обеда (в 4 часа) старательно замазывал замазкой щели между досками на кухонном окне. Коти не было дома, он ходил по очередям. В 5 ч. пришла мама. Она была очень уставшая и ей сделалось нехорошо. Она прилегла на постель. Тут подоспел суп (обед сегодня запоздал) и мы все уселись обедать в спальне. Суп был грибной, заправленный последней перловкой. После супа каждый получил по две ложки каши. После обеда я занимался. Мама легла. Около 6-30 ч. пришел Котя. Он ничего не достал, но был на Рылеева и Гродненском и был очень расстроен. На Гродненском большие разрушения. На Рылеева разрушено 3 дома. Котя видел дымящиеся развалины и фургон с трупами. Все это произвело на него ужасное впечатление. Бабушка разогрела ему суп. После этого поставили чайник, и пили кофе. Мне бабушка сделала омлет из яичного порошка. Я сперва съел, два блюдца черной каши. Когда же я собрался приступить к омлету, тут в 7-30 ч. завыла сирена. Котя после долгих уговоров, чтобы бабушка сходила вниз, ушел. Я спешно доедал свой омлет. Сперва все было тихо. Около 8-20 ч. началась стрельба. Мы стали одеваться, последовало сильное содрогание. Мы схватили табуретки, и сошли вниз. Стучались к Лалло, никто не открыл. Тогда мы зашли в 7-й номер и уселись на деревянном сундуке у входа. Стрельба усиливалась. Сошла Клава. Вдруг последовало несколько содроганий. В это время сошли Лошаковы и еще целый ряд лиц. Лошаковы видели, что лестница осветилась, и к небу взметнулись два огненных столба. Стрельба то усиливалась, то стихала. Несколько раз слышались взрывы. Около 9-30 ч. стихло. Дали отбой. Мы поднялись. Бабушка сидела в передней и читала газету. Папа пил кофе в спальне. Мне папа тоже согрел на спирали чашку воды, и я выпил кофе, с двумя блюдцами черной каши. Пришел Котя. После долгих хлопот папа согрел Коте на спирали воду, но только Котя уселся пить (мама уже легла), как в 10 ч. завыла сирена. Котя ушел. Началась стрельба. Я, мама и Клава сошли к Лалло и просидели там до отбоя(11-20 ч.). Поднялись, я лег не раздеваясь. Задремал. Сквозь сон я слышал вой сирены, но продолжал лежать в полузабытье. Все было тихо, и я заснул.

15 ноября

Утром меня разбудил будильник. Я вскочил, вымылся, сделал физзарядку. Мама разогрела мне кашу, целую сковородку. Но я отложил половину назад в горшок. Одевшись, я вышел в школу. Я прошел по Рылеевой; но особенно на разрушения не заглядывал, т.к. торопился в школу, да и было довольно темно. В школу я пришел рано. Игорь сидел на своей парте, и встретил меня словами: – «Вот здорово» – и он покачал головой. Я ответил со вздохом: «Да дела». Потом оказалось, что в доме на Моховой убило Латышеву. Они сидели в бомбоубежище трехэтажного дома, бомба пробила дом и разорвалась в отсеке. Уже раскопали 139 человек. Вообще на Моховой ужасные разрушения. Там дома разрушены чуть ли не через дом. Гибель Латышевой произвела на всех ужасающее впечатление. Перед началом уроков Игорь вытащил из своей парты какой-то предмет, завернутый в бумагу и сунув его мне в руки тихо сказал: – «На, заначь-ка к себе. Это я немного хлеба достал …» Я в первую секунду опешил, потом горячно поблагодарил его и даже чмокнул в щеку. Потом спрятал хлеб, и еще и еще раз благодарил его. Начался урок литературы. В классе было всего 26 человек. Вчера было еще меньше: почти никто не пришел. Уроки прошли нормально. На переменах все коридоры и лестницы были совершено безлюдны. Все коридоры были светлые, чистые и теплые, но учеников почти совсем не было видно. Изредка встретишь где-нибудь у окна группу из 3-4 человек, тихо переговаривающихся между собой. Я видел Евгению Васильевну, поздоровался; она подошла и просила передать маме, что у них тоже выбило 3 стекла и в комнате стало холодно. После четвертого урока должна была быть химия, но кто-то принес слух, что вместо нее будет математика. Тогда мы схватили пальто, шапки и потихоньку выскочили из школы. Домой я возвращался по Рылеева. Осмотрел разрушения. Бомба попала напротив Гиндиных. Она попала внутрь и разорвалась на 3-ем этаже. В средних этажах в зияющие окна глядели вывороченные рамы и груды обломков. Нижний и верхний этажи остались целыми. Затем две бомбы попали во двор дома, соседнего с домом Андреевых. Там жуткие разрушения. Бомбы пробили в капитальной стене огромную брешь в виде гигантской арки. Весь двор завален кирпичами и обугливавшимися обломками, которые человек 20 рабочих поливали водой и разгребали. Еще бомба попала на Гродненской, против окон Андреевых. Там разбит фасад. Дома я застал маму за уборкой. Бабушки не было дома. Потом та пришла и спешно опять ушла куда-то, к Флоре. Перед уходом она велела маме разогреть мне немного каши. Но я не стал, есть черной каши, я съел с удовольствием две сковородки каши из мякины, разогретой с кокосовым маслом. Потом сел заниматься. Мама ушла около 1-30 часов. Пришла бабушка затопила печурку, поставила суп. Около 4-х ч. суп был готов. Пришел Котя. Он уже несколько дней все ходит по очередям, стараясь получить крупу. Каждый день то-тут то-там дают по карточкам рис, но он выходит не раньше 11-ти ч. и каждый раз опаздывает. Сегодня он принес 2 коробки шпротов. Бабушка сейчас же открыла свою коробку, дала мне несколько рыбешек на хлеб, отложила 2-3 рыбешки маме, а остальное тут же съела. Обед состоял из супа, заправленного рисом. Только мы кончили обедать, пришла мама, а потом и папа. Им тоже дали по тарелки супа. В 6-35 ч. завыла сирена. Я одел валенки. Сейчас же началась стрельба, и последовал свист бомбы и содрогание. Мы с мамой спешно надели пальто и кинулись вниз. Сошли и Лошаковы. Тревога длилась до 9-ти ч. Было очень много свистов и содроганий. Зенитки почти не стреляли. Я читал книгу, которую мне дал Игорь на выходной день. После тревоги мы поднялись. Выпели чаю. Мне дали тарелку разогретого супа. После ужина я выучил физику и сел писать дневник. Около 12-ти ч. легли спать, ночь прошла спокойно.

P.S. После обеда пришла дворничиха и сообщила, чтобы завтра в 11 часов никого не было бы дома, потому что будут обезвреживать бомбу.

16 ноября

Меня разбудил папа, открыв дверь и сказав, что пора вставать уже 9 часов. Я еще полежал немного, потом встал, помылся. Мама разогрела мне кашу. После этого папа с мамой отправились в дом №3, относить вещи (бабушка еще раньше сговорилась с дочерью Матильды Прокофьевны, у них была сводная, пустая комната). Я согрел бабушке и себе по чашке воды. Пришел Котя (вчера нужно было перерегистрировать карточки с 9-ти часов, но Котя опоздал, регистраторша уже ушла, и потому ему пришлось утром 16-го идти с Солнцевой регистрировать карточки). Мы все взяли по две вещи и перетащили их в дом №3. Там мы вошли в большую, холодную и мрачную комнату с окнами, выходящими в темный, узкий двор. Пришли и сразу расселись по мягким стареньким креслам. Посидели. Котя был очень расстроен. Он с глухим отчаянием рассказывал, что в эту ночь бомбы попали на Гродненский (в дом, где продавались хозтовары) на Гусева, на Восстания, на Жуковскую и т.д. Папа собрался пойти походить по Невскому проспекту, поискать резец для стекол. Я пошел с ним. Стояла ясная, солнечная погода. На голубом, чистом небе не было ни одной тучки. Последние дни барометр стоит очень высоко. Небо сплошь безоблачно. Мы с папой прошли по ул. Восстания на Невский. На Жуковской улице было перегорожено, бомба попала в мостовую перед больницей. Вышли на Невский, затем к Красниковым. Оттуда прошли до Думы. Там большие разрушения. Бомба попала возле колонки. В здании все окна зияют. В гостинице окна также выбиты, но уже аккуратно забиты. Мы подходили к Михайловской, как завыла сирена. Перешли на другую сторону, и пробродив по галереям Гостиного двора, мы наконец забрались в бомбоубежище во дворе. Вскоре был отбой. Мы вышли, зашли в магазин напротив Думы, вышли и опять тревога. Сидели в том же бомбоубежище. После отбоя ждали 5-ку на Михайловской, не дождались и пришли пешком домой в дом №3. Там все было по-прежнему. Котя сидел за небольшим столиком и писал списки. Мама согрела на спирали всем по банке воды и сделала какао. Я выпил две чашечки с кусочком хлеба. После этого пили какао мама потом папа. Я сидел и читал. Потом Котя пошел узнать, что делается дома. Он долго не возвращался, папа уже собрался сам пойти посмотреть, когда он пришел и сообщил, что работы еще не начинались, рабочие ждут начальника и пока можно входить в дом. Мы с мамой вернулись домой, мама разогрела мне полную сковородку пшеничной каши ( вместо обеда и ужина, т.к. мы были уверены, что придется остаться ночевать в доме № 3, а там греть кашу негде). Когда я съел всю сковородку каши, разогретой с большим количеством кокосового масла (как в прежние времена) мы вернулись в дом №3 и все расселись. Бабушка и мама с газетой, я с папой. Около 6-ти ч. пришел Котя и сообщил, что только что звонил по телефону и узнал, что сегодня работы по обезвреживанию бомбы производится, не будут и можно ночевать дома. Мы взяли тюки и перенесли домой. На улице уже стемнело. Мы вслепую поднялись по темной лестнице. Перетащив все вещи, поставили чайник. Бабушка сварила кастрюлю рисовой каши. И дала каждому по блюдечку. Когда горячая каша была разложена по блюдцам и сварено какао, завыла сирена. Около 7-30 ч. мы спешно доели кашу, оделись. Послышались отдаленные выстрелы. Мы с мамой взяли складной стул и сошли. Постучались к Лалло. Мы думали, что нам никто не откроет, т.к. почти никто на ночь в дом не вернулся. Но нас впустили. Сошли еще двое (мать и сын) из 9-го номера. Тревога была совсем тихая и короткая. После отбоя мы поднялись. Бабушка сидела в спальне и читала газету. Я подсел к ней. Около 9-ти ч. опять сирена. Мы с мамой сошли к Лалло. Началась стрельба. По лестнице спустились бабушка и папа. Тревога длилась до 10-30 ч., изредка слышались выстрелы, но содроганий не было, и я дремал в кресле. После отбоя поднялись. Я сел писать дневник, и около 12-ти все улеглись. Ночь прошла спокойно.

17 ноября

Меня разбудили в 7-20 ч. Я лежал в постели и долго с ужасом думал о предстоящем вставании. Наконец собрав всю силу воли, скинул одеяло и стал мыться. В комнате было холодно. Холод действовал на меня угнетающе, я стал нервничать и чуть не расплакался. По ночам мне грезятся свежие белые булки и горячие, жирные свиные отбивные. Мечты о них заставляют течь слюнки и вызывают безотрадную и безвыходную тоску. Я все чаще и чаще, стараюсь забыть ужасную, безнадежную действительность, обращаюсь к прекрасному прошлому, иногда я ложусь в холодную постель и начинаю постепенно согреваться или сижу на дубовой лавке у Лалло во время тревоги, в воспоминаниях воскресают чудесные образы прошлой жизни. Поев горячей каши, я несколько успокоился, и пошел в школу. Проходя в серой полутьме по Рылеева, я заметил, что под ноги попадаются стекла. Подняв голову наверх, я увидел темные зияющие окна безлюдных черных домов. Подходя к школе, я увидел, что часть стекол выбито. Я поднялся по лестнице и по пути встретился с Кириченко. В классе не было ни одного мальчика. Человек 12 девочек в пальто и штанах стояли группами в классе. Никто не раздевался. В окнах некоторые стекла были выбиты. Крайние парты стояли дыбом. Кроме нас пришли еще Баллерштадт и Кравченко. Я сперва разделся , но видя, что все сидят в пальто, тоже оделся. Мы поставили крайние парты и расселись. Зажгли свет, пришел учитель истории в куртке, потом исчез и вернулся уже в пальто с широким воротником и шарфом. Первый урок должен был быть алгеброй, но видимо расписание переменили. Уроки никто не подготовил. Учитель спросил двух-трех, но больше приходилось напоминать ему самому. Так прошел урок. На второй урок никто не приходил. Мы сидели в пальто в нерешительности, не зная, что предпринять. Уже собирались было идти домой, как вошел физик в пальто и шапке и стал спрашивать, где 10-й класс. Оказалось, что 10-й класс весь ушел. Тогда физик видимо решил дать урок у нас, и уже послал было за журналом; но мы (мальчики) воспользовавшись минутой замешательства, выскользнули из класса и разошлись. Возвращаясь домой я одел очки и рассматривал разрушения. Целый ряд бомб попадали на мостовую на Рылеева. Дома выходящие на Спасскую площадь имеют почти нежилой вид: темные с зияющими выбитыми окнами, обгоревшие и почерневшие. У Гиндиных все стекла выбиты (от бомб в ночь на воскресенье). Весь Гродненский завален обломками. Домой я пришел около 10-ти ч. Мама с папой усердно заколачивали фанерой окна в Котиной комнате. Котя еще только поднимался с постели. Я разделся, починил маме молоток. Так как мы думали, что к двум часам надо будет уходить, то я сел за уроки. Слышу, у Коти в комнате начался скандал. Котя пришел и начал осматривать папину работу, вставлять свои замечания и дело кончилось тем, что папа бросил работать и ушел к себе в кабинет. После обсуждений было решено затопить в спальне печку. Мама принялась за топку. Папа ушел в институт. Около 1-30 ч. пришла Пивоварова узнать у Коти телефон больницы и мимоходом сообщить, что можно оставаться в доме вплоть до предупреждения ( якобы инструменты не подходят к этой бомбе образца 1941 года, и их надо переделывать). После ее ухода мама стала развязывать тюки, которые с таким старанием увязывала все утро. Меня она послала за гвоздями на рынок. Придя с рынка я принялся замазывать наши окна, но работа не клеилась и я бросил, не окончив работы. Около 4-х ч. был обед. Был суп с макаронами, заправленный крупой. После обеда пришел папа. Я занимался. Мама переписывала Коте списки. Поставили чайник, напились чаю. Мне бабушка сделала омлет из яичного порошка с мукой. После ужина, около 7-50 ч. завыла сирена. Я одел валенки и пальто. Мама тоже. Хотя было совсем тихо, мы все же взяли складной стул и побрели в кромешной темноте вниз по лестнице. На лестнице окна не забиты и по всем этажам гуляет холодный, пронизывающий сквозняк. Мы долго в темноте спускались к Лалло. Никто не отворил. Унылые мы побрели наверх. Только я вошел в спальню, как заиграл отбой. Минут через 10 опять тревога. Мы с мамой сошли. У Лалло опять никого не было и мы сидели в третьем номере. Там был и Урсати. Слышались громкие выстрелы. Несколько раз были содрогания. В середине тревоги сошел папа. После него бабушка с Котей (Самер его пожалела и позволила не приходить на чердак). Я сидел, дремал. Дали отбой, мы поднялись. Я согрел себе еще чашку чаю и сел писать дневник. Котя сидел рядом за моим столом и читал «Дворянское гнездо».

P.S. В течении дня, начиная с моего прихода из школы, было много довольно коротких и тихих тревог. Небо с утра было покрыто однообразной пеленой тумана, но днем просветлилось.

Около 11 ч. мы легли. В первом часу я услышал сирену. Я лежал как в оцепенении, не в силах пошевельнуться. Началась ожесточенная стрельба. «Давай вставать» – шепнула мама и зажгла свет. Я вскочил и оделся (с сегодняшнего дня я помимо нижних кальсон одел черные бумажные рейтузы). Схватив портфель, мы сошли с мамой в 7-ой номер. Там в большой и холодной передней сидел один Урсати. Мы с мамой уселись на деревянном сундуке у входа. Сначала была сильная стрельба, потом постепенно стало стихать. Урсати сказал, что в 11 часов по радио говорили о вступлении в войну Америки. Когда стихло, я уткнул нос в поднятый воротник и погрузился в воспоминания. Я вспомнил весь день 22 июня до мельчайших подробностей: прогулку в Эрмитаже, разговор, обед и т.д. Около 2-х ч. дали отбой. Мы поднялись. Мама сразу легла. Я смешал ложку сахару и какао и съел. Мама была очень голодна и не удержалась, чтобы не попросить кусочек своего шоколада. Я ей дал, она съела кусочек, а остальное велела спрятать. Пришел Котя, он видел с чердака в небе два ярких огненных шара. Квартальный объяснил ему, что это осветительные ракеты. Мы легли. Я был взволнован охватившими меня воспоминаниями о днях, проведенных с Катей, и долго не мог заснуть. Я сказал маме, что после каждой прошедшей бомбежке еще ничего не потеряно.

18 ноября

Меня разбудил в 7-30 ч. будильник. Я был очень утомлен, и не в силах подняться. Мама спросила меня, пойду ли я в школу. Я сквозь сон отвечал, что не пойду. После этого я сразу погрузился в дремоту. Очнулся я около 10-ти часов. Встал, помылся, оделся. Мама разогрела мне каши. Поев, я сел заниматься, учил тригонометрию. В 1 ч. я пошел дежурить. В 2 ч. мама меня сменила. Я поднялся, суп был готов. Я уговаривал бабушку подождать маму, но она не захотела. Пришел Котя и мы сели обедать. Мне дали полную тарелку супу с макаронами, потом полсковородки горячей черной каши с несколькими кусочками кокосового масла, потом еще тарелку супу. После обеда пришла мама, съела свою тарелку и легла на бабушкину постель, завернувшись с головой в плед. Я занимался. Пришел Котя, уходивший после обеда к Солнцевой. Пришла и бабушка, она была очень голодна и разогрела остатки супа. Мне перепала еще тарелка горячего супу. Коте бабушка тоже дала несколько ложек. Потом бабушка замесила несколько ложек теста и на скорую руку спекла на сковородке горячую лепешку, разделила на четыре части и дала мне, маме, Коте и себе. Потом согрела кофе. Пришел папа, поставили чайник. В 7 ч. – тревога. Мы с мамой оделись и сошли. В 7-ой номер. Там сидела Урсати и старуха Лалло. Она приходит сюда, чтобы не жечь дома свет. Было тихо. Через 15 минут дали отбой. Мы взошли. Только стал поспевать чайник, как опять тревога. Мы опять сошли в 7 часов. Тревога длилась до 8-ми ч., была тихая. После отбоя взошли. Бабушка дала мне немного черной каши. Я попросил еще, бабушка сказала, что остальное надо Коте и скоро и этого не будет. Мне стало обидно. Я возразил, что Котя после обеда ел уже кашу, а я просил оставить свою долю на вечер. Вообще я стал очень жаден. Все хожу вокруг стола и бабушки и поджидаю, не перепадет ли чего. Когда мы садимся с Котей обедать, во мне просыпается глухие чувства эгоизма. Я стараюсь съесть первым, рассчитывая получить побольше супа, с злобной ревностью смотрю на Котю, когда ему наливают суп. Вечером мне больше черной каши не дали, но зато бабушка разрешила маме разогреть мне несколько ложек каши геркулеса, которые остались с утра. Я съел, выпил 2 чашки какао. Опять тревога. Мы сошли Лалло. Я читал «Мертвые души». Сначала стреляли, потом стихло. Мы взошли. Бабушка пожалела меня и согрела мне последние ложечки все той же каши геркулес. Я съел. В последние дни я не нет-нет и отложу кусочек хлеба в запас. Сегодня тоже отложил кусочек хлеба, старательно завернув его в бумажку. Потом сел писать дневник.

P.S. В последнее время Клава опять стала огрызаться. Не хочет топить, т.к. она мол отопляет других, по ночам уходит к своим, глядит волком.

В 11-ом часу мы легли. Ночь прошла спокойно.

19 ноября

Ходил в школу. В классе было 15 человек. Из мальчиков были я, Кириченко, Бренцов и Лайн. Сидели в пальто. Окна завешаны бумажными занавесками, которые колышется от ветра. Первые два урока была история. На втором уроке была тревога. Физик увел всех в убежище. Мы, мальчики остались было в классе, но пришла директорша и выгнала нас. Мы спустились вниз и сидели в вестибюле. После отбоя была история. Меня спросили. Потом была тригонометрия и литература. После уроков нам дали по стакану остывшего чаю с конфеткой. Придя домой, я сел заниматься. Бабушка дала мне на сковородке порядочную порцию горячей черной каши с кокосовым маслом. Мама пришла раньше (в 4-ом часу) т.к. у нее в группе было всего 3 человека, и она их отпустила. Около 4-х ч. был обед. Я съел первую тарелку грибного супа, заправленного перловкой, потом съел сковородку черной каши и затем вторую тарелку супу. Хлеба у меня почти не осталось: я отдал сегодня утром большую часть маме: у ней был уже весь съеден. Бабушка спекла лепешки из белой муки и дала каждому по штуке. Папа тоже подоспел к обеду. После обеда я занимался. Около 6-ти ч. завыла сирена. Мы с мамой сошли в 7-ой номер. Было тихо и вскоре дали отбой. Едва мы поднялись, как через 5-6 минут (только успели поставить чайник) опять тревога. Мы опять сошли. Стреляли, сошли и Урсати. После отбоя мы взошли. Чайник уже закипал, как опять тревога. Мы уже не стали сходить, несмотря на довольно энергичную стрельбу и уселись пить чай. Мне дали сковородку черной каши, кружку какао (сахар у нас кончился) и одну лепешку. Мы поели. Стрельба усилилась и мы с мамой опять сошли. После отбоя поднялись. Я заметил, что у бабушки остались еще две лепешки, и надеялся, что она вечером даст мне одну. Однако мои ожидания не оправдались. Через 5 минут опять завыла сирена. Началась стрельба, но мы уже не стали сходить, а уселись все в передней. Я читал газету. Около 10-30 ч.был отбой. Мы легли, Ночь была спокойной.

P.S. Бабушка сегодня выменяла в доме №3 (через Нюру) 2,5 фунта лапши на бутылку портвейна и как-то достала 2,5 литра керосина.

20 ноября

Утром ушел в школу. В классе уже был Игорь. Он сообщил мне, что хлеба уменьшили до 125 грамм. Отведя меня в сторону, он сунул мне маленький пакетик в 25 гр. с яичным порошком. Первый урок была литература. К нам присоединили 9 класс. Сидели в пальто, шапке и в тесноте. В конце урока учитель спросила меня образ Собакевича. Я все гладко ответил. На втором уроке (тоже литература) мы разговаривали с Игорем. Он мне сказал, что до сих пор мать его получала большой паек. Ей давали по 1,5-2 кг. крупы в месяц и по стольку же мяса. Хлеба ей выдавали на 5-6 дней сразу по 1,5-2 буханки. Она работала где-то по снабжению, где ей приходится отбирать использованные хлебные карточки у рабочих. Но рабочие, съев весь хлеб, часто не выбирают остальные продукты как-то: помидоры, шоколад, яичный порошок (вино почти всегда бывает взято) и талоны эти остаются целыми. Регистраторы (в том числе и Игорева мать) отрезают эти талоны и делят их между собой поровну. В результате те получают лишние продукты. Игорь мне проговорился, что поставлял продукты почти всем своим знакомым, в том числе и Нанке (по 400-500 гр. яичного порошку) и Архипову. Дома у Игоря еще и сейчас полная корзина картошки. Часть ее он привез с окопов, часть получила мать, а часть он просто наворовал. Он и сегодня с увлечением рассказывал про одно место, где в подвале только за одной решеткой целый склад картошки. Игорь набрал много капустных кочанов и листьев и засолил их. Вообще видно, что живут они хорошо, хотя Игорь и говорит, что паек матери как будто скоро кончится. Заниматься Игорь по-видимому не будет. Он считает, что после окончания всеобуча его все равно возьмут на фронт. После второго урока, Игорь подбил почти всех идти в кино на одиннадцатичасовой сеанс на «Процесс о трех миллионах». Все с радостью ухватились за это предложение. Собрали деньги, и Игорь с Люсей отправились прямо в кино за билетами. На следующем уроке алгебре сидели всего человек 15. По окончании урока все взяли сумки, и ушли: большинство в кино, остальные домой. Я пришел домой. Бабушка дала мне сковородку черной каши. Поев ее, я отправился на Кузнечный рынок. Игорь, во время своего откровения на уроке литературы, рассказал мне, что на Кузнечном рынке можно купить снадобье, заменять его на керосин. Я не мог попасть на трамвай и пошел пешком. Никакого снадобья я не достал и только на обратном пути купил почтовой бумаги. Небо было серое, пасмурное, обложенное серыми, беспросветными облаками. Холодный ветер мел по улице снежную крупу. Времена ухали выстрелы. Я пришел домой около 2-х ч. Мама дежурила. Я учил уроки. В 3 ч. был обед, состоящий из супа с крупой. После обеда мама топила печку, я учил уроки. После 7-ми ч. папа поставил самовар. Пили чай. Мне дали сковородку черной каши и кружку какао. Каждому бабушка дала по две лепешки из белой муки. После ужина я сел писать дневник. Котя сидел рядом и читал газету. Сегодня мама ходила в школу платить. Около 10 ч. легли. Ночь прошла спокойно.

21 ноября

Я в школу не пошел. В 7-30 ч. вставала мама, зажгла свет. Но я только повернулся на другой бок и продолжал дремать. В 9-30 ч. в комнату ворвался Котя и разбудил меня. Я еще немного полежал, потом встал, умылся. Папа уже работал в столовой. Я поел каши и стал ему помогать. Мы работали до 3 часов. Тонкую фанеру, которой на скорую руку были забиты внешние рамы, мы заменили толстой, которую папа вчера принес из института, щели замазали, оклеили. К 3-м ч. я почувствовал сильную усталость, вроде бессилия. Повертевшись еще с четверть часа столовой уже без зала, я ушел в спальню и стал учить уроки. Папа продолжил работать. Пришла бабушка я ей растопил печурку. Пришел Ксенофонт, посидел в передней и ушел. В 4-30 ч. был обед (вчерашний разбавленный суп и черная каша). Пришла мама. Ей тоже дали супу. После обеда бабушка прилегла. Мама мыла на кухне посуду. Около 6 ч. завыла сирена. Тревога была тихая. Я одел валенки и пальто, через 15 мин. дали отбой. Минут через 5 – опять тревога. Стали сильно стрелять. Мы с мамой сошли в 7 ч. Стихло. Поднялись. Но тревога все не кончалась. Несколько раз очень сильно стреляли, мы уже собирались вниз, но потом наступило затишье. Я, мама, папа и Клава сидели в передней. Поставили чайник. Бабушка сжарила мне три лепешки из яичного порошку с мукой, поужинали. Тревога все продолжалась. Слышалась то усиливающаяся, то замирающая стрельба. К ужину пришел Котя. Тревога кончалась лишь в 10-10 ч. В последнее время мы немного ободрены постоянными сообщениями в газете о том, что подразделение Андреева наступает. Но с другой стороны говорят, что Тихвин, где было собрано много продовольствия и припасов для Ленинграда, захвачен немцами. Немцы взяли Керчь. Очень трудно с мясом. Никто нигде не может получить. Приходится брать талоны, но и за ними громадные очереди. Вчера Котя взял шпрот. Крупы еще не брали. Ее негде нет. Макароны же бабушка не хочет брать, ждет крупы. Мы с бабушкой еще посидели за столом, читали. Около 11 ч. легли. Сегодня весь день и особенно к вечеру слышалась сильная стрельба.

22 ноября

Я в школу не пошел. Мама встала около 9-ти ч. Я еще дремал. В 9-30 ч. я стал вставать. Мама мне разогрела жидкую кашу из геркулеса. Я поел и ушел к папе в кабинет, где занимался до самого обеда. Мама затопила печку и около 11-ти ч. ушла в техникум. Около 12-ти ч. пришел Котя, ходивший утром за хлебом и по делам домохозяйства (доставка картона). Я услышал через дверь, что он садится есть черную кашу, которую бабушка вытаскивала из печки, и не замедлив явится, почуяв, что тут может кое-что перепасть и мне. Бабушка встретила меня словами: «Ну, вот и второй уже тут». А Котя, еще в шапке за столом в ожидании каши, проговорил с усмешкой: «Тоже станет требовать каши». Действительно бабушка дала мне несколько ложек каши. Поев, я ушел опять заниматься. Мельком я слышал, что бабушка очень обрадовалась, найдя полную жестянку пшеничной крупы. Я слышал, как она говорит Коте: «Вот благодари бога, что я нашла эту крупу, а то мы уже сидели без супу». Вскоре Котя ушел. Около 3-х ч. пришла мама. У ней в техникуме совсем учебный процесс разваливается. В группе по 2-3 человека. С последних уроков она их отпускает. В связи с постановлением от 19 ноября, многие студенты решили идти пешком за линию фронта, кто в Архангельск, кто в Кострому. В некоторых районах города(в том числе в районе Бородинской) стали с 9 до 5 ч. выключать свет. Гастрономы торгуют при свечах. Мама пришла уставшая и голодная. Я принял рыбий жир и мы уселись обедать. Был суп, густо заправленный пшеничной крупой. Бабушка открыла банку шпротов и дала каждому по 2-е штуки. Это было такое объедение, что я съел с ними весь свой сегодняшний хлеб. После супа бабушка дала немного киселя без сахара. После обеда я занимался. Около 5-ти ч. пришел Котя. Бабушка ушла, и мама разогрела Коте остатки супа и дала черной каши. Вскоре пришла бабушка, озябшая и голодная. Она где-то отыскала полбанки меда, и мы втроем (я, бабушка и мама) стали есть его прямо так, ложками, запивая горячей водой. Сразу съели почти половину. Мама легла. Около 7-ми ч. поставили чайник, сели пить чай. Мне дали полную сковородку горячей черной каши с маслом и какао. Потом бабушка сжарила мне еще толстую лепешку из яичного порошка с мукой. Я ее съел с огромным удовольствием. После ужина посидели, потом мама и бабушка легли. Я сидел и писал дневник. Котя сидел рядом и читал газету. Сегодня весь день стрельба. На улице даже слышно свист снарядов. Особенно стрельба усилилась к вечеру. Некоторые звуки были совсем близко. Около 10-ти ч. легли.

23 ноября

Воскресенье. Я проснулся около 9-ти ч. У меня заболел живот, я в темноте встал и пошел в уборную. Вернувшись, зажег свет, вымылся. Мама мне разогрела кашу (геркулес). Я поспешил съесть кашу и выпить какао до того, как папа пришел пить чай – «чтобы не возбуждать неудовольствие» – как посоветовала мама. Пришел папа. У мамы не было хлеба. Я ей предложил свой. Она наотрез отказалась. Папа возмутился такой скаредностью. Тогда мама нехотя взяла мой хлеб и съела часть. Попили чай и разошлись. Мама сказала, что когда Котя принесет хлеб (а он как раз отправился за хлебом) то она мне даст свою целую порцию, а мою начатую возьмет себе. Я не согласился. Взял мед и съел его со всем остатком хлеба, решив, что буду есть как все завтрашний хлеб. Пришел Котя с хлебом. Мама хотела отдать мне свою порцию. Я стал ее упрекать в эгоизме и скаредности. Она ударилась в слезы и бросилась на кровать. Котя из передней стал призывать папу. Папа пришел и спросил в чем дело. Я сказал, что мама не хотела брать своего хлеба. Мама жаловалась сквозь слезы, что ее все ругают. Папа ответил, что она себя сама так поставила. Что она сама виновата, что не может жить «ни с ними, ни без них». « Да и в самом деле – заявил он – какого черта я вкладываю сюда свои деньги, когда вижу дома только сцены и грызню. Да подыхайте вы с голоду… Я только здесь ночую, потому что негде, в институте холодно…». После этого мама притихла, а папа ушел к себе. Я продолжал заниматься. Мама стала меня упрекать, что я ничего не понимаю, что я хочу разрушить все то, что она сдерживала всеми силами в течении 16 лет. Что я, мол хочу чтобы она осталась на старости без крова и т.д. Понемногу все стихло. Мы решили затопить ванну. Я принес из подвала несколько охапок дров. Мама затопила печку и в спальне. Котя принялся таскать дрова, а я по указанию папы, стал ему помогать. В середине работы мама позвала меня купаться. Я выкупался, оделся. После горячей ванны я чувствовал какую-то особенную истому и бессилие. Придя в спальню, я лег на кровать и лежал, пока не пришла бабушка и начала накрывать на стол. Мне вспоминалась горячая Анапа, Гурзуф, вечера в день моего рождения, свиные отбивные, бутерброды с ветчиной… Мама кончила мыться и мы сели обедать. Был суп с крупой и горячая каша (у бабушки сегодня опять большая радость: она нашла два пакета крупы). После обеда мы с Котей сдвинули столы и уселись вместе. Я занимался, и писал списки. Около 7-ми ч. поставили чайник, сели пить чай. Мне бабушка дала немного гречневой каши с маслом (вот объедение) и лепешку из яичного порошка с мукой. После ужина я сел писать дневник. Около 10-30 ч. Котя стал просить переписать списки. Я уже помазал руки глицерином и отказался. Переписывать взялся папа.

24 ноября

Я встал и пошел в школу. Придя к дверям школы, я увидел группу наших девочек. Они сказали, что сегодня занятий не будет, т.к. нет света, и уже 2 дня не топили. Темные окна еще не были забиты. Всем приходить завтра к 9-30 ч. Я пришел домой. Мама с бабушкой еще лежали. Я сел заниматься. В 1 час я должен был идти дежурить. Я уже совсем собрался идти, как пришла бабушка и стала хлопотать, чтобы сделать мне яичницу из яйца, которое она вчера случайно нашла. Пока я ел, мама пошла дежурить. Потом пошел я. Около 2-х ч. была тревога. Мне отперли контору, и я сидел там и учил немецкий. Вскоре пришла мама меня сменить. Я ушел наверх. Занимался. В 3 ч. пришла мама. Тревога все продолжалась. Временами слышалась сильная стрельба. Сели обедать. Был вчерашний суп и черная каша. С хлебом совсем сбился. Утром я отдал остаток сегодняшнего хлеба маме. Когда Котя около 11-ти ч. принес хлеб, мама разделила его и отдала мне большую порцию. Бабушка тут же съела весь свой хлеб. За обедом у нее совсем не было хлеба, и я дал ей ломтик своего. После обеда у меня от завтрашнего хлеба остался небольшой кусочек. Тревога все продолжалась. Бабушка сделала несколько лепешек из кофейной гущи. После 4-х ч. был отбой. Бабушка ушла. Около 5-ти ч. пришел Котя. Он в тревогу был у Водников и достал 600 гр. шпику. В суматохе ему оторвали пуговицы и разбили пенсне. Тут вошла бабушка, она очень обрадовалась шпику, поцеловала Котю и тут же съела ломтик. Мама разогрела Коте остаток супа. Мне тоже дали небольшую тарелочку. Я занимался. Около 7-ми ч. пришел папа. Вскипел чайник. Мне дали тарелочку размазни с какао и двумя ломтиками шпику. После ужина писал дневник. Затем читал газету. Около 10 ч. легли спать. Ночь пошла спокойно.

25 ноября

В школу не пошел. Проснулся около 9-ти ч. Заболел живот (вероятно, все от черной каши, со времени ее употребления мне приходится пользоваться уборной по 2 раза в день). Я встал, сходил в уборную, вернулся, стал одеваться. Позавтракал размазней с кусочком шпику. Мама принялась заделывать у Коти окна. Пришлось одеть пальто и помогать ей. Тут пришел трубочист, стал исправлять печку. Мы с мамой работали до 3-х ч. Я сильно устал, разнервничался. Трубочист прочистил трубу где-то на чердаке, пришел, затопил, печка хорошо загорелась. Бабушка дала ему 20 рублей (по запросу) и сверх того поднесла две рюмки водки. Это его так умилило, что он очень ее благодарил и отдал назад 5 рублей. Пришел Котя. Он весь день бегал насчет картона. Сегодня начиная с 1-го ч. и до 5-ти ч. почти непрерывно следовали одна за другой тревоги. Мы с мамой за работой не слышали отбоя, а только сирену. Временами слышалась очень сильная стрельба, но мы не прерывали работы. Потом мы узнали, что в это время на Петроградской стороне были сброшены бомбы. Обед состоял из жиденького киселя с крупинками риса и пшеничной каши в виде второго. После обеда я сел заниматься. Около 5-ти ч. был отбой. Котя ушел, чтобы привезти картон, который из-за бездеятельности Солнцевой все это время стоял где-то на складе на санях без присмотра. Бабушка тоже ушла. Мама села штопать. В 7-ом ч. пришла бабушка, поставила чайник. Пришел папа, и мы стали пить чай. Я получил черной каши и кусочка 2 шпику на остаток сегодняшнего хлеба. Бабушка лежала. После чая пришел Котя. Тогда снова поставили чайник и стали пить чай бабушка и Котя. Я выпил еще чашку, бабушка дала мне две лепешки из белой муки. После чая мама прилегла. Бабушка раскладывала пасьянс. Я учил историю. Потом сел писать дневник.

26 ноября

Я в школу не пошел. Мама встала около 10-ти ч., согрела мне кашу, выпила чаю и ушла в техникум. Я сел заниматься у папы в кабинете. Около 11-ти ч. В 12-30 ч. завыла сирена. Я продолжил заниматься. Началась стрельба, зажужжал самолет. Произошло содрогание. Я вышел в переднюю. Вскочила Клава в пальто и шапке и стала звать меня вниз. Я не пошел, а она сошла. Я остался в передней. Дверь не запирали. Стихло. Клава вернулась и уселась в передней, взяв Котину книгу «Дворянское гнездо». Опять началась стрельба. Клава собралась вниз. Я тоже одел пальто. Стихло. Клава опять уселась читать. Я стоял и читал газету. Опять началась стрельба. Мы с Клавой сошли на лестницу, оставив дверь незапертой. Простояв несколько минут на холодном сквозняке, мы опять поднялись. Я принялся, не раздеваясь, учить в спальне описание «плюшкинского сада». В 4-30 ч. Клава сообщила мне, что отбой и сейчас же ушла. Я затопил в спальне печку и продолжил учить. Около 5-ти ч. пришла бабушка. Я принялся растапливать печурку. Чурбашек не было, пришлось распиливать бруски, которые бабушка наколола из досок. После некоторых пререканий печурка была затоплена. Пришла мама, и уставшая прилегла на мою кровать. Вскоре пришел папа. Суп уже закипал, когда пришел Котя. Он ничего не достал, простояв где-то в парадной. У нас осталось невыкупленной 2800 гр. крупы. Бабушка все хотела достать крупы и не хотела брать макарон. Но теперь нависла угроза, что талоны пропадут, т.к. у многих не взята крупа: очереди стоят с 5-ти ч., но крупы достать почти невозможно. Сели обедать. Был суп, наскоро заправленный рисом и черная каша. (Перед обедом бабушка открыла баночку шпротов, и съела несколько рыбешек. Мама, придя, тоже съела две штучки, я тогда тоже съел 2 штучки, оставив 1 штуку Коте. Все это делалось в спальне, тайком от папы, который сидел в передней и читал газету). Обедать кончили около 7-ми ч. Мама помыла посуду. В 8 ч. папа принялся ставить самовар. Я взял тарелку черной каши. Мне еще дали на сковородке несколько ложек размазни. После ужина сидели в спальне, читали газеты. Папа сидел у себя.

P.S. Вскоре после Котиного прихода (около 6-ти ч.) опять была тревога, которая длилась до 8-ми ч. Было тихо.

В последние дни началось новое наступление на Москву. Появилось Сталинградское направление. Вокруг Москвы идут кровопролитные бои. На отделенных участках немцы теснят наши части. Под Ростовым немцев отогнали на 60 км.

27 ноября

Я в школу не пошел. Встали около 9-ти ч. Я съел сковородку размазни, выпил какао и съел два ломтика хлеба со шпиком (с солью и горчицей). Потом мы с мамой оделись и принялись работать в Котиной комнате с окнами. Котя ушел около 10-ти ч. Вчера около 11-ти ч. ему пришла повестка явиться 28-го ноября к 11-ти ч. в военкомат. Бабушка уже легла и ей ничего не сказали. Бабушка тоже ушла около 11-ти ч. Мы работали. Около 12-30 ч. завыла сирена. Мы продолжали работать. Временами слышалось жужжание самолета и сильная стрельба. Около 1 ч. был отбой и через несколько минут опять тревога. К нам зашла переждать тревогу старая, знакомая бабушка но, увидев какой у нас холод, ушла. Мама вскипятила чайник, я заварил клей, и мы заклеили внутренние рамы. Около 3-х ч. работа была окончена. Мы согрели чайник, выпили по чашке горячего какао. Я съел 3 ломтика хлеба со шпиком. Тревога все продолжалась. Мама затопила печку. Я стал читать маме отрывки из «The east of the Mohican». Мама была в восторге. Мы прекрасно провели время. Между тем было уже 5 часов. Тревога все продолжалась (была стрельба). Мама стала беспокоиться за бабушку. Поскольку на обед рассчитывать нельзя было, мы с мамой заварили черную кашу и поставили ее в печку. Мама сварила мне на Котиной плитке небольшую кастрюльку макарон, в виде похлебки, заправленной мукой. Я съел эту густую похлебку с огромным удовольствием. В 6 ч. был отбой. Мама поставила самовар на щепках. Никто не приходил. Мама стала сильно беспокоиться. Наконец, когда самовар уже вскипел и был поставлен на стол, около 7-ми ч. пришла бабушка, усталая, голодная и продрогшая. Она ездила к Сакеллари. В тревогу сидела у них, потом 3 часа в трамвайном вагоне. Мама дала ей горячего какао, потом чаю с коньяком. Бабушка все не могла отогреться и боялась, что простудится. Вскоре пришел папа, сел пить чай. Коти все не было. Мы сильно беспокоились. Наконец, около 8-ми ч., он пришел, ужасно расстроенный и убитый. Его было совсем освободили от всеобуча, но потом из-за его настойчивости, (он хотел добиться, чтобы ему записали в воинский билет свидетельство комиссии о том, что он «годен к нестроевой службе») изменили решение и велели завтра явиться на всеобуч. В довершении всего он потерял воинский билет. Он был совсем в отчаянии. В 9 ч. все разошлись.

P.S. В сегодняшнюю тревогу была сильная бомбежка на Петроградской стороне в районе папиного института. Здание института содрогалось от бомб так сильно, что папа сидел в бомбоубежище. По радио говорили, что обстреливается Фрунзенский и Дзержинский районы. На Невский упало 2 снаряда.

28 ноября

Мама встала по будильнику в 7-30 ч. и ушла. Я встал около 9-ти ч. Бабушка тоже встала и принялась готовить мне и Коте (который собирался идти к комиссару) кастрюльку манной каши. Ей вдруг сделалось дурно. Она повалилась на кресло, побледнела, глаза приобрели какой-то стеклянный оттенок. Несколько минут она не узнавала Коти и только хрипела и у ней шла слюна. Я побежал за папой. Бабушка понемногу пришла в себя. Ее уложили на постель. Мы с Котей съели пополам манную кашу. Я согрел бабушке сладкого чаю, укрыл ее. Котя ушел. Папа пошел в сберкассу. Я сел заниматься у него в кабинете. Бабушка дремала в кровати. Она была очень слаба, но чувствовала себя лучше. Около 11-ти ч. раздался звонок и пришел Самер. Я его проводил к бабушке. Они разговорились о печурке. Самер требовал за печурку полбутылки водки (250 гр.), ромовую эссенцию и литровую бутылку портвейна. Бабушка почти было согласилась. Тут пришла Настя, поговорила и ушла. Самер стал чинить уборную. Пришел папа. Около 11-30 ч. завыла сирена. Самер вскоре ушел. Мы с папой принялись было за окна в столовой. Работа шла вяло. У меня не было уже энергии работать. Тут началась стрельба и содрогания. Папа посоветовал мне сесть в прихожей. Я сел и стал учить литературу. Папа продолжил работать, выходя временами (при больших сотрясениях) в переднею. Бабушка встала, разожгла буржуйку, сварила суп. Около 3-х сели обедать. Был густой суп из пшеничной крупы и лапши. Бабушка ничего не ела. Я получил 2-е тарелки. Тревога все продолжалась. Около 4-30 ч. раздался звонок, вошла мама, усталая и расстроенная. Она шла в тревогу среди стрельбы и бомб. Ей дали супу. Около 5-ти ч. был отбой. Мама прилегла. Я занимался. Около 7-ми ч. пришел Котя. Все его старания переубедить комиссара ни к чему не привели. Воинский билет не нашелся. Грозит штраф в 100 руб. Очень плохи дела с получением продуктов. У нас не взята крупа, масло (последняя декада) вино, пиво (последние дни дают пиво). После ужина (мне дали омлет и какао) было решено, что я встану, завтра в 6 ч. и обойду ближайшие магазины в поисках крупы или макарон (вместо крупы дают еще яичный порошок, но мы решили его не брать).

P.S. Вчера мы с мамой, работая над Котиными окнами, предавались воспоминаниям. Вспоминали Лимузи, Самойловичей, Мишкино; «Неужели, думали мы, лето проведенное в Лимузи будет последним дачным летом. Ведь и в нормальное время лето 1942 года должно было быть последним дачным летом. Но даже если к лету все кончится благополучно, то будет полная разруха и о даче нечего и будет помышлять. Мои первые дачные воспоминания неразделимо связаны с Лимузи. Неужели Лимузи будут моим первым и последним летним воспоминанием». Мы вспомнили такую сцену: приезжает в Лимузи папа, распаковывает свой саквояж, вынимает по очереди котлеты, завернутые в пергаментную бумагу, мясо, огурцы … все это тут же разворачивается, раскладывается, обжаривается… Вспоминали француженку, англичанку. Я досадовал на себя, что в свое время не использовал всех тех возможностей изучения языков, которые имел. Накануне вечером папа, ставя самовар, сказал маме, что если мы переживем это страшное время и снова полегчает, то он все же выйдет из семьи и предоставит маме выбор оставаться у своих или уйти с ним. Я мол подрос, бабушка мне больше не нужна и потому нам нужно отпочковаться. В последнее время папа стал очень глухо раздражен, все чаще попрекает маму деньгами. Мама про это мне сказала под секретом.

29 ноября

Будильник разбудил меня в 6 часов. Я встал, умылся и оделся. Мама встала и спекла мне омлет из яичного порошка. Я его съел, выпил кружку какао, одел валенки, шубу, очки, взял карточки мешок и отправился в очередь. На дворе стояла кромешная тьма. Я не зги не видел, продвигался почти на ощупь. Видно таяло, потому что вокруг текла вода, и я то и дело проваливался в лужу. Кое-как выбрался я из переулка и направился к Водникам. Там в полной темноте толпились люди. Крупы не было. Люди стояли и ждали. Давали жир вместо масла пол рабочим карточкам. В угловом гастрономе внутри стояла большая очередь и ждала, чтобы что-нибудь привезли. Вместо крупы давали яичный порошок (за 100 гр. крупы 25 гр. порошка) но его почти никто не брал. В соседнем магазине, (где я достал пшеничную крупу) все полки были пусты, продавцов не было, касса была закрыта, но весь магазин был набит народом. Ждали, что привезут. От Водников все еще в темноте я отправился в Промтоварный. Тут стояла большая очередь за жиром. В гастрономе ничего не было. Против Озерного выстроилась вдоль стены громадная очередь в ожидании крупы. Дошел до Жуковской и повернул назад. На углу Надеждинской и Некрасова стояла громадная очередь, ждали крупы. Около инвалидов стояла очередь за пивом. Стало светать. Я опять пошел к Водникам. Там все было по-прежнему. В магазине (где я получил пшеничную крупу) была большая толпа. Я встал было, но простояв без толку минут 20 ушел. Устал очень сильно, с трудом волочил ноги в валенках и калошах по скользкому, талому снегу. Из последних сил забрался на лестницу и вошел домой и повалился на стул. Меня охватило угнетающее, отчаянное настроение. Мама дала мне еще кружку какао (домой я пришел в 9 ч.). Немного отдохнув, я в 9-30 ч. опять отправился, захватив жестяную банку для яичного порошка, т.к. мы после долгих споров взять его. Поплелся опять в гастроном на углу улиц Восстания и Кирочной. Но тут я увидел, что вместо 100 гр. крупы дают только 25 гр. порошка и не стал брать. Зашел в Водники там все то же. Купил вчерашнюю газету, побрел назад, обошел "Пролетарий", на Озерной, на Надеждинской – везде без перемен. Громадные очереди ждут. Я вернулся домой. Бабушка ушла. Мы с мамой принялись разрезать на ломтики те куски хлеба, которые я накопил, ибо мама случайно обнаружила, что они начали плесневеть. Около 11-ти ч. я собрался занять очередь перед гастрономом (там ждали крупу), а мама собиралась на службу. Вдруг в 11 ч. завыла сирена. Я и мама были рады, что остались дома. Вернулся Котя, ходивший хлопотать к комиссару. С ним все кончилось благополучно: его освободили и воинский билет нашелся у того же комиссара. Вскоре пришла бабушка. Через полчаса был отбой. Маме пришлось все же пойти. Я сел заниматься у папы. Около 12-ти ч. опять тревога. Я занимался, бабушка, Котя и Клава разговаривали в передней. Среди тревоги вернулась мама. Около 2-х ч. был отбой. Бабушка сварила суп, дала Коте тарелку и он ушел за продуктами. После этого бабушка ушла за бельем, поручив маме и мне присматривать за готовым супом и напилить чурбачков. На печурке сушились нарезанные ломтики моих сбережений. Мы с мамой напилили дров. Около 3-х ч. бабушка вернулась. Сели обедать. Был суп, довольно неудачный: просто вода с разболтанной гречневой кашей. Он не имел сытности, в чем мы и упрекнули бабушку. Она обиделась, и после обеда ушла. Мама хотела мне сделать омлету, но я отказался, а съел еще 3-ю тарелку супу. После того мама ушла в столовую прибирать, а я воспользовавшись тем, что суп остался на столе, съел еще 5-6 супных ложек. После этого я сел заниматься. Около 6-ти ч. пришел папа. Он был очень голодный; на службе ничего не дали, т.к. все запасы в столовой вышли. Он попросил супу, и мама разогрела ему остатки. Папа слышал со стороны, что его институт собирается уезжать. Это нас с мамой очень встревожило. У нас было такое чувство, что после всего того, что мы тут пережили, мы ближе к концу, да и у нас не хватило бы энергии и сил начинать все сначала. Папа слышал, что Военно-медицинская академия улетает. Тут пришла бабушка и подтвердила, что Медведевы улетели и прислали письмо из Череповца Марии Георгиевне. Это известие нас с мамой очень убило. Пришел Котя. Он достал горчичного масла. Бабушка разожгла печурку, согрела Коте остатки супа и принялась печь лепешки из белой муки на горчичном масле. Я пришел на кухню как раз кстати бабушка сунула мне две горячие, жирные лепешки. Мне же перепали остатки супа. Около 7-ми ч. поставили чайник. Котя съел суп, согрелся и около 8-ми ч., после долгих разговоров и задержек, отправился на поиски продуктов. Мы сели ужинать. На ужин каждому дали по 2-е лепешки, а мне дали целых 4. После ужина поседели, а около 9-ти ч. мама и бабушка легли. Я сидел писал дневник, потом учил немецкую грамматику. Около 10-30 ч. пришел Котя. Он ничего не достал, а променял полкило наших (маминых и моих) кондитерских изделий на 125 гр. хлеба и 3 куска дуранды. Мы с мамой были очень огорчены, что потеряли полкило конфет. Пришел папа и тоже присоединился к нашему мнению. Котя доказывал, что хлеб драгоценнее всего, бабушка его усиленно поддерживала. Однако, мы с мамой остались очень недовольны. На завтра было решено , что мы все встанем в 4-30 ч. и разойдемся по очередям. Я к «Титану», папа на Михайловскую, а Котя к Елисеевскому. Мама должна была остаться дома и, когда посветлеет, занять очередь за пивом. После этого решения все легли спать.

30 ноября

Мы все встали с будильником в 4-30 ч. Я умылся, оделся. Мам сделала мне омлету. Я ее съел, выпил горячее какао. Папа был готов раньше и вышел. Около 5-30 ч. мы с Котей оделись и вышли. Спустились по совершенно черной лестнице, вышли на улицу. Небо было сплошь усыпано звездами и было светлее, чем вчера. Мы взялись за руки и побрели посреди улицы по лужам и скользкому снегу. Так дошли до остановки. Как раз подошел темный трамвай. Оказалось 37-ой. Мы сели. На углу Литейного и Невского слезли, и я встал в очередь в бакалею. Очередь стояла перед закрытыми дверями и тянулась очень далеко. Было темно и пустынно. После 6-ти ч. нас впустили в магазин, и мы выстроились вдоль прилавка. Народ прибывал. В магазине ничего не было. Продавцы в грязных засаленных фартуках обтирали грязными, жирными тряпками пустые прилавки. Вышла заведующая и сказала, что в магазине ничего нет, а что будет неизвестно. Все продолжали стоять. Около 7-ми ч. выдали номерки. Мне достался 64-ый. Началась толкотня. Я стоял, прижавшись к стенке, против входных дверей. Около 7-30 ч. я увидел Котю который только что вошел и обратился к кому-то с вопросом. Я его потянул за рукав. За ним появился и папа. Я отдал Коте номерок, он его старательно спрятал во внутренний карман и мы все втроем вышли на улицу. Я взял папу под руку, Котя пошел впереди, и мы отправились к «Титану». Мы с папой остались у входа в угловой магазин, Котя вошел и через некоторое время вернулся, сказав, что ничего не было. Мы отправились дальше, следующий гастроном. Тут стояла громадная очередь в ожидании крупы. С трудом мы разыскали конец этой очереди, уходивший куда-то глубоко в темную подворотню. Котя поставил папу в очередь, чтобы получить номерок и потом ехать с ним домой. Сам Котя отправился за вином, взяв вино, должен был вернуться с карточками (по ним нужно было получать и пиво) домой. Меня отпустили домой. Я отправился пешком по Литейному и Некрасова. После долгого стояния приятно было пройтись быстрым шагом. Небосклон уже светлел, по улице струился народ. Было светло. Я свернул на Некрасова, в конце улицы над домами слегка розовело небо. На душе было бодро и светло. По другой стороне улицы, в темноте, от угла Надеждинской и Некрасова и до самого конца бань в несколько рядов толпился народ. Слышались ругань и визгливые крики. Я вышел на наш переулок. Занималась заря. Небо было совершено чисто и ясно. Спокойная белизна разливалась по нему. Я вошел домой, мама еще лежала. При моем приходе она встала, поставила чайник. Я еще выпил какао, взял пивные карточки и отправился занимать очередь за пивом. Очередь к пивной на Восстания заворачивала за угол и тянулась за трамвайную остановку. Я встал, раздали номерки. Мне достался 370-й номер. Но оказалось, что пива в магазине нет (магазин еще не открывали, он открывается в 9 часов, а было около 8-30 ч.) и все разошлись. Я опять вернулся домой и вместе с мамой мы отправились занять очередь за пивом на углу Некрасова и Радищева. Мама там встала. Я встал в очередь за пивом рядом с Инвалидами и получил 455-й номер. Получив номер, я вернулся домой. Мама в шубе и пальто сидела у папы в кресле. Она получила 587 номер. Папа пришел с номерком. Я обогрелся. Каждый раз, что я прибегал домой, я хватал по пол чайной ложки сахару, а то и по чайной ложке коньяку. Пришел Котя. Он принес мадеру. Я и мама отправились в свои очереди. Около 11-30 ч. мама подошла ко мне и сказала, что видела Зою Бок и та пообещала ей свою печурку и готова уступить пивные карточки. Я побежал домой и сообщил об этом. Котя и папа готовили бутыли для пива. Котя все тянул по рюмочки мадеру. Я вернулся назад в очередь. Около 12-ти ч. завыла сирена. Мы с мамой пришли домой. Тревога была довольно тихая. Мама затопила печку в спальне, я сел на стульчике против нее и учил немецкий. Около 3-х ч. все еще была тревога. Суп был готов. Но только мы сели за стол, как был отбой. Хлеба у мамы и бабушки не было, т.к. хотя хлеб вперед на 1 день выдавали, но карточки еще никому не выдали. За обедом я съел остаток сегодняшнего хлеба, отдав часть маме и бабушке. Суп был из лапши. Мне дали 2,5 тарелки. После обеда мы с мамой оделись и пошли в свои очереди. В моей очереди пиво кончилось, и я уже никого не застал. Маму признали, но очередь очень выросла. Я встал вместо мамы, а она пошла, отыскивать Зою. Через некоторое время она вернулась: с печуркой и с пивом ничего не вышло. Тут тревога. Мама послала меня домой, а сама осталась, т.к. собирались раздать новые номерки. Я вернулся домой. Бабушка сидела пила кофе. Она мне сегодня дала кофе и к нему потихоньку сунула кусок белой булки, испеченной на горчичном масле. Вскоре пришла мама. Она не стала стоять в тревогу. Ей бабушка тоже дала кусочек булки. Около 4-30 ч. тревога кончалась. Мама пошла в свою очередь. Я остался дома, а через полчаса должен был пойти ее навестить и принести бутыль. Бабушка легла. Я воспользовался случаем и съел из кастрюли с супом ложек 5-6 супу. Потом выпил 2 столовые ложки бабушкиной мадеры. В 5 ч. я оделся и пошел к маме. Уже смеркалось. Мама стояла в полутьме. Надежды получить, почти не было. У мамы номерка не было, знали только в лицо, и потому сменить ее было нельзя. У закрытых ворот пивной была драка и сутолока. Мужики лезли напролом. Я вернулся домой, а через полчаса уговорился навестить маму. Около 5-30 ч.– тревога. Я схватил пальто, шапку и побежал навстречу маме, чтобы довести ее до дому. На улице из-за отдельных лохматых облаков вышла полная, красноватая луна и заливала всю улицу ярким светом. Я встретил маму и довел до дому. Она была очень уставшая и легла. Около 7-ми ч. пришел Котя (в тревогу). Он после обеда пошел обойти занятые очереди за крупой, но вернулся ни с чем. Сегодня даже негде ничего не выбросили. Мама поставила самовар. Все еще была тревога. Сели пить чай. Бабушка спекла толстый омлет и дала кусок спеченной булки, которую я оставил на утро. Кончив ужинать, я воспользовался, что все сидели в спальне, достал из шкафа в Котиной комнате рюмку и выпил его мадеры. После ужина был отбой. Мама собиралась идти к Самеру поговорить насчет печурки. Я ее проводил. Мы никак не можем дозвониться, наконец нам открыла Лида. Самера не было дома, мама говорила с ней. Та показала печурку, хотела за не сперва продукты, потом денатурат. Тут завыла сирена. Ничего не добившись, мы побрели домой. Поднимаюсь по темной лестнице, я говорил о том, что неужели нам придется уезжать. Придя домой, мама легла. Котя писал списки, потом я переписывал. Потом лег. Необходимость отъезда тяжелым камнем давила на меня. Папа сегодня повторил, что нужно быть готовым ответить на вопрос: улетать или нет. У меня упала энергия к занятиям …

В газете сообщали о напряженных боях за Волхов и Тихвин. Немцы захватили было Ростов, но теперь выбили.

1 декабря

Я проснулся около 9-30 ч. Настроение у меня было очень тяжелое. Отъезд, жизнь на новом месте представлялись мне ужасными. Мне казалось, что легче как-то перестать существовать, чем бросить все, что мне дорого, что меня связывает со счастливым прошлым. Мне казалось, что у нас никогда не хватило бы энергии сил поменять жизнь заново; что мы никогда не перенесем такой катастрофы; что такое жалкое прозябание в захолустье навсегда разрушит все виды на будущее, что никогда уже мы не сможем свить себе гнезда и на всю жизнь останемся выкорчеванными беженцами. Ужас, почти отчаяние каким-то тяжелым кошмаром давило меня. Я встал, оделся. Слезы душили меня. Я поел манную кашу, которую бабушка сварила мне. Кусок белой булки, которую я сохранил со вчерашнего вечера, я отдал маме. Коти и папы не было дома, они встали около 4-х ч., ушли в очередь. Около 9-ти ч. папа вернулся и ушел в институт. Котя вскоре вернулся. Бабушка и Котя, еще за столом стали грызть маму за папу. Котя говорил, что папа теперь проедает свою карточку на службе и сверх того еще приходит домой обедать. Бабушка находила роскошью то, что папа пьет по 3 стакана, в том числе первый стакан с солью. Эта грызня произвела на меня тяжелое впечатление. Вскоре бабушка ушла, Котя ушел в очередь. Мама пошла в техникум за карточками. Я сел у папы заниматься. Пришла бабушка, растопила печурку. Мы с ней распилили несколько досок . Около 3-х пришел Котя ни с чем. Теперь и он сознался, что крупу получить безнадежно и что карточки пропали. Пришла мама и принесла хлеб, взятый на карточки. Мама и я были очень удручены потерей крупы. Сели обедать. Был суп с лапшей и на второе горшок вкусной каши. Суп весь съели, а часть каши оставили мне на утро. После обеда я занимался у папы. Пришел папа и сообщил, что получил приказ об эвакуации. Я побежал на кухню сообщить мама новость. У нас сердце так и упало. Пришел папа и спросил, обедали ли мы уже. Узнав, что обедали, и ему ничего не осталось, он сказал:

– Ну, тогда нужно будет все-таки мне что-нибудь сделать, а то сегодня почти ничего не получил в институте, кроме нескольких ложек каши.

Мама растерялась. Пошла к бабушке в спальню, папа за ней.

– Прямо, Леня, не знаю, что тебе сделать, нечего сейчас нет… – говорила она растерянная, упавшим голосом.

– Ну, так дай мне немного крупы, я сварю себе кашу, что ли.

– Да, не знаю, крупы нет…

– Ну, как может не быть крупы, странное дело…

– Разве, что немного манной сварить. Мамочка, обратилась она к лежавшей на постели бабушке, – ты не знаешь, где у нас манная…

Манная оказалась в буфете, и мама стала варить папе похлебку. Кашу, оставленную мне на утро, спрятали в бабушкину кровать. Наконец, похлебка была готова, и папа уселся есть в спальне. Бабушка ушла. Поев, папа посидел еще немного в спальне: говорил о том, что если не уезжать, то не на что будет жить и т.д. потом он ушел к себе. Я сел заниматься. Пришел Самер, с печуркой было все улажено. Он получил денатурат, ромовую эссенцию и обещал завтра принести печурку. Пришла бабушка. Началась тревога. Мама поставила самовар, бабушка принялась мне печь омлетку. Сели ужинать. Котя ушел опять по очередям. После ужина (около 9ч.) он принес с торжеством лапшу. Мы все были в восторге. Все его поцеловали, согрели ему чай и т.д.

Теперь у папы и мамы за котлету с гарниром берут талоны в столовой: 50 гр. мяса, 25 гр. крупы и 5 гр. масла. За суп: 25 гр. крупы, 5 гр. масла. Это очень невыгодно.

Несколько дней назад мы съели последний горшок черной каши.

Когда я ложился спать, настроение немного приободрилось. После того, как мы получили лапшу, казалось нам, будто кто-то невидимо заботиться о нас и верилось, что все как-то обойдется благополучно.

Мы с мамой решили отныне обеспечить друг другу максимальную поддержку, составить неразрывный союз, стараясь смягчать все неприятности и невзгоды. Я отложил маме на утро кусок сегодняшнего хлеба. Около 11 ч. мы легли.

С 1 декабря введено прикрепление карточек к продовольственным магазинам. Мы решили, что завтра Котя пойдет прикрепляться к гастроному.

2 декабря

Я встал около 10-ти ч. Котя тоже встал, выпил чаю и ушел прикреплять карточки. Мне сделали омлетку, поев я сел заниматься. Папа был весь день дома и вставил стекла в окно на кухне. Мама топила печку, подметала комнату, убирала столовую. Около 3-х ч. началась тревога. Мы сели обедать. Была целая кастрюля супа, очень густо засыпанного лапшей (вчерашней) и крупой. Мне дали почти 3,5 тарелки. Бабушка сделала лепешки из дуранды и дала каждому по штучке. До обеда мне и маме перепало по лепешке. Мы кончили обедать, и все еще сидели за столом, испытывая приятную истому сытного обеда, как вдруг послышался сильный свист бомбы. Мы все вскочили, бросились в переднюю, оделись и стали ждать. Было тихо. Я принялся учить историю. Вдруг сильный удар потряс дом, и он некоторое время качался на месте. Мы с мамой взяли портфели, и сошли к Лалло. Там мы узнали, что взят Тихвин. Это нас очень подавило. Стихло, мы взошли и дали отбой. У нас на верху был Самер и устанавливал буржуйку. Я сел заниматься. Бабушка ушла, Котя тоже. Около 6-ти ч. бабушка пришла и сообщила, что бомба упала на Бассейной, против трамвайной остановки. Пришел Котя очень расстроенный, вокруг нас упало 6 бомб. Бабушка сделала мне омлетку. Я ее съел, пока никто еще не садился ужинать. Принесли самовар, сели ужинать. Настроение подавлено, последняя надежда на Тихвин рухнула.

3 декабря

Мама встала в 9-30 ч., согрела на буржуйке чайник, дала мне какао, выпила чай. Я ей дал сбереженный кусочек вчерашнего хлеба. Встала бабушка и принялась варить мне манную кашу. Мама ушла. Я сел заниматься. Около 11-ти ч. каша была готова, я ее съел. Пришел Котя. Я ушел заниматься к папе в кабинет. Около 12-ти ч. была тревога. Было тихо. Я и Котя сидели в папиной комнате. В 1 ч. был отбой. Котя ушел. Бабушка варила обед на кухне. Она спекла лепешки из дуранды и принесла мне одну попробовать. Я ее съел с русским маслом. Она мне очень понравилась. Я пошел на кухню и потихоньку стащил еще лепешку. Потом бабушка дала мне еще одну. Было уже 3-30 ч. Котя не приходил, и мы сели обедать. Был густой суп из лапши. Тут пришел Котя. Мы с ним получили по 3 тарелки. Пришел папа и вслед за ним мама. Маме дали суп, папе тоже. Папа сообщил, что ему дадут первую категорию. У мамы в техникуме полный упадок духа. Даже старики готовы уходить пешком. Говорят, что техникум эвакуируется на машинах. Мама была сильно расстроена, у ней болит голова. Папа очень долго рассказывал о хлопотах с карточкой. Около 6-ти ч. была тревога. Слышно было низкое гудение. Мы сидели в прихожей. В 7 ч. был отбой. Мама пошла ставить самовар. Бабушка спекла мне 2-е омлетки. Я их съел, пока никто не садился ужинать. За ужином обсудили , как расставить мебель в столовой, куда мы собирались переселяться.

Вокруг нас упало 6 бомб: в дом Гуревича и № 4 в дом Роткус. Котя прикрепил наши кондитерские карточки в "Норде". На первую декаду сахару выдавать не будут. Положение на фронтах очень тяжело. Везде напряженные бои. Враг теснит наши войска. Тихвин взят. Северная дорога отрезана. Севастополь осажден. Через горы трупов немцы рвутся к Москве. Говорят, что с Ханко приехал пароход и привез матросов, которых разместили в наших казармах. Этот же пароход привез продовольствие. Кроме того на самолетах будто бы доставляют английский бекон и сгущенное молоко, его видимо детям. Вечером я до 11-ти ч. учил историю «Приемник Петра I». Мама и бабушка лежали. Бабушка была очень голодная и попросила у меня хлеба. Я ей дал кусок завтрашнего хлеба. Кончив историю, я лег спать.

4 декабря

Встали около 9-ти ч. Утром еще лежа в постели, я слышал очень громкую стрельбу. Потом Котя узнал, что по радио объявляли, что идет обстрел нашего района. Я встал. Мама согрела чайник на буржуйке, и я выпил какао, съев весь остаток сегодняшнего хлеба. После этого пилил с мамой дрова. Бабушка встала около 11-ти ч., сделала мне манную кашу. Я ее съел, и мы с Котей принялись таскать дрова до самого обеда. Днем выключили свет. На обед бабушка дала по 1,5 тарелки жиденького супа и пшеничной каши. После обеда пили кофе с одной булочкой из белой муки. Бабушка дала мне на вечер 2-е булочки. Быстро темнело. Света не было и мы с мамой легли в темноте на постели. Пришел папа. Ему дали карточки. Он принес мне на вечер котлетку. Придя в спальню, папа уселся в темноте и стал нам рассказывать новости. Он слышал, что из Тихвина муж одной из сослуживицы прислал через знакомого летчика, только что прибывшего из Тихвина, письмо. В письме говорилось, что Тихвин снова взят нами, что дела идут лучше, что не сегодня-завтра будет взят Новгород и расчищен путь к Ленинграду. Что нас приободрило. Есть слухи, что папин институт переедет в Семипалатинск. Стало совсем темно. Бабушка зажгла керосиновую лампу, села читать газету. В газете превозносилась победа советских войск и взятие Ростова. Папа стал ставить самовар. Бабушка принялась разогревать мне котлетку с остатками обеденной каши. Половину каши бабушка отложила для Коти вместо хлеба. Мне показалось мало каши и я попросил чтобы она положила мне всю кашу, а я уступлю Коте одну булочку. Так и сделали. Я съел котлетку с пшенной кашей с большим удовольствием. Папа принес самовар. Пришел Котя, ходивший узнавать насчет отсутствия света. Он ничего точно не узнал, но по словам других управхозов света ждать раньше 10 дней нельзя, а может быть и больше. После ужина мы сидели при свете керосиновой лампы. Бабушка раскладывала пасьянс, Котя читал газету, я записывал дневник. Папа возился с устройством коптилки. Около 10-ти ч. мы потушили лампу и легли спать при свете свечки. Около 1 ч. меня разбудил очень сильный троекратный удар. Казалось, что он разразился над самой головой. Я, еще ничего не понимая, вскочил зажег свечку. Мама тоже вскочила. Вошел папа и сказал, что тревога. Я поспешно одел валенки и шубу. Мы вышли в переднюю. Новое сильное сотрясение потрясло дом. Мы с мамой сошли вниз к Лалло вместе с Коняевыми. В темноте мы уселись на дубовую скамью. Между Батовой и Лизкой разгорелась ссора, которая закончилась руганью и дракой. Наконец, заиграл отбой, и мы побрели в полной темноте вверх по лестнице. Я светил электрическим фонариком. Пришли и сразу легли спать. Было около 2-х часов.

У Лалло говорили, что теперь по районам организуются группы для эвакуации пешком. Детям и престарелым дают машины, прочие идут пешком около 200 км. В течении 10 дней . Через каждые 18-20 км. Якобы обеспечиваются ночлег, и даже горячая пища. Самым опасным местом является переход через лед Ладожского озера. Тем не менее, все хватаются за возможность эвакуации, записываются в группы.

5 декабря

Меня рано утром (около 8-ми ч.) разбудил Котин голос: «Клава пришла телеграмма от Шуры». Потом я опять задремал. Около 9-ти ч. я опять проснулся. Было совсем темно. Вначале я думал, что мама уже встала. Полежав еще под теплым одеялом, я наконец собрался с духом и сбросив одеяло, принялся зажигать свечку. Оказалось, что мама еще в кровати. Я зажег свечу, мы встали. Папа стал ставить самовар. Мы собирались втроем (я, папа и мама) пить чай (бабушка поднялась, и пошла относить узел с бельем в прачечную. Котя пошел за хлебом). Раздался звонок, пришла Александра Александровна. Она сообщила, что пришла телеграмма от Марии Александровны, в которой сообщалось, что та в тяжелом положении и пришлось сообщить об этом родным. Александра Александровна зашла за папой, чтобы вместе навестить Марию Александровну. Мы выпили чай, я выпил чашку какао. У мамы не было хлеба, и я ей отдал часть своего. Остаток сегодняшнего хлеба я съел, макая его вместе с мамой и папой в блюдечко с налитым горчичным маслом, которое папа отлил себе (50 гр.) в особую бутылочку. Попив чай, мама ушла в техникум. Вскоре папа и Александра Александровна тоже ушли. Я сел заниматься в папиной комнате. Пришла бабушка, потом Котя. Он принес хлеб. На меня, бабушку, маму, папу был один кусок. Бабушка стала требовать от меня, чтобы я разделил хлеб. Я не стал, т.к. не знал, как делить, и даже сказал, что бабушка «слопала довесок». Это обидело бабушку. Она не захотела, есть совсем. Вмешался Котя, стал бранить меня. Наконец пришел папа и разделил хлеб на четыре равные части, взял одну часть себе, оставив остальное нам. О Марии Александровне он узнал, что она слегла, у ней чуть не ли дизентерия, хлеб ей есть запретили, она не может встать с постели, продуктов не выкупает, одним словом «умирает голодной смертью». Мы с папой заклеивали окна в столовой. Около 3-х ч. был обед. Был густой суп с черной лапшей (Котина получка), но каждому дали только по 2-е тарелки. Я после обеда пошел повертеться в кухне около бабушки, спрашивая нельзя ли еще супа. Но бабушка отказала. Пришлось утешиться обещаниям, что когда придет мама, я смогу взять тарелочку. Я еще немного позанимался у папы. Стемнело и пришлось прекратить занятия. Около 4-х ч. пришла мама. Первым вопросом был: «Есть ли суп». Я сейчас же принес ей суповую кастрюлю, намекая, что суп, дескать, хорош, да только дали то нам всего по 2-е тарелки. Мама села кушать и тут же велела мне взять небольшую тарелку супа. Я было стал отказываться, но мама настаивала, и я съел тарелочку. Вошла бабушка. Увидев меня, смотрящего на суповую кастрюлю, грызя палец, она спросила, брал ли я суп. Я нерешительно отвечал, что брал немножко. Бабушка плеснула мне в тарелочку еще 2-е ложки супу. Пришел папа, подсел к столу, освещенному свечей. Мама стала рассказывать новости: вчерашний ночной троекратный взрыв слышали все, в разных частях города, но никто о нем ничего определенного не знал. О Тихвине также никто нечего не слыхал. Куфаеву предложили лететь. Он в очень плохом и расстроенном состоянии. Его терзает необходимость решения. Он говорит, что если б он был один, не за что не поехал бы. Но Коля очень плохо переносит все: очень похудел, упал духом. Жена тоже очень нервная и мучается. С другой стороны у него, он считает, безусловно не хватает денег на прожитье, где-нибудь на Урале, даже если продаст все имущество, вплоть до пианино. В Свердловске, по его словам, примус стоит 1000 руб. И все же, если в том спасение жены и сына, надо решиться на все … Мама встретила Брянцева. Он улетает с Шуриком 9-го декабря, но очень озабочен состоянием Шурика. Шурик очень похудел, в школу не ходит, пал духом и все твердит, что лучше повеситься, чем уезжать. Мама слышала, что пешая эвакуация отменена. Около 6-ти завыла сирена. Мы оделись и вышли в переднюю. Котя засел в уборной. Последовало сотрясение. Мы с мамой взяли чемоданчики, и вышли на лестницу. Мама стала спускаться. Я задержался на площадке, одевая перчатки и вынимая эл. Фонарик. Вдруг послышался какой-то неестественный шум вроде шума обрушивающегося водопада. Все окна и лестница осветились. Стало совсем светло. Сквозь замерзшее стекло струился яркий, ровный свет, иногда прерываемый искрящимися взметами. Мама кинулась ко мне наверх. Потом мы бросились вниз. Свет заливал всю лестницу. Он струился и со стороны двора и со стороны парадной. Не зная куда броситься и думая, что это бомба, которая вот-вот взорвется, мы бросились к Лалло. Мы бросились за выступ лестницы (к тому месту, где прежде сидели) и стали креститься, ожидая удара. Я отчаянно дернул звонок. Выскочила Лизка с свечей в руке. Мама не своим голосом закричала, что мы горим. Метнулись на улицу. Напротив парадной под одной из грузовых машин ярко искрясь и ослепляя, горела бомба. Мы отошли. Я, оставив маму внизу, побежал наверх сообщить. Мама за мной. Он кричала, что все вокруг горит, схватила вещи. Папа побежал вниз узнать, я за ним. Мы вышли на улицу. На улице было светло, как днем. Против ворот несколько человек засыпали горящую бомбу. На другой стороне улицы тоже что-то тлело. В домах 11 и 9 горели чердаки. По противоположной стороне улицы колыхались огромные светлые отблески. Мы вернулись. Мама навьючила один рюкзак на себя, другой на меня и мы сошли в 7-ой номер. Мы с папой снова вышли на улицу вместе с Клавой и Урсати. Улица была уже темной. На доме № 11 полыхало пламя. Сверху лилась вода. Вскоре пламя сбили. Из под ворот стали кричать, что горит наш чердак. Папа пошел на чердак. Мы сидели довольно долго в 7-ом номере при свете лампады. Меня клонило ко сну. Услышали шаги на лестнице. Я открыл дверь и окликнул папу. Он вошел в 7-ой номер. Сообщил, что на чердак упали 3 бомбы, что их засыпали песком, то что они стали опять дымить. Какой-то молодой человек обратил на это внимание. По его указанию бомбы залили водой. После этого нужно было еще 3 часа дежурить , чтобы они не разгорелись. Отбоя все не было. Было одно сотрясение. Потом стало тихо. Мы забрали все узлы и взошли наверх. Все седели в передней (Котя ушел на чердак). Наконец около 8-ми ч. дали отбой. Я сходил в уборную. Бабушка спекла мне омлетку. Другую она спекла себе из остатков и половину отдала мне же. Мне они показались очень вкусными. Папа поставил самовар. После ужина я записывал дневник. Мама с бабушкой легли. Я торопился записать дневник, чтобы потушить лампу и лечь спать. Вдруг около 10-ти ч. завыла сирена. Я сел в передней при свете керосиновой лампы дописывал дневник.

P.S. После отбоя первой тревоги у меня было даже радостное настроение. Еще раз мы спасены. Еще одна опасность миновала.

P.S. Александра Александровна рассказала, что Ната переносит все очень легко. Очень увлекается делами по дому. Выпросилась дежурить ночью и даже составила протокол за освещенное окно. Около 10-20 ч. тревога кончилась. Мы легли.

6 декабря

Мы встали около 9-30 ч. Мама затопила буржуйку, стала варить мне манную кашу. Пришла бабушка, оказывается, она хотела дать мне пшеничную кашу и стала упрекать маму, что та так небережливо расходует манную кашу. Мама ушла. Бабушка ворча, доварила манную кашу, но она вышла совсем жидкой, т.к. мама не успела, как следует ее засыпать. Когда была готова каша, то остыло какао, которое сделала мама. Я стал ворчать. Съев жиденькую кашу, я выпросил у бабушки несколько ложек холодной пшеничной каши, но она была уже слишком холодной и безвкусной, и я стал просить бабушку подогреть ее с горчичным маслом. Наконец я ее съел, слегка подогретой, и после 11-ти ч. сел заниматься у папы. Около 1 ч. мама ушла. Я все занимался. Днем, еще до ухода мамы дали свет. Мы все приободрились. Около 3-30 ч. вернулась мама; спросила, есть ли суп. Но суп еще не кипел. Бабушка требовала мне распилить дрова, я ворчал, что суп не готов и отказался пилить. Началась брань. Бабушка ушла в столовую, где она сегодня затопила печку, и отказалась есть. Я пришел пилить. Напилив, мы стали звать бабушку обедать. Бабушка плакала и не хотела. Мы с мамой сели есть. Пришел папа и Котя. Коте мама дала 3 тарелки, папе маленькую тарелочку. Поев, мы пошли уговаривать бабушку поесть. Она не хотела, и Котя выпросил у ней разрешения съесть весь суп. Он взял четвертую тарелку, я тоже взял тарелку. Мама хотела оставить немножко бабушке, Котя хотел все съесть. Но все же немного оставили. Я сел заниматься, пока никого не было в комнате, я съел еще несколько ложек супа. Пришла бабушка и легла на постель. Пришел Самер, предлагая за спирт достать в Парголове картошку или дуранду. Папа с ним договорился. Вечером папа поставил самовар. Мне бабушка разогрела остатки супа. Попили чай. Вечер прошел спокойно.

7 декабря

Днем я занимался. Вечером мама, ходившая вчера хлопотать о выдаче мне аттестата, высказала же, мысль, что мне надо бы наведаться в школу, т.к. там окна вставили, и нужно будет все же получить оценку за четверть. Я разнервничался. Вечером переписывал Коте списки. Потом до 12-ти ч. я занимался.

8 декабря

Весь день занимался. Папы не было дома. Бабушка сварила суп из мяса, которое Котя достал накануне и мы сели обедать пораньше, чтобы не пришел папа. Был очень вкусный мясной с кусочком мяса. Котя узнал, что Япония объявила войну Америке. У Коти очень сильно опухли ноги. Папа принес мне котлетку, но я уже съел тарелочку гречневой каши и потому котлетку отложили на завтра. Говорят, что с 10-го декабря прибавят хлеба. Решили, что завтра я пойду в школу.

P.S.

7 декабря, утром бабушка мне спекла последнюю большую жирную лепешку из яичного порошка и белой муки. На следующее утро она спекла мне лепешку уже только из белой муки и поменьше. За обедом мы съели последнюю кастрюлю супа из той темной лапши, которую принес Котя (2,800 гр.), ее хватило на 7 дней.

9 декабря

Я встал в 8-30 ч. Мама встала на дежурство с 9-ти ч. у ворот. Я некоторое время лежал, думая с ужасом о том, чтобы встать и идти по холоду в школу (вчера мороз стоял в – 22 градуса, улицы были завалены снегом, трамваи не ходили, сегодня -14 градусов). Наконец собрался с духом, скинул одеяло, умылся, сделал физзарядку. Бабушка мне разогрела остаток гречневой каши (последней), и я в 9-30 ч. пошел в школу к 10-ти часам. Было уже светло. Вся улица была покрыта густым ковром мягкого, белого снега. В классе было всего 9 человек (я, Кириченко, Лайне, Козак, Ушаков, Воскресенский). Мы сидели в пальто. Окна заделали, но все же понемногу стынешь. Первый урок был литература. Ольга Ивановна пришла похудевшая и почерневшая (у ней на днях умер 13-ти летний сын, и она даже не смогла его похоронить из-за отсутствия гробов).Я отвечал и получил отлично. Потом была биология и немецкий. После 5-го урока нам дали по тарелке горячего супу с накрошенным капустным листом. Домой я пришел в 2 ч. Света не было. Маме Солнцева сказала, что теперь будут выключать свет каждый день с 10 ч. до 5 ч. Мы пообедали (суп заправленный рисом). Мне дали еще вчерашнюю котлетку с лапшей. Котя взял у «Норда» 600 гр. повидла, что вызвало большое недовольство. У нас с мамой ушли все талоны на конфеты, а мы хотели шоколадных конфет. После обеда все ели повидло с чаем и съели почти полбанки. После обеда сидели в темноте при свете керосиновой лампы. Мама легла на свою кровать, Котя на бабушкину; бабушка прилегла на кресло, а я учил литературу. Около 5-ти ч. дали свет. Вечером папа заделал стенку у стеклянного шкапина. Пили чай. Бабушка дала каждому немного пшеничной каши. Мне больше других. Послу ужина я учил историю. Мама штопала и чинила Коте белье.

10 декабря

Ходил в школу. Там дали суп с капустным листом. Пришел около 2-30 ч. Котя таскал весь день дрова. Сегодня утром он ворвался к нам в спальню, как только заиграл будильник, и объявил, что у нас разокрали часть дров. В школе я от Севки узнал, что наши отбили Тихвин. Дома я пообедал. Пришла мама. В 5 ч. дали свет. Я все вечер зубрил эволюцию. Лег только в 12 ч. Папа пришел и принес вести, что эвакуация его института (и вообще медучреждения) отложена до января. Котя пообедав раньше, ушел за конфетами. Вечером он принес конфеты и сливочное масло, которое мы сразу принялись есть, с большим удовольствием.

11 декабря

Я встал в 9 ч. по будильнику. Мама мне разогрела сковородку пшеничной каши с маслом. В школе после 4-го урока дали суп с лапшинками. На последний урок эволюции мы опоздали и меня не спросили. Я пришел домой в 2-30 ч. Мама была дома, стопила печку. Обед был готов и мы сели есть. Был суп с рисом. Мне дали 3 тарелки. Вечером учил химию. Дома я узнал, что наши взяли Елец и что увеличили масло и крупу на 2-ю декаду. Пришел папа. На ужин бабушка дала мне пшеничной каши. Я съел свой хлеб, намазав тонкий слой масла. Пришла какая-то особа, попросила папу в кабинет. Она сообщила, что умерла Мария Александровна. Папа сейчас же оделся и пошел туда. Вернулся он только около 10-ти ч. Я занимался до 12-ти ч.

12 декабря

Я пошел в школу. Сева не пришел. Не топили. После 3-го урока пришел Игорь. Он собирался немного походить «для смеха». После 3-го урока дали суп с хреной. Потом мы ушли. В течении 3-го урока мы сидели в коридоре, я, Игорь, Лайне, Антонова и Рябинина. Придя домой, я таскал дрова. Был обед, суп из риса. После обеда я занимался. Папа ушел к Марии Александровне. Мама мне сделала, пока его не было, кружку какао и я съел весь свой сегодняшний и завтрашний хлеб с густым слоем масла. На ужин бабушка сделала мне лепешку из белой муки. Котя плохо себя чувствовал и сразу после ужина лег.