Читать книгу Авитаминоз вымирающего вида - Сергей Владимирович Гришко - Страница 1

Был обычный день, ну знаете ни фига не несущий, просто день бесцельного блуждания по циферблату часов с обеденным перерывом, во время которого в офисном царстве государстве появился курьер марафонец. Эдакий шустрый латинос торгующий всем дерьмом этого мира, звали его Алехандро де Ла, далее всё теряло смысл. Завидев меня, Алехандро не теряя времени даром, сократил расстояние нас разделявшее, и шёпотом заговорщика поведал о таблетке "ТЫСЯЧИЛЕТИЕ" от себя добавив – Такой таблетки амиго в мире ещё не существовало, по сути своей, это машина времени, которая способна перенести тебя даже в муравьиную задницу и обратно.

Латинос ловко подчистил мой бумажник, не тронув лишь фото британской порно звезды. Напоследок сунув в карман пилюлю ярко жёлтого цвета – Адьюс амиго – сказал он и тут же растворился в воздухе. Заодно прихватив пять сотен моей наличности – Мелкий бес – сумел сдержано произнести я, рассматривая на ладони эту крохотную пилюлю – В следующий раз набить Алехандро морду – сделал пометку в органайзере и послеобеденный перерыв окончился. Снова продолжилось пассивное время рабочего режима, жаль, что компьютер завис, делать было абсолютно нечего, поэтому я строил рожицы полностью флегматичной секретарше босса, а она всё время хлопала своими коровьими ресницами, недоразвитая идиотка.

Настал вечер, исчезновение наличности только ухудшило моё предгрипозное состояние, машина барахлила и вскоре издохла посреди дороги, вполне киношные неприятности грозили перерасти в естественный нервный срыв. Дорога к дому просто убила меня, неимоверным количеством житейских подлянок.

Пройдя пешим ходом добрую дюжину не благополучных кварталов, где-то в начале пути с меня сняли дорогие туфли, и я шёл босиком. После некие маргинальные типы от нечего делать, дали мне по морде и изрезали на ленточки любимый пиджак. Это только начало чертовой дороги домой. Впереди ждали здоровенные афро хулиганы с ножами и пистолетами, одурманенные всем дерьмом мира и им же обозленные. Беги белый чувак, беги, спасая свой цивилизованный мирок псевдо ценностей равенства и терпимости.

Подводя печальный итог дня у порога собственного дома. Я пришёл в неописуемую ярость от нынешнего рода человеческого – И если ты жирный клоп, сейчас вызовешь полицию. То я клянусь, что разобью всю твою мерзкую рожу раскалённой сковородой и оболью бензином, твой чёртов ухоженный газон перед домом. Падла, я превращу твою жизнь в пепел! – и сосед, этот убогий параноик с комплексами, вечный онанист, бросил трубку телефона и помчался прятать своих хомячков. Люди уже не хотят быть людьми, они устали от своей человечности, мир заполонили дегенераты, кретины, рабы. Мне нужен отдых, отдушина, день выдался еще тот.

В зеркале меня встретило не человеческое лицо, а физия парня повздорившего с медведем и последствия до мельчайших деталей отобразились на ней – Садисты, ублюдки, засранцы. Господи за что? И я должен прощать этих подонков. Конечно, но после того, как с данных уродов снимут живьём кожу, и посадят на кол их гадливые жопы – тут в дверь позвонили, конечно, это бравая полиция с оружием наготове – Настучал гаденыш – и у меня не хватило слов для пожеланий соседу, тупой придурок, неужели, он верит моим угрозам.

Неприятности начали принимать уголовный оборот и лишь спустя полчаса словесных объяснений, мне, наконец-то удалось вдолбить в эти дубовые головы правду. Результат огорчал, если не удручал, судебное разбирательство, соответственно штраф с приличными нолями и прочее дерьмо. Главное мне, добропорядочному гражданину своей страны никто не поверил, это просто глобальный заговор параноиков и извращенцев, и вообще сосед, он реально больной человек с голосами в голове. Как данному идиоту можно верить, ума не приложу?

После, после всего произошедшего, я просто нащупал пилюлю и проглотил её, запив стаканом виски, а затем, не раздеваясь, упал в кровать. Мир, иди в жопу! Наступила тьма, ватная тишина залезла холодом в уши, меня словно приколотили к доске, так болезненно растянулась кожа в сплошной рваной улыбке. Сон, который не подходит ни под одно описание сна, это как последний раз в жизни заново родиться, это как принять на веру обман и до конца не сметь усомниться.

Я чувствовал, что безвозвратно ухожу и сумбурность бредовых идей была тому подтверждением, а тьма поглощала, высасывая мою душу из тела, да так больно, что я лишь беспомощно насвистывал детскую считалку. Вдруг вспыхнул свет, яркий, слепящий, напоминающий солнечный от которого щуришь глаза. Неужели умер, и теперь в раю?– подумалось мне, и я тихо хохотнул, правда, не решаясь сдвинуться с места. Послышались шаги, тяжёлые, шаркающие, старческие – Эй!– и после этого, меня сильно пнули под рёбра, тут-то глаза сами собой и раскрылись.

Человечище, огромный тип, просто исполин, колосс, нависал надо мной, он то щурил левый глаз, то правый, пытаясь, наверное, получше рассмотреть такую букаху как я, то подталкивал носком ботинка, бубня под нос на каком то тарабарском наречии – Где я?!– пришлось закричать мне. Великан вдруг начал стремительно уменьшаться в размерах, словно из него стали стравливать воздух и свист был похожим. Он сжимался так стремительно, что в скором времени оказался ниже моего плеча – Ну здравствуй гость – это уже говорил мне вполне обыкновенный рогатый чёрт – Фу ты чёрт – потирая слезящиеся глаза, в недоумении обронил я – Именно, но только попрошу называть меня правильно. Чёрт ФУТЫ 23ий – и нечистый, подняв вверх указательный палец, повторил – Запомните, чёрт ФУТЫ 23ий. Надеюсь, вы не позабудете – после этой просьбы я закивал очень часто головой, что немного позабавило щепетильного Футы.

После столь нереального знакомства, нечистый хлопнул в ладоши и пред нами возник столик с изысканными яствами – Угощайтесь любезнейший и не волнуйтесь, ваш визит в ад носит сугубо ознакомительный характер – и Футы демонстративно отпил из золотого кубка вина – Превосходный напиток, по-моему, из Испании – довольно прищёлкнув языком, заметил он.

Долгими раздумьями я не был томим, поэтому предложение полакомиться кулинарными изысками преисподней нашли во мне живейший отклик, а немного позже, захмелев от порядочной дозы вина, и конечно же осмелев. Я начал разговор – Послушайте-ка любезный Футы 23ий – на этом я икнул, странным образом позабыв, то о чём хотел расспросить нечистого.

Остаток трапезы мы разбавили плотным молчанием, словно еда могла заменить интересную беседу. Согласитесь, не каждому смертному выпадает подобный шанс так запросто, пообщаться с аборигеном ада, но мы ели, выпивали и молчали. Находясь в столь нежелательном месте для многих из нас, я наперекор всем догмам не терял присутствия духа, а Футы хранил вполне нейтральное гостеприимство. В воздухе отсутствовала сера и меня не варили в кипятке и смоле.

В конечном итоге насытившись в полной мере до отвала сливками кухни и собравшись с мыслями, я сумел задать вопрос – А не будете вы столь любезны уважаемый Футы 23ий, немного удовлетворить моё любопытство. Ответив или вернее пролив свет на некоторые тёмные аспекты всего происходящего – чёрт вынул сигару и протянул её мне – Конечно же, любезнейший, но сперва, не торопясь покурим.

Вы чертовски натурально умеете молчать, и мне это импонирует, тут сами понимаете это редкость, а после, я в полной мере удовлетворю ваше любопытство. Итак, по рукам?– и мне, как гостю, пришлось принять это, как есть, тем более любопытство не слишком донимало меня.

Так в этой согласованной тишине и клубах сизого дыма, я впервые взглянул на ад оком познавательным. Благо вид с террасы был превосходен в смысле ужасающе брутален, подобно раздавленной авто кошке – Это ад амиго. Мы фабрика пыток и истязаний, мы занимаемся вашими гадливыми душами – и глаз лукавого устрашающе блеснул. Мне стало не по себе, наверное, потому что сейчас я в полной мере ощутил, где нахожусь.

Поверьте, мир полон неописуемыми вещами, что невозможно выразить одним словом, в это даже страшно ткнуть пальцем и, находясь под пристальным взглядом лукавого, я в тысячный раз давал самые немыслимые обещания из перечня заповедей. Да, человеку свойственно лгать, но право же не об этом. Мы и сами странные существа и в нас глубина есть, а тут такое!

Футы приблизился ко мне – Что ж, это производит неизгладимое впечатление, но сударь, как я оговаривал ранее, вы здесь находитесь в сугубо ознакомительных целях, так что перейдём к делу – после этого в лапах у черта оказался свиток – Прошу ознакомиться, ну а после приступим непосредственно. Да берите, чёрт возьми, не бойтесь!– несколько раздражённо на повышенных тонах сказал Футы. Более ничего не оставалось, как выполнить настойчивую просьбу беса, но я не собирался далее потворствовать его приказам.

Развернув свиток, я углубился в его изучение и в скором времени, удивление моё не знало границ. Озаглавлен, сей документ был так " Туристическая виза" далее шёл полнейший абсурд, эта виза, была выписана на моё имя, ниже пришлось поставить росчерк пера – Это шутка?– Послушайте, ад не место для юмора и острот, ваше счастье, что вы всего лишь турист, а не здешний постоялец. Поверьте, вам было бы, не до смеха даже в круге первом – с минуту вечности мы набрали в рот воды, рассмеявшись, чёрт сказал – Ступайте любезный друг и ничего не бойтесь.

Именно когда судьба принимает или изгибается в такой загнутый рог. Человеку ничего более не остаётся, как следовать далее, потому что, как нелегко это признавать, но это единственное возможное, следовательно, и правильное – Ничего не поделаешь – так изрёк я, выполняя просьбу Футы, хотя это глупо, полагаться на сам источник лжи, словно эти слова самая неоспоримая правда.

Весь спуск в жерло бездны я ломал голову над всевозможными ситуациями, которые покрывало бы всепрощение и милость всякого рода. Так ступень за ступенью, следуя неосознанно по линии предопределенного пути, со свистом в ушах, словно камень я спускался в бездну. В одночасье, оставаясь всё тем же человеком, который сейчас бездыханным распластался на постели, в чьих глазах тлели угольки зрелости способные напугать извращенца соседа и его гавноедов хомячков.

Спуск, это действие без времени или же падение очертя голову, туда, где времени нет, в данный миг может добивать одна мысль о невозможности подняться в обратном направлении. Только призрачные ступени и стук сердца в ушах с глухим эхом шагов сопровождают к источнику метаморфоз.

Там не вода, а красное вино, что хлещет из вскрытых ран окаменелых мучеников, чьи лики ужасны, а страдания вызывают отвращение своей натуральностью и безумием фанатизма. Они добровольно льют свою кровь, что хуже кислоты с кипящей смолой уродует приходящих людей. Вопли, бред и хохот ждут тебя.

Молятся и молитва бессвязна, корчатся в жесточайших судорогах, мучение им судьба. Смертоносен и ядовит этот эликсир правды, обнажающий душу, пожирающий прежнюю оболочку из мяса и костей. Скоро черти увидят твой дух, заклеймят аки глупую животину, дадут пинка под зад и за врата. Далее сказка и чудеса, тебя ожидает мучительное искупление, постоянно жгущее раскаяние и пытки тех, кто искушён в подобном ремесле, потому что хлеб и вода это для здешних палачей.

Мне тоже довелось испить эликсир мучений и хвала всевышнему, что я турист, живая особь, следовательно, метаморфоза со мною другого рода произошла. Но в животе огненная резь ожила, скрутившая меня приступом боли и вот что дальше приключилось.

Речь человеческая стала не доступна языку моему, потому что раздвоился он и змеиным оказался. Так утратил я возможность сквернословить не получив дара жалить. Пришлось изъясняться нелепейшим языком знаков и жестов, которым я абсолютно не владел. Поэтому моё невежество было оправданным и непривычно холодный, скользкий не родной язык постоянно вываливался изо рта, подобное молчание трудно было назвать золотым.

Пройдя или всё-таки обойдя источник метаморфоз, я остановился у пресловуто сакраментальных врат ада, а надписей там было и за век не управиться с прочтением тысяч языков и знаков. Немного погодя мне удалось разобрать, содержимое этих творений рук человеческих и были то сплошь душевные недуги, после пришлось почесать затылок, пробегая взглядом по необъятной стене росписей грехов роду людского, писаных кровью и ничем более.

Кровавая любовь к богу. Именно так, любовь, утонувшая в крови, захлебнувшаяся кровью. Бесконечная стена, пахнущая кровью человека, идущего за горизонт к вратам, где искупление и муки ждут его. Почему любовь приобрела столь ужасные кровавые оттенки, почему произошла столь чудовищная метаморфоза? Любовь, казалось, что может быть прекрасней, ведь это неоцененный дар свыше, это все и вот в крови, жизнь и небо, все!

Неужели наша любовь – это пытка, некий драконовский закон, неужели перевернув эту страницу истории, я приду к белому листу амнезии или купленного прощения, чтобы впоследствии начертать собственной кровью постулаты пролитой и выпитой крови во имя любви? Я восклицаю – Неужели!– Сила того кто правит и распоряжается, отбрасывает к источнику перевоплощений и дурацкого колдовства, а язык мой начинает молоть чепуху, которой доверяют пытаясь воспользоваться. Просто слушай или распишись вот в этом месте, любовь, пожалуйста, тебе, сколько и какую? Говорят так, словно не понимают, они привыкли предлагать и торговаться, любовь уже предмет и бог тоже предмет торга. Изощренность злыдней зашкаливает, все смеются, я и в правду говорю смешные нелепые вещи.

Любовь закипает, а может, пылает? бурлит в моём кубке с кровью мучеников, бешено пенится, взращивая волос синей бороды. Пожирая кровь, получаешь жалкие крохи мнимого бессмертия. Но я пил, лакал, слизывал, из ран окаменелых то, что обязательно дарило дух огня и восприимчивость к пожарам.

Дай сердце, и его расчленят, впихнут влажную труху, зальют кровью менструальных циклов, добавят лимонной цедры с сахаром. Это уже бархат в мыслях, а там камень раскалённой магмы земли с влажным шёпотом губ, клятвы, фонтаны, майский дух деревьев, опиум, то, что возжелал с желанием, взаимность, снова раны метаморфоз и рвануло! Ура! Любовь дала залп! Что дальше? Когда коктейль адский утратит мощь видений и иллюзий.

Я забывался теряя нити в хитросплетениях слов больших, воздушных, строителем прослыл высоток вавилонских, сколько веков бродил улицами города Химереона, искал любовь и смысл жизни, мне говорили, что здесь есть все, чего желают люди, но ничего не нашел я, ни даров, не мыслей. Так жизнь прошла. Душа еще была живой, в ней тлела искра последнего огня, способного сердце зажечь, пробудить. Я усмехнулся, все бы вам человеку голову дурить всякими фокусами. Главное сердце в оправе держали руки мои, и я им не торговал.

Читал я те рукописи, язык новый и скользкий слова тамошние легко осваивал, но не брало за душу. Чужое и чуждое, холодное, тянущее щупальца жадные ко всему, а голод этих чудовищ неутолим. Да там никто не просил, когда действо обмана, может быть тишина, может быть ненавязчивая просьба, но открой душу и получишь все, прах величия, пепел богатств, любовь бога. Там многие одурманенные ложью пили за любовь, боролись за идеалы в свалке животных инстинктов, искали путь в лабиринте плотских утех. Ложь и обман вели их к трону мирозданья, чтоб вкусить человечины и бессмертия.

Сначала ползком на брюхе, после на четырёх костях и полз, оставляя кровавый след к источнику метаморфоз, каждый раз получая ненавистный жребий, но свято веря в эту шестибуквенную ЛЮБОВЬ, а что? Дай и возьми, получи в долг, отдай с процентами, залепи купюрой лотерей и словами возвышенностей. Просто есть эта вера, либо поздно, она, чёрт возьми, сдохла. Лишь кровь без градуса кружит, опьяняя, подводя к гильотине, а там прощай голова и разгадай, поди, любовь, загляни ей в глаза.

Они очертили, начертав, очернили, сделали легкодоступной от взаимовыгоды, просто девка она вздорная да бесноватая, портовая блядь идущая в разнос. Пока честна и легка на подъем, в ней идеалы и упрямство, до первых выбитых зубов и сломанных ребер. Рука животного садиста не коснулась, она еще красочный товар. Остальные ждут своего часа, когда она станет доступной и сговорчивой. Их жизнь большинства, это бесконечное оправдание.

Любое оправдание в нем слабость. Молчание это признак согласованности оправданий, чтобы прожить лишний день. Излишняя откровенность губит многих присутствующих, любовь нынче это не откровение или чувство, это эмоция, заражающая хуже, чем грипп.

Испить до дна вновь, изогнуться в спазме до темноты в зрачках, разлиться океаном любви, который есть в колыбели волн, которого тонешь, захлёбываясь избытком пены и отсутствием воздуха, где ещё гниёт мятежный покой, и остатки эгоистичного хочу. Вообще любовь можно дарить, как конфеты без фантиков, просто отдай, но не вздумай оправдываться, ссылаться на обстоятельства, искать причины.

Любовь к богу высока, любовь от бога ближе к телу. Наша природа так изменчива, хрупка, мы меняем кругозор, как модные кожаные перчатки, которые покупаем в тех же самых магазинах, где забивают скот на заднем дворе. Любовь просто камень, о гранит которого время, затачивая, обламывает зубы. Любовь, любовь земная это чувства и плоть, потому что мужчина без женщины это пустота и может быть одухотворённость, что женщина без мужчины? Одна. Но почему мы любим? от не самодостаточности, несовершенства? Ищем судорожно пару, чтоб не сойти с ума в одиночестве от потерянного не прожитого времени.

Один на один с любовью во всех ее проявлениях. Чёртов авитаминоз. Пресыщение поэтичной легкостью и чудной погодой, где есть возможность, сказать правду не делая её циничной. Щебетать соловьем в роще ночной. Я любил мне это знакомо, и не был услышан, пробовал, знаю. Внимание ласкает интерес, и предвкушаешь весь процесс, любовь земная, все по плану. Далее остаются прекрасные мгновения конечно будут и шрамы в сердце. Любовь земная, это идиллия, это утопия затухающего солнца, помнишь только хорошее, в остатке пепел и дым.

Шипя, а может, просто вывалив язык с капающей слюной, но вкусив до осознания, я вернулся к источнику, вспоминая, что осталось огромное недосказанное в моей душе – ЛЮБОВЬ – взревел утробой, захлебнувшись брызгами росы, кувырком летя с насыпи. Солнце по затылку в глаза, ярким лучом играет в капле слезы. Что есть и останется от меня сейчас, а потом после? но пригоршня крови перевоплощает, видоизменяя броском на произвол судьбы.

Мир полон змей желающих любви, количество ядовитых гадов качественно все осложняет, последствия новообретенного мной языка, усугубляют осмысление предстоящего перерождения. Ха любовь! Я сам уже без пяти минут аспид, природа требует отчета, но мне омерзительна змеиная суть. Плевать на язык я могу отказаться, отречься, дать железобетонный обет молчания, отрешения и чувствую, ощущаю шипение, вкус воздуха, перепады температур, как яд вызревает в пазухах, его нагоняют влечение и любовь.

Я застрял, а может, подсел на коктейль миллиардных ингредиентов, пил от брюха да было мало. Метафоры язык и странный наркотик далёких миров (если). Кровавые метаморфозы нескончаемая череда чудовищных перевоплощений, которых со временем не страшишься, ибо счёт им утерян в банальном бреду.

Мученики мне кричали – Идиот, ты уж чертей пугаешь, уйди дурак, скройся в тени не превращай мученья в клоунаду! Я достаточно испил, вкусив чудес и превращений. Грешному, есть о чем задуматься, садясь за стол с грехом.

Здорово было, для меня это действо походило на поиск истины, в мире, где времени нет. Бездна, тьма кромешная, задайся целью, сделай шаг из себя к одиночеству без берегов, ищи свет богов и выпивку, смыслы слов застрявших среди снов. Мной дурачатся, играют далеко не дети, я же досуха пытаюсь выжать камень мученичества. Шатаясь, но на ногах, еле оторвался, от источника, хрипло рыча. Любовь, мною украденная сказка, я безнадёжно верю, что придумал её сам и облагородил золотыми словами, верю, или же сомневаюсь, когда обыкновенно хочется девку заломати.

Так и валялся шалтай-болтаем я у источника, тыча каждому приходящему под нос фигу да визу туристическую. Хохотал да свистел. Ад весел, нескончаемо до секунд переходящих в пытку смеха и слез, криков, воплей, проклятий, мольбы. Падшие души их оставил бог, они продолжают его ненавидеть до скрежета зубовного. Кипят в себе, источают смрад, молят искренне, я смотрю и верю в эту ложь. Протянув руку, ты останешься в этом кошмаре навсегда. Сумей им помочь, пожертвуй всем, спаси этот сброд. Картина у ног копошилась, словно черви в трупе, выпей за эту любовь и увидишь, как они станут бабочками. Голос за спиной стих.

Твоя любовь носит сотни масок, из всего пёстрого великолепия я выбираю драматичную мину, почему? Жизнь, само её течение, преподносит дар моему сердцу и невозможно объяснить этот жребий, значит осень в моей душе, значит так надо. Просто запиваю глотком жизненного оптимизма очередную смерть души. Все, прощай лукавая подруга, ты состарились как вчерашний день, ты умерла, тебя зароют в землю навсегда.

Если мы встретимся, то никогда не узнаем, друг друга, пройдем сквозь, словно призраки с отрешенными лицами по своим делам. След наших кровавых деяний, хитрых манипуляций, подлых предательств останется у позорного столба, где нас распнут за право любить. Слабая плоть наша подвергнется пыткам, злые же души алчут, голодны, рычат подобно львам. Миру презрение, палачам проклятие, богу звериный рык и вот он дарит любовь, текут слезы, растворяясь в крови. Последнее, что я увижу, твои глаза, в которых любовь.

Дорога мощёная богатством, залитая терниями грёз, уходящая бог знает куда, но вдаль, очень далеко к призрачному городу удовольствий. Я любовь заменил цветочной пыльцой и залил остатки опиумным нектаром, я уши залепил воском, пеплом посыпая бритую голову. Солнце или всепожирающий огонь, в котором сгорают души, вечный зенит над пеплом облаков, хочется быть пьяным и бесстрашным. Грусть, тоска, колдовские ингредиенты, только дорога, впереди только путь.

Вот злость и где-то счастье, вот она дорога кривая да извилистая лишенная звезд. Любовь съедена и желудком выброшена, позади лентой вспышек семейных праздников. Я пошёл в ва-банк, в отказную по масти дорожной пыли. Отпетые мерзавцы, мародеры, убийцы, людоеды и губители душ, приветствуют, жмут руку, лезут дружить, но почему они все еще живы, почему никто не убит, не превращён в кровавое месиво? Дорога полна этим сбродом, они не ждут, накатывают, словно туча саранчи, оставляя после пустыню. Огонь настигает, они полыхают словно хворост. Смерть преображает эти существа в восковых ангелов преисподней преисполненных торжества победы.

Почему? Я действительно хотел знать, вот подоспел ответ с наградой, в кандалы и цепи большего не надо. На груди моей звезда пылает, пудовая беда да горемычная оправа. В аду попивая огненный ром, утопая по щиколотки в раскаленной лаве, окруженный пылающими девами греха, веселился каторжанин. Говорил, звеня цепями пред вопящими, взбешёнными приматами. Что вам знать дано, на веку худом и малом? Морды песьи, обезьяньи! Жизнь погана от жратвы до размноженья, вам бы смерть узнать, а вы темноты боитесь! Вот уже и ты не говоря поделом, глумишься, потешаясь над страданиями, лезешь поучать с кафедры. Они же неспроста здесь оказались? Ты ли судья им? Голос за спиною смолк.