Читать книгу Новороссия. Реквием по любви - Сергей Лобанов, Сергей Владимирович Лобанов - Страница 1

«38:21 Меч каждого человека

будет против брата его»

Библия, Книга пророка Иезекииля

Пролог

Вынимающий душу вой сирены включился с небольшим опозданием, когда взрывы уже сотрясли уснувший город.

Дарина протянула руку к прикроватной тумбочке и нажала кнопку подсветки часов. Без четверти одиннадцать. Только-только уснула. Как не хочется снова лезть в подвал! Там сыро, пахнет бетоном и кошачьей мочой, а под утро ужасно холодно. В соседней комнате младший брат о чём-то спорил с матерью.

Нужно вставать, причём срочно.

Первое что пришло в голову:

«Опять ночь в стылом подвале, а утром на работу!»

Но память услужливо подсказала, что со вчерашнего дня работу она потеряла. Помещение закрыли и опечатали, все сотрудники распущены, шеф с семьёй укатил в столицу, где у него собственная квартира в центре.

Как жаль, что у них самих кроме тесной хрущёвки в Славянске больше ничего нет, а в других городах никто не ждёт с дружескими объятиями.

Дарина вскочила с кровати. В последнее время они спали одетыми, если придётся срочно бежать среди ночи, подхватив сумку с покрывалами, она стоит на своём месте, в прихожей. Там же аптечка, бутылка воды и небольшой кулёк сухих бубликов, вдруг кто проголодается.

Мать с младшим двенадцатилетним братишкой спали в большой комнате: он ― на раскладном кресле, она ― на стареньком синем диване.

– Вы готовы? ― спросила девушка, приоткрыв дверь. ― Идём?

– Она не хочет!

Димка возмущённо таращился на сестру.

– Как это? Позавчера в соседнем доме двух женщин привалило. Здесь опасно! Я помогу тебе собраться.

– Детки, вы идите, а я здесь посижу. Вчера подвернула ногу, распухла немного. Туфли не налезут.

– Галоши обуешь, ― упрямо настаивал мальчик. ― Короче, я сам тебя обую и помогу спуститься.

– Опять бронхит обострится, ― продолжала оправдываться мать.

Ей тоже ужасно не хотелось лезть в сырой холодный подвал, простуда не оставляла даже летом.

Но Димка не слушал, быстро сбегал в прихожую, выудил из дальней полки обувь и принёс. Дарина улыбнулась. Настойчивый, многого в жизни добьётся, если не растеряет запал.

– Кофту забыла взять. Я сейчас!

Она метнулась обратно в свою комнату, распахнула дверцу шкафа. Но достать ничего не успела. Грохот заложил уши, пол и стены мощно содрогнулись, она упала, сильно ударившись бровью обо что-то твёрдое, кажется, спинка кровати. Оглушённая и ослепшая от боли и серой завесы пыли Дарина бестолково ползала на четвереньках, ища опору, чтобы встать.

Мелочёвка с туалетного столика рассыпалась, разбился пузырёк духов «Мисс Диор». В такой концентрации запах больше не казался приятным, скорее удушающим, навязчиво горчил, от него не было никакого избавления.

– Мама! ― настороженно позвала она и тут же закашлялась. ― Дима!

В ушах звенит. Снаряд попал где-то рядом. Нужно скорее помочь маме и Диме. Хоть бы только никто не был ранен серьезно…

В прихожей густо висела пыль, под ногами хрустел непонятно откуда взявшийся мусор.

Ветер!

Почему в квартире так свежо?!

Сердце гулко барахталось в груди, причиняя боль. Как страшно… Непослушной рукой словно из мягкой ваты Дарина притронулась к повисшей на одной петле двери.

– Мама?

В комнате темно и тихо. На месте окна зияла дыра, сквозь неё проглядывал кусок чёрного неба и видна часть соседнего дома. Снаружи что-то кричали, доносились мужские и женские голоса.

Почти ничего не видно, надо взять фонарик в кухне или свечу. Но не было сил суетиться, искать спички, перерывать шкафчик в поисках фонаря. Мысль о том, что с родными что-то случилось, росла и заполняла сознание. Душа сжималась в паническом страхе: господи, только не это… только не это…

Ощупывая руками пол, Дарина поползла вперёд. В колени и ладони больно втыкалось что-то острое и мелкое. Пальцы ощутили густую теплую лужицу, широко растёкшуюся по линолеуму. Девушка остановилась. Глаза немного привыкли к темноте, теперь тусклого света луны хватало, чтобы рассмотреть очертания предметов. Подле дивана лежало что-то тёмное, как ворох грязного белья, брошенного на пол. Девушка осторожно приблизилась, не заботясь о том, что вся перепачкалась в чём-то липком. Брат лежал ничком, голова изменила форму и стала мягкой, он всё ещё сжимал в руке галошу. А где же?.. Вот и мама, халат распахнут, шея неестественно повернута. Без дыхания её тело стало чужим, словно это и не она вовсе.

– О, господи! Как же так?!

Это не её дом, не её родные. Просто какой-то мерзкий тяжёлый сон, от которого нужно проснуться. Кажется, она всегда понимала, насколько опасно стало в городе, рядом всё время кто-то погибал, но это были чужие люди. Чужие! Казалось, они втроём особенные, с ними не могло такого случиться никогда.

– Нет… Только не мама, не Дима…

Голос звучал, будто со стороны.

Хотелось заплакать, получился слабый писк.

– Вставайте, пойдём… ― жалобно просила она, содрогаясь от подступившего ужаса и отчаяния.

Шатаясь, опираясь на стену ослабевшей рукой, ушла в свою комнату, опять окунувшись в густой аромат духов. На голову словно положили что-то очень тяжелое. Дарина склонилась и потеряла сознание.

***

Утренний свет проникал сквозь веки, птицы громко и весело щебетали в ветвях. Девушка почувствовала, что просыпается. Ужасно не хотелось выходить из расслабленной дрёмы, в ней было так мирно и безопасно.

«Сейчас открою глаза и пойму, что всё это приснилось», ― сказала она себе.

Глухие удары и треск ломаемого дерева испугали, Дарина вскочила на ноги и непонимающе уставилась на толпу соседей, ввалившихся в комнату.

– Бедняжка! Ты ж вся в крови! ― запричитала тётя Зина, немолодая женщина с третьего этажа. Она проворно протиснула полное тело в ситцевом домашнем платье мимо покосившейся двери и торопливо ощупала девушку. ― Вроде целая. Пойдём ко мне. Ай-яй-яй, вот фашисты такие, всё крови не напьются, богатства делают… Переступай здесь. Вот так, молодец.

– А мама и Дима? ― попыталась освободиться от объятий Зинаиды девушка.

Но та крепче обняла её и затараторила, увлекая из квартиры в подъезд:

– Пойдём, пойдём, не смотри туда…

Дарина позволила себя увести. Ноги двигались, словно чужие и всё тело вдруг стало громоздким и непослушным.

Она оглянулась.

Из их квартиры доносились чужие деловитые голоса, кто-то куда-то звонил:

– Переполнен? А что нам делать тогда? Во двор? Хорошо, вынесем.

Дальше она не разобрала, рядом опять затараторила Зинаида.

– За дверь ты не беспокойся, Михалыч обещал починить. Мы ж на улицу с утра вышли, как увидели провал, сразу побежали к вам. Стучали-стучали, никто не отпирает. Пришлось ломать. Ай-яй-яй, такие хорошие люди. Вот беда какая! ― она сорвалась на причитания.

Лучше бы молчала.

Первым делом соседка завела её в ванную и помогла смыть кровь. Девушка как будто во сне делала всё, что скажут. Потом зашли на кухню. Сын соседки налил всем чаю.

Дарина долго и старательно мешала ложечкой, но не пила. Зинаида села напротив, видно было, ей очень хочется утешить осиротевшую, но не знает как.

– Мы с твоей мамой, можно сказать, с детства дружили, вместе росли. ― Зинаида заплакала низким грудным голосом, спрятав побагровевшее лицо в скомканный платочек. ― Если что, поможем. Не чужие всё-таки люди.

У Дарины не было слёз. Она остановившимся взглядом смотрела перед собой. Шок ещё не миновал.

Старенькая «скорая помощь» приехала за телами к полудню. Сказали, чтобы приходили хоронить в тот же день, электроэнергии в морге нет, холодильники почти не морозят. Обратно по квартирам тела не развозят: с бензином проблемы.

***

До морга пришлось добираться пешком: автобусы не ходили. Шли по пустому, будто вымершему городу. Многие покинули его: устремились в безопасные места ― кто в Россию, кто по Украине.

Возле морга оказалось неожиданно людно: стояли кучками, настроение у всех подавленное, слышался плач.

Зинаида обратилась к Дарине:

– Ты побудь здесь. Я схожу. Переодеть надо твоих. Взяла у вас вещи в шкафу…

Девушка потерянно кивнула. Соседка грузно вразвалку поспешила через двор, зажав пакет с одеждой в пухлой руке.

Ждать пришлось не больше часа. Дарина ждала бы вечность, только б не забирать маму и брата, чтобы они вышли сами, живые и невредимые. Слёзы душили, она вытирала их отсыревшим платочком. Вдруг подумалось, что лицо сейчас покраснело и распухло, но тут же отстранённо удивилась, что в случившемся горе переживает о такой ерунде как внешность.

Подошла тётя Зина, сказала тихонько:

– Пойдём, Дарина, всё готово.

Как не хотелось идти! Девушка глубоко вздохнула и заставила себя сделать шаг, потом другой. У входа пришлось задержаться, пропуская выносящих гробы. Послышался горький плач и причитания женщин.

Дарина будто заново осознала, что и ей сейчас предстоит увидеть близких… Она заплакала, ткнувшись соседке в плечо. Та, поддерживая девушку, провела в помещение, где стоял специфический, ничем не перекрываемый запах.

Их встретил парень в рабочем халате синего цвета, спортивных штанах с тремя белыми полосками и грязных сношенных кроссовках.

– За кем? ― спросил коротко, равнодушно.

– Сотниковы. Мать и сын, ― ответила Зинаида.

– Ждите, ― обронил и ушёл.

Дарина с тяжёлым сердцем смотрела в проход, куда ушёл работник морга. И вот он появился, толкая перед собой старую медицинскую тележку, на которой лежала…

Девушка ахнула, увидев самого родного, близкого и в то же время совсем чужого ей человека в таком непривычном виде, неожиданно маленького роста.

Следом вывезли брата. Его голову закрывал слой бинтов, через который всё равно проступила сукровица.

Знакомые и одновременно чужие лица родственников сводили с ума, слёзы застилали глаза.

Тем временем в помещение с улицы зашёл худой мужчина. Судя по виду, любитель выпить в любое время и в любом количестве.

– Заносить? ― спросил он у Зинаиды.

– Заноси, ― ответила та.

Мужик вышел и вскоре вернулся с напарником. Они несли гроб ― обычный из плохо обструганных досок. Вернулись, занесли второй, поменьше.

– Перекладывайте, ― сказал парень в синем халате.

Мужики принялись за работу. Один подхватил тело женщины под коленки, второй взялся за подмышки. Переложили, поправили платье.

– Я выбрала серое однотонное, ― сказала Зинаида. ― Остальные в цветочек, не подходят, яркие слишком. Диме костюм взяла. Переодели здесь, помыли, конечно…

Дарина слышала и видела всё как в тумане. Через заплаканные глаза заметила, что волосы у мамы мокрые и зачёсаны назад. Она никогда их так не зачёсывала. Эта мелочь рванула сердце по живому.

Переложили тело мальчика.

Оба гроба накрыли крышками. Работник морга споро забил по два гвоздя ― в изголовьях и у ног.

– Выносим? ― спросил худой мужик.

Зинаида кивнула.

На улице соседка быстро сторговалась с водителем старенького микроавтобуса, чтобы отвёз на кладбище. Похоже, мужчина этим подрабатывал.

После того, как поставили в салон гробы, Зинаида и Дарина забрались следом. Внутри сильно пахло копчёной рыбой. Водитель с громким лязгом захлопнул задние двери, стало темно. Так и ехали, в темноте, молча, сидя на запасном колесе, придерживая руками гробы, чтобы те не елозили по салону. Через какое-то время машина остановилась. Раскрылись двери, запустив яркий дневной свет.

Погост встретил тишиной, однако на его краю народу было немало, как и возле морга. Здесь хоронили погибших.

Вытаскивать гробы помогал угрюмый парень, который ехал в кабине микроавтобуса.

– Сын, ― коротко пояснил старший.

К автомобилю подошёл молодой мужчина, поздоровался с водителем за руку, со словами:

– Привёз опять?

Тот кивнул.

– Документы из морга у кого?

Зинаида протянула ему слегка помятые бумажки.

Тот глянул бегло и сказал, мотнув головой в сторону:

– Вон туда несите.

Водитель с сыном принялись переносить, кряхтя от натуги. Старший ворчал, что доски на гробы сырые пошли, отчего те отяжелели до невозможности. Сказал этак буднично, словно перетаскивал ящики с картошкой.

Гробы поставили у двух свежевырытых ям. Следом подошёл мужчина, смотревший документы, передал две длинные верёвки водителю и сказал:

– Опускайте.

Всё это действо Дарина наблюдала как бы со стороны, её охватила апатия.

Мужчины сделали своё дело, получили от соседки деньги, неторопливо пересчитали и ушли.

Распорядитель кладбища обратился к Зинаиде:

– Закопаем сегодня, ― заглянул в потрёпанную общую тетрадку. ― Вот порядковые номера…

Дарина не услышала.

После слов «порядковые номера» глаза опять наполнились слезами, она глухо простонала.

Соседка взяла её за руку, уводя от погоста. Они неспешно побрели мимо свежих холмиков могил, увязая ногами в глинистой почве. Редко где встречались цветы и памятники, в основном не слежавшаяся земля, да палки с подписанными табличками. Чёрным маркером одним и тем же корявым почерком выведены фамилии, инициалы, даты рождения и смерти.

Родственники ещё не успели заказать и поставить памятники. А у иных погибших и вовсе никого не осталось в городе ― покинули ещё в самом начале этого кошмара и разъехались кто куда.

***

У входа в квартиру Дарина помедлила.

– Может, у нас пока поживёшь? ― участливо спросила соседка.

– Спасибо, тётя Зина. За всё спасибо. Я лучше домой ― слабым неживым голосом отозвалась девушка.

Она зашла в квартиру и притворила дверь.

– Заходи, если передумаешь, ― донёсся голос с лестничной площадки.

– Хорошо… ― прошептала Дарина.

Теперь по возвращении домой больше не окунешься в привычные звуки. Мама не будет греметь посудой на кухне, осваивая новый рецепт выпечки, не заиграет надоевшая мелодия компьютерной игры брата, никто не спросит «как дела» после возвращения с работы.

Надбитая дверная коробка топорщилась острыми кусочками древесины, ручка висела на одном шурупе. Замок так никто и не отремонтировал. Возле подъезда она встретила Михалыча, сидящего на лавочке, уже пьяного. Про своё обещание он, конечно, позабыл. Зато мусор тщательно вымели. Пол помыли. Спасибо и на том.

Заходить в большую комнату Дарина не решилась, старалась даже не смотреть в ту сторону. Сразу прошла на кухню. Электричество отключили. Заглянула в холодильник. На верхней полке кастрюля с рагу. Мамино. Положила немного в тарелку и долго смотрела на кусочки тушёных овощей. Хотя и сильно проголодалась, съесть всё это сейчас показалось чуть ли не святотатством. Вздохнула и ушла в спальню. Там тоже кто-то навел порядок. Легла на застеленную кровать, прикрыла глаза и попыталась представить, будто ещё ничего не случилось. Однако стойкий запах, оставшийся от разлитых духов, мешал обмануться. Если бы она проснулась пораньше и вывела близких без лишних сборов, то сейчас они сидели бы вместе за столом, ужинали, переживали о потерянной работе, о проломе в стене и выбитом окне. Теперь это казалось таким пустяком по сравнению со всем остальным.

Говорят, по разрушенным квартирам рыскают мародёры. Без замка на входной двери, пусть даже хлипкого и примитивного, какой стоял у них, она не чувствовала себя в безопасности. Но к тёте Зине всё равно идти не хотелось. Дарина отвернулась к стене и свернулась калачиком, притянув колени к груди. Если бы Радим был сейчас рядом, он смог бы защитить её от мародеров. Хотя бы просто обнял и прижал к себе, тогда бы чёрная грызущая тоска немного отступила.

Год назад они с Радимом ездили в Киев и провели чудесные выходные вместе. Он подарил золотое колечко с узором из синей эмали, похожее на обручальное. С тех пор она носила его на безымянном пальце правой руки, никогда не снимая. Ещё у неё остался ключик от замка, который они вместе замкнули на перилах мостика.

Договорились, как только Радим устроит все дела, она переедет к нему в столицу. Но когда оговоренная дата приблизилась, что-то пошло не так. Стольный град будоражили протесты, а её любимый вдруг проникся верой в правоту и справедливость всего происходящего. Подолгу с возмущением рассказывал о своеволии и жестокости властей, убеждал, что если люди все вместе окажут сопротивление, то смогут добиться правды. О совместной жизни больше не упоминал.

Три последних месяца они общались только по телефону и по скайпу.

Подружки говорили, что она дура, что с её внешностью такие закидоны прощать мужикам нельзя. Морочит голову ― найди другого, тем более выбрать есть из кого: столичный владелец сети ресторанов, ещё один ― режиссёр, третий ― директор фитнес-клуба, где она до недавнего времени работала. И множество других ухажёров, привлечённых её красотой.

Но подруги не понимали, что другого такого нет. Радим был особенным, из тех мужчин, кого чувствуешь всей кожей, даже не прикасаясь. О таком она мечтала с раннего девичества.

В последнее время его телефон был и вовсе вне зоны доступа.

Если б не майдан, они были бы сейчас вместе. Романтики вроде Радима хотели перемен, европейских ценностей, уважения к личности. А что получилось? Страшная война, стрельба по мирным людям. Ведь националисты творят куда худшие дела, чем те, в которых они обвиняли прошлую власть. Почему дубинки ОМОНа в новостях расценивались как зло и насилие, а пальба по жилым кварталам ― как освобождение от террористов? В речёвке воинствующих патриотов сказано, что государство ― прежде всего. А как же люди вроде неё? Их прожевали и выплюнули как что-то несущественное, с чем не стоит считаться.

Слёзы высохли, уступив место отчаянной решимости.

В её разбитой жизни начала прорисовываться новая цель.

Часть I

Горячий пепел

Глава I

Кармен

«2:10 Не бойся ничего, что тебе надо будет претерпеть…»

Откровение Иоанна Богослова

Автобусы и маршрутки с недавних пор перестали работать, в любую точку города приходилось добираться пешком.

Улица показалась Дарине более широкой, чем всегда. Наверное, оттого, что по проезжей части теперь почти не ездили машины, да и люди встречались нечасто.

За прошедшее время пора бы привыкнуть, но не получалось. Если долго живёшь в городе, то гул заполненных дорог воспринимается естественно, как биение сердца. Без него становится тревожно и жутковато.

Здания по обе стороны дороги словно затаились, недоверчиво смотрели по сторонам, поглядывали вверх, откуда временами летел смертоносный металл, разрывающий их тела.

На ощущение общей беды, накрывшей город и жителей, легла собственная боль Дарины. После смерти близких всё приобрело иные цвета и оттенки, иное восприятие, иную суть.

Сломанная навалившимся хаосом жизнь утратила смысл после того, как в мир иной ушли самые близкие и родные.

Если три дня назад ещё была надежда, что скоро всё закончится и они заживут, как раньше, то теперь…

Нет теперь никакой надежды, нет мамы и Димы, ничего нет. И если бы не Радим, то и жить уже незачем…

Она потерянно брела по пешеходной дорожке, испещрённой трещинами на старом асфальте. Уголочком сознания отмечала устоявшуюся привычку и вместе с тем понимала, что совершенно спокойно может идти по проезжей части, не опасаясь очень редких машин. Бояться нужно не автомобилей, а того, что внезапно падает с неба.

У военкомата на улице Коммунаров народу и машин прибавилось. Голоса, суета, кто-то подъезжает и уезжает, стоят группки мужчин в разномастном камуфляже, другие куда-то спешат.

Дарина решительно направилась к входу.

– Кого-то потеряла, красивая?

Она оглянулась на голос.

Молодой человек самой заурядной наружности откровенно пялился, улыбаясь.

– Не вас, ― ответила она холодно.

– Жаль, ― картинно вздохнул парень. ― Может, помочь чем?

– А где здесь самый старший? Военком, да?

– А вам зачем?

– Надо, раз спрашиваю.

– Зайдите, там дежурный, он подскажет. А как зовут вас?

Дарина проигнорировала вопрос и молча потянула ручку двери.

В помещении было темновато. Дневной свет, проникающий сквозь пыльные стёкла, едва рассеивал полумрак.

«И здесь электричества нет, что ли?», ― мысленно вздохнула девушка.

Впереди она приметила большое окно. Подошла, рассмотрела грубо сваренную решётку, покрытой белой краской, потемневшей от времени, потрескавшейся.

По ту сторону окна можно было разглядеть несколько столов, стульев, шкафов, серый металлический сейф. За столом, лицом к посетителям, сидел офицер средних лет, поджарый, щупловатый, с залысинами светлых волос.

Дарина подошла вплотную к окну.

– Здравствуйте. А как мне военкома увидеть или кого-нибудь самого старшего?

– Здравствуйте. Кто вы и с какой целью обращаетесь?

– По личному вопросу.

– По личному вопросу обращайтесь в приёмные дни, вот там написано, ― офицер кивнул на стекло, залепленное листами с какой-то информацией.

– Где именно? ― спросила девушка. ― Тут столько всего.

– Справа от вас. Видите?

– Да, спасибо. А в нынешних условиях это правило действует?

– Так точно, ― сухо ответил офицер.

– Мне по очень личному вопросу, ― просительно вымолвила Дарина.

– Вы знакомы с военкомом?

– Нет. Но мне очень надо. Честное слово. Я не обманываю.

– Как вас представить? ― спросил офицер, положив руку на телефонный аппарат. ― Паспорт с собой?

– Сотникова Дарина Матвеевна. Вот паспорт.

Офицер снял трубку, набрал короткий номер.

– Товарищ полковник, до вас посетительница Сотникова Дарина Матвеевна по личному вопросу, говорит, очень надо… Так точно.

Она с замиранием сердца слушала, предчувствуя отказ.

– Давайте паспорт.

У Дарины отлегло. Протянула документ. Офицер раскрыл его, пролистал, что-то записал в журнал, вернул.

– Идите в приёмную.

– Спасибо. А куда идти?

– По коридору.

Она пошла по тёмному проходу с закрытыми дверями по обе стороны. Шагах в десяти дальше тьма немного рассеивалась, там было окно.

Прошла ещё.

Дверь в приёмную была открыта.

За столом ― женщина средних лет с довольно ярким макияжем. Может быть, красилась с расчётом на плохое освещение?

– Здравствуйте. Мне к военкому.

– Здравствуйте, проходите.

Боковым зрением Дарина ощутила на себе оценивающий взгляд женщины.

Рассмотрев посетительницу, секретарша, видимо, поняла, что сравнение не в её пользу, с пренебрежением поджала губы.

Что ж, привычная реакция. Мысленно отгородившись от чужой нехорошей ауры, Дарина открыла дверь, шагнула в кабинет и буквально натолкнулась на прокуренную духоту.

«Господи, как можно столько курить?!» ― воскликнула она мысленно и поздоровалась как можно более уверенным голосом:

– Добрый день, товарищ полковник.

– Добрый. Присаживайтесь. Слушаю вас, ― прогудел офицер.

Хозяин кабинета ― мужчина за пятьдесят, крупного телосложения, с грубым, будто вырубленным из камня лицом, глаза маленькие, взгляд тяжелый, властный, испытующий. Он уставился на Дарину, словно хотел приплюснуть к стулу.

– Я хочу вступить в ополчение, ― сказала она, стараясь не робеть перед этакой глыбой.

Полковник несколько секунд разглядывал её, будто насекомое. В душе девушки росло чувство дискомфорта. Затея пойти на войну показалась неумной и авантюрной ещё сильнее, чем прежде. Но она упрямо продолжала смотреть в глаза офицеру.

– Зачем? ― спросил тот, откинувшись на спинку кресла.

«Какой разговорчивый дяденька», ― усмехнулась мысленно Дарина.

Совсем не хотелось раскрываться перед ним, рассказывать о своём горе. Не вызывал он такого желания.

«Что же ему сказать убедительное? ― напряженно думала она. ― Чем пронять такого борова?»

– Не пытайтесь выдумать, чего нет, ― скупо хмыкнул полковник. ― Вы среди мужиков смуту посеете. Одним своим видом. Вам не в ополчении надо быть, а на обложке дамского журнальчика. Идите домой, и выбросьте из прелестной головки желание повоевать. Всё это похвально, но вы просто не понимаете, что такое война.

Дарина сидела будто оглушённая. Потом встала и, не прощаясь, направилась к двери. Та в этот момент распахнулась, на пороге появился мужчина в гражданской одежде, возрастом несколько моложе военкома и не такой грузный. Он прошёл в кабинет, мельком глянув на девушку, а она случайно зацепилась ремешком сумочки за ручку. Пока освобождалась, придерживая стопой дверь на тугой пружине, услышала, как вошедший тихо спросил:

– Кто это?

– Патриотка, ― также тихо, с сарказмом ответил хозяин кабинета.

Взбешенная, едва сдерживая эмоции, она поторопилась на улицу, зашагала прочь от военкомата, не обращая ни на кого внимания, не реагируя на явный молчаливый интерес мужчин, так и стоявших неподалёку от ступеней и чуть в стороне, у курилки.

Вдруг где-то рядом загрохотало, следом завыла сирена…

Дарина испуганно остановилась, ища глазами хоть какое-то укрытие.

Загрохотало ближе и чаще.

Она бросилась в подъезд, села на корточки под лестничным маршем, сжалась и уже не сдерживаясь, заплакала. Разом навалилось всё: пережитое унижение, страх и боль от потери близких…

Обстрел прекратился.

Дарина продолжала сидеть, тревожно вслушиваясь, ожидая продолжения, но, кажется, успокоилось. Высохли и слёзы. С опаской вышла из подъезда, боясь отдаляться, не зная, что предпринять. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось.

Посмотрела на военкомат и снова пошла в ту сторону.

У здания никого не было: обстрел всех распугал.

Она села на лавочку в курилке усыпанной горелыми спичками, окурками, смятыми пачками сигарет. Невыносимая вонь из железной неказистой урны отравляла воздух. Отвернувшись, Дарина стала смотреть на дверь военкомата. Она не знала точно, зачем вернулась. Причин много, но главная ― желание отомстить. Получить оружие и стрелять в нелюдей, убивших маму и Диму.

Пусть даже не именно в тех самых.

Неважно.

Зачем они пришли?!

Кто их звал?!

Заварили кашу майданутые, русский язык им, видите ли, помешал. Хотите в Европу? Валите. При чём тут русский язык? При чём всё остальное? Люди при чём? За что их убивать?! За что убили маму и Диму?!

Глаза опять застлали слёзы. Смаргивая их, девушка подавляла всхлипы.

«Радим звал на эти митинги проклятые… Хорошо, что не поехала. Все фанатики оттуда сейчас засели под Славянском чтобы убивать… Сволочи… Но Радим не такой, он не поедет… ― думала она горько. ― Поймёт, во что превратился его майдан и отречётся. Почему он не звонит уже неделю? Связь то есть, то нет. Сейчас вот есть. Самой позвонить? Нет, не стану, денег на счету почти не осталось. Да и что сказать? О маме и Диме? Опять разревусь, не хочу, чтоб он меня такой слышал…»

***

Она не знала, что в окно из кабинета военкома на неё смотрел тот самый гражданский.

– Патриотка-то эта сидит, не уходит.

– Да ладно! ― не поверил офицер.

– Точно тебе говорю. Вон она, в курилке на лавочке.

Полковник грузно поднялся с кресла, подошёл к окну, хмыкнул:

– Вот упёртая! Неужто сидела, пока обстрел был? ― и ответил сам себе убеждённо: ― Вряд ли.

– Ну, так пусть идёт в ополчение, если хочет.

– Ты видел её? ― чуть повысил голос военком.

– Ну, видел и что? Красивая.

– То-то и оно. Представляешь, что там начнётся среди мужиков голодных на баб?

– Смотря как покажет себя.

– И это верно, ― опять согласился полковник. ― А если не так как надо? Что делать? Разнимать мужиков? А у каждого ствол, не забывай.

– Может, ты зря так о ней и о мужиках, а?

– Может и зря, хрен его знает, ― военком помолчал и добавил: ― Если только в тыловую службу её отправить.

– Ну, так что, позвать? ― спросил гражданский.

– Не надо. Я дежурному позвоню.

***

Девушка увидела, как дверь открылась, вышел дежурный офицер.

– Дарина Матвеевна, подойдите! ― позвал он.

Она помедлила, но встала всё же, подошла.

– Вас военком зовёт.

– Зачем?

– Не могу знать.

Девушка проделала обратный путь до приёмной и под пристальным взглядом секретарши вошла в кабинет.

– Присаживайтесь, ― прогудел военком, когда она подошла к его столу.

Покосившись на стоявшего у окна гражданского, Дарина села, разгладила джинсы на коленях, положила на них сумочку.

– Не передумали ещё? ― спросил хозяин кабинета, привычно прессуя посетительницу тяжёлым взглядом маленьких глаз.

Дарина решила выложить всё, как есть. Она интуитивно чувствовала, что человек у окна из тех, кому можно довериться, и решила рассказывать ему, а не полковнику. И неважно, что он за спиной.

– У меня мама и брат при обстреле погибли. Поэтому я не просто так в ополчение. Я снайпером хочу стать.

Она смогла их удивить.

Полковник непроизвольно откинулся на спинку кресла. Совсем не так, как при первом разговоре. Тогда это была надменная поза, а сейчас растерянная.

Гражданский обошёл Дарину и встал рядом с военкомом, глядя на неё испытующе.

Пауза не была долгой.

– Вона как! ― прогудел хозяин кабинета.

– Да, ― решительно отозвалась девушка.

Мужчины переглянулись.

– Стрелять приходилось раньше? ― спросил гражданский.

– Со знакомыми ездила на природу несколько раз. Давали стрельнуть из охотничьего ружья.

Мужчины опять переглянулись.

– Понятно, ― гражданский со значением вздохнул.

– Я научусь всему что нужно, у меня хорошая физподготовка и выносливость! Вы когда-нибудь пробовали тренировку отработать в фитнес-зале? ― горячо заговорила она.

– Нет, ― хмыкнул гражданский. ― Но предполагаю, что это непросто с непривычки, дыхалки не у всех хватит. Ответьте теперь вы, что вам известно о снайперах?

– Особенного ничего не известно. Так, в общих чертах, ― потупилась Дарина.

– Значит, придётся устранить этот пробел.

– Так вы меня берёте?! ― вскинулась она в надежде.

– Я отвезу вас на место, а там уже инструктор решать будет. Так что ещё не известно.

– Ясно… ― сникла Дарина.

– Не переживайте. Придумаем что-нибудь, ― улыбнулся гражданский.

– А что именно? ― насторожилась она.

– Это я так. К слову. Не волнуйтесь, ― успокоил её незнакомец. ― Однако ехать надо прямо сейчас, я как раз туда направляюсь.

– Сейчас? ― растерялась Дарина.

– Есть препятствия?

– Никаких, ― решительно ответила она.

В сознании вихрем пронеслись мысли, а всё ли сделано в квартире перед уходом. Дверь чуть живая, вместо окна ― дыра, но если что, тётя Зина присмотрит…

– Тогда едем. Подождите меня в приёмной.

Когда посетительница вышла, военком спросил:

– Ну и нахрена тебе это надо?

– Это не мне надо, а ей. А я всего лишь помогу. Дальше её судьба в её руках. Что бывает со снайперами, попавшими в плен, ей объяснят, как и то, что людей этой профессии ненавидят не только враги, но и не любят свои. Ты не хуже меня знаешь, почему.

– Разумеется, знаю, ― кивнул полковник. ― Трудно любить тех, из-за кого противник лупит из всех мало-мальски крупных калибров. Снайперу что? Отстрелялся и ушёл с позиции. А обстрел идёт по тем, кто эти позиции занимает.

– Ладно, пора мне. Увидимся, когда подберёшь очередных подходящих кандидатов в обучение к Баюну. Не думаю, что он эту фифу возьмёт, но предложить надо. Девчонок ещё не было.

Мужчины обменялись рукопожатием.

Выйдя из кабинета, гражданский сказал:

– Едем.

Дарина поднялась со стула с ощущением, что сейчас сделает шаг в пропасть и возврата уже не будет. Мелькнула мысль, что странное это ощущение, ведь сама же пришла, а всё равно какие-то сомнения остались, как оказалось.

У входа народу заметно прибавилось: мужики и парни начали возвращаться после обстрела.

Возле не старой ещё иномарки незнакомец обернулся к шедшей следом девушке.

– Как вас зовут, я уже знаю. Моё имя Алексей. Садитесь вперёд.

По пустым дорогам он вёл машину, разгоняясь порой более ста километров в час, притормаживая лишь в необходимых случаях.

Из динамиков слышался бодрый голос ведущего. Свою болтовню он перемежал вставками музыкальных композиций, а те менялись рекламой. Как будто ничего не случилось, будто и войны нет. Но сердце твердило, это самообман. Боль потери родных не отпускала ни на минуту, а проносящиеся мимо дома беззвучно кричали окнами, словно тревожно распахнутыми ртами:

«Беда! Беда…»

Чуть отъехав за город, Алексей остановил машину, заглушил двигатель. Вытащил из бардачка чёрную, плотной вязки спортивную шапочку.

– Наденьте так, чтоб не видеть, ― сказал он, протянув шапочку девушке.

– Вы меня совсем за дуру держите? ― напряжённо отозвалась Дарина, чувствуя, что дело начинает принимать непредвиденный оборот. ― Завезёте сейчас куда-нибудь…

Она сделала попытку выскочить из салона, но дверь была заблокирована.

– Да не дёргайтесь вы так, Дарина Матвеевна. Успокойтесь. Никуда я вас не собираюсь завозить, ― ровно ответил Алексей. ― Это простая мера предосторожности. Вполне возможно, инструктор не возьмёт вас. Тогда будем вынуждены вернуться. В этом случае вам тоже придётся надеть шапочку. Никто посторонний не должен знать, где находится это место. Я убедил вас?

– Не очень… ― всё ещё напряжённо сказала Дарина.

– Вот мой последний веский аргумент.

Он достал из-под куртки из наплечной кобуры пистолет, снял с предохранителя, передёрнул, рукояткой вперёд протянул девушке.

Во время этой короткой сцены Дарина изрядно струсила, вжавшись спиной в дверцу, со страхом глядя на спутника.

– Возьмите. Только аккуратно. Если вдруг начну распускать руки, можете выстрелить в меня. А пока, пожалуйста, отведите оружие в сторону. Дорога сложная, неровен час тряхнёт, а вы меня с перепугу продырявите ни за что.

– Я не возьму… Стрелять в человека?..

От лёгкой иронии Алексея не осталось и следа. Он пристально посмотрел на спутницу и отчётливо спросил:

– Что-то я не пойму, вы снайпером хотите стать или кем?

– Снайпером… ― неуверенно ответила Дарина.

– А стрелять куда будете? По фанерным мишеням? По бутылкам пустым? Или в людей?

Девушка подавленно молчала.

– Привыкайте к этой мысли. Или, может, вернёмся, пока не поздно?

– Давайте, ― решительно вымолвила Дарина и протянула руку к пистолету.

Когда оружие удобно легло в ладонь, почувствовала его непривычную тяжесть.

Другой рукой натянула на голову шапочку, расправила так, чтобы та не давала видеть.

– С вашей шикарной косой непросто вам будет, ― хмыкнул спутник.

– Ничего, справлюсь. Я зимой тоже не без головного убора хожу. Просто эта шапочка маленькая.

Она откинулась на сиденье.

Наступило успокоение и вместе с тем появилось непривычное и волнительное чувство уверенности, защищённости, словно передавшееся от пистолета. Эта уверенность была очень приятной. Дарина и предположить не могла, что такое возможно всего лишь от прикосновения к боевому оружию.

Тем временем мужчина завёл и тронул машину.

Теперь Дарине, не имеющей возможности видеть, показались отчётливее гул двигателя, хруст гравия под шинами, да ещё тряска чувствовалась как будто сильнее.

***

В памяти всплыли воспоминания знакомства с Радимом.

Это случилось прошлым летом, в июне. Год и три дня прошло уже с тех пор, время пронеслось как один миг, а столько всего случилось, на целую жизнь хватит.

Она шла с работы. Погода была хорошая, настроение отличное. Привычно замечала заинтересованные взгляды мужчин и парней, обгонявших её или шедших навстречу. Водители чуть притормаживали, кто-то даже предлагал подвезти. Такое внимание льстило, но она ни с кем не заговаривала, а шла себе, не торопясь никуда, сохраняя на лице гордую недоступность, тайком удовлетворённо рассматривая своё отражение в витринах.

Басовитый рокот возник неожиданно, не напугав ничуть, потому что был негромким и приятным для слуха ― любовь к мотоциклам и скорости появилась давно.

Скосив глаза на витрину, увидела пристроившегося метрах в пяти сзади мотоциклиста на байке, в шлемофоне с опущенным тёмным стеклом.

«Ещё один…», ― со вздохом подумала Дарина.

Рокот чуть усилился, мотоциклист поравнялся с ней, продолжая неспешно ехать по дороге. Приподнял стекло шлемофона и спросил:

– Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, как на Чапаева проехать?

Она мысленно улыбнулась:

«Ничего лучше не придумал для знакомства. Банальные все до зевоты».

Но всё же остановилась из вежливости.

– Сложно объяснить. А вы что, города не знаете?

– Нет, я из Киева. Здесь в командировке по работе. Приехал только что.

– На мотоцикле в командировку аж из Киева? ― скептически уточнила девушка. ― Не далековато?

– На байке быстро, ― ответил незнакомец и снял шлемофон.

Дарину будто током ударило: она видела его во снах, а однажды гадала на зеркалах, увидела похожее лицо, испугалась и опустила зеркало… И вот он перед ней! Неужели гадание сбылось, а сны и в самом деле бывают вещими?

– Меня Радим зовут, ― улыбнулся парень открыто и располагающе. ― А вас как?

– А?

– Как вас зовут?

– А-а… Дарина…

Она никак не могла прийти в себя.

– Очень приятно. Дарина, может, вы покажете, как проехать?

Тут у неё тренькнул тревожный звоночек, но совсем слабо: не верилось, что этот человек способен сделать ей что-то плохое, ведь он пришёл из самих снов.

Радим опять улыбнулся.

Девушка отбросила последние сомнения:

– Если только вы пообещаете потом довезти меня до дома.

– Даю слово.

Она устроилась сзади.

– Держитесь крепче, ― сказал Радим, надевая шлемофон.

Пришлось обхватить его и прижаться к спине.

Она чувствовала, как горят от стыда щёки, но ничего не могла поделать с желанием как можно дольше ощущать его крепкую тёплую спину и мышцы, твёрдый живот, периодически приникая к шлемофону и подсказывая как свернуть.

На прямых участках Радим разгонялся так, что у неё от ветра слезились глаза, приходилось прятать лицо у него за спиной и прижиматься крепче, когда он закладывал захватывающие дух виражи, лихо обгоняя автомобили и перестраиваясь.

Её было страшновато, но этот страх пьянил, хотелось ещё и ещё…

Доехали до Чапаева.

– Вот эта улица, ― сказала она.

Радим остановился, расставил ноги, уверенно удерживая равновесие и тяжёлый мотоцикл вместе с ней.

– Дарина, я хочу пригласить вас в кафе, ― произнёс он, чуть развернувшись, не снимая шлемофон. По работе я сегодня всё равно опоздал, заеду завтра. А вас в благодарность угощу кофе или чаем, как захотите. Где здесь приличное кафе?

Девушка подумала недолго и сказала:

– Придётся опять возвращаться в центр. Почти туда же.

– Тогда едем? ― весёлый голос звучал из-под шлемофона глуховато, но по-прежнему располагающе.

– Едем, согласилась Дарина, с ужасом и стыдом предвкушая новые ощущения крепкой спины теперь уже знакомого незнакомца из снов.

В кафе она заказала зелёный чай.

Радим тоже выбрал его.

Ей было приятно, что он разделяет её предпочтение к этому напитку.

Потом разговаривали много и обо всём, не замечая времени, и выпили несколько чайничков друг за другом.

Дарина немало узнала помимо того, что Радим возглавляет отдел продаж в крупной компании, а сюда приехал в командировку. Ещё он рассказал, что любит мотоциклы и скорость, немного играет на гитаре, предпочитает испанские композиции.

Это было удивительным совпадением. Она играла на гитаре в основном испанскую музыку. В свою очередь призналась в страсти к мотоциклам и скорости, рассказала, что живёт с мамой и младшим братом. И совсем не боялась говорить о себе и о семье, потому что верила ему. Такого не случалось очень давно, можно сказать ― никогда. Раннее девичество, частую и всякий раз на всю жизнь влюбчивость нельзя сравнивать с теперешним возрастом.

К дому Радим подвёз её, когда уже темнело.

– До свидания, Дарина. Такой классный вечер был. Давно не общался так легко и доверительно. Я позвоню вам, если не возражаете. Покатаемся по городу, покажете достопримечательности.

– Ну-у… Хорошо. Запишите номер. Только завтра я занята.

– Позвоню, послезавтра, ― улыбнулся Радим. ― Пока.

– Пока-пока, ― улыбнулась в ответ Дарина и пошла к подъезду.

Радим надел шлемофон, заложил небольшой круг и дал газу. Двигатель басовито взревел.

Девушка обернулась и увидела, как её новый знакомый поставил байк на заднее колесо и с большой скоростью несётся по дороге вдоль улицы. Следом коротко вякнула милицейская сирена, сверкнул синим проблесковый маячок.

– Сумасшедший, ― прошептала она почти с нежностью. ― Не догнать вам его никогда.

Мать встретила в дверях

– Чего так поздно? ― я уж не знала, что и думать!

– Мам, ну я же не маленькая девочка уже. У меня есть личная жизнь.

– Принесёшь в подоле личную жизнь, чует моё сердце! ― сварливо отозвалась мать.

– Да ну тебя! Каждый раз одно и тоже! Сколько можно? ― воскликнула девушка.

– Выйдешь замуж, тогда перестану.

– Вот возьму и выйду!

При этих словах она подумала о Радиме и удивилась такой поспешной решительности даже в мыслях. Конечно же, не выйдет прямо сейчас. Потом, может быть. Время покажет. Парень он вроде интересный и неженатый до сих пор, как ни странно, хоть и тридцать один год уже. Но и ей двадцать четыре. Действительно не девочка, давно пора замуж. Только за кого? Кандидатов-то хватает и неплохих, но нет любви ни к одному из них. А как замуж без любви?

Мать, что-то ворча, ушла на кухню.

Дверь в большую комнату была приоткрыта.

Проходя в свою, Дарина увидела младшего брата. Тот в больших наушниках сидел перед монитором, на котором мелькали взрывы, кто-то бегал по городским развалинам.

«Воюет всё, вояка», ― улыбнулась она мысленно, закрывая за собой дверь.

Включила свет, встала перед небольшим зеркалом, поправила распущенные волосы, достающие до гибкой поясницы. Когда ездила на мотоцикле, приходилось зажимать их плечом и щекой, чтобы не летели по ветру тёмным трепещущим крылом. Повертелась вдосталь, удовлетворённая отражением. И пошла в ванную, готовиться ко сну.

Ночью ей немного приснилась давешняя езда. Потом снилось что-то другое. Под утро она летала. Этот сон был очень ярким и запоминающимся, но заигравшая мелодия на телефоне, вырвала из чудесного видения. Однако досады не было. Потому что в этом мире появился Радим. Первые мысли были о нём. Хотелось нежности и любви… Пришлось вставать, чтобы избавиться от этого. Но в образах постоянно возвращалась к новому знакомому, представляя, что он сейчас делает, думает ли о ней и позвонит ли завтра? Ждать звонка ещё более суток. С ума сойти, как долго!

Радим позвонил. Это была пятница. Предложил поехать в Донецк в какой-нибудь ночной клуб.

Она, конечно же, согласилась.

Потом заехал за ней на работу, отвёз домой и ждал на улице, пока соберётся для выхода в свет.

До Донецка домчались быстро. Особо выбирать не стали и направились в первый попавшийся ночной клуб, провели там всю ночь, вернулись в Славянск под утро по пустым ещё дорогам.

Дверь Дарина постаралась открывать как можно тише. Но мать всё равно услышала, вышла из комнаты в ночнушке.

– Явилась, полуночница? ― проворчала она привычно.

– Мам, не начинай, ладно?

– Не начинай ей, видите ли, ― возмутилась женщина. ― А что мать не спит, волнуется, на это ей наплевать.

– Мама, ну ты же знаешь, что это не так! ― в сердцах ответила девушка.

– Если бы, ― недовольно проворчала мать.

– Ой, всё, я спать! У меня законный выходной! ― Дарина закрыла за собой дверь в комнату.

Радим пробыл в Славянске ещё неделю, решая свои рабочие вопросы. Дарина познакомила его с мамой, чего не случалось давно с ухажёрами ― с тех самых пор, когда рассталась с последним, вспоминать о котором вообще не хотелось.

Маме гость понравился, они быстро нашли общий язык. Казалось, Радим способен очаровать любого. Даже Димку. Посидел с ним у компа, показал, где и как скачать классный шутер. Умело сыграл на гитаре несколько испанских композиций, чем окончательно сразил Дарину.

А потом будто пропал. Сначала она ждала звонка, после возмутилась и даже разозлилась.

«Подумаешь, столичная штучка! Был и нету. Всё, забыла о нём», ― твердила себе.

Но сердце не соглашалось, говорило, что забыть не получится и искало ответ на вопрос, почему пропал без повода, без ссоры? Она ходила потерянная, ничего не желая и не замечая. С работы домой, из дома на работу. И всякий раз проверяла телефон, когда оставляла даже ненадолго. А вдруг сообщение или звонок пропущенный? Нет, ничего от него не было. Были другие звонки и сообщения, она хватала телефон. Но это был не Радим.

И вдруг он позвонил…

Она смотрела на светящийся экран и боялась.

Потом всё же ответила:

– Алё…

– Дариночка, прости меня, пожалуйста! Я виноват перед тобой, уехал не попрощавшись, думал на пару дней, а оказалось так надолго! Замотался, совсем сил никаких не было, неделю не звонил, целыми днями как белка в колесе, работа, работа, работа… Спать ложился после полуночи, а с утра опять сумасшедший дом. Всё думал, выберу минутку позвоню, но не получалось, потому что минутки мне мало, я хочу говорить с тобой долго, всегда, говорить и видеть тебя…

– Ты где, Радим? ― спросила она, ошарашенная его темпераментом.

– Я в Праге!

– В Чехии? ― растерялась Дарина.

– Да, в командировке здесь. Завтра домой. Жди, скоро приеду!

– Приедешь? ― переспросила тихо.

– Обязательно! Я тебе подарок купил.

– Какой?

– Узнаешь потом.

– Скажи сейчас.

– Потом, Дариночка, потом. Пусть будет сюрпризом. Очень скучаю. Скоро приеду… Извини, клиенты идут, пора завершать дела.

Она какое-то время смотрела на погасший экран, переживая такой долгожданный и столь неожиданный звонок.

– Он назвал меня Дариночкой, ― прошептала тихо. ― А ведь ничего между нами не было. Скучает и даже подарок купил и не говорит, какой, ― улыбнулась она. ― Интересно, что же там такое?

***

Машина остановилась в очередной раз, девушка услышала, как Алексей произнёс удовлетворённо:

– Приехали.

Её рука, держащая пистолет, непроизвольно сжалась сильнее, а другая стянула с головы шапочку. Первое, что увидела ― высокий прошлогодний бурьян, давно слежавшиеся кучи строительного мусора и прочего, что оказалось ненужным и брошенным после большой стройки ещё со времён Союза. Он развалился. И тут ничего не достроили. Всё заросло мелкой травой вперемешку с тем же бурьяном. Эти кучи лежали по всей довольно обширной территории с несколькими старыми коробками зданий с чёрными зевами окон уже позабывшими о стёклах.

Алексей вёл себя вполне мирно.

Дарина незаметно успокоено выдохнула.

– Выходите, ―сказал он и открыл дверь, выбираясь наружу.

Девушка сделала то же самое, озираясь настороженно.

Спутник будто чего-то ждал.

Вдруг ему в голову легко стукнулся маленький камушек.

Алексей досадливо потёр лоб и проворчал:

– Никогда не мог понять, как вы прячетесь, что в десяти шагах не найти.

Дарина удивлённо опять завертела головой, но ничего не увидела.

Вдруг верхушки трёх куч «ожили», из бурьяна поднялись три фигуры в лохматых камуфляжах. Их лица были измазаны чем-то чёрным, отчего белки глаз хорошо выделялись. В руках у каждого оружие, перемотанное тёмно-зелёными полосками ткани.

Сердце девушки застучало как сумасшедшее.

«Вот они, снайперы», ― подумала, стараясь совладать с бешеным сердцебиением.

Все трое легко и бесшумно спустились к машине. Встали в нескольких метрах. От них ощутимо исходила аура силы, уверенности, готовности совершить что-то, недоступное многим.

Дарина чувствовала не то чтобы страх, а робость перед этими людьми, способными лишить жизни других…

– Что за кралю ты привёз? ― спросил один удивительно юным голосом, так не вязавшимся с его внешностью и возрастом примерно лет тридцати пяти. ― И какого хрена у неё пушка?

– Кандидатка на обучение, ― ответил Алексей. ― Возьмёшь? А пистолет мой. Дал для успокоения, пока ехала сюда с шапочкой на глазах.

Повисло молчание. Три пары глаз уставились на Дарину.

Наконец, тот, что задал вопрос, приблизился к девушке, сказал спокойно и уверенно:

– Отдай.

Дарина протянула пистолет.

Снайпер аккуратно взял, поставил на предохранитель, подняв оружие к небу, при этом курок соскочил с боевого взвода. Затем подошёл к Алексею, посмотрел, чуть прищурясь, прямо в глаза и как неразумному легонько костяшками пальцев этак поучительно постучал по лбу. После чего отдал пистолет.

Тот с виноватым видом потёр лоб, спрятал личное оружие в наплечную кобуру.

Обращаясь к девушке, снайпер спросил, указав рукой:

– Сколько метров до того здания?

Дарина секунду подумала и сказала:

– Метров шестьсот.

– Правильно, ― несколько удивлённо ответил военный. ― Пятьсот девяносто два метра. Ещё вопрос. Сейчас быстро посмотришь назад, там стоит другое здание. Запомнишь в нём всё, что сможешь. Давай.

Дарина повернулась и увидела примерно в двухстах метрах неказистое трёхэтажное строение.

– Разворачивайся, ― скомандовал снайпер.

Девушка повернулась.

– Сколько всего окон в здании?

– М-м-м… пятнадцать, по пять на каждом этаже. На втором этаже второе окно слева с рамой без стёкол. На третьем два таких же окна ― первое и третье справа. Под крышей надпись «Слава КПСС!»

В глазах снайпера она увидела засветившийся огонёк интереса.

– Что скажешь о крыше? ― спросил он.

– Из старого потемневшего шифера, два слуховых окна треугольной формы, возле левого ― покосившаяся телевизионная антенна.

Военный переступил с ноги на ногу.

Девушка почувствовала, как изменилось его отношение. Уже не такое хищное, что ли, явственнее стала расположенность.

И всё же следующий вопрос заставил усомниться в правильности ощущений.

– Зачем тебе быть снайпером?

– Мама и младший брат погибли при обстреле…

Снайпер помолчал и вздохнул.

– Отомстить, значит, хочешь?

– Да, хочу, ― вскинула голову Дарина.

– Стрелять приходилось?

– Из охотничьего ружья раза три, ― потупилась она.

– Сможешь выстрелить в человека? ― остро взглянул, как обжёг, военный.

– В этих смогу, не жалко никого из них. Нелюди они после всего, что творят. В Одессе людей заживо сжигали… Маму и Диму убили… ― глухо ответила Дарина.

Снайпер покивал сочувственно и спросил:

– Как здоровье, хронические заболевания есть?

– Нет, слава богу.

– Как зрение и слух?

– Зрение стопроцентное. Слух нормальный. На гитаре играю.

– О как! На гитаре можешь? ― одобрительно отозвался снайпер. ― А что играешь?

– Испанские композиции, в основном.

– Ладно. Тоже нормально. Послушаю. Гитара есть.

– Берёте меня?

– Возьму с испытательным сроком пять дней. Не выдержишь, отправлю домой, и никакие просьбы не помогут. Согласна?

– Да.

– Мой позывной ― Баюн. Я инструктор, а также папа, мама, воинский начальник и сам господь бог. Моё слово ― закон. Любое моё распоряжение обязательно к безусловному исполнению без каких бы то ни было обсуждений. За малейшее непослушание ― немедленное отчисление. Это понятно?

– Понятно.

– Курс подготовки ускоренный ― месяц. Дольше нет возможности: нужны бойцы, способные выполнять хотя бы минимум из того, что умеет настоящий снайпер. Самому необходимому научу. Остальной опыт придётся получать в бою. Не боишься умереть?

– Боюсь. Очень, ― честно ответила девушка.

– Так, может, передумаешь, пока не поздно? ― снайпер опять остро глянул.

– Нет, ― твёрдо сказала она.

Военный удовлетворённо кивнул и добавил:

– Разумный, контролируемый страх необходим, помогает выжить.

Затем показал рукой на бойцов:

– Выпускники. Уедут прямо сейчас. Так что не знакомлю. Может и встретитесь когда, там познакомитесь.

Подошёл к парням, пожал руки и повернулся к Алексею.

– Забирай.

– В машину, ребята, ― ответил тот.

Снайперы устроились в салоне.

– Удачи тебе, Дарина, ― сказал Алексей, пожал руку военному. ― Ладно, поеду.

– Пошли, ― обратился к ней Баюн. ― Расскажешь о себе подробнее. Кто ты, откуда. Паспорт с собой?

– Да, в сумочке, ― ответила девушка.

– Ты прям как на прогулку, ― усмехнулся по-доброму инструктор, окинув её слегка насмешливым взглядом. ― Ну, ничего, это мы быстро исправим. А вот маникюр твой и руки мне жалко.

Дарина с сожалением глянула на свои ухоженные руки.

– С этой минуты ни имени, ни фамилии у тебя нет. Ты будешь… испанские мелодии, говоришь? Ты будешь Кармен. Нравится?

– Вполне. А кроме меня и тех, что уехали, ещё есть курсанты?

– Пока нет. Но будут, Алексей найдёт.

– Он что-то не так сделал с пистолетом?

– «Не так» ― мягко сказано. Это просто чудо какое-то, что не произошло самопроизвольного выстрела на первой же дорожной кочке. Ему за такие дела вообще нельзя ничего стреляющего доверять, даже детского пистолета с пистонами. Вот тебе первый урок, запомни его как «Отче наш»: никогда ни при каких обстоятельствах не отдавай своё оружие кому бы то ни было, особенно если оно заряжено.

– Я запомнила. А кто он?

– Он Алексей. Устраивает?

– Так точно.

– Вот это ответ! ― одобрительно улыбнулся Баюн. ― Так держать, Кармен. Кстати, где твой телефон?

Дарина, чуть удивившись, ответила:

– В сумочке.

– Дай сюда.

Получив мобильник, инструктор отключил его со словами:

– Пока ты здесь, забудь, что у тебя он есть. Получишь, когда уедешь отсюда.

Дошли до здания, расстояние до которого Дарина недавно определяла на глазок.

– Здесь наша казарма, так сказать, ― пояснил командир. ― Это бывший административный корпус. Выберешь любую комнату, какая понравится. Я туда кровать тебе поставлю. Остальные удобства во дворе. Варим сами. Кстати, не мешало бы подкрепиться. Вода во фляге, котёл, дрова, спички, картошка и всё прочее вон там. Организуй супчик на двоих с запасом на утро. Много не вари ― прокиснет. Завтра приступим к обучению.

«Вот и началась моя новая жизнь, ― меланхолично подумала Дарина. ― И началась с готовки жратвы. Бабья доля везде одинакова…»

Вздохнув, пошла разбираться с ужином.

***

Немудрёную еду ― суп из картошки с вермишелью она заправила говяжьей тушёнкой.

Дарина не любила такую бурду с детства, но на этом настоял Баюн и наворачивал с удовольствием человека, не жалующегося на аппетит.

Девушка немножко похлебала горячей и жирной жижи с характерным привкусом и запахом, с тоской думая, что у неё нет ни мыла, ни зубной щётки, ни полотенца. Как тут обходиться без элементарного, она не представляла, а сказать об этом опасалась, не зная реакции командира.

А тот, наевшись, отвалился будто пиявка от тела, умиротворённый и тихий. Полежал так минут пятнадцать и снова стал прежним, как в первые минуты знакомства.

Сказал деловито:

– Ну, что, Кармен, пойдём выбирать тебе комнату, обустроим её, чем сможем. Я ж не жлоб какой, понимаю, женщине надо создать хотя бы видимый комфорт, если иначе никак.

Осмотренные комнаты были в удручающем состоянии: многолетняя, превратившаяся в слой грязи пыль, давно немытые, засиженные мухами стёкла окон, а между рамами ― и вовсе кладбище из засохших хитиновых трупиков; иные помещения завалены каким-то хламом, сломанной старой мебелью. И везде паутина, на стенах струпья отклеившихся обоев с блеклым невзрачным рисунком в цветочек…

При виде этакого комфорта Дарину начала с большей силой грызть тоска.

Командир проницательно усмехнулся:

– Это ненадолго. Максимум на месяц, а то и на пять дней, как сказал сразу.

– Я смогу, ― твёрдо ответила она. ― Мне б средства гигиены элементарные хотя бы.

– Мыльно-рыльные принадлежности я тебе выделю. А вот остального, что нужно женщинам, извиняй, нема. Сама понимаешь, не на вас рассчитана подготовка.

– Я понимаю… ― вздохнула Дарина.

– Не вздыхай так тяжко, ― улыбнулся Баюн. ― Звякну Лёхе, он завтра привезёт, всё что надо. Не Пьер Карден, конечно, или чё там у вас считается круто? Но пользоваться можно. Ну, что, выбрала комнату?

– Без разницы, ― стараясь голосом не выдать упавшего настроения, ― отозвалась девушка. ― Пусть будет та, маленькая, на втором этаже. Там хоть дверь есть. Окна и полы помою. Где вы воду берёте?

– Оно тебе надо, мыть что-то? Впрочем, как хочешь. Но делать это будешь в свободное от занятий время, а его у тебя почти не останется. И вообще, курсант, на войне и таких условий зачастую не бывает. Хорошо, если блиндаж есть, а то сутками напролёт в окопах жить приходится. А там вшей, вонючих носков, немытых неделями тел и прочих прелестей в достатке. Твоя будущая профессия и вовсе предполагает постоянное пребывание на свежем воздухе при любой погоде. Да, а воду мы берём тут недалеко, в роднике. Хорошая вода, вкусная.

***

Дарине не спалось на новом месте. Да и койка ― обычная солдатская шконка скрипела при каждом движении. Постельного белья, конечно же, никакого не было. Она застелила старый матрас колючим одеялом, вторым укрылась сама. Легла в одежде.

Пахло пылью.

Где-то скреблись мыши, вызывая безотчётный страх, желание подскочить и убежать опрометью.

В грязное окно угадывались наиболее яркие звёзды, далёкие, холодные и отстранённые от людских проблем и бед. Их свет шёл сюда тысячи и тысячи лет, зародившись, когда на Земле ещё не было цивилизации. И вот он достиг планеты, а самой звезды, может быть, не существует уже. Но узнают об этом люди спустя тысячелетия. Если цивилизация к тому времени не исчезнет…

От невыносимого одиночества, тоски, рухнувшей в одночасье жизни, душа плакала, орошая слезами рукав лёгкой курточки.

Ночью, в тревожном полузабытьи, она видела маму. Но никак не могла вспомнить её лица. От тяжкого ощущения Дарина проснулась и лежала, не шевелясь, вспоминая сон.

За окном уже рассвело.

Наступал первый день её новой, военной жизни.

Недолгое время спустя, услышала за прикрытой дверью шаги, стихшие у комнаты.

– Кармен, подъём! ― раздался громкий голос Баюна. ― Через три минуты быть на улице у входа! Время пошло!

***

Через пять дней почти беспрерывных занятий Дарина уже знала, что такое деривация, а простыми словами ― отклонение вращающейся пули в сторону относительно плоскости стрельбы. Что вращается пуля слева направо.

Заучила назубок таблицу поправок на боковой умеренный ветер от четырёх до шести метров в секунду, под углом девяносто градусов.

Запомнила, что при расстоянии до цели сто метров отклонения пули нет. Двести метров отклонение составляет десять сантиметров. На триста метров ―двадцать шесть сантиметров. Это считается промахом. На четыреста метров отклонение сорок восемь сантиметров. Это уже позорный промах. На расстоянии пятьсот метров отклонение семьдесят два сантиметра. Шестьсот метров ― отклонение сто десять сантиметров. В слона можно промахнуться.

Знала, что у снайперской винтовки Драгунова начальная скорость пули восемьсот тридцать шесть метров в секунду.

Расстояние в сто метров до цели пуля преодолевает за ноль целых тринадцать сотых секунды. Двести метров ― за ноль целых двадцать шесть сотых секунды. Триста метров ― за ноль целых сорок шесть сотых секунды. Четыреста метров ― за ноль целых шестьдесят сотых секунды. Пятьсот метров ― за ноль целых восемьдесят сотых секунды. Шестьсот метров ― за одну секунду и две её сотых. Семьсот метров ― одна и двадцать шесть сотых секунды.

Уяснила, что для стрельбы по движущимся целям надо знать время подлёта пули к цели. Для выбора упреждения по цели, бегущей примерно десять километров в час ― или три метра в секунду ― надо выбрать упреждение от середины фигуры.

Ей, инженеру по образованию, несложно было запомнить такие цифры. В своё время она окончила Луганский государственный институт жилищно-коммунального хозяйства и строительства, факультет «Промышленное и гражданское строительство».

Когда-то она была там одной из самых красивых студенток ― рост метр семьдесят, стройная, большие выразительные серые глаза, от природы брюнетка, волосы слегка вьющиеся, густые, до талии, иногда заплетённые в хорошую толстую косу.

Она обладала развитым интеллектом, неплохо говорила по-английски, была начитанной, спокойной, уверенной, могла в непростых ситуациях сохранить хладнокровие и проявить находчивость. Была смела в разумных для девушки пределах, имела склонность к авантюризму и просто обожала скорость и мотоциклы.

А ещё могла спеть и сыграть на шестиструнной гитаре.

Недостатка в поклонниках никогда не испытывала. Всё у неё было неплохо в жизни. Особенно после знакомства с Радимом.

Предстояла свадьба с любимым человеком. Самым лучшим мужчиной на свете.

И вдруг всё рухнуло.

Война…

***

Все пять дней Баюн твердил, что снайпер не имеет права злиться. Это повышает пульсацию оружия и снижает точность стрельбы по цели.

Именно по цели, а не по человеку. Необходимо забыть, что перед ней человек, если смотрит на него в окуляр прицела.

На вопрос, почему он в первый день спрашивал, сможет ли она выстрелить в человека, Баюн ответил просто ― тогда разговаривал на обычном гражданском языке, тогда она ещё не владела профессиональной терминологией.

Инструктор не уставал повторять, что во время боя нельзя испытывать эмоции, должны работать навыки.

Их у Дарины ещё не было. Но она знала, что получит необходимое. По истечении пятого дня, во время ужина Баюн сказал, что берёт её.

Какой-то особой радости она не испытала, потому как была готова к такому решению инструктора. Было удовлетворение и понимание, что всё ещё впереди. Чему-то успеет научиться. А потом ― на войну.

Мысли об этом тревожили, поэтому Дарина старалась о ближайшем будущем меньше думать, а сосредоточиться на обучении.

***

Ещё в первые дни инструктор и Алексей соорудили что-то вроде «душевой» ― вкопали четыре столба и обтянули рубероидом.

Так Дарина получила возможность мыться. Грела воду на костре, заносила ведро в «душевую» и поливалась из ковшика. Всё лучше, чем совсем ничего.

Свободного времени и впрямь почти не оставалось.

Новых курсантов пока не было, поэтому наставник уделял ей максимум внимания, натаскивая в знаниях и умениях.

Через семь дней она сделала первый выстрел из СВД. А до этого училась собирать и разбирать винтовку, а также чистить.

Выстрел был отличный ― в яблочко, как говорят не спецы. Баюн остался удовлетворён. Потом стреляла много из разных положений: лёжа, с колена, стоя. Долго прицеливаясь. Или, наоборот, навскидку. И всегда показывала очень хороший результат. Инструктор был уже не просто доволен, он сказал, что у неё есть определённые врождённые способности, она вполне могла бы выполнить норматив мастера по спортивной стрельбе, если интенсивно и правильно тренироваться.

Помимо стрельбы Дарина училась маскироваться, отрабатывала незаметный подход к позиции и уход с неё. Училась воевать в условиях города. Правда, здесь в полном масштабе создать их не удалось, но кое-что отработать получилось. Например, перемещение в зданиях или снаружи, прикрываясь стенами.

Снов у девушки не было. Она так уставала, что вечерами, после готовки ужина и мойки посуды, валилась без ног. Часто и поспать толком не удавалось, потому что инструктор устраивал ночные занятия по стрельбе и тактике. Он был неумолим и суров.

Дарина чувствовала, что за строгостью скрывается нечто большее. Женским сердцем слышала, наставник неравнодушен к ней. Поначалу это беспокоило, но быстро пришло понимание, что он способен контролировать свои эмоции.

Алексей приезжал пару раз в неделю. Привозил немудрёные продукты, прочее необходимое и подзаряженные телефоны Баюну, которые специально для этого попеременно забирал. Он рассказывал, что происходит в городе и его окрестностях.

Дарина с инструктором нередко слышали гул летающих самолётов и отзвуки стрельбы из орудий и реактивных установок.

Там уже шла настоящая война.

Каждый день приближал девушку к ней. С каждым часом близилось время отправки туда, где стреляют, где смерть и горе.

Ей было страшно.

Когда до окончания курса осталось два дня, Алексей привёз троих парней. Они смотрели на Дарину, как на какого-то зверька в зоопарке. С одной стороны, такое внимание льстило, а с другой ― раздражало. Успокаивало, что с новичками пересекалась только утром и вечером. Те пока зубрили теорию и приняли на себя обязанности по готовке пищи, уборке территории, мойке посуды.

Наконец, час икс настал. Приехал Алексей.

Сердце девушки застучало как сумасшедшее. Она стояла, не решаясь приблизиться к машине.

Подошёл Баюн, протянул гитару.

– Ты ведь так и не сыграла за всё это время, ― сказал он. ― Давай, хотя бы перед отъездом что-нибудь сбацай.

Дарина устроилась на поваленном старом трухлявом столбе, провела пальцами по струнам хорошо сохранившейся в этих условиях гитары, чуть настроила, замерла на несколько секунд и заиграла испанскую мелодию ― волнующую, зовущую в эпоху шпаг и дуэлей, плащей и кинжалов, благородных кабальеро и страстных, очаровательных сеньорит…

Последние аккорды стихли. Она сидела, замерев, будто пытаясь расслышать только что звучавшую композицию.

Алексей и Баюн с чувством и признательностью несколько раз хлопнули в ладоши.

– Класс! Молодец, Кармен. Слушал бы и слушал, ― воодушевлённо произнёс Алексей.

Дарина благодарно улыбнулась. Отложила гитару, поднялась, повесила вновь винтовку на плечо, посерьёзнела.

К ней приблизился инструктор.

– Я уже говорил, ты будешь вторым номером снайперу в группе Обормота.

Девушка кивнула.

Баюн легко пожал ей руку, задержал в своей жёсткой крепкой ладони, проникновенно глянул и сказал тихо:

– Меня Денис зовут. Не вздумай умирать. Слышишь? После войны я найду тебя.

Она опять кивнула, поправила ремень СВД на узком плече, укрытом лохматым камуфляжем, и решительно пошла к автомобилю.

Глава II

Диего

«11. днём и ночью ходят они кругом по стенам его;

злодеяния и бедствие посреди его;

12. посреди его пагуба; обман и коварство не

сходят с улиц его…»

Псалтирь 54:11,12

Мимо прошел паренёк с зелёной эмалированной кастрюлей на голове. Импровизированная каска крепилась ремешком, протянутым от ручек к подбородку. Лицо закрыто балаклавой, глаза в вырезах материи серьезные. В другое время Радим отпустил бы шутку, но сегодня настроение у всех паршивее некуда.

– Чувак с дуршлагом вместо шлема смотрелся круче, ― сказал Андрей, пританцовывая от холода.

Не такой уж сильный мороз, но если долго стоять на одном месте, пальцы ног деревенеют. Ночью будет еще хуже.

– Видать, не хватало денег, стащил у мамки на кухне, что подошло по размеру, ― продолжил он. ― Голову надо прятать, «Беркут» трощит черепа, как орешки.

– А твой дуршлаг где? По дороге потерял? ― спросил паренёк, на голове которого сидела оранжевая строительная каска с наклеечкой «Зека ― на нары». Кажется, его звали Сергей, или как-то иначе. Радим забыл его имя, как только услышал.

Все они собрались погреть замерзшие пальцы над костром в бочке, разговорились и познакомились.

– У меня шапка мягкая. А ноги быстрые, если будут атаковать, успею смыться, ― сказал Андрей.

– Такой здоровый! Мог бы и врукопашную схватиться.

– Вояка из него неважный. Он на последней рыбалке всю рыбу, которую мы поймали, отпустил в речку, ― ответил Радим за друга. ― С детства защитник жуков и всякой ползающей дряни.

– Да ладно, несколько штук на волю вышвырнул только. А вообще я здесь не для того чтобы палкой махать. Так, ради массовости стою. Чем больше людей, тем лучше. Власти должны понять, мы не шутим, нас всех ― сотни тысяч ― нельзя ни посадить, ни перестрелять, мы не скот.

– Это да.

– А тебе, студент, чего дома не сидится?― спросил Радим парня в оранжевой каске.

Тот наклонил голову и задумался. В стеклышках очков отразилось два жерла бочки полыхающей пламенем.

– Тридцатого ноября с девушкой гулял по Крещатику, даже не думал митинговать с теми ребятами. По голове от «беркутовцев» и я, и она получили. Ни за что. А еще мой знакомый был на Банковой, когда начался разгон. Он шёл туда просто посмотреть, взял с собой только аптечку. Пытался первую помощь оказывать. Так его «беркутовцы» повалили и начали избивать ― по спине кийком и специально ― в пах. У него по всему телу гематомы и травма черепа. Даже в России так не лютуют. С этим надо что-то делать.

Седой мужичок с аккуратно подстриженной бородкой укоризненно покачал головой. Одет он был презабавно: побитая молью ушанка и старая курточка, поверх повязан красный плед на манер средневекового плаща. Говорили, что он то ли профессор, то ли академик.

– У одного моего хорошего друга, одноклассника, бизнес забрали, ― сказал он. ― Деревообрабатывающий. Понимаете, человек сам все с нуля поднимал. Ну и развил до большого предприятия. Пришли мордовороты, сами знаете чьи, и сказали: мы тебе даём столько-то, а именно не больше тридцати процентов стоимости, подписывай бумаги купли-продажи. Не подпишешь ― знаем, где твоя семья и всё такое. Ну и продал, а что делать?

– Я такие истории от знакомых постоянно слышу, ― сказал Андрей. ― И даже хуже. Вчера закон об ужесточении приняли. Это значит, что теперь всё, что бы ни делала семейка зека, будет защищено законом. Любой беспредел. А народу даже пикнуть нельзя.

– Ребятки, привет! Кофеёк будете? ― девичий голосок ворвался в мрачные разговоры как пестрая канарейка в стаю ворон.

Еще одно знакомое лицо. Девушка лет двадцати, с большой сумкой, по виду слишком массивной для её хрупкой фигурки. Но при этом на каблучках, волосы распущены, накрашенные губы улыбаются. Все знали, что зовут её Наташа и живет она на Воскресенке. Каждый день далеко идёт пешком по гололёду, потому что ближайшие к центру станции метро закрыты, и приносит купленные за свои деньги продукты.

Наташа наливает кофе из большого термоса, распутывает замотанную в полотенце коробку и протягивает. Каждый берёт по сдобной булочке, ещё теплой.

– Красивая, ― сказал Андрей, когда девчонка запаковала термос и продолжила обход майдана.

Радим рассеянно пожал плечами. В сравнении с девушкой, которую любил он, все остальные казались обычными. Он сам протестовал отчасти из-за неё.

Летом страну будоражили новости об Ирине Крашковой, изнасилованной двумя милиционерами. Ей проломили череп в трёх местах, порвали рот, матку, да ещё насыпали туда песка. Оставили в посадке, решили, что мёртвая, потом вернулись проверить и добить. Но не нашли ― девушка отползла и затаилась в тени. Сперва насильников хотели отмазать. Один был лейтенантом, племянником прокурора, другой ― старшим лейтенантом. Но сотни жителей Врадиевки два дня бунтовали, осаждали райотдел милиции, и властям пришлось уступить.

Не раз Радим с содроганием размышлял, а что если бы на месте той женщины оказалась его невеста? Как страшно жить в государстве, где милиционер вместо того чтобы защищать, выходит насиловать и убивать! Когда узнал, насколько зверски разогнали студентиков на площади Независимости, сразу вспомнил тот случай с Ириной. Правоохранительные органы снова карали по своему произволу, не считаясь с законом.

Правда, в последнее время в протестах на первое место вышли не острые социальные вопросы, а националистические, люди стали вести себя агрессивнее, со сцены полился яростный клич, что во всех проблемах виноваты жиды и москали. Будто людское море взволновалось и на поверхность всплыло то, что обычно прячется на дне.

Сторонники радикальных партий уверенно включились в работу, закрутив маховик протестов активнее. Радим пока еще не понял, как к этому относиться, хорошо это или плохо. С одной стороны, без фанатичного упорства националистов попытка добиться от власти уступок давно бы выдохлась, а с другой ― западенцы явно перегибали палку.

Вместе с тем не покидали мысли о Дарине. Он часто звонил ей, общался по скайпу, показывал через камеру, что и как происходит, звал в Киев. А она находила какие-то причины, чтобы в очередной раз отказаться, а потом и вовсе заболела мама, оставить её никак не получится. Такая пассивность девушки его возмущала ― как можно думать о какой-то бытовухе, когда решается судьба страны!

Вдали постепенно нарастал шум, по толпе пошло волнение, вновь запылали покрышки, повалил чёрный дым, поднялся гомон, а потом и гвалт.

Пацаны, с лицами, спрятанными под балаклавами, что есть мочи опять начали лупить колотушками по днищам перевёрнутых железных бочек.

Чуть в стороне большая группа будто зомбированного молодняка прыгала на месте, выкрикивая: «Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль!»

Откуда-то доносилось нестройное исполнение гимна Украины.

Время от времени общий гвалт перекрывал чей-то истеричный ор:

«Слава Украине!!!»

Другие не менее истерично орали:

«Героям слава!!!»

Протискиваясь через толпу, прошёл мимо какой-то парень и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Там с «беркутовцами» опять началось…

– Ну, що, Радим, підемо подивимося, цікаво ж.1

– Що ти, не бачив, як б'ються? Або по голові отримати хочеш кийком? Підеш туди, то й мізки вилетіти можуть,2― предостерегающе ответил Радим товарищу.

–Та підемо, подивимося, що ти злякався, чи що?3― не унимался Андрей.

–Гаразд, підемо.4

Они долго пробирались через толпу, пока не оказались рядом с почти средневековым сражением ― строй на строй.

«Беркутовцы» в одинаковой форме и снаряжении, с серыми щитами.

Протестующие ― кто в чём и абы с чем: в строительных и взятых неведомо откуда армейских касках, у некоторых поверх одежды какая-то маловразумительная защита из эмалированных мисок в качестве наплечников, накладки на руках и ногах крепятся изолентой. Иные с деревянными или вырезанными из железных бочек щитами.

Тут же мелькала пара щитов, отнятых у силовиков.

В руках цепи, дубинки, арматурные пруты, шипастые кистени…

Вся эта разномастная чрезвычайно агрессивная орда осаждала «беркутовцев», стоявших плотным строем, пытаясь вклиниться, развалить их единство. Беспорядочный стук ударов самодельного оружия о щиты, злые выкрики, бешеные лица…

Наскок… Отступление… Наскок… Удар, другой, третий… Отступление…

Вдруг силовики, подчиняясь команде, ринулись вперёд, смяли нестройную линию майдановцев, кого-то повалили, схватили, потащили волоком в свой строй; другие бились наотмашь, продвигаясь дальше.

Радим и Андрей оказались на пути милиционеров, даже не думая оказывать сопротивления. И всё равно их смяли, свалили, поволокли. Уже среди своих хорошо приложились дубинками по ногам, да и по спинам тоже.

Радим свернулся калачиком, прикрыл голову руками, охая на каждый болезненный удар, катался в ногах разозлённых «беркутовцев». Андрею доставалось не меньше. Однако долго и насмерть не били. Скорее, для острастки, чтоб пар выпустить. Потом, в числе прочих задержанных, тщательно охлопали, выискивая оружие, и затолкали в автобус, где учинили дознание. Вскоре старенький жёлтый «Богдан» тронулся и покатил куда-то, как выяснилось чуть позже ― в отделение милиции.

Так друзья оказались сначала в приёмнике-распределителе, где в тревожном ожидании провели несколько часов, а потом их отправили в подвал, где заперли в самую настоящую камеру. Вместо нар половину помещения занимал настил высотой до колен, где вповалку, на голых досках, в верхней одежде, кто-то в обуви, иные в носках, под тусклым освещением лежали местные арестанты ― то ли узники совести, то ли тутошняя районная алкашня, то ли ещё кто.

Едва дверь камеры с тяжёлым, характерным только для узилищ скрипом распахнулась, из полутьмы послышалось недовольное, сиплое:

– Куда ещё?! И так не протолкнуться, дышать нечем!

Сержант грубо ответил:

– Пасть заткнул!

И добавил уже парням:

– Заходь!

Они зашли.

Дверь с тем же нехорошим звуком гулко захлопнулась.

От нестиранной одежды и носков сидельцев, спёртого застоявшегося воздуха и отхожего места вонь стояла на всю камеру, сразу проникла вглубь лёгких, заставляя дышать через раз.

Тот же сиплый голос поинтересовался:

– Кто такие?

Андрей ответил спокойно:

– Тебе сказали пасть заткнуть? Вот и заткни.

Несколько голов приподнялись, пару секунд оценивали габариты Андрея и совсем не слабо сложенного Радима, опустились обратно. Больше никто не протестовал.

– Ну и вонища… ― проворчал Андрей, присаживаясь на настил. ― Как думаешь, надолго?

– Не знаю, ― пожал плечами Радим, устраиваясь рядом. ― Ой, бля… Больно ноги… На сколько там обычно арестовывают. Андрюха, тебе как, нормально прилетело?

– Мало не показалось. Добавки не надо. Но в целом терпимо. А ты что?

– Ляжки отбили… ― сквозь зубы прошипел Радим. ― И по почкам досталось. Пока в обезьяннике сидели, вроде ничё было, а сейчас разболелось.

– Закурить есть, хлопцы? ― спросил кто-то.

– Не курим, ― ответил Андрей.― Сколько здесь держут?

– Смотря за что приняли.

– Да мы не виноватые вообще, ― убеждённо сказал Радим.

– Ага. Тут все такие, если ты не знал, ― отозвался собеседник с напускной скромностью и одновременно с едким сарказмом бывалого сидельца.

На нарах несколько человек засмеялись как-то погано, по-хамски.

Андрей многозначительно посмотрел на товарища, дескать, оцени юмористов.

Ночь провели, кое-как устроившись среди других. Места ещё хватало, но потесниться всё ж пришлось.

Радим стоически переносил храп неведомого соседа, думая о том, что при обыске забрали японский смартфон последней модели, деньги, ключи от квартиры, выгребли всё, что было в карманах. Теперь неясно, что вернут, а что нет. Ключи ― ладно, это не проблема замок на двери сменить. А вот смартфон… Там все контакты личные и рабочие. Если зажмут, дело плохо. Как всё восстанавливать? Он даже номер Дарины не помнил ― просто внёс в память аппарата и всё.

«Дариночка, как же ты там? Думаешь ли обо мне?»

Он долго мучился от боли, от неудобства и мрачных мыслей, пока не забылся тяжёлым сном.

***

Наутро его и товарища развели по кабинетам.

Радим попал к толстой тётке средних лет ― деловитой, спокойной. Такая запросто проведёт все необходимые следственные действия и отправит дело дальше вместе с пережёванной ею очередной жертвой уголовно-процессуальной системы.

– Ну что, допрыгался? ― услышал он вместо приветствия.

Яворский счёл за лучшее промолчать.

Мурыжила тётка его долго и не один день. Всю душу вынула. В результате всех этих неприятных встреч и переживаний за будущее, в отношении него и товарища избрали меру пресечения ― отобрали подписку о невыезде, выражаясь языком уголовно-процессуального права. То есть запретили отлучаться с места жительства. В противном случае могут избрать иную, более жёсткую меру пресечения ― заключение под стражу.

Вещи им вернули в целости и сохранности.

Стали друзья ходить на допросы уже не из камеры, а из дома.

Андрею-то что, он не трудился официально, а вот у Радима на работе сразу начались неприятности. С его мерой пресечения он не мог и думать о служебных командировках. Шеф напряжённо молчал несколько дней, потом вызвал в кабинет и с глазу на глаз сказал без обиняков, что временно отстраняет от руководства отделом, ставит на его место заместителя и отправляет в Прагу. А Радим пока здесь поработает. Но если получит судимость, пусть даже условную, увольнение станет неизбежным.

Он впал в депрессию.

Звонить и общаться с Дариной просто не мог. Как рассказать ей о таком поражении в карьере, о нелепой случайности, приведшей к столь плачевным последствиям? Сам создал образ успешного человека. Как теперь быть? И она почему-то не звонила. Гордячка. Оно и к лучшему. Когда всё пройдёт, позвонит, объяснит. А пока… Пока надо думать, как соскочить с неминуемой судимости, ибо это настоящий крах.

Как он ни пытался, как ни крутился, ничего не вышло: условный срок ему впаяли. И адвокат не помог. С клеймом позора и чувством, что всё же легко отделался, Радим покинул зал суда. Майдан уже утихомирился. «Беркутовцев», превысивших полномочия, наказали. А он в числе других неудачников стал жертвой системы. Теплилась надежда, что с бездушных исполнителей спросят активисты майдана. Ведь не только он и друг пострадали от равнодушия и формализма чинуш. Может быть, воздастся им за всё. Однако столь призрачная надежда слабо успокаивала.

Позвонили с работы и сообщили об увольнении. В ознаменование этого события они пьянствовали с Андреем трое суток не просыхая, с провалами в пьяный сон, пробуждением и новым возлиянием. Хорошо хоть мать с отцом переехали жить в деревню и не видели его в этаком непотребстве. Так много и долго он не пил никогда. Но теперь уже было всё равно.

На четвёртое утро, едва продрал глаза, услышал настойчивый трезвон домашнего телефона. Может быть это она? Пока искал радио-трубку, споткнулся, влетел головой в книжную полку. Оттуда выпал телефон, едва успел подхватить. Потирая ушибленную макушку, нажал кнопку ответа.

– Алё…

– Радим Корнеевич Яворский?― послышался официальный женский голос, совсем не похожий на голос Дарины.

– Он самый. С кем имею честь?

Язык распух и еле ворочался.

– ВТБ-банк беспокоит. Вы задержали оплату кредита на два месяца.В чём причина, что у вас случилось?

Разум, затуманенный алкоголем, натужно пытался вникнуть в суть разговора. Кредит, банк, что им нужно? Ипотека! Со всем этим дурдомом выплаты по кредиту отошли на второй план. Нужны были деньги на адвоката, чтобы сохранить свободу. Как раз ещё одного суда ему не хватало для полного счастья, хоть и гражданского. Хрен его знает, как это скажется на условном сроке. Та-а-ак, что делать?

– Радим Корнеевич, вы слышите меня?

– Какова задолженность на сегодняшний день с процентами за просрочку?

В трубке прозвучал ответ.

Он чертыхнулся мысленно ― хорошенькая сумма набежала…

– Вы сможете до завтра погасить задолженность?

– Да. Я принесу деньги. Если не завтра, то в ближайшее время. Будьте уверены.

Нажал сброс и зашвырнул трубку. Сколько планов связано с этой квартирой, сколько уже выплачено! Отказываться от собственного жилья не хочется.

Только где взять сумму на погашение долга? Теперь он безработный да ещё с судимостью. Нужно что-то продать. Обвёл глазами комнату. Сквозь шторы пробивался солнечный свет, показалось, настолько яркий, что выжжет глаза, если продолжать смотреть в ту сторону. Поморщился, отвернулся.

Ругнулся и снова отправился на поиски телефона.

– Ти чого? ― спросил Андрюха.

Сонный, с оплывшей после затянувшейся пьянки небритой рожей, он выглядывал из-за отодвинутого от стены дивана, куда умудрился заползти, одурманенный алкоголем. Зачем, спрашивается, залез? Да кто ж пьяного разумеет?

– Тебе байк нужен? Недорого отдам.

– Навiщо?5

– Чтобы ездить.

Пока друг пытался прийти в себя и сообразить, нужен ли ему мотоцикл, Радим уже нашёл трубку и набрал номер. Володька из соседнего отдела давно заглядывался на его чёрный «Kawasaki Concours».

– Добрый день. Слушаю вас, ― знакомым голосом ожил аппарат после нескольких гудков.

Фоном понеслись офисные звуки: перезвон телефонов, гудение принтера, болтовня сотрудниц. Жизнь фирмы продолжается, но уже без его участия.

– Привет, это Радим.

– О! Привет. Как ты?

– Лучше всех. Помнишь, ты предлагал мне двадцать тысяч за Кавасаки?

– Давно это было.

– Отдам за пятнадцать.

– Больше десяти у меня нет.

– Ладно. Приезжай, когда сможешь. Позвони только предварительно.

– Договорились. Неужели всё так паршиво?

Яворский нажал сброс. Выторговал хороший мотоцикл почти за треть цены, ещё и в душу лезет. Зато вопрос с финансами на ближайшее время решён.

Пошёл на кухню, вытряхнул с аптечки несколько запечатанных пластинок, наковырял полную горсть активированного угля, проглотил. Пора вылезать из ямы и начинать что-то делать. Сегодня же заняться просмотром вакансий.

– Чаёк? ― подошедший Андрей тупо уставился на манипуляции Радима с заварником.

– Ага. Будешь?

– Издеваешься? У меня башка щас отвалится, а он чаёк предлагает. Садист…

Налил водки полстакана, выдул и шаркающей походкой пошёл досыпать.

Легче выйти из запоя, если никто рядом не напивается. Придётся Андрюху спровадить, если не захочет взять себя в руки.

В центре холодильника одиноко стоял измочаленный пакет с майонезом, в углу притаилась банка заплесневелых огурцов. Если собрался завязать, нужно прикупить еды, а то печёнка забарахлит.

Включил телек, уселся на диван с чашкой горячего чая. Новости. В стране неспокойно. В Славянске уничтожены вышки мобильной связи. Перед этим на здании исполкома вывешен флаг России, а у захваченного здания горотдела ― флаг Донецкой Народной Республики. Вот как. У них теперь республика, оказывается. Теперь и там бунтуют.

Вспомнил, как катал Дарину на мотоцикле по Славянску,как она прижималась, волосы разлетались на ветру, щекоча ему шею. В груди защемило. Как она там? Вспоминает о нём хоть иногда или нет? Впрочем, может и к лучшему, если нет. Зачем ей нужен нищий, безлошадный, а в перспективе ещё и бомж? Или не всё так плохо?И всё же интересно, как она воспримет его теперь― нетрудоустроенного, без мотоцикла и практически уже без квартиры в Киеве? Её братишка по секрету рассказал, какие кавалеры добивались внимания сестры: молодой мажор на «BMW М6 Convertible» 2013 года; крутой самоуверенныйнакачанный перец ― по мнению пацана ― явно из бандитов, на «AudiS5 Coupe»того же года, с донецкими номерами; бизнесмен средних лет с благородной проседью, на «Lexus GX 460». Мысли об этом неприятно задели самолюбие. У него таких денег на такие машины не бывало даже в самые лучшие периоды.

– А, хрен с ним. Все равно позвоню, ― сказал он телевизору.

Выудил мобилку из-под вещей, сваленных на стуле, набрал номер.

«Абонент вне зоны доступа».

Значит, это правда: сепаратисты повзрывали вышки связи. А интернет у них ещё работает?

Сел за стол, включил компьютер.

В социальных сетях она давно не появлялась.

Попробовать написать сообщение? Ответит, когда сможет.

Несколько раз набрал целое послание и стёр.

В результате оставил только фразу: «Здравствуй, Дарина. Как дела? Позвони, когда сможешь».

***

Дни тянулись медленно. Радим внимательно изучал предложения рынка труда, но подходящей вакансии не видел. Приходилось признать, что майдан основательно пошатнул экономику. Если отсеять аферистов, суливших призрачные сверхсуммы за простую работу, и хитроумных начальников, желавших получить специалиста его уровня на грошовых условиях, почти ничего не оставалось.

Зарплата нужна большая, иначе ипотеку не потянуть. А если ещё Дарина переедет, спасаясь от беспорядков ― и, не дай Бог, вместе с родственниками! ― первое время придётся их содержать. Четыре-пять тысяч гривен ― капля в море насущных потребностей.

Возвращаясь после очередного бесполезного, как почти сразу выяснилось, собеседования, зашёл в супермаркет. Поколебавшись, купил только хлеб и палку недорогой варёной колбасы: теперь нужно экономить, о деликатесах и посиделках в кафе придётся забыть. Сразу пришло на память, как мечтал провести Дарину по своим любимым местам, посмаковать разных вкусностей. Снова засосало, заныло где-то внутри, до безумия захотелось услышать её голос, почувствовать нежные прикосновения, ощутить её запах. Действительно её ― так пахнет только она, его Дарина: сладко, волнующе.

Писк кассового сканера вернул в унылую действительность, напомнил о скудной покупке и о том, что он безработный. Теперь мечтать о такой девушке просто смешно. Скорее всего, она уже укатила с каким-нибудь толстосумом и забыла о каком-то Радиме. Вот и не звонит. Что ей до его любви и страданий? Кто он для неё?

Забрав полупустой пакет, побрёл к дому.

В подъезде проверил почтовый ящик. Рекламный спам, газетки и счета за коммунальные услуги. О-па, а это что? Клочок белой бумажки с надписью «Мобілізаційне розпорядження». Указание явиться по такому-то адресу, на обратной стороне листа сказано: «Иметь при себе паспорт, военный билет, водительские права при наличии, вещевой мешок, ложку, полотенце…».

Что вдруг военкомату понадобилось от него?

Он честно отслужил положенный срок ещё до поступления в институт.

Сунул бумагу в карман, дома выложил на столик вместе со счетами.

Андрей давно свалил к себе. В квартире стало пусто и скучно. Чтобы развеять ощущение одиночества после его ухода, Радим жил под бормотание включенного телевизора.

Пока делал бутерброд, начался информационный выпуск.

Эмоциональный накал новостей зашкаливал. В который раз рассказывали о том, что Россия в наглую отжала Крым. Передавали, что террористы выставили живым щитом мирное население, чтобы защитить свои блокпосты, что в Славянске теперь не работает милиция, местные жители боятся выходить на улицу, граждане беспомощны перед бандитизмом. Говорили, что боевики ведут огонь из жилых кварталов, прикрываясь зданиями детских садиков и больниц.

– Вот скоты! ― Радим в сердцах вонзил нож в разделочную доску.

Ни с какими ухажёрами никуда Дарина не уехала. Сейчас она живёт в постоянном страхе перед вооружёнными мордоворотами, захватившими её город, а он сидит тут в безопасности и рефлексирует о потерянной работе.

В который уже раз набрал её номер.

Недоступна…

Всё. Хватит прятаться в ракушку.

Радим прошёл в прихожую, взял мобилизационный листок, снова прочитал.

Теперь понятно, что делать. Если Магомед не идёт к горе, то гора идёт к Магомеду.

Он выполнит долг перед Родиной и вызволит свою любимую из лап бандюг.

Росло желание бросить вызов Судьбе ― раз ты так со мной, что ж, давай сыграем по твоим правилам, но имей в виду, что больше я терпилой не буду. Суждено погибнуть ― так тому и быть. Ну, а нет, то после наведения порядка на Донбассе забрать Дарину в Киев и начать всё заново. С чистого листа.

***

Это была словно какая-то иная планета ― знакомая, но успевшая стать чужой за короткое время. Бескрайние поля с терриконами на горизонте. Нечастые поселения. Разбитые войной хаты. Остатки окопов для танков и артиллерии. Искрошенный местами асфальт дороги от снарядов. Торчащие кое-где неразорвавшиеся столбики ракет «Градов», сгоревшая техника. Исписанные разной краской из баллончиков автобусные остановки: «Смерть украм», «Яйценюх», «Парашенко», «Новороссия», «ЛНР»…

Здесь совсем недавно шли бои. Террористов отогнали. Захваченные ими населённые пункты освободили.

Колонна шла в направлении небольшого городка Счастье Луганской области.

Радим и Андрей сидели рядом на броне старенького БТР-80.

Они смотрели на попадавшихся местных жителей. Кто-то улыбался и приветственно махал солдатам, кто-то просто стоял и смотрел.

Яворский не мог отделаться от ощущения фальши в радости местных. Но внутренний голос твердил, раз люди остались, никуда не побежали, значит, не хотели. Это террористы и их пособники тикали кто куда, а нормальным людям бежать незачем. И всё же на душе было неспокойно, словно и впрямь попал в другой мир, где вражда кроется за улыбками и приветственным маханием, где любой может ударить в спину, потому что он с Андреем ― хунта, захватчики.

Люди сошли с ума. Сепаратисты зомбировали их, что ли? Как может своя армия быть захватнической?

Конечно, он не сказал бы, что армия Украины является таковой в истинном смысле этого слова. Вооружение старое, ещё советское, техника на ладан дышит, организация аховая, всё держится на патриотизме добровольцев. В бою это очень важно, но таким оружием сильно-то не повоюешь. У него и Андрея полуржавые автоматы, пришлось их чистить, как следует. С боезапасом та же беда. Когда цинки вскрывали, выяснилось, что почти все патроны покрыты каким-то налётом. От времени, видимо. Пришлось их тоже очищать, прежде чем снаряжать магазины. Каски образца хрен-знает-какого-года, любой осколок пробьёт, не говоря уже о пуле из автомата или снайперской винтовки. То же самое с бронежилетами, которых ни у него, ни у товарища нет ― просто не досталось. Но те, кому повезло больше, тоже не особо защищены. Русские снабдили террористов современным оружием, пробивающим такую защиту насквозь.

Да ещё и желудок пустой. Если бы не волонтёры, то вовсе непонятно, где продукты брать. У местных сильно-то не купишь, у них самих голодуха началась. Ходили слухи, что частенько кто-то отбирает у жителей еду и прочее. Сам он пока не был свидетелем подобного, но дыма без огня не бывает. Скорее всего, сепаратисты творят, выдавая себя за укров. Это слово сепары быстро подхватили, придав ему издевательский окрас.

Яворский почти не верил в чушь насчёт великих укров и всё, связанное с этим. Но где-то в уголочке сознания сидела червоточина ― а мало ли? Историю русские писали, украинцев не спросили. А вдруг это правда, пусть не во всём, но близко? Кто знает наверняка, что там происходило? Вот и гадай теперь, то ли на самом деле случилось, то ли нет, а просто хочется думать, что так было.

Колонна встала.

Их БТР дёрнулся и тоже остановился.

Поступила команда: «К машине!»

Все попрыгали на землю и стали ждать дальнейших распоряжений. Кто-то закурил, многие разошлись, смешались с другими солдатами.

Перекур продолжался недолго.

Батальон «Айдар» и часть подразделений сто двадцать восьмой МБР ― механизированной бригады, где служили Радим и Андрей, выдвинулись к городу и заняли позиции у окраины. Вскоре с их тыла заработала артиллерия и реактивные установки «Град».

После артподготовки солдаты вошли в город. Частный сектор встретил пустотой улиц и угрюмой тишиной, даже собаки не брехали. Вдруг на соседней параллельной улице сухо стукнула короткая очередь. Ей ответили несколько стволов вразнобой. Все тут же попрыгали с БТР и рассредоточились. После недолгой тишины в той стороне завязалась вначале вялая, но набравшая силу и злость перестрелка. Она быстро затихла. Какое-то время все оставались на месте, потом расслабились, успокоились. Похоже, сепары дали дёру.

Начали зачистку.

Стучались в ворота и калитки. Если никто не открывал, то перепрыгивали заборы, чтобы отворить, а то и попросту выбивали двери.

Хозяева, как правило, прятались в погребах. Когда военные их распахивали, люди смотрели оттуда испуганно, ожидая худшего. Солдаты всем приказывали выйти и, чаще всего грубо, не беспокоясь о какой-то вежливости, выясняли, нет ли сепаратистов.

Жители как один твердили, что нет. Мужчин и парней всё равно отводили к временному штабу для дальнейшего выяснения.

На душе Яворского скреблись кошки. Он разумом понимал, что так нельзя, они поступают как завоеватели, но сердце твердило ― иначе никак. Здесь каждый второй ― сепар, если не чаще. Жители области большинством проголосовали за отделение. А сейчас, видите ли, лояльными стали, как солдат узрели. Они рассчитывали, что Россия примет их как Крым. Но русские по своему обыкновению вначале показали кукиш, потом всё же решили негласно помогать, дескать, мы своих не бросаем. А на деле-то кинули. Они бы и крымчан кинули точно также, не будь им нужен полуостров.

Он толкнул калитку во двор. Не заперто. Вошёл, внимательно осматриваясь, готовый ко всему. Быстро понял, что живут здесь небогато, мужик не хозяйственный. Пьёт, наверное, не просыхая, как и многие тут.

Подошёл к двери, ведущей в дом. Потянул за ручку. Тоже открыто. Осторожно вошёл, чутко прислушиваясь к гнетущей тишине хаты, привыкая к полутьме после солнечной улицы.

–Господарі! Є хто в хаті?6― спросил требовательно и громко.

–Не стріляйте … ― послышался из комнаты тихий испуганный женский голос.

–Сюди всi! Тримать руки так, щоб я бачив! Різких рухів не робити!7

Из комнаты тихонько показалась женщина средних лет обычной внешности. За руку она держала хорошенькую симпатичную девочку лет пяти.

– День добрий,― сказала женщина настороженно.

– День добрий,― отозвался Радим. ―Хто ще в будинку?8

– Нікого більше немає. Удвох ми9…

–Чоловік де?10

–Помер два роки тому.11

–Чи не брешеш?12

–Не брешу.

–Від чого помер?13

–П'яний в снігу замерз14.

Тут девочка освободила свою руку из ладони матери и пошла к Яворскому. Женщина дёрнулась было, но будто натолкнулась на бездонный чёрный зрачок автоматного ствола, замерла растерянно.

–Дитину не чіпайте!15 Христом богом прошу!― слёзно запричитала она.

Радим перекинул автомат за спину, присел. Девочка доверчиво потянулась к нему. Он взял её на руки, поднялся. Малышка приникла к его уху и прошептала:

–Ти не вб'єш мою маму?16

Потрясённый, он опустил девочку и вышел на улицу.

Во дворе к нему подошёл Андрей.

– Ти чого, друже? ― спросил настороженно-удивлённо.

Яворский провёл ладонью по заросшему щетиной лицу, сел на завалинку, после тягостной паузы ответил отрешённо:

– Понимаешь… Мы для них захватчики. Даже для детей… Они тут все свихнулись разом.

– Пойдём, ― сказал Андрей и ободряюще похлопал друга по плечу. ― Слышь, опять постреливают. Нельзя от своих отставать.

– Как такое вообще могло произойти?..

– Та перестань! Ты ж у нас теперь Диего, ― преувеличенно бодро отозвался Андрей.― Горячий парень! Вон, как на гитаре зажигаешь. Зря, что ли тебе такой позывной дали? Должен соответствовать и всегда быть завзятым кабальеро.

– Да-а, наградили, ― вздохнул Радим, поправляя ремень автомата на плече. ― Лучше б совсем не играл.

Они вышли со двора и присоединились к остальным, продолжавшим идти по улице. Парни шли последними, поглядывая по сторонам без особой настороженности: свои уже прошли тут, проверили. Вдруг Яворский чуть впереди и левее увидел невысокую, высохшую от старости бабку. Та проковыляла к калитке, ухватилась за неё костлявой левой рукой, взволнованная и даже как будто напуганная.

– Глянь, ― сказал он товарищу. ― Бабка какая-то странная.

Ускорил шаг, подошёл. Андрей шёл следом.

– Чого тобі, бабусю?17― спросил Яворский.

– В лазні моєї, що в городі, бандити… двоє…зі зброєю,18― срывающимся от волнения, старческим голосом запричитала бабка.

Кровь ударила ему в голову. Щёлкнул предохранителем на автомате, дёрнул калитку, широко распахивая, метнулся через неухоженный двор к следующей старой, почерневшей от времени дощатой двери, ведущей в огород. Небольшая псина на цепи трусливо едва высовывала нос из неказистой будочки, словно понимая ― на этих тявкать нельзя, себе дороже.

Такой же почерневший высокий забор не давал разглядеть баню, пришлось приникнуть к щели меж досок.

Андрей встал рядом.

–Що робити? Як у кіно штурмувати в лоб?19― спросил он с сарказмом и добавил уже серьёзно:― Давай у вікно по коротку чергу дамо. Може, здадуться.20

– Давай, ― согласился Радим.

Они прикладами в несколько ударов расширили щели в заборе, сунули туда стволы, прицелились и открыли огонь.

Выстрелы вновь разорвали повисшую над домами тишину.

Часть пуль разбили стекло в небольшом оконце.

Остальные изгваздали стену вокруг, выбили из старых высохших брёвен пыль и труху.

Низкая дверь в баню медленно приоткрылась, замерла.

Послышался напряжённый голос:

– Не стреляйте!

–Виходь по одному, зброя відразу на землю! Самі теж мордами вниз!21― крикнул Андрей.

– Хорошо! Выходим!

Дверь распахнулась шире. Показался мужчина средних лет в камуфляже, но совсем не похожий на военного ― обычный работяга волею судьбы втянутый в кровавую междоусобицу. Осторожно вышел, держа руки на уровне груди… Вдруг размахнулся правой и что-то кинул.

«Граната!» ― осенила Радима, как стукнула по лицу, догадка.

– Ложись!!! ― заорал он и рухнул плашмя.

Андрюха вытаращился на него, но тоже сразу понял и свалился рядом, закрыв руками каску на голове.

Грохнуло сильно и близко, ударило в уши, хлестнуло тучей взметнувшейся земли, проникшей даже через заборные щели, в доски сухо и страшно лупанули осколки. От испуга собака заметалась в тесной будке, забилась в стенки, заскулила отрывисто и отчаянно, будто её били смертным боем.

Они полежали несколько секунд.

– Жив, Андрюха?

– Так… А ти?22

– И я…

Андрей посмотрел в щель, дернулся и выдохнул зло:

–Втечуть!23

Яворский тоже глянул и увидел, как два мужика бегут через огород к дальнему забору. За ним были уже соседские посадки.

Андрей тем временем успел сунуть автомат в щель и дал очередь.

Беглецы пригнулись к самой земле, но не остановились.

Парни подскочили, распахнули дверь в огород и опять дали по выстрелу, слыша, как у них за спиной начался шум и взволнованный говор подбегающих на помощь солдат.

Друзья устремились за противником. Те уже прыгнули на забор, подтягиваясь на руках, упираясь ногами, и вот-вот готовы были перемахнуть его, но остановившиеся парни тщательно прицелились и короткими выстрелами свалили врагов вниз.

Подошли не спеша, настороженно держа автоматы у плеч.

Радим увидел, как тот, что швырнул гранату, ещё дёргает в агонии левой ногой, но вот он выгнулся, застыл и расслабился. Второй признаков жизни не подавал.

Подошли другие, начали одобрительно хлопать друзей по плечам, хвалить за решительность и меткость. Появился командир роты, пожал отличившимся подчинённым руки, тоже похвалил. Потом кто-то из солдат осмотрел тела, ничего не нашёл, их куда-то утащили. Тем временем из бани вынесли два автомата Калашникова без патронов.

– Ти як? Що відчуваєш?24― спросил Андрей.

–Нічого не відчуваю, в сенсі, жалю ніякого немає.25

–Нормальні мужики не стануть ховатися у старої бабці в лазні, не люди це,26― добавил убеждённо товарищ.

Яворский промолчал. Он был согласен с другом.

Глава III

Крещение кровью

«9:5 Живые знают, что умрут,

а мертвые ничего не знают,

и уже нет им воздаяния,

потому что и память о них

предана забвению»

Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава девятая

Ехали бескрайними полями с вкраплениями лесополос и рощиц. Было жарковато. В середине июня солнышко начало припекать.

– Куда едем? ― спросила Дарина.

– Ты не поверишь, но к Счастью, ― скупо улыбнулся Алексей, намекая на двоякий смысл.

– Так далеко?

– Да. Туда обещали второго номера снайперу. Баюн тебе говорил. Так что едем в ту степь.

– Никогда не была там, ― задумчиво отозвалась девушка, глядя вдаль.

За окном уплывал назад однообразный пейзаж, да сорная высокая трава, её едва шевелил тёплый ветер, задувавший в приоткрытые боковые стёкла.

– В Луганске в институте училась. От него до Счастья километров двенадцать, что ли. Близко было счастье, да недоступно…

Дарина помолчала и добавила рассеянно:

– Даже странно как-то, вроде недавно, а время столько прошло уже, столько всего случилось.

***

Радим приехал в пятницу в обеденный перерыв.

Дарина попивала зелёный чаёк и не спеша щёлкала мышкой по ссылкам, рассматривая авторские работы начинающих модельеров.

За стеклянной дверью ездили машины, доносился привычный, приглушённый пластиком городской шум.

Вдруг дверь широко распахнулась, впустив звуки города вместе с Радимом. Высокий ― под метр восемьдесят, спортивного телосложения. Аккуратная причёска «теннис». В заклёпанной чёрной косухе поверх белой футболки, в свободных тёмно-синих джинсах, в остроносых туфлях на манер ковбойских. На полусогнутых руках два шлема ― чёрный и яркой раскраски, в подмышке зажат букет красных роз в прозрачной упаковке. Быстрым шагом подошёл, положил цветы возле монитора, как всегда расплылся в располагающей улыбке.

– Здравствуй, Дарина. Я вернулся.

С соседних столов на него уставились две пары заинтересованных девичьих глаз, отчего девушка ощутила укол ревности, но виду не подала.

– Привет, ― улыбнулась она. ― А что без звонка?

– Сюрприз хотел сделать.

Он пристально смотрел зелёными глазами и вызывал у Дарины чувство тихого счастья от того, что вновь увидела, от того, что так ждала и не обманулась в ожиданиях.