Читать книгу Байки бывалого моряка - Сергей Владимирович Орлов - Страница 1

1980

Капитана теплохода Коноша Владимира Петровича Поливанова в экипаже «за глаза» называли Винни Пухом. Круглое лицо, маленькие светлые глазки, а на голове топорщились и кудрявились блеклые редкие волосики. И ко всему этому, вечно расстегнутая на круглом животике рубашка, кое как заправленная в поношенные советские джинсы, в народе называемые «Техасы». То есть, он действительно был похож на знаменитого мультяшного героя.

С выходом в рейс Владимир Петрович сразу же начинал квасить. Делал он это умно и продуманно. В начале он, как правило, вызывал старшего механика, но долго с ним не засиживался, поскольку тот был мужик крепкий и мог серьезно сократить капитанские запасы, практически не вредя своему здоровью. Поэтому после первой бутылки капитан выпроваживал стармеха из каюты. А потом в течение всего рейса он каждые два часа выпивал пятьдесят граммов водочки, поддерживая себя в этаком, легко- пьяном состоянии. Глядя на него в эти дни, трудно было поверить, что это Капитан Дальнего плавания, с пятнадцатилетнем стажем.

Но к приходу в загранпорт Владимир Петрович преображался. Он прекращал пить, отмывался дорогим мылом, надевал чистую белую рубашку с галстуком и облачался в черный капитанский китель с золотыми шевронами на рукавах. Иностранных представителей власти, агентов грузополучателей уже встречал уверенный и спокойный настоящий Капитан. И, хотя его английский был далек от совершенства, уверенность, с которой он рубил английские фразы, часто непонятные для собеседника, заставляла последнего усомниться в собственных знаниях, конечно, если эти беседы происходили не в англоязычных странах. Англичане же вежливо улыбались и также вежливо переспрашивали со своим неизменным «Сори».

В последнее время «Заграница» стала утомлять Владимира Петровича своим чопорным порядком, своими портовыми законами, которые ужесточались каждый год, да и правила судоходства усложнились до -нельзя. Единственно, что еще скрашивало его существование в загранрейсах, так это получение, так называемых, «Представительских» – то есть вино- водочных изделий самого высокого качества, пиво – лимонадов и других дефицитных продуктов, которых просто так в архангельских магазинах купить было невозможно. Количество же их в прямую зависело от количества портов, посещаемых судном. Учет и контроль за «Представительскими» осуществлял сам капитан. Поэтому Владимир Петрович считал их своими кровно заработанными и распоряжался ими, как хотел. Примерно половину он выпивал сам, половину от второй половины он увозил домой (и, в общем то это было по- божески – другие домой тащили гораздо больше), а другую половину от второй половины он раздавал всяким полезным людям в пароходстве, и даже, бывало, перепадало по бутылочке стармеху и первому помощнику.

В каботажном же плавание Поливанов был, как рыба в воде. Во всех, забытых богом местах на Севере, его знали и уважали. Он тоже знал всех ответственных за приемку груза по именам во всех пунктах доставки. Он пил с ними, вел разговоры, иногда хитрил и обманывал в мелочах, но груз всегда сдавал точно до последнего ящика, до последнего килограмма. Его небольшую, круглую фигуру в фуфайке, шерстяной шапочке и резиновых сапогах можно было увидеть и на судне и на берегу, куда он выезжал вместе с бригадой. Из всех посещаемых точек, а это были Пеша, Шойна, Колгуев, Индига и другие, Поливанов выделял и, даже по- своему любил, Индигу. Здесь был закрытый безопасный рейд, а это очень важно для выгрузки, здесь была куча хороших знакомых и, кроме того, сюда хорошо заходила семга.

А Толю Жукова – третьего помощника, недавнего выпускника Макаровки, капитан не любил. Не любил он его за высшее образование, за разносторонние знания, за его интеллект и, даже, за его трезвость – на Коноше это считалось почти дурным тоном. До Коноши Толя работал на новом, в то время, судне Вера Мухина, но как то попал в милицию, за то, что дал в морду одному подонку. В милиции долго не разбирались, а видя, что человек трезв и адекватен, очень быстро его отпустили, однако в Пароходство сообщили. И так хорошо начавшаяся Толина карьера, внезапно дала трещину. Визу Толе не закрыли, но в зарплате он потерял – Коноша была на две группы судов ниже, а чем ниже группа, тем ниже и зарплата. Кроме того Коноша все лето ходила по «северам» и доставляла народнохозяйственные грузы в самые отдаленные точки нашей необъятной Родины. Вот и сейчас судно стояло в Архангельске и грузилось на Индигу – достаточно большого населенного пункта на берегу Северного Ледовитого Океана. Местные жители с гордостью называли Индигу столицей Канино-Тиманской Тундры.

Толя был родом с Новгорода, но на последнем курсе Макаровки он женился на коренной ленинградке и теперь стал законным питерцем. Три дня назад к нему приехала жена, высокая красивая молодая женщина с копной роскошных каштановых волос, и четырехлетняя «Мальвина» – девчушка с широко открытыми карими глазками на милой улыбающейся рожице. Ребенок был просто очарователен – белый нарядный бант на голове, розовое платье в крупную клетку, белые гольфы и светлые легкие туфельки. Полина – так звали девочку (а папа называл ее Полинка – Мальвинка) была не капризным и очень контактным ребенком. Она с удовольствием гуляла по судну с папой, улыбалась всем встречным и говорила с взрослой интонацией в голосе:

– «Нет, вы только посмотрите, какой у меня чудесный бант!».

И люди тоже восхищались ее бантом, а ей это нравилось, и всем окружающим нравилось, что ей это нравится.

Владимир Петрович и его дражайшая супруга Лидия Федоровна, очень домашняя и уютная женщина, абсолютно лишенная гонора, свойственного капитанским женам, спустились с трапа к ожидающему такси. Судно было уже загружено и стояло у Красной пристани в ожидании документов. Отход планировался на двадцать два часа.

Лидия Федоровна поцеловала мужа, пожелала счастливого плавания, села в машину и помахала рукой.

– Сколько таких прощаний за тридцать лет замужества – грустно подумала она, – Вот и сын уж пять лет, как в море ходит.

Владимир Петрович переоделся в свои любимые «техасы», устроился на диванчике перед телевизором и решил, что уже пора бы и принять «на грудь» за предстоящий отход. Тем более, что до отхода еще масса времени, и можно будет немного покемарить. Он извлек из холодильника початую бутылку «Смирновской» и с сожалением отметил, что просто никакой закуской там не пахнет. И вообще в холодильнике ничем не пахнет потому, что его чистюля жена все оттуда выгребла (и слегка позеленевшую колбаску, и начатую баночку с «частиком в томате» и, даже представительских «крабов», правда неделю, как открытых), холодильник вымыла и велела впредь консервы открытыми больше одного дня не держать.

– Ну что ж – подумал Владимир Петрович – придется яблочком закусить. Он поднялся с дивана и прошел в спальню.

А надо сказать, что в те времена, моряки, регулярно плавающие летом по северным точкам, возили туда для продажи не только заграничные шмотки, а и свежие фрукты и овощи, которые шли там, на «ура» по ценам значительно выше архангельских. Некоторые моряки продавали их за деньги, некоторые меняли на рыбу, песцовые шкуры, а некоторые просто отдавали друзьям и знакомым, прекрасно сознавая, что, когда у тех будет рыба(читай семга), то и у тебя будет рыба. Кроме фруктов на точках в большой цене было пиво. И если моряку удавалось достать ящик или два этого напитка (В Архангельске пиво было тоже в дефиците) и не выпить его с друзьями моряками до прихода, то он мог расчитывать на значительную прибыль от реализации – цена трех бутылок пива была эквивалентна цене одной бутылки водки.

Владимир Петрович тоже не гнушался таким бизнесом. Хотя, по правде сказать, денег он не брал, а брал, как сказал один классик, только «борзыми щенками», то бишь рыбкой красной, песцовыми шкурками (правда, без государственного клейма – то есть браконьерскими) и даже морожкой, которая, хотя и не каждый год, в неимоверных количествах появлялась в тундре. И как только судно бросало якорь на рейде какого либо поселения (подойти к берегу на судне просто невозможно и выгрузка производилась на рейде на специальные понтоны, которые потом отбуксировывались к убогому причалу) к нему тот час подходил какой- нибудь моторный катер и какой либо местный абориген, в фуфайке, сапогах броднях с обветренным лицом и красными жилистыми лопаторазмерными руками, кричал снизу вахтенному:

– Слышь, Петрович то, не в отпуске ль? – И получив ответ, что на борту. довольно улыбался и смущенно просил: – Слышь, ты скажи ему, что Афанасьич приехал.

Поливанов выходил на палубу, перевешивался через фальшборт и кричал:

– Ну что, жив еще, курилка? Давай лезь сюда, старый хрен.

И Старый Хрен, радуясь, что его узнали и что сам капитан зовет его в гости, и, скорее всего, угостит какой -нибудь вкусной водочкой, быстро прилаживал на спину, пропахший рыбой, тяжелый «сидор» и бодро карабкался по штормтрапу на палубу. А через два часа, изрядно выпивший Афанасьич (или Данилыч, или Федотыч…) сыто улыбаясь, отчаливал от судна опять с полным «сидором». Но теперь там позвякивали несколько бутылок пива и лежал большой «монтановский» пакет с полуобнаженной красавицей на «Харлей Девидсоне», набитый овощами и фруктами.

– Вот уж старуха с дочкой обрадуются – и, вспомнив про картинку на пакете, восхищенно мотал головой.

– Вот ведь делают паразиты… растудыт твою в три бога… – А рыба что…, рыбу мы еще поймаем.

В спальне на широкой капитанской койке лежала огромная сетка с отборными яблоками. Председатель Зверосовхоза в Индиге Егор Матвеевич заказал Поливанову яблок. У Матвеевича была большая семья с сыновьями, дочерьми и внуками, которые все жили в одном большом доме. Поливанов с Матвеечем были знакомы много лет, да, и чего греха таить, выпито вместе тоже было достаточно. Но кроме дружеских отношений, Матвеевич был и полезен капитану- много всяких ситуаций, касаемых доставленного груза, удалось удачно разрулить, благодаря этому знакомству.

Владимир Петрович взял сетку с яблоками, вынес ее из спальни и положил на стол. Потом надел очки и принялся развязывать узел на сетке. Наконец он достал яблоко, налил в свою любимую пятидесятиграммовую рюмку водочки и одним махом кинул ее в рот. Зажмурился, крякнул от удовольствия и с хрустом откусил красный бок яблока. Посидел, подождал, пока водочный жар благодатно пробежал от горла до желудка и ласковым теплом распространился по всему телу, принеся ему ленивую истому, затем подумал, что неплохо бы и перекусить чуток, тем более, что с обеда прошло уже три часа, поднялся с диванчика, сунул ноги в шлепанцы и вышел из каюты.

У Кают-компании стоял Толя Жуков, держа за руку свою дочурку, и о чем – то беседовал с Начальником Радиостанции. Полинка с удовольствием сосала леденец на палочке, вертела своей очаровательной головкой и, время от времени, притопывала ножкой – ну, в общем, вела себя, как все здоровые, нормальные дети.

– Анатолий – окликнул его капитан – Карты приготовил?

– Так точно – шутливо ответил 3-й помощник – В Рубке, на столе – и всем телом повернулся к капитану. Повернулась и Полина, с любопытством оглядывая незнакомого дядю.

Увидев ребенка, капитан подошел, улыбнулся и присел на корточки:

–Ну и как зовут такую красавицу – спросил он, касаясь ее ручки.

– Полинка – Мальвинка – засмеялась девочка и спряталась за папу.

– А я добрый, но очень грустный волшебник – сказал капитан.

– А почему грустный – заинтересовалась Полинка и вышла из- за папы.

– А потому, что такие хорошие девочки не приходят ко мне в гости

– А давай, мы с папой к тебе придем – Полинка подняла голову – Правда, папа?

– Конечно – уверенно ответил Толя – Мы обязательно придем к Владимиру Петровичу в гости, но потом. А сейчас нам надо идти собираться – через два часа придет машина.

– Анатолий – сказал капитан, – А, может, ты иди, собирайся, а мы с Мальвиной пока сходим ко мне в гости.

Толя с сомнением посмотрел на дочь. Полинка шутя топнула ножкой:

– Хочу в гости к доброму Волшебнику!

– Знала бы ты этого волшебника – подумал Толя и сдался:

– Только ненадолго – сказал он – Я зайду минут через двадцать. А, если она вам надоест, вы сразу позвоните.

Здесь Толя был неправ. Поливанов очень любил детей. У него самого были две внучки погодки, и он их баловал нещадно к неудовольствию сына и невестки – учительницы.

Через полчаса Толя подошел к каюте капитана и постучал. Не получив ответа, он осторожно приоткрыл дверь и вошел. Картина, которую он увидел, повергла его в ступор. На диване, откинувшись на спинку, мирно посапывая, спал капитан. Лицо его было умиротворенное и доброе. А на столе, болтая ногами, сидел его чудо-ребенок и держал в руках большое румяное яблоко. И вообще- то в этом ничего бы криминального не было, если бы не один любопытный штришок. Весь стол вокруг девочки был покрыт, а правильнее сказать, заставлен яблоками. И яблоки действительно стояли, поскольку были с одной стороны надкушены острыми зубками Толиной дочки. Слева от Полинки, аккуратной стопочкой были сложены откушенные кусочки. А рядом с капитаном на диване лежала сетка с яблоками…, но только с двумя яблоками.

– Правда красиво? – спросила дочка. – Как домики в деревне. – И удобно устроилась на руках у папы.

– Еще как! – пробормотал Толя, выходя из каюты капитана. – Трендец карьере, – грустно подумал он.

Когда, проводив родных, Толя вернулся из аэропорта на судно, на письменном столе в своей каюте он обнаружил капитанскую сетку с кусаными яблоками.

А с Коноши Толя ушел через пару рейсов. И ушел с повышением. И что удивило всех на судне, промоушен, как теперь говорят или продвижение по службе, ему дал сам капитан Поливанов…