Читать книгу Все и сразу - Сергей Владимирович Парфенов - Страница 1

Пролог

Начало XVIII в. было отмечено бурными событиями и международными конфликтами. Борьба за господство на море, которую вели в прошлом веке Испания, Англия и Нидерланды, подточила силы, некогда могущественной, развращенной золотом и успехами, империи Карла V и Филиппа II. Гегемонии испанцев на море был положен конец. Теперь новые молодые «хищницы» Англия и Нидерландская республика диктовали моду на мировой, а значит, и на европейской сцене. Успехи соседей никоим образом не могли радовать короля Франции Людовика XIV, измученного болезнями и грандиозными планами. И тут, как нельзя кстати, подвернулась под его слабеющую руку Испания, вернее ее трон, оказавшийся вакантным. Страна, лежавшая за Пиренеями, привлекла внимание алчного и честолюбивого правителя. Тем более, что в запасе у Людовика находился внук Филипп. Вот его-то и выдвинул венценосный дед в претенденты на испанский трон. Появление Филиппа на испанском престоле вызвало у конкурентов шок. Усиление Франции не входило в планы соседних держав. И пусть Филипп подписал документ об отказе от прав на престол Франции, они понимали, что надо помешать «королю-солнцу» в его стремлении создать могучую империю, веский аргумент в борьбе за ведущие позиции в Европе.

Наспех была сколочена коалиция и развязана война, получившая название «война за испанское наследство».

Кровь обагрила долины и перелески «старушки» Европы. Война за испанский престол велась везде, и в солнечной Италии, и в заснеженной России. Любой конфликт, любая стычка, везде можно было отыскать следы этой грандиозной бойни.

На ведущие роли вышли военные и дипломаты. Их успехи и неудачи – вот, что являлось основной темой светских разговоров. А как наживались на поставках в армию умелые и ловкие дельцы? Об этом можно только догадываться. Но состояния продолжали расти, а обмундирование солдат было никуда не годным.

Заглянем в Англию. Это – самый ярый и могущественный соперник Франции. Страна, завоевавшая первенство на море, плела сети своих интриг умело и аккуратно. Огромные богатства, свозимые в Англию со всех частей света, открывали широкие возможности для всевозможных манипуляций и махинаций. Чем англичане и не преминули воспользоваться.

Какие только интриги не плелись в Лондоне, который на время превратился в центр антифранцузской борьбы. Правда, главный союзник англичан Австро-Венгрия оспаривала это право. Но все-таки возможности Англии безусловно были шире.

На английском престоле в то время восседала королева Анна. Слабая и зависимая женщина, которой в принципе была чужда политика, целиком полагалась в управлении государством на своих любимцев – брата и сестру Черчилль. Те, безусловно, легко прибрали бы к рукам и все королевство, но еще в прошлом веке англичанам удалось ограничить королевскую власть. Поэтому, вся политическая борьба велась между партиями тори и вигами, во главе которых и находился Черчилль, он же будущий герцог Мальборо.

А уж страсти здесь кипели нешуточные. А как же может быть иначе, когда две враждующие партии ведут борьбу за власть, а значит, и за деньги, и за земли, и за славу. Здесь уж не до сантиментов. Но нас это противоборство мало касается. Несколько опережу события и сообщу, речь пойдет не о политических амбициях и придворных интригах. Хотя они бывают занятными, даже очень.

Глава 1

А теперь перенесемся из шумного и душного Лондона, насквозь пронизанного лицемерием, ханжеством и всевозможными пороками, в одно из обширнейших поместий западнее столицы.

Это совсем другое дело. Здесь нет тесных и шумных городских улиц, этих снующих взад-вперед горожан, с вечно озабоченными лицами. Здесь можно не бояться быть задавленным каким-либо экипажем, а ваши карманы не обчистит в уличной давке ловкий мошенник.

Что же касается поэтов – то более подходящее место им будет трудно найти. В этом живописном местечке, кажется, сам воздух пропитан поэзией. С первым солнечным лучом оживает волшебный мир первозданной природы. Девственные, еще нетронутые цивилизацией, леса и обширнейшие поля расцветают всевозможными яркими красками. И если вы не лишены напрочь чувства прекрасного, или не озабочены долгами и угрызениями совести, то не сможете при виде этой красоты, не почувствовать щемящего вздоха, зовущего вас назад, в лоно матери – природы. Веселое и беспечное щебетание птиц, легкое порхание бабочек – все это, вместе взятое, отвлечет вас от мыслей о бренности земного существования. На несколько минут вы забудете обо всем на свете. В тени увесистого великана – дуба, видавшего на своем веку многое из того, о чем хотелось бы узнать, можно безмятежно отдохнуть.

Что может быть лучше завтрака на природе? Этот кусок ветчины, который вы с жадностью уплетаете сейчас, разве вчера он не казался безвкусным, и есть его заставляло лишь чувство долга перед собственным желудком. После приятной и обильной трапезы, можно и вздремнуть часок – другой в этом уютном, тихом местечке. Сон вернет вам силы, потраченные в бесконечных житейских конфликтах, поможет стряхнуть с себя тяжесть прошлых ошибок, и даст вам надежду на совершение новых.

А в вечерние часы, после того, как солнце, окончив свой путь, исчезает за соседним леском, весь окружающий пейзаж окутывается дымкой таинственности. Баллады о, доблестном защитнике обиженных, Робин Гуде невольно приходят на ум, не отягощенный заботами и делами. Кажется, что за этим деревом притаился бородатый стрелок из лесной братии, а за тем кустом, сам Робин Гуд дает шепотом указания своим воинам. Короче, вечер в этих краях станет прекрасным вечером воспоминаний о сладостном прошлом, и наполнит сердце радостным волнением в предвкушении не менее счастливого будущего.

Но мы, кажется, отвлеклись. Эти живописные места, во всей их сказочной красе, принадлежали богатому вельможе, графу Уинстону Чэнери. Во времена покойного короля Вильгельма, он совершил головокружительную карьеру придворного. Ловкий царедворец, человек честолюбивый и не глупый, он мог при необходимости быть и надежным помощником, и изворотливым интриганом, и преданным другом. Уверенно лавируя меж подводных течений Букингемского дворца, он сумел сделать себе то, что не сделали другие. Он создал себе состояние. И вот теперь, удалившись от «высшего света», вынужденный уступить более молодым и более ловким соперникам, он спокойно доживал свой век в замечательном поместье, окруженный любящими родственниками.

К его роскошному дому, бывшему предметом зависти многих вельмож, сейчас медленно, изредка поскрипывая, катилась карета, запряженная четверкой лошадей.

Вглядимся внимательнее в пассажиров, сидящих в ней. Их двое. Одному из них, старшему, на вид лет около шестидесяти. И хотя он довольно крепок, широк в плечах и коренаст, один беглый взгляд в лицо заставляет усомниться в его здоровье. Одутловатое желтое лицо, мешки под глазами, воспаленные глаза, говорили о том, что болезнь гнездиться в этом, когда-то крепком теле, доставляя массу беспокойств его хозяину и омрачая его чело.

Второй был молод, лет так около двадцати двух – двадцати четырех, и несомненно ,судя по чертам юношеского лица, являлся сыном первого. Прямые белокурые волосы тяжело спадали на худые плечи. Насколько отец был крепок телом, настолько сын казался хрупким. Худощавый и высокий, по-юношески нескладный, он молча сидел в углу кареты, изредка обозревая проплывающий мимо пейзаж. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы его не портили тонкие безжизненные губы, придававшие выражение язвительности и надменности.

Теперь прислушаемся к тому, о чем они говорят. Молодой человек, пребывавший в состоянии безмолвной скуки, был выведен из него словами отца:

–Георг, сын мой. Мне кажется, ты не совсем себе представляешь всю важность этой женитьбы?

–О чем Вы говорите, отец? Я безропотно подчиняюсь Вашей воле. Чего же еще Вы от меня ждете?

–Я хочу, чтобы ты уяснил для себя, какие выгоды принесет тебе предстоящий брак. Мне кажется, тебе совсем не хочется в него вступать.

–Вы совершенно правы, отец. Этот брак меня не прельщает. Начнем с того, что я никогда не видел свою будущую супругу. Знаю только с ваших слов, что эта девочка еще мала для свадебного торжества, но она богата. Вот и все мои сведения о ней. Хотелось бы, отец, узнать ее поближе, прежде чем связывать себя узами Гименея. Да и я еще достаточно молод и неопытен в житейских делах. Я не буду скрывать, что хотел бы жениться в более зрелом возрасте.

–Знаю, знаю, – нетерпеливо перебил его отец, – в свое время, когда мой отец, твой дед, обручил меня с твоей матерью, я тоже был категорически против. Но как видишь, мы с матерью прожили вместе много лет и воспитали, как мне кажется, неплохого наследника, – он похлопал Георга по плечу, заставив того слегка улыбнуться.

Между тем, отец продолжал:

–Ты же знаешь, сын, что наше положение при дворе несколько пошатнулось. Эти молодые горлопаны, только и умеющие шептаться у тебя за спиной и норовящие всеми правдами и неправдами занять любое кресло, чтобы набить себе карманы и с важностью и чванством восседать в палате лордов. – Лицо старика побагровело, руки сжались в кулаки. – Погодите же, посмотрим какая участь вас ожидает. Я буду с упоением взирать как полетят эти бахвалы. Погоди, о чем это я? Ах, да. Так вот, я уже стар, нет уже прежней уверенности в своих силах. В былые годы разве смогли бы со мной, герцогом Каннуортом, так унизительно поступить. Да ни за что на свете. Я бы раздавил всех своих противников. Увы, сейчас другие времена, и я чувствую, как силы день за днем покидают меня. Ты спрашиваешь, отчего я тороплюсь сосватать тебе эту девочку – подростка? Сын мой, нужно смотреть правде в лицо. Я вряд ли доживу до ее совершеннолетия. Не прерывай меня, я знаю что говорю. – Остановил он готового возразить ему сына. – С каждым днем я чувствую приближение смерти. Но у меня еще есть время и нужно сделать ряд дел. И самое главное из них – это обеспечить твое будущее. Вот за этим мы сейчас и направляемся. Граф Чэнери богат, а богатство это не шаткое политическое положение или изменчивое расположение королевы, это кое-что получше.

Здесь Георг оживился:

–Но послушайте, отец. На этой неделе я ведь отправляюсь в Индию, в эту страну роскоши и богатства. Там я надеюсь приобрести солидное состояние и, вернувшись в Лондон, добиться определенного положения. А это сватовство, накануне отъезда, мне кажется менее удачным выходом из сегодняшнего нашего положения.

–Я надеюсь, у тебя все получиться. По крайней мере, искренне желаю тебе успеха. Но, тысячи соискателей богатств отправляются на далекие берега Индии, а удачи добиваются очень немногие. Я, как уже говорил, не могу так долго ждать. И богатство здесь, на родине, по-моему, более реально и осязаемо, чем где-то на чужбине. Вот, посмотри в окно. Это все может принадлежать тебе. Это здесь, вот оно, можно даже потрогать руками. Так что я тебе желаю только добра. И думаю, ты достаточно умен, чтобы не отказаться от всего этого, и достаточно почтителен, чтобы не перечить мне.

Этими словами герцог Каннуорт давал понять, что разговор закончен и спорить неуместно.

Остаток пути они проехали в молчании. Старый герцог практически сразу же забыл о состоявшемся разговоре, и в мыслях был уже в Букингемском дворце, где прошли его лучшие годы. Короче, он предавался воспоминаниям.

Георг, напротив, был поглощен мыслями о неминуемой свадьбе. Ах, если бы эта богатая девочка, была бы настолько хороша, как Лулу. О, Лулу! Эта француженка, одна из самых грациозных дам «полусвета» будоражила душу и волновала кровь. Какой замечательной была их последняя ночь перед поездкой. Если бы не пришлось тащиться в этакую даль вместе с отцом, Георг наслаждался бы сейчас обществом этой очаровательной прелестницы. И зачем вообще нужно жениться? Кто придумал это? Ведь как было бы замечательно, ты свободен и волен выбирать то, что тебе по душе. А семейная жизнь – эти унылые обеды, не говоря уже об ужинах, сопливые ребятишки, ссоры и измены. Нет, свобода все-таки прекрасна.

Георг даже вздохнул. Хотя, вот есть одно «но». Деньги! Ведь та же Лулу обходится в очень приличную сумму, да и ее подружки отнюдь не бескорыстны. А с деньгами рано или поздно станет туго. Так что, если взглянуть на брак с этой точки зрения, все не так уж сумрачно. И если эта девочка будет смазливенькой, то может и не стоит сильно переживать. С этими радужными

мыслями и въехал Георг в ворота дома Чэнери.

Из дома, надо признать великолепного, за въезжающей каретой наблюдал сам хозяин поместья.

–Наконец-то, наконец-то он приехал, – произнес он негромко.

–Кто это, он? – спросила, находящаяся рядом, молоденькая девочка, лет четырнадцати на вид.

–Он – это герцог Каннуорт, мой давний друг и соратник. Помнишь, Изабелла, он приезжал к нам в имение два года назад, – гордо, даже с некоторой напыщенностью произнес старый граф.

Изабелла состроила гримаску, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. Наконец, ее лицо приняло обычное выражение, и она радостно заявила:

–А-а, это тот дряхлый старик, вечно всех ругающий и вечно всем недовольный.

Граф Чэнери, натягивающий камзол, и в спешке не попадающий в рукава, остановился, услышав последние слова Изабеллы:

–Дряхлый старик? Ты, доченька, выбирай выражения. Я всего на пять лет моложе его. Что, по-твоему, я тоже старик?

Граф уже надел камзол, но решил, что нужно внушить все-таки дочери почтительное отношение к дорогому гостю:

–Знаешь, раньше он был смелым и сильным воином. – Продолжил он, обиженный замечанием дочери. – И короли, и их министры, искали с ним дружбы. Он был очень влиятельным вельможей. Да что говорить, я ему тоже очень многим обязан.

Дочь безапелляционно прервала старика:

–Ладно, пока вы будете предаваться воспоминаниям о днях вашей юности, я, пожалуй, пойду погуляю в сад.

Она резко встала и направилась к выходу своей легкой скользящей походкой.

–Изабелла! – остановил ее возглас графа. В его голосе послышались взволнованные нотки. – Герцог Каннуорт приехал не один. С ним его сын и единственный наследник Георг. Я хочу, чтобы ты с ним познакомилась.

Он подчеркнул слово «хочу». Изабелла опять скорчила гримаску:

–Вот еще! – и продолжила свой путь.

–Дочь, стой! – голос отца стал тверже, – речь идет о твоем замужестве.

Изабелла, пораженная последними словами и тоном, которым произнес их отец, остановилась и резко обернулась:

–Что-о? – протянула она. – Не дождетесь. Я не собираюсь замуж. Фи. Вот еще, придумал, – и она, стремглав выскочила из комнаты, несмотря на окрик отца.

Теперь настало время познакомиться с главной героиней нашего романа и объяснить мотивы ее поведения.

Надо сказать, что Изабелла Чэнери была бойким и непослушным ребенком. Первая девочка графа и графини Чэнери умерла в возрасте пяти лет. Только через пять лет после ее смерти и появилась на свет наша героиня. Роды были мучительными, девочка родилась хилой и болезненной. Врач Самюэль Хопкинс, следивший за ее здоровьем, утверждал, что ей уготована участь несчастной сестры, и переселение ее души в рай не за горами. Но доктор Хопкинс ошибся, причем ошибся дважды. В имении, куда семья Чэнери переселилась из столицы, Изабелла быстро пошла на поправку. Свежее молоко, солнце, игры на свежем воздухе, произвели на ее молодой, растущий организм благоприятное воздействие. Здоровье ее значительно улучшилось, она стала очень редко болеть, и родители не могли нарадоваться на дитя.

Вторая ошибка доктора Хопкинса заключалась в том, что уже лет с шести, и самим родителям, и их соседям и знакомым, не говоря уже о слугах, стало казаться, что место ей уготовано отнюдь не в раю, а скорее в аду. Изабелла совершенно никого не слушалась, оскорбляла всех и вся, короче, была совсем не управляемым ребенком, капризным и избалованным.

Родители сначала были уверены, что с годами это пройдет, и девочка остепениться. Они продолжали баловать и опекать свое чадо. Со временем это вошло у них в привычку, а Изабелла и не думала меняться.

В настоящее время, это была долговязая девочка с худющими, длинными, как плети руками, которые их хозяйка не знала куда деть. Характер у нее был непоседливый, шумный и эгоистичный. Трудно было представить ее спокойной и заботливой, а вот постоянные капризы этого «ангелочка» стали неотъемлемой частью жизни обитателей здешних мест.

Личико у нее было довольно миловидное, а красивые, широко распахнутые голубые глаза, с длинными мохнатыми ресницами и черные, как смоль локоны, ниспадающие на плечи, должны были сделать ее красавицей. Но вся эта прелесть терялась из-за постоянной неухоженности этих самых волос, царапин, которые постоянно покрывали ее тело и нежелания следить за своей внешностью.

Родители и гувернантка, мадам Смит, выбились из сил, пытаясь заставить Изабеллу следить за собой, но все их благие намерения разбивались о высокомерие и лень юной графини. И здесь на ее причуды махнули рукой, считая, что повзрослев и выйдя замуж, она изменится в лучшую сторону.

Интересно, что гувернантки у Чэнери подолгу не задерживались, сталкиваясь со злой и неблагодарной девчонкой. И лишь мадам Смит, крупная голландка, сильная и волевая, сумела прижиться в семействе. Лишь ей удавалось справиться с капризной Изабеллой, но что это стоило, знала только она сама.

Вот поэтому, отец Изабеллы, получив от нее дерзкий ответ, только тяжело вздохнул и, пожав плечами, пошел встречать герцога Каннуорта.

Еще издали, увидев герцога, Уинстон Чэнери отметил про себя, что Изабелла, пожалуй, была права. Герцог Каннуорт производил впечатление глубокого и дряхлого старика. «Боже, как немилосердно время», – подумал граф, – «неужели это тот бесстрашный и сильный воин, бросавшийся в самые жаркие схватки, неужели это тот баловень судьбы, пользовавшийся успехом у самых красивых и недоступных женщин Лондона?»

Обняв же старого друга, он промолвил:

–Рад видеть вас в своем доме, герцог. Вы по-прежнему бодры и крепки телом, время как бы не властно над вами.

На что Каннуорт резонно ответил:

–Ах ты, старый льстец. Это ты все такой же молодой и красивый, что немудрено в этих райских местах. А надо мной время, увы, властно. И что это за герцог? Для тебя я по-прежнему Ричард, как в старые добрые времена.

–Хорошо, Ричард. Только ты все равно хорошо выглядишь.

Герцог Каннуорт нетерпеливо махнул рукой:

–Позволь лучше представить тебе действительно молодого и красивого, вот он – мой сын Георг.

Георг, стоявший во время обмена любезностями за спиной отца, шагнул вперед.

–Вот оно, молодое поколение, надеюсь, оно пойдет дальше нас с тобой и достигнет самых больших высот.

Граф оценивающе посмотрел на Георга. Тот на миг даже смутился.

–Тебе Ричард есть чем гордиться. С таким сыном старость не страшна. Твои дела в надежных руках.

–Кстати, Уинстон, а где твоя прелестная дочурка, что-то я ее не вижу?

По лицу Чэнери пробежала легкая тень:

–Она сейчас гуляет в саду. Свежий воздух, то, се…. Надеюсь, во время обеда она к нам присоединиться.

Но и во время обеда Изабелла не появилась. Хотя ее отсутствие заметил только Георг. Остальным участникам трапезы было не до этого. Графиня Чэнери, тихая и незаметная женщина, игравшая в жизни только одну роль – жены хозяина дома, была целиком поглощена обеденными хлопотами. А старикам было, что вспомнить из прошлой, бурной и полной событиями жизни.

Георг же откровенно скучал. И стоило тащиться в такую даль, чтобы выслушивать старческую болтовню? В Лондоне он мог бы куда приятнее провести время. А вместо этого он вынужден сидеть здесь и делать вид, что его ужасно занимают эти поднадоевшие рассказы. И когда отец заговорит о деле, ради которого они сюда приехали? Или он уже, поглощенный воспоминаниями, забыл? И где эта девочка – подросток, предназначенная ему в жены? Хоть бы взглянуть на нее одним глазком, какая она? Уж не прячут ли ее от него?

Рой этих мыслей крутился в голове у юноши, а старики в это время были всецело поглощены своей беседой. Чувства и мысли молодого человека их не занимали.

–А помнишь, Уинстон, то решающее сражение войны на реке Бойн? Эти проклятые ирландцы сражались отчаянно. Что и говорить, нам пришлось приложить немало усилий, чтобы захватить их укрепления. И если бы не Шомберг-младший, кто знает, чем бы все это закончилось.

–Да, схватка была жаркая. Много крови пролилось с обеих сторон. Но мы все же победили, и ирландцев побили раза в три больше, чем пало наших. Помню ты, Ричард, в той схватке дрался как лев, круша направо и налево. Да и Шомберг-старший умер у тебя на руках.

–О, герцог Фредерик был храбрец и умница, каких мало. И погиб он как герой, в бою, ведя в атаку рыцарей короля. Шомберг-младший, тоже был смельчак, не из последних. Жаль, что в том злополучном бою под Марсальей он попал в плен. Тяжелый был день. К сожалению, это был мой последний бой. То глупое ранение в бок окончательно выбило меня из строя. Последствия его дают знать о себе и по сей день.

–Я слышал много раз об этом тяжелом дне. Я, как ты помнишь, был вынужден покинуть наш лагерь после Ланденского сражения. Но как велик был в тот день король Вильгельм. Как он подхватил знамя и решительно повел войска в атаку. Если бы не Его Величество, разгром был бы полным. Что ни говори – это был великий монарх. Не то что нынешние.

–В этом я с тобой полностью солидарен. Другого такого короля сейчас нет. Мельчают монархи. Сейчас только принц Евгений и заслуживает славы героев прошлого. Смел, быстр, решителен, удачлив. Уже в то время, когда я служил, он подавал большие надежды.

–Да, если бы не Савойский, французы давно сбили бы спесь с этого выскочки Мальборо.

–Уинстон, не напоминай мне этого интригана и завистника, этого лицемера Мальборо. Он со своей женой и сестрой уже до того овладел помыслами королевы Анны, что теперь управляет Англией, как своей вотчиной.

–И запускает руку в государственную казну, используя ее для своих прихотей, – вставил Чэнери.

–А знаешь, Уинстон, в парламенте всерьез поговаривают о конкуренте Мальборо. Тебе что-нибудь говорит имя Сент-Джеймс?

Граф Чэнери пожал плечами:

–Мы глухая провинция. Слухи к нам доходят лишь тогда, когда они стали уже историей.

–Так вот, этот Сент-Джеймс, молодой человек, образован и умен. А красноречив настолько, что и Демосфен позавидовал бы ему. Настанет время, и тори во главе с ним, скинут вигов с их любвеобильным герцогом.

–Дай бог, дай бог. Это пойдет на пользу величию Англии.

Герцог Каннуорт резко отодвинул тарелку и неожиданно заявил:

–Мой старый друг, я приехал сюда не только, чтобы встретиться с тобой и поболтать о былом. Меня привели сюда дела поважнее. Как я уже говорил, мой сын Георг, единственный наследник, и его судьба меня очень волнует.

При упоминании своего имени, Георг очнулся от своих мыслей и весь превратился в слух. Настал, наконец, тот момент, ради которого он торчит здесь уже битых два часа.

–Он уже достаточно окреп, чтобы самому выбирать путь к вершине того холма, который зовется Успехом. Но его молодой и мятущейся душе нужна поддержка. Мои плечи уже достаточно слабы для этой тяжелой ноши. Только юное, очаровательное создание, несмотря на свою внешнюю хрупкость, способно стать тем духовным стержнем, благодаря которому в каждом мужчине просыпаются доселе дремавшие неведомые силы, бросающие нас на подвиги и призывающие к благоразумию, когда нас посещает бес. Я говорю о жене. Ты помнишь наш разговор двухлетней давности. Тогда ты был не против брака моего Георга и твоей дочери. Что ты ответишь мне сейчас? Не изменилось ли твое решение?

Граф Чэнери молча выслушал это предложение из уст своего боевого товарища. Еще из разговора с Изабеллой мы знаем, что он прекрасно знал или догадывался о планах герцога. Теперь же коротко проследим мотивы, которые двигали двумя этими знатными господами.

Герцог Каннуорт уже раскрыл свои карты в разговоре с сыном по дороге сюда. Действительно, пошатнувшиеся, если не сказать хуже, положение при дворе, эти надоедливые кредиторы, все это подсказывало герцогу, что необходимо искать выход. Старый ловелас, похоронивший жену год назад, сейчас он мало походил на героя – любовника. А слабое здоровье сводило на нет все его планы на удачный брак. Сын же был молод, красив, здоров. Все это, вкупе с титулами отца, было довольно неплохим приданым. Светские львицы, с их способностью самим запускать свою хорошенькую, но и расчетливую руку в кошелек, мало подходили для этой затеи. Шаткость положения при дворе, испытанная самим герцогом, подсказывала, что и этот путь не очень надежен. Спокойное, несуетливое богатство давнего друга, было как нельзя кстати. Мнение Георга значение не имело. Отец знает лучше, что нужно молодому человеку для счастья. А дурные наклонности сына, обнаружившиеся в этом вертепе Лондоне, пьянство и беспутство, с женитьбой станут менее заметными, а возможно, и вообще растворятся в суете семейной жизни. Так размышлял герцог.

Граф Чэнери был осведомлен о неудачах Каннуорта при дворе. Но это не поколебало его решимости в вопросе предстоящей женитьбы. Он тоже знал всю переменчивость человеческой судьбы. Сегодня она возносит на пьедестал, раздавая почести и распевая восторженные дифирамбы, а завтра, завтра ты уже разбитый неудачами и парализованный невзгодами бедолага, скорбно плетущийся по дороге жизни. И вот когда кажется, что эта дорога ведет тебя в мрачные и сырые пещеры, в которых для тебя свет навеки померкнет, и только тяжкий стон таких же как ты несчастных будет доноситься откуда-то из глубины, судьба неожиданно смилостивиться и озарит тебя одной из своих лучезарных улыбок, которые имеются у нее в распоряжении, но которые она так редко пускает в ход. И вот, вместо унылой и безрадостной пещеры, твоему взору предстанет великолепный замок с висячими садами, весело журчащими фонтанами и счастливо резвящимися на лужайке детишками. Такова судьба, она играет нами словно куклами, забавляясь сама, а нас бросая то в жар, то в холод.

Граф Чэнери верил в счастливую звезду герцога Каннуорта. Ведь она, эта звезда помогала ему в тяжелые минуты жизни. Она помогла ему в одном из ожесточенных сражений гражданской войны, с семью тяжелыми ранениями выжить, выжить, хотя каждое из этих ранений могло быть роковым. Это она, его участника трех дуэлей, оберегла от вражеских шпаг, тогда как трое его соперников оставили бренный мир и, не успев толком собраться, предстали перед Божьим судом. Это она, его звезда, направила шпаги наемных убийц, подосланных сэром Уорвиком, не на соблазнителя его жены Ричарда Каннуорта, а на ни в чем не повинного дворянина, имевшего неосторожность пройти в темном месте на четверть часа раньше молодого герцога.

Вот и сейчас граф рассчитывал, что Фортуна переменится и во дворце опять возникнет потребность в исполнительном и решительном Каннуорте. Даже если последнего уже не будет на свете, его сын, к тому времени уже герцог Каннуорт, будет казаться сильным мира сего достойным приемником славного отца и будет востребован на службу. К тому же, граф был в неоплатном долгу перед своим другом и благодетелем.

Да, благодетелем. Именно герцог первым протянул руку помощи молодому и неопытному Уинстону, впервые оказавшемуся в Лондоне. Первое время будущий граф Чэнери оказывал уже знаменитому вельможе мелкие услуги, в основном в делах амура. Постепенно он стал поверенным герцога во всех его делах до такой степени, что тот уже не представлял себе, как он мог обходиться раньше без столь надежного помощника. Он привязался к Уинстону, и эта привязанность потихоньку переросла в дружбу. Так что Чэнери имел возможность протянуть руку помощи своему бывшему патрону.

Чем он и воспользовался. Ответ его был утвердительным. В нем граф выразил надежду, что соединение двух достойных домов в один принесет великие выгоды и сулит блестящие перспективы. Единственный нюанс, на который он обратил внимание своего собеседника, был возраст невесты. Не слишком ли юна она для свадебного торжества? На что герцог Каннуорт ответил, что никто и не собирается немедленно играть свадьбу, и что ему достаточно будет и слова графа, известного своей строгостью в вопросах чести, что при достижении Изабеллой совершеннолетия, этот брак состоится. На вопрос Чэнери, что же заставляет решать эту проблему сейчас, а не потом, пошел опять длинный монолог гостя о болезни, подкашивающей его и отбирающей силы, о сомнении в возможности дожить до свадебного торжества и т.д. и т.п. Со своей стороны, герцог поклялся сам и заставил подтвердить клятву Георга, честью семьи Каннуорт, что разговор состоявшийся сейчас не останется пустой формальностью, а счастливо разрешится для обеих сторон. Так что, участники обеда торжественно поклялись, а так как в вопросах чести они были щепетильны, то и смело можно было надеяться, что через некоторое время ветви их родовых деревьев пересекутся.

Затем был вскользь упомянут вопрос о скором отъезде жениха в Индию. Это вызвало легкий ужас у бедной хозяйки, решившей, что Изабелла тоже должна будет отправиться в это далекое и полное опасностей путешествие. На что герцог Каннуорт резонно возразил, что не имеет ничего против того, что Изабелла и дальше будет воспитываться в этом райском уголке, окруженная заботой любящих родителей, ставших почти его родственниками.

Затем, также без прелюдий, герцог заявил, что дела требуют его присутствия в Лондоне, и не смотря на уговоры хозяев остаться еще погостить, стал собираться в обратный путь.

И только сейчас Георг посмел напомнить о своем существовании:

–Отец, я хотел бы увидеть свою невесту.

–Зачем? – удивленно вскинул брови старик, – вопрос уже решен. А впрочем, если хочешь… Уинстон, сын горит нетерпением увидеть свою избранницу. Молодежь, она теперь и подождать не может каких-нибудь два-три года.

Граф позвал гувернантку мадам Смит и попросил отыскать и привести в зал Изабеллу. Лучше бы она ее не приводила. Изабелла упиралась и брыкалась, как молодая козочка, но тяжелые и сильные руки голландки буквально втащили ее в зал. Тяжело сопя и сдувая слипшиеся волосы, прикрывающие ее лицо, она предстала перед женихом. Увидев его, она состроила одну из своих гримасок, так портивших ее лицо и показала язык. Георг, ожидавший увидеть какое-нибудь милое создание, опешил от неожиданности и полуоткрыл рот.

Изабелла добила его словами:

–Экий дурень. Раззявился тут.

Георг почувствовал, что земля уплывает у него из под ног. И что эта противная девчонка себе вообразила? Что он, сын герцога Каннуорта, будет терпеть ее издевательства? Никогда этому не бывать. Стоп! А слово чести, данное только что в присутствии благороднейших лиц. И все из-за этих проклятых денег, будь они неладны. Но что проку сетовать на судьбу, когда иного выбора нет? А впрочем, почему бы ему после свадьбы не бросить эту дурнушку, а самому кинуться в объятия одной из лондонских прелестниц. Решено, так и будет. Впрочем , жить какое-то время после свадьбы с этой вульгарной особой, тоже перспектива не из приятных. И здесь есть выход, черт возьми. Ведь он же едет в Индию, в эту сказочную страну, страну удовольствий. Служба его затянется не на год, два. Значит когда эта девица будет совершеннолетней, он будет в Индии. Он дал слово жениться и сдержит его. Но с одним условием. Свадьба будет на месте его службы. Путь туда труден и не близок, женщины народ слабый, так что все будет в руках Провидения. Если Провидению будет угодно, то этот брак никогда не состоится. А если она все же доберется до места? Об этом Георг думать уже не хотел, и так, сам себя утешая, он и отправился в обратную дорогу.

Отцу же его избранница понравилась, он нашел ее прекрасной партией и был доволен совершенной сделкой. Граф и графиня Чэнери испытывали чувство неловкости перед дорогими гостями и бормотали какие-то извинения за поведение дочери.

Что касается Изабеллы, то примерно через десять минут после свидания, она и думать забыла об этом худосочном юнце с отвисшей челюстью и холодным презрительным взглядом.

Глава 2

С той поры как мы расстались с семействами Каннуорт и Чэнери минуло четыре года. Четыре долгих и трудных года, богатых событиями и происшествиями. Война за «испанское наследство», так много приносящая бед и страданий, близилась к своему завершению. Франция, униженная рядом поражений, уже была не способна и дальше противостоять государствам, объединившимся против ее честолюбивых планов. Людовик XIV осознал всю тщетность своих устремлений и надеялся только на то, чтобы достойно завершить эту неудачную кампанию.

А в это время, на другом конце Европы произошла знаменитая Полтавская битва. Карл XII был развенчан, а «старушка» Европа с изумлением заметила, набиравшее силу и полное новых устремлений, Российское государство.

Все это, вместе взятое, очень занимало представителей английского «высшего света». Победа над злейшим и старейшим врагом Британии создала атмосферу благодушия и, ничем не прикрытого, самодовольства. Виги и тори, забыв распри, воспевали хвалу герцогу Мальборо – «этому мужественному и непобедимому полководцу, своими деяниями напомнившим великих античных героев». Словом, было отчего возликовать обитателям Букингемского дворца и Уайт-Холла.

Но, ни унижение Франции, ни появление на европейском театре «азиатской России», ни в коей мере не затронули простых англичан, на чьи плечи и была взвалена вся тяжелая ноша борьбы с имперскими планами Людовика. Здесь так же, как и раньше мерно протекала жизнь в суетливой толчее улиц, в неусыпной борьбе за кусок хлеба, в воспитании своих возлюбленных чад и в хмельном угаре, позволявшем хоть на время забыть о бедах и невзгодах.

С вашего разрешения, оставим на время рассказ о судьбе известных уже героев и заглянем в портовый город Ярмут, находящийся на юге Англии.

Поскольку это был порт, то и народ здесь жил самый разнообразный. Представителей всех, наверное, частей света можно было встретить на узких и грязных улочках Ярмута. Здесь были и высокомерные английские джентльмены, и бравые голландские рыбаки, и старомодные испанские идальго, и туземцы с берегов Африки и Америки. Здесь попадались люди, по которым было очень трудно определить принадлежность к той или иной нации, короче, это были, гонимые судьбой и попутным ветром приключений, бродяги, без роду и племени. Каждый день в порт заходили все новые и новые суда, принося с собой свежую партию товаров и вольных людей, и они растворялись в шумном море многоязычного города, в его лавках и на базарах. В этом разноязычном хоре, до недавних пор, не было слышно русской речи. Но приезд в Англию русского царя Петра уничтожил эту историческую несправедливость. Через Ярмут в Англию хлынули первые русские, в погоне за знаниями и напутствуемые царем. Петр шутить не любил, и русские дворяне, боясь предстоящей встречи с государем, усиленно штудировали математику и фортификацию, географию и морское дело.

В самом Ярмуте, на северо-западе города, в районе корабельной верфи, находилось немногочисленное русское поселение. Во время войны поток отправляемых за знаниями сильно упал, остались либо самые усердные, либо самые услужливые.

Ни к числу первых, ни к числу вторых, не относился русский дворянин Петр Кошелев. Его направила на берега туманного Альбиона воля отца. Тот, стремясь завоевать почет и уважение грозного царя, отправил своего сына учиться «ходить по волнам как по суше» в далекую и неизвестную Англию. Но между нами, отец Кошелев просчитался. Сын его Петр был весьма непутевым малым. Пьяница и бабник, лентяй и задира. Для той цели, которую избрал ему отец, он абсолютно не годился. Те два года, что он провел в Ярмуте, Петр потратил в беспрестанных попойках с друзьями сомнительной внешности и положения. Деньги, присылаемые отцом для учебы единственного сына, перекочевывали в карманы трактирщиков и случайных девиц. А вот чего не любил Петр, так это учиться. Даже само это слово нагоняло на него такую тоску и печаль, что того и гляди, вывихнется челюсть. Сидеть за книжками, что-то чертить или писать, было для Кошелева хуже зубной боли. Иногда, в перерыве между попойками, он, вспоминая о неизбежном возвращении в родительский дом, брал в руки книгу и, делая над собой неимоверное усилие, силился понять смысл напечатанного. Но это занятие очень быстро отнимало у него духовные и физические силы и он, дабы укрепить дух, отправлялся в ближайший трактир, где и напивался хуже обычного.

Заглянем к старому корабельщику Тому, в доме которого и обосновался этот русский дворянин. Конечно, старику и его супруге постоялец приносил немало хлопот, но чего не допустишь, если расплатой за все эти дебоши и гулянки служила звонкая монета, с оказией прибывавшая из России от заботливого отца русского.

–Ванька, вина живо! – Петр Кошелев с трудом оторвал хмельную голову от подушки, – Ванька, черт, вина живо!

Он уселся на кровати и обхватил свою раскалывающуюся голову обеими руками. На вид ему было лет двадцать пять, хотя на самом деле он был моложе. Сыграла в этом свою роль изрядная доля, принятого накануне, зелья. Толстые мясистые губы, широкий нос, придавали его лицу выражение благодушия и умиротворенности. А вот воспаленные глаза и взлохмаченные волосы говорили об образе жизни, не соответствующем внешнему облику. Кошелев тупо уставился в одну точку и застонал. В этом стоне чувствовалась безысходная мука и жалость к собственной персоне.

В дверях появился его слуга Иван с кувшином, в котором плескалась столь драгоценная в эту минуту для Кошелева жидкость, и протянул его хозяину. Иван был крепко сложенный, высокий и широкоплечий малый лет двадцати от роду. Его статная, подтянутая фигура невольно вызывала зависть и уважение у окружающих. Уверенный взгляд красивых серых глаз, бронзовое от загара лицо, окаймленное, спадающими на плечи, черными как смоль волосами, твердая походка и взвешенные движения и жесты, придавали ему некое благородство, что довольно редко встречается у слуг. Надо сказать, что это было скорее приобретенное, чем врожденное. Но об этом после. А сейчас послушаем их разговор.

Кошелев грубо оттолкнул слугу и с жадностью стал отхлебывать из кувшина. Вино потекло по подбородку и залило красным, скорее рубиновым, цветом измятую рубаху. Кончив пить, он вытер рукавом сочные губы и хмельно уставился на слугу.

–Ты что, болван, таращишься на меня? Беги живей в трактир «Жареный поросенок», принеси чего-нибудь пожрать.

–Не дадут в «Поросенке», – Иван отвел взгляд.

–Это пошто не дадут-то? А ежели я тебе по шее дам? Тогда што? – Кошелев пьяно икнул.

–От того, что Вы мне по шее съездите, ничего не изменится. Должны мы там шибко.

–Да-а? – протянул хозяин. – И много должны? А впрочем сам знаю, что должен. Когда же папенька денег пришлет? – Кошелев попытался встать, но зашатался.

Иван подскочил к нему, подставил плечо под нетвердую хозяйскую руку. Тот сделал несколько шагов и повалился в стоящее посреди комнаты кресло.

–Что я вчера последние истратил? – полувопросительно – полуутвердительно обратился он к слуге.

–Да, а когда ваша дама захотела выпить еще, а трактирщик вам отказал, то вы захотели научить его быть вежливым с дамами.

–И что я сделал? – заинтересовано поднял голову Кошелев.

–Ничего особенного и не сделали. Так, разбили о его голову две пустые бутылки.

–А што, одной мало было или как? – Кошелев мучительно пытался восстановить в голове вчерашние события.

–Вы сказали, что для верности и для лучшего запоминания урока вежливости.

–А дальше что? – Кошелев, пытаясь вспомнить, усиленно тер лоб.

–Дальше мне пришлось вооружиться кочергой и отбивать нападение.

–Ну и как, отбился?

–Как видите, вы живы и здоровы.

–Я бы не говорил об этом столь уверенно. В груди что-то … у-у, – Кошелев попытался объяснить, разведя руки в стороны, но свернул на пол, стоявший на столе, подсвечник, и оставил это занятие.

–А ваша дама, как только началась заварушка, так сразу и исчезла, – Иван поднял подсвечник и водрузил его на место.

–Как там ее звать-то? Мэри? Гертруда? А Бог с ней, стервой. Ты куда собрался идти? – глянул Кошелев на одетого слугу.

–Так на верфь, барин. Мне там голландец Йохан обещал книжку по геометрии принести.

–Книжку, – язвительно протянул Кошелев, – ишь ты, наловчился тут. Вот отправлю тебя обратно в Россию к батюшке. Он тебе такую геометрию покажет, – барин гулко захохотал, но опять икнул.

–За что, хозяин? Я же для вас стараюсь. Вы же сами говорили «учение – дело не барское». Учись Ванька – ты у меня будешь первым помощником, я тебе хозяйство вести доверять буду. А сейчас – домой?

–Да шучу я братец, – заулыбался самодовольно Кошелев, – ты мне еще здесь сгодишься. По-английски вон, лучше англичан лопочешь. И как это у тебя получается? Я вот сколько ни бьюсь, ни черта не выходит. Гнусавишь, гнусавишь – а все без толку. А тебя послушаешь, знатно у тебя получается. Ладно, иди. Нет, постой. На обратном пути заскочи к Вилли, может, даст чего? А теперь ступай.

Иван вышел из дома и медленно направился к верфи. Светило яркое солнце, что случалось в последние недели довольно редко. Обширные лужи, еще вчера раздражавшие взор, сегодня ярко поблескивали огоньками, а солнечные лучи принимали водные процедуры, передавая свою радость прохожим. Обстановка располагала к созерцанию и мечтательности.

Иван свернул за угол последнего дома. Его взору представилось море, простирающиеся до горизонта. Несколько дней подряд оно бушевало, и не находя иного выхода своей ярости, обрушивалось на слабые и беззащитные корабли, стоявшие в порту. Оно гоняло и швыряло их как щепки, то вознося на умопомрачительную высоту, то ниспровергая в черную и пугающую бездну. Проклятия и мольба о помощи, стоны и стенания людей, находящихся на этих, гонимых судьбой, скорлупках, ничто не могло заставить смилостивиться разбушевавшуюся стихию. И вот когда казалось, что этому аду не будет конца, когда оставалось надеяться разве что на чудо, море неожиданно сменило гнев на милость. Стих ветер, окончился дождь, волны недавно столь громадные и ужасающие, стали все меньше и меньше и, наконец, из-за туч выглянуло солнце, столь долгожданное и столь заботливое и ласковое.

Сегодня на море было любо-дорого посмотреть. Оно напоминало молодую супружескую чету после прошедшего накануне семейного скандала. Вчера была бурная сцена с битьем посуды, произнесением проклятий и оскорблений, дракой и прочими атрибутами выяснения отношений, которые раскрашивают мерно текущую и монотонную совместную жизнь новыми красками, может и не столь яркими, но без сомнения запоминающимися. Сегодня тихая идиллия, когда обоюдные ласки и взаимные уступки, нежно-трогательные слова извинений и столь долгожданное прощение, придают вчерашним краскам тот самый колорит, который так нежно щемит сердца и который, отметая все плохое предыдущее, оставляет в нашей памяти самые яркие воспоминания и вселяет уверенность в счастливое будущее.

Так и море. Злобная и своенравная мачеха сменилась ласковой и заботливой матерью. Она ласкала и баюкала своих любимых детей, и дети эти, забыв о том, что они еще вчера поклялись навеки забыть дорогу к морю, забыть о путешествиях и приключениях, сегодня, воспрянув духом, начинают мечтать о новых открытиях, новых землях и радуются возможности снова выйти в море.

Иван, как зачарованный, смотрел на это зрелище. Море его звало и ласково притягивало к себе. Если Кошелеву водная гладь казалась чем-то таинственным и ужасным, а свое путешествие по морю в Англию он вспоминал как кошмарный сон, вызывающий в нем отвращение и болезненное чувство, то Иван думал совсем по-другому. Он грезил морем. Часто по вечерам, когда хозяин валялся пьяный в домике, Иван выходил на берег и, слушая удары набегающих волн о прибрежные камни, глядя на золотистый закат и мерцающие на воде блики, мечтал. В мечтах он мог позволить себе решительно все, здесь не было пределов, здесь никто и ничто не могло служить препятствием.

Как часто каждый из нас в полете фантазии уносится в столь затаенные и укрытые от постороннего взора места, становится тем, кем бы ему хотелось стать, но в реальной жизни сделать этого не удается. Скромный бухгалтер представляет себя швыряющим налево и направо деньги миллионером. Заваленная грудой дел домохозяйка, забывает обо всем, представляя себя очаровательной принцессой, перед которой склоняются самые роскошные женихи. Несчастный бродяга на миг становится влиятельным герцогом, а обделенный женской лаской мужчина, в мыслях становится роковым обольстителем и с легкостью завоевывает сердца самых прекрасных и гордых женщин.

Иван же мечтал о морских путешествиях. Он хотел плавать и открывать новые экзотические страны. Мечтал о далекой и загадочной Амазонке. О том как он выходит победителем в жаркой схватке с грозными пиратами теплых морей, о сказочных богатствах Индии, о зовущем вдаль мысе Доброй Надежды, о прекрасных креолках, о смазливых китаянках и, вообще, об очаровательных девушках, ждущих моряков домой, о … да мало ли о чем мог мечтать молодой человек, не обремененный заботами о семье и хозяйстве.

Но у любой, даже самой сказочной мечты есть, к всеобщему сожалению, оборотная сторона. Это возвращение от сладких грез к действительности, отнюдь не столь сладкой, а скорее даже наоборот. Как хорошо было бы если бы эта сторона отсутствовала, сколько бы добрых и счастливых людей появилось бы на планете. Но рядом с добром всегда ходит зло. И вот природа сыграла с нами такую шутку: наделив способностью мечтать, она затем грубо указывает нам на всю нашу беспомощность перед реальной жизнью. Но как бы ни жестока была эта шутка, она все же дает возможность самым смелым, самым упорным, самым терпеливым идти к своей хрупкой мечте, превратя ее в цель и смысл своей жизни. Идти натыкаясь на препятствия, вынося лишения и страдания и, наконец, достичь ее, овладеть ею, совершить свой житейский подвиг. Правда, оказавшись в наших крепких руках, мечта неожиданно теряет свои привычные очертания. Трудности, перенесенные на пути к ней, кажутся чрезмерными, и вы с удивлением обнаруживаете, что стремились совсем не к тому, что имеете в конечном счете. Но это уже другая насмешка Судьбы.

Вернемся к действительности. А действительность у Ивана была такова. Он был слугой своего господина, рабом этого пьяного дебошира и развратника. Еще несколько лет назад Иван и в мыслях не мог допустить, что он окажется в туманном Альбионе, в сердце кораблестроения – Англии. Ведь кем он был? Ванька в большом хозяйстве Кошелевых имел «ответственный пост» пастуха. Что такое море, и « с чем его едят», он и слыхом не слыхивал. Работа по хозяйству, придирки и незаслуженные наказания, боязнь любой маломальской оплошности и страх перед хозяином, страх пронизывающий все тело и вызывающий слабость конечностей и неприятные мурашки по коже. Нрав у Кошелева – старшего был крутой. Чуть что не так, или оплошность, или недосмотр, или просто у барина с утра плохое настроение – то держись. Целая система наказаний была предусмотрена этим рачительным хозяином. Плети и розги, оплеухи и затрещины раздавались с легкостью и усердием. А если чем не угодил – то хозяин тебя продаст другому, не менее «заботливому», может сдать в солдаты или на работы, а то и просто прибьет.

Но судьба смилостивилась над смышленым и исполнительным Ванькой. Она дала ему шанс. И какой! Здесь в Англии, в нем проснулись какие-то неведомые, доселе дремавшие силы. В нем оказалась неуемная жажда знаний, помноженная на трудолюбие, упорство и способность схватывать все на лету. Ванька увидел в учении ту отдушину, которая могла его вывести из того мрачного и серого быта, в котором он прибывал, будучи в России. Перед ним открылись новые, доселе невиданные горизонты. Иван здесь почувствовал себя человеком, а не рабом, у него появилась та уверенность в себе и своих силах, которая делает человека гордым и независимым.

Но еще слишком крепко сидело в нем проклятое прошлое. Эта жалкая привычка раба перед своим хозяином. Иван прекрасно понимал, что вернувшись в Россию, все начнется сначала, что барин быстро выбьет «ученую дурь» из его головы. А мысли о побеге, если и возникали в его сознании, то долго там не задерживались. Бежать, куда? Ни денег, ни документов. Да и своего непутевого хозяина бросать не хотелось. Привычка раба.

Поэтому, постояв немного на берегу и помечтав, Иван тяжело вздохнул и побрел дальше, удрученный своими мыслями.

Но пути Господни неисповедимы. В этом Иван имел возможность убедиться спустя несколько дней.

В этот вечер он вернулся домой несколько позже обычного. Иван не застал барина. Дочь корабельщика Тома сказала, что русский господин направился в заведение, именуемое «Райским уголком». Иван прекрасно знал это место. Оно находилось на соседней улице и много раз Иван с хозяином бывал там. Туда же он направился и сейчас в надежде застать Кошелева там.

«Райский уголок» может быть и был уголком, но отнюдь не райским. Когда-то сошедший на берег по состоянию здоровья моряк Вилли открыл кабачок в тихом месте, окруженном зеленью и утопающим в акациях. Вилли надеялся вести скромный образ жизни и полагал, что его заведение станет надежным прибежищем для уставших скитальцев морей и наполнится неспешными и занимательными рассказами о путешествиях и опасностях, подстерегающих романтиков на каждом шагу, под дружелюбное постукивание кружек с холодным и радующим взор пивом.

Но очень скоро иллюзии уступили место реальности. Местечко было облюбовано разными бродягами – матросами, блудливыми девками и всевозможными искателями приключений и легкой наживы. Редкий день обходился без драк и скандалов. Вилли пробовал было сопротивляться, звал констебля, сам не раз вышвыривал не в меру темпераментных посетителей за дверь – ничего не помогало. После смерти жены, года два назад, Вилли, у которого не было детей, окончательно плюнул на свое «детище», и «Райский уголок» стал тем местом, куда порядочному человеку не зачем показывать свой нос.

Русский дворянин Петр Кошелев к категории порядочных людей не принадлежал. Он часто появлялся в «Райском уголке», ввязывался в ссоры, покупал шлюх и бузил с друзьями.

По роду своей службы, с ним вместе здесь бывал и Иван. Но юноша он был скромный, трудолюбивый, его мало интересовали вино и девки, а больше привлекало другое. Вилли нашел в его лице благодарного слушателя. Когда старый морской волк начинал рассказы о своей жизни, то весь преображался. Лицо Вилли теряло то выражение мрачности и меланхолии, присущей ему, и приобретало иное, неведомое состояние трогательности и задумчивости. Иван, как зачарованный, слушал то сбивчивые, то повторяющиеся рассказы старика о неведомой и далекой земле, лежащей к югу от Индии, о пиратах Карибского моря, о плантациях Ямайки. Злые языки утверждали, что Вилли сколотил капитал не тяжелым морским трудом, а пиратствуя в течение ряда лет в теплых водах. Время от времени, Вилли, увлекаясь, приоткрывал завесу, но, вовремя спохватившись, переходил на другой рассказ. Ивана это живо интересовало, но напрямую спросить об этом старика он не решался, боясь что тот, обидевшись, перестанет рассказывать. Вилли был рад такому слушателю и, несмотря на непутевого хозяина Ивана, снабжал русских продуктами в кредит.

Вот и сейчас Иван брел в трактир и надеялся в очередной, неизвестно какой по счету раз, послушать о знаменитом пирате Далтоне. Подойдя поближе к «Райскому уголку», он услышал доносившийся из-за закрытых дверей шум. «Опять дерутся» – вяло подумал он и решительно толкнул дверь.

Сумев ловко увернуться от кем-то брошенного стула, Иван осмотрелся. Ему представилась следующая картина из жизни кабацкого Ярмута: трое здоровенных верзил, судя по внешнему виду моряки, списанные с кораблей по пьянке или еще по какому-нибудь темному делу, наседали на двух других, которых от бродяг выгодно отличало только наличие шпаг. В одном из них, с взлохмаченными волосами, в разорванной рубахе и с бешено перекошенным от ярости ртом, Иван узнал своего хозяина. Рядом с ним, столь же пьяный, раздавал удары направо и налево друг и собутыльник Кошелева Федор Мясников. В лежащем у входа на полу с окровавленным лицом человеке с трудом угадывался еще один их собутыльник – голландец Рене. Остальные посетители кабачка разделились на две части. Одна, менее пугливая и привыкшая к разного рода свалкам и потасовкам, с любопытством смотрела на это зрелище и гадала, чья возьмет. Вторая, менее искушенная, пыталась или выскользнуть на улицу или робко жалась к стене.

В тот момент когда появился Иван, Кошелев вспомнил о болтающейся у него на боку и вечно мешавшей движениям шпаге. Он выхватил ее и стал неуклюже вертеть перед носом огромного верзилы, в котором, не боясь ошибиться, можно было признать каторжника. Судя по движениям, Кошелев принял уже изрядную долю живительной влаги, именуемой вином. Он, надеясь проткнуть насквозь своего противника, ткнул шпажонкой, но удар пришелся в деревянную стенку. Шпага застряла и никак не собиралась покидать то место, куда она попала по воле судьбы. «Каторжник» воспользовался этим промахом и со всего размаху перешиб табуретом лезвие шпаги. Она слабо взвизгнула, и обломок ее беспомощно упал к ногам Кошелева. Тот испуганно и удивленно уставился на нее. «Каторжник» занес свой могучий кулак, целя в голову незадачливого противника.

Иван в два прыжка оказался возле них. «Каторжник», рассчитывая своим ударом раскроить череп этому неумехе – дворянчику, с изумлением заметил, что его кулак просвистел рядом с этим жалким типом, а сам он валится на пол. Иван привык к такого рода поединкам еще на родине, где он, отличавшийся силой и ловкостью, валил с ног здоровенных крепких мужиков в кулачных боях на праздниках. В этом он себя чувствовал уверенно и спокойно. Вот и сейчас Иван был хладнокровен, как будто это была не ожесточенная драка, а демонстрация удали. Его удар пришелся в висок «каторжника». Тот завалился на пол и неловко, как бы нехотя, перевернулся. Но малый был крепкий, повыше Ивана, да и потяжелее. Он приподнял голову и с некоторым удивлением уставился на своего нового противника.

–Все, ты не жилец на этом свете. Читай заупокойную, – прорычал он поднимаясь и смачно плюнул.

–Смелое заявление. А где же доказательства? – озорно огрызнулся Иван.

–Сейчас ты их получишь, тысяча чертей, – верзила бросился на Ивана.

Они вцепились друг в друга, словно клещами и стали раскачиваться из стороны в сторону, стараясь свалить с ног противника. В это время послышались крики: «Стража!» Свет померк и в сумерках были слышны только крики и ругань. Иван ловким ударом в живот сумел избавиться от своего здоровяка. Тот охнул и осел. Тут к нему с горящими от злобы и хмеля глазами подскочил Петр Кошелев. В его руке зловеще блеснул обломок шпаги и … сломанное лезвие вошло прямо в сердце «каторжника». Тот медленно перевел взгляд сначала на убийцу, потом на вонзенный обломок, обвел глазами пространство вокруг себя и повалился под ноги Ивана, страшно выкатив глаза. Все это произошло в считанные мгновения.

Свет зажегся, хоть слабый и дрожащий, но все-таки в его отблесках была видна картина произошедшего.

В трактире все было перевернуто вверх дном. Двое стражников подошли к лежащему голландцу.

–Ничего страшного, сейчас очухается, – один из них похлопал его по щекам. Рене застонал и выдал пару крепких ругательств. Двое других подошли к «каторжнику».

–Готов, – констатировал один из них, когда они с трудом перевернули массивное тело убитого.

–Кто это его? – они уставились на Ивана, стоявшего ближе всех.

–Не знаю, темно же было, – пробурчал юноша, не желая выдавать своего хозяина.

–А кто знает? – обратился констебль к собравшимся вокруг.

Послышались голоса очевидцев:

–Да не видно было.

–Может сам как-нибудь налетел?

–Ага, сам. Ты говори, да знай меру. Сам себе в сердце воткнул, дурья башка.

–Бог его знает.

–Вот этот длинноволосый как жахнет его по голове. Тот и свалился сразу.

–Да не сразу, я видел, они еще боролись потом.

–А шпага чья? – констебль выслушал эти сбивчивые возгласы и обвел толпу взглядом.

–Шпага вот его, – ткнул пальцем в Кошелева один из товарищей погибшего.

–Он и драку учинил. Этому, который представился, в рожу вино плеснул, а потом хотел шпагой проткнуть.

–Он его, наверняка, и прибил.

–Не я это, – хмель с Кошелева как рукой сняло, – верьте, не я, – выкрикнул он, затравлено озираясь.

–А кто же? – еще раз переспросил констебль тоном, в котором плохо скрывалось сомнение.

Кошелев растерянно озирался, повторяя: «Не я это». И тут он перехватил взгляд своего товарища Мясникова. Тот всем своим видом показывал на Ивана. Кошелева осенило. Слуга! Пусть слуга и отдувается, не ему же дворянскому сыну быть замешанным в это грязное дело. А слуга, для того он и существует, чтобы им жертвовать.

Кошелев расправил плечи, тряхнул всклоченными волосами и указал пальцем на Ивана:

–Вот он. Он – убийца. Мой слуга, – дальше Кошелев перешел на русский. Говорил он сбивчиво и торопливо, скорее убеждая себя и заискивающе заглядывая в глаза констеблю. – Он бросился меня защищать, а … потом, потом выхватил у меня из рук этот обломок…. Я пытался его схватить, удержать, а не успел … не успел я. Вот.

Констебль выслушал его речь и кивком головы указал своим помощникам на Ивана:

–Взять его.

Иван обомлел. Он преданно и честно служил, а его… за что… в тюрьму, за хозяина. Сколько раз он спасал своего скандалиста – барина из разных переделок. Был его нянькой, можно сказать. Выполнял различные поручения, и хорошо выполнял. Иван был потрясен предательством. Его честного человека сейчас посадят в тюрьму, а может быть и …нет, об этом не хотелось думать, а пьяница и трус Петр Кошелев будет по-прежнему бесчинствовать в кабаках и гулять с «веселыми» девками. Все эти мысли пронеслись в голове Ивана, пока стражники вели его к выходу. Но слов оправдания не было. Проклятая привычка раба! Что стоит обернуться к Кошелеву и громко произнести: « Вот он – настоящий убийца», ан нет. Слова эти, такие простые, застревают в горле, а сам Иван покорно идет со стражами закона. Только лишь взгляд бросил он на того, кто предал его. Кошелев не выдержал этого взгляда, взгляда человека, который понял грань между добром и злом, и отвернулся.

Иван, в сопровождении стражи, вышел на улицу.

Глава 3

В помещении, куда привели нашего героя, было тепло и уютно, что разительно отличалось от погоды на улице. Она была, как казалось Ивану, под стать его положению. Ужасной и безрадостной. Проливной дождь, пронизывающий насквозь ветер бередили и без того взволнованную душу молодого человека. Жизнь, еще вчера столь прекрасная и дарящая главное – надежду, сегодня казалась столь жалкой и безысходной, что хотелось выть, споря с ветром. В общем, на душе у юноши скребли кошки, а мысли путались и обрывались, когда он был доставлен в здание суда.

Теплота помещения оказала благотворное влияние на несчастного. Вместе с потеплением организма блеснула маленькая искорка, лучик надежды: а вдруг все обойдется, ведь не виноват же он в самом деле.

Иван немного приободрился и огляделся. В тесной комнатке, обставленной по казарменному просто, было все же уютно. Этот комфорт создавал старый и пыльный камин, расположенный в углу. Веселые огоньки пламени ярко и озорно резвились в нем, томно потрескивали дрова, и Ивану этот неказистый костерок придавал веру в благополучный для него исход.

Взгляд юноши упал на сидевшего, склонившегося над столом, невысокого лысоватого человека. Довольно заметное брюшко указывало, что профессией его обладателя является отнюдь не ловля преступников. Его работа требует меньших физических усилий и частых перемещений. По тому как констебль общался с этим человеком, Иван понял, что теперь его судьба зависит от решения этого толстячка. Он своим видом напоминал добродушного главу семейства и имел совсем не страшное обличие. Иван про себя решил, что все будет хорошо.

–Так, так, – протяжно – певуче протянул «отец семейства», – ну-с, молодой человек, влипли вы так сказать в историю. А история – то пренеприятнейшая, надо вам сказать.

Тон судьи обнадеживал.

–За что матросика – то пырнул? Девку, что ли не поделили?

–Нет, ваша милость. Это случайность. Я тут не причем, – ответил Иван.

–Все так говорят, юноша. Случайность, мол, я не хотел. А с другой стороны, что факты говорят? А факты говорят вот что: а) труп имеется? Имеется. б) В драку с погибшим вступал? Вступал. в) И свидетели тоже указали на тебя. С фактами, мил друг, не поспоришь. Они вещь упрямая. Так то.

–Да не убивал я его. Дрался, да было. Так я же хозяина защищал, – продолжал упираться Иван.

–Хозяина защищал. Это вещь хорошая, богоугодная. А хозяин – то что? А он на тебя, мил друг, и указал. Хозяин твой видать человек чести: будь ты хоть слуга, хоть кто еще – а сделал чего противозаконное, изволь отвечать.

–А ежели это он и пырнул того …убитого? – неожиданно для самого себя заявил Иван, и испугался своих слов.

–У-у, да ты еще и бунтарь к тому же. Мало что убийца. На своего же хозяина крамолу возводить. Такие вот как ты, очень опасные люди. У нас недавно были такие. Короля, помазанника Божьего, казнить удумали. И что из всего этого вышло? Хлебнули горюшка, попили кровушки, сами же сына казненного повелителя на трон и попросили. Так что ты, молодой человек, словами поосторожнее разбрасывайся и напраслину на хозяина не возводи. Звать тебя как?

–Иван я, сын Никиты. А фамилия моя Рыжов.

–Ты откуда будешь? Говоришь ты по-английски бойко, а имя у тебя странное. Уж не из Московии ли ты?

–Да, сударь. Мы с барином приехали учиться морскому делу. Нас государь Петр Алексеевич послал постигать премудрости этой науки у настоящих моряков, которыми являются англичане.

–Да, англичане это великие моряки, и никакому москвитянину не позволено убивать их, – лицо служителя закона неожиданно исказила гримаса, – мало вам пьянствовать и бесчинствовать, гоняться за нашими девками, так вы еще и убивать удумали. Дай вам волю, вы всех нас перережете. От этих приезжих одни беды. В общем, вы обвиняетесь в убийстве, притом преднамеренном. Свидетели есть, факты на лицо. Уведите его и отправьте в тюрьму. Там у него будет время подумать до суда.

Ничего не понявший Иван, был выдворен из комнаты и брошен в другое, запираемое, темное помещение.

Он не мог понять в чем заключалась причина, по которой судья, настроенный столь благодушно, неожиданно разгневался и бросил его без долгих объяснений в этот мрачный угол. Что он такого сказал? Чем досадил этому толстяку?

Иван не знал, да и не мог знать, что судья терпеть не мог иностранцев. Он видел в них только плохое, не желал замечать ничего противоречащего этому его мнению. Все началось с того момента, когда дочь судьи, шестнадцатилетняя девушка, вступила в преступную связь с испанским моряком – католиком. Теперь она ждала ребенка, а ее отец, ни в какую не хотел признавать дитя, рожденное от связи с человеком другой страны, тем более с человеком другой веры. Сегодня с утра и произошло бурное выяснение отношений в семье судьи, так что на работу он пришел крайне раздраженным и рассеянным. В течение дня страдалец за веру несколько поостыл и пришел в себя. Но стоило Ивану произнести, что он иностранец, утренние страсти снова захлестнули судью, и весь его гнев обрушился на, ни в чем не повинного, русского. Если бы Иван знал причину столь резкой перемены, он мог еще раз посетовать на свою неудачную судьбу.

Но Рыжов этого не знал, хотя и без этих знаний, судьба его была безрадостной и пугала неизвестностью. Самые страшные картины рисовались в его воображении. И хотя Иван был не робкого десятка, ему было не по себе.

Дверь, противно заскрипев, захлопнулась за обвиняемым. Надолго ли скрыла она Ивана от прежней жизни, и не похоронят ли эти стены сладостные мечты о море и приключениях, о романтической любви и счастливой свободной жизни.

В камере было темно и сыро. Иван на ощупь нашел какие-то деревянные полати и пристроился на краешке. Он горестно вздохнул.

–Не очень ты весел, братец, – этот хриплый голос, донесшийся из глубины темницы, заставил его вздрогнуть.

–Кто здесь? – испуганно встрепенулся Иван, щурясь и силясь что-либо разглядеть в темноте.

–Твой коллега по несчастью, находящийся в нескольких часах от рая или ада, смотря что иметь в виду, – голос был глухой, как из бочки.

–Как это? – не понял Иван.

–На все воля всевышнего, конечно, но и человек способен вмешиваться в провидение.

Из мрака комнаты на Ивана надвинулась грузная и огромная фигура.

–Меня друзья называют Генрихом, – обладатель массивных габаритов протянул свою крупную и волосатую руку.

Иван пожал ее. Он более или менее привык к темноте и всмотрелся в лицо Генриха. Это был средних лет мужчина, высокого роста, широкоплечий, с отчетливо выпирающим упругим брюшком. Во всей его фигуре сквозила сила и уверенность в себе. Маленькие глаза смотрели хитро и с прищуром. Всклоченные волосы и черная курчавая борода обрамляли изъеденное солью и «украшенное» двумя шрамами лицо. По нему можно было определить, что обладатель столь колоритной внешности испытал в жизни уже немало коллизий, но, несмотря на все выпавшие трудности, умеет достойно встретить опасность и с уверенностью сопротивляется многочисленным невзгодам.

Иван, поприветствовав Генриха, в свою очередь назвал свое имя.

–Ты из каких народностей будешь? – поинтересовался бородач, дружелюбно улыбаясь. Улыбка делало его лицо добродушнее и мягче.

–Из Московии я буду. Уже два года с барином здесь живем, – пояснил Иван, все еще присматриваясь к собеседнику.

–А как ты в Англию то попал ?

Иван, обогретый его улыбкой, а главное уверенностью, исходящей от сокамерника, стал рассказывать, сначала неохотно, а затем все более воодушевляясь, историю своей жизни. Ему было необходимо кому-либо излить свою обиду, открыть душу. Этот бородатый незнакомец, ставший товарищем по несчастью, располагал к задушевной беседе и нашего героя прорвало. Он поведал и о своей бывшей холопьей жизни в России, и о предательстве барина, удивился решению судьи, поделился самыми сокровенными мечтами о море и свободе.

Во время рассказа, Генрих молчал и лишь изредка покачивал головой. Когда Иван замолчал, он произнес:

–Плохи твои дела, парень. Влип ты в историю.

–Неужели все так плохо? Не виноват же я в конце концов.

–Не хочу тебя расстраивать, но дела обстоят действительно неважно. Я немного знаком с этим судьей. Одно слово – зверь, человеконенавистник. За его мягкой внешностью таится ненависть к людям.

В этот момент во мраке ночи, за решеткою маленького окошечка, раздался жалобный кошачий крик. Генрих остановился, прислушался. На его лице появилась легкая усмешка.

–Надо же, – сказал он, – коты орут. В такую то погоду. Слушай парень, это добрая весть. Она должна принести нам удачу.

–О какой удаче вы говорите, сударь? Вы же сами сказали, что дела мои настолько плохи, что ни о какой надежде не может быть и речи, – не сообразил Иван.

–Парень, не говори со мной как с лордом. Зови меня Генрихом, а я буду называть тебя Джон, так мне больше нравиться. Идет?

–Идет. А как же насчет удачи?

–Удача – та же уличная девка, она льнет к сильному. А от слабых бежит, сломя голову. Давай и мы с тобой попробуем схватить ее за юбку и увлечь в свою постель. Ты готов к этому?

–Честно говоря, я готов всячески доказывать свою невиновность. Сидеть в тюрьме за барина, такая перспектива мне кажется ужасной, – юноша все еще не мог взять в толк куда клонит Генрих.

–Сидеть в тюрьме. Это еще неплохой выход для тебя, Джон. Поверь мне, старому морскому волку, болтаться вместе на рее, вот какая участь может ожидать нас.

Иван растерянно потрогал свою шею и судорожно сглотнул комок, застрявший в горле. От Генриха не укрылось это движение. Он гулко захохотал и хлопнул своей тяжелой ручищей Ивана по плечу.

–Не паникуй, Джон. Ты же сам говорил, что мечтаешь о море, о свободе, о неизведанных островах. Слушай меня во всем, и я, я Генрих …, – он запнулся, – в общем, я тебе все это обещаю, и притом гораздо раньше, чем ты будешь болтаться на рее.

Уверенный тон бородача потряс Ивана. Он невольно проникся уважением к этому смелому перед лицом смерти человеком, а его последние слова вселили в юношу надежду.

Кошачий крик за окном повторился снова. Генрих приложил палец к губам, показав Ивану, мол молчи. Сам подошел к окошечку и тихонечко мяукнул в ответ.

По ту сторону решетки послышалось кошачье урчание. Генрих удовлетворенно кивнул головой и быстро подошел к Ивану. Он присел рядом на полати, обнял юношу за плечи, и доверительно сообщил:

–Слушай, Джон. Ты мне понравился. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Притом учти, что ставка в нашей сделке – жизнь.

–Чья? – как эхо отозвался Иван, стараясь разгадать смысл сказанного.

–Твоя, – ласково и нежно произнес бородач, – если ты расскажешь то, что я тебе сейчас поведаю, стражникам, я буду вынужден тебя задушить.

Иван почувствовал как налились силой крепкие руки Генриха, но в глазах бородача была хитринка, а лицо расплывалось в улыбке.

Иван стряхнул с себя оцепенение и заявил:

–Я не собираюсь никому, ничего рассказывать, тем более я не знаю что говорить. А тебя, Генрих, я что-то не пойму. То манишь сказкой о свободе, то собираешься придушить. Уж не болен ли ты? Сам то за что сюда угодил? – Иван сбросил с себя руки Генриха.

Тот опять захохотал своим гулким и неприятным смехом.

–Я – сумасшедший? Ну, ты меня, Джон, рассмешил, нечего сказать. Да я сейчас нахожусь в самом здравом уме. Смотри, – он опять обнял Ивана, – ты слышал за окном кошачьи крики?

Иван кивнул и посмотрел на Генриха. Тот был серьезен и сосредоточен.

–Это мой товарищ – Скотт. Слушай сюда. Я неспроста просил тебя о помощи. Скоро нас с тобой отправят в городскую тюрьму. Оттуда один выход. – он сделал традиционный жест вокруг шеи, – единственный способ избежать этой печальной участи – бежать.

–Бежать? – переспросил Иван, – а как отсюда убежишь? Запоры, решетки.

–Отсюда, не убежишь. Это верно. Но дорога до тюрьмы долгая. А по дороге всякое может произойти. Сейчас самое прекрасное время для побега. Темнота, проливной дождь, на улице людишек почти нет. Поэтому, моли Джон своего Бога, чтобы нас отправили в тюрьму сейчас, а не утром. Сейчас у нас есть шанс. Скотт нападет на стражников, да и мы с тобой здоровьем не обижены. Будем рассчитывать на Провидение, и тогда … тогда все у нас будет. И свобода, и море, и женщины. Я думая, Небо не случайно направило тебя ко мне. Это знак, добрый знак. У меня будет корабль, и мы отправимся в теплое Индийское море и будем купаться там в деньгах и вине. Я уже пятнадцать лет плаваю в тех водах капитаном, и только досадная случайность бросила меня в это неуютное гнездышко. Ты согласен, Джон?

Иван мучительно размышлял во время этого рассказа. Конечно, о свободе он мечтает, но нужна ли ему, добытая таким образом свобода. Стать настоящим преступником, это не то о чем он мечтал. Но уверенность Генриха, его тон, завораживали и звали на решительные действия. А может плюнуть на все, ведь и вправду могут повесить или посадить в тюрьму его, невиновного. Так может быть действительно, самому восстановить справедливость и дать себе свободу. Уехать из Англии, увидеть новые страны, моря. Разве не об этом он мечтал? А если его и оправдают, что тогда? А все то же. Жизнь с пьяницей – хозяином, оплеухи и розги, и возвращение на родину рабом, чтобы забыть о своих мечтах и прожить там остаток жизни в ожидании милостыни от хозяина. Была не была. Может действительно, судьба дает ему шанс и грех им не воспользоваться.

Генрих протянул руку и спросил:

–Ты готов рискнуть, Джон?

Иван решительно вложил свою ладонь в волосатую лапу бородатого капитана:

–Я согласен. Но ты возьмешь меня с собой, на корабль?

–Теперь ты мой друг. Ты будешь моим помощником, станешь богатым и важным. В этом клянусь тебе я, Генрих …, – он опять запнулся.

В это время послышалось звяканье ключей в замке. Дверь, опять противно заскрипев, отворилась, и в комнату проникла полоса света. В проеме появилась чья-то голова и крикнула:

–Эй вы, бродяги, а ну выходи. Да поживей.

Генрих, направляясь к выходу, чуть приостановился возле Рыжова: «Будь готов», – процедил он сквозь зубы и двинулся дальше. Иван встал, расправил плечи и пошел вслед за ним, размышляя что ему нужно будет предпринять в случае надобности.

Их опять привели в теплую комнатку судьи. Все так же потрескивали дрова в камине, а хозяин помещения по-прежнему сидел за столом и писал. Он бросил только короткий взгляд на заключенных:

–А, разбойнички пришли. Грабители и убийцы. Душегубы, так сказать. Паркер! – позвал он.

Пожилой седоусый констебль на этот зов повернул голову:

–Что изволите, ваше милость?

–Возьми троих своих молодцов и отконвоируй бандитиков в городскую тюрьму, зачем нам держать здесь этих душегубов.

Паркер немного помялся и проворчал:

–Ваша милость, а может лучше завтра утром мы их отправим. Утро вечера мудренее. А то мои молодцы устали, на улице эдакий ливень, что насквозь промокнешь. Пусть еще посидят, отдохнут, а завтра поутру и отведем.

–Завтра говоришь, ну что же, можно и завтра. Куда они отсюда убегут? И места хватит? Тогда до утра оставайтесь, преступнички вы мои дорогие.

Иван и Генрих переглянулись. Их взгляды выражали оно и то же чувство – отчаяние. Бывает и так, судьба казалось дарила шанс и вот, сама же его отбирала. Стражник уже поднял оружие, чтобы подтолкнуть заключенных к камере, как неожиданно открылась входная дверь, и вместе с очередным констеблем в помещение проникла вечерняя прохлада и сырость.

–Сэр! – доложил прибывший. – Скоро сюда доставят шайку грабителей с Лондонской дороги.

–Никак поймали, – радостно воскликнул судья, потирая руки.

–Так точно, взяли. Всех до одного. Это славное дело нужно отметить стаканчиком виски.

–Конечно, дело того стоит. Сколько же их преследовали. А как взяли?

–Один из бандитов, по пьяному делу, проболтался об их сегодняшней вылазке. Это стало известно нашему человеку. Дальше все просто: засада и дело в шляпе.

–Это меняет дело. Паркер. Извини, старина, но тебе придется отвести своих подопечных сейчас. У нас сегодня будет веселая работа и тесная дружная компания. И не печалься так, Паркер. Стаканчик виски, когда вернешься, ты получишь. А с вами, господа бандиты, – обратился судья к Ивану с Генрихом, – я прощаюсь. Надеюсь, навсегда.

Кроме Паркера, в конвое было еще три стражника. И как назло, все довольно высокие и крепкие ребята. Заключенные шли рядом, рука об руку. Паркер двигался, смешно прихрамывая, чуть впереди. Один из стражников обеспечивал тыл конвоя, а еще двое дюжих молодцев шествовали по сторонам. В таком порядке они и прошагали два квартала.

Иван отчаянно всматривался в темноту. Но тщетно. Ни шороха, ни звука. Только темнота и пелена дождя. Где же этот проклятый Скотт? Или, может быть, Генрих действительно сумасшедший? Все эти мысли роились в голове у юноши. Он посмотрел на напарника. Лицо того было непроницаемым и спокойным.

Ливень все усиливался. Гром грохотал где-то совсем рядом. Вспышки молнии были очень яркими и частыми. Одежда на заключенных уже промокла насквозь. Идти было неприятно, холодно и противно.

Вдруг Ивану почудилось, что гром прогремел где-то совсем близко, за спиной. Он не сразу сообразил, что на него валится поверженный охранник. Юноша шагнул в сторону и рядом с ним, лицом на тротуар упал один из конвоиров. На спине у погибшего растекалось под дождем пятно крови. Оглянувшись, Иван увидел рыжего детину в темной рубахе и рваных штанах. Со страшным оскалом тот, отбросив уже ненужный пистолет, накинулся на следующего охранника.

–Навались, – прорычал Генрих и, сцепившись с другим конвоиром, повалился на землю. В этот момент еще раз прозвучал выстрел. Паркер, констебль, шедший чуть впереди, разрядил свой пистолет в неожиданно появившегося Скотта. Лицо того исказила гримаса боли, и он, медленно и неуклюже, повалился в грязь. Глаза его так и остались широко раскрытыми и, как бы, выражали удивление такой быстрой смертью.

Но Паркер не успел восторжествовать. Кулак Ивана тяжело обрушился на его голову. Удар был силен. Констебль, слабо ойкнув, опустился на колени, обхватив лицо руками. Иван, бросив поверженного противника, подскочил к другому. И надо сказать вовремя. Тот уже прицелился в борющегося Генриха. Но Рыжов успел отвести угрозу, и выстрел прошел мимо. Затем Иван увернулся от занесенного для удара приклада и ногой отбросил противника подальше. Тот растянулся на земле, но тут же сделал попытку подняться. Иван был готов броситься в схватку, но его остановил возглас Генриха:

–Бежим, Джон, бежим.

Он оглянулся. Генрих избавился от своего противника и, стремглав, бросился в пелену дождя. Паркер сумел подняться и уже добрался до лежащего мушкета. Иван ногой оттолкнул констебля и бросился вслед за напарником. Юноша он был проворный, а Генрих тяжеловесным и неповоротливым, поэтому они быстро оказались вместе.

Прогремели два выстрела, почти слившись в один. Генрих вскрикнул и повалился на землю. Иван остановился. Бородач держался за ногу и ругался отборными, не трафаретными ругательствами.

–Что случилось?

–В ногу попали, сволочи.

Иван оглянулся. Стражники приближались. Времени для раздумий уже не оставалось и нужно было что-то предпринимать. Юноша наклонился к раненому, помог тому подняться.

–Бежать можешь?

Генрих огорченно тряхнул головой:

–Нет, бесполезно. Беги, Джон. Вспомни меня добрым словом.

–Не говори глупостей. Лезь.

Иван подставил свою спину под грузное тело Генриха. Тот взобрался на добровольного помощника, и с этой ношей Иван пустился бежать. Уйти от погони с таким грузом, об этом не могло быть и речи. Оставалась надежда, что служители порядка не видели ранения Генриха. Все-таки дождь был сильным, и сквозь его пелену мало что можно было различить. Плюс сумерки. Поэтому, в ближайшем кустарнике Иван оставил раненого:

–Жди меня здесь, я уведу их, – прокричал он убегая.

–Счастливо, Джон, – прохрипел в ответ Генрих.

Из стены дождя показались фигуры преследователей. Иван еще немного подождал их, чтобы стражи порядка не вздумали искать Генриха. Прозвучал выстрел, и «прожужжавшая» где-то совсем рядом пуля напомнила бывшему узнику о своей собственной судьбе. Иван «припустил» во все тяжкие. Несмотря на мокрую и сковывающую движения одежду, бежалось ему легко. Пьянящий воздух свободы буквально придал крылья, еще недавно печальному и казалось обреченному на вечное уныние, молодому русскому. Преследователи не отличались столь резвой манерой бега как наш герой, да и цели у них были более прозаичными. Поэтому, неудивительно, что погоня довольно быстро исчерпала себя и, Иван заметил, что он остался один посреди улицы, ночью и насквозь промокший. Свобода, как говориться была полная. А что делать теперь с этой свободой? Куда податься? Денег нет, документов тоже.

Для начала, надо отыскать Генриха. Уж он то знает, куда теперь деться неприкаянным. Только где его найдешь в этой темноте? Иван место, где он оставил напарника, помнил смутно. Но делать было нечего, надо было искать. Генрих был ранен и нуждался в помощи. Иван пробирался по темным улицам, по которым он только что спасался от конвоиров, зорко всматриваясь в темноту, рискуя натолкнуться на преследователей.

А вот, кажется, то самое место, где он расстался с коллегой по несчастью. Да, вот и трава примята, а на ней ярко алеет кровь. А где же Генрих? Иван заглянул в кусты. Пошарил в темноте и, наконец, тихо позвал. Ответом ему был только несмолкающий шум дождя. Иван позвал громче. Дождь, как бы издеваясь над юношей, тоже усилился. Иван окликнул напарника еще раз, немного подождал, усиленно вслушиваясь во всплески падающих капель.

Искать дальше не имело смысла. Крики могли привлечь, еще недалеко ушедших, стражей порядка. Куда же делся раненый? Неужели его схватили? Вряд, ли. Это стоило бы конвоирам труда, Генрих физически был не подарок. Если он не схвачен, то куда подался? Этого Иван не знал, да и не мог знать. Судьба свела его с этим бородатым человеком, который вытащил его из большой беды и вот теперь опять развела.

Но предаваться таким мыслям у Ивана не было времени. Его собственная судьба волновала сейчас юношу в большей степени. Где искать приют несчастному, куда направить свои непутевые ноги? Назад, к барину? Иван вспомнил трясущиеся губы и покрытый испариной лоб Кошелева после той роковой драки. Он невольно усмехнулся. Нет, к барину он теперь не пойдет ни за какие коврижки. Море! Вот куда необходимо бежать. Море дает приют сотням несчастных и гонимых судьбой бедолагам, ни спрашивая документов, не взирая на чины и ранги. Оно дает шанс забыть прошлое и начать новую, более счастливую жизнь.

Иван еще немного поразмыслил и решил направиться туда, откуда его и забрали, нарушив привычный уклад жизни – в «Райский уголок». Вилли к нему неплохо относится, глядишь и поможет устроиться на какой-нибудь отплывающий корабль. И тогда прощай прошлая постылая жизнь, и здравствуй новое счастливое будущее.

С этими мыслями юноша и отправился к Вилли.

Тот уже укладывался спать, когда послышался стук в дверь.

–Кто здесь? – спросил бывший моряк.

–Я, Иван Рыжов, – донеслось с улицы.

–О, Святая Пятница, – сказал Вилли, отворяя дверь и впуская грязного и промокшего Ивана в свое жилище, – каким ветром тебя сюда занесло? Тебя отпустили?

–Дай сначала попить воды, Вилли, – произнес Иван, устало опускаясь на скамью, – потом я тебе все расскажу.

–Попить воды? Как будто ее недостаточно льется с небес. На тебе вон сухого места нет, – насмешливо проворчал старый морской волк, наливая полную кружку и протягивая ее Ивану.

Тот стал жадно пить, утоляя скорее не жажду, а успокаивая нервы. Закончив процесс водонасыщения, и утерев рукой рот, он не спеша поставил кружку на стол, немного помолчал и негромко начал свой рассказ:

–Убежал я, Вилли. Да-да, не смотри на меня так, убежал. – сказал он, заметив изумленный взгляд бывшего пирата. – Меня обвинили в убийстве, и лучшим исходом для меня была бы тюрьма. А за что? Понимаешь, за что? Ведь не убивал я того несчастного. Ты мне веришь?

–К сожалению, Иван, я был далеко от того места, где произошла трагедия. Но я уверен, что ты славный и честный малый, и если ты говоришь, что не виноват, то Вилли понимает, что так оно и есть.

Иван снова потянулся к кружке с водой, но Вилли остановил его руку:

–Слушай парень, тебе сейчас здорово не по себе. Так что не глуши эту бесцветную жидкость, пригодную для младенцев и беременных женщин. Хлебни-ка лучше вот это. Это гораздо быстрее разгонит по венам застоявшуюся кровь и придаст жизни некую привлекательность.

С этими словами он протянул Ивану кружку с ромом. Иван взял ее и отхлебнул сначала немножко, а затем стал пить более крупными глотками. Он почувствовал как по телу медленно стало растекаться тепло, расслабляя все еще напряженные мышцы. Ободряющая улыбка Вилли помогла ему собраться с мыслями, и он уже подробнее рассказал историю своего побега.

На протяжении рассказа, Вилли не издал ни звука. Когда Иван закончил говорить, то старый моряк произнес:

–Да, закрутила твоя судьбина, нечего сказать. Я вот что тебе посоветую. К хозяину тебе идти не след. И потому, что тебя непременно будут там искать, и потому, что хозяин твой человек никчемный и трусливый. Он сам же тебя и выдаст законникам. Так что ложись спать здесь, а завтра …завтра, утро вечера мудренее.

Иван когда ложился на кровать, думал, что в связи с треволнениями, сон к нему не придет. Но молодой организм взял верх, и юноша через некоторое время спал уже безмятежным сном.

Проснулся он от того что какой то веселый и озорной солнечный лучик скользнул по его лицу и стал отчаянно слепить, требуя пробуждения. Иван открыл глаза и тут же с ужасом вспомнил о вчерашних событиях. А может это был сон? Ну приснилось, бывает же такое. Но первый беглый осмотр комнаты вернул юношу к действительности. И сразу в голову полезли разные мысли: «Что делать? Куда идти? Как жить дальше?»

Погруженный в свои тягостные раздумья, он и вышел на кухню. Там находился Вилли, а вместе с ним сидел длинноногий и ужасно худой мужчина с рыжей редкой бородкой и маленькими глазками.

–А, проснулся, беглец, – радостно приветствовал Ивана Вилли, – крепок ты спать. Так спят только люди с чистой совестью, – и он заразительно захохотал.

Незнакомец тоже засмеялся своей беззубой улыбкой. Это не понравилось Ивану, и он недружелюбно поглядел на худого. Вилли заметил этот взгляд и захохотал еще громче:

–Смотри-ка, Джон, как смотрит на тебя наш юный разбойник. Словно разбойник ты, а не он. И ведь не знает он того, что ты являешься не врагом, а другом. Другом, который поможет в его беде. Остынь, малый, и присаживайся к столу.

Иван был несколько смущен словами Вилли, но к столу все-таки присел, расценив, что невежливо отказываться от приглашения человека, приютившего его.

–Ешь, подкрепляйся. Силы тебе сейчас, ой как нужны. И слушай меня внимательно. Да жуй ты, жуй, но слушай. Этого человека зовут Джон Харкс. Он боцман с корабля «Изабелла». Когда я ночью тебе говорил, что утро вечера мудренее, я и сам не мог представить насколько это является верным. Рано утром ко мне и зашел Джон. Раньше мы с ним не раз плавали в теплых морях, делили еду, порох и добычу. В общем, за нашими плечами немало славных дел. Я то был постарше и сейчас уже не способен даже на половину прежних подвигов. А он еще держится молодцом, хотя и исхудал, как дохлая крыса. – Вилли опять захохотал. – Так вот, Иван, тебе надо сказать крупно повезло, что ты влип в эту историю.

–Чем это? – удивленно спросил Иван, переводя взгляд с одного моряка на другого.

–Как же, ты всегда мечтал о море. Знаешь, Джон, этот малый заслушивался моими рассказами так, что я чувствовал себя Цицером.

–Цицероном, – вежливо поправил Иван.

–А, все едино, – махнул рукой Вилли, – так вот, Иван, тебе здорово повезло, что ко мне пришел старый приятель Джон Харкс. Я рассказал ему вкратце твою историю. Не беспокойся, Джон умеет хранить тайны и ценит мужественных и сильных парней. И вот он, услышав эту душещипательную повесть, загорелся идеей помочь тебе.

–Каким образом? – нетерпеливо спросил юноша, видя что Вилли опять приложился к кружке с ромом.

–Спокойно, все в порядке. Слушай дальше. Через две недели корабль Джона «Изабелла» отправляется в плавание, и не куда-нибудь, а к берегам Индии! Индии, ты слышишь? И вот Джон набирает сейчас команду. Ты влип в историю кстати. И теперь с полным правом можешь рассчитывать на должность матроса на корабле «Изабелла».

У Ивана даже дух захватило от радости. Все его беды и печали отпали сами собой. Такое не могло ему даже присниться. И вот осуществляется его самая сокровенная мечта – мечта о море.

Иван уже дружелюбно глянул на Джона. Какой все-таки хороший в сущности человек. И почему он ему сразу не понравился? Иван обменялся рукопожатием с боцманом. У того была довольно крепкая и жилистая рука.

–Спасибо, – с чувством произнес юноша.

–А теперь, когда все проблемы так благополучно разрешились, не опрокинуть ли нам по стаканчику чудесного эля.

Возражений ни с чьей стороны не последовало.

На следующий день состоялось знакомство Ивана с капитаном корабля Самюэлем Адкинсом. Это был сурового вида мужчина, с тяжелым подбородком, несколько напоминающий бульдога. Да и говорил он кратко и отрывисто, как будто лаял. Джон объяснил Ивану, что капитан очень недоверчив, и поэтому при наборе команды сам принимает решение.

–Ты должен ему понравиться. Он хоть и суров с виду, но очень любит морскую стихию и не представляет себе другую жизнь. И ты со своей романтикой и тягой к путешествиям постарайся завоевать его доверие.

Капитан устало поморщился, когда Джон, представляя Ивана, сообщил что этот русский ни разу не был в плавании. Тогда наступила очередь Ивана. Он очень волновался, зная, что сейчас решается его судьба. По середине речи его прервал капитан:

–Море, юноша, это стихия. Романтика на море – это когда сидишь на бережку и ласково греешься на солнышке. А море – это тяжкий и упорный труд, это соль, въевшаяся в кожу, это разбушевавшаяся масса волн, сметающая все на пути, это кровь смешанная с потом, это постоянная опасность, это голод и работа, работа, которой кажется не будет конца. Вот что такое море. Так что ступайте домой под уютное крылышко своей маменьки и мечтайте о море, сидя с девушкой на берегу.

Капитан уже хотел отойти, но Иван бросился ему наперерез:

–Сэр! Одну минуту, сэр! Вы меня не так поняли. Я не боюсь работы, я работаю с раннего детства. На хозяина, на сына хозяина. Мне знакомы и холод, и голод. Я привык к тяжелому труду. У меня достаточно сил и мужества, чтобы отправиться в опасное путешествие. Возьмите меня к себе матросом, и вы не пожалеете. Пусть я не знаю работы моряка, но я прочел много книг, имею понятие о лоциях и картах, геометрии и артиллерии. Я буду стараться, чтобы стать первоклассным матросом. И если я не оправдаю Вашего доверия, то можете с полным правом высадить меня на какой-нибудь не обетованной земле. Возьмите меня на корабль, сэр.

Капитан остановился, услышав эти слова, обращенные к нему со всем пылом души Ивана.

–Ты знаешь географию и геометрию? Хорошо. Харкс, этот юноша…, как звать тебя?

–Иван Рыжов, сэр.

–Иван, гм м. Иван Рыжов зачисляется на корабль матросом. К исполнению обязанностей приступить с завтрашнего дня. Вам, Харкс, поручаю сделать из него настоящего моряка.

–Спасибо, сэр, – Иван не мог совладать с чувствами его обуревавшими.

Капитан дружелюбно глянул на Ивана и зашагал прочь тяжелой, так называемой морской, походкой.

Глава 4

Две недели, отведенные для подготовки к отплытию, пролетели незаметно. Иван постоянно был в делах, постигая тяжелый труд моряка на собственной шкуре. И хотя он был привычен к работе, но уже через пару дней его руки были покрыты кровавыми мозолями, а спина стала одним сплошным синяком. Но он никому не жаловался, не ворчал, а молча брал в руки очередной бочонок или лез на шкотовые. Усталость была огромная, но это была приятная усталость. Чувство, что скоро в море, подогревало и заставляло радостнее биться сердце. Боль и опустошенность уходили прочь и дышалось уже легче.

И вот, наконец, ремонт произведен, такелаж оборудован, припасы доставлены на борт. Можно и отправляться. Но что-то задерживает отплытие.

–В чем дело, почему не отплываем? – взволновано спросил Иван Харкса.

Тот смачно сплюнул в воду.

–Ждем важных гостей. Хозяин этой «скорлупки» и снарядил всю эту экспедицию, чтобы отправить свою доченьку в Индию, к жениху. Тот ждет не дождется, когда эта дорогая «штучка» прибудет к нему на церемонию бракосочетания. А «штучка» очень дорогая, может и не дождаться.

–Как это, не дождаться? – не понял Иван.

–А так. Это очень большая приманка для пиратов. За такой товар можно сказочный куш отхватить. Поэтому, жениху его невеста может обойтись очень дорого, так дорого, что он и жениться не захочет, – и Харкс засмеялся противным смехом, напоминающим ехидное хихиканье.

« И все-таки мне что-то неприятно в этом человеке», – подумал Иван, но отогнал от себя эти мысли.

–Но у нас ведь тоже есть пушки, у нас прекрасный капитан и боевая команда, – возразил он.

–Пушки, они конечно есть. Но ведь экипаж тоже может подсчитать где барыши больше. Так что подумай, – и Харкс отошел в сторону.

Иван задумался над последними словами Джона. А в эту минуту к причалу подъехал дорогой экипаж, запряженный четверкой лошадей. Лакей, одетый в позолоченную ливрею, соскочил с козел и открыл дверцу кареты.

Из нее важно и степенно вышел граф Чэнери, одетый довольно изыскано для прошедшей эпохи, но сейчас его одежда выглядела несколько старомодно. За прошедшее время он мало в чем изменился. Свежий воздух, благодатная природа создавали атмосферу, в которой его организм не старел с той ужасающей быстротой, как это неминуемо бы произошло, находись он в Лондоне.

Следом за ним вышел одетый более современно и напыщенно дворянин, уже в летах, с тонкими умными чертами лица, высокий и слегка сутуловатый.

Он очень галантно подал руку, и из экипажа показалась изящная женская головка. Ивана ослепила красота этой женщины. Никогда в жизни ему не приходилось видеть столь очаровательной особы. Гибкий тонкий стан, точеная фигурка. А лицо, хоть сейчас берись за кисть и становись художником. Тонкая нежная белоснежная кожа создавала удивительный контраст с голубыми, даже бездонно – синими глазами, и черными роскошными ресницами и бровями, а также волосами, иссиня-черными, густыми и спадающими до пояса. От красавицы веяло какой то потрясающей смесью магнетизма и холодности.

Правда, следует учесть, что и видеть Ивану доводилось не так уж много аристократок. Весь его скудный опыт общения с противоположным полом заключался в детских играх со сверстницами из деревни, да постоянного и досаждающего внимания портовых шлюх. Конечно, их нельзя было поставить в один ряд с этой чудной девушкой.

Изабелла Чэнери, а это была она, действительно выросла из гадкого утенка, которым она была в детстве, в роскошного лебедя. Подрастая, она стала замечать на себе оценивающие взгляды посторонних. Это заставило ее обратить внимание на свою внешность. А поскольку даже беглый осмотр убедил ее, что она не лишена изящества, то Изабелла попыталась ухаживать за собой. А развивающиеся чувства девушки, вкупе с впечатлением, которое она производила, убедили юную графиню, что она на верном пути. А уже когда Изабелла заметила, как легко и просто она может манипулировать мужчинами, добиваясь всего, что ей необходимо за счет одной лишь красоты, привычка прихорашиваться стала превращаться в маниакальную страсть. Короче, она впала из одной крайности в другую. Теперь Изабелла проводила ужасно много времени возле зеркала, и огромного труда стоило мадам Смит, да все той же голландке, заставлять ее заниматься еще чем-нибудь. Хотя это ей удавалось, Изабелла была очень способной ученицей и схватывала все на лету. Поэтому, благодаря упорству мадам Смит, отца и легкости ума, графиня Чэнери была довольно образованной девушкой для того времени. Отец мог бы ей гордиться, но…

Вот это но все и портило. Какая там образованность, какая красота, если характер Изабеллы-девушки мало чем отличался от характера Изабеллы–девочки. Да, она осталась такой же. Взбалмошной, капризной, злой и даже жестокой с людьми. Эта ее сторона, завуалированная прекрасной внешностью, не сразу бросалась в глаза. Но стоило пообщаться с юной графиней подольше, как отрицательные черты начинали настойчиво проявлять себя, и тогда меркли ее блестящие внешние данные и живость ума. Множество молодых людей, покоренные очарованием Изабеллы, тянулись к ней и пытались ухаживать за красавицей. Но столкнувшись с черствостью и эгоизмом, попав на язвительный «язычок» графини, старались как можно быстрее ретироваться. Со временем поток этих ухажеров иссяк.

Это правда нисколько не беспокоило отца Изабеллы. Он по-прежнему свято верил в то, что выйдя замуж дочь измениться в лучшую сторону. А отсутствие ухажеров его не смущало. Ведь у Изабеллы был жених. Георг Каннуорт, который теперь стал герцогом и наследником имени и состояния своего отца.

Ричард Каннуорт умер, не проживя и года после помолвки Георга и Изабеллы. Болезнь, которая подтачивала его силы, окончательно сломила его дух, а уже следом настала очередь и тела. Георг встретил это известие, находясь в Индии. Его служба затянулась там гораздо дольше, чем он рассчитывал. Он уже и думать забыл о невесте и своем слове.

Но граф Чэнери естественно не забыл об этом. Он отправил Георгу несколько писем, в надежде что одно из них дойдет, в которых интересовался, когда же молодой герцог собирается сдержать свое слово и вступить в брак с его дочерью.

Георг, получая эти послания, некоторое время отмалчивался, вспоминая ту наглую и капризную девчонку. Он рассчитывал объяснить свою задержку тем, что письма до него не доходили. Но когда послание было передано ему лично в руки и он должен был с тем человеком, что доставил его, передать ответ, Георг сдался. В ответном письме он, как человек чести, не отказывался от своего слова и заверял семейство Чэнери, что по прибытию в Англию, он непременно докажет, что стоит слово Каннуортов. Но поскольку в Индии сейчас полно дел, то его прибытие может задержаться лет на десять. Поэтому, чтобы выполнить волю отца, он желает обвенчаться с невестой в Индии. Георг втайне рассчитывал, что граф Чэнери не пожелает отправлять дочь в неизвестную страну, а там, глядишь и что-то измениться. Жениться молодой Каннуорт решительно не хотел.

Граф Чэнери оказался перед выбором. Но здраво рассудив, что и в Индии тоже живут, и неплохо живут, а Изабелле с ее характером очень трудно найти себе подходящую партию, да еще слово чести, его обещание покойному другу, а в этих делах граф был очень щепетилен, он принял решение. Отвезти Изабеллу в Индию.

Сначала граф рассчитывал сам сопровождать дочь к ее жениху. Но как это часто случается, перед самым отъездом появилась масса срочных и важных дел. Но отправлять Изабеллу одну Чэнери не решился. Он попросил помочь ему в этом деле барона Ричарда Белли, его хорошего знакомого. Тот, являясь тайным воздыхателем Изабеллы, с радостью согласился. Ему было уже сорок два года, он недавно похоронил жену. Что еще рассказать об этом человеке? Он был довольно строгих правил, вежливый и галантный, скромный и воспитанный. Он не был отчаянным храбрецом, но и определение «трус» для него вовсе не подходило. Главным его достоинством был ум, практичный и немного циничный. На различных светских раутах Белли блистал им в полном объеме, но за некий цинизм в его речах, был не особо жалован при дворе.

Так вот, этот дворянин изъявил желание последовать за красавицей Чэнери, хоть на край света. Он готов был защищать ее от любых неприятностей, которые могли возникнуть на их пути. Зная отлично характер девушки, Белли все же рассчитывал сойтись с ней в плавании поближе, завоевать ее доверие, а может быть и любовь. Трудности, а характер юной леди давал повод думать что их будет не мало, его не пугали. Даже наоборот. Он желал доказать всем, и себе в первую голову, что способен совершить невозможное. Такова мужская природа. Чем труднее овладеть предметом своих грез, тем сильнее желание это осуществить. Казалось бы, столько вокруг хорошеньких, молоденьких девушек, не склонных на долгую оборону и ждущих только первого сигнала, чтобы их непрочная крепость пала. Казалось бы, чего проще? Бери, живи и наслаждайся. Ан нет. Течение жизни проносит мужчин мимо этих прекрасных цветов и наталкивает на бетонную стену, о которую безуспешно разбиваются все помыслы о любви. Получив отпор, надо бы здраво взглянуть на вещи и уяснить для себя: то что ты добиваешься здесь, можно получить в другом месте, причем не утруждая себя. Но нет. Мужчина, встретив сопротивление, забывает обо всем на свете. Какое там подумать? Он уже не способен думать и идет напролом, давя и уничтожая в себе все индивидуальное. Он становиться неинтересен для окружающих, с ним ни о чем нельзя поговорить, все его мысли сводятся к одному, как овладеть предметом страсти. И если он был достаточно настойчив, то победа разумеется придет, но какой ценой? И та, и другая сторона почувствуют только опустошение, после столь изнурительной битвы. Оказывается они оба ошиблись в своем выборе. Она жутко удивлена, как такой неинтересный человек смог овладеть ее чувствами, а он все не может взять в толк, чего он собственно добился этой победой? Ведь другие возможности казалось, были интересней.

Таков был и Ричард Белли. Бес, как говорится, попал ему под ребро и он помчался за своей несуществующей любовью на край света.

Вот ему то и доверил опеку своей дочери граф Чэнери, рассудив, что лучшей кандидатуры, чем этот воздыхатель Изабеллы, ему не отыскать. Теперь все было готово к отплытию. Корабль был снаряжен и оборудован, укомплектован экипажем. По рекомендации хороших знакомых был назначен капитан Самюэль Адкинс. В честь дочери граф назвал корабль «Изабелла». Все, теперь в путь.

И сейчас Иван наблюдал картину прибытия пассажиров «Изабеллы». Они не спеша прошли на борт и прошествовали мимо Ивана. Он ощутил пьянящий аромат духов исходящий от графини. Какое-то новое необычное чувство охватило юношу. Некий трепет и предвкушение важных событий, все это пронеслось в голове у юноши в тот миг, когда Изабелла, проходя мимо, скользнула по нему взглядом. Этот взгляд был коротким, девушка лишь на секунду задержала его на Иване, и тут же отвела глаза. Но на Ивана это произвело сильное впечатление.

Пассажиры отошли от Ивана недалеко, так как их встретил капитан. Рыжов мог слышать их разговор.

После обмена приветствиями и дежурных вопросов о состоянии судна и экипажа, Чэнери заявил:

–Я уверен, что не ошибся, назначив вас капитаном. С таким опытным моряком я спокоен за судьбу дочери. Ведь она – это самое ценное мое сокровище. Доставить ее к жениху в целости и сохранности я и возлагаю на вас. Будьте уверены, я не поскуплюсь на вознаграждение, лишь бы Изабелла не пострадала.

–Я глубоко тронут вашим доверием, сэр. У меня нет никаких претензий к вопросам подготовки плавания. Все было доставлено в срок. Я надеюсь, что плавание пройдет успешно. Думаю, Господь будет благосклонен к столь прекрасной пассажирке, – ответил капитан.

–Спасибо, капитан, – несколько высокомерно сказала Изабелла, – вы очень любезны. Надеюсь, и ваша команда проявит уважение к своим гостям, и не будет глазеть на нас как на диковинных животных.

Она кивнула головой в сторону Ивана, который продолжал наблюдать за пассажирами. Капитан нахмурил брови:

–Рыжов! – воскликнул он, – что стоишь как пень? Нечем заняться? Где ты должен быть?

Иван мгновенно вышел из состояния задумчивости и мечтательности:

–Слушаюсь, сэр, – и юноша торопливо удалился, сопровождаемый насмешливым взглядом Изабеллы.

–Будут еще какие-нибудь пожелания? – осведомился Адкинс, несколько задетый замечанием графини.

–Пока нет, но мы еще не отплыли, – капризно сказала та.

Граф Чэнери улыбнулся:

–Не беспокойтесь, капитан. Моей дочери очень трудно угодить. Чтобы у вас было меньше беспокойств с ней, я отправляю с графиней ее гувернантку, мадам Смит. Только она и может обходиться с Изабеллой. Я иногда сам удивляюсь ее упорству и терпению. Доченька, а ты будь хоть немножечко помягче. Ведь все эти люди здесь собраны лишь для того, чтобы благополучно доставить тебя к жениху. Будь с ними полюбезнее.

Изабелла ничего не сказала, а только пожала плечами. Зато слово взял капитан:

–Сэр, есть одно деликатное дело, о котором я хотел с вами поговорить.

–Говорите, я весь во внимании.

–Сэр, мне не нравиться что разговоры о женихе, о ваших богатствах и о цели нашего путешествия стали достоянием команды. Я не поручусь, что среди них не найдется хотя бы одного бывшего пирата. Может, пока не поздно перенести плавание. Слишком уж мы лакомая приманка для флибустьеров. У меня есть опасения.

–О, я не думаю, капитан, что наши с вами разговоры здесь в Англии, станут достоянием пиратов где-нибудь в Индийском океане. Корабль надежно оснащен пушками и способен отбить любое нападение, – возразил граф Чэнери.

–Что касается бунта на корабле, то в случае нужды, вы можете рассчитывать на меня. И с такими плохими мыслями отправляться в плавание, это не делает вам чести, капитан. – вставил слово и Ричард Белли.

–Мое дело предупредить, – насупился Адкинс.

–Я благодарен вам за предупреждение, и полагаю, что вы правильно все делаете, ничего не упуская из виду. Но надеюсь, все обойдется. Я в вас уверен. Что же будем прощаться, – сказал граф.

После короткой и трогательной процедуры расставания, граф Чэнери покинул корабль, а капитан, взяв бразды правления в свои руки, стал раздавать короткие и быстрые приказы.

Момент отплытия, или даже скажем момент отправления в путешествие или в поездку. Чувство, которое он вызывает, испытывал каждый из нас. Пришел конец этой суматохе, предшествовавшей отъезду. Слава Богу, уложены чемоданы, хотя почти наверняка, что-то забыто, но это выясниться позже. Сделаны необходимые распоряжения, правда есть большие сомнения, настолько ли они необходимые. На руках билеты и документы, хотя и они норовят самым непостижимым образом пропасть по дороге. Вас провожают все имеющиеся в распоряжении дальние и близкие родственники, провожают так, словно вы уже не вернетесь, и это нагоняет на вас тоску и волнение начинает разрушительную работу над вашим разумом. И когда наступает момент отплытия, вам определенно никуда не хочется ехать. Но вы, как истинный стоик, с кислой миной, которая по-вашему изображает жизнерадостную улыбку, машете в ответ на слезливые выкрики родни. Нет, безусловно, вы бы с удовольствием уехали тайком, как французский двор выехал из Парижа во времена Фронды. Но увы, такова наша участь. И когда корабль начинает свой путь, к мыслям о том, зачем вы поехали, когда можно было сидеть дома, и о том, что вы мысленно прощаете всем врагам, если таковые у вас имеются, их прегрешения начинают добавляться новые свежие струйки надежды. А может все не так плохо? Может быть вас в путешествии ждет то, чего вы так долго и безуспешно искали. Вы не имеете представление о том, что это и как оно выглядит. Но знаете точно, оно вас ждет, и то, что вы не встретились, это какая то ошибка, произошедшая в небесной канцелярии. Везде ведь бывают свои растяпы. Вот, может быть, в этой поездке этот досадный просчет будет устранен. Так что вас обуревают смешанные чувства неопределенности и надежды.

Участникам нашей истории были не чужды такие эмоции. Поэтому было все: и слезы, и радость отплытия, и легкая грусть, и тревожные сомнения и, безусловно, надежда на благополучный исход.

Граф Чэнери, стоя на берегу, махал рукой Изабелле до тех пор, пока его стареющие глаза могли различать силуэт корабля. Одинокая слеза выкатилась из его глаза, остановилась, как бы изумляясь, что бравый граф способен на чувства, а затем радостно устремилась вниз. Но ее радостный полет был прерван рукой графа, сердито смахнувшего непрошеную гостью.

–Слава Богу, отплыли. Теперь все будет в порядке, – этот голос, прозвучавший рядом, заставил Чэнери вздрогнуть. Он посмотрел вправо.

Рядом с ним стоял огромный чернобородый моряк, опирающийся на палку. Если бы на месте графа был Иван Рыжов он без труда узнал бы в этом человеке своего напарника по побегу Генриха. Но, естественно, Чэнери его не знал, так же как и не знал Ивана.

–Вы уверены, что все будет в порядке? – переспросил он чернобородого.

–О, без сомнения, сэр, – заверил его Генрих.

–А позвольте узнать, милейший, на чем основана ваша уверенность.

–Все очень просто, сэр. У меня на «Изабелле» есть друзья. Они прекрасные моряки и отличные товарищи. Для них море, дом родной.

–Так вы провожали друзей?

–И да, и нет. Я поручил им сделать одно небольшое дело. Я уверен, что они с ним прекрасно справятся. А я получу неплохую прибыль, – хитро сощурился Генрих.

–Вы промышляете торговлей. Что же у вас практичный ум. Я вот не удосужился отправить партию товара на «Изабелле» в Индию. Не хотелось привлекать к кораблю внимание пиратов, – графу было приятно вести беседу со случайным моряком. Тот говорил об успехе, и это успокаивало графа, который после разговора с капитаном стал испытывать беспокойство.