Читать книгу Новая эра - Сергей Захаров - Страница 1

История о том, как, спустя почти два столетия после глобальной катастрофы, начинала возрождаться новая цивилизация. С новыми ценностями, новыми идеями, новым сознанием. Забыв все технологии погибшей цивилизации, потомкам приходится начинать с простейших орудий труда, примерно начала «железного века». Повествование идёт о реальной местности, все населённые пункты, реки, моря и пр. находятся точно там, где находятся и сейчас. Изменились лишь названия, но при известной настойчивости их не так трудно найти на карте. Есть в повествовании и дальние боевые походы, и сражения, и не одна любовная линия, и даже порядочная доля фэнтэзи.

Новая эра

часть первая

Возмездие

I

* 

Ещё не встало солнце, ещё даже не показались его первые лучи, а Серый уже не спал. Тихонько, чтобы не разбудить домашних,

которые только недавно легли спать

,

он вышел на крыльцо. Голова слегка кружилась, ведь сегодня наступил Новый, 181-й год от Дня Возрождения, а ему, отмечавшему 20 дней назад восемнадцатый день рождения и ставшим в одночасье совершеннолетним, полагалась чарка браги, которую он, как уже взрослый человек, осушил до дна. Вдохнув воздух полной грудью, Серый потянулся и припустил трусцой по дороге к окраине села. Сегодня 1-е июля, первый день Нового года и поэтому сегодня пройдет традиционный обряд посвящения в совершеннолетие! А совершеннолетним Серый стал ещё 11-го числа, прошлого месяца.

На окраине села уже ждали его приятели, одноклассники Боря Кабан и Никола Камыш. Точнее бывшие одноклассники, месяц назад они успешно сдали экзамены и теперь готовились к главному экзамену- обряду посвящения в совершеннолетие! Если школьные экзамены должны были оценить их ум, то экзамены на совершеннолетие оценивали силу, ловкость, скорость и сообразительность. Лишь после этих экзаменов специальная комиссия определяла куда направить бывшего школьника- на производство, либо в сельское хозяйство, но Серый, как и практически все парни-выпускники, мечтал стать воином, хотя ему, как грамотному гуманитарию, пророчили стать чиновником при каком-либо министерстве.

Ну, школьные экзамены Серый как раз вполне прилично сдал. Особенно он был хорош в гуманитарных науках, в истории, например, которую он любил больше любых других предметов. Хотя и был этот предмет в числе факультативных и шёл урок всего два раза в неделю по одному часу. Ежедневными и обязательными были такие предметы (если брать по частоте уроков по убывающей) как: ВэЖэ, официально- Возрождение Жизни, в разговорах учеников- ВыЖивалка, что полностью соответствовало теме урока. На втором месте- Труды. Здесь обучали почти всем основным ремёслам и сельскому хозяйству. Третье место делили два предмета: Военная Подготовка и Физкультура. Дальше, по списку: Правописание, Математика, История. Учителя всех вышеперечисленных предметов внимательно следили за успехами своих учеников, подмечая и отмечая на каком поприще более всего проявил себя тот или иной школяр. Именно они дают так называемые Рекомендации, на основании которой Специальная Комиссия даёт уже Основную Рекомендацию, в которой указано, в каком трудовом виде деятельности у выпускника есть все шансы добиться несомненных успехов.

Учитель истории, Митяй Историк, мужичок уже под 50, дал ему Рекомендацию в гуманитарные сферы деятельности, ведь видя рвение Серого он даже сделал для него Допуск в княжеское Хранилище, где молодому человеку удавалось взять в руки и даже почитать древние книги ещё Прошлой эры и подлинные рукописи летописцев прошлого. И даже записи самого Гуру Андрея Великого! Правда писал Гуру о Возрождении мало, в основном в его архивах какие-то хозяйственные записи, а занимался он этими делами очень внимательно и даже дотошно. Именно при нём были построены целые ремесленные цеха, работающие до сих пор! Было оприходовано большое количество неосвоенных земель, появились стада домашних животных, первые фермы. Появились казармы, чтобы было кому защищать потом и кровью нажитое добро, они до сих пор находятся там и сейчас- напротив Пухляка, скорее НАД Пухляком, прямо на горе, с которой открывался изумительный вид на село и величественный Тан. При Гуру начало расти и население Триединки (сейчас оно составляло более девяти тысяч человек), а значит росли и сами три села: Мелихон (в народе Мелихонка), Пухляк (иначе Пухлячка) и Раздор (Раздорка). А в начале сотых годов Новой эры все три села срослись в одно, протянувшееся вдоль Тана, с центром власти в Мелихоне. Объединение этих трёх сёл начало называться Триединкой. При Гуру была быстро возведена стена вокруг трёх сёл, по началу напоминавшая скорее баррикаду из различного хлама, со временем её постепенно меняли на частокол. Причём ограда соединяла стоявшие на окраинах хаты, в результате внешние стены домов становились оборонительными точками, сами стены зданий укреплялись, а на крышах зданий возводилась дополнительная крепкая постройка с бойницами. Всё это оборонительное сооружение сохранилось по сей день и периодически чинилось и обновлялось.

Были также и заметки Гуру с оценками того или иного человека или того, как он справился с той или иной задачей, и как качественно он её выполнил. Их, тем не менее, Серый тоже с интересом читал. Но самое главное- так это то, что Гуру создал, так называемый, Кодекс князей. Этот Кодекс гласил, и это было Первым пунктом, что князь не должен даже думать о собственном благополучии, но исключительно о благополучии своего народа, выбравшего его с определёнными наказами. Князь не должен был жить богаче среднего жителя княжества, единственное, что ему позволялось, так это иметь дорогие доспехи и оружие. Хотя все сельскохозяйственные угодья были княжескими землями, а живущие на княжеских землях крестьяне работали не только на себя, но и на княжество, зато получали они, работая на своё государство, весьма достойно, имея при этом своё личное хозяйство, излишки которого продавались на рынке. Как не были обижены и ремесленники, так же работающие в цехах, принадлежавших князю. Прибыль князь и его, так называемый, финик, или, иначе, казначей, направляли на развитие народного хозяйства и туда, куда требовалось самому населению, который вносил свои пожелания или требования через своих представителей, старост. Каждый, проживающий и работающий в Триединке и достигший 18 лет, получал специальный документ под названием "коммунка", по которому можно было зайти в любой магазин Триединки и бесплатно взять всё самое необходимое: это продукты питания, одежда, предметы быта, сельскохозяйственные инструменты и пр. Всё это имело вполне неплохое качество, но при желании то же самое, но качеством получше, можно было приобрести в купеческих лавках, что для среднего жителя княжества особых проблем не составляло: зарплаты в Триединке были самые высокие среди всех соседних княжеств, да и уровень жизни был куда выше. Впрочем, несмотря на высокие зарплаты, триединцы порой годами собирали себе на качественное, лучшее оружие или доспехи. Очень нечасто их привозили купцы из приморских княжеств, таких как Мореполь или Рог. Не брезговали триединцы и заморскими диковинками, если вдруг их завозили купцы.

Кроме всего прочего попадались Серому в Княжеских Архивах ещё и записи соратника Гуру, Марка Писаря. Вот он подробно писал и о Возрождении, и о Времени Огня, и о Великой зиме.

Практически все книги, где бы они не находились, в квартире ли, в магазине или в библиотеке, все они были сожжены во время Великой зимы. Жгли тогда всё, что горит, спасаясь от постоянного, жуткого холода. Здесь же, в хранилищах, заложенных ещё Гуру, благодаря ему же, сохранились книги, не так уж много, но похоже это была единственная библиотека во всей округе.

* * *

Друзей Серый встретил у самой реки Тан. Кабан, как всегда, что-то с аппетитом уминал, Камыш сидел рядом и стругал ножичком палку. Пожелав доброго утра и удачного дня, Серый оглядел своих друзей. Кабан- чуть ниже среднего роста крепкий, широкоплечий парень с, пожалуй, лишним весом, но сильный и мощный. Крепкая шея держала на мощных плечах бритую налысо крупную голову, на которой, не без труда, можно было разглядеть маленькие, словно выцветшие, светло-голубые круглые глазки, под нависшими, густыми тёмными бровями. Широкий, слегка приплюснутый, но небольшой нос, маленький, но с пухлыми губами, ротик, всё это терялось на фоне пухлых и румяных щёк крепыша. Серый знал, что в Испытании этому здоровяку мало кто будет равным в силе, как не будет равным по скорости бега Николе Камышу, этому стройному, даже худощавому, высокому парню. Он имел длинные и крепкие ноги, да и сам был хоть и худ, но жилист. Камыш всегда был "длинноволосиком", однако следовало признать, что его длинные, волнистые, тёмные волосы довольно изящно обрамляли тонкое, почти ещё детское лицо, больше всего на котором выделялись задумчивые, слегка наивные, тёмно-карие глаза. А в остальном: тонкий, длинноватый нос, тонкие губы, узкий, слегка выдвинутый вперёд, подбородок. Был юноша слегка вроде как "не от мира сего", что нисколько не мешало крепкой дружбе троих ребят.

Сам Серый был среднего роста, среднего же телосложения. Его тёмно-карие небольшие глаза с любопытством смотрели на мир из-под нависшими над глазами густыми бровями. У него был крупноватый нос и тонкие губы, на которых частенько играла еле заметная усмешка.

–Ну?– спросил Серый у друзей.– Готовы к экзамену?

–Ты- то сам готов?– на широком лице у Кабана расплылась неширокая улыбка.

Ответить Серый не успел, справа в кустах послышался шорох и появился вооружённый до зубов стражник, это был знакомый всем Клык, мужчина лет 35-40, с покрытым шрамами лицом и беззубой улыбкой.

–Пацаны, тихо,– прошипел Клык,– кто-то плывёт сюда с того берега. Спрячьтесь, живо! И не высовываться!

Друзья мигом упали на траву и устремили свои взоры на водную гладь, по которой действительно к берегу шёл плот. На самом плоту никого не было, но можно было разглядеть рядом с ним несколько круглых силуэтов. Которые единогласно, всеми присутствующими, были идентифицированы как головы пловцов. И плот этот двигался прямо туда, где затаились в кустах трое друзей и стражник.

Справа и слева от Серого зашуршали густые заросли высокой травы, и он различил в темноте ещё двух- трёх стражников, наблюдавших за плотом из кустов. Кто мог плыть сюда с правого берега Тана? Там жило большое племя мутов, с ними был давний и прочный мир, да и не стали бы они ночью, скрытно, плыть на левый берег. Может это враги? Но муты вряд ли пустили кого-либо через свою территорию.

Плот вскоре подошёл к берегу совсем близко и четверо мужчин, спрыгнув в воду и подталкивая его, пошли к берегу. Когда прибывшие выбрались на берег, Клык велел ребятам не высовываться и вместе с тремя своими коллегами вышел на пляж, навстречу незнакомцам. То- что произошло дальше немало удивило юношей. Стражники и незнакомцы вдруг стали обниматься, стучать друг друга по плечам и издавать возгласы радости и удивления. Осмелев, юноши тоже вышли на берег. Двух человек Серый сразу же узнал, это были Митя Путник и мужчина по прозвищу Комар, имени его Серый не знал, других двоих он видел впервые. Последний раз Серый видел Путника и Комара два года назад, ещё в 179-ом году, когда они на построенной огромной лодке, вместе с тридцатью спутниками отправились вниз по Тану, чтобы прорвать блокаду, которую устроили на реке жители Баганки, что в 20 километрах ниже по течению от Мелихона.

* * *

Из истории Серый знал, что в четвёртом году от дня Возрождения, Баганка была захвачена армейцами, которые только что вышли из глубоких убежищ, скрываясь там от Огня, а позже и от Великой зимы. Скрывались целых семь лет, благо еды и воды у них было вдоволь. Уничтожив все продовольственные запасы подземных хранилищ, армейцы в большом количестве стали выбираться на поверхность, рыская в округе в поисках еды. Они были вооружены до зубов и пускали своё оружие в ход по любому поводу, а то и вовсе без него. Большими отрядами они ходили по деревням, грабя, убивая и насилуя. А имея при себе неизвестно как попавшие к ним в руки карты всех частных убежищ в области, они благополучно вскрывали их и выгребали дочиста, уничтожая или беря в плен обитателей этих роскошных бункеров. Но очень скоро различные группы армейцев начали конфликтовать и между собой, пытаясь вырвать друг у друга лакомые кусочки. В этих боях погибло немало армейцев, пока они, наконец, не догадались встретиться, как говориться, за столом переговоров. Здесь они и договорились о разделе между собой территорий. Одному из отрядов в сто человек, под командованием некоего Бритоголового, досталась Баганка, которую он без особого труда и захватил. С тех пор армейцы, поселившись в центре Баганки, держали в повиновении и сам город, и около десятка близлежащих сёл.

До этого Бритоголовому удалось вскрыть гигантское убежище семьи олигархов, где, помимо прочих несметных сокровищ, было даже стадо коров и, что немало важно, небольшой табун породистых лошадей. Все обитатели этого величественного подземного сооружения: сам любитель лошадей, его немаленькая семья и десяток слуг-телохранителей, оказали ожесточённое сопротивление, но Бритоголовый и его головорезы были профессионалами, поэтому захват прошёл для его людей практически без потерь, не считая легкораненых. А вот защитники погибли все до одного… Коров скоро просто съели, а лошадей стали использовать как тягловых животных, загружая их на полную катушку.

Забегая вперёд, можно отметить, что после взятия Баганки армейцы принялись разводить лошадей, введя строгий, вплоть до смертной казни, запрет на продажу не только кобыл, но и коней, поэтому оказались в итоге единственным в обозримой округе княжеством, где была настоящая боевая конница!

В ту пору, когда пала Баганка, к Мелихонке, Раздорке и Пухлячке, трём рядом лежавшим сёлам, тоже была отправлена сотня вооруженных до зубов армейцев, которым по жребию выпали во владение именно эти три села.

Началось всё с того, что вечером в дом Гуру, где шло традиционное вечернее совещание, на котором обсуждались дела на следующий день и подводились итоги дня прошедшего, вбежал мальчуган из Пухляка. Задыхаясь, он сообщил, что Раздор и Пухляк захватили армейцы, всего около семидесяти человек, прекрасно вооружённые и экипированные. Они заняли дом администрации Пухлячки, где жил староста по прозвищу Молот с молодой женой. Самого Молота выгнали из дома, но его жену, звали её Стебелёк, из дома не выпустили, несмотря на протесты Молота. Тогда Молот обратился к командиру захватчиков Майору Иванычу, обещая провести их в Мелихон мимо дозорных постов, взамен требуя освобождения жены. Иваныч с усмешкой ответил, что жену освободят только после захвата Мелихона. Пока армейцы собирались в поход, Молот остановил на улице проходящего мимо мальчишку, одноклассника дочери, и быстро объяснил ему, где мелихонцам необходимо сделать засаду и куда он постарается завести армейцев.

Услышав рассказ мальчугана, Гуру по тревоге собрал вооружённый отряд человек в тридцать и все они бегом направились на дачные участки под названием Зори Тана, где должна была быть устроена задуманная Гуру ловушка. Западня была выбрана грамотно, это был тупик дачной улочки, который обступали с трёх сторон заброшенные дома. В этих домах и разместились вооружённые, в основном охотничьими ружьями, мелихонцы.

Армейцы появились тут уже после полуночи. Их тоже было около тридцати человек, все прекрасно экипированы: каски, бронежилеты и ворох самых разнообразных машинок для убийств. Увидев, что Молот завел их в тупик, они начали проявлять беспокойство, а сам Молот вдруг заорал "Огонь!" и бросился в кусты. Со всех сторон в армейцев полетели пули и дробь из охотничьих ружей. Из 25-ти армейцев в живых осталось только семеро, да и те были ранены- даже бронежилеты и каски не смогли спасти этот отряд отъявленных головорезов от метких выстрелов опытных охотников из Мелихона. Командир этой хорошо вооружённой банды несостоявшихся оккупантов, некто Сивый, был убит. Оставшихся в живых допросили и выяснили, что в Пухлячке осталось 28 бойцов под командованием Майора Иваныча, командира всего отряда армейцев. В Раздорке, тоже в административном здании, расположилось 26 человек под командованием Плешивого. После допроса Молот хладнокровно перерезал глотки пленным и добил собственноручно раненых. Собрав оружие, боеприпасы и снаряжение отряд выступил в Пухлячку. Теперь у них были автоматы, очень серьёзное оружие, стреляющее очередями, выпуская пули одна за другой. Были и гранатомёты, оружие способное с одного выстрела уничтожить целый дом. Были и мощные ручные гранаты. И огромное количество боеприпасов. Кроме обретения столь мощного оружия, Гуру и его отряд не побрезговал надеть на себя и бронежилеты убитых ими вояк и даже их каски.

До Пухлячки доносились, конечно же, отзвуки боя, но на них никто особо внимания не обратил. Все армейцы были под хорошей мухой, празднуя предстоящую спокойную жизнь в этой деревне, где местные будут кормить их и служить им. Наконец-то их ждал конец бродячей жизни и бесконечным боям с мародёрами и конкурентами!

Мелихонцам удалось незамеченными подобраться к жилью Молота и им даже удалось бесшумно снять двух часовых. Но, к сожалению, они были замечены неожиданно вышедшим из здания армейцем. Поднялась тревога. Дом стал представлять собой мощную огневую точку и отряд Гуру засел в соседних домах. Когда стрельба немного стихла на крыльцо осаждённого дома вышел сам Майор с расставленными в стороны пустыми руками. Он заявил, что у них в руках жена старосты и если "крысоеды" сейчас же не сложат оружие, они её прикончат, а потом разнесут эту деревеньку в клочья.

В числе захваченного у уничтоженной группы армейцев оружия, были и легендарные, так называемые, гранатомёты, мощнейшее орудие прошлой цивилизации. Молот молча взял у одного из мелихонцев эту штуку и ударил из неё прямо в свой дом! Часть здания превратилась в руины, сам Майор был контужен и легко ранен, однако из полуразрушенного дома снова ударил неслабый огонь. Второй выстрел из того же оружия, который сделал всё тот же Молот, подавил и этот очаг сопротивления. Жена его была найдена мёртвой, однако среди армейцев выживших было немало, все раненые или контуженые. Всех выживших Молот безжалостно вырезал. Мелихонцам и на этот раз достались богатейшие трофеи как в виде оружия, так и в виде снаряжения.

Вооружившись до зубов мелихонцы, вместе с примкнувшими к ним жителями Пухляка, немедленно выступили в сторону Раздорки.

Обьеденённый отряд более чем в полсотни человек добрался до Раздора почти под утро, однако по деревне всё ещё шастали пьяные армейцы, грабя дома и приставая к местным девушкам. Гуляки время от времени палили в воздух, поэтому когда бойцы Гуру громко уничтожали загулявших армейцев огнём из громоподобных автоматов, это нисколько не встревожило оставшихся в административном здании пьяных армейцев.

Здание, вместе с засевшими в ней захватчиками, тоже было уничтожено из гранатомётов, остальные загулявшие и пропавшие из вида армейцы были быстро отысканы и безжалостно уничтожены. Здесь тоже не выжил никто. Пленным и раненым всё тот же Молот перерезал глотки. Из большого, грозного, хорошо вооружённого и обученного отряда не выжил ни один. Зато Триединка получила в один момент огромное количество серьёзного оружия и отныне могла теперь противостоять любому противнику.

Это случилось в четвёртом году от Возрождения (седьмой год от Огненного Возмездия по исчислению армейцев) 21 Марта, Серый очень хорошо помнил даты. Хотя, помнили эту дату все, ведь именно 21 Марта отмечается День независимости и День образования княжества Триединка, объединяющее три населённых пункта: Мелихонку, Раздорку и Пухлячку в военный, экономический и политический союз трёх сёл, с единым князем.

А спустя два года, 17 июня, армейцы, завладевшие Баганкой, снарядили хорошо вооружённую экспедицию по покорению Триединки.

Однако рыбаки Баганки имели давние, тесные и дружеские отношения с рыбаками Триединки, своих хозяев, армейцев, они люто ненавидели, поэтому узнав о выступлении отряда, поспешили вверх по реке к своим соседям.

Через Теплоканал армейцы переправились без приключений, но когда они форсировали реку Акса, что в семистах метрах от Теплоканала, то тут вдруг попали под плотный огонь и были все истреблены, кроме одного. Пленному отрезали уши и нос и отправили обратно в Баганку со словами: "Гостям мы рады, но, если они без оружия". И это было действительно так!

Триединцам тогда досталось огромное количество очень полезных трофеев, и огневая мощь их боевых отрядов существенно повысилась.

II

-Так, пацаны-, к троице друзей быстрым шагом подошёл Клык,– дуйте на построение. Скоро открытие Посвящения. Только о том, что видели-, Клык кивнул в сторону Путника и Комара,– никому ни слова. Ясно?

–Конечно,-хором согласились приятели и лёгкой трусцой припустили к западному берегу Мелихонского залива. Здесь, после короткого открытия, должен был начатся первый этап испытаний: бег вокруг залива, на 1 километр, к порту на восточном побережье залива. Там юношей ждали многовесельные лодки. Лодка, полностью укомплектованная первыми прибывшими, отправлялась к узкому выходу из залива, в семистах мерах от порта, где уже были видны подбегающим к заливу друзьям, большие бакены. 12 гребцов, плюс один рулевой, должны были, слаженно работая вёслами, быстро, без ошибок и столкновений пройти мимо бакенов и мчаться к острову, что в трёх километрах ниже по течению. Там было устроено стрельбище, где после тяжёлой работы на вёслах надо было поразить двадцатью стрелами, желательно, двадцать мишеней. И это были ещё не все испытания!..

Скоро друзья выбежали к казармам, что на западном берегу Мелихонского залива. Здесь, несмотря на ранний час, уже было немало народу. Юноши, готовившиеся сдать экзамен на совершеннолетие, их девушки, их родители и даже дедушки и бабушки. Серый даже заметил нескольких совсем уж маленьких детей.

Встающее солнце заиграло розовыми бликами на мелких волнах залива, осветило мрачного вида казармы и склады. Выстроены они были на месте, где в прошлую цивилизацию находились дома для отдыха, в основном из материала тех самых старых домов.

Людей становилось с каждой минутой всё больше и наконец по толпе прошелестело: Князь! Князь!

Все расступились, появился сам Стриж. Так называли его все от крестьянина до близких родственников, хотя при рождении он был наречён Владом, но об этом мало кто помнил. Коренастый, невысокий, с рыжими кудрями и рыжими ресницами, с курносым крупным носом и толстогубым широким ртом это был типичный потомок самого Гуру! Рядом шёл воевода Алекс Седой, хотя был он совсем не седой, прозвище было дано ему за светлый цвет волос. Да и лет ему было столько сколько и князю – 27. Он тоже являлся потомком Гуру, хотя немного и отличался от остальных потомков цветом волос, являясь, скорее, кем-то, вроде, альбиноса. А потомков у Гуру хватало: он имел трёх плодовитых жён.

Стриж легко и резво заскочил на повозку, Седой остался внизу.

Серому очень нравился этот энергичный и простой князь Стриж, который уже успел показать себя с хорошей стороны, хотя был у власти всего три года. До него долго был у власти старый и бездеятельный князь Миша Добряк. При нём начались столкновения с баганцами, в одном из которых погибло сразу пятеро воинов триединцев. Добряк делал одну уступку за другой, пока обнаглевшие баганцы не перекрыли Тан, требуя за проход судов настолько непомерные сборы, что делало торговлю по реке и вовсе убыточной. Только после естественной смерти Добряка к власти пришёл выбранный старейшинами всех сёл молодой двадцатичетырёхлетний Стриж. Он сразу же начал строить большую лодку для прорыва блокады, одновременно наращивая вооружённые силы и их обучение.

–Братья,– обратился Стриж к толпе, тряхнув рыжими кудрями,– тут появились кое-какие обстоятельства, очень важные обстоятельства, которые требуют моего присутствия! Я прошу прощения, но сегодняшний День посвящения пройдёт без меня и Седого, мне очень жаль, честно. Экзамены будут принимать Костолом и Ухорез. Но после экзаменов обещаю вам всё, всё рассказать, так что наберитесь терпения.

Стриж спрыгнул с телеги и вместе с Седым они быстро зашагали к деревне. На телегу тем временем запрыгнул Костолом, крепкий мужичок сорока лет, потерявший в одной из схваток левую руку.

– Посторонние, отошли к казармам,– зычным голосом проревел он, показывая в ту сторону культей,– участникам пройти на старт!,– взмах здоровой рукой в сторону красного флага, развевающегося у дороги.

На старт вышли шестьдесят пять претендентов на зрелость, среди которых были и завалившие экзамен в прошлом году. Было тут даже несколько человек, которые провалили этот экзамен ещё в позапрошлые годы, некоторые уже работали, а самый главный обряд Посвящения никак им не давался.

Сердце Серого просто лупило его по рёбрам, словно желая покинуть дрожащее от волнения, а может, и от напряжения, тело.

Прозвучал звук рога, и юноши рванули вперёд! В этом беге разрешено было толкаться, подножки были запрещены. Кабан сразу же бросился напролом, словно бык, распихивая всех вокруг. Камыш ловко лавируя между соперниками сразу же вырвался вперёд. Серый же выбрал сбалансированную тактику, стараясь держать средний темп в беге и успевать реагировать на выпады соперников, а при случае и самому атаковать, только не грязно, конечно. Тем более что рядом бежали инструктора, внимательно следящие за соблюдением правил.

К порту первым прибежал Камыш, выносливый Кабан пришёл восьмым, а Серый сел в первую лодку последним членом экипажа, тринадцатым, которому традиционно полагалось место у руля большой 12-ти вёсельной лодки. Двенадцать парней мигом похватали вёсла, Серый сразу же начал громким голосом отсчитывать такт и, после недолгой путаницы с вёслами, был взят ритм и темп. Лодка понеслась к горловине выхода из залива, где в самом узком месте покачивались на волнах большие плоты с высокими постройками. Во все стороны от этих плавающих построек торчали шесты разной длины и на разной высоте. Всё теперь зависело только от рулевого, от Серого. И у него всё получилось просто исключительно! Где надо Серый давал команду убавить ход лодки, где надо- увеличить, к тому же он обнаружил под ногами не замеченный ранее барабан и поэтому уже чётко мог задать темп гребцам.

Первая лодка вылетела на Тан и, свернув красивой дугой направо, помчалась, набирая скорость, к острову. Вторая лодка, со следующими тринадцатью юношами, сдающими экзамен, вышла из горловины на Тан, когда первая лодка Серого уже была на порядочном расстоянии. Третья лодка, как стало известно позже, застряла у бакенов и перекрыла путь двум остальным. Прежде чем выйти на Тан экипажам этих лодок пришлось выдержать целое морское, вернее речное, сражение, с попытками абордажа. Скоро лодка Серого уткнулась в песчаный берег, и все рванули в глубь острова на запад, к стрельбищу. Здесь каждый получил лук и по двадцать стрел. Были чётко даны указания, где чья мишень и первая чёртовая дюжина молодцов приступила к стрельбе. Отстрелявшись все бросились к лодке, но не успели они отойти подальше от берега, как к ним, на всей скорости, понеслась, подоспевшая к этому моменту, вторая лодка, явно решившись идти на таран. Что ж, это было не запрещено.

–Налегай-. заорал Серый, что есть силы выкручивая руль, пытаясь увести лодку от тарана. И это ему почти удалось! Было лишь сломано два весла, зато часть гребцов соперника была сброшена в воду, да и вёсел было у них сломано побольше. Первая лодка, оставаясь первой, помчалась вверх по течению. Следующий пункт назначения был в 10-и километрах отсюда, на холмах за Пухляком. Там располагался учебный военный лагерь, мечта любого мальчишки. По правилам лодки должны были подойти к пристани в Пухлячке, а затем соревнующиеся должны были передвигаться пешком до учебного лагеря на горе.

–Гребём прямо-, скомандовал Серый, задавая более высокий темп на барабане.

Им удалось благополучно пройти мимо третей лодки, но четвертая и пятая шли на таран с первой с двух сторон. Расстояние быстро сокращалось, пока Серый вдруг не скомандовал: Задний ход! Самый быстрый!

Гребцы быстро развернулись и дружно ударили по веслам. Лодка нехотя замедлила ход, остановилась и попятилась назад. Как не старались экипажи двух нападающих лодок избежать столкновения, это им не удалось. Пятая ударила четвертую прямо в борт с такой силой, что несколько человек упали в воду. Борт был проломлен и лодка, заваливаясь на бок, начала идти ко дну. Эта чёртова дюжина парней экзамен завалили, потеря лодки каралась жёстко, следующая попытка сдать предстояла лишь через год.

Разделавшись с соперниками, лодка Серого помчалась по реке к Пухляку. Гребцы слаженно и мощно работали вёслами и менее чем через час лодка уже была у причала в Пухлячке. Чёртова дюжина юношей выпрыгнула на берег и помчалась через село к холмам. Преодолев подъём, парни, не сбавляя ходу помчались к военному лагерю. Уже было видно развевающийся над лагерем флаг Триединки: жёлтый олень на синем фоне. Здесь их ждало последнее испытание. Прибывшим тринадцати молодым людям инструкторами были вручены тяжеленные дубины и каждому, в зависимости от весовой категории, была указана индивидуальная мишень: камень, установленный на валуне. С пяти попыток надо было дубиной сбить камень с валуна на землю. Кабан справился с первого же удара, Серый сбил камень со второго, Камыш сбил камень только с последнего, пятого удара. Экзамен был успешно завершён!

Люди, собравшиеся возле военного лагеря, приветствовали победителей приветственными возгласами и Серый увидел в толпе своего отца, Петра Широкого, хотя в это время он должен был быть на ферме. Матери, Ани Уточки, не было, видимо в ткацких мастерских было много работы, начальница там была строгая и не отпустила её поболеть на экзаменах за сына.

Не став дожидаться остальных экзаменующихся, победители неспеша пошли к Мелихону, где должно быть состоятся распределение молодых. Специальная комиссия, на основании Рекомендаций, выданных учителями, должна была дать уже свою, окончательную, Рекомендацию, где выпускнику предлагалась та или иная сфера деятельности. Молодой человек мог, конечно, пойти работать совсем в другой сфере, но к "рекомендованным" работодатели относились просто трепетно и были все шансы построить неплохую карьеру. А найти себе работу молодые люди были обязаны в первый же месяц после последнего экзамена. С молоком матери триединцы усваивали, что каждый из них, живя в своём социуме, обязан дать обществу что-то полезное, не быть бесполезным для него, тем паче не быть обузой. А общество со своей стороны старается делать жизнь как можно менее голодной и как можно более комфортной. Тунеядство и лень считалось одним из самых низких и позорных пороков, ведь что может быть позорнее, чем, словно трутень, жить за счёт чужого труда, пожирать, словно паразит то, что тебе не принадлежит! Было в Триединке предусмотрено и наказание за тунеядство. В первый раз давали три года каторги. Пойманного во второй раз отправляли на каторжные работы уже на семь лет. Если и после этого человек нигде не работал в течении трёх месяцев, получая, тем не менее, питание и прочие необходимые для жизни и быта предметы бесплатно, в спецмагазинах, тогда бездельника попросту выгоняли из княжества, что, чаще всего, было равнозначно смертельному приговору.

Серый, да и его друзья, очень надеялись, что их возьмут в воинские подразделения, ведь они первые прошли экзамен, причём почти что безупречно. Идти в стражи Серый не очень-то хотел, ведь стражи не выходили дальше Триединки, наблюдая за порядком и пресекая правонарушения, да дежурили на стенах, окружавших все три села. В вооружённые силы Триединки входили так же дозорные, которые посменно дежурили по графику 2/1 на дозорных постах на границах Триединого княжества. Их было около ста человек, ещё пятьдесят набиралось из проходящих трёхлетнюю обязательную военную службу призывников. Ведь каждый житель Триединки должен был иметь хоть какие-то навыки обращения с мечом, боевым топором, копьём, щитом. По степени оснащённости дозорные считались "средней пехотой". Но была так же регулярная "железная сотня", иначе называемая просто "тяжёлая" пехота, хорошо вооружённое и облачённое в железные доспехи подразделение. По сути- княжеская дружина. В случае каких-либо крупных столкновений на границе они спешили туда. В случае войны с кем-либо, первые шли на врага. В мирное время они охраняли княжеские караваны Триединки, иногда, с разрешения князя, они могли сопровождать купеческий караван из другого княжества. Была ещё так же лёгкая стрелковая сотня, которая, по сути, была по количеству полусотней. В этом подразделении воины были одеты в кожаные или стёганные доспехи и умели не только хорошо стрелять из лука и арбалета, но и сражаться в ближнем бою, виртуозно владея и топором, и мечом, и копьём, и булавой. Лёгкая полусотня считалась вспомогательной для "железной" сотни. В случае необходимости лёгкая полусотня могла быть доведена до сотни, путём призыва в неё охотников-промысловиков.

На площади, которая в прошлой цивилизации была местом для проведения различных спортивных состязаний, народу было мало. Именно здесь должно было состоятся Посвящение в совершеннолетние, но было ещё рано, надо было ещё дождаться отставших. В западной части площади стояла трибуна, слева от неё длинный стол, на который складывали глиняные таблички с результатами экзаменов на каждого участника. Сейчас этих табличек было мало, ещё далеко не все прошли экзамен.

Солнце подбиралось к зениту, становилось жарко и потому, потоптавшись какое-то время на площади, друзья зашли в древнюю церковь в ста метрах от неё. Эта церковь стояла тут ещё задолго до Великого огня, ещё с прошлой цивилизации. Службы не было и друзья, походив по пустой церкви, поставив свечи кому за здравие, а кому за упокой, своим родным и близким и неспеша пошли на площадь. Здесь уже было несколько парней, прошедших экзамен, но были ещё не все. Народу стало больше, а на столе, близь трибуны, табличек заметно прибавилось. Скоро появились последние участники экзамена, народу стало ещё больше и наконец появился сам Стриж в сопровождении того же Седого. У столов появились так называемые "покупатели", начальники тех или иных отраслей хозяйства, которым требовались рабочие руки. Среди них был и сотник "железной сотни" Ваня Мясоруб, среднего роста, но очень плечистый мужчина тридцати пяти лет, покрытый шрамами и имеющий довольно свирепую внешность. Вот к нему и мечтали попасть все мальчишки Триединки! А у трёх друзей ещё и имелась надежда, что их, как победителей экзаменов, возьмут в легендарную "железную сотню".

Стриж стремительно поднялся на трибуну и над площадью сразу же повисла тишина.

–Братья-, заговорил князь уставшим голосом-, распределение, в свете последних событий, сегодня пройдёт не совсем так, как раньше. Сейчас все сдавшие экзамен будут зачислены на присвоенные им специальности, но они не будут, как раньше, отрабатывать на них по полгода, а затем проходить трёхгодичную военную подготовку. Все будут проходить военную подготовку сразу же, сейчас, и только после этого приступят к работе по назначенным им специальностям. Сейчас я проведу совещание со всеми старостами и старшими улиц, после этого они сообщат вам обо всём, что я им рассказал. А сейчас- распределение!-Стриж не стал спускаться с трибуны по лестнице, а легко перемахнул через её борт и быстрым шагом пошёл прочь, рядом с ним, что-то оживлённо рассказывая, шёл Седой.

Возле длинного стола собралось около десятка человек, среди них был глашатай Саша Гроза, который беря таблички, выкрикивал имена прошедших экзамен, юноши подходили к нему и по результатам экзамена комиссия выносила решение, куда после службы в вооружённых силах пойдёт работать тот или иной молодой человек.

–Серый!– объявил Гроза и с колотящимся от волнения сердцем, юноша пошёл к столу.

–Отлично!– сказал председатель комиссии Ворчун, перебирая в руках таблички.– В подготовительный отряд "железной" сотни!

Чуть не заорав от радости, Серый взял из рук Ворчуна направление, нацарапанное всё на той же глиняной табличке, а так-же, медный жетон на цепочке. Это была "коммунка", по которой он теперь имел право бесплатно отовариваться в магазинах Триединки.

–Завтра на рассвете подойдёшь к военному лагерю-, монотонно забубнил Ворчун,– там отдашь дежурному направление и он отведёт тебя куда надо. Всё! Следующий…-Ворчун повернулся к глашатаю,– Белозуб. Гроза, вызывай.

Отойдя в сторонку, Серый тут же был оттёрт назад столпившимися вокруг "совершеннолетних" их родителей, родных, знакомых и сопереживающих. Из-за спин собравшихся почти ничего разобрать было невозможно, а потому юноше оставалось только нетерпеливо ожидать своих друзей. Ждать пришлось не долго, скоро и Камыш, и Кабан подошли к нему с радостной вестью: их тоже взяли в вооружённые силы, правда Камыш попал не в "железную" сотню, а в лёгкую, стрелковую полусотню.

Оживлённо беседуя, друзья дошли до церкви, где каждый пошёл в свою сторону, к своим домам, договорившись встретится утром на рассвете у восточной окраины Мелихона.

Дома Серый достал из холодного погреба кусок жаренного мяса и казанок пшеничной каши и с аппетитом пообедал. Когда он уже во дворе мыл миску, калитка открылась и вошёл его отец. Подойдя к Серому, он похлопал его по плечу.

–Сынок, ты просто молодчага.– сказал он.– Я ведь тоже мечтал в своё время попасть в вооружённые силы, но из-за повреждённой ноги меня определили на ферму.

–Бать, ты не слышал, зачем князь собирает старших улиц и старейшин?– спросил Серый отца.

– Нет, не знаю. Вечером услышим. Я сейчас перекушу и пойду на работу. Вечером увидимся.

III

В первые годы после Великой зимы, как только спали морозы и начала пробиваться первая зелень, появились группы изголодавшихся людей, чудом пережившие Великую зиму, а до этого ещё и ужасные дни Великого огня. Они, вечно голодные, израненные, больные бродили по дорогам, охотясь на крыс и собирая какие-то корешки, заходили в уцелевшие населённые пункты, попрошайничали. Триединцы всегда делились с несчастными, а крепким и молодым предлагали остаться в Триединке. За небольшой срок население Триединки выросло почти в два раза.

Земля в начале Возрождения была безжизненной, лишь кое- где робко зазеленела трава и появились крохотные листочки на деревьях. И только благодаря Гуру, который предвидел Великую зиму, уже после трёх дней Великого огня, в дни, когда после ударов огненных шаров земля была пропитана ядом, а над разрушенными городами проносился раскалённый, отравленный ветер, даже в эти адские дни Гуру раздобыл три землеройные машины и немало динамита для прокладки тоннелей в горных породах. Несмотря на дым от пылающих городов, особенно дым от громадного города Батя, на северо-западе которого упал огненный шар, несмотря на испепеляющий, ядовитый ветер, временами превращающийся в ураган, несмотря на многие другие неудобства, связанные с Концом мира, круглые сутки рылись убежища и хранилища в горе напротив Пухлячки и Раздорки. Здесь укрывались не только различные продукты питания, но и всякого рода домашняя живность, семена огородных и садовых растений. Кроме этого, Гуру Великий отправлял в наиболее уцелевшие районы грузовики, наполняя их зерном из токов, различными продуктами и мелкой живностью типа кроликов, кур, а то и свиней. Увозили даже крупный рогатый скот. Всё это свозилось в быстро строящиеся убежища. Гуру с самого начала говорил, что яд от огненных шаров, под названием рад-яд, действует на всех по-разному, и если одна доза рад-яда для одних могла быть смертельной, то у других та же доза не вызывала даже плохого самочувствия. И в самом деле, если многие и умирали, получив соответствующую дозу, то немало было и тех, кто сравнительно легко переносил отравление этим рад-ядом. В разумных пределах, разумеется.

Дни Великого огня пришлись на октябрь, однако после огненных ударов наступила небывалая для этого времени года жара. Зима же пришла в своё время, но была необычайно суровой и продлилась три года. Весь этот период, дни Великого огня и вся Великая зима, назывался одним коротким, но ёмким и точным словом: Конец. Прошло три долгих голодных и люто холодных года, пока, наконец, земля не стала потихоньку оттаивать, а 1 июля вдруг появилась трава и почки на деревьях. С этого дня началось летоисчисление новой цивилизации, появившейся на руинах разрушенной старой и прогнившей. Новая эра!

Все три села, Мелихонка, Пухлячка и Раздорка, благодаря стараниям Гуру, смогли пережить Великую зиму и последующие голодные годы без особых потерь, хотя и им приходилось употреблять в пищу крыс, которых появилось вдруг несметные полчища. Кстати, благодаря именно крысам и выжила немалая часть уцелевшего человечества, так как только крысы и были тогда доступны в качестве еды и был этот ресурс практически неисчерпаем. Поэтому те, кто провёл это время в комфортных убежищах с большим запасом пищи и в относительной безопасности, а это в основном армейцы, те презрительно называли всех остальных выживших казов "крысоедами".

После разгрома на реке Акса, в первые годы Новой эры, Баганка больше не помышляла о нападении и даже заключила с Триединкой ряд договоров. Зато на востоке, выше по течению, в 15 километрах от Раздора, городок Семикарка был взят под контроль бывшими стражами порядка, которым даже удалось успешно отбить нападение крупной группы армейцев. Сначала всё было тихо и мирно, но в седьмом году от Возрождения полсотни хорошо вооружённых стражей загрузились в лодки и отправились к Раздору, но вовремя были замечены дозорным постом. Когда лодки вооружённых до зубов стражей обошли остров перед Раздоркой с левой стороны и собирались выходить уже на Тан, здесь их ждала засада и все, кроме одного, были уничтожены. Уцелевшему так же отрезали уши и нос и отправили с такими же словами:" Рады гостям, но только без оружия". И здесь триединцам снова досталось огромное количество отличного оружия и боеприпасы к нему.

Гуру всегда особое внимание уделял обороне. Сознавая, какую ценность имеют спрятанные в горе перед Раздоркой и Пухлячкой запасы пищи для бродячих голодных, но вооружённых и готовых на всё банд, он создал хорошо вооружённый отряд, выставил на подступах к Триединке скрытые дозорные посты. Вокруг трёх сёл начал расти укрепрайон, между домами, стоящими на окраине, строилась ограда, а на крышах зданий, в основном тех, что стояли на окраине, возводились огневые точки. Гуру было нужно больше крепких молодых людей, поэтому он охотно брал в Триединку и бродяг и даже пленных бандитов. Пощады не было только для армейцев. В двадцатые годы Новой эры, когда ещё правил Гуру Андрей Великий, а правил он целых сорок два года, удалось расширить владения Триединки. В ее состав вошли еще шесть небольших сёл на северо-западе, севере и северо-востоке. Теперь уже там были построены дозорные посты, в которых посменно дежурили бойцы Триединки.

Все последующие после Гуру князья выбирались советом старейшин, после соответствующего экзамена на знание как бухгалтерского и финансового учёта, так и на знание сельского хозяйства, производства, военной сферы и прочее. И выбирались они пожизненно, но только из потомков Гуру, а потомков у него было немало, так как был он трижды женат и от всех трёх жён имел, что вполне логично, детей. От первой- мальчика и девочку, которые были рождены ещё до Конца. Когда она носила под сердцем третьего, увы, трагически погибла в дни Великой зимы, заблудившись во время свирепой метели недалеко от Мелихона и замёрзнув в шаге от жилья. Вторая жена родила Гуру двух мальчиков, прежде чем умерла от какой-то болезни, прожив с Гуру пять лет. Третья жена подарила своему мужу трёх мальчиков и одну девочку, и пережила его на несколько лет.

Все выбранные в князья потомки Гуру традиционно уделяли обороне большое значение и может именно поэтому Триединка существовала уже почти два века, отражая все попытки захвата или банального грабежа всех своих трёх объединённых сёл.

Время шло, а боеприпасов у всех имеющих оружие становилось всё меньше. Расход их был довольно большой, и не потому, что приходилось воевать с себе подобными, но и потому, что начали появляться всё больше невиданных доселе, но чрезвычайно кровожадных животных, от которых приходилось всё чаще и чаще отстреливаться. Пополнить боезапас было попросту негде: все склады были уничтожены, как и заводы. Те, кто мог бы изготавливать боеприпасы, или, хотя бы, знал, как их делать, сгорели в ядровом пламени, либо умерли от холода и голода. Выживали в основном не самые умные и грамотные, а самые сильные и хваткие.

Уже в пятидесятые годы Новой эры выстрелов почти не было слышно и теперь, уже по безвыходности, приходилось обзаводиться другим оружием: луками, арбалетами, пращами. Ну и, разумеется, оружием ближнего боя: копьями, мечами, боевыми топорами и пр. Предугадывая наступление этого времени Гуру с самого начала учил своих воинов ближнему бою, в том числе древнейшей технике боя пращуров нынешних казов. Сейчас эту технику знали лишь полусотники, сотники, да воевода. Она, эта техника, считалась больше пригодной для индивидуального боя, а бойцов больше учили действиям в связке с товарищами, в едином строю.

За это время появились связи между поселениями выживших, в том числе и торговые. Особенно оживлённый торговый путь пролегал, конечно же, по реке. Торговля до поры до времени процветала, пока в 177-ом году Новой эры Баганка не ввела за проход мимо своих берегов такую высокую плату, что купцы больше теряли, чем приобретали. Ко всему прочему князь Баганки, Яша Красноголовый, перекрыл Тан поперёк крепкими верёвками, к которым были привязаны лодки, с сидящими в них лучниками. Всех, пытавшихся пройти без разрешения, моментально атаковали. Триединка начала нести убытки, почти совсем прекратилась доставка железа, соли, угля и других необходимых Триединке товаров. Тогда было решено прорвать блокаду и для этого была построена большая лодка с железным носом и двенадцатью парами вёсел. Два года назад лодка успешно прорвала блокаду баганцев, и больше о ней ничего слышно не было. И вот сегодня Серый видел всего двоих из тридцати трёх человек, отправившихся на этой лодке, лидера экспедиции атамана Путника и одного из гребцов-воинов Комара. И прибыли они не на своей лодке, а на куске дерева и почему-то с правого берега, обширные территории которого населяли племена мутов, мирный, почти родной народ. Ведь именно в эти племена, согласно ещё указу Гуру, отправлялись все младенцы с отклонениями как физическими, так и психическими. У самих мутов дети появлялись очень редко, поэтому они, в честь каждого полученного за рекой ребёнка, закатывали чуть ли не целый праздник со странными церемониями. Серый знал даже, что среди мутов живёт и его старший брат, отданный "за реку" ещё в грудном возрасте, по причине каких-то физических отклонений, но никогда его не видел. Но самих мутов он, конечно, видел и не раз. Они регулярно, по воскресеньям, прибывали на своих плотах в Мелихонский залив на ярмарку, где меняли мясо, шкуры, а то и живых пойманных диких животных, на железные изделия вроде топоров, ножей, наконечников для копий и стрел и пр.

* * *

Серый до самого вечера занимался хозяйством и уже в сумерках, дождавшись прихода отца и матери, вместе с отцом пошёл к дому старшего улицы, или, проще говоря, уличного. Уличным здесь был крепкий старик под семьдесят по имени Молчун. Своё имя он в очередной раз полностью оправдал, уложив свой рассказ в каких-то пятнадцать минут.

Прорвав блокаду баганцев, корабль с тридцатью тремя путешественниками под командованием Путника, уже без всяких препятствий, отправился вниз по реке. Без приключений экспедиция прошла мимо разрушенных мостов у города Батя, затем, пройдя дальше по реке, корабль вышел в море. Уже ближе к ночи они подошли к большому портовому городу под названием Рог. Во время Великого огня город был сильно разрушен, однако здесь не было применено ядровое оружие, видимо город нужен был враждующим сторонам в относительно целом виде, без заражённой рад-ядом местности. Князь Рога по имени Мудрый встретил путешественников с распорстёртыми обьятиями. У него путники гостили целых два года. За это время они на своём корабле обошли всё Асморе, перевозя товары из одного порта в другой и тем самым зарабатывая. Они побывали в больших портовых городах, таких как Мореполь, Новаска, Бердинка, Ейка и во множестве других приморских поселениях поменьше. Они даже подходили к Керчакскому проливу, через который был перекинут огромный, разрушенный мост. Этот пролив соединял Асморе и Понтаморе, однако путешественники не рискнули плыть через него. "Видящие", как называли тех людей из экипажа, которые были способны видеть рад-яд, утверждали, что местность эта всё ещё заражена, хотя уже и не так критично. Да и несколько матросов из Рога, которые отправились вместе с триединцами на их корабле в качестве проводников, говорили, что полуостров Хримка, на который с материка и был перекинут Большой мост, превращён в пустыню из расплавленного стекла. И лишь по побережью, да где-то посреди полуострова, растёт буйная растительность, в которой скрываются самые невероятные твари- муты, большая часть из которых в крайней степени кровожадны. Тварей в прибрежных зарослях путешественники не видели, но и высаживаться на заросший зеленью скалистый берег всё же не стали. Через пролив, под жутким, мёртвым исполинским мостом, в Понтаморе, странники тоже плыть не решились. Хотя, как утверждали рожцы, через этот пролив в Понтаморе иногда ходят куцы из как Рога, так и из Мореполя и других портовых городов Асморя.

За два года на Асморе триединцам удалось немало заработать, к тому же князь Мудрец перед отплытием триединцев на родину дал им немало монет прошлой цивилизации (как позже узнал Серый, два небольших мешка), великолепно выкованное оружие и доспехи, а так-же слитки железа. Кроме этого, он выделил двух высококлассных кузнецов, двух плотников- кораблестроителей и одного специалиста по проектированию кораблей с ворохом чертежей.

В обратный путь путешественники пустились с таким расчётом, чтобы пройти через Баганку ночью, однако перед самой Баганкой на корабль обрушилась лавина огненных стрел. Казалось, баганцы ждали их возвращения все два года. Кораблю удалось пройти мимо Баганки , разметав лодки, перекрывающие реку, но обстрел с берега всё продолжался и вскоре корабль загорелся с такой силой, что потушить его уже не было никакой возможности и триединцы, прихватив самое ценное, высадились на левый берег Тана. Но и тут баганцы продолжили преследование, отправив по их следу хорошо вооружённых всадников. Баганское княжество было единственное, из всех известных во всей округе, которое имело вооружённую конницу.

* * *

По преданиям, армейцы, выйдя из своих военных убежищ, начали с того, что принялись вскрывать частные убежища. Каким-то образом у них оказалась карта, где все эти бункера местных олигархов были тщательно и подробно отмечены. В одном из убежищ, кроме огромных запасов пищи, оружия, различных хозяйственных предметов, было ещё небольшое стадо коров и небольшой табун лошадей. Коровы были съедены на месте, съестные припасы тоже, хозяева этого убежища уничтожены, а лошадей армейцы взяли с собой, используя их как для перевозки грузов, так и для внезапных налётов на деревни. Захватив Баганку, армейцы принялись разводить лошадей и оказались единственными у которых была кавалерия, что дало им огромное преимущество перед другими. Нередко армейцы Баганки делали стремительные и внезапные конные налёты на независимые деревни, захватывая богатую добычу.

В тридцатых годах Новой эры, когда прежде безжизненные пространства уже были покрыты буйной зеленью, вдруг появилось огромное количество самых разнообразных животных. Многих из них люди, помнившие ещё прошлую цивилизацию, никогда прежде не видели. Даже Гуру был поражён изобилием животного мира и заявил, что кроме как божественным вмешательством, он это объяснить не может. Но среди всего этого разнообразия не было животных вроде лошадей. Для перевозки грузов удалось приручить волов, но для верховой езды они не годились, были чересчур медлительны.

* * *

Триединцы, высадившись на берег, прихватили с собой самое ценное и, углубившись в лес, попытались оторваться от преследователей, но армейцы, передвигаясь на лошадях, всё же нагнали их. Тогда путешественники, нагрузив Путника и ещё несколько человек самым ценным, остались прикрывать их отход. Все они погибли, дав возможность своим товарищам добраться до территории дружественных мутов, куда преследователи не решились сунуться. Муты помогли четырём уцелевшим, среди которых были два рожца, кузнец и плотник, добраться до реки и найти им плот, на который погрузили то, что путешественники смогли спасти с уничтоженного корабля. Вот этих спасшихся как раз и встретили ранним утром три друга на мелихонском берегу.

Было видно, что Молчун что-то недоговаривает, но Серый догадывался, что Стриж ни за что и никогда не простит баганцам гибель почти всей экспедиции и что скорее всего он намерен отомстить армейцам. Хотя это будет очень непросто, принимая во внимание кавалерию армейцев. Было небезызвестно, что баганские армейцы, кроме почти традиционных стычек с Триединкой, несколько раз сталкивались с Новоченом и южными независимыми племенами и почти всегда, благодаря коннице, без особого труда побеждали в битвах, даже будучи в меньшинстве.

В завершении своей речи Молчун, словно подтверждая размышления Серого, сказал, что будет набираться ещё полусотня железной пехоты, а так-же, начинается строительство ещё одного, нового корабля, взамен уничтоженного армейцами. По чертежам, привезённым в Триединку, чудом спасшегося от баганцев, рожцем-кораблестроителем.

Возвращались Серый с отцом домой, когда уже было совсем темно. Оба были просто ошеломлены, узнав о гибели тридцати одного человека, убитых армейцами Баганки. Таких потерь триединцы ещё не несли за все почти два века Новой эры. Да, были столкновения с баганцами… В четвёртом году новой эры триединцы нанесли им сокрушительное поражение на реке Акса, были ещё несколько приграничных столкновений, самое крупное из последних случилось ещё совсем недавно при князе Добром, когда погибло пятеро триединцев. Но такого, чтобы потерять сразу тридцать одного человека! Нет, такого ещё не было ни разу за всю Новую историю!

Дома было тихо, мать уже легла спать и отец с сыном, поужинав при свечах, тоже легли спать.

Ещё не появилось на востоке ни единого лучика восходящего солнца, но небо уже начало светлеть. Именно в это время Серый уже был на ногах. Умывшись, он съел краюху хлеба с порядочным куском жаренного мяса, запил квасом и отправился по ещё тёмным улицам на восточную окраину села. Все трое друзей подошли к месту встречи почти одновременно. Поздоровавшись, они быстрым шагом отправились в сторону Пухляка, к военному лагерю, где их ждала новая жизнь. Всю дорогу они обсуждали услышанное накануне от старших улиц. Все трое были просто потрясены гибелью своих земляков. Камыш рассказал, что на их улице было шесть семей, родственники которых были среди путешественников и прямо во время собрания они чуть ли не в ультимативной форме потребовали, чтобы старший улицы от их имени потребовал от князя отомстить баганцам, немедленно отправив туда войско.

–А что толку,– покачал головой Кабан,– у баганцев кавалерия! Я слышал они могут выставить не менее двухсот всадников! Это не считая пехоты, которую князь Красноголовый сможет набрать среди простых казов. А у нас только сотня тяжёлой пехоты, да лёгкой с сотню набрать можно.

–Вряд ли казы Баганки пойдут воевать против своих же, засомневался Камыш.

–Да кто их будет спрашивать,– резонно заметил Кабан.

–Я думаю Стриж что ни будь придумает,– неуверенно сказал Серый.

–Посмотрим-, пожал плечами Кабан,– но в любом случае это не должно сойти с рук баганцам.

У военного лагеря уже было десятка два новобранцев и все они обсуждали гибель корабля и его экипажа. Но все сходились во мнении, что баганцам надо обьявить войну.

Когда перед воротами военного лагеря собралось уже полсотни новобранцев, к ним вышел сам Седой с сотником железной сотни, Мясорубом. Подняв руку, он потребовал тишины.

–Ребята, -негромко заговорил Седой-, все вы уже знаете, что произошло позапрошлой ночью. Погибли наши товарищи. Тридцать один человек из Триединки и трое парней из Рога, которых отправил к нам наш союзник и друг князь Мудрый.

По толпе новобранцев прокатился гул.

–Кроме этого был уничтожен наш корабль с ценнейшим грузом на борту, хотя это ничто по сравнению с гибелью лучших людей Триединки-, Седой снял с головы железный шлем и перекрестился.– Вечная им память!– воевода одел шлем и окрепшим голосом уже громко продолжил.– И вы понимаете, что их гибель не должна остаться безнаказанной! И именно вам предстоит отомстить за них! А потому вы должны подойти к обучению в лагере как можно серьёзнее. Враг нам противостоит очень сильный, поэтому- ни минуты расслабления, ни капли слабости, учитесь всему чему будут вас обучать инструкторы, учитесь до изнеможения! Сейчас Мясоруб представит вам ваших инструкторов и начинайте учиться с этой же минуты. Помните, вам предстоит сражаться за Триединку, за своих погибших товарищей. Вас ждёт слава и победа!

С этими словами Седой развернулся и скрылся за воротами лагеря.

–За мной,– прохрипел Мясоруб и махнув огромной ручищей тоже вошёл в ворота. Новобранцы, воодушевлённые речью Седого, толпой двинулись за сотником. Здесь их уже ждали инструкторы- ветераны Костолом и Ухорез, которые сразу же повели новобранцев к вещевому складу, где молодым выдали льняные рубахи, штаны и кожаные сапоги, всё, кроме сапог, зелёного цвета. Переодевшись, новобранцы сложили свою гражданскую одежду в небольшие деревянные ящички, прибитые к стенам склада, которые каждый собственноручно подписал. После этого инструкторы повели их к полосе препятствий. Она была довольно сложной, однако рядом была ещё одна полоса препятствий, которая была ещё сложней и на ней уже занимались воины из тяжёлой сотни.

Новобранцы на своей полосе препятствий преодолевали рвы как с водой, так и без воды, перелезали через высокие стены, протискивались сквозь узкие проходы, плутали по лабиринтам, шли по подвешенным на пеньковых канатах брёвнам. Преодолев полосу, новобранцы, понукаемые Костоломом и Ухорезом, снова бежали к её началу и начинали всё сначала. Это было тестом на выносливость и силу, где инструкторы могли оценить каждого из вновь прибывшей полусотни будущих воинов. Так продолжалось до самого обеда, пока наконец инструкторы не построили юношей и не повели их в столовую. Здесь уже были воины из железной и лёгкой сотен, которые сообщили новобранцам новости последних часов. Оказалось, что с утра возле княжеского терема стали собираться родные и близкие погибших от рук баганцев путешественников, было тут немало и просто сочувствующих. Вышедшему Стрижу они предъявили требование немедленно снарядить вооружённую экспедицию и достойно наказать Баганку. На что князь резонно ответил, что отправить сейчас воинов против многочисленных и хорошо вооружённых армейцев на лошадях- всё равно, что отправить их на смерть.

–Как раз сейчас они ждут от нас ответных действий и наверняка уже приготовились к встрече,– спокойно сказал Стриж собравшимся.– Я вам обещаю, что армейцы понесут наказание, но не сейчас. Они очень сильны, и мы должны тщательно подготовиться к борьбе с ними, а не бросать своих людей на верную смерть. Наш долг не только просто лишь отомстить за гибель наших ребят, мы должны освободить простых баганцев от почти двухвекового ига армейцев. Там наши братья, казы, они страдают под гнётом пришлых, и мы не должны бросать их в беде.

Так, по словам бывших там воинов, сказал князь собравшимся людям. Услышав их рассказ и новобранцы, и не знавшие об этом происшествии воины зашумели. Неужели князь желает не просто отомстить армейцам, но и свергнуть их власть над Баганкой? Разгорелись горячие споры. Одни говорили, что это невозможно, у армейцев мощная кавалерия, более двухсот всадников, кроме того, они могут мобилизовать местных жителей, что даст им ещё как минимум две, а то и три сотни. И это, не считая тех армейцев, предки которых давно отошли от военной службы и стали купцами, помещиками, промышленниками. Они называли себя аристократами. А ведь они тоже могут взять в руки оружие, и их соберётся не менее ста человек.

Другие были убеждены, что триединцам победить армейцев Баганки вполне по силам, так как местные не пойдут воевать против своих же казов.

–Да кто их будет спрашивать?– сомневались пессимисты,– Дадут им в руки копья и погонят на нас как баранов.

–Закончить обед! Бегом строиться!– прервал спор зычный голос Ухореза, крепкого мужика лет сорока с бритой головой и узким, с жёсткими вертикальными морщинами на щеках, лицом. Маленькие, быстрые глазки его сверкали из под нависших бровей дерзко и вызывающе. Раньше он был полусотником "железных", но его отстранили от должности за излишнюю жестокость к пленённым врагам и отправили инструктором-полусотником к новобранцам.

В этот раз новобранцев отвели на новый полигон, где выдали тяжёлые, большие щиты. Здесь они должны были учиться держать строй фаланги, маневрировать, сменять друг друга из одной шеренги в другую. Забегая вперёд, можно сказать, что в последующие дни, кроме всего прочего, молодые воины учились сбивать копьями и стаскивать специальными крюками, закреплёнными на тех же копьях, всадников с коней. Правда, вместо всадников им противостояли чучела, закреплённые на спинах волов.

Так началось интенсивное обучение новобранцев, как, впрочем, и старослужащих воинов, которые не сидели без дела и постоянно совершенствовали свои боевые навыки. Кроме того, трижды в неделю воины должны были за пять часов преодолевать тридцать пять километров, неся на себе не малый вес- не менее тридцати килограммов. Обучение шло пять дней в неделю, в субботу молодые бойцы отправлялись на охоту, на большущий остров в форме перевёрнутого сердца, что напротив Раздорки. Реже в другие места. Там они совершенствовали свои навыки в стрельбе из лука. Воскресенье был выходным и каждый новобранец, кроме тех, кто на дежурстве, мог распоряжаться им по своему усмотрению.

IV

После дневных занятий новобранцы посетили столовую, где на ужин была овсяная каша, отварная рыба и ягодный кисель. Насытившись, молодые воины построились напротив казармы: длинного каменного барака. К ним вышел Ухорез. На нём была отличная кираса из нескольких слоёв отлично выделанной кожи, кожаные же наручи и поножи, всё это в крупных медных заклёпках. Непокрытая, бритая голова тускло поблёскивала в лучах заходящего солнца. Своими близко посаженными, маленькими, но блестевшими дерзко, нахально и задиристо, как у отпетых хулиганов, глазками, он обвёл всех слегка насмешливым взглядом.

–Ну что, цыплята, могу вам сказать? Не так всё катастрофично, на первый взгляд. У многих есть потенциал, из них получатся настоящие воины. Остальных подкачаем, обучим, впереди ещё от двадцати до двадцать пяти лет службы, все будут классными воинами!

–Не скрою,– пружинистой походкой Ухорез прошёлся вдоль строя,– многим бесконечные тренировки и занятия дадутся с трудом, но запомните одно: чем лучше вы всё освоите, тем легче будет в реальном бою. Как говорил один из знаменитых полководцев древности, великий Александр Суровый: Тяжело в учении, легко бою! Если вы настоящие мужчины, то перенесёте все тяготы и лишения стойко и мужественно. А если кто в себе сомневается, то мы никого до Присяги здесь не держим, ещё есть время уйти на гражданку, люди нужны везде, на многих производствах не хватает работников.

Сверкающие какой-то презрительной насмешкой глаза Ухореза окинули строй, но никто даже не пошевелился.

–Значит передумавших нет,– пробормотал Ухорез и тут же оскалился, что видимо означало жизнерадостную улыбку.– Ну что ж, сами напросились! С ходу хочу озвучить первую заповедь воина Триединки, она же является первым пунктом Присяги: "Сам погибай, но товарища выручай!" Вы теперь одно целое, один боевой кулак, одна боевая семья и от каждого из вас зависит жизнь вашего товарища. Каждый должен быть уверен, что его фланги надёжно прикрыты его товарищами и он всегда получит поддержку и помощь. Да!.. Как и везде, внутри больших коллективов всегда бывают недоразумения, но даже если они решаются в драке, каждый должен быть уверен, что его оппонент в случае чего, рискуя своей жизнью, придёт на помощь! И запомните, цыплята, Триединку ждут великие дела, и она станет Великой! В том числе и с вашей помощью!

–Кто бы сомневался,– пробормотал кто-то в строю, но, как оказалось, Ухорез имел идеальный слух.

–Кто сказал?– полусотник повернулся в сторону говорившего и все увидевшие его взгляд, невольно вздрогнули, настолько он был зловещим.

–Я-, дрожащим тихим голосом промолвил нескладный, лопоухий парень с усыпанной веснушками широкой физиономией.

–Головка от ядра! Представиться!

–Рядовой Заяц…

–Ты сомневаешься, что Триединка станет Великой?

–Никак нет!

–Понятно… Рядовой Заяц, предлагаю спор! Если через три года о нашей Триединке не будут говорить как о Великой, я отдам тебе свои кожаные доспехи, вот эти, что на мне сейчас. Если, через три года, будут говорить о Триединке- Великая, что дашь ты мне?

Сжавшийся в ужасе Заяц проблеял в ответ что-то неразборчивое.

–Что, что?– взревел Ухорез.– Говори чётче, боец!

–Я… Я не знаю…

–Не знает он…– пробурчал внезапно упокоившийся полусотник- инструктор.– Ладно… Всем- личное время, в десять отбой! Подъём в шесть утра. Готовьтесь, завтра тяжёлый день…

–А сегодня тогда какой был?– в ужасе выдохнул всё тот-же Заяц и тут же замер под тяжёлым взглядом Ухореза.

–Спать иди, Заяц!– заорал инструктор и плюнув пошёл прочь, кинув через плечо.– Разойтись!

Наконец-то все три друга смогли пообщаться, поделиться своими новыми впечатлениями. Они уселись в маленькой беседке напротив казармы и у самого края обрыва. Отсюда открывался потрясающий вид на раскинувшуюся на живописном берегу Тана Пухлячку.

–Ну как?– незамысловато поинтересовался Серый.

–Наш десятник сообщил, что я буду в этой полусотне ещё три- четыре месяца,– заявил Камыш,– пока идёт общий курс обучения. А потом отправят в лёгкую пехоту для обучения у самого Шипа!

–Тебя одного, что ли?– удивился Кабан.

–Ты дурак? Не знаю сколько точно, но что-то в районе десятка из всей нашей полусотни.

–Какой там десяток!– с умным видом возразил Серый.– Лучников и так хватает в избытке, в цене хорошие пехотинцы, поэтому к Шипу в основную лёгкую сотню берут только уж совсем уникальных. Умеющих отлично стрелять и не хуже действовать в ближнем бою. Думаю, Шип возьмёт не более пяти человек.

Над учебным лагерем уныло протрубил горн: Отбой!

В длинной одноэтажной казарме у стен стояли двухярусные койки, оставляя проход посередине, вдоль всей казармы. Между койками в два яруса стояли узкие тумбочки. Здесь, на этих двухярусных кроватках, и расположилась на ночлег полусотня новобранцев.

Не успел Серый прикоснутся к подушке головой, как прямо над ухом кто-то заорал благим матом…

–Подъём, цыплята!– бесновался Ухорез и затем уже нравоучительно добавил.– Форма одежды номер два, что означает: штаны, сапоги, голый торс. Строиться перед казармой!

К его, да и его друзей, изумлению, уже прошла ночь и настало утро!

–Очень плохо,– грустно покачал головой Ухорез, дождавшись когда все новобранцы станут в строй.– Долго копошитесь! Сегодня вечером перед отбоем- сон-тренаж! Слышали, наверняка, что это такое? А это, цыплятки, сорок секунд- на одевание, и тридцать- на раздевание и укладывание в койку! Ну, вечерком увидите… Так! Десять минут оправиться, построение здесь-же!

Шёл мелкий дождик и вкупе с довольно сильным ветром всё это давало известный дискомфорт, но Ухорез, тоже будучи с голым торсом, терпеливо дожидался всех напротив казармы.

–За мной,– буркнул инструктор когда все собрались и потрусил на окраину лагеря.

Неспеша выбежав с новобранцами из лагеря, Ухорез перешёл на шаг.

–Во-о-н там,– махнул он рукой куда-то на север,– стоит старый дозорный пост, сейчас, из-за дождя, его не видно. Впрочем, бегите за мной, не заблудитесь… До Старого поста отсюда два с половиной километра. Весело оббегаем Старый пост и так-же весело несёмся, аки лоси, обратно. На всё- про всё нам, цыплята, дано полчаса. Последние пятеро пойдут в наряд по кухне. Шестой, седьмой и восьмой с конца- дневальными по казарме… Прямо после пробежки… Что рты разинули? Захлебнётесь ведь, дождь вон усилился! Бегом марш!

Толпа рванула вперёд, и только Серый удержал рванувшего было Камыша; неторопливого Кабана удерживать было не надо.

–Вы куда?– спросил он и авторитетно добавил.– Гонка только начинается, пусть все выдыхаются, а мы побережём силы, а потом рванём!

Когда до появившегося в пелене дождя Старого поста осталось полпути, запыхавшийся, тяжёлый Кабан, вдруг озвучил очень интересную, на его взгляд, идею.

–А давайте последними придём! А что, в наряде хорошо, хоть не месить по полям грязищу под дождём на занятиях!

Некоторое время Кабан, гулко топая, задумчиво пыхтел.

–Не, дневальным плохо-, дождь и пот обильно стекали по лицу крепыша,– весь день в казарме, у начальства на виду. На кухню!– у Кабана заблестели глаза.– От начальства далеко и, главное, ближе к еде! В последней пятёрке надо приходить, братва!

Пожалуй, Камыш мог бы прийти и в первой пятёрке, а Серый попасть во вторую-третью десятку полусотни, но товарища, в конец выбившегося из сил под конец кросса, они бросить не могли!..

После кросса новобранцам дали время переодеться, обсушиться и после повели в столовую. Овсяная каша с куском варёной рыбы и чай. Правда хлеб подавали с маслом. После завтрака Ухорез самолично отвёл пятерых "последних", а среди них был и неуклюжий Заяц, к начпроду, он же Главный повар, по имени Шишка. Это был покрытый шрамами, хромой увалень с широченными плечами и свирепым взглядом. Когда-то Шишка был походным кашеваром в тяжёлой сотне Мясоруба, участвовал во многих схватках, прослыл лихим рубакой, однако после тяжёлого ранения в ногу был отправлен тем же кашеваром, но уже в лагерь.

–Слушайте дядю,– дал напутствие заступившему наряду Ухорез и… ушёл.

–Картошку чистили когда-нибудь?– голос начпрода был низким и сиплым, словно шипение змеи. Не оглядываясь он направился на кухню…

Пятеро новобранцев пошли было за ним, но тут же встали как вкопанные от бьющего по ушам грозного рёва.

–Куда прёте в сапожищах! Вон в углу корыто, помойте сапоги, вокруг корыта чтобы потом чисто было! Потом обуете тапочки, вон они, в углу.– в углу действительно возвышалась гора тапочек с кожаной подошвой и кожаными ремешками, такие изготавливали муты, что жили на той стороне Тана, по дешёвке сбывая на рынке в Мелихоне.– Сапоги поставите вон там, у дверей. Бегом марш! Жду в кухонном зале, вот за этой дверью, через тридцать секунд. Время пошло, щеглы!

Наряд сломя голову бросился к корыту. В разные стороны полетели грязные брызги. В общей толчее Кабан не удержал свой сапог и тот упал прямо в корыто, в него хлынула грязная вода, которой он быстро наполнился и пошёл ко дну. Чертыхаясь, Кабан выудил сапог и вылил из него воду. Кое-как обмыв свою обувь, все бросились к тапочкам.

–Стойте!– закричал вдруг Серый.– Воду вытереть надо! Вокруг корыта!

–Вон тряпки,– Камыш махнул рукой в угол,– быстро все хватаем и быстро вытираем!

–Слишком долго, бойцы!– встретил их рыком Шишка.

В кухне было жарко. В углу, занимая почти треть помещения, стояла жарко натопленная печь, на которой издавал булькающие звуки огромный котёл. К котлу вели ступеньки, которые упирались в каменный помост, выложенный над печью, так что можно было помешивать варево стоя по пояс над этим казаном-гигантом. Рядом стояли два котла поменьше, однако огня под ними уже не было, лишь едва мерцали угли, зато из-под крышек активно шёл пар.

–Вон, слева, мешки с картошкой, видите? А рядом ванна. Рядом стол, на нём ножи, видите? Берёте ножи и приступаете к очистке картофеля. К обеду вам необходимо начистить полную ванну! Всем всё ясно?

–Это нереально…– подал голос Заяц и сослуживцы поддержали его энергичными кивками.

–Если не успеете к обеду начистить ванну, то именно ты будешь один заполнять ванну всю ночь, до завтрака,– и тут же Шишка оглушительно, так что все присели, ответил на готовый сорваться с уст Зайца вопрос.– А потому что много говоришь! Приступайте, бегом!

Парни подтащили к ванне несколько мешков с картошкой, большие кастрюли под очистки и взяв ножи, сев на крепкие табуреты, принялись за работу. Главный повар шастал туда-сюда то помешивая кипевшее на огне варево, то отходил, что-то брал, добавлял в котёл.

–Братаны,– чуть позже тихо заговорил Кабан,– у меня сапог мокрый, что делать?

–У всех они мокрые,– философски заметил Серый.

–А у меня внутри!– чуть не завопил Кабан.

–Эй, вы чего там гомоните?– прикрикнул Шишка.– Работать, не отвлекаться! Значит так! Я сейчас отлучусь, а вот ты… представиться!.. Как? Заяц? А ты, Заяц, будешь каждые пять минут помешивать суп! Мешать три минуты… И дровишек по мере надобности подкидывай. Всё понятно? Смотри у меня, Заяц… На тебе обед всех вооружённых сил Триединки!

С этим Главный повар вышел, хлопнув дверью.

–Ну, зверь,– бормоча себе под нос Заяц бросил нож и побрёл к ступенькам, ведущими к котлу.– Братва, а тут прямо пекло! Слушай, Кабан, что там с твоим сапогом? Тащи его сюда, поставим у самого котла, мигом высохнет!

Через минуту Кабан уже стоял с сапогом в руках возле Зайца, в руках которого уже успел появиться огромный черпак.

–Вот здесь поставим, тут гляди какой жар,– убеждал сослуживца временно исполняющий обязанности повара, свободной рукой вырывая сапог.

–Вот тут лучше, рядом,– протестовал Кабан и пытался пристроить сапог у края котла.

–Эй, бойцы, вы там что потеряли вдвоём?– в дверях стоял Шишка.

Кабан попытался спрятать сапог за спину Зайца, тот, в свою очередь, тоже решил прикрыть сапог спиной и подался к нему всем телом. В результате столкновения сапог был выброшен из рук Кабана и, печально булькнув, второй раз за день пошёл на дно.

–Мы… это…– пробормотал грустно Заяц,– суп мешаем. Вот!– поднял он вверх черпак.

–Вдвоём?– удивился Главный повар.– Психи, что ли? Ну-ка, дай сюда черпак! Заяц, ну ты точно псих!– определил Шишка, когда черпак пришлось забрать у новоявленного повара с приложением некоторых усилий.– Марш чистить картошку!

Некоторое время он мешал варево, что-то недовольно бормоча, а двое новобранцев с ужасом смотрели на его мускулистую спину.

–Шишка!– на кухню зашёл воин, судя по форме, из тяжёлой пехоты.– Телеги пришли с продуктами, пошли, покажешь, что куда.

–Сейчас, иду,– проворчал Главный повар,– Заяц! Мешай дальше, остальные не отвлекаются, а чистят картошку. Что лыбишься, Заяц, то же самое касается тебя, в свободное от помешивания время.

Заяц не смог сдержать радости от того, что Шишка не увидел сапога, но оказывается было ещё рано радоваться.

–Да, Заяц-. повернулся Главный повар уже у дверей.– В котле я видел здоровый такой мосёл. Видно поварята бросили… Найдёшь его в супе и через пятнадцать минут достанешь. Вот в эту кастрюльку положишь.

Шишка ушёл, а Кабан бросился к Зайцу и в судорожных попытках, с помощью двух черпаков, им удалось достать сапог из супа. Сапог вдруг приобрёл почти белый цвет, зато стал заметно мягче. Кабан чуть не плача смотрел на покрытый жиром и гороховым пюре белый сапог.

–Чего уставился, беги отмывай!– Заяц взял командование на себя.– Камыш, бери черпак, помешивай суп, а я сбегаю в казарму, там у меня в тумбочке целая банка ваксы, замажем сапог, как новый будет.

Когда Шишка вернулся, у котла стойко укрепился Заяц, а остальные старательно чистили картофель, уткнув головы в полупустые кастрюли с очистками.

–Что это там, в прихожке, так ваксой воняет?– подойдя к котлу, Шишка взял из рук Зайца черпак.– На парад кто собрался?

Главный повар начал сосредоточенно мешать варево, явно что-то пытаясь в этой мутной, кипящей жиже разыскать. Сердца новобранцев сжались от ожидания вселенской катастрофы. И она не замедлила начаться!

–А где мосёл?– зловеще прошипел Шишка.– Вы его достали? А? Где он? Заяц!!!

–Я!

–Кончик от копья! Где мой мосёл?

–Какой мосёл?-почти натурально удивился Заяц.– Не было там, в супе этом, никакого куска мяса, даже небольшого. Я, как вы, Шишка, и велели, очень тщательно обыскал весь котёл, но никакого мосла там не нашёл. Я даже вон Кабана звал, вместе смотрели- не было там мосла. Правда, Кабан? Видите, товарищ Главный повар, во-он боец сидит, кивает? Вот! Не было там никакого мосла, в четыре глаза смотрели…

–Вы что, салаги…-Шишку просто раздувало от ярости,– совсем нюх потеряли? Ну всё, ребятки… Наряд продляется ещё на трое суток! Как же мне вас жаль, на вашем месте я бы не стал мучаться, а сразу повесился. Всем чистить картошку! Ванна должна быть наполнена с горой! Меня не будет десять минут! К котлу не подходить, дрова не подбрасывать, пусть остывает.

У самых дверей Шишка резко остановился, словно забыв что-то очень важное.

–Да!– сказал он уже протискиваясь в дверь.– Чуть не забыл!.. Если вдруг кто чего надумает, то верёвка- в кладовке, мыло- в умывальнике!

–Это зачем?– не понял Заяц, адресуя вопрос уже закрытой двери.

–Потом узнаешь,– зловеще пообещал Серый,– иди, давай, сюда уже! Картошку чисть!

–А что же с супом делать?– спросил вдруг Камыш.

–А что с ним не так?– спросил Заяц.

–Но ведь там варился сапог!– напомнил Камыш.– Я, лично, есть такое не буду!

–Я- тоже!– согласился Серый, а за ним и все остальные, включая сомневающегося Кабана.

Скоро уже должны были прийти так называемые "поварята", помощники Главного повара. Помимо всех остальных обязанностей, они должны были "стоять на раздаче", то есть разливать еду в бачки, каждый из которых был рассчитан на десять человек. Эти бачки разносил по столам уже наряд по столовой. Он же расставлял на столах чистую посуду и убирал грязную. Мыть посуду тоже надлежало наряду, всё это их ждало ещё впереди, а пока в первоочередных задачах была очистка картошки.

–А как же остальные?– заволновался Кабан.– Вся воинская часть будет жрать суп из сапога?

–Ну не ядовитый же он,– резонно заметил Серый,– сапог этот…

–А что же ты не хочешь есть этот суп?– ехидно поинтересовался Кабан.– Все значит пусть жрут это варево, а ты будешь хихикать над ними в сторонке?

–А что ты предлагаешь?

–Я знаю!– Заяц вскочил с места и метнулся к котлу, на ходу одевая толстые, стёганные рукавицы. Ухватившись за край огромного котла, того, что с гороховым супом, он стал его раскачивать.

–Э-э-э!– заблеяли все почти одновременно, но было поздно- котёл соскочил с одного из креплений и начал опасно наклоняться. Заяц метнулся в сторону, а Серый прикрыл глаза… В полной тишине он услышал глухой, гулкий удар, от которого содрогнулся пол, затем мощный всплеск, словно прорвало большую плотину и наконец, как кульминация, громкое шипение заливаемых углей. Серый открыл глаза и тут же об этом пожалел. Среди адского разгрома, весь заляпанный гороховым супом, стоял, словно демон, довольно улыбающийся Заяц.

–Ты… Ты…– смогли выдавить из себя некоторые.

–А что?– невинно стряхивая с себя варёный лук и картошку и размазывая гороховое пюре по одежде, пожал плечами Заяц.– Семь бед- один ответ! Не казнят ведь! Зато пацаны не будут жрать суп с запахом твоих, Кабан, портянок!

Дверь в этот момент открылась и на кухню всё более неуверенными шагами втащились Шишка и Ухорез. Появись здесь сейчас внезапно даже легендарный клыкозуб, Серый был бы испуган куда меньше…

–Это… Это…– не в силах высказаться Шишка потеряно шёл по кухне, как полководец, потерпевший поражение, идёт по полю прошедшего только что боя.

–Товарищ Главный повар!– браво отрапортовал Заяц.– В ваше отсутствие упал котёл! Я думаю вот тут вот кронштейн расшатался, видите?

–Какой кронштейн, ты что несёшь, Заяц?– Шишка начал понемногу приходить в себя от шока…

–Вот этот вот… Видите?– Заяц потыкал пальцем куда-то в покорёженную конструкцию.– Руки надо поотрывать тем кто это делал, правда?

Шишка недоумённо уставился на то место куда тыкал пальцем Заяц и из его груди стал с каким-то угрожающим шумом выходить воздух.

– Да ладно вам, товарищ Главный повар, не переживайте, бывает… Вон каша ещё есть… И компот… А суп всё равно никуда не годился…

Примерно с минуту Шишка глубоко дышал и даже прикрывал глаза, чтобы успокоиться.

–Ухорез,– наконец проговорил он,– дай мне этих ребят минимум на неделю, а лучше на две, а?

–Что дашь?– сухо и по деловому осведомился Ухорез.

–Ну… Бронзовый небольшой бюст, из Бати принесли, когда зимой экспедиция была.

–Чей бюст?

–Не знаю я. Мужик с бородой. Лысый.

–Не… Меч давай, что ты у кочевников взял в качестве трофея, помнишь?

–Ради этих ушлёпков? Ты в своём уме, Ухорез? К тому же это твои бойцы накосячили, а ты, как их командир, за них в ответе!

–Вот потому и не отдаю тебе их, что отвечаю за их жизни!

– Да и ладно, они и так рано или поздно попадут в наряд по кухне и вот тогда…

–Да ладно тебе, Шишка. Шучу я! Всё равно завтра с утра Седой решил устроить смотр с пробежкой на выносливость на десять километров. Так что по кухне тебе будут пока помогать наши женщины-вольнонаёмницы, они уже скоро явятся. А этих я забираю, им надо ещё готовиться, да и отдохнуть необходимо хорошо. После пробежки Седой ещё думает устроить смотр боевых умений с применением учебного оружия.

–Да они-ж ещё не умеют ничего!

–Не умеют того, что умеем мы, но в школе-то они проходили начальную подготовку. Я думаю, Седой хочет выявить наиболее лучших и перспективных. И уделить им повышенное внимание в плане тренировок и специальной подготовки. Так ведь и раньше всегда было, помнишь, Шишка?

–Помню, конечно… Только так рано ещё не устраивали смотр, они ведь ещё не успели проявить и развить свои способности в каком-либо военном деле. Ладно, братан, забирай своих задохликов, женщины уже как придут- уберут. Хотя разгребать эти завалы надо целой сотней.

–Намёк понял, Шишка! Пришлю свободных кадетов, молодняк как раз сейчас изучает сапёрное дело.

У вышедших из столовой было такое впечатление, что они только что избежали неминуемой смерти, у всех, кроме, конечно-же, самого Ухореза, ему-то что…

V

Потянулись наполненные нелёгкими солдатскими буднями дни. Похожие друг на друга как братья. Подъём, пробежка, завтрак, выход на полигон, или в спортгородок, а то и на полосу препятствий. Два, а то и три раза в неделю совершался марш-бросок на тридцать пять километров, которые надо было пройти за пять часов в полном вооружении, весило которое не меньше двадцати пяти килограмм. Обед, потом снова занятия по боевой подготовке. И как спасение- ужин и сон, если свободен от нарядов. Так прошла осень, наступила зима. Друзья ещё не раз попадали в наряд по кухне, но Шишка либо не узнавал их, либо уже обо всём забыл, что сомнительно, такое забыть трудно. В каждое воскресенье, в законный выходной, трое друзей ходили домой, в Мелихон, не забывая при этом заглянуть в Мелихонскую бухту, где, за строительными лесами, завешанными старыми тканями и шкурами, строился корабль-великан! Их, как будущих воинов, пропускали на стройку, правда не очень охотно. Увиденное поражало воображение. Даже мощный и громадный остов выглядел очень даже внушительно! Мастер из Рога, старый и опытный корабельщик по имени Такелаж, охотно рассказывал трём любопытным юношам всё, о чём они хотели узнать. Например, он рассказал, что этот строящийся корабль называется пентаконтор, о том, что это на самом деле судно ещё начала истории Прошлой цивилизации и его чертежи совершенно случайно были обнаружены в бывшем яхт-клубе Рога. С каждого борта у этого гиганта будет по двадцать пять вёсел, всего пятьдесят, каждым веслом, кроме двух последних на корме, должно управлять по два человека. На последней паре вёсел- по одному гребцу. Итого: девяносто восемь гребцов и два рулевых. Кроме этого, ещё около десятка матросов, обслуживающих прямой парус и прочий такелаж. Но это если брать оптимальный, вернее, максимальный, вариант. А так пентаконтор может вполне обойтись и полусотней гребцов.

При полной заполненности корабля гребцами (а их места располагались под палубой), на верхней палубе могли свободно разместиться ещё пятьдесят воинов и их припасы. Итого: сто пятьдесят человек на одном корабле!

–Корабль, бесспорно, очень мощный,– рассуждал Серый,– но уж очень большой! На него просто негде набрать команду.

–Стриж что-нибудь придумает,– был убеждён Камыш,– стал бы он строить такую громадину, если на неё некого было бы посадить?

Уже в ноябре ударили крепкие морозы, в декабре случилась лёгкая оттепель, а после Старинного Нового года вновь ударили морозы. Несмотря на это занятия в военном городке продолжались, сократившись, правда, до восьми-девяти часов в день. Как и ожидалось в январе Камыш был определён в лёгкую сотню под командованием Шипа. Там он продолжил обучение в учебной десятке, которую обычно называли "зелёной" десяткой. Он должен был не только метко стрелять из лука и арбалета, но и в совершенстве владеть коротким мечом и лёгким топориком, ну и уметь действовать небольшим, круглым деревянным щитом, обитым по краям и в середине железом. Занятий у Камыша было больше, чем у его друзей, да и интенсивность их была куда выше. Серый и Кабан оставались в полусотне "цыплят" Ухореза, обучаясь обращению с топором, мечом, копьём и даже с булавой или простым ножом.

–Вы сражаетесь в плотном строю,– говорил Ухорез,– поэтому для вас важно не столько индивидуальное мастерство фехтовальщика, сколько умение прикрыть щитом товарища, хорошо использовать копьё на дальней и средней дистанции, а так же топор, либо меч при средней и близкой дистанции соответственно. Очень важно чувство локтя, взаимовыручка и самопожертвование! Каждый должен знать, что во время удара, когда открываются слабозащищённые места, стоящий рядом товарищ прикроет его своим щитом. Сам погибай, но товарища выручай! И это не просто слова, это закон воинов Триединки, и вы его должны впитать в себя до самых костей.

В начале марта, когда снег днём активно таял под потеплевшим солнышком, а ночью смерзался в твёрдые комки. В час, когда не видно на чёрном небосводе ещё ни лучика, но в воздухе уже пахнет рассветом, именно в этот момент в казарме средней полусотни новобранцев прозвучал сигнал тревоги, отбитый на походном барабане дежурным. На улице сигнал продублировал горнист. Спустя минуту у казармы уже стояла вся полусотня, а перед ней расхаживал Ухорез.

–Ну что, цыплята, пришла пора показать себя в настоящем деле,– остановившись Ухорез окинул испытывающим взглядом своих подопечных.– Сейчас завскладом откроет основную оружейку, каждый получает и тут же одевает свои доспехи, соответственно вооружается. Надеюсь, подогнать доспехи было время? Или лучше по девчатам запулиться на все выходные? Отставить смех! Полностью экипированные становятся здесь же на плацу, у казармы.

Бойцам хватило несколько минут для того, чтобы не только получить всё снаряжение, но и облачиться в доспехи. После этого Ухорез повёл своих молодых воинов к западным воротам лагеря. У ворот их ждала телега, с которой всем бойцам было выдано по заплечной котомке, с запасом еды на три дня. Затем колонна вышла из лагеря и быстрым шагом пошагала по дороге вниз, к Пухляку, который уютно расположился под склонами горы, на которой располагался военный лагерь. Полусотня быстро прошла через только начавшие просыпаться улицы центрального села Триединки и вышла к пристани. Здесь их уже ждало несколько больших лодок, в которых уже сидели гребцы. Ещё несколько лодок, забитых воинами, уже отходили от причала и шли вверх по течению. Серому, не обладавшему отличным зрением, показалось, тем не менее, что там, среди отчаливающих воинов, были ребята из лёгкой пехоты. Выходит, их подняли ещё раньше, и они успели даже погрузиться в лодки. Поплыли они вверх по течению, что там у нас? Семикарка? Война с Семикарским княжеством? Размышления Серого прервал негромкий приказ Ухореза строиться.

–Слушать внимательно!– объявил полусотник.– Вчера на наше село Кочетка совершенно нападение и сейчас оно находится в осаде.

–Кто? Как?– прошелестело по рядам бойцов.

–Недавно на территории нашего княжества появилась довольно многочисленная орда кочевников, пришедшая, вроде как с северо-востока. Они просили пропустить их к Тану, который, по словам кочевников, они собирались форсировать, чтобы идти дальше на юг. Проход им разрешили, но за этим табором постоянно присматривали лазутчики. Недалеко от Кочетки кочевники разбили свой лагерь, чтобы "немного передохнуть". Поначалу они вели себя мирно, но скоро несколько кочевников были пойманы при попытке угона скота. Между угонщиками и пастухами случилась потасовка, в которой один из пастухов был убит. К стоянке кочевников была отправлена делегация из Кочетки, главное требование которой было: немедленная выдача убийцы. После препирательств, перешедших уже в оскорбления, посланцы были атакованы и лишь двое из пяти парламентёров смогли спастись за воротами Коныги. Кочевники попытались было взять стены села с ходу, но были крепко биты и отброшены. Со вчерашнего дня Коныга в осаде, прибывшие гонцы сообщают, что все дороги на юг контролируются отрядами кочевников. Контролируется также и речка Сухой Тан, мы по ней будем идти, но высадимся ещё до постов кочевников. С нами будет взаимодействовать лёгкая полусотня Шипа и тяжёлая сотня Мясоруба. Общее командование осуществляет Седой. Всем всё ясно? Вопросы есть?

–А сколько их там, кочевников этих?– ожидаемо послышался вопрос Зайца.

–По данным наших лазутчиков тридцать пять-сорок мужчин, более полусотни женщин и детей- десятка полтора-два. Кстати, женщины у них сражаются ничуть не хуже мужчин, так что не расслабляйтесь. Есть ещё вопросы? Нет? Ну тогда… Начинай погрузку на лодки! Сначала заполняем одну, потом другую и так по очереди.

Загруженные бойцами сверх меры лодки отошли от причала, когда небо на востоке лишь начало давать намёки на близость рассвета. Гребцы работали быстро и слаженно, и скоро небольшая флотилия десантных лодок свернула в устье Сухого Тана, пробираясь меж узких берегов на север, к Коныге. Здесь кое-где вода была укрыта тонкой плёночкой льда, который, скорее всего, днём исчезнет под лучами весеннего солнышка, чтобы вечером снова сковать берега речки.

Гребцы домчали свои гружённые людьми лодки к месту высадки всего за каких-то два с половиной часа. Здесь, на западном, правом, берегу их уже ждал сотник лёгкой пехоты Шип. Пока десант выгружался из лодок, Ухорез и Шип отошли в сторонку, остановившись неподалёку, у самой реки.

–Новости есть?– по-деловому осведомился Ухорез.

–Конечно… Диспозиция такая: в полутора километрах отсюда река сворачивает на восток, потом снова идёт на север. Вот на этой излучине кочевники разбили свой лагерь. Мои ребята уже успели побывать возле него и вот, что удалось узнать. Лагерь почти пуст, за исключением примерно двух-трёх десятков женщин, пяти-шести мужчин и десятка- полтора детей. Остальные осаждают Коныгу. Либо, разбившись на небольшие отряды, рыскают по округе. Уже жалоба поступила Стрижу от князя Семикарки Хваткого. Его караван, идущий в Шахтарку, был вчера разграблен на наших землях. Погиб один охранник, двое купцов пропали без вести. Стрижу придётся возмещать ущерб.

–Купцы скорее всего в лагере,– убеждённо заявил Ухорез.– Кочевники, хоть и дикие, но понимают, что с живого купца они поимеют куда больше, чем с мёртвого… Коныга далеко от лагеря?

–В километре, примерно…

–Близко,– сокрушённо покачал головой Ухорез.– Если нападём на лагерь, кочевники, осаждающие Коныгу, примчатся в течении нескольких десятков минут.

–Можно подождать сотню Мясоруба, но скоро рассвет, по окрестностям начнут шнырять кочевники, нас заметят и тогда пропадёт фактор внезапности. А все воины-кочевники, осаждающие Каныгу, конечно же, сразу вернутся в свой лагерь, укрепятся там и взять его будет уже куда сложней.

–Предлагаешь напасть на полупустой лагерь прямо сейчас?– напрямую спросил Ухорез.– Седой не будет возмущаться?

–Если удачно всё провернём- то нет.– махнул рукой Шип.– Я тут пока ждал прикинул несколько вариантов, сейчас тебе их расскажу, а потом вместе выберем самый оптимальный. Или ты свой предложишь, обсудим.

В итоге, в результате недолгих споров, два сотника приняли самый простой и надёжный план предстоящего боя.

Вернувшись к своим "цыплятам" Ухорез приказал сложить котомки с пайком в одно место, под раскидистым деревом. С собой разрешил взять лишь фляги с водой и индивидуальные медпакеты первой помощи.

–Хорошо осмотрите экипировку,– инструктировал молодых бойцов в полголоса Ухорез,– идти надо будет бесшумно, упаси бог у кого, что звякнет… Прирежу на месте! Наша задача: подобраться к лагерю кочевников как можно ближе и атаковать! Запомните: это, прежде всего, акция устрашения! Враг должен нас бояться задолго до встречи с нами! Поэтому- уничтожать всех поголовно! Даже тех, кто просит пощады или сдаётся в плен! И ещё… На данный момент у вас, как бойцов, только один маленький плюсик- ваша молодость! Этим и пользуйтесь. Вы, хоть и немного, но выносливее и быстрее бывалого ветерана, помните это и применяйте в бою!

–Да уж-, пробормотал, но вполне на уровне слышимости, Заяц,– акция устрашения… Обозлим этих дикарей, вот и всё…

–А нам только этого и надо!– услышал своего бойца его полусотник.– Разозлятся, начнут делать необдуманные шаги, откроются и тогда мы ударим!

–А детей-то, что, тоже убивать?– спросил смущённо Кабан.

–Конечно! Сегодня он мал и беспомощен, но вот когда он станет зрелым и сильным, а ты, быть может, уже старым и немощным, вот тогда он с удовольствием снимет с тебя, с живого, кожу… Не лучше -ли устранить проблему уже сейчас, чем ждать, когда это сделать будет куда сложнее? Ребёнок- тоже твой враг! Маленький, пока беззащитный, но враг! Помните это и не забывайте! Хотя, несмышлёнышей, детей до пяти лет, можно и не трогать. Их ещё можно вытащить из дикого состояния.

–А стариков и старух?– снова спросил Кабан.

–Нету у них стариков. Когда кто-то в орде, по причине ли старости, либо по получению инвалидности, теряет свою полезность для племени, он сам, добровольно, из него уходит. Но не в этом дело… Смотрите внимательно, в лагере, в плену, находится два купца из Семикарки, за них сам их князь, Хваткий, просил у Стрижа. Не исключено, что кочевники попытаются убить пленников в первую очередь, поэтому наша задача сделать всё, чтобы они остались живы!

Полусотня юношей углубилась в лес, следуя за проводником, молодым парнем из лёгкой сотни. Впереди, с проводником, шёл Ухорез в окружении пяти десятников, которым давал подробные инструкции по действию и взаимодействию десяток на поле боя. Надо было спешить, скоро начнётся рассвет и лагерь начнёт просыпаться. У самого лагеря полусотню встретили несколько пехотинцев Шипа, которые заверили пришедших, что лагерь ещё спит, хотя отдельные личности уже начали появляться из этих круглых, покрытых шкурами, то ли шатров, то ли юрт. Лазутчики провели молодых бойцов к самому лагерю, десятники распределили своих людей, дав каждому чуть ли не индивидуальное задание и все замерли, ожидая сигнала к атаке.

Лагерь занимал довольно большое пространство в месте, где река делала поворот на восток, а потом снова на север. За лагерем можно было разглядеть временные загоны из разборных жердей, в которых бродило немало живности, которую кочевники в своих странствиях, всегда гнали с собой. С западной стороны лагеря стояло десятка два, а то и три, всяческих повозок, кибиток и телег. В самом лагере было пока тихо, лишь кое-где между шатрами мелькала одинокая, ранняя личность.

–Слушай, Серый,– Кабан нервно толкал плечом друга,– а ты будешь детей убивать?

–Не знаю я…– и Серый действительно не знал, ведь кому известно, что их ждёт там, в лагере кровожадных дикарей?

–Слушай, а я…

И в этот момент раздался условный сигнал, трель соловья, и все воины стремительно, но молча, бросились вперёд, к лагерю. Воины уже вбежали в лагерь, но тревога так и не была ещё поднята… Серый и Кабан, в составе своей десятки, бросились за своим десятником, который носил имя Сыроед (он был родом из Раздора), к большому, богато украшенному шатру, третьему от края поселения. Сзади послышался чей-то истошный визг, оставшиеся сзади бойцы начали зачищать лагерь. Из шатра, к которому направлялась десятка, словно наконец дождавшись этого вопля, выскочило трое дикарей. Серый, как и его сослуживцы, видел кочевников и раньше, в основном на рынке, но ребят такой свирепой и наводящей ужас наружности, никому ещё, пожалуй, видеть не приходилось. Заросшие косматой бородой и растрёпанными, сальными волосами, с татуированными грязными лбами и щеками, со сверкающими безумием глазами из-под нависших, лохматых бровей, одетые в грязные замасленные шкуры эти парни действительно вызывали неприятие и, как следствие, страх. Увидев приближающихся бойцов Триединки, тройка дикарей с визгом бросилась бежать, но не от нападающих, а навстречу им. Вооружены они были грубыми копьями и небольшими, круглыми щитами. Доспехов на них почти не было, железных во всяком случае, не считая железных шлемов, а так, кожаные нагрудники из толстой кожи в несколько слоёв, кожаные же наручи и поножи.

Десятка действовала как на учениях. Ряды их были плотно сомкнуты, разборные копья на резьбе были приведены в боевое положение и выставлены в сторону врага, щиты образовали почти сплошную стену. Увидев надвигающуюся на них ощетинившуюся остриями копий грозную фалангу, троица замедлила свой бег, а вскоре и остановилась. У десятника, к сожалению, у него одного, в заплечном чехле находились, как и у тяжёлых пехотинцев, три метательных дротика, коими он и не замедлил воспользоваться. Первый дротик пробил щит защищающегося дикаря и застрял в нём, заодно пробив насквозь и руку. С воплем раненый кочевник бросился бежать. Десятник бросил ещё один дротик, но промахнулся, а тут и оставшиеся двое решили остаться сегодня в живых и дружно кинулись наутёк, бросая мешающие бежать щиты. Гнаться за ними никто не стал. У десятки была своя задача- взять под контроль этот шатёр, где, по предположениям Серого и согласного с ним Кабана, находился какой-то склад. Серый и Кабан, согласно заранее распределённым ролям, заняли позицию у входа в шатёр, остальные ломанулись внутрь. Очень хотелось узнать, что там, в шатре, но приходилось внимательно смотреть по сторонам. Они были во вражеском лагере, а неподалёку находилась и вся армия кочевников. А лагерь тем временем шумно просыпался, слышались крики мужчин и визги женщин. Из-за близлежащей юрты показалась на мгновение женщина лет тридцати, с копьём в руках. Увидев стоящих у шатра людей, она мигом исчезла среди юрт. В самом шатре была слышна возня, бормотанье и вдруг, словно гром среди ясного неба, раздался оглушительный хохот. Серый и Кабан разом вздрогнули и переглянулись. Из шатра вышли воины и вместе с ними двое измождённых, тем не менее с радостными улыбками на устах, богато одетых мужчин. Стало понятно чей это смех напугал друзей.

Сыроед приставил к двум освобождённым одного из своих воинов, чтобы тот вывел их из лагеря и отвёл к реке, к лодкам. Остальных он повёл вглубь лагеря, обыскивая попавшиеся по пути юрты. Ни в одной из них не было ни души. Всё ценное воины забирали в свои вещмешки, потом Сыроед поджигал что-либо легковоспламеняющееся от горящего очага и с усердием устраивал пожар прямо внутри юрт. В центре лагеря послышался какой-то крик и звон оружейной стали, и Сыроед моментально приказал двигаться туда, на шум. Здесь происходила схватка между парнями из Триединки с одной стороны и группой мужчин и женщин- дикарей, с другой. Трём десяткам закованных в броню молодых ребят противостояли двое мужчин и два десятка женщин, плохо вооружённых и ещё хуже экипированных. Понятно, что к прибытию десятки Сыроеда с противником было уже покончено, под присмотром Ухореза "цыплята" уже занимались добиванием раненых.

–Товарищ полусотник,– приступил к докладу Сыроед,– освобождены двое купцов, в сопровождении моего бойца отправлены к условной базе. Подожжено семь построек…

–Что-то я огня не наблюдаю, десятник,– нахмурился Ухорез.

–Я изнутри поджигал, скоро разгорится и будет видно!

–Ладно… Бери своих ребят и давай по западной стороне пройдись, в кибитки загляни, если что ценное, но не транспортабельное, поджигай на месте! Да и вообще твоя задача- жечь всё подряд, понял? Выполнять!

В этот момент к Ухорезу подбежал посыльный от Шипа.

–Ухорез,– заговорил он переводя дыхание,– от Коныги сюда движутся воины кочевников. И их там не меньше сотни!

–Что?– Ухорез подумал, что ослышался. Шип ведь говорил, что мужчин в этой орде не наберётся и полусотни. Откуда сотня?

–Похоже к этим дикарям присоединилась другая орда,– словно отвечая на незаданный вопрос Ухореза предположил гонец.– Возможно та, что кочевала восточнее, по Устанскому княжеству. Мы о ней получали инфу.

–И большая эта вторая орда?– хмуро поинтересовался полусотник.

–Точное количество неизвестно, орда то распадается на несколько частей, то собирается вновь. Но побольше этой…

–Шип что-нибудь передавал?

–Да. План не отменяется.

–Что-то часто эти немытики стали нас навещать, пора преподать им такой урок, чтобы и смотреть в сторону Триединки не могли без ужаса.– Ухорез грязно выругался.– Сыроед, что стоишь, поджигай со своими кибитки и какие сможешь юрты и потом бегом к северной части лагеря. Все наши ребята и я будем там.

Справившись с поджогами десятка Сыроеда бегом отправилась на север, где у северного входа в разгромленный лагерь их уже ждал Ухорез и почти все ребята из полусотни.

VI

-Становись!-заорал Ухорез, когда догоняющие достигли расстояния досягаемости звуковой волны.– Построение "десять-пять"!

Бойцы быстро построили фалангу в пять рядов, по десять человек в каждом. Место, согласно боевому расписанию, у Серого и Кабана было во втором ряду, рядом. В первых рядах стояли обычно низкорослые бойцы, за ними повыше и так далее. Просто стоящим сзади удобней было действовать копьём из-за плеча впереди стоящего, нанося удары сверху, в "верхнюю" часть (голова, плечи, руки, грудь), если стоящий впереди будет чуть пониже. Те же кто стоял впереди в основном наносили удары противнику снизу, в так называемую "нижнюю" часть (живот, пах, ноги). Всё это, и многое другое, полезное в бою, было вбито молодым воинам в подкорку мозга.

Серый с волнением выглядывал из-за плеча стоящего впереди однокашника на дорогу, идущую вдоль густо заросших кустарником и ивами берегов Сухого Тана на север, к осаждённой Коныге. На ней уже можно было разглядеть бегущих к лагерю, где вовсю разгорался пожар, дикарей. Их было много, но они растянулись по всей дороге небольшими группками. У всех была робкая надежда, что и нападать дикари будут теми же мелкими отрядами, по мере подхода отставших, однако этого, увы, не случилось. Кочевники остановились в ста метрах от построившихся "цыплят" и к ребятам прилетела стрела, потом ещё две…

–Черепаха!– прозвучал очередной приказ Ухореза и прямоугольник воинов превратился в защищённый щитами со всех сторон, кроме тыльной, стальной кирпич. И сделано это было как раз вовремя, частота обстрела нарастала с каждой минутой. Сомкнув свой щит со щитами своих однополчан сверху над собой, Серому оставалось лишь прислушиваться к всё усиливающемуся стуку стрел о щиты, да к негромкому мату и непристойным проклятиям в адрес стрелков от лица обстреливаемых. Стрелы почти не наносили вреда, "черепаха" была отработана на тренировках до такой степени, что, как говорил сам Седой: "И букашка не пролезет, и муха не пролетит." И всё же обстрел был настолько плотным, что несколько человек всё же получили ранения, к счастью, незначительные. Когда стук стрел заметно поредел, Серый решил приподнять край своего щита, чтобы выглянуть за край соседнего.

–Не выглядывать!-раздался вопль Ухореза где-то на правом фланге, значит кто-то ещё, кроме Серого, не сдержал любопытство. Серый быстро нырнул под щит, но всё же он успел разглядеть огромную толпу кочевников, спешащую сюда, к своему разорённому, горящему лагерю. По прикидкам Серого, с которыми Кабан, который тоже рискнул выглянуть, сразу согласился, здесь было более сотни воинов-дикарей. Обстрел становился всё жиже, а громадная масса дикарей подходила всё ближе, грозя смести горстку вооружённых юношей. Уже можно было разглядеть не только вооружение кочевников (а состояло оно, как правило, из простого копья и деревянного щита), но и искажённые яростью грязные, татуированные лица. Их лагерь горел, и они были вне себя от гнева.

Седой с тяжёлой сотней Мясореза был привезён вымотанными до изнеможения гребцами на условленное место уже когда начало светать. Здесь он получил известие об атаке Шипом и Ухорезом лагеря кочевников и о присоединении к этой орде другой. По приказу Седого лодки двинулись дальше, параллельно им по правому и левому берегу шли легковооружённые отряды разведчиков. Скоро флотилия лодок подошла к горящему лагерю кочевников на изгибе реки, но продолжала двигаться дальше. Дальше, на север от лагеря, берег покрывали густые и высокие кусты, которые, несмотря на отсутствие листвы, надёжно скрывали вид как с реки, на проходящую параллельно реке дорогу, так и с дороги на реку. Разведчики, идущие по правому, западному берегу, дали сигнал "полное молчание" и вёсла стали опускаться в воду хоть и медленей, но зато почти бесшумно. По идущей параллельно реке дороге, прямо напротив флотилии Седого, к лагерю спешили многочисленные отряды кочевников, но что творилось на реке они видеть не могли, из-за всё тех же заросших кустами берегов.

* * *

Масса дикарей, разгоняясь всё быстрей, неслась по дороге прямо на бойцов Ухореза, заставляя сердце Серого, как, впрочем, и других ребят, биться всё чаще, когда вдруг, по обе стороны тракта, из-за невысоких, казалось бы, кустарников, возникли фигуры бойцов Шипа. С обоих флангов на объединённое войско кочевников посыпались стрелы и арбалетные болты. Дикари имели очень слабозащищённые доспехи, в основном из многослойной кожи, либо даже просто из стёганной многослойной ткани, поэтому они моментально начали нести от стрел немалые потери. С диким воем они бросились в атаку на стрелков, но те разбегались в стороны, продолжая, тем не менее, стрелять. На ответную стрельбу у дикарей почти не оставалось стрел, все они впустую были выпущены по "черепахе", поэтому им оставалось только гоняться за лучниками по колючим кустарникам. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась эта беготня, если бы в тылу у дикарей не появилась тяжёлая сотня Мясоруба, над которой гордо реял синий флаг Триединки с изображением бегущего жёлтого оленя. Даже не вступая в боестолкновение, кочевники бросились врассыпную.

–Вперёд!– скомандовал Ухореза.– Бей немытиков!

Полусотня "цыплят" бросилась в погоню за разбегающимися в разные стороны деморализованными кочевниками. Серому даже удалось догнать одного, но тот развернулся и упав на колени стал молить о пощаде. Занесённый для удара топор опустился, так и не попробовав человеческого мяса, Серый просто не мог ударить это косматое, мало похожее на человека существо, смотрящее такими тоскливо-умоляющими глазами… Поэтому он погнался за другими. Пленных было много и это было хорошо: их можно было задействовать на особо тяжёлых работах, обычно заключение продолжалось семь лет, после чего военнопленный отпускался на все четыре сторон, а некоторым, особо себя проявившим и имеющим талант в каком-либо мастерстве, тем могли предложить и триединское гражданство. Как бы там ни было, эта орда прекратила своё существование, но была ещё одна, та, из которой пришла помощь осаждающим Каныгу.

Охота на дикарей продолжалась до самого вечера, было взято в плен пятьдесят восемь мужчин-кочевников и двадцать три женщины. Серый выглядывал в толпе пленных того косматого дикаря, которого так и не смог ударить топором, но так его и не узрел. Позже Серого вместе с другими молодыми бойцами послали на уборку поля боя. Тут-то Серый и увидел своего косматого знакомца. На его голове и теле было несколько страшных рубленных ран. Серый пощадил в бою этого дикаря, а кто-то зарубил его, уже, фактически, пленного… Всего убитых противников было более двух десятков, раненых в два раза больше. У триединцев погибших не было, лишь несколько нетяжёлых раненых.

Убитых противников следовало стаскивать к двум, быстро выкопанным военнопленными, ямам. Занимались этим нечистым делом, конечно же, пленные, под присмотром "молодой" полусотни. Так же, по приказу Седого, тяжелораненых врагов следовало добить, для этого неблагодарного и, скажем прямо, поганого дела и была послана молодёжь. Ветеранам этим было заниматься противно, а вот молодёжи полезно было потренироваться, попривыкнуть к запаху крови и виду смерти. Кроме этого, полусотне "цыплят" дали задание: найденных на поле боя противников, имеющих ранения средней тяжести, отправлять к остальным пленным. Серому и Кабану по приказу Сыроеда достался один такой тяжелораненый- тощий парень с жиденькой бородкой, наверно ровесник молодым воинам. В нём крепко засели несколько стрел, причём стрелы, судя по всему, были с "усами", т. е. почти не извлекаемы, без специальной, очень сложной операции. Кроме этого, молодой кочевник получил тяжёлую рану в живот и попросту медленно умирал. Добивать его пришлось Серому, так как Кабан сказал, что скорее он сам себе перережет глотку. Почти закрыв глаза, Серый сделал два сильных взмаха мечом, чуствуя как лезвие входит в плоть и, услышав предсмертный хрип, побрёл прочь.

–Веселее, боец,– увидев опустошённый взгляд Серого, к нему подошёл Ухорез.– Хорошие удары, оба смертельные! Впервые убил? Не кисни, со временем может ещё и понравится.

Спустя некоторое время появились обозники, прибывшие сюда на лодках. Они сразу же развернули палатки для госпиталя, походную кухню и походную кузню для починки оружия и доспехов. В воздухе повеяло ароматом готовящейся еды.

К вечеру все воины были размещены в Коныге, часть в домах, а кому не хватило места, а это были, разумеется, "цыплята" Ухореза, тот спал в палатках, в которых были установлены привезённые обозниками "буржуйки". Причём Ухорез не ушёл в деревню, хотя ему уж точно нашлось бы место. Он ночевал, как и все его бойцы, в палатке, со своими десятниками.

Утром с неба посыпался мокрый снег, но воины, позавтракав, начали готовиться в путь. Ухорезу был дан приказ отправляться обратно в лагерь, прихватив с собой пленных, захваченный обоз и скот кочевников. Причём передвигаться надо было не на лодках по реке, а пешком, под непрекращающимися холодными осадками. Отсюда до лагеря в Пухляке было около пятнадцати километров, дорога была хоть и прошлой Эры, но местами отремонтирована, хотя и на ней хватало грязи, особенно сейчас, после мокрого снега, обильно и настойчиво сыплющегося с небес. К счастью, в захваченных повозках кочевников нашлись плащи с капюшонами из тонко и искусно обработанной кожи и бойцы, благодаря этой находке, были спасены хотя бы от этой всепроникающей, холодной воды, падающей сверху в виде мокрого снега. Кабан и Серый шли рядом и вполголоса разговаривали, точнее, говорил в основном Серый, вспоминая вчерашние победные боевые действия. Вот только в бой так вступить и не пришлось! Кабан восторги Серого почему-то не разделял.

–Разве это победа?– вопрошал он негромко.– Вот дикари эти, да они же с оружием обращаются хуже любого нашего восьмиклассника! Рано ликуем. Настоящие битвы впереди- с армейцами Баганки…

Мясоруб со своей сотней и Шип, со своей полусотней, где был уже и Камыш, переправились с утра на левый берег Сухого Тана и всё это войско отправилось на восток, идя, фактически, уже по территории Устанского княжества, хотя и почти незаселённой. Возглавлял поход воевода Триединки Седой. В составе "сотни" Мясоруба было сто шесть человек, а вот в лёгкой "полусотне" Шипа было семьдесят восемь человек, так что это уже было ближе к "сотне". Понятно, что "сотней" называлась боевая единица, а на практике в ней могло находиться от семидесяти пяти, до ста двадцати пяти человек.

Не выдержав пыток, кое-кто из пленных дикарей согласился указать местоположение второй орды, его основное становище. По признанию пленённых, в этой орде было, при полном сборе, более сотни мужчин, полторы сотни женщин и примерно полсотни детей. Такой большой орды кочевников в окрестностях Триединки ещё, пожалуй, и не было. И она, эта орава полудиких людей, представляла большую опасность. Поэтому Седой решил уничтожить стойбище дикарей, а их самих если не уничтожить, то рассеять, разогнать в разные стороны. Ухореза с его молодняком воевода решил отправить с пленными и захваченной добычей обратно в лагерь. Седой был уверен в своих воинах, а в Триединке кроме стражей, почти не было воинов, поэтому, на всякий случай, в лагере должен быть резерв, в данном случае полусотня молодых воинов Ухореза.

А от Каныги потянулся целый караван из пленных кочевников, нагруженных добром повозок дикарей, захваченного одомашненного скота, где были волы, коровы, овцы и даже несколько видов животных, которых Серый до этого и не видел никогда.

Прибыв в лагерь уже вечером, полусотня Ухореза, сдав пленных стражникам, скот животноводам, а реквизированное добро кладовщикам и казначеям, ушла в казармы, отогреваться и сушиться. На следующее утро полусотня снова приступила к занятиям по военной подготовке, хотя Серого и Кабана постоянно преследовала мысль: как там Камыш? Поэтому, когда через два дня пришли лодки с ранеными, два друга отпросились у Ухореза и бегом отправились в Мелихонский залив, где шла выгрузка пострадавших. Оба боялись увидеть среди травмированных и Камыша, но его, к счастью, тут не было. Зато можно было собрать сведения о походе Седого на кочевников. И, судя по всему, поход был удачен. Седому удалось незаметно подойти к становищу, окружить его и внезапно атаковать. Табор был захвачен, ограблен и сожжён, а его обитатели частью погибли, частью бежали. Раненые говорили просто об огромном количестве уничтоженных врагов, в то же время как сами триединцы не потеряли убитым ни одного своего воина.

Камыша друзья увидели только через два дня, когда вернулась сотня Мясоруба и полусотня Шипа. Вся Триединка с ликованием встречала победителей, которые вернулись к тому же не с пустыми руками, а с богатой добычей, сразу же помещённой в княжескую казну. На вопросы Серого и Кабана о походе и боях, Камыш лишь загадочно усмехался, но ничего подробно так и не рассказал.

–Ну конечно,– говорил потом Серый Кабану наедине,– он то побывал в реальном бою, поэтому и считает себя выше нас. Нам-то не удалось схватиться с врагом в рукопашной.

–У нас всё ещё впереди,– с какой-то затаённой грустью отвечал Кабан,– ещё навоюемся…

* * *

Пока шло обучение и укрепление армии, князь тоже активно действовал. Он в одночасье стал самым богатым из всех князей в округе благодаря двум небольшим мешочкам, полным очень ценных монет прошлой цивилизации, которые передал триединцам князь Рога Мудрый и которые чудом спасли от армейцев Баганки оставшиеся в живых путешественники. Позже стало известно, что монеты эти были добыты в древнем хранилище денег в Роге, который только недавно удалось вскрыть. Стриж, благодаря этим монетам, переманил из соседних княжеств лучших кузнецов, плотников, строителей, ремесленников и специалистов в разных областях прикладного труда, которые вместе с семьями сбегали от своих хозяев- армейцев в Триединку. Князья- соседи были очень недовольны утечкой поистине "золотых" рук из своих княжеств, однако начинать боевые действия опасались, так как Стриж, помимо всего прочего, набрал наёмников из независимых земель, которые теперь вместе с триединцами несли службу на границах Триединого княжества. Кроме этого, на границах строились новые, более надёжные, укрепления и сторожевые башни, а в Мелихонском заливе, под руководством Такелажа, опытнейшего кораблестроителя из Рога, чудом уцелевшего в бойне, устроенной армейцами Баганки, строился гигантский корабль аж на пятьдесят вёсел. Строился он по чертежам, которые передал Триединке князь Рога Мудрый и которые так же чудом удалось спасти.

VII

Так незаметно минул год. Баганцы изредка нападали на сторожевые посты триединцев, однако их нападения успешно отражались, а к крупномасштабным боевым действиям армейцы пока приступать не решались. Ведь, чтобы напасть на Триединку, баганцам необходимо было либо пройти по левому берегу через земли мутов, чего те же самые муты ни за что бы не допустили, поскольку являлись давними и надёжными друзьями и партнёрами триединцев. Но, даже если предположить, что армейцам из Баганки удастся пройти через земли диких племён уродцев, им бы пришлось ещё и форсировать Тан. Либо пройти по правому берегу Тана и форсировать Теплоканал и Аксу, но там находились мощные укрепления триединцев.

К весне был построен пятидесятивёсельный корабль, на который была назначена сотня гребцов, они же являлись и воинами. В идеале на сорока восьми вёслах сидели по два человек, ещё на двух вёслах, у самой кормы- по одному человеку. Их так и называли: гребная пехота. Командовал этой пехотой сам Путник. Гребцы были набраны в основном вне Триединки, в соседних княжествах или в далёких независимых поселениях.

Кроме этого, было выковано большое количество оружия, изготовлено немало добротных доспехов. Часть оружия и доспехов пришлось закупить в соседних княжествах. Стриж теперь имел, кроме железной тяжёлой сотни под командованием Мясоруба, ещё и полсотни средней пехоты, командование которой поручили Ухорезу. В этой полусотне были в основном новобранцы. Помимо этого, лёгкая полусотня была доведена до сотни и командование над ней получил один из лучших стрелков Триединки, ловкий, быстрый и смекалистый парень лет 30 по имени Лёха Шип. В случае необходимости Стриж мог вооружить ещё полсотни средней пехоты и сотню лёгкой. За год армия Триединки заметно повысила свой профессиональный уровень, была хорошо экипирована и отлично вооружена. Железная или иначе тяжёлая пехота была одета в кожаные прочные безрукавки, на которые были укреплены железные пластины, идущие внахлёст и перекрывающие друг друга, вроде чешуи. У Седого, например, роль таких пластин играли бронепластины из бронежилетов Прошлой эры. Руки и ноги тоже были защищены железными наручами и поножами соответственно. Голову защищали железные шлемы с кольчужной защитой затылка и шеи, верхнюю часть лица защищала железная пластина с прорезями для глаз, которую можно было поднимать, а при необходимости- опускать. Вооружены они были топорами, реже мечами. Кроме этого, в специальных чехлах они держали от трёх до пяти метательных дротика и разборное копьё, которым можно было действовать как в разобранном виде, так и собрав посредством резьбы в одно целое. Были у тяжёлой пехоты, разумеется, и большие прямоугольные щиты, сделанные почти целиком из железа.

Средняя пехота была вооружена почти так же, как и тяжёлая, боевыми топорами, но практически без мечей, да и метательных дротиков им не полагалось. Зато были такие же разборные копья на резьбе. Железа в их доспехах было куда меньше: наручи и поножи из тонкого листового железа, да железный нагрудник, укреплённый заклёпками или ремнями к кирасе из многослойной кожи. Плюс железные наплечники. Ну и железный шлем. Продолжая тему о защите, можно упомянуть ещё прямоугольные деревянные щиты, имеющие по ободу железную окантовку. В центре щита, там, где с обратной стороны были расположены ремни для руки, так же имелись железные полосы.

Лёгкая пехота была одета в многослойные кожаные или стёганные куртки, на руках и ногах были кожаные наручи и поножи. Голову защищали либо стёганные шапки, либо кожаные, реже железные шлемы. Вооружены они были луками или арбалетами, а так же короткими мечами, либо лёгкими боевыми топорами. Ну и небольшими круглыми щитами. В случае необходимости лёгкой пехоте выдавали разборные копья с резьбой.

И вот 1-го июля 182-го года, в первый день Нового года, спустя ровно год со дня прибытия в Триединку уцелевших путешественников, на рассвете, через Тан на многочисленных плотах переправилась железная сотня Мясоруба и лёгкая сотня Шипа. Помимо этого, с воинами шли пять лекарей и столько же ремесленников для починки оружия. Кроме оружия каждый нёс за спиной котомки с запасом еды на три дня. Пехотинцы Шипа, кроме всего прочего, тащили на себе большой запас стрел. Всей этой армией командовал воевода Седой. Их задача была: пройти через земли мутов и скрытно пробраться через лес к Баганке. Дальнейший план действий был известен лишь самому Седому, да ещё Мясорубу и Шипу. Полусотня Ухореза пока оставалась в Триединке в резерве, что весьма огорчало Серого и Кабана, приписанных к этой полусотне. Камыш же отправился с Шипом в поход, что вызывало немалую зависть его двух друзей, вынужденных пока оставаться дома, вернее, в казарме.

Пройдя чуть больше десяти километров на юг, войско остановилось лесу, в месте, где маленькая речушка Суса впадала в Тан. Здесь начиналась территория Баганского княжества, поэтому войско, соблюдая строгую маскировку, остановилось здесь, а вперёд, за Сусу, была послана десятка разведчиков. К вечеру разведчики вернулись и сообщили, что в Баганке всё спокойно, армейцы, похоже, даже и не подозревали, что в каких- то пяти километрах от города находилось войско триединцев. Пятерка разведчиков снова ушла вперёд, остальные пятеро повели войско уже проверенным, а потому более безопасным путём к Баганке. Через два километра войско подошло к Артунскому озеру. Обойдя его с западной стороны войско добралось до места, где в озеро впадала бегущая с юга речка Мина. Отсюда до Баганки было всего два километра. Дождавшись наступления темноты, войско двинулось вдоль Мины. Пройдя полтора километра триединцы пошли через посевы почти созревшей уже пшеницы на юг, где через километр находился небольшой лесок. В чаще их уже ждали посланные вперёд разведчики. Они уверяли, что здесь, по леску, можно было почти вплотную подойти до восточных окраин Баганки. В числе всего прочего лазутчики доложили, что дорога, проходящая сквозь лес, через пятьсот метров от этого места выходит на открытую местность. В трёхстах пятидесяти метрах от края леса стоит каменная башня с воротами, въезд в город. На юг и на север от башни были расположены приспособленные под оборону дома, стоявшие на самой окраине города и соединенные между собой высокими деревянными, либо каменными стенами. Открытое пространство между лесом и стенами города постоянно патрулировали всадники, так что незамеченым к воротам подойти было невозможно. Войско, скрываясь в зарослях и не выходя на дорогу, отправилось вдоль дороги на запад. Скоро триединцы достигли края леса, и воины из зарослей смогли увидеть башню и стены Баганки. Башня была освещена факелами, а перед стенами разъезжали конные патрули армейцев. Седой приказал готовиться на ночлег, но прежде, не разжигая костров, поужинать холодной солониной и фруктами.

– Утро вечера мудренее,– сказал он-, так что пока отдыхайте. Завтра предстоит тяжёлый день.

Почти всю ночь Седой не смыкая глаз наблюдал за стенами Баганки и конными патрулями, отмечая через сколько времени происходила смена патрулей. И напряжённо думал, и перебирал в уме варианты дальнейших действий. Перед самым рассветом он задремал, как вдруг до его острого слуха донеслись свист и улюлюканье. Мгновенно проснувшись, воевода быстро окинул взглядом окружающую обстановку и увидел, как к лесу, где скрывалось войско триединцев, с криками скачут три всадника. Сначала Седой подумал, что армейцы заметили в зарослях кого-то из его воинов, но в тот же миг увидел, что впереди всадников, к тому самому месту, где затаилось его войско, несётся крупный неошакал. Кавалеристы, свистя, вопя и улюлюкая мчались за ним, швыряя в него на ходу дротики.

–Охотнички,– услышал он слева от себя чей-то насмешливый голос и, повернувшись, увидел Шипа.

–Шип,– тихо сказал воевода сотнику лёгкой сотни,– давай-ка сюда десять лучших лучников. Живее!

Шип бесшумно исчез и почти мгновенно рядом с Седым появились лучники. В это время всадники остановились метрах в пятидесяти от леса. Им удалось ранить зверя и теперь они кружили вокруг волчком вертящегося несчастного животного, пытаясь достать его копьями.

–Стрелы!– скомандовал Седой.

–Тяжёлые!– добавил Шип, закладывая в лук стрелу с кованным наконечником.

Большая часть стрел, попав в железные латы врагов, отскакивала от них, но несколько стрел всё же либо пробили защиту всадников, либо попали в незащищённые части тел, нанося хоть и несмертельные, но весьма болезненные раны. Всадники сразу же с криками поскакали к воротам, где к ним присоединились остальные четверо. Пострадавшие что-то крича показывали на заросли леса, потом въехали в ворота. Четверо их товарищей гарцевали перед воротами, беспокойно вглядываясь в предрассветную тень зарослей. Минут через пятнадцать из ворот вылетело не менее двадцати всадников, которые размахивая копьями помчались к лесу. На них посыпались стрелы, но армейцы, не обращая на обстрел внимания, летели вперед.

–Мясоруб-, скомандовал Седой,– быстро сюда своих людей!

Всадники влетели в лес, но тут их встретили копья железной пехоты. Видимо армейцы считали, что в лесу скрывалась какая-то бродячая шайка и увидев немало хорошо вооружённых людей, сразу же повернули обратно. Однако триединцам удалось сбить одного из них с коня на землю, а вслед удирающим посыпались не только стрелы, но и болты из самострелов подоспевших арбалетчиков. Один из болтов угодил-таки прямо в спину одного из армейцев и пробив железную кирасу, глубоко вошёл в тело. Всадник с громким стоном упал на шею коня, но уздечку тут же подхватил товарищ раненного и весь отряд поскакал к городу. Сбитый с коня армеец выхватил меч и видимо собирался биться до конца, но был атакован со всех сторон, сбит с ног и тут же связан. Триединцы пытались было схватить и его коня, но тот вырвался и неспеша поскакал к воротам. Его тут же забрали отступившие всадники. Вместе с патрульными отряд армейцев вьехал в город и за ними закрылись ворота.

–Шип, Мясоруб, ко мне!– крикнул Седой в предрассветную темноту и сотники мигом появились возле него, словно выскочив из-под земли.

–А вот сейчас нам предстоит битва,– сказал воевода и быстро, но доходчиво объяснил сотникам план грядущего боя.

–А пока,– продолжил Седой,– покормите людей. Костры разжигать разрешаю, да смотрите лес не подожгите. И не забудьте выставить дозор, армейцы могут появиться в любой момент. А я поговорю пока с пленным, давайте-ка его сюда.

К Седому привели пленного, молодого, лет двадцати пяти, парня.

–Тебя как зовут?– спросил его Седой, но армеец презрительно глянул на него и, плюнув воеводе прямо в лицо, надменно проговорил: "Вы все сдохнете, грязные крысоеды!"

– Отрубите ему башку,– спокойно сказал Седой, вытирая лицо,– насадите на копьё и выставите на виду у города.

Его приказание было моментально выполнено и скоро копьё с насаженной на него головой отважного армейца было выставлено в двадцати метрах от леса, лицом к городу.

До самого полудня всё было тихо, ворота города были закрыты, и никто из них не показывался. Однако, когда солнце стало в зените, ворота открылись и из города стали выезжать всадники.

–Приготовиться!-увидев их скомандовал воевода и лес пришёл в движение.

Всадников тем временем становилось всё больше и больше. Часть армейцев сидела на закованных в броню конях, да и сами они были с головы до ног закованы в латы. Шлемы многих украшали перья, иногда рога, а временами что-то совсем уж несуразное. Над многими всадниками развевались разноцветные, маленькие флажки, древко которых было укреплено в луке седла. Когда у ворот города скопилось более сотни всадников, они начали строиться в тупой клин. Впереди и по флангам становились всадники с бронированными конями, за ними, в середине построения, строились остальные. Наконец вся эта громада неспеша двинулась к лесу, поднимая клубы пыли. Солнце ослепительно блистало на их доспехах, в воздухе колыхались бесчисленные, украшенные разноцветными флажками, копья. Из леса вышла лёгкая сотня, которая, как только армейцы приблизились на нужное расстояние, стала обстреливать приближающуюся железную лавину стрелами и болтами из арбалетов. Стрелкам выдали сейчас только тяжёлые стрелы, способные пробить броню, и Камыш жалел лишь о том, что их, стрел, всего сорок штук. Он старался стрелять прицельно, хотя не попасть было сложно: армейская конница шла плотными рядами словно стальной, гигантский утюг. Стрелы, а чаще болты, стали выводить из строя то одного, то другого всадника, при этом как минимум одного из них вывел из строя Камыш, он видел, как его стрела попала одному из закованных в латы армейцев, прямо в незащищённое лицо, нанеся может и не смертельное, но весьма болезненное ранение. Понеся потери неторопливая и снисходительная, до этого, конница пришла в движение и со свистом и улюлюканьем понеслась прямо на стрелков. Лёгкая сотня сразу же скрылась в лесу, а вместо них, у самой кромки леса, стала железная сотня во главе с Мясорубом, выстроившись тупым клином, остриём к нападающим, причём на самом острие, в числе прочих был и сам Мясоруб. Воины сомкнули большие щиты и выставили вперёд длинные копья, уперев их тупым концом в землю для устойчивости.

–Держать строй!– послышался громкий голос Мясоруба, похожий скорее на рык.– Покажем этим ублюдкам как умеют воевать казы! Отомстим за наших погибших товарищей! Смерть армейцам!

В тот же момент лавина закованных в латы всадников обрушилась на стоявших в пять шеренг "железных" воинов. От столкновения железа с железом над полем боя пронёсся оглушительный грохот, закричали в полный голос и нападающие и обороняющиеся. В центре строй триединцев прогнулся под натиском тяжёлой конницы, подался назад, но устоял, в немалой степени и потому, что всадники попросту упёрлись в деревья и густые кустарники.

–Держать строй!– сквозь грохот и крики гремел голос Мясоруба, который, находясь в первой линии, фехтовал тяжёлым длинным копьём одной рукой словно лёгкой тросточкой.

В это время появилась лёгкая пехота триединцев, вооружённая копьями со специальными крюками, предназначенными для того, чтобы стаскивать с лошадей всадников. Зайдя с двух сторон, они атаковали фланги конницы. Год тренировок не прошёл даром, триединцы ловко цепляли армейцев крюками, стягивали их с коней и уже на земле добивали топорами и мечами. Здесь снова отличился Камыш: ему удалось стащить с коня одного из нападавших, но добить его так и не пришлось: всадник сдался в плен, отбросив меч и став на колени. Армейцы начали нести потери, но продолжали наседать. Лошади, похоже, тоже участвовали в битве, они отчаянно кусались своими огромными зубами и лягались кованными копытами. Один такой удар копытами получил и Камыш, но сумел вовремя прикрыться щитом, однако на ногах не удержался, упал, но был тут же поднят на ноги подоспевшими товарищами. Копьё Камыша было уже давно сломано, и он пытался теперь, не в силах достать всадника, попытаться свалить коня ударами короткого меча. Одновременно с этим надо было вовремя отбивать щитом удары закованных в железо всадников. А те действительно выглядели весьма внушительно: покрытые порой весьма причудливой бронёй, с лицами, закрытыми железными масками, которые изображали морду какого-либо зверя, либо чудовища, и казались вовсе не людьми, а какими-то мутами, только железными.

Под натиском огромной железной массы сотня Мясоруба всё же отошла в лес, но тут следующие за отступающими всадники попали в не совсем выгодное положение, так как среди деревьев и зарослей теряли своё преимущество. Боевой клин конницы, поначалу монолитный, начал потихоньку рассыпаться, позволяя триединцам атаковать противника уже не только с одного фланга, но и со всех сторон. И те и другие бились отчаянно и мужественно, но в какой-то момент триединцам удалось стащить с коня самого военачальника армейцев Петра Гордого, которого тут же забили боевыми топорами. Армейцы дрогнули.

–Навались, ребята!– проревел Мясоруб.– Вперёд!

Железная пехота, до этого хорошо укрепившись на месте, сдерживая натиск, вдруг плотными рядами двинулась вперёд, сбивая с сёдел всадников и нанося смертельные удары коням. Воодушевлённая лёгкая пехота так же усилила натиск на фланги противника и после ожесточённой рубки армейцы начали потихоньку отступать. Их ряды смешались, кони, бестолково крутясь на месте, лишь усиливали неразбериху и панику. Всадники, успевшие войти в заросли леса, стремились выбраться из него, но сталкивались с всадниками, упрямо прущими вперёд. Дальше так продолжаться не могло и последовала команда одного из заместителей погибшего сотника Гордого об немедленном и всеобщем отступлении. Армейцы, пытаясь спасти хотя бы своих раненых, несколько задержались, но мощная контратака тяжёлой пехоты триединцев, поддержанная смертоносными стрелами лёгкой пехоты, вынудила всадников хоть и без паники, но и без особого порядка отступить к воротам. Порядком потрёпанные в бою, потерявшие весь свой лоск и блеск, они скрылись в городе и за ними тот же час закрылись ворота. Поле боя осталось за триединцами, которые восторженно кричали, празднуя победу в этом тяжелейшем, кровопролитном бою. Воины Седого, всё ещё возбуждённые прошедшим боем, принялись собирать трофеи, подбирая оружие и срывая с убитых доспехи. Если попадался не успевший сбежать раненый армеец- он безжалостно уничтожался. Особое веселье, как у Камыша, так и у его товарищей, вызвало обнаруженное под доспехами поверженных бельё: шёлковое, разноцветное и в обтяжку. У самих триединцев подоспешники были из обычной стёганной ткани. Седой, привлечённый шумом, подошёл, чтобы выяснить причину веселья.

–Это бельё очень удобно для подоспешника,– авторитетно заявил Седой, узнав причину потехи.– Оно не мнётся и не натирает тело, а поправить складку под слоем железа не так просто. Другой вопрос, что они разукрашены как попугаи.

В этом бою погибло шестнадцать армейцев, если считать вместе с добитыми, не сумевшими сбежать со своими, ранеными. Было повержено так же восемь коней. У триединцев погибло трое из тяжёлой пехоты и шесть из лёгкой. Ещё два десятка было ранено и им сразу же была оказана помощь военными лекарями. Непобедимая конница армейцев, пожалуй, впервые за полтора столетия, потерпела поражение!

Алекс Седой, который вместе со всеми тоже участвовал в сражении, обратился к своему войску.

–Воины Триединки!– прокричал он, сев на одного из уцелевших коней.– Эту славную победу будут помнить наши потомки! Этот день, 2-го июля 182-го года, навсегда останется в истории Новой эры! Но расслабляться не следует! Враг всё ещё силён и впереди нас ждут новые битвы и новые победы! А в том, что мы и впредь будем побеждать я нисколько не сомневаюсь! Слава Триединке!

–Слава! Слава!– с воодушевлением подхватили воины, потрясая оружием.– Смерть армейцам!

Камыш в этом бою был легко ранен, но зато ему удалось сбить с коня одного из армейцев. Это был его первый бой и провёл он его вполне достойно! Вспоминая подробности этого кровопролития, он думал о своих друзьях и о том, как будет рассказывать им об этой битве и славной победе над грозным и сильным врагом.

Седой распорядился начать обед, а сам уединился с Мясорубом и Шипом, чтобы обсудить дальнейшие действия. Позже к ним присоединились четверо полусотников, Гладкий и Псих от тяжёлой сотни и Кудряш с Зорким от лёгкой. Совет затянулся на два час, после чего Седой заявил, что ему надо поспать, но приказал выставить дозоры, причём не только со стороны города, но и на северном и южном краю леса.

–Будить при малейшем изменении обстановки,– велел воевода и , завернувшись в плащ лёг на постель из веток.

Разбудили Алекса когда солнце уже клонилось к закату.

–Седой,– сказал дозорный,– там у ворот какое-то движение началось.

Воевода прошёл к краю леса и действительно увидел, как из города выходят люди. Это были скорее всего простые жители города, казы. Вооружены они были деревянными щитами и копьями, доспехов на них не было вовсе. Когда за ворота вышло около двухсот человек, за ними выехали всадники, более ста человек. Было понятно, что армейцы заставили местных жителей идти в атаку на триединцев. Подгоняемые всадниками баганцы неорганизованной толпой пошли к лесу, не соблюдая никакого строя.

–Где сотники?– едва успел проговорить Седой, как возле него появились Мясоруб и Шип вместе со своими полусотниками. Алекс Седой не успел дать им распоряжения, как появился ещё один дозорный.

–С юга к лесу скрытно подбираются пешие армейцы,– сказал он.

–Сколько их?– быстро спросил Алекс.

–В районе полусотни.

–Так,– принял решение после недолгого раздумья воевода.– Псих, бери своих людей, хорошо замаскируйтесь и дайте войти этой полусотне в лес, потом атакуйте. Мясоруб, бери людей Гладкого и строй фалангу в два ряда перед лесом. Шип, Кудряша на левый фланг, Зоркого на правый. Без приказа не стрелять, попробуем образумить баганцев, обратить их против армейцев. Арбалетчикам стрелять во всадников, как только они подойдут на нужное расстояние. Лёгкие стрелы на всадников не тратить, да и тяжёлыми особо, без нужды, не разбрасывайтесь. Да сами всё знаете, что там говорить… Всё! Выполнять!

Когда между триединцами и ополченцами Баганки оставалось метров сто, Алекс, стоявший вместе со своими воинами в первой шеренге, громко прокричал:

–Братья! Мы такие же казы как и вы, и мы пришли сюда, чтобы избавить вас от армейцев! Довольно терпеть их издевательства, поверните оружие против них, и мы вам поможем!

Баганцы на мгновение замешкались, но подгоняемые армейцами снова пошли вперёд.

–Лёгкие!-скомандовал Седой и на наступавших с обоих флангов посыпались лёгкие стрелы с костяными, а то и кремниевыми наконечниками. Во всадников же полетели болты из арбалетов. Что бы преодолеть обстреливаемый участок, ополченцы бросились вперёд, прямо на копья железной пехоты. Воины Мясоруба легко сдержали натиск и медленно пошли вперёд, держа строй. Баганцы, теряя людей, попятились назад. Тем временем всадники, разделившись на две группы, атаковали фланги триединцев, сминая и разгоняя лёгкую пехоту Шипа. Камыш так же, увидев несущиеся на себя закованных в железо лошадей и грозных всадников, закованных в латы, не смог сдержать стаха и стал, пытаясь держать строй, отходить вместе со всеми к спасительным кустам и деревьям, где тяжеловооружённые всадники потеряли бы своё преимущество в силе натиска, манёвренности и скорости. Однако какой-либо строй против несущихся на тебя закованных в железо коней было удержать проблематично, тем более была задача как можно быстрее заманить наступающую конницу в лес, что и начали делать бойцы лёгкой пехоты, но с излишней поспешностью, оголяя тем самым фланги тяжёлой полусотни Гладкого. Однако в это же время бросились бежать ополченцы, понёсшие от копий триединцев существенные потери и тогда сотник Мясоруб отдал своей тяжёлой полусотне, где стоял в первом ряду рядом с полусотником Гладким, приказ "Отход!"

* * *

Полсотни армейцев, беспрепятственно вошедших в лес с юга, услышали шум битвы и поспешили туда, что бы ударить триединцам в тыл. Они совсем не ждали, что их здесь будет ждать засада и потому, когда в полном молчании на них бросились воины Психа, это стало для них полной неожиданностью. В первые же секунды армейцы потеряли сразу несколько человек, что ещё больше ошарашило их, а триединцы, что пугало ещё больше, атаковали молча, были слышны лишь ухающие удары, вскрики раненых и хрип умирающих. Бесшумные фигуры, несущие смерть в сумеречном, освещённом лишь лиловыми лучами кровавого заката лесу, это действительно впечатляло- отважные и опытные рубаки в панике бросились бежать. Псих не стал их преследовать, а повёл своих людей на шум битвы. Выйдя из леса, его полусотня бросилась на выручку левому флангу, где лёгкая пехота Кудряша уже отошла в заросли, где пыталась копьями стаскивать всадников с коней. У них это не совсем получалось, они несли потери и уже были близки к паническому бегству. Камыш, сражаясь здесь же, отбивался от наседавших всадников отчаянно и обречённо. Потеряв копьё, он пытался своим коротким мечом перерезать стремена всадников. Достать этим самым мечом самих армейцев не представлялось никакой возможности, по причине крайней закрытости тела железом. Его товарищи падали один за другим, а их места заполнялись всадниками на взмыленных лошадях.

Правый фланг противника был просто опрокинут неожиданным и яростным ударом тяжёлой полусотни Психа, которые с ходу выбивали своими тяжёлыми копьями всадников из их сёдел, а те, завязшие в кустах и среди деревьев, не в состоянии были ответить своим козырем- массированной и быстрой атакой плотного, железного строя. А монолитного строя уже и не было. Повторялась та же ошибка армейцев, что и сделанная ими же всего несколько часов назад, ещё днём: всадники, догоняя убегавшую лёгкую пехоту триединцев, врубились в заросли леса, где потеряли натиск, манёвренность и скорость. Внезапный удар воинов Психа пришёлся почти в тыл конников, что было для них неприятным сюрпризом. Это начало склонять их к отступлению и мысль эта ещё более укрепилась, когда из зарослей появились отступавшие до этого воины лёгкой пехоты. Задуманное было по началу организованное отступление очень скоро превратилось в беспорядочное бегство, впрочем, не совсем уж "беспорядочное": своих раненых, да, зачастую, и убитых, армейцы старались не бросать. Разбив правый фланг, Псих бросил своих людей на левый фланг противника. К этому времени ополчение Баганки, безуспешно, но отчаянно атаковавшая тяжёлых пехотинцев, уже обратилось в бегство, поэтому полусотня Гладкого тоже получила возможность отбросить успевших зайти им во фланги всадников и прийти на помощь уже близкой к панике полусотне Зоркого. Его люди уже вели бой в зарослях, вольно или невольно отходя вглубь леса и тем самым увлекая за собой всадников. Всадники левого фланга, более полусотни опытных и умелых бойцов, уже почти полным составом неразумно затянутые в лес, внезапно были атакованы сразу с трёх сторон! С тыла нанесла удар полусотня Гладкого, правый фланг был атакован бойцами Психа, а из лесу вернулась лёгкая полусотня Зоркого. Армейцам грозило полное уничтожение и потому они, нисколько не задумываясь, начали отступление. Поначалу неплохо организованный отход, так же, как и в недавнем случае, вследствие яростных, почти безумных атак триединцев, превратился в бегство. Левый фланг противника был разбит, как разбит и правый фланг, не считая центра войск баганцев, состоявшего из рекрутов, не составивших особых проблем триединцам и быстро рассеянных. Это был уже третий бой за этот день и триединцы в третий раз снова одержали победу, на этот раз над превосходящими почти в два раза силами противника!