Читать книгу Будь правильным мужиком - Шура Овчинников - Страница 1
ОглавлениеВведение
Не знаю книга это или нет. Повесть, роман или что-то другое. Я писал это 15 лет.
Данный, ниже представленный текст, записывался мною в разных состояниях,
на разных носителях, на бумажках, телефонах, прямо в комп. По-разному.
Попросту говоря, здесь зафиксировано, всё что мне жаль забыть.
Аккуратно подобранно и искусно сведено. Высочайшее качество.
Записки юных людей изучающих, постигающих науку.
В ожидании или в процессе любви.
В период юности и обучения. В самом начале профессии. Может быть в центре.
Романтическая пора, когда всё это важно и интересно. Студенчество и ранние годы. Молодость, дерзость, радость познания. Наука и любовь.
Невероятное наслаждение. Свежая классика не иначе. Всамделишно ясный путь.
Позже я зажгу свет, и все еще раз станет по-другому.
В который раз, начиная утро с кофе, а сон с вертолета, думаю, как же снять кеды и идти по росе через поляну, чтобы, выйдя на дорогу услышать, как страшно движется машина, и лучше бы не терять цветок, собирая красные стекла. Просто уйти во двор, где висят скрипящие качели, где железо шелестит с крыш от жаркого ветра, а ты залезешь на чердак, и будешь смотреть вниз лестницы, каньон и вечный роллинг-стоунз. Еще в те времена, когда я купил свою первую гитару, я знал, что за котельной есть тропа, помнишь, как пыль в стеклянном колпаке, как листья, как водосточные трубы. Троллейбус номер 75, подобно кубу из театра драм машин, упал и в спешке возвеличил время, и люди видели весну. Хроники уходящего лета, видимо навсегда останутся фактом нелепого и дерзкого вторжения. Дышите глубже, вы взволнованы. Знойная женщина-мечта поэта. Цветет урюк под грохот дней, идет гулять ищак. А мы башетунмай поем, пьем чай и сушим папиросы. Анатолий Колпаченко Нимерович-Данченко пьет кофе из стаканчика.
Божия коровка, улети на Небо,
Улети на небо, принеси нам хлеба,
Черного и Белого, только не горелого
Божия коровка улети на Небо.
Вам нужен тоталитаризм, публичные дома и биотуалеты, вы трутни и гороховые зерна. Бежим отсюда… для одинокой деревянной куклы мир огромен и страшен.
Где мама-бля и булавки, ведь я проснулся вечером и на дворе идет снег. Два шага за край …мы стоим под фонарем, над нами кружиться снег…Я смотрю на машины, я вижу машины, мы стоим под фонарем над нами кружится снег… Зачем же так много людей гладит волосы трупам, их ноги ходят по цветам. Вот я зашел и вижу, она зашла и плачет, мы вышли, а осень кончилась. Мы Make Love, а я хотел, чтобы она ушла, но это было утром. Теперь я ничего не хочу, смотрю на мир как в телевизор. Будем следовать мудрому совету первооткрывателей для тех, кто играет в самолетики под кроватью, как и сейчас, носите зонтики и шляпы, весной здесь ходит ледокол.
Весна-время жечь лианы и мерить лужи. Пить водку и слушать прогноз погоды. Бабы в ярких сарафанах, воздушные шары и пряники. Оставьте это… ведь ни для кого не секрет: ''гордиться тем, что ты русский все равно, что рождением во вторник''. Незачем и стыдиться. Все было: и ангелы в сторожевых тулупах, и плуг и молот. Не хочу быть модным и интеллектуальным тоже не хочу. Колпаченко, он все знает. Ходи теперь в пижаме по улицам, заглядывай в глаза и стреляй сигареты. Читаешь про войну грибов с ягодами – подозреваешь… Мы все же в баночки сложить хотим, в пробирочки. В микроскопики глядеть, строчить диссертации и книжечки, получать призы и медали, – считать, что ты оправдан. Быть добродушным и степенным, давать советы и рекомендации. Но что это за кисельные барышни и не подмытые матрешки? Дженис Джоплины с целлюлитными жопами; словно фикусы в кадках с камушками,
стоящие в стоматологических. Кругом одни скоты, клопы и манекены и все это друг друга ест. Каждая пьяная рожа – революция.
Мы уйдем под руки в степь и станем мантрой, звучащей в ночной тишине. Но все это потом… Будет еще времечко; будут еще люди, добрые и чистые как травы луговые как цветы полевые, а пока будешь песни петь, в колодце сидеть, сказку продолжать.
Включили свет, пьем чай, закрыли занавески. От пластилинового кактуса разит шизофренией. Сколько можно заглядывать за этот забор? Сдается мне, джентльмены, что это была комедия.
Осень – время стирать носовые платки
Годы – это разнообразие мышлений
Трип – начинается в четверг
Она – не любит незнакомых женщин
Ванна – это емкость для тела, и как любая емкость, бывает грязной. Она моется замызганным мочалом и наполняется хлорированной водой. Тело погружается. Фрагменты картин завешаны бардовой материей, скрываются под непромокаемым тентом. Вязкое спиралеподобное время не выпускает из своих объятий. Я превращаюсь в кубик льда и падаю в оркестровую яму полузабытых спектаклей, выбираю страницы, где, заведомо зная пустоту брошенных взглядов, бегущих в буфет или тамбур, ты чувствуешь себя прозрачным, не имея ярлыков, как нечто устоявшееся в быту. Бессмысленный эпизод, достойный восхищения как часть. Часть неизбежности.
Такая вот потешная бирюлька. Листочек выпавший из старой папки. И волосы становятся дыбом… Да я могу все сжечь и изорвать. Могу напиться, посадить дерево… В конце концов попытаться уехать из этой страны. 11 лет.. а, может быть, все эти годы, мы изучали реальность. Искали направление, пытались не сойти с ума.
Вштавай., Штрана Огромная. Все будет хорошо.
Заплясал от страха.
Земля похожа на человека, который ест абрикосы. Распался на составные части, как конструктор. Толстый кучер в голубом цилиндре с бантиком.
плащ, расшитый звездами..
в разговор вмешался нищий
развевались как огненные бороды
затылки как сырые колбасы
в ночных колпаках
прыгало как яйцо в кипятке
клумба
Забрало, упало, поднял и почесал. Потряс лумумбой трижды лумумбович. Крути в обратную. О-хуелле, хлеб похож на стекловату, бабы в голых кроватях и платьях, в салатьях и оладьях. Она опухнет, гипс начнет трескаться и она вытечет. Вытекай, матрос-железняк, с железякой в руке. Я по курям не хочу. Бух бочину сухарем. Прищемило мозги каблучками. Ушной каблук два штука. Богдан пьет Агдам. Одну в карман, другую внутрь. Пьяной рожей улыбась. Пойдем в мечеть, мы там тюбетеечку пиздонули.
ложечкой тяп-тяп
тормозентус не работает
кондафлентус
нямнямтус
бульк
К великому сожалению, не довелось мне подозревать о природно-растительном происхождении В.И.Ленина. Даже и не длинноволосый я в темных очках. Возьми меня в охапку или я прилипну к их подошвам. В те дни я был похож на упаковку от таблеток.
* * *
Собираю всякое говно и слушаю его, и читаю его; так далее. Заебался пытаться общаться. Не интересно по моему, интересно по твоему. Деревня без тяги к столице – это та же столица без тяги к деревне.
Хроническая нефотогеничность. Стою с похмелья на вокзале, звоню. Сколько я их видел, этих дураков, пытающихся резать правдой глаза, в чем ещё их фишка? Старые осмеянные вещи. Прыщи покорили твою задницу как землю, кто–то насрал на лужайку. Обошлось.
Чего уж совсем не хочется, так это пиздить. Ты меня не целуй, моя морда намазана кремом. Большой позитив – не любить хлеб, залазить друг другу под халатики. Пипетка. Суп с частями придуманного прошлого. Тыквенный сок.
Перестань свисать пузом. Человек из молекул. Общество из человека. Что там ещё из обществ? Попугайчика сожрали в зале под креслом. Заебись жить хочется. Спекулянты, спекуляции – все мы такие. Словечки-то какие придумали. Чуднее и краше. Распушились. Толи с недоеба, толи…Я о тебе тоже думаю. О чем-то меньше…думаю. Бельё болтается на ветхой, ветхой верёвке, пахнет деревьями, у машины дяденьки бубнят. Не улетело бы бельё.
Спит под одеялочкой тёплая, умненькая, молодая женщина. Вспоминаются сливы. Терпкие и сочные. Русская Япония. Бодрит своим феноменальным беспотьем. Я то потею, хамлю, толкаюсь…
Быстро они слишком, норовят влезть в твою жизнь, с лицом “а чё ёб”.. Метод “а хули'' точный, проверенный. Не зачем их баловать. И главное не обосраться. Здравствуйте и хватит. Неизбежная трезвость.
Проснувшись, понял, что всё это вчера и позавчера, поскольку не ново это. С ухмылкою подметил грязь созерцающих и чистоту грязных. А непривычность дело поправимое. Я сидел на холме, раскачиваясь из стороны в сторону. Ехал в трамвае, скучал по запаху деревянного дома, их свежевымытым полам, ставням, окрошке.
Хорошо, что не зима, свитерочки, курточки, носочки. Ночь по расписанию, тепло по расписанию. Состояние постоянной внутренней истерики. Мордобития, скандалы, конфликт. Живут же спокойно, без этого. Люди с задатками свободных идей. Вавилон их взял сегодня утром.
Ну чё ты как тушеный ёжик. Ты будешь мятым, если окружишь себя мятыми вещами. Можно спиваться, ничего не боясь. Потому что в любое время можно закодироваться. Все козлы! Я буду пить шампанское. Я на митинги хочу.
Мир шаманизма – это не пляшущий полупидор с бубном. Это мир без изъяна, как обнимание с кошкой. До свиданья телевышка, стадион со всеми его футболистами, холмы, паропланеристы. Вот пиздец. Реальность наступает нам на пятки. Придти домой, поесть и повеситься. Вряд ли кто-то обрадуется, но всем будет удобно. Так это пёрнул вышел вон. А вам ещё на работу ходить, денежки копить, друг на друга обижаться.
Я сижу спиной к окну, за окном глядят мне в спину. Возможно, комар укусил меня в прысчь.Ни вини-пухов, ни волшебников. Водка, пиво, караоке – от меня мужчины в шоке.
* * *
Давно не крутили самокрутки. Сидя на полу… пили чай, портвейн и пели. Кочевали по впискам, тусовали на центральных подворотнях, часто встречали знакомые рожи. Говорили о музыке, сэйшенах и пьянках. Сейчас только о пьянках и литературе. Не умещались на лавочке в парке, галдели, вырывали друг у друга гитару, пели не такими уж нестройными голосами. Ночевали в том же парке, в подъезде, в подворотне, в милиции. Не меньше чем с ящиком Анапы, в электричках ехали на дачи, варили там супы из кильки, жарили блины. Электричками и стопом – Мерили Родину. (стопом я на данный момент не перемещался девять лет). Ночью далеко от дома ждать ”собаку”…Вокзал, привокзальная жизнь, бомжи, уже два раза проверили документы, кто-то другой успел что-то предложить.. Например срастить вмазаться…К нам приебался торч из местной фауны. – Давайте раскумаримся. Мы отказались. Хотели накумарить его пиздюлями.
Трасса с одним не очень тёплым одеялом, свитером, джинсовой курткой, железной кружкой, полторашкой воды из колонки, половинкой батона и бомж пакетом (анаком). Костёр, фон букашек, мимо пролетела бабочка. Прохладный воздух, не тепличные цветы. Роса и немного пропахшая дымом одежда – утро трассы классик. Кайф возвращения домой. Отмыться, отъесться, отоспаться, зависнуть дома на сутки и пойти по-другому смотреть на город.
Терапия автостопа проверена многими поколениями как незаменимый и необходимый способ стимуляции тонуса, единственно здравого оптимизма и духовного чувства.
Было воскресенье лета, я проснулся в лесу, часа в четыре ночи от холода, в одеяле не далеко от догоревшего костра. Попил воды, попытался разжечь костёр,– не получилось. Посидел. Решил пойти в сторону дома. Не терять воскресенья. Когда прошел минут двадцать, было уже не далеко до шести, рассвет набирал силу. Я шёл по шоссе к городу, машин не было, пели птицы, солнце начинало греть. Всё было лишь слегка тронуто его лучами, позже залито его лучами, но в утренней свежести.
Я растворился в этом пространстве…но как ледяной водой меня окатило пронизывающим шумом, выдернуло. Понял приближается машина. Не захотел её стопить, как вариант через десять минут быть в двух от дома. Отошёл на несколько метров в лес и снова потерялся в нём. Ходил впервые так глубоко рядом
с природой. Смотрел во все глаза, слушал во все уши, каждой клеткой ощущая ток понимания гениальности и силы. Снял кеды и ходил босиком. Когда вышел на дорогу закурил и двинулся дальше, обратно в человечество. Мне было хорошо тем утром…и дома, когда я ел на кухне, слушая тишину дома. Умывался. Видел, как за окном начинается день.
* * *
Жизнь – это смирение с фактом твоего рождения в окружающей действительности. Сказал, однажды очень пьяным пришедший, товарищ. Через три недели отвыкаешь от приёма алкоголя и смотришь на пьющих спокойно. Всё хуйня, хули мяться на всё насрать – жизненная позиция. Добрый вечер дорогие друзья, опьянение водкой, подожди скотина, он раскрошился на последнем отрезании. Ваша ниша быть кассиром
в тихой бане. Проводите нас к могиле Карла Маркса или Дарвина. Чего только не делали этой газетой “Работа”. И жопу ей вытирали и табачили на ней. Она должна была чем-то накрыться…ни пиздой, ни тряпочкой, ни медным тазом. Фекал Петрович и Зинаида Каловна – дочь его. Все они Зафикаловы. Опять я впал в противное настроение, очень нужен чай. На полу лежат книги, кусок пластмассы когда-то бывший телефоном, но продолжающий иногда выполнять его функции, дымит палочкою.
* * *
Инна стригла меня, и я вспомнил, как это делал отец. Я помню его руки. Помню нашу последнюю встречу. Она была короткой. Он пожелал мне быть правильным мужиком. И сказал дословно: «Ну сын в общем, будь правильным мужиком». Я начинал всё больше понимать его, а он мной гордиться. Помню то утро, мать позвонила мне, и я ей не поверил. То утро было в феврале, почти пять месяцев назад. Не мог поверить до опознания в морге, дверь открылась, я вошел, врач откинул ткань и спросил: Ваш? Наш – сказал я и вышел. Может быть, так сделали врачи, но лёжа в гробе он улыбался. Я вглядывался в его лицо, запомнил его улыбку. Не просто помню, чувствую его, наверно так будет всегда. Долго хотел об этом что-то написать, но не мог. Были тихие похороны. Гроб с ним привезли в деревню, поставили во двор, сняли крышку. Как положено бабий плач, разговоры, несколько раз бегали на кладбище – вырыли, не вырыли. Вырыли – повезли. Привезли, можете прощаться, заколотили, не упадите в яму, по три горсти земли. Методично кидали лопатами землю. Видел заебались кидать. Земля на снегу…венки, снег хрустяшшый. Когда мы ехали из морга в автобусе за окном заснеженные поля, пустота, с нами тело в гробе. Не помню, что я думал, сдерживал слёзы, не знаю зачем сдерживал. Вышли, снег хрустел под ногами. Понимаю, он тоже мог когда-то написать, о чем-то таком, про деда, которого я не знал.
Сырые ветки – дым едкий
Я человек из провинциального, типичного для средней полосы России, усреднённого в параметрах города.
Досыта наесться апельсинов…
Граждане стремятся в грязный тралик.
Если вам натёрли жопу глиной,
Дальше натирайте глиной жопу
Мир не театр, а дискотека, все пляшут от страха. Далеко за буйки не надо. Там можно берег потерять. Наши картины хороши не техникой исполнения, ни красками, а энергетическим эффектом получаемого от них настроения. ”Вас поменяли костями!” – полная пересадка скелетов, замена на нерж. и фарфор. ”Клонируем по фотографии”. Ты не звезда, ты линия, даже маленькая линия, я хочу им сказать.
После созревания, фрукт, скоро начинает процесс гниения, отделяется от дерева, падает на землю, разлагается до состояния слияния с землёй, становится её частью. Возможно… Также как тела людей, животных, других биообъектов, предметов. В земле превращается в камень или газ, нефть, метал, что угодно, затем выходит на поверхность в виде клетки коры дерева, чешуйки рыбы, семени растения, клеткой мозга человека, пером птицы, перхотью, пылинкой в куче пыли. Материя единый материал. Всё ощутимое телом сделано из одного материала. Например, из ощущения. Ощущение всего, что можно представить, способно меняться. То, что не возможно представить, мы изменить не способны. Давайте больше представлять.