Читать книгу Испытание страстью - Сильвия Дэй - Страница 1

Было что-то неотразимо волнующее в созерцании единоборства двух атлетически сложенных молодых мужчин. Их очевидная агрессия и безжалостность выдавали низменную животную натуру. А сила мощных тел будила в женщине первобытные инстинкты.

Леди Джессика Шеффилд не осталась равнодушной к этому зрелищу вопреки всему, чему ее учили: это не должно было затронуть чувств настоящей леди.

И все же она не могла отвести глаз от двух молодых мужчин, с такой страстью отдававшихся борьбе на газоне по другую сторону узкого мелкого пруда. Одному из них суждено было скоро стать ее деверем, другой же являлся его другом и слыл повесой, которого спасала от общего справедливого осуждения только грешная красота.

– Хотелось бы мне покувыркаться, как они, – задумчиво сказала ее сестра.

С того места, где они сидели в тени древнего дуба, Эстер тоже наблюдала за ними.

Легкий ветерок, овевавший их, рябью пробегал по траве, колыхавшейся по всему пространству парка, простиравшегося до впечатляющего мэнора Пеннингтон. Сам дом растянулся у подножия лесистого холма. Его фасад из золотистого камня и позолоченные оконные рамы, отражая солнечный свет, создавали у всех его гостей ощущение ясности и спокойствия.

Джесс переключила внимание на свое рукоделие, сожалея о необходимости отчитать сестру за то, что та не сводит глаз с молодых людей, хотя сама была повинна в подобной же нескромности.

– Такие игры запретны для женщин, вышедших из детского возраста. Поэтому лучше не желать того, что нам недоступно.

– Но почему мужчины могут оставаться мальчишками всю жизнь, а мы, женщины, обречены состариться до времени, пока еще молоды?

– Мир создан для мужчин, – ответила Джесс тихо.

Из-под широких полей соломенной шляпы она украдкой бросила взгляд на боровшихся молодых джентльменов. Окрик, похожий на лай, заставил их прервать потасовку, а ее оцепенеть. И тотчас же все четыре головы повернулись в одну сторону. Джесс увидела, как ее жених приближается к двум молодым мужчинам, и напряжение оставило ее, как исчерпавшая свою силу сокрушительная волна прилива отступает назад. Не впервые она гадала, утратит ли когда-нибудь способность столь остро реагировать на любое нарушение гармонии, или же ее так хорошо выдрессировали, что она никогда не избавится от страха перед мужским гневом.

Высокий, элегантно одетый Бенедикт Реджинальд Синклер, виконт Тарли и будущий граф Пеннингтон, шагал по газону с непреклонным и решительным видом человека, сознающего данную ему власть. Джесс одновременно успокаивало это врожденное высокомерие человека, в жилах которого течет голубая кровь, и вызывало опасения.

Некоторые мужчины довольствуются сознанием собственной значимости, другим же требуется постоянно и без разбора демонстрировать ее.

– А каково участие женщины в жизни общества? – спросила Эстер, с упрямым видом надувая губы, отчего выглядела моложе своих шестнадцати лет. Нетерпеливым резким жестом она отбросила со щеки локон точно такого же медового оттенка, как у Джессики. – Служить мужчинам?

– Производить их на свет, – сказала Джесс, отвечая на резкий взмах руки Тарли. Завтра они должны были сочетаться браком в семейной часовне Синклеров в присутствии тщательно подобранных свидетелей, представляющих элиту общества. Джесс с нетерпением ожидала этой церемонии по ряду причин, среди которых одной из самых значительных было желание избавиться наконец от отцовских непредсказуемых приступов ярости. Она не оспаривала права маркиза Хэдли придавать особое значение мнению общества и роли дочери в поддержании его уважения к их семье. Ее протест вызывали резкость и грубость, с которыми отец указывал на ее недостатки, о коих она сама сожалела.

Эстер издала звук, подозрительно похожий на фырканье:

– Это напоминает высказывания нашего папаши.

– А также взгляды, преобладающие в обществе. И уж кому об этом знать лучше, как не нам с тобой?

Отчаянные усилия их матери произвести на свет наследника семьи Хэдли стоили ей жизни. Хэдли пришлось взять новую жену и претерпеть разочарование в связи с рождением еще одной дочери, прежде чем пятью годами позже он наконец увидел своего драгоценного сына.

– Я не верю, что Тарли видит в тебе только племенную кобылу, – сказала Эстер. – Сказать по правде, я подозреваю, что он испытывает к тебе нежность.

– Мне повезло, если это так. Но он не сделал бы мне предложения, если бы я не происходила из достойной семьи.

Джесс смотрела, как Бенедикт отчитывает младшего брата за его поведение. Майкл Синклер выглядел вполне осознавшим свою вину и раскаивающимся в отличие от Алистера Колфилда. Поза последнего, если и не была откровенно вызывающей, то все же слишком горделивой, чтобы в нем можно было заподозрить сожаление.

Трое мужчин приковывали к себе внимание – Синклеры со своими густыми шоколадными локонами и сильными поджарыми фигурами и Колфилд, будто обласканный Мефистофелем, со своими чернильно-черными волосами и дьявольски привлекательными чертами.

– Скажи мне, что будешь с ним счастлива, – взмолилась Эстер, подаваясь вперед. Ее глаза были такими же ярко-зелеными, как газон под ногами. Цвет глаз она унаследовала от матери, как и бледно-золотые волосы. У Джесс же были серые глаза ее отца. И это была единственная его черта, которой он поделился с дочерью.

– Надеюсь, что так и будет.

Конечно, способа обеспечить это счастье не было, но какой смысл волновать Эстер? Тарли выбрал отец, и Джесс предстояло приспособиться и привыкнуть к этому, чем бы это ни кончилось.

Эстер продолжала наседать на сестру:

– Не хочу, чтобы мы с тобой покинули этот мир с тем же прискорбным облегчением, что наша мать. Жизнь предназначена для того, чтобы чувствовать ее вкус и получать удовольствие.

Джесс потянулась всем телом и аккуратно сложила свое рукоделие в мешок. Она молила Бога, чтобы Эстер навсегда сохранила свой жизнерадостный нрав.

– Мы с Тарли уважаем друг друга. Мне всегда приятно его общество и нравится с ним разговаривать. Он умный и терпеливый, внимательный и учтивый. И чрезвычайно привлекательный образец мужской породы. Этого не стоит сбрасывать со счетов.

Улыбка Эстер стала шире и осветила их тенистый уголок ярче всякого солнца.

– Так и есть. Мне остается лишь уповать на то, чтобы отец и для меня выбрал достойного мужа.

– А ты уже нацелилась на кого-то?

– Да нет, вовсе нет. Я все еще ищу совершенное сочетание черт, которые наилучшим образом меня устроят.

Эстер бросила взгляд на трех мужчин, теперь беседовавших серьезно.

– Я бы хотела мужа с положением, как у Тарли, но с более веселым характером, как у мистера Синклера, и внешностью мистера Колфилда. Хотя мне кажется, что красивее Алистера Колфилда нет во всей Англии, если и не за ее пределами. Поэтому я примирилась бы и с менее совершенным экземпляром.

– С моей точки зрения, он слишком молод, чтобы оценивать его подобным образом, – солгала Джесс, продолжая разглядывать обсуждаемый ими объект.

– Чепуха! Для своего возраста он вполне зрелый. И все так говорят.

– Он просто закоснел из-за недостатка внимания и воспитания. Это большая разница.

В то время как Джесс страдала из-за постоянных ограничений свободы, Колфилд пользовался ею неограниченно. Три его старших брата заняли подобающие им места наследника титула, военного и служителя церкви, а для самого младшего отпрыска вакантного места не осталось. Безоглядно обожающая его мать только ухудшила перспективы выработать у него хоть какую-нибудь ответственность. Он получил сомнительную славу человека, всегда готового рисковать и неспособного уклониться от приключения или вызова. За те несколько лет, что Джесс знала его, с каждым новым сезоном он становился все необузданнее.

Джесс заметила мать Бенедикта, спешащую к ней, а это было верным признаком того, что короткая передышка в суматохе окончательных приготовлений к свадьбе закончилась. Она встала.

– Во всяком случае, твое восхищение лучше бы направить на другой объект. У мистера Колфилда мало шансов послужить в жизни достойной цели. Его прискорбное положение четвертого и совершенно лишнего сына практически не дает ему надежд на лучшее будущее. Позор, что он предпочел выбросить на ветер свое доброе имя в угоду бездумным и бесшабашным проделкам, но это его ошибка, которая ни в коем случае не должна стать твоей.

– Я слышала разговоры о том, что его отец выделил ему корабль и плантацию сахарного тростника.

– Вполне вероятно, что Мастерсон поступил так в надежде на то, что его сын увезет свои опасные наклонности в дальние страны.

Джесс подумала мимоходом, что хорошо бы скрыться, но ее поведение было ограничено определенными рамками. И в этом отношении она находилась в худшем положении, чем женщины низкого происхождения.

Кем была она, если не дочерью маркиза Хэдли и будущей виконтессой Тарли? Если бы ни один из них не пустился в дальние путешествия, ей бы никогда не представилась такая возможность. Но делиться подобными мыслями с сестрой было бы неправильно.

Джесс взяла в руки поводок своего любимого мопса Темперанс и сделала знак горничной захватить мешок с рукоделием. Проходя мимо сестры, она наклонилась и поцеловала Эстер в лоб.

– Лучше нынче за ужином обрати внимание на лорда Регмонта. Он очарователен, привлекателен и недавно вернулся из длительного путешествия. А ты будешь одним из первых алмазов, с которыми он встретится после своего возвращения.

– Ему придется ждать два года, прежде чем я появлюсь в свете, – ответила Эстер с раздражением.

– Но ты стоишь столь долгого ожидания. Любой человек со вкусом заметит это.

– Будто у меня будет выбор, даже если он и сочтет меня интересной!

Джесс подмигнула сестре и сказала, понизив голос:

– Регмонт – близкий друг Тарли. Я уверена, что Бенедикт отзовется о нем с похвалой, когда станет говорить с нашим папашей, если в том возникнет необходимость.

– Правда? – Эстер нетерпеливо повела плечами со свойственным юности азартом. – Ты должна нас познакомить.

– Можешь на меня рассчитывать, – сказала Джесс, взмахнув рукой. – А пока что перестань гипнотизировать этого неудачника.

Эстер картинно закрыла глаза, но Джесс не сомневалась, что при первой же возможности сестра снова обратит свой взор на мужчин.

Уж Джесс точно бы не упустила такого случая.

* * *

– Тарли очень напряжен, – заметил его брат Майкл Синклер, отряхивая одежду и не сводя глаз со спины удаляющегося брата.

– А ты ожидал чего-то другого? – Алистер Колфилд поднял с земли сюртук, смахнул несколько травинок, прилипших к тонкой ткани, и насмешливо добавил: – Завтра он получит ножные колодки.

– Но будет прикован к алмазу этого сезона. Не такая уж горькая судьба. Моя мать говорит, что едва ли Елена Троянская была красивее.

– Или мраморная статуя холоднее.

Майкл удивленно посмотрел на Колфилда:

– Прошу прощения?

Через мелкий пруд, разделявший их, Алистер наблюдал за леди Джессикой Шеффилд, направлявшейся к дому через газон и тянувшей за собой собаку на поводке. Ее стройное тело от запястий до щиколоток было плотно окутано бледным цветастым муслином. Ее лицо было скрыто от него полями шляпы, и смотрела она в другую сторону, но Алистер помнил ее черты наизусть. И его неотвратимо влекла эта красота. Как и многих других мужчин.

Ее волосы казались гуще и длиннее, чем у любой другой известной ему блондинки. Локоны были настолько бледными, что временами казались почти серебристыми, и лишь местами в них выделялись пряди цвета темного золота, создавая впечатление богатейшей цветовой гаммы. До своего первого появления в свете она носила их распущенными. Теперь же они были обузданы так же, как и ее манеры. Столь холодное и сдержанное поведение юного существа было бы более уместным для зрелой дамы.

– Эти бледные волосы и кремовая кожа, – пробормотал Алистер, – и эти серые глаза…

– Да?

Алистер уловил насмешку в голосе друга и постарался говорить уверенно.

– Ее цвета под стать темпераменту, – заключил он резко. – Это ледяная принцесса. И твоему брату следует поскорее позаботиться о потомстве, пока она не превратила в ледышку его инструмент.

– А тебе бы лучше придержать язык, – предостерег его Майкл, приводя в порядок свои темные волосы и используя для этого обе пятерни, – чтобы твои слова не приняли за оскорбление. Ведь леди Джессика скоро будет моей невесткой.

Кивнув другу с отсутствующим видом, Алистер продолжал смотреть на грациозную девушку, столь совершенную во всех отношениях. Она была выше всяких похвал и внешне, и с точки зрения общественного положения. Он был зачарован этим зрелищем и ожидал, что найдет какой-нибудь изъян в безупречном фарфорово-гладком лице. И гадал, как она в столь юном возрасте выносит тяжкий гнет, против которого он восставал.

Майкл внимательно вглядывался в его лицо:

– Ты с ней повздорил? В твоем тоне чувствуется раздражение против нее, которое я могу приписать только досаде.

– Ну разве что я немного уязвлен, – нехотя признался его друг, – тем, что недавно она не захотела меня узнать. Резкость ее манер контрастирует с мягкостью ее очаровательной сестры Эстер.

– Да, Эстер – прелесть.

В тоне Майкла сквозило столько же восхищения, сколько в голосе Алистера, когда он говорил о леди Джессике, и потому Алистер поднял брови в безмолвном удивлении.

Краснея, Майкл продолжал:

– Слава Богу, что Джессика тебя не слышала.

Алистер оправил сюртук.

– А ведь я был рядом с ней.

– С левой стороны? На это ухо она глуха.

Прошло мгновение, прежде чем собеседник осмыслил это сообщение. Он не представлял, что в ней могут быть какие-нибудь изъяны, хотя, узнав об этом, испытал некоторое облегчение. Это уравнивало подобие греческой богини с простыми смертными.

– Я не знал этого.

– Большей частью никто и не замечает.

– Теперь понимаю, почему Тарли ее выбрал. Жена, способная слышать только половину сплетен, – Божье благословение.

Майкл фыркнул и направился к дому.

– Она сдержанная, – признал он, – но такой и должна быть будущая графиня Пеннингтон. Тарли уверяет, что в ней есть скрытые глубины.

– Гм.

– Похоже, ты сомневаешься, но, несмотря на твое смазливое личико, твоему опыту с женщинами далеко до опыта Тарли.

Губы Алистера искривились в усмешке.

– Ты уверен?

– Принимая во внимание хотя бы тот факт, что он на десять лет старше, я бы сказал с уверенностью, что преимущество на его стороне. – Майкл обнял Алистера за плечи. – И полагаю, что ты не можешь не признать, что его возраст дает ему большую возможность замечать в своей невесте некоторые скрытые от глаз достоинства.

– Я ни в чем не склонен уступать и признаваться.

– Знаю, мой друг. И все же тебе следует признать свое поражение в нашей схватке. Ты был на волоске от того, чтобы признать меня победителем.

Алистер ткнул друга под ребра.

– Если бы Тарли тебя не выручил, ты бы сейчас просил пощады.

– Хо! Не решить ли нам, кто победитель, устроив соревнование по бегу…

Алистер бросился бежать до того, как его друг произнес последнее слово.

* * *

Через несколько часов ей предстояло стать замужней дамой.

Ночь светлела и уступала место предрассветным сумеркам, и Джессика плотнее запахнула шаль на плечах, ведя за собой Темперанс и углубляясь все дальше в лес, окружавший дом Пеннингтонов. Мопс быстро перебирал лапками, под которыми шуршала сухая колея старой гравиевой дорожки, и это мерное постукивание лапок успокаивало, будучи знакомым и предсказуемым.

– Почему ты такая разборчивая? – укоряла Джессика собачку. Дыхание облачком пара вырывалось у нее изо рта. Воздух был холодным, и эта ночная прохлада заставляла ее жалеть о теплой постели, в которую следовало поскорее вернуться.

– Неужели для тебя не годится любое место?

Темперанс подняла на нее глаза, и Джессика была готова поклясться, что увидела в них раздражение.

– Хорошо, – неохотно согласилась она, будучи не в силах отказать любимице. – Пройдем немного подальше.

Они завернули за угол, и Темперанс принюхалась и остановилась.

Должно быть, удовлетворенная выбранным местом, она повернулась спиной к Джесс и присела перед деревом.

Улыбнувшись этому безмолвному призыву оставить ее в уединении, Джесс отвернулась и огляделась, решив получше изучить эту тропинку при свете дня. В отличие от других поместий, где и сады, и лесистые участки были усеяны массой скульптур, поместье Пеннингтон предоставляло возможность любоваться природой в ее подлинном виде.

По бокам дорожки можно было видеть места, которые цивилизация, казалось, ничуть не затронула, а люди будто находились на расстоянии многих миль отсюда. Джесс не думала, что такое открытие принесет ей такую радость, но, как оказалось, это было именно так. Особенно после долгих часов бессмысленной болтовни с людьми, ценившими только титул человека, за которого она собиралась выйти.

– Я бы получила удовольствие от прогулки здесь, – бросила она через плечо, – если бы уже светило солнце и я была бы одета должным образом.

Темперанс покончила со своим делом и теперь направилась к дому, волоча за собой поводок. Джесс последовала за ней, когда шорох насторожил Темперанс. Темные уши и хвост собачки встали торчком, а коричневое мускулистое туловище напряглось.

Сердце Джесс зачастило. Если там был дикий кабан или лиса, все могло бы окончиться несчастьем. Она была бы в отчаянии, если бы что-нибудь случилось с Темперанс, единственным живым существом на свете, не судившим Джесс по правилам, которые та старалась соблюдать изо всей силы, но не всегда успешно.

Через тропинку прошмыгнула белка. Джесс испытала мгновенное облегчение и бездумно рассмеялась.

– Черт возьми, Темперанс!

Мелькнули крошечные пушистые лапки и хвостик, и два существа скрылись из глаз.

До Джесс доносились звуки погони, шелест листьев и ворчание собаки, и вдруг эти звуки ослабели.

Досадуя, Джесс сошла с дорожки и углубилась в чащу по тропинке с примятой травой. Все ее внимание было настолько сосредоточено на погоне, что она не заметила беседки и чуть не наткнулась на нее. И резко свернула направо…

Тишину прорезал гортанный женский смех. Джесс споткнулась и остановилась.

– Поспеши, Люциус, – задыхаясь, пробормотала женщина. – Иначе Трент заметит мое отсутствие.

Вильгельмина, леди Трент. Джесс стояла неподвижно, едва дыша. Потом послышался медленный скрип дерева.

– Терпение, дорогая.

Узнаваемый мужской голос. Он произнес это лениво, намеренно растягивая слова.

– Позволь мне дать тебе то, за что ты заплатила.

Дерево заскрипело снова. На этот раз громче. Быстрее и сильнее.

Леди Трент издала слабый стон.

Алистер Люциус Колфилд. Вопиющее преступление. Inflagrente delicto. С графиней Трент!

Боже милостивый! Эта женщина старше его лет на двадцать. Красива, ничего не скажешь, но ведь годится ему в матери.

То, что она употребила его второе, среднее, имя, удивительно. А возможно, этим все сказано… Похоже, их связывали глубокие интимные отношения.

– Ты, – промурлыкала графиня, – стоишь каждого шиллинга, который я за тебя заплатила.

Господи! Пожалуй, тут нет речи о чувствах. Это всего лишь сделка… Оплата мужских услуг…

Джесс сделала неуверенный шаг вперед, надеясь не выдать себя. Легкое движение в беседке заставило ее снова остановиться. Она щурилась, стараясь хоть что-то разглядеть в тусклом свете. Ей так не повезло, что она оказалась омытой слабым светом убывающей луны, в то время как внутри беседки было темно. То, что там находилось, укрывалось тенью от крыши и нависающих ветвей деревьев.

Джесс увидела руку, обхватившую один из столбов, поддерживающих куполообразную кровлю, а чуть подальше другую. Мужские руки обнимали столбы, ища в них опоры.

И судя по тому, что Джесс могла видеть, мужчина стоял.

– Люциус… Ради Бога, не останавливайся.

Леди Трент оказалась зажатой между Колфилдом и деревянным столбом. А это означало, что он стоял лицом к Джесс.

Два проблеска в темноте означали, что он моргнул.

Он ее увидел. То есть смотрел на нее.

Джесс пожелала, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Что она могла бы сказать? И как действовать человеку, оказавшемуся в подобных обстоятельствах?

– Люциус! Черт бы тебя побрал!

Старое дерево ответило на эту реплику скрипом.

– Уже то, что ты во мне, прекрасно, но еще лучше, когда ты двигаешься.

Рука Джесс взметнулась к горлу. Несмотря на холод, на лбу у нее выступила испарина.

И все же она не ощущала ужаса, который должна была бы чувствовать, столкнувшись с мужчиной, занятым любовью. Ибо этим мужчиной был Колфилд, интриговавший ее. В каком-то ужасающе очарованном оцепенении она смотрела на него и испытывала странную смесь зависти, поскольку он позволял себе подобную свободу, и ужаса, оттого что с такой легкостью пренебрегал мнением общества.

Ей следовало уйти прежде, чем леди Трент станет известно, что она стала свидетельницей их интимных отношений.

Она сделала осторожный шаг назад…

– Подождите! – Голос Колфилда звучал резче и более хрипло, чем раньше.

Джесс замерла.

– Не могу! – задыхаясь, пробормотала леди Трент.

Но Колфилд обращался не к ней.

Рука его была протянута к Джессике.

И это заставило ее замереть на месте.

Прошла минута, а она не отводила взгляда от двух сверкающих искр, его глаз.

Потом Колфилд снова обхватил рукой столб и начал двигаться.

Сначала медленно, потом во все нарастающим темпе. Ритмический протестующий скрип дерева, казалось, окружал Джесс со всех сторон. Она не могла видеть ничего позади этих двух рук и блеска глаз, обдававших ее ощутимым жаром, но звуки, которые до нее доносились, давали пищу воображению.

Колфилд так и не отводил от нее глаз, даже когда движения его стали столь яростными, что Джессика удивлялась тому, что графине это доставляет удовольствие.

Лепет леди Трент становился почти бессвязным, грубые слова похвалы слетали с ее губ, чередуясь с пронзительными вскриками и стонами.

Эти переливающиеся через край страсти довели Джесс почти до края эротического возбуждения, о котором она мало что знала. Впрочем, насчет механики этого действа ее основательно просветила мачеха.

«Не извивайся и не кричи, когда он овладеет тобой. Попытайся расслабиться. Это уменьшит неприятные ощущения. Не издавай никаких звуков. Не жалуйся».

И все же Джесс замечала многозначительные взгляды других женщин и слышала их намеки, произносимые шепотом под прикрытием вееров, и это говорило о многом.

Теперь она получила доказательства. Каждый звук, производимый леди Трент и свидетельствовавший о наслаждении, эхом отдавался в Джесс и будил отголоски чувств, как камень, брошенный в воду, вызывает круги на ней. Тело ее инстинктивно отвечало – кожа стала чувствительной, дыхание участилось.

Под тяжестью взгляда Колфилда она задрожала. Хотя у Джесс возникло побуждение бежать от этой чужой краденой страсти, она не могла сдвинуться с места. Каким невозможным это ни казалось, похоже было, что Колфилд видел ее насквозь, проникая сквозь обманчивый фасад, сотворенный руками отца.

И сковывавшее ее оцепенение отпустило Джесс, только когда она услышала его хриплый скрежещущий стон, означающий конец действа, и она ощутила будто удар копья. И тогда Джесс побежала, обеими руками цепляясь за свою шаль, натянутую на ее полные и теперь отяжелевшие и болезненные груди. Когда из кустов вынырнула Темперанс, готовая ее приветствовать, Джесс разрыдалась от облегчения. Прижав к груди собачку, она рванулась к тропинке, ведущей к дому.

– Леди Джессика!

Ее назвали по имени, и этот окрик заставил ее споткнуться. Сердце ее снова зачастило, оттого что ее застигли в саду.

Джесс резко повернулась, пытаясь определить, кто ее зовет. Ее унижала мысль о том, что это мог оказаться Алистер Колфилд, умоляющий проявить деликатность. Или ее отец, что могло быть еще хуже.

– Джессика! Я всюду ищу тебя.

Она испытала облегчение, оттого что это Бенедикт приближался со стороны дома, тотчас сменившееся беспокойством. Он с такой легкостью, скоростью и уверенностью лавировал по обсаженным тисом тропинкам сада! Ее пробрала дрожь.

– Что-нибудь не так? – осторожно спросила Джесс, когда он подошел поближе, заподозрив, что причиной его поисков в этот час мог стать гнев на нее.

– Ты так давно ушла. Полчаса назад твоя горничная сказала, что ты отправилась выгуливать Темперанс, а к тому времени ты уже отсутствовала с четверть часа.

Она опустила глаза, чтобы он не заметил в ее взгляде ни малейших признаков вызова.

– Прошу извинить меня, если я причинила тебе беспокойство.

– Не требуется никаких извинений, – ответил он резко. – Просто я хотел перемолвиться с тобой словечком-другим. Сегодня наша свадьба, и я хотел, чтобы ты не нервничала перед таким событием.

Джесс заморгала и подняла на него глаза, удивленная таким вниманием.

– Милорд…

– Бенедикт, – поправил он и взял ее за руку. – Ты продрогла до костей. Где ты была?

Волнение в его голосе было подлинным. Сначала Джесс не знала, как себя вести. Его реакция так отличалась от отцовской в подобном случае…

И сбитая с толку собственным смущением, она начала говорить не задумываясь. Рассказывая ему о веселой охоте Темперанс за белкой, Джесс приглядывалась к будущему супругу внимательнее, чем когда-либо в прошлом.

Бенедикт стал главным человеком в ее жизни, и она приняла обязательства, налагаемые браком, не особенно заботясь о том, чтобы понять его. Насколько это возможно, она пыталась примириться с мыслью о неизбежности жизни с ним. Но сейчас чувствовала себя неловко. Она все еще оставалась раскрасневшейся и возбужденной тем обстоятельством, что Колфилд использовал ее, чтобы усилить собственные ощущения.

– Я пошел бы с тобой, если бы ты попросила, – сказал Бенедикт, когда она закончила свой рассказ. Он сжал ее руку: – Прошу тебя в будущем так и поступать.

Ободренная его нежным тоном и все еще испытывая действие вина, которому уделила слишком большое внимание за ужином, Джесс осмелела и бесстрашно продолжала:

– Мы с Темперанс обнаружили в лесу кое-что еще.

– О?

Джесс рассказала ему о паре в беседке. При этом голос ее звучал тихо и прерывался, а слова она произносила запинаясь, поскольку ей не хватало ни уверенности, ни лексикона. Она не использовала в своем рассказе словаря графини и Колфилда и не рассказала о том, кого узнала в этой паре.

Пока длился рассказ, Бенедикт не произнес ни слова. Когда она закончила, он прочистил горло и сказал:

– Черт возьми, я в ужасе, оттого что тебе пришлось увидеть столь неприглядную картину накануне свадьбы.

– Но те двое, похоже, не находили в своем свидании ничего неприглядного.

Он вспыхнул:

– Джессика…

– Ты говорил о том, что хотел бы пощадить мои нервы, – поспешила она перебить, опасаясь утратить отвагу. – Хотела бы быть с тобой честной, но боюсь превысить предел твоей снисходительности.

– Я предупрежу тебя, если ты достигнешь этого предела.

– Каким образом?

– Прошу прощения! – нахмурился Бенедикт.

Джесс сглотнула.

– Каким образом ты меня предупредишь? Словами? Потерей моих привилегий? Или… каким-нибудь иным способом? Более решительным?

Он замер.

– Я никогда не подниму руку ни на тебя, ни на любую другую женщину и никогда не стану тебя осуждать за честность. И думаю, что с тобой проявлю гораздо большую снисходительность, чем с кем-нибудь другим. Ты, Джессика, моя большая удача, и я с нетерпением ждал дня, когда ты станешь моей.

– Почему?

– Ты красивая женщина, – сказал он хрипло.

Ее омыла волна удивления, а за ней последовала надежда, на которую Джесс даже не рассчитывала.

– Милорд… не рассердит ли вас, если я признаюсь, что молю Бога о том, чтобы физический аспект нашего брака стал приятным для нас обоих?

Господу Богу было известно, что она никогда не стала бы развлекаться, как леди Трент. Такое поведение противоречило ее природе.

Бенедикт нервно подергал себя за узел шейного платка.

– Я всегда надеялся, что так и будет. Если ты мне доверишься, то я сумею этого добиться.

– Бенедикт!

Джесс вдохнула присущий ему запах: пряностей, табака, хорошего портвейна.

Несмотря на то что он, должно быть, никогда не рассчитывал вести со своей леди-женой подобные разговоры, его реакция была такой же прямой и честной, как его взгляд. С каждой минутой он нравился ей все больше.

– Ты так хорошо воспринимаешь этот разговор. Не могу представить, насколько далеко я могу зайти в своей откровенности.

– Пожалуйста, не стесняйся, говори свободно, – ободрил он ее. – Хочу, чтобы ты пришла к алтарю без всяких сомнений или колебаний.

Джесс заговорила смущенно и сбивчиво:

– Хочу уединиться с тобой в летнем домике у озера. Сейчас же!

Бенедикт с шумом выдохнул воздух, и лицо его приняло суровое выражение. Он сжал ее руку почти до боли.

– Почему?

– Я тебя разгневала. Умоляю тебя не сомневаться в моей невинности. Теперь поздний час, и я не в себе.

Бенедикт притянул ее руку к своей груди, привлек к себе.

– Посмотри на меня, Джессика.

Она подчинилась, и от его взгляда у нее закружилась голова. Он больше не смотрел на нее с неудовольствием или беспокойством.

– Всего несколько часов отделяют нас от брачной постели, – напомнил он ей хрипло, голосом, какого она никогда от него не слышала. – Я так понимаю, что события, свидетельницей которых ты стала здесь, в лесу, вызвали в тебе реакцию, которой ты не понимаешь. И я не могу сказать тебе, как подействовало на меня то, что ты сама потрясена собственными чувствами, и что тебя все это не оттолкнуло и не вызвало в тебе отвращения, как бывает со многими женщинами. Но ты станешь моей женой и заслуживаешь уважения.

– А ты перестанешь меня уважать, если мы окажемся в летнем домике?

Недолго, одно сокращение сердца, Бенедикт выглядел ошеломленным.

Потом запрокинул голову и расхохотался. Этот богатый низкий звук разнесся по всему саду. Джесс была потрясена тем, как преобразил его смех, сделал досягаемым и, если такое возможно, еще более красивым.

Притянув ее еще ближе к себе, Бенедикт прижался губами к ее виску:

– Ты сокровище.

– Как я понимаю, – ответила она шепотом, окунаясь в его тепло, – долг – в супружеской постели, а наслаждение – за ее пределами с возлюбленным. Я обнаружу свой ужасный недостаток, если признаюсь, что предпочту, чтобы ты желал меня скорее как любовницу, а не как жену в постели?

– У тебя нет недостатков. Ты самая совершенная женщина из всех, кого я видел и узнал.

Она-то сознавала, что далека от совершенства, когда вспоминала внезапное острое ощущение между бедер. Она порочна!

Как Колфилд почувствовал, что она окажется восприимчивой к его призыву смотреть на него? Как ему удалось распознать ту сторону ее натуры, о которой сама она даже не подозревала?

И все же он сумел это, а Джесс с головокружительным облегчением поняла, что Бенедикт не счел ее внезапное желание и откровение ни угрожающим, ни отталкивающим.

Приятие женихом всего этого придало ей отваги.

– Возможно ли, что ты находишь в себе подобный интерес ко мне?

– Более чем возможно.

Губы Бенедикта накрыли ее рот, поглотив слова облегчения и благодарности, которые она собиралась произнести. Это был трепетный осторожный и вопросительный поцелуй и в то же время уверенный. Джесс вцепилась в отвороты его сюртука. Грудь ее вздымалась от усилий обрести ритм дыхания, нарушенный его ошеломляющим поцелуем.

Его язык пробежал по ее губам, заставив их разомкнуться. И когда он вторгся в ее рот одним стремительным и решительным движением, она почувствовала, как подгибаются ее колени. Бенедикт еще крепче сжал ее в объятиях и еще ближе притянул к себе так, что она почувствовала его возбуждение, почувствовала его нажим на ее бедро. Его пальцы ласкали ее кожу, вжимались в нее, выдавая его страсть. Когда он отстранился и прижался виском к ее виску, дыхание его было неровным.

– Помоги мне, Господи, – пробормотал он хрипло. – Ты, такая неопытная и невинная, сумела соблазнить меня самым искусным образом.

Бенедикт поднял ее на руки и понес к летнему домику.

Ощутив наэлектризованную атмосферу, Темперанс молча последовала за ними. Потом она ждала на пороге летнего домика, непривычно покорная и тихая, и смотрела, как восходит солнце.