Дзержинский. Любовь и революция

Оглавление

Сильвия Фролов. Дзержинский. Любовь и революция

Насколько мифичен миф. Вступление

Польский период

I. Я вспоминаю вас добрым словом. Семья

II. Свет пришел с востока. Революционеры

III. Как густав стал Конрадом. Вильно

IV. Юноша из огня и серы. Агитатор

V. Первая любовь. первая ссылка

VI. Речь идет обо всем мире. Организатор

VII. Я – христианин. Неизвестное письмо

VIII. Тот, которого ловят и вяжут. Беглец

IX. У него большевистское сердце. Профессиональный революционер

X. Генеральная репетиция. Год 1905

XI. Я пил за романтизм. Расколы и лояльность

XII. Счастье ты мое, жизнь ты моя. Михалина, Сабина, Софья

XIII. Как медведь в берлоге. Каторжник

Российский период

XIV. Революция во второй раз, и в третий. Rien ne va plus![16]

XV. Добрый пролетарский якобинец. Концепция Ленина

XVI. Мы представляем собой террор. Председатель ВЧК

XVII. Советую вам немедленно меня расстрелять. Путч эсеров

XVIII. И каждый день обиды множит. Террор

XIX. Добрый палач. Представитель власти

XX. А Яська смеялся до упаду. Муж и отец

XXI. Сон о красной Варшаве. Предатель родины

XXII. Почему я? Инструмент в руках вождя

XXIII. Мы должны немного поутихнуть. Период НЭПа

XXIV. Такова была воля народа. Расправа с врагами

XXV. Фабрика ангелочков. Защитник беспризорных

XXVI. Гарант единства партии. Борьба за власть

XXVII. Я устал от этих противоречий. Экономист

XXVIII. Я сам. Смерть

XXIX. Мертвый рыцарь. Польская операция

Пока, Фелек! Post scriptum

Слова благодарности

Иллюстрации

Примечания

Отрывок из книги

– вспоминал в 1914 году в письме жене сидящий в X павильоне Варшавской цитадели Феликс Дзержинский. Он любил родной дом, а ностальгия по детству охватывала его сильнее всего во время отсидок сроков по приговорам судов. В общей сложности он отсидел одиннадцать лет, и времени на воспоминания у него было достаточно. Потом он принимался писать письма и образы, всплывающие перед его мысленным взором, переносил на бумагу.

Эти воспоминания польского мальчика, детство которого прошло в бывшей Виленской губернии, ничем не отличались от воспоминаний других детей выросших в дворянских усадьбах XIX века, разбросанных по всей обширной территории Кресов[4]. Патриотизм, порожденный восстанием[5], ограничивался здесь четырьмя стенами своего дома, а дома с детьми находилась главным образом мать. В том же духе высказывались Адам Мицкевич и Юлиуш Словацкий. А потом Юзеф Пилсудский:

.....

В письмах просматривается образ матери – доброй, благородной, умной, оказывающей огромное влияние на формирование психики и моральных качеств своих детей. Феликс ее иногда просто идеализировал. В письме Альдоне он пишет:

Отсутствие начальных школ вынуждало учить детей дома. Феликс Альдоне 27 декабря 1902: «Помню, как на той самой веранде мама учила меня читать. Я лежал на животе, опершись на локти, и читал по слогам»22. Как пишут биографы Дзержинского, в возрасте четырех лет он мог цитировать большие фрагменты из Пана Тадеуша. Достоверно это неизвестно, он мог быть и старше, но можно говорить со всей уверенностью, что он знал произведения Мицкевича, Словацкого, Красинского, потому что именно на их творчестве главным образом основывалось образование в польских домах. И что характерно: спустя годы, уже будучи председателем ВЧК, он продолжал культивировать в своем доме польскую культуру. Витольд Ледер, сын революционера и коммуниста Здислава Фейнштейн-Ледера, вспоминает, что в двадцатые годы, когда он с родителями жил в Москве, для отца было очень важно, чтобы сын не забывал польский язык, причем поддерживал его на хорошем, литературном уровне. К сожалению, достать польские книги в столице России было очень трудно. Но оказалось, что Дзержинский, у которого Ледер работал в Высшем Совете Народного Хозяйства, имеет неплохую польскую библиотечку, а в ней – Трилогию Сенкевича. Благодаря этому, молодой Витольд выучил чистый польский язык.

.....