Оглавление
Сильвия Фролов. Дзержинский. Любовь и революция
Насколько мифичен миф. Вступление
Польский период
I. Я вспоминаю вас добрым словом. Семья
II. Свет пришел с востока. Революционеры
III. Как густав стал Конрадом. Вильно
IV. Юноша из огня и серы. Агитатор
V. Первая любовь. первая ссылка
VI. Речь идет обо всем мире. Организатор
VII. Я – христианин. Неизвестное письмо
VIII. Тот, которого ловят и вяжут. Беглец
IX. У него большевистское сердце. Профессиональный революционер
X. Генеральная репетиция. Год 1905
XI. Я пил за романтизм. Расколы и лояльность
XII. Счастье ты мое, жизнь ты моя. Михалина, Сабина, Софья
XIII. Как медведь в берлоге. Каторжник
Российский период
XIV. Революция во второй раз, и в третий. Rien ne va plus![16]
XV. Добрый пролетарский якобинец. Концепция Ленина
XVI. Мы представляем собой террор. Председатель ВЧК
XVII. Советую вам немедленно меня расстрелять. Путч эсеров
XVIII. И каждый день обиды множит. Террор
XIX. Добрый палач. Представитель власти
XX. А Яська смеялся до упаду. Муж и отец
XXI. Сон о красной Варшаве. Предатель родины
XXII. Почему я? Инструмент в руках вождя
XXIII. Мы должны немного поутихнуть. Период НЭПа
XXIV. Такова была воля народа. Расправа с врагами
XXV. Фабрика ангелочков. Защитник беспризорных
XXVI. Гарант единства партии. Борьба за власть
XXVII. Я устал от этих противоречий. Экономист
XXVIII. Я сам. Смерть
XXIX. Мертвый рыцарь. Польская операция
Пока, Фелек! Post scriptum
Слова благодарности
Иллюстрации
Примечания
Отрывок из книги
– вспоминал в 1914 году в письме жене сидящий в X павильоне Варшавской цитадели Феликс Дзержинский. Он любил родной дом, а ностальгия по детству охватывала его сильнее всего во время отсидок сроков по приговорам судов. В общей сложности он отсидел одиннадцать лет, и времени на воспоминания у него было достаточно. Потом он принимался писать письма и образы, всплывающие перед его мысленным взором, переносил на бумагу.
Эти воспоминания польского мальчика, детство которого прошло в бывшей Виленской губернии, ничем не отличались от воспоминаний других детей выросших в дворянских усадьбах XIX века, разбросанных по всей обширной территории Кресов[4]. Патриотизм, порожденный восстанием[5], ограничивался здесь четырьмя стенами своего дома, а дома с детьми находилась главным образом мать. В том же духе высказывались Адам Мицкевич и Юлиуш Словацкий. А потом Юзеф Пилсудский:
.....
В письмах просматривается образ матери – доброй, благородной, умной, оказывающей огромное влияние на формирование психики и моральных качеств своих детей. Феликс ее иногда просто идеализировал. В письме Альдоне он пишет:
Отсутствие начальных школ вынуждало учить детей дома. Феликс Альдоне 27 декабря 1902: «Помню, как на той самой веранде мама учила меня читать. Я лежал на животе, опершись на локти, и читал по слогам»22. Как пишут биографы Дзержинского, в возрасте четырех лет он мог цитировать большие фрагменты из Пана Тадеуша. Достоверно это неизвестно, он мог быть и старше, но можно говорить со всей уверенностью, что он знал произведения Мицкевича, Словацкого, Красинского, потому что именно на их творчестве главным образом основывалось образование в польских домах. И что характерно: спустя годы, уже будучи председателем ВЧК, он продолжал культивировать в своем доме польскую культуру. Витольд Ледер, сын революционера и коммуниста Здислава Фейнштейн-Ледера, вспоминает, что в двадцатые годы, когда он с родителями жил в Москве, для отца было очень важно, чтобы сын не забывал польский язык, причем поддерживал его на хорошем, литературном уровне. К сожалению, достать польские книги в столице России было очень трудно. Но оказалось, что Дзержинский, у которого Ледер работал в Высшем Совете Народного Хозяйства, имеет неплохую польскую библиотечку, а в ней – Трилогию Сенкевича. Благодаря этому, молодой Витольд выучил чистый польский язык.
.....
