Читать книгу Чёрные белки - Скурча - Страница 1

Пурэ-Базелюрэ.

(*фигура речи из популярного ритуального заклинания; смысл.– непонятен; попытка созвучия с общей тональностью бытовой медитации.)

Смерть бабки Марфы и другое.

*

(июль, где-то в провинции)

Настоящие колдуньи живут в деревнях. Или в маленьких городках. Это, можно сказать, экологически чистые представители сией ипостаси. Можно было бы даже продолжить – истинные, но кто хоть что-то знает про шаманскую истину.

По разному их кличут: шаманами, вещуньями, экстрасенсами и т.д., но бабку Марфу – сугубо и однозначно: колдунья. Домик её спрятался неподалёку от трассы Воронеж – Ростов, просто так и не обнаружишь. Впрочем, те, кому надо, дорожку находили. Популярность тот дом снискал тёмную. То есть, если по-гоголевски, светлым днём стоял он тихо и одиноко. Ночью же сюда просачивались довольно многочисленные смурные посетители, корявые дрожащие тени коих не на шутку стращалиподзагулявших в этих краях прохожих.

Бабка Марфа жила тут давно. Сколько ей реально лет – тайна для всех, пожалуй, даже для Собеса. Помощнице Людмиле исполнилось 70, это известно. Но она-то пришла лет в сорок к Марфе, когда та уже была седая сгорбленная и (конечно же)с крюкой. Вот крюка-то эта и изменилась за промелькнувшее время: удлинилась и обрела перекладину для подмышечного подпора. Как ни верти – кривой в любом ракурсе – но полукостыль.

Приспособа с виду неказистая, однако, бабка Марфа уверенно шкандыбала с её помощью по своему широченному двору-саду, где не было протоптанных дорожек, но повсюду росли травы и цветы, живописно и организованно, словно по прихоти некого модняцкого ландшафтдизайнера-озорника.

Приходящий люд старался не приминать траву от калитки к дому. Уподобывались походке большого тёмного кота, который, обычно сопровождал всякого, но не ступал, а вполне натурально скользил по земле. Кот, весьма уместный здесь при старухе, днём красовался серо-пепельным окрасом, но с сумерками чернел. Он же спорадически противно мяучил, что, по всеобщему признанию, соответствовало свершаемым тут таинствам.

Собственно само колдовство происходило не в доме, новом, на белом кирпиче, не большом, но аккуратном. Построенный лет с десять назад под надзором Людмилы, он летом, при свете луны, казался пузатым туманным облаком в саду. Огибаешь его справа и натыкаешься на старую избу-хату. Перекошенная, но не дряхлая. Из печной трубы струится к небу жёлтенький колышащийся ручеёк, пахнет дымком, сушёнными и свежими травами, а некоторым, кто в своей теме, – анашой. Впрочем, этим некоторым, она везде мерещится.

Изба – Марфина сущность. По сути – её лаборатория, где старуха-профессор мутила в ступке и в печи какие-то снадобья по рецептуре из своей больной головы, куда, в свою очередь они занесены не иначе, как космическим ветром.

Теперь о колдовских деяниях. Есть вполне реальные зарегистрированные случаи чудейснейших исцелений. Ну как зарегистрированные? Несколько человек рассказывали схожие истории: особенно впечатляли описываемые успехи в безнадёжной онкологии. Впрочем, поражало другое совпадение: никто, вообще никто, старался ничего плохого о бабке Марфе не говорить. Прямо как о Компартии во времена застоя.

Местные бухаришки, по пьяной разудалости, пытались было разобраться со «старой каргой», но заканчивали хворью мучительной. В живот словно вселялся злобный червь, вплетался в кишки и так их скручивал, что враз трезвели и криками-стонами исходили. Вряд ли, Марфа, подушно нагоняла на них порчу. Она как всегда мирно бадяжила своё варево, тихо бормоча под нос что-то типа нескончаемой считалки. Так то оно так. Но колдовские круги, или назови иначе – восприятие или наша податливость чарам также тихо, но упорно, проистекали от избы.

*

( тот же июль, бизнес)

Кирилл Александрович только что пришёл из турецкого ресторана и, облюбовав кресло в своём кабинете, тупо обозревал противоположную стену. Как там сегодня сказал Пётр Иванович (с кем обедал): «В бизнесе невозможно всё время быть правым. Просчёты неизбежны и даже обязательны. Как выкарабкиваться? Вот тут тестируется мастерство и удача».

Не для души пошёл в кабак Кирилл с этим немолодым, похожим на медведя-увальня средних размеров, мужчиной. А пришлось. Пётр Иванович питал слабость к назидательности, и при своих, в своё время хорошо приподнятых финансах, мог себе позволить её открытое проявление. В любом виде.

– А скажи-ка Кириллушка, что такое по-твоему шук-шук? а? Надоумлю. Штукенция этакая, которая двигается повсюду и делает так: шук, шук, шук….(хе,хе) Ну ка, отгадай теперь, что такое чак-чак ? Нет, не чак, чак, чак… Не поезд. Кушанье, угощение сладкое татарское. (и вывод!) Умей пустышку отличить от взаправдашнего.-

При этом Пётр Иванович медленно отрезал малюсенькие кусочки от аппетитного бараньего рёбрышка в пряном золотистом соусе, отправлял себе в рот и, казалось, замирал, нежно смакуя.

Взять бы бутылку вина со стола и дать ему по самодовольному кумполу! Но нельзя. Есть шанс попасть под его крылышком в большой проект по строительству торгово-развлекательного комплекса. И ещё паровозиком – другой шанс: вылезти как-то из череды участившихся в последнее время неудач, коими выстлана дорога непосредственно в Анус.

Есть, конечно, у Кирилла друзья, с которыми трапеза по меньшей мере не напрягала и не раздражала. Хотя… Как сказать. Это было бы чревоугодие без пользы, все стали осторожны, помогать – не модно. В моду в таких бизнес-застольях вошло «поедание» партнёров; прежде всего тех, кто ослаб.

Кирилл сам позвонил Петру Ивановичу, с которым знаком-то был весьма отдалённо. Честно признался: «Хочу поучаствовать в деле». Пригласил на обед. Старик, неожиданно легко согласился. Залюбопытствовал? Ближе к десерту, объяснил своё согласие так:

– Недавно заночевал у знакомых. 16 этаж. Ночью один комаришко разгулялся. Укусил меня пару раз, да так сильно. Хотел прихлопнуть наглеца. Но не посмел. Подумал: этот малец смог залететь так высоко. Значит настоящий борец. А стремящихся надо поддержать. У меня такие принципы.-

Что ж сравнение с дерзким комаром можно принять за поощрение, тем более, что преподнесено в тональности сытой добродушности. Кирилл стал верить в успех своего предприятия.

Подействовало?

Вопрос не праздный, а имеющий свою небольшую, но мистическую предысторию. Где-то дней за пять до описываемого застолья, Кирилл Александрович засёк, как секретарша Оленька что-то там подливает в чашечку кофе. Дознание, проведенное на месте, было не лёгким. Первая версия –коньяк. Зачем? Не просил. Оказалось – приворот. Вроде её подруга «подсуропила», божилась: действует –«верняк».

–Что за гадость? –

–Бодяга на травах, безвредная.-

Сама спокойно отпила, потом и Кирилл попробовал. Нечего. Вкус даже отдаёт пикантной горчинкой. Оленька объяснила, что, тут собственно не слепое оболванивание, а возникновение единого понимания природы (кто вдолбил ей в башку эту дурь?) у тех, кто приложиться к снадобью. Ну не дура, чего ещё сказать. У Кирилла уже имелись подозрения о её неадекватности, особенно на фоне участившихся вопросов типа: уважает ли он её?

Значит ли это, что в их маргинальных служебных отношениях наступила стадия нетерпимой неопределённости? То есть вот сейчас позарез нужен ответ: просто ли она любовница со спорадическими вкраплениями романтических рандеву или есть перспективы к качественному скачку. Кирилл не стал даже вникать в эту дилемму: когда не стало денег – всё остальное досужее.

Через пару дней Кирилл как-то внутренне почувствовал, что «зараза» действует. Ему до зуда в крови захотелось почудить. Родился авантюрный звонок Петру Ивановичу.

За столом Кирилл уже не сомневался. Когда принесли чайник с зелёным чаем, он уверенно всыпал в горлышко щепотку травы:

– От моей бабушки. Бомба.-

Сам налил себе, демонстративно выпил и изобразил фигуру восхищения. Пётр Иванович вначале сомневался, но не удержался: на десерт подали пахлаву; поднимаешь квадратик – душистый мёд слёзно и томно стекает по бокам – съешь меня! К чёрту диабет. Один то кусочек с чаем не помешает.

Вот и ты, Петюня, присовокупился к братству оболванненых! – Кирилл злорадненько усмехнулся и … успокоился. Странно, с чего бы? Ещё ничего делового ему не предложили, а уверенность наступила.

Пётр Иванович тем временем закончил трапезничать и пребывал в весьма благостном настроении. На улице, на стоянке, расположившись на заднем сидении своего «Мерса», он, кивнув в сторону кирилинного сопровождения, спросил:

– Не многовато ли двоих нукеров за собой таскать? Не по твоей ситуации. –

Кирилл стал, оправдываясь, бормотать, что так сложилось, а теперь он и сам подумывает о сокращении. Тут же, стоя согбенно у двери, пришлось выслушать притчу(?), которой Пётр Иванович, изредка благородно «бякая», попотчевал на прощание.

« ПРИТЧА.

Одному пастуху показалось, что волки вокруг отары активизировались. И он принял правильное решение: завёл собак. Позднее вдруг оказалось, что волки-то донимают не так уж и сильно. И вообще: были ли они? А собак кормить нужно ежедневно. И потом: волки могут отстать, а собаки склонны задерживаться навсегда.

Со временем выходит, что оставшаяся свора гораздо большее зло, чем то, с которым они призваны были бороться».

Дверь автомобиля закрылась. Кирилл выпрямился. Машинально подумал: шур-шур – это когда отъезжает «Мерс». Усмехнулся и поехал в свой офис, переваривать притчи и обед.

*

(в начале того же июля, дорога)

Если тобой не интересуется разведка, ни своя, ни иностранная – ничего обидного. Главное, чтобы ты сам при этом не чувствовал себя никому не нужным.

Василич даже, как-то на досуге, подсчитал, что тех, кому его компания по душе – 23 человека. Про остальных – не был уверен. Честно говоря, Василич элементарно не знал: стоит ли бороться за увеличения этого списка? Какой смысл? Уже стучится в дверь полтинник, уже давно зовут по отчеству. Даже сам себя. Типа: эх, Васильич, стареешь.

Наступил момент, когда пора пересмотреть приоритеты. Что это значит? Просто продолжать спокойно жить, но уже потихоньку «паковать чемоданы» для возможно неожиданного, но безвозвратного отбытия. Или ещё стоит побузить? Что-нибудь из серии – «бес в ребро»?

Последний вопрос, возник не как праздный перебор вариантов «жития во старости», а кстати реально вырос на дороге. Машина, которая несла Василича по Дону (трасса М4), словно остановилась сама у пустынной остановки, где с потерянным видом сидела дама средних непонятных лет. По наряду – провинциалка, и оттуда же поползновения на моду. Василич и так давно хотел «тормознуть», ну там пи-пи и ноги размять. А тут – попутчица, и всё по случаю.

Звали её Глаша. Да, необычное имя. Она и произнесла, как бы стесняясь его дремучей патриархальности. Ехала в какой-то городок, километров сто вперёд.

Почти два часа, прикинул Василич. Конечно же, стал изучать; нет – нет, но глазами «давил косяка» на соседку. Прежде всего, на то, что посчитал модной атрибутикой: джинсовые шорты с витьеватой вышивкой и тату во всё левое открытое плечо: огромная змея(!)

– Глафира! (звучит-то как!) Судя по татуировке, вы из спецподразделения?-

Ирония не скрывалась, всё за то, что рядом – образчик спецназа жриц любви. Однако, вульгарностью не пёрло, чувствовалась лишь какая-то жизненная усталость и оттуда же ответ:

– Да, я проститутка. Вы так хотели спросить? Чтобы уточнить форму оплаты? И когда? –

Сказала-бросила, как вызов. Василич, не по годам засмущался, словно его неожиданно застукали на чём-то неблаговидном. Затих.

Километров десять проехали молча. Пассажирка успокоилась. Стала рассказывать.

Её уже подвозил один до Василича. Настаивал на интиме. Очень настойчиво. Как отбилась? Ладно, скажу. Сымитировала болезнь кишечника.(Достала из сумочки и показала баллончик). Нажму, и раздастся характерный звук как из человеческих глубин и запах, как будто хозяин звука съел перед этим сдохшего крокодила.

Василич понял: это предупреждение и ему. Ох, как не эротично, тем более при его щепетильности ко всякого рода неблаговонным амбре.

Промелькнули ещё молчаливых километров пять. Глаша(?), уверовав в действенность своего ограничителя, расслабилась окончательно. Нет, ноги на торпеду не вскинула, но продолжила рассказ «за свою жись». Никто, то есть Василич, об этом нисколько не просил, но, видно, подруга была из тех типажей, которые снимают напряги болтовнёй, правдивой или придуманной. Что тоже не важно, лишь бы не убаюкивало.

А сама автобиография – ничего оригинального. Всё ожидаемо.Разница, конечно, есть: у тех, кто за прилавком – одно, у одиноких на остановке – другое, и т.д. Но в основном – в ньюансах, а так: все принцессы в предвкушении процесса. В смысле, ждут, когда их так или иначе произведут в королевы.

Любовь, замужество, дочка – тут гладко, как надо. Жили-радовались. Да видно, громко радовались-то, а беда, она ж всегда за углом таится, вот и привадили. Сильно заболела дочь. Лечение дорогое. Муж поехал на заработки. И пропал. Згинул или … сбежал. Мужики бывают слабы в бытовых передрягах. А бабы – лошади, вот и тяну сама лямку.

– Чего ж нового мужика не завела? Понадёжнее? Жизнь себе бы облегчила. –

– Да и пошла жизнь, как череда романов. А надёжный…. Самый верный – это последний, со смертью.-

Брр… Что ж такое? Василич хотел сбросить сонм своих несветлых возрастных дум, обуревавших его давеча, а тут ещё и приблудные напасти выслушивает.

Кроме того, не верил он пассажирке. Ну, обманывает – и шут с ней, но можно и как-то повеселее. Одно успокаивает – скоро ей выходить.

Не тут-то было – дорога, доселе летевшая как стрела, вдруг, словно в стену упёрлась в пробку. Всё встало, движения нет. Впереди – нескончаемая вереница тихо поуркивающих машин с горемыками-водилами, проклинающих дорожников, ремонт, и одно и тоже время, которое одни выбрали для работы, а другие – для передвижения.

У обочины стояли «шустрилы» с плакатами: «Объезд». Так окрестная скучающая молодёжь, использовала ситуацию подработать навигаторами, предлагая по обходным стёжкам-дорожкам вывести на «чистую» дорогу.

Василич не стал мешкать, «добазарился» с двумя пацанами и, свернув с трассы в заросли, увязался за маячившем впереди «Жигулёнком»-проводником. Глафира замолкла, но от неё исходило негласное благословение сией акции.

Машина запрыгала по рытвинам и ухабам. Против поднявшихся туч пыли – техасские погони за мексиканскими контрабандистами и нелегалами казались жалким киношным трюком. Продолжался аттракцион минут двадцать. Василич, вконец потерявший ориентацию во времени и пространстве, потерял и ведущих; два красных фонаря, смутно маячивших впереди, растаяли окончательно. Пришлось тормозить. Пыль, покружив, осела. Стало тихо; это Глаша, непрерывно повизгивающая и поойкивающая доселе, замолкла.

Словно продолжая цирковое шоу, перед капотом, как заправский иллюзионист, обрисовался силуэт «пацана». Василич вышел. «Пацан» показал рукой вперёд:

– По этой улице метров триста прямо, потом направо и там уже свободная трасса.-

«Навигатор» получил обусловленную плату – 500р – всё «по-чесноку». Указывая на заднее колесо, спросил:

–Похоже, ёжика раздавили? –

Какого ещё ёжика? Задняя шина была спущена более чем наполовину! Оказалась, что «ёжиками» называют здесь острые скрутки из твёрдой проволоки, которую местные «злыдни» подкидывают на грунтовку.

– Чтоб меньше пылили? -

– Зри глубже. Тут сговор с шиномонтажом, для увеличения количества клиентов. На трассе за такую выходку могут и привлечь, а в кустах… – нечего соваться.-

«Пацан» (его, как оказалось звали Жекой) сам и привёл Василича до мастерской, расположившейся (вот удача!) в ближайшем домике.

– Небось, тоже в доле сидит. – Глаша с всёпонимающей презрительной ухмылкой смотрела на проводника.

– И «ежей» этих долбанных по ходу подкидываешь, когда впереди едешь. Иначе, почему сам не напарываешься, а? Или металлоискатель вставил себе в одно место? –

Жека спокойно проигнорировал эту тираду и не спеша ретировался к своему «жигулёнку» с видом человека, так или иначе выполнившего свой долг.

Как ни странно, этот инцидент чуточку сблизил попутчиков: ощутить себя лохом – обидно, но в компании полегче.

Пришлось ждать. В мастерской возникали всякие мелкие сложности(не было света, потом сломался станок…) и, казалось, простая ремонтная операция затянулась часа на … неопределённое время. Захотелось есть – куда деваться. Вариант реализации лишь один -близкий и безальтернативный: придорожное кафе-шашлычная. Василич уже смирился с тем, что его дорожный план полетел в тартарары. Подумал, скорее, понял: он – в экстремальном шоу. Этапы такие: незнакомка на дороге, рискованный объезд и, наконец, питание в подозрительном общепите.

Хозяин забегаловки (между прочим, под вывеской «Эльбрус») – маленький юркий кавказец быстро организовал им столик под навесом, согнав с лавок заспавшихся котов.

– Хм, пока ещё бегающий шашлык? – пошутил Василич.

– Нет, нет дорогой, у меня всё по-честному. (Ну, и при чём тут честность?) Рекомендую чебуреки. –

И доверительно, как окончательный убийственный довод:

– Для себя готовил! –

Посетители не стали упираться; не было ни сил, ни охоты. Лишь Василич, продолжая полёт на возникшей волне нервной эйфории, прошипел:

– Надеюсь, повар – не суицидальщик.

*

(всё тот же июль, бизнес)

Пётр Иванович, когда его спрашивали, как он разбогател, отвечал так:

– Устроился в похоронное бюро и «загрОбастал» кучу «бабла». –

Шутил. Вроде и безобидно. Но свою главную шутку бережно хранил в тайне. Касалась, она, конечно же, денег. Не был Пётр Иванович на настоящий момент «денежным мешком». (Такая молва ещё вослед шелестела, что воспринималось им, как музыка). Тогда – «пузырь»? Пока нет. Но финансы поскуднели. Сей факт абсолютно не удручал пожилого бизнесмена. Даже забавлял. Ну, завышает он раз в десять свои возможности, но главное то, что верят. Приглашают в дела, и он может пригласить (и заставить потратиться!) кого нужно, слушают его совета, и всё срастается. Ведь фраза, сказанная богатеем – мудрость, но она же, из уст бедняка – несусветная чушь.

На деньги, как на липкую ленту, роями слетаются кружащиеся поблизости мухи. Ведь догадываются же поди, что чреваты эти полёты погибелью, ан не сдержать. Вот и Кирилушка прибился. «Мух-выкобенистый» – Пётр Иванович усмехнулся. Сидел он за плетённым столиком у себя в квартире на широкой лоджии, запивал зелёным чаем вишнёвое варенье из ягод урожая этого лета. Сварено-то на специальном тростниковом сахаре, ой, вкуснятина! Да, ещё, для оттенения вкуса – обезжиренный творог, который, правда, не любил и обзывал кастрированным.

Четыре дня назад Кирилл принёс деньги за проданную квартиру. Была, как оказалось, у «молодого» такая заначка, божился – последняя; мол, на чёрный день берёг. Когда-то, ещё при деньгах, прикупил её, на всякий случай, для утех и вложение всё-таки. Вот, сгодилась.

Пётр Иванович взял только 3 «ляма» на раскрутку проекта. Остальное, мол, пропорционально свои доложу. Имелась в виду банальная дачка взятки одному чиновнику. Почему дачка? А потому что слово взятка (по рассуждению Петра Ивановича)– немного не полновесное, имелись в виду, конечно же, сравнительно не кричащие суммы. Большой же куш уж извольте именовать – взята. И тогда – дача. То есть: дача взяты. Чудил старик.

Мог скосить и больше. «Молодой» не упирался. Но правила. Выработанные годами и собственным опытом.

Вот одно из ряда главных: человека можно заставить принять всё, что поначалу противно его воли. Но не сразу. Постепенно, мелкими порциями. Даже съесть дерьмо, ежели по крупинкам. Под соусом, скажем, в лечебных целях. А если приучить ещё и фиксировать каждодневные ощущения, то, вообще, наука. При противоположном раскладе, то есть если всё и сразу – тогда получается насилие. И ответ будет самым непредсказуемым: от бесполезной покорности – до агрессивного противления.

В данном же случае, конечно же, и добавлять-то не пришлось; Пётр Иванович «занёс» куда следует 2,5 млн, и ещё 500 штук пригрел себе на «сладкие орешки». Про такой делёж, вспоминая, походя между двумя ложками вишнёвого варенья, резюмировал: «Бизнес, Петя, он у нас такой».

Какое, кстати, прелестное универсальное словцо – бизнес, прямо индульгенция на совершаемые подлости. Но и чреватое. Блаженно «докайфовать» на лоджии не получилось; позвонил «свой» клерк «оттуда» и поведал, что волна борьбы с коррупцией (будь они обе неладны!), похоже накрыла «толкача». Вот это незадача! Перспектива старта довольно выгодного проекта становится неопределённой. Ещё же как-то образовавшемуся напарничку следует объяснить утрату взноса. Да поделикатнее. Как там, в англицкой песне-шутке (?): кошка упала с крыши, и всё «гавкнулось».

Кирилл ровно в это время был на «расслабоне». А что? Вписался в дело, да не на словах, а скрепил деньгами. Впереди по прикидкам работы на год. Можно на минутку и о душе-теле позаботиться. Благо, далеко переть и фантазировать не надо; вот она под боком Оленька – натурально ходячий афродизиак. Да ещё та сказочница в сексе. Думаете, отчего Кирилл стал так внимательно относиться к тому, чем она его поит. Навязала ему по пьяной лавочке уринотерапию. Как само-собой лечебный метод и одновременно усиливающий взаимопритяжение – употреблять то необходимо продукт от партнёра. Главная же фишка в том – её строжайшая рекомендация – оной процедуре должен предшествовать оргазм, чтобы частики счастья (она даже говорила: фотоны) пропитали питьё. Иначе – никакого эффекта. И так его завела, что Кирилл, стыдно подумать, безропотно нырнул в эксперимент.

Сейчас он отходил. Невесомая душа, игриво вальсируя, парила где-то далеко. В космосе. «Точно вне пределов Солнечной системы» – подумал блаженно Кирилл, идентифицировав местоположение по пролетевшему мимо американскому спутнику «Меркури»(?), недавно дефлорировшему целостность оболочки нашей галактики. Потом всё завибрировало, зашумело – пошла ракета СС-500 класса «земля – спутник». К кому эта она? Мелькнула тревога – как бы душу не задела.

Кирилл очнулся. Перед ним, обёрнутая в цветастый ажурный платок-шаль, стояла Оленька и протягивала телефон.

Кирилл долго не мог понять, о чём это витиевато извиняющимся и успокаивающим тоном гундосит Пётр Иванович. Так и не понял. Только холодеющая волна внутри; прокатилась и вышвырнула на берег задыхающегося дельфина его надежды. Порезвился и …. будя.

Оленька продолжала порхать по квартире – прощальное рандеву на уже проданной площади. Она что-то там щебетала, абсолютно бесполезное. Кирилла это не раздражало, наоборот, он словно вернулся из путешествия в далёкую чужую неприветливую страну и теперь с жадным любопытством внимал родным байкам.

Ольга рассказывала о способах избавления от клещей, которые в последнее время всё чаще на «зелёной» находят себе невольного донора крови.

– Ни в коем случае нельзя его выковыривать. Потянешь – тельце оторвётся, а голова останется внизу, не достать. Дышит-то он попкой, которая на поверхности кожи. Надо помазать это место маслом, перекрыть доступ воздуха. Тогда он сам начнёт выползать.-

Боже, как это актуально! – на полном «серьёзе» прикинул Кирилл. И сразу подкинул свежую идею, будто прорабатывал эту тему всё последнее время.

– А если разводить специальных «голубых» клещей? При надобности выпускаешь такого к присосавшемуся «вампиру». Догадываешься, каким самым естественным способом наш перекроет заднюю дыхалку непрошенному гостю? -

*

(июль, дорога, вечер)

Шиномонтажные работы были закончены только к ночи. Васильич уже успел отведать чебуреков, успел подремать «на руках» тут же на столешнице, успел проснуться и, следовательно, понять, что живой. То есть, еда – удобоварима. Коты, крутившиеся и столовавшиеся здесь же, с этим были абсолютно согласны.

– Слышь, шеф, у тебя ещё тормоза поскрипывают. Что-то делать будем? – «Монтёр» спрашивал с неприкрытой издёвкой. Презрительное отношение к мелькаюшим здесь лохам злым репейником пустило корни в его миропредставлении. Издержки профессии.

– Предлагаю смазать маслом. –

подыграл Васильич и, не прощаясь, начал движение.

Глаша молчала. Ей выходить через примерно 20км. То есть, уже скоро. Василича предстоящее расставание, парадоксально, но не радовало. Он, почему-то в это не верил.

– Ногу что-то стало потягивать. – Василич не симулировал. Нога действительно разболелась – пересидел, что ли во время шашлычной дрёмы. Стало даже невмоготу давить на педаль газа. Потом затошнило. Накаркал?

– Что мне нехорошо как-то. –

И сразу Глаша, словно ждала (или сама накликала?):

– А едем со мной. Тут уже близко. Там и полечишься.-

– (Куда?) -

Стало сереть. Именно так. Может оттого, что вечернее небо затянулось облаками. И ещё душно, пуще прежней дневной духоты.

В спектакле жизни намечалась кульминация. Василичу, казалось, что в душе зазвучала надрывная струна, причём на одной, не самой высокой, но противной ноте, заглушая все другие внешние звуки. Раньше, когда смотрел фильмы ужасов, всегда удивлялся, куда это жертвы прут безголово в лес, или там в пустой дом? А вот и сам туда же. Дорога кролика в пасть удава…

Машину свернула опять на «просёлку» – кто ею управляет? Покачивало на ухабах, из под колёс с глухим щёлком «отшпуливали» камешки. Проехали какую-то улочку, похоже, единственную в небольшой деревушке, средней заброшенности. Упёрлись в речушку с узким пешеходным мостиком.

Далее – пешком. Не быстро. Глаша помогала идти, подперев сбоку, с того, что нога тянула, своим мягким, но сильным телом. Василичу стало приятно; всю дорогу диалеммил – отчего: от дружеской поддержки или, что ближе к истине, именно от этого волнующего прикосновения.

Калитка открылась со скрипом, и они вошли. В непонятную темноту, загадочную и мягкую. Пройдя несколько метров, остановились. Глаша усадила Василича под деревом:

– Отдохни, я скоро приду. –

Это скоро случилось и взаправду без заминки. Только в другом обличии: из темноты, словно иллюзионист перед заинтригованной публикой, предстал мужичок. Худой, рыжий, лет где-то около сорока. В руках нёс резную деревянную кружку, объёмом с пивную.

– Ты, что ли тут хворый с дороги? Вот, велели принести. Отведай.-

– Ну, я. А чего говоришь, как в сказке? И что там за замут? –

Василич с осторожностью принял подношение. Но колебаться не стал. Сказка? Тому и быть. Выпил залпом, не отрываясь. Прохлада напитка скрыла его истинный вкус, но чуть горьковатые и пряные мотивы всё же чувствовались. Ничего неприятного. Через минут десять, которые Василич провёл, свернувшись калачиком на траве, и вовсе стало хорошо. Тянущая боль в ноге и другие муторности прошли, отхлынули убегающей волной. Василич ожил, и прежде всего на секунду ужаснулся: где он? Но любопытство всегда сильнее страха. И не иначе. В другом раскладе человечество уподобилось бы дрожащей в углу глупой мыши.

– Мужик, где это я? – спросил у «рыжего», которого обнаружил присевшим у дерева напротив.

– Тут то – обитель ищущих. Тут бабка Марфа, великая знахарка, народу помогает. Вот и ты, вижу, оклемался. –

– Ладно, со мной всё определилось. А ты что нашёл? Или просто попить приходишь? Кстати, чем это тут потчуют? –

– « А не знаю» – наверное, честно ответил он. Потом побубнил ещё с минуту. Потом, видимо проведя некую внутреннюю мобилизацию, заговорил внятно, учительским тоном:

– Есть такая распространённая игра. Предлагается для сравнения два похожих рисунка и ставится задача: найти пять отличий. Или десять. Не важно. Так вот: даю упрощенный вариант. На рисунках два квадрата. Не станем подражать Малевичу. Чёрный цвет отвергнем. Наши квадраты, допустим, синий и зелёный. Собственно, это цветовое отличие и есть первое и последнее из ряда очевидных. Остальные надо придумать.

Как вам задачка? Поучаствуйте. Напрягите свою фантазию. –

«Рыжий» упорно и въедливо вперился в Василича. Э, дружок, да ты того… куку. Однако первый жгучий порыв послать «учителя» да покруче, быстро растворился. Может это недавно употреблённое питьё привнесло и душевную терпимость?

– Я бы попробовал картинки на вкус. Лизнуть то можно? Думаю, зелёная вкуснее.-

Неожиданно для себя, а скорее из-за возникшего чувства снисходительности, Василич вошёл в игру.

«Рыжий» отрицающее покачал головой:

– Нет, зелёная добрее. Или амбивалентнее?-

Предлагаешь и дальше валять «дурака»? Можно. Василич, поприкидовал, как ещё стебануться, чтоб позаумнее, но особо не получилось:

– Я бы сказал: зелёный квадрат–мелкодисперснее.-

– Вот. Уже получше, хотя всё равно, душевного восприятия маловато. Проникновенности, так сказать. Вот взвар ты отведал и, говоришь, полегчало. А ведь – не лекарство. Непонятный травяной коктейль. Вкус реальный, а подействовал в пользу потому, что душой не отторгнул. -

«Рыжий» набравший было ораторские обороты, вдруг осёкся и, глядя через плечо Василича, промолвил:

– Глафирия. К тебе, похоже, плывёт. -

Последние слова с каким-то внутренним вздохом. Потом встал и не спеша стал удаляться, словно уступая свою негласную вахту у гостя.

Глаша удивила. Прежде всего – одеянием. На ней был накинут халатик, неопределяемого ночью цвета, что естественно. Ещё более естественным оказалось понимание, что под этой накидкой ничего нет, в смысле белья. Волна трепетного волнения накрыла Василича.

Второе удивление – ноша. В правой руке – кипа текстиля: подушки, покрывала. В левой – ?.. лейка?

– Пора ложиться спать. Помогу тебе с душем. –

Градус волнения стал подниматься. И когда Василич, немного смущаясь, одной рукой прикрывая передние причандалы, подставился под прохладную струйку, его слегка стало потрясывать.

Но Глаша – просто печка. Под яблоней, на покрывале по мягкой траве Василич прижался к горячему женскому телу, ставшим податливым и… родным. Да, да, любовь всегда роднит, даже случайная и неожиданная.

Потом мимо притихшей пары неслышно проплыл дымчатый кот, хвост его, стоящий строго перпендикулярно, светился лунным светом, и лунная дорожка от него не кончалась, а уходила и уходила туда, в бесконечный верх-небесный купол.

Василич, заворожено и неотрывно наблюдал за этим фантастическим явлением до самого последнего момента, когда кот вновь растворился в сером мраке. Усмехнулся:

– Если у людей были бы хвосты, они и их приспособили бы под любовный инструмент. –

Глаша тоже улыбнулась. Прижавшись ближе, спросила:

– Тебе хорошо? –

Тихий ответ:

– Амбивалентно. –

*

(в начале августа, на балконе)

– Робин Гуды – зто такие подленькие человечики. Все другие что-то придумывают, вертятся, короче, зарабатывают, а эти – шары катают где-нибудь в лесу, потом налетают, трах, бах, отняли, поделили. Хочешь делить – дели,пожалуйста, но своё, заработанное. -

Пётр Иванович горячился. Его припёрли. Кириллу каким-то подлым образом донесли про размер денежнего презента, а чего удивляться: «доброжелателей» – тьма. На этом материале была сооружена конкретная «предъява». Пытаясь с неё «соскочить» Пётр Иванович, выигрывая время, вначале использовал найпервейший способ: удивление.

Суть его реакции перекликалась со сценкой, которую сам же Пётр Иванович наблюдал на одном из козырных московских рынков:

Одна дама выбирает фрукты. Конкретно, мандарины. И вроде как замечает: «А что они у вас по 500 р. за килограмм?». Продавец, колоритный кавказец с усами, в ответ: «Сам в шоке».

«Молодой», однако, зол был весьма сильно, удивление однозначно не проскочило. Даже второй, «железный» приём: посулы будущих более удачных проектов, им был решительно проигнорирован.

Кирилл говорил о честности. Об элементарной честности.

Нашёл о чём. Честный бизнесмен – это как …ээ … практикующая девственница! (Хорошо подвернул!) . Такое, в принципе, смешно.

Петра Ивановича давно обуревали мысли обобщающего характера. Более того, он получал огромное удовольствии в поиске и, как казалось, улавливании тонких закономерностей в течении финансовой жизни и в её окрестностях. Однако, случавшиеся открытия долго не жили, быстро обрушивались, и тут же рождались новые, что приносило новое восхищение. Непреклонно признал одно, главное – держаться в седле, а конь-судьба сам куда да вывезет. Если дальше использовать сравнение со всадником, то, конечно же, проскакать нон-стоп весь путь в одном ритме не получится. Ни у реального коня, ни у вымышленного. Намечаешь себе перевалочные пункты – это обязательно, именно так поступают основательные люди – и двигаешь к этим этапным целям, не щадя живота своего. (Тут Пётр Иванович усмехнулся, искоса окинув взглядом овальную округлость под майкой.) Удивительно, но оказывается, что не так уж и важно, если станция, к которой стремился вовсе не такая, какую предполагал. Награда – не достигнутая цель, а именно путь к ней. Пётр Иванович походя записал на внутренний диск последнюю мысль; неплохой спич к случаю.

Солнце же, доселе спрятанное за зданием, вошло в такое расположение, что лучи, падая на оконные стёкла противоположной высотки, устроили настоящую какафонию света. Зайчики словно взбесились. Вначале беззлобно и озорно пробежались по верхним этажам. Но день разгорался. И вот уже сумасшедшие вспышки запрыгали напротив, стали беспардонно бить по глазам Петра Ивановича, гоня его с балкона. Ну что, подчиниться? Вдруг, в течении буквально 10-15 секунд, всё прекратилось. Вставать для этого не пришлось. Облако ли, туча – или что ещё там за домом? Может просто небесный фокусник нежно подставил свою расправленную ладонь, вмиг покончив с баловством.

Пётра Ивановича эти подаренные дополнительные минуты на открытом воздухе очень обрадовали. В такое время здесь особенно легко думалось, и он с удовольствием вернулся к очередной теме, которая щекотала его фантазию уже пару-тройку дней. Вкратце, её смысл: радикализация пенсионного вопроса. Соединил воедино заботу о будущем Земли и средневековые японские традиции; получилось: необходимо подумывать о законе по добровольно принудительной эвтаназии в 60-65 лет. Пятилетняя вилка – вроде и не решающий промежуток, но позволит людям с большим социальным статусом дольше пожить. Это внесёт элемент справедливости и, вместе с тем, – стимуляция к деятельному участию в общественной жизни. Впрочем, правила тут могут быть самые различные. Пётр Иванович отложил в дальний ящик, на десерт, перебор возможных тут построений.

Самоё тонкое – процедура ухода. Претендент имеет возможность психологически подготовиться к последнему акту, осознать и принять неизбежное. Да, вот, привести в соответствие свои дела, а то, всё второпях, вприпрыжку и, всё равно, неожиданно. Отсюда и общая неустроенность. И в жизни государства, и всей планеты. Что интересно, опробовать можно в отдельно взятой стране. Думаю – не страшнее социализма.

В последние, скажем, полгода, «смертнику» позволяется пожить по его пожеланиям, то есть осуществить то, что не получилось достичь по жизни. Почувствовать свободу. Хотя…

Когда тебя спрашивают: «Как хочешь развлечься?» – это одно, а если потом: «Как предпочитаешь умереть?» – уже не интересно. Изнанка свободы. С первого взгляда вроде всё просто: выпил «чаю», лёг, заснул и не проснулся. Но нет, Пётр Иванович не для того придумал эту галиматью. По любому – не для простоты. Гильотина! Неожиданный и страшный выбор. И пришёл он к Петру Ивановичу, как озарение, и притягивал гораздо серьёзнее, чем вся общая лукавая фантазия. А что? Уподобиться Дантону и Робеспьеру. И какая концентрация духа нужна. И протест. Только против чего? Вот Земля кружит вокруг Солнца, и от того, какую бизнес операцию ты провёл, или какую женщину когда-то в жёны себе выбрал, или ещё как суетишься, её движение никак не изменится.

Так что? Безучастное коловращения природы? По жизни не понять.

Рассуждения такого характера Пётр Иванович честно относил на причуды возраста. Вошёл уже по годам в самим же обозначенный концевой интервал. С другой же стороны, в эти минуты он полностью отрывался от реальных повседневных забот и неприятностей, поднимался над ними.

Вот и сейчас, ссора с Кирилом особо не расстроила. Обойдётся. Пётр Иванович постукивал о пол балкона небольшим мягкорезиновым маленьким мячиком, стилизованным под баскетбольный. Пухх , оранжевый круг подлетает вверх и (прояви минимальную сноровку) ловишь его на уровне носа. Пухх, и он в очередной раз подлетает также и как-то новому. Простой метроном, а мысли укладывает в порядок.

Жена то, упокой Господь её душу (Пётр Иванович успел свободной рукой мелко перекреститься), то же самое твердила о вязании, которым увлеклась в последние свои годы. Петелька за петелькой, секунда за секундой – успокоение себе, но ещё и польза. Всё чинно и правильно.

Пётр Иванович с тихой грустью посмотрел на красно-жёлтые носочки – оставшаяся память из того процесса. Что-то жгуче кольнуло в сердце, рука дрогнула. Мячик ударился об ножку кресла и полетел в сторону перил. Неизвестно откуда взявшаяся молодецкая прыть сорвала уже давно степенного мужчину с места в попытке вытянутой рукой достать шаловливого беглеца. Мгновенное помутнение (от резкой смены положения застлало взор), и всё тело, потерявшее контроль, по инерции перевалилось во вне, во власть безраздельного господства гравитации.

Кто-то случайно наблюдал эту нелепую трагедию. Все они, вспоминая потом, отмечали состояние огромного удивления, которое родилось не в них, а по ощущениям исходило и передалось от летевшего с пятидесятиметровой высоты тела.

Соседка, сорокасемилетняя вдова София (– неЛорен) Игнатьевна – так её, подшучивая, называл Пётр Иванович, и к которой он, чего греха таить, по вдовствованию же нет-нет да и заглядывал, и не всегда только чаю попить, докладывала потом компетентным органам, ведущим расследование:

– Ничего не видела. Слышала только, что громко и жалобно кричала птичка, воробышек. А Петя, ничего, и в то утро, и, вообще, был спокойным и ни о чём не беспокоился. –

(Боже, ну какой воробей на 16-м этаже?)

*

(начало того же августа, незнакомец Фёдор)

Ладонь левой руки чесалась назойливо и постоянно. Это про печень? Плохо работает? Или к деньгам? Фёдор знал и другое, только его собственное объяснение. Такой зуд означал – он снова в деле, и мысли об этом деле заполнили его кровь и мозг.

В настоящее время профессия наёмного убийцы хоть и не входит по понятным причинам в специальные регистры, но стойко присутствует на рынке услуг, вызывая лишь незначительное любопытство. Хотя, чего принижать современность? Спрос и предложение существовали всегда на деятельность такого рода. Работа эта может достойно посоревноваться с теми, которые открыто и всуе зовутся древнейшими.

Фёдор принадлежал ей духовно и фактически. Соответственно весь антураж. Кличка: Посланник. Типа: исполняет предначертания судьбы. Сам придумал. Связи? Никаких. Заказчиков находил по собственному наитию.

Стиль работы: никакого оружия, лишь создание стечения обстоятельств, при которых приговорённый трагически случайно погибает.

Первое дело (впрочем, и пара последующих, всего-то три) помнилось досконально, до мельчайших деталей. Это был не обычный лобовой заказ, а, некая логическая загадка, примитивная, но требующая осознанного выбора. В ту пору Фёдор, имеющий две специальности: инженера и психолога, использовал последнюю. Практика в одном из южных городов шла не шатко, ни валко. Штаны не спадали, но и пузо не росло. Клиентура подбиралась среди пляжных игроков в преферанс или покер при одном элитном санатории. Рядышком, при салоне красоты (бывший Дом быта) арендовал комнатку. Это кабинет. Хотя и не с фасадной стороны, зато с привлекательной картинкой с высоты на море. Фёдор расчистил площадку перед входом, накидал камней, посадил цветочков. Вышло стильно и даже респектабельно. Так что посетители, склонные покапризничать и побрюзжать, хоть и с некоторой снисходительностью, но по-доброму воспринимали ландшафт и обстановку. Тут – половина успеха. Вторая же половина успешного течения сеанса – беседа, где Фёдор определил себе позицию внимательного и терпеливого слушателя. Все советы, которые он по завершении давал клиентам, являлись, по сути, пожеланиями последних, затаёнными или явными, и ждавшие лишь внешнего благословения.

Как-то раз один посетитель, с которым, кстати, учился когда-то в школе в параллельных классах, тип, по той памяти, весьма флегматичный, поделился с Фёдором своими проблемах. Мешал ему в столице по делам некий, как он выразился «пузырь» (надо полагать конкурент по бизнесу). Ну, никак не перепрыгнуть. Расстроен был клиент сильно, болезненно сильно. Искал выхода. Заказать? Да ни в коем случае. Это не его методы.

Фёдор, слыл ещё, между прочим, и предсказателем. То есть, элементарно иногда применял словесный оборот, типа: а вот мне видится в ближайшем будущем благоприятное для вас разрешение ситуации … . Случится, дескать, несчастье с соперником, причём, само собой. «Флегматик» немедленно зацепился. А когда? Лучше бы поскорей. И вдруг: если произойдёт напророченное, то от него презент – 2 «ляма».

Фёдор попытался успокоить посетителя: рука судьбы, вера в лучшее… Но, на следующем сеансе, через день, тот уже говорил только о враге своём; доскональненько, не спеша описал внешность и привычки. Оказалось: объект ненависти тоже любит море и через пару недель приедет на отдых сюда, в санаторий неподалёку. В конце клиент оставил конвертик с 500 тыс.руб : на удачу, чтоб сбылось предсказание. Сказал «спасибо» и ушёл.

Вот такой спектакль. Фёдор получил настоящий заказ на устранение конкретной личности. Не на прямую. Это давало полную свободу выбора: вообще ничего не предпринимать, мол, не сбылось – ну и ладно, или … Фёдор вспомнил, как в своей инженерной ипостаси выполнял монтаж оборудования по регенерации воды для санаторного бассейна. Именно упомянутого санатория. По озвученному давеча расписанию купаться кандидат любил спозаранку, примерно часиков в шесть.

Всё срасталось. В итоге подкорректировать судьбу «заказанного» оказалось очень просто. Дней через десять произошёл несчастный случай. Ранний купальщик утонул; сердце отказало.

Никто, конечно же, не видел, как Фёдор в то же утро, чуть раннее, спустился в техническую комнату. Отсоединил провод заземления бассейна от защитного контура и раза три подал на него 220 вольт. Так он стал Посланником. Судьбы.

Внимание! На горизонте, точнее по тротуару шла вполне себе ничего дамочка, лет под полтинник. Плотненькая, но не полная. Она! Фёдор, сидя в арендованной машине, коротал время воспоминаниями о своих былых деяниях, но на самом деле высматривал именно её. Софья (та, что неЛорен) Игнатьевна жила в высотке, к которой примыкала стоянка. Вчера он уже поднимался с ней в лифте, но вышел на 10-м этаже. Показал, якобы тоже здесь живёт. Поэтому сейчас, когда они, внешне невзначай, опять столкнулись у входной двери, то абсолютно естественно поздоровались. Фёдор был учтив, но не навязчив:

– Разрешите облегчить вашу ношу? -

Софья легко переуступила галантному молодому мужчине нелёгкий надо отметить пакет с овощами.

– Вам на десятый? – (запомнила же!)

– Нет уж. Я донесу, если Вы не против, до порога? Или Вы так готовитесь к соревнованиям по армрестлингу? – Посмеялись.

У дверей Фёдор подождал, когда хозяйка откроет дверь. Зайти на чай? Можно. Но вначале представимся, нельзя впускать в дом незнакомца, да и заходить в незнакомое жилище.

– Фёдор. –

– Софья. -

На кухне было светло и прохладно. В горшочках на подоконнике и на полу – цветочки; плетутся, на стены лезут – прямо как в беседке где-нибудь в садку.

И беседа течёт витиевато и цветисто – по всяким житейским пустякам. А чай душистый! Откуда такой?

Софья сразу погрустнела.

– А нас тут такое горе. Не слыхали? Сосед позавчера упал с балкона, разбился. Мой друг. Завтра похороны. Милый Пётр Иванович.–

Пётр Иванович? Вот это да! Фёдор не верил своим ушам. Человек, по душу которого он был послан, сам «склеил ласты». Случайное совпадение? Возможно. Для какого-нибудь другого киллера. У Фёдора были обоснованные причины засомневаться. Ведь предыдущие задание тоже прервалось самовольной смертью кандидата.

Значит? Значит, Фёдор в выборе своей ипостаси, попал в самую что ни есть десятку. В мистику – не верил, но что-то нереальное в повторяемости ситуаций несомненно было. Теперь, как никогда прежде, захотелось нового задания. Чтобы ещё раз всё проверить.

Тем временем, он продолжал пить чай, а разговор с Софьей сам по себе плавно перетёк на обсуждение необъяснимых случаев. Конечно, воробышек, как он грустно прищебетовал, словно причитал.

– Птички точно предчувствуют беду, и звери тоже. Кошки. Муся вон с тех пор лежит в углу, не мурлычит, еле-еле ест. Уже пройдёт завтра, т.е.церемония похорон, и отнесу её к ветеринару.

А ещё – обереги. У меня, видели, в углу в прихожей веник весит? От нечистья всякого, от невзгод. Верю, что помогает.–

Фёдор, слушая вполуха, отметил, что он, напротив, был далёк от преклонения амулетам и, вообще, от фетишизма. Даже оружие – что может быть сакральнее личного пистолета(?) – не носил. А деньги? Это не обсуждается. Они, как здоровье. Если достаточное количество, значит – ты социально здоров и полон сил. Безденежье же – немощь.

Что же до разговорчивой хозяйки квартиры, то поначалу Фёдор предполагал использовать знакомство с нею, как плацдарм для реализации своих киллерских намерений. Софья, хоть и старше лет эдак на десять, для возможного флирта вполне комильфо. Теперь же … Дело само образовалось. Приглядевшись и наслушавшись, Фёдор понял: она не по годам старомодна, видимо от частого общения со «старпёрами», типа Петра Ивановича, да, чего уж там, ещё и дура.

Откланялся: спасибо за чай. Погладил рыжую кошку, тихо свернувшуюся на кресле и наблюдавшую за ним нехарактерными печальными, как ему показалось, глазами. Тайные мысли людей в принципе известны, по крайней мере, их как-то можно предположить. Но вот какие думки роятся в твоей маленькой пушистой головушке, о чём это ты грустишь, кисуля? Не понять. Не постичь.

*

(Август, вторая половина)

Прошёл почти месяц после возвращения Василича в Москву. Он сразу окунулся в работу, словно пытался таким образом заглушить восторги от дорожного приключения. Но всё понапрасну. Не отпускало. Жена, интересно, заметила или нет? Скорее второе. Она занималась внуками; прониклась этим занятием целиком, счастливо узрев в нём своё возрастное призвание.

Василич, получалось, остался без надзора. И вот такая оказия. Всего один случайный бес (женского рода) на дороге и тот – точнёхенько в его ребро.

Всё чаще, устроившись вечером на диване перед телевизором и погрузившись в релаксирующую дрёму, Василич начинал тихо и томно постанывать. Все мышцы начинали ныть, но приятно и, без преувеличения, сладостно; заболел всё-таки любовным ревматизмом той дымчатой июльской ночью.

Как только на работе появилась необходимость, вернее даже намёк на необходимость в командировке в Ростов по вопросам снабжения, Василич вцепился в неё – не оторвёшь. В принципе, всё можно было решить по телефону-интернету, но он настоял: поеду и всё! Мол, для надёжности надо прощупать руками. ( Догадываемся, что ему там на самом деле прощупать захотелось.)

Следующим же утром, спозаранку красная «Мазда 6» неслась по шоссе на юг. Василич ощущал небывалый прилив сил, посему без зазрения орал во всё горло весёлые песни, заглушая радио и попадая в основном мимо нот.

Однако. Поначалу заболело горло, потом и сил поубавилось, стало портиться настроение, и, наконец, когда лучи взошедшего солнца полностью разбавили золотом небесную синь, что-то жгучее и неприятное защекотало внутри. Совесть проснулась? Моральное опохмелье?

Куда и зачем это я прусь? Накатило сильно, так, что Василич прижал педаль тормоза. Машина прошуршала по обочине, подняв облако пыли и образовав травмоопасный поток из мелких камешек.

Стоящий у придорожный кафешки зевака, был слегка задет этим обстрелом. Он состроил недовольную мину и оценивающе глядел на вывалившегося из авто «водилу»: облаять сразу или стерпеть? Даже сделал шаг на сближение, но встретившись с Василичем глазами, запнулся; видно – «чел» во вселенских думках, таких лучше не цеплять.

Постучав по шинам – известный шофёрный ритуал, позволяющий не только проверить их прокачку, но и размять затёкщие чресла, после долгого пребывания за рулём, – Василич направился в кафе. Там взял только чаю, чайничек на две большие чашки. Горячая ароматная жидкость растеклась по организму, прошибло в пот. Василич только и успевал большим клетчатым платком протирать лоб и затылок. Полегчало. Успокоился. Рассудил так: негоже мужику дёргаться. Кинулся в воду – плыви, обсыхать-загорать придёт потом время. То есть решил двигаться далее.

На удивленье, обиженный зевака всё ещё «ошивался» неподалёку от машины. Завидев хозяина, нерешительно выдавил просьбу: не подбросите ли тут по трассе до ххх? Василич неявно, но чувствовал вину за причинённые ранее этому субъекту неудобства. Поэтому, наверное, легко согласился.

Попутчик оказался словоохотлив, болтал без остановки, меняя темы, задавая вопросы и не выслушивая ответы. Василича, впрочем, устраивало это беззлобное тарахтение, создавало эффект хоть какого-то человеческого присутствия.

По ходу движения слева показалась церковь. Василич автоматически перекрестился. Сразу реакция от соседа: веруете?

– Как и все. А сам-то? –

Услышав положительный ответ и пресекая начинающиеся разглагольствования по религии, Василич, запомнив, что попутчик токарь спросил:

– А сделал ли ты что конкретное для Господа? Вот крест, например, сможешь выточить на станке? –

Болтун сразу умолк и затих. Прикидывал ли он в уме варианты технологических приёмов для осуществления обозначенной задачи или просто устал (таким типам свойственно резко и беспричинно перекрывать свой словесный поток) – не известно. Скоро он вышел, и Василич продолжил путь в показавшейся теперь такой милой тишине.

Дорога неслась; справа-слева мелькали поля, остановки, столбы, деревья, а по первой полосе учтиво отступали и оставались позади громоздкие фуры. Весь этот встречный, тобой же организованный поток, успокаивал и гипнотизировал. Проехал, как жизнь прожил, много чего встречается, а запомнить нечего. Хотя нет, наоборот, и забыть (к сожалению) ничего нельзя. Особенно тех, кто попадает в твоё авто.

Василич попил воды из бутылочки, потом той же водой, попеременно сменяя руку на руле, смочил красное яблоко, обтёр его носовым платком и надкусил. Вкус действительно оказался необычным, как и анонсировал токарь, вручивший плод в качестве символической платы за проезд. С личного сада! Слава Мичурина не даёт покоя. Василич усмехнулся: Мичурин! Ясно, что сошедший попутчик был слегка навеселе. Жаловался на жизнь; приводил такой пример: он работает, добывает «бабки», а они, как вода. Качает эту воду как насос снизу наверх, где стоит ёмкость, пусть, допустим, ванна. Думает, наполнится она, и можно будет подняться поплескаться, понежиться. Но в ней отверстие – все пользуются водой. Пока дойдешь, её остаётся только на донышке или, вообще, нет. Значит, опять вниз, и всё по новой. Безконечность. Что её может остановить? Смерть? В итоге – да. А пока – бутылка. Нет, не часто, иногда. За границу, в путешествия? Ездил. Не понравилось. Пьют что ли не так и не то?

После такого излияния токарь и спросил о вере в Бога, чем и разозлил Василича. Хотя, Василич признал сейчас, что в тот момент проявил недопустимый эгоизм.

О Создателе, конечно же, думать и рассуждать равное право имеет всяк, пришедший в этот мир. (Василич сам, незаметно для себя погрузился в монолог-проповедь). Как может он, в это самоё время, катящийся по греховной наклонной, судить кого-то?

Касательно же самого вопроса (о вере, о Боге): Василич не раз подбирался к нему, очень тихо и осторожно, крадучись, словно пытался поймать дивную юркую неизвестную птичку… Но с годами всё явственнее стал понимать, что такое упражнение не по силам смертному. И надо ли? Достаточно лишь различать божий промысел в самой обычной обыденности и примерять к нему свои поступки. Тут всё просто, особенно в творчестве. Эх, какая благодать и удовлетворение снисходит на тебя, когда удаются оригинальные технические откровения. Василич помнил такие мгновения по своей профессии. И тогда он чувствовал приближение к Нему.

А вот сейчас? В каком направлении Ваня ты движешься? (Такое обращение Василича к себе по имени означало высшую степень ситуационной неопределённости) . Вперёд, обратно, или(что более всего геометрически верно) … параллельно(небу?). Это, кстати, интересно: куда ведёт (дикая) любовь?

Мысли набирали обороты, и дорога, словно им в такт, стала накатывать с убыстрением. Включённый «круиз-контроль» не позволял мотору развивать недозволенную правилами скорость, поэтому Василич спокойно отнёсся к силуэту машины дорожной полиции, показавшемуся впереди у правой обочины. По привычке скрестил указательный и средний палец правой руки, вроде как оберег от «нечистого». Пусть в шутку, но вроде как и помогает.

Инспектор, однако, уверенно направил жезл именно на Василича, целенаправленно выудив его авто из левого ряда – защитный ритуал не сработал. Ну и ладно: нарушений нет, бояться нечего. Уверенно остановился и предупредительно протянул документы подошедшему полицейскому. Тот на секундочку посерёзнел, рассматривая их:

– Красная «мазда» – заметная машина. Цвет Вам вроде не в возраст. Хотя с какого-то момента все мы начинаем гоняться за молодостью. Каждый по своему.-

– О!! Офицер, а Вы – философ.-

Василич, для сближения, постарался сразу попасть в предложенную неформальную тональность беседы.

– Философ? А все философы; кто хоть сколько-то пожил. И попил. Вот и Вы. Давайте дуньте, пожалуйста, в приборчик. -

Надо – так надо. Василич приложился по-честному, как шары надувал когда-то на Первомайскую демонстрацию. Результат не обрадовал: положительный, то есть употреблял алкоголь. Но откуда? Искреннее удивление никак не было воспринято инспектором – видали артистов и поискуснее. Василич готов божиться: кроме чая и яблока ничего не … Яблоко! Вот отчего и к чему тот дивный привкус. Эх, токарь! Сподлил всё-таки. Василич наслышан был о такого рода «подставах» на дороге, теперь воочию убедился в их реальности.

– А вы тут ещё и фокусники. (Василич решил атаковать, правда ведь на его стороне). Кто автор сценария? Значит так: даю 2штуки», чисто за театр.–

Инспектор скептически понаблюдал, как Василич пытается что-то там «отслюнявить» из кошелька, и тихо, но отчётливо «буркнул»:

– Две штуки – это ни о чём. Червонец. Ни меньше. Здесь. Потом выйдет в разы дороже. -

Такой ответ означал только одно: базар открылся. Страж дороги долго держался за свою таксу. Однако, озвученный аргумент – знакомый генерал в министерстве –хоть и банальный, но грамотно преподнесённый солидным мужиком, сработал по максимуму. Сошлись на четырёх тысячах.

Потом просто поговорили, сглаживая нелепость свершённой финансовой трансакции.

– Не подскажешь, кстати, когда будет поворот на ХХХХ? На карте не обозначен. –

Заплатив, Василич, перешёл на «ты»; после мзды пиетет перед чиновником автоматически аннулировался.

– Про такой населённый пункт и не слышал. По интернету не пробовал поискать? Хотя и там не всё верно. У нас говорят(в ГАИ?): интернет – не пацан, за базар не отвечает.-

Он засмеялся своей же якобы шутке… . На том и распрощались.

Василич продолжил путь. Нервы внатяг, как тетива. Руки, да и всё тело не трясло, но к тому оставалось совсем малость. Попытался успокоиться. Куда уж там. Обыграли в подкидного дурачка; попался, как лох. Лох и есть. А инспектор, тоже хорош. Бог трассы.

А может и, взаправду, Бог. Кто его видел, настоящего Бога? Или дьявола? Пожалуй, инспектору как раз Дьявол впору и будет. А мне? И то, и это? Так и в каждом. Человек может и предназначен быть полигоном для соперничества этих двух субстанций. Множество людей – множество поединков. Интересно, в его внутреннем матче, кто сейчас перемогает? Наверное…нет, точно, Бог. Он всегда там, где любовь.

Василич вдруг понял, что проскочил. Не в рассуждениях, хотя и в них тоже, а съезд. Где надо поворачивать не вспомнил – в тот раз был не совсем в «адеквате» – но начался участок с новым дорожным покрытием, мягким, бесшумным и незнакомым. Догадаться не трудно – это та долгожданная дорога, строительству которой и был долгое время обязан своим существованием аттракцион под названием: «Объезд».

Василич узрел ближайшее место разворота и поехал обратно, уже помедленнее. Приглядывался, вспоминал, но безуспешно. Словно огромная река прошла разливом по местности, переиначив всё по-другому.

На протяжении 20 км трассы «Дон», в срединной его части, те, кто случайно или по делам находились в тот день поблизости, имели удачу наблюдать множественное дежа-вю: красная «Мазда», с часовой периодичностью снующая туда-сюда. Наверное, даже некоторые приняли сиё явление за некий знак свыше (откуда ещё?). И потом, скажем, на следующий день или через неделю, если случалось в их скучном существовании нечто хоть как-нибудь необычное (не важно: плюс или минус) невольно накрепко связывали эти события. Появилось немало местячковых легенд. Причём, все правдивые – а ну поспорьте.

– Так дальше продолжаться не может. Не иначе нечистый блудит. Ещё разок. Пусть подавится. -

И потом ещё разок, и ещё. Когда же это прекратится? Может сейчас? Сначала пошёл дождик, крупный, редкий, тёплый… Он, и наступающий вечер, пахнули через опущенные стёкла дерзким запахом прибитой дорожной пыли, и ещё спелыми травами от обочины, и ещё (опять-таки он) чёрте-чем… И, наконец, самое главное, прохладой. Василич скинул оцепенения, стал мыслить ясно и чётко. Притормозил машину у первой, встреченной по пути остановки.

Поле позади крытого павильончика было пустынным, тёмным и загадочным. По идее оно должно было навевать уныние. Но не в августе. В северном полушарии август – сытый месяц. И довольный. Василич ощутил освободительное успокоение. Он стоял за остановкой и просто смотрел вдаль. Такие минуты обычно очень ценятся, человеку тогда даётся небывалое понимание. Или создаётся впечатление, что нечто важное понял.

После десятиминутного безмолвного созерцания, Василич вздохнул и произнёс:

– Сказка. –

Не ясно, имел ли он в виду нереально изменённое состояние природы вокруг сейчас, или то, месячной давности, романтичное приключение.

Подплыл автобус. Похоже местный, рейсовый. Стоял буквально секунд десять; чуть приоткрыв переднюю дверь, выдавил из своего нутра неказистую фигуру пассажира с котомкой и, набирая скорость, заурчал дальше.

Тот, который вышел, быстренько поозирался, немного задержался вниманием на красной машине у обочины, бросил ношу на лавку под навесом, и, завернув за стенку, дал выход на свободу, давившей изнутри жидкости. Только потом, счастливый от сброшенного напряжения, он увидел стоящего поотдаль мужчину. Не смутился – чего уж там, забрал котомку и двинул по просёлочной дороге, идущей от шоссе через поле к черневшей вдалеке полоске леса.