Читать книгу Кусок - SofiT - Страница 1
ОглавлениеТак не бывает? Да, не бывает. Все вранье и фантазии? Да, я все это выдумала для вас.
А может быть, где-то найдется настоящая такая история.
А может быть, это вам хочется, чтобы все осталось только выдумкой.
I
Лес
А лес светился. Было пасмурно, небо серело и скидывало на землю огромные и мягкие комья снега, постепенно пряча все под белое одеяло. Люди спешили, ругались, болели, выздоравливали и снова спешили, неустанно чихая и хрипло жалуясь на жизнь. А лес светился.
Потому что дети смешно высовывали языки и ловили на них снежинки. Потому что белки, перебирая мелкими лапками, сновали по кормушкам и деловито отыскивали что-нибудь съестное. Потому что теплый свет фонарей дарил всей округе неизбежное, совсем неясное счастье.
« Чего это я?» – странная, с ног до головы покрытая снегом фигура замерла точно по центру лесной дороги. Губы вдруг плотно сомкнулись, и взгляд мгновенно заволокло туманом. Девушка (фигура имела привычку считать, что она девушка) будто очнувшись от глубокого сна, огляделась кругом. «Надо же, лес!» – пробормотала она и попыталась снова улыбнуться. Не вышло.
Всего несколько минут назад девушка, сияя, шагала по зимнему лесу и смеялась над собственными ощущениями. Но память на то и память, чтобы не вовремя появляться и внезапно исчезать. Она плакала всю ночь, всё утро, слезы, было, уже захватили и день. Но в какой-то момент девушка встала, резко и грубо толкнула входную дверь и, не надев даже пальто, побежала. И почему-то в лес. А затем смех, заглушающий боль. Известный факт: клоуны, всегда веселые и смешливые на людях, зачастую оказываются самыми несчастными людьми. Но только смех, этот великий иллюзионист, может сказать вам: «Товарищ, вы, однако, нашлись!»
Отчего же вдруг теряться? Ну а как иначе можно забыть, что вы теперь остались одни. Потерялись – значит, спрятались сами, значит, и одиночество тоже выбрали вы. Сами. И как иначе поверить, что вам вовсе не больно и не страшно, что всё пустяки, да и только. У каждого человека, в зависимости от габаритов его страха, имеется маленькая комнатка, ну или хотя бы коробочка, где можно укрыться от любой неприятности. Вот и доказательство, что человек – животное: не исключено, что люди произошли от каких-нибудь особенно крупных, прожорливых и неудовлетворенных жизнью улиток. Вне пространства и времени, вне общества, вне собственной души – в этих коробочках люди долго и порой глупо создают маленькие мирки, становясь королями, императорами, великими учеными и поэтами, завоевателями, никогда не терпящими поражений. Однако этот мир, эти титулы и звания существуют вне всего, лишь в глубинах обиженного сознания. А на поверхности жизни… Светился лес.
II
Non est verum
Ее звали Варя. Однако, ни один человек в мире не рискнул бы сказать, что Варя, с которой он знаком, – настоящая. Что перед ним не призрак, не галлюцинация, не оживший образ готического романа и не смешливая простушка из российской глубинки. Ее было много и точно не было вовсе. Странная, резкая и жестокая маленькая девочка Варя была неприлично разной: асимметричность, даже оборванность скользила в прямом, но скрывающем все до последней капли взгляде. В будто бы приветливой, но через секунду злой и насмешливой улыбке. В широких, но в тоже время жадных жестах и выражениях. Она была соткана из миллиона лоскутков: затертых кусочков дешевого ситца и мягкой шелковой материи. И так казалось всякому, кроме… а впрочем, это теперь не имеет ровно никакого значения.
Итак, стоя посреди лесной дороги, плакала «кусочная» Варя.
Часто ли человек в семнадцать лет может остановиться на дороге, оторвать от себя шлейф из житейских обид, ссор и недомолвок и взлететь туда, где облака не требуют отчета о полете?
III
Зачем
«Вон!» Короткое слово на обрывке тетрадного листа, лежащего на сумке, набитой до того, что в двух местах лопнула застежка. Все бы ничего, но если это сумка с вашими вещами, стоящая перед дверью в ваш дом, вы непременно несколько удивились бы. Варя, до сих пор не проронившая ни слезы, уже полчаса сидела на кухне у Риты, смотрела огромными от неизвестной мысли глазами и повторяла: «Вон».
– Эй, подруга, сойти с ума еще не значит решить проблему! – начала было Рита, но даже бойкие отличницы-активистки порой надолго замолкают, взглянув в лицо ошеломленного болью друга.
– Данил… – почему-то прошептала Варя и вышла «вон», запнувшись о злополучную сумку.
– Я разложу диван. И вечером будут блины. – Рита снова осеклась. – Варь, ты только, только давай без глупостей. Мы будем ждать.
Очень полезно иногда смотреть на чью-то мечту. Даже если эта мечта – несколько веток и камней, сложенных в песочнице в причудливую горку. Смешно, Варе было смешно. Сидеть вот так, знать, что тебя выгнали из дома и ждать звонка не матери, а непонятного, кажется, совсем бесчувственного человека, которого к тому же вы любите. Вот так новости! Но на этот раз «бесчувственная чурбашка» всего через пару часов изъявила настойчивое желание встретиться и поговорить.
– Рассказывай, – только приказала чурбашка. А затем шел дождь. Из тех ливней, что словно стараются смыть сегодняшний день, превратить его в лужицу на асфальте, а на утро высушить солнцем и забыть о существовании такого-то числа такого-то года.
«Спасибо», – и Варя уснула, задумчиво глядя на чернеющую в углу чужой комнаты сумку.
***
Неделя, две, третья пошла. Ночь, улица, холод и дождь, больницы и «вписки», и снова холод и дождь. Все смешалось в каком-то неотвратимо грязном котле: октябрь гнал, догонял, вонзал в спину новый нож и на время отставал. Чтобы наточить новый.
«Рак. IV стадия». Эти слова грозным эхом звенели в Вариной голове. Она даже не старалась плакать.
– Ээ, мне нужно сообщить, это все не так страшно, как покажется на первый взгляд. – Человек в идеально белом халате вдруг обернулся, понизил голос и пробормотал: «Кого я обманываю, зачем?!» Затем снова:
– Это успешно лечат в последнее время, только не волнуйтесь! – Но тут мужчина снова отвернулся, обежал взглядом иконы на стенах и прошептал: «Зачем, зачем я это говорю! Это не лечат. Так поздно!»
В кабинете сидело всего два человека, и Варя невольно отодвигалась к выходу.
– Сколько?
– Год. Ну может еще пару месяцев. Если, конечно, поможет…
– А если я не хочу год? Зачем?
– Девочка моя, успокойтесь! Ведь бывают и чудеса.
«Чудеса». В голове снова мелькнуло: «Данил. Но разве я могу сейчас думать о нем?» И тут снова едва слышные слова мужчины, обращенные кому-то третьему: «Ну кому, кому и зачем я вру?»
– Да замолчите вы наконец?! Замолчите! – Варя взорвалась. – Вы псих, псих, вы врете, это вовсе не я больна – вы!
Хлопнула дверь. Варе хотелось исчезнуть, раствориться, пропасть куда угодно, только не знать ничего. Она тихо сползла по стене, взгляд снова заволокло туманом. «Кажется, – подумалось ей, – я привыкаю плакать. Написать, рассказать! Да разве поверят? Если только он…»
– Ты чего? – тонкий голосок прорвался сквозь туман. Яркие голубые глаза, смешной нос кнопочкой, болезненно синего цвета кожа. И что-то красное пихали девушке в ладонь. – Возьми, она поможет. Если больно кажется сейчас, ты не верь. Ты чего?
И чья-то маленькая ладонь прижалась к Вариной щеке. Она улыбнулась, а мальчик, лет пяти всего, стоял и улыбался в ответ, совершенно искренне желая помочь и протягивая небольшой красный грузовичок:
– Ты возьми.
Но Варя спешила к выходу из этого страшного, сигналящего о будущей неизвестной силы боли царства.
IV
Cura
«Танцы». Новое слово затопило сознание девушки. Приходилось молчать, скрывать, казаться такой же улыбчивой и дерзко-смешной. Но это волей-неволей отвлекало, погружало в мир ярких костюмов, визга, смеха, движения.
– Яковлева, солистка Большого театра, куда ты прешь?! Я тяжелую артиллерию не вызывала еще! – Громкий голос руководительницы ансамбля бойко разрушал любой туман.
– Варь, Варь, сядь, это же не наш танец!
Девушка только смущенно засмеялась:
– А может у меня все танцы – наши. – И спустя секунду она уже заговорщически шептала:
– Насть, он вчера со мной дошел до дома снова. А я его совершенно случайно встретила!
– Молодец, только неудивительно! Ты все лето ему на мозги капала: «Пойдем гулять, пойдем гулять!» У него просто в подсознание въелось, что ему необходимо с тобой гулять! – И симпатичная девушка лет пятнадцати ехидно улыбнулась, сверкая глазами.
– Да ну тебя! – Но вышло как-то совсем не обиженно – против правды не пойдешь.
– Нет, ну а что?! Сначала ты месяц трещишь мне про Антона, но тот хоть сам тебе писал. Потом ты счастливо про него забываешь, но тут оказалось, что с Сережей ты столько знакома и он такой замечательный. Еще Питер этот! И я слушала новые приключения. А тут свалился на голову этот мальчик с пушистой челкой и непонятными словами, и ты уже год, год, не оставляешь меня в покое! Он либо в тебя влюбится, либо застрелит.
Теперь уже хохотала Варя:
– Что ж я, виновата что ли?
– А кто? Ты со всеми парнями так разговариваешь, будто каждый из них самый лучший, добрый и смешной. За тобой полгорода носится, а ты все цепляешься за этого Данила. Тебе вон Леша, сам Леша встречаться предлагал, а ты его не просто отшила – советуешься с ним по поводу того, ради кого отшила! И ведь он помогает, как надо было человека задурить!
– Насть, ну чего ты, в самом деле? Это вообще все… глупости! Я может еще вообще… – Варя запнулась на полуслове, вспомнив вчерашнее утро и «год». – Может, я вообще в монастырь уйду!
– Ты-то? Вот смеху!
Но танцы кончились, Настя ушла домой, а Варя снова бродила по улицам своего маленького города. Это был один из тех городков, где каждый второй в лицо знает первого и третьего, а четвертый вообще его родственник. Где тайга в пяти минутах ходьбы от твоего дома, но если шагать в другую сторону – непременно наткнешься на завод государственной важности. В подобных местах так редко случается что-нибудь невероятное, что каждая мало-мальски интересная история становится достоянием всего города.
***
Полюбив однажды человека, а не собственные о нем представления, очень редко случается людям успокоиться и позволить душе заплыть жиром бездействия. А Варя чувствовала, что вот-вот загниет, и изо всех сил стремилась к своему чувству. И чем было, больнее, страшнее, тем ярче выходило: «Я тебя люблю». Тем острее ощущалась необходимость близости одного единственного человека.
«Домой», – мелькнуло у Вари. Но дома стоял гроб. Настоящий, покрытый черным блестящим лаком, но все еще хранящий теплый запах древесины. Подарок матери.
Однако чем глубже проваливалась в своем сознании Варя, тем яснее она видела рядом чью-то руку, чьё-то слово и странную улыбку.
***
Ходить на танцы с трубкой в желудке – малоприятное занятие. Но и сдаваться сейчас – глупо и грязно. Великое искусство танца сменил… театр.
Нет, Варе не довелось играть на сцене, она была светом. Как бы пошло и громко это не звучало, правда была именно такой. Передвигая рычажки большого пульта, девушка могла вывести луч на самого незаметного актера и сделать его ярким и сияющим, могла заставить лица на сцене блестеть от счастья или тускнеть в печали и горечи. Говоря о театре, очень часто вспоминают артистов, режиссеров, а осветители, художники и звукооператоры исчезают вместе с закрытием последней странички программки. Но Варю помнили.
«Театр – боль». Именно так вспоминались затем девушке чудесные, но в то же время жуткие недели ноября.
Она была везде: освещала спектакли, подшивала костюмы и тяжелые шторы, писала программки, а днями рисовала режиссеру все новые и новые картинки сцены. Капельницы и бег, стремительная спешка в театр, в этот нелепый коллектив, где все друг друга презирали, но любили чисто и до последней капли. Варю разрывало. Было общее дело и было здоровье, были люди и больничные стены. Остались люди. Остался человек.
Да. Самый нежный и мягкий луч проектора был подписан на пульте именем. Об этом знали все, но ни один не сказал ни слова. Ждали.
И дождались. Спектакли полетели один за другим, громко споря, и тихо уходя в глубины памяти.
Первый из них закончился холодной лестницей и удивлением друзей.
–Варь, пошли. Холодно!
– Варя, ты что? Скорую!
На плечи опустилась куртка, кто-то сунул в руки стакан воды. Леша, тот самый Леша, настойчиво пытался пересадить ее на диван. Но все ушли, и только темная фигура осталась стоять и неподвижным взглядом следить за дрожью Вариных рук.
Дальше – тише. Она не могла сказать ни слова от боли, но Леша сжимал ее ладонь, а затем все весело смеялись, курили, поедали торт и вместе гуляли с Лериной собакой.
Но утром этой субботы пришлось кричать. Варвара, поддаваясь власти своего имени, ругалась, плакала, била бутылки с физраствором, а после сжималась от ужаса, чувствуя на щеке ладошку маленького владельца красной машинки.
– Три дня.
– Что? Год. И не меньше!
– Три дня! Ваше сердце не выдержит, метастазирование на удивление быстро протекает. – Человек в белом халате вновь отвернулся и зашептал:»Ну что ж я ей доказываю, мертвец, живой труп, решенное дело!»
– Хватит! – Варя вскочила со стула и смахнула со стола пару медицинских карт, послышался грохот. Но в эту же секунду она увидела четкий в своей обреченности снимок томографии. Всё светилось. Вся Варя светилась изнутри. И злость исчезла.
– Разве совсем ничего нельзя сделать?
–Ну, если бы ты согласилась лечь в стационар, сделать «химию». Или попробовать что-то еще. Если бы ты осталась здесь… ну? – Доктор заметно нервничал.
– Нет. – Девушка дрожала, но молча вышла из кабинета.
Спектакль.
Ночь.
Ох ж эти воскресенья!
–Варя, стой, кальян задохнется!
– Эй, зачем вы стряхнули пепел в мой чай?
– Петя. Хватит пить! Вам же влетит!
Шумная компания, фотки, море дыма и едва уловимый аромат рома. Ведь все так чудесно?
–Дань, Дань. Я не вижу. А если я совсем перестану видеть? Даня.
– Значит, ты будешь видеть другое. Иначе, зачем ты родилась?
А Варя все сжимала руку и задумчиво пыталась выбраться из темноты. Еще во время стремительных сборов в кальянную Леша и Кристина грели ее в своих объятиях, упрашивали поехать с ними. Это была семья. Такая семья, где Варя могла быть уверена, что не останется одна.
«Снег, – думалось Варе на следующий день, когда она сидела на подоконнике школьного туалета. Пришлось рассказать всё и всем. Странно: девушка боялась не исчезнуть – подвести ребят и режиссера. – Снег. Отчего же он больше не тает? Отчего холодно?» Варвара оглянулась и увидела, что она не одна. Девушка, что смотрела на нее теперь, была бледна и чем-то напоминала фигуру из белого мрамора, но глаза лихорадочно блестели, будто в их глубине разводили большой костер средневековые инквизиторы, и люди уже сгорали живьем. Кто это? Но это было всего лишь зеркало.
Знакомая музыка, вот, на сцене появляется семья, и Варя дарит ей свет софитов. Вот новые звуки, голоса – и новый луч, новое движение руки на пульте. Все хорошо, как обычно, но вот сапожник был на этот раз без сапог. Как хорошо, что осветители прячутся от зрителей в абсолютной темноте в глубине зала. Не видно слез, и всякий порыв души – только луч, скользящий по сцене. «Я не вижу, – шептала Варя, – не вижу». Страх затапливал сознание, но никто ничего не замечал, ее хвалили. А девушка уже не могла подняться.
– Пей, это всего лишь «Корвалол». Пей. И выпрямись. – Чьи-то руки уверенно посадили ее и поддерживали, одновременно пихая стакан с водой. Варя опустила голову на плечо и ощутила знакомый запах: «Надо же…» – подумалось ей. Теперь эти руки приподняли прядь волос упавшую на лицо, и улыбка прокричала:
– Э! Что за дела? Взбодрись! – Девушка невольно улыбнулась в ответ. Стало теплее. Наверное, действовало лекарство.
– Данил, чтоб до дома донес! Прям до кровати! – Здесь уже Варя зашевелилась и хотела протестовать. Но домой она ушла в объятиях той улыбки.
***
Полночь разливалась в неприятной тишине пустого сердца. Поверьте, если вы пробуете быть нужным и важным, а у вас отбирают жизнь – ваше сердце тоже опустеет, померкнет под слоем вечной мерзлоты. Все будет по-прежнему, но исчезнет грань между «я» и «ничто».
Но снова был свет, были маски и роли, была боль и темнота. Варя сидела на снегу, а на коленях лежал подаренный режиссером букет из двадцати трех белых розочек. Она прижималась к чьей-то груди в мягком черном пальто и понемногу затихала.
Убежала! « А ведь стояли кучей, обнимались, и какая-то песня, поддаться какой-то песне! – Варя злилась на себя, но не могла сдержать слез. Убежала.
– Они ведь замерзнут, а такие красивые. – Теплый голос притягивал к себе и обволакивал.
– Да. Пойдем, надо… Можно я за тебя возьмусь?
– Конечно. – И в этот вечер не было больше рек из соленой воды и лужиц на полу комнат.
Очень часто и резко меняется наша жизнь. Кажется, только вчера вы сладко сопели на сончасе в детском саду, а сегодня думаете, где достать тысячу до зарплаты. Очень часто так громко кричат о будущем, спорят о значении прошлого, что совершенно не помнят, или не хотят вспоминать, о настоящем. Тем не менее, жизнь – это именно тот поезд, что мчится мимо нас сейчас на полной скорости и уж точно не верит слову «потом» и вашим отговоркам об опоздании.
***
И еще день, наполненный до краев музыкой, светом и аплодисментами, восторженными взглядами зрителя. Но это были последние мгновения, когда школьный актовый зал служил храмом искусства, а абсолютно разные люди чувствовали себя одной семьей. Варя спешила уйти: плакали все, жались к другу, как воробьи в лютые морозы. Плакали от того, что понимали: завтра все они едва кивнут друг другу при встрече.
Это был третий из оставленных Варе дней.
– Ну и куда ты так торопилась?
–Воздух, я хотела на воздух. – Смущение проглядывало сквозь, казалось бы, безобидную ложь. Девушке просто невыносимо было долгое прощание и слезы ребят.
– Ну и вышла бы на улицу.
–Холодно.
– А со мной, значит, тепло?
– С тобой всегда тепло.
Варя изо всех сил прятала слезы и все пыталась смотреть прямо в глаза, точно зарисовывая в памяти до боли родное лицо.
V
Noctu
– Как ты? – Варю подхватили и приобняли знакомые руки. Вечер, он согласился встретиться, куда уж лучше? Но что-то пугало – свежий воздух, которого, кажется, всегда с запасом на улицах в морозную зимнюю пору, совсем не доставался девушке. Она задыхалась.
– Все в порядке, что ты, это пройдет.
А затем они сидели в фойе кинотеатра, и Варя все никак не могла решиться показать свое творение. Она написала «Слово». И если быть честными, писала его как прощальное сочинение. Читать Дане явно не хотелось, но он протянул руку за блокнотом:
– Давай, когда еще. – Эти слова больно кольнули: он уезжал всего на три дня, но, как оказалось, тоже не очень-то верил, что они еще встретятся. Варя, нервничая, отдала ему работу.
Вот, эти долгие три минуты, но он промолчал, как, впрочем, молчал всегда. И Варя, не удивляясь, но слегка обиженно взяла блокнот назад, и завела пустой разговор о новом фильме, трейлер которого мелькал на большом экране. Однако, периодически встречаясь взглядом со своим другом, она видела что-то новое, что тщательно скрывалось под маской улыбчивости и добродушия. Она, было, спросила, но в ответ услышала неизменное:
– Не знаю. Решай сама.
Однако, уже вечер, все спешили по домам. Спешил и он. Варя не знала, почему она хотела встретиться с ним снова: сейчас казалось, что так только больнее. И тут ей в голову пришла «замечательная идея».
– Ну ладно, пока?
– Погоди, Даня! – Девушка вдруг расстегнула ворот куртки и хотела снять что-то с шеи, но помешалась шапка, запутанные волосы лезли в рот, и Варя успела вспомнить все ругательства мира, пока исполнила задуманное. Наконец, она протянула Дане что-то в зажатой руке:
– Возьми.
– Ты чего это выдумала, не возьму.
Но раздосадованная неудачей Варя, (в ее идее все было гораздо красивее, быстрее и романтичнее) вдруг ляпнула:
– Бери! А то в рот запихаю! – И сунула ему в руку свою «идею». Затем добавила уже мягче – Сохрани это, ладно?
И они разошлись. Не зная на сколько, не зная, возможна ли будет встреча. Варя растерянно сидела у подъезда, ожидая подругу, и иногда, вдруг вспоминая что-то, проводила рукой по шее. Она отдала свой кулон из лунного камня, и ситуация, и человек стоили этого, но было пусто на душе, как было пусто на шее. Когда вы отдаете самое дорогое, что у вас есть, даже если это просто капля на ниточке, подаренная подругой много лет назад, всегда кажется, что этого уже не вернешь, что вы отдали последнее, а вышло так смешно и нелепо. Но иногда, отдавая, человек лишь освобождает место для новых, гораздо более дорогих приобретений.
Ночь пролетела незаметно, день – тоже. Ей постоянно писала Лера, позвонил Данил, и вообще начинало казаться, что все происходившее ранее, вся эта странная фраза про три оставшихся дня и слабое сердце – лишь дурной сон. И точно, сердце было в порядке, а вот из легких потекла вода.
Варя в панике лежала в больничной палате и смотрела на равномерно гудящий аппарат, на трубки, которыми было оплетено тело, на багрового цвета жидкость, которой они были заполнены. Воздух, которого так не хватало в последнее время, теперь непрерывно старался пробиться из баллона в легкие сквозь толщу жидкости, но удавалось не очень. А девушка боялась не этого – она боялась остаться одна и все звонила кому-то. Но трубку никто не брал, почему-то в моменты, когда люди больше всего нуждаются в обществе, оно так ненавязчиво ускользает, что остается только развести руками.
Но за долгие три дня дышать Варя научилась заново, получила на руки заветный кислородный аппарат, встретилась с вернувшимися из поездки друзьями и постепенно возвращалась к жизни. Но из прошлых радостей, театра, танцев и прогулок, оставались лишь прогулки. И появилась новая жизнь и новая необходимость.
Отныне каждый вечер, или начиная с самого утра, Варвара выходила на улицу и шла. Человеку, даже если он заядлый домосед или офисная крыса, нужно, чтобы всегда было куда пойти. Не задумываясь, куда и зачем – она просто шла, рисовала следами на снегу, пряталась в тишине парковых аллей. Встречала Настю из школы и иногда сама заглядывала на уроки. Все были рады видеть ее, но девушке казалось, что все это лишнее, и она снова бродила по городу, знакомясь с самыми темными его уголками. Вечерами девушка боялась пропустить звонок, да и маршрут приобретал определенность – в ожидании встречи с Данилом, Варя нередко оставалась на улице дольше, чем следовало, стараясь не чувствовать боли, не плакать и быть веселой, и это помогало. Порой она срывалась, убегала в лес, и сбивала костяшки на кулаках о ни в чем неповинные деревья. Она-то ждала, но далеко не всегда реальность соответствовала мечте. А Настя только злилась:
– Ты болеешь, так болеешь, что должна лежать сутками! А ты наплевала на все, где-то бродишь целыми днями, отказываешься от лечения и прочих радостей больных. Зачем ты привязываешься к человеку, если знаешь, что вы оба рано или поздно сделаете друг другу больно: ты – если… – здесь Настя запнулась. – В общем если заболеешь сильнее, а он успеет к тебе привыкнуть. А он! Сутки через трое ты начинаешь реветь только из-за него! Поверь, никому неприятно видеть слезы на твоем лице, все ищут Варю, которая дарила солнечные лучи своими улыбками.
– Неправда, он не виноват в моих слезах. Я давным-давно изменилась, Насть. Я не хочу быть в глазах людей тем, кем не являюсь в данную секунду. – Прошептала Варя. А все вокруг думали с точностью, да наоборот: уж слишком часто менялись лоскутки, которые девушка соглашалась показывать миру.
***
Декабрь пролетел с первой космической скоростью. В предпоследний его день Варя снова гуляла с самого утра, ожидая звонка. Она успела помочь одноклассникам в закупках к Новому году (иногда полезно выглядеть на двадцать с лишним лет), искала варианты, где самой можно остаться на новогоднюю ночь, ничего не находила и только ждала звонка. И он пришел.
Странным прощанием завершился день
– До следующего года. – И они разошлись, не до конца понимая, как и все люди, это на самом деле очень грозное: «Новый год».
Ведь если говорить по существу, год – это нестерпимо мало, но, в то же время, ужасно долго. В эти промежутки времени от первого до первого января, исчезают старые друзья и приходят новые, появляются новые города, рождаются новые люди, забываются старинные обычаи и возникают новые привычки. Люди двенадцать месяцев спешат везде успеть, или вовсе никуда не торопятся, но только накануне любимого праздника начинают осознавать, что, по сути, так и не сделали самое главное. Не позвонили далекой бабушке, не признались в любви, не совершили кругосветное путешествие и не высказали людям, которые весь год действовали на нервы, что они о них думают на самом деле. Никто так и не успел побыть хоть пару мгновений собой.
***
« Чег-г-го ж-ж-жее так холодно-то, а?» – Варя дрожала, но продолжала уверенно шагать в глубину леса. Новый год. Но что же делать, если некуда идти? Правильно – просто идти и считать, что именно туда тебе и нужно.
Но как прикажете думать, что сегодня, в день, когда повсюду улыбки, салюты, и даже в лесу чувствуется легкий аромат мандаринов – вам нужно и правильно быть одному? А когда не веришь самому себе – очень сложно поверить в чудеса. И девушка… отправилась домой. Просто так, заглянуть, забрать теплые вещи и уйти, помахать сестре, которую не видела уже больше месяца. «Но в основном вещи. Я иду за вещами!» – твердила под нос Варя и снова не верила самой себе. Но получилось так, как «хотелось». Ей в лицо кинули теплую куртку, сапоги и шарф и выставили за дверь.
Во дворе было светло как днем: почти в каждом окошке горел свет. И в самом центре что-то копошилось в огромном сугробе. Варя подошла и невольно улыбнулась: маленький мальчик разбегался и прыгал в сугроб, а валенки застревали там, и он, обиженно сопя, пытался высвободить ногу из снежного плена. Заметив девушку, он жалобно попросил:
– Вытащи, а! – И шмыгнул носом.
Варя помогла, затем осталась, и вновь и вновь смотрела на эту престранную игру и беззаботно смеялась. Но мальчик ушел, и снова на сердце тяжелым грузом лег праздник. Она нашла в рюкзаке бенгальский огонек, но он сломался прямо в руке, так и не успев одарить мир ярким фонтаном огненных брызг. А навстречу шли толпы людей, уверенные в своем счастье, все взрослые были как дети. А Варя вдруг зашла в какой-то двор и, заметив снеговика, строго сообщила ему:
– Праздник не может ничего ни из кого сделать. Всё дело в самих людях, в их радости от встречи с теми, кого не видели давно или просто тех, кого всегда рады видеть. В том, что они знают, чем займутся сегодняшней ночью и всю следующую неделю, и что эти дела не будут связаны только с работой, в том, что они получают подарки и дарят их сами, в улыбках, в объятиях, в песенках, в компаниях и семье, даже в огоньках
Не будь всего этого, разве называли бы новый год праздником?! Всего лишь смена календаря, не более. – Девушка вздрогнула: ей послышался выстрел.
Но это был всего лишь очередной салют. «Даня» – только и шептала она.
Прошли сутки. И вечером, уже первого января нового года, совершенно устав и прошмыгнув в какой-то подъезд, Варя заплакала. Написала ему: «Поговори со мной». Телефон ожил:
– Мы познакомились с тобой на основе литературы. Именно такое значение слова познакомились. Как на тебя повлияли мои строки? – Варя задумалась. «Причем здесь это вообще?» – девушка раздражалась, но ответила:
– Я стала больше видеть и замечать каких-то черт характера или качеств в людях, смотреть на то, что под масками, на настоящие лица душ, хотя это слишком громко сказано, я только пыталась это делать, сама снова стала пробовать писать. – Девушка увлекалась.– И мои взгляды на некоторые вещи и ощущения перевернулись. Могу я тоже спросить?
– Да.
– Почему ты не сделал так, как все? Почему помогаешь мне, почему заметишь, если я потеряюсь? Ты ведь знаешь и понимаешь исход гораздо лучше меня, это видно в твоих глазах. Тот день, когда я сказала, что твой взгляд изменился. Всегда когда мы виделись, и мне становилось плохо, и в театре, и на улице, и тогда в тумане – ты всегда улыбался, но твои глаза снова возвращались к тому выражению, и мне казалось, что ты боишься на меня смотреть, что я что-то увижу.
-Я вложил в тебя часть себя. Не знаю, откуда у меня способности к писательству, но то, что есть у меня внутри, отражается в моих сочинениях, видимо, мне пришлось овладеть этим навыком. То, что было мной написано, опасно для людей, опасно к прочтению. И оно является частью меня, все эти строки: ты впитала часть и она осталась с тобой. Помнишь про силу, которая стремиться делать зло, но совершает добро. Добро ли то, что позволяет видеть человеку? Чья это привилегия, что даёт способность создавать обстоятельства те, которые у тебя внутри – те, что ты видишь?
– Ты отдал мне часть себя, но разве я дала тебе что-нибудь взамен?
– Себя. Я думал об этом, когда писал.
– Может это ужасно плохо, что я не поделилась в какой-то момент по частям. Но почему-то в этот раз мне не жалко. Скорее я жалею о том, что даже вся я не стою той частички.
– Согрелась?
– По-другому и быть не могло.
VI
Nihil
– Варь, вам необходимо ехать. Там отличная больница, тем более врач – друг вашей семьи. Легкие не волосы – новые не вырастут. А если опухоль разойдется, как будете дышать? – Все руководство больницы вот уже три часа уговаривало девушку ехать на операцию в далекий город Кемерово.
А она только продолжала нажимать клавиши телефона, писать сообщения и снова и снова слушать длинные гудки. Варя приехала сюда утром, когда оставаться на улице стало просто невыносимо. И, как оказалось, приехала не зря: новая светящаяся картинка, список препаратов и вот, теперь еще операция, на которую нужно ехать либо сегодня, либо не ехать вообще. Но она только безучастно смотрела в телефон и изредка кивала на увещевания врачей. И вдруг – заплакала:
– Да, да, да! Еду! – Все присутствующие шумно выдохнули и облегченно заулыбались. Это только кажется, что врачам плевать на здоровье их пациентов. Даже если больной постоянно кричит, отказывается от рекомендаций и лечения – каждый работник медицины чувствует свою ответственность за его будущую жизнь. Но Варя не останавливалась:
– Раз ему плевать, еду, раз плевать. – Она уже начинала заикаться, – Не хочу, но еду! Зачем вы меня туда отправляете, вы говорите нельзя наркоз, а сами! Эх…
Да ну вас всех!
Приехала скорая, Варя, совсем почерневшая и осунувшаяся, забралась в машину и уехала. Так никому и ничего не сказав. Но тут ожил телефон: «Езжай, созвонимся с тобой». Маленький аппарат звучно ударился о стекло машины, и девушка забылась, обреченно слушая жужжание кислородного аппарата.
День перед операцией Варя совсем не запомнила. Вокруг нее то и дело возникали озабоченные лица хирургов и анестезиологов, ласковая улыбка медсестры каждые пятнадцать минут возникала из ниоткуда и проводила новую процедуру. А в голове странный, совершенно незнакомый голос кричал: «Новый год! Это ведь Новый год!».
Вот каталку увезли в слишком чистую комнату, где любой звук точно отлетал от стен, и все боялись получить по голове, а потому шептали. Варя уже спала. Человек в маске дал непонятный сигнал и все принялись за работу. И тут послышался дикий писк – кривая кардиограммы вдруг выпрямилась и начала исчезать с экрана.
***
Прошло пару дней, веселая девочка в палате на самом верхнем этаже что-то кричала в трубку телефона. То и дело заглядывала счастливая женщина в белом халате, проверяла пару трубок, поправляла одеяло и с такой же радостной улыбкой выходила, что-то бормоча себе под нос.
Да, это была Варя. Кривая кардиограммы вновь, ломаясь, скользила по экрану и счастливо прерывисто звучала в ее ушах! «Надо же! Жива!» – иногда повторяла девушка и замирала с улыбкой на лице. А через пару дней она и вовсе уехала домой.
Жизнь вернулась на круги своя: утро, больницы и непрерывные прогулки по одному и тому же маршруту. Казалось, ничего больше не важно, и не стоит переживаний.
В первую их встречу Данил шутил и явно был рад видеть девушку, постоянно обращая внимание на пушистый помпон, качающийся на шапке.
***
– Не вижу! Не вижу! Не вижу! – По комнате летали предметы, испуганная Рита стояла в углу и ничего не могла поделать со своей подругой. Внезапно все стихло, Варя забилась в угол и пустыми глазами смотрела на темный экран телефона – руки дрожали. Зрение не вернулось, и его дополнила острая боль в висках. Девушка тихо стонала.
А Рита. Как вы думаете, что делают отличницы-активистки, если не могут помочь своим близким?
Правильно: плюют на все свои принципы, уверения и обещания, и ищут ответ на новую, еще никем не решенную задачу. Вот и Рита, против своего обыкновения совершенно не раздумывая, взяла в руки телефон, вспомнила пароль от второй Вариной странички с соц. Сети и написала. Куда? По излюбленному Вариному адресу – Данилу.
Написала просто, даже не вспомнив о том, что когда-то обещала Варе никому и никогда не рассказывать о том, что ей плохо, больно или страшно.
Написала, и читала подруге ответы. Один за одним – стоны затихали, лицо разглаживалось, успокаивалась дрожь. Но Варя не могла понять, где известная всей школе заучка Рита находит такие точные слова.
Потом она смогла видеть, и написала Дане сама. Рассказывала про снег и розовое небо, на которое кто-то разлил малиновое варенье, захотев поделиться со всем миром. Писала и писала, постепенно забывая про колючки в голове и прошлую темноту.
А на следующее утро Варя вдруг заглянула в Ритин телефон – искала номер знакомой. И вдруг увидела в списке сообщений знакомую фамилию, а затем и вовсе поняла, что это ее переписки.
Хлопнула дверь. Резкие шаги скрипели на свежем снегу. Это был особенный день января – а улице стояли жуткие морозы. Но девушка шагала вперед, ничего не видя перед собой от застывших на ресницах слез. Куда она шла, зачем и почему, ответить Варя была не в состоянии. Изредка хотелось остановиться, тогда она садилась на лавочку, доставала тетрадь и начинала писать, пока в ручке не застывали чернила, а пальцы не прекращали слушаться. Так пролетели три дня.
На телефон девушка смотрела свысока: он не переставая вибрировал, ее искали, но не находили. И не хотелось находиться.
Видимо, очень интересная штука – доверие. Каждому человеку ее дается с запасом на всю жизнь, и мы тратим ее направо и налево: дети, счастливые дети могут позволить себе верить всему, что видят и слышат вокруг. Сказки, наивные вопросы и увлекательные, но совсем неправдоподобные ответы, море друзей и секреты всему свету! А затем, дети взрослеют, желание раздавать свое доверие стремительно начинает исчезать: кто-то обжигается о маленький огонечек лжи, кто-то сам его создает, а потому и не верит никому. А кто-то, отдав все свое доверие в одни руки, просто теряет его, когда эти руки вдруг разжимаются, и ваш подарок разбивается об пол.
Варя казалось, что склеивать осколки – глупое занятие. Но она нашла у себя еще. Еще один маленький стеклянный шарик. И… отдала его в те же руки.
Взяла трубку, ответила на все сообщения, а к вечеру громко постучала в новую дверь.
– Насть, я это. Можно?
Послышался чей-то радостный визг, ее обняли, затянули в квартиру. И уже больше не хотелось никуда идти.
VII
Metus
Спокойствие медленно, но верно затягивало в свой водоворот.
-Варя! Ты к нам? Правда?
– Варя, встанешь туда, мы тебя так ждали!
Танцевальный коллектив гремел на весь Дворец творчества: Варя вернулась на танцы. Наплевала на все запреты врачей, вытянула у них справку и гордо вышла на родную сцену. Да, было тяжело, и из-за кашля порой приходилось останавливать репетицию. Но девушка была счастлива – это были родные люди, родные стены. И родное движение, которое, как известно – жизнь. Полным ходом шла подготовка к праздничному концерту на 8 марта, и Варя старалась танцевать все. А руководительница, зная правду, только насмешливо говорила:
– Помрешь на сцене – помирай! Только улыбаться не забудь.
И вот, как-то вечером воскресенья, совершенно уставшая после репетиции, девушка решила завершить день каким-нибудь невероятным образом. Так оно и вышло.
Она писала Данилу с пяти часов, но никто ей не отвечал, только яркая зеленая пометка «в сети» дико раздражала и не давала покоя. Наконец, понадеявшись на лучшее, Варя собралась и направилась по своему любимому маршруту. Улыбаясь, она шла к выходу из темного двора и жевала ставшую любимой слойку с банановой начинкой. Казалось счастье там, за углом дома, под лучом яркого фонарного света.
Она увидела Данила. Он шел, смеялся и шутил прямо напротив Вари. Вот, повернул голову, посмотрел и тут же отвернулся, продолжая разговор. А рядом с ним шла миниатюрная фигурка. В шапке с пушистым помпоном.
Девушка выбежала из двора, но парочка уверенно удалялась. Варя остановилась и посмотрела на руку. Ох, а она и не заметила, что сжала руку с булкой и вся начинка размазалась по пальцам. Но Варя безучастно вытерла испачканную ладонь о куртку и задохнулась – вторая рука уже быстро набирала номер:
– Настя. – Только и сказала она.
-Варь, что случилось? – Всего одно слово, произнесенное, однако, каким-то потусторонним голосом, заставило подругу сжаться от напряжения: Варя никогда не звонила, если было страшно, плохо или больно, старалась скрыть от Насти все свои проблемы и разочарования, рассказывая о них с насмешливой улыбкой. Но если звонила…
Тут голос в трубке откровенно зарыдал:
-Я, я и-иду, а там… с какой-то девчонкой… шапка-а-а!!! – Слова сливались в едином потоке всхлипов и судорожных вздохов. – А я, весь вечер. Весь вечер писала.
Настя старательно выслушала и задумчиво протянула:
-Нуу, может это просто. Сестра может!
– Нет! Нет! Я никогда вообще в нашем городе не видела такой! – Варя шла, чуть ли не бежала. Сама не зная, куда. Снова. Но вдруг она увидела знакомый всем подросткам ларек, и уверенно постучав в окошко, попросила пачку сигарет. Она не курила, да и нельзя было. Но сейчас, все желание дышать и быть здоровой убежало вслед за помпоном на шапке. Девушка сидела на качеле и старалась выбить огонек из старенькой зажигалки. Получилось, и снег под ногами постепенно заполнялся окурками. А в трубке успокоительно щебетала Настя.
Прошло, наверное, около получаса, и Варя, смирившись и решив не верить в то, что видела, выходила на улицу. Вот огни фонарей, а вот красивые окошки кофейни – все ровно дышало и старалось обнять своим теплом. Но Варя вдруг закричала в трубку:
-На-а-астя-я-я!
Там, в крайнем окне, за любимым Вариным столиком сидело двое. И так же весело смеялись, о чем-то беседуя. Настя взорвалась:
-Да я его убью! Так играться! Но ты, ведь ты последнее отдаешь! Чего ты носишься за ним, зачем веришь? Хотя вот, смотри: у него и без тебя и твоих вечеров с качелями есть чудесная жизнь и чудесные люди! Я не желаю, чтобы ты ревела из-за какой-то сволочи. Сейчас же идешь в магазин, покупаешь все, что захочется сладкого и ко мне! Хотя, стоп. Стоишь и ждешь меня, вместе пойдем! Только уйди от этой чертовой кафешки! Что ты вообще там забыла?!
-Насть…
-Ну что еще?
-Я больше не буду. Лезть не буду. Чего я всем мешаю, что-то делаю, когда оно не надо. – Девушка говорила, но точно автоматически, не признавая и не слыша ни своих слов, ничего вокруг.
– Варенька! – Настя уже выбегала из подъезда. – Да все ведь хорошо! Пожалуйста, подожди меня, я лечу!
«Все ведь хорошо. – Проносилось в голове у Вари, – да где хорошо-то? Если ему нравится она. Пускай. Это ничего. Главное дышать». И последняя сигарета пеплом осыпалась на ладонь. Девушка опустилась в сугроб и закрыла лицо руками.
***
«Ты не захочешь со мной встретиться?» Гордость, обида? Тьфу. По-настоящему любящие люди плохо помнят значение этих слов. Нет, это не значит, что о любовь можно вытирать ноги: кажется, что она всегда все простит, поймет и примет в любом виде, хоть вы бросьте ее в лужу и попрыгайте сверху в грязных сапогах. Кажется, что любовь ничего не требует взамен, но сама согласна на любые жертвы. Кажется. Да, солнце будет светить всегда, хоть вы стойте и громко ругайте его всей нецензурной лексикой мира. Но гораздо приятнее светить тому, кто сам протягивает к тебе руки.
Однако Варя, считавшая, что с ее чувствами покончено раз и навсегда и следует зарыть их на старом городском кладбище, сама написала. И волновалась в ожидании ответа. Вспоминался декабрь, когда все: Лера, Настя, Лиза и Кристина – все подруги твердили, что если она сможет оставить Данила в покое, перестать с ним общаться – станет гораздо легче, и, в конце концов, ему будет не так больно. Про то, что будет чувствовать Варя, благоразумно молчали. Только Леша, который, по ясному мнению, должен быть только за разрыв этих отношений, почему-то стойко стоял на своем и при первой возможности уверял девушку, что правильнее, чем сейчас не было и быть не может. Однако, подруги не сдавались и приводили тысячи и тысячи аргументов: и теперь вроде ситуация должна была окончательно убедить Варю. Но она не смогла. Вот зазвонил телефон.
-Привет. Ты где?
-Я тут. А ты?
-Иду от репетитора. Если хочешь, я пойду по обычной дороге.
Варя посмотрела на время: у нее было минут пятнадцать, не больше. А идти нужно было в противоположную от дома сторону, в другой район города. Посмотрела еще раз – и побежала. Данил странно посмотрел на нее при встрече:
-Ну и зачем тебе это надо? – Варя только качнула головой и шла рядом, разглядывая сугробы. – Почему ты не хочешь остаться ребенком?
«Потому что дети могут верить в хорошее, а я нет,» – пронеслось в мыслях, но девушка снова промолчала и сменила тему. А внутри жгла обида, хотелось закричать, бросить снегом в лицо, рассказать все про окна в кафе, пепел, про ее слезы и Настино испуганное лицо. Про несколько часов, проведенных в реанимации. Но, почему-то она промолчала.
И на следующий день снова ждала встречи. И на следующий. И на следующий.
VIII
Suus ver
Пятое марта – чудный день: концерт их ансамбля в городском дворце культуры, море улыбок, света и звука. В конце концов – это Варин день рождения. Утром она проснулась в предчувствии небывалого счастья. Настя тоже радостно улыбалась и уже протягивала ей небольшую красную коробочку:
-Поздравляю с днем варенья, желаю побольше поздравленья! – пропела она и открыла ее: на мягкой подкладке лежал тоненький серебряный браслет. Варя завизжала от радости!
Каждый год у девушки был день рождения, и каждый год на танцах был концерт – и это было лучшее празднование. Каждый из коллектива мимолетом кричал ей поздравление, подруги несли шоколадки, а руководительница торжественно вручила большой букет цветов и белые носки, которые Варя, пожалуй, слишком часто теряла. Семнадцать лет бывает только раз, и казалось что это жутко много. Но к середине дня настроение улетучилось: самого важного для нее «С днем рождения!» не прозвучало ни на репетиции, ни после нее, ни на экране телефона.
Но было счастье сцены, а вечером, правда без всяких особенных слов, она получила долгожданную встречу и посчитала ее лучшим подарком дня. А к субботе Настя обещала грандиозный праздник.
Второй концерт Варя почему-то ждала еще сильнее. Встала с утра, потянулась – и пошла за шампанским. Подруга покосилась на нее:
– Не упадешь? – Но девушка только хмыкнула, открыла и пустилась в долгий разговор, прерываемый диким смехом. Перед выходом из дома Настя попросила ее подышать и сказала, что если кто-нибудь почувствует – она ни при чем, и что одна Варя такая безбашенная – пить перед ответственным выступлением. Оказалось не одна.
Подруги зашли в гримерку и сразу почувствовали неладное: все бегали, кричали, одна девчонка чуть не плакала, но никто не мог и не хотел внятно объяснить, что происходит. Стало только ясно, что источник этого волнения прячется в комнате, где раздевались парни. Варя осторожно приоткрыла дверь и заглянула, и тут же поняла причины всех криков. Там в кругу сидело четверо глубокомысленно смотрящих на стоящую между ними бутылку водки людей. Девушка простонала: Данил уже не выглядел как человек, способный выйти на сцену, но делать было нечего. Руководительница бегала по коридорам и тихо ругалась, учуяв от Вари столь противный теперь аромат:
-И ты что ли с ними? Тьфу, Яковлева! – Спокойствие, убежав в одну секунду, не спешило возвращаться в коллектив.
Вот, они уже стояли на сцене, смотрели изнутри на тяжелый красный занавес, а герой дня вдруг пошел прямо к нему и хотел выглянуть, приподняв одну штору. Но сегодня за ним следили, и парни моментально увели его. Концерт начинался.
После первых номеров Варя снова заглянула в мужскую гримерку, но Данила нашла не сразу: даже самые заметные люди становятся невидимыми, если засыпают под батареей. В коридоре она ухватила за рукав знакомую по театру девчонку, и шепотом попросила помочь. Та, кивнув, убежала, а девушка отправилась на новые приключения: выливать сорокаградусное содержимое в недра канализации. Настроение немного поднялось, все-таки не каждый день бегаешь по Дворцу культуры, пряча водку в разрезе платья.
Знакомая прибежала с кружкой, в которой дымился свежий, чрезвычайно крепкий чай. Его вручили Данилу, но пить он, как оказалось, не мог, и все проливалось на рубашку. Тут Варя взорвалась:
-Мало того, что все орут на меня, считая, что я могла запретить ему напиться! Мало того, что он ходит как зомби, зеленый и страшный! Так я в этом чае таблетку растворила, а он его выливает на костюмы! – Но Даша, которой довелось выслушать эту тираду, почему-то косилась за спину девушки и пыталась закрыть ей рот: там стоял Даня. Но переживали зря – никто ничего не услышал.
После выступления, вручив Данила друзьям и получив тысячи обещаний вести его сразу домой, Варя ушла тоже. И целый вечер Настя пополняла свой словарный запас и только подливала подруге чай, потихоньку смеясь.
***
В субботу с самого утра подруги отправились отмечать великий Варин день рождения. Они сидели в кафе, прыгали по тонкому льду на озере в парке, пару раз поцеловали сугробы, а к вечеру Варю слегка пошатывало. Вся канитель последних дней, как ни странно, вернули девушке ощущение реальности: она реже плакала, меньше боялась отсутствия воздуха, зато чаще улыбалась и громко рассказывала какую-нибудь чепуху. Все вокруг, еще не успев привыкнуть к грустной подруге, вновь видели ее светящейся и, казалось, счастливой.
Вечером зазвонил телефон, предлагая погулять. Варя судорожно набила рот жевательной резинкой и отправилась к другу. По темным, весенним улицам ей навстречу шагал какой-то странный колобок, чуть не падавший под тяжестью телевизора, который он нес в руках. Девушка засмеялась, а колобок жалостливо попросил вызвать такси.
Даня уже ждал ее, искоса глянул на Варю и, улыбаясь, протянул ей треклятую кружку из под чая:
-По-моему, сегодня она нужней будет тебе. Правда, чая там нет. – А девушка, совершенно забыв про осторожность в словах и выражениях, пустилась в долгий рассказ о его приключениях, постоянно прерываясь на язвительные комментарии.
Все хорошо? Да, вроде вот оно – это долгожданное все хорошо. Но странная штука: чем счастливее события нашей жизни, тем больше слез и криков мы платим потом за минуты радости. Порой кажется, что лучше уж не чувствовать особых всплесков хорошего, чем отдавать за него потом последние нервные клетки. Но без улыбки живется, бесспорно, плохо. И это факт.
Прошло всего несколько дней, а от былой радости не осталось и следа.
– Смотри, здесь опять новое образование. – Очередной врач уверял девушку в неспособности нормальной жизни и требовал согласия на очередное бесполезное лечение, которое бы послужило успокоению его совести. Почему-то этот человек в белом халате постоянно приводил Варе в пример евреев Варшавского Гетто времен Второй Мировой войны. Мол, они не сдавались, и ты не сдавайся. – И вот, твои анализы. Ну, что будем делать.
– Вы у меня спрашиваете? – Она только, улыбнувшись, покосилась на бумаги и снова отвернулась к окну, чтоб не видно было глаз. – И сколько теперь? – Голос был насквозь пропитан безразличием и странной насмешкой.
-Зачем тебе эти цифры?! Ты лечиться собираешься?
-Сколько? – Врач глянул на Варю и вдруг заговорил тише:
-Вечером. Здесь еще не все анализы. Скажу вечером. Ты не останешься? – Хлопнула дверь и в коридоре послышались быстрые шаги, уносящие Варю прочь от кабинета. Привычное сообщение, привычное ощущение – девушка даже горько смеялась оттого, как быстро все вернулось на дно.
И снова привычный маршрут, снова замерзшая рука, сжимающая телефон и счастье, заполняющее все изнутри с первым звуком мелодии звонка. Данил шел навстречу, но что-то было не так. Ах да, он шел в одном пальто, тогда как Варя стояла и мерзла в теплом пуховике и зимней шапке.
– Ну и что это? Тебе не холодно? – Казалось, он вовсе не рассчитывал на прогулку и передумал в последний момент.
-Нет, что ты! Только мне скоро домой пора. – Варя улыбнулась.
Они уже подходили к ее дому, как ей позвонили. Что-то негромко сказали, и совсем уж тихо прибавили: «Мы ничего сделать больше не можем». И девушка, которая столько раз отправляла врачей с их рекомендациями и предложениями к черту на кулички, вдруг растерялась и разозлилась:
– Вы сдаетесь? Вы? А как же евреи? Забыли что ли? Да идите вы со своим «ничего не можем сделать». – Она нажала «отбой» и пнула снег. А затем вовсе отказалась идти домой, и направилась к качеле, едва сдерживая слезы. И Даня, явно замерзающий и спешащий домой, почему-то отправился за ней.
-Иди домой. Чего ты тут сел? – Но Варе никто не ответил. Она встала и развернулась, заглядывая ему в глаза. – Почему ты остался? – уже не так резко спросила она и продолжала смотреть в глаза.
-Ну не буду ж я тебя так оставлять. Чего ты пытаешься там найти? – насмешливо протянул он. И остался сидеть, приказав смешить его, чтобы не было холодно. Что-то звенело в сердце девушки, но она отгоняла даже возможность такой мысли. «Жалко стало» – решила она и отбросила мысль. Но странная, недоверчивая радость уже поглотила злость на врачей и собственную болезнь, отнимающую жизнь.
А он заболел.
IX
Libera
Целую неделю Варя провалялась в постели, отказываясь идти в больницу: обычная простуда по своему обыкновению ломала все планы и превращала всю жизнь в сопливо-температурную возню. Вот так всегда: человек бежит, успевает, плюет на все свои маленькие неудачи и просто живет, но стоит чуть-чуть расслабиться – и уже лежит с грустным видом, поглощая горячие чаи и малиновое варенье. Данил, который твердил, что болеет совсем не сильно, лежал в больнице с острым воспалением легких. И в этом же стационаре к пятнице оказалась Варя.
Любая больница – это, в первую очередь, скука. Палаты, в которых нет ничего, кроме светлых стен и железной койки с клеенчатым матрасом, казалось бы долгожданный сон, на вторые сутки превращающийся в ненавистную необходимость, потому что делать-то больше и нечего. Но если вы болеете капельку серьезнее, чем все остальные, занятия начинают находиться сами по себе.
В понедельник утром Варя вдруг заметила, что из носа бежит что-то густо-красное и постепенно заливает пол, белые простыни и пижаму. Мимо открытой двери комнаты ходили люди, но все, кто заглядывал внутрь, испуганно шарахались и убегали. Вдруг зашла девчонка:
-Е-мое, ты чего это? – Именно с этих слов начинаются все мало-мальски интересные знакомства. Ее звали Лена. Через день новоиспеченные подруги ставили на уши всю больницу громким смехом и бегом по коридорам. Варя на удивление просто рассказала Лене всю свою историю, получила ободряющий хлопок по плечу и после выписки сидела днями на новой кухне и с удивительной легкостью смеялась. Была только одна небольшая проблемка: скоро был день рождения, который нельзя оставить без внимания, а подарка не было даже в идейном виде. Но девушка придумала.
Накануне дня рождения, в завершение привычного маршрута она протянула Данилу большую коробку, в которой что-то грохотало. Чтобы лучше спрятать подарок, Варя запаковала маленький аппарат вейпа в пять коробок, обклеила разноцветной бумагой и торжественно протянула. Было заметно, что другу приятно получить это нечто в странной упаковке.
На следующий день девушка с самого утра закидывала Даню сообщениями с вопросами о подарке. Ничего убедительного в ответ не получила и вечером просто сидела на холодной качеле, нервно грызя леденец. «Ничего, – успокаивала себя Варя, – потом обязательно узнаю». И тут зазвонил телефон.
Главное – эффектно появиться. Дымовая завеса мигом ответила девушке на все ее вопросы о подарке, и счастье мигом наполнило все клеточки ее тела. Еще неизвестно, кто получает больше удовольствия от подарков: не исключено, что тот, кто этот подарок искал, оборачивал и вручал. Делать приятное всегда легко и радостно, а значит, стоит чаще творить его самому, а не ждать письма с счастьем на свой адрес.
