Читать книгу Долгий путь скомороха. Книга 1 - Софья Орех - Страница 1

Почти все события и персонажи в трилогии

«Долгий путь скомороха»

являются плодом фантазии автора и любые

совпадения случайны.

СОФЬЯ ОРЕХ

ДОЛГИЙ ПУТЬ СКОМОРОХА

Светлой памяти моей мамы –

Сабагатулиной Дамиры Лутыевны

посвящается

ДОЛГИЙ ПУТЬ СКОМОРОХА

Книга первая

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО БОЯРЫШНИ

ПРОЛОГ

Шёл одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмой год и двадцать четвёртый год правления царя Ивана Грозного на Руси. Вот уже третий год народ всей державы стонал под гнётом новых жестоких царских слуг – опричников. Ведь, поссорившись с боярами и опасаясь мести с их стороны, Великий государь сбежал из Москвы и основал в Александровой слободе вторую столицу. Здесь же он и набрал себе новой войско опричь основного. И стали его воины называться опричниками. Вот тогда и стал Великий государь Иван Четвёртый править из Александровой слободы с их помощью и при полной их поддержке. А призванные на службу к царю в противовес боярскому сословию опричники взялись рьяно исполнять свои обязанности по поиску, разоблачению и наказанию тех, кто что-то замышлял против царя и государства. Вместе с попавшими в опалу боярами жестокому наказанию подвергались все их близкие, холопы и принадлежавшие им крестьяне…

Плохие погодные условия одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года оставили большую часть страны без урожая, и во многих районах страны наступил голод. Недовольство титулованной знати и народа пресекалось царём и опричниками самым жестоким образом.

Глава 1

Неподалёку от огромного подворья боярина Скобелева шелестело пожухлыми колосьями пшеничное поле. Дождя не было с конца весны, и чахлые колоски едва качались под слабым ветерком. Почти не было слышно птичьего гомона. Несмотря на раннее утро, солнце уже начинало припекать. Трое мужиков в белых холщовых рубахах, подпоясанные видавшими виды поясами, сгрудились в нескольких метрах от края поля. Они периодически утирали взмокшие лбы от подступавшей жары рукавом рубахи и, молча, обескуражено смотрели на тело юной девушки, лежавшее перед ними прямо на помятых пшеничных колосьях…

– Кто же это её так?! – покачал головой высокий, жилистый мужик лет тридцати пяти. Он запустил пятерню в свою густую русую бороду и в волнении перебирал её заскорузлыми пальцами.

– Кто ж теперь знает… Погубил какой-то ирод девку… снасильничал, видать, и придушил … – хмуро отозвался второй. Ростом он был пониже, с копной каштановых волос на голове, стриженных «под горшок». Борода такого же цвета, с лёгкой проседью, едва доходила ему до груди.

– А ты откуда знаешь, что придушил? – спросил первый, продолжая перебирать пальцами густую бороду.

– Так вон же у неё на шее какие синяки! – воскликнул второй и указал пальцем на тоненькую, с синими пятнами, шейку девушки. Прятаться надо, братцы. Как только боярин узнает, что кто-то его единственную дочку жизни лишил – так сразу озвереет и всем нам достанется. Не станет разбирать – кто прав, кто виноват. Все под плеть пойдём, пока не дознается, кто этот самый убийца… – озабоченно добавил он.

– А ведь Макар дело говорит, ребята… Уж больно скор на расправу наш боярин, Светозар Алексеевич. В прошлом году вон, считай, всю Сафроновку посёк плетьми за нечаянную порчу ржи, – взволнованно заговорил молчавший до этого третий мужик с чёрной смоляной бородой по пояс. Он тоже был высок и кряжист. Старенькая суконная шапка едва держалась на его плохо выбритой голове.

– Да уж… тогда он и пастушка малого не пожалел. Умом-то и сдвинулся Андрейка после той расправы… Только матушку свою Акулину криворукую до себя и допускает, когда она ему в норку его земляную еду какую приносит… – отозвался Макар и озабоченно почесал затылок.

– Вчера только смех её колокольчиком слышал. А теперь вон холодная лежит, уже никогда не повеселит батюшку с матушкой… А глаза у неё неприкрыты, ребята… Страшно как-то… – испуганно произнёс высокий, жилистый мужик.

– Эх, монет с собой нет – глаза прикрыть бы. Надо хоть личико платочком укрыть, а то ведь так и начнёт высматривать, кого с собой утянуть… Подай платочек её, Дормидонтка. Вон у куста валяется… – указал куда-то в кусты коричневым пальцем Макар Так как? Расходимся и молчок, пока кто другой не найдёт Богданушку нечаянно в пшенице? Как будто знать ничего не знаем… – продолжая волноваться, предложил чернобородый мужик. – Можно и так, Арсюшка, да только не по-христиански это будет. Баба, хоть и не человек как бы, но Богданушка всегда была добра к нашему брату. И деток наших не обижала, сахарком когда могла – баловала … – подал расписной, шёлковый платочек жилистый Дормидонт. – Прав Дормидонтка… Хорошая была девка… И характера лёгкого была, и весела, и разумна не по летам. Помните, как она тайком от боярина на конюшне жеребят всё мазями да порошками лечить бралась? – Все помнят, чего там… Один только и сдох, а остальных она вылечила. Только боярин с нами чикаться не станет… Коли узнает, что Богданушка светлицу без его разрешения покидала, то сразу нас всех в норки земляные загонит, как Андрейку …

– И то, правда… Что же делать-то, ребята? Не миновать нам плетей, если узнает от нас… – схватился за голову Арсений.

– Гонца надо послать.

– Вот тебя, Дормидонтка, и пошлём.

– Ага, фигушки… Доносчику как раз первый кнут и будет… Эй, прячься, вон там кто-то идёт. Да присядь же ты тоже, Арсюшка! Вымахал вон с версту коломенскую. Всю макушку твою видать… – ткнул его в плечо хмурый Дормидонт.

– Ага, а твою, можно подумать, не видать! Всего-то на полголовы и ниже меня. Кто хоть идёт-то? – спросил, опустившись на корточки, Арсений

– Да вот я и пытаюсь разглядеть… Похоже не из наших…

– А-а, это же из тех скоморохов, что вчера потешки на боярском дворе показывали. Вот забава была! – воскликнул Макар.

– Тише ты, Макарка! Не дай Бог, – заметит он нас.

– Так давайте-ка, ребята, его и назначим гонцом. Он – человек пришлый, ему от боярина может ничего и не будет… Да и по годам он ещё мальчишка совсем… Хотя вот Андрейкины года не помогли ему от боярского гнева уберечься… – удручённо покачал головой Дормидонт.

– Ага… а может это он и есть убийца…

– Ну, ты, Макарка, горазд на выдумки! С какого перепуга ему в таком случае здесь околачиваться? Убийца – он завсегда подальше от убитого держаться будет. Он же не дурак, чтобы так подставляться!

– Так может нам пока и не прятаться тогда? Позови-ка его, Арсюшка.

– А чего я-то?! Ты, Дормидонтка, сам это придумал – сам и зови пришлого.

– Эх, трусы же вы, ребята! Эй, малой! Да, да – ты! Иди-ка сюда, не бойся – не тронем… – Дормидонт замахал рукой какому-то мальчишке, случайно проходившему краем поля и что-то искавшему у себя под ногами

Глава 2

На большом, раскинувшемся вдоль реки Пахры подворье боярина Скобелева Светозара Алексеевича стояла непривычная тишина. Даже животные в хлевах и птицы в птичниках вдруг замолчали. Огромная территория, огороженная высоким забором из ошкуренных дубовых бревён с заострёнными верхушками, внезапно обезлюдела, несмотря на ясный жаркий солнечный день. Вся придворная челядь попряталась в своих избах да по закуткам в ожидании страшных событий. Только ветер разносил едва слышное перешёптывание из одного конца боярского подворья в другой…

Внезапно заскрипела и медленно приоткрылась тяжёлая, обитая медными узорами дверь, и на широком крыльце под высоким навесом показался сам боярин – высокий, крепкий, с чёрной с проседью бородой по пояс. Под распахнутым кафтаном на холодном подкладе виднелась красная полотняная сорочка, расшитая по вороту мелким жемчугом. Тёмно-малиновый кушак, подпоясанный под объёмным животом, подчеркивал дородность и величавость боярина. На голове у него была расшитая золотом и серебром тюбетейка – подарок одного из татарских ханов. Подрагивавшая окладистая борода плохо скрывала багровый румянец на искажённом гневом лице боярина. В правой руке он судорожно сжимал тяжёлый посох с серебряным набалдашником в форме волчьей головы.

– Где она, Устин? – едва размыкая сведённые судорогой челюсти, негромко спросил он, не поворачивая головы.

– Ох, батюшка! Не вели казнить… – шедший за ним худой, седовласый слуга упал на колени и сжался весь в ожидании удара. – Беда-то какая, батюшка! Прости, отец родной, без твоего разрешения я велел занести сюда Богданушку. Люди сказали, что на том берегу волчица нору выкопала и волчат принесла. Вот я и велел девоньку в медвежью полость завернуть и на повозке сюда доставить, чтобы волчица её не погрызла.

– Где она?! – уже прорычал сквозь густую бороду боярин.

–Там, батюшка, там… в возке и лежит около ворот. Фёдька с Козьмой её охраняют и твоих указаний дожидаются, – заелозил на коленях слуга, поглаживая изуродованными старческими пальцами мягкие сапоги хозяина и продолжая вжимать голову в плечи.

– Скажи им, чтобы в задние сени снесли. И ждите меня там. Только вначале позови мне Макарку с Дормидонткой в сопровождение, – прорычал вновь боярин, не трогаясь с места.

Он стоял изваянием, не сводя налитых кровью глаз с массивных деревянных ворот, за которыми находилось тело его любимой дочери БогданушкиЧерез короткое время Светозар Алексеевич в сопровождении рослых холопов Макара и Дормидонта зашёл в сени. Там на лавке, на распахнутой медвежьей полости он увидел свою дочь. Казалось, что юная девушка лет четырнадцати просто прилегла отдохнуть. Но черты её почти детского личика уже начали заостряться. Полузакрытые глаза ещё хранили нежную округлость век. Тень от густых, чёрных ресниц ложилась на уже западавшие мертвенно-бледные щеки. На беззащитно тоненькой, как у птенца, шейке девушки отчетливо были видны расположенные по кругу синевато-багровые пятна. Левая рука её покоилась на груди, а правая – бессильно свисала вниз, и полураскрытая кисть лежала на выскобленном добела деревянном полу. Растрёпанная светло-русая девичья коса змеилась по медвежьей полости. Синий парчовый сарафан, одетый поверх белой рубахи с длинными вышитыми рукавами, был сильно испачкан и разорван снизу доверху по пояс. На подоле белой рубахи темнели уже побуревшие пятна крови. На одной ноге у девушки сохранился испачканный землёй синий атласный сапожок, украшенный изображением единорога из слоновой кости и белыми жемчужинками. Вторая нога была боса и также запачкана землёй.

Увидев всё это, боярин Светозар Алексеевич издал звериный рык и, тяжело дыша, только и спросил:

– Кто?! Кто это сделал?!

Все присутствовавшие слуги разом пали на колени и, прикрывая головы руками, заголосили:

– Ой, не знаем, батюшка! Не бей, отец родной! Если знали бы кто, так своими руками и порвали бы эту сволочь…

В этот момент боярин, продолжая тяжело дышать, начал охаживать их своим посохом по скрещённым над головами рукам и сгорбленным спинам, рыча:

– А вы где были, твари?! Как она могла из комнаты своей, из терема выйти без моего на то разрешения?! Она же – дитё малое …не знала, что делает… Где же вы были, недоноски?! Главная ваша обязанность была терем сторожить! Как она могла в пшенице заблудиться?! Как за ворота вышла? Быть Артёмке повешенным сегодня же на этих воротах за то, что недоглядел! На то он и был приставлен за воротами присматривать, чтобы никто без моего ведома не смел со двора уйти… Всем плетей сегодня достанется! Всех перепорю, пока не узнаю, кто посмел мне такую обиду нанести!

– Ой, ой, ой, не погуби, батюшка! – продолжали голосить слуги, с ужасом следя из-под скрещённых рук за посохом и привычно стараясь увернуться от беспощадных ударов своего хозяина. – Не погуби, Светозар Алексеевич! Только прикажи – и сейчас же мы начнём искать убийцу. Разреши нам исправить нашу ошибку…

И хоть был боярин в силе и в теле, но и он вскоре устал. Откинув посох в сторону, приказал всем слугам выйти из сеней и остался он один на один с телом дочери.

– Донюшка моя… Богданушка… – прошептал боярин и грузно опустился на колени перед лавкой. Левой рукой он коснулся холодных пальцев дочери, а правой начал гладить её по отяжелевшей голове. – Что же ты натворила, Богданушка?! Ведь знала ты про запрет мой. Знала и про то, что судьба ваша бабья – в теремах сидеть, да рукодельничать… Сам я виноват, дурень старый! Не должен был потакать тебе… Всё думал – баловство это и вот-вот поумнеешь ты. Много лишнего позволял тебе. А теперь видишь, вон, как обернулось-то…

По густой бороде боярина текли крупные слёзы. Он машинально убрал с лица дочери какую-то мусоринку и откинул её в сторону. Поглаживая толстыми пальцами тоненькие холодные пальчики дочери, увидел под ногтями тёмную кайму из грязи и обрывков травы.

– Не поддавалась извергу маленькая моя…до последнего вздоха боролась… Клянусь тебе, Богданушка, что отыщу я обидчика твоего! Смертной клятвой клянусь! Слезами кровавыми умоется он и весь род его. Сам буду в кипящую воду опускать выродка помаленьку… Чтобы извивался он от боли и чтобы кричал и молил о пощаде, как ты молила его… И вся родня его будет смотреть на это и винить им за это будет некого, кроме него самого… – всхлипывая, продолжал шептать боярин, поглаживая голову девушки. – Прости меня, донюшка, что недоглядел я за тобой. Что не было меня рядом с тобой в тот страшный миг… Что не спас я тебя – прости …

Долго ещё стояли слуги неподвижно и безмолвно под дверью, ведущей в сени. Молча, переглядывались и понимали, что уже недолго оставалось им ждать до начала очередного страшного судилища и пыток, на которые горазд был их господин. И что это судилище не в пример предыдущим окажется самым жестоким и кровавым. Поругание чести единственной любимой дочери и убийство её – для боярина это больше, чем его самого обесчестить и лишить жизни.

А на боярском дворе продолжала стоять зловещая тишина, и только лёгкий ветерок гонял по чисто выметенному деревянному настилу двора неизвестно откуда взявшийся коричневый прошлогодний берёзовый листок.

Глава 3

– И что сказал тебе старец? – чёрные глаза Елены пытливо уставились в глаза Теодора. Тот пожал плечами и хмыкнул:

– Ну, поначалу испугался он сильно, аж затрясся весь. Потом узнал, в каком месте я увидел покойницу, и погнал меня от себя. Иди, мол, к своим потешникам, и сидите там смирно. А то не миновать вам, говорит, гнева боярского…

– Как же ты, дурень, с такими вестями решился к боярскому управителю – тиуну на глаза показаться?! – всплеснула руками Елена. Поправив на голове расшитую цветочками повязку, она подошла к сидевшему на лавке у деревянного стола подростку и, приобняв за плечи, прижала его голову к своей груди. – Эх, сыночка! Вроде и двенадцать годков уже тебе, а ты всё как малое дитё – никакого страха не имеешь.

– Так уже тринадцатый пошёл, мамушка, – задиристо засмеялся Теодор. – Я уже и жениться смогу скоро…

– Брешешь ты всё, малец! – внезапно послышался густой бас из угла горницы. Там прямо на полу, на потрёпанной медвежьей полости, подложив под голову огромный кулак, лежал могучий здоровяк с огненно-рыжей шевелюрой на голове, укрытый по пояс пёстрым лоскутным одеялом. И, громко зевая, добавил:

– И жениться ты пока не можешь и про покойницу брешешь. Откуда ей здесь взяться? Никого вчера на нашем представлении из молодых боярышень я не видал…

– Вот те истинный крест, Василий! – часто закрестился мальчишка. – Это псы брешут. А я – нет! Всё как есть – правда! Так и мужики те обмолвились, что это боярышня была… Ой…

– Ну-ка, ну-ка, шалопут, выкладывай – какие такие мужики?! – вытаращила глаза Елена. – Ты же мне сам сказал, что один был в поле и случайно увидал покойницу… Какие мужики – говори быстро! – прикрикнула она, одарив сына гулким подзатыльником.

– А-а-а, чего дерёшься-то, мамушка?! – схватившись за голову, заканючил мальчишка. – Я тогда за ворота гулять пошёл в поле, гнёзд птичьих поискать хотел. Там около поля меня эти мужики-то и позвали. Это они уговорили меня, чтобы я пошёл на двор к кому-то из боярских слуг и рассказал про покойницу-то…

– И что пообещали они тебе за это, неслух? – неожиданно из-под лоскутного одеяла здоровяка Василия раздался звонкий, почти детский голос и показалась встрёпанная женская голова.

– Обещали пять копеек дать, – опустив голову, едва слышно пробормотал Теодор.

– Что? Я не слышу, громче повтори, – вновь оглушила звонким голосом женская голова.

– Обещали дать пять копеек, – громче произнёс мальчишка и заскулил, прикрыв лицо руками.

– Дали ? – усмехнулся Василий.

– Не -а … сказали – потом …

– А ты, стало быть, решил нам про денежки-то эти не рассказывать и себе припрятать?! – из-под лоскутного одеяла вылезла карлица и, уперев руки в бока, выжидательно уставилась на Теодора.

– Да-а, брат, – разочарованно протянул Василий. – Не ожидал я от тебя такой подлости. А ведь сам знаешь, что у нас всё идёт в общий котёл. Мы же тут – одна семья. И обманывать друг друга – это последняя пакость с твоей стороны.

В ответ на это Теодор заревел белугой, размазывая ладонями слёзы по щекам.

– Эх, ты, Теодорка, балабол ты, а не добрый человек, – подала вновь возмущённый звонкий голос карлица. Она стояла в длинной полотняной рубахе с вышитыми рукавами и неодобрительно качала головой.

– Ой, да замолчи ты уже, Дунька! – дёрнул её на себя здоровяк Василий. – От твоего крика в ушах звон стоит. Да этот ещё ревёт как резаный…

– Ишь, голос ему мой не нравится! – барахтаясь в его крепких руках, продолжила возмущаться раскрасневшаяся от борьбы Авдотья. – А чего же тогда женился-то на мне?! Вон, взял бы себе в жёнки немую какую. Она тебе бы тогда ни слова поперёк не смогла бы сказать…

– Да погодите вы, черти верёвочные, – неожиданно раздался второй мужской голос из другого угла. Там среди сатиновых полотен на лавке лежал, опершись на локоть, крепкий, жилистый седобородый старик лет семидесяти. Он внимательно смотрел на мальчика.

– Да и успокойся ты уже, Теодорушка. Вон шум какой подняли с раннего утра, отдохнуть от вас никак не получается.

– Да где же с раннего утра-то! День уже на дворе! – в сердцах выкрикнула Елена и, вновь подойдя к всхлипывающему мальчику, опять прижала его голову к себе. – Что накинулись-то на мальчишку как собаки бешеные?! Он же дитё ещё совсем. Ну, оступился – с кем не бывает. Повинился же! Вы ли все тут ангелы святые собрались?! Только что-то крыльев-то святых я ни у кого из вас за спиной не вижу. Отдал бы он вам потом эту самую денежку. Правда, ведь, сыночка? – целуя мальчишку в макушку, спросила она.

Тот, подвывая, согласно закивал и, обняв мать, уткнулся лицом ей в живот.

– Подожди, Олёнушка, не в деньгах дело, – обеспокоенно присел на лавке старик.

– А в чём ещё, Никифор? Вон, до падучей мальца чуть не довели, бестолковые. И было бы из-за чего! Денег-то ему этих никто так и не дал до сих пор, – раздражённо отозвалась Елена, поглаживая рукой по тёмным, упругим кудрям сына.

– Вот именно. А по всему получается, что Теодорка первым и принёс в боярский дом дурную весть. Слышите на дворе-то какая тишина: ни кузница не гремит, ни голосов людских не слышно. Ох, не к добру это… Я и раньше слышал про лютый характер боярина Скобелева. Уж больно быстр и суров он на расправу…

– Что же делать-то нам, Никифор? – обеспокоенно глянула на старика Никифора Елена, прижимая к себе голову сына. – Мы-то кто здесь? Пришлые скоморохи – потешники. Позвали нас вчера на боярские именины картинки представлять да колесо крутить, вот мы народ и повеселили на славу. Все довольны были. А потом сам же боярин велел нам и сегодня скоморошьи игры представлять…

– Какие уж тут теперь потехи… – озабоченно пробормотал старик Никифор, разыскивая под лавкой свои сапоги. – Уходить нам нужно скорее отсюда. Если до сих пор не нашли убийцу, то правильно Теодорке боярский управитель, тиун этот сказал, что гнев боярский может и нас достать. Именно потому, что мы для них люди пришлые, чужаки. На нас в первую очередь и подумают. Давай, Олёна, буди Ратмира. Будем совет держать, как побыстрее отсюда ноги уносить.

– Да он только под утро и заявился. Зря, что ли ему вчера дворовые бабы да девки всякие знаки внимания оказывали, кружили вокруг него. Вот и приголубил он, видать, одну из них, как обычно, – подала из своего угла звонкий голос карлица.

– А тебе, как всегда, до всего есть дело, Дуняша, – незлобливо отозвался из третьего угла мужской голос, принадлежавший молодому сероглазому мужчине лет тридцати, лежавшему на лавке в шёлковой вышитой светло-голубой рубахе. Из-под головы у него виднелись голенища мягких сапог из телячьей кожи. Он лежал, запрокинув правую руку под голову, и накручивал на указательный палец левой руки прядь длинных волнистых чёрных волос. В чертах его тонкого, смуглого красивого лица явно угадывалось восточное происхождение.

– Так ты же, Ратмир, тихо, по-людски прокрасться на своё место не можешь. Тебе же обязательно нужно пошуметь, да всех перебудить, – не успокаивалась карлица.

– Замолчи, Дунька! – прикрикнул на неё старик Никифор. – Ты своим безмозглым бабьим умишком не понимаешь что ли, что все мы в большой беде? И не время нам сейчас ссориться. Если боярин решит сам искать убийцу своей дочери, то нам всем первыми идти на пытки.

– Это ещё почему?!

– Так боярин Скобелев – введённый боярин, и имеет право судить и своих холопов, и помещиков с их слугами. На то право у него есть законное, – отозвался Ратмир.

– Ну, так не только же мы здесь чужаки. Вон сколько гостей пооставались здесь на ночёвку, – растерянно попыталась возразить побледневшая Елена. Теодор прекратил рыдать и, продолжая обнимать мать, стал внимательно следить за происходящим.

– Никифор прав, – вздохнув, легко поднялся с лавки Ратмир. Он подпоясался узорным кушаком с алыми кистями, машинально провёл рукой по густым кудрям, откинул их назад и подошёл к небольшому, затянутому слюдой окошку.

– Ничего не видать, хоть и слюдяное, – констатировал он, щёлкнув пальцем по слюде, и неожиданно добавил: – А в Италии теперь в окна вставляют прозрачные листы. И видно через них очень даже хорошо… Но я сейчас о другом хотел сказать. Надо как-то разузнать: поймали уже убийцу или нет. Боярин Скобелев всех гостей знает в лицо. Гости эти знают своих слуг, с которыми приехали сюда. А вот нас-то как раз никто не знает…

– Погоди, Ратмир. Мы ведь здесь тоже не вдруг объявились. Боярин Саврасов, поглядев на наше представление, предложил боярину Скобелеву позвать нас на именины для развлечения своих гостей. Значит, он как бы знает нас, и у него на дворе никаких таких фортелей мы не выкидывали, – озабоченно потирая шею, произнёс старик Никифор.

– Вот именно, что – как бы знает, – вздохнул Ратмир. Он присел на лавку за деревянный стол, на котором со вчерашнего вечера стояли деревянные блюда с едой, принесённой для скоморохов с хозяйского стола боярскими слугами. На блюдах лежали недоеденные гостями пироги, куски зажаренных уток, куриц. Тут же находились почти пустые глиняные горшки с квасом да медовухой. – Ну, что же… пожалуй, я пойду на двор, а там, глядишь, и встречу кого. А вы все садитесь, да ешьте. Вон сколько еды на столе!

– Да тут кусок в горло не полезет после таких известий! – огорчённо покачала головой Елена и присела на краешек скамьи.

– Ешьте, ешьте, – чуть ли не приказным тоном произнёс старик Никифор, и первый потянулся за куриной ножкой. – Ратмир прав: неизвестно теперь, когда поесть удастся.

Ратмир, присев на лавку, натянул на стройные ноги мягкие сапоги-ичиги, набросил на себя кафтан и посмотрел на Теодора:

– Скажи-ка мне, мой юный друг, ты за коняшками нашими присмотрел?

– А как же! – с набитым ртом отозвался тот, держа в руке кусок пышного рыбного пирога. Затем Теодорка быстро проглотил то, что у него было во рту, и зачастил: – Мамушка меня разбудила совсем рано утром и отправила на конюшню воды и сена подложить лошадям нашим. Да ты же сам как раз из дальней избы вышел и к нам сюда воротился спать…

– Глазастый не по годам, – усмехнувшись, прервал его Ратмир. – Дальше-то, как было?

– А дальше, задав лошадкам корма, я и пошёл за забор птичьи гнёзда искать. А там как раз те мужики меня и позвали и…

– Ладно, дальше я всё сам слышал, – опять прервал его Ратмир и озабоченно спросил: – А узнать тех мужиков ты сможешь?

– А как же! Ты же знаешь, дяденька Ратмир, что у меня глаз – алмаз! – с готовностью воскликнул мальчишка. – Прямо сейчас пойдём признавать?

– Да нет, Теодорка. Сначала я схожу – разведаю, что там почём. А потом уж дальше будем решать что делать.

– Ты это … поаккуратней там, Ратмир, – дожёвывая кусок баранины, вступил в разговор здоровяк Василий. – Если что – свисти что есть мочи, как ты умеешь свистеть, и я мигом буду к тебе на подмогу.

– Да уж, Ратмирушка, поостерегись там, – подошла к нему Елена и прикоснулась рукой к рукаву его шелковой рубашки. – Нам ведь без тебя никак. Сам знаешь…

– И на меня не обижайся, Ратмир, – подбежала к нему карлица Авдотья и обняла скомороха за ногу. – Ты же знаешь, что мы всё равно тебя все любим. А то я просто по глупости тебе наговорила всякого…

– Я постараюсь, – улыбнулся Ратмир и вздохнул: – Ну, с Богом! – и шагнул за порог.

Глава 4

Скрипнула входная дверь в сени.

– Кто? – не оборачиваясь, глухо спросил Светозар Алексеевич, продолжавший стоять на коленях возле бездыханного тела дочери.

– Это я – Устин, батюшка. Принёс вот чаши с водой и кашей…

– Ставь на окно, – не поднимая головы, произнёс боярин.

– Так положено-то на покойницу ставить, батюшка…

– Я тебе сказал – на окно!

– Да, да, батюшка. Ты только не сердись, родимый. Всё сделаю, как скажешь… Вот и монетки медные принёс… Сейчас класть на глаза-то Богданушке или подождать? – в почтительном поклоне склонился к боярину управитель дома седовласый Устин.

– Клади, – тяжело вздохнул боярин и со смертной тоской в сердце смотрел, как скрюченными пальцами старик бережно положил тяжёлые медные монеты на полуприкрытые глаза дочери и так вдавил их в верхние веки, чтобы они полностью сомкнулись с нижними.

– И ещё, батюшка… Я там приказал плакальщиц созвать…

– Рассказал ли кто моей Матрёне Петровне о случившемся? – глухо спросил Светозар Алексеевич и медленно, горбясь, поднялся с колен.

– Не вели казнить, батюшка! – опять рухнул на колени старик, прикрывая руками голову и плечи. – Когда мальчишка прибежал с дурной вестью – там во дворе бабы с сеном копошились. Они слыхали, врать не буду. Сразу по избам-то своим и разбежались… И Матрёна Петровна уже знает. В светлице у себя тихонько воет, губы все в кровь искусала. Вашего разрешения ждёт к дочери-покойнице припасть…

– Подождёт пусть немного… Сейчас в себя приду… дознание сам буду проводить. Скажи Артемке – со двора никого не выпускать под страхом смерти. Богданушку в полость завернуть и на ледник отнести. Завтра хоронить будем.

– Прости, батюшка, но можно и в часовенку – там ночью матушка Матрёна Петровна около дочери и побудет, – из-под скрещенных рук подал голос Устин.

– Дело говоришь, старик. Но в часовенке нашей не так холодно, чтобы до завтра Богданушке там находиться. День только занялся. Пусть до вечера на леднике побудет, потом бабы обмоют, приоденут. А в домовине на ночь в часовенку отнесите, – выпрямился Светозар Алексеевич.

– А плакальщицам где плакать разрешишь, батюшка?

– Пусть у ледника воют, да погромче – убийце на устрашение! – прорычал боярин, и у Устина мороз пошёл по коже. Он хорошо знал, что может означать это рычание.

– Ох, батюшка! Не вели казнить… – подполз к нему старик, подавая своему хозяину отброшенный им ранее посох.

– Чего ещё?!

– Бояре тебя дожидаются на дворе. Боярин Усов и боярин Пешков… Они тоже узнали про беду нашу и пожелали помочь тебе в поиске убийцы…

– Сам справлюсь. На то есть моё полное боярское право. Но и от их помощи не откажусь, – шагнул к выходу боярин Скобелев. – Я иду с боярами в тёмную комнату. Веди туда немедля того мальчишку, что Богданушку нашёл… Кажется мне, что не всё он тебе рассказал.

– Сейчас, батюшка. Это мы мигом, – засуетился старик, с кряхтеньем поднимаясь на ноги.

Боярин Скобелев, выйдя за дверь, опять с силой приложился посохом по согнутым спинам своих слуг и, тяжело дыша, направился в сторону стоявших поодаль бояр Усова и Пешкова.

– Дошла до нас горькая вестушка, Светозар Алексеевич, – покачал головой введённый боярин Усов Семён Иванович. На тёмном густом меху его четырёхугольной высокой шапки ярко переливались вшитые драгоценные камни. Толстые волосатые пальцы машинально перебирали жемчужные четки. Одет он был в красный праздничный кафтан из тафты с пристёгнутым высоким воротом, также украшенный жемчугом. Под кафтаном виднелась вышитая светлая шёлковая рубашка до колен, подпоясанная зелёным атласным кушаком. Для подчёркивания дородности боярина кушак был подпоясан прямо под объёмным животом. На ногах у него красовались сафьяновые чулки, поверх которых были надеты мягкие красные кожаные сапоги.

– Скажи нам – товарищам своим – чем помочь можем? Может, словом каким, а может, и делом, – дотронулся до плеча Светозара Алексеевича боярин Пешков Антон Спиридонович, разодетый в тёмно-малиновый парчовый кафтан, с меховыми вставками по рукавам и подолу. Алая шёлковая рубашка навыпуск обтягивала его большой живот и также была подпоясана малиновым поясом с кистями из золотых и серебряных нитей. На ногах у него белели шёлковые порты, и обут он был в светло-коричневые башмаки из телячьей кожи.

– Я, конечно, за своих людей отвечаю. Но если узнаешь, что этот убийца из моих холопов, то отдам тебе его на растерзание безо всяких разговоров.

– И я готов к тому же, – важно кивнул боярин Усов. – Только ведь для допроса тебе же и дьяк Лаврентий понадобится.

– Ни к чему он мне. Да и уехал он вчера со двора с именин моих в Александрову слободу, не желая видеть представления скоморохов, – гневно стукнул посохом о деревянный настил Светозар Алексеевич. – Я и сам у себя судилище устрою такое, что убийце этому лучше прямо сейчас на осине самому повеситься. Потому что, когда я его найду, то он вскорости сам меня молить будет, чтобы я ему ускорил его смертный час. А я его обязательно найду. Вы меня знаете… – Знать-то мы тебя знаем, Светозар Алексеевич. Вот только без дьяка судилище незаконным считаться будет. Великий государь много раз напоминал всем об этом.

– Это если кто за забор слово лишнее отсюда вынесет, – упрямо, сквозь зубы, процедил боярин Скобелев. – А так я и сам введённый боярин, как и ты, Семён.

– Ну, мы-то может, и не вынесем. А вот холопам нашим платок на роток не накинешь. Да и у тебя сейчас посторонних людишек на дворе полно. Слух дойдёт до дьяка и, прискакавши сюда, он тебе под нос Судебником тыкать начнёт. Ни к чему сейчас, Светозар Алексеевич, дьяка дразнить. Он ведь, чёрт тощий, мигом Великому государю о твоём самовольстве доложит… Сам знаешь, какие времена для нас – бояр – настали, – продолжал гнуть своё боярин Усов. – Что замолчал ты вдруг?

В этот момент боярин Скобелев, не мигая, стоял и смотрел, как двое его холопов, держа в руках завёрнутую медвежью полость, осторожно несли её краем двора к леднику. Возле них суетился дворовой управитель Устин. Чуть поодаль, в ожидании его указаний, начинали натирать глаза кулаками бабы-плакальщицы в чёрном. Бояре тоже замолчали, наблюдая, как Устин отворяет низкие двери ледника, и как холопы заносят туда завёрнутое в медвежью полость тело девушки.

– Старшие-то твои сыновья уже знают о беде? – сложив руки на объёмном животе, нарушил молчание боярин Пешков.

– Устин послал гонца известить их для прибытия к погребению, – сдавленным голосом произнёс Светозар Алексеевич. – Я решил пока вас позвать на допрос. За дьяком пошлю позже…Чего тебе, Устин? – обратился он к остановившемуся на почтительном от них расстоянии своему управителю. Тот, упав на колени и сжимая в руках шапку, дребезжащим голосом спросил:

– Дозволяешь ли, батюшка, начинать бабам плакать?

– Пусть начинают, да погромче. А ты, Устин, веди ко мне в тёмную комнату того мальца, о котором ты рассказывал. Да Гаврилу позови ко мне. Может понадобиться.

– Я мигом, батюшка, – попытался резво вскочить на ноги Устин, но, подвернув ногу, завалился на бок. – Сейчас, сейчас, родимый. Это я по неловкости своей да по волнению…. – вскочил-таки он и поспешил обратно к леднику.

– Тиун-то твой, Светозар Алексеевич, несмотря на старость, службу свою исправно несёт, – неожиданно похвалил холопа Усов.

– Это правда. Устин своё дело хорошо знает, – вздохнул боярин Скобелев и направился в сторону стоявшего поодаль невысокого сруба с маленькими, зарешечёнными окошечками.

Бояре, молча, последовали за ним. И в этот момент на большом боярском подворье душераздирающе и протяжно заголосили плакальщицы. Боярин Скобелев невольно вжал голову в плечи и ускорил шаг.

Глава 5

– Ох, страшно-то как мне, мамушка, – Теодорка подошёл к матери и приобнял её со спины. – Что же они так сильно плачут? У меня прямо внутри всё дрожит…

– Да-а, прямо мураши по спине бегают, – поддержала его карлица Авдотья и покрепче прижалась к своему рыжеволосому мужу-силачу Василию.

– Оплакивают бабы загубленную душу. Красива была девка-то, Теодорка? – поедать куски пирога, спросил тот.

– Да я её толком и не видел. Мужики те сказали, мол, вот тут боярышня убитая лежит, и надо, мол, бежать к любому боярскому холопу, чтобы тот известил боярина, – присел за стол, загрустивший от доносившегося с улицы многоголосого плача мальчишка.

– А сами-то они, что не пошли докладывать своему боярину? – зло спросил Василий.

– Ясно дело – испугались, – озабоченно произнёс старик Никифор и прикрикнул на присутствующих: – Чего расселись? Вещи свои собирайте скорее. Ратмир вот-вот вернётся, а вы всё ещё не собравшись… А про боярина этого я уже говорил вам. Много наслышан о жестокости его к холопам своим. Только Великий государь над ним судья, и потому боярин может творить у себя на дворе любое беззаконие.

– И ничего ему за это не будет? – расстроено спросила Елена, запихивая в большой деревянный сундук разноцветные скоморошьи наряды.

– Ничего, милая, ничего, – вздохнул старик Никифор, складывая в котомку остатки еды со стола. – Всё надо собрать со стола. Кто его знает, как там дальше сложится. Еда нам всегда пригодится.

– Скажу сейчас богопротивные слова, но, может, за жестокость эту господь-то и наказал его через дочь? – звонкий, почти детский голос Авдотьи прозвучал из угла комнаты, где она, пыхтя, тоже укладывала костюмы в баул из мешковины. Старик Никифор не успел ничего ответить, потому что дверь в этот момент распахнулась, и на пороге показался встревоженный Ратмир.

– Сами уже вон слышите, что начали оплакивать боярскую дочь, – сказал он, схватил со стола глиняный горшок с квасом и сделал несколько глотков. Тыльной стороной ладони оттёр губы и озабоченно добавил: – Местные говорят, что убийцу ещё не нашли и что у боярина есть своя темница, где он, по полному боярскому праву, может дознание проводить. И что есть у него мастер по пыткам. Он же – заплечных дел мастер по имени Гаврила.

– Так что же нам делать, Ратмир? – с мольбой в голосе спросила Елена. – Ох, чует моё сердце, что не миновать нам боярского гнева…

– Погоди, не каркай, Олёнушка, – оборвал её старик Никифор. – Боярин хоть и жестокий, но не глупый, хотя при таком горе…

– Тихо! – неожиданно прикрикнул Ратмир и обернулся к входной двери. Все разом замолчали, и вдруг сквозь женский плач послышались чьи-то шаги, гулко отдававшиеся по деревянному настилу. Шаги приближались к их двери.

– Господи, помилуй нас! – зашептала Елена.

Все с ужасом смотрели на входную дверь. Вот шаги стихли и дверь распахнулась. Первым на порог шагнул тиун Устин:

– Мир вам, люди добрые.

– И тебе, мил человек, мира доброго, – выступил вперёд с поклоном старик Никифор. – Дело у тебя какое к нам?

– Да, но только не моё это дело, а боярина нашего Светозара Лексеевича. Уверен, что и до вас уже молва дошла о горе нашем. Бабы вон воют на всю округу, – старик внимательным взором обвёл присутствующих и остановил взгляд на мальчике.

– Да, уже наслышаны мы тоже. И передай от нас боярину низкий поклон и наши слова утешения в горе его, – поклонился ему старик Никифор.

– Передам обязательно. Только вот у меня какое дело. Малец ваш нашёл мёртвой нашу Богданушку в поле и мне первому принёс эту скорбную весть…

– Это неправда! – воскликнула Елена и поспешила прикрыть собой сына. – Это мужики ваши нашли её первой, а моего неразумного сына послали к тебе с тяжёлым известием. Сами побоялись признаться, а мальчишка должен отвечать за них!

– Так ли это, вьюноша? Что ты там за мамкиной юбкой прячешься? – обратился к Теодорке скрипучим голосом тиун Устин.

– Да, – в ужасе тихо отозвался мальчишка.

– Что ты там бормочешь?! Громче отвечай.

– Да, правду мамушка сказала. Это три мужика каких-то там, в поле, меня окликнули и попросили добежать до двора и сказать, что боярышню убили… – несмело показался из-за спины матери Теодор.

– Тут такое дело, скоморохи, – обратился ко всем присутствующим тиун Устин. – Боярин наш, Светозар Лексеевич, решил сам проводить дознание, и он прислал меня за вашим мальчиком…

– Не пущу! – отчаянно закричала Елена, прикрывая собой сына. – Нет такого права, чтобы ребёнка пытать!

– Замолчи, баба! – прикрикнул на неё тиун Устин. – С чего это ты вдруг про пытки заговорила?! Щенок твой, если невиновен, так просто и расскажет боярину, как всё было.

– Лучше меня пытайте, а его не трожьте, – сверкая чёрными глазами, не унималась Елена. Сзади к ней подошёл Ратмир и положил ей руку на плечо:

– Послушай, Елена, может пусть Теодорка и вправду расскажет боярину, как было дело.

– Зачем ты так, Ратмир?! – Елена в гневе скинула его руку со своего плеча. – Сами же с Никифором говорили только что, что боярин этот жесток и что у него даже палач есть! Вот народи себе детей, Ратмир и распоряжайся ими как тебе вздумается, а я своего сына на погибель не пущу! Хоть режьте меня живьём!

– Дура баба, – тихо проскрипел тиун Устин и обратился к старику Никифору. – Я вижу, старик, ты тут самый старший. Так поясни бабе неразумной, что, если она не подчинится, то вы все получите плетей или ещё чего хуже. Лучше не сердить боярина. Он сейчас в большой печали и в большом гневе. Выслушает боярин твоего сына и отпустит с миром, если он ни в чём не виноват. Хоть и тяжёлого характера наш боярин, но не зверь он и меру знает, – сказал тиун и невольно отвёл взгляд в сторону. В это время в распахнутую дверь заглянул здоровый косматый мужик с чёрной бородой и в чёрной сатиновой рубахе, подпоясанной тёмно-синим поясом:

– Ну, что ты там, Устин? Боярин велел поторопить тебя. Где мальчишка?

– Да тут они все, Гаврила. Иди, мы сейчас тебя догоним, – махнул ему рукой тиун Устин, и косматый мужик, кивнув, исчез из дверного проёма.

– Так как, скоморохи? – опять тихо проскрипел тиун Устин. – Даю вам совет – лучше с нашим боярином по-доброму…

– Ой, что же делать нам?! – заголосила Елена. – Он же дитё ещё совсем. Чёрт его дёрнул пойти в поле сегодняшним утром.

– Не поминай рогатого, баба, в добром доме, – недовольно сдвинул брови тиун Устин.

Неожиданно Ратмир подошёл к нему и низко поклонился в пояс:

– Разреши мне пойти вместе с мальчиком к боярину. Я мешать ничем не стану, пусть себе боярин его спрашивает. Только мальцу спокойней будет, если с ним кто-то из нас будет поблизости.

– Нет, я, я с ним пойду! – воскликнула заплаканная Елена. Она чувствовала, как дрожал всем телом прижавшийся к её спине Теодорка.

Тиун Устин опять внимательным взглядом окинул присутствующих и махнул рукой в сторону Елены:

– Баба останется здесь, а ты, скоморох, пожалуй, пойдём с нами. Веди мальца за мной. И пусть он ничего не боится, только правда нужна от него боярину.

– Ох! – только и воскликнула Елена и кинулась к Ратмиру. – Ратмирушка, присмотри за сыном моим, пожалуйста. Только тебе и доверяю я. Не дай его в обиду. Век тебя благодарить буду.

– Всё будет хорошо, – погладил её по спине Ратмир и, натянув на голову суконную расшитую шапку, протянул руку дрожащему от страха мальчику. – Пойдём, Теодорка. Не бойся, я буду рядом с тобой.

Тот посмотрел на мать, потом опять на Ратмира. Губы его дрогнули, но он пересилил себя и схватил Ратмира за руку:

– Пойдём, дяденька Ратмир, мне с тобой ничего не страшно.

– Не бойся, Теодорка, – подбодрила его карлица Авдотья.

– Вернешься, потом всё расскажешь нам, – кивнул ему силач Василий.

– И не забудь, Теодорка, боярину сто поклонов отбить большим обычаем, – напутствовал его уже у дверей старик Никифор. – На, и шапку-то, шапку-то тоже надень на голову.

– Это как – большим обычаем? – повернул голову в его сторону мальчишка, послушно натягивая на голову потрёпанную от времени чёрную бархатную шапочку.

– Идём, я тебе там покажу, – подтолкнул его в спину Ратмир.

Глава 6

Стояла жаркая, солнечная, безветренная погода. На подворье было всё также безлюдно. Кое-где в окнах срубов мелькали редкие тени, да плач голосящих женщин эхом отдавался над блестящей гладью реки.

Тиун Устин шёл впереди, подволакивая правую ногу. Он что-то шептал себе под нос и, периодически поглядывая в небо, крестился. За ним, приобняв Теодора за плечи, шёл Ратмир. Он что-то негромко говорил мальчишке, и тот, не сводя с него испуганных глаз, тихо повторял за ним какие-то фразы. Следом за ними шли два рослых боярских ратника в красных суконных кафтанах и красных же шапках с саблями наперевес. На ногах у них были тёмно-серые порты, поверх которых красовались зелёные сапоги с заострёнными носами.

Неожиданно Ратмир с Теодором услышали ещё один женский плач. Только шёл он не от ледника, где на коленях, уткнувшись в землю, голосили наёмные плакальщицы, а от большого сруба – терема, где третьим этажом располагалась большая светлица. Большие окна светлицы были завешаны кисейными шторами, и рядом с одной из них Ратмир разглядел женский силуэт, в отчаянии протягивавший руки в направлении ледника. Женщина стенала и причитала так, как может причитать только мать, потерявшая своё дитя. От этого душераздирающего зрелища у всех проходивших мимо буквально мороз шёл по коже.

– Быстрее, быстрее, – стал подгонять их тиун Устин. – Не нужно вам на терем смотреть. Узнает об этом боярин – ещё больше разозлится.

– А почему нельзя на терем смотреть? – шёпотом спросил Теодор у Ратмира.

– Потому что в теремах живут боярские жёны, дочери, сёстры… В общем, вся боярская родня женского пола, – также шёпотом ответил Ратмир, внимательно оглядываясь по сторонам.

– А смотреть-то почему нельзя? – опять повторил мальчишка.

– Потому что боярышни, как царевны, сидят в теремах, и не всякому разрешается их видеть. Особенно – простым людям. Но и самим боярышням не дозволяется покидать светлицу без разрешения батюшки и матушки. Поэтому их никого и не было вчера на нашем представлении.

– Ага, только я видел, что они вчера так же вот за занавесочками стояли и смотрели на нас. Прямо до самого конца и смотрели, – горячо шёпотом возразил Теодор.

– Да, и я заметил. Но боярину об этом не нужно говорить. Не дай бог ещё больше разозлиться.

– А на что разозлится?

– Как на что? Вот дочь его ослушалась и убежала же как-то за забор без отцовского на то согласия. Теперь мы все страдаем из-за этого. А в первую очередь она же сама и погибла от рук убийцы…

– Ждите здесь, у двери, – взмахом руки остановил их старик Устин и сам шагнул за порог небольшого сруба, стоявшего на отшибе подворья. Буквально через несколько мгновений его голова появилась в проёме входной двери, и он призывно махнул рукой:

– Идите сюда, скоморохи. Боярин с товарищами ожидает вас.

Они зашли в небольшие сени, и тут Ратмир приостановился:

– Смотри на меня, Теодор. Вот такой поклон ты сейчас начнёшь делать боярину и его гостям. Кланяться будешь вместе со мной до тех пор, пока боярин сам нас не остановит. Повторяй за мной…

Ратмир встал напротив Теодора. Сначала левой рукой он снял с головы шапку. Затем правой рукой коснулся левого плеча и уже вслед за этим, низко наклонясь, коснулся правой рукой пола. Теодор быстро повторил.

– Вот это и есть поклон большим обычаем, – произнёс Ратмир, надевая опять шапку на голову.

– Что там, Устин?! Где этот щенок?! – раздался из комнаты раздосадованный рык боярина Скобелева.

– Вот он, батюшка. Вот этот мальчишка, – тиун Устин цепко схватил Теодора за локоть и втащил его в большую, слабо освещённую комнату, с высоко расположенными, конусообразными зарешечёнными маленькими окошечками. Ратмир поспешил за ними и, ткнув Теодора в бок, начал истово класть поклоны большим обычаем. Тот спохватился и также начал усердно кланяться кому-то, кто сидел в тёмном углу за большим деревянным столом.

– А этот ещё здесь почему?! – возмущенно прорычал Светозар Алексеевич. – Я этого скомороха к себе ещё не звал.

– А ведь точно это тот скоморох, что вчера так искусно колесо крутил, огнём жонглировал, да на лютне песни исполнял, – подтвердил боярин Пешков Антон Спиридонович. – А мальчишка этот с ним же и рыжим силачом фигуры акробатические представлял…

Боярин Усов Семён Иванович внимательно посмотрел на Ратмира и промолчал.

Ратмир упал на колени перед боярами:

– Любезные бояре! Позвольте мне остаться здесь с мальцом, чтобы не так страшно ему было здесь одному. Заставьте Бога молить. Проявите милость вашу. Он же дитё ещё совсем. Я и мешать-то не буду. Здесь вот в стороночке постою, вы меня и не увидите. А он просто знать будет, что я неподалёку, и не будет сильно переживать. И, значит, сможет спокойно и хорошо всё вспомнить и рассказать вам всё, что вы пожелаете.

– Да пусть остаётся, – лениво кивнул боярин Усов. – При нём мальчишка разговорчивее будет.

– Ну, оставайся коли так, – неожиданно согласился боярин Скобелев. – И скажи мальчишке, чтобы перестал поклоны бить. А то сейчас башку себе от усердия расшибёт.

И действительно, стоявший у порога раскрасневшийся от напряжения Теодор продолжал бить поклон за поклоном.

– Стой, Теодор, остановись, – схватил его за руку Ратмир и подвёл ближе к тяжёлому деревянному столу, за которым расположились бояре.

– Всё рассказывай, как было. Ничего не скрывай, – Ратмир дал ему своё последнее напутствие и отошел в тень.

Теодор, вытянув руки по швам, дрожал от волнения и смотрел на людей, сидевших за столом, переводя влажный взгляд поочерёдно с одного боярина на другого.

– Рассказывай, щенок, – рявкнул на него боярин Светозар Алексеевич.

– Не так грозно, Светозар Алексеевич, – негромко в бороду произнёс боярин Усов. – Мальчонка и так вон от страха уже обмочился. Если так грозить, то он и вовсе заикаться начнёт, и ничего мы от него не узнаем.

– Ничего… я у любого дознаюсь, – нехотя возразил ему боярин Скобелев, но голос свой понизил и вновь обратился Теодору: – Как… как ты нашёл сегодня… мою дочь?

Теодор как зачарованный отбил ещё один поклон, нечаянно дотронувшись рукой лужи у своих ног, и рвущимся от волнения голосом стал рассказывать:

– Я сегодня утречком задал корму нашим лошадкам и пошёл за забор в поле. Хотел гнёзд перепелиных поискать. Очень люблю я птичьи яйца собирать. У меня уже их много и каких только нет…

– Дальше рассказывай, – прервал его боярин Скобелев.

– Так вот, я пошёл к пшеничному полю… А там меня мужики позвали.

– Сколько их было?

– Трое, трое мужиков было, боярин, – сминая от волнения в руках шапку, стоял перед ними Теодорка.

– И что они сказали тебе?

– Сказали, что вот тут в пшенице боярышня лежит мёртвая и что нужно мне бежать на двор и сказать любому боярскому холопу о своей находке.

– А сами они, почему не захотели сообщить эту весть?

– А сами они трусили сильно и просили не говорить, что это они попросили…

– Похоже, не врёт, малец-то, – наклонив голову к столу, тихо произнёс боярин Усов.

– А узнать ты этих мужиков сможешь? – спросил боярин Скобелев, не спуская с Теодора тёмного мрачного взгляда.

– Конечно, смогу, боярин. Я же их, как вас сейчас, видел, – воскликнул Теодор.

– Обещали ли они тебе плату какую за этот донос? Ну, чего глаза-то опускаешь? Прямо мне смотри и отвечай, как подобает юноше, – негромко произнёс боярин Усов.

Теодорка быстро-быстро заморгал глазами, рот у него скривился и, неопределённо пожав плечами, он уставился в глаза боярину Усову и с трудом выдавил из себя:

– Да – обещали. Пять копеек обещали.

– Ишь ты, не пожадничали, – покачал головой боярин Усов Семён Иванович. – Богато живут твои холопы, Светозар Алексеевич. Пуд ржи, однако, можно купить.

– Вот мы про то сейчас всё и узнаем. Эй, Устин, иди на двор и зови всех мужиков. Всех до единого! – вызверился боярин Скобелев.

– Бегу, уже бегу, батюшка! – неожиданно из тени в углу комнаты появился Устин и, торопливо поклонившись боярам в пояс, исчез за дверью.

– Иди-ка и ты сюда, скоморох, – неожиданно боярин Скобелев обратился к стоявшему поодаль Ратмиру и махнул рукой Теодорке: – Ты, малец, брысь в угол и сиди тихо, пока не понадобишься.

Теодорка растерянно заморгал глазами, но подошедший к нему Ратмир приобнял его за плечи и слегка подтолкнул в спину: – Всё хорошо, Теодор. Успокойся и иди, посиди вон в том углу. Потом, когда всё кончится – пойдём к нашим. С боярского позволения, – громко добавил он, кинув быстрый взгляд на сидевших за большим столом бояр.

– Всё только начинается, – вздохнул боярин Пешков. – Скажи-ка мне, скоморох. Вот годами-то ты уже мужик, а борода твоя где? Иль ты нехристь какой? Иль басурманин?

Ратмир проводил взглядом исчезнувшего в тёмном углу Теодора и покачал головой:

– Доля скоморошья такая. В нашем деле бабам возможности играть мало, а потому приходится нашему брату за них отдуваться – в танце или в былине какой за бабу играть. Очень народу нравится, когда мужик дуру-бабу забавно изображает. А с бородой да усами это невозможно.

– Кинжалом каким морду-то свою шкребёшь? Ишь, какая гладкая, – произнёс неодобрительно боярин Пешков и спохватился: – Ох , не о том я… Прости, Господи, душу мою грешную. Нечего тут нам зубы заговаривать! Отвечай, вчера вечером и в ночь, где был?

– Так вечером на именинах боярина Светозара Алексеевича мы потешки представляли. И ваша светлость, и гости ваши, и холопы – все нас видели. Мы все на круг и выходим представлять, народ потешать. Все мы на глазах честного люда и были, пока представление продолжалось.

– Ну, это ещё мы проверим, – хмыкнул в бороду боярин Пешков.

– Видел ли ты когда-нибудь дочь мою? – неожиданно спросил Светозар Алексеевич, устремив на скомороха пристальный взгляд.

– Никак нет, боярин. Не приходилось. Все знают, что боярские бабы да девки в светлицах сидят, и дни свои в молитвах проводят, да рукоделием занимаются, – чинно склонил голову Ратмир.

– Чьих ты будешь, скоморох? Родом откуда? – спросил Пешков.

– Не знаю, боярин. Я ведь с малолетства в скоморохах. Ни отца, ни матери ни разу в глаза не видывал. Горько мне – сиротинушке,– жалобно произнёс Ратмир и потёр глаза рукавом кафтана.

– Ну-ка прекращай нам тут комедию ломать. Вашу лживую породу скоморошью за километр чую, – стукнул кулаком по столу боярин Скобелев. – Я бы вас на свой двор и близко не подпустил, если бы не боярин Саврасов Лука Дементьич. Развлеки, говорит, своих гостей. Говорил, что больно ловкие вы на фокусы всякие да на упражнения разные.

– Так оно же так и было, Светозар Алексеевич, – зевнув в широкую ладонь, произнёс боярин Усов. – Выступали они хорошо. С огнями, с факелами, с песнями…

– Не нравишься ты мне, паря. Смотришь в глаза прямо, говоришь смело. Нет в тебе ничего холопского, – покачал головой боярин Пешков. – Важного разговора избегаешь. Последний раз спрашиваю: где ночью ты был, после того как представлять закончили? Говори, иначе получишь прямо сейчас плетей боярских. Так ведь, Светозар Алексеевич?

Тот согласно кивнул:

– Гаврила уже давно заскучал в своём подвале.

Ратмир рухнул на колени и заголосил:

– Ой, простите, люди добрые! Грешен я… Не должен был пользоваться боярской добротой, но лукавый меня окрутил и не сумел я удержаться…

Боярин Усов, поставив локти на стол, прикрыл лицо руками и из-под пальцев продолжал смотреть на происходящее. В прищуренных глазах его прыгали то ли огоньки от факелов, освещавших комнату, то ли бесенята.

– Замолчь, сучий потрох! Рассказывай, где был! – рявкнул боярин Скобелев и, встав из-за стола, направился к Ратмиру.

– Ой, прости меня, боярин! Не погуби душу грешную! Я же мужик, боярин и очень баб люблю…

– Ну… – грозно возвысился над ним боярин Скобелев.

– С бабой я был, боярин, – продолжал уже тихо Ратмир, стоя на коленях и прикрывая голову скрещёнными руками. – Холопка твоя. Прости, что без твоего на то согласия. Только и бабы ко мне уж очень благоволят. Прямо иногда и не знаю, какую предпочесть.

– Ах, ты – недоносок! – боярин Скобелев ударил ногой стоявшего на коленях Ратмира в бок и сам еле удержался на ногах. – Как ты посмел на моё добро позариться, смерд?!

– Прости, боярин! Это я по дурости своей, по недомыслию, – завалился навзничь Ратмир, продолжая из-под скрещённых рук внимательно следить за действиями боярина Скобелева.

– Пусть имя назовёт холопки, Светозар Алексеевич, – гневно подсказал боярин Пешков. – И ей самой потом тоже плетей всыпать, чтобы не смела чужаков привечать! У тебя на подворье своих кобелей хватает!

– И то дело! – подал голос боярин Усов. Он убрал руки с лица и, сложив их на животе, продолжил наблюдать за происходящим. – Баба-то нам и скажет, был этот скоморох с ней всю ночь, или бегал куда на часок-другой. Только плетьми бабу сечь не нужно, Антон Спиридонович.

– Это ещё почему такое? – удивился боярин Пешков. – Она же холопка!

– Молодые холопки очень даже красивые могут быть. Такая и самому может сгодиться. Так зачем же её лицо безобразить? А то и продать можно, – неторопливо пояснил боярин Усов, равнодушно глядя на лежащего на полу Ратмира, продолжающего прикрывать голову руками.

– Так и быть, сейчас посмотрим, что это за фря, что решилась на моём дворе чужака облагодетельствовать, – тяжело вздохнул боярин Скобелев и погрозил Ратмиру тяжёлым посохом. – Сказывай имя той бабы, смерд, а то быть тебе сейчас на дыбе!

– Лукерьей бабу кличут, боярин. Только не обижай её за доброту и ласку ко мне… Ты обещал, боярин, – приподнял голову Ратмир.

– Боярское слово – крепкое слово! – твёрдо произнёс боярин Усов, глядя прямо в глаза Ратмиру. Тот кивнул и опять поднялся на колени.

– Которая из них? На подворье две бабы с таким именем. Жёнка кузнеца Прохора, да дочка тиуна моего Устина, – нахмурил брови боярин Светозар Алексеевич.

– Я и не спрашивал у неё, чьих она, – пожал плечами Ратмир. – Только вчера на потешках девка танцевала браво, да глазами сверкала – прямо слепила. Там мы с ней и сговорились. Дело-то молодое…Годков семнадцать ей…

В тёмном углу кто-то негромко охнул.

– Что, Устин, охаешь там?! – крикнул в тёмный угол боярин Светозар Алексеевич. – Опять твоя шалава мужикам в штаны заглядывает…

– Ох, батюшка! И ума не приложу, что с ней делать-то! – из тени шагнул старик Устин и упал перед хозяином на колени. – И крапивой её по одному месту стегал, и розгами… Почитай каждодневно учу уму-разуму. А только никак не могу сладить с ней…Стыдобушка моя… Не вели казнить, боярин, дуру окаянную!

– В монастырь отошлю распутницу. Не посмотрю на твои заслуги, Устин! Ни стыда, ни совести у твоей дочери! – стукнул посохом об пол вконец разгневанный Светозар Алексеевич. – Тащи сюда её за космы!

Раздосадованный Устин вскочил с колен и исчез за дверью.

– А тебя, гуляка, – обратился боярин Скобелев к Ратмиру, стоявшему перед ним на коленях, – тоже нужно высечь, чтобы место своё знал и по чину утехам предавался.

– Не губи, боярин! Головой своей клянусь, что ни на одну бабу на твоём подворье и глазом не гляну. Даже, если она сама вокруг меня хвостом вертеть начнёт, – умоляюще сложил ладони Ратмир.

Через короткое время в сенях послышались шаги, и на пороге в полумраке показался Устин, тащивший за руку испуганную упиравшуюся девушку лет семнадцати. Войдя в комнату и увидев присутствующих, она тут же прикрыла лицо рукавом рубахи и начала тихонько подвывать.

– Замолчи, дура! – рявкнул на неё боярин Пешков. – Говори быстро, был этот кобель у тебя сегодня ночью или нет?

Девушка, не отрывая руки от лица, закивала головой.

– У-у-у, шалава! – с презрением посмотрел на неё боярин Пешков. – Подстилка ты подзаборная. Разве же какой добрый человек захочет жениться на такой… Да уж, Устин, слышал я, что девка твоя слаба на передок, но не думал, что и скоморохами она не побрезгует. Тьфу, мерзость!

Бледный, взмокший от душевного волнения Устин, обречённо кивал:

– Да, батюшка, Антон Спиридонович, слова твои верные. Стыдоба-то какая мне на старости лет…

– А скажи-ка нам, Лукерья, ходил ли куда от тебя ночью этот скоморох? – неожиданно любезным голосом спросил боярин Усов.

Подвывающая девица отрицательно замотала головой.

– Словами говори! Нечего тут башкой своей трясти. Да руку убери от лица своего бесстыжего. Нечего теперь тут из себя неприступную крепость изображать, – опять стукнул кулаком по столу боярин Пешков. – Точно ли он от тебя никуда не уходил?

– Точно, боярин, точно, – сквозь слёзы проговорила Лукерья. – Ратмир мне всю ночь покоя не давал. Уж больно горяч да ловок он…

– Тьфу, дура! – сплюнул в сердцах боярин Скобелев. – Тебя не об этом спрашивают… Всё, пошла вон отсюда, бесовское отродье! Всыплешь ей плетей сегодня сам, Устин, чтобы месяц сидеть не смогла!

Как только захлопнулась дверь за Лукерьей, так из-за стола поднялся боярин Усов и подошёл к стоявшему на коленях Ратмиру.

– Повезло тебе, скоморох, что баба врать не стала. А то ведь могла и не признаться в греховном. И висеть бы тогда сейчас тебе на дыбе за лжесвидетельство…

– Ладно, отпустим его с мальчишкой пока, – хмуро произнёс боярин Скобелев. – Идите к своим, скоморохи, но передайте, что никто не уйдёт со двора, пока я не найду убийцу. Кормить, поить вас будут. И за лошадьми вашими присмотрят. Но за ворота даже шагу не сметь сделать.

– Благодарствуйте, бояре, – поклонился им в пояс Ратмир и призывно махнул рукой Теодорке. – Век не забудем вашей доброты. А мы обождём, сколько скажете, – и, подталкивая в спину подбежавшего к нему мальчишку, шагнул вместе с ним за дверь.

Боярин Скобелев тяжело опустился на лавку и покачал головой:

– Тошно мне, ох, тошно мне, бояре. Там на леднике девочка моя безвинная мёртвая лежит. А мы здесь басни скомороха про гульбища слушаем. Придушил бы его собственными руками…

– Его-то за что? – удивился боярин Усов. – Пока вроде бы всё складно рассказывает.

– Да хоть за то, что он – смерд и кот блудливый – жив. А Богданушка моя уже никогда не встретит меня у дверей своей светлицы и не засмеётся своим звонким, девичьим смехом! – стукнул кулаком по столу боярин Скобелев.

– Горе твоё, Светозар Алексеевич, мы все с тобой разделяем и готовы помочь всем, что тебе надобно будет…

В это время скрипнула входная дверь, и в полумраке нарисовалась высокая фигура одного из слуг-ратников. Фигура склонилась к тиуну Устину и, что-то прошептав ему на ухо, исчезла за дверью. Устин тут же кинулся к боярам и взволнованно замахал рукой в сторону двери:

– Там, там дьяк Лаврентий воротился… Тебя батюшка, Светозар Лексеевич, требует…

– Это же кто ему успел так быстро сообщить? – задумчиво почесал переносицу боярин Усов. – Ты ведь, Светозар Алексеевич, ещё никого не послал за ним?

– Думал только сейчас отправить к нему гонца в Александрову слободу, – растерянно пожал плечами боярин Скобелев.

– А я сразу предупредил тебя, Светозар Алексеевич, что в нынешние времена лучше всё делать по Судебнику, – назидательно произнёс боярин Пешков. – Не миновать теперь нам гнева Великого государя. Как пить дать – донесёт ему дьяк Лаврентий, что допрос учинили не по Судебнику, без него. Сами же знаете, что Лаврентий с прошлого лета в кумовьях у самого Саввы Печёрского.

– Кто же ныне не знает наиглавнейшего опричника Савву Печёрского… – пробормотал с досадой боярин Усов. – Вот как надо службу свою нести, чтобы при дворе Великого князя все теперь этому Савве Печёрскому в ноги кланяются!

– Твоя правда, Семён Иванович. Тяжёлые времена наступили для нас – бояр, – кивнул головой боярин Пешков. – Нет у Великого государя прошлого расположения к нам. Доверяет он теперь только своим опричникам, а нас, подчас, и за людей считать не хочет. Вон, разрешение приехать к тебе на именины, Светозар Алексеевич, у него еле выпросили. Не хотел отпускать. При дворе, сказал, мы нужнее. А там при дворе-то теперь опричники всем заправляют. Боярам иногда и места на лавке нет – везде люди Саввушки Печёрского понасажены.

– Пойду, встречу дьяка, – мрачный боярин Скобелев шагнул к входной двери. – А вы – рты свои на замок! Не должен он такие речи услыхать. Иначе не миновать нам всем ещё большей беды.

Боярин Светозар Алексеевич шагнул за порог и невольно прищурился от яркого летнего солнца. Навстречу ему в сопровождении четверых своих ратников торопливо семенил высокий худой, как жердь, дьяк Разбойного приказа Лаврентий. Скудная бородёнка развевалась на ходу, и длинные сальные серые волосы свисали сосульками из-под богато украшенной меховой шапки вдоль длинной жилистой шеи.

– Услышал я про несчастье в доме твоём, Светозар Алексеевич, и тотчас же вернулся, – неожиданно высоким голосом заговорил дьяк. – Горе горькое – пережить дитя своё. А ведь предупреждал я тебя и приятелей твоих, Светозар Алексеевич, что не к лицу добрым людям на своём дворе гульбища устраивать, да нечистого развлекать. Православным ни к чему про языческие да иноземные бесовские забавы знать. Так нет же, не послушал ты меня, боярин… – Не терзай ты мне сейчас сердце и душу, дьяк Лаврентий! Сам себя казню я сейчас, что дочь не уберёг, – рвущимся от боли голосом произнёс боярин Скобелев. – Вот собирался сейчас за тобой гонца послать. Дознание буду проводить…

– Да и я поэтому и возвернулся. Ну, думаю, не дай бог, Светозар Алексеевич, задумает в сердцах без меня дознание учинить. Как же мне потом Великому государю докладывать-то об этом?! А и не доложить нельзя, если дознание не по правилам…

– Потому и вывел всех своих холопов на двор, чтобы при тебе начать дознание, – глухо в бороду произнёс боярин Скобелев. – Мальчишка, что первый принёс тяжёлую весть, должон сейчас узнать мужиков, что ему эту весть велели сюда на двор передать

– А ты, я смотрю, всё-таки время зря не терял, – покачал головой дьяк Лаврентий. – Ещё раз предупреждаю тебя, Светозар Алексеевич – не балуй с огнём. Сильно вы, бояре, досадили Великому государю. Так ведь и до ссылки рукой подать.

– Все под Богом ходим, – пробормотал боярин Скобелев и окликнул стоявшего поодаль в полупоклоне тиуна Устина. – Иди, Устин, зови сюда гостей моих – боярина Пешкова и боярина Усова. Скажи, что дьяк Лаврентий и я поджидаем их для проведения дознания.

– И бояре у тебя загостились, Светозар Алексеевич, – хмыкнул дьяк Лаврентий. – А Великий государь их, наверное, при своём дворе на службу ожидает, а?

– Не сердись, дьяк Лаврентий. Отпросились они у него на два денёчка. Сегодня же и отбудут на службу. Видя горе моё, взялись они помочь в дознании…

В этот момент в их сторону со стороны темницы неторопливо и вальяжно направились боярин Пешков и боярин Усов. Дьяк с усмешкой глянул на них и тут же нахмурился:

– Рассказывайте, что тут у вас произошло?

Дьяк внимательно выслушал бояр, тиуна Устина. Побывал он и на леднике, где молча, осмотрел окоченевшее тело погибшей девушки.

– Что думаешь теперь делать? – спросил он у боярина Светозара Алексеевича.

– Первым делом прикажу повесить на воротах холопа Артёмку, что ворота охранять должен был. С его упущения Богданушка за ворота вышла без моего разрешения, – жёстко произнёс боярин Скобелев.

– Ну, вешай, раз так решил, – важно кивнул головой дьяк. – Да и выгони во двор своих холопов на это посмотреть, чтобы всем им впредь наука была к послушанию и усердию. А этим бабам запрети выть, пока дознание буду проводить, а то уже голова разболелась от их воя, – махнул рукой в сторону плакальщиц.

Через несколько мгновений на подворье наступила тишина. Посередине двора, ближе к воротам, уже был установлен навес с белым полотняным верхом, под которым поставили деревянные лавки, застеленные кусками мягких материй, и деревянный же стол с запотевшим жбаном холодного кваса и деревянными расписными ковшами.

Дьяк и бояре расположились на лавках. Вокруг навеса стали четверо ратников с саблями наперевес. Несколько других так же одетых молодых мужчин быстро шныряли по избам и постройкам, находившимся на дворе, и молча, взашей выталкивали оттуда всех, кто попадался под руку. Всё это происходило в странной тишине, даже малые дети испуганно смотрели на происходящее и молчали.

– Больше никого нет, – доложил один из ратников тиуну Устину. – Остались только потешники в своей избе.

Тот поклонился боярам и передал им его слова.

– Так скоморохи ещё здесь?! – гневно обернулся к боярину Скобелеву дьяк Лаврентий. – Не их ли поганых рук это дело?! Вот повесишь сейчас холопа своего, и сразу за них возьмёмся. Ох, зря ты вчера не послушался меня, боярин! Я же тебе говорил, что все эти бесовские забавы только беду и несут, – и обратился к тиуну Устину: – Давай скоморохов тоже сюда. Сейчас и до них очередь дойдёт. Чует моё сердце – не обошлось тут без их подлой натуры.

– Ну, раз дьяк Лаврентий взялся за дело, то нам тут и делать уже больше нечего, – неожиданно заявил боярин Усов. – Благодарю тебя, Светозар Алексеевич, за то, что пригласил на именины. А мне уже нужно торопиться, делами заниматься при Великом государе. Служба требует…

– Ишь ты, про службу вспомнил, – ухмыльнулся дьяк Лаврентий. – Я уже давно приметил, что не любишь ты, Семён Иванович, при таких представлениях находиться. Тебе же богопротивных скоморохов интереснее смотреть. Да ещё и сам бы с ними ногами своими бы притоптывал бы, да?

– А почему бы и не приплясывать, если сам царь не брезгует ими, – вполголоса огрызнулся боярин Усов, вальяжно приподымаясь со скамьи.

– Что ты там себе в бороду бормочешь? – вскинул голову дьяк Лаврентий. – Думаешь, что я не расслышал, что ты там батюшку-царя упоминаешь?

– Я говорю, дьяк Лаврентий, что и у нашего батюшки-царя есть свои скоморохи. Каждый раз их рожи в царских палатах вижу…

– Да уж, есть такой грех за нашим царём, – вздохнул дьяк Лаврентий. – И я ему уже выговаривал, и царица-матушка, что не богоугодное это дело. Нет же, на вечерние трапезы каждый раз требует их приводить…

Боярин Усов с усмешкой глянул на озабоченного дьяка, потом перевёл взгляд на боярина Пешкова:

– Ты, Антон Спиридонович, едешь или остаешься здесь?

– Пожалуй, останусь, если дьяк Лаврентий не против.

– Да не против я, не против, – махнул тот. – Великому государю доложи, что я попросил боярина Пешкова остаться, чтобы помочь дознание проводить.

– Тогда с вашего позволения удаляюсь я, – заторопился боярин Усов и подал знак своим слугам, стоявшим в стороне. Те тут же засуетились, готовясь к отъезду.

– Проводить нужно, – с каким-то безразличием в голосе произнёс боярин Скобелев и медленно поднялся со скамьи.

– А ты иди и проводи, Светозар Алексеевич, – кивнул дьяк Лаврентий. – И возвращайся к нам поскорее. А то мне тоже к вечеру нужно быть у Великого государя с докладом. Поспешить нужно с дознанием. Гаврила твой очень даже сейчас может понадобиться.

– Гаврила уже ждёт в своей каморке, – ответил боярин Скобелев и направился к распахнутым воротам, куда уже подъехала повозка боярина Усова. Вокруг повозки гарцевали на породистых скакунах его ратники.

В это время несколько ратников боярина Скобелева ворвались в избу, где находились скоморохи, и с криками принялись выгонять их из избы.

– Да что же вы делаете, гады?! – тоненько запищала карлица Авдотья, отбиваясь коротенькими ручками от тащившего её за шкирку, как котёнка, рослого ратника.

– Что же это делается, люди добрые?! Ратмир, да скажи ты им, что боярин уже допрашивал вас! – закричала Елена, отталкивая от сына Теодорки другого ратника.

– Ничего не знаем! Велено доставить вас всех на допрос к дьяку. Живо все на двор и молчать! – метались по комнате боярские слуги, выталкивая растерянных скоморохов из избы.

– Не нужно, Василий! Хуже будет, – Ратмир перехватил за руку рыжеволосого силача, собиравшегося ударить чугунной гирей одного из боярских слуг. И крикнул, обращаясь к своим товарищам: – Не сопротивляйтесь. Спокойно выходите во двор. Всё будет хорошо… Сейчас во всём разберутся, только успокойтесь все!

– Да иду я, иду! – прикрикнул старик Никифор на ретивого ратника, пытавшегося вытолкать его взашей из избы. – Не видишь, что ли – старый я! Не могу так быстро.

Перепуганный Теодорка держался за мамкину руку и прижимался к Елене в поисках защиты.

– Всё! Все уже выходят! – крикнул Ратмир чересчур усердным ратникам и оттолкнул одного из них, протянувшего было к нему свои руки. – Тебе же сказано, что все сами выходят!

– Ты ещё и перечить мне тут будешь! – замахнулся на него саблей разозлившийся ратник. Ратмир уклонился от удара, ловко махнул рукой – и каким-то чудесным образом сабля оказалась у него в руке. Он тут же бросил её под ноги оторопевшему ратнику: – Держи свою сабельку. В следующий раз смотри, на кого лезешь.

В тот момент, когда боярские слуги выгоняли скоморохов в толпу людей, находившуюся во дворе, несчастный охранник ворот Артемка уже корчился на импровизированной дыбе: на высокие ворота была перекинута толстая канатная верёвка. Один её конец был привязан к кистям заведённых за спину рук холопа. Второй конец находился по другую сторону забора в руках троих боярских ратников. По команде Гаврилы эти трое то подтягивали верёвку, и тогда несчастный Артемка с нечеловеческими криками взмывал вверх с вывернутыми в суставах руками, то опускали вниз, и тогда он просто шлёпался на землю как мешок с картошкой и тоже кричал от боли.

– Смилуйся, боярин, Христа ради! Не выходила боярышня через ворота! – кричал Артёмка, не сводя умоляющих глаз со своего хозяина. По его опухшему, разбитому лицу и светлой бороде текла кровь, пачкая изодранную светло-зелёную рубаху. – Нет моей вины, боярин! Клянусь всеми святыми – не выходила она за ворота!

– А как же она оказалась в поле?! – фальцетом, стараясь его перекричать, с ухмылкой визжал ему в ответ дьяк Лаврентий. – Врёшь ты всё, подлая твоя душонка! Без особого усердия ты свою службу исполнял. Давай, Гаврила, вздёрни его ещё разок!

Тот согласно кивнул и трубно рявкнул в сторону ворот:

– А ну, поддай там!

Через секунду тело Артёмки с жуткими криками опять взмыло ввысь. У Теодорки перехватило дыхание, и с закатившимися глазами он ничком упал на землю. Ратмир с Еленой тут же опустились рядом с ним на колени и начали приводить мальчишку в чувство.

Через некоторое время прямо на деревянных входных воротах под невольный громкий стон присутствующих задёргалось повешенное за шею крепкое, мускулистое тело тридцатилетнего холопа Артёмки. Из раззявленного рта на посиневшем от удушья лице донеслись последние предсмертные хрипы, и по судорожно сучившим в агонии ногам в серых штанах обильно потекла жёлтая моча.

Бояре и слуги, молча, наблюдали за происходящим. В толпе послышались сдавленные всхлипывания и гул. Скоморохи держались плотной кучкой. Побледневший от гнева Ратмир не сводил взгляда с дьяка Лаврентия, по лицу которого моментами пробегала странная ухмылка.

– Это в назидание всем холопам и смердам, ослушивающимся исполнять приказания своих господ! – тоненько взвизгнул он присутствующей толпе. – Если бы этот холоп верно исполнял бы свои обязанности, то и не случилось бы горе с дочерью боярина Светозара Алексеевича. Эй, там! Гаврила, скажи, чтобы верёвку эту закрепили, и пусть этот бесстыжий обманщик повисит на воротах до вчера. А потом выкиньте его в поле на съедение диким зверям.

Дьяк Лаврентий с удовлетворением посмотрел на боярина Скобелева:

– Вот видишь, Светозар Алексеевич, так мы с тобой да с Антоном Спиридоновичем быстро до правды доберёмся. И будет твоя дочь отомщена, я тебе обещаю. Эй, там, – крикнул он стоявшим вокруг толпы боярским ратникам. – Давайте в круг скоморохов. Сейчас мы быстро всё узнаем. Ведь кроме них здесь никого чужих-то и не было.

– Господи, помилуй нас! – только и выдохнула Елена, прижав к себе сына.

Под молчаливое согласие толпы скоморохов вытащили в центр круга прямо перед большим столом, за которым восседали бояре и дьяк.

– Этот мальчишка принёс тебе страшную весть, тиун Устин? – фальцетом произнёс дьяк Лаврентий, обращаясь к стоявшему у них за спиной управителю Устину.

– Он самый, – испуганно склонился к нему седовласый старик Устин. – Только осмелюсь доложить…

– Что ты ещё хочешь доложить?! – недовольно обернулся к нему дьяк.

– Да нет, ничего, ничего… – суетливо пробормотал старик и застыл в поклоне.

– Ну и стой, тогда, себе молча. Не лезь, пока самого не спросят, – дьяк повернулся к скоморохам и, внимательно поочерёдно оглядев их, приказал: – Баб пока в сторону. А мальчишку – на дыбу.

– Нет!!! – от отчаянного крика Елены вздрогнула вся толпа. Она подбежала прямо к столу и упала на колени перед сидевшими за столом. – Смилуйтесь, люди добрые! Не трогайте мальчишку! Он же уже сказал, что первыми нашли боярышню твои люди, боярин Светозар Алексеевич. Что же ты молчишь?! Ты же уже допрашивал мальчишку!

– Вот как! – деланно удивлённо приподнял брови дьяк Лаврентий и повернул голову к боярину Скобелеву. – Правду ли говорит эта баба, Светозар Алексеевич? Ты всё-таки начал допрашивать людишек без меня? Как мне это понимать?

– А я его предупреждал, дьяк Лаврентий, что без тебя никак нельзя, – вздохнул боярин Пешков. – Только ведь отцовское горе безутешно. Не стал меня слушать Светозар Алексеевич – начал дознание проводить. Очень уж ему хотелось скорее найти убийцу своего дитятко.

– В таком случае я уже ничего поделать не могу, – пожал плечами дьяк Лаврентий. – Не могу я обманывать Великого государя и должен буду ему сегодня же сообщить, что боярин Скобелев нарушил правила главного закона нашего – Судебника.

– Воля твоя, дьяк Лаврентий, – кивнул головой боярин Пешков и посмотрел прямо в глаза боярина Скобелева. – Только ведь, дьяк Лаврентий, мы могли бы, и понять убитого таким горем отца.

У боярина Скобелева в глазах появилось недоумение.

– Понять-то можно, – негромко прозвучал тонкий голосок дьяка Лаврентия. Он задумчиво постучал по деревянному некрашеному столу костяшками пальцев и посмотрел мимо боярина Пешкова куда-то ему за спину.

– Так сотвори такую милость, дьяк Лаврентий, – так же тихо произнёс тот, пытаясь поймать взгляд дьяка. – Назови свои условия.

Дьяк перевёл взгляд на боярина Пешкова и хмыкнул:

– Нравишься ты мне, Антон Спиридонович. Всё ловишь на лету. А вот только от самого Светозара Алексеевича я ничего не слышу. А то может он всё по-другому думает. А, Светозар Алексеевич?

Массивная фигура боярина Скобелева напряглась, в глазах было полыхнул огонь, но он тут же опустил голову и невнятно пробормотал:

– Нет, нет, дьяк Лаврентий. Всё правильно сказал боярин Пешков. В горе своём я своеволие проявил. Будь милостив, не доноси Великому государю. Отблагодарю.

– Ох-хох-хоюшки… благодарность дело, конечно, нужное, но не самое главное. Главное – честно служить Великому государю и отечеству, – притворно озабоченным тоном произнёс дьяк, что-то записывая гусиным пером на листочке. Вздохнул и, пододвинув листок к боярину Скобелеву, добавил: – Вот ведь не хватает на нашем монашеском подворье в Акинфеевке – ни животины, ни птицы, ни кормов. Я тут всё записал, чтобы тебе, боярин Светозар Алексеевич, не забыть бы чего. Вот в конце недели и доставь всё туда. Монахи сами разберутся там – что к чему. Или возражения какие будут?

– Нет, дьяк Лаврентий, никаких возражений. Всё ты правильно говоришь. Святое дело – монахам посильную помощь оказать, – торопливо произнёс боярин Пешков и схватил листок. – Я сам прослежу, чтобы всё было исполнено, как ты сказал. А то Светозар Алексеевич в горе своём может и упустить чего.

– Услужлив ты и умён, Антон Спиридонович. При случае похвалю тебя Великому государю. Пусть знает, что и среди бояр у него остались ещё усердные к службе верные люди, – кивнул головой дьяк Лаврентий и посмотрел на стоявшую до сих пор на коленях перед ними женщину. – А теперь давайте продолжим. Я так понимаю, что это мать того мальчишки, что принёс тебе недобрую весть. И правда ли, что это не он первым нашёл твою дочь, Светозар Алексеевич?

– Мальчишка так говорит. А вот, правда или нет – мы не успели ещё проверить, – глухо произнёс боярин Скобелев. – Пригнали всех мужиков, что есть здесь у меня на подворье, чтобы он показал, кто из них приказал ему бежать сюда с… с этим известием.

– Меня сейчас больше интересует не то, кому и что сообщил мальчишка. Меня интересует, кто мог совершить такое злодейство. Хочу посмотреть на мальчишку. Выведите его сюда, – махнул холопам рукой дьяк Лаврентий. Те кинулись к стоявшим особняком в толпе дворовых людей скоморохам.

– А-а-а, дяденька Ратмир… я боюсь, боюсь! – горячо зашептал Теодорка, вцепившись в руку Ратмира и прижавшись к нему всем телом. – Я не хочу на дыбу!.. Пожалуйста, миленький дяденька… пойдём со мной… мне с тобой не так страшно. Пожалуйста, дяденька Ратмир!

– Не бойся, Теодорка. Я пойду с тобой. Не трогайте его! Я сам его сейчас выведу, – прикрикнул на слуг Ратмир и, приобняв мальчишку за плечи, вышел вместе с ним в круг перед боярским столом.

Стоявшая на коленях Елена протянула, было, руки к сыну, но, поймав взгляд Ратмира, быстро прижала их к груди и выжидательно замерла.

– Баба, пошла прочь отсюда, – скомандовал ей дьяк и, оценивающе посмотрев на Теодорку, покачал головой. – Нет, этот ещё совсем юнец. Пошёл вон отсюда, щенок, вместе со своей мамашей!

Не веря своим ушам, Елена с Теодоркой переглянулись и, не скрывая радости, кинулись друг другу в объятия и поспешили скрыться в толпе. Ратмир вздохнул с облегчением, и тоже направился было к стоявшим неподалёку скоморохам.

– А ты – стой! – неожиданно он услышал обращённый к нему голос дьяка Разбойного приказа Лаврентия. Ратмир обернулся и увидел, что дьяк смотрит прямо на него и машет ему призывным жестом.

– Иди-ка сюда, скоморох! – писклявый голос дьяка не предвещал ничего хорошего. – Я так понимаю, бояре, что до этого безбородого фигляра вы не успели добраться, – с усмешкой произнёс дьяк Лаврентий.

– Сказали же уже, дьяк Лаврентий, что послали за тобой человека, да боярин Скобелев в горе своём поспешил только начать дознание, – развёл руками боярин Пешков и покачал головой.

– Ну, ладно, ладно, не сомневаюсь я, что так и было, – опять ухмыльнулся дьяк Лаврентий и с довольным выражением лица махнул рукой в сторону Ратмира. – Вот с кого нужно было начинать, бояре. Вы только посмотрите на этого скомороха. Один вид его заставляет думать о его неблагонадёжности. Бесовское отродье – эти скоморохи. Вместо того, чтобы усердно трудиться на благо отечества и господина своего, сеять хлеб или пасти скотину какую, они мотаются по всей матушке Руси. Праздношатающиеся людишки без роду и племени. Не знающие корней своих. Не гнушающиеся ничем – ни воровством, ни конокрадством, ни прелюбодеянием…Соблазняющие честных людей бесовскими картинками, мерзкими сценками на господ и праведных служителей церкви. Исполняющие богопротивные песенки и танцы. Искушающие ваших детей угодными нечистому речами и образами. Таких надо вешать и жечь огнём сразу – без всякого дознания и суда. А некоторые очарованные этим бесовским отродьем уважаемые граждане зовут их к себе на двор, чем вводят в искушение себя, близких и холопов своих. И вот он – результат такого проступка. Вчера все вы скакали тут с этим отродьем в мерзких плясках и слушали его мерзкие песенки, а сегодня плачете горькими слезами о погибшей боярышне и страшитесь праведного дознания, – тонкий фальцет дьяка неожиданно смолк.

На дворе стало тихо. Ратмир стоял перед боярами и, внимательно слушая дьяка, вёл безмолвный разговор со своими товарищами. Он перекидывался взглядами с рыжим Василием, стариком Никифором, мысленно прикидывал расстояния до забора, до ворот. Пока дьяк говорил, в толпе незаметно растворились и исчезли карлица Авдотья и Елена с сыном.

Ратмир ещё раз вопросительно глянул на старика Никифора, но тот подмигнул ему, и в глазах Ратмира запрыгали чёртики. Лёгкая улыбка тронула уголки его губ.

– Ну, так что, бояре?! – вновь тишину пронзил резкий фальцет дьяка Лаврентия. – Я даже уверен, что этот скоморох и убил боярскую дочь. А, если и не он, то кто-то из его сотоварищей. Поэтому считаю возможным его первым сейчас вздёрнуть на дыбу, и он нам вскорости тут же и признается, что всё это сотворил он сам или же вместе со своими такими же бесноватыми приятелями. Что скажешь, Светозар Алексеевич, а?

Боярин Скобелев глубоко вздохнул и, кинув сумрачный взгляд на Ратмира, согласно кивнул.

– Вот и замечательно! – радостно воскликнул дьяк Лаврентий и, хлопнув в ладоши, громким фальцетом приказал:

– Эй, ребятушки, тащите этого скомороха к воротам. На дыбу его!

Ратмир побледнел и, прищурив глаза, напрягся всем телом. В этот момент неожиданно за воротами послышался топот конских копыт, скрип колёс, и раздался громкий стук.

– Эй, открывай ворота! Государево слово для боярина Скобелева! – громкий мужской голос за забором нарушил тягостную тишину, наступившую на боярском дворе.

– Вели открывать скорее, Светозар Алексеевич, – засуетился дьяк Лаврентий, дав рукой знак своим слугам пока не трогать скомороха.

Двое рослых мужиков подбежали к воротам и с трудом, рывками стали открывать тяжёлые оббитые железом ставни ворот. Начинающее коченеть тело несчастного Артёмки тяжело покачивалось при каждом рывке. Во двор, распугав толпу людей, влетела тройка породистых лошадей, и из повозки торопливо выбрался невысокий, дородный мужчина с румяным лицом и окладистой русой бородой. Он одёрнул полы своего широкого малинового кафтана и обеспокоенно окинул взглядом толпу слуг, белый навес, под которым расположились за деревянным столом дьяк с боярами. Кинув взгляд на стоявшего в центре Ратмира, спросил:

– Что это у тебя происходит здесь, Светозар Алексеевич?

– А-а, сам боярин Лука Дементьевич к нам пожаловал! Вот уж кого не ждали, да чудо случилось! – с напускной радостью из-за стола поспешил к нему дьяк Лаврентий и тут же изобразил скорбь на своём лице. – Видать, и до тебя дошла горькая весть, Лука Дементьевич?

– Весть эта уже дошла до всех. И послал меня наш Великий государь-батюшка передать тебе, Светозар Алексеевич, своё соболезнование и пожелание скорейшего розыска убийцы, – мужчина посмотрел на закрывающиеся ворота и, увидев болтающийся на верёвке труп холопа, покачал головой. – А вы тут, я смотрю, время даром не теряете.

Ратмир по-прежнему стоял в центре и внимательно наблюдал за происходящим. Он встретился глазами с прибывшим и тут же отвёл взгляд в сторону.

– Распусти всех своих людей по избам, Светозар Алексеевич. Разговор у меня к тебе будет, – отирая рукавом пот со лба, произнёс Лука Дементьевич. – И даже не спорь со мной, дьяк Лаврентий. Считай, что это указ самого Великого государя.

Лицо дьяка потемнело, но вслух он льстиво забормотал:

– Как скажешь, Лука Дементьевич, как скажешь! Не могу перечить Великому государю. Вот прямо сейчас отправлюсь к нему и доложу о наших делах здесь и твоём прибытии.

– Доложи, доложи, дьяк Лаврентий, – усмехнулся боярин Лука Дементьевич и посмотрел на сидевшего под навесом боярина Пешкова. – И тебе уже тоже пора, Антон Спиридонович, ко двору. Великий государь спрашивал про какие-то документы, что должен был ты ему подготовить к собранию Ближней Думы.

– Так он же велел подготовить их к воскресенью! – вытаращил глаза боярин Пешков.

– Этого я не знаю. Но спрашивал он про эти документы сегодня утром, – пожал плечами Лука Дементьевич. – Моё дело маленькое. Я тебе передал, а ты уж сам решай, что для тебя сейчас важнее.

– Ясно дело, что указ Великого государя для меня важнее всего, – озабоченно произнёс боярин Пешков и, тяжело поднявшись из-за стола, развёл руками: – Прости, Светозар Алексеевич, долг перед Великим государем велит мне покинуть тебя в столь скорбный час.

– С Богом, Антон Спиридонович! – махнул рукой боярин Скобелев. – Передай Великому государю мой низкий поклон за его участие и добрые слова.

– Людишек своих не забудь по избам распустить, да пусть продолжают по хозяйству заниматься. И вели пока никого с подворья своего не выпускать до твоего особого указа. Кроме дьяка Лаврентия и боярина Пешкова, конечно, – склонился к нему Лука Дементьевич.

– Понял я, Лука Дементьевич. Эй, Устин, иди сюда, – подозвал боярин Скобелев своего управляющего.

Не прошло и пяти минут, как подворье боярина Скобелева опять почти обезлюдело. Праздношатающихся и ребятни не было видно. Только холопы, присматривающие за скотом, птицей, да кухонные работники бесшумно, тенью пробегали вдоль деревянных построек.

Глава 7

– Да уж, жаркий денёк выдался! – покачал рыжеволосой головой силач Василий. – Что-то я не припомню таких приключений. Думал, что придётся скамью из-под бояр выдёргивать, да разгонять всех по углам.

– Однако обошлось. Слава тебе, Господи! – перекрестился старик Никифор, первым поднимаясь по добротным деревянным ступенькам в избу. – Иди-ка ты, Василий, сходи за нашими. Хорошо, что Ратмир как знал – заранее обучил нас всех, кому что делать в таких случаях. Вот и сидят сейчас наши в схроне, дожидаются условленного знака.

– Пойду, пойду, а то моя Авдотья потом выдаст мне по первое число, что так долго не шёл за ними, – усмехнулся Василий и поспешил за угол избы.

Старик Никифор и Ратмир вошли в избу и первым делом налили себе по ковшу медовухи. Ратмир залпом опустошил ковш и, присев на скамью, шумно выдохнул:

– Прав, Василий. Весёленький денёк у нас сегодня получился.

– Боярин-то Саврасов Лука Дементьевич как быстро успел добраться. Молодец! – негромко произнёс старик Никифор и внимательно посмотрел на Ратмира. – Как раз успел.

– Это же хорошо, когда всё вовремя получается, – улыбнулся Ратмир и направился в сторону своей лавки. – Побриться мне нужно. Да и прилягу потом, пожалуй. А то за день сегодня столько настоялся, что даже у меня ноги гудят.

– Ты сразу и лёг бы отдохнуть. Да знаю, знаю, не морщись – не терпишь ты щетины на лице, – усмехнулся старик Никифор, наблюдая за тем, как Ратмир стал подготавливать свой бритвенный прибор.

– Закончишь, и ложись, отдохни, Ратмирушка. Да и я тоже прилягу. Годы мои уже не те, чтобы без отдыха такие выкрутасы наблюдать, – старик Никифор тоже опустился на лавку и спросил: – А как ты думаешь, Ратмир, когда мы теперь сможем отсюда уехать? Я так понимаю, что Лука Дементьевич, помня о том, как ты тогда его выручил, не забыл об этом. Поэтому и прискакал сюда спасать тебя, ну и нас заодно. Так ведь?

– Всё может быть, Никифор. Это хорошо, когда люди добро помнят. А то ведь бывает и так, что сделаешь кому доброе дело, а он же потом тебя за это и ненавидеть начинает, – откликнулся Ратмир, привычно проводя серебряным бритвенным станком по щеке.

– И такое у тебя было?

– Было, Никифор, было. Как будто ты сам с этим никогда не сталкивался, – усмехнулся Ратмир.

– Да уж сталкивался, наверное. Если хорошо в башке поковыряться, то может и вспомню… И ещё одно я не пойму, Ратмир. Как же Лука Дементьевич-то узнал, что здесь такое творится? Кто ему успел сообщить?

– А кто же его знает. Слухом земля полнится.

– Уж больно быстро слух этот долетел куда надо, – вздохнул старик Никифор. – Да-а, Ратмир. Ты вот с нами почти пять лет и никто из нас уже и не представляет себе, как это мы раньше жили без тебя. Кто мы раньше были? Оборванцы, нищие фигляры. А как ты к нам прибился, так удача и попёрла. И на представления наши всегда толпа собирается. И по разным странам мы путешествовали. Столько интересного успели уже повидать и попробовать. Даже в боярских подворьях стали представления давать. Это же когда такое было, чтобы скоморохи у бояр по дворам выступали?!

– Так Великий государь тоже любитель посмотреть на выступления скоморохов. Только у него там свои – придворные. А так глядишь, когда и нас позовут к нему выступать, – усмехнулся, заканчивая бритьё Ратмир. Он ополоснул лицо из кувшина над медным тазом и утёрся чистым рушником.

– Ты же сегодня сам слышал, как дьяк Лаврентий ругал нас, называя людьми без рода и племени, и конокрадами, и бесовским отродьем.

– Ну, дьяк Лаврентий тоже не святой, – жёстко прозвучал голос Ратмира. – Настанет день – и ему придётся ответить за свои грязные дела.

– Не буду много болтать, Ратмир. Я ведь тоже много чего замечаю, только молчу, – присел на скамье старик Никифор.

– Вот и не болтай. Молчание – оно всегда золотом окупалось, сам знаешь… Всё, Никифор, давай передохнём немного. Мне хоть на пять минуток бы заснуть. Что-то я так устал сегодня, – разлёгся на скамье устланной полотнами Ратмир.

– Спи, спи, родимый. Кто его знает, что нас ещё ждёт сегодня, – опять вздохнул Никифор.

В этот момент послышались шаги на крыльце, и с радостными возгласами в избу завалилась вся четвёрка скоморохов: силач Василий, карлица Авдотья и Елена с Теодоркой.

– Тс-с-с, тихо вы! Оглашенные! Дайте человеку поспать немного. Он за вас, чертяк, сегодня столько перестрадал. Даже чуть на дыбу не отправился! – шёпотом прикрикнул на них, подскочивший на лавке старик Никифор.

В избе тут же наступила тишина и, тихо перешёптываясь, скоморохи стали делиться впечатлениями о пережитом.

Глава 8

В боярской трапезной было тихо. Большой деревянный стол, стоявший во дворе, уже успели перетащить на место. И именно за ним сейчас восседали боярин Скобелев и боярин Саврасов.

– Устин, вели ужин подавать, – приказал боярин Скобелев своему управляющему и добавил: – И больше чтобы никто сюда не заходил, пока я сам не позову.

– Как скажешь, батюшка! – засуетился старик Устин. – Там сыновья твои Тимофей и Матвей прибыли. Что им передать?

– Скажи, пусть матушку пока свою навестят. Потом я сам с ними буду разговаривать, – хмуро произнёс боярин Скобелев и опять повернулся к сидевшему напротив него боярину Саврасову Луке Дементьевичу. – Мы одни остались, Лука Дементьевич. Говори, что хотел ты сказать мне. Для чего дознание прервал, да дьяка с боярином Пешковым услал с моего подворья?

– А услал я их, чтобы ты смог найти настоящего убийцу своей дочери и чтобы никто больше из безвинных людей не пострадал от дознания дьяка Лаврентия, – просто ответил боярин Саврасов, пригубив серебряный кубок с водой.

– Ты что ли поможешь мне искать убийцу? – поднял на него сумрачный взгляд боярин Скобелев. – Так дьяк вот-вот начнёт докладывать Великому государю, что я тут без его одобрения взялся дознание проводить.

– Про то и не думай. Я сам Великому государю потом всё поясню, – махнул рукой боярин Саврасов. – Вот что я хотел тебе сказать, Светозар Алексеевич. Есть человек, которому можно доверить розыск этого нелюдя. Слушай меня внимательно. Год назад один человек украл у меня послание Великого государя английскому послу, которое я должен был передать ему лично в руки.

– Ты никогда не рассказывал мне об этом, – удивлённо вскинул брови боярин Скобелев.

– Кто же будет трезвонить об этом на каждом углу? А потом выяснилось, что этот человек – мой двоюродный братец, который решил мне таким макаром карьеру подпортить. Перед Великим государем меня предателем и изменником выставить хотел и всё моё добро, в награду за донос, себе заграбастать. Я тогда думал, что всё – конец мне пришёл. Сам знаешь, как Великий государь после измены Курбского стал к нашему брату относиться. Только шепнул мне один человечек, что есть такой мастер на все руки, что может попытаться найти злодея, – пригнувшись к столу негромко, но убедительно произнёс боярин Саврасов.

В этот момент скрипнула дверь, и на пороге появился старик Устин:

– Батюшка, дозволишь ли еду занести?

– Заносите быстрее, да оставьте нас! – раздосадовано прикрикнул на него боярин Скобелев. – Вот ведь – на самом нужном месте принесла их нелёгкая!

– Ничего, Светозар Алексеевич. Я никуда не тороплюсь. Могу и заночевать у тебя остаться, если засидимся до ночи, – откинулся спиной к деревянной, бревенчатой стене боярин Саврасов.

– Оставайся, Лука Дементьевич, места всем хватит, – нетерпеливо постукивал пальцами по столу боярин Скобелев, пока управляющий Устин и холопы расставляли на широком деревянном столе большие блюда с разнообразной, вкусно пахнущей едой. Наконец все слуги вышли из комнаты, и Устин, поклонившись, выходя, плотно прикрыл за собой массивную деревянную дверь.

– Ну, говори, Лука Дементьевич, кто этот человек? – сложив руки перед собой на столе и глядя исподлобья на собеседника, недоверчиво произнёс боярин Скобелев. – И как быстро он может найти нелюдя этого?

– Как быстро он сможет найти убийцу – точно не могу сказать. Но то, что он постарается найти именно того, кто это сделал – это я тебе обещаю, – боярин Саврасов Лука Дементьевич поднёс к губам серебряный запотевший кубок с холодным вином и сделал глоток.

– Так посылай скорее за ним гонца! – воскликнул боярин Скобелев.

– Никуда никого не нужно посылать, – покачал головой боярин Саврасов. – Зови сюда своего Устина.

– Мой Устин?! – изумился Светозар Алексеевич.

– Да нет же! – досадливо махнул рукой боярин Саврасов. – Я скажу Устину, кого нужно сейчас сюда привести.

Боярин Скобелев поспешно кивнул и громким голосом кликнул тиуна Устина. Тот тут же начал приоткрывать тяжёлую дверь.

– Хм … он, похоже, у тебя прямо под дверью всегда стоит, – хмыкнул Лука Дементьевич и, прищурив левый глаз, внимательно посмотрел на старика Устина.

Тот, подобострастно глядя на своего хозяина, застыл неподалёку от стола:

– Слушаю тебя, батюшка.

– Не меня слушай сейчас, а Луку Дементьевича, – кивнул в сторону своего гостя боярин Скобелев. – И быстро мне приведи сюда того, чьё имя он тебе сейчас назовёт.

– Как же, как же, прямо сей момент и приведу. А кого вести-то, боярин Лука Дементьевич? – старик Устин с подобострастием склонился перед боярином Саврасовым.

– Приведи сюда того молодого скомороха, что стоял у вас тут в кругу, когда я только приехал. Ратмиром его кличут, – Лука Дементьевич поддел рукой лебединую ножку и смачно откусил от неё приличный кусок.

– Скоморох ?! – изумился боярин Скобелев

– Он самый, – согласно кивнул боярин Саврасов.

– Что стоишь как столб ?! Бегом за скоморохом этим! – рявкнул на своего тиуна растерянный боярин Скобелев. Старик Устин опрометью кинулся вон из комнаты. За столом воцарилась тишина.

Первым молчание нарушил боярин Саврасов:

– Понимаю твоё удивление, Светозар Алексеевич. Я и сам немало был потрясён, когда мне рассказали про Ратмира. До самого конца не доверял ему. А вот, когда он доказательствами прямо припёр к стенке моего поганца-братца, и тот при мне из тайника достал украденные документы – вот тогда я только и понял, от чего спас меня этот самый скоморох. А то болтаться бы мне самому на дыбе или где на каторге гнить, если бы не нашёл он тогда эти документы. Великий государь запросто мог меня в измене обвинить.

– Человек ты всеми уважаемый, Лука Дементьевич, и сам Великий государь тебя жалует. Хоть и сказочно мне такое слышать про скомороха, но так и быть – поверю твоим словам. Нет у меня другого выхода, – вздохнул Светозар Алексеевич. – Только никак я в толк не возьму – как скоморох может разбираться в сыскном деле?

– И мне это дивным казалось. Но ты сейчас сам всё увидишь. Главное, чтобы он согласился помочь тебе, – усмехнулся боярин Саврасов.

– А что – он будет ещё думать – помогать мне или нет?! – неприятно удивился боярин Скобелев.

– Так он же не твой холоп, Светозар Алексеевич. Он и его скоморохи – людишки вольные. Да и после того, как ты его собрался было на дыбу вздёргивать… Вот, если бы я не приехал ко времени с государевым словом, – пожал плечами боярин Саврасов.

– Тогда на дыбу все его людишки и пойдут, если вздумает выкобениваться! – зло стукнул по столу кулаком боярин Скобелев.

– Нет, так дело не пойдёт, Светозар Алексеевич, – покачал головой боярин Саврасов. – Ты же не хочешь среди боярского сословия прослыть тираном и убийцей вольных людей, баб и детишек? Да и Великий государь опасается людей, которые своевольничают и Судебнику не подчиняются…

– А ты, Лука Дементьевич, не своевольничаешь? Судебник не нарушаешь? Дьяка Лаврентия вон отослал. А ведь он дознание как раз по всем правилам проводил, – пытливо посмотрел на собеседника боярин Скобелев.

Лицо боярина Саврасова помрачнело:

– Хотел как лучше для тебя, Светозар Алексеевич. Как для настоящего товарища радел. Но ты, я вижу, не особо правды хочешь найти. Тебя больше собственное величие беспокоит. Прощай, оставаться здесь больше я не вижу смысла. Благодарствуй за вкусную трапезу, – боярин Саврасов оттёр лоснящиеся от жира губы тыльной стороной ладони и стал медленно подниматься из-за стола.

– Сядь, Лука Дементьевич, – глухо произнёс боярин Скобелев. – Прости. Сам знаешь, какое горе у меня. Вот и говорю иногда лишнего. Немного у меня друзей-товарищей. И тебя я не могу потерять. Только просьба у меня к тебе – сам разговаривай с этим скоморохом.

– Ратмир его имя, – опустился опять на скамью, покрытую дорогим бархатом, боярин Саврасов.

– Говори с ним сам и так, чтобы он взялся помочь мне найти убийцу моей Богданушки, – подперев голову рукой, попросил Светозар Алексеевич. – А я век тебе не забуду, если смогу покарать смертельного обидчика моего.

В этот момент опять натужно заскрипела входная дверь, и на пороге появился тиун Устин. Он склонился в поклоне:

– Дозволишь ли, батюшка, зайти сюда скомороху Ратмиру?

– Зови скорее, – ответил за боярина Скобелева Лука Дементьевич. Старик Устин вопросительно глянул на своего боярина и, увидев его одобрительный кивок, крикнул в проём двери:

– Эй, скоморох, где ты там? Заходи.

В проёме двери показался Ратмир. Он был в голубой, шёлковой рубашке, подпоясанной кушаком, сером кафтане и в тех же серых портках, и в мягких сапогах.

– Здравы будьте, бояре! – негромко произнёс он и поклонился им в пол.

– И тебе того же, Ратмир. Всё, Устин, ты можешь идти. Позовём, когда нужно будет, – кивнул тиуну боярин Саврасов. Он подождал, пока старик Устин прикроет за собой дверь, и радушно махнул рукой Ратмиру:

– Присаживайся с нами за стол.

Поймав удивлённый взгляд Ратмира, торопливо пояснил:

– Дело есть к тебе. Боярин Светозар Алексеевич просит помочь разыскать убийцу его дочери.

– Прости, боярин, только я не понимаю, как простой скоморох может помочь в таком серьёзном деле? – не трогаясь с места, спокойно произнёс Ратмир.

Боярин Скобелев вскинул было гневно голову, но Лука Дементьевич, положив руку на его плечо, просительно произнёс:

– Не сердись, Ратмир. Считай, что это я тебя прошу. Светозар Алексеевич – мой лучший друг. Сам знаешь, какое горе у него. В таком состоянии человек много чего может лишнего наговорить или сделать…

– Даже на дыбу отправить ни в чём неповинных людей, – тряхнул головой Ратмир.

– Даже так, – согласился с ним боярин Саврасов. – А потому помоги же найти настоящего убийцу, чтобы больше никто из безвинных не пострадал.

Наступило тягостное молчание. Ратмир стоял, не шелохнувшись на месте. Боярин Скобелев сидел, опустив голову, а боярин Саврасов мимикой лица пытался сказать Ратмиру, чтобы тот скорее соглашался.

Неожиданно поднял голову боярин Скобелев и, пристально посмотрев в глаза Ратмиру, глухо произнёс:

– Я не знаю, почему так за тебя ратует Лука Дементьевич, но верю ему. И если ты и вправду можешь как-то помочь мне разыскать настоящего убийцу моей Богданушки, то прошу у тебя прощения за свои неправедные действия. И прошу твоей помощи как у равного.

– Ну, равным мне с тобой, боярин, всё равно никогда не стать, – Ратмир машинально откинул рукой назад черные пряди волос. – И прощения просить за неправедные дела нужно не только тогда, когда тебе самому помощь чья-то понадобилась.

– Не слишком ли ты борз, скоморох?! – опять было вскинулся боярин Скобелев. – Никому ещё я не позволял так с собой разговаривать!

– Замолчите оба! – прикрикнул на них боярин Саврасов. – Садись, Ратмир, за стол и перестань набивать себе цену! А ты, Светозар Алексеевич, тоже имей мужество слушать тех, в чьей помощи нуждаешься. И не сметь перебивать меня! – стукнул он по столу кулаком, видя, что они оба открыли рты в попытке ещё что-то сказать. – Слушайте! Вы можете сейчас долго учить друг друга – кто из вас важнее или кому что нужно делать. Ты, Ратмир, со своими людьми можешь надолго загреметь в каталажку, когда этим делом продолжит разбираться дьяк Лаврентий со своими сподручными в Разбойном приказе. И ещё неизвестно, чем это для вас закончится. А ты, Светозар Алексеевич, должен уже понимать, что и среди боярского сословия мерзавцев хватает, и, что среди скоморохов могут быть полезные тебе люди. Или я когда обманывал или подводил тебя?! Ты же, считай, с малолетства знаешь меня. Так что, други мои, призываю сейчас немного остудить свой пыл и норов, и начать разговор по делу. Согласны? Не слышу… Ещё раз спрашиваю – согласны?

– Я согласен, – вздохнув, произнёс Ратмир и опустился за стол на лавку напротив боярина Скобелева. Тот несколько секунд пристально смотрел ему в глаза и глухо произнёс:

– И я согласен. Добро пожаловать за мой стол, Ратмир.

– Благодарю, боярин Светозар Алексеевич. Только у меня есть несколько просьб, без исполнения которых я и шагу не сделаю для поиска убийцы боярышни, – не дотрагиваясь до еды, произнёс Ратмир.

– Ну …говори свои условия, скоморох, – нахмурился боярин Скобелев.

– Раз я остаюсь здесь на несколько дней, то моим людям нужно обеспечить еду, баню, постельные вещи. Лошадям корм и выгул.

– Всё будет, – коротко ответил боярин Скобелев.

– Теперь главное – я должен иметь возможность встречаться и разговаривать со всеми, с кем посчитаю нужным, включая женщин и девиц в тереме, – твёрдо произнёс Ратмир, глядя прямо в глаза помрачневшему боярину Скобелеву, и добавил: – Знаю, что слыву любителем женского полу и это правда. Но в этом деле обещаю тебе, боярин, что ни к одной из твоих женщин в тереме у меня известного интереса не будет. Разговоры мне с ними нужны будут только для дела. И иногда – один на один, потому что некоторые вещи говорят только наедине. Согласен ли ты с этим, боярин Светозар Алексеевич?

– Куда ему деваться?! Ты же обещание дал, что не будешь его женщин и девиц завлекать, – усмехнулся боярин Саврасов. – Главное, чтобы они сами не стали на тебя, Ратмир, засматриваться.

– Не будут, – тихо, но многозначительно произнёс боярин Скобелев. И добавил: – Иначе быть им засеченными плетьми до смерти. Что ещё?

– Мне нужна свобода для входа и осмотра всех построек, что есть у тебя на дворе. Лошади для поездок по твоему делу. И свободный выход со двора в любое время дня и ночи. Ну и денег на подорожные расходы.

– Ратмир в деньгах разумен, и лишнюю копейку не возьмёт. По себе знаю, – подал голос боярин Саврасов, опустошая тарелку с варёными раками.

– Денег дам, сколько скажешь, и после приплачу щедро, если доставишь мне убийцу ко двору. И с остальным я соглашусь. Только скорее начинай свой розыск, скоморох. Прямо с завтрашнего утра! – воскликнул боярин Скобелев.

– А чего откладывать на утро? – пожал плечами Ратмир и невозмутимо добавил: – Прямо сейчас и начнём. Только у меня последняя просьба осталась к тебе, боярин Светозар Алексеевич. И самая важная для меня…

– Говори, не томи.

– Будь добр – никогда и никому потом не говори обо мне, не проси помогать в розыскном деле кому-либо ещё. Я простой скоморох, и не моё это дело. Бог мне помогает, но я не хочу заниматься розыском. На то есть специальные государевы службы.

При этих словах боярин Саврасов быстро опустил глаза вниз.

– Однако! – воскликнул поражённый боярин Скобелев. – Даже что ответить тебе – не придумаю. Хорошо, скоморох, обещаю, что не буду говорить о тебе никому и не буду никому рекомендовать. Мне только помоги.

– Постараюсь, боярин. Только уж и ты своё слово потом держи. А то некоторые вон тоже обещали, да слова своего не сдержали, – Ратмир кинул на боярина Саврасова укоризненный взгляд.

Тот чуть не поперхнулся, но прокашлявшись, пожал плечами:

– Чего не сделаешь за ради друга. Да ты, Ратмир, поешь. Когда ещё вот так за боярским столом сидеть придётся?

– Вели боярин, Светозар Алексеевич, моим людям еды дать да баньку для них истопить. А то третий день в пути. Я и сам потом в баньку схожу. Вот сейчас поспрашиваю у тебя кое о чём, перекушу, чем Бог послал, да пойду смывать дорожную пыль. А с утра постараюсь начать своё дознание, – Ратмир потянулся к блюду с румяными пирогами…

– Ох, и набил же я себе утробу! Да вы тут уже начинайте свои беседы вести, а я пойду и сам всё прикажу Устину. Заодно и спрошу у него, где отведённые мне покои. А завтра утречком встретимся, да и поеду я ко двору государеву. Нельзя упускать никаких новостей, сам знаешь, Светозар Алексеевич, – тяжело пыхтя, поднялся из-за стола боярин Саврасов.

– Всем ли ты доволен, Лука Дементьевич? – спросил напоследок боярин Скобелев. – Если какие просьбы, то вели Устину. Он всё исполнит.

– Да, всем. И спросить ещё хотел – погребение дочери твоей завтра?

– Завтра, Лука Дементьевич, завтра. Устин уже всем распорядился. В Лавре под папертью похороним Богданушку. А сейчас она уже в часовенке. Матушка и братья её ночь там бдеть будут. Я и сам пойду туда же после разговора со скоморохом, – вздохнул боярин Скобелев. – Иди отдыхать, Лука Дементьевич. Утром увидимся.

Дверь за боярином Саврасовым закрылась, и боярин Скобелев остался наедине с Ратмиром.

Последний сделал глоток вина из серебряного кубка и, глядя, не мигая в глаза боярину Скобелеву, тихо спросил:

– Расскажи мне боярин про свою дочь. Расскажи всё, что тебе хотелось бы о ней рассказать.

Неожиданно для себя боярин Скобелев только сейчас окончательно осознал, что его дочери больше нет. До этого момента он бессознательно всё отгонял от себя эту чудовищную мысль и старался не думать о случившемся. Старался спрятаться от неё в череде событий сегодняшнего дня. Но, оставшись сейчас один на один с этим странным скоморохом, он вдруг почувствовал пронзительную тоску и боль от осознания того, что, действительно, больше никогда уже не услышит серебряный голосок единственной дочери, не увидит её прозрачных, светящихся радостью глаз. Светозар Алексеевич быстро прикрыл лицо огромными ладонями, и его плечи затряслись от сдавленных рыданий. Ратмир сидел напротив и молча, смотрел, как рыдает убитый горем этот грозный, огромный боярин.

На лице скомороха не шевельнулся ни один мускул. Он ждал…

Наконец боярин стал успокаиваться и, шумно сморкаясь в материю, взятую со скамьи, тихим голосом попросил Ратмира:

– Не говори никому о том, что видел сейчас.

– Не вижу ничего постыдного в слезах по убитой дочери. Но раз просишь – то, конечно, никому не скажу. Сколько лет было твоей дочери? И есть ли у тебя ещё дети, боярин?

– Есть у меня ещё два сына – Тимофей и Матвей. Они намного старше моей дочери… После их рождения Бог долго не давал нам деток, а жена моя Матрёнушка очень хотела дочку. И мы много лет ездили с ней по святым местам и молили даровать нам девочку. Потому и назвали её Богданушкой, как только она родилась. В этом году четырнадцать годков должно было исполниться, – судорожно вздохнул боярин Скобелев.

– Самый возраст, – кивнул Ратмир. – Сватался ли уже к ней кто-нибудь?

– Сватов ещё никто не присылал. Но среди бояр уже несколько человек спрашивали меня – не хочу ли я породниться с ними, обручив наших детей.

– Водил ли ты, боярин, уже свою дочь куда-либо на ярмарки, маскарады или на пиршества ко двору Великого государя? – Ратмир отпил глоток вина и отставил бокал в сторону.

– Это у нашего боярского сословия всегда под строгим запретом. Наши бабы и девицы только в теремах и обитают. Что до замужества, что – после. Соблазнов много, – боярин Скобелев взял со стола ковш с мёдом и, пригубив, поставил опять на стол. – Много у тебя ещё вопросов, скоморох?

– Так это не мне, боярин, нужно, – пожал плечами Ратмир. – Ты можешь меня отпустить и идти, куда тебе нужно. Только я тогда не берусь помочь тебе. Я не могу заниматься розыском, не имея нужных мне сведений.

– Спрашивай дальше, скоморох, – вздохнул боярин Скобелев.

– Есть ли у тебя злейшие враги, Светозар Алексеевич?

– А у кого же их нет?! – искренне удивился боярин Скобелев. – И у тебя они, наверняка, есть…

– Мы сейчас не обо мне говорим, боярин. Просто отвечай на мои вопросы, и дело пойдёт быстрее,– сухо возразил ему Ратмир.

– Что тебе даст знание их имён? Ты ведь всё равно не знаешь этих людишек, скоморох, – посетовал боярин Скобелев.

– А ты, боярин, рассказывай. Я сам потом решу – что мне с этим делать, – нахмурился Ратмир.

– Ну, хорошо…Андрей Галицкий – мой злейший враг.

– Тот самый? – удивлённо поднял брови Ратмир.

– Он, гадёныш. Вначале тихой сапой влез ко мне в товарищи из худородных княжат. А потом, когда я за него поручился перед Великим государем, уверился в своей неприкосновенности и стал мерзопакостные вещи наговаривать про меня при дворе.

– Это, какие же?

– Дескать, занимаюсь я непотребством с девками своими и знаюсь с ведьмачкой с Терлецкого озера.

– Ну, с девками понятно, – усмехнулся Ратмир. – Редко кто из бояр не грешит этим… А вот с ведьмами – это серьёзно. Помнится мне, что не жалует Великий государь ведьмачек…

– Нет, скоморох, у меня интереса к другим бабам, кроме моей Матрёнушки. Здесь ты ошибся. И с ведьмачками я не знаюсь. Но только после его наговоров место конюшего Великий государь отдал ему. И теперь этот худородный выскочка нос воротит при встрече со мной.

– Прости, боярин, если невольно обидел тебя домыслами своими, – потёр подбородок Ратмир. – Только кажется мне, что Галицкий не стал бы таким образом мстить тебе за что-то. Он и так уже впереди тебя перед Великим государем. Кого следующего ты можешь назвать из врагов своих?

– Боярин Демишев. Сосед мой, – зло произнёс боярин Скобелев. – Отобрали у меня владение в Касимове, когда этот татарский князёк перебежал от своих на нашу сторону. Там, в Касимове, их уже полно перебежчиков-то этих.

– Я понял, – неожиданно прервал его Ратмир и поморщился как от зубной боли. – И напоследок на сегодня – расскажи мне, какой она была – твоя Богданушка. В какие игры играла, какие картинки рисовала, что ей больше всего нравилось? Особенно в последнее время.

– Об этом только её матушка может рассказать. Богданушка в светлице, в тереме росла, и видел я её нечасто. О чём сейчас очень сожалею, – потёр пальцами переносицу боярин Скобелев.

– Тогда завтра с твоего разрешения, боярин, я начну осматривать твои постройки и спрашивать в терему. Но первым делом, мне нужно с утра увидеть место, где нашли твою дочь. Возьму с собой Теодорку, он покажет.

– Делай, как считаешь нужным, скоморох, – кивнул боярин Скобелев. – И, если кто-то будет тебе препоны чинить, тут же мне докладывай. Я быстро с ним разберусь.

– И еще, боярин, в какое время погребение твоей дочери? – спросил Ратмир, отставляя от себя блюдо с остатками холодца.

– С утра на отпевание её повезём в Лавру, а после – погребение там же, под папертью. Или что не так, скоморох? – забеспокоился боярин Скобелев.

– Мне обязательно нужно быть и на отпевании, и на погребении, – озабоченно произнёс Ратмир. – И главное – успеть до этого осмотреть место, где её нашли. Попрошу тебя, боярин, ехать на отпевание только после того, как я вернусь с поля.

– Православный ли христианин ты, скоморох? Можно ли тебе будет находиться в православной церкви? Ты понимаешь, о чём ты просишь меня? Это же церковный обычай, – недовольно свёл брови боярин Скобелев.

– Я всё понимаю, боярин. Но и ты пойми меня. Если я завтра с раннего утра не побываю на том месте, где её нашли, то убийца может сам туда приехать и что-то спрятать или подчистить…

– Так ты его можешь там сразу и поймать! – воскликнул боярин Скобелев.

– Ну, это навряд ли, – спокойно заметил Ратмир и добавил: – Хотя, кто его знает. Тем не менее, задержись завтра с отпеванием, пока я не вернусь.

– Не по нраву мне это, но делать нечего. Обещал Луке Дементьевичу во всём к тебе прислушиваться. И одежду я тебе прикажу принести одного из моих сыновей. Негоже будет на погребении в таком наряде быть.