Читать книгу Между семнадцатью и восемнадцатью - Соня Дарлинг - Страница 1

«– Спасибо, что всегда была лучше, чем я».

– Ну что, мы идем в кино на выходных? – Даша прислоняется головой к белой меловой стенке и прикрывает глаза.

– Я не уверена, у меня столько истории, – Вика заламывает руки за шею.

– И? Ты не можешь сделать в субботу?

– Не забывай про домашку на понедельник.

– Нам почти ничего не задали.

– У нас контрольная по химии.

– И что?

– Ну, кому-то из нас придется к ней готовиться и, очевидно, этот кто-то – я.

– То есть, ты сейчас намекаешь, что я ни фига не делаю? Спасибо, удружила, – Даша резко раскрывает глаза.

– Я не говорила этого.

– Ты имела в виду.

– Я сама решу, что я имела в виду, а что нет, – раздраженно отвечает Вика.

– Понятно, все как всегда короче, – девушка забрала рюкзак с подоконника и зашагала в сторону кабинета английского.

После уроков Даша не ждет, пока подруга соберет манатки и обсудит все свои олимпиады с учителем. Она сразу же спускается в раздевалку в подвале, накидывает пуховик и выбегает из школы. Почему-то последнее время Вика дико раздражала Дашу – раздражала беспричинно. Вообще-то, всё последнее время ее раздражало: кот, брат, родители, одноклассники и блоггеры в инстаграмме. Последние особенно, потому что беззаботно прожигали свои дни, составляя чек-листы и марафоны. А у Даши ЕГЭ. Она спит по шесть часов и ест два раза в день, потому что между репетитором и школой всего полтора часа. У нее двойка на двойке, которые она не знает как исправлять, и родители, которые не потерпят дочь троечницу. Даша живет в каком-то адском круговороте изматывающей рутины, которой казалось нет ни конца, ни края.

– Вам сказали результаты пробника? – спросила мама, пока нарезала огурцы для салата.

– Да, у меня 64, – буркнула Даша, пытаясь побыстрее покончить с супом.

– Не очень, – женщина вытерла лоб рукавом, – А у Вики сколько?

– 84

– Молодец.

Даша закусила нижнюю губу и отвела взгляд.

Полчаса она трясется в полностью забитом вагоне метро, пытаясь выучить фразовые глаголы по английскому – их точно завтра спросят. Она выпивает две зеленые таблетки успокоительного: мысли, словно ведьмы в остроконечных шляпах, скачут босыми ногами по раскаленному мозгу. Их шабаш будит тысячелетнего дракона, начавшегося так не вовремя кувыркаться у нее в животе.

«Я прошу только об одном, чтобы все закончилось хорошо, чтобы в конце меня встретил свет, чтобы в конце я все отпустила и не жалела ни об одной ошибке.»

Даша выходит из метро и добегает до знакомого трехэтажного дома. Женщина с теплой улыбкой открывает ей дверь и, как всегда, ругает за то, что она в такой холод носит такие короткие носки.

– Ох, тебе нужно будет переписать это. Ты совсем не так поняла вопрос.

– Я запуталась, извините.

Спустившись в подъезд после занятий, она открывает «ВК» и искренне радуется тому, что Денис кинул в беседу решенную домашку по алгебре. Среди всех сообщений она увидела смску с пометкой «Виксус»:

«ты уже дома?»

Даша отвечает:

«нет, у меня литра»

Обратная дорога кажется не такой уж тяжелой: ей удается подремать пару остановок и послушать новый альбом пилотов. Выйдя из метро, она замечает новое уведомление о сообщении.

«вышла из метро?»

«да, какая к черту разница?»

Еще издалека она видит знакомый силуэт с поводком в руках. Даша достает наушники из ушей, подходя к подруге практически вплотную. Викин терьер узнает Дашу и начинает весело вилять хвостом. Она опускается на корточки и гладит пса по голове, снимая с его ушей липкие кусочки снега. Лампочка подъезда слабо освещает Викино лицо, отчего ее мешки под глазами кажутся темнее обычного. Черные жесткие кудряшки выбиваются из-под шапки, а руки подрагивают от холода. Даша смотрит на подругу и думает, что любит ее такой – такой иногда занудной и сверхответственной. А она любит ее вечно бурчащую и раздраженную.

– Извини, – шепчет она, – все просто-

– Я знаю, – Вика хватает ее за руку и крепко сжимает пальцы.

– Я вся в себе, а во мне все сейчас плохо. Просто ходячая катастрофа, все горит в голове, – она тяжело вздыхает.

Отпустив руку подруги, лезет в рюкзак. Вика достает оттуда маленький белый мешочек и две бумажки. Девушка с довольным видом протягивает все эти дары Даше. Та смотрит на нее с удивлением и признательностью: в мешочке лежат две любимых слойки с черникой, а двумя бумажками оказываются распечатанные билеты на «Дождливый день в Нью-Йорке».

– Чтобы я точно не слилась, – хихикает Вика.

Даша поднимает взгляд и смотрит на нее с сестринской с нежностью.

– Ты самая лучшая, ты в курсе?

– Не лучше тебя, помни это.

– Ну, я бы поспорила, – Вика начинает отнекиваться.

– Для меня ты лучше всех.

Даша уговаривает Вику съесть одну из булочек – та сопротивляется, но принимает это предложение. Они стоят так еще несколько минут, но вскоре расходятся, ведь обеим еще списывать у Дениса математику. Каждая из них уходила домой, зная, что рядом с ней всегда есть человек, который дарован миром за неведомые свершения. Они обе находили в друг друге силы, чтобы справляться с хаосом под названием «жизнь».

Александр Иванович

Александр Иванович Зайцев врывается в кабинет и бросает свой потертый кожаный портфельчик с брелоком на стул. Сбрасывает с острых плеч пальто и отряхивает его от утреннего дождя. Он приземляется на офисный стул, из которого уже целую вечность вываливается набивка.

Зайцев оглядывает класс и вздыхает, потирая рукой переносицу. Несмотря на его невпечатляющие знания в математике, он понял, что перед ним сидит гораздо меньше скучающих и уставших учеников, чем обычно.

Выученным движением руки он открывает журнал на пятнадцатой странице, где на верхней строчке ровным почерком выведено «История».

Зайцев облокачивается на спинку стула, попутно выстукивая ритм какой-то песни с радио колпачком ручки по столу.

Он открывает рот, желая высказать все свои сокровенные мысли, касающиеся десятого «А» триста первой школы, но почему-то меняет свое решение. Он смотрит на пустые лица и понимает, что ни ему, ни им абсолютно не интересно здесь находиться.

Александр Иванович устал. Да и какой он Александр Иванович? Он Саша Зайцев, который два года назад закончил воронежский педагогический. Он вымотался и потерялся. Иногда Саше казалось, что он потерян еще больше, чем дети, которые каждый день ходят к нему на уроки.

В юности у нас есть призрачная иллюзия того, что с время решит все проблемы. Мы пройдем через высшее образование и наконец-то почувствуем себя самими собой и найдем счастье в жизни. Но вот Саше двадцать четыре, и он осознает, что чувствует себя так же, как и в свои шестнадцать. Он не знает о себе абсолютно ничего, кроме того, что он несчастен и одинок. Его раздражали до скрежета зубов эти дети, в которых он почему-то видел корень всех своих проблем. Они заставляли его чувствовать себя ненужным и неинтересным.

– Ну, вот и зачем вы пришли? – спрашивает он.

Подростки переглядываются между собой: кто-то еле заметно пожимает плечами; кто-то делает вид, что не замечает.

– Я пришел, потому что вы сказали, что поставите мне неуд, если я не явлюсь, – хриплый голос Мити Столярова доносится из недр класса.

– Я полагаю, этого не достаточно, чтобы заслужить тройку.

«Какой же я отвратительный»,– думает про себя Саша.

– Скажите, что сделать. Мне, если честно, по-барабану. У меня бабка очень волнуется за мои оценки, я не хочу ее расстраивать.

У Саши вдруг что-то обрывается внутри: он не один страдает. Не только ему тяжело и не только он делает изо дня в день то, что не хочет. Наверно, шестнадцатилетнему Мите тяжелее, чем Зайцев мог предположить. Он смотрит в юные глаза и видит смятение и потерянность. В свои шестнадцать ему очень не хватало того, кто скажет, что все будет в порядке. Даже если бы это было полным враньем. Он так мечтал об этой иллюзии «порядка».

– Кто-то планирует сдавать историю в следующем году?

– Вроде Диана, – отвечает кто-то.

– Из вас никто? – он словно расстроен таким исходом. он вообще-то всегда расстроен.

– Я думал, но пока не уверен, – Ваня Гринчель исподлобья смотрит на учителя.

– Отчего не уверен?

– Сложно, и боюсь, что родители не одобрят, – Гринчель говорит тихо, еле слышно

– Не одобрят, – Зайцев поворачивает голову набок и застывает в немом вопросе.

– Не одобрят специальность, которую я выбрал.

Саше Зайцеву бы так хотелось, чтобы в его шестнадцать кто-то был рядом и верил в него.

Он резко встает со стула, накидывает пальто и пихает свой портфель подмышку.

– Всем в четверти поставлю тройки, а сейчас мы идем в парк.

Десять стойких оловянных солдатиков, пришедших на первый урок в субботу, с недоверием смотрели на учителя, пока тот не прикрикнул, чтобы те поторапливались.

Зайцев наплел что-то охраннику на входе про уборку листьев и вывел небольшую толпу из школы. В нос ударил свежий запах утра: дождь только что закончился и теплый влажный воздух обволакивал смятенную грудь.

Он широкими шагами шел по мокрому асфальту, а за ним вереницей бежали полураздетые подростки, еле поспевая за учителем. Наконец они добрались до центрально городского парка и гордо вошли в него через главный вход.

Александр Иванович обернулся и, проверив, что никто не потерялся, продолжил свое шествие по главной аллее.

– Итак, справа мы видим бюст Крикалева Сергея Константиновича. Шесть раз был в космосе и работал в безвоздушном пространстве. Слева – Галина Уланова, русская балерина. Эйзенштейн считал, что она «принадлежит другому измерению». Вертинский говорил, что она – гений русского балета. Чуть дальше, за ивой, – Исанин. Он – кораблестроитель, спроектировавший семь новых моделей кораблей. – Зайцев отвернулся от десятиклассников и устремил взгляд вверх, на медный бюст. Мужское горделивое лицо, покрытое зелеными подтеками окиси, задумчиво смотрело вдаль. Что-то трепетало внутри от грозного вида инженера. – Я это все к тому,– он снова поворачивает лицо на детей, – что в истории было полно талантливых и отважных людей. Все они когда-то были десятиклассниками. Если бы они в себя не верили, то не добились бы таких высот. И я правда думаю, что у вас тоже есть возможность стать такими. Я так хочу верить в вас, даже если вы сами пока не готовы – он тепло улыбнулся, смотря на растерянные, но, кажется, благодарные лица.

– Я думал, Вы нас терпеть не можете, – в голосе Мити слышно усмешку.

– Вы правда невыносимые, потому что не учитесь, – Зайцев вздыхает, а Смирнов поджимает губы, мол, есть такое. – По правде, я не особо лучше вас, потому что сам не знаю, что делать в жизни. Но, я думаю, что у нас есть силы помочь друг другу. Я буду верить в вас, а вы в меня.

Саша Зайцев отпускает их и смотрит, как шумная компания бежит в сторону парка аттракционов, сдирая друг с друга цветные шапки. Вдруг он чувствует, как кто-то аккуратно касается его плеча.

– Вы правда сможете помочь, если я решу сдавать историю в следующем году?

– Конечно, я готов уделять столько времени, сколько потребуется. но лучше бы начать заниматься с этого года.

– Да, я понимаю, – Ваня отводит взгляд в сторону.

Учитель кладет руку на чужое плечо и ловит взгляд десятиклассника.

– Я верю, что ты примешь правильное для себя решение. Не бойся, все будет в порядке.

Ванины грустные туманные глаза смотрят на учителя с надеждой, нижняя губа вздрагивает, но мальчишка вовремя прикусывает ее.

– Спасибо Вам,– шепчет он и убегает вслед за одноклассниками.

Александр Иванович провожает его взглядом и ловит себя на мысли: «вот оно». За четыре года в педагогическом ему так и не сказали самого главного. Смысл в том, чтобы помогать и быть поддержкой. Смысл в том, чтобы увидеть себя в этих детях и постараться помочь им выйти из школы во взрослый мир. Смысл в том, чтобы сказать им: «все будет в порядке».