Читать книгу Кураж обреченных - Станислав Александрович Беломестный - Страница 1

Оглавление

Все персонажи данной повести вымышлены.

Любые совпадения имен и событий считать случайными.

Пролог

«Паскудно я рос… Сорняк. Дерьмо». Так начиналась одна из книг, которую я читал в детстве. Какой-то детектив, не помню ни названия, ни автора. Помню, что это была толстая книга в глянцевой обложке с каким-то мужиком на ней. Эти слова почему-то до сих пор хранятся в моей памяти, хотя уже прошло немало лет. Нет, я не рос паскудно, даже напротив. Нормальная семья, все с высшим образованием, все в здравом уме и трезвой памяти. Однако родители всегда были на работе, и воспитывали меня, в основном, дед с бабушкой.

Дед – ветеран войны, уважаемый человек, полковник в отставке. Каждое 9 мая деда приглашали школы, детсады, различные фонды и советы, чтобы послушать его рассказы о войне. Надо отдать деду должное – он никогда не следовал устоявшимся догматическим принципам касаемо количества потерь и военных действий – резал правду-матку об отсутствии подготовки, кадров, оружия, о расстрелах НКВД и СМЕРШа, о полной неготовности к войне со стороны руководства страны и армии, в частности. В то же время он всегда чтил память и преклонялся перед величайшим подвигом русского народа, сумевшим преломить ход военных событий в нашу пользу и загнать врага в собственное логово, где и уничтожить. И его супруга – всеми нами любимая бабушка – земля ей пухом. Добрейшая, отзывчивая, прекрасная женщина, отдававшая всю себя, все свое время и добро своим родным и близким. Именно они заложили мне имеющиеся у меня положительные черты характера – отрицательные привились извне. Они воспитали во мне чувство долга и справедливости, любовь к своей стране, уважение к людям.

Однако после моего выхода во взрослую самостоятельную жизнь я всегда сталкивался с проблемой выбора между этими качествами и реалиями современной жизни. И нередко отдавал предпочтение проявлению именно отрицательных черт моего характера. Хотя, с другой стороны, кто вправе определить – отрицательное это или положительное, хорошее или плохое, белое или черное? Все субъективно по своей сути, а также имеет временной отпечаток. Вчера спекуляция преследовалась уголовным законом, сегодня – это гордо именуется индивидуальной предпринимательской деятельностью. Вчера продажа просроченного кефира была чревата судимостью – сегодня административным наказанием. Вчера Ленин был хороший, а сегодня плохой. Никто не может сказать, как будет расценено то или иное явление либо личность спустя время. И точно также никто не может объективно и справедливо осудить мои действия, вынеся им обвинительный либо оправдательный приговор. Ибо даже почитаемые десять заповедей могут нарушаться санкционированно, на законных основаниях, с компетентного разрешения государственных органов.

К слову о заповедях, религия всегда играла и будет играть значительную роль в любом обществе, в том числе и в русском. Считалось, что во времена правления КПСС она была искоренена путем разгрома церквей и ликвидации священников. Однако КПСС была не в состоянии искоренить веру в душе человека. И даже мой дед, будучи коммунистом и командиром батареи, носил с собой зашитый крестик и тайно, перед атакой, крестился в кустах и просил бога сохранить жизнь ему и его солдатам и победить в предстоящей битве. Хотя я не сторонник христианства и вообще какой бы то ни было религии в целом. По моему мнению, ни один священник или монах не в состоянии познать сущность того Нечто, что руководит вселенскими процессами. И никаких посредников между этим Нечто, именуемым Богом, Космическим Разумом – как угодно – и верой человеческой, душевной не должно быть, будь то церкви, святые отцы или пресвятая дева. Пожалуй, вера в Иисуса Христа – это единственное, к чему не смогла меня приобщить бабушка, даже, несмотря на мое тайное крещение в глухой деревне.

После окончания университета передо мной встал вопрос выбора работы. В принципе, этот вопрос был уже предопределен мною в школьном возрасте. Желая пойти работать именно в эту организацию, о которой из книг и фильмов у меня сложилось исключительно положительное впечатление, по-детски, наивно стремясь помочь людям, искренне веря в несуществующие идеалы, я выбрал свой путь. Я пошел работать в милицию.

День нулевой

– Извини, Славик, все наши с тобой старания, увы, оказались тщетными. Начальник не подписал твои документы, – слова полковника Бубенца прозвучали для меня, как гром, среди ясного неба. – Я сделал все, что было в моих силах…

Я стоял, вытянувшись по струнке, словно был уже давно принят в ряды органов внутренних дел, и не знал, что сказать. Рассчитывая на должность юрисконсульта при Управлении вневедомственной охраны при ГУВД по Черноградскому краю, я бросил все силы после окончания вуза на изучение ранее ненужных мне Арбитражно-процессуального и Гражданско-процессуальных кодексов, потратив на это более полутора месяцев. И это при том, что мне уже вот-вот корячилась служба в доблестных Вооруженных силах России. Хотя, в отличие от остальных новоявленных лейтенантов запаса, которым выпадала честь служить два года, мне предстояло всего в течение года топтать в тяжелых кирзовых сапогах грязь и глину, крася заборы, строя дома генералам, получая тумаков от старослужащих – в общем, защищать Родину в рядах Вооруженных сил России. Солдатом же остался после того, как меня выгнали с военной кафедры за нежелание оплачивать зачеты и экзамены, которые я учил самостоятельно, но знания там принимались не в словесной форме, а исключительно в денежном эквиваленте.

– Александр Иванович, так, а… Почему? Я что, плохо выучил?

– Да нет… Выучил нормально… Начальник не подписал, – повторил Бубенец. – Почему – не знаю…

Позже я узнал, почему начальник не подписал мои документы на прием. В свое время его кандидата «зарубил» тот же Бубенец. А я просто оказался удачной мишенью для мести. А на качества, желание работать никто и не смотрел. Тогда, узнав об этом, я был крайне возмущен! Два взрослых мужика в полковничьих погонах обижаются друг на друга, словно малые дети в песочнице! Но позже, погрязнув в этой гнилой трясине, я понял, что в этой среде это нормальное явление. Поговорка «Человек человеку – волк» являлась одним из многочисленных девизов этой организации. И в личной мести не было ничего удивительного.

– И что мне делать? – спросил я.

– Да ты не переживай. Попробуй поступить в милицию, но на другую должность. Сразу в краевое управление тяжело попасть.

– А что мне еще остается делать? У меня ж «армейка» висит. Ладно… Где мне забрать документы?

– Зайди к Саше – кадровику. Он все отдаст. Ну, давай. Удачи!

– Ага. Спасибо. – я развернулся и вышел из кабинета.

Зайдя в отдел кадров, я забрал свои документы, попрощался с ребятами, с которыми уже успел сдружиться за это время, и вышел на улицу.

Начало ноября в Чернограде ничем не примечательно. Деревья стоят уже голые, дождь, слякоть, вечно грязные туфли и низ штанин. Все свидетельствует о приближающейся зиме, хотя, на самом деле, до зимы еще далеко. Зима в Чернограде наступает лишь в феврале, и то, обычно снег лежит не более двух недель. Тем не менее, водители начинают ставить «зимнюю» резину уже сейчас, и на шиномонтажках змеятся длинные очереди. Люди, привыкшие к немыслимой летней жаре, кутаются в пальто и «аляски», надевают перчатки и тяжелые ботинки. Тем не менее, многие без головных уборов – мужчинам шапки носить вроде как «западло», а женская половина не хочет закрывать от всеобщего обзора свои красивые волосы, чем увеличивают статистику заболевших менингитом и слабоумием. Весь город сереет, приобретает мрачные краски, впадает в некую депрессию. Хмурые гримасы на безжизненных лицах свидетельствуют о явном нежелании покидать свои жилища и топать по лужам и грязи на работу.

Я же, напротив, был готов, хоть по уши вымазаться, но, чтобы меня приняли. Зажав подмышкой папку с документами, я дождался нужного троллейбуса и поехал в сторону дома. Пока я ехал, мысли лихорадочно бегали в голове, анализируя сложившуюся ситуацию. Не то, чтобы я был сильно расстроен, но стало обидно за попусту потраченное время. Могли бы сразу сказать: «Нет!» Но эффект был бы уже не тот. Если бы я тогда знал, к чему приведет мое стремление, наверное, доехал бы до дома. Но в тот день я был еще молод и наивен.

Еще со школы я хотел пойти в милицию. После 9-го класса у нас было распределение, и я выбрал так называемый юридическо-правовой класс. К нам приходили преподаватели из университета и – естественно, не бесплатно – читали нам базовый курс юридических дисциплин. Теория, конечно, не практика – термины, определения, в общем, скукотища всякая. Но, когда приводились практические примеры, особенно из области уголовного права, все замирали, отвлекались от кроссвордов и карт и пытались найти верное решение. После школы встала проблема выбора учебного заведения. То, что это будет вуз, сомнений не было, но надо было выбрать, куда конкретно поступать с перспективой дальнейшего трудоустройства.

Недалеко от нашего дома располагалась школа милиции, ныне гордо именуемая Академией. Правда, в отличие от героев сериала «Полицейская академия», оттуда выпускались не такие лопухи, а виртуозы по строительству, преподнесениям благодарностей и дачам взяток за увольнительные и отпуска. Несмотря на это, желание надеть форму цвета маренго у меня так и не пропало. Но, узнав, что за поступление необходимо было отдать не менее новенькой ВАЗ 2110, при отсутствии гарантии сдачи вступительного экзамена по физической культуре, было принято решение получить долгожданную форму после окончания другого высшего учебного заведения. Так я остановился на юридическом факультете Черноградского университета.

Университет, а особенно юридический факультет, считались самым престижным местом учебы, как города, так и всего края. Чтобы поступить на юрфак, требовалось либо немало мозгов, либо немало денег. Денег у нас не было, мозги хоть и были, но перед конкурентами в виде банкнот они явно пасовали, поэтому мы решили искать максимальные льготы для поступления. Как я разузнал, при поступлении по целевому направлению, проходной балл в прошлом году равнялся «18» при «19» на общих основаниях. Инвалидом, участником боевых действий, чернобыльцем или чукчей я не являлся, поэтому решил постараться получить это направление. Направление можно было получить либо от прокуратуры, либо от милиции, также оно предполагало обязанность трудоустройства после окончания вуза в организации, предоставившей такое направление. Прокуратура в те времена считалась пределом мечтаний, и было решено пробовать пробиться именно через нее.

Походив с полгодика на практику, познакомившись со следователями и помощниками прокурора, пару раз выехав с ними на места происшествий, я начал потихоньку намекать, что неплохо было бы походатайствовать за меня перед прокурором о направлении на юридический факультет. Но те «следаки», за которых я печатал допросы, а порой и проводил следственные действия, пока они отдыхали, попивая пиво на обеде, моментально отказывались оказать какое-либо содействие, ссылаясь на то, что этот вопрос может решить исключительно единолично прокурор. В результате, в конце практики, мы с отцом пришли в приемную прокурора для разговора. Батя, как простой рабочий советский человек, безо всяких обиняков попросил прокурора дать мне направление на юрфак, мотивируя это положительными отзывами, хорошими характеристиками и т.д. Прокурор вежливо выслушал его, улыбнулся и также вежливо поведал бате, что если бы он давал такое направление каждому хорошему школьнику, то юрфак ежегодно выпускал бы исключительно прокурорских работников, и преступность давно была бы побеждена. Но штат прокуратуры, увы, ограничен, а, если победить преступность, то и прокурорские работники будут не нужны в принципе. А этого допустить нельзя. Поэтому выдача направлений также ограничена и выдается лишь избранным. Батя почесал в затылке и сказал:

– У вас там холодильничек в коридоре… Старый… Гремит… Мы могли бы помочь…

Так в мгновение ока я стал избранным. С широкой улыбкой, спустя пару недель, прокурор вручил мне направление и пожелал удачи. После чего достал из новенького белоснежного холодильника банку «Пепси» и скрылся в своем кабинете.

Скажу лишь, что прокуратура, а, возможно, и милиция, явно обновили в текущем году свой интерьер, ибо аналогичных направлений было выдано столько, что проходной балл стал даже выше общего. Причем я и пытался его получить именно для облегчения поступления, не задумываясь о перспективе трудоустройства. Хотя эти радужные перспективы были разрушены уже на третьем курсе, когда в аудиторию зашел представитель краевой прокуратуры и громогласно провозгласил о разрыве договорных отношений с абитуриентами в одностороннем порядке. Видать, прав был «мой» прокурор – кадры не нужны, преступность необходимо сохранять на прежнем уровне.

Как бы то ни было, на юрфак я поступил сам, набрав нужное количество баллов (ЕГЭ тогда еще не было), как порядочный студент, научился там пить и курить, однако за зачеты и экзамены не платил ни разу. Получив диплом, я оказался выброшенным в море таких же никому ненужных юристов по уголовному праву, как и я. Водрузившись на корочку диплома с парусом из вкладыша с оценками, меня бросало по океану невостребованных профессий, прибивая то к одному, то к другому берегу, но я никак не мог бросить якорь. Читая объявления о трудоустройстве, я всякий раз возвращался мыслями к службе в милиции. Меня останавливали лишь брошенные за столом слова бати: «Позор, что у меня сын будет – мент!» К тому же я еще не прервал контактов с однокурсниками и слышал, что они работают – кто в прокуратуре, кто в администрации, кто юристом на фирме или организовали свой собственный бизнес.

У меня никогда не было коммерческой жилки. Я никогда не мог себя представить сидящим на рынке или в магазине, занимающимся «купи-продай». К тому же это неинтересно. А вот милиция… В общем, забыв об отцовском негодовании, об однокурсниках, я принял свое решение. И благодаря своему решению я сейчас ехал в троллейбусе с запыленными стеклами, обклеенными яркой и всем надоевшей рекламой, в известном направлении.

– Молодой человек, что у вас на проезд?

– А? Что? – меня вывел из задумчивого оцепенения дребезжащий голос над ухом.

– На проезд, говорю, что? – голос стал переходить на истерические нотки.

Я повернулся. Рядом стояла женщина ростом сантиметров сто пятьдесят и столько же весом, лет сорока пяти от роду, в желто-зеленом жилете поверх вязаного свитера с надписью «ЧМТТУ». Иногда мне кажется, что у нас кондукторов клонируют, либо их специально отбирают по определенным признакам, как некогда Гитлер отбирал представителей арийской расы – однотипных, тождественных. Мне попадались исключительно маленькие, толстые, противные личности, занимающие своими телесами половину прохода в общественном транспорте, при этом зорким орлиным взглядом цепко и безошибочно выхватывая из толпы вновь зашедших граждан, и невероятным образом протекая между людьми к намеченной жертве.

– На проезд что??? – визгливый голос из пещеры на побагровевшем лице свидетельствовал о том, что грань уже достигнута, и если еще немного задержаться с ответом, то либо кондуктор отдаст концы от перенапряжения, либо на меня выплеснется такой поток мощнейшего негатива, что неделю буду приходить в себя.

– Студенческий, – по привычке сказал я. Но, вспомнив, что сдал студенческий билет после защиты дипломной работы, достал из кармана деньги и спросил: – Сколько?

– Не надо здесь выпендриваться и кичиться своими богатенькими родителями! – заверещала кондуктор. – Никогда не ездил на троллейбусе? Телевизор смотреть надо! Там все рассказывают – и сколько, и когда, и куда!

– Сколько? – повторил я. Меня начинало это бесить. Если у тебя не хватает мозгов идти работать куда-нибудь, кроме кондуктора, не надо злиться на свою убогость и ненавидеть весь мир. – Сколько, женщина? Я пять лет ездил по студенческому. Бесплатно. Сейчас я его сдал. Сколько стоит проезд?

– Ах, вы гляньте, он мне еще дерзит! Граждане, вы слышали?? Женщиной меня обозвал! А еще и студент! – лицо прямо кипело.

– Если вы признаете, что я студент, чего тогда с меня за проезд требуете деньги? – я отвернулся.

Наблюдавшие пассажиры начали ухмыляться.

– Тогда студенческий покажи!!! – визг переходил в звериный рык.

– Женщина, вы больны? Или плохо слышите? Я же сказал, у меня нет студенческого, я его сдал. И спрашиваю – сколько я вам должен за проезд? – я уже откровенно издевался, если честно, но я не мог стерпеть такого обращения.

– Ах, я еще и больна??? – ярко-напомаженные губы раскрылись в крике так, что мне стали видны вставные «восьмерки», иногда именуемые «зубами мудрости», но в данном случае это были просто «восьмерки».

– Судя по вашему внешнему виду, весьма. Причем, давно, – без тени улыбки произнес я.

Ненавижу эту социальную прослойку, возомнившую себя царьками жизни. «На России бедной даже дворник барин, коли бляху нацепить ему позволят», как сказал уважаемый мною Александр Розенбаум. Дали кусочек административного ресурса – и некогда неуверенный, обиженный на весь мир человечек, тут же вырастает в своих собственных глазах и начинает проявлять свое мнимое превосходство перед окружающими. Вместе с тем, придя по какому-либо вопросу на работу к своему вчерашнему пассажиру, его сущность снова посереет, скукожиться, и он станет самим собой. Я уважаю простых людей, работяг, но, когда при этом затрагивают интересы окружающих в угоду собственным, они мне становятся противными. Делай молча и качественно свою работу и не переноси обиду за свою убогость на тех, чье существование тебе эту работу обеспечивает.

Я вытащил из кармана горсть мелочи и, не считая, насыпал в протянутую пухлую ладонь кондукторши. После чего вышел из троллейбуса на пару остановок раньше.

Красивый все-таки город. Я бы, наверное, не смог жить в другом. Может, просто привычка, но, будучи в других городах, меня неудержимо манило обратно, в Черноград. Я не просто скучал – я испытывал физический дискомфорт, находясь вне его пределов. Я ненавидел все окрестные города и деревушки, проезжая через них. Хотя они и вызывали определенный интерес, именно в плане ознакомления с географией края, но оставаться там мне никогда не хотелось и к вечеру неумолимо тянуло домой. Даже выбираясь пару раз в год на море, на третьи сутки я уже начинал с утра всех торопить, чтобы ехали домой. Если честно сказать, меня никогда не тянуло в кабаки, кинотеатры, считая это напрасной тратой денег. Я нормально отношусь к тому, чтобы выпить, посидеть, обсудить фильмы, новости – но предпочитал это делать дома. Единственное, куда я с удовольствием выбирался – это бильярдная. Бильярд был и остается моей страстью. Я не играл на деньги, интерес был чисто спортивный, если можно назвать спортивным интересом употребление за время партии не менее 2 литров пива, а то и пузыря водки на троих под великолепный шашлык. Тем не менее, каждую пятницу я обязательно оставлял все дела, дом и мчался к зеленому сукну на стук белых костяных шаров.

Другой моей страстью были фильмы ужасов. Не знаю, почему все так с отвращением к ним относятся? Каждый фильм, независимо от жанра, должен добиться своей цели – тогда это хороший фильм. Если люди плачут под мелодраму, смеются над комедией, боятся от ужасов – значит, фильм удался. Иначе, зачем снимать несмешную комедию, нелепые ужасы, идиотские мультики, где невозможно отличить слона от ежика? Я стараюсь не смотреть телевизор, пропитанный ложью и фальшью, уже около пяти лет, однако вынужден изредка слушать бред, доносящийся из «зомбоящика». Меня поражает наивность и безразличие к происходящему вокруг людей, которые уткнулись в ящик и смотрят передачи для кретинов с пошлым юмором и лживыми новостями. Развитие Интернета оградило меня от этого мнимого телевизионного мира – появилась возможность «скачивать» бесплатно любые фильмы, передачи – те, которые тебя интересуют, а потом просматривать их дома, на компьютере, на широком экране с прекрасной акустикой. Это дает мне возможность не слушать вопли Малахова и скрежет голосов «Фабрики звезд», не видеть кривляния Галкина и бородку Стаса Михайлова, не мучаться от просмотра «Дом-2» и тупых российских сериалов. Можно смотреть фильмы, передачи по твоему собственному желанию, слушать действительно красивую и хорошую музыку, без надоевшей рекламы и безнравственных диджейских вставок.

Тем временем я подошел к выкрашенному в бело-голубой цвет зданию УВД. Включив на телефоне виброзвонок, чтобы не мешал беседе, я зашел внутрь. Сидевший справа от турникета чернявый милиционер подскочил и вперил в меня взгляд:

– Документы! Вы к кому?

– В кадры. Пришел на работу устраиваться.

Постовой пробежался взглядом по моему паспорту.

– Проходите по коридору, направо во двор. Справа металлическая лестница. По ней на второй этаж – там отдел кадров.

Я прошел через турникет и пошел по коридору мимо обшарпанных деревянных дверей с должностями и фамилиями обитателей кабинетов. Во дворе справа к зданию действительно примыкала крутая металлическая лестница. Поднявшись по ней, я оказался в новом аналогичном коридоре, в конце которого находилась массивная коричневая дверь с надписью «Начальник. Баранов Юрий Николаевич». Проговорив про себя имя-отчество – собеседнику всегда приятно, когда незнакомый человек сразу называет его по имени-отчеству, вероятно, создается впечатление, что он весьма известная личность, – я резко выдохнул и приготовился к разговору. Постучав в дверь и услышав: «Да!», я вошел в кабинет. За столом сидел плотный опрятный мужчина в форме полковника. Он вопросительно взглянул на меня.

– Здравствуйте, Юрий Николаевич, я по вопросу трудоустройства. Хотел бы работать в милиции.

– Отлично, молодой человек! Как зовут?

– Славик… Вячеслав. Вячеслав Белый.

– Сколько лет? Что закончил?

– 22. Юрфак ЧГУ. Дневное отделение. Уголовно-правовая специализация. Я вначале шел по направлению от прокуратуры, но…

– Неважно! – Баранов оборвал меня на полуслове. – В армии служил?

– Нет. Была военная кафедра, но я на нее не попал…

– Не годен?

– Годен… Не сошлись характерами.

– Так! Сейчас начнется призыв – нам надо поторопиться. – бегло просмотрев мои документы, Баранов попросил меня открыть дверь. – Толик! Толик!!! – закричал он в коридор.

В кабинет забежал невысокий стриженый парнишка в форме старшего лейтенанта.

– Вызывали, Юрий Николаевич?

– Бери этого хлопца, вот его бумаги и летите в Главк. Срочно все оформите, пока его в армию не загребли. У пацана такое желание работать, его никак нельзя упустить!

Видать, у Баранова была собственный дар выявлять чужие желания, причем которые порой были не так известны даже их обладателю. Но я не стал спорить. Толик взял мои документы и пролистал их:

– Так, значит, надо будет донести еще кое-какие копии, но это не к спеху. ВВК прошел?

ВВК – военно-врачебную комиссию – я прошел еще месяц назад. Со здоровьем все у меня было нормально, за исключением зрения, которое посадил еще с детства, проводя время за «Денди» и компьютерами. Я предвидел проблему с окулистом и решил схитрить. Скачал таблицу проверки зрения с известными всем буквами «ШБ» и заучил ее наизусть. Сами буквы я не видел, но видел их расположение, ориентируясь по которому, вспоминал, какая буква находится на этом месте. Уверенный в своих зрительных силах, я направился на обследование. И тут коварная женщина-окулист, сама в очках с огромными толстыми линзами, начала меня спрашивать не буквы, а какие-то колечки с прорезями, которые я, естественно, не видел! Терять мне было нечего, и я называл каждое колечко наугад, само собой, не угадав и половины. Пришлось подключать маму. Будучи заместителем директора ОАО «Городские электросети», она сделала один звонок, попросив либо рассчитаться ГУВД по долгам за электричество, либо увеличить размер колечек и уменьшить до них расстояние. Последнее было незамедлительно сделано, так как долг за электричество превысил несколько сотен тысяч рублей, и чудодейственное излечение моего зрения выходило намного дешевле.

Вторая неожиданная проблема меня ждала у хирурга.

– Достань до пола, не сгибая колен!

– Не могу, – честно ответил я.

– Ты должен достать!

– Тогда я порву связки на ногах.

– Все достают до пола.

– Я тоже достаю. Только ногами.

– Шутить изволите, молодой человек? А вот я сейчас вам напишу в заключении «Не годен», что тогда?

– Тогда Родина лишится великолепного защитника!

– Эх, ребята, куда вы лезете… – неожиданно грустно пробормотала хирург. – Вот вам направление на рентген в поликлинику по месту жительства. Сделаете – принесете мне. Посмотрим, почему вы не можете достать до пола.

Как оказалось после рентгена в районной поликлинике, у меня были смещены диски позвоночника. Я часто подрабатывал на стройке во время студенчества, таскал кирпич, бетон и, возможно, повредил позвоночник. А может, и раньше – для меня это было неважно. Важно было лишь то, что это смещение проявлялось только на боковом снимке, а на снимке спереди – никак. Недолго думая, я выкинул боковой снимок в урну, и представил на ВВК оставшийся. Хирург подозрительно посмотрела на меня, изучила снимок и спросила: «А что, бокового снимка нет?», на что, само собой, получила отрицательный ответ. Выслушав все, что она думает про районные поликлиники, я получил заветное слово «Годен» в медкарту и вышел из кабинета.

Но этом мои злоключения не закончились. Лор, с золотой цепью толщиной в мои два пальца, изучив в течение пяти секунд, мой стремящийся к работе организм, дал заключение: «Горло красное. Подлечи. Приходи завтра. Следующий!». Не представляя, как можно снять за день красноту горла, я с замиранием в сердце пришел на следующий день в указанное время. Перед дверью в очереди стояло человек тридцать, тоже «с красным горлом». Как оказалось, горло приобретало нормальный оттенок всего за 200 рублей.

Итак, ВВК в результате я прошел, о чем и сообщил Толику. Толик удовлетворенно кивнул головой. Мы примчались в ГУВД, где Толик зашел Управление кадров и несколько минут о чем-то там беседовал. Затем он вышел и подошел ко мне.

– Братан, ты особо не обольщайся. Места есть только в участковых и инспекции по делам несовершеннолетних. В инспекции, в основном, одни бабы. Так что – в участковые. А потом, глядишь, поднимешься – в опера или «следаки» пойдешь. Согласен?

Деваться мне было особо некуда, поэтому я кивнул.

– Превосходно. Значит, завтра, в 8-30 будь у меня в Приречке, кабинет номер двадцать шесть.

– Где? – переспросил я.

– В УВД Приреченского округа. Ну, где мы сегодня встретились. Все, бывай. С тебя пузырь за скорость, не забудь! – ухмыльнулся Толик.

– Пузырь, так пузырь. Как в штат войду – так и проставлюсь.

– Ну, без вопросов. Пока!

– Пока…

Когда я шел к остановке, на душе у меня было спокойно. Работа не должна быть только источником дохода. Ты должен идти на работу, как на праздник. Работа – это все равно, что вторая семья – как ты наладишь отношения, так дальше и пойдет. Но главное – вкладывать в работу частичку себя, тогда она и будет получаться, и не просто получаться – а получаться хорошо! Наивен я был тогда… Но в тот момент я был счастлив, потому что я шел работать туда, куда я хотел пойти.

День первый

– Значит, так… Стажировка от трех до шести месяцев, затем в штат и вперед! – Баранов смотрел мне в глаза и протягивал какие-то бумаги: – Это спецпроверка. Отдашь на месте старшему. Он проверит, заполнит, и потом вернешь мне. Все ясно?

– Ясно.

– Ну, пойдем.

Мы спустились вниз, на первый этаж.

– Смотри, лишнего ничего не ляпни. Николаич этого не любит, – тихо сказал Баранов, открывая дверь с табличкой «Начальник МОБ», предварительно в нее постучав. В кабинете сидел солидный мужчина лет 60, в кителе, с вышитыми полковничьими звездами на погонах. Полностью седые волосы, хищный взгляд карих маслянистых глаз из-под черно-вороных бровей, горделивая осанка – свидетельствовали о благородном происхождении, отсутствии привычки преклоняться перед кем-то и подчиняться чужому мнению. Полковник поднялся из огромного кожаного кресла и подошел к нам.

– Здравия желаю, Владимир Николаевич! – отчеканил Баранов. – Это новый кандидат.

– Здравствуй, Юрий Николаевич. Присаживайтесь, – пригласил нас жестом Владимир Николаевич, указывая на стулья, стоящие вокруг стола для совещаний.

– Я начальник милиции общественной безопасности Бурдын Владимир Николаевич. А ты что о себе поведаешь? – обратился ко мне полковник.

– Белый Вячеслав Алексеевич! 22 года. Закончил юридический факультет ЧГУ. Не служил. Живу в Чернограде, – также отчеканил я, памятуя стандартный набор вопросов, которые здесь задают.

– Так… И хочешь, значит, служить в милиции?

– Хочу, товарищ полковник.

– Родители есть? Работают?

– Есть. Работают. Отец в «Тепловых сетях», мать – в «Электросетях». Оба инженеры.

– Братья, сестры есть?

– Есть. Два брата. Маленькие еще. В садик ходят.

– А живете где?

– Да здесь. Недалеко. На улице Авиаторов.

– Машина есть?

– Нет. И прав тоже нет.

– Хм. Пора бы уже…

– Так машины нет, я и не стал на права учиться.

– А если купишь?

– Ну вот, как куплю, так одновременно и выучусь.

– Ясно… О работе в милиции слышал?

– Ну конечно… Кто о ней не слышал?

– Я не про фильмы, Белый! И не про дурацкие книжки! Про настоящую, реальную работу!

– Товарищ полковник, я месяц здесь в убойном практиковался – опера за меня могут рассказать. И в прокуратуре еще месяц. И трупы видел, и «расчлененки», и все такое…

– Ладно, посмотрим. Значит, живешь на Авиаторов… Баранов, какой у нас там опорный пункт?

– Восьмой, Владимир Николаевич. Старший – Куценко.

– Валентин? Тот еще жук… – поморщился Бурдын. – А без машины его никуда не запихнешь, только поближе к дому… Ладно, я документы на прием подписываю, посмотрим. Давай, скажи ему, куда, что, как. Будешь его наставником. Ясно?

– Так точно, товарищ полковник!

– Все! Свободны!

Мы вышли из кабинета. Полковник произвел на меня сильное впечатление. Видно было, что спуску он тут никому не дает. Как только дверь закрылась, как будто тяжелый груз свалился с плеч. Угнетающая обстановка в кабинете полковника. Как и сам полковник. Один только взгляд чего стоит! А этот властный голос – то приглушенный с хрипотцой, то металлический, чеканящий, от которого мурашки бегут по спине.

– Да расслабься ты, – словно видя мои мысли, усмехнулся Баранов. – Привыкнешь. Пойдем, я тебя с твоим непосредственным начальником познакомлю.

Открыв дверь с загадочной надписью «ООДУУМ», вошли в просторный кабинет, в котором коротко стриженый майор, не замечая нас, орал матом на какого-то лейтенанта:

– Сроки, Тарасенко, мать твою!!! Сколько тебе дается на рассмотрение??? Трое! Трое суток, а не десять!!!! Десять – по ходатайству, подписанному руководством! А где твое ходатайство??? Где??? Статисты опять нас шефу в служебке подали! Ты хочешь, чтобы нам с тобой по строгачу влепили??? Тарасенко! Тарасенко, я кому говорю??? – повернувшись в направлении взгляда лейтенанта Тарасенко, майор наконец-таки нас увидел:

– Здравия желаю, Юрий Николаевич! Воспитываю личный состав! Третий материал за неделю просрочен! Сил уже нет!

– Ладно, Хроль, потом повоспитываешь. Вот бойца тебе привел. Кандидат. Запиши его на восьмой, к Куценко, он там рядом живет. Команда Бурдына.

– Николаич, да у меня ж вся центральная зона оголена! А на восьмом почти штат! Давай на шестой его хотя бы!

– Леня, на восьмой! Все! Запиши данные, телефон и отправляй его на место. Пусть с ребятами познакомится. Все! – Баранов повернулся ко мне: – Вячеслав, значит, это Хроль Леонид Александрович – начальник участковых. Сейчас поедешь на восьмой опорный пункт, Леонид Александрович расскажет, как и куда. И не забудь, а главное, не потеряй спецпроверку. Ясно?

Подняться наверх