Читать книгу Стажер - Станислав Худиев - Страница 1

Место происшествия оказалось скучнейшей квартирой. Три комнаты, кухня, ванная. И никакой мебели. Вообще. Даже бабушкиного шкафа. Только кровать без матраса, без подушки, без одеяла – без ничего. Прямо на стальной сетке лежало тело. Женское, обнаженное, когда-то прекрасное. Или, во всяком случае – привлекательное. Дядькин сиротливо огляделся, но куда присесть или хотя бы положить папку с бумагами так и не нашел.

– Очевидцы, родственники, соседи? – бросил он через плечо.

– Отец. В каморке лежит, – ответил сержант.

– Труп?

– Да нет. Просто больной какой-то. Из одежды только трусы и рубаха. Ни брюк, ни обуви.

Мертвая девушка безучастно глядела в потолок в ожидании судмедэксперта. Ее правая рука грациозно свисала к полу, под тонкими пальцами без маникюра валялся флакончик. Или баночка. Наверное, из-под снотворного.

– И ни колец, ни других украшений, – пробормотал Дядькин, невольно фокусируя взгляд на лобке – аккуратная стрижка ромбиком. Брюнетка.

– Несчастная любовь? – решил проявить смекалку стажер Петличко.

– Не исключено. А может, вообще никакой любви.

– Ни фига. Все продала. Соседи говорят, за неделю сбагрила все по бросовым ценам. Что не купили – спалила во дворе, – отчитался сержант.

– Все становится проще, – резюмировал Дядькин. – Петличко! Твое боевое крещение. Сгоняй в психушку, подергай знакомых, друзей – подруг, родственников. И пиши отчет о самоубийстве на почве умопомешательства. И чтоб никакого предновогоднего висяка.

Отец покойной сидел на газетах, озираясь на незнакомцев в зимних одеждах, и потирал руками зябнущие ступни.

– Что со стариком делать? – напомнил о существовании родственника обнаженной девушки сержант.

– А ничего. Родственникам сообщите, пусть сами решают.

– Красивая, – поделился с сержантом Петличко и сокрушенно вздохнул. – Мне б такую…

– Устраивайся в морг, – посоветовал Дядькин.– Ну все, уходим.

Санитары взялись упаковывать красавицу; сержант отправился по соседям искать выходы на родственников. Дядькин сел в бобик и исчез в клубах пара. Понятые потоптались и пошли помогать сержанту собирать сплетни. Петличко поправил шапку, застегнулся поплотнее и двинул к остановке. «Теперь психушка эта еще! Пили теперь на край города! – угрюмо подумал он. – В отделе наверняка сейчас будут пить чай с булками от Анечки. Раз нет висяка, то Дядькин вполне может расщедриться на коньяк из собственной тумбочки. А на улице зябко, сыро, и голая барышня на кровати – всего лишь мертвое тело, которое уже никого не согреет, не поможет скоротать рабочие зимние будни».

Петличко машинально оглянулся на пятиэтажку, фиксируя взглядом окна злосчастной квартиры. Три окна, балкон, да черная тряпка, уныло мотыляющаяся на ветру. Петличко сунул руку в карман, достал телефон и ткнул не глядя «2» «позвонить».

– Але? Петличко, чего тебе? – сразу отозвался Дядькин. Его голос был глух, орало радио, шумел мотор, и что-то оживленно бубнил водитель Андрюха.

– Я это. Про балкон. Балкон осматривал кто, нет?

Дядькин выругался и зашуршал в трубку. Мобила Петличко напомнила писком, что батарейке пришел пипец.

– Про балкон нет ни фига, раззявы, – зло признался Дядькин, и видимо, добавил что-то еще, но петличкина мобила пискнула еще раз и окончательно сдохла.

– Леха? Ты чего здесь? – спросил Пе6тличко сержант. – Я тут уже целый подъезд окучить успел, а ты все на одном месте топчешься!

Сержант зажал между ног папку и принялся наматывать на шею трехметровый полосатый шарф.

– Что там у тебя?

– Родни тут нет, все в столицу давно перебрались. Папаша – заслуженный, на пенсии, лет восемь уже из дому не выходит. Нелли Алексеевна, покойная то бишь, единственная дочь, не замужем, не замечена, не привлекалась, вела замкнутый образ жизни, работала в аптеке. Вот так-то, брат, – самодовольно подытожил результаты своего обхода сержант, перемещая папку подмышку.

– И никакой несчастной любви? – неожиданно для себя спросил Петличко.

– Ни-ка-кой! – сказал, как отрезал сержант, вдруг хохотнул и, взяв под козырек, засеменил к той самой остановке, до которой так и не добрался Петличко.

Вернулся Дядькин.

– Что там на балконе стряслось?

– Не знаю, – честно признался стажер. – Пойдем, глянем?

Дядькин зло сплюнул и молча двинулся к подъезду.

Заслуженный пенсионер все сидел на полу, потирая ступни. Закрыть дверь, или поменять позу он так и не удосужился. Водитель Андрюха, который из любопытства тоже решил подняться, деловито протопал на кухню, но ничего, кроме газовой плиты не обнаружил и тут же вернулся:

– Командир, я старика в дом престарелых отвезу? У него ни жратвы, ни штанов. Загнется слабоумный…

– Вези. Бумаги позже оформим. Скажи, документы в милиции. Петличко! Что там на балконе этом чертовом?

Петличко вернулся в комнату, захлопнул ногой балконную дверь и показал находку – черный плащ с капюшоном. Собственно не плащ, а накидку до пят.

– Ку-клукс-клан? – встрял Андрюха, который все еще возился со стариком.

– Не, у тех белое все, – неуверенно сказал Дядькин.

– Может, маскарад?

Но тут Петличко вывернул капюшон, и на пол выпал круглый амулет на цепочке.

– Сатанисты! – ахнул стажер, разглядев находку.

– Череп и кости?

– Звезда перевернутая.

– Тогда антикоммунисты, – усмехнулся Дядькин, но шутку никто не понял.

– В карманах есть что? – серьезным голосом добавил он, в тайне надеясь, что нет. Но в складках накидки, в единственном кармане оказалась записка.

– Продала все, денег вы не найдете, – прочитал Петличко вслух и уставился на входную дверь. Та медленно отворилась, затем скрипнула, и в образовавшемся просвете появилась коренастая фигура с двумя чемоданами.

– Все вон, – рявкнула фигура женским прокуренным басом. – С полудня хата моя.

– Мы из милиции, – многозначительно объявил Дядькин.

– А мне плевать, я не вызывала.

За женщиной в квартиру внесли комод. Следом протиснулся толстяк в кепке, зашел в комнату, пожал всем руку и снова вышел.

– Мой, – объяснила коренастая. – Че встали?

Дядькин разозлился не на шутку. Началась словесная перепалка. Все шумели, размахивали бумагами и корочками… Грузчики лениво курили на кухне, Андрюха вернулся со своим рабочим комбинезоном и пытался одеть старика. Тот брыкался и ныл. Дядькин назидательно грозил пальцем, а грубая женщина крутила фиги в ответ…

Петличко мял в руках балахон и размышлял. Никчемная записка ничего не объясняла. Самоубийство оставалось таковым, вменяемость или помешательство чертова бумажка не доказывала. Адский костюм мог быть и маскарадным, а таких амулетов – в каждом ларьке. Петличко поднес кругляш к глазам. Работа оказалась тонкой, ручной, металл – скорее всего серебро.

– А амулет-то новый, на заказ! – громко сказал он вслух, удивив всех. Повисла пауза. Коренастая шмыгнула на лестничную площадку и затопала вниз по ступеням.

– Эй, парни! – крикнул Андрюха. – Помогите старика в машину запихать!

– В стиральную, что ли? – хмуро сострил один из грузчиков, беря старика за щиколотки. Тот сопел и затравленно озирался, видимо прощаясь со старыми обоями.

– Понесли!

В квартире стало тихо.

– Новый, говорю. На заказ, – повторил Петличко.

Дядькин взял амулет в руки, повертел, колупнул ногтем:

– Эт да. Ну и что? Да ничего. Давай в психушку, по друзьям – сослуживцам, и закрывай эту мутотень к едрене-фене. Новый Год скоро. А нам еще этого старика в приют оформлять. Квартиру-то на самом деле продали. Проверим, конечно, но вроде все чисто. Такая вот штука, брат-стажер. Ну, бывай!

И Дядькин снова ушел.

Петличко повертелся еще немного, хотел кинуть балахон в угол и уйти, но тут опять стали заносить вещи. Вернулась коренастая, а за ней толстяк. Петличко велели «валить отсюда, и тряпки свои тоже чтоб забрал». Ему ничего не оставалось, как скомкать материю и скромно удалиться.

Уже в автобусе он попытался сложить балахон поаккуратнее. Ближе к низу нашарил твердое и угловатое. В неприметном кармане оказалась книжица. «Сатанинская библия,» – решил Петличко и сунул ее за пазуху. Бесовскую одежу он мастерски запихнул под сиденье прямо перед конечной и в психбольницу зашагал уже налегке.

Психушка торчала из тумана серым бетонным углом. К облезлому зданию вела гравийная тропа. Судя по льду на лужицах, машины сегодня здесь не проезжали. А может, не ездили вообще никогда.

Вдоль дорожки, как и вдоль всего забора, активно зеленел можжевельник. Петличко знал, что из него делают джин. Холодный влажный воздух навевал мысли об алкоголе. Алексей не без удовольствия подумал о заиндевелом пузыре у себя в холодильнике и даже решил сорвать веточку – кинуть в бутылку для эксперимента, а не превратиться ли привычная органам водка в заморское пойло. Однако из-за куста неожиданно выглянул псих, и все приятные мысли разом испарились.

– Эй, дружище! – начал Петличко первым. – Где ваш главврач заседает?

Но больной снова исчез, судя по шелесту веток – бегом.

«Вот гад!» – подумал Петличко, приближаясь к парадному входу. Двери смыкал амбарный замок с толстым слоем ржавчины. Петличко обошел вокруг здания трижды, а может, только дважды, короче – немало потоптался, пока не углядел неприметную дверь в углу. Оказалось не заперто. Кабинет главврача указала печальная толстая санитарка. Принимал зам. Визит получился скучным и бесполезным. Покойная не состояла. Родственников в заведении не имела, и вообще из беседы выяснилось, что психи – люди тихие, и пакостить, продавая при живом отце все подчистую, склонности не имеют.

Бестолковость поездки на край города несказанно усугубила настроение. Начинало темнеть. Мерзлый гравий противно хрустел под ногами. После жаркого кабинета холод продирал до костей. Петличко убыстрил шаг и натянул шапку пониже. «И ни одной симпатичной медсестрички!» – подумал он, хватаясь за ледяные прутья калитки, но тут сзади послышался тихий голосок:

– Товарищ!

Петличко сделал шаг на волю и только после этого оглянулся:

– Кто здесь?

– Товарищ, это я, – тихо сказал псих, выглядывая из-за кустов.

– А! Старый знакомый… Ты чего сбежал от меня? Чего тебе?

– Товарищ! У вас темное пятно на ауре. Возле селезенки.

– Спасибо, – буркнул Петличко, потом отломил-таки себе веточку можжевельника, лязгнул калиткой и ушел.

Проклятый можжевельник исколол все пальцы, но в бутылку пролез. Пока шел процесс преобразования водки в джин, Петличко исследовал почти пустой холодильник и остановился на окаменелостях замороженных пельменей. Вода закипала, жидкость в бутылке заметно позеленела, а может, так выгодно падал на стеклотару электрический свет. Петличко взял телефон, собрался позвонить родителям на дачу, но – закипело. Пришлось отложить, взяться за пельмени. Потом следить, чтоб не прилипли… Сметана, даром что двухнедельной давности, выглядела вполне. Захотелось разложиться на квадрате клетчатой клеенки основательно – с закуской посередине, вилкой и бокалом – пардон, рюмкой, – справа, ну и все такое… Петличко проглотил слюну, вытер влажную от потного пузыря ладонь об штаны, сел, насадил горячий пельмень на вилку, обмакнул в сметану, поднес рюмку, покосился на телефон и разом опрокинул напиток в глотку. Телефон деликатно подождал, пока он закусит, и только тогда издал мерзкий трезвон.

– Привет, ма!

– Здравствуй, Леша. Как ты узнал, что это я?

Петличко хотел ответить, что больше вроде как некому, но счел это грубостью и соврал про чуткое сердце.

После третьей Петличко перешел на чай с вареньем. Телевизор подмигивал разноцветными лицами и видами. Мыть за собой посуду совершенно не хотелось. Алексей завалился на диван, щелкнул лампой и зевнул. Почти тут же вскочил, вышел в прихожую и вернулся с книжицей в руках. Блокнотик оказался никакой не библией. Да и про сатану там ничего не было. Писанина смахивала на дневник. Но излагала покойная не ахти, с фантастами не тягаться. Читалось скучно: пошла, пришла, встретила, вернулась… Алексей с трудом подавил очередной зевок, сунул книжицу под подушку и задремал…

Проснулся Петличко от холода. Не открывая глаз потер ступней о ногу, поежился и вдруг к удивлению своему осознал, что стоит. Он продрал глаза и огляделся вокруг. Получалось, что пробудиться ото сна его угораздило посреди заснеженного сквера. «Я лунатик,» – с тоской подумал Алексей, параллельно радуясь, что заснул в штанах и в майке. Стоять на снегу было неприятно. Местность выглядела вроде как знакомой. Захаживал сюда Петличко нечасто, хоть и находился сей злополучный сквер под боком. На полпути к дому Алексей догадался оторвать длинные рукава на портянки. Было то ли раннее утро, то ли сразу после часа пик, но прохожие встречались нечасто. На родной лестничной клетке Петличко ждал еще один неприятный сюрприз – закрытая дверь. Он подергал на всякий случай ручку, присел на ступеньки, тут же отморозил зад и снова вскочил. Был вариант позвонить родителям на дачу, или вызвать спасателей, но помощи пришлось бы в любом случае ждать. «Слезу на свой балкон с верхнего этажа,» – решил он и потопал к соседям.

Петличко скромно ткнул в звонок несколько раз и вдруг до крайности застеснялся своего нелепого вида. Почему-то особенно смущали обмотки на ногах и торчащие из обрывков майки синие руки со стоящими дыбом волосками. Открыла субтильная старшеклассница в черном.

– Тебе чего, бомжара? – спросила она, пережевывая пищу.

– Какой я тебе бомжара! – вспылил было Петличко, но вспомнил как выглядит и скис. – Да не. Я сосед ваш, этажом ниже живу. Дверь захлопнулась, а ключи там остались. Можно от вас по балкону спуститься?

– А че раздетый выходил? Моржуешь?

– Мусор выносил, – соврал Леха. – Впустишь?

– Ну, заходи, – неохотно посторонилась девчонка.

Петличко вытер ноги в обмотках о колючий коврик и вошел. Школьница скорее всего прогуливала. Сидела дома одна и смотрела по телеку какую-то замогильную чушь. Петличко огляделся: на стенах – уроды в пирсинге, знакомые по скандальным новостям личности и прочие музыканты с печальным макияжем.

– Ты типа гот? – поинтересовался он у девицы.

– Типа да. Сейчас вниз полезешь?

– А чего ждать? Полезу…

– Клевая обувка. Сам шил, или так, на распродаже надыбал?

– Да я это. Сам не знаю… Я вообще лунатик, – вдруг не без вызова в голосе признался Леха. – Где балкон?

– Там же, где и у вас. Квартиры-то одинаковые!

Вылезать на холод совершенно не хотелось.

– А чаем не угостишь? Там холодно.

– Дома попьешь.

Петличко вздохнул, вышел на заснеженный балкон и полез вниз. Через минуту он уже скакал по родному паласу, чтобы отогреть ступни, а через пять – грелся под колючими струями горячего душа.

Получалась прескверная история. Проснулся черт знает где, очутился там черт знает как… По любому выходило, что именно черт на данный момент знает все, что для остальных является загадкой. Горячий чай полностью вернул в нормальное состояние. Петличко оделся, два раза проверил, на месте ли ключи и неспеша двинулся в сторону сквера.

На снегу отчетливо виднелись его следы неопределенной формы. Ближе к скверу они превращались в следы босых ног. «Вот оно, это место!» – нашел он исходную точку. Точку пробуждения. Следы вели только от нее.

– А как я сюда добрался? – почему-то вслух спросил Петличко сам себя.

– Прилетел, – ответил ему маленький мальчик.

– А ты откуда знаешь? – изумленно спросил у него Петличко, но тут же понял, что мальчик не знает, а просто хочет играть.

– Привет, сосед – лунатик!

Рядом с мальчиком стояла школьница в черном. Теперь уже в плаще и шапке с торчащими вверх не то ушами, не то рогами.

– А, опять ты? Это твой?

– Ага. Вот с детского сада забрала, матери некогда сегодня.

– А что рано так?

– Одной дома скучно. Ты вот тоже – пришел и ушел, даже поболтать не с кем. Что за следы? Твои?

– Ну да. Тут вот проснулся и домой попер. А как сюда добрался? Вокруг ни одного другого следа.

– Прикольно. Ну, ладно, мне пора. Бывай, лунатик.

Петличко потоптался вокруг, потрогал снег руками, слепил в задумчивости снежок, а потом плюнул на все и пошел на работу.

Первая неожиданность обрушилась на голову Петличко прямо на проходной. Его не захотели пропускать. Петличко собрался уже поскандалить, дескать «не первое апреля», но тут подошел Дядькин, ласково обнял его за плечи и потащил в кабинет.

– Сейчас с ребятами тебя познакомлю! – пообещал он и бодро распахнул обшарпанную дверь плечом. Ребята уставились на него, потом перевели взгляд на Петличко, а потом, как ни в чем не бывало, снова занялись своими делами.

– Вот, стажера притащил! – объявил Дядькин. – Будет теперь за нас всех работать!

Все сдержано обрадовались, кто-то даже сказал «ура». Петличко высвободился из объятий следователя и буркнул:

– Да ладно вам, черти! Будто первый раз видите… Сговорились, что ли? – заподозрил подвох Леха, но ребята только покосились на него, не отрываясь от бумажек. Петличко потоптался, глянул на календарь с красавицей. Поему-то был ноябрь. Судя по следам красного маркера – последняя неделя. «Перевернуть забыли,» – машинально отметил Петличко. Полез за мобильником посмотреть число. Труба показывала двадцать восьмое ноября. Петличко метнулся к компьютеру на столе Дядькина, ткнул мышью в дату – то же самое.

– Ладно, – сказал Дядькин. – Ты пока свои справки дособирай, а через пару деньков приходи, поработаем. Сейчас у ребят волокиты бумажной накопилось…

Петличко согласно покивал головой и вышел вон. В голове было как-то мутно. На улице снял шапку, промерз, растер лицо зябкими ладонями до красноты. Вроде отпустило.

– Какое сегодня число? – сунулся он в ближайший газетный киоск.

– Двадцать восьмое ноября, – ответила бабушка, не отрывая глаз от кроссворда. – Молодой человек! – спохватилась она. – Пять букв, последовательность действий для достижения цели у служителей культа.

– Обряд, – буркнул Петличко и пошел дальше.

Он колесил по улицам, мерз, дрожал, но казалось, именно это обстоятельство не давало ему впасть в болезненное состояние и сосредоточиться на странном заболевании мозга. А в том, что у него просто психическое расстройство и полные провалы в памяти Леха практически не сомневался.

– Аптека, – автоматически отметил он, едва взглянув на вывеску с красным крестом. Решительно шагнул к двери, предчувствуя, как звякнет сейчас колокольчик. И колокольчик звякнул. Навстречу вышла девушка в полушубке. С легким румянцем и живым блеском темных глаз.

– Нелли Алексеевна, – пробормотал Петличко, уставившись на нее в тупом оцепенении.

– Да, – недоуменно согласилась девушка. – А я Вас не помню. Извините.

Петличко по-собачьи встряхнул головой и выдал первое, что вертелось на языке:

– Я про мебель. Куда девалась… То есть, Вы продаете мебель? Мне Ваши соседи говорили, я их родственник дальний, смысле из другого города… Вы такая красивая! – совершенно некстати ляпнул он, но Нелли лишь улыбнулась и предложила:

– А поедемте ко мне, остался еще шкаф и кресло. Остальное разошлось, я ведь много не прошу. У меня переезд намечается, вот и распихиваю старье. В смысле – старую мебель, так-то она крепкая, хорошая. Даже петли почти не скрипят.

Петличко плелся рядом с девушкой как сомнамбула, рассеяно улыбался, кивал в такт ее словам, даже два раза засмеялся, пока дошли от метро до ее подъезда. В лифте Петличко машинально ткнул в нужную кнопку.

– Ого! Вы и этаж знаете? – кокетливо подметила Нелли, но Петличко «мяч не принял», ответил лишь что-то про соседей-родственников.

В квартире Петличко накрыло по-настоящему сразу с порога – нечто похожее на приступ дежавю, только как в мультике, или видеоклипе, когда в пустой комнате внезапно проявляются, обретают форму и цвет, а потом и жизнь предметы интерьера, люди и домашние животные. Константой в мешанине линий и цветов был уже знакомый дедушка. Он лишь приподнялся над полом, пропустив под себя кресло с резными подлокотниками да так и замер. Петличко в который раз уже встряхнул головой, пытаясь снять наваждение, и сделал шаг внутрь.

– Я живу с отцом, он болеет, ничего не говорит, но ничего страшного, – щебетала девушка то в прихожей, то на кухне. – Садитесь, я сейчас чаю сделаю, продрогла с улицы. Какой ноябрь паршивый, зима ранняя… Вам сколько сахару?

Петличко уселся на диванчик напротив шкафа, рассеяно огляделся и вздрогнул, внезапно встретившись со стариком взглядами. Тот, не скрывая мрачного любопытства, внимательно разглядывал Петличко. Лехе стало неловко. Вошла с подносом Нелли.

– А почему у отца Вашего руки забинтованы? – спросил он, принимая чашку с чаем.

– Порезался. Не всегда себя контролирует, – не совсем понятно объяснила девушка. Петличко снова посмотрел на старика. Теперь он сидел с самым что ни на есть отсутствующим видом, глядел себе куда-то туда, и вялая челюсть едва шевелилась, грозя напустить слюны на рубаху. Странно, но столь радикальные перемены в облике папаши не показались Петличко удивительными.

– Лечите?

– Лечим. Благо я в аптеке работаю, могу нужные препараты доставать. Что выбрали? – перешла она к делу.

– Шкаф, – почему-то сказал Петличко, тут же встал и подошел к деревянному монстру с тремя дверцами. Добротной работы изделие производило странное впечатление – одновременно дряхлости и мощи. На верхнем углу он различил небольшой узор, явно вырезанный совсем недавно. «Мистика какая-то,» – подумал про узоры Петличко, слегка поднаторевший в магических письменах через продукцию западного кинематографа.

– Хороший шкаф. Дорого?

– Как заплатите, – отмахнулась девушка. – А заберете с креслом – вообще даром отдам, лишь бы вывезли.

Ого, – удивился Петличко. – Лучше в ломбард сдайте, или комиссионку, там неплохо заплатят, – посоветовал он, но девушка лишь отмахнулась.

Он посидел еще, поболтал ни о чем, отказался еще от одной чашечки.

Я завтра приду, – пообещал Петличко в прихожей. Девушка смотрела на него выжидающе, но больше в голову Петличко ничего не пришло, он молча вышел, помахал рукой и двинул домой.

Утром подлый мобильник как ни в чем не бывало показал двадцать третье декабря. Леха сварил себе пару яиц всмятку, заварил кофе и всерьез задумался идти ли на работу. По всему выходило, что неохота, но не из-за мистики, а так – лень, влом и все такое. Уже в прихожей он набрал Дядькина, надеясь непонятно на что, но начальник самым грубым образом пресек поползновения отсидеться дома в зародыше:

– Петличко? Отлично. Ты просто телепат какой-то. Как раз набирать тебе собрался. Старикан без штанов, ну этот – отец покойной сатанистки, сбежал из приюта. Придется тебе, стажер, пиликать на место и разбираться, куда свинтил один из фигурантов еще не закрытого дела.

Петличко понуро кивал головой, словно Дядькин мог его видеть, а тот, нимало не заботясь душевным состоянием коллеги, закончил как зарезал:

– А старика тащи сперва к нам, что-то уж слишком ловок болезный для слабоумного.

На улице Леха первым делом чуть не упал на раскатанной детворой полоске льда, затем еле увернулся от маленькой, но очень кусачей соседской шавки. Обменялся взглядами с не менее ехидной хозяйкой собаки и потопал к метро, пытаясь сообразить, как быстрее добраться до приюта.

Заведение для одиноких неудачников более походило на ограбленный винный погреб – сводчатые потолки полуподвального помещения наводили на размышления о средневековых посиделках, а охранник рядом с входной дверью был просто вылитым инквизитором в отставке. А вот вина не наблюдалось. Вместо бочек стояли кровати и тумбочки. Кое-где из-под одеял торчали то седая голова, то ноги в носках неопределенной давности. Санитарка, которая встретила Петличко и внезапно испарилась, так же беззвучно появилась вновь:

– Нет, карточки на беглеца нет, вы сами документы не привезли, а как сбежал – ума не приложу. Просто граф Монтекристо в спецовке какой-то.

– Граф? – с недоумением переспросил Петличко. – А похож больше на шизика.

– Вот. Здесь мы его пометили, на этой кровати спал. Через это окно, скорее всего, и смылся. Любуйтесь!

Окно было закрыто. Оно и понятно – декабрь. Кровать аккуратно застелена по-армейски. Решетка скромно смята наподобие занавески – вбок.

– Какой у вас кузнец затейник! – изумился работе мастера Петличко. – Это ж надо так натуралистически решетку выковать.

– Да нет, голубчик. Вчера вечером была она еще нормальная. Это дедуля ваш постарался, испоганил, можно сказать, вещь.

– Как смог? – опешил Леха.

– Сами гадаем. Может, в гараже домкрат спер?

– Да вы его видать витаминами обкололи, вот и озверел.

– Ага. Смял в озверелости решетку, потом прикрыл за собой окошко аккуратненько, и дальше озверелый помчался! – печальным голосом сказала медсестра, да так серьезно, что Леха и не понял – подкалывает или нет.

Подошел главврач, развел руками; подъехали на зов Лехи эксперты, сфоткали на память, оценили ущерб, выразили персоналу сочувствие и уехали восвояси. Пошел на улицу и Леха. Нужных следов в путанице подошв на снегу не нашел, плюнул и снова вернулся в помещение, в общем-то особо ни на что и не надеясь. Смятая решетка, сваренная из арматуры и покрытая черным лаком, выглядела вполне эстетично – словно застывший в крайней точке движения кусок ажурной материи. А вот следов домкрата, или еще какой железяки обнаружить на ней или на стене не удалось. Даже краска нигде не облупилась, разве что на сгибах. Петличко схватил изогнутые прутья, пытаясь повторить движение старика. Решетка даже не дрогнула.

– Еще один, – буркнула за спиной тетка-уборщица, но Лехе было не до нее – пальцами он нащупал такое, что понять сразу просто не получалось. Он разжал ладонь. Прут арматуры, обычно ребристый, был странно сглажен, будто пальцами прошлись по комку пластилина.

– Блин! Да тут даже отпечатки пальцев остались! – прошептал Петличко, снова хватаясь за телефон. Отпечатки и впрямь были, словно выгравированные в металле.

– Але, давайте экспертов снова в приют. Я пальчики нашел… Старика пальчики… Не переживайте, никто не сотрет.

Леха осторожно, практически нежно, прошелся рукой по всей решетке, однако чудес больше не нащупал. Зато на стене, рядом с углами оконного проема, разглядел едва заметные карандашные каракули – знакомые по мебели завитки – если не тот же орнамент, то что-то очень похожее.

Рисунки вернувшиеся эксперты не оценили, а вот отпечатки им понравились.

– Так бывает, когда в раскаленном металле продавливают нечто рельефное. В данном случае – пальцы, – пояснил самый седой и видимо самый опытный. Дыхнув на Леху мандаринами и еще чем-то странным, он добавил:

– А вот осматривать место происшествия надо так, коллега, чтобы товарищей обратно не дергать.

– Так это, осматривать вроде как вы должны, а не я… – застеснялся Петличко, потом непонятно за что извинился, за это его любезно подбросили до отделения, а там накормили булочками от Анечки, потому как закусывать коньяк было больше нечем.

– Нажимай, стажер. Сил в нашей работе надо много. А то чушь всякая начнет в голову лезть. Чушь пустой желудок любит – с голодухи чего только не привидится.

Петличко дали чай, пока пил – созвонились с экспертами: пальчики индентифицировать не удалось.

– А может и фиг с ним, со стариканом? – пожалел Леху Дядькин. – Ну сбежал псих, но не маньяк ведь, не преступник. Давай-ка, брат, по домам!

И Леха покорно дал Анечке завернуть себя в шарфик и вытолкать вон. Далее следовал небольшой провал в памяти. Осознать себя снова в этом мире Леха смог, когда остановился перед собственной дверью с ключом наизготовку. Он вошел, скинул вещи и твердо решил сразу лечь спать.

Звонок в дверь застал Леху в туалете. Пока Петличко, матеря поздних гостей застегивал ширинку, звонок не умолкал. Наконец он добрался до прихожей и открыл.

– Привет, лунатик! – сказала ему готическая соседка и, отпихнув плечом, зашла внутрь.

Леха, немало обескураженный таким поведением, разом остыл, расхотел ругаться и тоже поплелся на кухню.

– Чаю дашь? – спросила школьница, шлепая о стол тяжеленный фолиант.

– Дома попьешь, – не удержался от мелкой мести Петличко. – Чего тебе?

– Лекарство от головы тебе принесла, солдатик. Читай, тут тебе наверняка диагноз прописан. Великая книга бестиарий.

– Чего? – не понял Петличко.

– Перечень бесов.

– Нафига? – опять не понял Петличко, открывая твердую толстую обложку. На него тут же оскалилась какая-то гадина, старательно изображенная очевидно средневековым гравером.

– Жуть какая, – пробормотал Петличко, наблюдая как школьница методично исследует его обиталище.

– Небогато живешь, солдатик. Непонятно, с чего это к тебе бесы в голову поналезли. Не иначе на тебе великая миссия убить сатану, или спасти гроб господний.

– Ты бы это – телевизором меньше увлекалась, запишись на курсы, или в секцию спортивную, – посоветовал ей Леха, выпроваживая под локоть за порог.

Он запер дверь на два замка, потом подумал и отключил звонок, бесцеремонно оборвав один провод. Великий бестиарий полетел в угол, на старенькое кресло. Его место заняла записная книжка, кружка чаю и оба лехиных локтя. Петличко повертел книжицу в руках, поколупал ногтем кожаную обложку, хлебнул чаю и наугад открыл где-то ближе к концу. Кроме записей ничего на странице не оказалось, так, ерунда всякая про скучную жизнь и еще один день домоседки Лизочки. «Какая еще, нафиг. Лизочка?» – удивился про себя Петличко. Ни картинок, ни адресов с телефонами. Леха снова смачно хлебнул, поперхнулся и щедро брызнул на страницы. Чай с бумаги он смахнул почти сразу, все еще кашляя, но старые каракули оказались чернильными – буквы потолстели и пустили слезу, пара строк оказалась совсем уж нестойкой и принялась терять всякий вид с угрожающей скоростью. Петличко замахал страницами в воздухе, надеясь остановить процесс, потом поднес к лицу и что было сил подул. Чернила замерли буквообразными кляксами, однако страница продолжала меняться – под буквами, как на старомодных стереооткрытках, проступила доселе незамеченная вязь кривулек и завитушек. «Опять мистика поперла!» – решил Леха, разглядывая страничку под разным углом. Строки и узоры меняли объем, уходили одно под другое и в целом производили забавное впечатление. Потом Петличко нашел такое положение, когда узор начал стремительно вытеснять буковки, он словно втянул человека в себя, как омут. Леха подумал, что теперь наверняка опять проснется в сугробе, но сделать что-либо так и не успел.

Пахло вовсе не снегом, а сырой травой, осенними листьями, или даже грибами. Леха вспомнил, как родители водили его в лес. Там, пока мама собирала грибы, он втихаря кидал в деревья нож, устраивал в буреломе засаду на фашистов, да учился у отца вязать морские узлы. Леха напряг память и шевеля пальцами вспомнил пиратский швартовочный, который развязывался одним рывком за свободный конец. «Это чтобы быстрее драпать в случае чего», – думал он в детстве. Усиленные запахами воспоминания были необычайно яркими, открывать глаза не хотелось, почему-то не мерзли ноги, и Леха подумал, что сатанинский блокнот закинул его в сентябрь. В нос залетела соринка, он чихнул, сел и огляделся.. Лес оказался редким и старым, в проплешинах, небо источало мелкую изморось, метрах в трех, растопырив черные с рыжим шпалы уходила в поворот просеки железнодорожная колея – давно не езженная, с щетиной жесткой ржавой травы. Иных признаков человека, кроме как железной дороги, не наблюдалось. Петличко, изрядно уставший удивляться, встал, отряхнул штаны, одернул сырую майку и пошел по шпалам. «И куда не пойди, – думал он, – все равно окажется, что надо было идти в другую сторону.» Минут через двадцать, когда тапки основательно промокли, вдалеке, кажется слева от рельсов, замаячила будка – не то сарай, не то ж\д касса. Темнело. Петличко прибавил шагу. Будка оказалась старой кирпичной постройкой из двух комнат. Одна с лавками, другая – с характерным окошком в стене. Зал ожидания и касса. «Нифига себе вокзал! Меньше моей кухни,» – подумал Леха, обшаривая взглядом помещения. Все ценное, если таковое было тут хоть раз в жизни, уже давно унесли, что могло сгореть – сожгли то ли бомжи, то ли дети. Почему-то уцелели доски на лавках, и Леха подумал, что точно бомжи, а на лавках спали, поэтому жечь пожалели. Вывод был прост, но Леха почему-то собой загордился.

– Ну, я тут один, поэтому пару лишних лавочек на костер изведу. Так сказать, для обогрева и душевной теплоты.

Он ловко выбил доски ногой из креплений, расщепил о железяку, сложил шалашиком и длинно выматерился, вспомнив, что спичек нет. Снаружи почти стемнело. Леха вышел, прислушался, потом залез на крышу, повертелся, всматриваясь, но ни огоньков, ни индустриального шума не углядел и не услышал. «Вот занесла нелегкая! – подумал он в сотый раз, надеясь заснуть и проснуться снова в привычном мире. Как мог устроился на досках. Встал, прикрыл остатки двери, чтобы не сквозило, снова лег, зажмурился и услышал звук. Хрустело не очень близко и как-то странно. «Кто-то по гравию идет, рядом с рельсами, по насыпи,» – решил Леха, но почему-то не обрадовался. Выбрав обломок доски посолиднее, он подкрался к окошку кассы и осторожно выглянул на звук. К будке брела барышня. В пальто и в платке на голове. Точно не ребенок. И точно не старушка. Просто усталая. А может пьяная, или больная. В непривычной тишине глухомани гравий скрипел неестественно громко.

Добравшись до двери, барышня ввалилась вовнутрь, весьма элегантно сползла по стене и отключилась, едва ее тело обрело более или менее устойчивое положение. Леха не знал, что и подумать – вдруг умерла? А вдруг просто спит? Может, с гулянки, и к мужу возвращаться страшно? А может беглая преступница. И еще не факт, что все это в его время: вот выскочат сейчас из леса разбойники с саблями, или… Что именно или, Леха додумать не успел, потому как из леса решительным шагом вышли четверо. По очертаниям – в форме, у двоих что-то длинноствольное, скорее всего винтовки.

– Здесь она где-то, – просипел один.

– Не где-то, а вон в той будке, – уверенно сказал другой. – Там, кстати, еще кто-то прячется. Чужой. Но он нам не нужен. Бабу тащите.

Нисколько не маскируясь трое подошли к вокзальчику, нырнули внутрь и тут же вытащили под руки женщину, которая кажется так и не проснулась.

– Без сознания она, командир.

– Это лекарство, тащите на опушку, я с чужаком поговорю.

Леха выглянул из своего укрытия в общий зал, затем снова в окошко кассы и нос к носу столкнулся с командиром, который глядел в окошко с улицы.

– Прячетесь? – тихо спросил он Леху.

– Нет, ночь застала, переночевать хотел, – ответил Петличко, силясь разглядеть лицо.

– Бывает. Держите, – так же тихо сказал командир Лехе, сунул ему через окошко коробок со спичками, развернулся и пошел вслед своим подчиненным.

Леха машинально потряс коробок – почти полный. Он повертелся по комнатке, посидел с минуту на корточках перед сложенными шалашиком дровами, затем встал, и в полной уверенности, что совершает огромную глупость, пошел вслед за командиром.

Идти пришлось недолго. Опушка, куда отволокли барышню, оказалась совсем рядом. Там уже горел костер, один из бойцов варил что-то в маленьком котелке, другой мялся рядом – держал в руках толстый сук, сунув его концом в самые угли. Командир стоял над барышней. Та сидела, привалившись спиной к дереву, видно, по-прежнему без сознания.

Леха решил обойти опушку с другой стороны, чтобы не мешали наблюдать кусты, однако сдвинуться с места не получилось – в шею, прямо между воротником и головой, уперся холодный и острый предмет. «Штык!» – догадался Петличко.

– Тащи его сюда, – негромко, но очень отчетливо сказал командир своему третьему бойцу. – Он туго соображает, и очень любопытен. Такие умирают первыми. Хотя, иногда они добиваются неожиданных успехов.

Подталкивая штыком, Леху вынудили подойти поближе. Командир все также внимательно глядел на барышню. Она слабо шевельнула рукой.

– Готово, – доложил тот, что помешивал варево.

– И у меня, – отозвался другой, с тлеющим суком в руке.

– В стороны, – коротко бросил командир, и Петличко вдруг понял, что это не просто его должность. Командир – это сущность существа, подарившего ему спички.

Бойцы разошлись, один из них оттянул за рукав и Петличко. Командир макнул в котелок обугленный конец сука, вместо того, чтобы потухнуть, тот неожиданно зарделся. Размахивая палкой, человек забормотал некую молитву.

«Начинается, – с тоской подумал Леха. – Попал к сектантам. Сейчас зарежут бабу, потом за меня примутся!» Тлеющий сук тем временем вращался все быстрее. Горящий на его конце уголек пускал за собой тонкие нити света, те гасли все медленнее. Затем просто повисли в ночном воздухе, образуя сложный, но уже хорошо знакомый Лехе узор. «Понеслась моча по трубам!» – вспомнил со страху любимую поговорку бабушки Петличко, и незаметно шагнул назад, поближе к зарослям. Движение далось нелегко, словно сквозь застывшие нити клея. «Как в киселе,» – удивился про себя Леха и с натугой сделал еще один шаг. Огненный узор в воздухе тем временем уплотнился, перестал мерцать и неожиданно разъехался в стороны, образуя нечто вроде арки. Командир шагнул внутрь. Леха скосил глаза в одну сторону, затем в другую – бойцы не обращали на него никакого внимания, полностью поглощенные происходящим. Он сделал еще один шаг назад и вдруг рванул в лес, что есть силы.

Сзади раздался звук, словно лопнул воздушный шар. Леха очутился снова у костра, лицом к командиру. Узор в воздухе стаял на глазах, барышня застонав, окончательно свалилась не землю, один из бойцов снова ткнул Леху штыком в шею, другие выжидательно уставились на командира.

– Кто? – спросил тот.

– Чужак, – ответил один из солдат.

– Нарушил константу, придурок, – с досадой произнес командир и подошел к Лехе вплотную. – Я ведь тебе спичек дал, чего же ты? Сидел бы там, грелся…

Он неожиданно ткнул Петличко пальцами в живот. Лехе показалось, что из него разом вышел весь воздух, открыв рот он тяжело осел на землю, пытаясь вдохнуть хоть сколько-нибудь. Командир тем временем легко взвалил барышню себе на плечо и, велев бойцам тащить «этого придурка за ним», бодрым шагом отправился к рельсам.

Утро застало Леху в бревенчатом сарае. Разочарование быстро сменилось паникой – сон, хоть и краткий, по всей видимости, домой его не вернул.

– Черт! Что же делать! – заметался по сараю Петличко. Сквозь щели в стенах он разглядел небольшой хуторок, бескрайние леса, да всю ту же колею, неизвестно кем и для чего проложенную. По двору деловито, но без суеты расхаживали вчерашние бойцы, да еще несколько мужиков неопределенного вида. Судя по одежде, они запросто могли быть участниками революции 17 года, либо дезертирами сороковых, а может и беглыми зеками семидесятых. На всякий случай Леха толкнул дверь. Та легко отворилась. Он вышел во двор и, не зная что и делать, громко поздоровался. Ему нестройно ответили, продолжая заниматься кто чем. У крайней избенки, рядом с бочкой воды, стоял по пояс раздетый командир. Махнув Лехе полотенцем, он закончил вытираться и вошел в избу. Матюгнувшись, Леха одернул одежду и пошел за ним.

– Чего тебе? Завтрак не дают? – вместо «здрасьте» спросил командир Леху.

– Домой хочу, – без предисловий заявил Петличко.

– Ну так ступай, – улыбнулся командир, словно уверенный, что никуда Леха ступать не будет.

– Не могу. Не знаю где я.

– Ты в лесу. До дома далеко идти. Но дойти можно. Перевалишь через Урал, и до дому рукой подать.

– Так это что – Сибирь? – опешил Леха.

– Ну, в общем-то нет. Это лес.

– А в какой части света этот участок леса? – постарался максимально избежать размытых ответов Леха.

– Нижняя треть мира. Чтобы ты не парился – не глобуса, а мира, как многомерного нагромождения всяческих всякостей.

«Шизики! – догадался Петличко. – Секта шизиков!»

– Отнюдь, – возразил мыслям Лехи командир. – Наш фрагмент действительности смоделирован мною, имеет структуру пузыря ограниченного объема, висит в нижней трети мира, где мало чего интересного и легко затеряться. Вот и все.

– А если я по шпалам пойду в одну и ту же сторону, куда я приду в конце концов? – спросил Леха.

– Ты вернешься сюда, просто с другой стороны. Я же говорю – пузырь. Это шар. Замкнутое пространство. И колея имеет форму кольца.

Леха загрустил: «Точно шизики. И выход придется искать самому».

– Ты не тоскуй, я твою ностальгию поправлю. Найди Федора, он тебе еды даст. И ступай по колее, куда хочешь.

Петличко озадаченно почесал голову, вышел, кликнул наугад Федора. Отозвался плотный мужик в очках и с бородкой. Еды Лехе дали две консервы без этикеток, хлеба и солдатскую фляжку с водой. В последний момент Леха вспомнил про открывалку и выклянчил небольшой кухонный нож, кажется самодельный, но вполне себе прочный.

– Ну все, пока, сектанты, – повеселев сказал на прощание Леха и бодрым шагом двинул по шпалам.

– Часов через десять придет, – сверяясь с часами буркнул командир. Он развернулся на пятках и снова вошел в избу. – Лиза. Хватит притворяться. Входить в транс – дело нехитрое. Мы и сами так умеем. Поэтому и вывести сможем, если приспичит… – угрожающе добавил он.

Груда одеял на диване зашевелилась и на свет показалась заспанное личико, слегка помятое, всклокоченное, но очень даже симпатичное.

Петличко шагал и шагал. Часов через пять съел одну тушенку. Часа через три сделал привал, вздремнул часок-другой. Начинало темнеть. Подкрепившись, Леха снова пошел топтать шпалы. Шел он практически на автопилоте – луна светила вполне сносно, ни поворотов, ни стрелок – заблудиться невозможно. В голове крутились всякие мысли. Начиная от того, что скажет мама, когда не сможет дозвониться несколько раз подряд, заканчивая позорным увольнением со службы за злостные прогулы. Когда время по его подсчетам подкатило к полуночи, вдали замелькали огоньки. «Ну вот и цивилизация! – обрадовался Леха. – Главное, так ненавязчиво узнать где я, чтобы никто во мне идиота не заподозрил."

Однако цивилизация оказалась примитивным хуторком. Подойдя вплотную, даже в лунном свете, он без труда узнал неказистые избенки, сарай, и фигуру командира, который стоял, подпирая стену и меланхолично курил.

«Блин! Наверное, когда проснулся, пошел не в ту сторону!» – решил Леха и молча зашагал в обратном направлении.

– Эй, студент! – окликнул его командир. – Ты бы хоть воды набрал. Там по дороге ни ручейка, ни лужи.

Леха вернулся.

– Что за хрень? – разозлился он не на шутку.

– Нос свой совать не надо, куда собака хрен не сует. Ты тут как оказался?

– Не знаю.

– Знаешь. Ты ведь что-то сделал перед тем, как сюда попасть?

– Блокнот, – промямлил Петличко.

– Вот! А говорил, не знаешь. Там что написано было? – продолжал расспросы командир, и тон его более всего походил на тот, каким пользуются доктора в психбольницах.

– Лиза, – опять промямлил Леха. – И узоры. Твои мистические иероглифы.

Командир прищурился, щелчком запустил в небо окурок и переспросил:

– А Лиза – это кто?

– Из блокнота. Видимо, это ее дневник. Ей там скучно было, – совсем скис Леха.

– Не хнычь, – сказал ему командир. – Это у тебя от дезориентации. Освоишься, и снова станет на душе бодрее! Отдыхай, студент, – направил он легким пинком Леху в сторону сарая.

Спал Леха отвратительно, все больше ворочался, один раз пустил слезу, два раза крепко разозлился, под утро вполне пришел в себя, решив, что его судьба в его же руках, и нюни распускать пока без надобности. На этой мысли его накрыл сон – вполне глубокий и крепкий.

Проснулся Леха за секунду до катастрофы – бревенчатые стены протяжно скрипнули и, словно соревнуясь в скорости с потолком, устремились к центру постройки. «Мама!» – подумал Леха и зажмурился. Раздался хлопок и наступило мгновение черноты. Его сменил солнечный свет. Или просто яркий – сквозь розовую муть собственных век он не понял, затем решительно плюнул и глаза все-таки раскрыл. Поле вокруг густо колосилось злаками, точнее обозвать увиденное он не сумел. Сквозь море не то ржи, не то пшеницы к Лехе неспешно приближалось гривастое существо, до неприятного напоминающее льва. «Сука, Африка!» – в панике решил Петличко, плавно ускоряясь от коричневой гривы подальше.

– Окружайте его! – раздалось вдруг слева, и тут же то же самое справа. Он затравленно завертелся. На переднем плане возникли люди с сеткой, гриву сноровисто спеленали и под обиженные львиные рыки не без удовольствия ткнули в тушу животного огромным шприцом.

– Аж до нашей деревни добег! – радостно хлопнул Леху по плечу мужичок в пиджаке и заправленных в сапоги брюках со стрелками. – Всем миром ловили циркового! Да… Федотыч небось до сих пор со столба не слез, м-ммать!

– Да, смешно, – согласился Леха. – А я такой смотрю – ко мне прет, ну, думаю…

Но от Петличко уже отошли и совещались, как лучше тащить погрузившегося в сон хищника. Ненавязчиво поглядывая вокруг Леха задом сдал до лесополосы и растворился в зарослях. Там он перевел дух. Сел на поваленное дерево отдохнуть и подумать. Выходило опять не очень – непонятно где и непонятно когда. А главное – непонятно, как выбираться.

Перед глазами на траву шлепнулся тяжелый дымящий окурок, и тягучий голос прогнусавил самым зэковским образом:

– Слышь, фраерок, бабки есть?!

Леха хотел вскочить, но чья-то рука легла на плечо и придавила обратно, перед лицом возник типичный жулик из старого кино: заросший, в маленькой кепочке и с золотой фиксой. Леха сунулся в карман не пойми за чем. Попытался оглянуться на корешей блатного, но шею его слегка прижали, а в спину вдруг вошло что-то инородное и твердое, так и норовя добраться до самого сердца. «Как льва…» – успел подумать он и, кажется, умер.

Тот свет был точь-в-точь Лехиной квартирой. Райским светом струился туман из открытой дверцы холодильника, замогильно трезвонил колокол.

– Откуда колокол? – пробормотал Леха и понял, что телефон.

– Але.

– Алексей, ты где был? Три раза звонила!

– Да на работе… Мам, ты же знаешь… – мимоходом он нашарил пульт, врубил телевизор и сориентировался по датам и времени на каком-то информационном канале. В голове слегка прояснилось: выходило, что вернулся он в вечер после выезда на квартиру к мертвой красотке, аккурат после посещения психбольницы. Успокоив маму, Леха прошел на кухню, механически захлопнул холодильник, бросил комок пельменей в кастрюльку с кипящей водой и плюхнулся на табурет, совершенно лишившись сил от таких вот простых и привычных действий. Можжевельник в бутылке водки отяжелел, опустился на самое дно и лениво, неохотно отдавал жидкости привкус и цвет.

Петличко стянул рубаху, поискал дырку от заточки и не нашел, потрогал, как смог достать рукой, место проникающего ранения, но ничего не нащупал, впрочем, даже не удивившись.

– Чтобы вернуться в исходную точку, надо умереть! – понял он. – Значит, действовать на меня книжица стала, как только я ее сюда притащил. Оттаяла, значит!

Пельмени сварились. Леха налил себе полтинничек, нацепил на вилку самый аппетитный пельмень, обмакнул его в сметану и с удовольствием выпил.

– А, студент! – узнали Петличко в архиве. – Че на этот раз пришел?

– Дело о побеге найти не могу. Старое. Там еще лев цирковой сбежал, его всей деревней ловили…

– Издеваешься, – понимающе покивали ему головой. – Ну, заходи, ройся. Вон оно, второе справа!

Выходило, что льва ловили этим летом. Зэков поймали там же. Один из них с испугу заложил двух других, обвинив в убийстве «туриста», но никакого трупа не нашли и добавив всем за побег вернули за решетку. Льва тоже благополучно вернули в клетку, Федотыч оказался почтальоном и склочником, утверждал, что льва выпустили сын директора местной школы и «соседский сопляк». Выяснить про себя ничего не получилось.

– А почему, собственно, издеваюсь? – спросил Петличко, покидая архив.

– Вот скот, а! – не без восхищения сказали в архиве. – Вчера ж только, гад, этим делом весь мозг нам здесь вынес, и еще интересуется!

– А-а-а.. – неопределенно изрек Леха и пошел к выходу.

– Завтра про льва почитать придешь? – поинтересовались в архиве, но он сделал вид, что не услышал и потопал на работу.

Анечка притащила булочки с вишней. Они источали аромат на всю управу, заглушая явные нотки коньяка. Дядькин закатывал глаза, вкушал, закусывал и ласкал взором Анечку с декольте до пупка и обратно.

– Анна, не выходите замуж никогда! – бутафорил он, пытаясь разглядеть через вырез кофты лифчик. – Мы осиротеем и сдохнем с голоду, потравимся продуктами полураспада общепита, загубим микрофлору желудка бесконечным перкусом…

Дядькин мог наговорить еще много чего, но дежурный велел мчать на покойника, и Дядькин, торопливо проталкивая пальцами остатки булочки в рот, потащил всех вниз – седлать коня. Петличко втиснулся в середину, его сдавили, дыхнули с двух сторон коньяком и сдобой и бодро помчали вперед.

Антиквара задавили до смерти. Могли застрелить, заколоть, забить, в конце концов. Но поступили жестоко и именно задавили: дождались, когда сунет он голову в платяной шкаф старинной работы и поприжали дверцей так, что поперек груди, шеи и части деформированного черепа пролегла глубокая некрасивая черта, подбившая, как выразился водитель Андрюха, итог всей его жизни.

Угрюмый очкарик от смежников уже ковырялся в накладных, выявляя – было ли хищение, эксперты обсуждали кресло с массивными подлокотниками. Петличко прошелся среди старья, пару раз чихнул, вытер нос платком и снова подошел к орудию преступления. Шкаф оказался старым знакомым, мистические каракули на поверхности это подтверждали. Алексей присмотрелся к креслам и нашел, что и они скорее всего попали сюда из подозрительной квартиры.

– И концы в воду… – задумчиво сказал он вслух.

– Сначала, – попросил его Дядькин, который оказывается стоял совсем рядом.

– Все вывезли сюда, потом девушку убили, а старик – болезный. Ничего свидетельствовать не может. Или может, это надо еще в приюте установить. – Леха вдруг запутался, боясь что-то упустить или наоборот наговорить лишнего.

– Ты все про голую тетеньку? – понимающе покивал Дядькин. – Жениться тебе надо, барин! Ладно, сгоняй к старику в отель, может его санитары разговорили уже, у этих кто хочешь заговорит. Побеседуй, разузнай. Тут все равно делать больше нечего – следов нет, отпечатков нет.

Дядькин огляделся и доверительно сказал:

– Эксперт вообще говорит – так сдавить антиквара можно было только с помощью пресса или машины какой, но тогда дверцы шкафа бы не выдержали. Предновогодняя феерия какая-то!

Петличко вышел на улицу, запрыгнул на подножку троллейбуса и, предъявив проездной, помчал в приют к сумасшедшему папаше.

– Принес блокнот? – сходу ошарашил Леху старикан.

Леха немало опешил, можно сказать, впал в ступор. Блокнот он действительно принес, но не старикану, а так, просто с собой взял. Теперь подлая книжица словно назло выпирала из под слоя одежды, так и норовя выпрыгнуть из внутреннего кармана.

– Сюда давай, щенок, – злобно прошипел старик, протягивая к нему растопыренную пятерню. Блокнот ощутимо дернулся в кармане.

– Охренел ты, старикан, так с человеком при исполнении разговаривать! – возмутился сквозь мутную пленку страха Алексей и сделал шаг назад. – Фильтруй базар, как говорят наши подопечные. Ты чё с антикваром учудил? – перешел на всякий случай в наступление он сам, но ничего путного из этого не получилось: книжица в кармане внезапно дернулась вверх и еще неожиданней вниз. Леха захлопал по себе ладонями, стараясь удержать блокнот, но тот выпал из под полы на пол и был тут же подхвачен старой, но крепкой рукой.

Бормотнув какую-то белиберду старикан подскочил к окну, смял вбок железную решетку и потянулся тающей на глазах дымкой в приоткрытое окно.

– Куда?! – взбеленился Петличко и мертвой хваткой вцепился в развоплощающийся тапок старика. Его тут же скрутило жгутом и, теряя сознание, он вылетел вслед за беглецом.

– Допрыгался, тезка, – услыхал Леха голос старика и открыл глаза. Вокруг поднималась сырая земля, кое-где укрепленная жердями и бревнами. «Окоп», – догадался он, вставая на ноги. Старикан сидел на краю стрелковой ячейки и деловито шнуровал грязные ботинки. Хозяин обувки валялся на дне окопа, нелепо выставив из-под покрытой пятнами грязи и крови шинели голые пятки. Потрясенный Леха поднял взгляд на старого пройдоху.

– Да не боись, не я его. Дохлый был уже, – ответил на немой вопрос старик. – И ты, падла любопытная, скоро издохнешь.

Старикан ловко перекатился за покрытый дерном вал и исчез в наступающих сумерках. Некстати заурчало в животе. Леха потоптался на месте, хотел пойти, наткнулся на труп и повернул в обратную сторону. Наступил на что-то и в ужасе отпрянул, но это оказался не очередной мертвец, а рюкзак. Оглядевшись по сторонам, он подхватил его под обе лямки и потопал дальше.

Тянуло сыростью. Наползал туман, и вообще становилось противней некуда. Где-то впереди послышались голоса. Петличко дернулся было к людям, однако замер на месте и задумался. Выходило, что правильней всего – топать за стариком, отнять блокнот и вернуться.

Ориентиры меркли, Леха с трудом разглядел примятую траву и рысцой припустил вдогонку. Замерцали огоньки построек. Автоматически отметив, что электричество в этих краях есть, Леха прибавил шагу, влетел в яму, а может воронку, изгваздался в грязи, кое-как отряхнулся, но темпа не сбавил.

Деревенька проявилась заборами и углами. Подозрительно молчали собаки, кое-где маячили тени, и как искать старика Петличко совсем не представлял. Опытный охотник за головами обязательно нашел бы салун или пивную и там без проблем обнаружил бы и беглеца и его местных подвижников, однако домов с вывеской что-то не было, а ходить стучаться в двери выглядело бы как-то совсем уж странно.

– Вот он, – довольно вякнул вдруг голос сзади, и Леху бесцеремонно ухватили за рюкзак, дернули и развернули.

– Рюкзак Егоркин я-то завсегда узнаю, сам его сшил. Вот тут и молния отпоролась, я ему потом… – деятельно бормотал какой-то хмырь в кепке.

– Хватит, – прервал обличительный монолог невысокий тип в брезентовой куртке с капюшоном. – Где Егорка?

– Не знаю, – промямлил Леха, понимая, что влип. – Рюкзак в траншее нашел, даже внутрь заглянуть…

Оба аборигена разом отскочили от него на пару метров, хмырь при этом вздернул ствол и отчетливо щелкнул курком.

– В траншее, говоришь? – мрачно прошипел тип в капюшоне. – И заглянуть не успел… Ну-ка, поворачивай обратно! Живее!!!

Капюшон повел плечами и выдернул из-под полы что-то неприятное вроде автомата. Выходило скверно.

Петличко попятился, потом засеменил к окраине, вполоборота, стараясь не упускать из вида мрачную парочку.

У околицы хмырь без волокиты и предисловий выстрелил в спину. Леху завертело и бросило на забор. Хлипкий плетень хрустнул, рухнул, и очередь Капюшона прошла чуть выше лехиной головы. Петличко засучил ногами и, загребая грязь, сполз в канаву. Судорожно дергая конечностями он рванулся в темноту. Пару раз ветки здорово обожгли ему лицо, пальцы рук и вовсе отбило хлесткими побегами кустарника. Зато свет за спиной стремительно исчезал, голоса глохли, а выстрелы не звучали вовсе.

В абсолютной темноте, падая и поднимаясь, Леха углубился в какие-то дебри, основательно приложился к могучему стволу и тут же принялся карабкаться вверх. Где-то в развилке ветвей он наконец остановился, оседлал толстый сук и замер, прислонившись спиной к стволу. Уши свело от напряжения, но ничего кроме своего дыхания ему услышать не удалось.

Неудобный рюкзак никак не давал устроиться. Леха передвинул его на живот и полез внутрь: комок тряпья, плоская шкатулка, маленькие свертки, видимо с солью или перцем, кажется хлеб, нож в чехле, который он принял сперва не то за палку, не то за дубинку.

Запалить зажигалку, чтобы рассмотреть находки было страшно – а ну как шли следом и лупанут по огоньку очередью. Ноги страшно затекли, он еле поменял позу, кое-как устроился поустойчивей и прикрыл глаза…

…Раскачивало, как в гамаке. Тело просило движения и при этом отказывалось шевелиться. «Я на дереве», – грустно подумал Алексей и открыл глаза. Лес вокруг выглядел безжизненным, листьев на деревьях почти не осталось, тем не менее, было не холодно, а как-то просто свежо.

Леха со скрипом спустился на землю и взялся за находки всерьез: хлеб был вполне съедобным, невкусным и сразу закончился; в сверточках нашлась соль, а еще махорка. Шкатулка оказалась книгой в стальном переплете с пулей в середине. То есть совсем в середине – прямо в центре вычурного орнамента, напаянного на обложку. Характерные узоры Леха узнал без труда, сплющенный кусок свинца впечатался между завитками на удивление плотно, не отковырнешь. Нож – полная ерунда с огрызком деревяшки вместо рукоятки, и нелепые ножны подстать. Злосчастный рюкзак с барахлом и книгой он запинал под кучу валежника, набросал сверху сухих листьев, нож, табак и соль распихал по карманам.

Потянувшись, зевнув, Петличко прикинул, в какую сторону пойти, решил, что «туда», однако именно оттуда залаяли вдруг собаки и он как-то сразу бодрым шагом припустил в другую сторону.

– Надо пройти по руслу ручья, или по камням, – бормотал он под нос, продираясь через подлесок. Вскоре попался овражек, по дну которого действительно бежал ручеек. Леха больше наследил, чем скрыл факт передвижения, к тому же намочил ноги и громогласно чихнул, вызвав неожиданно звонкое эхо. Метров через сто он выбрался из овражка. Еще через пятьдесят перестал брести по воде и вышел на живописную полянку.

Местность напоминала осеннюю Швейцарию с календаря: аккуратный заборчик из жердей, домик с трубой и крыша, крытая черепицей. Не хватало пары коров на лужайке, зато были горы на заднем плане и дымящий мангал на переднем. Перед мангалом стояла девушка с картонкой в руке.

– Вы соль принесли? – капризно крикнула она вместо приветствия.

– Вот, – озадаченно полез в карман Леха, и как зомби двинулся на запах. Воспитанный сотнями пикников желудок резво откликнулся на знакомый раздражитель активным бурчанием, а рот предательски наполнился слюной.

Девушка здорово смахивала на покойную дочь старого шизика.

– Алексей, Вас только за смертью посылать, – снова напустилась она на Петличко. – Угли на подходе, а я мясо в маринаде без соли выдерживаю! Вы в своем уме?

Леха положил соль на маленький столик рядом с мангалом и завис: получалось, что совсем недавно он здесь уже был, и даже получил от девушки какое-то поручение, в смысле соль принести. Судя по обращению на «вы», они вроде как не очень-то друзья, хотя совместный шашлычок с утра пораньше среди малознакомых тоже редкость.

– Как папа? – внезапно вывалилось из него, и Леха вдруг страшно испугался, что совершил фатальную ошибку.

– Алексей, Вы идиот? – взорвалась красотка и яростно замахала картонкой над углями. – Вы же его провожали, откуда я знаю, как он? И, кстати, как папа?

Леха неопределенно хмыкнул, успокаивающе кивнул, подмигнул и бросив «я щас» пошел за дровами.

Ситуация анализу никак не поддавалась, характер взаимоотношений и последовательность событий не выстраивались, способ выудить все в беседе с капризной шашлычницей никак не придумывался.

– Зачем Вам дрова? Углей хватает, несите лучше стулья! Какой Вы все-таки бестолковый, Алексей… И прихватите бутылки и посуду. В беседку, в беседку!…

От мангала шел уже совсем сумасшедший запах. «Хрен с ним, поем пока!» – решил Леха и шустро сервировал стол. Обрезки, шелуху от лука и прочий мусор он собрал в бумажный мешок, остаток соли пересыпал в солонку, метнулся к ручью и сполоснул руки. Потом скинул куртку и умыл заодно и лицо. Признаться, в зимней куртке со всей этой беготней он слегка подвзопрел, так что не помешало бы искупаться целиком и сменить рубаху, но это было из области фантазий. Хотя…

– Садимся, есть хочется! – весело крикнула девушка. С шампурами в руках она выглядела божественно. Леха собрал волю в кулак, стараясь выглядеть человеком, который просто не прочь перекусить, а вовсе не захлебывается слюной в предвкушении.

Проконтролировать первый укус было сложнее.

– Какой Вы алчный! Аки зверь! – засмеялась девушка, глядя на исчезающее с лехиного шампура мясо. – Тогда я тоже буду есть так, прям с шампура!

Петличко согласно кивнул, хотя ему сейчас не было до этого ровным счетом никакого дела. Через полпорции он вспомнил о напитках.

– А разрешите выпить за Вас! – разливая коньяк по бокалам, выпалил он. – Такого вкусного и питательного завтрака я не припомню со времен школьных походов! За самую крутую шашлычницу и самую обворожительную хозяйку в мире!