Отрывок из книги
Часто женские коллективы похоже на серпентарии, где разные виды «гадов», свернувшись в клубок только и ждут, чтобы ужалить, донести, оговорить и выжить. Ползают мирно до поры до времени, пока вместе не определят жертву. Реальную атмосферу, и микроклимат формирует непосредственно руководители, в данном конкретном случае главврачи и заведующие отделениями. И мало доверять, необходимо уважать труд специалиста, особенно если он участвует в коллективном процессе. Но взаимоотношение в коллективе (роддома) сродни взаимоотношению в «гадюшнике», или курятнике, в зависимости от особенностей характера. Дамам свойственна привержённость к сочинительству и распространению сплетен. Хотя эти качества присущи и мужчинам. В коллективе тёткам преимущественно за 40, и это настоящие змеи, умеющие лгать при благочестивом выражении лица. Вечно с претензиями, только и ждут к чему бы придраться. – Или вы думаете, что если улыбаются вам в глаза, то за глаза гадости не говорят? – Ещё как! Отбросьте иллюзии, здесь постоянные сплетни, интриги. Вы как минимум вызываете раздражение, и если проявите слабину – закусают, или ядом забрызгают. Я бы не хотел, конкретно называть лица и больницы где пришлось работать, так как описываемые события носят системный характер; – ведь низкая зарплата при высокой загруженности рождает озлоблённость. Особенно, когда на виду куют «бабки» плюя на коллектив, который в своей здоровой основе не принимает эту игру без правил. Жёсткий бизнес не в их привычках. И молчат! Ввязываться в интриги и дружеские союзы опасно. Иногда полезно прикинуться наивным до глупости, зато шкура будет цела. Мало кто идёт на работу выполнять должностные обязанности. Главное, – уметь пользоваться профессиональными возможностями. С годами становятся психологом, и видят: – с этой беременной можно взять деньги. И здесь не зевай, снимай «пенки», опередив других. Если утром, нет хруста купюр, то явно не повезло. Дежурство – это работа, тут не может быть друзей. Чего стоят поборы с сотрудников. Но это не каждому дано. Гадюшник – вместилище разных видов змей. И представляете, какая гремучая смесь сосредоточена в нём – родильном доме, к сожалению, не одном. Чтобы выжить в подобных условиях, необходимо накопить немало опыта и яда, чтобы тебя не сожрали. А в ответ надо кусаться и жалить всех без разбору. Так как в этой конторе работают в основном женщины, то объяснять не стоит, какие неприятности проистекать могут. К сожалению и мужчины не отстают, делясь таким же ядом. Представляете картину с этими ползучими тварями. Кругом различные лица змей – с колючими и вытаращенными глазами. Добро пожаловать в серпентарий.
Ну, те и пахали, как безмолвные рабы. Вот и сейчас коллектив сидел, молча думая каждый о своём. Одни преданно взирая на заведующего, а другие, испытывая чувство стыда за него, но ещё больше за себя. За своё рабское покорство, и молчаливое непротивление, за тот внутренний дискомфорт, изначально присущий русской интеллигенции. Давно известно, что проклятие России это «дураки» и дороги! Но в период перестройки первая часть заметно поумнела, превратившись для остальных в иную напасть; – новых управленцев. Эта прослойка, превосходно владея мимикрией, хорошо приспособилась к окружающей среде. Исповедуя на публике либерально – демократические взгляды, придерживалась старой авторитарной методы, глядя на подчинённых, как на орудие своих целей. А ведь ничто так не обижает людей, как осознание того, что их вчерашний коллега, получив привилегию, пусть даже совсем незначительную, начинает подчёркивать всем своим поведением, что он уже не с ними, а над ними. И подобно небожителю может избирательно наказывать и миловать, извращая само понятие коллективной работы. – Вот уж действительно: кому корешки, а кому вершки. – Со временем тотальная коррумпированность затягивает, словно в трясину, превращая доходную должность в синекуру, и начинается стрижка купонов. Владея информацией о платных услугах, тот, не желая делиться ни с кем, снимает весомые пенки. Появляются «свои» палаты, куда помещают нужных людей. Доход как в звёздном отеле. Палаты повышенной комфортности на 1-ого, 2-х человек, упакованы бытовой техникой и индивидуальным санузлом. Сложные наркозы хитрец доверяет другим, хотя присутствует, при этом – словно руководя. – Мне надоело! – чеканил начальник, – делать замечания опоздавшим, и я впредь буду требовать письменных объяснений, прежде чем допускать к работе. – Вот гадёныш! – бросил недовольный взгляд «виноватый», ему показалось, что в этот момент лицо шефа, даже хищно оскалилось. – Далеко пойдёшь, если не остановят. Явно нахватался от кобры – «начмеда». – Расходимся на работу, – выдержав очерёдную паузу, милостиво разрешил тот. Большинство врачей поднялось на этаж выше, пройдя в родильный зал. – Срочно на операцию, – голос дежурного акушер гинеколога срываясь на фальцет, отражался от стен длинного коридора. – Отслойка плаценты! – Лежащую на «каталке» женщину, тащили в операционную, и бедняжка расширенными зрачками испуганно глядела по сторонам. Скрипучую тележку иногда заносило, и тогда восковые руки, лежащие поверх одеяла, слегка дрожали. Тонкие пальцы с нараставшей синевой, пытались расправить несуществующие складки. – Собирается! – неприятно кольнуло опоздавшего врача, придерживая ручку тележки. Курчавые пряди тёмных волос беременной женщины, прилипнув к вискам, обрамляли бледное как мел лицо. Кончик носа уже заострился, и на верхней детской губе покрытой пушком, проступали капельки пота. – Господи помоги, ведь только хочу ребёночка и больше ничего. – Если бы даже она хотела, то не могла ничего сказать. Лёжа на мокром белье, женщина понимала, что кровотечение продолжается, и внезапно нахлынувший страх неотвратимой трагедии сковал мышцы лица так, что вызвал спазм жевательной мускулатуры, не позволяя открыть рот. – Застывшая маска смерти напугала сестер, и те стали тормошить её, с тревогой заглядывая в лицо. По щеке женщины покатилась слеза и, открыв глубоко запавшие глаза, она с надеждой посмотрела на них. Шедший рядом врач, поглаживая руку, профессионально фиксировал характеристики пульса. Спокойствие мужчины вселяло уверенность, и страдальческая маска постепенно разгладилась, позволив бедняжке глубоко вздохнуть, хотя яркий свет операционной лампы заставил вновь зажмуриться, и тогда она стала прислушиваться к голосам, стараясь определить степень опасности. Обострённый слух ловил эти внешние звуки, произнесённые кем – то вполголоса непонятные слова, концентрируя внимание на возникшем вдруг мягком шуме рядом стоящего дыхательного аппарата. Словно кто – то невидимый и большой дышал рядом. А в операционной занимались привычным делом; сестра, разложив инструмент, ловко надевала перчатки на оператора, пока анестезиолог, фиксируя необходимые параметры на дисплее аппарата, задавал тому определённый алгоритм.
.....
Ну, те и пахали, как безмолвные рабы. Вот и сейчас коллектив сидел, молча думая каждый о своём. Одни преданно взирая на заведующего, а другие, испытывая чувство стыда за него, но ещё больше за себя. За своё рабское покорство, и молчаливое непротивление, за тот внутренний дискомфорт, изначально присущий русской интеллигенции. Давно известно, что проклятие России это «дураки» и дороги! Но в период перестройки первая часть заметно поумнела, превратившись для остальных в иную напасть; – новых управленцев. Эта прослойка, превосходно владея мимикрией, хорошо приспособилась к окружающей среде. Исповедуя на публике либерально – демократические взгляды, придерживалась старой авторитарной методы, глядя на подчинённых, как на орудие своих целей. А ведь ничто так не обижает людей, как осознание того, что их вчерашний коллега, получив привилегию, пусть даже совсем незначительную, начинает подчёркивать всем своим поведением, что он уже не с ними, а над ними. И подобно небожителю может избирательно наказывать и миловать, извращая само понятие коллективной работы. – Вот уж действительно: кому корешки, а кому вершки. – Со временем тотальная коррумпированность затягивает, словно в трясину, превращая доходную должность в синекуру, и начинается стрижка купонов. Владея информацией о платных услугах, тот, не желая делиться ни с кем, снимает весомые пенки. Появляются «свои» палаты, куда помещают нужных людей. Доход как в звёздном отеле. Палаты повышенной комфортности на 1-ого, 2-х человек, упакованы бытовой техникой и индивидуальным санузлом. Сложные наркозы хитрец доверяет другим, хотя присутствует, при этом – словно руководя. – Мне надоело! – чеканил начальник, – делать замечания опоздавшим, и я впредь буду требовать письменных объяснений, прежде чем допускать к работе. – Вот гадёныш! – бросил недовольный взгляд «виноватый», ему показалось, что в этот момент лицо шефа, даже хищно оскалилось. – Далеко пойдёшь, если не остановят. Явно нахватался от кобры – «начмеда». – Расходимся на работу, – выдержав очерёдную паузу, милостиво разрешил тот. Большинство врачей поднялось на этаж выше, пройдя в родильный зал. – Срочно на операцию, – голос дежурного акушер гинеколога срываясь на фальцет, отражался от стен длинного коридора. – Отслойка плаценты! – Лежащую на «каталке» женщину, тащили в операционную, и бедняжка расширенными зрачками испуганно глядела по сторонам. Скрипучую тележку иногда заносило, и тогда восковые руки, лежащие поверх одеяла, слегка дрожали. Тонкие пальцы с нараставшей синевой, пытались расправить несуществующие складки. – Собирается! – неприятно кольнуло опоздавшего врача, придерживая ручку тележки. Курчавые пряди тёмных волос беременной женщины, прилипнув к вискам, обрамляли бледное как мел лицо. Кончик носа уже заострился, и на верхней детской губе покрытой пушком, проступали капельки пота. – Господи помоги, ведь только хочу ребёночка и больше ничего. – Если бы даже она хотела, то не могла ничего сказать. Лёжа на мокром белье, женщина понимала, что кровотечение продолжается, и внезапно нахлынувший страх неотвратимой трагедии сковал мышцы лица так, что вызвал спазм жевательной мускулатуры, не позволяя открыть рот. – Застывшая маска смерти напугала сестер, и те стали тормошить её, с тревогой заглядывая в лицо. По щеке женщины покатилась слеза и, открыв глубоко запавшие глаза, она с надеждой посмотрела на них. Шедший рядом врач, поглаживая руку, профессионально фиксировал характеристики пульса. Спокойствие мужчины вселяло уверенность, и страдальческая маска постепенно разгладилась, позволив бедняжке глубоко вздохнуть, хотя яркий свет операционной лампы заставил вновь зажмуриться, и тогда она стала прислушиваться к голосам, стараясь определить степень опасности. Обострённый слух ловил эти внешние звуки, произнесённые кем – то вполголоса непонятные слова, концентрируя внимание на возникшем вдруг мягком шуме рядом стоящего дыхательного аппарата. Словно кто – то невидимый и большой дышал рядом. А в операционной занимались привычным делом; сестра, разложив инструмент, ловко надевала перчатки на оператора, пока анестезиолог, фиксируя необходимые параметры на дисплее аппарата, задавал тому определённый алгоритм.
Он уже забыл про своё опоздание, сосредоточив внимание на пациентке, сознавая какой грозной опасности, подвергается та и не родившийся ещё плод. В результате седации (вводного наркоза) женщина стала на глазах успокаиваться, гоня прочь тревожные мысли и, засыпая, вновь «прокручивать» день, события которого менялись с калейдоскопической быстротой. Ещё накануне было всё спокойно, а рожать предстояло недели через две, но после ухода супруга на работу, вдруг появились боли и кровянистые выделения. Вызвав скорую, она самостоятельно спустилась по лестнице, оставив соседке ключи, вот – вот должна была подъехать вызванная мужем свекровь. Работники скорой шли позади, не изъявляя желания помочь, и соседка, охая, потащила баулы вниз. Временами до женщин долетали слова неторопливой беседы, «обсуждающих» ночной вызов. – Представляешь, эта дамочка вызывает бригаду вновь и начинает ломать комедию. На кардиограмме норма, нет даже намёка на ишемию, но та, закатывая глаза, утверждает, что умирает. А стоящий у окна мужик улыбается, изредка поглядывая на свою пассию – видимо голубки перед этим повздорили. – Позади негромко смеялись. – Ей было неловко за них: – как мало в людях сострадания, разве не видно, что ей плохо.
.....
