Читать книгу Другая сторона озера - Stepart - Страница 1

Предисловие

Сейчас, когда я закончил эту книгу, я смотрю назад и все еще не могу поверить, что описанное на этих страницах произошло со мной всего несколько месяцев назад. Возможно, это потому, что произошедшие события все еще не вписываются в сложившуюся за всю мою жизнь картину мира.

После бегства из России, как только я оказался в своем новом пристанище, я принялся делать записи, десятки раз вспоминая одни и те же события, боясь того, что со временем от меня начнут ускользать важные детали того, что произошло на болотах тверской области в те предновогодние дни.

Должен сказать, что моё беспокойство появилось не на пустом месте. Поскольку спустя всего неделю, с момента как я покинул Россию, некоторые, казавшиеся мне незабываемыми события, уже утратили былую яркость. Но хуже того, я стал пытаться объяснить все произошедшее в рамках обычной логики. И это приводило к тому, что ум старался выкинуть все, что не входило в картинку привычного мне мира, за его пределы, и оказавшись там, в тени моего внимания, удивительные события начинали растворяться и исчезать.

Сделанные мной в те дни записи начинали казаться мне не моими. Я не мог поверить в написанное. Но я знал, что записи мои, и что делал я их, полностью отдавая себе отчет в том, что делаю. А новые записи, по воспоминаниям, давались мне все сложнее день ото дня.

В какой-то момент, спустя месяц или чуть больше после начала работы над книгой, тут в Аргентине, я практически отчаялся собрать весь материал в одну слитную историю, которую я бы мог рассказать другим. Историю, которую бы смог понять и ощутить любой человек, который увидел в себе потребность поиска того, что находится за пределами нашей повседневной жизни. Но я не отчаялся и не бросил попыток, за что был вознагражден. Один человек, посланный самим проведением или Духом, пришел мне на помощь. Моим благодетелем оказался наш садовник по имени Хулиан.

Он видел, как на протяжении нескольких недель, каждое утро я выходил во внутренний двор и, усевшись за небольшой столик в углу за пышным кустом, куда не добирались солнечные лучи, исписывал стопки листов, то и дело что-то черкая или рвя бумагу. Если Хулиан оказывался рядом, когда я сминал и отправлял в корзину очередной, испорченный лист, он шумно выдыхал воздух сквозь зубы и ободряюще подмигивал мне. Я кивал в ответ и возвращался к работе.

В одно утро, я проснулся в мрачном настроении, но все же заставил себя сесть за записи. Работа шла ужасающие плохо, и я то и дело вздыхал и нервно зачеркивал написанные абзацы. В какой-то момент, видимо утомившись смотреть на мои страдания, Хулиан, копающийся в клумбе рядом со столом, подошел ко мне и стал что-то бодро объяснять на испанском языке, который я практически не понимал, что ему было известно. Я напомнил это Хулиану, используя те немногие слова, что знал, добавляя язык жестов. Но тот не унимался. Тогда я крикнул в распахнутую дверь дома и позвал Сантьяго. Его приставили ко мне с первого дня моего прибытия в Буэнос-Айресе, как переводчика и охранника по совместительству. При помощи Сантьяго мне удалось поговорить с садовником, который смог заинтересовать меня одной практикой, которой его научил перуанский шаман. Она касалась способа вспоминать события и людей.

В дальнейшем нам пришлось общаться с помощью словарика и языка жестов, поскольку Хулиан пояснил, что дело это интимное, и передать свое знание он может только одному человеку.

Не буду вдаваться в детали той практики, которой научил меня Хулиан, но она сработала. Уже через неделю или чуть больше я освоил практику припоминания. Это стало для меня настоящим откровением и облегчением, одновременно. Я понял, что все, что мне нужно, – это правильная настройка, а не потуги ума, пытающегося строить логические цепочки и попутно сваливающегося в бесплодное самокопание. Как я выяснил немного позже, все тоже самое относится и к написанию книги. Главное – это создать настройку, а не очередную жвачку для ума. Общение с аргентинским садовником помогло мне сделать еще немало открытий, но об этом когда-нибудь позже. А сейчас я могу отправить свою повесть другу – редактору и посмотреть, что из этого всего выйдет. Возможно, когда-то, когда пройдет достаточное время, что бы обезопасить людей, связанных с данной историей, эта книга увидит свет и поможет кому-то начать свой поиск того, что скрыто за рамками повседневного мира.

20.12.

Сон

Я нахожусь в каком-то огромном и пустом доме. Все в доме исполинских размеров. Гигантские лестницы и мебель будто созданы для людей в два раза больше обычных. Такие же нереально большие и все остальные предметы и вещи. Благо, что все двери в доме открыты, и мне не приходится тянуться к дверным ручкам размером под две мои ладони, чтобы открыть их. Поэтому я долго блуждаю по соединенным между собой залам и комнатам, в поисках хоть кого-то. Но, сколько бы я, ни ходил по бесконечному числу помещений, я никого не нахожу. Дом пуст, и я ощущаю себя потерянным и забытым. Но хуже всего то, что я не могу найти выход из дома, сколько ни ищу его. Практически каждый день мне снился этот сон. Я просыпался, испытывая пугающее опустошение, и не мог больше заснуть.

Вот и ночью перед поездкой, только заснув, я тут же оказался в одном из залов этого пустого дома и долго искал выход или хоть кого-то живого внутри дома. Но все было тщетно.

Проснувшись задолго до рассвета, я не стал пытаться заснуть снова, а принялся упаковывать вещи. Днем меня ожидал обед в одном из любимых ресторанов в центре Москвы с бывшим компаньоном и другом. Он должен был передать мне оставшуюся часть денег за наш некогда созданный совместно бизнес по поставке автозапчастей и дополнительного оборудования для автомобилей. По правде сказать, создавал и вел бизнес компаньон, а я просто дал ему на это денег, которые мне доставались не слишком сложно на управляющей должности в крупной фирме, моего дяди. Вложение окупилось уже в первый же год. Друг постоянно слал мне отчеты и посвящал в планы дальнейшего развития, но я никогда не вникал в то, чем он занимается. Да и зачем, когда дивиденды исправно росли.

Покончив со сборами, я спустился на лифте в подземный паркинг и накрыл чехлом небольшой «мерседес» цвета перламутр, купленный пару лет назад в автосалоне недалеко от дома. На одометре машины было чуть больше пяти тысяч километров. Половину пробега я накрутил в первую же неделю после покупки, навестив подругу в Ростове-на-Дону. В прошедшем сезоне выезжал на нем всего лишь дважды. Последний год меня было не оттащить от моего большого черного пикапа, который из-за своих габаритов, к сожалению, не мог въехать на паркинг.

Вернувшись в квартиру, я налил себе кофе и сел в любимое кресло, чтобы через панорамное окно любоваться просыпающимся городом. Этот вид раньше буквально завораживал меня. Он и до сих пор мне нравился, но почему-то теперь, смотря на эти ленты дорожных огней и светящиеся окошки домов, я испытывал только тоску и одиночество. В памяти пронеслись картинки вечеринок возле этих огромных окон с видом на город. Множеству людей, в том числе и мне, было весело и радостно здесь. Но сейчас все это казалось пустым и бесцельным. Несколько часов радости заканчивались похмельем и не оставляли после себя ничего, что бы стоило сохранить в памяти.

Время, оставшееся до обеда с другом, я провел за уборкой квартиры, чтобы отвлечься. Горничной я дал отставку еще две недели назад. Кроме того, почистил ружье и убрал его в двухметровый, вмонтированный в стену сейф, в котором на двух верхних полках уже давно покоилась коллекция часов. Почти год я не надевал ни одни из них.

Встреча была недолгой, к разочарованию компаньона. Он находился в приподнятом настроении, ощущая свой успех и продвижение в делах. Как и мечтал, он стал владельцем прибыльного дела. Ему хотелось это отметить, как полагается. Об этом говорили не только его розовый дорогой свитер и не по сезону светлые брюки, но и приподнятый тон, которым он поприветствовал меня, подскочив из-за столика, находящегося в глубине зала, как только я вошел в помещение. На столе уже стояла бутылка моего любимого виски и кое-какая закуска. Обняв товарища, я похлопал его по плечу, сделал комплимент, что он стал лучше выглядеть за то время, что мы не виделись, и сел за стол. Товарищ ответил тем же. Единственное, ему не понравилось то, что одет я был не для гулянки.

– Извини, Борь, погулять не получится. Меня уже ждут в Твери. Так что я перекушу и в путь, – соврал я и положил себе несколько кусков сыра. Потом посмотрел на собеседника, разведя руками.

Борис замолчал и сник. Потом взял стакан виски и молча выпил:

– У тебя точно все в порядке, Саш? Последний год с тобой что-то происходит. А теперь и вовсе все бросаешь и едешь в Тверь непонятно чем заниматься. Я тебя не узнаю, – печально и несколько настороженно произнес Борис, внимательно следя за моей реакцией.

Я добродушно улыбнулся:

– Не бери в голову. Все замечательно. Там у меня намечена серьезная и длительная работа с чиновниками. Очень прибыльное и интересное дело. Не хочу распространяться, сам понимаешь.

Я опять соврал, хотя немного правды в моих словах присутствовало. Но не буду же я объяснять Борису, что уже второй год вынашиваю план по получению быстрой выгоды, чтобы покинуть этот чертов город и оборвать все опостылевшие связи. Не стану говорить и о том, что уже давно для себя я решил уехать на острова в Тихом океане, вести там свой небольшой бизнес и просто радоваться жизни, коль скоро у меня нет семьи или тех, кто был бы мне дорог. Он не поймет, что наше удачное дело и моя основная работа давно меня не удовлетворяют. Да, есть деньги, но я не понимаю, на что их тратить. Не скупать же не нужное мне барахло. Даже путешествия с возрастом стали утомлять. Он не поймет и не разделит моего желания уединиться и читать книги, смотреть кино, слушать музыку и кататься на серфе, говорить с кем-то за барной стойкой о погоде и волне. Он никогда не поймет этого.

Несмотря на это, я испытывал самые теплые чувства к другу. Сколько раз вот так мы сидели с ним за столом и обсуждали дела или какую-то ерунду. Но сейчас все было по-другому. Сейчас меня раздражал и этот ресторан, и его посетители, а говорить с Борисом в общем-то мне было не о чем. Я отогнал от себя все эти размышления и просто похлопал друга по плечу. С его лица уже исчезли тревога и разочарование.

– Чего же сразу не сказал? Это другое дело. Тогда все понятно. Такие дела надо молча делать. Молодец, Саша! – взбодрился Борис, услышав про работу с чиновниками.

Борис очень уважал серьезные дела, особенно если они были хоть как-то связаны с чиновниками. Не желая того, я разом поднялся в глазах друга на ступеньку, а то и на две, выше по социальной лестнице. И заслужил еще большее уважение, чем он испытывал ко мне прежде.

Дальнейший разговор сложился куда проще. Борис все понял и ему было спокойно. Он пил виски, а я хорошенько поел на дорогу. Борис много шутил и рассказывал про семью, а я смотрел на карту в телефоне.

Когда друг изрядно захмелел, а я был сыт, мне пришлось вернуть его на землю и напомнить, что мне пора в дорогу. Борис тут же закивал, полез в розовый бумажный пакет с лейблом одного известного бутика, стоящий на соседнем стуле, и извлек оттуда два увесистых брикета, завернутых в черную пленку.

Прощались, по-доброму обнявшись. Растрогавшись Борис даже чмокнул меня в щеку и почему-то шепотом пожелал мне удачи в новых делах.

Я отвез деньги в банк и наконец направился к трассе.

Из-за недосыпа пробка далась очень тяжело. Несколько раз я пожалел, что не взял с собой кофе. Терять время на заправке, где его можно было выпить, я не хотел, поскольку бак был практически под завязку.

Пробку я миновал уже в полной темноте, а когда, наконец, получилось встать на крейсерскую скорость, освещенная часть трассы закончилась, и повалили крупные хлопья снега. В свете фар снежинки вытягивались в сотни линий, устремляющихся в лобовое стекло. Я будто собирался совершить скачок в гиперпространство. Это мельтешение белых линий сильно отвлекало и в тоже время вводило в легкое забытье. Сонливость и усталость наваливались и отступали под натиском необъяснимого беспокойства. Ехать в таком состоянии было опасно, и как только вдалеке, на обочине, сквозь снег стали просвечивать огни большой заправки, я перестроился в правый ряд, чтобы не пропустить съезд.

Припарковав пикап у бензоколонки, я вылез из машины и поежился от неприятного сырого ветра, наполненного липким снегом. Под ногами зачавкала черная жижа. Из здания заправки мне навстречу вышел молодой парень и спросил, сколько залить топлива. Обогнув его, я буркнул, чтобы лил до полного, и заскочил в помещение, скрываясь от промозглости улицы. Внутри обнаружил пару стеллажей с разной несъедобной дрянью на них и несколько столов, где эту дрянь можно было наспех употребить. Также на стойке у кассы имелась кофемашина. Заведовала всем этим полная и усталая женщина.

Напиток, называемый кофе, оказался горьким и невкусным. Бодрил лишь его запах. Я устроился на неудобном стуле за столиком у окна и стал цедить отвратительное пойло, наблюдая за парнем-заправщиком. Он, в свою очередь, изучал мой пикап, пока шла заправка. Кассирша прибавила громкость радио, и по кафе разнесся монотонный голос какого-то британского, судя по акценту, певца.

Вытянув ноги, я откинулся на стуле и краем глаза заметил мелькнувшую передо мной на стене тень. Я посмотрел на стену внимательнее и увидел пятно, по форме и размеру напоминающее астраханский арбуз. Пятно было неяркое, скорее еле заметное. Как будто стену облили водой, она высохла, но оставила след на краске. Потягивая кофе, я смотрел на это пятно и пытался расслабиться, чтобы отдохнуть перед дальнейшей дорогой. Несколько минут я бесцельно смотрел на стену, ни о чем не думая. Вдруг пятно дрогнуло, и произошло что-то очень странное. Стена резко потемнела, а свет в кафе моргнул и стал совсем тусклым. Я, не шевелясь, смотрел на стену, которая сначала как бы провалилась сама в себя, а потом и вовсе превратилась в объемную картинку, которая надвинулась на меня и заняла все пространство. То, что я увидел, было мне знакомо. Это был тот самый дом из моего сна, который я видел каждую ночь и из-за которого боялся ложиться спать. Но в этот раз я смотрел на дом со стороны, стоя у огромного крыльца на улице. Прежде я никогда не видел этот дом со стороны, но это не мешало мне понимать, что это именно тот самый дом. Пятиэтажный дом П-образной формы напоминал европейский замок, но вокруг не было садов, заборов или каких-то дополнительных построек. Замок стоял в чистом поле. В окнах не горел свет, а шторы были плотно задернуты. Пришел в себя я от звонкого голоса кассирши, которая кричала в динамик на улице, чтобы нерадивый заправщик вынул наконец пистолет из бака моей машины и повесил его на колонку. Я моргнул, и стена стала снова стеной с пятном в форме астраханского арбуза.

Прежде я никогда не засыпал с открытыми глазами. Возможно, это произошло по причине накопившейся усталости и недосыпа. Сон взбодрил меня, однако, оставил все тоже опустошающее послевкусие.

Димыч

В село я прибыл уже фактически ночью. Вокруг не было ни души. Выезжал из города в зимних московских сумерках, солнце сегодня не выглядывало, как и предыдущие несколько дней. Во сколько точно покинул город, сказать не могу. За часами я решил намеренно не следить еще неделю назад. Убрал часы на компьютере в машине и на телефоне, которым пользовался только при крайней необходимости. Весь год я старался отвыкнуть от той жизни, к которой привык. Это касалось и самого образа жизни, и общения с людьми. Сложнее всего было уйти с работы. Даже не уйти, это-то было сделано достаточно быстро и с чувством облегчения. Мой партнер давно мечтал купить мою долю в нашем деле, а на основной работе на мое место оказалось немало претендентов, готовых работать за куда более скромную зарплату, чем мне платил хозяин. Сложнее было просыпаться утром и, проверяя время на телефоне, понимать, что не нужно куда-либо спешить. В течение года получилось без особых проблем свести до минимума общение с малочисленными родственниками и друзьями. Я даже удивился и немного расстроился тому, как быстро все привыкли обходиться без меня.

Полгода назад стал утрясать накопившиеся дела, начиная от посещения стоматолога и заканчивая проверкой своих отношений с налоговой и другими госслужбами. Пока все шло строго по моему нехитрому плану и оставалось совсем немного для полной его реализации. Оставалось прожить год или около того, присматривая за приличным куском земли, купленным на львиную долю моих сбережений.

Как я и упомянул, план был прост. Мой старший товарищ из администрации Тверской области знал, где пройдет новая трасса. Он был уверен, что трасса будет, и что пройдет она именно там, где ему было нужно. Также он был в курсе того, где будет разрешено строительство инфраструктурных объектов, где протянут новую ветку газовой трубы и то, как без труда можно будет подключиться к сетям. Словом, товарищ знал свою чиновничью работу. Исходя из его познаний, им и был приобретен и оформлен на своего родственника участок очень перспективной земли на одном из съездов с этой новой скоростной трассы и взят в долгосрочную аренду еще больший надел, а мне, как правильному человеку и собутыльнику, было позволено приобрести свой небольшой кусочек от этого ароматного пирога, который очень скоро позволил бы реализовать мой план.

Но главной причиной того, что я был приглашен в дело, стал тот факт, что когда-то в этих местах жили мои предки, имели некоторую недвижимость в городке неподалеку и извоз. Также имелись и земельные наделы в этих самых местах, где сейчас находился я. К своему стыду, я не знал ни имен предков, ни даже где конкретно были те земли. В советское время информация о таких близких родственниках была спрятана куда поглубже. А сейчас… А сейчас опять безвременье.

Как-то раз во время посиделок со старшим товарищем чиновником я и рассказал ему про этих самых предков. Он вспомнил про свои графские корни и, выругавшись, сказал, что он-то историческую справедливость восстановит, и мне вернется хоть что-то из того, что добывали для нас прадеды. Вот так я и оказался в теме.

Несмотря на то, что в течение года я бывал в этой местности пару раз, в ночных сумерках распознать что-либо знакомое оказалось крайне сложно. Нужный мне абонент должен был находиться не более чем в сотне или двухстах метрах от меня, но он почему-то оказался недоступен. Хотя и моя связь сбоила. Можно было включить пониженную и попробовать раскатать колею через сугробы, но это заняло бы много времени и могло разбудить местных жителей, чего я совсем не хотел. Не оставалось ничего, кроме как оставить машину возле нечищеной дороги и двинуть пешком по селу в поисках Димыча.

Димычем звали местного старожила, знакомого моего приятеля-чиновника, Олега Алексеевича. Димычбыл у него сторожем и наблюдал за происходящим вокруг. Он присматривал за ныне нефункционирующей базой отдыха на болотах в лесу, неподалеку от села, которая какое-то время назад была приобретена товарищем чиновником. Он много раз приглашал меня туда, ноя так ни разу и не добрался – т стояла большая вода, то снег был слишком рыхлый и снегоход тонул, а нормальная дорога туда давно заросла и заболотилась. Но впереди меня ждали месяцы, которые я собирался провести в этих краях, и, собственно, кроме рыбалки, охоты и номинального присмотра за нашими владениями, от меня ничего не требовалось, так что теперь я смогу изучить тут все вдоль и поперек. Сейчас в этой промозглой тьме мои фантазии о прекрасном отдыхе на среднерусской равнине немного померкли, но мысль о том, что через год меня ждут теплые острова в Тихом океане, быстро придала сил, и я шагнул в мокрый сугроб, намереваясь найти Димыча. В высокий сапог тут же засыпался снег, но я терпеливо продолжил шагать к единственному дому со светом в оконце, небезосновательно полагая, что это нужный мне дом.

Оказавшись на крыльце, я уселся на ступеньки и стряхнул снег с сапог. В ответ на скрип ступеней в доме послышались какая-то возня и бормотание, а над крыльцом зажегся фонарь. Видимо, хозяин догадался о прибытии позднего гостя.

Через пару минут на крыльце появился Димыч. Он был одет по-уличному, похоже, предусмотрел, что придется помогать мне с вещами, лежавшими в машине у трассы. Димыч оказался несколько моложе, чем я предполагал, но сказать, сколько ему было лет, я затруднялся. Пожалуй, 40 с небольшим. Если бы не густая борода, я бы смог определить его возраст точнее. Сначалая подумал, что он сильно старше меня, но когда заглянул в его живые поблескивающие глаза, понял, что это не так.

Из машины взяли только необходимое. Димыч заверил, что с трассы никто залетный сюда не свернет, а из своих брать что-либо некому. Ему удалось убедить меня несмотря на то, что кунг моего большого пикапа был забит барахлом под завязку. Окончательно точку в моих беспокойствах Димыч поставил, объяснив, что уже выспался до моего приезда и сегодня не ляжет, так что машина будет под его присмотром.

В доме нас ждал накрытый стол. Причем накрытый так хорошо, что мне не захотелось лезть в коробки со съестным, которое я затарил в городе. На столе были и соления, и сало, и бородинский хлеб для закуски. В центре стоял стеклянный графин с пробкой, скорее всего, с самогоном. На двухконфорочной плитке в чугунной сковородке подогревались картошка и мясо.

Домик был небольшой и простой, но очень уютный. Стол сколочен из грубых досок, но сверху его покрывала чистая скатерка. По бокам стояли два самодельных стула и лавка. «Лежанка» при входе собрана очень ладно и покрыта свежей штукатуркой. У окна примостился диван, накрытый покрывалом, рядом с которым возвышался коричневый книжный шкаф. Его изрядно поел какой-то жук, отчего казалось, будто поверхность шкафа сотни раз продырявили маленьким сверлом. А между стеной и «лежанкой» расположилась высокая кровать с металлическим каркасом.

Раздевшись, я первым делом надел сухие носки и погрел ноги у «лежанки». Димыч же сразу направился к столу. Хозяин дома явно меня заждался, но к графину в одиночестве не притронулся. Ожидая, пока я отогреюсь, Димыч сдержанно изучал какую-то местную газетенку, состоявшую всего из пары разворотов. Не желая томить хозяина, я направился к столу. Хозяин бодро откинул газету, и уже через минуту или две в тарелках лежала еда, а рюмкибыли наполнены. В графине, как я и предполагал, оказался самогон. Самогон я не любил, но обижать хозяина не хотелось, и я решил пить то же, что и он, о чем совершенно не пожалел. Напиток не пах сивухой и был в меру крепким, а на вкус отдавал чем-то еловым. Первые две рюмки выпили молча, обильно закусывая.

От еды и спиртного по телу быстро разлилось тепло, а на душе полегчало. Разговор начался сам собой. Сначала говорили про дорогу и про то, какая жизнь сейчас в Москве. Согласились, что Жириновский опять был прав, а нынешняя власть не имеет никакого плана.

К середине графина забыли про политику и перешли к насущному. Я поведал о том, что устал от жизни между пробками и офисом, и целый год ничем конкретным не занимаюсь, разве что недавно откопал начатый в юности роман и стал его дописывать, а Димыч рассказал, что уже давно не ездил в Москву. И что ему повезло, что рядом – охотничьи угодья, где товарищ чиновник и администрация часто охотятся, и ему неплохо перепадает за то, что он держит в порядке охотничий домик, куда мы завтра и направимся. А теперь еще и новое дело с землей, за которой он присматривает, для чего у него есть квадроцикл и новый снегоход, не считая собственной лодки с новым «тохатсу».

Не до конца понимая, насколько Димыч в курсе дел, я осторожно поинтересовался:

– А не боишься, что после всех этих дел тут все изменится?

Димыч парировал не задумываясь, будто ожидая моего вопроса:

– Не думаю, что тут когда-нибудь что-то сильно изменится. Не менялось при царях, при коммунистах и в 90-е, и сейчас не меняется. Нет, ну свет появился, да, ну колхоз и телевизоры, да. Колхозы потом развалились, и народ поразъехался, да. Ну а так-то, по сути, все то же. Место не изменилось. Мне кажется, даже когда людей не станет, тут все останется прежним.

– А то, что вы говорите, разве не изменения? Это же те самые изменения, о которых я и говорю.

– На ты, ага?

– Ага.

– Так я об изменениях другого порядка. О тех, что, правда, что-то меняют.

– Это метеорит, что ли, должен упасть? Такие изменения?

– А метеорит, мне кажется, тоже ничего не изменит. Вон упал же недавно в Челябинске, и что? Там что-то поменялось?

Я пожал плечами и кивнул.

– Он там, скорее, взорвался. Так, вспышка и немного разрушений.

Димыч ответил, задумчиво улыбаясь:

– Ну а был бы даже большой взрыв. Ну порушило бы посильней, ну людей бы прибило. А ничего бы особо не изменилось.

– То есть ты думаешь, что ничего нигде не меняется никогда? Это же бред.

– Я про то, что меняется, но только внешне. Люди на время производят видимость изменения, а потом все возвращается на свои места. Даже война меняет что-то временно.

Я развел руками.

– С такой позиции, да, остаются только глобальные изменения и метеориты, как те, что убили динозавров, или ледниковый период, или вообще, когда Гондвана развалилась.

Хозяин налил еще по одной и поморщился:

– Не думаю, что в этот бред можно верить.

Я оторопел, моя рука со стопкой замерла на полпути ко рту:

– Как это не было? В смысле, как это бред? Это же общеизвестные вещи.

– Общеизвестные вещи? – произнес как вопрос мое утверждение Димыч. – По мне, так это ерунда! – добавил он уже слегка захмелевшим тоном.

– И человек не от обезьяны, наверное? – улыбаясь, спросил я и выпил таки стопку.

Димыч ответил не задумываясь:

– Ага, вообще сущий бред.

Я ощутил некоторое беспокойство за адекватность собеседника. Но все же рассудил, что это у него юмор такой. И мне он даже казался смешным, но слишком уж тогда Димыч хорошо играл.

Машинально, как со мной бывает в моменты заинтересованности или возбуждения, я залез в карман и нащупал пачку сигарет:

– Покурим?

– Пойдем на крыльцо, я с тобой постою. Стараюсь не курить. Ну только если уж переберу, тогда да.

Мы вышли на крыльцо, и некоторое время молчали. Холодный воздух и тишина успокаивали и умиротворяли. Я выпускал дым в фонарь над головой и удивлялся тому, как мне сейчас спокойно. Меня ничуть не беспокоили простецкие условия в доме, и то, что я фактически не знал своего собеседника, не делало наш разговор менее интересным. Мне нравился этот вечер, уже ночь.

Димыч смотрел в темноту в стороне леса.

– Димыч, а ты, может, верующий? Тогда понятно твое предубеждение к науке.

– В смысле церковь? Да нет. Ну как, я с уважением отношусь и к тем, кто в церковные дела верит, и к тем, кто в Дарвина верит – для меня они одинаковы. Все верят, во что им нравится. Пусть себе верят в Бога, или в партию, или в Дарвина. Какая разница.

Усмехнувшись, я продолжил:

– Хорошо, с обезьяной и человеком, может, есть какие-то еще пробелы. Но в то, что динозавры были, веришь?

– Ты про то, что была эпоха динозавров, или про то, что динозавры реально существовали?

А Димыч, видимо, был не так прост, как мне сначала показалось. Это не от незнания, а от каких-то тараканов он так задвигает.

– А когда, по-твоему, могли быть динозавры? В определенный, благоприятный для них период.

– Они были в разное время, и дело не в метеоритах, которые их погубили. Все живое приходит в этот мир и уходит отсюда. Оно приходит и уходит не из ничего в никуда – глупо так думать. А значит, благоприятный период не обязателен. Что-то или кто-то может прийти куда угодно и когда угодно.

Я с силой запустил бычок в сторону заснеженной дороги. И с досадой сказал:

– Димыч, ты что, свой юмор своеобразный на мне отрабатываешь? Или это самогон твой такой забористый, что я уже совсем тебя не понимаю?

Он глянул на меня добродушно и ответил, направляясь к входной двери:

– Просто ты сам верующий. Веришь ученым и другим болтунам. А я это отрицаю, мне нужно самому все увидеть. Пойдем моего можжевелового самогончика еще примем и поговорим.

Я не без удовольствия направился за хозяином в теплоту дома к накрытому столу продолжать беседу:

– Хорошо, я-то верю ученым и остальным, как ты говоришь, болтунам. Но болтуны имеют археологические находки и методы датировки, и развитые научные сообщества по всему свету, а у тебя есть только небольшой мирок вокруг тебя. Что ты можешь им противопоставить? – выпалил я, когда мы вернулись к столу.

Хозяин развалился на добротно сколоченном стуле, не снимая фуфайки, и потянулся за графином:

– А зачем мне им что-то противопоставлять? Просто я не вижу смысла в том, о чем они говорят. Это лишнее. Без этих знаний моя жизнь становится не хуже, а только лучше. Если я буду, как и они, считать, что у всего есть причинно-следственная связь, то мне не станет легче жить. Зачем я буду убеждать себя в том, что я все знаю и понимаю? От этого легче только на первый взгляд.

Я взял стопку левой рукой и насадил на вилку маринованный помидор из плошки правой.

– Ну так ты, значит, выбрал для себя жизнь в своем выдуманном мирке, я правильно тебя понял?

– Э, нет. Это они выбрали такую жизнь. Они там живут в ощущении того, что все знают, и поэтому видят только то, что внутри их концепций. А то, что за пределами, они подгоняют под то, что знают, или говорят, что просто пока недостаточно информации, чтобы вписать это новое в свои концепции.

– Так они-то имеют с этого сколько плюсов. Они… – я развел руками со стопкой и помидориной, – смогли охватить весь мир. Создали самолеты, поезда, даже ракеты и спутники. Да хоть возьми лампочку над головой. Это все их заслуги, тех, кто живет по этим концепциям.

Я заглотил самогонку и смачно закусил ее мягкой помидориной. Томатный сок потек мне по щекам и за шиворот. Димыч ловко подхватил с края стола полотенце и подкинул его мне. Пока я утирался, он отвечал:

– Мы перешли к техническому прогрессу, как я понимаю.

Я кивнул.

– Ну тогда это немного другое дело. Там все еще проще. Те, кто все это придумывал, возьми хоть Теслу, или Эдисона, или даже теоретика Эйнштейна, они же не отрицали, что это все пришло само. Кому из сна, кому наяву. То есть, как я и говорил. Все приходит и уходит само.

Он подмигнул мне и отправился к серванту у плиты, захватив с собой опустевший графин.

– Так почему опять само пришло-то? – не унимался я. – Они ведь все были ученые, которые свои знания брали у других ученых и разрабатывали новые концепции и на основании их создавали что-то новое.

Димыч открыл створку в нижнем шкафу серванта и как ни в чем не бывало ответил:

– А в чем противоречие? Они просто настраивались на то, что должно прийти, и ждали, когда оно придет. У них чутье такое было, можно сказать. Они закрепляли свое внимание на чем-то и ждали, когда это что-то придет.

Он вынул из шкафчика пузатую бутыль и принялся из нее наполнять графин.

В ожидании хозяина я подложил себе картошки с мясом из все еще теплой сковороды, водруженной в центре стола. Когда тот поставил на стол полный графин и уселся, я продолжил:

– Ну, хорошо. Это что за место такое, откуда к нам приходят динозавры, и сотовые телефоны, и самолеты с ракетами? По твоим словам, это все приходит откуда-то. И почему же все приходит ученым?

– А приходит не только к ученым. Но к ним приходит больше потому, что они на это настроены. А вот откуда приходит – это самое интересное.

Димыч сделал многозначительную паузу и взял графин. Потом поставил перед мной стопку. Взболтав содержимое графина, он произнес:

– Вот это, скажем, то, что должно прийти. Оно в графине, а стопка – это куда оно придет, – Димыч наполнил стопку. – Вот видишь, стопка была и прежде, но пока ее не заполнили, она была просто стопкой. Стопка – это и есть тот, кто ждал то, на чем было сосредоточено его внимание. Без него жидкость разлилась бы по столу и быстро высохла. Ты сейчас знал, что я налью именно туда, и ждал, пока туда что-то нальется. Так и ученые своим вниманием создают в себе такую стопку и ждут, когда она наполнится.

Я усмехнулся и сказал:

– А если мы зальем самогон не в ученого, а в Васю, смотрящего «Дом-2» и не создающего стопку внутри себя?

Димыч развел руками и серьезно сказал:

– Васе, очевидно, станет плохо, и он пойдет выпьет настоящего самогона. А может, и не заметит ничего.

Я улыбнулся и продолжил попытки развалить теорию Димыча.

– Ладно, а что тогда такое графин?

– А графин – это то, где содержится все!

Пододвинув к себе стопку, я недоверчиво посмотрел на собеседника:

– А откуда тогда взялся графин и то, что в нем?

Димыч задумчиво взглянул на графин.

– А это великая тайна.

Я разочарованно вздохнул и выпил:

– Ну вот, Димыч, быстро мы дошли до краев твоей теории.

Димыч тоже выпил и, шумно выдохнув, сказал:

– Нет, теория в порядке, и ей есть куда расти, это слова кончаются на границах понимания. Я сам давно не пытаюсь ничего формулировать. А то, видишь, сразу концепции и теории, вся эта дребедень. Я для себя давно выбрал быть наблюдателем и не вникать во все эти игры слов. Вот придем на болота и поймешь, о чем я.

Я с досадой вспомнил, что завтра нам предстоит покинуть теплый домик в поселке и отправиться в заброшенный санаторий на болотах.

– Я же там так и не был. В наших владениях. Там сейчас хотя бы свет есть? Или мы туда прокатимся и вернемся назад?

– На болотах все в полном порядке. Это мы сейчас в сарае, можно сказать. Да и Олег Алексеевич сказал, чтобы мы жили там, пока не будут оформлены все бумаги. Там же на оба корпуса санатория бумаги есть, а с землей-то еще не все решили. Поэтому надо следить, чтобы никакой суеты там никто не развел. Сами понимаете. В смысле, понимаешь.

Я растерянно посмотрел на Димыча.

– А ты в курсе всех дел, я смотрю.

Меня удивило, что товарищ-чиновник все поведал нашему смотрящему.

– Да ничего удивительного, мы же с шефом давно знакомы. И часть земли тут моя, брал в аренду под фермерство, но не пошло. А земля осталась в аренде, и ферма на мне. Мы же тут успели в свое время и ферму построить, и свинарники, и еще по мелочи всякое. Но потом Олегу Алексеевичу стало не до этого, ну а без него все стало хериться.

Димыч раздосадованно махнул рукой и подлил по половинке стопки.

– А, ну тогда понятно. Так а жить-то там есть где?

– Дом охотничий, высшего разряда. Последний год, правда, не используется по назначению. Олег Алексеевич перестал ездить, чтобы не светить место. Так-то он давно эту «Искру» прибрал, намного раньше того, как про дорогу узнали. У него всегда все один к одному сходится. Но, конечно, совсем все там в округе заросло и заболотилось. На правильном джипе теперь даже не проехать. Так что дом простаивает, но я его держу в порядке. И там же мощности под санаторий сохранили не просто так. Электричества завались, газ есть, еду завожу раз в неделю на прицепе снегохода или квадроцикла. Когда лед сойдет, лодкой можно, но тоже есть свои неудобства.

Я печально вздохнул и уставился на стопку. Димыч привстал и похлопал меня по плечу:

– Ты чего это пригорюнился?

– Да вот думаю, чего это я так уверен был, что все тут выгорит. Вложился сюда и жду золотых гор. Как-то это непредусмотрительно. Живу, уже год ничем особо не занимаюсь, а вдруг тут что-то не срастется?

Димыч весело крякнул:

– Не бойся, Олег Алексеевич своих не бросает! Это я усвоил за все эти годы. А еще усвоил, что он не вложился бы сюда, не ожидая отдачи. Из кожи вон вылезет, а отдача будет. Остается подождать.

– Сам же говоришь, что тут ничего не меняется. Вдруг и не изменится?

– А оно, может, и не изменится, этого я не отрицаю, а выгорит все равно. Давай я чая на травках заварю, чтобы завтрашнее похмелье сгладить. А утром отправимся на болота.

От чая навалилась отложенная самогоном усталость. Димыч разобрал диван и кровать. Меня положил на кровать, а сам лег на диван, сказав, что уже светает и с машиной все будет в ажуре, как он выразился. Отрубился я практически мгновенно. Только и успел подумать, что одеяло и подушка пахнут высохшей сыростью.

21.12.

«Искра»

Утром я встал вполне бодро. Умылся, сходил в туалет, даже выкурил сигарету, после чего стало несколько хуже. Димыч работал лопатой на улице. Увидев меня на крыльце с сигаретой, он направился ко мне, посмотрел на мое печальное лицо и сказал:

– Так, давай в дом, приведем тебя в чувство. Дорогу я прочистил достаточно, чтобы машину твою у меня в гараже запарковать.

Возле дороги виднелась кирпичная постройка, которая, видимо, и была гаражом.

Я кивнул, и мы зашли в дом.

Димыч сварганил яичницу и нарезал бутербродов. Я выпил чай и поковырял яичницу. Голода особо не ощущал: так часто у меня по утрам. Но зная, что поесть нужно, прикончил все-таки яичницу и навернул пару бутербродов.

– Машину разгрузим и поставим в гараж. Для снегохода есть прицеп, но бери только самое нужное, поскольку на месте все есть, а прицеп заполним едой.

– Хорошо. А ты-то не хочешь по пиву?

– На месте. Нам же еще добраться надо.

Захотелось прилечь. Но, заметив мою расслабленность, Димыч погнал меня на улицу умыться снежком. Я собрал волю в кулак и, раздевшись по пояс, пошел растираться снегом.

Снегоход хоть и был достаточно утилитарным и мощным, но шел натужно с двумя седоками и прицепом груза, поскольку снег был рыхлым. Мы периодически начинали увязать, но управлял Димыч здорово – вовремя поддавал газу, и мы выскакивали из снега при первых попытках завязнуть. Въехав в лес, мы начали петлять через какие-то просеки, потом пошла чуть заметная дорожка, и уже скоро мы выехали на берег замерзшего озера. Озеро оказалось большим. Хоть я и видел его на google maps, но ожидал увидеть что-то вроде большого пруда, а тут было многокилометровое озеро. Перед тем как сползти на лед, Димыч остановился:

– Специально поехал этим маршрутом, чтобы ты осмотрелся.

А посмотреть было на что: панораму замерзшего озера опоясывал лес, местами берег вздымался на несколько метров, хотя по большей части был достаточно пологим и ровным. После тесноты болотистого леса больше всего впечатлял этот простор над озером.

На ровном покрывале озера снегоход пошел намного резвее, редкие снежинки заколотили по лицу, и уже через считанные минуты мы свернули за изгиб озера, откуда показались корпуса «Искры» – заброшенного санатория, построенного при советской власти на месте древнего языческого капища. Говорили, что построили санаторий в этом месте потому, что кто-то из партийных лидеров был язычником. Теория не была лишена смысла, поскольку других поводов для возведения тут санатория я не видел. На десятки километров вокруг простирались болота и торфяники. Оснований возводить тут санаторий и тянуть через болота дорогу и коммуникации было мало, учитывая, что вокруг полно похожих мест с хорошим подъездом.

Димыч опять остановился и предложил спешиться. Я с удовольствием сполз и размял ноги. В голове гудел ветер, а тело успело замерзнуть. Димыч пошел к прицепу и, будто читая мои мысли, вернулся с бутылочкой самогона и завернутым в фольгу сальцем поверх бородинского хлеба. Из кармана он достал пару раскладных стопок и поставил их на сиденье. Я придерживал стопки, пока Димыч разливал.

– Ну что. Вот тут и обоснуемся.

Димыч указал на приличного размера дом правее пустующих корпусов. Из-за начинающейся метели я его сразу и не заметил. Из трубы дома шел темный дым. Приглядевшись, я увидел в отдалении еще несколько домов.

– А там что, кто-то есть? Дым, смотрю, идет.

– Дым от камина, просил к нашему приезду зажечь. Отапливается-то от бойлерной за корпусом. А люди в селе есть, да. Несколько человек. Живут там. Дома остались от деревни староверов, в них живут старухи, а в одном, подальше, дачник поселился, он писатель. Пишет статьи для журналов о природе. Натуралист какой-то. Необщительный. Бывает только летом.

– А я думал, тут никто не живет. Я же видел земельные планы, на них ничего нет, кроме санатория.

– Так это потому, что они не оформлены. Но люди не мешают никому. Им предлагали переехать, но никто не согласился. Думают, что ничего тут не поменяется.

Димыч подмигнул мне.

– Жалко их будет, когда тут поблизости стройка начнется, они прикипели к этой тишине.

– Не волнуйся за них, их предупредили, что если передумают, то их на Селигер в глушь переселят в хорошие условия или в районном центре квартиры дадут. Очень щедрое предложение, сам понимаешь.

– Но все равно неприятно как-то.

– Говорю же, не волнуйся, люди тут крепкие, и не такое видели.

Димыч загадочно улыбнулся и поднял стопку.

– Давай за эти места.

Я кивнул и выпил ледяную самогонку.

Самогонка провалилась внутрь, и я закусил ее салом.

– А ты много взял? – кивнул я на бутылку.

Димыч рассмеялся.

– Не волнуйся, там у меня на конец света запас настоек и самогонный аппарат, если что.

Я удовлетворенно кивнул. Потом меня догнала пугающая мысль.

– Тут, наверное, осторожно надо бы. А то ведь, если что, до врачей не добраться.

– Не бойся, есть связь с Олегом Алексеевичем по спутниковому и с МЧС, сотовые не работают. Если что, МЧС вертушку быстро пришлет. А кроме того, тут есть Нюша, она медсестрой работала некоторое время. Хорошо разбирается в этом деле. А теперь с мамой сидит старенькой. Та из староверов. Отказалась уезжать, вот и пришлось Нюше все бросить и приехать сюда сидеть со старухой, пока та не помрет. А та уже третий год держится. Димыч засмеялся.

Я облегченно улыбнулся и предложил выпить еще по одной за Олега Алексеевича.

Выпили.

– Так сколько всего тут человек?

– Ну смотри. Витя-электрик с женой Наташей живут в доме рядом с корпусом, сантехник Вадим – в самом корпусе. Он за бойлерной следит и чтобы трубы не потекли. За корпусом в кирпичной постройке живет сторож Николай. Там же у него мастерская. Он сторожем тут был еще в то время, когда санаторий только запускали. В трех домах по другую сторону от охотничьего дома, через дорогу, живут бабки. Мы им даже дома подновили, когда работяги приезжали корпуса восстанавливать. Хорошо раньше строили, работы было минимум. Нюша с матерью, одной из старух, в крайнем доме у озера. Там дальше, в стороне, летом натуралист этот еще. Сколотил себе хибарку. Забыл, как зовут. Он с нами, можно сказать, не общается. Его больше увлекает патрулировать болота. Ищет там всякую флору и фауну. Но его можно не считать. Он тут редко и в теплое время года. Так что ты его вообще может и не встретишь. Итого с нами десять. Ой, чуть не забыл, у перешейка между озерами, отсюда сейчас не видно, часовня и домик. Мы мимо проезжали. Там полоумный батюшка. А может, даже и не батюшка он. Восстанавливает старую церковь. Живет там уже пару лет. Он к нам не ходит, а мы к нему. Молодежь, если так нас можно назвать, плюс-минус наши ровесники. Старух старухами называем только за глаза. Даже не знаю, сколько им лет, если честно.

– Да тут, можно сказать, оживленно.

– Да какое там. Иногда за весь день никого не увидишь. Хотя Наташа, жена сантехника, помогает мне за домом присматривать. Ну и ночует в доме часто, когда муж крепко поддает. Он и сам, правда, почти всегда в корпусе ночует. Пора ехать, темнеет, и метель начинается.

Я хотел поинтересоваться, как электрик относится к тому, что его жена ночует в одном доме с Димычем, но он уже натянул на уши шапку и завел снегоход.

К охотничьему домику добрались в сумерках, когда на улице вовсю задувала начавшаяся метель.

Так называемый охотничий домик оказался вполне себе хорошим домом даже по меркам какого-нибудь подмосковного поселка. По крайней мере, по уровню наружной отделки и размеру. Когда мы вошли в дом, навстречу нам вышла достаточно молодая женщина в сарафане и с косынкой на голове. Черты ее лица были благородными, а глаза, старавшиеся казаться непринужденными, не могли скрыть сосредоточенность и внимательность.

Димыч радушно ее поприветствовал:

– Наташенька, вот и мы добрались, до метели успели. А это друг Олега Алексеевича – Александр, он приехал сюда роман писать. Так что старайтесь его не беспокоить по пустякам.

Димыч повернулся ко мне и подмигнул.

Я растерянно представился и уставился на Димыча. Тот задорно улыбнулся и сказал, что пойдет загонит снегоход в гараж, а Наташа тем временем покажет мне дом. И быстро исчез за дверью.

Наташа тоже заулыбалась и предложила помочь стянуть мои сапоги.

Предложение мне показалось несуразным и ввело в полное замешательство. Ощутив, как к щекам от смущения прилила кровь, я пробормотал, что это глупости, и начал стаскивать зимние сапоги сам.

Наташа тем временем уже исчезла где-то в гостиной. Я слышал только ее голос. Она рассказывала о том, что по радио, сигнал которого утром пробивался неплохо, в ближайшие дни обещали еще больше снега и усиление ветра. Значит, наверное, будет жуткая метель, которая опять занесет все на свете, и бедному Димычу снова придется накатывать дорогу снегоходом. Хотя оно, может, и хорошо, что не будет залетных пьяных охотников из Твери. А то в прошлые новогодние праздники неподалеку двое утонули на снегоходе, и тут была шумиха.

Вспомнилось, что и вправду уже очень скоро наступит Новый год. Как-то совсем об этом позабыл.

Я не любил этот праздник и проводил его где-то далеко от знакомых, обычно там, где ему не придавали такого значения, как на родине. Вот и сейчас мысли о Новом годе потянули вереницу неприятных воспоминаний.

Появилась Наташа с подносиком, на котором стояла серебряная рюмочка с какой-то розовой настойкой и плошечка с миниатюрными огурчиками. «Эка их Олег Алексеевич воспитал», – пронеслось в голове.

Отказываться я не стал и махом опрокинул увесистую рюмку. После чего закусил и, поблагодарив за радушный прием, прошел в зал. В камине горел огонь, рядом стоял большой, накрытый дубовый стол. За спиной послышался голос Наташи, прошедшей в зал через дверь из кухни:

– Может, вам плед дать? Отогреетесь с дороги у камина.

– Эх, разбалуете вы меня. Да и стол еще такой накрыли.

Наташа засмеялась, прикрыв лицо.

– Да что вы. Это скромно. Что успела. Завтра будет хороший стол, отметим ваш приезд как полагается. Но есть сюрприз и сегодня, муж наловил рыбки. Как не пьет, так польза хоть какая-то от него. Он не пьет до Нового года, чтобы со всеми встретить по-человечески, а то они с Вадиком, электриком, как дел нет, так нагонят канистру и сидят в корпусе безвылазно по неделе. И так каждый месяц, как в командировку. Вахтовики чертовы.

Наташа негромко, но раскатисто засмеялась и пошла в сторону кухонной зоны, а я стал неспешно осматривать дом, прихватив со стола мандарин, и думать о том, как некоторым забулдыгам-электрикам иногда везет с женами. Пьет по неделе, а жена-красавица хохочет. И говорит о его пьянстве так легко и даже с теплотой.

Отделка дома была сплошь из дерева и камня. Множество книжных полок украшали старые книги. К моему облегчению, на стенах не было ненавистных мне охотничьих трофеев, кои я часто встречал в подобных домиках. Зато было много замысловатых старых вещичек. Тут были и поделки из редких сортов дерева, и игральные кости, и какие-то старинные железные приборы наподобие барометров и весов необычной конструкции. Вещи стояли на дубовых полках и различного рода комодах и тумбах.

Дойдя до конца каминного зала, я уперся в резные распашные двери, в щель между ними тянуло холодом. Приоткрыв створку двери, я увидел что-то наподобие оранжереи с окнами в пол и множеством малознакомых мне растений в огромных горшках. У окна стояли две продолговатые деревянные кадки высотой с метр или чуть больше. На них имелись слив и краны для подачи воды. Я бесцеремонно вошел в оранжерею и обнаружил за буйно заросшей каким-то кустом клумбой барную стойку и мягкие кресла, из которых, скорее всего, открывался вид на озеро. Недолго раздумывая, я плюхнулся в одно из кресел и уставился в темноту за окнами. В свете, падающем через окна, кружились снежинки, метель подвывала. Закрыв глаза, я вытянул ноги и запрокинул голову. Порелаксировать удалось недолго. Скрипнули створки распашной двери, и послышался бодрый голос Димыча:

– Ну что, тут бы и Тютчев спился. Скажи, какое место, а?

– Да уж тут бы и Хемингуэй не отказался, – пробормотал я, разлепляя глаза.

Димыч успел переодеться в спортивный костюм, а в руках у него была корзинка с фруктами и бутылка.

– Если хочешь, и виски, и водка, и вино, и коньяк есть. Затарил все как надо.

Я отрицательно покачал головой:

– На переправе коней не меняю. Давай уж сегодня самогон твой попьем.

Димыч принялся накрывать на металлический столик между двумя бархатными креслами, в которых мы расположились.

– Это вообще-то настойка. Просто травы такие, что сразу и не поймешь.

– Да даже лучше, если травы. Димыч, а ничего, что мы так тут по-свойски всем пользуемся?

– Да вы же друг Олега Алексеевича. К тому же партнер. Вы же знаете, какой он человек, он бы с меня три шкуры спустил, если бы вам тут было неуютно. Он так и сказал, если честно.

– Что-то мы опять на вы.

Димыч засмеялся.

– Наверное, потому, что про Олега Алексеевича вспомнили. Да что там говорить, он вот в этих самых купелях, – Димыч указал на деревянные кадки у окна, – Витька с Вадиком заставлял париться. Олег Алексеевич тогда сильно напился ночью, а когда я ушел спать, под утро один поехал на лося. Свалился на снегоходе с крутого берега и подвернул ногу. Не заметил засыпанный край обрыва, даром что тут столько времени провел. Так и просидел до вечера, пока Вадик с Витькой его не нашли. Упал несильно, но снегоход поломал и ногу подвернул, идти не мог. Ребята на лыжах весь день бегали, его искали. След снегохода замело. Я с больной спиной тогда был, дома ждал. Как вернули его, он целый час сидел у камина и коньяк пил. Как напился, стал говорить, что спасли его от леших, и он это не забудет. В общем, поил нас пару дней. И сказал, что дом в нашем распоряжении, когда его нет. Я думал, утром протрезвеет и забудет— а нет. Сказал мне, чтобы если кому что в нашей «Искре» понадобится, то всем помогать. И еду, и выпивку и все что понадобится велел всем возить. Никто расположением таким не злоупотребляет, но если праздник какой-то, в доме собираемся. Олег Алексеевич на этот счет особо распорядился. Сказал, что все мы, кто в этом забытом Богом селе живет, должны друг друга держаться. Даже подчеркнул мне в календаре дни, по которым мы должны собираться и отмечать совместно праздники. Так-то.

– А он эксцентричней, чем я думал. И что же это за дни? Первомай и день Конституции? – съехидничал я.

– Наша конституция и Первомай никак не вяжутся вместе. Нет, там другие даты. Вот одна из них завтра.

Я раскрыл успевшие опять слипнуться глаза:

– А что завтра за праздник такой? Я не припомню.

Димыч раздосадованно развел руками.

– А я думал, ты такие вещи знаешь. Зимнее солнцестояние. Мы его празднуем.

Димыч ехидно улыбнулся.

Вздохнув, я потянулся и положил на стол мандариновые корки, начавшие преть в кулаке, и чуть не опрокинул стопки.

– Димыч, да почему же я должен это знать?

– Ну как же. Сам же вчера за все ученое вещал.

Усевшись на край кресла, я взял стопку и устало посмотрел на Димыча:

– Ну, я же совсем не о том говорил. Да и при чем тут праздники, это социальная обязаловка.

Димыч тоже взял стопку и нарочито простецким тоном сказал:

– Нет, вы уж, батенька, давайте-ка гните свою линию. Вы ученый, я простак. И солнцестояние как раз имеет смысл, в отличие от Нового года.

Выпив и закусив несколькими виноградинами, я ответил:

– Димыч, не грузи, а. Ну какой я ученый и какой ты простак?

Хотел завалиться в кресло, но вдруг вспомнил эту неуместную шутку Димыча:

– Постой, а ты зачем сказал, что я писатель?

Димыч улыбнулся и опрокинул свою стопку.

– Ну ты же ничем толком, кроме романа, год не занимался, сам вчера говорил.

– Да какой там роман. Несколько десятков страниц, описывающих события давно минувших дней. Откорректировал и набросал пару идей, чем дело может кончиться. Это так, баловство.

Димыч недоверчиво посмотрел мне прямо в глаза, от чего меня даже слегка передернуло.

– Ну и ладно. Будет лучше, если все будут так думать. Меньше вопросов.

Я пожал плечами.

– Хорошо. Это даже забавно.

Я улыбнулся и встал с кресла. Прохаживаясь между кадок с какими-то плодовыми деревцами, ощутил, что даже как будто слегка захмелел, однако голова работала неплохо. С момента того сна на заправке во мне присутствовало странное ощущение свободы. Это состояние казалось чем-то очень неестественным. Отметил про себя, что, пока есть настойка, лучше пить ее. Димыч гонит хорошо и настаивает на чем-то правильном.

– Димыч, а не холодно тут для этой растительности?

– Тут можно потеплее сделать.

Он начал вставать, видимо, чтобы прибавить температуру в батареях.

– Давай попозже, а то мне сейчас и так жарко.

– Не вопрос. Давай тогда усугубим другой градус.

Димыч стал разливать. А в дверях появилась Наташа с подносом в руках. Я тут же устремился ей навстречу, чтобы помочь. На Наташиной голове уже не было косынки. Русые волосы струились по щекам и шее.

– Мужчины, чувствую, вы тут напьетесь без серьезной закуски. Давайте я вам тут тогда и накрою.

Димыч тоже встал и захлопотал. Откуда-то из-за барной стойки выкатил журнальный столик на колесиках и придвинул его к креслам. Там же нашелся и стул для Наташи.

Она сделала еще две ходки на кухню, и стол наполнился ароматными яствами. Тут были и холодец, и оливье, и отварной картофель. Также стояло блюдо с селедкой под репчатым лучком и квашеная капустка в высокой миске. А на металлический маленький столик был водружен противень с запеченной в сметане щукой. Все сели у стола. Димыч приготовился сказать тост, но тут спохватился, что нет стопочки для Наташи. Он хотел было взять из бара, но Наташа остановила его и сбегала на кухню за третьей серебряной стопкой. Когда все было готово, Димыч встал и торжественно произнес:

– Господа и дамы, я рад, что мы собрались в этом прекрасном и загадочном месте для того, чтобы стать свидетелями удивительной красоты здешних мест и встретить вместе предстоящий Новый год и не только.

Димыч изобразил гусарский кивок и цокнул тапками по дощатому полу.

Мы молча выпили и закусили.

Димыч одобрительно осмотрел стол и сказал:

– Наташенька, кулинария – это ваше призвание.

Тут же спохватился и добавил:

– Не подумайте, что я не ценю вашу живопись, она мне нравится не меньше, чем ваши кулинарные шедевры, – он опять изобразил гусарский кивок.

Наташины щеки порозовели. Она заулыбалась, наклонив голову:

– Димыч, ты как поддашь, сразу начинаешь гусарить.

Она захихикала и допила то, что осталось в стопке. Если наливают мужчины, женщинам обычно сложно выпить содержимое за раз.

– Наташа, душа моя, только скажите, и я перестану.

Кривляния захмелевшего Димыча были настолько естественны, насколько и несуразны. Это явное противоречие легко сочеталось в его образе. Я ничуть не хотел, чтобы он прекращал. Этот бородатый мужик в спортивном костюме на удивление хорошо изображал дворянина. По крайней мере, мне так казалось.

– Да что вы, что вы, Дмитрий… – она умолкла и смущенно посмотрела на Димыча. – Димыч, я забыла твое отчество.

Лицо Наташи стало сосредоточенным, но уже через мгновение расплылось в улыбке, и она сказала:

– Это все твоя настойка!

Димыч засмеялся в голос. Сквозь смех он проговорил:

– Да не надо отчества. Это мое амплуа, а вы ведите себя как обычно.

В этот момент я почувствовал себя пронзительно хорошо. Черт его знает почему. Сидя на болотах в чужом, можно сказать, доме, с почти незнакомыми мне людьми, лица которых я будто помнил с детства. Все это походило на приятный сон. Просыпаться решительно не хотелось. Хотелось наслаждаться этим уютом, и этой компанией, и окружающей природой.

– Димыч, наливай! Есть тост!

– Слушаюсь, Ваше благородие!

Димыч неестественно быстро вскочил и принялся разливать. Наташа налегала на закуску как опытная женщина, которой нужно было оставаться в кондиции и при этом не расстраивать мужчин, пропуская тосты.

Я тоже говорил стоя:

– Друзья. Вернее, я надеюсь, что скоро мы ими станем. Я очень тронут, что вы меня так тепло приняли. И я испытываю настоящую радость от того, что тут, на болотах, я встретил такую приятную компанию, коей давно не встречал ни на фьордах Норвегии, ни на перевалах Анд, ни в джунглях Юкатана, ни на непальских тропах, да и Бог его знает где еще, – я запнулся, путаясь в накативших мыслях.

Я чувствовал, что разошелся, как со мной бывает после нескольких стаканов в присутствии дам. А Наташа, с самого начала показавшаяся мне милой женщиной, сейчас выглядела и вовсе обворожительно. В ней неуместно-притягательно сочетались та самая русская баба, все понимающая и готовая терпеть без ожидания наград, и какая-то утонченная натура. Благородная дама из романов Толстого. Может быть, даже та самая Наташа. Хотя нет, Наташа – ребенок и дура. Хотя и в этой Наташе было что-то непосредственное, детское. Ах да, и Димыч сказал, что она еще и рисует. Надо узнать про нее побольше. Мысли явно путались, и я решил подвести итог тосту, пока пауза не стала смущающее длинной.

– Мои новые друзья! Еще раз говорю вам спасибо за ваше тепло в мой адрес и хочу предложить такую вещь. Каждый, сказавший тост, добавляет что-то про себя. Это будет забавно и пойдет на пользу нашему общению.

Я выпил и уселся на свое место.

Наташа поставила пустую стопочку:

– Я только за. Давайте с Вас и начнем, Саша. Вы много путешествовали, как я понимаю, да еще и пишете роман. Думаю, вам есть, о чем рассказать.

Я прожевал ложку холодца, откашлялся:

– Давайте с меня. Ну, в подробности вдаваться я смысла не вижу. Это как-нибудь уже по ходу нашего общения. А вкратце так. Я родился и вырос в Москве. Отучился по специальности «менеджер» в одном московском вузе, параллельно работая. Очень быстро дослужился до управляющего крупным автосалоном. Имел также магазин по поставке дополнительного оборудования и запчастей для автомобилей. Семьей не обзавелся по причине постоянной занятости. Но вот уже год как я ушел с работы и занялся писательством. В планах моих перебраться в район Тихого океана и жить там неопределенно долго.

Наташа улыбалась:

– Это как-то очень уж вкратце. Тогда я, позвольте, на Ваш манер. Димыч, давай-ка не спи.

Димыч и вправду как-то отстранился от происходящего и вдумчиво смотрел в окно, похоже, что-то вспоминая. Прерванный Наташей, он, будто силясь, вернулся к нам и тут же задорно заулыбался:

– Извиняюсь, был не прав.

Он взял графин и разлил.

Когда стопки были наполнены, Наташа встала и, видимо, уже тоже немного захмелев, не так застенчиво, как прежде, сказала:

– Я тоже очень рада, что два таких галантных мужчины сочли за радость мое общество. И я думаю, что у меня наконец появятся собеседники для разговоров о высших материях, – она укоризненно посмотрела на Димыча, – а то вот некоторые стали тоже порой менять мое общество на посиделки в корпусе с двумя аборигенами.

Я невольно прервал Наташу:

– А кстати, где Ваш муж и Вадим, если не ошибаюсь? Почему мы их не позвали? Как-то неудобно получается.

Наташа наморщила нос и посмотрела на Димыча, будто было что-то, чего я не знаю.

– Я что-то не то спросил? – поинтересовался я.

На выручку Наташе пришел Димыч:

– Ну, они не то чтобы веселая и приятная компания в последнее время. Они нас избегают.

Я вконец смутился:

– Я извиняюсь, но чтобы понимать ситуацию в дальнейшем… Между вами что-то есть, ребята? И поэтому какие-то проблемы с мужем и Вадимом?

Мои собеседники рассмеялись так, будто я спросил какую-то несусветную чушь.

– А что смешного? Вы, как я понял, проводите много времени вместе и даже ночуете. Это может навести на мысли. Тем более мужа, – пробормотал я.

Мне было ужасно неловко, и я хотел поскорее разобраться в сложившейся ситуации.

Димыч встал и, обойдя кресло Наташи, обнял ее со спины. Так ласково и нежно, что я смутился еще больше.

– Дружище, хватит забивать себе голову ерундой. Мы часто ломаем комедию. Иначе на этих болотах сойдешь с ума. Наташа – моя двоюродная сестра. Мы вместе с самого детства.

Я облегченно вздохнул и откинулся в кресле.

Наташа негромко смеялась:

– Да, и потом, мой муж совершенно не ревнив. И это, скорее, мне стоит ревновать его к Вадиму. Это же они не выходят из чертова корпуса по неделе. Кстати, Димыч, как бы они там опять не засели уже, не дождавшись праздника.

Наташа с сомнением посмотрела на Димыча. Тот вздохнул и посмотрел в темноту за окном:

– Попозже сходим проверим.

Я решил отвлечь компанию от ненужных мыслей:

– Наташа, извините за эти неуместные вопросы. Я вас перебил с вашим тостом.

Наташа тут же собралась и продолжила:

– Ну так вот, мужчины. Спасибо вам, что вы настоящие джентльмены. И про себя. Родилась я в городе Кашине. Училась там же. После окончила художественную школу в Твери, где и познакомилась со своим мужем, который в тот момент был энергетиком на одном предприятии. На этом моя карьера прервалась, поскольку я была вынуждена заниматься хозяйством. Мой муж был против того, чтобы я работала. Детей у нас не было. Позже предприятие, где работал мой муж, продали, и на его месте построили торговый центр. С работой стало туго, и муж согласился на несколько месяцев приехать в «Искру» восстанавливать энергоснабжение пансионата, да так мы тут и задержались. Нас сосватал сюда мой братишка.

Она кивнула Димычу. Тот улыбнулся в ответ:

– Позвал на все готовое и за неплохую зарплату, надо сказать.

Наташа опять кивнула и улыбнулась. Но что-то в ее глазах заставило меня усомниться в том, что она и правда рада.

Мы выпили.

Наташа встала и сказала, что нужно проверить кое-что на плите. Мы остались с Димычем вдвоем.

– Интересная она женщина.

Димыч кивнул и посмотрел мне в глаза.

– Она не так проста, как кажется! – сказал он каким-то заговорщицким тоном, после чего громко засмеялся.

Я, отвернувшись, пробормотал, что ничего такого и не подумал.

Димыч опять заговорщицки произнес:

– Я знаю, о чем ты подумал.

И опять засмеялся. Я недоверчиво посмотрел на него:

– Я, правда, не очень понимаю, о чем ты.

Димыч неожиданно встал и пошел к окну. Потом подозвал и меня, указывая куда-то в темноту:

– Вон смотри, свет возле корпуса загорелся. Эти чудики опять там засели, похоже.

– Ну так, может, пойдем позовем их к нам, пока они не успели напиться.

Димыч замер, будто о чем-то раздумывая. Потом пристально уставился мне в глаза, от чего меня прошиб холод.

– А черт с ним, пойдем.

Мы направились в гостиную. В кухонной зоне был слышен звон посуды. Наташа опять что-то готовила. Димыч показал, чтобы я шел на цыпочках, и мы тихонько проскользнули в прихожую. Бесшумно одевшись, мы было уже вышли за порог, как раздался голос Наташи:

– Ну уж дудки. Вы куда это?

Димыч виновато повесил голову:

– Ну, мы до ребят пройдемся.

Наташа недовольно хмыкнула и сказала, чтобы дождались ее. Потом добавила:

– Димыч, там есть все необходимое?

Димыч тут же оживился и звонко отрапортовал:

– Да, госпожа, все на месте. Что нам делать?

– Я переоденусь, а вы посмотрите, чтобы наши голубчики не усвистали без нас.

Я недоуменно поинтересовался, куда ночью в метель можно усвистать в этих краях.

Наташа с Димычем переглянулись. Потом Димыч потянул меня за рукав к дверям.

– По дороге расскажу, пойдем.

На улице уже намело приличные сугробы, но дорога еще различалась. Мы медленно двинулись через темноту в сторону двух светящихся окон корпуса. Я разглядел пару столбов с негоревшими фонарями. Говорить было невозможно. Дыхание сбивалось, а в лицо задувал снег.

Несмотря на физическую нагрузку, мгновенно начал пробирать холод. Благо, что идти было недалеко, и очень скоро мы уже отряхивались от снега в теплом предбаннике корпуса. Отряхнувшись, мы вошли внутрь. Фойе оказалось коробкой внушительных размеров. Два этажа в высоту и несколько десятков метров как в длину, так и в ширину. Свет горел только в настенных светильниках. Огромная металлическая люстра с кучей лампочек была выключена. Я попытался вспомнить, как называется стиль, в котором было оформлено фойе, однако не вспомнил. Это был какой-то советский модерн с металлом, гранитом и стеклом. Напротив входа на второй этаж уходила монументальная гранитная лестница. Сбоку от нее находился ресепшн или, как это называют у нас, стойка регистратуры. За ним-то и виднелись две головы.

Димыч кашлянул, чтобы нас заметили. Эхо звонко разнеслось по холлу.

Головы вынырнули из-за ресепшна. Видимо, сидевшие привстали.

– Это кто с тобой, Димыч? – аккуратно поинтересовалась одна из голов.

– Свои. Это Александр, его придется взять в тему, если хотите еще год пожить спокойно.

Я толкнул Димыча в бок, ощущая, что меня во что-то втягивают. И зло прошептал:

– Димыч, вы что тут творите? И меня еще решили подставить? Я же тут вроде как начальник.

Димыч отодвинул мой локоть и прошептал в ответ:

– Саша, придется тебе рискнуть и поверить мне. Эта тема тебя с ума сведет. Ты же писатель. Такое сможешь потом написать, что хер кто поверит.

– Это что, наркота какая-то у вас тут? Я только по молодости баловался. Больше не собираюсь. И перестань называть меня писателем. Какой я, к чертям, писатель. Это ты же сам и придумал.

Димыч уже будто ничего и не слышал. Потянул меня за руку, и мы двинули к стойке.

– Ребята, это Александр. Как я и сказал, свой парень. Я его сто лет знаю. Друг Олега Алексеевича, писатель.

Вадим и Витя были молодыми мужиками. Вите лет сорок, а его другу немного за тридцать, а может и меньше. Они были примерно одинакового роста, и даже их лица были чем-то похожи. Возможно, потому, что у обоих имелись бороды, а волосы были одинаковой длины и взлохмачены. Однако комплекцией они отличались заметно. Витя худой и сутулый, с кривыми зубами. А вот Вадик наоборот, спортивного телосложения, с ровными и будто отбеленными зубами.

Витя долго сверлил меня взглядом, пока Вадим скучающе листал книгу жалоб и предложений, вытащенную из-под стойки. Наконец Витя выдавил:

– Вроде свой. Может, проскочит тоже.

Димыч энергично кивнул.

– А я думаю, был бы не свой, тут бы и не оказался.

Я решил, что это какой-то спектакль по случаю моего приезда. По-другому объяснить происходившее было сложно. Я присел на мраморные перила за ресепшном возле скучающего Вадима и спросил, нет ли у кого-нибудь сигареты. Витя вытащил пачку Winston и запустил её по стойке в мою сторону.

– Спасибо. Не знаю, что вы задумали. Но я с вами, что мне остается, – я решил подыгрывать.

Витя толкнул Вадима. Из тумбочки у себя в ногах тот вытащил графин, а за ним и граненые стаканы.

– Смотрю, везде у вас эти графины.

Витя кивнул:

– В подвале столовой куча ящиков с посудой тех времен. Графины, граненые стаканы, тарелки и всякая такая мура.

Вадим встал и вытащил из кармана горсть шоколадных конфет. Раздал всем по одной.

Димыч машинально взял конфету, а после кинул ее на стойку.

– Тьфу ты. Опять вы как бомжи. Сходи, Вадик, и принеси что-нибудь из холодильной комнаты. Я же ее забил почти под завязку.

Вадик послушно, ничего не говоря, двинул куда-то по темному холлу. Мы с Витей закурили, и дым заструился в темноту потолка.

Димыч нарушил тишину.

– Значит, так. Слушай внимательно и старайся не относиться скептически. – Он пристально посмотрел на меня. Я кивнул и Димыч продолжил. – Мы тут пару лет назад, когда меняли трубы в подвале, наткнулись на одну странную штуку. Пол подвала не забетонирован, и на дне, в земле, откапывая трубы, мы нашли верхушки пары камней. Ради любопытства решили их раскопать. Оказалось, что камней там несколько штук и стоят они кругом. На камнях что-то наподобие рун. Ну, мы подумали, что это что-то из наследия язычников осталось. Не строителям же это ставить. Скорее всего, они, получив задание строить корпус, нашли эти камни, но убрать их по какой-то причине не решились и просто засыпали, а сверху построили здание. Мы посмотрели на них и оставили. Решили никому не говорить. Ну зачем лишние слухи и сплетни? Я про эти камни и забыл уже, пока однажды мы не потеряли на сутки этих двоих. Обыскали все окрестности с Наташей, а их нигде нет. Но в какой-то момент мы догадались спуститься в подвал, и что же мы там увидели, как думаешь?

Димыч посмотрел на меня вопросительно.

Я выпустил кольцо дыма и недоверчиво покосился на Димыча:

– Ну и что же?

– А то, что камни эти полностью отрыты и стоят на каком-то постаменте, а в центре – круглая плита. А возле плиты сидят эти двое, перепуганные насмерть. В общем, мы поняли, что наши красавцы тут не просто бухали, а этот стоунхендж отрывали.

Как бы то ни было, отвели их домой, а когда они проспались, начали нам объяснять что-то про проход, который они нашли, и про то, что были в каком-то нереальном месте, и что там как-то удивительно до жути. Говорили они путано и на вопросы четко ответить не могли. Короче, повели они нас в этот подвал и уже на месте разъяснили, что будто бы, пока они наводили окончательный лоск на эти валуны, они изрядно набрались и заснули на плите, что по центру, а проснулись неизвестно где. И провели они в этом новом месте двое суток, пока опять не открылся проход, и они не ускользнули обратно.

Димыч толкнул Витю в плечо.

– Правильно я говорю?

– Ну, только если в очень общих чертах. Так-то все было намного сложней. Но суть вот в чем: да, это портал, и через него можно попасть куда-то, но куда именно, понять сложно. И совершенно не обязательно, что попадешь в то же место, где был прежде.

Я подпер голову руками, чуть не уронив бычок. И нехотя пробормотал:

– И что, я должен поверить в этот бред? Дайте лучше пепельницу.

Витя извлек из стола увесистую стеклянную пепельницу и, шумно опустив ее на стойку возле меня, пробормотал:

– А хер ли нам распинаться? Все равно показывать надо. И сегодня тот самый день, когда показать можно.

Димыч хлопнул в ладоши:

– Я так и подумал. У меня уже чутье на это дело. Да, забыл сказать, открывается портал в не известные никому дни.

Я сокрушенно вздохнул и затушил бычок:

– Вы все-таки, походу, под чем-то. Хрен с вами, давайте и я сожру.

Витя, не дождавшись Вадика, наполовину налил стакан и залпом выпил. Шумно выдохнул.

– Херовый ты писатель, Саша, если не допускаешь возможности того, что мир не такой, каким он тебе кажется.

Я недоуменно поднял глаза на Витю. Мне почему-то стало жутко обидно. Я тоже налил себе из графина и, не отрывая взгляд от Вити, выпил. Налил, правда, раза в три меньше, чем выпил Витя. Травяной вкус ударил в нос.

– Знаешь, Витя, это обидно. Может, я и херовый писатель, но не позволяю себе такие вот детские шуточки. Да и вообще, вы себя все тут ведете как дети. Мы не в пионерском лагере. Ты вроде, Витя, был энергетиком. Ответственная работа, но и ты туда же. Устраиваете какой-то балаган. Разыгрываете взрослого человека, как ребенка.

Витя уставился на меня, потом на Димыча. И неожиданно расхохотался до слез.

Димыч тоже засмеялся, но более сдержанно. Сквозь смех Витя процедил:

– Ладно тебе, Пушкин. Ты чего такой злой. В портал таким нельзя идти.

Я хотел было сделать еще какой-то едкий выпад, но тут дверь в холл распахнулась, и вошла Наташа. Все тут же замолчали. Я поймал себя на том, что улыбнулся ее появлению. Вот так, в одно мгновение, раздражение сменилось умилением.

Наташа подошла к стойке. Она была собранна, глаза блестели.

– Ну что, мужики, ввели его в курс?

Витя кивнул головой.

– Пытаемся. Не верит.

Наташа скинула овечий полушубок на стойку.

– Ну, оно и понятно. Показать сможем?

Витя кивнул в ответ.

– Открывается потихоньку.

– Ну и отлично. Что сидим, разливайте, – в голосе Наташи слышались командные нотки, а движения стали точеные и уверенные. Преображение было налицо. Все окончательно стало походить на постановку.

Я с недоверием смотрел на Наташу. Заметив мой взгляд, она улыбнулась и сказала:

– Просто там нужно быть в образе. Иначе ничего не клеится. Я вот у них, – она кивнула на мужчин, – там главная. У меня там все несколько проще, чем у них, выходит. Главное – не напиваться, как они любят это делать, но ты вроде не из трусливых. Так что прорвемся, контора.

Я молча взял графин и разлил всем. Вовремя нарисовался Вадик с пакетом съестного. Наташа обратилась к нему:

– Апельсин взял?

Тот кивнул в ответ.

– Как обычно.

– Саша, это у нас такая традиция. Каждый раз повторяем тот первый раз, когда мы прошли все вместе. Садимся, немножко выпиваем то, что выпивали тогда, и закусываем тем, чем закусывали. Первый раз-то, как в последний, шли.

Наташа улыбнулась и подмигнула мне.

Достали из пакета апельсин и банку маринованных огурцов с помидорами. Там же плавал чесночок с петрушкой.

Выпили, закусили. Я не выдержал:

– Наташ, я не пойму. Что у вас тут за игры? Даже если все так, как они говорят, как вы им поверили?

Наташа кивнула:

– Мужики, пошли в стоунхендж! Чего человека нервировать. И мы, Саша, не поверили, а несколькими днями позже проверили. Все оказалось правдой.

Витя засмеялся.

– Нервы у него впереди.

Лестница в подвал находилась точно под главной лестницей фойе, за металлической дверью. С виду ничего особенного. Дверь как дверь. За порогом начиналась крутая, слабо освещенная лестница. Три пролета, и мы в подвале. Запах подвальной сырости напомнил о чем-то из детства. Потом недолгое блуждание в свете тусклых светильников, и очередной коридор уперся в стену. Все встали напротив. Наташа кивнула Вите, и тот двинулся к стене. Остановившись у самой стены, он уперся в нее руками и надавил с силой возле угла, образованного перпендикулярной стеной. Зрелище было крайне нелепым. Тщедушный Витя пытался сдвинуть бетонную стену. Каково же было мое удивление, когда стена поддалась и сдвинулась. Он надавил еще, и появился проход полуметровой ширины. Витя посмотрел на мое удивленное лицо:

– Гипсокартон заштукатурили под бетонную стену. И на шарнир поставили.

Группа аккуратно прошла в щель. Я остался, не решаясь войти, силясь понять, что за шутка может ждать меня на той стороне, за стеной. Или это не шутка и сейчас я сделаю шаг в неизвестное. Что-то во мне будто сопротивлялось. Наташин голос с той стороны привел меня в чувство:

– Давай, проходи уже. Размышлять потом будешь.

Я послушно двинулся на голос.

Потолок в зале за стеной оказался намного выше остальных подвальных помещений. Вернее сказать, пол был на несколько метров ниже, чем в остальных помещениях подвала. За дверью находилось что-то вроде деревянного помоста с лестницей в два пролета. Зал был просторный, метров двадцать на двадцать, а до потолка метров шесть. Как ни странно, земля внизу оказалась сухой. Практически в центре комнаты возвышались двенадцать огромных валунов вытянутой формы, метра три в высоту. Камни были искусно обработаны и врыты в землю, образовывая круг. По центру между валунами лежала идеально ровная, круглая каменная плита, разделенная на какие-то секторы и усыпанная символами. Я начал ходить вокруг нее как зачарованный, пока Наташа своим звонким командным голосом опять не привела меня в чувство:

– Эй, писатель, не впадай только в ступор, иначе ни черта не выйдет. Эта штука странно работает, нужно поймать ее настрой.

Я подошел к Наташе и непроизвольно взял ее за руку. В центре плиты что-то поблескивало, напоминая статическое напряжение. Всполохи искр появлялись в центре и разбегались по краям.

– Что это? – процедил я.

– То, о чем мы и говорили. Портал. Он разогревается, скоро выдвигаемся, – ответила Наташа.

Вадим притащил из угла пластиковый садовый стол, а после стопку вложенных один в другой садовых стульев. Стульев оказалось четыре. Тогда Вадим сходил к лестнице и извлек из-под нее деревянный ящик. Мне подвинул стул, а сам уселся на ящик.

На столе разложили закуску и водрузили графин.

Слово взяла Наташа:

– Саша, мы с Димычем испытывали, наверное, что-то очень похожее на то, что сейчас ощущаешь ты. Мы тоже не верили, но что-то в нас хотело верить, и чудо случилось. Мы тоже прошли через портал. Мы все улеглись на эту плиту и переместились в какой-то другой мир, – Наташа замолчала, что-то обдумывая. – Хотя мы до сих пор не разобрались, другой ли это мир или это другое время.

Я не выдержал:

– Ну, допустим, что все это правда, и тут есть какой-то портал. Но как же понять, в реальном вы мире или каком-то другом? Законы физики те же? А местность, а люди? Ну, и все остальное.

Меня заметно потряхивало, и я плохо понимал, что происходит.

Наташа хотела было что-то сказать, но Димыч оказался быстрее:

– Саша, тут все не так просто. Первые разы мы вообще превращались в других персонажей и даже не понимали, что мы – это не они. Как бы тебе сказать понятнее. Вот тебе часто снятся сны?

– Часто.

– А бывали сны, где ты был не самим собой, а кем-то еще, и тебя это не смущало?

Я призадумался, но к своему удивлению, быстро вспомнил подходящий пример.

– Снилось, да. Я был капитаном корабля на китобойной шхуне.

– Ну вот, хороший пример. Тебя же не удивляло во сне, что ты человек, который посвятил жизнь морю. И ты не спрашивал себя, почему так, и откуда ты знаешь эту жизнь. Вот так же и наши переходы. Мы перемещаемся в других людей, которые жили до нас и, видимо, останутся жить после нас. Мы, скорее, наблюдаем за их жизнью. Это как кино с полным погружением. Все идет по какому-то сценарию, который уже был написан. Оказавшись в том мире и в телах тех персонажей, мы забываем про свою настоящую жизнь и вспоминаем ее, только вернувшись сюда. Вернее, вспоминали, до недавнего времени. А недавно произошло очень странное событие— мы научились осознавать себя в том мире.

Димыч остановился и с любопытством посмотрел на меня.

А я тем временем пребывал в какой-то прострации. Я не знал, что и думать. Мой взгляд скользил по каменной плите, по которой бегали электрические всполохи.

Димыч, дождавшись, когда я все-таки обращу на него внимание, вопросительно закивал головой.

– Ну, так как тебе такой поворот?

– Сложно все это понять. Получается, вы попадаете куда-то и оказываетесь в чьих-то телах в ролях наблюдателей. Но что-то изменилось, и вы теперь можете вспомнить себя, будучи в телах тех людей?

– Э, нет. Это ты далеко забежал. Я сказал, что мы научились осознавать себя. То есть мы как бы научились просыпаться во сне и им управлять. А себя вспоминать – это мы только начали осваивать. Что мы попробовали сделать первым делом, как думаешь?

– Ну, если это другой мир, то сложно представить, что вам даст память о себе, – я развел руками. – Или все-таки это другое время?

– Ты на этом не зацикливайся. По мне, так это другой мир, не имеющий отношения к нашему. Про время – это теории Наташи, но тебе сейчас они ни к чему.

– Чего вы могли попробовать сделать, ума не приложу. Возможно, вы захотели узнать побольше об этом мире, но что конкретно, я не знаю.

Димыч взял графин и разлил, после чего продолжил. Казалось, собственный рассказ приводит его в возбуждение: лицо стало напряженным, а жесты резкими.

– Мне кажется, очевидно, что мы договорились найти друг друга в том мире. Постепенно мы выяснили, что находимся в одном и том же городе.

Я взял стакан.

– А я что-то сразу и не понял, что вы не вместе там оказываетесь.

Димыч кивнул.

– Моя вина, не пояснил. В общем, на то, чтобы дойти до момента, пока мы смогли вспомнить себя, у нас ушло почти два года и несколько десятков погружений в тот мир. И вот только недавно мы научились находить друг друга.

Я нервно усмехнулся:

– Как-то долго вы соображали.

– Ну, извините. Это только кажется, что все так просто. Но я же говорю, мы даже не могли понять, что мы – это не мы. Да и в любой момент, как ослабевает фиксация внимания, сразу же перестаешь себя осознавать. И опять становишься статистом. Да и вспоминаешь часто не все, а только части. Только то, что вознамерился вспомнить.

– А как же я тогда это все освою? Я же не был там. У меня тоже два года уйдет?

Димыч поднял стакан. Все чокнулись. Выпили. Димыч закусил салом с хлебом и продолжил:

– Не бойся. Если ты не деревянный, то все будет намного быстрей. У нас есть козырь.

Он посмотрел на сестру.

– Наташа! Она освоилась в этом мире как никто и научилась приводить нас в сознание, так сказать. Наташа и сама не очень понимает, как у нее это выходит. Она просто говорит нам, что делать, и обычно все срабатывает. Так что у тебя дело за малым. Осознай, что ты – не ты, и тогда сценарий как бы замрет. Ты сможешь писать его под себя. Ну, точнее, все вокруг будет идти по сценарию, а вот свою роль ты станешь писать сам.

Плита начала издавать какой-то потрескивающий звук, а искры забегали чаще.

Все уставились на каменную глыбу. Наташа встала и скомандовала:

– Все, контора, нет времени на дальнейшую болтовню. Одеваемся и в путь.

Все встали, кроме меня, и, на ходу снимая верхнюю одежду, направились к вешалкам возле лестницы, которые я сначала и не заметил. Наташа сказала, чтобы я присоединялся, и что для меня тоже найдется комплект.

Через несколько минут мы уже были переодеты в одежду одинакового покроя. Наташа пояснила, что она помогает настроиться на совместный переход. Это были простые рубашки и штаны из хлопка черного цвета. Одежда оказалась мне маловата, но не критично. Из одного отделения шкафа, возле вешалок, Вадим извлек что-то наподобие походных ковриков, только сделаны они были не из резины, а из чего-то наподобие плотной ткани. И толще обычных, сантиметров пять. Он вытащил их одной охапкой и оттащил к круглой плите, после чего ловко разложил на поверхности. Потом вернулся и достал из того же ящика надувные подушки под шею, наподобие тех, что выдают в самолете. Все нацепили их на шеи и подошли к плите. Наташа первая улеглась на один из ковриков головой к центру плиты и велела мне лечь на соседний. Уже не пытаясь что-либо понять, я делал, что говорили. Когда я улегся на коврик, моя голова оказалась в паре десятков сантиметров от головы Наташи. Я слышал, как она дышит, как будто успокаивая сбившееся дыхание. Я взглянул на нее и увидел, что она смотрит на меня:

– Ищи руки, когда окажешься там. Как найдешь, считай, что осознался. Дальше я все сделаю сама. Только запомни: надо найти руки и вспомнить себя. Найди свои руки.

Мужчины заняли свои места вокруг нас и тоже стали шумно дышать. Наташа опять обратилась ко мне:

– Дыши, как мы. Слушай, как я дышу, и повторяй. Делай все более и более глубокие вдохи, пока не ощутишь толчок в спину. Как скажу «начали», ничто не должно тебя отвлекать, закрой глаза и все силы сосредоточь на дыхании. Это важно.

Я кивнул в ответ. А Наташа придвинулась ко мне и чмокнула меня в губы своими холодными алыми губами. Во мне все передернулось от неожиданности. В ушах зазвенело, а в лицо ударила кровь. Я замер и смотрел на Наташу. По ее губам я разобрал слово «начали».

Она улеглась на прежнее место и стала шумно дышать. Мое смущение привело меня в такое замешательство, что я тут же позабыл обо всем. Все, что я мог делать, чтобы унять свое смущение, это дышать, как и все остальные. И я начал повторять вдохи и выдохи в такт остальным, да с такой силой, что уже через несколько вдохов голова начала кружиться. С каждым вдохом кружение усиливалось, но мое смущение не позволяло мне остановиться. Я боялся привлечь внимание остальных и дышал, что было сил, пока в какой-то момент не ощутил сильнейший удар в спину, от которого перехватило дыхание. Я не успел даже испугаться, поскольку меня отвлекло другое. А конкретно то, что плита под нами начала поворачиваться по кругу с ужасным грохотом. Хотя это был не совсем грохот, это, скорее, было похоже на сильнейшие вибрации от того, что каменная глыба двигалась по другой каменной плите. Или это и правда был шум, но такой силы, что тряслось все вокруг. В сознании все поплыло, открыть глаза не получалось. Появилось жуткое ощущение рывка в сторону. Я подумал, что упал с плиты. Еще раз попробовал открыть глаза, в этот раз получилось.

Вокруг были сумерки. Меня окружал старинный город. Невысокие каменные домики, прилипшие один к другому. Место напоминало средневековый европейский город-крепость. Неподалеку высились башни то ли церкви, то ли какого-то замка. Внизу по улице виднелась крепостная стена. Я встал и пошел по направлению к узкой улочке, которая начиналась сбоку от здания, возле которого я стоял. Повернув за угол, я увидел, что в конце улицы мелькают чьи-то тени. Я решил направиться к ним. Проходя мимо одного из домов, я заметил, что из окон на меня кто-то смотрит. Силуэт человека за окном расплывался в мягком зеленоватом свечении, исходившем откуда-то из-за его спины. Остановившись, я попытался его разглядеть, но почему-то взгляд фокусировался плохо. Проскользнула мысль о том, что я, возможно, пьян. Я прислушался к себе. Да, видимо, это было так, поскольку меня даже покачивало. Было непонятно, с чего это я мог так напиться, что даже штормило. Попробовал вспомнить, где мне наливали и по какому поводу, но ничего не выходило. Слегка покачиваясь, я побрел дальше по улице. Тут у меня промелькнула мысль, что нужно попить воды – возможно, станет лучше. Я начал ощупывать одежду, но костюм легкого покроя не подразумевал карманов, в которых могла бы заваляться бутылочка воды. Тут мое внимание привлекла странная вещь. Руки, которыми я водил по пиджаку, отсвечивали зеленым светом. Я вытянул руки и уставился на них. Неожиданно на меня будто что-то снизошло. Не знаю, как сказать точнее. Я понял, что я – это я. До этого я не управлял своими поступками, хотя мне так и казалось. Тут я вспомнил Наташу и остальных. Мои открытия напоминали несколько быстрых вспышек. Продолжая идти по улочке, я попытался вспомнить, что я должен был сделать еще, кроме того что найти руки. Однако ничего не приходило в голову. Упершись в перекресток еще с одной маленькой улочкой, я понял, что могу элементарно заблудиться. Потом сообразил, что заблудиться можно только в том случае, если знаешь, куда и откуда ты шел. А тут не было никаких отправных точек. Я повернул направо и решил дойти до высокой стены, которую видел с того места, откуда начал маршрут. Теперь тени мелькали в том направлении. Людей я так и не мог увидеть, возможно, из-за этих непонятных сумерек, в которых можно было ориентироваться, но было крайне сложно разглядеть что-либо отчетливо. Дорога запетляла между домиков и устремилась вниз. Похоже, городок был построен на высоком холме. Стена оказалась дальше, чем я думал, и я решил срезать расстояние через маленькие дворики. Это явно было ошибкой, поскольку теперь я мог не найти то место, с которого начал свой путь. Однако соображал я далеко не на все сто, а, как говорил ранее, какими-то вспышками: то полностью отдавал себе отчет в происходящем, то продолжал делать что-то машинально, на автопилоте.

Свернув в одну из арок посреди ряда домов, я оказался в небольшом дворике, окруженном двухэтажными каменными постройками. Заметил, что во дворике нет никакой растительности, впрочем, как и в остальных местах города, которые я успел увидеть. Зато в одном из окон на втором этаже опять мелькнул и исчез силуэт в зеленом свечении. Это меня очень заинтересовало, и я решил подняться и посмотреть, кто это за мной наблюдает. На второй этаж вела деревянная наружная лестница. Я без труда взбежал по ней и оказался на балконе, с которого хорошо было видно, что происходит за окном. Прислонившись к стеклу, я увидел комнату, обставленную в старинном стиле. Я бы сказал, что обстановка напоминала дома высшего сословия в XIX веке. В центре комнаты стоял круглый стол, вокруг стола на резных стульях сидели четыре человека в одеждах примерно того же времени, к которому относился и интерьер. Женщины были одеты в платья до пола, а на головах у них красовались шляпки с кружевами. Двое мужчин были одеты в сюртуки пушкинского времени. Не став вдаваться в детали, я попытался найти того, кто мог стоять у окна, а еще мне было интересно, что это за зеленый свет. Источник его я нашел довольно быстро – на тумбе у окна стояла лампа с зеленым абажуром. Причем лампа, по всей видимости, была электрической, что меня очень удивило. Признаков того, что в городе было электричество, мне не попадалось. По мерцающим на стенах оранжевым теням я понял, что в дальнем углу горит камин. А вот человека у того окна, в котором я его видел, не было. Я подумал, что это мог быть один из джентльменов, сидевших за столом. Глянув еще раз на людей, я заметил, что все они сидят с закрытыми глазами, а их ладони лежат на поверхности какой-то круглой доски. До меня дошло, что они проводят спиритический сеанс. Я чуть было не засмеялся, но сумел сдержаться, чтобы не обнаружить своего присутствия. И тут мне в голову пришла ребяческая мысль. Наклонившись ниже стекла, я встал на корточки на первую ступеньку лестницы и, размахнувшись, стукнул по раме у себя на головой, надеясь создать шум достаточный, чтобы напугать собравшихся за столом. Но все получилось даже эффектней. Не закрытая на задвижку створка рамы дернулась и с размаху ударилась об ограничитель, да еще с такой силой, что одно из стекол не выдержало и рассыпалось на мелкие куски. Перепугавшись собственной выходки, я слетел с лестницы и скрылся под тенью арки. Да, тень была, но от чего – непонятно. Луны видно не было и других источников света тоже. На прощание я глянул в испорченное мной окно и во включившемся ярком свете увидел мельтешащие за ним тени, перемещающиеся по комнате. Тревожные голоса становились все громче. Я хотел понаблюдать еще, но тут послышались удары колокола. Я опять будто пришел в себя и понял, что снова потерял контроль над ситуацией и действую по чужой программе. Вспомнил, что мне нужно искать ребят. Где искать, было непонятно, но делать что-то было нужно, и я решил идти на звук колокола, звонящего откуда-то неподалеку. Других идей попросту не было. Достаточно быстро я добрался до сооружения, похожего на католический костел. К моменту, когда я оказался на крыльце, колокола уже не били, а дверь в костел была приоткрыта, и из нее исходило приятное свечение. Недолго думая, я двинул внутрь. Хотел было пройти и усесться на одну из скамей, но тут услышал знакомый голос. Это была Наташа.

– Вот ты где, а я думала, уже не найду тебя до возвращения.

Я хотел было начать задавать вопросы, но она остановила меня и сказала, что хочет мне что-то показать, а времени у нас осталось совсем немного. Наташа схватила меня за руку и потащила на улицу. Быстрым шагом мы пересекли площадь и оказались в каком-то переулке, потом сбежали по улочке вниз с холма и очутились у ворот в крепостной стене. С одного края ворот стояла исполинская тень высотой со стену. Тень походила на человека в доспехах. Наташа велела мне спокойно пройти мимо. В арке через стену оказалось совершенно темно, и я шел, полагаясь на держащую меня за руку Наташу. Пройдя несколько метров, она дернула меня, и мы будто бы вывались из темноты арки и оказались на залитой лунным светом песчаной дороге.

Дорога спускалась вниз с холма и уходила вдаль через поля куда-то за горизонт.

– Вот с этой дороги можно начинать перемещаться куда захочешь. А место встречи – это та площадь у храма. Ты так быстро с нее убежал, что я не успела тебя догнать, и хорошо, что ты смог вернуться на нее сам.

Я кивнул и поинтересовался, где остальные. Наташа пояснила, что скоро нам возвращаться, и мы не успеем уже их найти. Но ничего страшного, по ее мнению, в этом не было, главное, что я запомнил площадь, на которой все встречаются. И самое замечательное и странное для нее, что я смог осознать себя в этом мире с первого же раза.

– А откуда происходит возвращение?

Наташа пожала плечами:

– В этом месте это неважно. Раньше проблем с этим не было. Давай не будем тратить силы на болтовню и пройдемся до обрыва, – Наташа указала на соседний холм.

Мы уже поднялись на возвышенность и практически подошли к обрыву, чтобы посмотреть, что внизу, как я ощутил знакомое чувство падения. Потом опять что-то зашумело, и я ощутил себя лежащим на чем-то мягком. Попробовал открыть глаза, и опять это было мучительно сложно. Потом попробовал еще раз и смог слегка разлепить веки. В щель между ресницами пробивался какой-то источник белесого света. Я не мог открыть глаза сильнее и тут же понял, что не владею телом. Меня моментально охватила паника. Я ощутил себя заложником внутри собственного тела. Какое-то время я безрезультатно прикладывал усилия, чтобы сдвинуться с места или полностью открыть глаза, но ничего не выходило. Мне казалось, что это продолжается очень долго. В какой-то момент я ощутил, что нужно перестать бороться и расслабиться, и, как ни странно, это сработало. Глаза раскрылись, и я увидел тот самый источник белесого света – это была одна из лампочек на стене возле одного из валунов в подвале. Рывком я вскочил, сел на корточки и бешеными глазами осмотрелся вокруг себя. Ребята уже сидели на стульях возле стола и с интересом смотрели на меня. В голове звенело, а тело как будто пронизывали сотни иголок так, как если бы я отлежал все сразу. Я постепенно приходил в себя. Когда наконец полностью понял, где нахожусь и что происходит, я не спеша сполз с плиты и направился к столу. Не давая мне плюхнуться на стул, Димыч взял меня под руку и сказал, что нам лучше идти в дом. Сил спорить не было. Быстро переодевшись, я, Наташа и Димыч выдвинулись к дому, а Вадик и Витя остались, чтобы убрать все и выключить свет.

Мороз пробирал до костей. Я ощущал подавленность и усталость, в то время как Наташа и Димыч были в отличном расположении духа. Они смеялись и даже играли в снежки, а на подходе к дому повалили меня в сугроб. В первое мгновение я хотел заорать на них и треснуть Димыча, завалившегося на меня, но вместо этого от снега у себя за шиворотом и в штанах ощутил бодрость и прилив радости и тоже засмеялся. Я заметил, что метели нет, а на небе сияет половинка луны. Попытался сказать ребятам, что мы ведем себя как дети, но ничего не получалось— из меня вырывался хрюкающий смех. Я расслабился и развалился на пышном сугробе, Наташа и Димыч лежали возле меня и тоже смотрели на звездное небо. Небывалая легкость внутри меня поражала. Такой свободы я не ощущал, пожалуй, с самого детства. Было просто здорово лежать так и ни о чем не думать.

Тишину нарушил Димыч. Спокойным и тихим голосом он сказал:

– Ты извини нас за весь этот балаган. Но так было нужно, чтобы ты преодолел барьер и переместился вслед за нами. Мы тут никто, никому ни родственники и не мужья с женами. Мы свободные люди, увлеченные неизвестным вокруг нас. Позже мы расскажем тебе больше. А пока знай, что мы собрались тут, чтобы пробиться на ту сторону. И тебе, как и нам, повезло быть свидетелем того, что это реально. Это только первые шаги, и я уверен, что это только начало. Не знаю, что будет дальше, но мы планируем отдаться этому полностью и надеемся, что ты пойдешь с нами.

Димыч посмотрел мне в глаза, а я посмотрел ему в ответ и тоже улыбнулся.

– Я так и думал! – весело сказал Димыч и, выбравшись из сугроба, мы пошли в дом пить чай, после которого меня опять очень быстро разморило, и я отправился на второй этаж в свою новую спальню.

Уже когда я собирался завалиться в постель, в комнату поднялся Димыч:

– Саша, утром мы должны вернуться к своим ролям. Ты будешь приезжим другом хозяина, писателем. А мы будем теми, кого ты увидел в первый раз. Такие обстоятельства, что нам нужно играть свои роли для успеха дела. Я все тебе объясню. Но сделать это смогу чуть позже. А пока просто подыгрывай нам. Так нужно, поверь.

Я было хотел начать расспрос о том, зачем весь этот цирк, но Димыч попросил подождать немного и делать, как все. Я понял, что лучше и правда пока оставить все как есть и не усложнять без того непонятную ситуацию, в которой я оказался. Я был уверен, что новые ответы приведут к еще большему количеству вопросов. А в данный момент меня, как ни странно, мало что по-настоящему заботило. Впервые за долгое время я ложился спать в предвкушении следующего дня.

22.12.

Новый Год

Спал я крепко, глубоким сном. Проснулся только оттого, что жутко хотелось в туалет, благо что в спальне был санузел с душем и туалетом. Посетив его, я улегся обратно в кровать, поскольку за окном было по-прежнему темно, и проспал я, по ощущениям, всего ничего. Как ни странно, в теле были упругость и бодрость, которых я не чувствовал очень давно. И привычная щемящая боль в груди не давала о себе знать. Я даже встал и потянулся всем телом, чтобы обнаружить усталость. Но тело хоть и было несколько сковано после сна, никаких признаков усталости или боли не подавало. И тут меня осенило: мне не снился чертов дом, преследовавший меня так долго. И настроение мое было скорее приподнятым, а не как обычно после сна, подавленным. Я вспомнил, что и ночью до этого я спал без сновидений и тоже выспался. Я улыбнулся. Мне стало даже боязно от своего открытия. Точнее, я побоялся спугнуть свое новое настроение и состояние. В комнате было прохладно, и я с удовольствием вернулся под теплое одеяло, надеясь еще поспать. Некоторое время я дремал, но глубоко заснуть не получалось. Немного поворочавшись, я понял, что мне очень хочется пить, а воду я взять с собой забыл. Пить из-под крана в уборной не решился. Спал я в термобелье, в нем и пошел вниз. «Если вдруг кого и встречу внизу, – думал я, – то не особо и стыдно». В голове начали всплывать обрывки только что снившегося сна, оказывается, что-то мне все-таки снилось. Во сне было что-то занимательное, связанное с Наташей. Спускаясь по темной лестнице, я все лучше и лучше вспоминал детали сна. В голове промелькнула мысль, что если не спугнуть сонный настрой, то, возможно, я вернусь к прерванному сну. С полузакрытыми глазами я нырнул в гостиную и уже собирался повернуть к кухонной зоне, как боковым зрением заметил нечто, что заставило меня захотеть провалиться сквозь землю. Я стоял лицом к кухне и спиной к камину и не знал, что я могу сделать, чтобы спасти ситуацию. За столом у камина сидели люди, причем было их много. Прикрытыми глазами вскользь я разглядел только Витю и еще каких-то двух пожилых женщин, сидевших на стульях рядом. Я уже слишком долго стоял спиной к собравшимся, и они почему-то молчали. Было похоже, что я отвлек их от общения, начав топать по лестнице, погруженный в свои сонные мысли. Я подтянул штаны и решил сделать вид, что никого не заметил, но тут раздался оглушительный смех Димыча. После чего громогласно, опять в свой гусарской манере, он произнес:

– Я же говорил вам, дамы и господа, что наш друг писатель до ужаса эксцентричен.

Несколько человек рассмеялись. Среди смеявшихся была и Наташа.

Я собрался с духом и развернулся к столу, за которым сидели несколько мне знакомых человек: Наташа, Витя и Вадим. Димыч уже встал и направлялся ко мне. Еще нескольких человек я видел впервые: две пожилые дамы сидели на стульях у окна и изучающе смотрели на меня. Напротив них в деревянном кресле у самого края стола, возле камина, сидел старик с длинной седой бородой. Он смотрел на огонь и как будто вообще не интересовался тем, что происходит вокруг. Витя с Вадимом сидели рядом. Витя что-то негромко рассказывал Вадиму, и оба косились на меня. Наташа сидела сразу за ними. Поймав мой взгляд, она подмигнула мне и указала на Димыча. Я понял, что она пытается сказать, что он мне сейчас что-то скажет. Так и произошло. Димыч, подойдя, приобнял меня за плечи и негромко сказал:

– Не забыл, как мы условились? Играем свои роли. Это очень важно.

– Димыч, что происходит? Я чувствую себя идиотом, – прошептал я.

Димыч еле сдержался от смеха и негромко ответил:

– Ты проспал весь день. А сегодня наш местный Новый год. У нас гости. Уже почти все в сборе.

– Так какого хрена ты меня не разбудил и не предупредил?

– Я вот как раз собирался. Хотел, чтобы ты отоспался после вчерашнего.

Тут на меня накатили воспоминания прошлой ночи. Димыч это явно понял и умоляющим тоном произнес:

– Не забывай, вопросы позже. Сегодня Новый год.

Я опять посмотрел на сидящих за столом и спрятался за Димыча, стараясь прикрыть свой нелепый вид. Димыч начал спасать ситуацию:

– Дорогие гости, Александр был занят своей рукописью всю ночь и весь день и не заметил, как пролетело время.

Димыч отстранился так, чтобы меня всем стало видно. И мне ничего не оставалось, как начать подыгрывать.

– Да, я заснул прямо за столом, – сказал я, стараясь быть невозмутимым. – Начинайте без меня, а я пока переоденусь.

Я собирался было устремиться вверх по лестнице, подальше от глаз присутствующих, но Димыч с силой ухватил меня за локоть и потащил к столу:

– Ничего страшного, мы здесь все люди свойские, и нас не смутить вашим нарядом.

Я, не желая привлекать к себе еще большего внимания, последовал к столу, надеясь ускользнуть, как только все потеряют ко мне интерес. Подойдя к собравшимся, я понял, что все одеты по-праздничному. И это привело меня в еще большее смятение. Женщины были в вечерних платьях. Не что-то экстравагантное, но в подобной глуши и это было чем-то из ряда вон выходящим. Мужчины были в рубашках и брюках. Димыч, правда, был в черной водолазке, но она тоже смотрелась очень даже прилично. Что было хуже всего, так это то, что Димыч усадил меня на огромный деревянный стул во главе стола и предложил первым говорить тост. Все собравшиеся уставились на меня, а Димыч всунул мне в руку бокал шампанского.

Сгорая от стыда, я встал и поправил термомайку у воротника. Потом набрал воздуха в легкие и произнес:

– Мы еще не все тут представлены, но кое-кого я уже знаю, и это знакомство меня бесконечно вдохновляет.

Я старался смотреть поверх голов, но мой взгляд скользнул-таки на одну из пожилых дам с платком на плечах, и я понял, что она смотрит куда-то в область моего паха. Она буквально прожигала взглядом мою промежность. Я инстинктивно опустил глаза и увидел, что термоштаны до неприличия обтянули мое хозяйство, которое оказалось как раз чуть выше кромки стола. А складка возле причинного места, которая используется для справления малой нужды, немного оттопырилась, и, возможно, сидящие сбоку при желании могли что-то там разглядеть. Горло мое сдавило, и через неимоверные усилия я выпалил:

– Уверен, что и остальные собравшиеся за этим столом – милейшие люди. Давайте выпьем за уходящий год и пожелаем друг другу всего самого наилучшего.

Залпом выпив стакан пузырящейся жидкости, я практически с размаха опустил его на стол и бегом устремился к входной двери, буквально крича на ходу, что чертовски хочу курить. На слове «курить» проглоченная пузыристая жидкость полезла назад, и я громко рыгнул. Сгорая от стыда, я попробовал сохранить хоть каплю достоинства и перешел с бега на шаг. Отворив дверь в темный коридор предбанника, я шагнул через порог и начал ощупывать стену в поисках выключателя, который никак не хотел находиться. Неожиданно я почувствовал, как кто-то толкнул меня в спину. Раздался голос Димыча, он почти кричал мне в ухо:

– Держись!

По инерции я буквально выбил собой входную дверь и рухнул на крыльцо. Не понимая, что происходит, я уперся руками в пол крыльца прямо перед ступеньками, по которым чуть не съехал вниз, и испытал ужас, которого не испытывал никогда. Перед моими глазами предстала величественная пустыня. Желтый песок излучал слабое свечение, а в воздухе была то ли пыль, то ли какой-то туман. Мне сложно было понять, что это, поскольку органы восприятия работали вкривь и вкось. Внутри было жарко, а от взгляда на песок становилось холодно. Причем именно от того, что смотришь, а не прикасаешься. В ушах раздавался не то свист, не то гул, а тело стало тяжелым. Димыч помог мне встать и сказал, что нам нужно пройтись. Его слова доносились будто издалека, хотя он говорил мне в ухо. Одна часть крыльца буквально нависала над обрывом дюны. Аккуратно пройдя на другую сторону крыльца, мы спустились на песок, который в этой части крыльца засыпал ступени до самого верха. Потом побрели в сторону еще большей дюны, чем та, на которой стоял дом. Путь давался очень трудно, и я начал ощущать усталость. Но когда мы поднялись на соседнюю дюну и оглянулись назад, на то место, откуда пришли, я понял, что это того стоило. Я увидел наш темно-серый охотничий дом. Он стоял посреди бескрайней пустыни, и вокруг него летала взвесь песчаной пыли. Где-то на горизонте начинались то ли по-настоящему огромные дюны, то ли горы. Разобрать было сложно. Я восхищался картиной, предложенной нам каким-то безумным художником. Она была величественной и пугающе завораживающей. Я хотел продолжать и продолжать смотреть на этот маленький домик посреди зловещих песков, но Димыч уже тащил меня назад. Вниз по склону идти было ничуть не легче, чем подниматься. Ноги вязли в песке, а сил становилось все меньше. Дорога назад заняла очень много и сил и времени, но наконец мы добрались до крыльца и подошли к двери. Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на пустыню, но Димыч потащил меня в дом. Он втолкнул меня в темноту предбанника. Потом он отыскал входную дверь, и мы вошли внутрь. Оказавшись в гостиной, я посмотрел в другой конец зала и увидел, что люди за столом давно заняты своими делами. Никто не обернулся, когда к нам подошла Наташа и накинула мне на плечи что-то наподобие стеганого халата из шкуры с гладким мехом темно-серого цвета. Он оказался удобным и выглядел вполне себе благородно. Наташа осмотрела нас с ног до головы и кивнула, будто бы поняв, что с нами только что приключилось. А вот мне уже были нужны хоть какие-то ответы. Видимо, Наташа поняла это по моему лицу. Она повела нас к небольшому столику возле кухонной зоны, усадила и предложила пообщаться тут, дабы не привлекать внимание собравшихся. Я сидел и смотрел в окно. Там, в белом свете луны, на сугробах искрились снежинки. Я молчал. Вернулась Наташа с графинчиком на подносе и какой-то закуской, переставила еду на стол, наполнила настойкой две стопки, после чего удалилась.

Димыч негромко произнес:

– Ну, спрашивай, что хотел.

Я злобно глянул на Димыча:

– По порядку давай. Что это сейчас было?

– Ты про пустыню? – Димыч пожал плечами. – Пустыня. Даже не знаю, что добавить.

Я хотел на него цыкнуть, чтобы он перестал ломать комедию, но в горле пересохло, и я просто прошипел как змея.

Димыч удержался от смеха. Он подошел к старинному холодильнику, стоящему рядом с рабочей зоной кухни, и вернулся с маленькой бутылочкой минералки, которую я тут же и осушил.

– Пей спокойно, а то опять рыгнешь на весь дом, – подлец старался не смеяться, но давалось ему это тяжело. – Не обижайся. Понимаешь, с этими вратами все непросто. Мы уяснили, что они работают как какой-то настраивающий механизм. Они как бы позволяют активировать в нас очень сложные качества, которые способны даже переносить нас в другие миры. Вот, например, сейчас то, что мы смогли сделать, – это последствия вчерашнего перехода. Твое тело до конца не отошло от вчерашнего перехода и было готово к новому. И я подловил тебя на смущении, чтобы застать врасплох. Я не понимаю, как это работает, но знаю, что работает. После врат остается запас настройки, и если правильно подгадать настроение, то можно скакнуть в место типа того, где мы сейчас были. Эта пустыня всегда за входной дверью. Стоит поймать нужный момент, и ты окажешься там. Я открыл это случайно и смог запомнить настройку на это место. Теперь я могу попадать туда практически когда угодно. Как только я увидел, что ты находишься в подходящем состоянии, решил проверить, смогу ли я и тебя туда затащить.

Я напряженно смотрел в окно. Димыч примирительным тоном предложил выпить и высказать все, что у меня накопилось. Я, не чокаясь, выпил стопку настойки, закусил соленьями и опять уставился в окно.

– Не дуйся, а лучше сформулируй, что так сильно тебя обидело.

Я был уверен, что сейчас-то меня прорвет, и я выскажу, как отвратительно его поведение. Однако мысли метнулись в другую сторону и слегка обиженным тоном я произнес:

– Перед людьми неудобно. Как мне теперь с ними общаться?

Димыч гоготнул, снова подошел к холодильнику, извлек из него бутылку настойки голубоватого цвета и вернулся за стол:

– Ты что, думаешь, что тут кому-то есть дело до того, что у тебя из штанов выпирало хозяйство? Или что ты рыгаешь? Витя с Вадиком вообще и не такое откалывают. Бабки на грани безумия и давно путают свои фантазии и реальный мир. Дед вообще ничего не замечает, что его не касается. Он живет внутри себя и являет собой ходячее спокойствие. Ему устройство лодочного мотора с его лодки куда интересней, чем глубины твоей души. И уж точно ему нет дела до того, глупо ли ты выглядишь. Он может общаться, а может и не общаться. Для него это неважно. А Наташе, скорее всего, стыдно за меня, что я проделал этот номер с тобой. Так что тут не о чем говорить.

Я пожал плечами и посмотрел на красивую бутыль, уже не ощущая никакой злости. Димыч кивнул и разлил, после чего посмотрел на меня, ожидая еще вопросов.

– Я представлял живущих здесь людей совсем иначе.

– Ну да, я же говорил, что тут необычные места и люди необычные. Да и когда начальство тут раньше бывало, всех приучили себя вести по-человечески. Боролись с русской дикостью по пьяному делу. Даже заставили меня местным шмотье хорошее прикупить.

– Понятно. А эти женщины не такие уж и старые с виду. Можно сказать, дамы в возрасте. У меня бывали и постарше, мне кажется. Не постарше, может быть, но что-то уже близкое.

Димыч рассмеялся и потряс меня за плечо:

– Нет, таких точно не было. Они живут тут черт знает сколько. Я думаю, то, что они живут возле врат, делает их такими. Не знаю как, но они и правда выглядят далеко не на свои года.

– А этот дед, кто он?

– А это наш сторож. Он в курсе про врата. И должен признаться тебе, это он и рассказал мне об их местонахождении. Хотя я догадывался, что они где-то на этих болотах. Это очень длинная и непростая история. Пока не знаю, с чего начать. Постепенно мы все тебе расскажем, как есть.

– Значит, врата не случайно нашлись?

– Не случайно. Но первыми там действительно побывали ребята. И готовы они к этому не были. Прошу тебя, не расспрашивай об этом меня или кого-то еще сейчас. Тебе пока не до конца доверяют остальные. Немного подожди.

– Да я уже и не знаю, чему верить. Но вы открываете мне что-то личное и важное, поэтому я могу вас понять. А сторож тоже ходит через врата?

– Ходил. Когда-то очень давно. Он не распространяется на эту тему. Он позвал меня, когда врата опять ожили. Долгое время камни молчали. А когда запели, он сказал, что нужно их раскопать и отправиться на ту сторону, чтобы проверить, все ли там в порядке.

– Хм. А что там может быть не в порядке? – Озадаченно спросил я.

– Я и сам не понял. Он велел нам патрулировать те места, до которых сможем добраться, но пока мы так и не поняли, о чем речь. Он сказал, что когда что-то пойдет не так, мы поймем. Но, слава Богу, как я и сказал, все спокойно, и мы просто изучаем тот мир. Вернее, мы только начали это делать.

– Так чего же старик вам не помог там освоиться, если он в курсе всех дел?

– Не знаю. Это было его условие, что мы не посвящаем никого в эту тему и не расспрашиваем его.

– Ну а как же я?

– А что ты? Про тебя нам тоже он сказал. Сказал, что должен быть шестой человек. Мы хотели кого-то подыскать, но он сказал, что шестой придет сам, и его не нужно искать. Так и вышло.

– Да, вопросы множатся.

– Не у одного тебя.

Мы выпили еще по одной.

– Пойдем к гостям. Время на разговоры у нас еще будет.

Я кивнул, застегнул свой новый наряд на все пуговицы, обнаружив, что он приталенный, и мы направились к столу.

Смущения я уже практически не испытывал, да и присутствующие не проявляли ко мне интереса. Две женщины у окна негромко обсуждали, что наконец много снега, и что, даст Бог, осадков станет больше, и вода начнет возвращаться в реки. Вадик и Витя налегали на салаты и закуски. Старик по-прежнему грелся у камина. А Наташа с Димычем принесли горячее и напитки. Время закусок я, похоже, пропустил, чему несильно огорчился, поскольку уже очень хотелось съесть что-то существенное. Существенным оказался тушеный кролик и пюре. К этому я добавил квашеной капусты и маринованных огурцов. Наташа предложила попробовать ее брусничный морс. Я обожал морсы и с удовольствием подставил большой хрустальный стакан к графину в ее руках. Трапеза выходила очень даже приятной. Одна из дам мило поглядывала на меня, изображая что-то вроде кокетства, а Витя, видимо, принявший накануне, раздухарился и рассказывал какие-то презабавнейшие случаи из своей работы на заводе. Все они были связаны с пьянками за спиной у директора и тем, как ловко Витя и его помощник выходили из этих ситуаций. Истории и впрямь были очень смешные, хотя и заканчивались периодически каким-нибудь членовредительством. Наташа за всеми ухаживала, предлагая попробовать что-то из съестного. А Димыч подливал в опустевшие бокалы и говорил краткие тосты. Неожиданно одна из дам, та, что была в сиреневом платье и накинутом на плече платке, и чью шею прикрывали струящиеся темно-рыжие волосы, обратилась ко мне:

– Александр, а о чем Вы пишете? Это художественное произведение, как я понимаю?

Я опять оказался в несколько затруднительном положении, поскольку, во-первых, не был писателем. А во-вторых, хотел бы ответить так же, обратившись к человеку по имени, однако имен женщин и старика я уточнить не удосужился. Но в этот раз у меня было два козыря. Первый – я уже не так смущался, как раньше. Козырь второй – я был уже немного пьян и в таком состоянии мог задвигать что угодно. Например, что нас с Джонни Деппом воспитывал Хантер Томпсон, но я, в отличие от Деппа, застал Хантера в расцвете сил, хоть и был фактически еще ребенком. Однако откровенно врать было не с руки, ия решил импровизировать. К своему удивлению, я рассказал фактическую правду, которую просто не формулировал для себя прежде. Приврать пришлось совсем немного:

– Знаете, я увлекся писательством не так давно. Прежде занимался бизнесом, но не получал от этого особого удовольствия. А не так давно вспомнил, что в молодости у меня неплохо выходило писать. Писал я в основном для себя, только пару рассказов отправил в журналы. К моему удивлению, оба были опубликованы. Но было это в юности, и я решил оживить в памяти свои навыки. Достал старые наброски романа и начал ими заниматься. У меня есть друг редактор, однажды он гостил у меня на даче, и я показал ему свои работы. Ему очень понравилось, и он сказал, что я мог бы вполне написать стоящий роман, а он бы довел его до ума, а потом договорился с издательством о публикации. Он даже показал часть моих рукописей издателю, и тот тоже лестно отозвался о них. С того момента я взялся за роман всерьез, но, несмотря на то, что я оставил свою работу и постарался отключиться от прежних забот, городская жизнь так и не давала мне настроиться на творчество. Я ждал момента, когда окажусь вдали от мирской суеты и смогу погрузиться в свою работу. Надеюсь, что уж тут-то у меня все получится.

Мой монолог, который странным образом сложился в мини-исповедь, был прерван грубейшим образом второй дамой. Она выглядела старше всех. На лице было немало морщин, а волосы практически полностью поседели.

– Нихера не выйдет, – не смотря на меня и не отвлекаясь от кроличьей лапки, пренебрежительно выдала она.

За столом воцарилась тишина. Только Наташа ойкнула. Да Витя пытался засмеяться, но набитый картошкой рот не позволял. Я опять оказался сбит с толку и введен в замешательство.

– Что не выйдет? – робко поинтересовался я.

– Эта твоя писанина, – как ни в чем не бывало отрезала старуха. И продолжила грызть кролика.

– Это почему вы так полагаете?

– Если бы тебе было что написать, тебе не помешала бы работа в офисе и выходные с друзьями на даче. Хорошему писателю не помешают снаряды, рвущиеся по краям от мокрого окопа, в котором он сидит второй год.

– Ну, это уж совсем ерунда, – не выдержал я. – Что же это, Есенин и Пушкин тоже в окопах сидели?

– Они не писатели, а поэты. Это не совсем одно и то же, – проворчала седая дама, – хотя и вокруг них рвались метафорические снаряды.

Хотелось выпалить какую-нибудь грубость этой старухе с ее метафорическими пелевинскими снарядами, но я удержался.

– Ну так что же это были за снаряды, не могли бы вы уточнить?

– Снарядов не было, дурья башка. А просто они себя не жалели и не пеняли на обстоятельства, как ты. Им, чтобы жопу помыть, нужно было воду из колодца принести и на огне погреть. А твоя трагедия – это пробки, налоги и телефонные звонки по работе в неурочное время. Я уже не говорю про другие сложности, которые их лупили по мордасам каждый день. Те сложности, которые ломают нынешнюю молодежь в два счета.

Наташа хотела вмешаться, встав из-за стола, но Димыч удержал ее и усадил на место.

Я опешил от этой тирады и как-то уже несколько жалобно выдавил:

– Ну, воду им носили и грели их люди.

Старуха кинула кость в тарелку и посмотрела на меня с прищуром.

– А ты в метафорах и аллегориях не силен, я смотрю. Причем тут их люди, хотя и люди им даны были заслуженно, по всей видимости, а вот тебе людей доверять нельзя. Речь о том, что они и с людьми и без держали себя в таких ежовых рукавицах, что тебе и не снилось.

– Ну, какие рукавицы… Они и пьянствовали, и распутствовали, и пускались во все тяжкие. Не сказать, что держали себя.

Старуха махнула в мою сторону рукой и продолжила изливать желчь:

– Дак тебе расскажут еще и не то. Всегда полно подлецов, которые завидуют. Да и что мне их пьянство и распутство. Это их выбор, понимаешь? Они себя знали и были такими, как есть. Да, были смятения, как и у любого, особенно у молодых, но они каждый раз брали себя в руки и продолжали выполнять свою роль. Ту роль, что им Всевышний уготовил. А роль была в том, чтобы показать, как даже слабое сомневающееся существо может брать себя в руки и творить прекрасные вещи.

Рыжая дама, сидевшая рядом со старухой, смотрела на меня с любопытством и продолжала кокетничать, улыбаясь мне. Улыбка обнажала не по возрасту крепкие зубы.

– Ну так от Всевышнего они, судя по многим их поступкам, были далековато, – неуверенно пробубнил я.

Старуха привстала и подвинулась в мою сторону.

– А это твое глупое мнение. Мнение того, кто считает, что Всевышний – простак на облаке. Он по делам судит и по жизни в борьбе, а не по мнению злобных хмырей, не в силах сделать хоть что-то серьезное в своей жизни.

Тут Наташа не выдержала и, всплеснув руками, произнесла тихим, но настойчивым тоном:

– Я требую от вас, Дарья, чтобы вы немедленно прекратили!

«Дарья, вот как зовут эту грымзу», – подумал я. Мне было необходимо реабилитироваться в глазах присутствующих:

– Наташенька, я согласен, что этот разговор не приведет ни к чему хорошему, по всей видимости. Но позвольте тогда мне уж ответить на обвинения, а потом мы перейдем к более приятным темам.

Наташа кивнула. Все внимательно смотрели на меня. Только старик продолжал пялиться в огонь. Да Вадим сверлил взглядом графин. Его интересовал разговор разве что в одном аспекте – когда он закончится и можно будет продолжить есть и пить.

– Видите ли, Дарья, мы живем несколько в другое время. Слава Богу, не рвутся снаряды где ни попадя, и есть электричество с водяными насосами и множеством других полезных вещей. И, в общем-то, в мире жить стало намного легче и комфортнее, благодаря чему у людей и появилась возможность тратить больше времени и сил на творчество и создавать что-то, помимо изображений с сюжетами охоты с копьем на оленей. И в наше время, как никогда, появилось много талантливых писателей и деятелей в других областях культуры. И что, возможно, с такими авторитетами, как писатели золотого века, нашим нынешним российским творцам тягаться сложно, но все же есть немало примеров… – я запнулся, подбирая примеры. – Возьмем хотя бы Быкова, Прилепина, Акунина, Улицкую, Пелевина. Да дажеСорокин и многие другие, разве они не показывают, что на нашей земле и в наше время множество незаурядных творцов?

Писателей пришлось назвать одних из самых популярных, поскольку других я не смог сразу припомнить. Мне показалось, что я произвел впечатление на присутствующих. На всех, кроме старика у камина и Вадика у графина. А старуха всплеснула руками и встала:

– Читали вашего Сорокина. Жиденькая, вонюченькая и тепленькая дрисня.

Старуха направилась к уборной, ворча на ходу:

– Надо смыть с себя кролика. И ваши душные высказывания.

Выходя из зала, она, не оборачиваясь к нам, добавила:

– И празднуем из-за этой важной персоны позже. Тоже мне, ждем, когда барин появится. Еще и Прилепина записал в странную компанию.

Последнее слово таки осталось за старухой, а я пытался понять, неужто она читала названных авторов и даже Сорокина. Тогда я и в самом деле пойман с поличным. А еще, выходит, и задержал праздник.

Наташа, стараясь разрядить обстановку, предложила выпить и проводить старый год, где нам, по ее словам, надо оставить всякую мелочность и другие неприятные черты наших характеров.

Димыч наклонился ко мне и сказал:

– Шикарная бабка, скажи? Любит читать. Привожу ей все новинки.

Я мрачно кивнул:

– Мог бы и предупредить. Да и праздник из-за меня не задерживать.

Димыч улыбнулся и негромко сказал:

– Не бери в голову, она всегда такая, и никто не воспринимает ее наезды всерьез. Ты еще хорошо отделался. Хотя она и посадила тебя немного в лужу.

– Да уж, что я могу противопоставить дрисне.

Димыч усмехнулся и громко объявил:

– Дамы и господа, а не послушать ли нам «Венгерский танец» Брамса? Давайте уже настраиваться на возвышенный лад и Новый год, в конце концов.

Он направился к невысокому комоду между книжных полок, на котором под небольшой скатеркой оказался граммофон. Димыч полез в комод и начал перебирать пластинки. Тем временем в зал вернулась старуха. Она будто уже забыла о только что имевшем место неприятном разговоре, как-то совершенно беззаботно подошла к Наташе и попросила налить ей домашнего коньячка, если остался. Наташа ушла за коньяком, а зал наполнила музыка Брамса. Седая дама стала покачиваться, ловя ритм. Меня удивила такая перемена в ней, и я понял, что уже и не сержусь на нее вовсе. Может быть, только самую малость. Дама смотрела куда-то за меня. Я обернулся и увидел кружащегося в танце Димыча. Его туфли поочередно взлетали в воздух, описывая дугу. Руки ловко скользили в воздухе, то прижимаясь к телу, то хлесткими движениями расходясь в стороны. Он то кружился, то останавливался, делая что-то вроде поклона, и потом, устремляясь за мелодией, оставаясь практически в том же согнутом положении, начинал танцевать только ногами, а тело и руки подключались потом. Зрелище было изумительным. Ах, как я ему завидовал в этот момент. Как мне порой хотелось вот так, в движении, показать свои чувства. Стало немного грустно оттого, что Бог не наградил меня талантом танцевать или петь.

Наташа вернулась с коньяком и предложила нам с Дарьей выпить за примирение. Я поддержал, а дама то ли хотела поиздеваться надо мной, то ли я и вправду ее больше не раздражал, ответила с каким-то вызовом:

– Тогда уж на брудершафт.

Я был удивлен, но отказывать даме выпить на брудершафт было не в моих правилах. Я принял вызов, и мы перекинули руки с бокалами одна через другую. Дама пахла какими-то очень приятными духами, напоминающими детство: чувствовался аромат лаванды и чего-то еще очень теплого. Она смотрела на меня своими пронзительным колкими глазами, не отрываясь. Когда мы допили и стали опускать руки, дама ловким движением поставила бокал на стол и, придвинувшись ко мне, смачно чмокнула в губы. Потом ловко выскользнула от меня и присоединилась к танцу Димыча. Я, опешив, остался стоять на месте. Наташа залилась смехом, а я никак не мог понять этого перевоплощения. Дама, еще минуту назад казавшаяся мне брюзгливой старухой, только что, выпив на брудершафт коньяку, одарила меня поцелуем и теперь, как молодая девушка, кружилась в танце с Димычем.

Я сел на лавку у стола, а Наташа схватила меня за руку и тоже потащила танцевать. Я был смущен, не понимая, как буду это делать, но Наташу это не заботило, она начала кружиться вокруг меня. И я как-то незаметно для себя тоже начал двигаться в ритм музыке. Выходило, похоже, коряво. И мой странный наряд норовил запутаться у меня в ногах. «Ну и плевать, – подумал я, – эти люди и так меня уже засмущали, позволю себе хотя бы расслабиться наконец».

Я исполнял нелепые па, а Наташа смеялась и помогала мне с движениями.

Музыка смолкла, и Наташа воскликнула:

– Браво!

Мы вернулись к столу, а Димыч сменил пластинку на Рахманинова и тоже присоединился к нам.

Я чувствовал прилив благодушия. Предложив поднять бокалы, я встал и сказал:

– Дамы и господа, давайте же выпьем за нас. Я потрясен вами. Вы меня пугаете и вдохновляете.

Я даже не ожидал, что скажу это, и несколько смутился. Но все отреагировали очень тепло и засмеялись. Наташа повторила свое «браво», и все чокнулись. Неожиданно из своего кресла встал старик и потребовал тоже бокал.

Все с некоторым удивлением посмотрели на него. Лицо старика было сосредоточенным. Одет он был в поношенный, однако все еще очень опрятный костюм, а опирался на трость, которая прежде стояла с края у стола.

Димыч тут же поднес ему бокал с какой-то другой настойкой, которую он налил из графина, стоящего на подоконнике, видимо, зная предпочтения старика.

Он тоже чокнулся со всеми. Мы выпили, и старик, указав на часы тростью, сказал:

– Уже недалеко до Нового года, но Нюши с мамой по-прежнему нет. Я думаю, наш гость, как новый старший, должен их позвать.

Все посмотрели на меня. А я удивленно развел руками:

– Я старший? Да бросьте вы.

Димыч неодобрительно покачал головой.

– Да и я не знаю, куда идти.

Старик наморщился.

– Тут одна дорожка. Она ведет или в сторону корпуса, или в сторону домов наших дам. Никак не промахнуться. Нужный дом – первый от нас.

Димыч взял меня под руку:

– Пойдем, я покажу тебе с крыльца, где их дом. Это действительно будет по-мужски с твоей стороны – пригласить их. Я звал, но, может быть, они стесняются тебя.

Я нехотя побрел к лестнице:

– Тогда уж я оденусь по-человечески.

Димыч одобрительно похлопал меня по плечу.

Наверху я по-быстрому принял прохладный душ и облачился в джинсы со свитером поприличнее. Я не рассчитывал, что придется выряжаться на званый вечер. В одном из шкафчиков я случайно наткнулся на набор бабочек. Подумал сначала, что это будет вульгарно, но, примерив одну из самых нестрогих, понял, что выгляжу в ней немного экстравагантно, но неплохо. Удовлетворившись своим видом, я отправился в прихожую, где меня ждал Димыч. Накинув пуховик и нацепив шапку и валенки, я вышел на крыльцо вслед за Димычем.

– Смотри, вон два дома и третий там, на холмике, у края берега, ближе к нам, – Димыч указал в темноту, где в лунном свете угадывались силуэты домов.

– Ага, значит зайти и позвать.

– Ну да. На двери есть звоночек. Позвонишь в него, а когда услышишь, что заслонка открылась, заходи через сени в дом. Думаю, они просто завозились, собираясь.

Я двинулся по заснеженной дорожке навстречу начинающейся метели. Сделал несколько шагов и повернулся к Димычу, наконец вспомнив, что хотел спросить еще вчера:

– Димыч, так а для кого мы ломаем комедию? Вроде как все свои.

Димыч замер в открытой двери. Посмотрел на меня и негромко, но отчетливо сказал:

– Стражи! Они шныряют неподалеку. Поэтому не уходи с дороги.

Он усмехнулся и скрылся за дверью. А я побрел по дороге, бормоча себе под нос, как утомили меня все эти шутки и розыгрыши.

Чищеная часть дороги закончилась возле палисадника у домика на холме. Дорожка к дому была заметена снегом. В окнах горел тусклый свет. Похоже, никто не выходил со времени вчерашней метели.

Я аккуратно пробрался на крыльцо и, разглядев небольшой звоночек, нажал на тугую кнопку. Звоночек был, по всей видимости, механический. За дверью раздался негромкий металлический перезвон, напоминающий велосипедный звонок. В двери что-то клацнуло, и я потянул за ручку. Дверь мягко отворилась, и я аккуратно вошел по лесенке в сени. Сразу за ступеньками был небольшой пятачок, от которого расходились три двери. Одна дверь, по правую руку, была сколочена из плохо тесаной доски и вела, по-видимому, в уборную. Та, что оказалась перед моим лицом, была обшита чем-то вроде дерматина, и дверь по левую руку была практически идентична ей. Я встал, озадаченный такой необычной планировкой дома и тем, куда мне следует входить. Но размышлять пришлось недолго. Даже в слабом свете одной лампочки возле лестницы было видно, насколько сильно затерта ручка на двери передо мной. Совершенно забыв о приличиях, я ухватился за нее и потянул на себя, не постучав. Массивная дверь бесшумно отворилась. Переступив порог, я осмотрелся. Комната, если ее так можно было назвать, представляла собой какое-то нагромождение книжных стеллажей. Они стояли рядами, образовывая узкие проходы. Полки были забиты очень старыми книгами. Свет тут был тоже тусклый, он исходил откуда-то из-за стеллажей. Кроме того, в доме было дымно и пахло вишневым табаком. Я попытался рассмотреть, что за книги стоят на полках, однако корешки давно выцвели, и их изрядно поело время. Я решил вытащить одну из книг, но у нее отвалился форзац. Я неуклюже впихнул книгу назад, положив поверх нее оторвавшийся кусок обложки, и громко покашлял, чтобы обозначить свое присутствие. Никто не ответил, я повернул за стеллаж и, оказавшись в небольшой каморке, увидел письменный стол, на котором были разложены книги и стояла громоздкая фарфоровая пепельница, а в ней тлела зажженная трубка. По краям стола стояли два кресла. В углу расположилась застеленная кушетка. Подойдя к столу, я склонился над открытыми книгами. Одна из них была исписана чем-то вроде арабской вязи. На страницах второй оказались только символы. Некоторые из них показались мне знакомыми. Я хотел было уже выйти из комнаты, но заметил, что за креслом есть ширма, за которой явно находился проход. Не удержавшись, я подошел к ширме и отодвинул ее, обнаружив небольшую кухоньку, обшитую вагонкой. В кухне стоял небольшой стол с парой табуретов и газовая плитка на две конфорки. В углу примостились невысокий шкаф с посудой и раковина с умывальником. Зал и кухню разделял порог, и пол кухни был почему-то ниже пола в каморке, возможно, поэтому я и не обратил внимания на то, что находилось под ногами. То, что я увидел, перепугало меня насмерть. В углу на полу, прямо на белом коврике, лежала маленькая полненькая старуха в косынке и светлом платьице. В груди у старухи торчал огромный кухонный нож. Нож и платье были густо забрызганы буро-красной кровью, которая стекла под тело старухи и залила белый коврик на полу. В ужасе я бросился из дома, задевая книжные полки, из которых высыпалось несколько книг, и выскочил в предбанник, вниз по лесенке в сени и на улицу. Я хотел выбежать на дорожку, но тут заметил, что за домом стоит небольшая банька, а из трубы идет дым. В окне горел свет и мелькала тень. Я машинально рванул к баньке через сугроб мимо колодца. Там оказалась чищеная тропа, которой, видимо, и пользовались в этом доме. Подбежав к бане, я рывком отворил дверь в предбанник и вбежал в парную. В момент, когда я распахнул дверь, молодая женщина выливала себе на голову ковшик с водой. Делала она это, чуть согнувшись, поскольку потолок в парной оказался невысокий, а женщина была примерно моего роста. Увидев меня, она не закричала и не прикрылась, а посмотрела с интересом. Я на мгновение замер и закричал сам:

– Старуха умирает. Она там все… Того, кровища. Наверное, упала или… я не знаю.

Женщина среагировала молниеносно. Одним прыжком она оказалась возле порога и буквально смела меня с дороги широким движением руки. Я споткнулся и с грохотом рухнул возле скамейки с тазами. Падая, я зацепил край скамьи и опрокинул на себя таз с ледяной водой, стоявший на ней. К счастью, я ничего не повредил себе и, кое-как поднявшись, побежал к дому, в задней двери которого уже скрылась женщина. Зайдя в дом, я шмыгнул между стеллажами и оказался в каморке, а потом просунулся за ширму. Старуха сидела на табурете вся в крови, а голая женщина стояла напротив и укоризненно ее отчитывала. Та недовольно морщилась. Картина казалась неправдоподобной настолько, что я ощутил легкое кружение головы.

– Ты что тут устраиваешь, старая? – вопрошала женщина. Старуха неуклюже оправдывалась:

– Так я думала, грабитель или насильник. Пришлось импровизировать.

Я недоуменно смотрел на бабку, которая терла нож о подол, стирая с него кровавые пятна. С трудом я процедил:

– Что происходит?

Женщина обернулась ко мне, совершенно не стесняясь наготы. Видимо, она была так же взбудоражена, как и я.

– Что-что, у нас тут великий импровизатор, оказывается. Копперфильд. Трюк с ножами в исполнении безумной старухи. Исполняется с порчей реквизита в виде нового платья и свежевыстиранного ковра. Также переведена одна банка отличного малинового варенья.

Старуха слизнула с пальца густую красную жидкость, снятую с платья.

– Полно твоего варенья. Я вишневое люблю, – пробубнила она себе под нос, смотря в пол.

Я пригляделся и увидел, что это и правда варенье, а не кровь. А дырка от ножа в платье была проделана аккурат в районе подмышки, куда кудесница и просунула, по всей видимости, нож. Шумно выдохнув, я облокотился о дверной проем:

– Так вы зачем все это устроили-то?

– Говорю же, думала, насильник, решила разыграть, что перед ним тут побывал убийца.

– Да откуда тут насильнику взяться? – возмутился я. – Я Александр, ваш новый сосед, друг Олега Алексеевича. Я звонил, и кто-то открыл дверь.

Женщина посмотрела на меня и улыбнулась:

– Ну что ж, будем знакомы. Это баба Марфа, а я ее дочь Нюша.

Я смущенно улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку.

Бабулька продолжала есть варенье с платья. Посмотрев на меня, она небрежно сказала:

– Думала, дочке открываю, а в окно уже глянула после того, как отперла.

Девушка тяжело вздохнула и усмехнулась:

– Вы могли бы подождать на улице, пока я тут приберусь и дам нашему лауреату на «Оскар» новое платье? – ласково попросила Нюша, и я заметил, что сейчас, когда она успокоилась, ее голос стал немного басовитым для девушки.

Я кивнул и вышел на улицу. Нашел в кармане чудом не промокшую пачку сигарет и зажигалку. Закурил и сел на крыльцо. Легкая вьюга жгла лицо. Через несколько минут вышла Нюша в накинутом на голое тело полушубке и посмотрела на меня:

– Да вы же промокли, черт возьми. Пойдемте срочно в баню, пока не заболели. А я, дура, вас еще на улицу выставила.

Я пожал плечами:

– Как-то неудобно, у меня ничего с собой нет. Да и время уже. Меня же за вами прислали. Новый год уже скоро, наверное. Не знаю, во сколько там этот Новый год наступает.

– Ничего, у меня все есть. И я только что смотрела на часы – времени достаточно. Там у них либо часы неправильно идут, либо Димыч удумал какую-то шутку. Ваше здоровье важнее, пойдемте быстрее.

Я встал и пошел за Нюшей. Меня и правда трясло от холода. В предбаннике Нюша велела мне срочно раздеться и положить вещи в таз в углу. Взамен она дала мне большое полотенце и, скинув полушубок, шмыгнула в парную. Я разделся и замотался полотенцем. Вспомнил про бабочку на шее и, сдернув ее, негромко рассмеялся. Потом уселся на лавку возле маленького столика под окошком. Предбанник был небольшой и уютный. Над столиком висело темно-зеленое бра, в углу стояло зеркало и висели банные принадлежности. На нескольких полочках расположились ковшики и еще какая-то мелочевка, а под полками стоял плетеный шкафчик. Дверь в парную приоткрылась, в предбанник вырвался пар, и донесся укоризненный голос Нюши:

– Заболеть решил?

Я неохотно вошел в парилку прямо в полотенце и уселся на нижнюю полку. Нюша уже взобралась на верхнюю.

– Ты что, так и будешь в полотенце сидеть?

Я молча кивнул. Нюша рассмеялась.

– Э, нет, так не пойдет. Мне тебя еще веником отходить нужно. Да и как-то нечестно. Я-то с момента нашего знакомства голая. И нечего полотенце мочить, повесь его в предбанник и давай ложись, грейся. Тут, как ты заметил, народ такой, что будешь скромным – сожрут живьем. Она рассмеялась и легла на спину. Я машинально повернул голову и увидел ее грудь. Тут же отвернулся. Она, заметив это, рассмеялась.

Встав, я боком подошел к двери и, приоткрыв ее, кинул на лавку в предбаннике полотенце. Оказавшись полностью голым, я, стараясь оставаться спокойным, вернулся на нижнюю скамью. От меня наконец стали уходить стыд и неловкость. Я завалился на спину на обжигающие доски и вытянул руки за голову. Если бы ноги не были согнуты в коленях, лавки бы мне не хватило для того, чтобы так потянуться.

– Да я тут с вами, видимо, долго не продержусь, – выдохнул я, на что Нюша прыснула.

– Продержишься, куда ты денешься. То ли еще будет.

Я обернулся к Нюше. Хотел посмотреть ей в лицо, но вместо этого взгляд предательски скользнул по ее обнаженному телу. Она лежала на боку и смотрела на меня искрящимся взглядом через нависшие на лицо мокрые волосы. Свет из печи пробивался сквозь прорези дверцы и играл на бревенчатом срубе, то и дело перескакивая на лицо Нюши. Я отвернулся.

– Ложись на живот. Пройдусь по тебе веничком.

Я не стал спорить. Да и лечь на живот было хорошей идеей, у меня, кажется, начиналась эрекция. «Только этого не хватало», – подумал я, ощущая новую волну смущения.

Нюша ловко соскользнула с верхней полки и взяла веники из таза у печки. Помахала ими над раскаленной плитой, отчего послышалось шипение и поднялся такой пар, что я даже зажмурился. Затем на меня неожиданно обрушились веники – била Нюша смачно, сил не жалела. Эрекция моментом сошла на нет. Я даже начал вскрикивать. Нюша подхватила мой крик и еще сильней обрушила веники. Я вскрикивал, а она вторила мне и продолжала свое дело. Меня смешил ее крик и то, как она задорно сочетала его с ловкими ударами то по моим ягодицам, то по лопаткам. Она будто сделала из меня живой музыкальный инструмент. Я не выдержал и сквозь крики стал звонко смеяться. А она знай продолжала лупить меня. Очередная серия ударов пришлась на ступни. Этого я уже не выдержал и, завопив во всю силу, воспользовавшись паузой, отдернул ноги от нового удара веника и вскочил на ноги. Юркнув под Нюшину руку и оказавшись позади нее, я машинально ухватил девушку сзади за руки и повалил на свое место. Не ожидая моего проворства и скорости, Нюша взвизгнула и запустила в меня веником, который я не менее ловко поймал.

– Ну-ка, ложись на живот, моя очередь.

Нюша сделала наигранно скорбное лицо, перевернулась на живот и закинула руки за спину, изображая, будто связана. Я засмеялся и несильно начал хлопать вениками ее по спине. Нюшино крепкое тело вздрагивало будто под ударами хлыста.

– Мерзкий захватчик, что, у тебя нет сил по-настоящему выместить свою злость на русской женщине? Ты бьешь слабее бабы! – простонала она, и я принялся бить сильней.

– Бей, бей, мы не сдадимся! – орала Нюша.

Я рассмеялся и прибавил еще силу ударов, но это, казалось, только больше ее завело:

– Бей же так, чтобы я не встала с этой лавки! Иначе, если у меня останутся силы, я встану и надругаюсь над тобой сама.

Я бил и бил, а она в голос стонала и требовала еще. Когда мои силы были на исходе, Нюша проделала тот же трюк, что и я раньше. Она ловко прошмыгнула под мою руку и оказалась сзади меня. Нюша обхватила меня своими не по-женски сильными руками и прижалась ко мне, шепнув в ухо:

– Сдавайся, мистер захватчик.

Она ослабила хватку, и я повернулся к ней, тут же обхватив ее. Мгновение мы стояли молча. Потом она высвободилась из моих мокрых рук и выскользнула в предбанник. Я последовал за ней, не понимая, то ли извиняться, то ли признаваться в любви с первого взгляда. Когда я вышел в предбанник, Нюша доставала из плетеного шкафчика графинчик с розовой жидкостью внутри. Следом была извлечена пара граненых стаканов. Нюша накинула легкий халат, дав мне такой же, и разлила розовую жидкость.

– Пробовал малиновую настойку? – улыбаясь, поинтересовалась девушка.

– Даже не знал, что такая бывает.

– Ну вот, значит, попробуешь.

Пили без тоста, молча. Настойка, вопреки ожиданию, оказалась не приторной, но, видимо, крепкой. Стаканчик моментально ударил в голову. Да так эффектно и приятно, что я прикрыл глаза, вдыхая прохладный воздух, насыщенный запахом сырого дерева. Затем ощутил, как на плечи ложатся мягкие женские руки. Возле уха почувствовал теплое дыхание. Послышался шепот, который буквально втекал в меня, как вода. На губах был вкус свежей малины.

– Через длинные ресницы, будто солнышка десницы, смотрят лучики тепла. Утекла мечта-река. Улетели птицы счастья. Завтра в день войду босым, очарованным. И исчезну за туманом вдоль дороги сна и яви. Буду бегать по полям своих надежд и смеяться громче всех.

Слова Нюши растеклись по моей голове, и я начал проваливаться в сон. Уже замелькали картинки осенних полей и рек, как неожиданно входная дверь распахнулась, и на пороге появился Димыч. В предбанник дунуло холодом.

– Вот это номер. Мы их ждем, а они тут в баньке милуются.

Нюша, увидев Димыча, недовольно хмыкнула и уселась на лавку. А я от неожиданности начал нервно оправдываться:

– Димыч, тут ситуация такая. Промок. Надо было срочно греться.

– Ага, я и смотрю, как вы греетесь, – Димыч ухмыльнулся и велел мне подвинуться.

– Это малиновая? – спросил Димыч, водя носом над моим стаканом и заискивающе глядя на Нюшу. Та неохотно достала еще один стакан и налила Димычу, а потом и наши стаканы освежила.

Димыч понюхал напиток и смачными глотками осушил стакан.

– Прямо живое лето, – он причмокнул и опустил стакан на стол.

– Ладно, вам повезло, у нас часы спешат в доме. Давайте быстренько одевайтесь и к нам за стол, – сказал Димыч, уже вставая.

Я кивнул на стопку мокрой одежды.

– Ничего, в халатике добежишь. Видимо, судьба твоя сегодня такая. В Новый год – в халате, – Димыч засмеялся и открыл дверь на улицу. – Я серьезно, через пятнадцать минут чтобы были.

Нюша сказала, чтобы он не морозил нас, и Димыч ушел.

Когда за ним закрылась дверь, Нюша печально посмотрела на меня:

– Ну что ж, надо идти. И мать уже, наверное, собралась и ждет.

Я улыбнулся и кивнул.

– Но у нас же еще есть десять минут попариться, – прошептала девушка.

Лицо Нюши, слегка вытянутое, с выраженными скулами, расплылось в ехидной улыбке, а темные, будто нарисованные, брови приподнялись.

Мое новое появление к столу в этот вечер оказалось опять-таки достаточно фееричным. Я вернулся в халате, валенках и с банной шапочкой на голове.

Меня встретили аплодисментами и смехом. Я хотел было переодеться, но кокетливая старушка потребовала, чтобы я остался, поскольку уже во второй раз появляюсь в чудном наряде, и это уже не совпадение. А значит, это точно знак. Я поинтересовался, что за знак, но старуха уже начала беседовать с подругой.

– Если никто не против, то я не буду спорить со знаками и останусь как есть. И да, Нюша с мамой скоро подойдут, – сказал я, слегка поклонившись.

Димыч нетерпеливо подозвал меня сесть рядом. Мне было неловко говорить о произошедшем, но выбора не было. Обсудить это все равно бы пришлось. Но вместо укоров за неподобающее поведение я услышал укоры совсем другого рода:

– Ты очень неосмотрителен. Эти женщины чертовски опасны, – практически прошептал Димыч.

Я удивленно посмотрел на него и, взяв графин, налил нам.

– Ты это о чем, Димыч? – искренне не понимая, о чем речь, спросил я.

– Не о чем, а о ком. Обо всех женщинах на этих болотах. Они же ведьмы.

Я рассмеялся и даже приобнял Димыча в знак того, что одобряю его шутку.

– Нет, ты меня не понял. Они самые настоящие ведьмы. Посмотри на нас, – Димыч указал подбородком в сторону Вити и Вадика, которые по-прежнему сидели на своих местах и тихонько выпивали и закусывали. Но вид у них и правда был собранный, несмотря на застолье. То и дело они поглядывали на дам, шушукающихся на другой стороне стола. – Мы стараемся не сводить с них глаз.

Я, улыбнувшись, все еще не понимая, шутит Димыч или нет, негромко сказал:

– Ну ладно, эти дамы непонятного возраста. Ну и мать Нюши, конечно. Но ты хочешь сказать, что Нюша тоже? – я недоверчиво посмотрел на Димыча.

Тот тихонько присвистнул:

– Еще какая. Может быть, даже похуже Наташи.

Я выронил из руки кусок хлеба, на который собирался намазать паштет. Димыч указал жестом, чтобы я поднял хлеб, и непринужденно улыбнулся дамам напротив. Я понял, что он не хочет, чтобы кто-то догадался, о чем мы говорим. Шепотом я продолжил этот безумный разговор:

– Наташа? Ты точно меня разыгрываешь. Она же с нами туда моталась, – я кивнул в сторону корпуса, в подвале которого находились врата.

– У нас с ней сделка. Мы помогаем друг другу.

– И в чем же вы помогаете?

– Мы пустили ее к вратам. Без нас у нее все равно мало что получилось бы там. Ей нужна наша мужская сила, чтобы пробиться на ту сторону.

– Ох, опять сейчас все будет сложно, чувствую. Я уже жалею, что спросил.

– Ага, сейчас не время об этом, – Димыч опять глянул на дам.

– Так тогда ты мне все-таки расскажешь, кто вы все такие? – через зубы прошипел я. – Уже голову сломал от этого всего.

– Давай прогуляемся в оранжерею.

Мы взяли по бокалу и не спеша удалились из гостиной. Никто не придал этому значения. Разве что Наташа, появившаяся со стороны кухни, крикнула нам вслед:

– Куда все расходятся-то опять? И где Нюша с мамой?

Димыч махнул рукой и сказал, что мы хотим выкурить по сигаре и бросить эту дурную привычку в новом году. Потом он ловко извлек из кармана футляр на две сигары и помахал им. Я обратился к Димычу:

– Димыч, может, оставим их на конец вечера? Потом под коньячок их. Хороший выйдет дижестив.

Димыч засмеялся:

– Ты только что сгорал от нетерпения узнать такие значимые вещи, а теперь думаешь, как бы половчей сегодня закончить пьянку.

Я пожал плечами и спокойно ответил:

– Да, я еще надеюсь, что всему этому найдется какое-то разумное объяснение. Или что все это окажется отличным розыгрышем. Но пока, несмотря на все сумасшествие вокруг, я отлично провожу время. Со мной не было такого сто лет. А если я начну всерьез воспринимать происходящее и думать обо всем, что происходит, критически, я точно сойду с ума.

Димыч остановился у кресла и посмотрел на меня внимательно:

– Хм. А это чертовски хороший подход. Ты уловил правильное настроение. Но сигары давай закурим. Конспирация не должна быть раскрыта.

– Хорошо, давай.

Димыч выдал мне ароматную сигару. И мы присели за барную стойку, где уже были заготовлены зажигалка, пепельница и сигарные ножнички. Димыч умеючи откусил кончик сигары и опалил другой ее конец. Заметив мой заинтересованный взгляд, он сказал:

– Олег Алексеевич научил. После охоты всегда выкуривал сигару. Традиция.

Я понимающе кивнул.

– И так насчет твоего вопроса. Я не стану тебе раскрывать подробности из жизни этих людей до того, как они попали на болота. Они тщательно скрывают свое прошлое. Не подумай, будто это потому, что они в розыске или делали какие-то нехорошие вещи. Просто это их личное дело, и тут мы все на равных правах. Мы не хотим, чтобы нам что-то мешало. Понимаешь, тут мы все как бы начинаем с чистого листа. Да и, кроме того, мы слишком уважаем друг друга, чтобы лезть в личную жизнь. А что касается того, кто мы и как тут оказались, это ты и сам видишь. Мы те, кем хотим быть. А оказались тут разными путями. Дамы и мать Нюши, как и сторож, были тут задолго до нас. Ну, а мы с ребятами оказались в «Искре» не так давно. Хотя никто из случайных людей тут не задерживается. Мы приехали сюда разными дорогами, узнав о силе этих мест и, пока не разобрались в том, что здесь происходит, не хотим их покидать. Да, и насчет Нюши. Та женщина ей не мать и даже не родственница. Она откуда-то притащила Нюшу с собой после одной из отлучек. С тех пор она с нами. Но ты, как и мы, должен называть ее мамой Нюши.

Димыч замолчал, смотря на тлеющий кончик сигары. Потом задумчиво добавил:

– Врата одним своим присутствием незримо наполняют эти места какой-то неведомой силой.

Я вздохнул:

– И опять все становится только запутанней и запутанней. Давай-ка я подведу итог. Получается, что вы приехали сюда в поисках так называемой силы. Встретили местных, которые оказались вовлечены в какие-то мистические перипетии. Теперь вы тоже захвачены этой самой силой и втянуты в непонятные игры… – я запнулся, подбирая красивое выражение. – Играете с силой на перекрестке миров.

– Ох, как ты сказал-то, даром что писатель.

Мы рассмеялись.

– Но, скорее, это сила играет с нами.

– Димыч, как писатель должен тебе сказать, что история не вяжется, и все ужасно притянуто за уши.

– А это потому, что тут все держится на составляющей, о которой, по сути, очень сложно что-то сказать.

– И что же это за составляющая?

Димыч пыхнул сигарой:

– Сила!

Я серьезно посмотрел на Димыча:

– Прямо кругом одна сила. Ты же понимаешь, что все это не выдерживает никакой здравой критики.

Димыч посмотрел на меня.

– А ты понимаешь, что уже стал свидетелем того, что крайне сложно объяснить?

– Да, я это никогда не смогу ни забыть, ни объяснить логически.

Димыч посмотрел на меня как-то очень печально:

– К сожалению, это не так. Твой ум постарается это объяснить и стереть.

– Ну, это черта с два, – усмехнулся я.

– Не говори гоп, Саша.

Мы замолчали и, дымя сигарами, уставились в ночную темноту за окном. У меня не было никакого желания говорить дальше. Оно бесследно испарилось. Возможно, я просто боялся разрушить необычный мир этих болот.

Будто читая мои мысли, Димыч сказал:

– Я благодарен тебе за то, что ты бережно относишься к тому, что окружает тебя здесь.

Я кивнул и саркастическим тоном заметил:

– Но про ведьм тема не раскрыта.

Я похлопал Димыча по плечу и засмеялся. Мы опять замолчали и пыхнули сигарами в унисон.

– Мальчики, Нюша с мамой пришли. Остались только вы, – Наташа выглянула из дверей и тут же скрылась. Мы не спеша опустили сигары в пепельницу и последовали за ней.

– Димыч, неужели уже наступит Новый год? Ощущение, что прошла вечность с момента, как я встал.

– Да, тут быстро понимаешь, что время очень субъективно. Все зависит от действий. А уж что творится со временем – в той пустыне это вообще ужас.

– О, черт, точно. Я уже чуть не забыл про пустыню, – произнес я недоуменно, стараясь говорить тише, поскольку мы уже вышли в гостиную.

– Ну вот видишь, а говоришь, не забудешь. Ладно, продолжим позже. Мы первый раз собрались все вместе за долгое время. Обычно кого-то да не хватало. Ты не представляешь, что на самом деле кроется за этой милой, казалось бы, атмосферой, – прошептал мне практически в самое ухо Димыч.

– Я думал, вы все более или менее ладите. Ты же сам что-то такое говорил.

Димыч посмотрел на меня удивленными глазами. И перед тем как занять свое место, опять прошептал:

– А еще я говорил, что нам приходится все это изображать!

Садясь на свое место, я пробормотал, что Димыч опять пытается меня запутать.

Я бегло окинул всех присутствующих и понял, что в словах Димыча может быть немалая доля правды. Несмотря на то, что все старались вести себя приветливо, в атмосфере было что-то напряженное. Улыбки и благодушное настроение казались несколько наигранными. Жесты сдержанны, взгляды непринужденно блуждали, иногда замирая в целеустремленной сосредоточенности, а голоса из легких и веселых становились строгими и металлически холодными. Но, вполне возможно, что это все я уже додумывал после слов Димыча. Тут я понял, что за столом не все. Заметил, что Нюша и позвавшая нас Наташа сидели за столиком в другом конце зала и о чем-то тихонько беседовали. Меня это несколько неприятно удивило и насторожило. Еще раз подумал, что, наверное, и правда, пора бы уже начинать контролировать себя. И быть повнимательней с этими людьми.

Мои настороженные мысли прервал задорный голос Димыча:

– Господа и дамы, самый последний шанс проводить старый год!

Наташа и Нюша тоже подошли к столу. Наташа заботливо приставила стул для Нюши возле себя. Показалось, что обе кидают на меня осуждающие взгляды. Я отмахнулся от этой мысли, обосновав свои подозрения чувством вины. Хотя испытывать я его вроде бы и не должен был, но почему-то испытывал. Тем временем все бокалы были наполнены. Кокетливая дама встала и предложила выпить за то, чтобы маловодье осталось в старом году. Удивился странному тосту, похоже, я один. Все молча выпили и принялись за обновленные блюда с закусками. Наташа попросила присутствующих оставить немного места для индейки. И я понял, что нужно прощупать почву на предмет того, не изменилось ли ко мне расположение Наташи. Я встал с бокалом:

– Хочу предложить тост за Наташу, которая выступила в роли не только замечательной радушной хозяйки, но и настоящей волшебницы, которая умудрилась наготовить такую прорву этих замечательных яств!

Наташа, слушая тост, смотрела куда-то в сторону. Когда я договорил, она буркнула, что ей помогали. Этого я предпочел не расслышать, благо кокетливая дама с удовольствием подхватила тост и вскочила со мной чокаться. А я несколько погрустнел, поняв, что уже умудрился втянуться в бабские штучки. Больше расстраивало, что сам хорош, гусь. Наташа-то вроде намекнула, что благоволит ко мне, и что муж не муж, и что она рада моему появлению, и поцеловала меня на плите. Но, с другой стороны, ничего конкретного же. Да и я ничего не успел пообещать. «Эх, вот и дорасслаблялся», – подумалось мне, когда опять зазвучал Брамс, поставленный незаметно вышедшим из-за стола Димычем. Он буквально прокричал «С Новым годом!», и все уставились на большие железные часы над камином, которые я увидел впервые. Странно, как я не приметил такой большой и увесистый прибор, висящий на двух коротких цепях под потолком. Огромная минутная стрелка указывала на отметку около десяти, в то время как еще большая часовая стрелка стояла на девятке. Видимо, это и было время зимнего солнцестояния. В первый момент я не понял, что не так с этими часами. Мне сразу показалось, что метки часов несколько сдвинуты относительно привычной оси. И только приглядевшись, мне стало очевидно, что сдвинуты они вследствие того, что поле циферблата было размечено под тринадцать часов дня и тринадцать часов ночи, что в сумме давало двадцатишестичасовой день.

Я недоуменно посмотрел на Димыча. Он нехотя помотал головой, как бы говоря: мелочи, спросишь потом.

Остальные, похоже, знали, что это за часы. Все чокнулись и, как бы разбившись на пары, стали желать что-то друг другу. Наташа встала напротив Нюши. Кокетливая дама встала с мамой Нюши. Вадик с Витей, уже некоторое время обнявшись, чего-то друг другу желали. Точнее, Витя, смотря куда-то в плечо Вадима, что-то ему бубнил в ухо. Тут я вспомнил, что с нами был старик, который теперь куда-то делся. Я спросил о нем подошедшего Димыча. Тот отмахнулся и сказал, что старик никогда подолгу не засиживается. Потом он встал напротив меня и сказал:

– У нас тут такая традиция. Мы желаем друг другу то, что пожелали бы себе.

– Так вы же не собирались все вместе давным-давно, – съехидничал я.

– Это старая традиция, ее в этих местах все знают, – невозмутимо парировал Димыч.

– Ну ладно, как там это у вас делается? Показывай.

– Желаю тебе освободиться от последних оков человеческого и обрести свободу выполнять намерение Духа, – с серьезным лицом произнес Димыч. Его слова отчетливо прозвучали в моей голове несмотря на то, что это был практически шепот, с трудом пробивающийся сквозь ритмы Брамса за спиной.

Я посмотрел на него с недоверием. Но лицо Димыча оставалось серьезным, и, похоже, он ждал ответного пожелания. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что я желаю себе.

– Желаю тебе, чтобы ты написал прекрасный роман и нашел самого себя.

Димыч улыбнулся так широко, что я, кажется, разглядел все его зубы.

– Отличное пожелание, дружище! – тихо сказал он.

– Твое вроде тоже ничего, Димыч. И раз уж ты меня слушаешь – что это за странные часы?

Димыч глянул на часы. Потом снова посерьезнел и ответил:

– Магические часы. Дарят нам почти два часа почти каждый день. Там внизу – указатель Луны и Солнца, соответственно Дня и Ночи. Это работает между одиннадцатью и тринадцатью часами по луне, – все еще шепотом ответил он и замолчал, давая понять, что дальнейших разъяснений на данный момент не будет.

– Хотелось бы дать тебе по заднице и попросить отвечать на мои вопросы хоть немного конкретней, – прошептал я.

Димыч засмеялся и демонстративно подставил мне зад. Я махнул рукой и сел за стол, а Димыч подсел к Вите. Нюша тем временем продолжала болтать с Наташей и, в отличие от нее, посматривала на меня вполне благодушно. Я решил оставить все как есть и не втягиваться в женские игры. В конце концов, пусть думают, что хотят. Чувство вины мне ни к чему, женщины всегда им пользуются, даже если оно и необоснованно.

Из кухни вернулась, Дарья и села на свое место. Тосты она пропустила. Захотелось пройтись и покурить, дабы развеяться. Компания негромко беседовала, разбившись на группы, кто о чем, а я как раз оказался не у дел. Я быстро поднялся в комнату, где переоделся в спортивный костюм, а потом, спустившись, тихонько прошел в прихожую, накинул куртку и вышел на ночной морозный воздух. Сигарета неспешно затрещала и заструила английским табачком. Ветер успокоился, и редкие снежинки убаюкивающее кружили в свете придомового чугунного фонаря. Я подошел к фонарю и несильно выдохнул дым в сторону необычной формы лампы под металлическим плафоном. Дым густым облаком поплыл вверх, обтекая лампу и растворяясь в головной части плафона. Я снова затянулся.

– Красивый фонарь, не правда ли, Саша? – прозвучал с крыльца голос Наташи, и я вздрогнул от неожиданности.

Я выдохнул и, улыбаясь, обернулся. Наташа стояла на крыльце, опершись спиной о дверь. Поверх платья на ее плечи была накинута шаль, а на ногах красовались полуваленки. Она разительно отличалась от Нюши: утонченная и женственная, прежней простоты я в ней уже не видел, но при этом собранная и решительная. Ее образ завораживал сочетанием изысканной женственности и воли, наполняющей густо-карие глаза. Было странно ощущать спокойствие и тепло, которым она наполняла пространство вокруг себя, и при этом казалось, что в любой момент она может вспыхнуть силой никому, кроме нее, не подвластной.

– Этот столб нашел Димыч возле бывшего купеческого дома в Бежецке. Рабочие наткнулись на него, когда перекладывали какой-то кабель. Димыч заметил его валяющимся в куче выкопанной земли и недорого купил у них, хотя, наверное, можно было и так забрать. Привез сюда, переделал под электричество и поставил у дома. Недалеко от дома того купца, есть дом, в котором часто останавливались Гумилев и Ахматова. Позже в том доме жил их сын. Он был историком и археологом, а еще писал стихи. Но мне нравятся его переводы персидских поэтов.

Кажется, она и не злилась на меня.

– Красиво как. И столб красивый, да.

Я еще раз взглянул на столб и подошел к Наташе, встав напротив нее, возле крыльца.

– Что там Нюша такое интересное рассказывала? – не желая ходить вокруг да около, спросил я.

– Нюша всякую ерунду обычно рассказывает. Или про выходки своей мамы, – Наташа засмеялась. – Вот только что рассказала про то, что она тебе устроила.

Я живо вспомнил бабульку с ножом подмышкой. Поежившись, выкинул окурок в сугроб за крыльцом.

– Ох, не напоминай.

– А по-моему, очень даже забавно.

Наташа несильно, но ощутимо толкнула меня кулаком в плечо. Я даже немного покачнулся.

– Ну что, пойдем в дом? – негромко, с улыбкой обратился я к девушке.

– Иди, я немного постою, подышу, послушаю тишину. А тебя там ждет Димыч. Он хотел, чтобы ты попробовал его эксклюзивную настойку.

– О, эксклюзивная. Ты хочешь побыть одна?

Наташа кивнула:

– Сегодня с этой готовкой совсем измоталась. Хочу на прохладе побыть. У нас еще будет время, не волнуйся.

Она мило улыбнулась и провела ладонью по моей щеке. Я наигранно печально вздохнул и отправился в дом искать Димыча, радуясь тому, что Нюша не наболтала ничего лишнего.

В доме было уже не по-праздничному тихо. Вадик с отсутствующим видом пялился в окно, а Витя так и вовсе дремал, свесив голову. Дамы уже, кажется, хотели скоро уходить и впопыхах обсуждали то, что не успели обсудить за вечер. Нюшина мама увлеченно листала какую-то книгу в кресле рядом с камином, еще несколько книг лежали стопкой у нее в ногах. Сама Нюша и Димычв зале отсутствовали. Догадавшись, что они в оранжерее, я последовал туда же, где их и обнаружил за необычным занятием. Они зависли над барной стойкой, на которой была разложена большая карта. Димыч, вооруженный линейкой и карандашом, делал пометки на карте.

– А что это вы тут делаете? – небрежно кинул я, подходя к ним.

Димыч мельком глянул на меня и жестом подозвал посмотреть на карту.

– Вот тут есть одно место, которое я хочу завтра проверить, – Димыч тыкал в кружок, нарисованный карандашом на карте, которым было обведено место где-то на краю озера.

– И что же там такого интересного?

– Когда вчера я вышел за вторые врата, кажется, я был в том месте. Не то чтобы я знал это место. Но на той стороне озера очень похожий пейзаж. Я пробыл там недолго и не успел толком осмотреться, запомнил только один валун, торчащий из земли. На нем были какие-то символы. Мне очень хочется проверить то место. Может быть, получится найти этот камень.

– Это что за вторые врата такие? Они не одни, что ли?

– А, точно. Забыл, что ты еще мало что знаешь из наших дел. Сейчас скажу в двух словах, а конкретнее позже. Думаю, завтра будет время поболтать. В общем, на той стороне тоже есть врата, и их можно тоже пройти. Тот мир, в котором мы были, далеко не конечная точка, за ним есть еще множество миров, как я полагаю. Я бы даже сказал, что тот мир, в котором был ты, – один из промежуточных. Все интересное начинается за следующими вратами. Следующий мир кажется куда более реальным. Но там мы пока еще не освоились. Мы даже не можем там встретиться, поэтому нам мало что о нем известно. Попасть туда намного сложнее, врата пропускают очень редко. Мы что-то делаем не так.

Димыч с досадой постучал карандашом по генштабовской карте. Такие я видел у одного своего товарища, черного копателя. В 90-е их было несложно достать. Эта была оригиналом, а не распечаткой из интернета, как сейчас.

– В общем, тот мир один в один как наш. И местность эта же. Вот смотришь, и вроде все то же самое, но при этом странное ощущение, что все ненастоящее. Я вчера все и думал, неужто меня назад выкинуло на болота.

Нюша внимательно слушала Димыча и крутила прядь своих темно-русых волос.

– Постой, Димыч, – вмешался я, – как такое может быть? Я не понимаю деталей, но одно несоответствие очевидно даже мне. О тех мирах, что за первыми вратами, я ничего не могу сказать и понятия не имею, как можно между ними скакать. Но вот то, что оттуда можно выйти в наш мир не через врата, – уже перебор. Тела-то наши остаются на плите. Ведь мы уходим, как бы это сказать, ну, не душой, конечно, а сознанием типа. Так ведь? Тогда как мы можем вернуться сюда, не оказавшись обратно в теле? Такое же не может быть возможным?

– Не забывай, я сам знаю чуть больше твоего. Мы просто пробуем и смотрим, что получится.

Димыч хотел добавить что-то еще, но замолчал на полуслове. Он явно что-то недоговаривал.

– Даже если допустить, что такое возможно, то получается, что те миры:

А. так же реальны;

Б.втела можно и не вернуться. И остаться без тела тут или потеряться где-то там.

Димыч пространно блуждал взглядом по карте:

– Да уж. Надо все это хорошенько обдумать. Так вот что я вам скажу. Остальным про это ничего не говорить! Мы с тобой, Саша, завтра выдвинемся в то место и развеем мои сомнения. Если я прав, то мы можем найти там что-то очень важное.

Димыч сложил карту и спрятал в ящик под барной стойкой.

– Кстати, это что получается, и Нюша в теме?

Нюша посмотрела на меня, выпучив глаза:

– Это в теме ли я? А ты думаешь, зачем я здесь, а?

Нюша уставилась на меня в упор. Димыч по-прежнему был где-то глубоко в своих мыслях и не обращал на нас внимания.

– Да я, по правде сказать, вообще мало понимаю, кто здесь зачем. Меня не особо в это посвящают, – неуверенно пробормотал я.

Нюша отодвинулась и несколько смущенно ответила:

– Извини, ты про нас ведь и вправду ничего не знаешь.

– Ну так, может быть, самое время известить меня об этом? – уже с раздражением поинтересовался я.

Димыч вышел из прострации и сфокусировал свой взгляд на мне, будто пытаясь понять мои слова.

– Саш, это все долго получится. Вкратце ты и так уже понял, что мы тут из-за портала.

– Отлично! А ты понимаешь, что это рождает кучу вопросов?

Нюша неожиданно положила свою руку поверх моей и ответила вместо Димыча:

– Саша, я думаю, что могу тебе на сегодня сказать лишь одно. Я нахожусь в этом месте, потому что меня привела сюда та женщина, которую мы называем моей матерью, хотя она мне не мать. Она, скорее, мой учитель. Тебе сложно в это поверить, наверное. Но это так. Несмотря на то что она выглядит, как сумасшедшая корабельная мышь, она – проводник Духа для меня. И привела меня в это место по требованию Духа. На сегодня это все, что я могу сказать. Дальше мы расскажем тебе больше, хорошо?

– Будто у меня есть выбор, – я посмотрел на Димыча. – Так что там у тебя за настойка?

Димыч рассмеялся:

– Да, выпивка и еда неизменно успокаивают тебя.

– Я без выпивки и Наташиной еды уже сошел бы с ума от вас, – сказал я и плюхнулся в кресло.

Димыч с Нюшей рассмеялись, а я неожиданно для себя присоединился к ним, уже не чувствуя раздражения. И тут в дверях появилась Наташа, но буквально за мгновение до этого Нюша совершила неожиданный, заставший меня врасплох, маневр. Она одним прыжком подскочила к креслу и, обмякнув всем телом, повалилась мне на руки. Я инстинктивно подхватил ее и обнял, удерживая от падения на пол. Нюша продолжала смеяться, уткнувшись мне в шею. Я посмотрел на Наташу. Та замерла в дверях. Я был в полной растерянности и не мог пошевелиться. Одна моя рука была под Нюшей, вторая сверху на ее груди. Я посмотрел на Димыча в поисках хоть какого-то спасения, но он почему-то тоже изобразил недоумение и укоризну. Наташа стояла молча, а на ее лице уже вырисовывалась озлобленная гримаса. Я жалобно выпустил из легких воздух, глядя на нее. Наташа метнула в угол яблоко, которое было зажато у нее в правой руке. Бросок получился мощный, и яблоко разлетелось о стену. Кидала она, как мужик. В голове у меня пронеслось, что бьет она, скорее всего, тоже, как мужик. Сердце разогналось до немыслимых оборотов. Я не понимал, мне больше стыдно или страшно. Мигом подскочил с кресла, роняя Нюшу на какой-то симпатичный коврик в ногах, и ринулся к окну. Меня настиг откуда-то подоспевший Димыч. Я подумал, что он хочет защитить меня от надвигающейся Наташи, но вместо этого он толкнул меня в спину, придвинув ближе к окну. У меня зазвенело в ушах и сбилось дыхание. Димыч схватил мою голову и, жестко удерживая, зафиксировал ее у самого стекла.

– Смотри, вон там, в темноте, – прорычал мне в ухо Димыч.

Я машинально повиновался и уставился в пространство за окном. Сначала я не видел ровным счетом ничего. Темнота расплывалась, и в глазах все рябило, но через какое-то время мой взгляд во что-то уперся. Я буквально ощутил, что он нащупал преграду. Я трясся, стоя на месте, не в силах оторвать взгляд. Темнота двинулась и приблизилась к границе света, падающего из окна. В тусклом освещении, которое давал отраженный от снега свет, я разглядел огромное существо. Оно было метров трех высотой и напоминало человека, только его контуры были размыты. Я понял, что это, скорее всего, взлохмаченная шерсть сливается с темнотой. Тут мой испуг достиг пика, и я рванулся вниз и назад. Димыч не смог удержать меня, и мы с размаху повалились на пол. Обернувшись, я увидел перепуганных насмерть Наташу и Нюшу. Они тоже буквально прыгнули на пол. Обе смотрели на Димыча, ожидая команды. Но тот, похоже, сильно ушиб ногу и морщился, держась за колено. Жестом головы он указал в сторону дверей. Девушки раскорячились по полу. Их тела держались над землей благодаря упершимся в пол носкам ступней и пальцам рук. Они, словно каракатицы, делали короткие рывки корпусом и, благодаря этому, стремительно перемещались по полу, не отрывая тела от земли выше, чем на пару десятков сантиметров. Зрелище было в высшей степени необычное. Таким манером они быстро оказались возле меня и, схватив меня за свитер, повалили на спину и потащили по полу к выходу. Возле двери девушки каким-то непостижимо быстрым образом переместили свои тела в вертикальное положение и подняли меня. Еще мгновение, и мы шумно ввалились в зал.

За столом остался только Витя, крутящий в руках вилку с насаженной на нее помидоркой. Наташа выкрикнула в его сторону:

– Где старухи?

Витя, опешив, повернулся и уставился на нее:

– Когда ты вышла, они, как по команде, рванули домой. Сказали, что не будут мешать молодежи отдыхать, – осторожно произнес Витя.

– А Вадим где? – крикнула Наташа своим командным голосом.

– Провожает же, – испуганно промямлил, похоже, трезвеющий на глазах Витя.

Наташа рванулась к окну, прислонилась к стеклу и приложила руки, перекрывая боковой свет. Я подошел к столу и уселся на лавку рядом с Витей.

– Загорелся свет в первом доме. Витя, моргай уличным фонарем, – крикнула Наташа.

Витя за несколько больших прыжков доскакал до прихожей. На худых ногах он напоминал кузнечика. В воцарившейся тишине щелчки выключателя звонко разносились по дому.

Наташа какое-то время всматривалась в темноту, пока все напряженно молчали, потом облегченно выдохнула.

– Моргнули два раза светом в доме. Все поняли, переждут там, значит, – облегченно выдохнула Наташа.

– Что переждут? – взмолился я.

За спиной послышался тихий голос Димыча:

– Стражи. Они активизируются, когда мы начинаем пользоваться вратами.

Димыч полез в комод и извлек поднос со свечами. Некоторые были уже использованы прежде. Он поставил их на стол возле меня и начал зажигать. Витя погасил свет в доме и уселся в кресло возле стены под выключателями.

Расставляя свечи по столу, Димыч продолжил:

– Они похожи на йети, и мы их так и называем. Им, видимо, не нравится, когда мы открываем врата. Они появляются через какое-то время после того, как мы пользуемся порталом, и начинают шнырять по болотам, будто чего-то ища. Больше про них мы ничего не знаем.

Я обреченно вздохнул:

– У вас тут что, бигфут бродит?

Нюша села рядом и подвинула одну свечу поближе к себе, чтобы я видел ее лицо. Я посмотрел на нее. Она была сосредоточена и, похоже, все еще напугана, поэтому ее попытка улыбнуться выглядела абсолютно фальшиво.

– И да, что это была за выходка с падением мне в руки? – обратился я к Нюше, а потом посмотрел и на Наташу, догадываясь, что они действовали по оговоренному плану. Те захихикали уже вполне искренне, что несколько разрядило обстановку. Наташа уселась по другую сторону от меня и заговорила:

– Что-что, мы решили разыграть тебя. Нам кажется, что ты заслужил, и мы хотели воспользоваться таким шансом повеселиться, да только вот бигфут, как ты его назвал, помешал нам насладиться моментом.

Обе опять рассмеялись.

– А вам не кажется, что это подло, играть так на чувствах людей? – давясь от обиды, сказал я.

Нюша даже всплеснула руками от моих слов.

– До чего же он самовлюбленный тип, Наташа. Ты была права.

Я яростно глянул на Нюшу, но на нее это не произвело никакого эффекта, и она продолжила в той же манере:

– Мы ничего такого не сделали. Если ты чувствовал, что все в порядке, то остался бы в полном спокойствии, и наша шутка не имела бы смысла. Ничего обидного в нашей выходке не было. Тебя, скорее, застала врасплох наша отличная игра, и ты надулся именно из-за того, что не раскусил ее. Оскорблять твои чувства никто не хотел, и да, не забывай, что игры начал ты сам и, как мы поняли, хотел поиграть с нами обеими.

Нюша пыталась сдержаться, но ничего не вышло. Давясь смехом, она уткнулась лицом в руки. Наташа тоже засмеялась, уже не так сдержанно, как в прошлый раз. Я перевел взгляд на Димыча, тот разминал колено. Заметив, что я на него смотрю, он кивнул сначала на одну, потом на вторую и укоризненно помотал головой, как бы укоряя меня, как будто хотел сказать что-то вроде «я же тебе о них говорил».

И тут я вспомнил, что к нему у меня тоже есть вопрос:

– Да, Димыч, а ты? Нафига ты схватил меня за голову и упер в стекло?

Товарищ, ничуть не смутившись, спокойно ответил:

– Я заметил существо в окне и понял, что нужно действовать молниеносно, пока оно не ускользнуло. Ты должен был его увидеть, чтобы серьезно отнестись к моим словам насчет стражей. Иначе я рассказывал бы про них, а они оставались бы для тебя чем-то не вполне реальным.

Я нервно усмехнулся:

– Да я и сейчас не до конца понимаю, насколько они реальны, если честно. Они что, вроде обезьяноподобных животных? Прячутся на этих болотах?

Димыч подошел к камину и кинул в угли несколько дубовых поленьев. Потом взял со стола свой бокал и уселся на пол возле камина:

– Как ты заметил, они вполне реальны. Но по правде сказать, физического контакта у нас не было. То есть ни мы их, ни они нас не трогали. Мы даже не находили следов от их пребывания буквально в тех местах, где их видели. И сейчас, если ты выйдешь через заднюю дверь оранжереи и посмотришь на снег под окном, на том месте, где стояло существо, – там не будет следов.

– Нет уж, спасибо, не пойду я не то что через дверь, я и в оранжерею не пойду.

– Да, этого делать не стоит.

– Но чего же вы боитесь, если они даже не оставляют следов? Они, значит, и вреда причинить не могут, – ехидно произнес я. На что Димыч очень спокойно ответил:

– А вот это не совсем так. Помнишь историю про Олега Алексеевича, когда кто-то напугал его так, что он свалился со снегохода? Он же тогда повредил ногу. Эта встреча могла закончиться и хуже. Мог бы шею сломать, например.

– Вот как. Это один из них его так напугал? – не унимался я.

– Ага, выскочил из-за кромки леса в его сторону. А они одним своим присутствием наводят страх. Даже когда их не видишь, – негромко произнес Димыч и стал опять тереть колено.

Я поежился.

– Сказать по правде, я и сейчас ощущаю, просто стараюсь виду не подавать.

Свечи уже хорошо разгорелись, и в их свете было видно, как все трое закивали головами.

– Ладно, а что насчет того, откуда они берутся?

Ответила Наташа:

– Мы думаем, что этот мир для них примерно то же, что для нас мир с другой стороны портала.

Я негромко присвистнул.

– Это уже совсем интересно. А вам не кажется, что цена за игры с этими вратами может оказаться слишком высокой? Я сначала отнесся к этому легкомысленно, а теперь мне кажется, что на кону может оказаться чья-то жизнь.

Наташа посмотрела на меня очень серьезно.

– Мы знаем, что цена – жизнь. Но только мы знаем еще то, что цена жизни без вызова настолько мала, что не стоит усилий. А вызов, подобный этому, – невероятная удача.

Я не выдержал:

– Все-таки, может быть, наконец, скажете, откуда вы такие взялись? Ведь все тут у вас не похоже на поведение нормальных людей, – с возмущением выпалил я, буквально фыркая словами.

На время в зале повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием занявшихся в камине дров.

Я взял графин и налил себе настойки. Выпил молча. Димыч подошел со своим бокалом. Плеснул и ему. Он выпил и заговорил:

– Я уже объяснял тебе, Саша. Нас объединяет одно – это то, что мы, как и ты, волей судьбы, или провидения, или назови это как хочешь, оказались на этих болотах и нашли тут что-то совершенно необычное. Еще до того как мы нашли врата, мы ощущали силу этих мест, и она нас пленила. И мы отдались ей. А когда нам посчастливилось узнать про местные врата, у нас не осталось сомнений.

За окном дома послушался какой-то хруст и пыхтение. Я напряженно сжал стакан и уставился в окно. Но там была темнота и завывание ветра. Снова начиналась метель.

Девушки придвинулись ко мне, а Димыч прошептал:

– Пора начинать вести себя как обычно. Эти разговоры приманивают их. Я говорил тебе, что нам необходимо вести себя как ни в чем не бывало большую часть времени.

Я втянул голову в плечи и прошептал в ответ:

– И как же это сделать, когда за окном йети?

Димыч улыбнулся:

– Ничего, привыкнешь.

Я помотал головой:

– Ты очень хорошего мнения обо мне. Но с чего ты вообще взял, что я тут останусь после всего этого?

– Тебя никто не держит. Из нас, по крайней мере. Но ты же не захочешь вернуться в свой офис, к московским пробкам и пустым разговорам со своими товарищами?

Я грустно вздохнул:

– Даже не знаю, Димыч. Я надеялся, что у меня получится больше не напрягаться и дожить в тихом и теплом местечке, пописывая свои рассказики. А тут за пару дней произошло слишком много всего. Столько, сколько не происходило за всю мою жизнь.

Димыч понимающе кивнул:

– У тебя в любом случае есть выбор распоряжаться своей жизнью, как ты хочешь.

Девушки по бокам от меня хихикнули в унисон. Я не стал спрашивать, что их так развеселило.

– А теперь давайте займемся чем-то, что нас отвлечет от этих разговоров. Иначе существа не уйдут, – сказал Димыч и направился к камину поправить прогорающие дрова. У стены под выключателем засопел Витя, про которого я уже успел забыть.

– Можно партию в «Эрудит», – предложила Наташа.

Димыч и Наташа поддержали, а я недоверчиво поинтересовался, правда ли они сейчас в состоянии играть в настольные игры. На что Наташа пожала плечами и сказала, что мы в доме и нам вряд ли что-либо угрожает, и что она бы сыграла, если нужно, и на поляне в лесу, даже если эти существа ходили бы вокруг.

– А ты у нас писатель, должен бы нас обыграть в два счета, – добавила она и улыбнулась.

– Ценю твой юмор, но лично мне не по себе от одной мысли, что они где-то там бродят в темноте и наблюдают за нами. И никакой уверенности, что мы в безопасности, – негромко ответил я.

Наташа посмотрела мне в глаза:

– Я бы на твоем месте отвыкала чувствовать себя в безопасности. Этот мир – небезопасное место. Тут нужно бороться за жизнь и быть всегда начеку.

– Ты сейчас про какой мир? Про тот, что здесь, на болотах? – поинтересовался я.

– Нет, я про этот мир, где живут люди. Мир, где в любую минуту может случиться что угодно. Мир, где никто не находится в безопасности.

Вмешался Димыч, раскладывающий на столе поле для «Эрудита»:

– Наташа, ты серьезно думаешь, что для него будет полезно жить в постоянном страхе? – поинтересовался он.

– Я всего лишь говорю о том, что нужно быть бдительным всегда.

– Это звучит лучше. Ты же не думаешь, что человеку нужно жить в страхе. И давай заканчивай с этими разговорами.

Наташа наигранно засмеялась и небрежно произнесла:

– Ну, я же так жила на Васюгане, пока не поборола страх и не стала бдительной. Пусть и он привыкает.

Я хотел было поинтересоваться, что это за Васюган и что с ней там произошло, но мои мысли были прерваны жутким рявкающим голосом. Это сложно было назвать голосом, хотя слова я разобрал. Слова эти прорычал Димыч:

– Я сказал, хватит об этом!

Рык как будто вырвался сам по себе, без участия губных или каких-либо других мышц. Димыч просто открыл рот, а оттуда вырвался пучок рыка, напоминающий связную фразу. Девушки от этого голоса соскользнули с лавок, удерживаясь за них только руками. Было похоже, что в любую минуту они готовы рвануть под стол. Взгляд у них стал какой-то остекленевший. Я вспомнил, что точно такой же взгляд был у них, когда они, как каракатицы, бегали по полу в оранжерее. Тут Димыч, видимо, заметил, что на мне нет лица, и я вот-вот впаду в панику, поскольку этот его рык напугал и меня. Он, похоже, понял, что нужно что-то делать, чтобы успокоить нас, и мягким, как бы извиняющимся, тоном произнес:

– Сегодня мы уже слишком много привлекли нежелательного внимания. Боюсь, что это может плохо закончиться. Давай-ка, наконец, я достану свою лучшую настойку.

Я кивнул и посмотрел на девушек. Те принимали прежнее положение, но все еще с недоверием смотрели на Димыча. Тот укоризненно помотал им головой, вроде как говоря: ну вот зачем довели до такого, и ушел в сторону кухни.

– Брусничная. Девушкам рекомендую разбавить брусничным морсом, – торжественно произнес Димыч, возвращаясь с кухни.

Девушки сидели за столом и обиженно смотрели на Димыча. Он взял два чистых бокала и поставил перед ними. Наташа кивнула, и Димыч налил ей граммов пятьдесят настойки в высокий стакан. Потом посмотрел на Нюшу. Та тоже кивнула. Димыч налил и ей. Потом придвинул к ним графин с морсом.

– Разбавите по вкусу, девушки.

Нам он налил по полстакана. Когда все взяли в руки напитки, Димыч спросил:

– За что выпьем?

Девушки молчали. Пришлось сказать мне:

– Давайте за то, чтобы не ссориться. Это худшее, что можно сделать, когда вокруг опасность.

Димыч кивнул:

– Чертовски верное замечание.

Мы чокнулись. Девушки все еще насупленно смотрели на Димыча.

Нюша сделала большой глоток своего коктейля и обратилась к Димычу:

– Тогда ты нам почитаешь. Ты знаешь, что нас это отвлекает от дурных мыслей.

Наташа закивала головой. Я удивленно смотрел на них, но решил, что чтение лучше «Эрудита», и обратился к Димычу:

– Знаешь, а я, пожалуй, тоже не против послушать. У тебя бывает такой милый голос, когда ты захочешь.

Девушки залились смехом. Димыч на мгновение растерялся, а потом тоже загоготал. Быстро опомнившись, он велел всем вести себя потише.

– Ты отлично справляешься, Саша. Видимо, где-то внутри ты знаешь, что когда бездна собирается обрушиться на тебя, то все, что остается, – это смеяться, – он смотрел на меня с какой-то отрешенной улыбкой.

– Да, Димыч, и ты тоже отлично умеешь подбодрить.

Все опять засмеялись.

– Если так, что вам почитать, детки? – улыбаясь, спросил Димыч.

Девушки переглянулись и Нюша предложила:

– Может, «Сердца трех»? Чтобы отвлечься, самое то.

Димыч посмотрел на меня, потом на Наташу. Мы одобрительно кивнули.

Пока Димыч рылся на полках, ища книгу, мы с Нюшей притащили от стены возле входа в оранжерею кушетку, а Наташа откуда-то из темноты шкафа извлекла большое покрывало и расстелила его у камина напротив кушетки. Димыч уселся с книгой на кушетку, а мы развалились на покрывале, захватив с собой бокалы с настойкой. Света от расставленных на полке над камином свечей и самого камина хватало, чтобы Димыч мог читать, не напрягая зрения.

Нюша придвинулась поближе ко мне и положила мне на плечо голову.

Димыч поинтересовался, не против ли я, если он будет читать не с начала, поскольку они уже успели прочесть часть этой книги. На что я ответил, что не имею ничего против, поскольку читал эту книгу и помню канву произведения. Отложив закладку, Димыч негромко начал:

– Урра! – возликовал Френсис, услышав эту новость.

– И умер, точно крыса в крысоловке. Я видел его голову, которая торчала из щели в скале. Зрелище было не из приятных. И начальник полиции тоже умер. И… и еще кое-кто умер…

– Неужели Леонсия! – воскликнул Френсис…

Голос тихонько разносился по залу, смешиваясь с треском только что подкинутых дров. Мысли быстро устремлялись вслед за происходящим на страницах книги. Стали вспоминаться образы актеров, сыгравших в советской или тогда уже российской экранизации книги. Подумалось, что Джек Лондон, должно быть, представлял их совсем не так, но теперь ничего не поделать. Буду вспоминать Жигунова и ту симпатичную актрису с блондином, который был в роли Френсиса. Голос Димыча то переходил нашепот, то, следуя за сюжетом, набирал обороты и повышался в тембре. За окном опять что-то негромко проскрипело и замолкло. Нюша шепнула:

– Уходят, наверное. Скоро станет совсем спокойно.

Вместо ответа я тихонько кивнул, чтобы не мешать чтецу. Голос смешивался с теплом камина и обволакивал. Спокойствие и вправду начало наполнять тело. Очень скоро я уснул.

23.12.

Пирамида

Проснулся я там же, где и уснул, правда, меня накрыли теплым пледом. В доме царила тишина, а на столе было прибрано. Солнце светило через окна, и подсвеченные яркими лучами пылинки кружились в странных танцах.

Пройдясь по первому этажу, понял, что в доме я, по всей видимости, один. На всякий случай крикнул, позвав Димыча. Никто не ответил, зато на столе в кухне обнаружилось блюдо с пирожками и кувшин молока. Этим и позавтракал. Пока ел, изучал наконец-то хорошо освещенный пейзаж. Из окна, у которого я расположился, было видно озеро, уходящее на несколько километров вдаль, да лес, который его окаймлял. Еще был виден край соседнего дома напротив, да мосток, вмерзший в лед за ним. Если и было что-то еще, то оно было накрыто толстым одеялом снега. Судя по тому, что окна не украшал иней, мороза не было. Где-то неподалеку взвыл мотор. Неровно поработав, он начал убавлять скачущие обороты и перешел в ровный рокот. Я догадался, что это, скорее всего, Димыч завел снегоход, чтобы двинуть к другому берегу озера на разведку в поисках того места, о котором он говорил вчера. На ходу доедая пирожок, я выскочил на крыльцо, чтобы Димыч не уехал без меня. Димыч, сидевший на синем снегоходе возле дороги, заметил меня и, сложив карту, убрал ее в рюкзак, стоявший на багажнике, после чего двинул ко мне. Пока он дошел, я начал замерзать, хоть и укутался накидкой.

– Ну что, перекусил? – подойдя, спросил Димыч.

– Ага. Ты что, уже собрался ехать?

– Да, темнеет же рано. Иначе поздно будет. Если быстро оденешься, мы тебя подождем.

Я кивнул и ломанулся в к двери. На ходу спросил:

– А мы – это кто?

– Нюша сказала, что едет с нами, без вариантов.

Дверь за мной захлопнулась, и я устремился по лестнице на второй этаж за теплой одеждой.

Снегоход проворно тащил даже троих седоков, шел быстро и ровно. На заснеженной глади озера практически не трясло, и мы вполне комфортно чувствовали себя, сидя втроем. Нюша расположилась между мной и Димычем. На скорости воздух морозил открытые участки лица, в основном щеки и нос. Нюша сидела, прижавшись к водителю, изредка высовываясь из-за его плеча, чтобы посмотреть, в какую сторону мы едем. А я старался не выглядывать из-за ее спины, чтобы не морозить лицо. Повернув голову набок, я смотрел на проносящийся лес. Казавшаяся такой далекой из дома, другая сторона озера приближалась очень быстро, и уже минут через пятнадцать мы не спеша ехали по краю озера. Димыч внимательно вглядывался в береговую линию, не приближаясь слишком близко к краю озера, где под снегом могла притаиться вмерзшая коряга или еще какая-то напасть.

Через несколько минут снегоход таки взял курс строго на берег. Димыч выбрал самое пологое место, где перепад между замерзшей водой и сушей был неразличим под значительным слоем снега. Найдя ровную площадку неподалеку от торчащих из снега верхушек кустов, Димыч остановился и заглушил мотор. Я решил слезть со снегохода первым. Перекинул ногу через седло и спрыгнул в снег. И явно просчитался, поскольку ноги моментально пробили слежавшуюся верхнюю часть снежного покрова, и я провалился по грудь. Нюша прыснула смехом, а Димыч назидательным тоном произнес:

– Зачем так скакать-то? Надо было в другую сторону, я же специально встал правым боком к низкому снегу. Не видишь, что ли, как наклон идет? Да и кусты вон по верхушки засыпаны с левой стороны. Там же яма.

Я хотел повернуться и сказать, что можно было и предупредить, где тут ямы, но повернуться не получилось, так как увяз слишком глубоко. Димыч добавил, что, возможно, хорошей идеей для меня будет посидеть на снегоходе, пока они с Нюшей разведают обстановку. На что я делано засмеялся и сталактивно выкарабкиваться из снежной ловушки, подозревая, что они и правда могут меня оставить. Пока я залезал обратно на снегоход, Димыч и Нюша уже начали подниматься по склону к лесу. Снег, к счастью, не забился никуда под одежду, но я здорово запыхался и сел отдышаться. Димыч обернулся, когда был уже метрах в двухстах от меня и крикнул:

– Скоро начнет темнеть. Обратно по темноте ой как неприятно ехать.

Я сразу вспомнил о бродящих по болоту йети или как их там правильно называть – тех, кто в темноте подходит к домам. Воспоминание подействовало бодряще. Снег с другой стороны снегохода и впрямь оказался неглубокий, и я достаточно быстро догнал ребят, продвигавшихся между невысоким обрывистым берегом и кромкой леса. Димыч небыстро, но в хорошем темпе шел первым. Нюша, не отставая, большими уверенными шагами шла за ним. По росту и комплекции, в толстой зимней одежде она, казалось, не уступает по габаритам крепкому Димычу. Я обратил внимание, как слаженно и ровно они идут, несмотря на то, что на них была не слишком легкая одежда, с виду заметно тяжелее моего канадского зимнего комбинезона. Хотя у них тоже были комбинезоны, но, скорее, напоминающие охотничьи, российского образца, а на ногах добротные зимние сапоги, похожие на мои. Как бы то ни было, продвигаться с их скоростью мне удавалось с трудом. Недобрым словом вспомнился английский табачок. Как ни странно, одышка мне напомнила о том, что я не забыл сигареты, и на привале хорошо бы покурить. Остановившись отдышаться, я оперся на сосну возле края берега и осмотрел белоснежный простор озера. Отсюда уже не было видно «Искру», поскольку тут озеро сужалось и делало изгиб, лес закрывал от меня наш берег. Красота и тишина завораживали. Хотелось усесться здесь, разжечь костерок, достать настойку и закуску и посидеть часик-другой. Неожиданно я увидел на противоположном берегу от того места, где мы находились сейчас, вытянутое вверх строение. Навскидку метров девять или десять в высоту. Рядом расположилась вторая постройка – небольшой домик. Я вспомнил слова Димыча, что тут, на болотах, живет какой-то служитель церкви и восстанавливает часовню. По всей видимости, это высокое по местным меркам сооружение и было часовней. Я посмотрел, как далеко ушли ребята. Оказалось, что они тоже остановились, чтобы подождать меня. Пока я доковылял до них, опять запыхался. Димыч озадаченно смотрел на то, как я, пыхтящий, остановился возле стоящего на снегу рюкзака и оперся спиной о сосну. Нюша засмеялась и сказала: