Читать книгу Точка зеро - Стивен Хантер - Страница 1

Виски-2-2,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

09.34

Сознание приходило и уходило; боль оставалась. Шел следующий день после засады. Рана на правом бедре Круса еще кровоточила. Вся правая половина тела покрыта одним сплошным желто-багровым синяком. Боль была такой сильной, что он с трудом различал детали пустынного ландшафта, пульсирующего в резких лучах солнца. Но Рей Крус, комендор-сержант морской пехоты Соединенных Штатов, принадлежал к редкой породе людей, выкованных из особо прочного металла, – их нельзя расплавить, согнуть или остановить.

В батальоне его прозвали Крылатой Ракетой. Выпущенный в цель, Рей не останавливался до тех пор, пока не поражал ее. Поскольку 2-й разведывательный батальон считался подразделением специального назначения, ему доставалась самая сложная работенка, и без Круса не обходилось ни одно дело: разведывательные дозоры, поимка главарей бандформирований по заказу ЦРУ, всевозможные проблемы со снайперами и самодельными взрывными устройствами.

Крус возглавлял взвод снайперов. Он всегда находился там, в тени гребня горы или на крыше деревенского дома, с неразлучной «СР-25», полуавтоматической винтовкой калибра.308, настоящим зверем с целым ярдом первоклассной оптики над стволом. Иногда его видели, чаще – нет, а он платил за жизнь своих людей на дальней дистанции монетами весом сто семьдесят пять гран[1] каждая. Крус никогда не промахивался и никогда не считал убитых врагов – ему до этого нет никакого дела.

Однако сейчас никто не смог бы его узнать. Одетый в свободный халат пуштуна из горного племени, внешне он напоминал Лоуренса Афганского[2]. Смуглое от загара лицо покрыто щетиной и слоем грязи, губы потрескались. На ногах сандалии, голову венчал тюрбан, скрывающий лицо. Он не имел ничего из того, чем государство снабжает тех, кто находится на военной службе. И еще его окружали козы.

Всего их осталось четырнадцать. Любить животных – это просто прекрасно, до тех пор, пока не приходится пасти коз. У этих животных начисто отсутствует командный дух. Они бродят, куда хотят, повинуясь прихоти, и Крусу, чтобы гнать их вперед, приходилось постоянно кричать и орудовать посохом. Но всякий раз, когда он опускал палку на отбившуюся тварь, ему приходилось переносить вес тела на больную ногу, и во внутренности вонзалось лезвие пронзительной боли.

Козы гадили повсюду, без какого-либо видимого усилия, сами того не замечая. И привлекали полчища мух. От них несло дерьмом, кровью, пылью и мочой. Они постоянно блеяли, причем это звучало не как классическое «ме-ме-ме», а словно какое-то занудное нытье. Так обычно хнычут маленькие дети во время долгой поездки на автобусе.

Крус их ненавидел. Ему хотелось перестрелять их всех из винтовки, спрятанной под халатом, затем съесть и отправиться домой. Но нужно выполнить одно треклятое задание, и не могло быть и речи о том, чтобы повернуть назад. Дело не в желании или привычке, и уж определенно здесь не пахло героизмом, «semper fi»[3] и воспоминаниями об Иводзиме, Чосине и лесах Белло[4]. Просто сознание Круса устроено так, что никакие альтернативы он не рассматривал.

Винтовка неудобно болталась под просторным халатом. Она весила немного меньше «СР-25». Разработанная в России и изготовленная в Китае штучка под названием «СВД», снайперская винтовка Драгунова, со скелетообразным деревянным прикладом и удлиненным стволом, чем-то похожая на «АК-47», растянутый на средневековой дыбе. Добыча, подобранная на поле давно забытого боя, прежний владелец которой в тот раз финишировал последним.

Ремень вгрызался Рею в плечо, а острые углы натирали спину каждый раз, когда винтовка скользила из стороны в сторону. Она была очень неудобной – тяжелая штуковина, состоящая из грубо обработанных частей, преимущественно стальных, с обилием выступающих рукояток, колесиков, винтиков и штифтов. Винтовка олицетворяла основной принцип русской школы эргономики, гласящий: «Иди к такой-то матери, пользователь». На ствольной коробке установлен прицел с четырехкратным увеличением китайского производства, со странным дальномером, напоминающим пародию на лыжный трамплин в перекрестии, – такое чудо могло родиться только в голове человека, воспитанного в культуре Восточного блока.

Крус ненавидел винтовку. Однако он должен считать за счастье то, что она у него имелась. Вместе с магазином, снаряженным десятью патронами 7,62х54R повышенной точности китайского производства.

Это все, что осталось. Начинал он с наблюдателем, достаточными запасами продовольствия и воды, но без пули, вырвавшей шесть унций плоти из его бедра. Пеший переход кружной дорогой к Калату рассчитан на три дня. После выстрела – еще сутки отхода назад. Затем наблюдатель должен был связаться по радио со штабом, и за ними прилетел бы «Найтсталкер». Вечером они бы уже ели бифштексы, запивая их пивом, на передовой базе Винчестер. Ну а Палач, он же Ибрагим Зарси, вождь юго-западных пуштунских племен, торговец опиумом, полевой командир, шпион, обольститель, предатель, сочувствующий талибам и связник «Аль-Каиды», валялся бы с дыркой в груди или с размозженной головой.

Однако все произошло не так. Действительность редко следует намеченному плану операции.

– Господин майор, зачем посылать людей? – спросил Рей у С-4, начальника разведки батальона, в его бункере, в присутствии командира, первого заместителя и лейтенанта, командующего взводом снайперов. – Разве наши друзья из Управления не могут просто пустить ракету? Они ведь только этим и занимаются. Пусть какой-нибудь парень, сидя за компьютером где-нибудь в Лас-Вегасе, обрушит на голову Палача «Хеллфайр».

– Рей, я не должен это говорить, – сказал полковник Лейдлоу, – но, поскольку твоя задница на линии огня, ты имеешь право знать. Администрация закрутила гайки на запусках ракет. Слишком много жертв среди мирного населения. ООН ропщет. Наш тип обосновался в густонаселенном городе. Да, можно всадить ему в задницу дюжину «Хеллфайров», и он, скорее всего, отправится к своему Аллаху. Но если вместе с ним туда же отправится еще пара сотен любителей обматывать головы полотенцами, нам достанется по полной на первой полосе «Нью-Йорк таймс». Этим ребятам такие вещи совсем не нравятся.

– Хорошо, сэр. Мы уберем этого типа. Просто я беспокоюсь, как нам уходить из Калата. Хочу вытащить оттуда своего человека живым и невредимым. Нельзя ли держать в полной боевой готовности несколько «Уортхогов»[5], чтобы они пришли на помощь, если там станет жарко? У нас не будет достаточно сил, чтобы прокладывать себе дорогу боем.

– Я пришлю тебе «Апачи». Наши «Апачи». Не хочу связываться с «Уортхогами» ВВС, потому что для этого потребуется слишком много согласований, а в этом случае ни о какой секретности говорить не придется.

Морские пехотинцы любили летчиков армейской авиации, поскольку те считали свои машины настолько надежно бронированными, что не боялись спускаться к самой земле. А вот вертолеты морской пехоты зависали где-то далеко, на большой высоте, выпускали «Хеллфайры», после чего возвращались домой. Пилоты ложились спать на чистое белье, выпив несколько мартини в офицерском клубе. По слухам, у некоторых даже имелись подружки.

Итак: никаких штурмовиков, может быть, «Апачи». Вопрос решен, и Крусу даже не пришло в голову отказаться. Если не он, это сделает кто-то другой, который будет гораздо хуже его.

Задание нужно выполнить обязательно. Палач уже давно являлся головной болью американских морских пехотинцев, действующих в юго-восточном секторе Афганистана. Это кровавое прозвище закрепилось за Зарси после того, как он лично обезглавил французского журналиста, который на свой страх и риск отправился в Калат, чтобы взглянуть на происходящее с позиций талибов.

Когда управляемая бомба взрывалась под машиной с высоким начальством, происходило это потому, что лазутчики Палача точно знали, в каком именно «Хамви»[6] в составе конвоя из двадцати пяти машин едут генералы. Когда патруль попадал в засаду и приходилось устраивать полномасштабную операцию, чтобы выручать своих, а нападавшие таинственным образом исчезали, считалось, что они укрываются в одном из убежищ Зарси. Когда снайпер прицельным выстрелом расправлялся с сотрудником ЦРУ, минометная мина или реактивная граната, выпущенная из РПГ, попадала точно в цель, и это нельзя было списать на случайное везение, а офицера афганской армии обнаруживали с перерезанным горлом, все указывало на Палача. Во всех остальных отношениях бывшего просто замечательным человеком – обаятельным, красивым, образованным (Оксфорд и Университет штата Айова), обладающим безукоризненными манерами. Который, приглашая к себе в дом американцев, в том числе высокопоставленных офицеров морской пехоты, смело нарушал строжайший запрет ислама в баре, где великолепный бармен готовил любые коктейли, какие только могло придумать воображение, и подавал их в стаканах под маленькими бумажными зонтиками.

– Я хочу отправить ублюдка на тот свет, – сказал полковник. – Мне пришлось долго драться с командованием и ребятами из Управления, чтобы получить санкцию на его устранение. Рей, я был бы рад просто нажать кнопку и смотреть, как с ним расправляются наши ребята-компьютерщики, но этого не будет. Так что ты должен прийти на место, завалить Палача из винтовки и уйти назад.

– Понял, – сказал Крус.

Стрелять предстояло с крыши гостиницы «Множество удовольствий», расположенной напротив дома Палача. Раз в неделю этот человек вел себя совершенно предсказуемо. С наступлением вечерних сумерек, во вторник – это неизменно происходило именно в этот день, – он покидал свой дом и в бронированном «Хамви» отправлялся в район Хоури в гости к очаровательной молодой проститутке по имени Минди. Девушке с глазами-миндалинами, волосами цвета безлунной ночи, умеющей утолять самые безумные фантазии.

Почему Зарси просто не поселил ее у себя? Проблемы домашнего очага. У Палача было три жены и двадцать один ребенок. Первая и третья супруги люто ненавидели друг друга, вторая пыталась сжить со свету первую, все трое беспрестанно требовали съездить в Беверли-Хиллз, и если добавить к этой взрывоопасной смеси малышку Минди, все остатки домашнего спокойствия окажутся разбиты вдребезги. Таким образом, считалось, что не только сексуальное мастерство Минди, но и то обстоятельство, что она была глухой и глупой, дарили Великому человеку мир и спокойствие, недоступные в его собственном сумасшедшем доме.

Что бы ни случилось, во вторник с наступлением сумерек Палач выходил из дома и направлялся к машине, проходя расстояние приблизительно десять ярдов. Тогда, и только тогда он становился уязвимым перед прицельным выстрелом. Стреляя из винтовки с глушителем с дистанции чуть больше двухсот ярдов, с такого угла, чтобы стена не закрывала цель, Рей мог запросто всадить китайскую снайперскую пулю в Палача в тот временной зазор длительностью пять секунд, который у него будет. Далее последует хаос: боевики-телохранители, не имея понятия, откуда сделали выстрел, начнут палить во все стороны, люди в панике бросятся врассыпную. А Рей и его наблюдатель спустятся по веревке с крыши гостиницы и поспешат в людный район Хоури, до которого всего несколько кварталов, где смешаются с толпой. Они превратятся в двух безликих бородатых «тюрбанов» в городе, кишащем такими же, как они. На следующий день покинут Калат, доберутся до одного холма, расположенного в пяти милях к югу от города, и дождутся «Найтсталкера»[7], который прилетит за ними.

– В теории все выглядит просто, – заметил С-4. – На практике так не будет.

В первый день Рей и Скелтон наткнулись на горной тропе на пару разведывательных дозоров талибов, не вызвав никакого любопытства у этих усталых боевиков, чьи зоркие глаза привыкли вглядываться в даль в поисках песчано-бурых камуфляжных мундиров морских пехотинцев. Талибы постоянно видели пастухов, и если эти двое и показались им более оборванными, чем остальные, это не вызвало никаких подозрений. Рей и Скелтон двигались со скоростью своих коз, никуда не торопясь, хаотично блуждая, позволяя своим выносливым животным щипать травку, гадить и трахаться, как то считали удобным их крошечные козьи мозги, но все же выдерживая общее направление на базар в Калате, где их можно будет продать на скотобойню.

Соблюдая меры предосторожности, Виски-2-2 избегали деревень, спали, не разжигая костров, питались рисовыми шариками и черствыми пресными лепешками, вытирали руки об штаны и гадили, не пользуясь туалетной бумагой.

– Здесь прямо совсем университетская общага, – мечтательно произнес младший капрал Скелтон, когда они поднялись на гребень холма и увидели тропу, спускающуюся вниз.

– Вот только подрочить особо не удается, – заметил Крус.

– Не знаю, как ты, Рей, а мне дрочить и не хочется. Прошлой ночью я очень неплохо провел время вон с той белокурой козочкой. Она просто принцесса.

– В следующий раз ведите себя потише. Вдруг где-нибудь поблизости окажутся плохие ребята.

– А она стонала, правда? Дружище, я что, не знаю, как ублажить девчонку?

Оба рассмеялись. У младшего капрала под халатами и куртками не была спрятана снайперская винтовка китайского производства, но он тащил на себе десять фунтов радиостанции ХФ-90М, карабин «М4» с усовершенствованным оптическим прицелом, десять снаряженных магазинов и футляр с биноклем «Шмидт и Бендер» с тридцатипятикратным увеличением. Да, со всем этим дерьмом он плелся, как старуха.

Они находились на пустынном высокогорном плато, уходящем на север. Впереди возвышались горы, уже в Пакистане, за невидимой границей, покрытые снегами, а местами и укутанные туманом, – территория негостеприимных горцев, куда американцам лучше не соваться, ибо там с ними расправятся без лишних вопросов. Местность каменистая, неприступная, усеянная редкими клочками чахлой серой растительности. Повсюду рассыпаны камни, за каждой возвышенностью открывался новый ландшафт тайных ущелий и проходов, и все вокруг выглядело буро-серым, покрытым налетом пыли.

Рей и Скелтон двигались по самой границе между предгорьями и собственно горами, и здесь царило безлюдное уныние. Вот только, разумеется, они знали, что за ними следят, и всегда исходили из предположения, что какой-нибудь талиб как раз сейчас разглядывает их в оптический прицел винтовки Драгунова или в отличный русский бинокль. Поэтому никакого американского ухарства, какое можно ожидать от этих двух атлетически сложенных парней, никаких бросков камнем в высоком баскетбольном прыжке и дружеских похлопываний по плечу, а также приятельских подножек и шутливых потасовок. И уж тем более поднятых средних пальцев и шутливых «ступай к такой-то матери». Молитвенные коврики, пять раз в день лицом к Мекке: мало ли кто может за тобой наблюдать.

И, разумеется, где-то в вышине маячил спутник или, скорее всего, беспилотный разведчик «Хищник», парящий взад и вперед и зорко следящий за всем, что происходит внизу, так что их изображение в цвете и в реальном времени отображалось на мониторах всех разведывательных служб свободного мира. Это было все равно что телешоу Джея Лено[8], если не брать в расчет Афганистан. Отсюда еще одно правило: не смотреть вверх. Не смотреть в небо, показывая, что там кто-то присматривает за ними.

Штаб 2-го разведывательного батальона,

передовая база Винчестер,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

несколькими днями раньше,

15.56

– Не думал, что это займет столько времени, – задумчиво произнес полковник.

– Сэр, – ответил его заместитель, – местность там пересеченная. Труднопроходимая. И не надо забывать про коз. Похоже, у них проблемы. Возможно, мысль оказалась неудачной.

– С-4, они идут в соответствии с графиком?

– Более или менее, – подтвердил начальник разведки. – Козий базар существует в Калате вот уже три тысячи лет, и вряд ли в обозримом будущем что-либо изменится.

Что за беда с этими разведчиками? Из них вечно прет это «если бы не мой ум, я бы не служил в разведке»[9]. Ну а этот тип еще хуже. Выпускник академии в Аннаполисе убежден в том, что именно он станет следующим командиром батальона.

– Мне наплевать на базар, С-4. Я имел в виду выстрел во вторник. Если наши ребята опоздают к сроку, им придется торчать в этом козлином городе еще целую неделю. Один прокол – их схватят, и Палач получит возможность поупражняться в своем ремесле.

– Так точно, сэр, – виновато промолвил начальник разведки, – я только хотел сказать…

– Знаю, С-4. Я сержусь на тебя просто потому, что, если не дам выход своей злости, от тревоги за наших ребят меня хватит удар.

Полковник Лейдлоу находился в бункере начальника разведки, на территории базы, окруженной многими милями колючей проволоки и мешков с песком. Три группы отправились на задания, и все сильнее бродили слухи, что где-то в следующем месяце всему батальону предстоит участвовать в крупной операции. Тем временем слишком много народу было скошено малярией, лечилось в психушках или отправилось в отпуска. Численность подразделения сократилась до шестидесяти процентов, а нужно начать с того, что состав разведывательного батальона и так меньше, чем стрелкового. Ничего не получалось, один из офицеров демонстрировал пугающие признаки депрессии, а его замена обещала вылиться в политический кошмар. Информация, поступающая из Управления, неизменно оказывалась запоздалой и неточной. И вот теперь еще двое лучших людей застряли черт знает где… Другими словами, для подразделения, находящегося в боевой обстановке, ситуация выглядела более или менее нормальной.

Полковник закурил сигарету. Кажется, номер триста пятнадцать. Вкус оказался таким же дерьмовым, как и у всех с двести тридцать третьей по триста четырнадцатую. Посмотрел на экран монитора. Это был Виски-2-2, как будто снятый с высоты две тысячи футов, хотя все определялось оптическим увеличением. В действительности «птичка» кружила в ста двадцати двух милях от земли, медленно вращаясь под управлением мудрецов из Лэнгли, оснащенная видеокамерами с объективами, способными давать такое разрешение, какое всего несколько лет назад казалось невероятным. При желании можно определять, какие яйца подали Палачу на завтрак – всмятку или в мешочек.

Лейдлоу и его штаб видели с нулевого угла по вертикали сквозь клубящийся туман и облака крошечных насекомых гребень холма. На нем движущиеся точки, похожие на копошащихся муравьев. Обилие бессмысленных цифр – полковник был слаб в технике – бежало по краям, вверху и внизу изображения, и требовалось какое-то время, чтобы к нему привыкнуть.

В углу экрана парила стрелка компаса, показывая стороны горизонта. Потренировавшись и привыкнув к стилизованному изображению, к вертикальному сжатию, обусловленному нулевым углом, к серо-коричневой цветовой гамме, к облачкам пыли, поднимающимся тут и там, и ко всем мешающим цифровым данным, можно было научиться находить разницу между двумя морскими пехотинцами и более вытянутыми дергающимися силуэтами коз, бродящих из стороны в сторону.

– Долго еще? – спросил полковник, желая узнать, когда спутник продолжит свой путь вокруг земли и Виски-2-2 пропадет из виду.

– Еще около десяти минут, сэр, – сказал начальник разведки. – После чего придется с ними попрощаться.

Они знали, что эти непонятные силуэты на большом мониторе являются отрядом Виски-2-2, а не парой настоящих пастухов, благодаря перекрестию, которое наводило камеру строго на цель. Оно указывало на микросхему джи-пи-эс и крохотный передатчик, спрятанные в прикладе «СВД» Круса. Спутники сообщали микросхеме, где именно она находится, а передатчик, в свою очередь, извещал весь мир о том, что узнала от спутников микросхема. Это упрощало проблему определения и идентификации цели и означало, что когда спутник находился в зоне видимости, он мог наблюдать за ребятами.

Однако Виски-2-2 не знали об этом, и С-4 и полковнику Лейдлоу было несколько не по себе. По сути дела, они без разрешения подсматривали за своими людьми, словно не доверяли им. В качестве оправдания полковник убеждал себя, что это необходимо на тот случай, если потребуется срочно эвакуировать группу, если младший капрал Скелтон, раненный или убитый, не сможет включить рацию и продиктовать координаты. Тогда можно будет вызвать «Уортхоги» армейской авиации и вспахать землю снарядами из тридцатимиллиметровых автоматических пушек и неуправляемыми ракетами, одновременно направив вертолеты морской пехоты, чтобы забрать ввязавшихся в бой Виски.

– Это еще кто такие? – спросил кто-то.

– Гм, – неопределенно пробормотал начальник разведки.

– Где, что, пожалуйста, выведите информацию, – распорядился полковник Лейдлоу.

– Сэр, прямо впереди наших людей, по линии их движения, на вершине холма, приблизительно в полумиле к западу, то есть справа.

Чтобы избавить полковника от мучительного перевода указаний в конкретное местоположение на экране, С-4 подбежал к монитору и ткнул пальцем в то, что первым заметил заместитель командира. Определенно, это не козы. Нет, это группа парней, белесых на тусклом буром фоне окружающей местности, но только силуэты выглядели длиннее и не двигались, из чего следовало, что они распростерты на земле. Если они развернуты в нужную сторону, это означает, что они сознательно расположились на пути у Виски-2-2.

– Талибы?

– Вероятно.

– Это создаст проблемы?

– Не должно. Наши ребята дважды натыкались на дозоры вчера и еще один раз сегодня утром. Талибам они должны казаться обыкновенными пастухами.

– Да, но только тогда талибы стояли, шли, двигались по своим делам, оглядываясь по сторонам. Эти же ребята лежат на месте. Возможно, это засада.

Офицеры морской пехоты смотрели не отрываясь на экран, где в реальном времени разворачивалась драма. Лейдлоу закурил новую сигарету. Начальник разведки не острил. Заместитель командира не пытался вставить слово. Командир взвода снайперов угрюмо молчал. Просто так произошло.

Отряд, перегородивший дорогу Два-два, зашевелился, затем снова застыл. Проклятие, ну почему никто не заметил их появления? Быть может, то, откуда они пришли, помогло бы раскрыть их намерения.

– Долго еще? – спросил полковник Лейдлоу.

– Две минуты.

– Сэр, я могу связаться с Виски по рации. Предупредить их. – Это сказал заместитель.

– При всем моем уважении, в этом случае Скелтону придется сесть на корточки, задрать халат, отстегнуть рацию и говорить в трубку, – возразил начальник разведки. – Все эти действия выдадут наших парней. Если те типы, что лежат перед ними, плохие, или мы их не видим, потому что они, скажем, прячутся в пещерах, вызов по рации определенно выдаст отряд. Операция полетит ко всем чертям. Наших парней прикончат, или же им придется удирать, отстреливаясь.

– Проклятие! – в сердцах выругался полковник.

– Мне не нравится местонахождение. Они лежат, приготовились стрелять. У Управления в этих местах нет своей группы? – спросил заместитель.

– Меньше часа назад их представитель заверил меня в том, что у них там никого нет, – ответил С-4. – В этом районе действуем только мы.

– Посмотрим, чем все это закончится, – пробормотал полковник.

Все ждали, прильнув к экрану. Две маленькие группы неумолимо сближались. Горстка коз рассеялась вокруг древней горной тропы, шесть вероятных врагов застыли в классических позах для стрельбы, каким обучают в школе морской пехоты в Кемп-Леджен, раздвинув ноги. Возможно, один приподнялся на корточки и смотрел в бинокль, остальные прильнули к окулярам оптических прицелов.

– Ни хрена мне все это не нравится, – заметил полковник. – Ну где наши чертовы «Хеллфайры», когда они нам нужны? Я бы с удовольствием размазал ублюдков по камням, кем бы они ни были.

– Наверное, это орнитологи из телеканала «Планета животных», – пробормотал начальник разведки. – Или, быть может, миссионеры из Всемирной лиги защиты сирот. А может быть…

Но он не успел докончить. Два-два достигли точки максимального сближения с неизвестной группой на вершине холма и оказались у них на виду.

Спутник с безразличием Господа Бога смотрел, как из дул винтовок распростертых людей вырвались частые вспышки, свидетельствующие о скорострельном автоматическом оружии.

– Засада! – пробормотал полковник.

Виски-2-2,

провинция Забуль,

северо-восток Афганистана,

16.05

Козы лились дождем. Они летали в воздухе среди комьев земли; одни – целые и блеющие, другие – разорванные на части и брызжущие кровью, третьи – превращенные в бесформенное месиво. Погода стала определяться козами на все сто процентов: красный туман, клочья изуродованной плоти, распутанные внутренности, непроизвольные крики животных, внезапно почувствовавших приближение собственной смерти.

Вдруг Скелтон взмыл в воздух. Он пролетел, вращаясь, футов пятнадцать, с застывшим на лице недоумением, раскинув ноги и руки, бросая вызов силе земного притяжения.

В это мгновение Рей отпрыгнул в сторону, спасая жизнь, ибо стрелявший наверняка вел стволом справа налево, ведя огонь в полуавтоматическом режиме. Он дважды промахнулся, попав вместо человека в козу. Огромные пули калибра 12,7 мм выбрасывали волны страшной энергии, подбрасывая коз высоко в воздух и швыряя их на землю. Добившись попадания в Скелтона, снайпер повернул тяжелый ствол на сошке еще на полмиллиметра, собираясь всадить пулю в Круса.

Однако, целясь в центр массы, он не успел за метнувшимся по дуге Реем, и к этому еще добавилось время, необходимое пуле, чтобы долететь до жертвы. Так что «товарный состав» лишь зацепил Круса за внешнюю сторону правого бедра. Пуля не задела кость, не разорвала сосуды, перекачивающие жизнетворные жидкости, и вообще не принесла ничего, кроме энергии.

Рей взлетел, оставив землю позади. Ему не раз приходилось видеть, как пуля калибра 12,7 мм попадает в человека. Он и сам не раз прикладывал к этому руку и знал, на что похож этот феномен. Как правило, высвобождаемая энергия – что-то в районе пяти тысяч футо-фунтов – так велика, что обмякший мешок крови, раздробленных костей и разорванной в клочья плоти, смутно напоминающий человеческое существо, отлетал назад, иногда аж на тридцать футов, раскинув в стороны руки и ноги, и падал на землю бесформенной массой.

Так же произошло и с Реем. Он находился в воздухе так долго, что успел в полной мере вспомнить своих родителей, давших ему все то, что он хотел и в чем нуждался, – любовь, поддержку и веру. А также морскую пехоту, которая пришла на смену родителям, когда те отошли в мир иной, и предоставила ему столько возможностей заниматься тем, что получалось у него лучше всего. И только потом он упал на землю, разбрасывая камни, сухие листья и мелкие ветки. Сплюнув харкотину, смешанную с грязью, Рей поблагодарил Бога за то, что не упал навзничь, так как в этом случае чужеродная «СВД» впилась бы ему в спину, оставив синяки и, возможно, сломав несколько ребер.

Оставшиеся в живых козы жалобно блеяли, в панике мечась из стороны в сторону, даже не останавливаясь, чтобы погадить.

– О господи, Рей! – услышал Крус крик Скелтона. – Я ранен… мне больно… о, Рей, он меня убил!

– Оставайся на месте! – крикнул в ответ тот. – Иду к тебе!

– Нет, уноси ноги ко всем чертям. Твою мать, ублюдок проделал дыру мне в животе, и я не могу пошевелиться. Рей, уходи, уходи, уходи!

Вспышки выстрелов, вырвавшихся из дула крупнокалиберной винтовки, опять озарили гребень холма, отправляя в воздух новых посланцев разрушения. Блеяли козы, над землей взлетали фонтанчики, с сердитым присвистом пели осколки камня и металла. Крус, отлетевший в небольшое углубление, оказался в мертвой зоне, в то время как бедняга Скелтон получил по полной вторую порцию.

Прижимаясь к земле, Рей сожалел о том, что не видит напарника. Если парень мертв, нет смысла торчать здесь. Если же Скелтон только ранен… что ж, это уже совершенно другое дело, поскольку у него есть винтовка, и если сыграть хладнокровно и позволить ублюдкам подойти поближе, чтобы взглянуть на свои жертвы, можно будет завалить двоих-троих, прежде чем они успеют ответить. Рей по-пластунски прополз несколько шагов вверх по склону, укрылся за тушей убитой козы и осторожно выглянул. Похоже, на Скелтоне не осталось ни одного живого места.

«Долбаные козлы», – мысленно выругался Крус. Что ж, когда-нибудь обязательно наступит день, и он возьмет убийц на мушку. И с наслаждением проследит, как они затихнут навеки, уступив настойчивой просьбе пуль калибра.308 с полым наконечником.

Но это произойдет в отдаленном будущем. Пока что единственным благоразумным решением являлось отступление, и Рей отполз назад, подальше от убитого Скелтона. Быстро оглядевшись по сторонам, решил направиться к небольшой ложбине в нескольких сотнях ярдов ниже по склону, которая, в свою очередь, вела к более сложному геологическому объекту.

Он понимал, что если будет торопиться, то обязательно оставит следы, а эти горцы-пуштуны – дьявольски опытные следопыты. Поэтому Рей побежал к своей цели кружным путем, первую сотню ярдов или около того передвигаясь от одного валуна к другому, от одних кустов к другим, рассуждая, что, когда враги спустятся сюда, им придется остановиться, искать его следы, и им потребуется несколько часов, чтобы установить его истинный маршрут. Если повезет, они не успеют до наступления темноты, и тогда у него будет целая ночь, чтобы уйти как можно дальше.

Но уйти куда? Можно развернуться и направиться обратно к передовой базе. Но в таком случае ради чего погиб Скелтон? Бессмысленная смерть казалась Рею чересчур жестокой. Одно дело – если тебя прихлопнут во имя какой-то цели, когда ты будешь выполнять задание или вытаскивать друга из беды. Но если твоя смерть случайна, просто абстрактная физическая функция, благодаря которой ты оказался в определенном месте как раз тогда, когда через него пролетал определенный кусок свинца, что ты получил? Ровным счетом ничего.

Крус размышлял, быстро спускаясь странным пружинистым прихрамывающим шагом вниз по склону, и в конце концов повернул назад к лощине. У него была винтовка, снаряженный магазин. Нога горела адским огнем, но, похоже, не получила никаких серьезных повреждений, а такую неприятную мелочь, как боль, можно перетерпеть.

Он получил хорошую фору, если эти клоуны охотились именно на него. Но это могла быть просто горстка повстанцев, которые лишь недавно сняли «барретт» 50-го калибра с подорвавшегося на мине «Хамви» и решили повеселить свои дикие души, перестреляв невинных пастухов. Однако они не имели никакого желания ввязываться в сложную игру преследования добычи.

Рей все обдумал и принял решение. На первом месте операция. Ее нужно довести до конца, черт побери. К вечеру понедельника добраться до Калата, на следующий день прикончить ублюдка по прозвищу Палач, после чего вернуться домой и оплакивать Билли Скелтона.

Штаб 2-го разведывательного батальона,

передовая база Винчестер,

провинция Забуль,

северо-восток Афганистана,

на следующий день,

15.55

Неопределенность хуже смерти. Специалист настроил канал связи со спутником с обычным презрением технаря к остальным офицерам. Однако ему, как и всему батальону, было известно, что Рею и Скелтону досталось по полной. И все же он ничего не мог поделать с той уверенной скоростью, с какой его пальцы летали по клавиатуре, с тем особым мастерством технарей, которое считалось чем-то загадочным и непостижимым. Просто это въелось слишком глубоко.

Вся долгая ночь прошла без радиосвязи. ХФ-90М Скелтона была разбита пулей, или упала в канаву, или, как это частенько случается с рациями морской пехоты, решила в самый разгар боевой операции устроить себе небольшой отдых, кто может сказать? Связисты всю ночь напролет пытались связаться с Два-два на рабочей частоте, на запасной частоте, на частотах авиации и даже на частотах афганской армии. В ответ ни писка, черт побери.

Наконец появилось изображение – серо-зелено-черно-бурая сюрреалистическая действительность, вид на провинцию Забуль из космоса, полученный одним ведомством, расположенным в Лэнгли, в живописном районе штата Вирджиния, и переправленный на противоположный конец земного шара в комнату, набитую офицерами морской пехоты, слишком много курящими, слишком сильно встревоженными, слишком явно разозленными.

Перекрестие не зафиксировалось в одной точке. Оно плавало по экрану, казалось пытаясь найти цель, однако в действительности вся проблема заключалась в телевизионном объективе, парящем небе над Гиндукушем. Объектив двигался, стараясь нащупать частоту микросхемы джи-пи-эс, вмонтированной в приклад винтовки Рея. Перекрестие дрейфовало туда и сюда, казалось беззаботно плавая над пересеченным ландшафтом провинции Забуль, представляющей в основном каменистую пустыню, кое-где рассеченную скалами и горными хребтами.

– Проклятие, – пробормотал полковник Лейдлоу. – Нельзя ли побыстрее?

Младший капрал ничего не ответил, не из грубости, а потому, что ему хорошо известна привычка полковника обращаться с комическими детскими просьбами, веселя всех присутствующих.

И вдруг…

– Захват! – воскликнул младший капрал. – Есть захват!

И действительно, как подтвердило светящееся сообщение в нижнем углу экрана, мудреное устройство поиска обнаружило сигнал Виски-2-2 и стиснуло его своими электронными челюстями. Местность, расположенная под спутником, выглядела… в общем, она выглядела в точности так же, как любой другой район провинции Забуль.

– Это он? – недоверчиво спросил заместитель командира. – Может быть, это ублюдок-талиб, подобравший новенькую винтовку.

– Где это, С-4? – угрюмо осведомился полковник. – Мне нужно точно знать место.

– Так точно, сэр, – ответил начальник разведки, считывая координаты, полученные со спутника, и лихорадочно стараясь сопоставить их с геодезической картой, приколотой к столу. – У меня получается, что он в семи милях к востоку от места засады, – быстро произведя вычисления в уме, сказал он. – По-прежнему движется в направлении Калата и хочет войти в город с запада.

– Господи Иисусе, – пробормотал заместитель командира. – У него козы!

Это действительно было так. Каким-то немыслимым образом те козы, каким удалось выжить в бойне, прошли следом за Крусом по оврагам, ущельям и трещинам Забуля и снова собрались вокруг него. Да, несомненно, это был Рей – чуть более светлая фигура в окружении поредевшего, но такого же надоедливого козьего войска, движущегося по горной тропе.

– Да, филиппинец крепкий, – заметил начальник разведки.

– По-моему, в его жилах течет кровь конкистадоров, и еще у него немножко ДНК от камикадзе, – с восхищением промолвил лейтенант. – Ничто не сможет остановить Крылатую Ракету.

– Смотрите! – вдруг воскликнул начальник разведки. – Я не ошибаюсь?

Он указал на экран.

В нижнем углу, наполовину скрытая пулеметной очередью бегущих цифр, которые не понимал никто из присутствующих, в том числе и технический специалист, по пустыне двигалась шестерка светящихся силуэтов. Они выстроились классическим ромбом, выдвинув одного человека вперед и двоих в стороны на удаление сто ярдов. Было видно, что преследователи движутся с легкой, отточенной четкостью.

– Они охотятся на Рея, – заметил кто-то.

– С-4, дайте дистанцию.

Произведя расчеты, начальник разведки доложил:

– Они меньше чем в миле от него. И направляются к нему. По-моему, они не ищут след – идут слишком быстро.

– Твою мать, как им удалось не потерять его ночью?

– Не могу сказать, сэр.

– Эти долбаные козы мешают.

– Но если у Рея не будет коз, это привлечет к нему внимание. Он должен оставаться с козами, и он это понимает.

– С-4, свяжись с человеком из Управления и узнай, нельзя ли вдарить по этим типам «Хеллфайрами».

Начальник разведки взял телефон. Судя по всему, разговор получился неприятным. Не выдержав, полковник вырвал трубку.

– Говорит полковник Лейдлоу. Будьте добры, с кем я разговариваю?

– Сэр, это Маккой.

Полковник встречался с этим парнем: тридцать пять лет, рыжий, уроженец Алабамы, правая рука оперативного начальника, бывший боец отряда «Дельта».

– Послушайте, Маккой, у меня в горах снайпер, и за ним по следу идут шестеро плохих парней. Вы сами можете посмотреть картинку со спутника.

– Как раз сейчас мы ее наблюдаем, господин полковник. Это операция по устранению Палача, я прав?

– Совершенно верно. Послушайте, я хочу, чтобы беспилотный разведчик всадил в этих ребят осколочный «Хеллфайр», пока они не подошли слишком близко к нашему парню, пока они не рассеялись и их можно накрыть одним ударом. У вас в тех краях летает «Потрошитель»?

– Сэр, вынужден ответить на эту просьбу отрицательно. Сожалею о вашем парне, но у нас строгая инструкция поражать только достоверно определенные цели и только с санкции Лэнгли. Я просто не могу это сделать.

Полковник выдал ему несколько минут отборной брани, но Маккой оставался непоколебим, а сам оперативный начальник отсутствовал – завоевывал умы и сердца простых афганцев в каком-то отдаленном кишлаке, обучая их основам конституционной демократии, гигиены полости рта или чего-то еще.

– Ну, хорошо, – сказал полковник, возвращая начальнику разведки трубку. – Не будем опускать руки. Отправляйся в 113-ю эскадрилью в Рипли. Может быть, пошлем туда «Апач».

– Я попробую, сэр, но едва ли «Апач» успеет туда вовремя, и я не знаю, как командование отнесется к появлению в этих краях такой шумной штуковины.

– Проклятие! – выругался полковник, продолжая наблюдать за тем, как охотники настигают добычу.

Виски-2-2,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

06.19

Утром Крус проснулся оттого, что его кто-то лизал. Плохо, что язык принадлежал козе, а не красивой женщине.

Всю ночь Рей бегал по оврагам. Он несколько раз упал, вспоминая в самый последний момент о необходимости не извергать проклятия, ударяясь о землю. Безлунная ночь превратила переход в сплошное мучение. Однако нужно непрерывно двигаться. Рей понимал, что в противном случае нога отечет и тогда идти станет еще болезненнее.

Он должен был выжать из себя все до последней капли. Но овраги – это не линия метро; ни один из них не вел напрямую к Калату, поэтому приходилось идти по одному оврагу до тех пор, пока тот не отклонялся в ненужную сторону. После чего карабкаться по крутым стенам, опираясь на палку, переваливать через гребень и сползать в следующий овраг, ведущий в более или менее нужном направлении.

Рей сознавал, что ни о какой скорости не приходится и мечтать, но если двинуться по ровной местности, его силуэт стал бы виден любому хаджи[10] с трофейным американским прибором ночного видения. Или он мог бы наткнуться на отряд талибов, торговцев опиумом или пуштунских повстанцев, увешанных с ног до головы автоматами Калашникова и РПГ. В таких местах лучше ни с кем не встречаться.

Крус сломался перед самым рассветом. С момента засады он практически непрерывно находился в движении. Его тело могло вынести больше, чем тела большинства живущих на земле, но и оно достигло своего предела. Отыскав сравнительно ровное место, Рей устроился под валуном, и сон тотчас же укутал его черным покрывалом забвения, лишенного сновидений.

От козьего языка несло дерьмом, как и от всего в треклятом Афганистане. Вскочив, Рей ощутил, как по всему телу от черно-сине-зеленой ноги разлилась острая боль, и сдавленно вскрикнул. Долбаные козы его нашли. Какой инстинкт, заложенный в козьем мозгу, помог им идти следом за ним в кромешной темноте? Разумеется, животные могли разбрестись по пустынному плато, как по зеленому сукну бильярдного стола, но что вывело их по прямой во мраке прямо на него? Запах, его присутствие, разнесенное ветром? Другая коза потерлась о Рея носом и лизнула его лицо, демонстрируя что-то вроде тупой животной любви в своих влажных сентиментальных глазах. Заблеяв, она поежилась – разумеется, нагадила – и снова с любовью уткнулась в него носом.

– Ах ты, глупая стерва, – пробормотал Крус, но все-таки вознаградил козу за преданность, почесав ей шею.

Завтрак: рисовые шарики, финики и глоток теплой воды из бурдюка из козьей шкуры. Поев и насытившись жидкостью, Рей проложил азимут с помощью видавшего виды бронзового компаса, выпущенного в Англии в 1925 году, нашел ориентир на местности и снова тронулся в путь.

Это был день, следующий за тем, когда они нарвались на засаду. Боль оставалась постоянной, а вот сознание временами пропадало. Похоже, несколько раз Рей отключался прямо на ходу. Козы то жались к нему, то разбегались в поисках приключений, а он старался по возможности поддерживать среди них дисциплину.

Местность вокруг определенно нисколько не менялась: это по-прежнему бескрайнее море острых скал, невысоких холмов, скудной растительности и обилия пыли.

Ему нужно идти быстрее, поскольку завтра уже воскресенье, и он должен к ночи добраться до Калата, чтобы в понедельник войти в город, сориентироваться и во вторник приготовиться к выстрелу. Вопрос стоял так: или во вторник, или никогда, потому что он не сможет прожить в городе целую неделю. Несомненно, рано или поздно кто-нибудь обратит внимание на то, что он не говорит ни на дари, ни на пуштунском. Или на какой-нибудь из тысячи характерных знаков, которые выдадут его. Быстро войти и быстро выйти – или вообще никакой игры.

Добравшись до гребня, Крус заглянул на противоположную сторону. Козы толпились вокруг, непрерывно блея. Взобравшись на гребень, Рей поскользнулся, оперся на больную ногу и сквозь общую боль почувствовал конкретную, которая нанесла сильный удар, едва не свалив его.

Воды? Нет. Ему не хватит до завтра, если он начнет прикладываться к бурдюку всякий раз, когда возникнет желание. Но как же страшно болела чертова нога!

«Ну, хорошо, – сказал себе Рей, – отдохни немного. У тебя есть еще два часа светлого времени суток, ты сможешь идти ночью, хотя и со значительно уменьшенной эффективностью, и еще вздремнешь пару часиков, до тех пор, пока козий будильник не пропоет тебе на ухо: «Я тебя люблю, крошка».

Он решил вознаградить себя небольшим привалом. Неуклюже опустился на землю, стараясь держать ногу прямой, долго ерзал, пока не нашел что-то вроде удобного положения, насколько только это возможно в боевых условиях в Афганистане, и начал выплачивать организму долг по части кислорода. Через несколько минут Рей почувствовал себя чуть посвежевшим – никакого вздора вроде «semper fi!» или «вперед, в атаку!», а просто небольшое ослабление общей усталости. Пора идти.

Крус также решил, что будет неплохо произвести быструю рекогносцировку, на всякий случай. Забравшись на гребень, он присел на корточки, оглядывая местность, по которой только что прошел. Она выглядела в точности так же, как и та, по которой ему предстояло идти.

Он увидел остроконечные зубцы сотни штыков, которые взметнулись вверх, превращая весь мир в зазубренную линию. Обрывистые подъемы и спуски, вздымающиеся один за другим гребни, бесконечные, выкрашенные в бесцветную краску афганской высокогорной пустыни, бурую, серую, бледно-розовую, цвета кофе с молоком; здесь даже растения коричневые.

Высоко в небе громоздились кучевые облака, предвестники грозы – единственная чистая, ясная вещь во всем мире. Далеко на востоке – горы Пакистана, гораздо более высокие. Рей знал, что, если повернуться туда, можно увидеть в сотне миль силуэты Гиндукуша. Самые высокие горы на земле видны издалека.

Рей уже приготовился двигаться дальше, как вдруг увидел их.

«Твою мать», – подумал он.

Соскользнув с гребня, он расстегнул халат, выполнил необходимые действия, чтобы освободить «СВД», пристегнутую за спиной, и вернулся назад.

Ему потребовалось время, чтобы снова сориентироваться. Первоначальным указателем явилось мимолетное движение на вершине соседнего холма, там, где никакого движения быть не должно.

Приставив приклад к плечу и сняв с оптического прицела защитные колпачки, Рей занял положение для стрельбы лежа, высунувшись над гребнем и раздвинув стволом винтовки пожухшую траву для лучшего обзора. Его глаз прильнул к окуляру, а палец опустился на маховичок грубого китайского прицела. Убедившись в том, что солнечный луч не отразится от объектива, выдавая стрелка предательским блеском, Рей покрутил маховичок в ту и другую сторону, жалея о том, что у него не штатный прицел морской пехоты с десятикратным увеличением вместо этого четырехкратного «китайца». Обругав последними словами сложное перекрестие с идиотским дальномером, закрывающим слишком много подробностей, он навел объектив на подозрительное место, давая возможность низкосортной китайской оптике различить в мельчайших деталях все, что можно.

Ничего.

«Я точно знаю, что видел что-то».

Рей решил выждать несколько секунд. «Вероятно, я видел их на гребне. Теперь они спустились».

Он увидел, как они появились на холме и тотчас же исчезли, рассыпавшись вдоль ручья. Одежда цвета хаки, высокие ботинки на шнуровке армейского образца, тюрбаны, скрывающие бородатые лица, шеи, обмотанные платками в черно-зеленую клетку, которая так нравится многим. Груди перетянуты крест-накрест ремнями с запасными магазинами. Один тип в бейсболке, защитного или серого цвета, и именно он тащил тяжелую винтовку «барретт» 50-го калибра. Монстр на самых пределах транспортабельности, двадцатипятифунтовое мучение, неудобное, словно чугунный кассовый автомат, и годное только для одного: чтобы заваливать Джонни Пуштуна на большом расстоянии. У остальных были «калашниковы», обычное оружие для этой части мира, а у одного за спиной болталась пара РПГ.

Именно тип в бейсболке привлек внимание Рея, даже в слабенький китайский прицел с четырехкратным увеличением. Да, он носил бороду, да, его кожа стала коричневой под жестоким афганским солнцем, да, он двигался с пружинистой, ловкой грациозностью воина-пуштуна, прожившего в этих местах тысячу лет, сражаясь с копьеносцами Александра Македонского, всевозможными монгольскими завоевателями, а затем с войсками Виктории, Михаила, Джорджа У. и вот теперь Барака[11]. Да, да и да, но и еще одно: он был белым.

Отряд контрактников,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

20.35

– Мик, времени у нас осталось в обрез, – сказал Тони Зи.

– Эй, не хочу даже слышать об этом! Я хочу слышать вот что: «Мик, черт побери, давай прибавим шагу!»

– Мик, черт побери, давай прибавим шагу, – сказал Клоун Крекер.

– Очень смешно, Крекер.

В сгущающихся сумерках виднелись только холмы, холмы и холмы. Согласно последним данным, до этого типа оставалось меньше полумили, и контрактники его настигали. Однако надежды на прицельный выстрел в светлое время суток быстро угасали. Мик не имел ни малейшего желания работать в темноте. Ничего не видно, слепящие вспышки выстрелов, все палят наобум, на всех только один прибор ночного видения, с большого расстояния не выстрелишь, – нет, ночью сплошные минусы и почти никаких плюсов.

С другой стороны, если этот тип их заметит, он устроится поудобнее и начнет щелкать их по одному издалека из своей длинной винтовки. Затем – если, конечно, первая пуля не достанется ему – Мик, может быть, и попробует завалить его из своего долбаного тяжеленного «барретта», который он уже замучился таскать. Из этой штуковины человека можно пристукнуть на расстоянии целой мили, и Мик уже не раз имел возможность в этом убедиться.

Подумав об этом, он снова мысленно выругался: твою мать! Отряд вышел в нужную точку, он поймал цель в перекрестие прицела – и все-таки промахнулся. Быть может, легкое дуновение ветерка снесло первую пулю весом семьсот пятьдесят гран в ту или в другую сторону, и она лишь разметала по воздуху коз; второй «товарный состав» тоже прошел мимо, черт побери, но наконец Мик взял себя в руки и подбросил одного типа на тридцать футов в воздух. Затем навел ствол на второго, как раз когда тот пытался спрятаться за валун, и пустил его вплавь, словно летающую тарелку, плывущую по лужайке в школьном дворе. После чего до конца разрядил магазин, отправляя новых коз на барбекю на небеса, и вторично поразил единственное оставшееся на виду тело – так, что оно разорвалось надвое.

Когда час спустя они приблизились к зоне смерти, продвигаясь медленно, осторожно, никакого второго тела не оказалось, твою мать.

– Видишь кровь?

– Всего несколько капель, Мик. Очевидно, это не зияющая рана в живот; от потери крови он не сдохнет.

– Я сам видел, как он подлетел в воздух, прощаясь с жизнью, – заметил Тони.

– Даже вскользь пуля из этой долбаной штуковины отправит человека в полет почище «Фау-2». Однажды в Басре я попал в одного ублюдка как раз под нужным углом, так он вылетел через ветровое стекло и пролетел еще футов тридцать. Твою мать, ну он и удивился! – Мик бережно лелеял это теплое приятное воспоминание.

Итак, заключение: одному из морпехов удалось уйти.

– Пора перейти к погоне, – заметил Крекер.

– Подожди-ка, – возразил Тони Зи. – Видишь ли, мы уже ведем погоню. Это и есть погоня. Так как же нам перейти от погони к погоне?

– Пошел к такой-то матери, – пробурчал Крекер.

– Заткнитесь, мать вашу, – вмешался Мик. – Нам нужно отправляться по следу. Этот тип задет, идти быстро он не сможет. Скорее всего, решит отлежаться в какой-нибудь пещере. Мы должны выследить его и прикончить.

– Я не нанимался участвовать в боевике. Я здесь, чтобы выстрелить и получить бабки. – Это произнес сумасшедший Крекер, молодой парень, подобно Мику успевший послужить в армии.

– За эти две головы нам платят по первому разряду. И мы доставим обе головы. Крекер, ты же служил в спецназе, тебе и карты в руки. Для тебя выследить этого типа – раз плюнуть.

– Я забыл кроссовки в гостинице, – огрызнулся тот.

И вот сейчас, почти целый день спустя, в сгущающихся сумерках они знали, что цель уже совсем близка.

Но Тони Зи сказал:

– По-моему, нам нужно отклониться, обойти его, и пусть он сам выходит на нас. Он шагает с трудом, я видел его полет, так что даже «скользячка» доставляет ему жуткую боль. Сейчас он обязательно свалится с ног. В конце концов, он всего-навсего морпех, а не супермен, твою мать.

Однако Мик не собирался уступать.

– Давайте-ка пораскинем мозгами. Я хочу сделать это дело как надо.

Один из «тюрбанов» – всего их было трое, талибов, которых в другой обстановке Мик пристрелил бы не раздумывая, однако сейчас в зоне племен именно они служили пропуском к безопасности, – пробормотал что-то на своем долбаном наречии, и Тони Зи, понимавший эту тарабарщину, перевел:

– Махмуд говорит, что здесь внизу есть тропа, преимущественно ровная. Скорее всего, по ней мы сможем обогнать нашего морпеха.

Такое искушение. К черту эту хренотень с преследованием. Можно больше не беспокоиться о том, что герой-морпех выстрелит первым, и просто подкараулить его и подстрелить из «барретта».

Мик был солдатом, и еще он классно играл в американский футбол благодаря своим внушительным габаритам. Он с юных лет понял, что благодаря физической силе может подчинять себе других, и ничего не имел против – наоборот, даже наслаждался этим настолько, что в конце концов привык бить людей направо и налево, чтобы привлечь их внимание. Увы, отделаться от этой привычки оказалось очень непросто. Вот почему различным структурам и ведомствам, платившим ему за то, чтобы он творил насилие по заказу, быстро надоедали его проблемы с дисциплиной, неуемная алчность и то, как он подминал под себя любую команду, в которую попадал. В конце концов его выставили даже из печально знаменитого агентства «Грейвульф»[12], после того как он пристрелил сдавшегося в плен боевика прямо перед объективом телекамеры Си-эн-эн – худший карьерный ход трудно представить. Сейчас Мик работал на другого клиента, который не так разборчиво относился к определенным моральным принципам.

Он взглянул на свои здоровенные навороченные часы «Суунто» – венец высоких технологий финского производства, настолько сложные, что они чуть ли не могли предсказывать будущее, – и увидел, что у него есть всего несколько минут для выбора позиции.

– Будем ждать здесь до тех пор, пока я не свяжусь с Макгайвером. Нам нужно узнать, где наш герой.

Сгущающаяся темнота покрывала тенями суровый ландшафт, и слабый ночной ветерок поднимал облачка песка и пыли. Один из «тюрбанов» стал жевать какую-то подозрительную травку – то ли чтобы лучше видеть в темноте, то ли чтобы зарядиться исступлением мученика веры.

Тони Зи присел на корточки рядом с Миком, с любовью поглаживая свой «АК». Парень обожал оружие; в кобуре под мышкой у него покоился изготовленный на заказ «вильсон» 45-го калибра, а в кармане рюкзака болтался «рюгер» 38-го калибра с лазерным прицелом.

Мик, радуясь возможности хотя бы на несколько минут избавиться от тяжести «барретта», скинул с плеч рюкзак, расстегнул карман и достал сгусток полупроводниковых технологий под названием защищенный спутниковый телефон «Турайя СГ-2520». Именно данный аппарат играл решающую роль в этом безумном предприятии. С виду обычный сотовый, он обладал лишь одной отличительной особенностью – короткой пластмассовой трубкой на конце, из которой вылезали добрых пять дюймов прочной антенны, позволявшей в отсутствие обычной сотовой сети связаться с созвездием из сорока восьми спутников «Турайя», вращающихся вокруг Земли на низкой орбите. Телефон был заранее настроен на один-единственный номер.

Мик нажал кнопку вызова и стал ждать ответа, сознавая, что его голос сейчас отправится в открытый космос, где отразится от нескольких железных коробок, набитых проводами, микросхемами и нанотехнологиями, и наконец спустится на такой же телефон где-то в Америке. Где именно, Мик понятия не имел. После чего ему ответит человек, в шутку называющий себя «Макгайвером»[13]. Главным было вот что: разговор останется конфиденциальным.

– Что-то ты рано, – сказал Макгайвер.

– Мы уже совсем близко. Вопрос стоит так: нужно ли нам поднажать и разобраться с объектом до наступления темноты, или же мы обойдем его и устроим засаду с противоположной стороны. Мне нужно знать его местонахождение и то, продолжает ли он двигаться.

– Какой вариант предпочитаешь ты?

– Не люблю работать ночью. Всякое может случиться. Я бы предпочел устроить засаду и замочить объект завтра, когда он пойдет в город.

– Великолепно. Разумеется, ты не прав, так что поступай с точностью до наоборот.

– Мистер Мак…

– Он устроился на ночлег. Я видел его на экране всего несколько минут назад. Могу дать его координаты с точностью до метра. Или подвести вас к нему так близко, что вы почувствуете вонь коз. Он сейчас безмятежно дрыхнет. Подойдите к нему вплотную, пристрелите его тысячу раз, и пусть «тюрбаны» уводят вас обратно. Вот за что вам платят непомерные деньги.

Достав ручку и блокнот, Мик записал цифирки координат местонахождения снайпера.

– Боджер, закончи с этим побыстрее. Ты меня слышишь?

– Так точно, сэр, – пробормотал наемник, переполненный ненавистью к ублюдку. Он закрыл телефон, заканчивая связь.

– Отлично, ребята, – сказал Мик, подзывая к себе двух белых напарников, чтобы по карте определить, как приблизиться к цели и расправиться с ней.

Вершина какого-то холма,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

03.15

У подножия холма ребята сбросили рюкзаки и разделись до рубах и штанов. «Тюрбаны» последовали их примеру. Ночью температура могла понизиться до тридцати градусов по Фаренгейту, но Боджер не хотел, чтобы тяжелые длинные халаты болтались, поднимая пыль, задевая камни, цепляясь за ветки и колючки. Пусть уж бьет дрожь; главное, чтобы не шуметь.

Рассчитывать на помощь карты не приходилось. На ней обозначен общий рельеф местности, что позволяло намечать пути подхода к цели, однако валуны и отвесные скалы, лишавшие эти траектории практического смысла, отсутствовали.

Гораздо больше толку от прибора ночного видения АН/ПВ-5, в который изучил окрестности Мик. Выдвинув своих людей на исходные позиции, он по очереди дал им посмотреть в ПНВ, чтобы определить, какая перед ними местность, где осыпи, как проходят овраги, где есть деревья, за которые можно ухватиться. Боджер напомнил правила: никто не поднимается с четверенек до 04.30; если же кто-либо увидит человека, идущего в полный рост, его нужно пристрелить на месте. Этим человеком может быть только морпех, не спящий, продолжающий путь. Другие правила: ни в коем случае не стрелять, целясь на вспышки выстрелов, так как, скорее всего, в этом случае пристрелишь своего. И следить за козами. Этот тип не дурак; он привяжет коз вокруг себя, рискуя тем, что они на него нагадят, ради их чуткого нюха, чтобы те заблеяли при приближении хищника. Так что ни в коем случае нельзя спугнуть коз. Если двигаться ползком, осторожно и бесшумно, с козами не возникнет никаких проблем. А потом уже можно будет пристрелить одну и приготовить вкусный завтрак.

Мик с прибором ночного видения практически наверняка должен первым подняться на вершину холма и, осмотревшись вокруг, сделать прицельный выстрел. В случае успеха известить остальных торжествующим криком. Если по какой-то причине этого не произойдет до 05.00, указанное время становится началом общей атаки. Все поднимаются на вершину, подкрадываются к спящему морпеху и дают ему по полной. Больше говорить особенно нечего. Все просто: незаметно приблизиться и сделать дело. Ну что может случиться?

Расставив всех, Боджер как можно тише занял исходную позицию. Взглянул на часы – 03.30. Конечный срок, 04.30, был рассчитан на основании того, что расстояние приблизительно составляло двести метров, и ребятам потребуется около часа, чтобы дюйм за дюймом неслышно подняться на вершину.

Мик пополз вперед. «Барретт» он оставил внизу. Не имело смысла тащить с собой эту тяжеленную штуковину; предстоящее дело будет решено оружием ближнего боя. Он вооружился «Береттой-92» с навернутым на дуло огромным глушителем «Джемтек», похожим на банку апельсинового сока. На близком расстоянии она не оставит морпеху никаких шансов, и можно будет уносить ноги, чтобы к вечеру уже пить мартини в кабульском «Хилтоне».

Боджер скользил по земле, наслаждаясь ночной прохладой и избавлением от изнурительного веса, с которым он нянчился последние четыре дня. Это его самая любимая работа – бесшумно подкрасться к цели. Наемник гордился своим мастерством неслышно извиваться по земле, не обращая внимания на все острые камни, неровности и колючую растительность.

Он добрался до гребня меньше чем за полчаса. Отыскав валун побольше, подполз к нему и тотчас же услышал слабое блеяние коз.

В зеленом мире прибора ночного видения козы светились впереди ярдах в тридцати. Похоже, три или четыре из них привязаны к тому, что должно быть снайпером: не такой яркий силуэт, скрытый халатом, распростертый на земле, который равномерно шевелился в такт легким, набирающим воздух, время от времени подрагивая ногой.

«Пристрелить ублюдка», – подумал Мик.

Однако для пистолета дистанция слишком велика, особенно если учесть глушитель, способный изменить траекторию пули и послать ее мимо цели. Ну да ладно. Ублюдок у него в руках. Надо подождать. Проявить выдержку, подождать, и ровно в 05.00 все разом навалятся на морпеха.

Усевшись за камень, Мик стал ждать, выбирая самые сочные воспоминания, чтобы скоротать время. Гм, те две японочки в Токио? Или англичанка, корреспондентка Си-би-эс в Багдаде? Господи, какая же она была пылкая, поимела половину ребят из «Дельты». А что насчет черномазенькой из Дар-эс-Салама? Да, тогда выдалась та еще ночка, хоть он и подхватил трипак. Или…

С такими воспоминаниями время летело быстро. Мик время от времени прерывался, чтобы проверить в прибор, что морпех по-прежнему на месте, крепко дрыхнет за защитным экраном из коз. Ночная тишина нарушалась негромким блеянием, однако козы были полностью сосредоточены на том, чтобы согреться, и человеческий запах их нисколько не беспокоил. Они бродили вокруг спящей фигуры, а Мик тем временем копался в борделе воспоминаний в поисках подходящей порнографической энергии, которая отвлекла бы его от невыносимо медленного изменения цифр на «Суунто» и леденящего холода, разливающегося по нижней половине тела. Он рассчитал все точно, выдав облегчение примерно в 04.50, что дало достаточно времени вытереться и приготовиться к делу.

Последняя проверка пистолета. Патрон в патроннике – да; курок опущен – да; предохранитель снят – да; обойма на месте – да; консервная банка глушителя туго навинчена на резьбу – да. Мик поднялся на четвереньки, сжимая пистолет в одной руке, другой опираясь на валун, и сдвинул рукав, открывая циферблат часов, на котором цифры неумолимо растворялись, приближаясь к 05.00, – и наконец выдали нужное время.

Вдохнув, Боджер выпрямился во весь рост и, зычным сержантским голосом крикнув: «Пошли!», схватил пистолет обеими руками и двинулся вперед, изучая окружающий мир в прибор ночного видения. Он увидел, как при его приближении светящиеся козы разбежались по сторонам, кроме тех, что были привязаны к спящему, а эти прыгали и дергали веревки, чувствуя приближение смерти. Несчастные животные затянули песнь скорби, непроизвольно повышая голоса. Те, что могли, спаслись бегством, а остальные отдались отчаянию.

Приблизившись шагов на двадцать, Мик выстрелил, увидел подробности действия автоматики пистолета, которая выбросила стреляную гильзу за счет скользнувшего назад затвора, выстрелил еще раз, теперь уже преодолевая значительно меньший свободный ход спускового крючка, поскольку курок остался взведен после первого выстрела, а затем вошел в ритм и выстрелил еще трижды, успев на мгновение увидеть, как пули прошли сквозь ткань халата, лежавшего поверх тела, превращая его в лохмотья.

Остальные ребята находились рядом, и после первого выстрела Мика также открыли огонь. В ночной темноте ярко вспыхнули раскаленные дула «калашниковых», тишину неподвижного воздуха разорвала быстрая дробь очередей. Частые стежки пуль прошили несчастного спящего, и тот, пронзенный насквозь множеством посланцев смерти, летящих со скоростью свыше двух тысяч футов в секунду, начал испускать потоки крови, промочившей насквозь халат.

Мимо Мика метнулась коза, лягнув его по ноге. Из трех привязанных две были сражены последними выстрелами длинных очередей, когда ствол автоматического оружия уже начинает неудержимо уводить в сторону. Бедные животные отлетели назад, получив мощные удары пуль, и затихли на земле, сраженные наповал. Оставшаяся в живых коза отчаянно дергала веревку и, разорвав ее наконец, как сумасшедшая убежала прочь.

– Прекратить огонь, прекратить огонь! – заорал Мик.

Автоматы умолкли. Лишь один «тюрбан», судя по всему успевший сменить магазин, решил развлечься до конца. Его последние тридцать патронов стали кинжалом милосердия, прощальным поцелуем для бедняги, превращенного в фарш.

Затем наступила полная тишина, и лишь в ушах стрелявших продолжал звучать звон. Мик вдохнул сладостный запах сгоревшего пороха, почувствовал дуновение ветерка. Один из талибов ногой отшвырнул двух убитых коз, и Мик, присев на корточки, открыл тело и с изумлением обнаружил, что это вовсе не человек, а еще одна коза, со связанными ногами, с перетянутой веревками мордой, абсолютно мертвая от всех этих ран, буквально разорвавших в клочья ее тело.

Вспыхнувшие фонарики осветили сцену кровавого побоища, наглядно демонстрируя Мику его вопиющую ошибку.

– Твою мать! – выругался он. – Твою мать, твою мать, твою мать!

– Какого хрена…

– Что за…

– Спутник ясно сказал, что морпех здесь, – ничего не понимая, пробормотал Мик. – Он был здесь, всевидящее око в небе ясно это сказало.

Штуковину нашел лучом своего фонарика Тони Зи. Она лежала под дохлой козой, залитая кровью, перепачканная грязью, но все же кусочек металла блеснул в ярком электрическом свете. Нагнувшись, Тони подобрал маленький железный цилиндр размером с сустав пальца и крошечную безликую пластмассовую коробочку.

– Это же микросхема джи-пи-эс и передатчик, – пробормотал Мик. – Подонок догадался, как мы за ним следили, и обвел нас вокруг пальца. Хитер, подлец! Он не стал просто выбрасывать эту фиговину и поскорее смываться отсюда, а устроил все так, чтобы мы потеряли целую ночь, в то время как сам он был в движении. Чтоб он сдох, ублюдок!

В этот момент двое талибов оживленно заговорили друг с другом.

– О чем они лопочут? – спросил Мик у Тони.

– «Где Махмуд?» Вот что они говорят. «Где Махмуд?»

И действительно, где?

Потребовалось всего полчаса, чтобы его найти. Для этого пришлось вернуться вниз по склону вдоль прямой, по которой «тюрбан» собирался подниматься на гребень. Помогло и то, что край солнца показался над горизонтом, быстро озарив бескрайнее небо розовым сиянием.

Махмуд успел отойти совсем недалеко.

Склонившись над неподвижным телом, распростертым лицом вниз на афганской земле, Тони приподнял ему голову. Смотреть оказалось особенно не на что. Горло Махмуда мастерски перерезано от одного уха до другого. Практически все анатомические структуры оказались разрушены, словно тот, кто орудовал ножом, получил истинное наслаждение, отправляя этого бродягу к Аллаху.

– Да, – пробормотал Тони, – должен сказать, мы имеем дело с очень сердитым индивидуумом.

Калат, административный центр

провинции Забуль,

район Хоури,

юго-восток Афганистана,

01.30

Он сидел в тени и пил чай. Спрятанную под халатом «СВД» пришлось осторожно сдвинуть набок, отпустив ремень так, что она вытянулась вдоль тела. Нога, напряженная выше всяческих пределов, заявляла во всеуслышание, что у нее больше нет никакого желания продолжать выполнение операции.

Рей сидел в дальнем углу оживленного базара, в грязной чайхане, разместившейся в грубом деревянном сооружении. Он только что расправился с каким-то блюдом, изготовленным из таинственного мяса, судя по всему, козлятины, политым жидким соусом, с обилием на удивление неплохого риса и пресными лепешками, внешне похожими на обычные слойки, но только без джема внутри. В целом, пожалуй, это одна из лучших трапез в его жизни, хотя бы потому, что он остался в живых и смог ею насладиться.

Чай: хорошо – сладкий, заряженный энергией.

Отдых: хорошо – после испытания последних нескольких дней.

Толпы: очень хорошо. Многотысячный город бурлил. Смуглые, как орех, люди в странных головных уборах, скрывающих лица, в пестрых халатах, скрывающих тела, с шеями, обмотанными длинными шарфами, – изящные, худые, скрытные, шумные, возбужденные, с лицами, напоминающими выдубленную шкуру.

Многие горцы-пуштуны открыто носили кинжалы и «калашниковы», и никто не собирался отнимать у них оружие. Горожане одеты преимущественно в костюмы и рубашки, но без галстуков. Женщины в основном в традиционных одеждах, но среди них встречались и модницы в афганских вариантах свежайших нью-йоркских моделей, которые они видели только по спутниковому каналу Си-эн-эн.

Все они перемещались с помощью всех транспортных средств, известных человечеству, – от велосипедов, мопедов и мотоциклов до пикапов и грузовиков с редким вкраплением легковых машин; и все они сражались за место с другими формами жизни – собаками, козами, изредка коровами и даже какими-то горбатыми лохматыми существами, похожими на создания из «Звездных войн». В воздухе висел стойкий запах гари и метана, а также мочи и гашиша, и все вокруг было затянуто сизым маревом выхлопных газов и пыли.

На Рея никто не обращал внимания. Помогала его смуглость, а глубоко посаженные карие глаза запросто могли скрывать причудливое мышление мусульманина, хотя на самом деле они скрывали лишь суровое католическое детство. Худой, жилистый, изящный, в бесформенной одежде Крус стал безликим. Его необычное лицо могло быть монгольским, китайским, таджикским, узбекским – каким угодно; оно никого не удивляло.

Его план: просидеть здесь до тех пор, пока не начнет темнеть. В сгущающихся сумерках он преодолеет несколько кварталов до жилища полевого командира Ибрагима Зарси и изучит расположенную напротив гостиницу «Множество наслаждений». Попасть внутрь не должно составить труда.

Рей намеревался завтра утром снять там комнату, немного поспать, после чего осторожно подняться на крышу. Его не остановит ни дверь, ни замок, ибо он владел искусством проникать так же мастерски, как и искусством уходить от преследования.

Позицию для стрельбы он займет всего за несколько минут до назначенного срока. Он не станет приближаться к самому краю крыши, а, наоборот, отойдет как можно дальше.

Морпех все продумал: о классическом выстреле с упора – например, со скамьи – не может быть и речи. Нет, он будет бродягой-кочевником до самого конца, сидя на корточках на крыше. В нужный момент он встанет, поднимая винтовку. Если рядом окажется что-нибудь неподвижное, чем можно будет воспользоваться для упора, – великолепно. В противном случае он выстрелит с руки. Дистанция чуть больше двухсот ярдов, а Рей отлично стрелял с руки, чем могут похвастаться немногие снайперы. Однако сам он потратил целый год в учебном лагере Кэмп-Леджен, осваивая этот навык. На таком расстоянии он попадет сто раз из ста, без проблем. Быть может, у него даже будет время сделать контрольный выстрел в человека, уже пораженного пулей.

Во дворе Зарси наступит хаос, безумие, сумасшедший переполох. Пройдет несколько минут, прежде чем все хоть сколько-нибудь уляжется, прежде чем кто-то отдаст приказ вооруженным до зубов телохранителям Зарси вызвать бестолковых афганских полицейских или безнадежно некомпетентных голландских миротворцев. К тому времени Рей успеет избавиться от винтовки и, выскользнув из гостиницы, затеряться в толпе.

Крус отпил еще один глоток чая. В данных обстоятельствах это лучшее, что он мог придумать.

Однако план не решал главную проблему: где-то засел предатель, выдавший его наемным убийцам. За ним охотились.

Как поступает в таких случаях воспитанный мальчик-католик? Рей еще не решил, но одно он знал точно: ему придется перерезать еще несколько глоток.

Отряд контрактников,

пригород Калата, провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

17.00

Город сиял в лучах вечернего солнца. Он чем-то напоминал Мекку, Багдад или сказочный Изумрудный город, белый и величественный, раскинувшийся в просторной долине между гор. Но на самом деле Калат был полным дерьмом.

К небу поднимались немногочисленные полуразвалившиеся здания, относящиеся к той архитектуре, которая считалась безнадежно устаревшей еще в начале семидесятых, когда их возводили. Остальное составляли убогие постройки из подручных материалов не выше двух этажей, нагроможденные в полном беспорядке.

Мик и его приятели двинулись в сторону центра. То, что находилось впереди, ставило в тупик человека с западным образом мышления: хаотический лабиринт пыльных людных улиц, озаренных буйством ярких кричащих красок. Арабская вязь по соседству с такими узнаваемыми символами, как бутылка кока-колы, торговая марка японского бензина, изображение люля-кебаба, а также вездесущими логотипами кредитных карточек «Мастеркард» и индийского чая.

Лавки, магазинчики, торгующие в основном пестрыми шерстяными изделиями, керамикой и оружием, способным гарантированно сделать пятьдесят выстрелов перед тем, как у него разорвет ствол, рисовыми шариками, люля-кебабом, лепешками и бог весть чем еще. Машины, выпущенные примерно в 1927 году. Многие были экстравагантно раскрашены, и среди них нередко встречались экземпляры с нечетным количеством колес. Здесь невозможно двигаться, не поднимая облака пыли, ибо твердое покрытие имели менее двух процентов дорог.

Боджер избавился от бросающейся в глаза бейсболки, сменив ее на тюрбан. К этому времени он научился обматывать им голову так, чтобы скрывать черты лица. Очень кстати пришлись темные очки и борода, но главное, Калат находился в зоне племен, то есть в значительной степени вне закона. И здесь хватало европейцев, так что появление нескольких новых ни у кого не вызывало подозрений.

Мику не требовалось выдавать себя за местного – он просто косил под сумасшедшего, что для него совсем не трудно. К тому же его сопровождали двое вооруженных до зубов талибов, которые своими гневными взглядами и взмахами рук, красноречиво говорящих: «Не подходи!», отгоняли самых ретивых стражей порядка. И еще не надо забывать про внушительные габариты самого Мика, его движения, предупреждающие: «Не шути, а то умрешь», и «АК-47» («барретт» остался спрятанным в горах; его можно будет забрать позже, если позволят обстоятельства и время). Ну, и вместе с ним шли Тони Зи и Клоун Крекер, оба также в запыленных халатах, увешанные «калашниковыми», гранатами и кинжалами. Эти два пилигрима своим видом подкрепляли предупреждение не шутить под страхом смерти.

Уши Боджера до сих пор горели огнем. Какой же разнос он получил! Мистер Макгайвер был в ярости.

– Порадуй меня приятной новостью, – послышалось в трубке, и наемник лишь молча сглотнул комок в горле, готовый принять неизбежное, чувствуя, что его голосовой аппарат перестал подчиняться головному мозгу.

– Ах ты, болван! – бушевал мистер Макгайвер. – Кретин! Идиот! Тебе было известно его местонахождение! На твоей стороне – покров темноты, численное превосходство, огневая мощь, внезапность, опыт, однако он одержал верх… Боджер, мне рекомендовали тебя с самой лучшей стороны, однако ты показал себя полным тупицей. Где он?

Этого Мик боялся больше всего.

– В Калате. Я так думаю.

– Ты так думаешь? Ты так думаешь?!

Мик выложил все – про уловку с передатчиком джи-пи-эс, про перерезанное горло Махмуда, про ночь, потраченную на медленное приближение и последний бросок, и про то, что морпех, опередив их на шесть или семь часов, уже должен был прийти в Калат.

– Кто мог предположить, что он настолько хорош? Честное слово, он знает свое дело.

– Значит, вы не просто облажались, но он еще избавился от своего джи-пи-эс, из чего следует, что мы больше не сможем за ним следить на экране? Я правильно понял?

– Я так думаю.

– Совсем хорошо. Ты хочешь сказать, что теперь нам остается следить за вами.

– Я так думаю.

– Ты так думаешь. Ты так думаешь. Тебе заплатили за то, чтобы ты сделал дело, а этот ублюдок обскакал тебя на всех поворотах. Он что, супермен?

Мику очень хотелось сказать: «Эй, козел, это ты сказал мне, что у морпеха джи-пи-эс. Так что он обвел вокруг пальца не меня, а тебя! Что я должен был делать – напасть на морпеха или оцеплять местность, имея в распоряжении всего шестерых?» Однако он также понимал, что ему очень дорого обошлось нежелание нанести удар, когда была такая возможность. Вместо этого он потерял полтора часа, дожидаясь, когда его отряд займет исходные позиции. Теперь морпеха уже не догнать.

– Что нам делать?

– Ты когда-нибудь слышал о таком милом японском обряде харакири? Потрошение внутренностей. Просто вспори себе живот очень острым ножом и сдохни без лишнего шума, хорошо?

Мик ждал, пока ярость заказчика несколько остынет.

– Ну, хорошо, – наконец послышалось в трубке, – ты подарил нам очень большую проблему. Мне придется изрядно поработать. А ты отправляйся в Калат и найди место поблизости с особняком. Если я сделаю все, что нужно, быть может, мне понадобится, чтобы ты действовал быстро. Связывайся со мной утром в 07.00 по местному времени, и мы посмотрим, что у нас есть.

– Я все понял, – сказал Мик. – Заканчиваю связь…

Но он уже разговаривал с пустотой.

Миротворческий «Хамви», взвод «Си»,

пятый полк Королевской морской пехоты Нидерландов,

база Королевской морской пехоты Нидерландов,

Калат, провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

23.00

Вскрыв замок, Рей скользнул внутрь. Похоже, эти голландские морпехи просто жаждали, чтобы их подорвал террорист-смертник, потому что сквозь дырявую охрану мог пройти кто угодно. Вероятно, в этом проявлялась их бесконечная ненависть к своей службе и этой стране.

Только представьте: вы идете в Королевскую морскую пехоту Нидерландов, прекрасно сознавая, что ни в каких военных действиях вам в обозримом будущем принимать участие не придется. По сути дела, подписались на пожизненную синекуру, никак не связанную с оружием; однако в конце концов вы попадаете в убогий городишко в полной глуши, в окружение тех, кто хочет вас убить. И ваша задача на самом деле состоит не в том, чтобы победить в какой-либо войне; нет, вам предстоит олицетворять политический альянс с неким американским идеалом, не имеющим никакого отношения к Нидерландам. Ну как тут не впасть в депрессию? А человек в депрессии быстро становится фаталистом и лентяем, и дальше приходится рассчитывать только на одно везение. Может, вас взорвут, а может, и нет, так что налей мне еще стакан, будь добр, и передай немного этой замечательной афганской травки, с которой время пролетит быстрее.

Так что пока голландцы жаловались друг другу на судьбу, укрывшись в казарме, обложенной мешками с песком, Рей пролез под колючей проволокой и забрался в один из нескольких стоящих на улице «Хамви». На посту стояли даже не голландцы, а солдаты афганской армии, чья боеготовность оставляла желать лучшего, поэтому у Рея не возникло никаких проблем.

Разбив приборную панель, он извлек осколки пластмассы, открывая идущие к замку зажигания провода. Потыкав лезвием ножа, отыскал два нужных, и двигатель с ворчанием ожил. Оставив его крутиться на холостых оборотах, он выглянул из кабины, убеждаясь в том, что часовые ничего не заметили и что ни один пьяный, одуревший от гашиша голландец не вышел посмотреть, в чем дело. На какое-то время Рей оставался в полной безопасности.

Взглянув на рацию, он увидел, что это стандартная коротковолновая АН/МРС-138, более мощная модификация ПРС-104, стандартного средства связи в войне с терроризмом. Рей прекрасно знал ее устройство, поскольку в далеком прошлом ему пришлось послужить радистом.

Он включил устройство, подождал, пока оно хрипело и трещало, пробуждаясь к жизни, и наконец маленькая красная лампочка загорелась в полную силу, показывая работу на максимальной мощности. Затем Рей взялся за ручку настройки и принялся медленно ее вращать, до тех пор пока не нашел частоту 15,016 МГц, на которой держал связь батальон. Нажав тангенту, произнес в микрофон:

– Виски-шесть, вызывает Виски-два-два. Как слышите? Прием.

– Виски-два-два, говорит Виски-шесть. Вас слышу. Пожалуйста, назовите пароль.

– Олимпийский слалом, – сказал Крус.

Связист начисто забыл протокол.

– Господи, Рей…

– Виски-шесть, я могу переговорить с самим Шестым? Прием.

– Отрицательно, Два-два, но я его позову. Прием.

– Виски-шесть, отрицательно, нет времени. Передайте, Два-два находится на месте и завтра выполнит задание. Повторяю, Два-два находится на месте, идет по следу, прямо и в самую точку, завтра выполнит задание, после чего будет отходить, используя все доступные средства. К черту вертолет. Два-два как-нибудь доковыляет сам. Как поняли, прием.

– Вас понял, Два-два, передам Шестому: «Находится на месте и завтра…»

– Виски-шесть, это все. Конец связи.

Выключив рацию, Рей повесил трубку на рычаг. Заглушив двигатель, выбрался из машины, пригнувшись прокрался семьдесят пять футов к наиболее удаленной от поста часовых части забора, держась подальше от освещенных участков, и получил свою долю уколов и царапин, медленно проползая под нижними витками колючей проволоки. Непросто, но ничего невозможного, ибо колючая проволока предназначается для того, чтобы замедлить проникновение, а не предотвратить его полностью. Оказавшись за ограждением, Рей нашел тень, поднялся на ноги и направился к тому месту, где спрятал свою «СВД». Завтрашний день обещал стать очень интересным.

Штаб 2-го разведывательного батальона,

передовая база «Винчестер», бункер С-4,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

23.50

– Боже милосердный! – пробормотал полковник Лейдлоу. – И поцелуйте меня в задницу! Он это сделал. Крылатая Ракета это сделал!

– Больше он ничего не сказал? – спросил С-4. – Никаких подробностей, никаких…

– Насколько я смог понять, – ответил дежурный связист, – ситуация у него очень напряженная. Он только передал сообщение – это его точные слова, сэр, – и окончил связь. Я понятия не имею, где он находился. Позывные он назвал правильно, пароль сказал верный. И еще – я знаком с сержантом Крусом и узнал его голос.

– Все в порядке, Николс, можешь идти.

Молодой капрал встал, вышел из бункера номер десять и направился на свой пост.

Полковник, поднятый с постели, в одних трусах, его заместитель, еще не успевший снять полевую форму, и начальник разведки, тоже в камуфляже, сидели за столом перед погасшим монитором, по которому днем наблюдали за судьбой Два-два. Все не переставая курили, а от полковника попахивало бурбоном – самую малость.

– Сэр, быть может, нам следует сообщить в штаб? Связаться с Управлением? Хотя бы с авиацией в Рипли, чтобы можно было поднять в воздух «вертушку» и забрать Рея, если он снова выйдет на связь и возникнет необходимость в немедленной эвакуации, что бы он ни говорил сегодня…

– Нет, нет, – решительно заявил полковник. – Мне совсем не понравилось, как наши ребята попали в засаду, причем ублюдки, расстрелявшие их, прекрасно знали, кто они такие.

– Сэр, не исключено, что это просто уроды-талибы. Они стреляют во все движущееся, после чего говорят, что на то была воля Аллаха.

– Это не талибы. Слишком дисциплинированные. Лежали в засаде, выбрав тактически грамотную позицию, и двигались профессионально, не как «тюрбаны», идущие сжигать книги. И не надо забывать: они поразили цель. Нет, мы оставим все при себе. Это наша игра, мы ее придумали; это наш человек, наш план, наша операция. Я хочу, чтобы завтра же утром сильный отряд отправился по дороге в Калат, и пусть все наши патрули в том районе проявят активность. Пусть там повсюду разъезжают «Хамви», санитары, снайперы. Побольше нашего присутствия, и пусть все будут наготове на тот случай, если Рею срочно потребуется помощь.

– Слушаюсь, сэр, – сказал заместитель. – Я набросаю проект приказа.

Полковник повернулся к начальнику разведки.

– С-4, постарайся придумать, чем ты сможешь меня порадовать. Пошевели мозгами. Знаю, ты это умеешь.

– Сэр, я могу попросить Управление выслать завтра разведывательный «Хищник», и тогда мы сможем наблюдать за происходящим в реальном времени.

– И какова вероятность того, что эти замечательные люди согласятся нам помочь?

– Ну, где-то между нулем и минус двумя тысячами.

– Меня это совсем не устраивает.

– Сэр, я возьму «Хамви» и, с вашего разрешения, поеду лично их упрашивать.

– Скажи им, что если они откажутся, я нанесу артиллерийский удар по их бункеру.

– Сэр, по-моему, у них начисто отсутствует чувство юмора. Они очень высокого о себе мнения. Но я знаком с одним человеком. Надеюсь, по-дружески мне удастся что-нибудь устроить. Знаю только одно: если мы будем действовать по официальным каналам, выяснится, что где-нибудь в противоположном конце страны попала в засаду бригада военных стоматологов и все беспилотные зонды направлены туда.

– В таком случае поступай, как считаешь нужным. Но помни, что мне во что бы то ни стало нужна эта картинка.

– Сделаю все, что смогу, сэр.

– Хорошо. А теперь всем спать. И если верите в Бога, молитесь за Рея. А кто не верит, все равно молитесь. Это приказ.

Крыша дома Абдула-мясника,

улица Гизар, район Танбур,

Калат, провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

07.00

Боджеру стало полегче. Он оттрахал двух гурий в местном доме терпимости, и по крайней мере проблемы с «шомполом» на какое-то время исчезли. Затем он принял две дозы героина и еще какое-то экзотическое китайское снадобье «красный тигр», и теперь его переполняла кипучая энергия.

Всем ребятам удалось немного прикорнуть, а оба талиба пребывали в хорошем настроении и, похоже, не собирались перерезать ему во сне горло. Теперь Мик должен сделать звонок, выяснить, что к чему. Быть может, им прикажут возвращаться домой. Это было бы лучше всего.

Достав «Турайю», Мик включил аппарат, нажал кнопку быстрого набора номера и стал ждать.

Наконец мистер Макгайвер ответил.

– Ты хорошо провел время в публичном доме? – первым делом спросил он.

– Мистер Макгайвер, всем нам нужно время от времени отдыхать. А от этих спутников ничего не укроется, да?

– Абсолютно ничего, если при тебе джи-пи-эс. Любопытно, а я и не предполагал, что ты такой прыткий в постели.

– Ого, ну у вас и спутник!

– Я пошутил. Боджер, даже у великого Макгайвера есть чувство юмора. Итак, сейчас ты залег меньше чем в полумиле от особняка.

– Совершенно верно, сэр. И я осмотрел гостиницу «Множество наслаждений». Обычная долбаная дыра. Далеко не «Хилтон». В каталоге Фроммера[14] у нее звездочки со знаком минус.

– Подробности мне не нужны. Вот план. Пусть завтра утром один из твоих «тюрбанов» отправляется туда. Ему надо будет каким угодно способом забраться на крышу и установить там джи-пи-эс. Нам нужно дать точные координаты спутнику, чтобы видеть все происходящее.

– Морпех будет стрелять именно оттуда?

– Боджер, если я тебе что-либо не говорю, то потому, что тебе незачем это знать. Так что соглашение остается в силе: никаких вопросов.

– Вас понял. Прошу прощения. Но это единственное место, откуда во двор особняка можно выстрелить сверху.

– Да ты просто гений, Боджер! Тебя не проведешь. А теперь давай вернемся к завтрашнему дню, хорошо? После того как ты установишь джи-пи-эс, наблюдай за гостиницей. Расставь своих людей вокруг. Перекрой все входы. Их не должно быть много.

– А что, если морпех уже внутри?

– Вряд ли он будет рисковать. Мы так думаем. Сейчас у него есть подозрения, но точно он ничего не знает. Так зачем ему заявляться туда со своей здоровенной винтовкой и ждать? Гораздо разумнее прийти ближе к вечеру, поселиться в комнате и свести до минимума риск быть обнаруженным. К тому же завтра он еще должен купить веревку, потому что у него нет желания спускаться с крыши по лестнице или в лифте 1891 года постройки. Он постарается спуститься быстро, и веревка – единственный способ сделать это, а уж мастерства ему не занимать.

– Так точно, сэр.

– Итак, ты ищешь человека, у которого под одеждой спрятана винтовка. Ты полагаешь, он ранен? То есть двигаться он должен осторожно?

– Так точно, сэр, и если пуля 50-го калибра хотя бы зацепила его, у него багровый синяк от плеча до щиколотки. Двигаться он будет очень осторожно. Не будет ли проще предупредить полицию о готовящемся покушении…

– Нет. Потому что полиция выставит окружение грубо, и морпех заметит его и уйдет. Он вернется к себе в батальон и составит доклад по форме обо всем случившемся, после чего запросто возникнут вопросы, которые нам совсем не нужны. Нет, пусть он войдет в эту гостиницу.

– И мы завалим его на крыше?

– Нет. Вы убедитесь в том, что он в гостинице, затем ты позвонишь мне и подтвердишь, что он на месте, после чего я бы на твоем месте поспешил куда подальше.

Гостиница «Множество наслаждений»,

Калат, провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

18.50

Скоро послышится призыв на вечернюю молитву. Скоро зайдет солнце. Скоро все будут пить чай, ужинать, и богатые познают жизнь во всех ее бесчисленных удовольствиях, а бедные – во всех ее бесчисленных горестях. Город уснет.

В сгущающихся сумерках человек, известный как Палач, выйдет из своего большого дома и направится к черному бронированному «Хамви», чтобы потрахаться с женщиной без голоса. Он не дойдет до машины. Пуля размером с огрызок карандаша войдет ему в тело и разорвет важные органы системы кровообращения, в первую очередь сердце. Палач умрет еще до того, как разобьет о булыжник свои зубы, выпрямленные и отбеленные в дорогой стоматологической клинике в Далласе.

Или что-нибудь в таком духе.

Рей осмотрел улицу в обе стороны. Никаких следов присутствия полиции и боевиков. Около двух часов дня по улице один раз прогромыхал оранжевый бронетранспортер с эмблемой Королевской морской пехоты Нидерландов, но с тех пор все было в норме. Грузовики, мотоциклы, велосипеды, не говоря уже про сотни торговцев, горожан и ишаков, и даже изредка стада коз заполняли оживленную улицу, на которой стояла гостиница, прямо напротив обнесенного забором дома Ибрагима Зарси, полевого командира, политика и первого модника.

Боль в ноге несколько поутихла после небольшого отдыха в дрянной ночлежке у железнодорожного вокзала, порции люля-кебаба, купленного у уличного торговца, и полпузырька аспирина из заведения, которое в Афганистане называлось «аптекой». Рей мог бы покурить травку, проглотить таблетку бензедрина, принять дозу героина или еще чего-нибудь в таком роде, но он предпочел ограничиться простыми средствами. Также выпил около галлона чая с сахаром.

И вот теперь, в окружении многих людей, практически неотличимый от них, Рей бродил по улице, опустив лицо, не обращая внимания на ноющую ногу, с переброшенной через плечо винтовкой, спускающейся в штанину. Если бы он нес винтовку на спине, она проступала бы под халатом, или кто-нибудь почувствовал бы присутствие стали, наткнувшись на Круса в толпе. Длинный скелетообразный приклад болтался прямо под мышкой, ствольная коробка прижималась к бедру, цевье и ствол опускались вдоль ноги. Магазин Рей отъединил и примотал изолентой к деревянному ложу, чтобы хоть как-то уменьшить размеры винтовки, и так непомерно большой из-за оптического прицела китайского производства, установленного на стальной скобе. Это означало, что когда настанет время сделать выстрел, ему придется потратить лишнюю секунду, чтобы вырвать магазин из пут, быстро отодрать с него остатки изоленты, после чего вставить его и передернуть затвор, одновременно поднимаясь на ноги и принимая положение для стрельбы с руки.

Крусу не нужно было говорить это себе, но он все равно повторял как заклинание: сделать вдох, задержать дыхание, навести прицел, сосредоточить взгляд на перекрестии, а не на цели, плавно, без рывка потянуть спусковой крючок. Он проделывал все это сто тысяч раз.

Рей вошел в гостиницу. В ее древнем обшарпанном величии с обилием бронзы проглядывало что-то английское; во времена до советского вторжения она служила гаванью для хиппи, которые приезжали в сельские районы Афганистана, чтобы насладиться местным опийным маком вдали от назойливого внимания правоохранительных органов. Красные устроили в ней казарму, а после того как их выбили талибы, гостиница зачахла, поскольку при этих строгих ребятах в стране особо не путешествовали. После так называемого «освобождения» настала пора относительного процветания, и время от времени здесь даже останавливались особенно бесшабашные журналисты или телевизионщики, приезжающие в Калат, чтобы взять интервью у Палача, который иногда принимал их, а иногда – нет.

У столика администратора Рея встретил подозрительный взгляд, но он решил эту проблему, вложив банкнот в двести пятьдесят афгани в мастерски подделанный местный паспорт, согласно которому он звался Фарзаном Бабуром.

Не было необходимости ни в словах, ни в росписи. Взяв банкнот, портье отсчитал тридцать пять афгани сдачи и протянул ключ с бронзовым жетоном, на котором стоял номер «232». Робко кивнув, Рей взял ключ и деньги и уныло побрел к лестнице.

– Я его нашел! – воскликнул Тони Зи (буква «Зи» была сокращением от Земке), также бывший спецназовец, проработавший девять лет в охранной компании «Грейвульф», откуда его выставили за тот же самый расстрел сдавшихся боевиков, за который выгнали Боджера. Поскольку раций ни у кого не было, Тони пришлось бежать через улицу, уворачиваясь от мотоциклов и ишаков. – Мик, я его нашел! Ошибки быть не может. Хромает, если присмотреться, под халатом спрятано что-то громоздкое. Определенно, под всей этой дурацкой одеждой в духе Али-Бабы у него висит «железка».

– Лицо его видел? Белый, морпех?

– Спутанная черная борода, лицо держал опущенным. Пожалуй, более смуглый, чем можно ожидать. Возможно, он азиат, или мексиканец, или еще какой-нибудь урод. Сам знаешь, сейчас в армию берут всех, кого попало. Но явно не местный, кожа недостаточно грубая.

– Хорошо, – сказал Мик. – Предупреди остальных ребят и возвращайтесь в чайхану. А я свяжусь с кем надо.

Он отошел в сторону, пытаясь найти хоть какое-нибудь уединение на оживленной улице. Не нашел и свернул в переулок, к складам с местным товаром – всем тем дерьмом, которым торгуют афганцы. С удовлетворением отметил, что один из «тюрбанов» встал на страже у входа в переулок. Достав телефон, выдвинул антенну.

– Ну, что там у тебя? – нетерпеливо спросил Макгайвер.

– Мы его нашли.

– Вы уверены?

– Карточкой его вы нас не снабдили. У меня есть неафганец в местной одежде и тюрбане, с заметной хромотой, направляющийся в гостиницу. У него под халатом что-то спрятано, скорее всего, винтовка. Мой человек не смог рассмотреть его близко, однако все указания налицо.

– Белый мужчина? Белый американец?

– Ну… – Мик не смог скрыть свою неуверенность.

– Выкладывай!

– Мой человек сказал, что он чересчур смуглый. По виду латинос или даже азиат. Он…

– Отлично, – оборвал его мистер Макгайвер. – А теперь живо в укрытие!

Штаб 2-го разведывательного батальона,

передовая база «Винчестер», бункер С-4,

провинция Забуль,

юго-восток Афганистана,

19.04

– А во-о-от и Джонни, – сказал заместитель.

– Будь я проклят, – пробормотал Лейдлоу, – если не представлю этого сержанта к медали.

Перекрестие локатора на экране застыло на центре Калата, точно на месте, определенном по карте торжествующим С-4, которому пришлось напомнить приятелю из Управления обо всех должках, числившихся за ним. Камера на «Хищнике» показывала как раз то, что нужно, в серо-зелено-черных красках, в обрамлении выводящихся на экран колонок цифр.

Собравшиеся видели обнесенный высоким забором двор, большой дом, гаражи; они видели нескончаемую суету муравьев, которые на самом деле были людьми; сияние костров, серебряную ленту протекавшего ручья. За пределами стен во все стороны сновали светлячки-пешеходы. Отчетливо были видны белые прямоугольные крыши случайных машин, застрявших в человеческом потоке. Полковник Лейдлоу поймал себя на том, что ему еще не приходилось видеть такого прекрасного кино. Он не отрывал взгляда от крыши гостиницы, чуть заслоненной перекрестием локатора, и перед глазами всплывали воспоминания о тех двух случаях, когда ему приходилось бывать в гостях у Палача.

– Вот и «Хамви», – заметил начальник разведки.

И действительно, из одного из гаражей выползла прямоугольная крыша бронированного внедорожника, проползла между строениями и остановилась на дорожке у стены, ярдах в тридцати от дома. Оживленно засуетились сияющие сигнатуры подручных. Похоже, они организовали оцепление прямо на территории особняка Зарси. Прошло немного времени, дверь открылась – разрешение длиннофокусного телеобъектива было таким высоким, что можно было отчетливо различить узкую полоску двери, увиденной вертикально сверху, – и из дома вышел человек.

Лейдлоу помнил его: высокий, импозантный, красивый, неизменно ухоженный, с очень выразительными карими глазами. Хорошо одетый, носивший под расшитыми вручную бледно-лиловыми шарфами костюмы от лучших лондонских портных, а на голове – изящную, хотя и не бросающуюся в глаза феску из блестящего материала, скорее всего, шелка или бархата, аккуратно накрывающую его серебристо-седые волосы. Слабостью Зарси являлись часы. «Филипп Патек», «Ролекс», «Фортис», «Брейтлинг» – всегда что-нибудь красивое и сложное.

– Приготовься к смерти, ублюдок! – пробормотал заместитель.

Все взгляды застыли на перекрестии локатора, наведенном на то место на крыше в двухстах тридцати ярдах от дома Палача, откуда должен был сделать выстрел Рей.

В это мгновение вверх взметнулось белое пятно, ослепившее глаза. Еще через секунду само изображение задрожало, словно сумасшедшее, как будто гигантская волна достигла крошечного беспилотного самолета и хорошенько его встряхнула, нарушая его равновесие и угрожая самому его существованию.

– С-4, твою мать, что это было?!

– Взрыв, – ответил начальник разведки.