Читать книгу Маленький зеленый бог агонии - Стивен Кинг - Страница 1

– Это был несчастный случай, – сказал Ньюсом.

Кэтрин Макдональд, которая сидела возле кровати и прикрепляла один из четырех электродов миостимулятора к его тощему бедру прямо под баскетбольными шортами, которые он ныне постоянно носил, не поднимала головы. Ее лицо осмотрительным образом ничего не выражало. В этом большом доме – в этой большой спальне, где она ныне проводила большинство своего рабочего времени – она была предметом «человеческой мебели», и это ее устраивало. Привлекать внимание мистера Ньюсома обычно представлялось плохой идеей, о чем знали все его работники. Но мысли ее тем не менее не прекращались. Теперь ты скажешь, что на самом деле этот несчастный случай произошел по твоей вине. Поскольку ты думаешь, что возлагая на себя ответственность ты выглядишь, как герой.

– На самом деле, – сказал Ньюсом. – Этот несчастный случай произошел по моей вине. Не так туго, Кэт, прошу.

Она могла бы заметить, как и делала по началу, что действие миостимулятора теряло свою эффективность, если его электроды не прилегали плотно к задетым нервам, которые они должны успокаивать, но она быстро училась. Она немного ослабила «липучку», думая: Пилот говорил тебе, что в области Омахи грозовые бури.

– Пилот говорил мне, что в той области грозовые бури, – продолжил Ньюсом. Двое мужчин внимательно слушали. Дженсен все это слышал и раньше, но всегда приходится внимательно слушать, когда говорящий – шестой богатейший человек не только Америки, а всего мира. Трое из остальных пяти мега-богатых ребят были смуглыми парнишками, что носили широкую одежду и разъезжали в бронированных Мерседесах.

Она подумала: Но я сказал ему, что для меня жизненно важно провести эту встречу.

– Но я сказал ему, что для меня жизненно важно провести эту встречу, – продолжал Ньюсом.

Человек, сидящий возле личного ассистента Ньюсома – вот, кто интересовал ее – в антропологическом смысле. Его звали Райдаут. Он был высок и очень худ, возможно шестидесяти лет, на нем были прямые серые брюки и белая рубашка, застегнутая аж до его тощей шеи, которая была красной от чрезмерного бритья. Кэт полагала, что он хотел сделать это как можно тщательнее перед встречей с шестым богатейшим человеком в мире. Под его стулом находился единственный предмет, который он принес с собой на эту встречу – продолговатая черная коробка для обеда с выгнутым верхом, задуманным для термоса. Коробка, как у рабочих, хотя по его словам он был священником. Пока что он не сказал ни слова, но ей не нужны были уши, чтобы понять кто он такой. От него ясно пахло шарлатаном. За пятнадцать лет работы медсестрой, специализирующейся по пациентам, постоянно испытывающим боль, она вдоволь таких повидала. На этом по крайней мере еще не нацеплены кристаллы.

Теперь расскажи им о своем откровении, подумала она, в то время как переносила свой стул к другой стороне кровати. Он был на колесиках, но Ньюсому не нравился звук, когда она на нем ездила. Другому пациенту она, может быть, и сказала бы, что ношение стула не предусмотрено в ее контракте, но когда тебе платят пять тысяч долларов в неделю за, в сущности, обслуживание и уход, приходится держать свои остроумные замечания при себе. Так же как и то, что контрактом не предусмотрена уборка и мойка подкладных суден. Хотя в последнее время ее молчаливое повиновение понемногу изнашивалось. Она чувствовала, как это происходит. Подобно ткани чрезмерно поношенной и обстиранной рубашки.

Ньюсом рассказывал, главным образом, парню в костюме стиля «фермер-собрался-в-город».

– В то время, как я лежал на взлетно-посадочной полосе среди пылающих обломков самолета, стоящего четырнадцать миллионов долларов, тогда как большую часть моей одежды сорвало с моего тела – такое случается, когда сталкиваешься с асфальтом и катишься еще пятьдесят или шестьдесят футов – меня посетило откровение.

Фактически, два откровения, подумала Кэт, пристегивая второй электрод к другой его истощенной, дряблой, рубцеватой ноге.

– Фактически, два откровения, – сказал Ньюсом. – Первое – что очень хорошо, что я жив, хоть я и понимал – даже прежде чем боль, которая была моим неизменным спутником последние два года, начала прорываться сквозь шок – что сильно пострадал. Второе – что слово жизненно важный используется очень расплывчато большинством людей, включая меня прежнего. Существуют лишь две жизненно важных вещи. Первая – это сама жизнь, вторая – свобода от боли. Отец Райдаут, вы согласны?

И прежде, чем Райдаут смог согласиться (ибо разумеется, что он сделает ничто иное), Ньюсом сказал своим желчным, угрожающим, стариковским голосом:

– Не так, черт возьми, туго, Кэт! Сколько раз нужно тебе говорить?

– Простите, – пробормотала она, и ослабила застежку. И зачем я вообще стараюсь?

Мелисса, домработница, выглядящая подтянуто в белой блузке и белых брюках с высокой талией, вошла с подносом для кофе. Дженсен взял чашечку кофе, вместе с двумя пакетиками сахарного заменителя. Новенький, ни-гроша-за-душой так званый священник, лишь покачал головой. Быть может, у него был какой-то священный кофе в его термосе. Кэт не предлагали. Когда она пила кофе, она делала это на кухне вместе с остальной прислугой. Или в летней беседке…вот только сейчас было не лето. Был ноябрь, и гонимый ветром дождь бил по окнам.

– Вас подключить, мистер Ньюсом, или вы бы хотели, чтобы я пока удалилась?

Она не хотела удаляться. Она слышал всю эту историю уже много раз – жизненно важная встреча, столкновение, как Эндрю Ньюсома выбросило из горящего самолета, о поломанных костях, раздробленном позвоночнике и вывихнутой шее, больше всего о двадцати четырех месяцах бесперестанных страданий, к которым он скоро доберется – и это томило ее. Но не Райдаут. И другие шарлатаны несомненно последуют за ним, теперь, когда уже исчерпались все общепризнанные средства облегчения, но Райдаут был первым и Кэт было интересно увидеть, как похожий на фермера парень примется разлучать Энди Ньюсома с большой долей его налички. Или как попытается это сделать. Ньюсом накопил свои неприлично большие горы денег не благодаря своей тупости, но, конечно, он был уже не тем, что прежде, какой бы реальной не была его боль. По этому поводу, у Кэт было свое личное мнение, но это была лучшая работа, которая у нее когда-либо была. По крайней мере в плане денег. И если Ньюсом хотел страдать дальше, разве это не его выбор?

– Вперед, детка, подключай, – повилял он в ее адрес бровями. Когда-то сексуальное желание, возможно, и было неподдельным (Кэт думала, что у Мелиссы может быть кое-какая информация по этому поводу), но теперь это была всего пара мохнатых бровей, двигающихся за счет мышечной памяти.

Кэт воткнула провода в главный модуль и нажала на выключатель. Прикрепленные должным образом, электроды миостимулятора направили бы электрический ток в мышцы Ньюсома, терапия, которая, казалось, имела некий улучшающий эффект…хотя никто не мог точно сказать почему, или являлась ли она исключительно успокоительного рода. Как бы там ни было, сегодня они ничего не принесут Ньюсому. Нацепленные с таким большим зазором, теперь они приравнивались к детским шуточным ручным шокерам. Дорогим.

– Я..?

– Стой! – сказал он. – Терапия!

Раненный в битве господин приказывает, подумала она, а я подчиняюсь.

Она нагнулась, чтобы вытянуть из-под кровати ящик со своим добром. Он был заполнен инструментами, которые многие из ее бывших клиентов именовали орудиями пыток. Дженсен и Райдаут не обращали на нее внимания. Они продолжали смотреть на Ньюсома, которому, можеть быть (а может и не быть) и были ниспосланы откровения, но который все еще любил устраивать приемы.

Он рассказал им о том, как проснулся в клетке из металла и сеток. Железные конструкции, называющиеся фиксаторами были на обоих ногах и одной руке, чтобы обездвижить суставы, которые были восстановлены с помощью «около сотни» железных стержней (на самом деле семнадцати; Кэт видела рентгеновские снимки). Фиксаторы были закреплены в задетых и раздробленных бедренной, большой берцовой, малоберцовой, плечевой, лучевой и локтевой костях. Его спина была заключена в чем-то, вроде кольчужного корсета, который простирался от бедер до затылка. Он рассказывал о бессонных ночах, которые, казалось, длились не часы, а годы. Он рассказывал о сокрушительных головных болях. Он рассказывал о том, как даже движения пальцами на ногах причиняли боль аж до самой челюсти, и о пронзительной агонии, которая впивалась в его ноги, когда врачи настаивали на том, чтобы он пошевелил ими, вместе с фиксаторами, чтобы не утратить функции ног полностью. Он рассказывал им о пролежнях, и о том, как он сдерживал вопли боли и негодования, когда медсестры пытались перевернуть его на бок, чтобы промыть раны.

– За последние два года был еще десяток операций, – сказал он с некой мрачной гордостью. На самом деле, Кэт знала, что их было пять: две из них для того, чтобы вынуть фиксаторы, после того как кости достаточно залечились. Если только, конечно, не считать небольшую процедуру по вправке его сломанных пальцев. Тогда можно было сказать, что их было шесть, но она не рассматривала хирургические мероприятия, требующие не более, чем местной анестезии, как «операции». Если уж на то пошло, то и у нее самой был десяток, большинство из которых она провела, слушая фоновую музыку в стоматологическом кресле.

Теперь мы добрались до ложных обещаний, подумала она, подкладывая Ньюсому гелевую подушку под изгиб правого колена и сплетая руки под повиснувшими “грелками из мышц” под его правым бедром. Дальше будет это.

– Врачи обещали мне, что боль утихнет, – сказал Ньюсом. – Что через шесть недель наркотики мне будут нужны только до и после сеансов физиотерапии с нашей Королевой Боли. Что к лету 2010 я опять буду ходить. К прошлому лету, – он показательно сделал паузу. – Отец Райдаут, это были ложные обещания. Мои колени почти что и вовсе не сгибаются, а боль в бедрах и спине не поддается описанию. Врачи – Аа! Оо! Хватит, Кэт, хватит!

Она подняла его правую ногу на десять градусов, возможно немного выше. Недостаточно даже, чтобы удержать смягчающую подушку на месте.

– Опусти ее! Опусти, черт побери!

Кэт ослабила хватку на колене и его нога вернулась на больничную койку. Десять градусов. Возможно двенадцать. А крика то сколько… Иногда она поднимала ее аж до пятнадцати – а левую ногу, которая была немного получше, до двадцати градусов в изгибе – прежде чем он начинал вопить, словно ребенок, увидевший шприц в руках школьной медсестры. Врачи, виновные в ложных обещаниях не были виновны в ложном извещении; они говорили ему, что придет боль. Кэт была там в качестве безмолвного наблюдателя во время нескольких из этих консультаций. Они сказали ему, что он будет потопать в боли прежде, чем эти крестовидные связки, укороченные из-за несчастного случая и застывшие на месте из-за фиксаторов, вытянутся и вновь станут гибкими. Он вдоволь натерпится боли прежде, чем вновь сможет согнуть свои колени на девяносто градусов. Прежде чем он, собственно, сможет сидеть на стуле или за рулем автомобиля. То же самое касалось его спины и шеи. Путь к восстановлению пролегал через Царство Боли, вот и все.

Это были правдивые обещания, которые Эндрю Ньюсом решил пропустить мимо ушей. Дело было в его вере – о которой он никогда не заявлял открыто, недвусмысленно, но которой без сомнений строго придерживался – что шестой богатейший человек мира ни при каких обстоятельствах не должен наведываться в Царство Боли, лишь на Солнечный Берег Полного Восстановления. Само собой последовали обвинения в адрес врачей. Ну, и, конечно же, он винил судьбу. Такое не должно было случаться с парнями, вроде него.

Мелисса вернулась с печеньями на подносе. Ньюсом раздражительно махнул в ее сторону рубцеватой и искореженной в катастрофе рукой.

– Мы сейчас не в том расположении, чтобы есть выпечку, Лисса.

Это было еще одно, что Кэт Макдональд уже узнала о мега-богачах, этих “долларных крошках”, накопивших непостижимые уму средства: они весьма уверенно говорили за всех, присутствующих в комнате.

Мелисса одарила его скромной улыбкой Моны Лизы, затем развернулась (практически сделала пируэт) и вышла из комнаты. Выскользнула из комнаты. Ей, должно быть, было, как минимум, сорок пять лет, но она выглядела моложе. Она не была сексуальной; ничего вульгарного. Скорее у нее был некий шарм ледяной королевы, который напоминал Кэт Ингрид Бергман. Какой бы ледяной она не была, Кэт полагала, что мужчинам будет интересно узнать, как эти каштановые волосы будут смотреться без своих заколок, распущенными и спутанными на подушке. Как будет выглядеть ее коралловая помада, размазанная на зубах и сверху на щеке. Кэт, которая считала себя невзрачной, говорила себе по меньшей мере раз в день, что не завидовала ее превосходному, гладкому лицу. Или этой сердцевидной заднице.

Кэт вернулась к другой стороне кровати и приготовилась поднимать левую ногу Ньюсома до тех пор, пока он вновь не начнет вопить, чтобы она “остановилась, черт возьми, она, что, хочет его убить?”. Были бы вы другим пациентом, я бы поведала вам правду жизни, подумала она. Я бы сказала вам, чтобы вы прекратили искать легкие пути, потому что их нету. Даже для шестого богатейшего человека человека в мире. У вас есть я – я бы помогла вам, если бы вы позволили мне – но пока вы продолжаете искать способ откупиться от этого дерьма, вы сами по себе.