Читать книгу Грех на душу - Светлана Алешина - Страница 1

Эта история началась в один из тех слякотных мартовских дней… Нет, уж если быть абсолютно точной, то случилось все вечером, поэтому изложу так детально, чтобы вам яснее представилась картина.

Итак, эта история началась в один из тех слякотных мартовских вечеров, когда больше всего на свете хочется сидеть дома, в сухой и теплой квартире, пить чай с лимоном и заниматься чем-нибудь необременительным – например, смотреть телевизор. Окна при этом желательно поплотнее закрыть шторами, потому что за ними творится форменное безобразие.

На мой взгляд, наш Тарасов – довольно уютный городок, но только не в эту пору, когда на улице не то зима, не то весна, на тротуарах громоздятся груды черного как уголь снега, а под ногами бурая жижа, брызги от которой обильно орошают ваши сапоги и сумки. Городские огни вязнут в сумерках, ничего, кажется, не освещая, да и сами сумерки приобретают в это время года какой-то специфически грязный цвет.

В общем, хочется закрыть глаза и бежать отсюда подальше – туда, где много тепла и света. На худой конец, домой к телевизору.

Так подробно я говорю об этом для того, чтобы стало понятно, что именно я испытывала в тот слякотный мартовский вечер, когда прогуливалась по одному из центральных кварталов неподалеку от магазина «Голубой бриллиант». Никаких бриллиантов там, кстати, не было и в помине – это был магазин электроники, – просто в названии скрывался намек на видеотехнику одной известной фирмы. Забавно, но напротив располагался крошечный магазинчик с названием, которое звучало лаконично и несколько пародийно – «Страз». Вот там, действительно, продавались ювелирные украшения – не слишком дорогие, впрочем.

Еще в этом районе находились книжный магазин, салон красоты, маленький ресторанчик с оригинальным названием «Пекло» и еще с десяток совсем мелких торговых точек, из которых самой ужасной являлся киоск звукозаписи, откуда с удручающим постоянством грохотала одна и та же, видимо, модная песня. Я прослушала ее в тот вечер столько раз, что некоторые слова врезались мне в память навечно: «… и целуй меня везде – я ведь взрослая уже». Самое удивительное, что пелось это мужским голосом.

Грязь под ногами, сырой воздух, чахлые огни и назойливая мелодия нагоняли на меня беспросветную тоску. Я прятала в шарф подбородок, шмыгала носом и с ненавистью посматривала на горящие витрины «Голубого бриллианта», за которыми перемещались толпы покупателей.

И, опять-таки, если быть точной, то здесь лучше употребить слово не «покупателей», а «любопытствующих». Никто ничего не покупал – разве что какую-нибудь мелочь. После памятного дефолта очень многие из разряда покупателей перешли в разряд любопытствующих, и с этим приходилось считаться. Тем более возрастала значимость каждой крупной покупки, и уж совсем неприятно было, когда эту покупку уводили из-под вашего носа. «Голубой бриллиант», крупнейший в городе магазин электроники, все же и теперь мог похвастаться довольно большим объемом продаж. Наверное, каждый третий купленный телевизор приходился на долю именно «Голубого бриллианта». Но и краж в окрестностях «Голубого бриллианта» происходило больше всего в городе.

Тут надо пояснить, что я имею в виду. У этой истории была еще и предыстория, о которой стоит рассказать поподробнее, иначе будет непонятно, что заставило меня месить грязь около «Голубого бриллианта» и выслушивать куплеты про внезапно повзрослевшую девушку с мужским голосом.

Однажды утром в редакцию нашей газеты ворвался не совсем обычный посетитель. Он был одновременно сердит и весел – то есть находился в том состоянии, когда человек охотно устраивает любой скандал, – от каждого встречного требует справедливости, крушит мебель и, не моргнув глазом, лупит всех по физиономии. Положение усугублялось тем, что человек был гренадерского роста, широк в плечах, румян и физически, видимо, очень крепок. С ним стоило держать ухо востро любому.

Этот человек влетел в приемную как раз в тот момент, когда там находились все сотрудники нашей маленькой редакции. Все были заняты своими делами, но, видимо, посетителю мы представились группой благополучных бездельников, которые просиживают штаны в уютном офисе, за стенами которого творится черт знает что.

– Кофеек распиваем? – громогласно спросил посетитель, окидывая нас ироническим взглядом.

У него был задорный соломенный чуб, шелковый галстук и дорогой пиджак, припахивающий нафталином. Мужчина был похож на гостя из глубинки, выбравшегося в свет и надевшего для этого все лучшее, что нашлось в гардеробе.

А у нас в редакции, действительно, пахло кофе. Секретарша Маринка, хлопотавшая у кофейника, отреагировала мгновенно.

– У вас есть возражения? – ревниво спросила она.

Маринка обладает среди прочих одним неоценимым талантом – она изумительно готовит кофе. В нашем коллективе кофе, приготовленный ее руками, является ритуальным напитком, поэтому иронию в отношении этого предмета никто из нас не воспринимает, а Маринка в особенности. – Пей, да дело разумей! – туманно ответил мужчина и для убедительности мотнул тяжелым подбородком. – Мне вот, например, с редактором поговорить надо! Есть у меня такая возможность?

Пропустив мимо ушей некоторую агрессивность тона, я сдержанно ответила:

– Главный редактор – это я, Ольга Юрьевна Бойкова. С кем имею честь?

– Это, в смысле, кто я такой? – уточнил мужчина. – Чтобы вы знали, я из Заречного. Агрономом работаю. Специально в Тарасов приехал всей семьей. Деньги все с книжки снял! А тут, извините, такие безобразия у вас творятся! Вы реагировать вообще-то думаете или как?

В его словах опять появился напор, от которого окружающим делалось неуютно. Наш фотограф Виктор, долговязый и мрачноватый, предусмотрительно выдвинулся вперед и занял позицию, с которой в любую минуту мог вмешаться в развитие событий.

Неофициально Виктор представляет у нас собой службу безопасности. Физические кондиции и профессиональный опыт военного позволяют ему это занятие. Некогда Виктор служил в роте разведки и прошел афганскую войну, и что касается, например, рукопашной, то тут ему равных нет. Я не хочу сказать, что Виктор собирался затеять с сердитым агрономом драку, но в таких ситуациях он всегда начеку.

– И что же за безобразия у нас творятся, господин Петяйкин? – спросила я с большим любопытством.

Наша газета «Свидетель» занимается криминальной тематикой – что, в принципе, вполне заслуживает определения «безобразия», – поэтому интерес мой был далеко не праздным. Как выяснилось, я не ошиблась. Федор Ильич оказался читателем нашей газеты, и его посещение не было случайностью. Наверное, у них в Заречном жили еще по старинке – надеясь, что газета может вмешаться, пропесочить и восстановить справедливость. Философия, по нынешним меркам, устаревшая, но лично мне глубоко симпатичная.

Вкратце суть дела была такова: взяв с собой все сбережения, семья Петяйкиных погрузилась в старые «Жигули» и отправилась в областной город за покупками, благо ехать было не особенно далеко – километров шестьдесят. Основной целью было приобретение роскошного современного телевизора, предпочтительно фирмы «Сони». Почему именно «Сони», господин Петяйкин не объяснял, но по его тону было ясно, что этой фирме он доверяет безоговорочно.

Приехав в Тарасов, семья Петяйкиных выяснила, где находится самый солидный магазин электроники – им оказался, конечно же, «Голубой бриллиант», – и двинула туда. После долгих сомнений и колебаний телевизор был куплен. Федор Ильич выложил за него около двенадцати тысяч.

Предвкушая, как ахнет все Заречное, увидев это чудо техники, Федор Ильич отнес телевизор в машину и кое-как пристроил его на заднем сиденье. Можно было отправляться домой. Но тут жене Федора Ильича захотелось пробежаться по магазинам. У них еще оставалось немного денег, а яркие рекламы и освещенные витрины так и манили к себе слабую женскую душу. Федор Ильич сдался. Отпускать супругу одну он не решился, боясь, что она потеряется в большом городе, но оговорил условие, по которому на все дела он отпускал полчаса. Тщательно заперев машину, Федор Ильич, взяв за руки детей, отправился вслед за супругой.

Душа у него, как Петяйкин сам признался, была с самого начала не на месте – оттого он и определил столь жесткий лимит времени. Но даже в глубине души Федор Ильич не допускал возможности той катастрофы, что поджидала их после короткой пробежки по залам универмага. Когда вся семья солдатским шагом вернулась к автомобилю, на заднем сиденье ничего не было!

То есть что-то там осталось, конечно. Чехол, собственноручно госпожой Петяйкиной пошитый, старые перчатки и карта области. Но огромной коробки с иностранными буквами там не было, как не было, разумеется, и содержимого самой коробки. Попросту говоря, телевизор украли.

Этот факт не сразу дошел до их разума. В первые минуты Петяйкины решили, что обознались, и попробовали поискать свою машину где-нибудь рядом. Вид у них при этом был, наверное, на редкость глупый. Особенно когда Федор Ильич уразумел, что номер на вскрытой машине – его собственный номер. Тогда он дал волю чувствам.

В выражениях Петяйкин не стеснялся, обрушив свой гнев прежде всего на домочадцев. В весьма кучерявых выражениях он выложил все, что думает о женском роде вообще и о своей супруге в частности, детям щедро раздал подзатыльники и, наконец, чувствительно стукнул себя кулаком по лбу, дав таким образом понять, что отчасти разделяет вину за произошедшее.

Разрядив немного эмоции, Федор Ильич попытался взять себя в руки и взвесить ситуацию. Это далось ему нелегко – душа требовала немедленного возмездия.

– Не-е, ну я знал, что в Тарасове все воры! – горячась, объяснял мне Петяйкин. – Но всего ведь на полчаса отошли! Это как?! На ходу, считай, подметки режут!

Заявление было, пожалуй, чересчур смелым, но я решила не обращать на это внимания – впечатления были слишком свежи, телевизор украли накануне вечером, и Федор Ильич мог позволить себе отступление от норм вежливости. Однако наш курьер Ромка, семнадцатилетний максималист, не удержался от замечания:

– Что же вы к нам пришли, раз тут все воры? – буркнул он. – Думаете, это мы у вас телевизор увели?

Петяйкин удостоил его мимолетного взгляда и назидательно сказал:

– Ты, пацан, помолчи, пока взрослые разговаривают! Не имей привычки вмешиваться, а то ведь я сгоряча могу и леща дать!

Ромка побледнел и покрылся красными пятнами. Резкая отповедь уже была готова сорваться с его уст, но тут вмешался Сергей Иванович Кряжимский, мой помощник, самый старый и самый опытный сотрудник. Я имею в виду опыт не только профессиональный, но и житейский тоже.

– Минуточку! Призываю вас к сдержанности, молодые люди! – произнес он. – Давайте вести диалог в цивилизованных рамках. Иначе мы попросту зайдем в тупик.

После этих слов Ромка немедленно опомнился и счел за лучшее попросту отвернуться от чужака, выражая ему этим полное презрение. А Петяйкин, на секунду опешив, сказал с виноватыми интонациями:

– Да не, ну, конечно, собачиться ни к чему – это я понимаю! Просто не люблю, когда молодежь вмешивается… А насчет воров, так это, вы сами понимаете, к вам не относится! Мы тут все культурные люди, это же ясно! Так ведь меня тоже нужно понять – я все сбережения на этот чертов ящик бухнул! Кто мне теперь денежки вернет?

– Но, уважаемый Федор Ильич! – дипломатично сказал Кряжимский. – Не можете же вы полагать, что мы сумеем возместить вам потерю? У нас газета, а не сыскное бюро! Вам непременно следует обратиться в милицию!

Петяйкин горестно крякнул и махнул рукой.

– Первым делом и обратился! – ответил он. – Вчера еще. Как только маленько оклемался, так и обратился… – голос его вдруг зазвучал смущенно, а лицо побагровело. – Заморочили они меня, менты… Ну, и я виноват, конечно… Пошумел маленько. Так ведь входить в положение надо… А они – кто такой? Да по какому делу? Ну я и не сдержался…

Дальше он уже объяснял так путано, что конец истории удалось понять с большим трудом. По-видимому, Федор Ильич в милиции поскандалил, а сотрудники пригрозили его за это привлечь, чем до смерти перепугали жену Петяйкина и детей. Они уже были рады унести ноги из отделения, и в результате не оставили никакого заявления. Насколько я поняла, стражи закона именно на это и рассчитывали, и горячность агронома сыграла им на руку.

– И чего же вы хотите от нас? – поинтересовалась я.

– Ну, я не знаю, – удрученно ответил Федор Ильич. – Может, напишете, какие безобразия тут у вас творятся? Может, дадут кому-нибудь по шапке? В самом деле, что ж это за порядок, когда среди бела дня телевизор уводят?

Теперь он не казался столь агрессивным, как вначале, напротив – перед нами был растерянный и неловкий провинциал, заблудившийся в коварных городских лабиринтах. Такому хотелось помочь, и, наверное, поэтому у меня вырвалось:

– Ну что ж, допустим, напишем… Возможно, как вы выражаетесь, кому-нибудь дадут по шапке. Но это вряд ли делу поможет. Ведь вашего заявления в милиции нет. Значит, этого случая как бы и не было в природе, понимаете?

– Как это не было?! – опять закипятился Петяйкин. – Это что же, я вру, что ли?

– Позвольте вставить слово, – сказал Кряжимский. – Ольга Юрьевна совершенно верно обрисовала ситуацию. Мы нисколько не сомневаемся в правдивости вашего рассказа, но он должен быть подтвержден документально. Вы – взрослый человек – должны это понимать. Газетная статья не является документом, это тоже понятно. Поэтому я возвращаюсь к своей прежней рекомендации – вам следует обратиться в милицию.

– Да не пойду я больше туда! – угрюмо сказал Петяйкин, категорически встряхивая соломенным чубом. – Хоть вот режьте!

Кряжимский разочарованно развел руками. Мы все переглянулись.

– Может быть, я поговорю предварительно с дежурным? – предложила я Петяйкину. – Объясню ситуацию, замолвлю, так сказать, словечко?

На душе у меня, однако, скребли кошки. На самом деле мне вовсе не хотелось вступать в контакт с милицией. Эта служба традиционно нас недолюбливает, и диалог у нас налаживается всегда со скрипом. Конечно, обстоятельства дела не позволят милиционерам просто так отмахнуться от моей рекомендации, но разговор получится очень непростой.

Петяйкин долго размышлял над предложением и, в конце концов, согласился. Я не только созвонилась с отделением, но и отправилась туда вместе с потерпевшим, чтобы быть уверенной в исходе дела.

Встреча со следователем прошла на удивление гладко. Вскользь попеняв Петяйкину за его несдержанность, тот все-таки принял заявление, но ничего обнадеживающего не сказал.

– Понимаете, – доверительно поведал он нам. – Этот случай у нас далеко не первый. В районе «Бриллианта» давно орудует какая-то группа. Они, понимаешь, отслеживают в магазине, когда кто-нибудь делает крупную покупку, потом пасут его до машины и ждут. Иногда человек, вот как вы, бросает транспортное средство и отходит – пива попить или, там, в туалет. Бывает, на пять минут отлучатся, а дело уже сделано. Такие вот артисты! Вы думаете дверцы заперли, и все на этом? Умелец вскрывает любую дверь за секунду. А коробку унести – плевое дело, там кругом проходные дворы.

– Так ловить их надо! – выпучив глаза, сказал Петяйкин.

По-моему, он едва удержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. Следователь посмотрел на него долгим взглядом и грустно сказал:

– Правильно, ловить! А как? К каждой машине постового не приставишь. И за каждой коробкой сыщика не пошлешь. У нас на следователе, знаете, по сколько дел висит? Вот, не знаете! А тут центр города, тут чудят все, кому не лень… И поножовщина, и угоны, и убийства – все, что хочешь!

А вы своим легкомыслием создаете лишнюю головную боль… Ну это я к слову, конечно… Искать будем! Не гарантирую, что найдем, но сигнал ваш к сведению примем…

Ни Петяйкин, ни я заверениями следователя удовлетворены не были, но делать было нечего. Агроном мой совсем приуныл и попрощался со мной довольно сухо. Кажется, мои слова, что мы тоже постараемся что-нибудь разузнать, он не принял всерьез. Мрачный и растерянный, отправился он к себе в Заречное.

Однако я не отношусь к людям, которые бросают слова на ветер. Неприятность, приключившаяся с агрономом, задела меня за живое, особенно когда стало ясно, что подобное случается уже не впервые. У меня были очень веские подозрения, что милиция не станет напрягаться в поисках чужих телевизоров, поэтому я предложила коллегам самим включиться в это дело.

Когда Сергей Иванович Кряжимский заметил Петяйкину, что редакция – не сыскное бюро, он немного покривил душой. Просто дело о краже телевизора показалось ему мелковатым. Вообще же наш маленький коллектив уже давно и успешно подвизается на ниве частного сыска – иногда по собственной инициативе, а иногда по просьбе граждан. Без преувеличения могу сказать, что в этом деле мы определенно достигли успехов, и нам зачастую удавалось распутывать такие клубки, которые оказались не под силу органам правопорядка.

Однако, как правило, мы беремся за расследование серьезных дел, где пахнет сенсацией и весомым материалом для газеты. Поэтому украденный телевизор показался Сергею Ивановичу малоинтересным и частным случаем, из которого много не выжмешь.

Наверное, с точки зрения газетчика, он был совершенно прав. Но мне было по-человечески жаль недотепу агронома и его ни за что ни про что пострадавшую семью. И, кроме того, меня за живое задело существование в центре города таинственной и неуловимой группы похитителей. Это было как-то оскорбительно и абсурдно… А несколько флегматичное отношение к этому делу работников МВД только подливало масла в огонь.

В итоге мы установили дежурства возле «Голубого бриллианта» в надежде напасть на след похитителей электроники. Дежурили мы по двое – один курсировал возле магазина, а другой прохаживался вдоль прилавков, наблюдая за покупателями. Если покупка осуществлялась, мы незаметно сопровождали счастливца до тех пор, пока он не отбывал из этого района.

Днем дежурили Маринка с Ромкой, а вечером – мы с Виктором. Сергей Иванович, как ветеран, был избавлен от этой канители. Из технического оснащения у нас имелись мобильные телефоны, чтобы поддерживать связь, а у Виктора наготове всегда был миниатюрный фотоаппарат. Аппарат цифровой, с высокой разрешающей способностью, и им можно было делать съемку даже при плохом освещении.

Но пока все было впустую. Мы ежевечерне месили грязь на улице и толкались среди посетителей магазина, но ничего подозрительного до сих пор не обнаружили. Я уже начинала понимать скепсис грустного следователя и склонялась к тому, что пора снимать пост.

Особенно остро возникло у меня это желание, когда в тот слякотный мартовский вечер я в сотый раз прослушала бодрую попевку о безграничных поцелуях. Остановившись у крыльца «Бриллианта», я с тоской посмотрела на часы.

Было без десяти семь. Скоро магазин должен был закрываться. Можно отправляться по домам. Я уже собиралась войти внутрь, чтобы найти Виктора. И тут за моей спиной раздался странный шум.