Читать книгу Апельсиновые сосны - Светлана Кабачинская - Страница 1

Солнце нещадно обрушивало на нас свой жар. Я чувствовала, как между лопаток под легким шифоновым платьем в мелкий цветочек струится пот. Красивый букет из нежно-розовых кустовых роз в моих руках отчаянно молил о влаге.

– Боже, ну и жара. Сколько же нам еще ждать? – спросил Денис, проводя ладонью по мокрому лбу. – Бедная Ксюха, ей в своем платье уж точно хуже всех.

– Регистрация должна начаться минут через десять, – я бросила взгляд на часы.

Аксинья, моя подруга, сияла в белоснежном свадебном платье и теребила ленточку на букете невесты, – делала вид, что не волнуется. Солнце разноцветными переливами играло в маленьких камушках, спрятанных в ее темно-каштановых волосах с медным отливом. Кирилл нежно обнимал невесту за полуобнаженное плечо. Семья и друзья пытались скоротать время за разговором.

Подъехал черный шевроле, и из него вышел светловолосый парень с добродушным лицом. Он был в черных джинсах и пиджаке. Открыв багажник, он достал фотоаппарат и снял пиджак, оставшись в серой футболке. Почему-то он показался мне отдаленно знакомым, но я совершенно точно никогда его не видела, – такого обаятельного парня я бы точно запомнила.

– Почему все устраивают свадьбы летом? – снова услышала я голос Дениса. – Жара, мошки, вечером комары…

– По-твоему, лучше зимой, чтобы все от холода околели? – усмехнулась я. – Да и не нарядишься особо.

– Что верно, то верно, солнце, – он приобнял меня и поцеловал в макушку, а я положила голову Денису на плечо.

Аксинья с Кириллом расписывались в скромном московском ЗАГСе в том же районе, где жила Ксюша. Они выглядели взволнованными, но счастливыми, и я почти физически ощущала электричество между ними. Я завидовала подруге. Ей посчастливилось в двадцать четыре года найти любовь своей жизни – а я была уверена, что это то самое настоящее чувство. У них впереди была вся жизнь, чтобы насладиться своей любовью друг к другу.

Я мельком взглянула на Дениса. Мы познакомились в «Инспирэйшене», учебном центре, где я преподавала английский, когда он пришел забрать брата с занятий. Мы встречались больше месяца, но наши отношения вызывали у меня двоякие чувства. Он долго и красиво за мной ухаживал и нравился мне, но иногда меня не покидало ощущение какой-то неправильности происходящего. Будто мы были двумя фрагментами паззла, одинаковыми по форме, но все же из разных участков картины.

Наконец нас пригласили зайти в ЗАГС. Длинной и шумной вереницей мы просочились внутрь вслед за Кириллом и Ксюшей. Они держались за руки, и в воздухе витал дух праздника. Родители смотрели на них глазами, полными счастья и гордости, на губах застыли беззаветные улыбки, они шутили и смеялись. Мы зашли в зал и распределились по всему периметру, в ожидании марша Мендельсона посматривая на двери, из которых должны были выйти молодые. Я переложила букет в другую руку, заправила за ухо прядь светлых волос, и вдруг уловила краем глаза быструю вспышку фотокамеры.

Фотограф ловил камерой моменты счастья. Никто даже не заметил, что он уже начал свою работу. Я обратила внимание, как он одновременно уверенно и нежно держит камеру, как на секунду отстраняет ее от лица, фиксируя взглядом эмоции гостей, чтобы потом поймать их в кадре.

У него были серо-голубые глаза.

Глубокий насыщенный серый, будто сбрызнутой россыпью синей хрустальной крошки.

Заиграла музыка, и мы все подобрались. В зал зашли Аксинья и Кирилл.

– Какие же они красивые, – услышала я голос рядом. С левой стороны от меня стояла Аня, Ксюшина подруга с работы. – Огнище. Они как будто продолжение друг друга.

– Это точно, – шепнула я.

Неожиданно я ощутила, как на шее под линией роста волос будто зашевелились короткие волоски, – на меня кто-то пристально смотрел. Я окинула взглядом зал и на долю секунды столкнулась со взглядом серых глаз, а после меня ослепила короткая вспышка.

Фотограф бесшумно, словно кот, перемещался с камерой по залу, фотографируя жениха и невесту, родителей, родственников, друзей. От него исходила какая-то волна тепла, и я то и дело, возвращалась взглядом к нему.

Аксинью с Кириллом объявили мужем и женой, и они поцеловали друг друга. Все ринулись поздравлять молодых.

– Давайте, пожалуйста, сейчас все сфотографируемся, – сказала Ксюша, поочередно обнимая каждого. – Егор, командуй.

Фотограф коротко кивнул.

– Давайте все встанем рядом с молодыми, – голос у него оказался бархатистым. – Вот так, кто повыше, назад, пожалуйста.

Он подходил и расставлял нас, на миг отбегая и примериваясь фотоаппаратом.

– Девушка в синем, букет пониже. Вы, в красном, чуть правее развернитесь. Да, вот так.

Егор сделал пару фотографий, затем вдруг вновь выглянул из-за камеры и посмотрел на меня.

Наши взгляды встретились, и мой вдох застрял где-то в горле. Меня окатила волна тепла, и на секунду я испугалась, что это заметил Денис.

Егор сделал ко мне шаг, коснулся моего плеча, спрятанного легкой тканью кремового платья, и я вздрогнула.

– Развернись немного, – тихо сказал он.

Серые глаза отдалились и скрылись под черным пластиком камеры, а затем меня снова ослепила короткая вспышка.

После регистрации Кирилла с Аксиньей ждала фотосессия, а всех остальных – прогулка на теплоходе по Москва-реке, чтобы скоротать время до банкета. Они уехали вместе с Егором и Костей, другом Ксюши, который сегодня взял на себя роль водителя. Остальных ждал микроавтобус, и мы поспешили с жары снова вернуться в прохладу и заняли свои места в продуваемом кондиционером салоне.

– Надеюсь, у воды будет прохладнее, – продолжал жаловаться Денис.

Он все время доставал из кармана брюк телефон. Уж не знаю, что он там смотрел – время или проверял, не пришло ли какое-нибудь сообщение. Ему было двадцать шесть, и они с отцом владели небольшим строительным магазином, ведя общий бизнес. График работы Дениса был ненормированный, но он настолько любил их с отцом дело, что готов был работать и ночью. Очень часто наши с ним встречи срывались из-за неожиданных папиных звонков, когда тот просил приехать помочь, и Денис слишком наигранно разочаровывался, сообщая, что ему нужно отъехать. Я подыгрывала ему, но в глубине души мне было обидно. Я пыталась гнать эти мысли, убеждая себя, что нет ничего плохого в том, когда человек так болеет за свое дело.

Аня пробралась с заднего сидения вперед и наклонилась к водителю, попросив того включить музыку. Заработало радио, и салон погрузился в звуки песни «Amore more, Goodbye». Аня вернулась на свое место, пританцовывая, достала откуда-то одноразовые стаканы и бутылку шампанского. По зеленому стеклу стекали капельки воды, и я уже предчувствовала блаженную прохладу игристого.

– Надо выпить за молодых! – крикнула она. Ане был двадцать один, и она была воплощением позитива. Казалось, улыбка никогда не сходила с ее лица, а из-под больших круглых очков на мир смотрели восторженные ярко-зеленые глаза.

Ее с воодушевлением поддержали. Шампанское было разлито по пластиковым стаканам, тосты сказаны, мы беззвучно чокнулись и пригубили напиток. Пузырьки весело защекотали мне нос.

Шампанское было одним из немногих вещей, который могли пробудить во мне эмоции. Раньше я очень любила этот напиток – он был олицетворением праздника, счастья и наших старых семейных посиделок на даче. В конце каждого месяца, на новогодние праздники и на летние каникулы, когда они еще были в моей жизни, мы выбирались за город в Кратово, где среди сосен стоял старый уютный двухэтажный домик с застекленной верандой. Собиралась вся наша большая семья – родители, бабушка, мамин брат со своим семейством, и конечно мы с моей младшей сестрой Полиной.

Это были дни настоящего безмятежного счастья и беззаветных мечтаний. Мы накрывали огромный стол, который ломился от еды, и мне казалось, что можно было накормить весь поселок. Все взрослые пили шампанское, и я всегда затыкала уши, когда папа торжественно брал охлажденную бутылку, по которой стекали капельки конденсата, и со словами «Ну что, готовы?» с громким хлопком открывал ее. Вечером мы пили чай из самовара и с аппетитом лопали мамину выпечку. Больше всего в ее исполнении я обожала вишневый штрудель – слоеное тесто крошилось в моих руках, а кисло-сладкая вишня приятно пощипывала язык. Это был вкус моего детства, юности и счастья.

Но два года назад моя сестра умерла. Ей было всего десять, и больше стены нашего уютного домика в Кратово не озаряли счастливые улыбки, из самовара не пили чай, а мама не готовила вишневый штрудель.

Мы больше никогда не собирались вместе, и мне не приходилось затыкать уши, потому что шампанское в нашем доме с тех пор не водилось. Родители уехали работать за границу – они занимались строительством дорог в Африке. Я осталась жить с бабушкой в нашей московской квартире, а с семьей дяди общались только по телефону. Тот день, когда в 18:42 не спасли мою сестру, разбил нашу жизнь на до и после, и мои эмоции и чувства умерли вместе с ней.