Читать книгу Слёзные родственники - Светлана Курилович - Страница 1

Он появился в 11Б лингвистическом во второй четверти – так неожиданно порой выпадает первый снег в начале ноября. Это было странно: уж одиннадцатый класс все стремятся закончить в своей школе, и если меняют учебное заведение, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. С любопытством, но исподтишка я рассмотрела его. Высокий, выше 180 сантиметров, стройный, ещё по-мальчишески нескладный, но чувствовалось, что он будет крупным мужчиной. В густых каштановых волосах нагло белела обесцвеченная прядь, падавшая на глаза, а в ухе поблёскивала серьга.

«Бунтарь-одиночка? – хмыкнула я. – Видали мы таких, Гришка Баженов, например, вечно в зелёный красился. Из-за него молоденькой учительнице пришлось уволиться. Вот из-за таких-то идиотов молодёжь в школу и не идёт!.. Так, ярлык я на него уже повесила, молодец!»

Он сидел один на последней парте среднего ряда, и это было нормально: новички обычно сторонятся коллектива хоть какое-то время. Ненормально было другое: с первого же урока он начал активно участвовать в обсуждении произведения. Как правило, новенькие изучают обстановку и молчат, пока не осмелеют. Этот был не таков… После всех девчачьих ахов и охов по поводу самоотверженной любви Желткова к Вере Шеиной, он громогласно заявил:

– Желтков – идиот!

«Сам ты идиот!» – подумала я.

– И почему же? – поинтересовалась. – Кстати, как тебя зовут? Встань, пожалуйста.

– Арсений Новоявленских, – он встал и тряхнул головой, отбрасывая чёлку. Глаза нахально блестели. – Потому что он даже не разговаривал с ней, не встречался лично, не попробовал сказать о своей любви – не сделал ничего! Только покончил с собой.

– Это и есть высшее проявление жертвенности, разве нет? – спросила я, скрестив руки на груди.

– Женщинам не нужна такая (он подчеркнул голосом) жертвенность. Они любят сильных, это заложено самой природой. Или таких, кто потакает их прихотям, идёт на поводу желаний. Желтков – никакой. Как можно уйти из жизни, не сделав никаких попыток?

– Он очень уважал Веру, Арсений, поэтому не мог посягнуть на её личное пространство, жизнь. Единственный выход продемонстрировать свою любовь был уход из её жизни.

Арсений пожал плечами:

– А Вера эта – вообще медуза какая-то. Холодная, бесчувственная, что он в ней нашёл? В женщине должен быть огонь, страсть к жизни.

– Вот Желтков и разбудил в ней этот огонь, да, ребята? – обратилась я к классу, и они послушно закивали.

– Ну да, разбудил! – хмыкнул он. – А воспользуется кто-то другой! Я же говорю, идиот!

Класс засмеялся, даже девчонки, которые всегда были на моей стороне в обсуждении любовных вопросов. Я рассердилась:

– Садись, Новоявленских! Записываем проблемный вопрос на дом!

– Вот в вас есть этот огонь, его и будить не надо, – тихо пробормотал он, садясь, но профессиональный слух не подвёл – я всё услышала. Паршивец на это и рассчитывал, думаю.

– Итак, проблемный вопрос: прав ли Куприн, делая из единичного случая высокое обобщение? Записали?

Одиннадцатиклассники закивали, тут кстати прозвенел звонок, и они гурьбой, словно косяк отъевшихся гусей, неспешно потянулись к выходу.

– Новоявленских, задержись! – скомандовала я, открывая сетевой город.

– Как скажете, Марина Леонидовна! – он остановился у стола, и мне пришлось смотреть на него снизу вверх.

– Ты что это себе позволяешь? – резко спросила я. – Первый день в классе – и уже споришь со мной?!

Он улыбался, и эта улыбочка ох как мне не понравилась, что я и не преминула отметить.

– Перестань улыбаться! Я что-то смешное говорю?? Без причины улыбаются только сам знаешь кто!

Его губы ехидно растянулись ещё шире:

– Можно спросить, Марина Леонидовна, а сколько вам лет?

От неожиданности я растерялась, но через секунду сердито сказала:

– Во-первых, неприлично спрашивать у женщин про возраст, а во-вторых, тебе какое дело?

Получилось как-то грубо, и мне даже стало неловко: что накинулась на глупого мальчишку! Но то, что он сделал затем, совершенно ошеломило меня: Арсений присел на корточки возле стола и взглянул на меня снизу вверх:

– Вы такая красавица, когда сердитесь! – он протянул руку и дотронулся тыльной стороной ладони до моей щеки. – Глаза мечут синие искры, лицо пылает, губы пунцовые, так бы…

В следующий миг я пришла в себя и оттолкнула его:

– Ты что себе позволяешь?! Пошёл вон! – мой взгляд, наверное, мог прожечь бетонные стены, но мальчишка лишь улыбнулся:

– Как пожелаете, моя учительница! – встал, демонстративно потёр руку, по которой я ударила, и вышел из кабинета.

– Дурак! – прошипела я. К гадалке ходить не надо, чтобы понять, за что его выперли из школы. – Ну и наглец! – передёрнув плечами, стала заполнять сетевой город.

Следующее наше столкновение произошло в пятницу, литература была седьмым, последним, уроком. Я отобрала у него карты: он нагло раскладывал пасьянс!

– Это уж вообще! – я захлебнулась от возмущения, схватила его дневник, чего обычно себе не позволяю, и рявкнула. – Карты на стол!

Он собрал пасьянс и аккуратно положил колоду на стол. Тут прозвенел звонок, я задала домашнюю работу и отпустила ребят. Сама села, открыла дневник и собралась с мыслями.

– Пока, Сеня! Держись! – хихикнули одноклассники, выходя из кабинета.

– Да уж, парень, ты попал! Пожалейте его, Марина Леонидовна! – это крикнул Саша Козин, местный юморист.– Он неспецально!

– Иди, Саша, уж без тебя как-нибудь справлюсь! – отмахнулась я от советчиков. Пока писала (обстоятельно, с подробностями), провинившийся не проронил ни звука, лишь пальцами чертил полоски по краю стола. Закончив, я встала, развернула к нему дневник и сказала:

– Читай!

Пока он читал, изучала его лицо: брови нахмурились, улыбка сползла с губ.

«Ну, хоть кто-то для него авторитет», – подумала с удовлетворением.

– Всё верно? – спросила грозно.

– Да, – он не поднимал глаз, пальцы продолжали бессмысленную возню на столе.

– В понедельник покажешь подпись от родителей. Карты будут у меня. Если надо – пусть приходят и забирают.

Арсений потянул дневник:

– Хорошо, всё сделаю, – запихнул его в рюкзак и, наконец, поднял на меня глаза. – Удачно, что сегодня пятница.

– В чём удача? – я следила за его медленными движениями и радовалась, что мне удалось сбить нахальную улыбку с его лица. – Родители устают к концу недели и не занимаются твоим воспитанием? А надо бы! Твои выходки… – я пожала плечами, – недопустимы!

– Марина Леонидовна, вы не переживайте, меня, конечно, накажут, – сказал Арсений. – Но в понедельник я хотя бы смогу сидеть, – он повёл плечами.

До меня не сразу дошло:

– Погоди! Тебя что, отец бьёт?! – волосы зашевелились на затылке. «Что же я наделала?!» – метнулась мысль.

– Отчим. Ремнём.

Ноги у меня подкосились, и я упала на стул, прижав руку к груди.

– Да вы не волнуйтесь! – улыбка опять вернулась на его лицо. – Я привычный!

– Как… привычный?..

– Да он всю жизнь меня лупит, – мальчишка пожал плечами. – Я притерпелся.

– А мама?!

– А мамки нет, она сбежала от нас. Отчим и её бил, – он говорил совершенно спокойно, но у меня даже в глазах потемнело.

– Арсений, дай, пожалуйста, дневник! – я протянула руку.

– Нет, Марина Леонидовна, не дам! – он отступил к дверям. – Я открыл свои карты, теперь за вами должок!

– Арсений, стой! – наконец я смогла вскочить, но его уж и след простыл. – Ох… Что же я натворила…

Этой выходкой он сделал своё дело: все выходные я думала только о нём и о своём «правильном» педагогическом поступке, мучилась угрызениями совести. Даже свидание в ресторане не помогло отвлечься: я представляла здоровенного мужика со злобным взглядом и сжавшегося в комок Арсения.

Я невпопад отвечала на вопросы, не поддерживала беседу, и в конце концов мой спутник разозлился и сбежал от меня со словами: «Позвонишь, как будешь в настроении!» Я его не виню: с учителями порой бывает нелегко, но ведь и учителям частенько приходится несладко.

Понедельник начинался уроком в 11Б классе, я с похолодевшим нутром ждала, когда придёт Арсений и сядет на своё место. Сможет ли он сесть…

Он пришёл вместе с мужчиной, ниже Арсения на полголовы, худощавым, одетым весьма импозантно. Тёмные волосы зачёсаны вверх, часы с массивным браслетом, безукоризненно начищенные туфли. «На машине приехал. Интересно, какое у него авто? Такое же, как эго?» – мелькнула мысль.

– Доброе утро, Марина Леонидовна, – поздоровался мужчина. – Я Николай Григорьевич, отчим этого оболтуса. Вы уж, пожалуйста, простите и его, и меня за эту выходку, больше подобное не повторится! Ваш предмет очень важен для нас: Сеня собирается поступать на кинооператора, а там нужно сдавать литературу. Если бы у вас была возможность позаниматься с сыном дополнительно, я был бы очень рад. Конечно, за отдельную плату.

– Вы знаете, Николай Григорьевич, я со своим учениками за деньги не занимаюсь, вам лучше обратиться к другому специалисту.

– Жаль, Сеня очень хорошо о вас отзывался, – вздохнул мужчина. – Ты извинился, балбес? – тон его неуловимо изменился.

– Простите, Марина Леонидовна, такое больше не повторится, – вымолвил Арсений, до того не проронивший ни слова.

– Хорошо, Арсений, садись, – я проводила его взглядом, отметив чуть скованную походку, но сел он спокойно.

– Вот моя визитка, – отчим положил на стол золотистую карточку и постучал по ней пальцем. – Если передумаете – звоните. И вообще, если возникнут проблемы – звоните мне сразу, я быстро его в чувство приведу, – он засунул руку в карман брюк, и я, невольно проследив за движением его руки, задержала взгляд на ремне с массивной пряжкой. Пялилась, пока до меня не дошло, что это просто-напросто неприлично. Перевела взгляд на его лицо: он улыбался, от карих глаз растекались добрые морщинки.

«Кто из вас врёт???» – подумала я, и тут прозвенел спасительный звонок.

– Хорошего дня! – сказал Николай Григорьевич, нашёл взглядом Арсения, от чего тот встал и вытянул руки по швам, кивнул мне и неторопливой походкой вышел, унося за собой напряжение, которое витало вокруг него почти материально. Я выдохнула. Начала урок, но мысли неуклонно возвращались к ремню и к сильным мужским рукам с крепкими запястьями, покрытыми тёмными волосками.

– Арсений, сколько у вас уроков сегодня? – спросила его, когда он проходил мимо моего стола.