Читать книгу Квартира на съем - Таня Манов - Страница 1

В город Л. я переехала в начале февраля.

Прошедший год прогремел камнепадом. Я катилась в лавине событий, едва успевая ощутить удары, ухватить промельки голубого безучастного неба перед глазами, ошеломленная скоростью, с которой распадалась моя жизнь.

Почти год назад, в конце марта, умер папа. Мне кажется, что человеческая жизнь – это круг. Люди рождаются никем, собирают себя по кусочкам, входят в полную силу и начинают путь обратно. Прядка за прядкой, струйка за струйкой, размывается сознание временем, расплывается человеческое "я", возвращая нас к началу, к небытию. Красивая теория, правда? Надо же как-то примириться с тем, что собственный отец слюни пускает. Это он-то, которого все детство боялась. Теперь я полная сирота. Мама умерла слишком рано, чтобы ее запомнить. Странно, что, разбирая отцовские бумаги, я не нашла свидетельства о смерти или о браке. Ни единой фотографии. Наверное, он уничтожил все, что напоминало о ней. Не очень-то разумно. Но у меня была тетя Света, вторая жена отца. Рак груди, десять лет назад. Теперь они лежат вместе, хотя и ругались всю жизнь ужасно.

Летом отпраздновали дочкину свадьбу. Ганс и Катя, оба светловолосые, красивые, любящие. Через полгода должен родиться ребенок. Мой внук, подумать только. Осенью уехали в Гетеборг, жить в доме, доставшемся зятю от двоюродной бабки.

Впервые за двадцать шесть лет мы с мужем остались одни, как в самом начале, но уже без капли любви. Зато обиды накопилось столько, что стоило Кате закрыть за собой дверь – и в пустоту, оставшуюся после нее, поперла злоба, не сдерживаемая больше игрой в счастливое семейство. Почти тридцать лет вместе кончились за одну неделю. Поразительно. И обручальное кольцо никак не снималось. Вросло в палец. Как привычка быть с кем-то.

После развода переехала жить к подруге. Не слишком хорошее решение, понятное дело. Гость из меня невеселый, а зачем людям тягот добавлять, у каждых своих печалей глубокое, глубокое море. Какое-то время пыталась жить как жила: работа, чтение, спорт. Но все рассыпалось у меня в руках, отдавало мертвечиной, старой бумагой. Книги превратились в жужжащий улей бессмысленных слов. Долгие прогулки – в пустой набор километража, в бесцельное метание на одном месте. От работы тошнило.

Подруга восхищалась: ну ты прям герой, начинаешь жизнь сначала! Какое там. Я просто сбежала. От болтовни о диетах и детях на рабочей кухне и десятого засохшего кактуса в офисном кубике, от случайных встреч с мужем, от улиц и людей, напоминавших о том, чего уже нет. От сочувственных взглядов и тягостного молчания по вечерам. От могил близких. Как удалось пройти интервью в "Мелатроникс" – до сих пор не знаю. Взяли, небось, чтоб молодежь разбавить. Тридцать лет программистского опыта – дело хорошее, но того азарту и готовности работать круглые сутки без выходных у меня уже нет. Но и блефовала я напропалую. Переехать в город Л.? Да, готова! Подумаешь, пятьдесят лет! Я легка на подъем и благодарна за шанс участвовать в по-настоящему увлекательном деле! Перебраться за месяц? Что же не успеть-то!

Вот так я и переехала в город Л. в начале февраля. С двумя чемоданами, половиной семейных сбережений на новеньком счету и комнатой в недостаточно дешевой гостинице. Цены на жилье в Л. меня ошеломили. Хотелось что-нибудь не далеко от работы, чтобы дорога не выматывала. И в приличном районе, чтобы не страшно было возвращаться вечером одинокой женщине. Увы, из большинства просмотренных квартир мне хотелось уйти, едва заглянув внутрь. Так и получилось, что за два дня до начала работы я все еще искала квартиру на съем. Риелтор в агентстве на центральной площади предложил еще несколько вариантов, и вот сегодня, пятого февраля, в шесть часов вечера, мы должны были встретиться в квартире на окраине города: однокомнатная, удивительно низкая цена, частично меблирована, десять минут пешком от станции метро.

Без десяти шесть вечера улицы в Заводском районе казались совершенно пустыми. Несколько человек, вышедших со мною из метро (бледные лица, темная одежда, взгляд в пол или в телефон), мгновенно исчезли, растворившись в стылом полумраке. Ветер свистел и скулил, поднимая колючую снежную крошку, швыряя пригоршни крупы в фонари, выбивая дыхание. Щеки быстро потеряли чувствительность. После январской оттепели тротуары обледенели, идти приходилось медленно, осторожно, судорожно взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. В высотках горели окна, на середине пути попался ярко освещенный магазин – за стеклянной дверью уборщица мыла полы и я была рада увидеть живого человека в воющей темноте. Загляделась на витрину, все еще украшенную к Новому Году, и пропустила длинную тонкую полосу черного льда – скользанка, в детстве мы называли их скользанками. Ступила, поехала, суматошно перебирая ногами, отклоняясь назад, назад, уже потеряв равновесие, упала, треснулась затылком. Фонари размазались сияющими кометами и исчезли, в голове взорвалась, грохнув, осветительная ракета.

Не знаю, сколько я лежала так, ошеломленная. Может, минуту. Когда звон утих, я увидала, как по небу неслись облака и звезды проступали в просветах и исчезали вновь.

– Люба? Люба…

Я перекатилась на колени, осторожно сползла на снег, встала, огляделась. Кто меня звал? Голос женский, немолодой, незнакомый. Но на улице было по-прежнему безлюдно. Голова болела, но на встречу я уже опаздывала, так что собралась и пошла.

Квартира мне понравилась. Теплая, чистая, и диван есть, и шкаф, и на кухне все, что надо одинокому человеку. Отлично.

– Хозяева в отъезде, – сообщил риелтор, маленький, красноносый простуженный мужичок в дубленке, – но через три недели вернутся и подпишут контракт. Условия вам известны, ничего такого особенного, деньги за первый месяц отдайте мне наличными и живите себе, хоть завтра переезжайте. Обратите внимание: квартира никогда раньше не сдавалась, ухоженная, ремонт свежий делали полгода назад. Район хороший, безопасный, отделение полиции за углом. Подъезд чистый, метро, опять же рядом. Магазины тут у нас имеются, а как же. И парк недалеко. Ну, как?

– Идет. – сказала я, внесла плату за месяц и взяла ключи. Неподписанный договор агент оставил на столике у дивана. Назавтра и переехала. Самый простой переезд в моей жизни. Ан, нет, вру, так же легко я уходила жить от папы к своему парню. Будущему мужу. Бывшему мужу.

Первые дни на работе обыкновенно бывают скучны. Выдают стопку книг – начитывай материал, потом поговорим. Народ вокруг занят, дел у всех до черта, а тут еще новичку рассказывай, что да как устроено, да учи его, да объясняй на пальцах. Системщика ловишь как рыбку золотую, вымаливаешь: а дай мне, милай, доступ к сети! И к хранилищу проектов! И к системе учета багов! А принтеры у вас где! У него своих дело навалом, да еще ты тут. Но «Мелатроникс» приятно удивил: все было налажено, лекции шли одна за другой в первые же дни, а в промежутках я лихорадочно рыла код. Напросилась, чтоб выдали мне десяток багов. Хочешь почувствовать систему, как она живет да дышит – почини протечек побольше, так и поймешь.

Так что первую неделю я приходила домой поздно, ужинала полуфабрикатами, смотрела сериал – «Призраки дома на холме» – и валилась спать. Первые выходные посвятила покупкам и прогулкам. Так и покатилось, гладко и невесело.

Во вторник около девяти вечера я дожевала пельмени, заварила пол-литровую кружку чаю и отправилась смотреть кино на ноуте перед сном. Свет на кухне за собой выключила и пошаркала по темному коридору на свет в комнате. Поскрипывали полы и ветер бился в окна, где-то тоненько свистело, и я подумала, что надо бы проверить, плотно ли закрывается форточка, или черт с ним, батареи хорошо греют. С этими мыслями вошла в комнату, едва освещенную слабой настольной лампой и застыла.

На диване сидела старуха. Грузная фигура в тусклой одежде тонула в тени, но лицо и кисти рук выделялись в болезненном, помаргивающем свете лампы четко и ясно. Были они изжелта-белые, неподвижные. Вязкие. Ломаная тень заострившегося носа ложилась на щеку, губы безвольно распущенного рта ввалились. Запавшие глаза полузакрыты. Ее лицо не выражало ничего, ни страха не было на нем, ни угрозы, ни следа мысли или чувства. Безжизненные руки, скрюченные возрастом и работой, с твердыми желтыми ногтями и распухшими костяшками, сложены на коленях, как старательно исполненные муляжи. Странная мысль в такой ситуации, да? Но я цеплялась за мелочи, пытаясь спастись от понимания, от ужаса, который все равно нахлынул, наполнил душу до самых пределов, и, не вместившись, вырвался наружу воплем, когда мертвая старуха открыла глаза.

Было ли это сознательным движением, или физиологическим изменением в разлагающихся мышцах? Веки поползли вверх, открывая глаза, белесые, лишенные радужки, с серой мутью зрачка. Горячий чай в судорожно стиснутой кружке выплеснулся мне на ноги, я подскочила, споткнулась о порог и едва не упала. Вздернула скорее голову, отчаянно ловя взглядом старухино лицо, не увидала ничего. На стену над диваном падала тень от страницы договора, трепещущего под порывами сквозняка из приоткрытой форточки. Лист шуршал и бился об абажур настольной лампы, и тень, изгибаясь и трепеща, плясала на кремовых обоях. Сменив мокрую пижаму, вытерев пол, заварив новый чай, и – главное! – написав шутливый пост в фейсбуке, я почти успокоилась. Даже развеселилась, отвечая на подколки друзей. Идя спать твердо решила сменить сериал и поставить лампочки посильнее.

Соседку я встретила через два дня, вечером. Она, наверное, ждала меня за дверью, подсматривая в глазок и вышла, стоило мне вставить ключ в замок.

– Здрасте! Вы, значит, эту квартиру снимаете? А я соседка ваша, Мария Ивановна, очень приятно!

Лет Марии Ивановне было за семьдесят. Спортивный костюм, шерстяная юбка поверх. Низенькая, с маленькими пухлыми ручками, сложенными на необъятном животе.

– Ну, я очень рада, хорошо, знаете ли, когда не одна на этаже. Соседи напротив вечно в разъездах – то они в Москву, то на Карибах. Вот как Наденька померла… да что ж я о грустном… рада знакомству! Не страшно вам в квартире-то, одной?

– Да что ж страшного. Замок надежный, и цепочка, вон, есть.

– Ох, а вам, значит, не сказали. Ну и правильно, к чему. Ну, приглашаю как-нибудь зайти, да вот хоть и в воскресенье – пирог испеку, посидим!