Читать книгу Взгляд изнутри. Сборник рассказов и повестей - Татьяна Анатольевна Воронина - Страница 1

ЖЕРТВА СТЕРЕОТИПА

Подумать только, как часто мы, люди, загоняем себя в некую хорошо проложенную, глубоко продавленную колею, не будучи в силах преодолеть зашоренность собственных взглядов. Мы бы, наверно, и сейчас ещё думали, что Земля плоская и стоит на трёх китах, если бы не смелые люди, дерзнувшие в своё время преодолеть привычные представления общества, двигая вперёд науку. Дерзновенности мышления нам не хватает, вот что.

В детстве я очень любила малину, мне нравилось, что она такая красная, душистая и вкусная. И когда впервые в жизни увидела растущую на кустах ежевику, была так неприятно удивлена, почти напугана, что деду моему стоило немалых усилий уговорить меня попробовать ягоду. На вид это была та же малина, но почему-то чёрная. Малина не должна быть чёрной! Всё моё существо противилось тому, чтобы положить в рот эту ненормальную малину ужасного чёрного цвета. Казалось, что такая ягода непременно окажется горькой или даже ядовитой. И только вера в то, что родной дед плохого не посоветует, помогла мне преодолеть страх и предубеждение.

А попробуйте убедить старушку, сидящую у подъезда, что сбежавшая по ступенькам девушка с эффектным макияжем и в короткой юбочке – вовсе не проститутка, а мама двух очаровательных близнецов и заботливая жена. Не поверит старушка, ещё и плюнет вслед. Ну, не может, по её представлениям, приличная женщина так выглядеть.

Чудесным апрельским утром 1989-го года, когда снег уже сошёл, и в Москве было солнечно и сухо, моя подруга Сонька вкатилась на своём раритетном автомобиле в один из дворов Филёвской поймы, где жила её мама. Раритет назывался горбатый «Запорожец», был он ярко-жёлтого цвета и представлял собой кругленькую маленькую машинку, похожую на колобок из-за формы и цвета. Такая модель не выпускалась уже очень давно, и только светлая голова и золотые руки Сонькиного мужа смогли дать вторую жизнь этому «чуду техники», ещё год назад валявшемуся на дачном участке грудой разбитого некогда металлолома.

В прекрасном настроении Сонечка выпорхнула из машины, намереваясь обвешаться привезёнными сумками и подняться на шестнадцатый этаж к маме. Утро было довольно раннее, день выходной, и двор выглядел пустынным – граждане отдыхали после трудовой недели. Тут Сонино внимание привлекла девочка лет шести, которая почему-то гуляла во дворе одна, без родителей. Впрочем, в то время это не было редкостью – чего бояться в своём дворе средь бела дня? Да и родители из окна, наверняка, поглядывали.

Необычное заключалось в другом. Увидев Соню, вышедшую из автомобиля, девочка, увлечённо рисовавшая до того мелом на асфальте, бросила своё занятие и с любопытством подошла поближе. Обойдя машину со всех сторон и убедившись, что внутри больше никого нет, она уставилась на Соню в полном недоумении. Сонька, копавшаяся с многочисленными пакетами, пытаясь сообразить, как это всё дотащить до лифта, заметила маленькую незнакомку и улыбнулась:

– Привет!

Девочка не ответила и продолжала неотрывно и как-то странно смотреть на Соню. Сонька невольно оглядела себя: может, испачкалась где или колготки порвала и не заметила? Нет, вроде всё в порядке. Но на лице девочки застыла гримаса такого удивления, что трудно было даже предположить, чем оно вызвано.

Собрав кое-как пакеты и закрыв машину, Соня уже собралась было уходить, когда девочка обрела, наконец, дар речи и задала вопрос, сразивший Соньку наповал:

– Ты – дядя?

Теперь уже Соня с удивлением уставилась на свою немногословную собеседницу. Вопрос был тем более ошеломляющим, что внешний вид моей тридцатидвухлетней тогда подруги не оставлял никаких сомнений в её гендерной принадлежности: роскошная грива кудрей, как у молодой Аллы Пугачёвой, плащик до колен, туго перетянутый в талии, и бордовые лодочки на шпильке. Сонька моя и брюки-то почти никогда не надевает, предпочитая выглядеть исключительно женственно. Одним словом, принять её за дядю было решительно невозможно.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и тут Соню осенило: «Господи, да она же никогда не видела женщину за рулём!».

Только представьте себе, какой мощный мыслительный процесс происходил в этой маленькой головке, какая мучительная борьба, завершившаяся победой тезиса «Не верь глазам своим». Ведь если тёти за рулём не бывает, значит, это дядя.

– Что ты, детка, – улыбнувшись, сказала Соня, – конечно, я – тётя, ты же сама видишь. Просто я умею водить машину. Вот так. Пока.

И Сонька, волоча пакеты, процокала к подъезду на своих шпильках, провожаемая восхищённым взглядом маленькой незнакомки.

Забавный этот эпизод, анекдот в истинном, первоначальном значении этого слова, был абсолютной реальностью в Москве восьмидесятых. Женщина за рулём и правда была редкостью, что сегодня представить себе так же трудно, как отсутствие компьютеров или мобильных телефонов. Сегодня у Сониной десятилетней внучки и шестилетнего внука автомобиль водят не только дедушка и папа, но и бабушка, и мама, и для них это так же нормально, как общение по видеосвязи.

А тогда… Тогда Соньке было приятно осознавать, что своим примером она расширила горизонты чьего-то сознания, и возможно, среди многочисленных юных автоледи на нынешних дорогах где-то едет и её давняя собеседница из обычного московского двора.

12.11.2017г.

ЮЛЬКЕ ПОВЕЗЛО

   Звонок с урока разорвал тишину школьных коридоров, и из дверей классов повалили разномастные, разновозрастные толпы учеников, заполняя рекреации со скоростью песка, сыплющегося из щелей. Большая перемена – она на то и большая: кто-то сразу рванул в буфет, кто-то в туалет, а кое-кто, ссыпавшись по лестнице, выскочил на улицу и бегом за угол, покурить.

   У десятого класса следующим уроком должна была быть физика. Старшеклассники нехотя потянулись в кабинет. Уроков физики не было уже недели две по причине отсутствия педагога.

– Народ, а физика вообще будет или опять чем-то заменят?

– Да не, вроде училку новую взяли…

   Одновременно со звонком на урок в класс вошёл незнакомый мужчина, и ребята притихли от неожиданности. Не знаю, как сейчас, а когда я ходила в одну из московских школ, учителей-мужчин было мало. У нас – только трудовик у мальчишек и физрук. Да простят меня все преподаватели физкультуры, не хотелось бы никого обидеть, но наш физрук интеллектом явно не блистал и, несмотря на бицепсы, для смышлёных старшеклассниц образцом мужественности служить не мог. Советский кинематограф в то время, надо отдать ему должное, культивировал совсем другие примеры для восхищения. Поэтому, когда на экраны вышел фильм «Доживём до понедельника», не было ни одной школьницы в стране, которая не влюбилась бы в учителя истории с лицом Вячеслава Тихонова.

   Новый учитель физики Александр Алексеевич был высок, строен, с роскошной копной чёрных волос и карими глазами. А ещё он был молод, катастрофически молод, всего-то лет на десять старше своих шестнадцатилетних учеников. Девочки моментально распрямили спины, смотрели во все глаза и приготовились слушать во все уши.

   А у Юльки внутри что-то ёкнуло, как только новый физик вошёл в класс, и поднялось в груди такое волнение, что, глядя неотрывно на педагога, она на некоторое время перестала слышать, что он говорит, погрузившись в себя.

   Александр Алексеевич знакомился с учениками, и когда во время переклички прозвучала её фамилия, Юлька не сразу сообразила, что надо откликнуться. Зависла пауза, соседка по парте пихнула её локтем в бок, и Юля вернулась к действительности. Она вскочила, опрокинув стул, и смутилась окончательно. Одноклассники хихикали. Мальчишки из-за упавшего стула, а девчонки, глядя на её растерянное лицо, поняли моментально: втюрилась Юлька в нового физика.

   В этот день обычное течение урока больше ничто не нарушало. Александру Алексеевичу необходимо было понять, насколько ребята отстали от программы, потом он объяснил новый материал и задал задание на дом. Объяснял здорово, с первого раза понятно было почти всем. Оглядывая класс, он по выражению лиц тут же безошибочно улавливал, кто не понял. И тогда Александр Алексеевич объяснял снова, обращаясь адресно к не усвоившим, короче и ярче, на образных примерах. После этого всё и ёжику становилось понятно. Позже, познакомившись с классом поближе, педагог уже точно знал, у кого блуждающее выражение на лице вызвано тем, что тема ему трудна для восприятия, а у кого тем, что «ворон ловил» и объяснение не слушал.

   Кому трудно, тем, понятное дело, помочь надо. А кто не слушает? С ними что делать? Хороший педагог – хороший психолог. Он не только может верно оценить происходящее, но и способен найти пути решения возникших проблем. Орать-то бесполезно, толку не будет. Александр Алексеевич голос на своих учеников вообще не повышал, ему не требовалось. Он мог так посмотреть, что любой замолкнет и болтать уже больше не захочет. Правда, это ещё не гарантировало, что слушать начнёт. А чтоб слушали все, тут потрудиться надо, изобретательность проявить, не всякий учитель на такое способен. Юлькин кумир мог, ребята в этом убеждались многократно.

   Школьная жизнь шла своим чередом: уроки, контрольные, а потом и подготовка к экзаменам. Это само собой, но у Юльки теперь была своя тайна. Волшебное чувство, поселившееся в груди, дарило такое вдохновение, такую энергию, что она почти летала.

   Юля – гуманитарий, поступать собралась в Полиграфический институт на факультет редактирования и журналистики. Физика, химия, математика – не её стихия, и для хороших оценок по этим предметам приходилось изрядно потрудиться. А как иначе? Не могла же она выглядеть дурочкой в глазах человека, которым восхищалась.

   И было, чем восхититься. Уроки физики с приходом Александра Алексеевича превратились для ребят в увлекательный процесс познания мира.

   Однажды, когда темой занятия было изучение природы звука, Александр Алексеевич принёс в класс аудиоплеер. Объяснив тему, он под конец урока соединил плеер с осциллографом и со словами «смотрите и слушайте» включил им одну из лучших композиций группы “Queen”. Голос Фредди Меркьюри зазвучал в школьном кабинете физики так неожиданно, что класс потрясённо замер, десятки детских глаз уставились на экран осциллографа, где заметались в такт музыке ломаные линии.

   Песня закончилась, и тут же звонок с урока ударил по ушам, выводя из оцепенения. Но никто не двинулся с места, не побежал в коридор. Ребята сидели, как заворожённые, переполненные каждый своими чувствами.

– А можно ещё? – робко попросил кто-то.

   Александр Алексеевич молча нажал на кнопку, включив на этот раз композицию группы “Scorpions”.

   Так и просидели они всю перемену в кабинете физики, наслаждаясь звуками, природу которых им объяснили в первой половине урока. Надо ли говорить, что по этой теме с домашним заданием справились даже отстающие? Интересно же…

   Как-то раз во время изучения раздела «Оптика» была лабораторная работа, посвящённая преломлению света. В результате эксперимента надо было вычислить по формуле оптическую силу линзы в диоптриях. Линзы стояли у ребят на каждой парте, а свеча была всего одна, на учительском столе.

   Поднося спичку к фитилю, который моментально вспыхнул, Александр Алексеевич тихо пробормотал самому себе: «Свеча горела на столе, свеча горела…». Это бормотание не осталось незамеченным, и литературно образованная часть класса, включая Юльку, ещё больше зауважала физика, который, оказывается, не только своими формулами интересуется, но и Пастернака знает.

   Лабораторная работа удалась. Ребятам было интересно проецировать с помощью линзы изображение горящей свечи на чистый тетрадный лист, помечать контуры, а потом дорисовывать. Возбуждённая возня с измерением расстояния от линзы до тетради и от линзы до свечи осложнялась тем, что рулетки не было, а до учительского стола далеко.

– Думайте, думайте, – сказал Александр Алексеевич, – проявите смекалку.

   Тогда кто-то из ребят вытащил брючный ремень, длину которого быстро измерили с помощью обычной линейки, после чего уже «в ремнях» каждый измерял расстояние по полу от своей парты до свечи, переводя количество ремней в сантиметры. Эти измерения длились пол-урока, благополучно завершившись сопением над тетрадями и проведением расчётов с применением формулы. За эту лабораторку не то что двоек, ни одной тройки у класса не было.

   А астрономия? Была же ещё астрономия! Правда, всего один час в неделю, как правило, первым уроком. Зимой рассветает поздно, и в ясную погоду Александр Алексеевич во время урока выводил ребят в темноте на улицу. Взяв с собой обычный электрический фонарик, луч света от которого на большом расстоянии превращается в светящуюся точку, он направлял его в небо. Управляя этой точкой на небосводе, как указкой на доске, учитель знакомил ребят с созвездиями, которые видны в это время в нашем Северном полушарии. Успех таких уроков был несомненен, авторитет учителя неуклонно рос, а Юлькино восхищение вообще не знало границ.

   Неординарный подход к проведению уроков был нацелен только на одно: наилучшее усвоение ребятами знаний. И тут фантазия педагога была поистине неистощима. Однажды в процессе подготовки к выпускным экзаменам, когда идёт повторение всех пройденных ранее тем, Александр Алексеевич предложил классу написать… сочинение по физике. Да-да, сочинение! Такого, по-моему, ещё никто не делал. А суть проста: это должен быть маленький рассказ, основанный на собственном опыте, на реальных событиях, который подтверждал бы действие законов физики в нашей жизни.

   Юлька литературно обыграла такое всем известное явление, когда едешь ты в поезде, сидишь неподвижно, смотришь в окно, и кажется, что это деревья и дома «пробегают» мимо. Тот самый случай, когда прямолинейное равномерное движение и состояние покоя неотличимы друг от друга. Написала она на пятёрку. Будущая журналистка и перо своё отточила, и перед любимым физиком в грязь лицом не ударила.

   После майских праздников неотвратимость приближающихся выпускных экзаменов стала ощущаться особенно остро. Но не это беспокоило Юлю. Её приводило в ужас, что после выпускного вечера она уже не сможет каждый день видеть того, без которого и жизнь ей теперь не мила. Она уже придумывала тысячу поводов, по которым будет часто заглядывать в школу, чтобы только увидеть его.

   «Что ж, – думала Юля, – через год мне исполнится восемнадцать, и тогда… Тогда я приду и скажу ему о своей любви! Это сейчас всё нельзя, а тогда у нас уже не будет препятствий для счастья».

   Так она думала. Так она страстно желала. И так ей казалось.

   Сдав экзамены, кто хорошо, а кто и не очень, девчонки трепетно готовились к выпускному вечеру. Юльке сшили на заказ потрясающее красное платье без рукавов с шёлковой бахромой, которая обвивала его по спирали. Туфли были куплены, разумеется, на шпильке. Юлька крутилась перед зеркалом, притацовывая, и при каждом резком движении бахрома восхитительно взлетала, создавая эффект фейерверка. Внешне она была во всеоружии, а внутренне сильно робела, предвкушая, как исполнит свою ближайшую мечту – танец с любимым учителем. Да что уж греха таить? С любимым мужчиной!

   И вот отгремели аплодисменты, сопровождавшие вручение аттестатов, наступил вечер, и нарядные выпускники собрались в актовом зале. Когда были съедены и выпиты все вкусности, начались долгожданные танцы. Свет мигал, музыка гремела, и ошалевшие от свободы вчерашние школьники отрывались на всю катушку. Быстрые танцы чередовались с медленными, чтобы перевести дух. Юлька немного попрыгала среди одноклассников ярко-красной звёздочкой, заводя всех своей летающей бахромой, а потом отошла в сторонку в ожидании события, которое непременно должно было состояться. И дождалась: в микрофон громко объявили белый танец.

   Собравшись с духом, она прошла через зал туда, где сидели, наблюдая за праздником, учителя. Подойдя к Александру Алексеевичу с громко бьющимся сердцем, она сделала книксен, приглашая его на белый танец. Женщины-учительницы, коих было подавляющее большинство, от неожиданности замерли на мгновение, удивлённые такой смелостью Юлии. Однако ничего предосудительного не происходило: танец белый, дамы приглашают кавалеров, а выпускники – это уже не ученики.

   Александр Алексеевич поднялся и, улыбнувшись, повёл Юлю в центр зала.

   Как она мечтала об этом мгновении, когда положит руку ему на плечо, а его ладонь прикоснётся к её спине! Не знала наша девочка, какая неожиданность подстерегала её в исполнении желания.

   Юлькины представления о медленном танце ничем не отличались от представлений других подростков, которые переминались с ноги на ногу в такт музыке, заключив друг друга в объятия более или менее тесные, в зависимости от отношений.

   Юля не могла знать, что Александр Алексеевич несколько лет всерьёз занимался танцами, бальными танцами. Правой рукой он взял её руку, отведя в сторону, а левую ребром ладони прислонил к Юлиной спине, оставшись на весьма почтительном расстоянии. Играли медленный фокстрот. И он повёл. Тут Юльке стало совсем не до романтики. Партнёр то делал несколько шагов вперёд, как бы наступая на неё, то вдруг назад, притягивая её за собой, иногда совершал быстрые повороты и шаги в сторону. А она, напряжённо следуя за всеми манипуляциями, думала только о том, как бы не сбиться с ритма, не наступить ему на ногу и вообще не опозориться.

   Когда стих последний аккорд, Александр Алексеевич галантно поклонился партнёрше и отвёл Юлю к кучке стоящих у стены девчонок, жадно глазевших на необычное зрелище с нескрываемой завистью во взорах.

– Ну, ты даёшь!.. – прошептали они. – Ну и как?

– Ой, девочки, трудно.

   Её всё ещё трясло. Переведя дух, она попила водички и через пару минут заметила, что предмет её обожания двинулся к выходу. «Что же делать?!» – бешено застучало в голове.

   Она догнала его на лестничной площадке между четвёртым и третьим этажами.

– Александр Алексеевич! Уже уходите?

   Юля не знала, что скажет дальше, просто поддалась порыву задержать его во что бы то ни стало. И вдруг услышала в ответ:

– Да, Юля, ухожу. Меня невеста ждёт, и я обещал ей сегодня долго не задерживаться. Я желаю тебе всего доброго. Ты обязательно поступишь в институт, и у тебя всё будет хорошо. До свидания.

   И он сбежал вниз по лестнице. Потрясённая Юлька, забыв о вежливости, даже ничего не ответила, не попрощалась.

   Никакой невесты на самом деле не было. И это было жестоко. Но неизбежно. Педагог решил, что лучше сейчас, сразу похоронить её призрачные надежды, чем оставлять мучиться неизвестностью и тратить на это жизнь.

   Юля так и осталась стоять на площадке между лестничными пролётами. Подойдя к окну, она увидела, как он садится в свои «Жигули», заводит машину и уезжает. Красные огоньки задних фонарей становились всё меньше, удаляясь, и вместе с ними таяли Юлькины надежды на счастье. Она стояла на полутёмной лестнице стройным силуэтом на фоне окна, и плечи её сотрясались от рыданий. А наверху гремела музыка и продолжался праздник. Но Юля туда больше не вернётся. Для неё праздник закончился.

   И всё-таки Юльке повезло. Несказанно повезло! Она ещё отплачет своё в подушку, а потом стиснет зубы и засядет за учебники. Юля поступит в институт, окунётся в студенческую жизнь и через некоторое время с удивлением обнаружит, что её окружает масса совсем неглупых молодых людей, многие из которых пытаются за ней ухаживать. Правда, ни один из них всё же не выдерживает сравнения с её недосягаемым кумиром. Зато планка, так высоко поднятая Александром Алексеевичем, уже никогда не позволит ей связать свою жизнь с каким-нибудь ничтожеством. Пройдёт ещё время, и Юлька обязательно встретит того, кто будет достоин всех её нерастраченных чувств, кто будет близок ей по духу и кого она сможет искренне уважать. Потому что без уважения страсть бывает, жалость бывает, но не любовь. Нет любви без уважения. Это она теперь точно знает.

   01.12.2017

ОТДАЙ И ОБРЕТЁШЬ

Ступенька, ещё одна… скользко сегодня! Ступеней из подъезда на улицу всего три, да вот беда – перил нет. Алла Алексеевна знает: самое главное – не упасть, а то костей не соберёшь, семьдесят девять лет – это, я вам скажу, уже возраст! Да ещё полнота проклятая на старости лет образовалась, тоже ловкости не добавляет. А потому идёт Алла Алексеевна аккуратно, шажок за шажком, по скользким ступеням, дальше-то по ровному уже легче, как-нибудь до автобусной остановки доковыляет.

В молодости Аллочка была не только красавицей, но и умницей. Впрочем, столь банальная характеристика слабовата для девушки, закончившей МВТУ им. Баумана, – лучший технический ВУЗ страны. Их, девчонок, были там считаные единицы, и то не все до диплома дотягивали. Алла же до самой пенсии в космической отрасли работала, для знаменитого «Бурана» шасси проектировала. Так что, утратив титул красавицы в силу естественных возрастных причин, умницей она не переставала быть никогда. Жила, как и большинство советских женщин: работа, муж, дочка, детский сад, потом дочь выросла, внучка появилась.

Вот только работа у Аллы была более чем серьёзная. А зарплата в стране победившего социализма при этом не то что несерьёзная, а и вовсе смешная, если учесть требуемый уровень интеллекта и степень ответственности на этом поприще. Так она умудрилась при такой загрузке ещё и английский язык выучить, чтоб зарубежную научную документацию и чертежи самой читать.

Позже, когда на пенсию нашу копеечную вышла, тоже сложа руки не сидела, подрабатывала. Тут-то английский язык и пригодился – экскурсии иностранцев по Москве водила, о достопримечательностях наших рассказывала. Теперь уже возраст, не побегаешь, до автобуса бы дойти, не поскользнуться.

На остановке народу было немного, но скамейка вся занята. Паренёк лет четырнадцати с рюкзачком, увидев подошедшую бабушку, тут же поднялся и уступил ей место. Алла Алексеевна грузно опустилась на скамью и с благодарностью посмотрела на парня:

– Спасибо.

– П-п-п-пожалуйста, – ответил мальчик, сильно заикаясь.

Рядом сидящая женщина, оказавшаяся его матерью, как-то виновато пояснила:

– Вот, заикаемся. С детства это у нас. К каким только логопедам ни водила – всё без толку.

Парень стоял рядом, подпирая стеклянную стенку плечом, и ему явно неприятны были откровения матери с посторонними. Но он, похоже, привык и обречённо молчал.

«Как жалко мальчика, – подумала Алла Алексеевна, – такой симпатичный…». И вдруг обратилась к нему по-английски:

– What is your name?

– My name is Anton, – охотно отозвался юноша.

Дальше последовали традиционные вопросы, в каком классе он учится, какой предмет ему нравится больше других, чем увлекается вне школьных занятий и кем хочет быть. Всё на английском. И на все эти вопросы Алла Алексеевна получила грамотные развёрнутые ответы по-английски. Беседа явно была приятна обоим, но самое удивительное заключалось в том, что Антон не заикался. На протяжении всего разговора он не запнулся ни разу!

Мать сидела, открыв рот, совершенно потрясённая, боясь заговорить, дабы не спугнуть это чудо, не прервать гладкую речь сына.

– Как Вам это удалось? – наконец, вымолвила она.

– Видите, – сказала Алла Алексеевна, – он может говорить, не заикаясь. Вам бы не логопедам, а психологу хорошему сына показать. Барьеры снять надо. И про этот случай обязательно расскажите.

Подошёл автобус. Все дружно двинулись к дверям.

– Да, да, конечно, пойдём к психологу. Обязательно, – говорила женщина уже на ходу. – Спасибо Вам большое! Спасибо!!!

– Да не за что…

В автобусе она ещё долго не могла успокоиться, а Алла Алексеевна через несколько остановок вышла у супермаркета, куда потихоньку и направилась.

Ей, собственно, нужно было купить корм для любимых кошек. Бредя между стеллажами с товаром, Алла Алексеевна всё думала об Антоне. Какой интересный эффект! Почему? Во-первых, рассуждала она, он был почти уверен, что никто из окружающих не понимает, о чём они говорят. Во-вторых, он знает предмет, хорошо знает, и ему доставляло удовольствие свои знания продемонстрировать. Впрочем, она не специалист. Пожалуй, хороший психолог сможет разобраться, как помочь парню и на родном языке барьеры преодолеть.

Погружённая в эти мысли, Алла Алексеевна и не заметила, как оказалась уже возле кассы, и услышала голос кассира:

– Тысяча двести рублей.

Она машинально расплатилась, привычно взяла чек и побрела на автобусную остановку, чтобы доехать домой. Дочь и взрослая уже внучка жили отдельно, муж умер, так что дома её ждали только две хвостатые красавицы, беспородные, но от этого не менее прекрасные представительницы семейства кошачьих. Они с порога начали увиваться у ног хозяйки, жадно принюхиваясь к запаху, доносящемуся из сумки.

Алла Алексеевна положила каждой свою порцию и, убирая сумку, заглянула в кошелёк. А заглянув, пришла в замешательство. Надела очки и стала рассматривать чек. Господи, как же так? Она ведь покупала только корм для кошек… Откуда такая сумма? Коробка с кормом стоит двести рублей. Выходит, ей шесть коробок пробили? Но взяла-то она одну! И как она могла столько заплатить и не обратить внимание? Да на эту тысячу ей ещё три-четыре дня жить!

Посмотрела на часы. Магазин закроется через сорок минут. Похоже, не успеть ей туда добраться до закрытия. А завтра будет другая смена, и ничего уже не докажешь.

Алла Алексеевна схватила чек, запихнула в сумку открытую уже коробку с кормом и быстро оделась. Лифт, потом ступени с перилами и потом самое опасное – три ступеньки у подъезда. От подъезда она направилась не на остановку, а прямо к дороге. Дойдя до края тротуара, подняла руку, и (о чудо!) перед ней тотчас остановилась машина.

За рулём сидела молодая женщина, а на заднем сиденье мальчик лет двенадцати. Вежливо осведомившись, не подвезут ли её до супермаркета и получив приглашение сесть, Алла Алексеевна с радостью устроилась на переднем сиденье. Повернувшись вполоборота, она обратилась к мальчику:

– Меня зовут Алла Алексеевна. А тебя?

– Коля.

– А меня Вера, – сказала Колина мама.

– Вера, спасибо Вам большое, что взялись подвезти. Мне очень надо попасть в супермаркет до закрытия.

– Да нам по пути, всё нормально.

Вера и сама не могла бы ответить, почему вдруг затормозила возле «голосующей» бабушки. Обычно женщины за рулём так не поступают, незнакомых пассажиров не подвозят, за исключением тех редких случаев, когда женщина работает таксистом. Вера таксистом не была, да и ехала с ребёнком, какие уж тут пассажиры? Но что-то зацепило её в этой заполошной фигуре на краю тротуара, и она остановила машину.

Алла Алексеевна решила поддержать разговор с мальчиком и спросила, в какой класс он ходит.

– В шестой, – ответил Коля.

– Хорошо учишься?

– В общем-то хорошо, но не по всем предметам.

– С английским у нас беда, – сокрушённо добавила Вера.

– А знаете, я бы могла позаниматься с Вашим мальчиком.

– А Вы преподаёте английский?

– Нет, не преподаю. Но язык знаю хорошо и с детьми обращаться умею. Я с Вас денег не возьму, давайте просто попробуем.

– Спасибо, давайте. Я уж и сама думала, что репетитора пора нанимать, а то запустим.

До супермаркета доехали совсем быстро, и Алла Алексеевна, ещё раз горячо поблагодарив Веру за помощь, поспешила к магазину.

– Прикольная бабулька, английский знает!

Голос сына вывел Веру из задумчивости, и она сообразила, что, договорившись вроде о занятиях, они даже не обменялись телефонами.

Выскочив из машины, Вера быстро догнала свою пассажирку:

– Алла Алексеевна! Вы же мне телефона своего не оставили.

– Ох, простите, и не сообразила в спешке. Пишите.

Вера набрала на телефоне нужные цифры, сохранив контакт.

– И звоните в любое время. Ещё раз спасибо, что подвезли.

Войдя в магазин, Алла Алексеевна устремилась к нужной ей кассе. Та же девушка-кассир была на месте.

– Простите, Вы меня помните? – сходу, запыхавшись, спросила Алла Алексеевна.

– Ну да, – сказала девушка, – Вы недавно были, корм для кошек брали.

– Да, одну коробку, вот эту, – Алла Алексеевна достала из сумки распечатанную коробку с сухим кормом.

– И что?

– А вот, посмотрите, что Вы мне пробили, – и она протянула девушке чек.

– Ой, и правда, шесть штук. Извините… Даже не знаю, как у меня эта шестёрка нажалась.

Получив обратно свою тысячу рублей, Алла Алексеевна перевела дух, успокоилась и всё тем же маршрутом на автобусе благополучно добралась до дому. Насыщенный денёк выдался.

Вера позвонила через неделю. И состоялось занятие, а потом второе и третье. Всю четвёртую четверть два раза в неделю Вера возила сына к Алле Алексеевне. Профессиональные репетиторы стоят дорого, но и совсем не платить Вера тоже не могла, полцены давала. Эти деньги Алле Алексеевне ох как кстати были! Но самое главное, что ей удалось заинтересовать мальчика и так преподать ему чужой язык, что он уловил некую системную составляющую и дальше уже легко материал усваивал. В последней четверти Коля получил по английскому заслуженную четвёрку.

Сидя в сторонке в ожидании окончания очередного урока и поглядывая на них обоих, старую женщину и своего сына-школьника, увлечённо обсуждающих по-английски достопримечательности Лондона, Вера задумчиво рассуждала: «Вот уж действительно, неисповедимы пути Господни! Я ведь могла тогда проехать мимо, не остановиться, и всё пошло бы по-другому».

Сделай добро, и оно к тебе вернётся – избитая истина. Забывая об этом в повседневной жизни, мы часто проходим мимо тех, кто нуждается в нашей помощи, как большой, так и вовсе незначительной. На самом деле бумеранг добра работает безотказно, только траектория его обратного полёта не всегда коротка и никогда не бывает прямолинейной.

Конечно, не всякая старушка, которой вы место уступили или ещё как-то жизнь облегчили, заговорит с вами по-английски. Да и надо ли оно вам? Если бабушка, которой помогли из автобуса выйти, просто пробормочет под нос «спасибо, сынок» или «спасибо, дочка», считай, уже она за тебя помолилась. Ибо слово «спаси-бо» произошло от выражения «спаси Бог».

Выходит, чем больше поводов будет у людей нас поблагодарить, тем больше у нас надежды на спасение.

11.03.2018

НАСТИНА СЕМЬЯ

Николай Петрович после ухода жены в мир иной не запил и не опустился. Потому что был Димка. Хотя потеря стала для него поистине невосполнимой – Николай Петрович так потом никогда больше и не женился.

Димке было четырнадцать, возраст и сам по себе непростой, а тут ещё парень без матери остался. Отец сделал всё, чтобы Дима не чувствовал себя сиротой. Тяжело пришлось мужику: и работать надо было, и стирать, и готовить, и уроки проверять. Но он сдюжил, и за маму, и за папу трудился, всю душу в сына вкладывал. А когда с душой что-то делаешь, а не только по обязанности и не по принципу «что люди скажут», то и результат обязательно порадует.

Димка рос нормальным пацаном, учился не отлично, но хорошо, в институт поступил. Автомобилями увлекался, как и отец, по этой специальности Московский автомеханический и закончил. На работе его ценили, потому как с любовью дело своё делал и трудиться был приучен. Полное право имел Николай Петрович своим сыном гордиться.

Когда Дима на ноги встал, отец вздохнул с облегчением: теперь, глядишь, женится, внуков дождусь, не зря жизнь прожил. А женихом Димка был завидным – зарплата приличная, голова светлая, руки откуда надо растут, – отец позаботился. Так ведь не только в технике Дима разбирался, без мамы-то им двоим все дела бытовые женские самим делать приходилось, о таком муже любая девушка только мечтать может.

Что ж, дело молодое, парень он видный, долго не залежался. Ещё на последнем курсе на дне рождения друга познакомился Дима с Ларисой. Девушка не только симпатичная, но и умная, Лариса сразу почувствовала, какой надёжностью веет от этого парня. Все остальные друзья-знакомые – просто охламоны по сравнению с Димой, только и могут тусоваться да пыль в глаза пускать, и всё на родительские деньги.

Женское чутьё не подвело. Дима ухаживал долго и старомодно, относился с уважением, а через два года и свадьбу сыграли. Родители Ларисы, люди обеспеченные, подарили им автомобиль «Шкода». Димка был на десятом небе от счастья, жену на руках носил, с машины пылинки сдувал. Николай Петрович радовался: невестка вроде хорошая, воспитанная, к нему со всем уважением. Правда, без тепла как-то… Да чего уж там придираться, главное – Димка счастлив, а самое главное – пусть родит кого-нибудь, тогда уж совсем родной станет. Внуков-то Николай Петрович ждал сильно.

И через год родилась Настенька. Дед на радостях даже всплакнул, привиделось ему, будто Настенька – точная копия бабушки покойной, хотя что там разберёшь у младенца, меняются они не по дням, а по часам.

Когда Настюше было шесть месяцев, затеяла молодёжь в Питер поехать, друзей навестить. И малышку с собой взяли. Николай Петрович только руками всплеснул: куда ж вы её, зачем? Подождать не можете, пусть хотя бы ходить научится. Куда там, их разве отговоришь?

Ехать собрались на машине. Автомобиль в умелых руках Димы был готов к любым испытаниям, за это Лариса не волновалась. Её дело – дочка, а уж Димочка её и водит прекрасно, и починит, что хочешь. Решили выезжать вечером, попозже: дороги свободные, да и Настя проспит весь путь за милую душу.

Дима выспался днём вместе с дочкой и теперь в прекрасном настроении гнал свою «Шкоду», не забывая о том, что везёт драгоценный груз – своих девочек. Дочка сладко спала в кресле на заднем сиденье. Задремала и Лариса. Дима уверенно и спокойно двигался в левом ряду, держа приличную, но не заоблачную скорость. Если бы ещё встречные автомобили временами фарами не слепили, то было бы совсем хорошо. Фура, двигавшаяся по встречке тоже в левом ряду, ксеноновых фар не имела и никого не слепила, но уставший водитель-дальнобойщик задремал за рулём и на секунду «отключился». Огромная машина тут же потеряла управление и подалась влево. При отсутствии разделительного отбойника на этом участке дороги столкновение стало неизбежным, и оно было страшным, почти лобовым. Удар пришёлся в левую переднюю часть «Шкоды».

Дима умер мгновенно. Приехавшая на место аварии Скорая извлекла из покорёженной легковушки бездыханное тело мужчины и сильно пострадавшую женщину без сознания. Ребёнка в машине не было.

Настю нашли, когда светало. От удара её выкинуло через разбитое стекло вместе с креслом за несколько метров на обочину. Девочка была жива.

Мы не можем даже представить себе ту степень отчаянья и ту бездонную глубину горя, в которую погружён отец, потерявший единственного взрослого сына. Не можем, потому что не испытывали ничего подобного. И не дай Бог кому-нибудь испытать. Если бы не Настя, малышка, кровиночка, то Николаю Петровичу уж точно незачем было бы жить дальше. Его шестимесячная внучка была жива и почти здорова, ушибы и ссадины не в счёт, она осталась без отца, а может, и без матери, жизнь которой висела на волоске. Она нуждалась в нём.

Родители Ларисы тем временем сутками, сменяя друг друга, дежурили у постели дочери. Она так и не приходила в сознание. Доктора врачевали её тело, успешно штопали многочисленные раны и переломы, но мозг, защищая организм от страшной боли и дальнейших потрясений, ушёл в глухую оборону и отказывался возвращаться к действительности. Через неделю врачи объявили родителям, что Лариса в коме, вывести из которой они её не могут, и одному Богу известно, сколько это продлится и чем закончится. Обеспечив дочке отдельную палату и уход по высшему разряду, благо, финансы позволяли, родители покинули свой пост. Но надежда, что Лариса придёт в себя и вернётся к жизни, их не покидала.

Настеньку вот-вот должны были выписать из детской больницы. Николай Петрович понимал, что одному ему с младенцем шестимесячным никак не справиться и самым логичным будет, если Настя станет жить с бабушкой и дедушкой со стороны матери. «Господи, – думал он, – только б видеться с ней почаще давали, от дома не отказывали, а подрастёт, к себе буду брать».

Вопрос о дальнейшей судьбе ребёнка вышел на первый план, и родители Ларисы сами явились с визитом к Николаю Петровичу. Какой неожиданный поворот готовил ему этот визит, предположить не смог бы никто, ибо вряд ли найдутся ещё здоровые физически и душевно люди, к тому же материально обеспеченные, способные поступить подобным образом.

Мать Ларисы при полном согласии мужа доходчиво объяснила свату, что сына его уже не вернуть, а их дочь жива, хоть и в коме. Если, не дай Бог, Лариса не выживет, то им этот ребёнок не нужен вовсе. А если выживет, так она ещё молодая и имеет все шансы новую семью построить, и в этой ситуации имеющийся ребёнок ей только помехой будет. Засим и откланялись.

Николай Петрович был ошеломлён до такой степени, что не знал, плакать ему или радоваться. Голова его отказывалась понимать услышанное, а душа не находила такому поведению никаких оправданий. Раз эти нелюди отказались, то у Настеньки остаётся только он. А ему, одинокому пожилому мужчине, органы опеки никогда не отдадут шестимесячную девочку. Да и кто их обоих кормить будет, если дед вместо работы сядет дома с малышкой? Что же делать?!

Как и следовало ожидать, при выписке из больницы Настю определили в Дом малютки. И тогда дед, находясь на грани отчаянья, явился к заведующей Детским домом, чтобы объяснить, что единственная живая душа, которая осталась у него на этом свете, находится сейчас на её попечении. Выслушав от начала и до конца всю трагическую историю его семьи, потрясённая женщина прониклась к Николаю Петровичу большим сочувствием. А он просил только об одном: два с половиной года ни под каким видом, всеми правдами и неправдами, не отдавать Настю на усыновление в чужую семью. А уж как ей три годика исполнится, так ему разрешат опеку оформить, и он сразу её заберёт. Заведующая обещала.

Все свои выходные Николай Петрович проводил с внучкой. Катал её сначала в коляске, потом за ручку водил, в прятки играл, книжки читал, гостинцы приносил и игрушки. Отпуск не брал вовсе, копил, чтоб с Настенькой провести, когда подрастёт.

Как только Насте три года исполнилось, Николай Петрович тут же оформил опекунство и девочку свою домой забрал. Только теперь его истерзанная душа обрела покой.

Настя деда обожала. В сентябре она, как и все дети работающих родителей, пошла в детский сад. В садике Настя сразу всем рассказала, что живёт она с дедушкой, мамы и папы у неё нет, а дедушка её лучше всех на свете.

Бытовые хлопоты Николая Петровича нисколько не тяготили, привычный он, вот только с девочкой ему раньше дело иметь не приходилось, а потому дед обеспокоился: вдруг что не так делает в вопросах гигиены, например, да и воспитания тоже. У кого спросить? И вспомнил он о Любе, подруге покойной жены. Любовь Сергеевна сына Валерика одна вырастила, муж-то её ещё беременную бросил. Сейчас Валерке уже под тридцать, женился, поди. Не созванивались они с Любой уже лет десять, но Николай Петрович не сомневался, что та отзовётся и поможет, чем сможет. Набрал номер.

Любовь Сергеевна звонку обрадовалась, долго щебетала, отвечая на вопрос, как поживает. Оказалось, Валера до сих пор не женат, девиц, как перчатки, меняет, да ни одна его всерьёз не зацепила. Живут они вдвоём, и всё у них хорошо, сын прекрасно зарабатывает, вот только внуков бы дождаться.

– Коля, ты-то как? У тебя-то Димка женился, внуки есть? – выговорившись, спросила Любовь Сергеевна.

Слушая рассказ Николая Петровича, сердобольная Люба охала и ахала в трубку, а временами и носом шмыгала.

– Люба, ты бы заехала к нам, с Настенькой моей познакомилась, может, советом каким по-женски поможешь. А то девчонка ведь, а ни матери, ни бабушки нету. Я-то стараюсь, а вдруг что не так делаю? – этой просьбой Николай Петрович и завершил свой рассказ.

Любовь Сергеевна отозвалась с готовностью и в первый же выходной заявилась к ним в гости. Смышлёная, общительная и добродушная Настя была рада новому человеку и на женскую ласку отозвалась с благодарностью.

– Бабушка Люба, а ты ещё придёшь? – спрашивала она, провожая гостью у порога.

– Обязательно приду, Настенька, даже не сомневайся.

Стала Любовь Сергеевна часто к ним захаживать. Сын взрослый, своих внуков нет, а тут сиротка, да не чужая ведь – покойной подруги внучка. Так незаметно для себя бабушка Люба привязалась к Настеньке, сильно привязалась, прямо душой прикипела.

А Настя в детском саду объявила всем, что теперь у неё есть не только дедушка Коля, но и бабушка Люба.

Как-то раз Николай Петрович вынужден был задержаться на работе. Любовь Сергеевна по его просьбе с радостью забрала Настю из садика. А поскольку ключей от их квартиры у неё не было, то забрала она Настю к себе домой. Там девочка познакомилась с Любиным сыном Валерием и моментально с ним подружилась. Пока Любовь Сергеевна ужин собирала, они хохотали и по квартире носились, шушукались о чём-то, а потом и вовсе подушками кидаться начали.

С тех пор Любовь Сергеевна частенько брала Настеньку к себе, иногда и ночевать оставляла. Николай Петрович был не против. Пусть развлечётся внучка, что ж им всё вдвоём куковать? Бывало, Любовь Сергеевна закрутится с уборкой да с готовкой, позвонит сыну, и Валерий после работы сам Настю из садика заберёт и домой привезёт.

Никто и не заметил, когда это случилось, а только стала девочка Любиного сына папой называть. Ей это казалось вполне логичным. И в детском саду Настя торжественно объявила, что теперь у неё есть не только дедушка Коля и бабушка Люба, но и папа Валера.

Три с половиной года минуло с той страшной аварии, Насте уже четыре исполнилось. Николай Петрович родителям Ларисы никогда больше не звонил и здоровьем снохи не интересовался.

Год пролежала Лариса в коме, но молодой организм победил, и она вернулась. Вернулась в этот мир, где год назад сладко заснула на переднем сиденье автомобиля и где теперь ей пришлось узнать, что мужа её больше нет в живых. На вопрос о дочери родители сообщили Ларисе, что девочка в детском доме, так как они не могли взвалить на себя заботу о маленьком ребёнке, да и ей не советуют становиться матерью-одиночкой. Девочка, дескать, там привыкла за год, а ей, Ларисе, незачем возвращаться в прошлое, надо о будущем думать.

Уж не знаю, как можно было убедить мать забыть о собственном ребёнке, а только им это удалось. Видимо не зря в народе говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает. Впрочем, кто мы такие, чтобы судить? Да и кто знает, что происходит в голове у человека, год пролежавшего без сознания?

Ещё несколько месяцев ушло на реабилитацию. Родители во всём старались Ларочке угодить, а как поправилась, стали женихов подходящих подбирать. Модные платья, лучшие билеты в театры, на выставки и на концерты должны были, по их мнению, вернуть ей вкус к жизни. С женихами не клеилось. Любой ухажёр, будь он хоть красавец писаный, хоть владелец огромного состояния, по своим душевным качествам не выдерживал никакого сравнения с её Димочкой.

Так прошло ещё два года. На душе у Ларисы было скверно, родительскую опеку она уже едва выдерживала, раздражаясь всё больше, а впереди зияла пустота и одиночество. Впору умом тронуться. Тут-то она и вспомнила о дочке, ухватившись за эту мысль как за последнюю соломинку. Навела справки, и оказалось, что девочка живёт с дедом. Лариса разузнала, в какой детский сад водят Настю, и вечером того же дня отправилась прямо туда. Формально она имела на ребёнка все права.

В тот день Настю из садика пришёл забирать Валера. Лариса стояла за оградой. Когда незнакомый молодой мужчина, ведя Настю за руку, двинулся к калитке, она сразу поняла, что эта девочка – её дочь. Они вышли, и Лариса приблизилась.

– Здравствуй, Настенька.

– Здравствуйте, – ответила Настя. – А Вы кто?

– Настенька, я – твоя мама.

– Ма-а-ма? – неуверенно протянула девочка, пробуя на вкус удивительное слово, с которым все эти годы обращаться ей было не к кому. – А почему ты так долго не приходила?

Лариса присела на корточки и взяла дочку за плечики. Очистительная гроза бушевала в её душе, проливаясь обильными неудержимыми слезами.

– Деточка, я очень долго болела. Так сильно болела, что совсем не могла встать с кровати.

– А теперь ты выздоровела?

– Теперь точно выздоровела.

– А почему тогда плачешь?

– Я очень соскучилась по тебе, – прошептала Лариса, прижав девочку к себе.

– Здорово! – воскликнула Настя, высвобождаясь из объятий. – Пойдём с нами.

– Куда, Настенька?

– К бабушке Любе.

Лариса, всё ещё сидя на корточках, подняла мокрое от слёз лицо и посмотрела на Валерия.

– А это мой папа, – похвасталась Настя. – Его зовут Валера.

– Лариса, – поднимаясь, представилась Лара и умоляюще поглядела на Валерия.

Валера, совершенно ошалевший от неожиданности и необычности происходящего, в подробности вдаваться не стал, а только почувствовал беспредельную искренность вплоть до полной беззащитности со стороны Ларисы. Мощная выстраданность её поступка тронула его сердце и вызвала мужское желание поддержать и защитить. Эта женщина ему определённо нравилась.

– Пойдёмте, конечно, – сказал Валерий, – я Вас с мамой познакомлю.

Бабушка Люба хлопотала на кухне в ожидании сына и внучки, когда на пороге появились трое.

– Мам, это Лариса, Настина мама, – сказал Валера без предисловий.

Любовь Сергеевна, знавшая всю историю в подробностях, сначала нахмурилась.

– Где ж ты была всё это время? – укоризненно обратилась она к Ларисе.

– Я после аварии в коме год пролежала.

– А потом?

Лариса потупила глаза:

– В двух словах не расскажешь.

Видя, как скачет радостная Настя и тащит всех в комнату, Любовь Сергеевна велела мыть руки и проходить к столу. А ещё она заметила, что сын поглядывает на Ларису с явной симпатией. Сама же потихоньку с кухни сразу позвонила Николаю Петровичу.

– Коля, ты только не падай, а лучше присядь, если стоишь. У нас тут мамаша объявилась.

– Чья мамаша?

– Настина, не моя же!

– Лариса?!

– Она самая.

– Выезжаю к вам.

Николай Петрович положил валидол под язык, чтобы унять волнение. «Явилась, значит? – в смятении думал он. – Это что же она теперь, Настеньку у меня заберёт?! Раньше, значит, не нужна была, а теперь понадобилась?»

Но напрасно перепуганный дед так терзал себя. Достаточно пережившая Лариса вовсе не собиралась разрушать чью-то жизнь. Она уже понимала, что наскоком любовь дочери не вернуть и резкими движениями завоевать её расположение не получится. Ей оставалось только вписаться в тот мир, который уже существовал вокруг Насти.

От Любы спокойно разъехались по домам: Николай Петрович с Настей к себе, а Валерик поехал провожать Ларису. Девочка всю дорогу щебетала, как здорово, что Лариса выздоровела и что у неё теперь есть мама, о чём она завтра же всем расскажет в садике.

Через пару дней, когда Настя снова была у бабушки Любы, Лариса приехала к Николаю Петровичу. Разговор был нелёгким, Лариса каялась и плакала, умоляла понять её и простить. Сказала, что если Настенька когда-нибудь, не сразу, не сейчас, всё же переедет к ней, а она этого страстно желает, то Николай Петрович будет самым желанным гостем в их доме, хоть каждый день может с внучкой видеться. Даже предлагала жить вместе.

Дед смягчился, поверил. Да и понимал он, что Настеньке его драгоценной и сейчас мама нужна, и потом нужна будет, когда его самого на свете не станет. Раз внучка её приняла, значит, так тому и быть.

А Валера продолжал встречаться с Ларисой. Они всё больше привязывались друг к другу, и «общая» дочка, как это ни странно звучит, цементировала их отношения крепким раствором своей любви к обоим. Любовь Сергеевна видела, что дело идёт к свадьбе. Что ж, давно пора её Валерику жениться. А тут уже (чудны дела Твои, Господи!) и ребёночек готовый у них имеется. Глядишь, ещё родят на радость бабушке, и у Насти брат или сестра будет.

Вот так Настенька создала себе семью. В полном комплекте. Один, ещё очень маленький человек преобразил и наполнил смыслом жизнь четверых взрослых. Вот что самое удивительное.

27.06.2018

ПОД ВОДОЙ СЛЁЗ НЕ ВИДНО

Лена точно знала, что большинство этих людей к ней прекрасно относятся, а некоторые даже искренне любят. Вот только зачем они принуждают её к общению да ещё норовят потрогать?

Лене пять лет, она – племянница моей подруги Соньки, а люди – это гости её родителей, родственники и друзья, собравшиеся на очередное семейное торжество.

Очень густые светлые волосы в коротком каре, большущие серо-голубые глаза и вся эта ладная детская фигурка без малейших признаков пухлости вызывали у каждого взрослого умиление и желание погладить по головке и потискать. Когда Лену брали за ручку и заговаривали с ней, руку она выдёргивала, пряталась за маму и молчала, не отвечая на вопросы. Ребёнок смотрелся букой.

– Не обращайте внимания, – говорила мама.

После того, как дурацкие советы не бояться, дать ручку, поздороваться, а также тщетные попытки разговорить молчунью прекращались, и гости начинали заниматься своим обычным делом – пить, есть, разговаривать и смеяться за большим столом, Лена, наконец, обретала покой. А с ним и возможность слушать, наблюдать и впитывать информацию, жадно впитывать. Девочке были безумно интересны все эти люди за столом и их взрослые разговоры. Она внимательно слушала, пытаясь осмыслить услышанное и нисколько не тяготясь своим одиночеством в шумной толпе. Напротив, если вдруг о ней вспоминали, и она вновь на несколько минут становилась центром внимания – вот это была настоящая пытка. Родители старались аккуратно переменить тему, чтобы ребёнка оставили в покое.

Ну ладно, гости, которые заполонили квартиру, изменив почти до неузнаваемости привычную среду, Бог с ними, они – явление временное. Но Алёнка, как её называли близкие, и в спокойной обстановке была не очень-то разговорчива. Когда просто приходила родная бабушка, сильно любившая внучку, или родная тётка, сестра отца Соня, от которой всегда веяло бесконечной доброжелательностью, девочка это чувствовала, но говорить с ними всё равно не хотела, на вопросы отвечала только «да» или «нет» и всячески избегала контакта. А уж с чужими и вовсе молчала. Разговаривала только с родителями и старшим братом. Правда, обе женщины, и бабушка, и тётя Соня, зная особенности Алёнки, не очень-то и настаивали на разговорах. Придут, поздороваются мимоходом, не ожидая ответа, и беседуют о своих делах с родителями, изредка поглядывая в её сторону – мол, для всех рассказываю, и для тебя тоже. А с расспросами не приставали. Лена была им за это очень благодарна.

Что удивительно, на детской площадке Лена прекрасно общалась и со сверстниками, и с малышами. Не то чтобы щебетала там непрерывно, отнюдь нет, она по-прежнему оставалась немногословной, но это не мешало ей обмениваться игрушками, кататься на парных качелях и каруселях с другими детьми. Конфликтов не возникало. Детям достаточно взгляда и жеста, чтобы понять друг друга, слов требуется минимум, и самое главное – у каждого свои детские заботы, никто не пытается сделать тебя центром внимания.

Родители Лены прекрасно знали, что девочка у них развитая, с головой у неё всё в порядке и говорить она умеет не хуже других. Только не хочет. Тревожно было вот что: через два года в школу, а там ведь у доски надо отвечать, когда вызовут, хочешь – не хочешь, а надо. И быть центром внимания всего класса при этом!

Опасения оказались напрасными. Вполне адекватный ребёнок отвечал у доски, как любой другой ученик. Не сказать, чтобы Лена чувствовала себя уютно в этой позиции, но и трагедии никакой не было. Родители удивились и вздохнули с облегчением.

А секрет прост. Во-первых, это происходило со всеми, каждого рано или поздно вызывали к доске, а значит, она не была исключением. Во-вторых, и это ещё важнее, ей ведь не приходилось у доски отвечать на вопросы о себе, а лишь рассказывать материал из учебника, вполне отвлечённый и лично к ней не имеющий прямого отношения.

Близким было понятно, что Лена растёт настоящим интровертом. Такой и выросла. Деление это на людские психотипы, интровертов и экстравертов, весьма условное. В каждом из нас присутствуют черты обоих в большей или меньшей степени. Но Сонькина племянница – интроверт конченый. Как человек-амфибия у Беляева, вполне дружелюбно и с большим интересом общающийся с людьми на суше, к вечеру обязательно должен нырнуть в море и подышать жабрами, так и Алёнка после целого дня общения с людьми непременно должна нырнуть в себя, уйти на глубину и побыть в одиночестве, иначе просто задыхаться начнёт. «Ихтиандр в юбке», – называет её Сонька.

Вообще интроверты, которые мало говорят, тем более о себе, и много думают – очень приятные в общении люди, прекрасные собеседники. Они умеют слушать. Слушать, не перебивая, с искренней заинтересованностью. Ценное и редкое качество. А если уж дадут совет по вашей проблеме, то скорее всего он окажется дельным, не только что на эмоциях родившимся, а глубоко обдуманным.

Так что к Алёнке в любом коллективе относились хорошо, великодушно прощая излишнюю скрытность её характера как отличительную особенность.

В школе она училась средне. Старший брат Алексей, увлекавшийся историей, легко поступил в пединститут на исторический факультет, а на Лену родители особых надежд не возлагали. Кем бы ни стала, лишь бы счастлива была. Может, на парикмахера выучится…

Семейные разговоры на эту тему, долетавшие до её слуха, Алёнку не радовали. В год окончания школы она заявила, что будет поступать туда же, где учится брат. Историю она любила. И брата любила. Другие предметы давались тяжелее.

– Ну, что ж, попробуй, – был ответ родителей. – Провалишься – ничего страшного, в армию тебе не идти.

И она поступила. С первого раза. Невзирая на не самый высокий балл в аттестате и тот факт, что мальчиков в пединститут брали с распростёртыми объятиями по причине их дефицита, а среди девочек был приличный конкурс.

Началась взрослая жизнь, в которой Лена ещё долго оставалась ребёнком. Чистая душа, отзывчивая к чужим страданиям, она снискала расположение окружавших её сверстников, но к себе вглубь так никого и не впустила. В студенческую пору в юных не столько умах, сколько телах страсти кипят нешуточные. Те из девочек, кто проявил должное уважение к Алёнкиной закрытости, обрели роскошную «жилетку», в которую можно поплакаться от души, найти понимание и утешение. После бурных односторонних излияний следовал вопрос:

– А у тебя-то как?

– Да ничего. Нормально, – таков был обычный ответ Лены.

И хотя подобная дружба может показаться однобокой, но для более раскрепощённой стороны общение с Леной было настоящим подарком. И дело тут не только в умении выслушать собеседника. Дружить Алёнка умеет не хуже, чем слушать. Впрочем, глагол «умеет», ассоциирующийся с неким мастерством, здесь вряд ли подходит. Это скорее свойство души. Девочка наша и постороннему посильную помощь окажет, мимо не пройдёт, а уж для близкого человека в лепёшку расшибётся, даже в ущерб себе. Несколько искренних слов благодарности в ответ – всё, что ей нужно для восстановления потраченной энергии. Она не станет считать, кто, кому и сколько раз помог, она вам или вы ей, просто откликнется в нужное время на вашу беду и будет счастлива тем, что смогла быть полезной.

Подруга моя Сонечка обожает свою племянницу и готова прийти на помощь Алёнке в любой момент. Вот только моменты такие выдаются нечасто. Не потому, что у Лены в жизни всё гладко и без проблем. Просто не любит она никого своими проблемами нагружать. По мелочам и вовсе никогда не потревожит, а в большом… это её ещё разговорить надо. Одно слово – интроверт.

Соня же Алёнкиной добротой пользовалась неоднократно. Однажды летом Соня подхватила где-то мощный вирус. Лежит она с температурой тридцать девять и две, муж на даче, сын с семьёй за границей отдыхает, дома – шаром покати, поскольку Сонька на выходные тоже к мужу на дачу всякий раз уезжает, а для себя одной и не готовит ничего. Пришёл врач, сказал: обильное питьё, лёгкая пища и противовирусные препараты. Мужу Сонька приезжать запретила, хоть он и рвался, – пожилой человек, не дай Бог ему этим вирусом заразиться. Доплелась Соня кое-как на кухню, чаю с лимоном себе сделала. В холодильнике нашлись два яйца, но есть не хотелось, легла. В раздумьях, кому позвонить, она уснула, а во сне человек быстрее выздоравливает. Вариантов позвонить подругам у Сони было несколько, в том числе мне, каждая приехала бы и привезла всё необходимое. Но всем нам она в итоге предпочла Алёнку. Повторяю, приехала бы каждая, бросив все свои дела, но только Лена умеет это сделать так, как будто никаких дел она ради тебя и не бросала, как будто ей это ничего не стоило. Вечером Сонька получила из рук племянницы курицу, хлеб и таблетки. В дом её, конечно же, не пустила, чтоб не заразить, дверь слегка приоткрыла, всё забрала и с воздушным поцелуем отправила домой. Бульон из той курицы Соньку за два дня на ноги поставил.

Справедливости ради упомяну, что живёт Лена в пешей доступности от тёти Сони, два двора пройти надо. Но поверьте, эта девочка примчалась бы и с другого конца города. Не только у Сониного сына, но и у Алёнки хранятся запасные ключи от её квартиры. И когда, улетая с мужем за границу на отдых, Сонька уже в аэропорту вдруг засомневалась, а выключила ли она утюг после глажки вещей, уложенных в чемодан, кто пошёл проверять её сомнения? Алёнка, конечно. Но это такая малость по сравнению с происшествием, случившимся однажды зимой.

У Сониного мужа Александра в последние годы стало сильно слабеть зрение. Удаление катаракты мало что изменило, виной всему оказались проблемы с сетчаткой, которая, увы, в таком состоянии, что «ремонту» не подлежит. Однако от автомобиля, который Александр водит уже полвека, он пока не отказался. Сказал: «Пока людей и машины на дороге вижу, буду ездить». Читать он уже практически не может, перешёл на аудиокниги, а записки Соня ему пишет огромными буквами толстым фломастером.

В декабре руководство на Сониной работе решило устроить новогодний корпоратив с выездом за город. Забрались в глушь, где катались на снегоходах, стреляли из ружья по тарелочкам, на лошадках покатались. Далее предполагался банкет. А пока стоит Соня возле инструктора с тяжеленным ружьём в руках, и тут у неё звонит телефон.

– Сонечка, – слышит она голос мужа в трубке, – я тут в аварию попал небольшую…

– Ты цел? Никто не пострадал? Где это произошло?

– Никто не пострадал, всё произошло в нашем дворе на малой скорости. Вот только тут надо бумаги заполнять, схему происшествия рисовать, а я ничего не вижу…

Положив трубку, Соня стала лихорадочно соображать, как помочь мужу. Тридцать лет он был её опорой и морально, и физически, она понимала, как тяжело он переживает свою нынешнюю частичную беспомощность. К мужу Сонька всегда относилась трепетно и с уважением, а теперь пришла пора и ей становиться ему опорой.

Соня готова была немедленно бросить все развлечения и бежать искать машину, на которой можно отсюда выбраться. Вот только часа через три, когда она доберётся до своего двора, все разбирательства с автоинспектором будут давно закончены. Что же делать, как помочь? И тут её осенило: Алёнка! Вот кто через десять минут будет на месте происшествия. «Господи, только бы дома оказалась», – думала Соня, судорожно тыкая в экран телефона.

Лена оказалась дома. Тут же оделась и побежала в Сонин двор. Сначала она успокоила дядю Сашу, который не считал себя виновным в аварии в отличие от противной стороны, утверждавшей обратное. Ситуация была спорная, и бойкая дама, второй участник аварии, активно убеждала инспектора как раз в своей невиновности. Алёнка заполнила все необходимые документы, вежливо пообщалась с представителем власти, проводила взволнованного дядю Сашу домой. И что вы думаете? Вину в итоге признали обоюдной. Если б не Лена, пришлось бы им ещё и ремонт чужой машины оплачивать. Получив отчёт об исчерпанном инциденте, Соня с облегчением отправилась с коллегами за праздничный стол.

Но это ещё не самый удивительный поступок Сониной племянницы. То была прямая и действенная помощь близким, на которую способны многие уважающие себя люди. В другой раз Алёнка превзошла себя, оказав любимой тётке бесценную моральную поддержку.

Есть у Сони одна родственница, формально дальняя, двоюродная сестра отца, а в действительности – близкий друг. Нина старше Сони всего лет на восемь, и так уж жизнь повернулась, что они крепко дружат. Нина и её дети – это, собственно, вся родня, которая у Соньки осталась от папы. Нина живёт далеко за городом, машину не водит, общественным транспортом пользуется и велосипедом. А Сонька моя уже тридцать лет за рулём, причём днём и ночью, зимой и летом. Машину водить обожает, ездит на ней и на работу, и на дачу, и в магазин, и в театр, и в гости. В гостях лучше от вина откажется, зато доберётся с комфортом. Брат у Сони – такой же безумный автомобилист и дочь Алёнку в своём духе взрастил, с ранней юности она машину водит.

Но это, как пел незабвенный Высоцкий, – «только присказка, сказка впереди». Вернёмся к Нине. Человек она необычайно деликатный, бестактного вопроса никогда не задаст и своими проблемами нагружать никого не любит. Тоже, кстати, интроверт тот ещё. А тут такая история случилась, что у подруги её Татьяны мужа из больницы выписывают. Люди они пожилые, детей нет, а ехать через весь город на метро да на автобусах. Слаб он ещё для таких вояжей.

Соня без вопросов и с радостью взяла бы на себя эту миссию, отвезла их на машине из больницы домой, тем более что с Татьяной она знакома, пару раз пересекались. А уж что касается Нины, то отказать ей Сонька никак не могла, слишком редко Нинуля её о чём-нибудь просила.

Как на грех, выписка предстояла в субботу, а в воскресенье рано утром Соня с мужем улетали в отпуск. «Господи, – подумала Сонька, – как некстати. Вещи не поглажены, чемодан не собран, сама вся взмыленная и неухоженная, каждый час назавтра расписан. Как же я всё успею?». Подумала – и сама устыдилась своих мыслей. «Человек только что из больницы, а я о своём педикюре думаю! Отвезу обязательно», – решила она.

Последний день перед отпуском на работе всегда тяжёлый – надо все хвосты подчистить, все дела передать коллегам, ничего не забыть. Вернувшись вечером домой, Сонька обессиленно рухнула на кровать и лежала в прострации, стараясь не думать о завтрашнем сумасшедшем дне поездок и сборов. Потом рука её потянулась к телефону, и она как-то робко набрала номер племянницы.

– Привет! Это я.

– Привет!

– Скажи, у тебя на завтрашнее утро какие планы?

– Да разные. Ты говори, что делать нужно.

– Помнишь Нину мою?

– Тётю Нину? Помню.

Тут важно понимать, что за свою жизнь Алёнка раза три Нину видела, а о существовании её подруг и их мужей вовсе не подозревала. То есть просьба, с которой намеревалась обратиться Соня к племяннице, мягко говоря, была не совсем уместна.

– Понимаешь, – продолжала Соня, – тут такое дело… У Нины есть подруга близкая Татьяна, и её мужа завтра из больницы выписывают, а забрать некому. Он старенький совсем, и Нине я отказать не могла, согласилась. А у меня завтра последний день перед отъездом, не знаю, как всё успеть. Я и подумала: может, ты сможешь меня подменить и метнёшься на машине туда-обратно?

– Да без проблем, – ответила Лена. – Доставим в лучшем виде. Давай адреса, пароли, явки.

Господи, она ещё и шутила! Почувствовав, что тётке страшно неловко её обременять, мгновенно разрядила обстановку.

Мало кто из Сониных подруг, доложу я вам, откликнулся бы на подобную просьбу. У всех в субботу свои дела и планы, накопившиеся за неделю. Скорее всего, Сонька услышала бы в ответ примерно следующее: «Сонь, ну извини, если б тебя или твоего Сашу надо было из больницы забрать, – это один разговор, тут без вопросов, а то муж какой-то Татьяны, подруги какой-то Нины… Прости, у нас завтра дел по горло, весь день забит».

Какие планы на тот день пришлось отменить Лене, история умалчивает. А начни её расспрашивать, так «выяснится», что и планов-то никаких особых не было. Такая вот девочка выросла.

По окончании института Лена пошла работать не в школу, а в юридическую компанию офис-менеджером. Мама через знакомых подыскала ей это место, полагая, что там и люди приличные, и зарплата должна быть повыше, чем в школе. Лена возражать не стала, но через год, освоившись окончательно с документооборотом и другими обязанностями, она приняла неожиданное решение. Документы, чай-кофе, телефон, – разве ради этого она пять лет отучилась в институте и получила диплом педагога? Не оставляя прежней работы, Лена взяла в школе часы по истории на субботу с полной загрузкой, и в течение четырёх последующих лет все свои субботы она проработала школьным учителем.

Внешне Лена выросла в привлекательную девушку, высокую и стройную, с теми же большими серо-голубыми глазами на очень приятном лице и роскошными густыми волосами. Но личная жизнь не заладилась. Не вынося пустого трёпа, как всякий интроверт, Алёнка никогда не была тусовщицей. Большие скопления посторонних людей её тоже не радовали. И только ближнему кругу посчастливилось оценить её потрясающее чувство юмора и способность к глубокому анализу. Страстность её натуры была скрыта от посторонних глаз под такой толщей глубин «морских», что разглядеть эту жемчужину мог только проницательный взгляд очень опытного мужчины. И такие мужчины нашлись. Не среди двадцатилетних ровесников, разумеется, падких на бойких девчонок в блестящей обёртке. То были пожившие и повидавшие мужчины постарше.

Как сильно она обожглась, знает только сама Лена. Интроверты таких вещей не рассказывают. Главное – в стерву не превратилась, личность свою не разрушила. Светлый человек, она по-прежнему отзывалась на всякое движение дорогих ей людей тончайшим камертоном.

Печально, но факт: мало кому удаётся встретить свою настоящую половину. Объединившись в пару, создав семью, люди стараются сохранить её даже на фоне горьких разочарований. Вполне оправданная защитная реакция – не всякий готов разрушить своё гнездо ради призрачных новых очарований, тем более, если есть дети.

Лена, которая слишком умна для того, чтобы лукавить с собой и заниматься самообманом, и слишком благородна для того, чтобы разрушить чью-то жизнь в своих интересах, понимала, что рискует остаться одна. К тридцати годам семьи ещё не было. Где ж его взять, такого, чтоб совпадали, как пазл, чтоб срастись можно было?

Сонька переживала за племянницу ужасно. Всё спрашивала: ну, неужели ни одного достойного мужика вокруг не наблюдается? Лена как-то раз процитировала ей Зинаиду Гиппиус: «Если надо объяснять, то не надо объяснять».

– Ах, вот оно что! – расшумелась Соня из лучших побуждений. – Хочешь, чтобы тебя с полуслова, с полувзгляда понимали? А ты попробуй объяснить. Может, человек поймёт? Так на любом можно сразу крест поставить. А ты потрудись, потрать душевные силы. Человеку для того вторая сигнальная система и дана, чтобы он мог объясняться с себе подобными.

– Вот именно, с себе подобными, – парировала Лена.

Соня, конечно, прекрасно понимала, о чём идёт речь. Не стоит общаться с людьми, находящимися в иной плоскости душевного общения, взаимопонимания там ждать не приходится. А на Алёнку нападала от отчаянья, в тщетной попытке помочь ей разглядеть вокруг себя того человека, которого нельзя пропустить.

Как гласит русская пословица, «выйти замуж не напасть, замужем бы не пропасть». Лена связала себя узами брака в тридцать один год. Вышла по любви. Нашёлся, наконец, человек, который смог заставить её поверить, что их место рядом друг с другом. Свадьбы не было. Этого кошмара с поцелуями на публике и всеобщим обозрением в течение нескольких часов она бы не вынесла, а он и не настаивал. Было счастье. Это читалось на их сияющих лицах. Алёнка родила двух чудесных мальчиков, славных, умненьких, симпатичных и очень разных по характеру.

Сложился ли пазл? Позволю себе в этом усомниться. А вы когда-нибудь видели такое, чтобы сразу встык, по всем изгибам и нюансам? Таких заготовок в жизни не бывает.

И всё же пазлы иногда складываются, хоть редко и не сразу. Фигурально выражаясь, чем крепче объятия, тем быстрее изгибы приобретут форму второй половины. Мы ведь живые, а не из картона. Случится ли слияние, или вы будете всю жизнь натыкаться на чужеродные выступы, от внешних обстоятельств практически не зависит. Злая тёща, безденежье, неустроенный быт – это пустое. Всё внутри нас. Только сила и глубина наших чувств, сила желания быть вместе, готовность понимать, откликаться тонкой настройкой, убирая ненужные выступы, поможет с годами приблизиться к достижению гармонии.

И если дорогой вам человек – интроверт, как Алёнка, то будьте особенно внимательны. А то нырнёт она в свои глубины, и вы никогда не узнаете, как сильно её обидели, потому что под водой слёз не видно. Она будет долго терпеть и даже попытается объяснить, а потом умолкнет, потому что не выносит скандалов. И станет нырять всё чаще, чтобы подышать своими «жабрами». Тут уж ничего не поделаешь.

Берегите ваших интровертов.

19.08.2018г.

ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ

Как по-вашему, куда податься работающей замужней женщине в отпуске, если муж её всё свободное время проводит на даче и ехать никуда не хочет?

Раньше они всегда отдыхали вместе и обязательно куда-нибудь выбирались, то к морю, то на озёра. Все втроём, с сыном, и на машине путешествовали, и на поезде, и на самолёте. Когда сын вырос и с родителями ездить перестал, с удовольствием отдыхали вдвоём. А в последние два года муж плотно осел на даче и ни о каких поездках слышать не хочет.

Маринка как примерная жена тоже стала проводить свои отпускные деньки на даче в Подмосковье. Там хорошо. Правда, хорошо: свежий воздух, лес рядом, тишина и никакой нервотрёпки. Огорода у них нет, только сад, так что добровольно-принудительное зависание над грядками в соответствующей позе Маринке не грозит. Ну, суп сварит, ну, посуду помоет, ну, за продуктами они на машине съездят, не более того.

Но к морю-то хочется… и вообще… обстановку сменить. Работаешь весь год, живёшь в бешеном ритме мегаполиса, так хоть дней на десять бы забраться куда подальше от Москвы, ворох новых впечатлений получить и расслабиться. А на дачу они и так всё лето каждый выходной ездят.

Вот с этого Маринкиного нытья и началась вся история. Муж послушал-послушал и говорит:

– Вот только не надо из меня чудовище делать. Я тебя тут силой не держу, езжай, куда хочешь. Переживу я как-нибудь десять дней твоего отсутствия.

– А с кем я поеду?!

– Одна езжай.

И тут Марина растерялась. Она вдруг поняла, что ещё никогда в жизни не отдыхала одна. В детстве и юности – с родителями, а потом всегда с мужем и сыном. Даже и представить себе не могла, что может быть по-другому. По крайней мере, у неё. Такой новый поворот требовалось обдумать.

Пару дней спустя четыре прекрасные дамы в весёлом возрасте «за пятьдесят», коротко обсудив маршрут (ну что, девочки, в Якиторию или в Шоколадницу?), отправились на бизнес-ланч в обеденный перерыв.

– Понимаете, – продолжала Марина прерванный появлением официанта разговор, – получается, что опять я никуда не поеду, весь отпуск на даче проведу, потому как ехать мне просто не с кем.

И правда, из троих присутствующих подруг двое, Женя и Лена, отдыхают со своими мужьями. А со Светой Маринке в отпуск одновременно никак не уйти: в одной фирме работают и там у них взаимозаменяемость. Другие подруги тоже семейные, и у всех своя программа на летний сезон. Да ведь и Маринка, слава Богу, не одинокая, а вот в поездку отправиться не с кем.

– Ну, поезжай одна, – резонно предложила Света.

– Для себя одной как-то и затевать ничего не хочется, не привыкла я так, – грустно сказала Марина.

– А ты через турфирму с группой куда-нибудь поезжай, там всегда найдётся, с кем пообщаться, – заметила Лена.

– Не, это точно не для меня, – сразу отсекла Марина такую возможность. – Как сказал один очень хороший, хоть и советский, писатель Михаил Анчаров, «путешествовать надо с тем, кого любишь». А там чужие люди. Вы же знаете, для меня пустой трёп – тоска смертная. А вероятность случайно встретить родственную душу в такой поездке столь ничтожна, что, можно сказать, стремится к нулю. Убить драгоценные дни, когда можно отдохнуть от работы, на общение с посторонними? Да ни за что. Лучше уж со своим родненьким на даче останусь.

– Слушай, – вдруг вспомнила Женя, – а вот Нина твоя, которая в Подмосковье живёт, может, тебе с ней поехать?

– Да-а, – мечтательно сказала Маринка, – с Нинулей нам было бы хорошо. Мы с ней друг друга не напрягаем. Тот самый случай, когда и помолчать вдвоём можно, каждый о своём, и поговорить есть о чём. Но это, к сожалению, – не вариант.

– Почему? – спросили хором все трое.

– Ты ведь говорила, – заметила Женя, – она овдовела года полтора назад и теперь одна.

– Всё верно, Жень, но зарплата у них в области такая, что на билет Нина наскребёт, а вот отель приличный уже не потянет.

– Ну, если соберётесь в Болгарию, – сказала Женя, – то вы могли бы пожить у нас с Юрой.

Все повернули головы к Марине. Действительно, лет пять назад Женя с мужем купили квартиру в Болгарии, в курортном районе Солнечный берег неподалёку от Несебра. Каждый год в августе они проводили там часть своего отпуска, наслаждаясь Чёрным морем и вполне независимым отдыхом. Пара недель в году такого времяпрепровождения вдвоём доставляла им огромное удовольствие и подпитывала энергией на будущее.

Женька, как всегда, смотрела в корень. Её неожиданное предложение целенаправленно снимало основное препятствие – при бесплатном жилье Маринкина подруга Нина вполне могла осилить поездку.

– Гениально, – прошептала Марина. – Жень, спасибо тебе огромное! Это действительно спасёт ситуацию.

И она тут же занялась организацией их будущего с Ниной отдыха. Билеты, визы, страховки, обмен валюты и прочую суету Марина, находясь в Москве, взяла на себя. От Нины требовался только загранпаспорт.

Дату прилёта в Бургас подгадали так, чтобы она совпала с датой вылета оттуда в Москву Жени и Георгия. Маринкин муж специально вернулся с дачи, чтобы проводить их во Внуково, а в аэропорту Бургаса встретил присланный Женькой таксист и благополучно доставил до дома.

Пока Маринка объяснялась с охранником, кто они такие и к кому приехали, и судорожно рылась в сумке в поисках бумажки с номером подъезда и квартиры, у неё за спиной неожиданно возник Георгий. Увидев фигуру Жениного мужа, появление которого снимало все сомнения, а по адресу ли они прибыли, Маринка так обрадовалась, что кинулась Георгию на шею. Сначала кинулась, а потом слегка обалдела от собственной бесцеремонности, поскольку Женька – это Женька, а с её почтенным мужем Марина таких фамильярностей раньше себе не позволяла.

Георгий улыбнулся вполне благосклонно и радушно повёл их к лифту. Женя была рада видеть подругу, все познакомились с Ниной, и Марина ещё долго щебетала, рассказывая, как они долетели и доехали.

Несколько часов, которые оставались до отъезда хозяев, компания провела с пользой и с удовольствием. Они пообедали в соседнем ресторане, где Нина с Мариной ужинали потом почти каждый вечер, переоделись и отправились к морю, запоминая дорогу. Нина и Георгий остались на берегу, а Женя с Мариной устроили себе купание на фоне закатного солнышка, одна попрощалась с морем на год, а другая просто дорвалась.

Вернувшись домой, выпили привезённого гостями ликёра «на посошок». Вещи были собраны, оставалось рассказать, где и что лежит по хозяйству, как пользоваться приборами и что выключить перед отъездом. Лекция была внимательно прослушана, после чего Женя предусмотрительно вручила Марине мобильный телефон, которым пользовалась только здесь, и показала имена и номера своих местных друзей. На всякий случай. Вдруг что понадобится?

Такси за Георгием и Женей приехало вовремя, и они отправились в аэропорт. Оставшись вдвоём и оглядевшись в чудесной двухкомнатной квартирке с балконом, Нина и Марина вдруг поняли, что долгожданный беззаботный отдых начался. Они взвизгнули от радости, обнялись, допили остатки ликёра и долго курили на балконе при свете Луны.

Марина выбрала себе большую комнату с балконом, а Нина расположилась в спальне. Они валились с ног от усталости, но заснуть сразу не удалось. День был полон впечатлений, и мозг никак не хотел отключаться, прокручивая снова и снова киноленту сегодняшних событий.

Утро выдалось солнечным и прекрасным. Они позавтракали остатками хозяйской еды из холодильника и, конечно, отправились к морю.

Эх, хороша страна Болгария! Вежливые, радушные, приветливые люди, прекрасная природа с берёзками и пальмами одновременно, надписи на кириллице, продавцы и официанты все по-русски говорят, вкусная еда, тепло, Чёрное море, песчаные пляжи, – что ещё надо жителю средней полосы России для комфортного отдыха?

Марина и Нина приехали сюда именно отдохнуть, душой и телом, развлечений, знакомств и шумных вечеринок не искали, во всяком случае, не здесь и не сейчас. Поэтому каждое утро путь их лежал на пляж, к морю, которого, как известно, в Москве и Подмосковье нет. Нина много плавала, а Марина, которая плавать почти не умеет, с удовольствием плескалась у берега. Потом обедали в открытом кафе неподалёку. Грех за ними водился только один – обе курят. Так тут и с этим полный комфорт – всё на воздухе и везде пепельницу подадут. По дороге с пляжа покупали себе немного еды на завтрак. Оказавшись дома, читали запоем – эта роскошь в суете московских будней доступна далеко не всегда. Каждый вечер Маринка звонила мужу, иногда сыну, а Нина переписывалась с дочерью. По вечерам они выбирались в соседний ресторанчик, где с удовольствием ужинали и пробовали прекрасное местное розовое вино. В квартире Георгия и Жени царил уют и какая-то удивительно тёплая энергетика. Там было хорошо, туда хотелось возвращаться.

Размеренность течения отпускных деньков наших дам нарушалась лишь дважды. Это не считая дня отъезда, о котором речь пойдёт позже. В первый из этих двух дней, когда солнышко спряталось за тучи, а тучи, постепенно набухая влагой, грозились пролить её на землю, на пляж наши отдыхающие не пошли. Они вызвали такси и отправились в Старый Несебр.

Дорога оказалась совсем недолгой, не прошло и получаса, как Нина с Мариной уже входили в старинные крепостные ворота. И сразу попали в другой мир. Старый Несебр поражал воображение. На крошечном полуострове гудел разноязычными голосами город, где сохранились постройки V-VI веков, не говоря уж о значительно более позднем периоде средневековья.

«Архитектура – это застывшая музыка», – тут же вспомнила Марина известную фразу, происхождение которой приписывают и Шеллингу, и мадам де Сталь, и Гёте. Марина, с юности неравнодушная к архитектуре, просто наслаждалась, поедая глазами окрестности. На эти каменные строения хотелось смотреть и смотреть, эти камни хотелось трогать, а по булыжным мостовым ходить и ходить. Слава Богу, ума хватило надеть удобную обувь. Архитектура не поражала ни величием, ни размахом, даже храмы были какими-то уютными. Дома по большей части тесно лепились друг к другу, по узким старинным улочкам бродили толпы вполне современных людей, таких же туристов, бойкая торговля предлагала абсолютно всё и на каждом шагу, от косметики с розовым маслом до греческих шуб, но ощущения восточного базара это почему-то не создавало. На фоне суеты, я бы даже сказала – над ней, город дышал каким-то удивительным покоем, уютом, задумчивостью даже. Ближе к третьему часу их пешей прогулки Марина вдруг сказала:

– Я бы хотела здесь жить.

Нина посмотрела на неё и всё поняла. Разумеется, эта фраза не означала намерения поменять страну и образ жизни. Какое там – через неделю надо быть на работе! Но возникшее ощущение единения с этим чудесным древним городом на узенькой полоске суши, вдающейся в Чёрное море, вызывало желание не быть здесь туристом, а именно жить, просыпаться каждое утро, распахивать окно, обрасти привычками, ежедневными ритуалами и всем тем, что можно обозначить как «милые подробности». Просто наваждение какое-то.

Они посетили множество мелких лавочек, покупая сувениры, немного косметики, даже кожаную курточку лёгкую Маринке умудрились подобрать. Попробовали местное мороженое. Вкусно.

Отобедав в прибрежном ресторанчике, где им предложили свежую рыбу и дали сначала попробовать домашнее белое вино, которое они тут же и заказали, с прежним таксистом, вернувшимся за ними к заранее оговорённому часу, довольные и уставшие путешественницы возвращались домой. Всё-таки это было именно домой, а не в отель. По пути обеих преследовало ощущение какой-то незаконченности, недосказанности сюжета. Сознание противилось мысли о том, что Старый Несебр они больше, возможно, не увидят.

И буквально послезавтра, когда до обратного вылета оставалось всего пару дней, они нашли повод туда вернуться, сказав друг другу, что недокупили кое-какие мелочи.

Маршрут был известен, и второй раз подруги решили сэкономить и поехать на автобусе всего за один лев и несколько стотинок. Войдя в ворота, они уже не озирались во все стороны, разинув рты, а бродили по булыжным мостовым «с чувством, с толком, с расстановкой». Хотелось, никуда не торопясь, насладиться атмосферой.

Покупок было сделано всего две. Нина приобрела понравившуюся в прошлый раз и почему-то не купленную кружку с изображением кошки. Вообще керамика в Болгарии превосходная. И если в пляжных местах продаётся фабричная посуда с традиционным болгарским орнаментом – прелестные горшочки и прочая вполне прикладная утварь, то здесь, в Старом Несебре, можно было найти и авторские работы. Заходишь в магазин, и глаза разбегаются: хочется купить и эту восхитительную вазу, и этот изящный кувшин, и даже керосиновую лампу, не говоря уже о многочисленных салфетницах и прочих мелочах. Но увы, всё это в чемодан не затолкаешь, да и перевес будет солидный.

Увидев кружку, выбранную Ниной, Марина подумала: «Если бы Модильяни писал кошку, она вышла бы именно такой». Себе Марина приобрела авторское украшение на шею из керамики, купив его в маленькой лавочке, где девушка, автор выставленных работ, продавала их сама уже четырнадцать лет.

Приближалось время обеда. Бесчисленные прибрежные ресторанчики активно зазывали посетителей, и наши дамы решили устроить себе прощальный аккорд в самом красивом из них. Ресторан «Какаду» попался на глаза в нужный момент. Его открытая терраса буквально нависала над морем. Выбрав столик с внешней стороны, над водой, подруги наблюдали, как чайки одна за другой стремительно проносились вплотную к бортику, а самые смелые отваживались присесть, выпрашивая корм. Надо ли говорить, что вино было хмельным и приятным, еда вкусной, а настроение отличным? Правда, с налётом лёгкой грусти и романтических воспоминаний, как о бывшем, так и о несбывшемся.

Домой возвращались на том же автобусе, битком набитом пассажирами. Но им сегодня решительно везло: когда толпа буквально внесла их в двери, открывшиеся прямо перед Ниной, сидячие места ещё не все были заняты, так что висеть на поручнях не пришлось.

Следующий день был предпоследним перед отъездом. Чемоданы решили собрать с вечера, чтобы завтра утром спокойно попрощаться с морем, пообедать, покидать оставшиеся вещи и – в аэропорт.

Прибрались в квартире, и Нина сразу занялась сборами, а Марина позвонила мужу. Выслушав очередную порцию рассказов, муж попросил:

– Скажи мне точное время, когда у вас завтра вылет.

– Подожди, посмотрю, – ответила Марина и полезла в шкаф за документами.

– Вот, читаю, – сказала она минуту спустя, – в двадцать часов тридцать минут вылет. Прилетаем в Шереметьево.

Закончив недолгий разговор, Марина увидела, что держит в руках Нинин комплект документов. «А где мои?» – слегка озаботилась она. Вернувшись к шкафу, своего комплекта документов Марина на полке не обнаружила. Следующая мысль: «Ну да, они же в сумке».

Дамская сумочка на длинных ручках, с которой Марина прилетела, покоилась в шкафу на другой полке. В течение всего отпуска она ей почти не требовалась. На море и в соседние кафешки с документами и косметикой не ходят, только два раза в Несебр и выезжали. Маринин загранпаспорт, распечатанные на всякий случай электронные авиабилеты и страховка находились именно в этой сумке, аккуратно упакованные в небольшой пластиковый конверт с застёжкой, и понадобились только сейчас, перед обратной дорогой.

Но искомого пластикового конверта в сумке не оказалось. Удивлённая Марина заглянула ещё в несколько мест, куда, возможно, могла его выложить, хотя прекрасно помнила, что из сумки даже не вынимала. Марина вообще такая, что вещи, куда попало, разбрасывать не любит, всё у неё по полочкам, параллельно и перпендикулярно, а уж документы тем более. Это ж не чулки и заколки!

«Ладно, – подумала Марина, – всё когда-то бывает в первый раз. Может, память меня уже подводит? Надо поискать». И она тут же поделилась с Ниной тревожным известием о пропаже.

– Спокойно, – сказала Нина, – ну, не мог же он сам исчезнуть. Пошли покурим и всё обдумаем.

Они вышли на балкон, закурили и, стараясь не нервничать раньше времени, стали обсуждать возможные варианты и план поисков.

Поиски продолжались три часа. Не ограничившись горизонтальными поверхностями, они отодвигали все этажерки и тумбочки, за которые конверт мог завалиться. Нина вытащила все свои вещи из собранного уже чемодана на случай, если конверт лежал на полке в шкафу и она, не заметив, прихватила его вместе с одеждой. Тщетно.

Бог с ней со страховкой и тем более с билетами, кому нужны эти распечатки? Но паспорт! Без загранпаспорта домой не улетишь.

Были обшарены все уголки всех ёмкостей. ПАСПОРТА НЕ БЫЛО. Ясно, что исчезнуть он мог только при поездке в Несебр. Либо Маринка сама его выронила, когда в очередной раз в сумке рылась, либо вытащили. Обессиленные, они снова вышли покурить на балкон.

– Так, – трагически изрекла Марина, – похоже, я завтра не улечу. Придётся тебе лететь одной.

– А ты?

– А что я? Надо в консульство наше ехать. В Софии оно точно есть, а в Варне – не знаю.

До Софии было километров пятьсот, до Варны около ста. Время – половина одиннадцатого, ночь практически, вылет уже завтра, хоть и вечером. Перед Мариной лежал телефон с номерами болгарских друзей Жени и Георгия, с которыми так и не довелось познакомиться. Звонить им сейчас, да ещё с таким известием, просить помощи? «Позвоню-ка я сначала Женьке», – подумала Марина.

Услышав в трубке мрачный голос подруги, Женя потребовала изложить всё чётко и по порядку.

– Ну, ты даёшь! – сказала она Маринке. – Ладно, сиди, жди, я сейчас сама позвоню Руси, а он тебе потом перезвонит. Они с Красимирой решат, что с тобой делать. Кстати, Красимира – юрист и порядок действий наверняка знает. Так что, считай, тебе повезло.

Через пятнадцать минут раздался телефонный звонок.

– Марина? Здравствуйте.

– Да, здравствуйте, Руси.

– Мне Женя позвонила. Как же это с Вами случилось? – собеседник прекрасно говорил по-русски.

– Да вот не знаю, не то сама выронила, не то вытащили из сумки.

– Во сколько завтра ваш самолёт?

– В 20-30.

– О, прекрасно, я думал, раньше. Тогда мы всё успеем. Я верю, Вам повезёт.

– Руси, наверно, в консульство ехать придётся?

– Да, но сначала мы пойдём в полицию. Завтра утром, часов в десять, заедем за Вами, будьте готовы.

– Конечно, буду, спасибо Вам огромное, – дрожащим голосом отвечала взволнованная Марина.

Почувствовав её напряжение, Руси задал вопрос, после которого Марина уже не сомневалась, что она не одинока и рядом друзья, а градус её напряжения сразу упал вдвое.

– У вас там водка есть? – услышала она в трубке и широко улыбнулась.

– К сожалению, только вино. Пойду сейчас и выпью целый стакан.

– А сигарет у вас достаточно? – продолжал новый друг на вид шутливые, но такие правильные вопросы.

– Этого добра хватает, – успокоила его Марина.

– Ну, тогда до завтра. Всё будет хорошо. Спокойной ночи.

«Какое уж тут спокойствие», – подумала Марина и ответила:

– Спасибо. До завтра.

Этому разговору предшествовал, как мы знаем, звонок Жени из Москвы в Болгарию. Почти в одиннадцать вечера она решилась потревожить друзей, Руси и Красимиру, поскольку понимала, что Маринке без их помощи никак не обойтись. Ребята живут где-то километрах в пятидесяти от квартиры Жени и Георгия, завтра среда – обычный рабочий день для местных жителей, значит, все текущие планы этой супружеской пары полетят к чертям, потому что им придётся срочно заниматься Маринкиной проблемой. Понимая всё это, Женя при описании сложившейся ситуации произнесла ключевую фразу:

– Ребята, вы не думайте, что я просто кого-то пожить пустила. ЭТО МОЯ ПОДРУГА.

Других объяснений не требовалось, и ребята «встали на уши». В десять тридцать Марина по звонку Руси спустилась вниз. Совершенно очарованная обаянием и радушной улыбкой этого человека, она познакомилась с его красавицей-женой Красимирой и даже с их собачкой, которую пришлось взять с собой. Все сели в машину, и этот безумный день стартовал. Финиш его был далёк, будущее туманно и непредсказуемо с точки зрения дислокации участников событий.

Часа за три до этого, ранним утром, Нина с Мариной позавтракали, собрали все вещи, поделили оставшиеся деньги и на всякий случай попрощались друг с другом. Прощание с морем отменялось.

Нина решила сидеть дома и ждать известий от подруги, потом сходить пообедать. В шесть вчера за ними (а скорее, за ней одной) приедет такси, чтобы отвезти в аэропорт. До самого звонка Руси они старались шутить и подбадривать друг друга, но им это плохо удавалось.

Дальнейшие события этого дня были столь насыщенными и так плотно следовали одно за другим, что если излагать их со всеми подробностями, то этот небольшой рассказ рискует превратиться в большую повесть.

Сначала Красимиру подвезли к офису их с Руси фирмы, находившемуся неподалёку, и оставили там вместе с собачкой. Офис временно превратился в штаб по организации перехода через границу. Оттуда координировались все дальнейшие действия.

Руси повёз Марину в полицию, где объяснил стражам порядка, что у этой гражданки России украли паспорт, а ей сегодня улетать. Первым делом проверили по базе данных утерянных вещей: может, всё-таки выронила, а кто-то нашёл и сдал, куда следует? Увы, надежды на лёгкий исход дела не оправдались. После этого им велели ждать, пока придёт переводчик. Зачем переводчик? Маринин спутник и благодетель прекрасно говорит на обоих языках. Порядок такой.

Довольно быстро появилась переводчица – строгая женщина в сером костюме. По всем правилам провела она допрос Марины: когда ездили в Несебр, номер автобуса, от какой остановки? Спросив, много ли было народу в автобусе, она получила ответ – «битком», и удовлетворённо кивнула. Пошли писать заявление о краже.

Когда заявление было общими усилиями составлено, госпошлина оплачена и прошло ещё какое-то время, у Марины в руках появился документ из Болгарской полиции, дававший ей право находиться на территории страны и объяснявший отсутствие паспорта. Уже легче. Кто знает, сколько ещё дней здесь придётся пробыть?

Пребывание в полиции съело часа полтора. Тем временем Красимира из «штаба» названивала в консульство России в Варне. Известия от неё поступали как обнадёживающие, так и пугающие. Выяснилось, что консульство РФ в Варне принимает своих же граждан, находящихся в Болгарии, толь по понедельникам, средам и пятницам до 15 часов. По счастью, была среда, но успеть доехать в Варну до трёх дня представлялось проблематичным. Тогда Красимира позвонила ещё раз и, используя всё своё красноречие, подробно и ярко описала ситуацию с украденным паспортом и билетами на сегодняшний рейс, умоляя сотрудников консульства принять Марину после 15 часов, если не успеет доехать. Там обещали подождать.

Марину бросало то в холод, то в жар. Выйдя из полиции, она спросила Руси:

– Теперь куда?

– Теперь надо сфотографироваться на документ, который выдадут в консульстве вместо паспорта. Только сейчас конец сезона, и все фотостудии здесь позакрывались. Придётся доехать до Несебра.

Это заняло ещё минут сорок, и фотографии нужного образца лежали у Марины в сумке. Запрыгнув в машину, она спросила:

– Ну что, мчимся в Варну?

– Есть ещё одно препятствие, – ответил Руси, только что снова переговоривший с женой.

– Боже, какое?

– Нужны два свидетеля, чтобы в консульстве подтвердить твою личность.

Они уже перешли на «ты».

– Так какие проблемы? – спросила Марина. – Один человек – Нина, а второй – ты или Красимира.

– Дело в том, что эти два человека должны быть гражданами России.

– О Господи! – возопила Маринка. – Да они что там, с ума посходили?! А если я одна путешествую и паспорт украли? Мне что теперь, удавиться?

Но что толку было вопить, если таковы правила? Вероятно, ещё с советских времён укоренился стереотип, что наши люди выезжают за границу только в группе.

Где же им вот так сходу взять гражданина России? Первым делом подумали о соседях Жени и Георгия – российской паре, купившей квартиру в том же доме. Позвонили им и услышали в ответ:

– Рады бы помочь, но мы сейчас в Софии.

Маринка сразу же позвонила Нине, доложила обстановку и предупредила:

– Обедать не ходи, ты едешь с нами в Варну, будь готова.

Довольно многие граждане России приобрели в последнее время недвижимость в Болгарии. Кое-кого из этих людей Руси и Красимира знали лично. Они спешно принялись обзванивать всех своих знакомых россиян. Но кто-то был в отъезде, кто-то занят неотложным делом, кому-то ребёнка не на кого оставить. А время шло…

Маринка в тоске курила уже энную сигарету, думая о том, что торчать ей тут как минимум до субботы, поскольку в Варну теперь придётся ехать только в пятницу, в следующий приёмный день, а потом ещё надо билет купить. Сегодняшний билет пропадёт, так как сдать его она не успеет. А уж как расстроится муж, узнав обо всём, как будет переживать за неё, – об этом она даже думать боялась. И ещё она знала, что если завтра не появится на работе, то кое-что не сделает в срок, и у компании будут проблемы с трудовой инспекцией. Из-за неё.

Среди этих мрачных размышлений она вдруг услышала голос Руси:

– Поехали.

– Куда? – тупо спросила Маринка.

– За Светой.

– А это кто?

– По дороге объясню.

Оказалось, проблему второго свидетеля всё же удалось решить. Знакомая супружеская пара россиян, на пенсии поселившаяся в Болгарии, готова была помочь. В машину мог сесть дополнительно только один человек, и Света, оставив мужа дома, согласилась проделать неблизкий путь в двести километров ради своих знакомых болгар и совершенно незнакомой ей соотечественницы.

Света оказалась родом из Владивостока. Познакомившись, они с Мариной стали быстро сочинять версию, откуда знают друг друга и как давно общаются. Свидетельствовать же придётся! Почти детективный характер происходящего вызывал у всех нервный смех.

Быстренько заехав за Красимирой и за Ниной, рванули, наконец, в сторону Варны. Заполненную пятерыми людьми машину Руси гнал так, что Марина мысленно оплакивала подвеску. Напряжение росло, разговор не клеился, даже шутки были какими-то нервными.

Примерно в половине четвёртого подъехали к зданию, где красовалась табличка «Консульство Российской Федерации». Уверенности, что их ждут, не было. Руси уехал парковать машину, а Красимира, Нина, Света и Марина, нажав на звонок, мысленно молились о том, чтобы усилия сегодняшнего дня не оказались напрасными. Ворота открылись и впустили четырёх женщин.

Одна за другой они представились охране. У Нины и Светы попросили паспорта.

– А я потерпевшая, – сказала Марина. – Паспорта нет.

Вышла миловидная девушка, сотрудница консульства, и быстро раздала им троим бланки, которые надо заполнить. Нину со Светой никто и не спрашивал, откуда и как давно они знают Марину. Просто соблюли формальность: подписали бумаги, где подтвердили, что она является гражданкой РФ, проживающей по такому-то адресу.

Девушка-сотрудница сокрушалась, что нет у Марины ни фотографии её пропавшего загранпаспорта, ни бумажной копии. Это осложняло дело.

– Девушка, – говорила Марина, – все данные своего общегражданского паспорта я помню наизусть: серию, номер, кем и когда выдан, код подразделения. Ведь в базе данных должны быть сведения о том, как по этому паспорту мне выдавали загранпаспорт. И фотография моя там же, в базе данных, поскольку паспорт был биометрический. Вы же можете связаться с соответствующими службами в России?

Ответ был невнятным, и механизм идентификации Маринкиной личности так и остался загадкой. Сотрудница помогла Марине по-быстрому заполнить три каких-то обязательных бланка, и, надо отдать ей должное, вся процедура вплоть до получения вожделенного документа с фото и печатями на белой бумаге заняла не больше часа.

Оставалось успеть на самолёт. А если не успеть, то и Нина сегодня не улетит, пропадут оба билета.

Все, кроме Светы, пообедавшей с мужем дома, с утра ничего не ели и были страшно голодны. Пришлось остановиться у придорожного магазина с кофейным автоматом и сэндвичами. Наскоро перекусив, погнали дальше. Для всех, кроме Руси, от водительского мастерства которого зависел исход дела, наступил «отходняк». Дамы расслабились и болтали без умолку. Даже Нина, обычно немногословная в малознакомой компании, рассказывала уморительные истории, вызывавшие просто взрывы хохота. Особенно хорош был случай с индюком, который мирно пасся на травке на своих угодьях, начинавшихся сразу за забором жилого комплекса, где обитали Нина с Мариной. Потом индюк невероятными усилиями мышщ и, видимо, воли поднял своё грузное тело на плохо приспособленных для полёта крыльях и взлетел на двухметровый забор. Усевшись там, он гордо озирал окрестности: дома, дорожки, бассейн, шезлонги и загорающих. И вдруг, потеряв равновесие, сверзился с этой высоты прямо в воду, изрядно повеселив отдыхающих. Ну, смех смехом, а спасать эту мокрую курицу из бассейна пришлось охраннику. Напрашивались ассоциации с положением Марины, столь же беспомощным ещё несколько часов назад.

Маринка сидела оттаявшая и растроганная. Узнав, что Светины дети и внуки по-прежнему живут во Владивостоке и Света с мужем иногда летают к ним в Россию, а иногда они в Болгарию, и всё это с пересадкой в Москве, Марина сразу же сказала:

– Света, если Вы или Ваши дети будут в Москве не один день, можете всегда остановиться у меня. У нас с мужем «двушка», и вторая комната будет в вашем распоряжении. Милости просим.

А как ещё она могла отблагодарить за помощь? Денег дать? Никто не шепнул, будет ли это уместно, и Марина сомневалась. Теперь вот ждёт гостей из Владивостока, искренне надеясь ответить добром на добро.

А уж как она благодарна Руси и Красимире, потратившим на неё целый рабочий день, загубив, возможно, какие-то бизнес-сделки, потратившим не только кучу времени, нервов и бензина, но и душевные силы, оказавшим им с Ниной бесценную дружескую моральную поддержку, – этого она и выразить не могла от переполнявших эмоций.

По дороге позвонила Женя, и по громкой связи, захлёбываясь от восторга, Маринка сообщила, что они, похоже, успевают на самолёт.

К дому подкатили в шесть вечера с небольшим, такси в аэропорт их уже ожидало.

– Сейчас-сейчас, только чемоданы возьмём, – сказала Марина таксисту и кинулась обниматься с новыми друзьями.

Времени не оставалось, прощание было коротким и очень тёплым. Узнав, что ребята зимой в Москву приехать собираются, Марина страшно обрадовалась, что сможет увидеть их снова и уделить внимание в своём родном городе.

На рейс они успели. Стоя в очереди на регистрацию, Марина всё думала о ребятах, сделавших за один день невозможное, и тепло разливалось в душе, снимая усталость.

Подойдя к стойке вместе с Ниной, она протянула вместо паспорта свой «белый билет» – бумажку с фотографией, подписью и печатью.

– Что это? – спросили её.

– У меня украли паспорт, – устало пояснила Марина, уже готовясь к длительному разбирательству. – Это документ, выданный консульством Российской Федерации в Варне.

Девушка побежала к старшей показывать бумагу. И – о чудо! – буквально через пару минут со словами «всё в порядке» у Марины приняли багаж и пропустили дальше.

На паспортном контроле история повторилась. Там пришлось подождать минут десять, и переход через границу свершился.

В самолёте дали поужинать, и можно было подремать. Летели три часа. Благополучно приземлившись в Шереметьево около полуночи, наши путешественницы мечтали только об одном: побыстрее получить багаж, взять такси и – домой, чтобы этот сумасшедший день уже закончился.

Но не тут-то было! Мальчик на паспортном контроле, увидев Маринин «белый билет», попросил подождать и куда-то позвонил. Прошло десять минут, потом двадцать, Маринка уже падала от усталости, присесть было некуда. Через стекло она видела Нину, тоскливо сидевшую с их ручной кладью в ожидании. Потом за Мариной пришли, куда-то повели, предложили присесть (о счастье!) в коридоре и скрылись за дверью, снова попросив подождать. Около часа родная страна в лице дежуривших в Шереметьево пограничников принимала решение, впускать Маринку домой или усомниться в подлинности её документов.

Уже за полночь подошли они с Ниной к транспортёру, где сиротливо катались на ленте только два их чемодана. Вырвавшись на улицу, взяли такси и по ночному шоссе быстро домчались домой.

На следующее утро Маринка, будучи ещё в отпуске, поехала на работу, сделала там за полдня неотложные дела, потом отвезла Нину домой за 60 километров от Москвы и не выспавшаяся, не отдохнувшая с дороги, явилась к мужу на дачу, буквально упав там в его объятия.

Оставалось ещё три выходных дня. И это было счастье. За эти три дня Марина не только отдохнула, привела себя в божеский вид, рассказала мужу всю эпопею, но и успела о многом подумать.

«Не имей сто рублей, а имей сто друзей», «Друг познаётся в беде», «Дружба – понятие круглосуточное», – все эти избитые, когда привыкаешь, истины сработали в её случае на полную катушку. Да, у Марины были деньги на карточке, чтобы, потеряв билеты, купить им с Ниной новые. Но без Руси и Красимиры вместо среды удалось бы улететь не раньше субботы. А это грозило неприятностями на работе и очередным гипертоническим кризом у мужа. Тут уж никакие деньги не помогут.

Обрести друзей в таком возрасте – уже само по себе счастье и редкость. Спасибо Жене. Теперь её друзья – Маринкины друзья, и она с нетерпением ждёт их в Москве.

А ещё Марина вспомнила, как однажды прочитала у Омара Хайяма: «Любовь может обойтись без взаимности, но дружба – никогда».

15.12.2018

МОНЕТА УПАЛА НА РЕБРО

Легко ли быть любовницей? Нет, речь идёт не о союзе двух свободных людей, не проведших по тем или иным причинам государственную регистрацию своего брака. Я о другом: легко ли быть любовницей женатого мужчины?

Как только я задалась этим вопросом, в голове моей возник гул голосов. Он приближался, нарастая, грозя перерасти в сплошной шквал. Женские голоса, перебивая друг друга, не стеснялись в выражении своего возмущения. Ответы были самые разные по интонации, от презрительного « не знаю – не пробовала» до визгливого бабьего: «А чего ж ей, стерве, не легко-то будет на всём готовеньком? На чужой каравай рот разинула, не выращивала, не месила, не выпекала, а откусить норовит, подлюка!».

Это были законные жёны. При всём многообразии интонаций смысл ответов сводился к одному: как я вообще могла докатиться до подобной формулировки?

Всем известно, что каждая медаль, как и каждая монета, имеет две стороны. «Подождите, – мысленно сказала я им, – не кричите так громко, я всё объясню».

Тёплым весенним вечером моя подруга Соня с супругом своим Александром выходила из Большого зала Московской консерватории. Переполненные эмоциями только что отзвучавшей Шестой симфонии Чайковского, они, держась за руки и не озираясь по сторонам, медленно пробирались к выходу. Выйдя на улицу, с улыбкой вдохнули весеннюю свежесть, особенно яркую после дождя, как вдруг к ним подошла девушка.

– Здравствуйте, – сказала она, обращаясь к обоим. – Софья Владимировна, Вы меня не узнаёте? Я Лера, Лера Кольцова, мы с Вашим сыном Толиком на журфаке в одной группе учились.

– Господи, Лерочка, ну конечно, очень рада тебя видеть.

– Здравствуйте, – вежливо промолвил Александр, который, в отличие от жены, однокурсниц сына в лицо не помнил. Да и по фамилии тоже.

И немудрено. Лет двенадцать уже прошло, как они институт закончили. Огромное количество друзей, приятелей и подруг Толика перебывало в их гостеприимном доме. Соня тоже помнила не всех, но такую яркую девочку, как Валерия, конечно, не забыла. У неё, кажется, был роман с Артёмом Кутафиным, Толиным другом.

– Ты одна была на концерте? – спросила Соня.

– Да, одна. А вы домой сейчас?

– Ну да, такси вот собирались вызвать.

– Ой, зачем такси? Я на машине и с удовольствием вас подвезу. Вы ведь всё там же живёте?

– Да, там же.

– А я теперь тоже в Крылатском живу, совсем недалеко от вас. Поехали.

Машина Валерии была припаркована во дворе напротив. Ехать по вечерней Москве – одно удовольствие. Пробки уже рассосались, Новый Арбат сверкает огнями, молодая весенняя зелень, омытая дождём, источает божественный аромат, широченный Кутузовский проспект радует простором, а там и до Крылатского уже рукой подать.

Оказалось, что Лера не виделась с Толиком уже лет восемь, поэтому всю дорогу, отвечая на её вопросы, Соня рассказывала об успехах сына, о его прекрасной семье и своих любимых внуках. А когда подъехали к дому, спохватилась:

– Лерочка, ты о себе-то ничего не рассказала! Всё спрашивала только, а я говорю и говорю…

– Софья Владимировна, а можно я к вам на чай напрошусь? – нерешительно протянула Лера и как-то так посмотрела, что у Сони с её материнским чутьём сердце сжалось.