Читать книгу Нам нельзя - Татьяна Анина - Страница 1

Маргарита Петровна женщина улыбчивая и добрая. Мы её любим, потому что мы взрослые. Младшие классы принимают доброту за слабость и пытаются плохо себя вести на уроках русского и литературы. Именно тогда они узнают, что эта хрупкая, сухонькая женщина имеет ужасный визгливый голос, ломающий детскую психику на раз. Дети успокаиваются и к окончанию школы, начинают Маргариту Петровну уважать.

– Ребята познакомьтесь. Это новая ученица нашего класса, Анечка Куго, – с улыбкой протянула Маргарита Петровна, представила девчонку нашему классу. – Садись, Анечка.

Одного взгляда хватило, чтобы понять «Анечка» – это диагноз. Она была зашуганная блондинка и краснела так, что в проборе её жидких волос виднелись алые пятна. Она подкусывала тонкие губы и не решилась поднять на нас глаза.

– Вот рядом с Катей место есть.

Я недовольно убрала свою сумку со свободного стула. Сидела я на последней парте среднего ряда, и свободное место было только рядом со мной.

Полгода назад меня так же представляли этому классу. Тогда была весна, и окна в кабинете биологии были открыты. В отличие от Анечки, я зверем осмотрела класс и всем улыбнулась. Села отдельно, хотя меня пытались усадить к идиоту Никитосу Савинову по кличке Трэш.

И хотя весь класс уже знаком, раздражают абсолютно все.

В новенькую сразу же полетела скомканная бумажка. Трэш, реально идиот.

Аня села рядом со мной, всё так же, не поднимая глаз. Пыталась, чтобы волосы укрыли лицо. От неё пахло стиральным порошком и шампунем.

Главное – в юбке. Да ещё такой ушлёпочной! По колено, большая складка, большая клетка.

Весь класс в джинсах, а она пришла модная, настоящая девчонка. Ну, или предки заставили. Судя по её забитости, второе вероятней.

Маргарита Петровна ушла, пришёл Свин. Учитель биологии, высокий, толстый дядька, со стогом светло-русых волос на голове. Он предмет всеобщего троллинга.

За плакат у раздевалки школы все по очереди посетили кабинет директора. Вывеску придумал Савинов. Нарисовал свинью с лицом нашего биолога, подписал несколько фраз о пользе свинины и с дружками всё это развесил. А таскали всех! И весь наш дружный класс, Трэша выдал с потрохами. Одна я грубо заявила, что рисовать не умею и к этому творчеству отношения не имею, и вообще новенькая.

Анечка посмотрела на меня сквозь тонкие пряди волос. Глаза у неё были светло-голубые. Свет падал сверху, за окном хмурь осенняя, так что в этих глазах были огромные чёрные зрачки. Как у кошки.

Опять прилетела скомканная бумажка.

– Савинов, иди к доске, – голос Свина, как и его фигура, тучный и басовитый.

Не учитель, а позор. Когда это неопрятное животное уже женится и перестанет приходить в школу с такой причёской и в грязном пиджаке?

Пока Трэш шагал к доске, я раскрыла кинутую к нам бумагу. Там было написано: « Юбка зачётная. Под ней панталоны?»

Я оторвалась от своего творчества. На всех уроках я разрисовывала поля тетрадей густыми зарослями завитков и листьев. Так что я вполне могла бы нарисовать свинью с лицом нашего преподавателя. Но об этом никто не знал.

Подписала ответ на записке: «Там у меня пояс целомудрия с кодовым замком».

Трэш стоял ни живой, ни мёртвый. Биология его очередной не любимый предмет, а Антон Иванович, оказался не просто увальнем, а мстительным увальнем. Так что в выпускном классе Савинову придётся поработать.

– Не надо, – неожиданно для меня, вдруг пискнула Анечка.

– Надо, Аня, надо. Иначе забьёт, – хмыкнула я и стала ждать, когда Савинов вернётся.

Моя соседка вздрогнула. Как будто вот уже, забивают.

Впереди меня сидела Сашка Верещагина, она же Куча. Прозвище получила, когда в одно лицо смогла справиться с кучей подростков.

Сашка исподтишка снимала видео на телефон.  Тихо хихикала. А как же! Такие кадры! Гроза всей школы Никита Савинов бледнел, краснел и зеленел, понуро втянув голову рядом с высоким Свином. Трэш не мог связать двух слов и противно оттягивал губы. Скалил зубы в полном унизительном конфузе. Такая растерянность на лице и негодование на грани паники, что хотелось в голос смеяться.

Весь класс хихикал, Сашка это всё зальёт в интернет обязательно. И ничего ей за это не будет. Потому что Верещагина, местная бойцовская девка. Она всегда ходит в спортивном костюме, стрижёт волосы, и всё время с кем то дерётся. У неё и подруги такие.

Когда я пришла в этот класс, то попала на проверочную работу. Уровень в посёлке городского типа ниже, чем в городе, поэтому я без труда написала свою работу. Тогда ко мне повернулась Сашка и попросила списать. Я, как человек щедрый, без проблем ей это устроила. Оказалось выгодным вложением интеллектуального капитала. Меня никто никогда в этой школе не трогал.

Не считая Трэша и ещё одного идиота Макса Котова.

Савинов отмучился, получил свою честно заработанную пару и вернулся за парту. Я тут же кинула в него бумажкой. Он недовольно поднял её и прочитал. Бросил на нас с Анечкой грозный, злой взгляд темно-голубых, почти синих глаз.

Я залипла.

Красивые у него глаза, всегда знала. И вот почему такие красивые глаза достались самому отпетому негодяю школы? Был бы Никита, как задрот Бычков или, как неприступный спортсмен Васин, я бы даже попыталась познакомиться. Но тут вообще лучше не приближаться, взрывоопасный.

Савинов большим пальцем провёл себе по шее, показывая Анечке, что ей не жить. Рядом с ним сидел Ромка Шишков, облизывался, как волк.

– Это я писала, – усмехнулась и повела бровью.

– Тугарина! – тут же позвал Антон Иванович. – Савинов нам ничего не смог рассказать, будь любезна к доске.

Я по биологии лучше всех в классе училась. Потому что поступать буду в следующем году в городе на факультет психологии. Меня вызывали к доске, когда надо было создать контраст, от бездарных двоечников к полному «биологическому идеалу».

Я стояла перед классом и выдавала вызубренный материал. Взгляд охватывал незаинтересованных одноклассников. В серой толпе, как кровавое засохшее пятно сидела Анечка в своём темно-багровом свитере.

Она не вписалась в нашу толпу сразу, это было заметно.

Противная. Такая забитая, что хотелось стукнуть. Вот насколько я человек сдержанный, но она всем своим видом изображала жертву. Я с трудом переборола себя. Новичком не всегда легко, особенно в таких школах, как наша. Наверно, стоило взять над этой несчастной шефство. Потаскать с собой пару месяцев, пока Савинов не успокоится.

Трэш развалился на  стуле, смотрел, как я его уделываю своими знаниями. Жевал жвачку, активно работая челюстями. Сашка ему пыталась показать видео, которое сняла. Но он не реагировал, сверлил меня взглядом. Вот он умеет от токсичных индивидуумов отмазываться. Куча, поняв, что не заинтересовала, скуксилась и забыла о своей идеи всем показать Трэша у доски.

Я покосилась на Антона Ивановича. Свет и над его столом падал сверху, и так красиво ложился, что под бровями появилась тень, и глаза учителя стали пронзительными. Черты лица чёткими.

А ведь ему двадцать четыре года. Он самый молодой преподаватель в школе.

– Всё? – спросила я, обратив внимание на его руки.

Нефига он не Свин, у толстых мужиков и пальцы толстые, а у нашего Тохи крупные, но изящные.

Идиот Савинов. Не знаю, с какого ляду выдумал этот конфликт. Мне вдруг стало стыдно за наш класс перед Антоном Ивановичем.

Да я во всём такая, и Маргариту Петровну защищала. А потому что в отличие от этих сопляков, которым не всем семнадцать есть, мне через месяц восемнадцать. А это ответственность… В общем я заносчивая в этом плане.

– Отлично, – Антон Иванович улыбнулся.

Прозвенел звонок. А я так и осталась стоять у доски.

Заревел, заорал наш класс. В общем грохоте слышалась нецензурщина. Орал Ромка Шишков, ссорился с парнями не из нашего посёлка.

Народ рассасывался, уносясь на перемену. Осталась только я, потому что собралась поступать на психологический, Сашка Верещагина, мечтающая поступить в следующем году на отделение физкультуры в университет. Ей будет тяжело, она вообще не тянет по всем предметам. Но Тоха Иванович её обещал подготовить. Рядом с нами встала красавица косметикой расписная, Соня Лядина. Эта свои восемнадцати ждать не стала и уже года три ведёт взрослую жизнь, поэтому и выглядит на все двадцать и размер груди не детский. Сонька у нас будущий медик. Хорошо учится, но плохо себя ведёт. Ни один парень в школе к ней подъехать не посмеет, у неё такие мальчики… Возраста нашего биолога.

И Анечка осталась. Я так поняла, со мной за компанию.

– Биологический кружок и подготовка к вступительным экзаменам, – почесал висок Тоха Свин, глядя в свой планшет. – Вы как хотите? Я предлагаю три раза в неделю.

– Отлично, – жевала жвачку Соня. – Понедельник, вторник, четверг.

– В четверг у меня волейбол, – Сашка так на Соню посмотрела, что я почувствовала, ещё мгновение и вспыхнет адская битва с выдернутыми волосами, конечно же Сонькиными, и царапинами по лицу, конечно же на Сашкином лице.

– Суббота? – не успел предложить Никита.

– Нет!!! – в два голоса сказали наши главные биологички.

– Среда, – предложила я. Знала, что в пятницу Соня естественно едет в клуб за пределы посёлка, а у Сашки вроде поздняя тренировка.

– Середина недели совсем пропадёт, – Наморщилась Верещагина.

– Давайте тогда два раза в неделю до Нового года оставим, а там решим какой третий день.

– Отлично, – Сонька лукаво повела бровью и перед столом преподавателя вильнула бёдрами, затянутыми джинсой. Покачиваясь, двинулась в сторону двери.

– Анечка, ты тоже будешь ходить? – спросил Антон Иванович, не обратив внимания, что Соня вроде, как ему попой помахала.

– Да, – пискнуло странное существо.

– А поступать куда думаешь?

– Химико-биологический.

– Вот и отлично, тогда со следующей недели, на седьмом уроке ко мне в кабинет. Вас будет десять человек.

Я вернулась за своей сумкой. Скидала в неё тетради. На столе лежала записка от Трэша.

«Киса сегодня получит тапкам по морде».

Киса – это я. А записка – чёрная метка. Либо этот придурок проколет шины на моём велосипеде, либо порежет куртку в гардеробе.

Я взяла свой телефон и набрала в поисковике «Как избавиться от чужого внимания».

У входной двери меня ждала Анечка. Я её понимала. Одной в этом месте не выжить.

*****

Во всех школах общество делится по цене телефона. В нашей – на местных и деревенских. Стычки между группировками учительский состав прекратил лет пять назад, ещё до того, как я перевелась в эту школу, но только на территории школы. Драки в посёлке – дело обычное.

Тихие разборки по углам на перемене, назначение стрелок. Деревенским надо кулаками помахать и не опоздать на свой автобус, что развозит их по домам. Наши, естественно, проиграют. Потому что деревенских больше и выходят все вместе от мала до велика.

У окон расположились старшеклассники. Размалёванные девки все разом смотрели на Макса Котова, чья рука проезжала по спине Сони Лядиной. И та улыбалась, заигрывала и что-то шептала Максу на ухо.

Макс местный мажор. Популярный парень. Он мне тоже нравился, хотя бы потому что ему на этой неделе восемнадцать, и папа дарит ему машину. Я с особой корыстью подумывала к нему подкатить, чтобы зимой кататься на его машине. Далеко от школы живу, на велике зимой не поездишь.

К тому же Котов красивый, кареглазый брюнет. Ростом и фигурой не обделён. Играет в волейбол. У Сашки Верещагиной тоже там какие-то планы, но Куча лицом и фигурой не вышла, так что у меня все шансы.

Я убрала с Макса взгляд. Решено. Ближе к зиме подкачу с дружбой и поцелуями в его машине, а пока свободен. Нафиг нужен.

Вернулась к статье о том, как избавиться от навязчивого одноклассника.

Самое главное нужно строго говорить «нет». Не подпускать к себе и, если дело доходит до крайности, нужно драться. К тому же необходимо сообщить родителям, учителям…

Это мне не подходило. Никому жаловаться я не намерена. Лучше, я действительно его ударю, при очередных разборках.

Я резко закрыла вкладку и вскинула голову. Рядом стояла Анечка, и походу читала вместе со мной.

И не успела я разозлиться. А злоба, между прочим, была яростной. Я хотела её оттолкнуть, как девка подняла на меня чистые голубые глаза и произнесла:

– Буллинг.

– Что? – нахмурилась я. – В курсе, что можно огрести за такое интимное расстояние?

– Буллинг – это травля, – сказала Анечка. – В другой школе, из которой меня забрали родители, меня травили.

– За что? За то, что приближалась так близко и подсматривала в чужие телефоны?

– Нет, – спокойно ответила она. – За то, что в юбке ходила.

– Да, ладно, – хмыкнула я. – За то что ты жертва на всю морду лица.

– Нет, – она сникла и стала пятиться от меня.

Вот нафиг она мне сдалась? Может, это психология? У меня две сестрёнки родились, и я как помешенная о них забочусь… иногда.

Или то, что я сама одинока и сражаюсь с Трэшом без поддержки? Хотя, какая из Анечки поддержка? Такой вид! Капец, как она выжила в этом мире?!

Подлетел к Анечке Ромка Шишков и задрал ей юбку сзади. Под юбкой были тёплые черные колготки, что вообще не должно было кого-то впечатлить. Но весь коридор ударил гулким ржачем.

А следом за своим мелким тощим дружком появился сам Трэш.

– Что надо то?! Что привязался?! – заорала я.

– Отвали, киса, – рыкнул Савинов, – дай насладиться видом.

– Иди вон, Ляди штаны спусти, – огрызнулась я

– Ну, прости, киса.

Не успела я от него отшатнуться, как он меня обнял. Ткнул иголкой в спину, и я от резкой пронзительной боли закричала во всё горло, панически его откидывая от себя.

– Истеричка!  – притворно возмущался Трэш. – Я же примириться хотел.

Он стоял напротив и смотрел на меня пристально. Он симпатичный парень, но с головой не дружит, поэтому мало, кто поведётся на его офигенные глаза. Если только деревенские и только младше возрастом.

Минуту назад ведь читала, надо ударить, чтобы понял, что мне не нравится. Такие по-другому не понимают. Слов Трэш не знал, только грубую силу.

Секунда, другая. Я уже сжала кулак. Мне приходилось драться и не раз. Но в это мгновения я не смогла. Потому что Трэш не ждал удара, он ждал… А как-то я об этом раньше не думала…

Да, он влюбился в меня!

Как я только пришла в их класс. Если мне не удавалось сесть на последнюю парту, то Трэш выгонял любого, лишь бы сесть за моей спиной. Я уже не ношу распущенных волос, в которые он однажды налепил жвачку, никаких кос подавно. А юбки отпали сами собой, и, кстати, туфли на каблуках тоже, потому что сваливать от Савинова лучше в кроссах.

Мне стало смешно. Он чего ждал, что я кинусь ему на шею и скажу: «Я тоже люблю тебя»? Малолетка охреневший. Рвань подзаборная. Ладно, Котов ко мне подъезжает, тот богатенький. А тут!!!

Он и ведёт себя, как тупорылый ублюдок.

У Трэша семья – полная развалина. Мать забитая нашла себе пьяницу-садиста, который пасынка лупасил постоянно. Наверно, поэтому Трэш вымахал таким огромным и сильным. В этом году у него ни одного шрама на лице, зато его отчима не видно по утрам у винного магазина. Прохлаждается в районной  больнице постоянно. Потому что мальчик для битья вырос, и отчим стал получать сдачи или того хуже, Никитос срывает на нём злость.

Почему не ударила? Смотрела в его глаза и дыхание сбилось.

– Никита, ты малолетка и ведёшь себя так же.

Больших трудов мне стоило это сказать. Но я попала в цель. Трэш сошёл с лица, пропала ехидная ухмылка, он перестал нажёвывать свою жвачку.

Схватив Анечку за руку, потащила подальше от Савинова и его неадекватной компании.

Я поставила безмолвную девчонку перед собой, и чтобы не подсматривала, направила свой телефон на уровень её лица.

Решила посмотреть психологический фактор. Хотя можно было уже не смотреть. У Савинова плохая семья, отсутствие любви и воспитания.

Надо же Трэш занял всё моё личное время.

Я посмотрела на него. Он проталкивался сквозь толпу, весело матерясь с Ромкой. Какая-то деревенская девка решила к нему подкатить. Кофточку потасканную расстегнула на пару пуговок вниз и ласково улыбнулась.

Трэш отпрыгнул от неё, как ошпаренный, и на всю школу заорал:

– Сифиличка!!!

Вот так вот, подходить к Трэшу. Теперь кликуха привяжется к девчонке навсегда. А она в восьмом классе. Уже толпа дебилов собралась и стала дразнить её.

Аня, как была мной поставлена, так и стояла. Редко оглядывалась по сторонам. Выглядела растерянной и действительно затравленной.

– А когда у вас в столовую ходят? – спросила она, заметив, что я оторвалась от телефона.

– После третьего урока, – ответила я и улыбнулась.

К нам шёл Макс Котов. Да, ладно! Собственной персоной.

– Привет, Кэт, – мурлыкнул Макс. – Пристаёт? Хочешь, поговорю с ним.

Знаю я их разговоры. Они, как дикие самцы территорию пометили и не ходят  друг к другу в гости. А если пересекаются, то это заканчивается дракой.

У нас два одиннадцатых класса. Как Трэш попал в «А» не понятно, ему место в «Б», где сидят второгодники, вроде Котова и народ со справками. Видимо, кто-то умный в этой школе решил, что Котов и Савинов не совместимы и разделили дикарей по разным параллелям. И так как у Макса условная судимость за воровство, его и сунули к корректирующей группе.

– Нормально всё, – я продолжала улыбаться. Мысль что ближе к зиме я буду кататься на его машине, не исчезла. Поиграю, как раз пару месяцев, там видно будет.

– А ты кто? Юбка убойная…

В этот момент со спины Макса толкнули два дерущихся девятиклассника, и он улетел на нас с Анечкой.

Аня была впечатана в меня, сверху на нас навалился Котов. Выглядело, как геройский поступок. Укрыл девушек своим телом. Заревел, как разъярённый медведь и двух борцов разом отшвырнул в сторону.

Пока он матерился, я успела свалить. И Анька за мной.

– Красивый парень, – семенила за мной Анечка, красная как рак, но с довольной улыбкой на всё лицо.

– Макс Котов. Папочка директор лесопилки. У него девочек вагон и маленькая тележка. С ним можно встречаться, только ради выгоды. Так что любовь, морковь и помидоры с таким, как он, невозможны.

– Он таким взрослым кажется.

– Ему уже восемнадцать, он второгодник. Я кстати тоже год пропустила, и скоро буду совершеннолетней, – похвасталась я.

– А почему? – она подлезала ко мне откуда-то с боку, пытаясь заглянуть в лицо. Дурацкая манера, закрепляющая опеку над ней. Не хотела я себе такой подруги. Ну, нафиг.

– Бывает.

Это всё Анечка виновата, что мы опоздали занять дальнюю парту. И, как по плохому сценарию, единственная свободная парта была как раз перед Трэшем и Ромкой Шишковым. И пока я огорошенная смотрела на такой неперспективный расклад, Анечка быстро села напротив Ромки. Сразу видно, девочка опытная в вопросах буллинга.

Пришлось сесть на свободное место. Никто меняться не захочет. Трэш за спиной – это трэш.

Села полубоком и посмотрела на своего мучителя.

Он качался на стуле. Хлопнул пузырь жвачки. Смотрел на меня и в пальцах крутил иглу от шприца.

– Если уколешь, я Котову расскажу, – бросила я.

Трэш, как хищник, оскалился. У него даже глаза синие выцвели от ненависти.

– Мне нравится, давно мы с ним не виделись, – зло прорычал Никитос.

Да, блин, стормозила я. А скорей всего напросилась.

В класс вошла Маргарита Петровна. Мы встали, приветствуя классного руководителя.

На её уроках всегда тишина. Мы знаем, она нами гордится. Не каждый год в этой школе есть ученики, которые тянут на медаль, и желающие поступить в высшее учебное заведение.

Урок начался. А мне не спокойно. Вот так сидеть и ждать сорок минут, когда тебя уколют, просто невыносимо.

Я знала, Трэш спокойно сидеть не будет. Он вначале скатился со стула, достав своими длинными ногами мои сложенный вместе кроссовки. Стал пинать в подошву. Я ноги вытянула вперёд. Тогда он потянулся в другую сторону, лёг на парту. И как только я почувствовала, как он тихонько тронул мою спину пальцем, вскочила со стула и закричала во весь голос. Напугала самого Трэша, больше, чем Маргариту.

– Маргарита Петровна! У него иголка!!!

– Савинов!!! – на ультразвуке заверещала литруха.

Трэш зло прищурил глаза и поднялся, возвысившись надо мной.

– Немедленно отдай мне иглу!

Сегодня я Никитоса не узнавала. Вместо того, чтобы заныть, что я всех обманула, он спокойно прошёл мимо меня. Навалился, нарочито задев мою грудь, и пошагал на сдачу оружия.

– После урока, я поговорю с тобой!

– Да, без проблем, – спокойным тихим голосом ответил Трэш.

Чтобы больше не соприкасаться с ним, я быстро села за парту. Пряча от Маргариты кулак, Никита показал его мне исподтишка, и сел сзади. Но недолго выдержал. Как только я открыла тетрадь и начала писать, он пнул мой стул. Я невольно чиркнула по странице.

– Вон из класса!!!

Поговаривают, теперь выгонять из класса запрещено, но у Марго была неприкосновенность в этот год. У нас действительно половина учеников учились слишком хорошо для этой школы, и срывать уроки для таких замечательных детей было нельзя.

Трэш накинул сумку на плечо и вышел из класса, как просила его учительница. И я облегчённо вздохнула. Оставшись без вожака, Ромка и другие представители дикого мира, вели себя скромно.

*****

В столовой было не протолкнуться. Мы с Анечкой взяли по подносу и пошли доедать то, что осталось от носорогов из десятого класса. Десятый класс был один, и состоял исключительно из парней. Последняя забитая девчонка свалила от них в прошлом году.

Акселераты и спортсмены (наша школа славилась спортивными секциями, потому что надо было как-то обуздать этот тестостерон) они воняли потом напрочь отбивая аппетит. Именно поэтому к ним ближе садилась Сонька Лядина, чтобы не наедаться. Она девушка большая, уже страдала от излишнего веса, в основном на своём заду.

Рядом с Сонькой сидела её свита во главе с тупоголовой пробкой Лерой Ложкиной. Эта просиживала все часы в инстаграме, считая лайки на своих уродливых фотографиях. Она бы не дотянула до одиннадцатого класса, но мама её работает бухгалтером в продуктовом магазине, и пихает единственную дочку в светлое будущее.

С Котовым они были парой в прошлом году, но он был гулящим, а она бредила карьерой модели, поэтому он не подходил ей по разным параметрам. Без вмешательства Леркиной мамы не обошлось, так и распалась самая красивая пара школы.

То, что Ложка была отчасти дурой, было даже хорошо. Она, как ребёнок воспринимала окружающий мир таким, какой он есть, не задумываясь о подтексте и ничего не подозревая.

– Ой, привет, – протянула Ложка, – Аня, вроде. Ты откуда к нам приехала?

– С города, – ответила Аня, присаживаясь ближе ко мне. Меня уже начало раздражать, что она дистанцию не держит.

– Ой, Я бы в жизни не уехала в такую дыру, – надула губы Валерия.

– Маме здесь работу дали, и квартира от бабушки досталась. Они с отцом развелись.

– Ой, у меня тоже мама разведёнка.

Анечка расслабилась. Я бы её с удовольствием на Леру скинула. Та со своей детской непосредственностью лучшее лекарство для пострадавшей новенькой.

– Трэш походу залип на тебя, – лукаво шепнула мне Сонька.

Вот он возраст, вот он опыт. Я тоже догадалась.

– Эти уроды когда-нибудь моются, –  в полный голос сказала я, с укором уставилась в широкие спины дружного десятого класса. Они не отреагировали.

– Мужчины должны так пахнуть, – попивала компот Лядина, стреляя на парней глазами.

– Тошнит.

– Ты с темы не соскакивай, – щурилась на меня с усмешкой Сонька. – В школе постоянно кого-то зажимают.

– И кого Трэш зажимал?

Вот какая мне разница!

– Лично Трэш, не знаю. Но раз такое практикуется, то не побрезгает. Он же отморозок. У него дома хуже, чем в тюрьме, так что уголовки он не боится. Макс говорит, что Никитос вообще на всю голову псих.

Она меня напугала. Потому что говорила реальные вещи и предупреждала.

Но мне нельзя было вид подавать, потому что та же Лядина часть своры, которая чувствует страх.

– Я из школы домой.

– Носи с собой, – она приоткрыла свою женскую сумочку, в которой лежал один учебник и тетради. Достала на свет маленький баллончик, тут же спрятала. – Шокер или нож на худой конец. Ты девка симпатичная, на тебя заглядываются. Сама знаешь, полшколы уродов. Влюбятся, а что с этим делать не знают, всё на уровне первобытных инстинктов.

Вот не зря она на золотую медаль тянет, и мединститут поступать будет.

– Спрошу у отчима, – согласилась я. И принялась ломтить булку с сахаром. Теперь была моя очередь кидать на Лядину смешливые взгляды. Мне булки не повредят, могу есть, сколько захочу. Сонька рядом со школой живёт, а мне пилить почти десять километров в сторону леса на велике. С такой физкультурой сильно не отъешь свою пятую точку.

На остальных уроках Трэша не было. Прогулял. Это меня радовало, и я расслабилась, полностью отдаваясь занятиям. После шестого урока, быстро свалила от Анечки, потому что она за день меня так задолбала,  я оскомину чувствовала от её запаха и противного голоска.

Сбежала в туалет, закрывшись в кабинке. На корточках сидела на унитазе, лазала по интернету. Высматривала себе оружие самообороны. Когда стало совсем тихо, подумала, что вся эта паника не для меня. Прожила я как-то весну и этот месяц. Остался последний год доучиться, попробую на Трэша больше не натыкаться. Глупости всё это, что кто-то кого-то зажимает в школе. Видела, целуются, и только.

Прозвенел звонок на седьмой урок. И я, крадучись, вылезла из укрытия. Коридоры опустели, стояла полная тишина. Спокойно я спустилась вниз. Вахтёрша пила чай в своём закутке. Я прошла в сторону, к раздевалке. Опасалась, что Савинов попортит мою куртку, но она спокойно висела на крючке, не тронутая.

Видно совсем бдительность потеряла. Не услышала, как он подкрался сзади и заткнул мне рот ладонью. Я его по ментоловому запаху жвачки узнала. Трэш протащил меня в дальний угол раздевалки, там, где зимой скидывали лыжи и забытые вещи.

На меня навалилась паника, я стала биться. Но высокий, крепкий парень обхватил меня своими стальными руками и приподнял над полом.

В закутке была часть окна, закрытая решёткой, валялись дырявые пакеты со сменкой и стояла швабра. Трэш с силой опрокинул меня к стене, пришпилив своим телом. Продолжая затыкать рот, посмотрел в глаза.

– Значит малолетка, – прошипел он. – По-взрослому хочешь, киска?

Я отрицательно мотала головой, в ужасе представляя, что он может со мной сделать. Когда не сталкиваешься так близко с парнем, думаешь что он немногим тебя сильнее. А вот оказавшись в его руках… Я даже шевельнуться не могла.

Мы так и стояли некоторое время. Я так поняла, дальнейшего плана действий у него не было. Он просто смотрел. Дыхание его сбилось, и я чувствовала, как он напряжён.

Сама расслабилась, и ладонь, что приковывала меня к стене, тоже ослабила давление. Я почувствовала боль. Оказывается, он сделал мне больно, а я и не заметила от шока.

Из глаз потекли слёзы.

Лицо Никты ожесточённое и сосредоточенное вдруг стало вымученным. Опасный, острый взгляд  потемнел. Парень убрал с моего рта свою ладонь.

– Зачем соврала? – он отступил, но не дал места для манёвра, уронил руку на стену около моего лица.

Я нервно стала вытирать слёзы.

 Не хотела с ним говорить. Совсем не хотела его. Пусть бы пропал, провалился сквозь землю! Что я ему сделала, что он меня так обижает?!

Трэш меня так напугал, что у меня колени тряслись, во рту пересохло. Я бы даже крикнуть не смогла, потому что горло сковали всхлипы. С трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться.

Подкусывала дрожащую нижнюю губу. В груди что-то колыхалось и содрогалось, бешено колотило сердце.

Трэш что-то сказал, а я посмотрела в окно, пытаясь вздохнуть полной грудью, но не получалось.

– Кис, ну, ты дура, – обжигал его хриплый шёпот прямо у уха. – Ты думала, я тебя убью что ли? Что трясёшься вся?

Парень был слишком близко. И это не было похоже на то, как он задевал меня в коридорах школы, прыгал сверху или ставил подножки, тут же ловя. Трэш около меня. Близко-близко.

Я окончательно оробела. Состояние моё, от такой близости, резко сменилось

 Лицо моё кинуло в краску, я вспотела. Перевела взгляд на его лицо, его красивое лицо рядом с моим.

– Отпусти, – выдохнула я.

– Для того ловил, чтобы отпустить? – улыбнулся Трэш.

Улыбался. Как хищник широко и угрожающе.

Я не замечала раньше, а у него красивые ровные зубы. И губы не толстые и не тонкие. Они потянулись к моим губам и замерли буквально в миллиметре. Я почувствовала тяжесть в животе, рот наполнился слюной, и ноздри заполнил его запах.

Это было похоже на наваждение. На мгновение я забыла, где нахожусь и с кем. Меня повело от странных, неведомых ощущений.

Лихорадило. И не только меня. Трэш уже не улыбался, смотрел на меня потемневшими до темно-синего цвета глазами. Взволнованность  на двоих укрыла горячкой и хмелем.

Мы дышали украдкой. Он вроде двинулся вперёд, я резко отвернулась, пытаясь разобраться в себе.

Его губы проехались по моей щеке. Оставив невидимый след своей мягкостью. И от этого следа мелкой дрожью, как электрическими разрядами, проносился по всему телу

Надо было ударить. Сопротивляться. Но я не могла. Ослабла от испуга, от того, что он рядом. И моё состояние путало мысли.

– Кис, – позвал меня Трэш, тяжело дыша. – Прос…

– Отвали от неё!!!

Это был голос Анечки. Маргарита Петровна со своим визгом, выносящим мозг, отдыхает.

Моментально прейдя в себя, я очухалась от недолгого помутнения разума. Рукой дотянулась до швабры. И пока Трэш собирался с мыслями, готовя едкую речь для новенькой, ткнула ему в живот ручкой швабры. Палка утонула в его толстовке, и парень, ахнув, согнулся в две погибели.

Я со всех ног кинулась в гардероб. На ходу поймала Аньку за руку и потащила за собой. С пола подобрала сумку и куртку, и ломанулась из школы.

У меня тряслись руки, когда я набирала шифр на замке велосипеда.  Меня колотило, как при сильной болезни. Я  быстро убрала волосы с вспотевшего лица и приказала Аньке:

– Садись.

У той восторг на лице. Она смешно перекинула ногу, не сгибая её, как старуха, и уселась сзади меня на багажник.

Я погнала, не садясь на сидение. Нажимала на педали и набирала скорость. Подъезжая к воротам, я оглянулась. На школьном крыльце стоял Трэш и провожал нас взглядом.

– Куда тебя? – спросила я у Анечки.

Она ответила не сразу. Обхватила меня руками и прижалась. На ухабах её подкидывало вверх, и я могла вместе с ней улететь куда-нибудь.

– Вон за теми пятиэтажками, белый дом из кирпича.

Везёт же людям. Все рядом со школой живут. А мне ещё ехать и ехать. Хотя, наверно, именно сегодня я буду рада этому.

Притормозила у первого подъезда большого углового дома.

– Можно директору пожаловаться, – предложила Аня, неуклюже слезая с моего велика.

– Не надо, – выдохнула я. Сердце в груди продолжало биться раненой птицей. Я задыхалась.

– Можно отомстить.

– Ты сдурела? – удивлённо посмотрела на доморощенную мстительницу. – Он тюрьмы не боится. Понимаешь? Забыли.

Я поехала дальше. Нырнула под арку и выехала к магазинам.

Дальше был тенистый парк, где росло много хвойных деревьев. Место жутковатое, утром и вечером не все фонари горели. Вот здесь встреть Трэша, и всё… А что всё? Неужели он бы смог?

– Малолетка, – зло выдохнула я, накручивая педали. – Идиот! Ничего бы ты не сделал! Напугал только!

Парк перетекал к красиво оформленному мемориалу.

Рядом красовалось отремонтированное здание местного клуба, в котором каждую субботу устраивали танцы. Драки были неизбежны, всё из-за тех самых пресловутых деревенских, которые по старой памяти ездят в посёлок махать кулаками.

Автобусная остановка, за ней шёл частный сектор, который мне пришлось проехать насквозь вплоть до пролеска. Дорога была хорошая, потому что в дальней части посёлка стояли дорогие коттеджи.

Я проехала с разгону железнодорожный переезд, у которого не было шлагбаума. По рельсам вывозили лес в вагонах. Лесопильный комбинат остался в стороне.

До великих дворцов и замков, что принадлежали шишкам нашего посёлка и их друзьям, я не доехала. Свернула на узкую дорогу.

Лес становился всё гуще. Около десятка закинутых дачных домиков. Очень красивый пруд, в котором я купалась прошедшим летом, потому что до реки ещё дойти надо. А тут под носом такая красота и людей нет.

И самым последним домом, за высоким забором был наш.

Он стоял в лесу. Меньше чем в ста метрах вглубь леса дорога заканчивалась. Там ржавели кривые ворота и надпись, что эта часть леса без вырубок, охраняется законом.

Я открыла сплошную калитку, закатила своего двухколёсного друга во двор. Мама стояла на лужайке перед стеклянными дверями гостиной и качала в двойной коляске моих сестёр.

Заметив меня, нахмурилась.

– Что-то случилось? – тихо спросила она.

– Чуть не упала, – соврала я, закатывая велосипед под навес, где стояла машина отчима.

В дом вошла не со стороны гостиной, а с крыльца.

Только развязала кроссовки, как раздался сигнал смс. Я замерла, испуганно глядя на свою сумку. В голове сразу высветился список людей, у которых есть мой номер телефона. Вычеркнув мысленно всех, кто мог мне написать, я решила, что это Сонька Лядина опять забыла что-нибудь важное.

Спокойно взяла телефон и открыла сообщение с незнакомого номера.

«Если бы ты мне ребро не сломала, то всё бы было круто, киска».

Лядя вообще сдурела?! Мой телефон раздавать отморозкам!

Я повесила куртку, и только двинулась вглубь дома, как пришло ещё одно смс.

«Было круто, завтра повторим».

«Завтра суббота, придурок».

Я отправила сообщение, а потом издала непонятный звук. Нельзя отвечать троллям, нельзя на них реагировать. Но я так и не научилась оставаться в стороне. Игнорировать не получалось!

«Тогда в понедельник, раз тебе тоже понравилось».

Я обречённо заныла.

*****

Мой отец умер, когда мне было тринадцать лет. Даже тогда, если бы меня спросили, кого я люблю больше маму или папу, то я бы ответила, что папа мне всех дороже. Он  был человеком с большой буквы. Каждый может вложить что угодно в это понятие, но все согласятся, что признак человека с большой буквы – доброта.

В маме этого не было. Вся меркантильность, что засажена в мою голову насильно, от неё. Поэтому ничего удивительного, я хочу встречаться с Котовым только потому, что у него будет машина.

После смерти мужа, мама Света решила, что ещё молода и понеслась крутить хвостом во все стороны, ища себе, конечно же, миллионера. Опомнилась, когда её кинул очередной любовник и решила понизить планку, стала встречаться с Егором. Мужчиной старше на десять лет, разведённым, не пьющим, работящим. Но Егор к ней относился не как к второй половине, а как временной и удобной. И моя маман не долго думая, решила пойти протоптанной дорожкой – залетела. Егор не в том возрасте, чтобы бояться ответственности, и решился на брак. Они хорошо спелись в плане улучшения жилищных условий, ища выгоду, отбрасывая ненужные знакомства.

Дом хоть и был небольшой, но полная чаша, с отличным ремонтом. Внизу: гостиная и кухня, санузел и спальня родителей.  А мне был обустроен чердак. Много пустого пространства и уютный уголок у окна. Я переехала сюда на год, после того, как поступлю, в моих апартаментах поселятся маленькие сёстры.

Отношения с отчимом были опасливыми. Я поначалу подозревала его во всех смертных грехах, а потом привыкла, но старалась на прямой контакт не выходить. Он не третировал. Если нужно было убрать или помочь, я слушалась. Сильно меня не обременяли, возможно, поэтому со мной всегда можно было договориться.

В субботу у нас обычно была уборка с отчимом, потому что мама сильно уставала с двумя младенцами.

Проснулась я рано.

Смотрела долго в окно, наслаждаясь видом на лес. Всю жизнь жила в городе, и когда мне говорили, что это место – дыра, я усмехалась. Здесь было всё для жизни, а главное нетронутый лес. Он манил меня тишиной и красотой,  особой таинственностью. Я обязательно буду приезжать в это место снова и снова, когда вырасту и поступлю.

Перед сном я отключила звук на телефоне. Даже не думала читать, что там Трэш присылал. Хватит того, что я пошла умываться и, не отдавая себе отчёт, не тронула щёку, в которую он меня поцеловал. Психанув намылила её  и щёткой прошлась, чтобы не оставить и следа… того самого невидимого следа.

Нежась в своей постельке, я протянула руку к телефону. А там двадцать сообщений. Мне даже смешно стало. Трэш присылал мне похабные анекдоты, пару картинок. Так же клятвенно заверил, что не притронется к моим волосам, поэтому я могу спокойно их распускать. И надо бы шины на моём велике подкачать.

Так я познакомилась с Никитой Савиновым, которым мастерски прятался за Трэшом.

Выбрав пару более-менее приличных анекдотов, я пересказала их Егору. Отчим хохотал до колик, разбудил детей, и недовольная мама скинула нам младенцев, попросив дать ей ещё часик поспать.

Уборка прошла быстро. Всегда так, когда никто не отвлекает. Егор укачивал двойняшек на улице, я быстро привела кухню в порядок.

– Кать, к тебе девочка пришла, – заглянул в дверь Егор, запустив в дом поток холодного воздуха.

Я быстро приникла к окну. У калитки в своей ушлёпочной юбке и резиновых сапогах стояла Анечка. Накрапывал дождь, и её лицо пряталось под капюшоном оранжевого плаща.

Слишком много ошибок я делаю. Слишком много болтаю. Я ведь образно ей вчера объяснила, где живу. А на те! Нашла!

Не желая впускать её к себе в дом, я быстро выбежала в прихожую. Тоже вступила в сапоги и накинула плащ, только серый. Пошла встречать нежданную гостью.

Егор уже проводил тестирование на предмет совместимости с нашими семейными запросами. Мама Ани работала в отделении банка, значит, мне дружить с одноклассницей можно. Мои родичи наивно полагают, что их мнение мне интересно.

– Привет, – первой поздоровалась Аня, заламывая пальцы на руках. – Сегодня выходной…

– Хочешь, покажу кое-что? – я выталкивала её в калитку.

Навязчивость её переходила границы. Не нравилась она мне.

– Недолго гуляйте. Дождь ведь, – крикнул на прощание Егор.

Я шла твёрдым шагом в лес. Анечка еле поспевала за мной. Надо было топор взять, чтобы со стороны выглядело, что я иду её убивать.

Это всё Трэш со своими анекдотами.

Так меня завёл на чёрный юмор, что я шла и улыбалась. Анька подумала, что у меня хорошее настроение, неожиданно взяла меня за руку и тоже стала лыбиться.

– А куда мы идём? – она глянула на табличку у ворот, которые мы обходили.

– Я покажу тебе секрет, – таинственно протянула я.

За воротами была узкая дорожка между сосен.  Редко здесь кто ходил. Вся публика уже пробежала в конце августа за грибами и ягодами. Никому и дела не было до заповедника, кроме одного очень интересного человека.

– Так далеко идём, – забеспокоилась моя одноклассница.

– Так надо, – грозно отвечала я, всё ещё сожалея, что не взяла топор, тогда бы Анечка ещё и описалась со страха.

Когда я приехала сюда, то всё вокруг изучила. Мне нравилось одиноко скитаться по лесу. Посёлок  вдали, здесь было даже безопасно.

 Поляны закончились. Тропинка стала разветвляться, мы прошли несколько перекрёстков. Уже пробирались сквозь заросли и еловые лапы.

Я сделала Анечке знак, чтобы молчала и потащила её за собой.

Мы остановились у поваленной ели, что поросла ярко-зелёным мхом. Корни зловещи торчали вверх. Они были чёрными от дождя и почвы.

Перед нашими глазами появился склон, что от леса уходил прямо к реке. На чистой поляне стоял небольшой деревянный домик. Старый с шиферной крышей, на которой росли кусты. Маленькие окошки казались чёрными, прячущими что-то ужасное от людских глаз. Вокруг дома: брёвна, топоры и пилы.

Место с первого взгляда зловещее, особенно если не знать, что это биологическая станция, и местный егерь здесь прикармливает животных.

«Здесь живёт чудовище», – чесался язык сказать Анечке. Но я промолчала, спрятавшись между еловых веток.

Девчонка рядом тяжело дышала, во все глаза пялилась на домик.

Вдруг дверь заскрипела, Анечка вздрогнула.

На улицу вышел здоровый мужик в плаще по колено. Лицо его пряталось в тени глубокого капюшона.

– Это он, – дрожащим голосом прошептала я. И по правилам жанра тихонько заскулила.

Аня была на грани паники. Она так испугалась, что я пожалела о забытом в доме телефоне. Это надо было видеть. Никакого разума в глазах, чистый ужас. Как будто я действительно привела её чудовищу на съедение.

И тут весь кайф испортил наш биолог. Он откинул капюшон и взялся за топор.

Егерь на два месяца уехал, и Антон Иванович его подменял. Он не ходил мимо нашего дома, он объезжал тайгу по реке. Поэтому на берегу стоял его катер.

– Это же… – прошептала Аня.

– Он маньяк. Днём преподаёт в школе, а потом сюда приезжает. Знаешь, сколько девочек Анечек пропало до твоего приезда? Твоё имя заговорённое. Маньяк-ботаник вами кормит медведей и волков.

Чтобы не выдать Тохе Свину наше присутствие, я стала отползать обратно. А потом рванула между деревьев, слыша, как ломится за мной Анечка.

Я лопалась, как пузырь от немыслимого смеха. Выбравшись на тропу, захохотала, загибаясь. Слёзы из глаз брызнули.

– Ты обманула меня! – смеялась Аня рядом. – Подловила, да?!

Мы вместе угорали и долго не могли успокоиться. Она бы себя видела!  Надо же было так погрузиться в атмосферу, что, даже узнав нашего преподавателя биологии, бледнела от страха.

Среде елей была небольшая опушка с группой рябин. Лиственные деревья жались  друг к другу, стараясь оградиться от колючих и больших деревьев. Они были красивы. Огненно-рыжие листья прятали кроваво-красные гроздья ягод.

Я подошла ближе к ним и дёрнула тонкие стволы. С листьев посыпались крупные капли. Продолжая смеяться, я закинула голову вверх, подставляя под чистую воду, пропитанную запахом леса, своё лицо. Холодные капли трогали кожу, падали в рот, и я жадно их глотала.

В этот момент, я ощутила невероятную игривую лёгкость, как давно, в детстве. Бесконтрольный полёт беспечности. Никаких проблем, одна сплошная беззаботность.

Смеясь, мы с Аней качали рябины ещё и ещё, ловили губами влагу. Подпрыгивали и дотягивались до горьких ягод. Ели, потому что хотелось попробовать этот лес на вкус.

Анька вдруг подошла ближе. Она постояла напротив, глядя на меня в восторге. Обняла. А потом поцеловала в губы.

Блин, взяла всё испортила, зараза.

– Ань, ты лесбиянка? – нахмурилась я.

– Нет, – лицо её стало ясным и открытым. Глаза горели и казались чище неба. – У меня никогда не было такой подруги, как ты. Ты самая лучшая, Кать.

– А-а, – протянула я, отправляясь в обратный путь. – Тогда ладно.

Мы шли молча, взявшись за руки. Уже подходили к воротам, как заиграл телефон у Ани в плаще. Она так перепугалась, хуже, чем у домика егеря. Руки её задрожали, и она выронила маленький дешёвый телефон в мокрые кусты черники. Выругалась. А ругалась Анечка чистейшим отборным матом. Вот так и скромница.

Совладала с собой и ответила на звонок.

– Да, мам. Я у Кати. У железнодорожного переезда? Пять минут? Я не успею. Хорошо, мам.

Отключала телефон на бегу.

Мне стало её жалко. Так жалко, что я готова была помочь, чем смогу. Так и знала, что там мамаша тиран.

– Стой, давай на велике, быстрее будет! – крикнула я ей, когда пробегали мимо нашего забора.

Я забежала в калитку и припустила под навес за велосипедом.

– Девочки, а чай?! – выглянула из окна моя мама.

– Ане срочно нужно уйти, – я села на велик и выкатила в калитку.

А Аня бежала со всех ног по дороге. Пришлось догонять. Она почти на ходу вскочила на багажник. Руль покрутило, но я справилась. Очень быстро поехала вперёд.

Не надо учиться на психолога, чтобы понять насколько страшен человек.

Из новой машины алого цвета вышла дама в красном деловом костюме. Лицо её, как маска страшного клоуна из американского фильма ужасов. Она тянула улыбку специально для меня. От неё веяло деспотичностью, психической ненормальностью и неоправданной жестокостью.

– Здравствуй, Катенька, – поздоровалась со мной женщина.

– Здравствуйте.

– В машину, – скомандовала она.

Несчастная Анечка быстро юркнула, не хлопнув дверью. Теперь можно было всё оправдать.

Бедная Анечка.

Я ещё долго стояла, с силой сжимая руль своего велосипеда, провожая взглядом кровавый тарантас, что увозил мою одноклассницу в ад.

На душе весь день был камень. Мне было так тяжело, что я не знала, куда себя девать.

Выживай, Анька! По любому надо биться за свою независимость.

Разговор с родичами не клеился. Я засела в комнате, делала уроки часа четыре. Слушала музыку, смотрела на лес за окном. А потом вспомнила, что у меня кроме Анечки ещё Трэш есть.

Этот кадр расстарался на славу, закидал меня смс. В этот раз я сдержалась, ничего ему не ответила. Но мне полегчало.

Я запомню этот момент, и когда вырасту, обязательно разберусь, почему простые сообщения без смысла меня так успокоили.

*****

В воскресенье мы ездили в магазин за продуктами. Утром я не обнаружила ни одного сообщения от Трэша. Решила, что у него деньги кончились на телефоне, а пополнить счёт нечем.

 Нищебродина…

Нет! Эта мамина мысль. А я папина дочь.

С самой собой приходилось бороться постоянно. Мне было на кого ровняться. На своего отца.

Мы с мамой сели на заднее сидение седана, взяв по розовому кульку в руки. Младенцев в кресла ещё не сажали, они были совсем маленькие, а кресла, которые Егор купил по дешёвки совсем крохам не подходили. Они в них вроде, как сидели, а сестричек садить было рано.

Остановились недалеко от того дома, где жила Анечка. Здесь был прямо торговый район. Один за другим известные российские сети магазинов открывали свои точки. Так что был выбор.

Я и отчим были обременены младенцами, а мама отрывалась за неделю заточения. С тележкой укатила собирать продуктовый набор. Мне ничего не нужно, лишь бы не забыла купить чипсов с крабом.

Вышла на улицу и встала под козырёк. С младенцем на руках, наверно, выглядела смешно. Протяни руку, подадут.

– О, кис!

У меня сердце в пятки улетело. Что за привычка такая, подкрадываться незаметно?! И как он вообще это делает?

Трэш стоял рядом с крыльцом, держал руки в карманах потёртых джинсов. Зимой и летом в своей чёрной толстовке, которую наверняка стирали в прошлом году. Растрёпанные, тёмные волосы спадали на улыбчивое лицо. Был ясный осенний день, и солнце лучами играло в его сапфировых глазах.

– Тебе идёт, – щуря по-плутовски, один глаз усмехнулся Трэш.

– Что? – тихо спросила я. Вроде джинсы, водолазка, курточка мой обычный набор.

– Младенец на руках, – он чересчур, улыбчивый.

– Всё сказал? Иди, гуляй, – хмыкнула и отвернулась в другую сторону, покачивая на руках сестру.

– Кис, слушай, ты ж у нас рубишь в анатомии, – он приблизился. Навис за спиной. – Помоги мне, я тут запутался.

В голове сразу восстала вся учебная программа по анатомии. В чём он там не может разобраться, когда он вообще нифига не знает.

– Ну? – надоело ждать вопроса, сама повернулась к Савинову.

– Ты мне расскажешь, откуда дети берутся?

– Ребро срослось? – нагло спросила я.

Он внимательно смотрел на меня. Оценивающе.

– Срослось.

– Ещё раз подойдёшь, два сломаю.

Это я такая смелая, потому что отчим из магазина вышел. В каждой руке по три пакета. Он мужик здоровый. Но то, что он сделал, мне не понравилось. Он специально задел Трэша. Парень отшатнулся. Возмутился, но промолчал.

Я пошла за своей семьёй. Села на заднее сидение. Обычно бы спросила, что мне вкусненького купили, но не смогла с ними разговаривать.

Зачем Егор так поступил?

Вслух вопрос задавать не пришлось. Мы только отъехали, как отчим заявил:

– Чтобы этого парня я с тобой больше не видел.

– Это мой одноклассник. Как ты можешь его со мной не видеть? – возмутилась я.

– Я здесь всю жизнь прожил. Его родной папаша был ментом.

– И? – я немного офигела. Думала, что у Трэша вся родня хроники.

– Козёл был, и Лидка его жена ещё та стерва. Сейчас замуж вышла за алкоголика. А этот щенок неадекватный. В прошлый новый год на нашем комбинате петарды взрывал. Пролез с дружками через охрану и чуть не сжёг к чертям всё предприятие.

«На их комбинате». У комбината хозяева были и меняли рабочих, как перчатки. Так что я не поняла, почему они так радеют за чужое добро. Как псы сторожевые.

– Без работы бы остались, – словно прочитав мои мысли, сказал Егор.

А, в этом смысле. Ну, да Трэш идиот, я всегда знала.

– Плохо, когда такие личности в классе с хорошими девочками, – согласилась мама.

– Аня мне понравилась, – кивнул Егор. – Видно, не гулящая, приличная девчонка.

– Я сама выберу с кем дружить, – сквозь зубы процедила я.

– Пока живешь в моём доме…

– Егор. Я же просила не попрекать её!

– Так я съеду, – это моя любимая игра на нервах матери. – Мне скоро восемнадцать.

– Прекрати, – покраснела мама.

– Куда? – мерзко рассмеялся отчим. – Может к Савинову в его притон?

– Именно к нему!

– Не кричи, детей разбудишь, – просила мама.

– Ты мне не отец. И не надо указывать, с кем дружить.

– Будешь делать, как я сказал.

– Жене своей поуказывай! А меня поздно воспитывать!

– Катя!

– Вот тебя видно не пороли! – рычал мамин муж.

– Егор!

– Что-о? Ты мне угрожаешь физической расправой?

В один голос закричали младенцы, а мы резко заткнулись. На этом конфликт был исчерпан. Как всегда, я не буду с ними разговаривать неделю. Я б месяц с ними не разговаривала, сами пристают.

Дома я не помогла им не с детьми, не с продуктами. Сразу ушла на второй этаж. Я открыла свой ноутбук и вышла в интернет. Ещё раз посмотрела, какие экзамены сдавать. Прошлась по вопросам прошлого года. Я себя до ночи натаскивала по нужным предметам.

Я свалю отсюда навсегда! Я уйду от них. И Аньке посоветую тоже самое.

Мама пришла через час, принесла мне ужин. Она посмотрела на мои конспекты, открытые страницы на экране монитора, и не стала заводить разговор.

*****

В спортзале было шумно. Мы разделились на две команды, играли в волейбол. Всё взъерошенные, мокрые. Одна Анечка у нас спортивки на колготки надела, и в своём незабываемом свитере пришла.

На скамейке запасных сидела недееспособное, слабое звено  нашего класса. Ложка опять делала селфи. Анечка в уродливых спортивках, которые Трэш обсмеял, сидела рядом. Там же поражённый, прокажённые и рукожопые, которых мы-лошади просто затопчем.

Сонька Лядина, как подпрыгнула на подаче, так вся мужская часть класса замерла в изумлении. Третий размер тяжестью своей взлетел вверх, а потом плавно опустился, подрагивая, как желе.

Пропустили подачу.

Мяч опять был у Соньки.

 Я смотрела вперёд. Прямо через сетку пялился мне в глаза Савинов. Пристально смотрел. Влюблённый придурок.

– Тугарин Змей, что волосы не распустила?

Я молчала.

– Или распустила… в трусиках? Или у тебя там брито?

Чайкой гаркнула Лядина и залепила такую подачу, от которой подставившийся Ромка Шишков был прибит к полу. Мячик его, как молоток гвоздь, вогнал вниз. Потом отскочил вверх и был пойман опасным кадром.

Васин вытянул вверх свою тушу, и мы уже ждали, что влетит в середину поля, но это оказался обманный манёвр. Мяч полетел к Трэшу.

А этот гад с такой силы лупасил по мячу, что я опасалась попадать под удар. Но делать было нечего, я стояла у сетки. Подпрыгнула, чтобы скинуть мяч на чужую часть поля. Трэш не успел остановиться, только его выпученные синие глазища говорили о том, что он не виноват.

Я подумала, что у меня запястье сломано. В глазах помутнело, я открыла рот, хватая воздух, но не могла вдохнуть. Боль была очень резкой. Я прижала ударенную руку к животу и согнулась.

– Кис!!! – подлетел ко мне Трэш. – Татьяна Петровна, вот нахрена девчонок с мальчишками ставить!!!

– Тугарина! Эй, Тугарина! Руку покажи, – требовала физручка.

Я заныла, с трудом сдерживая слёзы. Медленно показала свою руку.

– Пальцами пошевели.

Я пошевелила.

– Холодное нужно.

Татьяна Петровна отдала свисток Сашке Верещагиной и повела меня в женскую раздевалку. Где не было душевых, но была раковина.

– Савинов! А, ну в зал вернулся!!!

Трэш увязался следом? Решил таким образом проникнуть в женскую раздевалку?  Или за меня переживал?

Я тихо усмехнулась. Мне к нему приближаться запрещено. Он меня убьёт однажды.

– Сходишь в медкабинет, покажешь руку, – велела учительница физкультуры. И поспешила вернуться в зал.

Под холодной водой боль сошла, осталась только тяжесть.

Раздался звонок с урока.

Как табун лошадей, из зала в раздевалки с грохотом и ржанием вывалил наш класс. Девчонки пришли.

Сонька сразу осмотрела мою руку.

– Ушиб простой, – вынесла она диагноз.

– Я тоже так подумала, – для меня главное, что писать смогу.

Сонька быстро стащила с себя футболку и лифчик. Мелькнула перед моим носом красивая объёмная грудь. Лядина по пояс обтёрла себя прямо у раковины. А я раненая поковыляла медленно одеваться. Конечно же, рядом с Анечкой, я без неё уже никуда.

Аня боялась показывать своё тело. Упакованная с ног до головы. Жалко её, очень-очень.

После нашего урока физкультуры начинался урок у параллельного класса. Нам надо переодеться, им тоже, а перемена всего пятнадцать минут. Но мы не спешили. Девчонки из «Б» хоть и борзые, но у нас Куча. С Верещагиной связываться никто не хотел. Поэтому мы чувствовали себя вольготно.

А вот в мужской раздевалке творился очередной бардак с матами и дракой. И, похоже, именно Котов с Трэшом опять не поделили территорию. И если Трэшу передаваться не нужно, то Макс у нас красуется всегда, ему  место и время необходимы.

Я вышла следом за девчонками из раздевалки. Бэшки уже занимали плацкарту за моей спиной, затыкая носы, шёпотом говорили, что мы воняем. Это ещё ничего! Лядина на потную вонь не прыснула своими духами, а то бы девчонки сдохли, как мухи от дихлофоса.

– Кэт, – позвал меня Котов.

Я обернулась, поглаживая запястье.

Макс в розовых шортах, розово-чёрных кроссовках и белоснежной футболке, что в полумраке коридора аж светилась.

 Жених! Фоткай и выставляй на сайты.

 Он ослепительно улыбнулся. И я заметила, что у Никитоса зубы ровнее и красивее. И вообще, если к Максу присмотреться, то он какой-то весь пошарпанный.

– У меня в пятницу день рождения. Приглашаю, – он так лукаво щурился, что где-то внутри меня звенела тревожная сигнализация.

– Всё по-взрослому? – слащаво улыбнулась я.

– Конечно, – котом мурлыкнул.

– Так я несовершеннолетняя, – кинула ему в лицо. – Мне там не место.

– Тебе ж самой скоро восемнадцать.

– Вот тогда и поговорим, – я хотела уйти, но он развернул меня. Не с силой, а как-то опытно, настырно, но нежно.

– Хочешь, подарок сделаю тебе на восемнадцать? – спросил он, а глаза карие орали: «Не уходи, побудь со мной!»

– Какой? – заинтересованно, уставилась на него.

– Закажу нам столик в клуб «Дали», там только с восемнадцати вход.  Шикарное место, оторвёмся, потанцуем.

Да! Да! Офигенная идея! Я хочу в полноценный клуб! Хочу всего, что мне мама запретила. Точнее предупредила, что не надо этого делать, а значит, лучше не делать. Хочу,  чтоб ты за меня заплатил, а я бы тебе ещё и не дала! Бывает такое? Посмотрим.

– Кому дали? Да́ли или Дали́? – смотрела с вызовом.

– Да́ли, – вскинул вопросительно бровь.

– Ах, не Дали́, тогда я подумаю, – протянула я и рассмеялась, когда Макс вытянул в негодовании лицо.

Он прифигел. Ему похоже ни одна не отказывала. Но я ж не такая, мне же надо на его машине ездить домой и в школу. А для этого «жениха» надо подготовить.

– Придёшь в пятницу?

– Я же сказала, подумаю, – пообещала я и подарила ему улыбку.

Для пущей красоты, вытащила резинку из волос и распустила волосы. Они тяжёлыми локонами упали ниже плеч, и парень напротив поменялся в лице.

 Знаю я, что волосы моё богатство. Трэш не зря просил с распущенными ходить. Они меняют мою внешность. Можно фоткаться с Ложкой и в интернет выставлять.

Довольная собой и своими манёврами я вышла из спортивного зала. Наткнулась на Савинова.

Ему только хвоста виляющего не хватало, зверем смотрел на меня. Ждала, что огрызнётся, гадость скажет, Но он только смотрел, прожигая тяжёлым взглядом из-под бровей.

Он мне никто. Он моё наказание, и беда всего учебного процесса. Но почему же мне было в этот момент стыдно? Я ведь ничего не сделала, а его взгляд, как ремень по попе.

– Пойдёшь к нему на день рождения? – прошипел он.

– Тебе-то какая разница? – хмыкнула я, высматривая пути отхода.

В полутьме стояла Анечка, вцепившись в свою сумку. Паникёрша уже высматривала, кого бы на помощь позвать.

– Катя.

 Я аж вздрогнула.

Трэш меня никогда по имени не называл. Это было, как приказ внимательно слушать. Он сейчас серьёзный и будет говорить что-то важное.

– Он изуродует тебя, как Соньку.

Соньку? Так Сонька с Максом была связавшись. И, наверно, это было давно.

– Я взрослая. И мне решать, куда и с кем.

Он угрожающе начал приближаться, а я отступать.

– Можешь орать, Белая плесень, – кинул Савинов Анечке и та, как по приказу рванула в сторону, вереща противным голосом, что тут убивают.

Трэш кинулся на меня. Я отбивалась от него сумкой. Но парень сильный, протащил меня в самый тёмный угол коридора и припёр к стене. Я пыталась коленкой ему между ног залепить, не получилось. Тут ничего не поможет, только Анькина сирена.

Зажимал меня Савинов не как в прошлый раз. Теперь он всем своим весом навалился на меня и попытался поцеловать. Я мотала головой, не отдаваясь. Зря волосы распустила. Его цепкие пальцы прихватили мои локоны и постарались голову зафиксировать.

– Говори! – кричала я. – Говори, что тебе надо от меня!

Он ослабил хватку. Дышал, как разъярённый бык, через нос, плотно сжав губы.

– Давай, Трэш, – я тоже задыхалась. Схватка была хоть и недолгой, но выматывающей. – Честно признайся.

– Как и всем, трахнуть тебя.

На меня такая обида навалилась. Так мне стало плохо. Разочарование пыл охладило и ледяными иглами впилось в сердце. Я же навеселе была, что за мной парень бегает, потому что влюбился. А ту, прямо, как моя мама говорит: «Только одно и надо».  Только этого?! Трэш… Я ведь уже нафантазировала, что ты Никита Савинов. А ты… Полный отстой.

А на лице его отразился лёгкий испуг. Видимо, весь мой вид выражал неудовлетворённость и утрату веры.

– Слабак, – прошептала я, когда он от меня отпрянул.

Даже не нашёл в себе силы правду сказать. Это ведь не было правдой. Не было! Я не верю! Кому надо только это, тот подлизывается, как Котов. А здесь целый набор непонятных животных ухаживаний. Незнание, как себя вести.

– Это я слабак ? А по попе тапкам, киска? – зарычал он.

 Злился. Похоже, на самого себя. Потому что проигрывал этот бой. Потому что действительно сил в себе не нашёл правду мне сказать. Малолетка, тупорылая! Ненавидела его! Привязался, а с какой целью, даже сформулировать не смог.

– Ненавижу тебя, – чуть не стеная, выдохнула я. – Ненавижу.

Он меня разозлил, и я опять полезла в драку. Но теперь, как в инструкции – не лёгкие шлепки, а нормальный удар, чтобы запомнил, что он мне не нужен, что бы понял, что я против таких отношений!

Я ударила кулаком в его лицо. Рука, которую я потянула на волейболе, легко скользнула по его скуле, не причинив почти никакого вреда.

Резкая боль в запястье заставила меня выдать горловой скулёж. Перед глазами всё поплыло, и ноги стали подкашиваться. Я падала. И должна была удариться головой об пол. Но Трэш метнулся ко мне и выловил к себе на руки.

Мир вокруг закружило, я продолжала подвывать.

Качало. Трэш спешил по коридорам школы, матерясь. Его маты неслись вперёд, освобождая для нас дорогу. От Трэша, как от огня, в стороны разбегался народ.

Я боялась, что он меня уронит. Хотя и руки его были крепкими, и держал он меня высоко у своей груди, что я не съезжала.

Но мне всё время казалось, что надо обвить его шею, чтобы не упасть, когда этот долбанный шутник уронит меня на пол. И тут было два пути. Обнять Трэша, чтобы себя обезопасить, либо так и болтаться в его руках, полностью доверившись.

– Опусти, я сама пойду, – получилось очень тонко и жалобно. В глазах продолжало темнеть, а запястье невыносимо болело.

– Сейчас кину, – рычал он, с ноги открывая дверь в медицинский кабинет. – Раз, два, три.

Он швырнул меня на кушетку рядом с медицинским столом, за которым сидела толстая медсестра.  Я от такой грубости тупо распласталась на койке и опять тихо застонала.

Следом за нами в кабинет влетела Анечка. Она подобрала мою сумку и следила, что Трэш со мной делает, куда несёт.

– На физре, повредила руку, – объяснял Савинов таким деловым низким голосом, что я его просто не узнавала. – Теперь в обморок падает.

Я отвернулась к стене и закрыла глаза. Щёки мои пылали, а глаза жгло горючими слезами.

Я знала, что Трэш на меня пялится.

Смотрел на слабую и беззащитную, которая за себя постоять не смогла, даже ударить не в силах. Делай что хочешь, пинай, оскорбляй, зажимай во всех тёмных углах.

– Я выпишу направление на рентген, – сказала медсестра, сделав тугую повязку на моём запястье. Давай, сначала сядем, потом попробуем встать. Она потянула меня и усадила, как куклу.

Безвольную куклу.

Права Сонька, надо либо баллончик, либо шокер с собой носить. Потому что с таким громилой, как Трэш, физически не справиться.

Анечка убрала мои волосы с лица. С полным сочувствием заглянула в глаза.

– Голова кружится? – поинтересовалась медсестра и сунула мне под нос ватку с нашатырным спиртом, который густым, едким запахом ударился в ноздри, приводя меня в чувства.

– Нет, я пойду, – прошептала я.

Опираясь на Анечку, я поднялась и забрала у неё свою сумку. Мы медленно пошли из кабинета.

Уже прозвенел звонок, и мы опаздывали на урок физики. Шли по лестнице на третий этаж.

– Погоди, Кис, – окликнул Трэш. – Тебе в больницу надо.

– После школы пойду, – посмотрела на него зло. А он махал моим направлением на рентген, как веером. – Бумагу отдай.

– Со мной пойдёшь, – строго заявил он.

– Придурок, – фыркнула я и продолжила путь наверх.

*****

Физичка что-то шепелявила первым партам. Там сидели те, кому нужна физика для поступления.

 Весь остальной класс был зоной отчуждения.

 Сонька красилась, Ложка фоткалась. Парни с девчонками на поцелуи играли в карты, при этом карточных столов было несколько.

Васин спал.

Анечка хмурилась, кривила брови, пытаясь въехать в тему. Чутко прислушивалась к гундосой физичке, которая не напрягалась в нашем классе. На последней парте не получится что-то усвоить из материала.

Я перевязанной правой рукой пыталась научиться писать. Получалось, но почерк стал корявым. Подняла взгляд на Трэша, который сидел на другом ряду и перочинным ножиком вырезал что-то прямо на парте. Парты были из массива, ДСП он бы портить не стал. А так его опять заставит парту зачистить и покрасить. Вот таким вот дебильным образом, дебил Никита находил себе внеурочные занятия.

В класс вошла директриса. Карты, телефоны, ножи были в момент спрятаны под столы.

У директора очень широкая задница, просто необъятная, как у латиносов, только круче. И она всегда носит начёс из волос цвета баклажана, с «кубышкой» на макушке. Большая голова и большая попа, поэтому её прозвали Жопа-Голова.

Жопа-Голова сразу устремила взгляд на Трэша. Он её наказание.

Как я её понимала!

– Обстругать и покрасить, сегодня же, – велела она парню, тот кивнул в знак согласия. Она посмотрела на класс и достала свой блокнот, – Из краевой больницы приехали врачи. На медосмотр в нашу поликлинику идут: Тугарина, Лядина, Ложкина, Верещягина, Савинов, Васин и новенькая Куго.  Сейчас тихо выходите, возвращаетесь после медосмотра.

Мы с Анечкой поднялись и вместе с «больными на всю голову» отправились на выход. Проходя мимо парты, где сидел Трэш, я глянула на его «творчество». Было написано «Тугарин Змей» и нарисован женский профиль. Всего несколько чёрточек, а я узнала себя.

Трэш художник. Это неоспоримый факт, и очень талантливый. Потому что умудрялся заметить в лице такие черты, которые выдавали сходство с оригиналом.

Наши здоровые, сильные спортсмены успели втихаря покурить. Верщагина и Васин немного отстали от нашей молчаливой варницы, во главе которой шагал вожак.

Трэш не оглядывался, шёл спокойно. Я смотрела на его широкие плечи, прожигала дыру взглядом в его спине.

– Направление верни, – велела я.

Неожиданно он вытащил из кармана направление на рентген и кинул его на влажный асфальт. Я подобрала, я не гордая, даже слова не сказала. Что с уродами связываться.

*****

Здание больницы было очень старым. Фасады красили, а вот внутри была такая мрачная заскорузлая древность, что, казалось, из кабинетов не медперсонал выйдет, а раненые партизаны второй мировой.

На первом этаже мы остановились у белой двери с временной табличкой « Психиатр Психолог».

Если для всей нашей компании ничего странного не было, то я и Сонька зависли над таким странным названием. Я в курсе, Сонька всё лето проработала в городе санитаркой, поэтому относительно всех учеников в школе, можно было считать её полноценный медиком.

– Прикинь, Тугара, новый врач появился Психиатр-Психолог. Я бы поняла, если бы психотерапевт или психоневролог. Ты видала такого зверя? – Лядина вскинула бровь и глянула на меня.

– Ага, видела, офтальмолог-гинеколог.

– Стоматолог-проктолог, – хохотнула Сонька и села напротив кабинета.

В закутке у окна стояли стулья. Одного, для меня не хватало, и я осталась стоять.

– Садись, киска, – Трэш похлопал себя по коленям. Лукаво щурился на меня своими синими глазами.

При этих словах поднялся Васин. Настоящий мужчина, не то что некоторые.

– Спасибо, Вась, – я прошла и села напротив Трэша.

Могла бы отказаться, мне ещё рентген делать, но надо же было уколоть Савинова.

– Спасибо, Вась, – скуксился Трэш.

Самое интересное, я не вспомнила, как Васина зовут. Но не Вася точно.

Трэш стал пинать мои кроссовки, я убрала ноги под стул. Принялась завязывать волосы. С больной, перевязанной рукой, это было сделать сложно.

– Тебе помочь? – улыбался парень, склонив голову набок.

Любовался мной.

– Чтобы лысой остаться? – окрысилась я. – Держись от меня подальше.

– Вот так? – он резко, вместе со стулом, подсел ко мне, обхватив своими твёрдыми коленями, мои колени.

Я уставилась на него и замерла. Опять накрыло жаром, когда его запах пробрался в ноздри. Странно я реагировала, словно ничего не происходит. Знакомый рядом, в порядке вещей такое поведение.

– Пипл, а давайте, погуляем алгебру и обществознание, – толкнула идею в массы Верещагина.

– Я за, – вдруг отозвалась Ложка, оставив своё телефон в покое.

– И я за, только мне до автобуса ещё где-то шляться, – пробасил Васин.

– Я знаю отличное местечко, – повёл бровями Трэш, не давая мне вытащить сжатые ноги из своих колен. Хуже того, взял меня за руки. От его прикосновений становилось ещё теплее, ещё мучительнее. – Нужно купить сосиски и хлеб. Чё, Белая Плесень, стуканёшь на нас?

Анечка испуганно замотала головой в знак отказа.

– Я тоже пойду, – Лядина достала из кармана наличные. – Скидываемся.

Трэш стал печальным. Всем известно, что он совсем без денег.

Я такой шанс не упустила. Пошарила  в сумочке и достала приличную сумму. Победоносно смерила Савинова взглядом. Так что он со своим стулом отвалил обратно.

Анечка тоже оказалась на мели. Мамаша у неё такая, что сдавалось мне, у задрочки номер один в нашей школе денег не бывает никогда.

Вася отвалил мелочь, Верещагина тоже.  Ложка кинула в общак солидную купюру:

– Возьмём ещё сока. Бухла не берите, меня мать спалит.

– Тугарина, – позвали меня.

За дверью оказалось два кабинета. Один для настоящих психов, другой к неврологу.

Со мной разобрались быстро. Как и обещали, сняли с учёта и отправили на рентген. Там установили, что у меня растяжение, наложили очередную тугую повязку, пообещав скорое выздоровление.

Выходила я из больницы одна. Мои одноклассники уже успели затариться. Всю провизию забрал себе Трэш, как самый голодный, даже с Васей не поделился. Повёл нас к берегу реки.

Песчаный берег, любимое место отдыха местных жителей. Было чисто. Администрация уже всё убрала перед зимой.

Дул холодный осенний ветер, поэтому мы все накинули капюшоны.

Мы шагали мимо покосившихся раздевалок. Любовались волнами, что с белой пеной ласкали холодные песок.

На пожухлой поляне, окружённой лесом, как грибы, стояли небольшие беседки. Чтобы избежать вандализма, столы, чаши и скамейки были все вырезаны из камня. Это подарок гражданам на какой-то юбилей посёлка.

Курильщики быстро собрали дровишки по округе. Под железной крышей освободили каменную чашу и развели костёр.

Трэш перочинным ножиком нарезал сосиски и хлеб на маленькие кусочки, и принялся нанизывать их на ветки, как шашлык. Сразу было видно, что привык к походной еде.

Мы встали вокруг чаши и жарили свой обед. Ёжились от промозглого ветра, что нагнал на небо тучи. Моросил дождик, но у огня нам было тепло и весело.

– Нормальная у нас компашка психов, – усмехнулась Сонька, окидывая наш круг взглядом. Она попивала сок из пластикового стаканчика и вертела в пальцах свою ветку. – Колитесь, у кого что. С Белой Плесенью всё ясно, она у нас жертва буллинга. А вы то, чё здесь делаете?

– Вот с себя и начни, – хмыкнула Верещагина.

– Будто вы не знаете, что я бывшая суицидница, – как ни в чём не бывало, ответила Лядина.

Я подняла на Соню взгляд. Это её Макс Котов… «Он изуродует тебя, как Соньку», всплыли слова Трэша. Да, уж. Надо думать, что в посёлках и деревнях творится.

– Тугара, ты, – Лядина всегда была ко мне неравнодушна.

– То же самое, – тихо ответила я, глядя, как покрывается чёрной корочкой хлеб на палочке, как сморщиваются куски сосисок под жаром костра.

Компания ахнула.

– Да, ладно – Сонька даже растерялась, – всегда казалось, что у тебя железобетонная психика. Не каждая выдержит влюблённого Трэша.

Девки захихикали, а Савинов потупил взгляд, заметно покраснел.

– Я очень отца любила, – спокойно начала рассказывать я. – Он умер, когда мне было тринадцать. Мой стресс вылился в нездоровое влечение к шестнадцатилетнему соседу. Тот не дурак, после долгих моих приставаний, накапал матери. Мамаша сама была на грани и такое мне устроила, – меня даже передёрнуло от воспоминаний. Мамка меня набила, наорала и закрыла в квартире одну. Умом она никогда не отличалась. – Закончилось это всё плачевно и кроваво. Мама моя до сих пор с ужасом вспоминает, последствия моей «любви».  Спустя почти пять лет, я осознала, какой была дурой. Это не выход, это показатель слабости и полная лажа. Теперь меня сняли с учёта. Кстати, поэтому я второгодница, год у меня вылетел в трубу.

– Охренеть, – выдохнула Ложка.

– Я асоциальный, – гордо заявил Трэш.

– Я вообще дикая, – пробило Сашку Верещагину, – высокий уровень мужских гормонов, и всем хочется рожу набить. Вот.

Она скинула рукав своей куртки и завернула толстовку, показывая нам на предплечье чёрную свежую наколку. Смазанная, кривая морда бульдога в оскале.

Анечка, стоящая рядом с Кучей, втянула голову в плечи.

– На нашего Свина похож, – гоготал Трэш, и все его поддержали, кроме Сони.

Похоже, Лядина, не просто перед биологом попой крутила. Втюрилась в большого дядьку и молчит. Смахнула с себя, как налёт,  уныние и снова улыбнулась.

– Вася, – требовала Сонька.

– Но я точно псих, – вздохнул здоровый Васин. – В десять лет услышал голоса. Сразу признался мамке, она меня к врачу. Ничего так, помогли. Пока переходный возраст для профилактики таблетки пил. Врач реальный мужик оказался. Посоветовал спорт, учёбу и надзор.

– Ложка, – Сонька ткнула подружку в бок. – Ты у нас кто?

– Ну, я, – стала ломаться Лерка. – В общем у меня постоянные депрессии. Глубокие…

– Тугара, – Сонька посмотрела на меня. – Назови причину подростковой депрессии.

– Частая мастурбация приводит к затяжным подростковым депрессиям.

И хотя все грохнули дружным ржачем, а Ложка надулась, как красный воздушный шарик, я сказала правду. Вычитала однажды в каком-то словаре по психиатрии.

– А теперь, – у Лядиной заблестели глазки. – Чтобы встречу нашу сделать пикантной, расскажите, кто с кем спал. С Белой Плесенью всё понятно.

– Я не с кем, – честно призналась я, и опять в ответ тишина и удивлённые взгляды. Им казалось, что раз я городская и бойкая, значит уже опытная. – Мне хватило своей первой любви.

– Трэш, – лукаво усмехнулась Сонька.

– И я не с кем, – равнодушно и мирно отозвался Савинов.

– Да ладно!!! – возмутился народ.

– А как же Кристинка, которую ты жал у клуба? А это деревенская как её там… Нафаня.

– Нет, – твёрдо ответил Трэш и бросил на Лядину строгий взгляд. Чтобы отвалила.

И она отвалила в полном изумлении.

– А что такого? Я тоже нет, – признался Васин, сработала мужская солидарность.

– Ну, и я, – Куча пожала плечами.

– Так что вы рассказывайте, – весело продолжил Трэш. – Только ярко и красочно, чтобы мы вечером подеприссировали.

– В нашем веке! – сквозь смех философствовала Лядина. – И чтобы столько девственников! Да вас ребята на доску почёта надо!

Хохотали все, даже Анечка. А потом у неё заиграл телефон.

 Опять задрожали белые тонкие ручки, она с ужасом отвечала на звонок матери.

– Да, я сейчас. Да, я уже близко.

Ничего не сказав, она рванула с места и побежала на берег реки.

А я почему-то за ней, скинув Трэшу свою веточку.

– Аня, – я бежала следом. Она на мгновение обернулась. – Аня, она не всегда с тобой! Нужно бороться за свободу!

Она убежала. И мне почему-то захотелось её перекрестить на прощание, как делала когда-то моя бабушка.

– Не нравится мне эта Белая Плесень, – жевала Куча. – Так и хочется влепить.

– Мамаше её влепи, – у меня аппетит пропал. Я смотрела, как Вася с Трэшем делят Анькину веточку. – Там такая ведьма, что жить не захочешь.

Мы уходили с берега. Веселье осталось позади, но тёплые воспоминания останутся навсегда.

Девчонки от нас отделились. Васин убежал на автобус, а мы с Никитой шарпали к школе.

Мы шли с ним рядом, но держали расстояние. Я задумалась о том, что у меня теперь справка и я могла бы прогулять денёк другой, пошататься по лесу, подумать о смысле бытия или о чём там в лесу думают?

– Ты зачем в школу идёшь? – неожиданно спросил Никита.

– Понедельник, вторник у нас занятия по биологии. И велик там, – ответила я, кинув взгляд на его печальную фигуру. – А ты?

– Парту чинить и стену надо поштукатурить.

– Ты что стену расписал? – он не перестанет удивлять.

– Нет, ремонт доделать. Я подрабатываю на ремонтах, – ответил Трэш, и я притормозила, во все глаза глядя на него.

– Как? – растерянно, обронила я.

– А вот так, киса, – опять жёсткость в лице, – когда тебя не кормят и спать не дают, начинаешь подрабатывать, чтобы выжить. Это вам с папочками и мамочками легко. Хочешь биология, хочешь анатомия.

Он не перестанет удивлять.

Трэш ушёл вперёд.

Оставил меня в глубоких размышлениях. У меня что-то внутри оборвалось и никак не хотело крепиться обратно.

На тренинге по биологии, я автоматом ставила галочки в тестах. Из десяти человек пришло только три. Я старшая и две девчонки из девятого. Даже Анечка не появилась.

Анечка, которую наверняка бьют, Трэш, который штукатурит стены в школе, чтобы прокормиться, Сонька, которая слишком рано начала взрослую жизнь и чуть не поплатилась за это. Они все разом навалились на меня, и даже Вася, который слышит  голоса, казался самым нормальным из этой компании.

Антон Иванович выдал мне несколько методичек, попросил определиться с факультетом. Психология или действительно медицинский, разница большая.

Я спустилась на первый этаж. Прошла мимо гардероба в ту часть школы, которая была закрыта. Там было выделено место для будущего детского сада.

На полу валялись газеты, закапанные побелкой. Пахло краской и строительными материалами. За большими окнами было серо и хмуро, поэтому все лампы в просторной рекреации были включены.

Стояла парта из кабинета физике. Уже зачищена и покрашена. Всё народное творчество от пятого до одиннадцатого класса исчезло, включая мой портрет.

Трэш в грязном комбинезоне, с чёрной банданой на голове рисовал. На нежно-салатовой стене облачка и розовых пони.

 Сделал вид, что меня нет.

– Ты не думал учиться на дизайнера? – спросила я, разглядывая его невероятно красивые рисунки.

Детские! Что с образом Трэша совсем не клеилось.

– Не думал, – буркнул недовольный парень.

– Трэш, ты художник, можно попробовать, – меня распирало от тысячи идей, куда можно такой талант пристроить.

– У меня даже компа нет, я редакторов не знаю, – он хмурился, старался на меня не смотреть.

– Пару недель всё освоишь.

– У папочки выпросишь денег мне на комп? – зло покосился на меня. Откинул кисть в банку с краской и встал передо мной.

Гордый.

 Он денег ни от кого не примет. Обозлился на моё воодушевление.

– Катька. Ты только к Котову не ходи. Я его убью…,– он добавил пару резких матов, характеризующих Макса. Стал на меня напирать, а я в свою очередь пятилась ближе к выходу.   – Достала ты меня! Глазищами своими голодными, титьками своими холмистыми, волосами густющими. Давай, скажи, что я нищеброд и такие, как я, не для девочек отличниц.

Он уже нависал надо мной.

– Не скажу, – прошептала я.

– Тогда целуй, – звучало как неукоснительный приказ.

Нависла пауза. Он испытывающе глядел на меня. А я хлопала ресницами, собирая, разбегающиеся мысли, в кучу.

– С чего бы? Мне разницы нет у кого, сколько денег, – это говорил во мне папа. – Для меня человек важен. А ты не очень, как человек.

– Что пришла тогда? – он схватил меня за руку и потащил на выход. – Проваливай! Не мешай работать!

Я вырвала у него свою руку и насупилась, не желая уходить.

Я сама не знаю, зачем пришла. Но вот так вот выкидывать меня, не позволю. Но он опять схватил.

– Больно!

– Привыкай! Поговаривают вам девочкам первый раз всегда больно.

Поговаривают? Или ты, Трэш, это знаешь? А вот меня интересует, ты весь такой белый и пушистый или действительно с Нафаней развлекался?

Я хитро прищурилась:

– Если любовник опытный, то и не будет больно!

Трэш отшатнулся от меня. Глаза его выцвели, стали ярко-голубого цвета.

Блин! Я другое хотела сказать… Я ведь не поверила, что у Трэша никого не было. Решила посмотреть на его реакцию, а он подумал… Он же подумал, что я к Котову собралась.

– Пошла вон, шлюха! Вали к опытному!

Я гордо выпрямилась.

– Ты меня не понял, – тихо сказала я и статно пошагала из помещения.

А потом вытирала экран телефона от слёз, что падали горючими потоками. Захлёбываясь всхлипами, строчила Трэшу сообщение на пять страниц, где оправдывалась перед ним. Я знала, что он не ответит, потому что денег у него на телефоне нет. Но это и радовало.

Вылив всё чистосердечное признание, я села на велик и поехала домой.

А вечером у меня поднялась температура.

*****

Проснулась после обеда.

Сразу протянула руку к градуснику. Температуры не было. Мама очень беспокоилась, напоила чаем с малиной, и лимоном, и мёдом, и зверобоем и всё, что нашла, запихала мне в чашку. Скормила пару колёс.

Что-то из этого списка сработало.

Сладко потягивалась, слушая, как внизу ревут два младенца. Отчима нет, он на работе сегодня.

Благодать!

Посмотрела на телефон. Он молчаливо лежал на краю стола, поверх методичек. Я знала, что Трэш не ответит, а всё равно ждала.

Никто не писал, никто не звонил.

Аккуратно вставила свою перевязанную руку в толстовку, потом только здоровой залезла. Натянула джинсы и тёплые носки.

Раз я прогуляла школу, то пойду в лес отдыхать дальше.

Почистила зубы, завязала две косы, как раньше любила. Из-за Трэша перестала их носить. Дёргал, как маленький.  При этих воспоминаниях, я неожиданно улыбнулась. Действительно, он какой-то маленький. И при этом очень взрослый.

Мама с трудом успокоила девочек и в тишине пила чай. На лице отображалось блаженство от вырванного у этой жизни перерыва. Она позволила себе шоколадные конфеты, почему-то мои. Но жадничать я не стала, присоединилась к матери.

Она потрогала мой лоб и осталась довольна.

Мама! Мне надо с тобой поговорить. У меня есть одноклассник, которого заочно ненавидит твой поганый Егор. Никита классный парень, он потрясный художник. Но у него сложная жизненная ситуация. Давай пожалеем его и заберём к себе жить. Мы же не обнищаем? Он работает, будет хорошо учиться. Каждый вечер в своей комнате, я буду его подтягивать по предметам. А потом скопленные деньги я потрачу ему на комп. Я вообще его к себе спать заберу. Только отмыть его надо и переодеть. А, мам? Можно?