Читать книгу Сказки Освии. Магия в разрезе - Татьяна Бондарь - Страница 1

Каждый, кому доводилось учиться в академии магии, запоминал годы, проведенные в ней, навсегда. Студенческая жизнь – увлекательное время, в котором есть место и для подвигов, и для сражений, и для предательства, хоть большая его часть уходит на скрип натруженных мозгов. Академия идеально подходит для того, чтобы проявить изобретательность. Поколения студентов накопили достаточно знаний о привлечении удачи на экзаменах и способах списывания, чтобы составить несколько научных трактатов на эту тему. Именно их находчивость заставляла учителей все время быть начеку и не терять бдительность.

Учителя были разными, как и сами студенты. Продажные и неподкупные, строгие и мягкие, глупые, и наоборот, слишком уж умные, тянущие жилы и философски относящиеся к студенческой лени, все как один, они должны были совершенствоваться, чтобы заставлять своих учеников делать хоть что-нибудь. Мне пришлось познакомиться со всем этим поближе из-за Рональда.

Мой жених безжалостно отослал меня в академию, хоть я и просила его не делать этого. Учиться я могла и дома, книг на его полках хватило бы на несколько библиотек. Он много знал и мог стать моим учителем. Мог, но не захотел. Это было обидно.

Своей щедрой рукой Рональд предоставил мне на выбор две академии: магическую и еще одну, со страшным названием УДК, что расшифровывалось как Управление Делами Королевства. Эта академия занималась тем, что подготавливала будущих министров, послов, магистров и прочих помощников короля. Меня лично приводило в ужас даже ее название. Да и если разобраться, я и собой как следует управлять не могла, не то что делами целого государства.

Конечно, моя помощь не помешала бы Альберту. С тех пор как он стал королем, на него навалилось столько работы и ответственности, что сам он не справлялся. Даже постоянной поддержки Рональда оказалось мало. Они целыми днями сидели за своим круглым столом в кабинете, разбирая занудные вопросы и проблемы, от простых и бестолковых до серьезных и сложных. За бестолковые я и так могла взяться, без УДК, а с серьезными не справилась бы и после его окончания.

Еще я боялась, что, принимая решение, случайно допущу какую-нибудь глупость, одну из тех, которые делают своих создателей знаменитыми. С одной стороны, было бы забавно прославиться изобретением какой-нибудь вредной ерунды. Возможно, я бы даже специально придумала что-нибудь эдакое, совсем уж необычное. Например, сделала бы пудреницы национальным символом или ввела закон, запрещающий есть грибы левой рукой. С другой стороны, оно того не стоило.

В качестве магички у меня полет для творчества тоже был преширокий, но он хотя бы был ограничен чьей-то разумной властью, и мои глупости не могли иметь государственный масштаб. По крайней мере я на это надеялась, потому что тот момент, когда Освия получит меня в качестве специалиста по магии, неумолимо приближался.

С момента переезда за город главной моей радостью стала, как ни странно, переписка с Альбертом. Он, несмотря на всю свою занятость, писал мне чаще, чем Рональд. В каждом письме я малодушно жаловалась обоим на то, как трудно мне приходится. Альберт предлагал приехать и надавать всем по первое число, особенно тем, кто не проявляет ко мне должного уважения. Это грело, успокаивало и придавало силы, а Рональд… Рональд умел писать безупречные письма, как и положено герцогу. Безупречные и слишком официальные. Мне казалось, будто он писал не мне, а кому-то другому, чужому и малознакомому. Такими письмами можно было отчитаться о проделанной работе или договориться о совместном деле, не более того. И каждое свое письмо он окончательно портил просьбой, чтобы я старалась.

Старалась?!! Я и так старалась! Почти год я не видела белого света за учебниками! У меня вообще мало что осталось, кроме них. Я с честью и достоинством выдержала зимние экзамены. Неужели этого было мало? Я и сама хотела соответствовать своему новому положению, мне все-таки покровительствовали король Освии Альберт и его брат, герцог Рональд. Студенты не знали об этом, но преподаватели были в курсе, и, провались я на экзаменах, за моей спиной шушукались бы до самой смерти. Наверное, поэтому меня так злили его постоянные просьбы, будто он считал меня полной дурой.

Рональд наверняка писал и директору, требуя обращаться со мной построже и спуску не давать, потому как учителя прямо-таки прикладывали усилия, чтобы этого самого «спуску» мне случайно не дать. Вместе с Рональдом они, похоже, пришли к выводу, что спать и отдыхать мне вообще не надо и что все свое время я должна посвящать книгам.

Книги. Я их начинала ненавидеть так же сильно, как и проклятый деревянный меч со свинцовым стержнем внутри. О, этот меч! В этом году мы провели столько незабываемых часов вместе! Сколько раз я лупила им по дереву в надежде, что он наконец сломается и у меня появится пара дней отдыха хотя бы от него. Но чертов меч был качественным и ломаться не собирался, постоянно напоминая мне о глупости, которую я совершила.

Дело в том, что в дополнение к основным предметам я пошла на курсы боевой подготовки, посещая кроме магической академии еще и военную. Бредовая идея нагрузить себя еще и этим появилась у меня сразу, как только я поняла, что все равно буду обречена уехать из замка герцогов. Рональд со своим противным великодушием, благородством и ответственностью давал мне шанс влюбиться в кого-то кроме него.

Назло ему я заявила, что пойду еще и в военную академию, там мужчин больше, и все они наверняка подтянутые и симпатичные. Спортивная подготовка действительно была мне нужна, хоть все внутри меня и кричало: «Только не это!». Но я хорошо прочувствовала на личном опыте, что умение бегать может однажды спасти мне жизнь. Рональд даже обрадовался и поддержал эту инициативу, отрезав мне путь к отступлению. Если бы я знала тогда, как будет трудно, я бы держала язык за зубами.

Магическая и военная академии воевали между собой со дня своего основания. Раньше эта вражда приносила горожанам немало хлопот. Днем студенты были заняты учебой, а вот по вечерам… По вечерам начинались проблемы. Студенты разбредались в поисках наилучшего способа отдохнуть и провести время, клянчили деньги у прохожих и устраивали на них вечеринки, неизменно заканчивающиеся драками.

Почти после каждых выходных приходилось восстанавливать пострадавшие от неудачно пущенных заклинаний стены, чинить заборы и вставлять стекла, разбитые чьими-то крепкими от знаний головами. Порой приходилось снимать всю оконную раму вместе с торчащим из нее телом.

К счастью, студенты всегда выживали. Их жизнерадостность заставляла срастаться раны и молодые кости очень быстро. С новыми силами и удвоенным энтузиазмом они возвращались в неровный и нетрезвый строй своей академии, чтобы отомстить врагу за прежние обиды.

Местные жители в радиусе пяти миль привыкли не досчитываться по утрам кур в курятниках, овощей в подвалах и огородах или сапог, опрометчиво оставленных под дверями. Но порой студенческая фантазия шла дальше здравого смысла и исчезали совсем уж неожиданные вещи.

Известен один случай, когда у местного гончара, в порыве вдохновения, здоровенный студент-вояка унес с подоконника комнатное растение. Гончар сильно горевал, так как цветок любил и даже дал ему имя, ласково называя Феодором. Гончар так донимал городскую стражу, что этого студента нашли. Оказалось, что он, вдохновленный самой богиней, решил даровать цветку свободу и высадил его в лесу, чтобы ему было веселее. Растроганный гончар согласился, что так даже лучше, и простил борца за права растений.

Постоянные жалобы заставили прадедушку бывшего короля Альвадо перенести эти учебные заведения подальше от мирных жителей, в надежде, что студентам там будет нечем заняться и они снизойдут до учебы. Кроме того, перенести академии за город оказалось дешевле, чем устранять последствия погромов каждую неделю.

План короля удался. Студенты погрустнели, деньги и горючие жидкости стали недоступны, боевой азарт спал. Заняться было нечем, и они со стоном взялись за учебники. До чего только не доводит скука! Их неокрепшие умы наконец-то получили пищу.

Успеваемость у магов сильно выросла, вояки стали приходить на тренировки бодрыми и выспавшимися, но практики стало меньше и у тех и у других. Так прошли три месяца невыносимой скуки. Унылое чтение учебников и стандартные тренировки почти сломили их дух. Тоска по прежнему веселью была так сильна, что однажды представители обеих академий встретились на высоком собрании, чтобы обсудить, как же улучшить ситуацию.

Решение могло быть только одно – продолжать враждовать, несмотря ни на что. Эта идея вдохновила их и вернула жизнерадостность. Первопроходцы подписали военный договор, который обязывал обе стороны периодически нападать друг на друга, устраивать засады и применять нестандартные и грязные методы. Организаторы пожали руки и на радостях дали друг дружке в глаз, чтобы закрепить соглашение, после чего, счастливые, разошлись по домам.

Жизнь для студентов снова стала веселой. Они много усилий тратили на то, чтобы придумать достойную пакость для противника. Преподаватели закрывали глаза на постоянные потасовки между своими учениками, слишком уж радостными были их подбитые лица.

Был у студентов еще один способ выяснять отношения и проверять друг друга на храбрость и глупость одновременно. Он был куда опаснее, чем первый. Если по-другому установить справедливость не получалось, они вызывали врага на состязание по выпиванию настойки очередки.

Когда студенты впервые ввели эту традицию – неизвестно, но ко времени моего появления в академиях эта игра существовала давно, и ее правила были строго регламентированы. Главными из них были два: пить только на свежем воздухе (из-за отвратительного запаха настойки), и никогда, ни при каких условиях, не давать соревнующимся больше семи капель. Целью процесса было разрешить спор, а не довести врага до позорной смерти в неожиданном месте или в странной позе. Это были правила, написанные чьей-то кровью. Да никому и не хотелось валяться до утра без сознания, беспомощным против буйной фантазии товарищей.

К слову, иногда, втайне от студентов, учителя тоже выясняли отношения подобным образом. Они собирались в глуши запущенного сада академий и там доказывали друг другу, кто прав, кто виноват, распивая сомнительное зелье. От студентов скрыть это было невозможно – их нюх был настроен на зловонные испарения очередки. Они могли определить по запаху, где собирались учителя и даже кто из них победил.

Что касается меня – я очередку не пила, потому что умудрялась и без нее говорить много глупостей. Но был один человек, который побеждал во всех состязаниях по очередковыпиванию и ни разу при этом не попал в нелепую ситуацию. Это был Комир. Он учился на последнем курсе магической академии, был лучшим студентом и невероятным красавчиком. Девушки к нему прямо-таки липли, доводя его и без того немаленькое самомнение до запредельного уровня.

Про Комира ходили разные слухи. До этого года он учился кое-как, но с момента моего появления в академии внезапно стал лучшим студентом. Вряд ли эти два факта были как-то связаны. Поговаривали, что он нашел верный способ привлечь к себе удачу раз и навсегда. Он принес в жертву духу учебы уворованные им у соседа картошку и редиску. Видно, дух учебы был не сильно прихотлив в еде.

Так или иначе, теперь Комир с легкостью осваивал новые заклинания, а старые у него получались вообще безупречно – они давали максимальный эффект, а побочка проходила незаметно. Учителя пророчили ему великое будущее, студенты завидовали, девушки любили, а богатые господа постоянно присылали приглашения поступить к ним по окончании академии на службу.

Комир активно участвовал в начатой некогда войне между академиями. Он с удовольствием забрасывал простеньким заклинанием вояк, осмелившихся устроить на него засаду, и учил своих прихвостней тому же. Вояки были беспомощны перед ними, как котята. Поэтому в конце концов те из них, что были постарше и поумнее, стали внимательно всматриваться, кто там выходит из-за угла, прежде чем атаковать. А вот глупых новичков они иногда подначивали напасть на Комира, чтобы посмотреть, как те будут разлетаться в стороны и долго потом ходить с шерстью на ладонях, зелеными зубами или картой города на лбу. Комир был беспощаден, и новички запоминали его навсегда.

Комир упивался своими победами, успехом и популярностью. Это никому и никогда не шло на пользу, а Комира испортило окончательно.

Я его терпеть не могла. Не переношу в людях высокомерие. У меня давно чесались руки испробовать на нем какое-нибудь заклинание, не входящее в учебную программу, в воспитательных целях.

Но еще больше, чем Комир, чем наставница в приюте, чем тетка Котлета, чем вообще кто-либо до этого, мне портила жизнь Василика. Она стала моим личным кошмаром. Это была единственная, кроме меня, девушка в военной академии. Из тренировочной формы она не вылазила никогда. Ее кожаные штаны и куртка туго обтягивали грудь и бедра, делая очень соблазнительной, но никто из вояк не смел на нее даже глаз поднять. Подозреваю, что она карала их за такую дерзость безжалостно. Для этого у нее в арсенале всегда были с собой короткий нож, длинный нож, меч и арбалет. Всем перечисленным она владела в совершенстве. Кроме прочего, иногда из ее многочисленных карманов торчали еще и маленькие бутылочки. Не знаю, что там она хранила, скорее всего, яд, который сцеживала с себя по ночам.

Ее светлые волосы были коротко острижены. Василика была красивая, холодная и злющая. Говорила она с акцентом, произнося «р» неправильно. Это указывало на то, что она прибыла сюда из-за моря, точнее, из Аскары. В трактире у родителей останавливались чужеземцы, и я различала акценты безошибочно. Про себя я решила, что Василика – шпионка.

На занятиях меня всегда ставили с ней в пару. Логика учителей была простая, они объединили нас по половому признаку. Вот только мы обе были с ними не согласны. Я бы предпочла тренироваться с кем угодно, но не с ней. Ни один из парней не стал бы лупить меня в полную силу, да и техника их хромала не меньше, чем моя, и у меня был бы шанс. С Василикой у меня шансов не было. Я ужасно бесила ее своей неуклюжестью и медлительностью. Нет, я не была медлительной или неуклюжей, просто Василика дралась, на мой взгляд, лучше, чем некоторые учителя. Ей надо было здесь не учиться, а учить.

Вояки явно не горели желанием оказаться на моем месте. Они, видно, уже испытали на своей шкуре, насколько у нее тяжелая рука и плохой характер.

В военную академию приходили учиться девушки и до нас, но, как правило, только для того, чтобы найти себе пару и сразу же сбежать. Выбрав подходящую кандидатуру, они отправлялись домой, посылая оттуда трогательные письма избраннику, чтобы жертва их любви случайно не сорвалась с крючка.

Василика была не такая! Она пришла сюда учиться убивать, желательно мучительно и голыми руками. Из-за того, что ей досталась такая слабая напарница, как я, она решила потренировать на мне все способы, которыми можно сделать человеку больно. Она вымещала на мне всю свою злость и отделывала даже деревянным мечом так, что места живого не оставалось. Похоже, она мечтала начать свою карьеру убийцы с меня.

Если бы учителя не контролировали ее действия, она бы меня прикончила наверняка, а так – только оставляла синяки. Зато какие это были синяки! Они переливались на теле от нежно-зеленого с желтизной до фиолетового с черненькой каемочкой. Эти синяки заслуживали восхищенные возгласы всех, кто их видел.

Иногда в тяжелые минуты после тренировок я мечтала, что однажды Василика нападет на Комира. Дальше моя фантазия рисовала радужные картины возможных последствий, и я долго сидела с глупым выражением на лице. К моему великому сожалению (но на благо остальных студентов-магов), Василика никогда не участвовала в студенческих потасовках.

Студенты-маги стонали от груза, который наваливали на них каждый день учителя, хоть им приходилось делать куда меньше, чем мне. После занятий, когда все с чистой совестью шли отдыхать, я, перекусывая на ходу, бежала к воякам. А с утра, когда маги-недоучки еще спали, я уже выходила на утреннюю пробежку и закрепляющую тренировку с мечом. Если остальным студентам можно было избежать тяжелой руки Василики, то мне – никак.

В качестве соперника я выбрала себе одинокое дерево, которое опрометчиво росло в стороне от остальных. Дерево выглядело очень несчастным. Следы от моего меча на его коре сказали бы внимательному наблюдателю, что когда я их оставляла, думала о человеке, который мне сильно не нравится.