Отрывок из книги
Людвика смотрела на отца и дивилась, как за такое, сравнительно короткое время она смогла полностью забыть, как он выглядит. Он спал на диване в гостиной напротив Бертиного Bluthnera, сияющего полировкой, благодаря неусыпным стараниям Глафиры, и был похож на застрявших на перевалочных станциях вокзалов пассажиров, застывших в разных позах в ожидании своих поездов. Его лицо, снизу чуть прикрытое газетой, было странно знакомым и в то же время чужим, как бывает с лицами любимых киноактёров, которых мы не сразу узнаём в новых ролях. На первый взгляд оно выглядело вполне спокойным, но по заметным складкам между бровей и в уголках рта, нерасправляющихся даже во сне, было понятно, что он был чем-то озабочен.
«Папа, – подумала Людвика. – Папа…» В этом слове сосредоточилось столько противоречивых чувств: нежность, тревога, благодарность, расставание с детством и попеременное желание и нежелание полностью покинуть его для ухода во взрослую жизнь, где уже были и ещё будут другие люди, далёкие, разные, хорошие и плохие, близкие и не очень, но как бы там ни было – другие, и никого она больше не сможет называть вот так просто, трепетно, уютно и ласково, стесняясь и тая от какой-то невыразимой светлой грусти, всегда присутствовавшей в этом домашнем слове «папа»…
.....
– Так я это, думала, что ежели пораньше приду, то никого не будет, и я быстрее…
Не дослушав, Ирма сверкнула глазами на Людмилу Петровну и, опять указав Людвике кивком головы на кабинет, так как та продолжала стоять под дверью в полном недоумении, спокойно сказала:
.....
