Отрывок из книги
Потом Пётр Васильевич будет удивляться, – как могло случиться, что он тогда сам себя не понял? Не понял того, что теперь представляется ему таким простым и ясным, и что явилось началом его собственного как бы самопрозрения. Это теперь ему все ясно, а тогда…
Давно забытые картины далёкого детства так внезапно, ни с того, ни с сего объявились перед ним, как живые и самые дорогие воспоминания. Это очень удивило его. Но воспоминания с чувством щемяще-сладостного обмирания сердца появлялись все чаще, становились все дороже, после чего нападала хандра, и он подолгу ходил в раздумчивой меланхолии, как бы поэтической, совсем не понятной и тревожной растерянности. А это напугало его. «Какая растерянность! Какая еще меланхолия поэтическая! Ему, технарю, сугубому производственнику, сутками пропадавшему на дежурствах, – ему что? – делать нечего»?
.....
Однажды Катя делала перевязку очередному больному. При виде гнойного бинта ее стошнило, и она поняла, что – беременна. Катя отработала ночное дежурство, но спать не легла. Приготовила голубцы, кисель, суп рассольник был в холодильнике. Катя позвонила мужу, попросила его прийти на обед, присела в кресло и задремала. Он иногда ходил на обед домой, иногда – нет, но Катя никогда не лезла с расспросами. Она знала: – ее муж на ответственной работе.
И вдруг впервые она позвонила ему. Пётр пришёл – дверь не заперта, пахнет мясным, жена дремлет в кресле. «Что случилось, Катя?» От неожиданности она вскочила и повисла у него на шее. Он нежно поцеловал ее в щеку. «Соскучился по тебе за ночь» – шепчет ей на ухо. Она в объятиях смотрит на него, улыбаясь загадочно, и шепчет тоже: «А мы теперь работать не будем ночами… нам это вредно» … – и улыбается еще загадочнее. Он понимает слова ее, как ответную ласку и продолжает жаловаться, как маленький: «Мне, правда, очень, очень без тебя плохо, любимая»…
.....
