Читать книгу Норка для Норы - Татьяна Нильсен - Страница 1

Как же ей не хотелось умирать, до самой последней секунды, пока мысли сначала лихорадочно бегали в её голове, потом перешли на шаг, а вскоре и вовсе ушли далеко в детство. Она увидела отца совсем молодого в нейлоновой рубашке чернильного цвета с закатанными рукавами в начищенных, сбитых ботинках. И она совсем маленькая, с тоненькими косичками в голубом, коротеньком, ситцевом платье с кармашками, которое стояло колокольчиком, потому что мама отутюжила его тяжёлым утюгом. Она держит папу за руку, перепрыгивает через ямки на дороге и заглядывает снизу вверх в смеющиеся папины глаза. Они, такие нарядные, свежие, утренние идут в зоопарк и счастью нет предела. В тот момент, когда вдруг пронзила чудовищная боль, она не могла понять, что же всё-таки происходит – её радостное существование вдруг обернулось ужасом, а вскоре невыносимыми страданиями. Сознание медленно угасало, она понимала, что надо бороться за жизнь, царапаться, вырываться к свету, но сил хватило, чтобы сжать кулаки и скрючится от пронзительной, телесной пытки. И в последних проблесках сознания она увидела кровавый закат, который гасило море и услышала шуршащий звук, удаляющихся шагов.

Он любил тишину. Он вынужденно полюбил тишину. Иногда ему не хватало шороха волн или шума листьев на деревьях, когда в кронах задувал ветер. Скучал по трелям соловья, когда просыпался по многолетней привычке в пять утра в своём загородном доме. Ему не хватало привычного, балаганного чириканья воробьёв и всякой «мелкой, птичьей сволочи», как писали Ильф и Петров в «Золотом телёнке» Но он так привык к тишине, что когда у него появился очень дорогой, слуховой аппарат, то изобилие звуков приводило его к головной боли и скорой усталости. С глазами всё обстояло немного по другому. Если, в случае необходимости, он мог слышать, то зрение, к сожалению, не могли исправить никакие очки. И постепенно он смирился с тем фактом, что его зрение никогда не восстановится, хотя доктора предрекали, что со временем он сможет видеть. Он не ослеп окончательно, мог передвигаться по дому не сшибая всё на своём пути, но читать, водить автомобиль, и делать множество необходимых вещей уже не представлялось возможным. Когда он силился что-то рассмотреть, то мог видеть силуэты, потом в его глазах всё расплывалось и представлялось блеклой, пятнистой мозаикой. И вот в такого инвалида, а он называл себя именно так, Сергей Сергеевич Свешников превратился несколько месяцев тому назад. Он попал в автокатастрофу, страшную, нелепую и постыдную. В тот момент, именно в ту роковую секунду он был с любовницей, сильно навеселе, со спущенными штанами, и, когда его вытащили из искорёженного автомобиля, то выглядел совсем ужасно – лицо залито кровью, голый зад и не только зад. А женщина, которая была с ним, из одежды имела только кружевной бюстгальтер, расстёгнутую кофточку и больше ничего, самое страшное, что через несколько минут после аварии, эту красивую, молодую женщину покинула и жизнь. Но ничего этого Сергей Сергеевич не знал и не помнил некоторое время, потому, что лежал в тяжёлом состоянии с черепно-мозговой травмой. Врачи сделали чудеса, собрали его по кусочкам, вернули память, всю и даже ту, которую он хотел бы забыть. Только слух и зрение решили не возвращаться полностью. Он был благодарен Всевышнему, что тот не лишил всего, а оставил те важные чувства, в которых он так нуждался – осязание и обоняние.

Свешников был потомственным скорняком. Он родился и молодые годы провёл в Сибири. Его дед и отец владели этой профессией в совершенстве, и парень всегда знал, какую профессию выберет. Когда настало время, отправили его, молодого, долговязого пацана, в Новосибирский институт лёгкой промышленности обучаться профессии. И параллельно он решил получить зоотехническое образование. Если тогда, тридцать лет назад, отец работал в системе советской меховой промышленности, которая принадлежала государству, то на сегодняшний день Сергей Сергеевич, благодаря своей предприимчивости и упёртому характеру, единолично владел зверофермой и цехами по выделке шкурок. Он давно сменил Сибирь на Санкт-Петербург, обзавёлся роскошным особняком, женой и оболтусом сыном, которого с глаз подальше, отправили учиться за границу. Казалось он имел всё для того, чтобы быть счастливым. Его жизнь напоминала картинки из модных, гламурных журналов: вот он в пиджаке от Hugo Boss садится в белый «Порше», или вид с балкона фешенебельного отеля в испанской Малаге, или опять же он с женой, на которой норковое, светлое манто, колье с рубинами на шее, на светской тусовке, в обществе известного политика. Но полностью счастливым Сергей себя чувствовал только на своей ферме. Он менял стильное пальто на фуфайку, и, не обращая внимания на стильные, итальянские ботинки, по несколько раз в день обходил длинные ряды клеток, проверял рацион питания и качество корма, инспектировал цеха, где после обезжиривания, откатки и правки сушились шкурки норок, соболей и лисиц. Он контролировал все ступени производства – сам принимал на работу сотрудников, налаживал связи с заказчиками. В цехах наблюдал, как откатывают мех по волосу и мездре в барабанах и в конце пылесосят и расчёсывают в несколько приёмов. Когда он почти лишился слуха и зрения, то на ощупь и по запаху он мог определить готовность и качество меха. И более того, когда он лишился двух чувств, обострились другие, особенно обоняние и осязание. Он на спор со своими друзьями и товарищами, завязывал глаза тёмным шарфом – для чистоты эксперимента, и проводя руками, щупая и щипая мех шкурки, определял её цвет. Однажды он со скандалом уволил работника, который вместо мяса и ливера, давал норкам только дешёвую рыбу и овощи. Сергей Сергеевич почувствовал что-то неладное носом, специально стал приезжать в то время, когда работник разносил по клеткам пищу для животных. Он уволил его без объяснения причин, а тот, не сразу понял, почему незрячий хозяин турнул его без выходного пособия. Вот тогда бизнесмен решил взять в помощники секретаршу и постоянного водителя, которых никогда не имел на постоянной основе. Он всегда, всё делал сам, не то, чтобы никому не доверял, а потому что считал, что лучше него, никто ничего не сделает. Но сейчас всё изменилось, и в определённых вопросах он стал просто беспомощным. Жена помогать ему отказалась, ссылаясь на то, что у неё своих дел по-горло, а она имела свой процветающий бизнес, независимый от мужа. Да и в свете последних событий – после того, как она узнала в каком состоянии, и с кем во время аварии находился муж, она стала отдаляться от него. Мужчина долго думал и пришёл к выводу, что бесконтрольно его дело долго не протянет, разворуют, растащат, переломают, да не ровен час, сожгут по-пьянке. И принял единственно правильное решение: во первых – принять на работу водителя и во вторых – контролёра всех бумажных и бухгалтерских дел. Первое время его возил племянник Василий, двадцатипятилетний сын сводного, ныне покойного брата. Парень был толковый, услужливый, в отличии от папаши, который жил без пользы и помер в убыток всем близким. Пил не просыхая, так и сгорел от не потушенной сигареты, спалив добротный дом, который достался ему от отца. Тогда Сергей Сергеевич метал громы и молнии, потому что ему, как в той сказке про Кота в сапогах, достался лишь тонкий матрас, на котором он провёл студенческую пору в общежитии, и портфель с бумагами по скорняжному делу, а младшему, любимому сыну от второго брака отца, крепкий дом под Новосибирском и всё, что было нажито усердным и честным трудом. Иногда Свешников, вспоминая родительский дом, свою юность и семью, усмехался про себя: «Хорошо, хоть Кот волшебный в наследство не достался, сам всего достиг, не на кого было надеяться». После института Сергей в отчий дом так и не вернулся, предполагал, что отец всё на брата отписал. Приехал только, когда узнал, что его не стало, бросил горсть земли в могилу, и, отказавшись ехать на поминки, отправился в аэропорт. До самолёта было несколько часов и он засел в ресторане, заглушал обиду, накачиваясь коньяком, и презирал всё и всех вокруг. Он только начал свой бизнес и очень нуждался в финансах, пахал, как проклятый, просил у отца помощи, но тот отказал, сославшись на какие-то проблемы. На похоронах, кто-то сердобольный шепнул, что старик всё завещал одному, а другому, только счастливые воспоминания детства. Так сидел Сергей в душном зале ресторана, слушал объявления о рейсах и копил злобу с обидой: «Ну ничего, приползёте ко мне на брюхе, вонючки!» И с того дня у него образовался иммунитет на обиды, видно с коньяком всё проглотил. Он больше никогда не обижался, но если было что-то не так, он выяснял на берегу, если случался обман, он убирал того человека из своей жизни, ну а если грубость, просто давал в морду, что случалось довольно часто. И пока старший брат батрачил на собственный бизнес, не видя света белого, «вонючки» жили-поживали в большом доме, катались на дорогом Джипе, и пользовались всеми благами, которые достались в наследство. Да только «не в коня корм», постепенно всё сошло на нет. В конце-концов лень, распущенность и алкоголь сделали своё дело. Брат в пьяном угаре уснул, не потушив сигарету, и всё сгорело синим пламенем. Хотя, поговаривали, что могли и помочь из искры возгореться пламени, потому что в доме часто хороводились собутыльники и разные, неопознанные, тёмные субъекты. Но экспертиза ничего криминального не показала, только собрали обгорелый труп, поковырялись в нём недолго и отдали родственникам на захоронение. Остался только взрослый сын, у которого даже рубля не было на похороны отца. Вот тогда, от нужды великой, парень позвонил дяде, который, как он знал, процветал: имел шикарный дом, недалеко от Петербурга, свой бизнес, семью. Дядя выслушал просьбы и разговор повёл по деловому:

– Денег я тебе дам, только как ты мне будешь их возвращать?

– Спасибо дядя Сергей. Я заработаю и отдам, как только смогу.

– Я так понимаю, что у тебя вообще не осталось ничего. Где ты живёшь сейчас?

– У товарища в общежитии, но это пока комендант не прознала, если увидит, выкинет.

– Работы постоянной у тебя тоже нет?

Племянник задумался лишь на секунду и удивился – родственник знал то, о чём он ему не говорил. А добрый дядя тем временем продолжал:

– Хорошо, я вышлю тебе деньги, но ты их отработаешь. Здесь тебе будет и жильё, и еда, и работа.

Тогда Свешников подумывал о том, чтобы иметь человека, которому можно будет доверять. А кто лучше справится, чем не бедный родственник, который за харч и тёплый угол будет служить верой и правдой по гроб жизни своему благодетелю. Так Вася оказался на ферме. Жил в небольшом, деревянном доме, который находился здесь же. Работал усердно и много – убирал клетки, разносил корм и следил за другими работниками. Был вроде бригадира, его побаивались и даже тихо ненавидели, потому что о каждом недочёте, тут же узнавал хозяин и наказывал по всей строгости. Сергей Сергеевич постепенно вводил парня в курс дела и объяснял тонкости звероводства. Например, когда дозреет мех животного, как и в какое время давать корм, когда наступит пора проводить вакцинацию и множество профессиональных хитростей.

– Ты думаешь ничего сложного нет – посадил зверька в клетку, дал корм и жди, пока вырастет. На самом деле труд на ферме адский и в то же время невероятно увлекательный. – рассказывал хозяин, переходя от клетки к клетке. – И ведь что интересно, каждая зверушка свой характер имеет. Самый тяжёлый характер у лис, – они своенравны и даже агрессивны. Норки очень любопытны и много разрешают человеку. Песцы добродушные и покладистые. Причём чем светлее окрас, тем животное добрее.

– С таким отношением и рука убивать не поднимется, привыкнешь к ним, пока растут, потом жалко будет. – разглагольствовал Вася, засунув руки в карманы грязной фуфайки.

– Ты рассуждаешь, как в прошлом веке. Сегодня мы убиваем животных гуманно, методы, которые используются для эвтаназии почти безболезненные, и причиняют минимум неудобств, животное не испытывает страх и стресс. Да честно сказать, никакой жалости нет, когда идёт забой. Может это профессиональная деформация, но я чувствую удовлетворение, когда понимаю, что удалось заполучить хороший мех. И ты привыкай к виду крови, без этого не обойтись на пути к качественному товару, надо пройти все ступени от рождения зверька, до того момента, когда готовую шкурку в руках держать будешь. А чтобы не привыкать – в глаза не смотри и имена не давай, хотя при таком количестве зверья, любимчиков завести почти не возможно. Ты Василий вникай и контролируй, сейчас мне помощник, ох как нужен.

А племянник и рад стараться. Со временем, когда выплатил долг за похороны отца, получал, хоть и небольшие, но зато свои, честно заработанные деньги. Дядя слово своё сдержал: горы золотые Вася не видел, но еду, кровать и мелочь в кармане на сигареты и пиво по выходным, он всегда имел. Ему исполнилось двадцать пять лет, и о достатке он помнил из далёкой, прошлой жизни. Как только отец начал прикладываться к бутылке, стабильный уклад начал трещать по швам. Когда здравствовал дед, то они жили крепкой, какой-то старорежимной семьёй, в которой слово старшего выполнялось неукоснительно. Вася хорошо учился, ходил в музыкальную школу и на секцию самбо. Мать с отцом разводили кур и свиней, и по выходным таскали мясо на большой, городской рынок, а дед занимался хозяйством в доме. Старик умер внезапно, от сердечного приступа, просто уснул и не проснулся. Вот с этого момента, крепко стоящее здание начало крениться и будто зависло на какой-то момент, словно Пизанская башня, и всё же продолжало крениться больше и больше, пока и вовсе не рассыпалось. Как будто из под высокой пирамиды выдернули один нижний блок и не на что больше опереться, осталось только рухнуть. Отец завёл тёплую дружбу с бутылкой, по началу, казалось безвредную, только со временем эта любовь переросла в страсть, и отец перестал интересоваться хозяйством, женой и сыном. Женщина изо всех сил боролась с мужем, но, оказалось, легче пристроиться к нему поближе со своей рюмкой и найти общую, собутыльную тему для бесконечных разговоров. Василий кое-как закончил школу и бегом побежал в Армию, только, чтобы не видеть постылые морды родителей и грязный дом. Вскоре тихо скончалась мать, а потом сгорел и отец. Он был готов притулиться хоть к какому-нибудь углу, после пепелища и скитаний по друзьям и вокзалам. За такое доверие он был безмерно благодарен и предан сердобольному родственнику. Вася искренне готов был за него в огонь и в воду. А добрый дядюшка и рад, что нашёл батрака, который почти задарма выполняет тяжёлую работу и более того, стал его глазами и ушами на ферме.

Если в профессии Свешников удовлетворение находил, то в жизни, за пределами зверофермы он искал удовольствие во многих вещах. Он мог пить, находиться в состоянии глубокой дружбы с алкоголем по несколько дней, потом отходил, отмокал и ехал на ферму. Мог заводить любовниц, таскал их по ресторанам, отелям и саунам, пока не наступало протрезвление и потом опять норки, лисы, соболя. Он не употреблял наркотики, прекрасно понимая, что от алкоголя и от баб можно отойти, то наркотики засосут беззубым ртом раз и навсегда. Жена Нора не то что надоела ему, просто между ними всё меньше оставалось общего. В глубине души Сергей Сергеевич считал её скучной торгашкой. Что это за дело без фантазии – купил подешевле, продал подороже, не то, что его ферма. Но жена, казалось, не чувствовала снисходительного отношения к себе. Или делала вид? Таскалась за ним повсюду, звонила по десять раз за день, заботу проявляла и верила во все байки, которые он для неё сочинял. Только после роковой аварии всё изменилось. Он не мог видеть и слышать, но, казалось, чувствовал кожей морозный ветерок, когда жена проходила мимо. Она имела свой бизнес ещё до того, как они поженились. Из Греции Нора возила всё тот же меховой товар только в готовом виде, сначала торговала шубками на рынке, привозила элитные модели под заказ, а потом открыла собственный салон и проводила там почти всё своё время. У них и любовь случилась на почве страсти к мягкому золоту. Разница была лишь в том, что Нора привозила готовый товар из Греции, а Сергей производил сырьё для этого товара в России. Познакомились они много лет назад на меховом аукционе в Санкт-Петербурге. Сначала они встретились на предварительном осмотре пушнины за несколько дней до самого аукциона. Сергей не собирался ничего покупать, но хотел вникнуть в суть, посмотреть качество меха, цену и прикинуть, насколько он сможет конкурировать с российскими и иностранными производителями. Он только пару лет назад начал своё дело, и ему не терпелось влиться в когорту производителей ценного меха. А для себя решил, если и понадобится, то локтями поработает, расталкивая конкурентов. Свешников сразу обратил внимание на высокую, тонкую, как струнка девушку. Она была в компании нескольких солидных мужчин, и потом уже на самом аукционе, он понял, что девушка сопровождала бизнесменов из Греции, которые закупали шкурки для пошива меховых изделий. Торги проходили на английском языке, и к этому Сергей не был готов, всё время переспрашивал и мешал соседям. Девушка сама подошла к нему и начала в пол голоса переводить, а когда поняла, что он и не собирается ничего покупать, смутилась и хотела было вернуться к толстым грекам, но он взял её за руку и пригласил в ресторан.

Он – сибирский парень, был напористым и прямолинейным, вёл дела своей зверофермы жёстко, иногда переступая закон. Нора, она же Элеонора родилась в интеллигентной семье профессора истории, который и дал при рождении дочери диковинное имя, в честь Алионоры Аквитанской – королевы Франции и Англии, женщины невероятно влиятельной, богатой и очень красивой. Вероятно отец полагал, что дочь ударится в политику или удачно выйдет замуж и достигнет таких же высот влияния, как и её историческая тёзка. А она – коренная жительница Санкт-Петербурга, хоть и имела высшее, гуманитарное образование, но не являлась наивной, сентиментальной девушкой, читающей женские романы, пропадающей на выставках великих художников и заводящей знакомства с богатыми бездельниками. Со временем Нора обнаружила в себе торговую жилку – она по несколько раз за сезон летала в Грецию за товаром, а вскоре открыла респектабельный салон в центре города. Её устраивало такое положение вещей, и она не торопилась связать себя узами брака, но когда встретила своего будущего мужа, то не устояла перед его напором.

Это не была любовь с первого взгляда. Сначала им было интересно вместе, они ходили в кино и рестораны, катались на лыжах и на коньках. А со временем просто не смогли обходиться друг без друга. Тогда решили пожениться и жить вместе, скоро у них родился сын Илья. Нельзя было сказать, что кто – то из них имел корыстный интерес в этом браке – они были оба люди состоятельные, целеустремлённые и деловые. Она любила и уважала в нём мужественность и щедрость, он же ценил в Норе женственность и трудолюбие. Ещё до брака Сергей начал строить дом, рядом со своей фермой, в пригороде Санкт-Петербурга. А когда родился сын Илья, сразу после роддома, они приехали, в пахнущий новым паркетом и краской, роскошный коттедж. Свешников с гордостью распахнул двери и с улыбкой сказал:

– Теперь мы будем жить здесь! Так сказать – норка для Норы.

И было чем гордиться. Собственно и коттеджем то этот дом назвать можно было с большой натяжкой. Это скорее был небольшой дворец, выкрашенный в тон охры, с высоким крыльцом, белыми колоннами и арочными окнами. Дворцовые мотивы присутствовали и внутри – пол из настоящего паркета, камин, выложенный из мрамора, напольные часы с музыкальным боем, диваны и кресла на гнутых ножках, обитые гобеленом. Свешников надеялся, что приведёт молодую жену в восторг, и она, конечно, пищала и хлопала в ладоши от этого великолепия, но проявляла восхищение она потому, что не хотела огорчать мужа, который заглядывал ей в глаза и ежеминутно спрашивал: «Тебе нравиться? Смотри какой цвет! А вот эта комната?» Элеонора не представляла, что повесит на стену, среди этой пышности и фанфаронства картину какого-нибудь авангардиста. Хотя импрессиониста Клода Моне или Огюста Ренуара ещё можно было разместить, если спрятать в закрытый шкаф несколько статуэток из комнаты, но авангардизм Василия Кандинского или Марка Шагала был просто несовместим с этим интерьером. Женщине более нравился минимализм, элегантность из стекла и бетона, а не дом, напичканный мелкими и крупными, дорогими безделушками, на которых быстро скапливается пыль и ко всему тянутся цепкие ручки любопытного ребёнка. И поэтому Элеонора очень скоро нашла для маленького Ильи толковую няню и окунулась в работу с новой силой. Не сказать, что они жили особенно дружно, но откровенно не скандалили. Просто каждый углублялся в своё дело, в свой мир, имел свой круг знакомых. По началу они с удовольствием выходили в свет, посещали премьеры в театрах, ездили вместе за границу на дорогие курорты. Но постепенно их графики перестали совпадать, и их всё реже видели вместе. Когда сын закончил школу, отправили его учиться в Англию, в престижное заведение. Она чувствовала, что муж заводит романы на стороне, но ловить его с поличным или изматывать ревностными допросами было выше её достоинства. Наверное всё так бы и тянулось, пока не произошла эта авария. Сергей Сергеевич несколько дней находился на грани жизни и смерти. Нора проводила у постели мужа дни и ночи. Тогда она по-настоящему испугалась за него, плакала, держала за руку и шептала молитвы, и вскоре вздохнула легко – в него начала возвращаться жизнь. Но сердобольных и жалостливых людей в мире много, и до неё начали доходить слухи. И как-то одна подруга по простоте душевной рассказала со всеми подробностями, фамилиями, адресами, как всё произошло на самом деле. Это не явилось для Норы шоком, но то, что каждая захудалая собака судачила о том, что её муж был с голой любовницей, и что она делала возле его спущенных штанов в момент столкновения, сокрушало её сознание. Она не появлялась в больнице некоторое время, потом через силу взяла себя в руки, привела себя в порядок, приготовила обед для мужа и снова засела возле него в больничной палате. Она, как хорошая жена кормила его, ухаживала, выводила на прогулки, читала газеты. Ничего ему не сказала о своём знании, решила для себя, что решит, как поступить дальше, лишь только Сергей поправится.

Следствие доказало, что его вины в этой аварии не было. Один юный, изрядно выпивший лихач на папиной машине, пошёл на двойной обгон, невзирая на очень интенсивное движение, Свешников, чтобы избежать столкновения резко затормозил, образовав таким образом кучу малу, в которой погибли молодой лихач и любовница Сергея Сергеевича, а так же получили травмы разной степени тяжести несколько человек. Пока он обездвиженный лежал в больнице, женщина, ничего не сообщив Сергею, решила разузнать побольше о погибшей любовнице и может быть предложить помощь в похоронах. Элеонора и сама не знала, что ею движет – злость на мужа, сочувствие или простое любопытство. Она – святая женщина (так говорили о ней приятельницы и соседи), с открытым забралом пришла в двухкомнатную квартиру, к горем убитому мужу, представилась и предложила помощь. Вдовец попытался выставить её за дверь, мотивируя это тем, что вся эта грёбаная семейка сломала его жизнь, но выставить женщину было не так-то просто. Она без разрешения прошла в комнату и устало села на диван.

– Послушайте, я от происходящего так же, как и вы в шоке. И ударом для меня явилось не только то, что он попал в аварию, но и при каких обстоятельствах. А вашу жену я вообще не знаю, то есть не знала. Но уж коль так случилось, я хочу вам помочь. – женщина вздохнула тяжело и полезла в сумочку. – Извините. У вас есть дети?

– Нет. Я остался один.

Было видно, что мужчина выпивал, но держал себя в руках. На нём была одета тёмная, синяя рубашка, воротник был расстёгнут и под мышками растеклись пятна от пота. Нора поняла, что он спал в том, в чём находился сейчас – к одежде прицепились перья от подушки. Он был среднего роста, немного полноватым с бледной кожей и тонкими пальцами.

«Ботаник. – подумала про себя Нора. – может инженер, может компьютерщик, может доктор. Бледная кожа от того, что редко бывает на воздухе. Пальцы тонкие – руки не делают тяжёлую работу.» Она недоумевала – почему женщины предпочитают таких мужланов, как её муж, грубых, прямолинейных и примитивных. Почему изменяют воспитанным, деликатным и чутким? А вслух сказала:

– Вам надо привести себя в порядок.

– Мне не нужны ваши советы, и вообще убирайтесь отсюда! Зачем вы пришли?

– Простите моего мужа. – она положила конверт с деньгами на стол. – Надеюсь этого хватит. И вот моя визитная карточка.

– Заберите деньги. – тупо гнул свою линию несчастный.

Но Нора знала, что в такие моменты всегда нужны наличные деньги. Провести приличные похороны стоит достаточно дорого, сегодня только от ассортимента гробов голову можно поломать, не говоря уже о венках, поминках и ценах на памятники. Она вспомнила старую шутку-«Легче нового сделать, чем старого закопать». Элеонора осмотрелась. Покойная жена не особенно утруждала себя работой по дому – на мебели образовался слой пыли, пепельница забита вонючими окурками, засохший букет бордовых роз в пыльной, керамической вазе, пустые бутылки по углам. Она сняла с себя норковую, коротенькую шубку, засучила рукава, и не слушая, вяло сопротивляющегося хозяина, сначала заварила для него крепкий чай, а потом взялась за пылесос. Женщина не стала спрашивать, почему в такой тяжёлый момент, он находится один. Нет ни родственников, ни друзей, ни соболезнующих, хлопочущих соседей. Она чувствовала, что он не будет с ней разговаривать и решила вообще молчать и не лезть в его душу с вопросами. Уборка не заняла много времени. Квартира была не большая, но с оригинальным, затратным ремонтом и дорогой бытовой техникой. Пока Нора наводила порядок, мужчина сидел на застеклённом балконе и курил одну сигарету за другой. Стоял конец февраля, мокрые, грязные сугробы уже просели, но зима не собиралась уходить и кружила снежной позёмкой за огромными стёклами балкона. Мужчина сидел, закинув ногу на ногу, прикуривая новую сигарету. Казалось его совершенно ничего не интересует и не трогает. Напоследок женщина остановилась на минуту, внимательно рассматривая фотографии, развешанные на стенах. Она не увидела историю этой семьи, а только снимки эффектной, пепельной блондинки, которая демонстрировала прекрасную фигуру, шикарные наряды, а на одной фотографии женщина куталась в модную шубку из баргузинского соболя. Нора вспомнила тот случай, когда муж забрал этот товар из её салона по себестоимости, ссылаясь на то, что его друг хочет сделать подарок собственной жене. «Дорого же обходятся тебе любовницы. – горько усмехнулась про себя женщина. – Если каждой делать такие подарки, так недалеко и до разорения.» Тихо прикрыв дверь, она с пятого этажа пешком спустилась к своей машине, и ещё долго, бесцельно колесила по городу. Ей хотелось напиться в драбадан и до пьяных соплей, но машина дисциплинировала. Следующий раз они встретились, когда Элеонора приехала на кладбище с букетом белых роз. Похороны состоялись в первых числах марта, над кладбищем навис мрачный день, мелкий, мокрый снег моросил не переставая. Женщина чувствовала себя слишком праздничной и нарядной в светлой норковой шубке, с шикарным букетом и яркой, французской помадой на губах. Нора достала из сумочки салфетку, стёрла с губ косметику и пошла по аллее к свежим могилам. Она считала себя причастной и даже в какой-то мере виноватой в этой трагедии, но не очень жалела женщину, которая так глупо простилась с жизнью, даже, не успев оставить после себя наследника. И не особенно соболезновала её мужу, который был раздавлен то ли смертью, то ли изменой жены. Похороны были тихими и не многолюдными. Не было прощальных речей, громких стенаний, оркестра с траурными маршами. Люди тихо подходили, бросали горсть земли в глубокую, мрачную могилу и тихо переговариваясь отходили. Нора подошла в последний момент, когда могильщики накидали лопатами рыжий, глиняный холм, положила наверх букет белоснежных роз и медленно побрела к воротам кладбища. Она замешкалась у своей машины, роясь в сумочке в поисках ключей. Кто-то тронул её за рукав. Он выглядел чуть лучше, чем, когда она видела его в последний раз – опрятно одет и чисто выбрит. Они были примерно одного роста, мужчина смотрел на неё прямо, не мигая и не смущаясь, медленно подбирая слова для начала разговора.

– Вы не составите мне компанию? Все отправились в кафе на поминки, а мне, честно сказать, совсем не хочется находиться в этом обществе, соболезнующих.

Элеонора молча разглядывала его. И он вдруг почувствовал себя неловко от её спокойного взгляда, даже подумал, что у него, наверное, оторвалась пуговица, или пальто испачкалось в грязи.

– Меня зовут Элеонора, или просто Нора, а вас?

– Извините, мы так и не познакомились. Я Дмитрий. Так вы принимаете предложение?

– Да, конечно. Давайте поедем на моей машине, я знаю в городе тихое, уютное кафе.

– Может перейдём на ты? – предложил Дмитрий, садясь в автомобиль. – Мы, вроде как соратники по несчастью.

Нора усмехнулась, и ничего не ответила, и с того момента обращалась к нему на ты. Да и с того момента много изменилось и в её, и в его жизни. Как в той песне Вахтанга Кикабидзе: «Вот и встретились два одиночества, развели у дороги костёр».

Ей исполнилось сорок шесть лет, и хоть она считала себя весьма привлекательной, ухоженной и позитивно энергичной, но время для того, чтобы очаровывать мужчин, уже давно ушло. Да она и не старалась порхать бабочкой, в поисках любовных приключений. Нора не то, чтобы не догадывалась, она чувствовала, что её муж находится в постоянном поиске новых интрижек и флиртов, но с ней он был ласков, уважителен, дарил драгоценности, приглашал в рестораны и возил на зарубежные курорты. Вероятно этим он хотел компенсировать те моменты, когда проводил ночи с другими женщинами. Он как-то умудрялся делать это так, чтобы жена ничего не заподозрила и чувствовала себя единственной королевой его сердца. А для Элеоноры было очень важно было иметь семью, уютный дом, умненький, красивый сын, благосостояние и благополучие. Только весь уклад начал рассыпаться. И поломки начали происходить в её душе, хоть она и уговаривала себя, убеждала, закрыть глаза, перетерпеть, но…не смогла. Внешне всё было, как и прежде, но Нора понимала, что разрушение неизбежно, нужен только толчок. И такое локальное землетрясение, изменившее её жизнь, случилось. Сначала произошла эта авария, а потом она встретила Дмитрия.

Они, с рождения сына, всегда держали в доме прислугу. Сначала домработница и няня в одном лице приходила почти каждый день, а когда парень подрос, появлялась пару раз в неделю. Это была добрая, спокойная, молчаливая женщина, немного за пятьдесят, которая жила в соседней деревне. Она приносила свежего молока, яиц, убирала дом, запускала стиральную машину, утюжила бельё, а после обеда удалялась, оставляя запах свежести и порядка. Но всё стало меняться, когда в доме появилась эта парочка Софья и Василий. Нора наблюдала за происходящим и уже ничему не удивлялась. Она видела, что между её мужем и этой серой мышкой что-то происходит, и даже понимала, что, но устраивать скандалы с битьём посуды, контролировать каждый его шаг, вызывать на откровенный разговор и внушать то, что у них какая никакая семья, есть сын и вести себя так разнузданно, по крайней мере не прилично для солидного бизнесмена и отца семейства. Когда однажды Нора заподозрила, что он завёл шуры-муры с прежней сотрудницей, то сделала так, что муж, обнаружив грубейшие ошибки в бухгалтерских бумагах, выкинул её без выходного пособия и с подмоченной репутацией. Ей, конечно, пришлось предварительно пошариться в этих самых бумагах, но она не испытывала угрызений совести, и более того, считала себя абсолютно правой – ведь она это делала ради сохранения семьи. Для такого поступка у неё была ещё одна важная причина, но она предпочитала спрятать эту позорную причину ото всех. И вот сейчас Элеонора поняла очень ясно, что уйдёт Клава, появится Света, сгинет Света – нарисуется Рита и так до бесконечности. А жена Нора тихо состариться в звании Королевы-жены господина Свешникова – Короля пушнины города Санкт-Петербурга. Если раньше, когда муж имел зрение, он тщательно конспирировался, то сейчас, ему, почти слепому и глухому нет разницы, какую задницу щупать, и кого тащить в постель. Тем более, что он не видит-следит ли кто-нибудь за манипуляциями его шаловливых ручек, и не слышит возмущённых возгласов жены и друзей, которые могли наблюдать такие сцены. Главное, чтобы запах имела приличный и на ощупь он мог ощущать хоть какие-нибудь формы. А секретарша Софья тихо шуршала по дому, и даже, кажется, краснела, когда хозяин щипал её за задницу, как бы невзначай, в присутствии жены или других людей. Так же в доме обосновался племянник мужа. Сначала Сергей Сергеевич поселил его на ферме, а вскоре, этого гражданина повысили в должности, и он постепенно легализовался в хозяйских хоромах. Коттедж они имели большой, двухэтажный, с гостевыми комнатами и места хватало всем, но Элеонору, присутствие посторонних в доме круглосуточно просто напрягало. Племянник имел привычку сидеть ночами, в темноте на кухне, пить дорогой, хозяйский коньяк и курить сигары. Нору несколько раз чуть не хватил инфаркт, когда она перед сном спускалась попить воды. Женщину раздражала эта парочка, которая делала вид услужливый и холуйский, а на самом деле весело плясала под дудку мужа, исполняя все его указания и, зачастую, игнорировала её редкие просьбы. Иногда Норе казалось, что это она превратилась в приживалку в собственном доме. Ничего не менялось даже тогда, когда приезжал из Англии сын Илья. Эта парочка вела себя подчёркнуто вежливо, в то же время по-хозяйски вела себя в доме, как породистые собаки, которые подчиняются только одному хозяину.

Она и сама не поняла, как это произошло, всё развивалось стремительно и без её волевого участия. Нет, конечно всё имело свою направленность и цель, только никто не должен был об этом знать. Она не считала его своим хозяином, патроном или боссом. Просто каждый год по его просьбе она составляла годовой отчёт для налоговой инспекции и за это получала хороший гонорар. Свешников не считал нужным держать постоянного бухгалтера, всю документацию вёл сам, а вот для отчёта нужны были специальные знания, навыки и терпение и он, по рекомендации одного приятеля, обратился к профессиональному экономисту – невзрачной, молодой женщине по имени Софья. В ней всё, вместе с именем, было каким-то старорежимным, скучным и блеклым. Но невзрачной для Свешникова она была до поры, до времени, позднее его воображение дорисовало то, что не видели глаза. Он обращался к ней несколько лет подряд, а когда потерял зрение, памятуя о её серьёзном характере и профессионализме, пригласил к себе в секретарши. Он мог назвать её коммерческий директор, главный бухгалтер, управляющей компанией, но всё это не имело значения, потому что по факту она была его глазами, а это куда важнее всех возможных должностей. А позднее Софья и в постели подвинула его собственную жену, пока та множила обиды на мужа, секретарша ласковым голосом, нежными руками, постоянной услужливостью, стала просто незаменимой для Сергея Сергеевича. Жена Элеонора пока ещё проводила ночи в одной кровати с мужем, но между ними не происходило не то что страсти, но вообще ничего. Спали под разными одеялами, ложились в разное время, просыпались не замечая друг друга. И в конце концов, ссылаясь на храп мужа Нора перебралась в комнату сына. Но Софья не была глупой и легкомысленной для того, чтобы немедленно впорхнуть в бывшее супружеское ложе и занять место жены. Она, тридцатипятилетняя женщина отдавала себе отчёт в том, что не обладает внешностью супер модели, даже на симпатичную еле тянет, но когда Свешников привлёк её к отношениям более интимным и начал появляться с ней в публичных местах, она расцвела – посетила парикмахера, покрасила свои блеклые волосы в чёрный цвет, сделала маникюр, сменила гардероб и вместо серых, бесформенных, китайских сарафанов начала носить стильные, обтягивающие юбки и шёлковые блузки. Красивая, роковая женщина, а с некоторых пор она думала о себе именно так, должна была выглядеть, как Кармен. И не какая-нибудь замызганная цыганка с табачной фабрики из оперы Бизе, а красотка, изображённая на старинной этикетке ароматного мыла, которым её мыла бабушка. Этот образ навсегда впечатался в память Софьи – изящно вытянутая шея, ярко накрашенное лицо, изображённое в профиль. Одну красную розу красотка держит в руке и несколько других цветков приколаты к смоляным волосам. Но самая значительная деталь образа это завитки волос на лбу и возле ушей. Вот эти важные мелочи женщина и прицепила к своему обличью – стрелки на глазах, красная помада, духи «Пуазон» и непременные, залакированные букли перед ушами. Она смотрелась несколько старомодно и даже смешно, но её работодатель ничего этого не видел и то, что он ощущал на ощупь его волновало и возбуждало. Сначала Софья даже в своих самых смелых мечтах не позволяла предположить, что может понравится такому мужчине, как Свешников. Он – мужчина – мечта, в пятьдесят три года имел спортивное телосложение, седой ёжик коротко стриженых волос, высокий рост, элегантный стиль в одежде и прямолинейный, жёсткий характер. Она понимала, что если бы не его трагический недуг, он никогда бы не обратил на неё внимания, но сейчас, он с каждым днём всё больше привязывался к ней. Свешников всё меньше и меньше выходил в свет, не находил, как раньше удовольствия от встречи с друзьями в сауне, на охоте или в бильярде. Его физический недуг со временем перестал тяготить его, он даже находил в этом положительные моменты, а вот для друзей он перестал быть полноценным партнёром для игры в преферанс, боулинг, а уж про охоту и говорить нечего. Но Сергей Сергеевич имел богатство, и слыл мужиком, любящим все прелести жизни. С ним хотели общаться, звонили, приглашали на вечеринки, банкеты и посиделки за рюмкой чая, только он постепенно отошёл ото всех и с головой окунулся в бизнес. Основное время проводил на ферме, строил грандиозные планы по улучшению своего дела и приумножению капитала, его мозг просто фонтанировал различными бизнес проектами. Постепенно обстановка в доме менялась. Он понимал, что не только жена, но и все окружающие осведомлены об обстоятельствах аварии, но не собирался терзать себя муками совести, и пускаться в слюнявые объяснения, а тем более извинения. Когда Свшников вернулся из больницы, то понял, что, образовавшаяся трещина в отношениях с Норой, расползается всё больше и больше. Но он не собирался ползать на брюхе, и восстанавливать разрушающуюся семейную жизнь. И так, чуть сам не сдох, это она должна жалеть его и носки по утрам надевать, а не не ходить молчаливой льдиной. Да и надоела она ему порядком, наскучила, особенно, когда рядом молодое, упругое тело, готовое выполнить любую его прихоть без лишних рассусоливаний. Он всегда чувствовал присутствие Элеоноры, иногда ощущал её приближение за несколько минут до её появления. Когда-то он обожал этот аромат – смесь травы, мёда и оливковых деревьев. Нора была постоянна в своих привычках – она пользовалась только одними духами, употребляла косметику одной марки, ей нравились рубины, а не бриллианты и вместо дорогостоящего баргузинского соболя или шиншиллы предпочитала традиционную норку. Но сейчас его раздражал этот запах, он казался ему каким-то старомодным и удушающим. И когда жена решила перебраться в комнату сына, он вздохнул свободно. Он подозревал, что у жены есть кто-то на стороне, потому что она стала поздно возвращаться домой, а иногда и вообще не приходила ночевать. Внешне всё было по прежнему, но Свешников понимал, что долго так продолжаться не может, когда-нибудь Элеонора подаст на развод. А вот этого Свешнико допустить не мог.