Читать книгу Бересклет - Татьяна Охитина - Страница 1

Утро выдалось обычным. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, как у такого дня могло оказаться такое заурядное утро. Я, как всегда, проснулась раньше будильника, принюхалась – пахло кофе и мятой – убедилась, что сегодня среда, и отправилась на кухню.

Мама пьет кофе с мятой исключительно по средам, в остальные дни добавки другие, для каждого дня свои. Эта стабильность очень важна для ее жизни, ведь медиумы, как воздушные шарики, имеют свойство улетать с первым попутным ветром. Вот папа и предложил ей придумать ритуал, помогающий хоть немного заземлиться, да еще и приятность получить – мама обожает кофе.

Когда я, зашла на кухню, она как раз допивала утреннюю порцию. Блюдце стояло наготове рядышком.

– Доброе утро, милая, – произнесла мама, глядя на меня и в то же время как будто сквозь – она всегда так смотрит. – Я приготовила тебе гренки.

Судя по задумчивому выражению лица, ветер уже набрал силу.

Мама сделала последний глоток, и перевернутая чашка, тихонько звякнув, опустилась на блюдце. Спустя несколько мгновений настало время пророчеств – мама вернула чашку в обычное положение и заглянула внутрь. Задумчивость сменилась сосредоточенностью, правая бровь изогнулась.

– Хм, ну надо же, как интересно! – взгляд фиалковых глаз переместился с чашки на меня, затем обратно. – Ну что ж, значит, так тому и быть… А знаешь, деточка, возьми-ка сегодня зонт.

Я посмотрела в окно – на небе ни облачка, летнее солнце жарит во всю мощь… Возьму, конечно.

На моей памяти мама не ошиблась ни разу. К ней даже папа прислушивается, хотя для него, сурового некроманта, чужие слова обычно мало что значат.

Мы с Августом тоже всегда считаемся с тем, что она говорит. Август – мой старший брат. Он телепат. Ну, в основном. Остальные умения он считает чем-то вроде хобби. Никто до конца не знает, на что он способен. Разве что младший братец Сафьян наверняка в курсе, но тот предпочитает молчать, он у нас вообще неразговорчивый. Был, когда я в последний раз его видела. Не знаю, может он уже изменился. Сейчас Сафьяну четырнадцать, в этом году он обещал приехать, но я сомневаюсь, что у него получится.

Сама я талантами небогата. Точнее, богата, но как-то странно – все, что бы я ни делала, выходит наперекосяк. Не зря Август назвал меня Чучелкой, с первого мгновения, как увидел. Когда мама в роддоме спросила почему именно Чучелка, тот ответил:

– Она ужасно взлохмаченная.

Мама конечно же поняла, что речь не о волосах.

– И как нам ее причесать? – поинтересовалась она. Августу тогда было десять, но его слова уже много значили.

– Никак, – ответил он. – Само уляжется. Может, ей так надо.

И от меня отстали.

Я росла пытливым ребенком. Порой это создавало проблемы.

Однажды, пользуясь отсутствием мамы, решила помочь одному из ее клиентов в трактовке судьбы по чаинкам в опустевшей чашке. Честно поведала ему про будущую встречу с огромным клоуном с морковкой в руке. Про ураган, потоп и наводнение деликатно умолчала. В результате с кошмарами клиента пришлось разбираться папе, а мама взяла с меня клятву никогда никому не гадать в ее отсутствии.

Папины интересы тоже не обошли меня стороной – в детстве мне ужасно нравилось листать его книги, они были такие забавные – холодные и немного колючие, как газировка. Как-то раз я забралась в его кабинет, достала одну и принялась читать. Слова были сложные, заковыристые, и чтобы понять, что же там все-таки написано, я стала их проговаривать.

Не зря, ох не зря в кабинет заглянула мама. А то и воздух стал какой-то спертый, и свет померк, и тени по стенам потянулись… В общем, заходить в кабинет с того момента папа мне запретил. Мама предложила мне свои, прорицательские книги, но они оказались скучными.

Намного интересней показался мне анатомический атлас, но тут напрягся Маон, наш кот, и папа велел прекратить.

После этого меня выслали к маминым родителям на дачу. Мой дедушка Андрей – отставной военный, бабушка Ирина – бывшая учительница. Они – самые обычные люди, в пророчества, магию и прочую “дребедень” не верят. В их дивном обществе я прожила долгих три месяца, и это было грустно, очень грустно. Я считала дни до конца летних каникул, впервые ожидая сентября как праздника.

Не подумайте плохого, мои бабушка и дедушка – замечательные люди, добрые, веселые. Они меня любят и всячески балуют, но только в эти долгие каникулы я поняла, что наши миры – как параллельные плоскости, не пересекаются. Вместо традиционного утреннего гадания на кофе в их мире был телевизор, вместо гримуаров и пентаграмм – кроссворд и журнал с рецептами.

А еще грядки, лейки и болтовня с соседкой, которая смотрела на меня, словно на кенгуру в зоопарке, и так улыбалась, что я украдкой складывала в кармане фигу. Глаз у соседки был тяжелый, черное облако над головой так и клубилось, но бабушка об этом не догадывалась, а я, наученная горьким опытом, говорить не стала, все-равно не поверит, только смотреть начнет с подозрением.

Я такое уже проходила, когда в первом классе в школе задали нарисовать семью. Я и нарисовала, как есть. За что получила насмешки одноклассников вместе с недоуменным взглядом учительницы.

Мама тоже удивилась, но совсем по другому поводу. Долго изучала рисунок, расспрашивала, потом позвала папу… В общем, бабушку Ирину в итоге удалось спасти, а я узнала, что энергетические поля обычные люди не видят. И вообще много чего не видят, так что не стоит их смущать, чтобы они лишний раз не нервничали. Потому что нервность порождает страх, а когда люди боятся, они начинают жечь костры и хвататься за камни. И неважно, что еще вчера они бежали к тебе за помощью. После этой речи папа нервно повел плечами и закрыл тему, которая, похоже, была ему крайне неприятна.

Я решила быть осмотрительней. Больше в моих школьных рисунках не появлялось ничего личного. Да и со школой я распрощалась быстро – глядя, как Сафьян сдает экстерном класс за классом, тоже окончила ее досрочно, хоть и не так быстро, как младший брат.

Сафьян у нас всегда был особенный, с самого рождения. Уже хотя бы тем, что сразу оказался не наш, а тети Василинин. Даже мама оказалась немного в шоке, когда однажды утром сообщила, что у нас в семье ожидается пополнение, но только не совсем обычное и на время. Папа рассердился, отправился к бабушке Ясмине, своей маме, и устроил скандал:

– Моя жена не инкубатор и не камера хранения, пусть Василина сама себе детей рожает!

Бабушка только руками развела.

–Ты знаешь свою сестру, она никогда ни с кем не советуется.

– А вот не отдадим, будет знать! – пригрозил папа, но бабушка только рассмеялась. Позже она все-таки связалась с виновницей, потому что тетя Василина почтила нас визитом, и у нее с моими родителями состоялся долгий и нервный разговор на кухне (я, разумеется, подслушивала).

– Извиняться не буду, – заявила тетя. – Этот ребенок пришел ко мне, но у меня родиться не может, поэтому я отправила его к вам. Только у вас он может родиться таким, каким должен. Когда он немного подрастет, я его заберу. Не беспокойтесь, он будет со мной на связи.

– Когда ты его заберешь, решим мы, – заявил папа. – Как бы там ни было, это все-таки наш ребенок.

Тетя спорить не стала. На том и порешили.

Братец оказался с сюрпризом. Началось с того, что мамуля еще до рождения уверенно сообщила, что это мальчик, и зовут его Сафьян. Нет, мама всегда прислушивалась к пожеланиям будущих детей, но чтобы они высказывали свои просьбы так прямолинейно, этого еще не было.

По рассказам родителей, самым сложным было определить имя старшенькому. Мама прислушивалась к нему почти месяц, пока не поняла, что малышу хочется получить имя Август. Когда Августу исполнилось три, он сердито заявил, что слушать надо было лучше – он хотел быть не Августом, а Авгуром. И как вообще можно назвать ребенка Августом, если он родился зимой?

Мама призналась, что даже обрадовалась своей ошибке – мальчик с именем Авгур стал бы привлекать к себе еще больше ненужного внимания.

С моим именем вышло и того проще. По семейной легенде, папа, едва взглянув на меня, воскликнул: “Лилия! Прекрасный цветок смерти!” Он в тот момент только-только перешел от простого колдовства к некромантии, находясь в самой романтической поре своего увлечения. Папенька сильно приукрасил мою внешность, потому что на лилию я похожа разве что бледным цветом лица. Волосы мои больше напоминают одуванчик – такие же светлые и пушистые. Этим я в маму. В школе меня даже пытались дразнить альбиноской, но потом обидчики заболели корью, а мы переехали. Дальнейшая их судьба мне неизвестна, а волосы мои из белых со временем сделались пепельно серыми, что тоже не добавило красок.