Читать книгу Принцесса на горохе - Татьяна Осипцова - Страница 1

* * *

Привычным движением Ирина закрутила на затылке волосы и прихватила их заколкой, затем, натянув перчатки, потащила ведро с водой в дальний угол кабинета генерального.

Начнем, как всегда, от печки, сказала она себе ― сначала этот кабинет, потом кабинеты его замов, напоследок приемная. К половине девятого должна управиться.

Доведенными до автоматизма движениями водя шваброй по ламинату, протирая шкафы и столы, чистя ковры диковинным моющим пылесосом, Ира в который раз возблагодарила судьбу за то, что удалось устроиться в этот банк. Конечно, жаль, что всего лишь уборщицей, лучше бы было трудиться в каком-нибудь из отделов, одеваться в строгие деловые костюмы и невесомые шелковые блузки. Но за неимением гербовой… На что она может претендовать, если последние двенадцать лет приходилось работать уборщицей, зачастую в двух-трех местах, ухаживать за больными или убирать и готовить у разбалованных «новых русских»? И виной тому не отсутствие образования (техникум и два курса института не так уж мало), и не бесхарактерность. Просто так жизнь сложилась…

* * *

Ира вышла замуж поздно, почти в тридцать лет, как раз накануне развала Советского Союза. Вышла не по большой любви, а потому что ребенка очень хотелось. Она не верила, что еще способна любить, ей казалось, что первая любовь оставила на сердце такую броню из шрамов, которую ничем не пробьешь.

Она приложила немало сил, чтобы забыть, как сходила с ума по Андрею, как не видела и не слышала ничего вокруг… Ей было плевать, что он женат, все равно, где с ним встречаться. Они занимались любовью в случайных местах: в квартирах знакомых Андрея, в чужих парадных, а то и просто на укромных полянах в лесу ― выезжали за город на ранних электричках с корзинками, будто за грибами, и возвращались к вечеру ни с чем. Сейчас, оглядываясь назад, эту страсть она оценивала, как болезненную и патологическую. И непонятно, чем Андрей ее прельстил? Его никак нельзя было назвать красавцем: он был тяжеловат и не слишком хорошо сложен, у него не только грудь была волосатая, но и спина! К тому же он был старше Иры на целых двенадцать лет. В том возрасте и в те времена это казалось чудовищной разницей.

Одна из подружек как-то увидела их вместе и описала ее любовника остальным в таких красках, что у Иры пропало всякое желание с кем-либо его знакомить. У девчонок и мужья, и возлюбленные были не в пример выше, стройнее, красивее и умнее. Но Иру не волновал его интеллект, они почти не разговаривали, вернее, Андрей почти всегда молчал. С того первого раза, когда на чьей-то вечеринке он, не прерывая танца, увлек ее в спальню хозяев, защелкнул дверь и властно поцеловал, а затем повалил на постель ― просто, без лишних слов ― Ирина поняла, что это ее мужчина.

Он был груб и напорист, но, побывав в его объятьях, Ира забыла о своих прежних парнях, страсти к которым не испытывала, там было всего лишь девичье любопытство…

Когда они через десять минут вернулись в полутемную гостиную, то казалось, никто не заметил их отсутствия. Комнату заполнял бархатный голос Джо Дассена. Три танцующие пары сплелись в объятьях, остальные о чем-то спорили за столом.

Они вдвоем покурили на кухне. Ира чувствовала себя неловко, а Андрей держался как ни в чем не бывало, только выходя, спросил:

– Телефончик оставишь, или ты замужем? ― и на ее отрицательный ответ сообщил: ― А я женат.

Однако ее телефон запомнил.

Андрей звонил не чаще раза в неделю, а Ира в ожидании его звонка просиживала все вечера дома, дала отставку другим кавалерам, забросила подруг и учебу. Встречались они всего на час-полтора, изредка на целый воскресный день, а вся остальная жизнь превратилась для Иры в ожидание. За то лето она похудела на шесть килограммов, хотя не сидела на диете, и заметно похорошела. Правда, ближайшая подруга высказалась в том смысле, что такие глаза бывают у мартовских кошек… Более счастливого времени, чем эти пять месяцев, в жизни Ирины не было.

Все кончилось так же неожиданно, как и началось. В последних числах сентября Ира поняла, что беременна. Когда решилась сообщить об этом Андрею, в глубине души теплилась надежда, что он скажет: «Я разведусь, давай поженимся». Но услышала совсем другое.

– Может, ты меня захомутать решила таким способом? Но я ведь предупреждал, что женат. Да, секс у нас с тобой великолепный, только я люблю жену и своих детей, и бросать их не собираюсь.

Ира кусала губы, крепясь, чтобы не разреветься, но все-таки не могла не спросить:

– Так для чего же я тебе была нужна, если ты так их любишь?

– Да потому что мы вшестером ― я, дети, жена и ее родители ― живем в двухкомнатной хрущевке с сугубо-смежными комнатами! Жена спит вместе с дочкой, сын на диванчике, а я на кухне. Нам просто негде сексом заниматься! Но ничего, через пару лет очередь на квартиру подойдет…

– Значит, ты со мной просто так, от голода? ― это казалось настолько чудовищным, что не хотелось верить.

– Можешь считать, что так. Я ведь тебе ничего не обещал?.. Нам было просто хорошо вдвоем, а как предохраняться ― сама должна была думать. Если надо аборт с уколом сделать, я знаю где, и денег дам.

Через неделю он привез ее в какую-то клинику, подождал там пару часов и отвез на такси до дома. Больше они никогда не виделись.

Ирина выходила из своего несчастья тяжело. Рыдая в подушку, она исповедовалась лучшей подруге, сетуя на то, что Андрей даже не дал ей номер своего телефона, и она не знает ни его адреса, ни места работы.

На это рассудительная Ольга отвечала:

– И слава богу, и не вздумай через знакомых пытаться узнать, а то будешь еще бегать за ним, унижаться! Ведь совсем ума лишилась из-за этого сукиного сына! Зачем тебе адрес? Ты что, пошла бы с его женой разбираться?

– Пошла бы, ― с полными слез безумными глазами яро кивнула Ира.

– Рехнулась совсем! Его ты этим не вернешь!

– Тебе хорошо говорить, у тебя муж, сын, а у меня даже…

Ира опять зарыдала.

– Вот именно, ― отрезала Олька, ― у меня муж, и я не хотела бы, чтобы он с какой-нибудь шлюхой…

– Это я ― шлюха? ― Ира даже всхлипывать перестала.

– А кто еще? Проститутка ― это за деньги, а шлюха ― из любви к искусству, ― хмыкнула подруга. ― Тебя же с ним больше ничего не связывало.

– Что ты понимаешь! ― запальчиво крикнула Ира. ― Да я, как только его видела… как только он меня касался… меня как током… Он лучший мужчина на свете…

– Обычный кобель, ― вынесла приговор Ольга.

Но Ирина как будто не слышала, или не понимала.

Она убивалась пять месяцев, ровно столько же длился ее роман. А потом принялась «выбивать клин клином».

Из вечернего института ее отчислили за неуспеваемость и теперь начальство с легким сердцем отправляло в командировки сотрудницу, которой прежде требовались учебные отпуска и нормированный рабочий день. Отдел, где Ира работала, занимался обслуживанием поставленного их предприятием оборудования. Обычно на пару с ней посылали кого-то из коллег-мужчин, и с некоторыми из них она переспала в командировке. Подсознательно она надеялась, что встретится такой же, как Андрей… Но ни разу больше, ни с кем не испытывала она ничего подобного. Попадались умелые партнеры, попадались не очень, иногда она получала удовольствие, иногда ― нет, но ни один не задевал сердца всерьез. Ее отношения с мужчинами были теперь легкие и необременительные. Она ничего не требовала от них ― ни верности, ни клятв в любви. Встречаясь на работе, общалась как с хорошими друзьями, расставалась без истерик и претензий.

Шло время, подруги все повыходили замуж, у многих родились дети. Постепенно Ирина осознала, что вряд ли на ее долю еще раз выпадет такая бешеная страсть, да и надо ли это? Может, прости выйти замуж, безо всякой любви? Она уже не девочка и скоро станет поздно заводить детей, а с некоторых пор Ире очень хотелось ребенка. Но за кого же выйти? Ее кавалеры и любовники ― люди женатые, да и где холостого мужика найти в таком-то возрасте? В обозримом пространстве холостяков не наблюдалось, а давать объявление в газете ― это уж совсем себя не уважать.

Но вот однажды, стороной, Ира узнала, что ее сослуживец Алексей Малинин развелся и съехал от жены. Леша не был ленинградцем, и в ожидании, когда освободится комната в заводском общежитии, беспрерывно мотался по командировкам, а весь свой нехитрый скарб хранил в кладовке их мастерской, там же и ночевал, когда оставался в городе.

Узнав, что Малинин на данный момент холост, Ирина подумала ― чем мне не муж? Года три назад они целый месяц провели вдвоем в командировке. Тогда Леша спустя несколько дней после отъезда из Питера переселился в номер Иры. Она вспомнила, что жить с этим молчаливым, спокойным и немного медлительным человеком ей было комфортно. Он оказался внимательным, хозяйственным и чистоплотным. Последнее можно посчитать достоинством для любого мужчины… А то, что как любовник не чета Андрею ― так нужны ли они, эти африканские страсти?

Ира решила возобновить отношения с Лешей плавно, невзначай, предложив ему пожить у себя. Родители были не против. В их доме часто кто-нибудь гостил ― неделями, а то и месяцами. Сейчас диван в большой проходной комнате оказался свободен, и наезда родственников в ближайшее время не предвиделось. Мать с отцом вслух не говорили, но между собой шепотом делились предположением, что этот самый Леша вполне может задержаться в их доме навсегда ― ну и слава богу, и плевать, что разведенный. Их старшая дочь в таком возрасте, что выбирать не приходится Алексей с радостью принял Иринино предложение и как-то быстро пришелся ко двору. Он отдавал на питание большую часть зарплаты, ездил на дачу с Семеном Ивановичем, Ириным отцом, там они вместе строили баню, выпивали понемногу. Когда нужно было купить лекарство для Анны Викторовны, Леша сам вызывался ехать в аптеку, хоть на другой конец города. Незаметно он стал полноправным членом семьи.

Довольно скоро все привыкли, что по вечерам он что-то паяет в углу у окна, а по выходным ходит на рынок и готовит на всех обед. Привыкли и к тому, что Ира перебралась из «девичьей» спать в гостиную.

Это совпало с тем, что ее младшая сестра Юля, оказавшаяся на пятом месяце, неожиданно выскочила замуж. Новый зять, поселившийся в их квартире, родителям не нравился. Как-то за рюмочкой Семен Иванович не выдержал и напрямик спросил у Леши:

– Вы-то с Иркой жениться собираетесь? Хоть бы у одной дочери муж нормальный, а то ― он махнул рукой, ― бармен какой-то! Это что, для мужика работа?

Леша его успокоил, сообщив, что заявление в ЗАГС уже подано.

Но Семену Ивановичу не довелось дожить до этой свадьбы. Сердце прихватило, когда он один был на даче.

Свадьбу откладывать не стали, ее просто не праздновали.

Вскоре у Юли родился сын, еще через год у Иры. Конечно, более неподходящего времени для рождения детей нельзя было себе представить. Сначала продукты по талонам, почти голод и гуманитарная помощь с детским питанием за счастье… Потом отпуск цен в девяносто втором…

Денег катастрофически не хватало. Уже через полгода после рождения Олега Ира пошла подрабатывать уборщицей в парикмахерскую и с тех пор так и не расстается со шваброй. После трехлетнего отпуска по уходу за ребенком она не смогла вернуться на прежнюю работу, там все переделалось и акционировалось. Перед увольнением Ирине выделили несколько акций на ваучеры и тут же предложили их продать. Деньги показались довольно большими, и она согласилась. Их с Лешей доли национального достояния хватило на три куртки и велосипед для сына.

Вскоре муж тоже попал под сокращение. Какое-то время он перебивался частным извозом на приобретенных после свадьбы стареньких «жигулях». Потом машина сломалась, а чинить было не на что. Ирина устроилась уборщицей во второе место, да еще торговала через день яйцами на улице. Лешин заработок состоял из «гонораров» за починку телевизоров знакомым, но, к сожалению, многие считали, что с мастером лучше расплачиваться водкой. Так продолжалось до девяносто пятого года, когда муж все-таки устроился на работу. Но тут у мамы случился инсульт ― в тяжелом состоянии ее увезли на «скорой».

Ирина крутилась, как белка в колесе: больница, аптека, одна работа, другая. Юле помогать не могла, окончив вечерний институт, она теперь училась на маникюршу.

Не успели оправиться после инсульта, новая напасть ― у мамы развилась гангрена, результат пожизненного диабета. Мучились целый год ― мази, перевязки, лекарства ― но ногу не спасли.

Только-только зажила мамина ампутация и она опять смогла хоть немного присматривать за внуками, как у Леши обнаружили рак кожи. Ирина потом ругала себя, что вовремя не обратила внимания на постоянно перевязанную руку мужа, слишком привыкла к бинтам… Алексея прооперировали, но время было упущено и врачи предупредили, что больше года он не протянет.

Ира не любила вспоминать этот тяжелый и страшный год. Она беспрерывно металась между работами, больными матерью и мужем, детьми… Когда младшая сестра работала, ее сын, Вовка, разумеется, оставался на попечении домашних, считай, Ирины. И Алексей в последние месяцы жизни стал капризным, хуже ребенка. Просил приготовить что-нибудь, а потом еда казалась ему невкусной. Едва услышав о новой панацее против рака, посылал жену за этим лекарством, не интересуясь, сколько оно стоит. То, что когда-то было машиной, пришлось продать за копейки, но деньги будто испарились. Ирина брала взаймы, ехала и покупала то, что требовал Леша. Вскоре он уже не мог обходиться без обезболивающих…

Муж умер в тот день, когда их сыну исполнилось семь лет. Потом Ира не раз благодарила бога за то, что это произошло не дома, а в больнице. Леша страшно мучился, обезболивающие уже не действовали. В последние дни он даже перестал узнавать жену. Когда в последний день Ира забежала в больницу в перерыве между двумя работами, Леша лежал тихий ― не метался, не стонал, не просил уколоть лекарство. Он смотрел на жену внимательным взглядом, будто уже знал что-то, недоступное пониманию остающихся на этом свете.

«Сегодня отойдет, ― прошептала Ире старушка-санитарка, возившая тряпкой по кафельному, в белых и коричневых шашечках, полу. ― Вишь, как глядит-то: как Христос с иконы, и нос заострился… Ты поплачь, поплачь, чего в себе горе-то прятать… Поплачь, милая».

Но Ирина не могла плакать. Мысленно обзывая себя бесчувственным бревном, она только ощущала, что часть тяжелой ноши сползает с ее плеч. Осталось немного ― отдать последний долг мужу, похоронить его, а потом… А потом она отдохнет, наконец.

Но на какие деньги хоронить? Она слышала, что даже самые скромные похороны обходятся в копеечку. Глядя в гаснущие глаза мужа, и чувствуя, что пальцы холодеющей руки, сжимающие ее кисть, становятся все слабее, она уже прикидывала, где занять денег. Вся жизнь ее в последние годы была подчинена одному: как облегчить боль родным, какие купить лекарства, где добыть на это денег… Где заработать, где достать денег?..

Сидя у постели умирающего, она дала себе слово, что как только рассчитается с долгами после похорон ― ни за что больше брать в долг не станет. Того, что она зарабатывает, им с сыном должно хватить.

Теперь ее Олежка будет сиротой. И дочь Леши сиротой осталась, правда, она уже взрослая, ей восемнадцать лет. Надо девочке позвонить, наверное, захочет прийти на похороны. Еще нужно известить сводную сестру мужа. Это стоит сделать сегодня же, чтобы иметь представление, приедут ли они и когда…

Первый и последний раз Ира плакала по Алексею, когда увидела в гробу совершенно незнакомое лицо. Ей сперва даже показалось, что тело перепутали. И только тут к ней пришло осознание, что мужа больше нет. Что замужняя ее жизнь кончилась, и теперь она ― вдова. А ведь они неплохо жили… Можно даже сказать, что очень хорошо. Леша никогда не скандалил, до болезни был совсем непритязателен. Есть ужин ― хорошо, нет ― и чаем обходился. Не гнушался помыть посуду и постирать белье. Любил приготовить по воскресеньям настоящий борщ, и плов у него необыкновенный получался. Когда Олежка только родился, Ирина не знала, что такое вставать на крик малыша по ночам. Да, Леша был хорошим мужем. И вот теперь его нет.

Но Ирины беды еще не закончились. Только успела она прийти в себя после похорон, как выяснилось, что вторая нога у мамы тоже поражена гангреной. Анне Викторовне было настолько плохо, что смерти все ждали как избавления ее от мучений. Врачи вынесли вердикт: оперировать нельзя, второй ампутации слабое сердце не выдержит.

И опять вся тяжесть ухода за матерью легла на Ирины плечи. Сестра маникюрила―педикюрила чуть ли не круглосуточно, зато ее муж уже два года нигде не трудился, почему-то перестал считать свою работу престижной. Пару раз Антон пытался заняться предпринимательством, но с «купи―продай» у него не ладилось, и Юльке после приходилось отдавать за него долги.

Лекарства съедали не только мамину пенсию и часть заработка сестер, пришлось начать тратить деньги от продажи дачи, которые могли скоро понадобиться на похороны (они боялись произносить это слово вслух, говорили ― на черный день). Конечно, сестры очень любили маму, но за последние годы она их измучила. И дело не только в тяжести постоянного ухода за больным человеком. Лежа одна в постели целыми днями, Анна Викторовна скучала и требовала внимания. Она могла разбудить Ирину среди ночи, вспомнив о чем-то «серьезном». Заплетающимся после инсульта языком вступала в длинные разговоры, хотя, давно не выходя из дома, уже ничего не понимала в нынешней непростой жизни. Зрение сильно ухудшилось и книги она читать не могла, быстро уставали глаза, а телевизор никогда не любила. Но даже из своей постели она пыталась управлять домом, как делала это всегда. Каждый из членов семьи должен был докладывать ей, куда и зачем пошел. За те полтора часа, что Ира убирала в парикмахерской, мама могла позвонить туда до трех раз. Если дочь забегала к своей подруге Ольге, Анна Викторовна звонила ей уже через пять минут, спрашивала, замочила ли Ирина рис для каши на ужин, или сообщала, что к ней заходила старинная приятельница и передавала все содержание их разговора. В салоне красоты, где работала Юля, ей сделали замечание за то, что слишком часто занимает телефон. Этот номер был вычеркнут из записной книжки, но оказалось, что мать помнила его наизусть, и звонки продолжались. Уговорить ее не беспокоить дочерей по пустякам было невозможно.

Несмотря на Иришкину чистоплотность, запах болезни прочно поселился в их доме. Из-за этого мальчишки не хотели заходить в бабушкину комнату, но все-таки приходилось ― подать стакан чаю или лекарство. Антон, Юлин муж, хоть и не работал, совсем ничем не помогал. Мимо комнаты тещи он проходил, демонстративно зажимая нос.

Ирина трудилась уже в четырех местах. Кроме парикмахерской, она одну ночь из трех сторожила захиревшее НИИ, убиралась в двух богатых домах, а в одном из них еще и готовила пару раз в неделю. Эти приработки у «новых русских» ей сестрица устроила. У той появились богатые клиентки, некоторые из них присылали за маникюршей машину даже в двенадцать часов ночи. Юля ехала и работала. А что делать? Жить на что-то надо…

И вдруг в этой беспросветной жизни мелькнул лучик надежды. Давно, еще когда сестры только вышли замуж и родили сыновей, их семью поставили в очередь на квартиру. Вначале они ежегодно ходили в исполком, отмечались, прикидывали, когда подойдет очередь, а потом забыли об этом. Получить в наши дни бесплатное жилье стало казаться невозможным. И вот, совершенно неожиданно пришло извещение из районной администрации: их приглашали за ордером просторную трехкомнатную квартиру в Приморском районе, для мамы и сестры с семьей. Это Анне Викторовне выделили как блокаднице и инвалиду. В такое везение просто не верилось! Каждая из сестер в глубине души мечтала о том, как просторно им будет, когда мама, наконец, отмучается. А теперь!.. Мамочка, только живи… Но Анна Викторовна не протянула и недели после прописки в новую квартиру.

Через два месяца после похорон матери Юля с семьей переехала в новый дом, а Ирина осталась вдвоем с сыном. Это было так непривычно: она, Олежка и старый кот ― больше никого. Квартира, освобожденная от части мебели, оказалась неожиданно большой и запущенной. Ира припомнила, что ремонта здесь не делали лет десять, а то и больше.

В течение нескольких месяцев она потихоньку занималась ремонтом, и к осени ее жилище приобрело вполне приличный вид. В квартире стало чисто, просторно и… тихо ― она давно об этом мечтала. Но, как оказалось, Ира не привыкла к тишине и спокойствию, и через месяц заскучала. Она даже обрадовалась, когда из Воронежской области приехала со своим сыном сводная сестра покойного Леши. Валентина только что разошлась с мужем и решила подзаработать в Питере, поскольку в деревне давно уже живут натуральным хозяйством. Ира видела золовку один раз при жизни Леши, да раз на его похоронах, но решила: пусть поживет, будет кто-то в доме, Олегу одному реже придется оставаться. С людьми Ира всегда сходилась легко и с Валей отлично поладила.

Валя пристроилась продавщицей на Ладожском рынке, ее сын учился в школе. Подруги по очереди ходили за продуктами, готовили и убирали квартиру. Постепенно жизнь устроилась и стала повеселее. К тому же еще летом у Ирины появился любовник ― Ваня, мужик из соседней парадной. Увидев однажды, как Ирина прет из хозяйственного полные сумки, он помог ей их донести, а потом подсобил с ремонтом. С тех пор они иногда встречались. Все произошло обыденно и без объяснений в любви, но Ира и этому была рада. Плевать, что женат и никаких перспектив! Хоть кусочек женского счастья урвать ― в конце концов, у нее уже больше двух лет не было ничего, похожего на секс…

Почувствовав некоторую стабильность, она хотела найти себе приличную работу, но оказалось, что для сорокалетней женщины это непросто, везде требуются молодые. Сестра сказала, что в салон, где она работает, требуется администратор, но Ире это не подходило: рабочий день по 12 часов и скользящий график выходных. А как же Олег, один будет болтаться? Она могла бы устроиться в госучреждение, но там зарплата совсем небольшая ― не проживешь вдвоем с ребенком. Ваня предложил подать резюме в коммерческий банк, где он трудился инженером, отвечая за техническое обслуживание большого здания. Ира так и сделала, продолжая работать в двух местах уборщицей, и домработницей в двух домах. Изматывалась ужасно…

Прошло больше года, она уже и думать забыла о поданном резюме, Иван давно работал в другом месте, да и встречаться они перестали, и вдруг приходит приглашение в банк на собеседование по поводу работы. Оказывается, это ее столько времени проверяли.

И вот она уже второй месяц здесь работает. Сначала убирала операционный зал, а неделю назад перевели сюда, на третий этаж. Хорошая работа: зарплата «белая» и куча других преимуществ. Буфет с ценами почти как при советской власти, бесплатная медицина ― вплоть до сложных обследований и зубного врача, собственная шикарная турбаза и детский лагерь. Это вообще фантастика ― путевка на смену стоит смешные деньги. Раньше летние каникулы сына превращались в большую проблему. Путевку на двадцать дней доставал кто-нибудь из знакомых, еще на пару недель Ира сплавляла Олега на дачу к подруге, у которой младший сын ему ровесник. Остальную часть лета мальчишка болтался в городе. Слава богу, хоть не тянуло его одного во двор. Когда Ира возвращалась с работы, то шла вместе с сыном гулять на Залив или на Неву, по выходным они ездили на Кировские острова или ходили по музеям.

Ира уже выкупила путевки в лагерь и нынче на все лето Олег поедет под Приморск. Правда, ей самой отпуск раньше января не светит, но все равно ― свобода! Она уже отказалась от работы в одном богатом доме, хозяйка уж больно занудная и придирчивая. Парикмахерская не в счет, она в двух шагах от дома и работа там времени много не отнимает.

Пока мечтала о том, как проведет лето, как будет ездить по выходным к Олежке в лагерь, Ирина закончила уборку. Она уже собрала пылесос и хотела вынести его в кладовку, когда дверь распахнулась и в приемную вошел крупный мужчина в чуть затемненных стильных очках. Немного смутившись, она вежливо поздоровалась. Мужчина постоял несколько секунд, глядя на нее, затем повернулся и прошел в кабинет генерального, пробормотав на ходу что-то вроде: «Убирайтесь, убирайтесь».

Ира сочла за лучшее «убраться» поскорее и, выскользнув за дверь, глянула на часы. Точно, уже десять минут, как она должна была закончить, вот-вот явится секретарша. Ее Ирина видела лишь однажды, начальников же не видела никогда. Ей было положено убирать по утрам до восьми тридцати, а сегодня она припозднилась. Как бы нагоняй не получить, а то и на другой участок перекинуть могут. Здесь-то ― красота! Четыре кабинета и небольшой коридорчик. По ту сторону двери стоит охранник, в офисе высшего звена народ не толчется, потому и чисто.

Быстро подмахнув коридор и переодевшись в кладовке, Ира выскользнула на площадку лестницы, попрощалась с охранником и под всевидящим оком телекамер двинулась к выходу из здания. Показав пропуск еще на двух постах охраны, она оказалась на улице. Прищуривваясь на солнце, подставляя лицо его утреннему ласковому теплу, Ира прошла несколько шагов в сторону метро и тут вспомнила, что все еще не сняла простенькую заколку. Она остановилась, тряхнула головой ― волосы тяжелой пепельной волной рассыпались по плечам.

А вошедший в кабинет генерального мужчина смотрел на нее из окна и думал: «Неужели, правда, Иришка? Но разве может человек почти не измениться за без малого тридцать лет?» Он стоял у окна и наблюдал за женщиной, пока она не скрылась из виду. Потом зашел в свою комнату отдыха и глянул в зеркало. Вот уж в нем точно не узнать пятнадцатилетнего мальчишку! С тех пор он стал намного выше, и весит теперь, наверное, в два раза больше, да еще эти очки. Он снял их и взъерошил зачесанные назад волосы: так вроде немного похож на себя, на Сашку Попа, а не на Александра Сергеевича Попова, генерального управляющего одного из крупнейших коммерческих банков Питера.

Удивительно, что он встретил Ирку Березину (если, конечно, это она) именно сегодня. Как раз утром консьержка отдала ему конверт с приглашением на встречу одноклассников. Тридцать лет с окончания их восьмилетки. Как еще нашли его? Он четверть века ни с кем не общался. Неужели мать дала адрес? Кстати, надо бы ей позвонить, пока не закрутился с делами.

– Мам, привет, ― сказал он, когда на другом конце города, в коммунальной квартире на Гаванской улице мать подошла к телефону.

– Здравствуй, сын. Рада, что ты наконец вспомнил обо мне…

– Мам, не заводись, я всегда помню, просто времени нет. Согласилась бы переехать в наш дом, жили бы в одной парадной, виделись чаще.

– У меня имеется жилплощадь! ― недовольно отчеканила мать.― Слава богу, советская власть обо мне позаботилась, целых восемнадцать метров! И когда я умру, эта комната вернется государству, которое мне ее предоставило. Ишь, накупили себе хором, разворовали страну…

Попов глубоко вздохнул. Подобные разговоры происходили регулярно.

– Мам, я это сто раз слышал. Но того, твоего государства ― уже нет, и комната отойдет этому ― воровскому, как ты его называешь. Ну да бог с ней, с жилплощадью… Скажи лучше, меня никто не спрашивал в последние дни?

– С чего бы это тебя стали спрашивать, ты здесь лет двадцать не живешь! Хотя, постой… Не на днях, а где-то с месяц назад звонила одна из твоих одноклассниц, Оля, кажется. Спрашивала твой адрес. Юбилей какой-то, двадцать пять лет, что ли?

– Уже тридцать, мама. Мне сорок пять.

– Я прекрасно это знаю, мне скоро стукнет семьдесят, если ты помнишь.

– Конечно, помню. Что тебе подарить?

– Ничего мне не нужно.

– Хочешь поездку в Париж?

– Чего я там не видела? По телевизору все это прекрасно показывают, никуда ездить не нужно.

«Да, поздновато я разбогател, ― мелькнуло у Попова в голове, ― моя мать слишком стара, чтобы менять привычки, и желаний у нее почти не осталось».

– Мам, ты не рассказала этой Оле, чем я занимаюсь?

– С ума сошел? Я даже соседям не говорю, даже тетя Маня думает, что ты рядовой сотрудник банка.

Ну, хоть в этом они с матушкой солидарны. Оба не хотят афишировать перед старыми знакомыми и родственниками Сашину должность, хотя по разным причинам. Попов прекрасно знает, что стоит друга устроить на работу ― дружбе конец, а знакомые наверняка будут проситься на теплое местечко. Матушка, напротив, стыдится «наворованного богатства» сына и объясняет знакомым, что Саша служит на довольно денежной должности, а подробностей она не знает.

– Ладно, мам. Когда мне подъехать, чтобы тебя поздравить?

Только он положил трубку, как услышал, что по звонкому ламинату приемной зацокали каблучки секретарши.

– Леночка, зайдите ко мне, ― крикнул он в раскрытую дверь.

Не снимая пальто, девушка заглянула в кабинет.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич.

– Здравствуйте. Я тут пришел пораньше и обнаружил, что у нас новая уборщица.

– Да, уже несколько дней.

– Как ее зовут?

– Ирина.

– А фамилия?

– Я не помню, могу в хозчасти узнать или в отделе кадров.

– Пусть ее личное дело пришлют ко мне.

Секретарша удивленно взглянула на шефа, но ничего не сказала.

Попову же было наплевать, что она подумает. Он давно привык делать, что хочет, не обращая внимания на реакцию окружающих, то есть подчиненных. А не подчиненных ему людей с годами становилось все меньше и меньше. Несколько крупных госчиновников, с которыми он общался по долгу службы, да настоящие владельцы банка. Эти в недавнем прошлом «авторитеты» жили за границей и полностью доверили ему управление. Конечно, в совете директоров тоже были уважаемые люди, но хотя его личный пакет акций был и не велик, хозяев представлял именно Попов, поэтому последнее слово всегда было за ним.

Незадолго до обеденного перерыва Лена принесла папку.

– Вот, Александр Сергеевич, вы просили.

Он уже забыл, и с удивлением прочитал: "Малинина Ирина Александровна". А… уборщица!

– Что вы стоите, Леночка?

Его исполнительная, с дипломом юрфака и знанием двух иностранных языков секретарша не отличалась любопытством, но всегда старалась вникнуть в любой вопрос, поэтому поинтересовалась:

– А зачем вам, Александр Сергеевич, понадобилось ее личное дело?

Попов посмотрел на нее, снял очки, закусил дужку. Без затемненных стекол серые глаза казались насмешливыми.

– Да вот, Леночка, ищу невесту, жениться хочу. Ведь главное в доме ― чистота?

– Вы шутите…

– Конечно. Вот посмотрю личное дело, узнаю, подойдет ли она, чтобы мою квартиру убирать. А то ходят от домоуправа какие-то тетки по графику, не нравится мне это. Пока можете идти обедать, только кофе с бутербродами мне сделайте.

Он снял пиджак, ослабил узел галстука и устроился на диване в комнате отдыха. Туда же секретарша принесла кофе.

Раскрыв папку, Попов прочитал:

«Малинина Ирина Александровна. 1958 года рождения. Адрес: Детская улица, 25…»

Неужели?

«Урожденная Березина…»

Точно!

«Родители… умерли…. Муж… умер… Сын Олег, 1991 года рождения. Сестра… проживает, работает… Прежние места работы… Не привлекалась… В настоящее время живет с сыном. В квартире временно проживает не прописанная родственница со стороны мужа, фамилия… и ее сын … Принята на работу уборщицей с окладом…»

Что так мало? Они там нулями не ошиблись? Это ж 130 баксов всего! Как прожить вдвоем на такие деньги? Может, действительно, пусть мою квартиру убирает? Хоть какое-то подспорье…

После обеда Леночка зашла за папкой.

– Ну что, Александр Сергеевич, посмотрели, она вам подходит?

– Да. Если согласится, пусть приходит по понедельникам и четвергам с десяти. Ей прежняя уборщица покажет, что к чему. Да, а сколько в таких случаях платят?

– Они же в домоуправлении на ставке…

Попов, как и почти все руководство, жил в шикарном новом доме, где банком была откуплена целая парадная. За порядком там следил домоуправ, у него в штате имелось четыре консьержки, столько же уборщиц и один мастер на все руки.

– Я ей буду платить лично, она только у меня будет работать. Пусть пропуск выправят, если она согласится. Двадцать долларов в день ― это нормально, как вы думаете?

– Я думаю, даже много. Когда с ней связаться, сегодня, или до завтра подождет?

– Сегодня, вот тут телефон.

«Ну, надо же, ― мельком удивился он, ― и телефон тот же, только первые три цифры другие, они и у матери поменялись. Оказывается, я его помню, хотя звонил всего пару раз, под предлогом «узнать, что по алгебре задано».

Перед уходом с работы Попов поинтересовался у секретарши, дозвонилась ли она.

– Нет, Александр Сергеевич, мне сказали, что Малинина будет около одиннадцати.

– Позвоните из дома, утром доложите.

Вечером, уже переодевшись в любимую футболку и джинсы, за скромным ужином, который сам же и приготовил, Попов размышлял о сегодняшней встрече с Ирой. Ведь ему даже в голову не пришло воскликнуть: «Привет, Березина! Сколько лет, сколько зим!» Слишком большая дистанция между ним и … женщиной с тряпкой.

Тогда почему он приказал секретарше принести ее личное дело? Черт его знает! Во всяком случае, в своем доме он с ней столкнуться не может, днем его здесь не бывает. На работе тоже вряд ли встретить ― это сегодня он явился пораньше. Сто двадцать долларов в месяц! Как же она живет, да еще с сыном? Хотя усталой или постаревшей Ира ему не показалась. Все такие же пышные волосы… Как она тряхнула ими там, под окном! А до этого они были собраны на затылке.

Так вот почему он сразу ее узнал! Она очень похожа на свою мать, как же ее звали?… Кажется, Анна Викторовна? Она была завучем в их восьмилетке. Просто одно лицо! И волосы та тоже закалывала сзади. Только Ирка, пожалуй, постройнее будет, хотя ее худой не назовешь. Она с детства такая, у нее была самая пышная грудь среди одноклассниц, уж он-то это помнит, как и ее мокрый голубой купальник, который прекрасно обрисовывал соблазнительные формы. Да, она всегда была крупной девочкой, а он худым и невысокого роста. Вытянулся только к восемнадцати годам, а вес набрал, на удивление, в армии ― в ВДВ неплохо кормили.

В детстве между ними была целая пропасть. Ира дружила с высокими ребятами, у них была своя компания, и Сашка Поп мог только мечтать попасть в нее, потому что с мелкими они не водились. А он мечтал: об этой шумной компании, об Ирке Березиной и ее голубом мокром купальнике. Более эротичного зрелища он тогда и представить себе не мог.

А теперь что ― тоже пропасть?.. Да уж, если он встретится с ней в качестве генерального управляющего банка ― ничего у них не выйдет, почему-то он это знал точно. Как точно знал, что ни одна женщина не будет искренней с богатым человеком. Проходили уже. Собственно, поэтому он до сих пор один, а мать постоянно пилит его, говорит, что так и умрет, не дождавшись внуков.

Александр был женат дважды. Первый брак продержался год с небольшим. После развода Галина тут же выскочила замуж за еврея и отвалила на его историческую родину. Бог знает, где она теперь… Хотя нынешнее благосостояние бывшего мужа ее бы наверняка устроило, ведь, когда уходила, обвиняла только в одном: Саша не тем работает, не столько получает, и вообще всегда будет нищим, а она так жить не желает.

Он перестал быть нищим на исходе перестройки, когда вся страна голодала, болтала без умолку и ожидала гуманитарной помощи из-за бугра. Старый армейский дружок предложил работу в такое время, когда казалось ― все, труба, хоть в деревню какую-нибудь переезжай на подножный корм. А Серый, узнав, что Саня окончил экономический факультет института железнодорожного транспорта, предложил ему оформлять всяческие документы, договора, накладные, счета ― чтоб было не подкопаться.

– Место хлебное, ― уговаривал друг, ― голодным сидеть не будешь. И бабками наши старшие не обидят. Коли ты всю эту бумажную бодягу сумеешь правильно слепить ― озолотишься. Ты ж понимаешь, авторитетам такими делами заниматься не с руки, да и соображалки не хватит. Их забота ― в одном месте взять и в другое перевезти эти грузы с гуманитарной помощью.

Попов не сразу понял, во что ввязался и на кого работает, но потом высказал дружку все, что думает по этому поводу.

– Все, Саня, ― рассмеялся в ответ Серый. ― Ту-ту! Поезд ушел ― не соскочишь… Иначе, как говорит наш шеф: «Он слишком много знал. Куй железо, не отходя от кассы»! Гы―гы―гы!

Со временем Саша привык и как-то втянулся. Он получил второе высшее образование, юридическое. С братками никогда никаких дел не имел, занимался только бумагами. Через пару лет посоветовал авторитетам переходить на легальные рельсы, подкинул несколько тем.

К деньгам быстро привыкаешь, как ко всему хорошему. Появился автомобиль, большая квартира, потом жена. Когда Саша посадил Алену в машину к Серому, собравшемуся с семьей на дачу, ей было всего двадцать три, и она была беременна. «Мерседес» расстреляли в районе Белоострова, в живых никого не осталось. С тех пор прошло уже десять лет…

Сейчас он один, и подозревает, что навсегда. Такое впечатление, что теперь у женщин в глазах денежный счетчик крутится, как у дядюшки Скруджа. Саня часто размышлял, почему так ― и пришел к выводу, что всему виной прошлая нищая жизнь. Для того, чтоб не думать о деньгах, надо как минимум самой быть материально независимой. А Ириша, его детская любовь… 120 долларов в месяц!

Он опять взял в руки пришедшее утром приглашение о сборе одноклассников. Взглянул на дату ― через две недели.

«…Если пойдете в кафе после торжественной встречи в школе, позвоните по телефону… Ольга Викторовна».

У них в классе было две Ольги, интересно, которая из них? Он набрал номер.

Это оказалась подруга Ирины, Оля Прокофьева. Выяснилось, что они дружат до сих пор и Ира обязательно придет на встречу. Попов подтвердил свое желание присутствовать на банкете, попрощался и положил трубку. К этому времени у него в голове созрел план.

Когда шестнадцатого апреля Ольга зашла за подругой, чтобы идти на школьную встречу, то едва узнала ее. В новом темно-синем костюме и на шпильках Иришка выглядела великолепно!

– Разбогатела? ― удивленно уставилась на нее Оля.

– Точно! Ты не поверишь! В моем бюджете теперь еще сто шестьдесят долларов прибавится, а то и все сто восемьдесят. Мне поручили убирать квартиру генерального. Два раза в неделю, и каждый раз по двадцать долларов мне в конвертике приготовлено. А что там убирать? Живет один, бывает только в кухне-столовой, в кабинете и спальне. Там еще две комнаты совсем пустые. Представляешь, квартирка ― два санузла, один из них с джакузи ― и все это для одного человека!

– Он что, неженатый? ― удивилась Оля.

– Похоже на то, во всяком случае, присутствия женщины в доме не ощущается.

– Молодой, старый?

– Вроде средних лет, ― пожала плечами Ира. ― Я с ним только один раз на работе столкнулась, перепугалась так, что и не разглядела толком.

– А чего перепугалась-то?

– У меня еще полы не просохли, а тут он появляется. Такой холеный, в золотых очках… Глянул на меня и буркнул: «Убирайтесь-убирайтесь». Только вот пойми, что он имел в виду? Может, чтоб катилась побыстрее, под ногами не вертелась? А дома я его ни разу не застала, он в это время на работе. Консьержка пропуск у меня заберет, ключи даст. Я обратно ― ключи возьмет, пропуск вернет.

– Ни фига себе порядочки! ― прокомментировала Оля.

– Зато чистота в этой парадной! В лифте зеркала, в холлах тоже, везде цветы и суперевроремонт, даже покруче, чем в самом банке. Нет, определенно, мне в последнее время везет! Вот я и решила, коль деньги появились, приодеться перед встречей одноклассников, а то уже и забыла, когда новые вещи покупала, вечно в секонд-хенде… Ничего костюмчик? А туфли? ― Ирина выставила ногу. ― Нет, ну ты скажи, прилично выгляжу?

– Более чем, ― одобрительно кивнула Оля.

– Я так рада, что эти деньги подвернулись, ― сияла Ирина, ― а то честно ― оборванкой идти прямо не хотелось. А интересно будет всех повидать! Много народу придет?

– Мне отзвонились почти все, кого нашли, двадцать человек. Давай уже выходить, а то опоздаем.

– Сроду в школу не опаздывала, тут десять минут ходу.

– Это в детстве было. Сейчас, к старости, да на каблуках, и за двадцать не доберемся.

Все равно они пришли первыми. По одиночке и группами стали подтягиваться одноклассники. Кое-кого узнавали сразу, а кого-то не могли признать. И когда здоровенный высокий мужик с растрепанными русыми волосами, в мягкой кожаной куртке и джинсах, сказал, что он Саша Попов, девчонки ему не поверили. Тот самый малявка Сашка, который издалека, стесняясь, пялился на девчонок в бассейне, когда они сдавали нормы ГТО? Которого мальчишки, шутя, затолкали в женскую раздевалку, а он, красный как рак, пинал ногами дверь, вырываясь от визжащих одноклассниц? Этот интересный, уверенный в себе мужчина ― Сашка Попов? Лишь присмотревшись, можно было обнаружить знакомые с детства черты: те же внимательные голубовато-серые глаза, родинку у левого виска и, пожалуй, волосы, он и тридцать лет назад носил почти такую же прическу.

Когда все собрались, вошли в школу и прогулялись по коридорам. Вспомнили своих учителей, кто в каком кабинете где сидел… Наконец дошли до своего класса, и здесь их ждал сюрприз. На пороге у раскрытой двери стояла их классная, Ксения Федоровна. На первый взгляд она почти не изменилась, даже одета была так же, и блузка в вырезе сарафана как всегда, ползла наверх. Словно и не прошло тридцати лет, хорошо поставленным учительским голосом она пригласила: «Проходите в класс!»

Они вошли, расселись по своим местам. Глядя на пустые стулья стали припоминать, кто не пришел. Выяснилось, что двух парней и одной девочки уже нет в живых, трое уехали жить за рубеж. Одноклассники с интересом рассматривали друг друга, по очереди говорили о своей работе, семье. Когда пришел черед Ирины, она поведала, что работает в банке, вдова, сыну двенадцать.

– Всего-то! ― воскликнула главная умница класса Лена Степанчикова. ― У меня уже двое внуков.

Все дружно зааплодировали.

Парней пришло всего пятеро, и среди них Попов явно выделялся: одет был не как на парад, но добротно, держался свободно и с достоинством. Ира решила, что он не иначе как предприниматель, и ждала, когда Саша расскажет о себе. Но подошла его очередь, и Попов коротко сообщил: «Шофер, вдовец, детей нет».

Ольга толкнула подругу локтем. Она всю жизнь пыталась наставить Иришку на путь истинный, и чувствовала себя спокойно только пока та была замужем. Ей очень хотелось, чтобы у Иры была нормальная семья. В конце концов, сын растет, ему тоже небезразлично, что к матери иногда любовники ходят. А выйдет замуж ― другое дело. Если Саша Попов вдовец, то чем не кандидат в мужья?

– Неужели я так сильно изменился? ― спросил Попов у Иры, когда через час все сидели за длинным столом в кафе, и первые тосты были уже произнесены, а первые блюда съедены.

– В метро бы встретила ― не узнала, ― рассмеялась она.

«Ты не узнала меня, даже столкнувшись нос к носу, а в метро…» ― подумал Саша и улыбнулся. Он уже лет пятнадцать не пользовался общественным транспортом. Вслух же сказал:

– А я бы узнал. Ты совсем не изменилась, и цвет волос тот же, а другие девчонки… ― он оглядел присутствующих.

– Это потому, что не седая, вот и не крашусь. Но у тебя тоже отличная шевелюра и седины нет.

– Да есть немного.

– Совсем незаметно. Ты на свои годы не выглядишь, ― Ира говорила совершенно искренне ― А ты стала на Анну Викторовну похожа.

– Я знаю, ― кивнула она. ― У нас в семье всегда есть женщины на одно лицо: я, мама, бабушка, прабабушка. Может, и раньше были, только фотографий нет.

– А сестра?

– Ты помнишь, что у меня была сестра? Она ведь на девять лет младше?

Попов прикусил язык. Он прочитал личное дело и теперь может проболтаться. Надо попросить ее рассказать о себе, чтобы не выказывать излишнюю осведомленность.

– У меня хорошая память. Вы все там же живете? Вообще, расскажи о себе, Ириша.

И она рассказала. Стертые временем несчастья и переживания казались не такими страшными, и она говорила о них спокойно. Да, так уж получилось, такая судьба. Зато сейчас наступила светлая полоса.

– Так ты в банке работаешь? Кем? ― спросил он.

– Угадай.

– Главным кассиром? Каким-нибудь менеджером?

– А вот и нет ― всего лишь уборщицей, ― ответила она, ― правда, убираю кабинеты высшего руководства.

– Так ты не просто уборщица, ты ― элита среди уборщиц! ― улыбнулся Попов. Ему понравилось, что она так непринужденно сказала правду.

– А ты водитель, и что возишь?

– Не что, а кого! Нового русского.

– На шикарной тачке?

– Да, на «Тойоте», ― он назвал марку своей личной машины.

– И много платят?

– Шестьсот, в пересчете на американские деньги. Плюс тачка в моем распоряжении, когда хозяина не возить.

– А живешь где, с мамой? ― продолжала интересоваться Ирина.

Саша старался придерживаться заранее продуманной версии.

– Я снимаю квартиру, вернее, живу у друга. Он в длительной командировке за границей. Давай свалим отсюда потихоньку? ― неожиданно предложил он.

Они долго гуляли по Гавани. Саша не узнавал улицы своего детства.

– Смотри-ка, в Шкиперском саду сколько деревьев спилили! А помнишь, мы там в волейбол играли? И гостиница «Гавань» закрыта. До нее на этом месте рынок был.

– Ага, его называли Стеклянным.

– Как войдешь, налево, в рыбном отделе был продавец дядя Саша, такой огромный мужик, мне он казался страшным злодеем.

– Не помню его. А со стороны Среднего была молочная лавка, молоко туда в огромных бидонах привозили.

– Помнишь, когда рынок снесли, сваи под гостиницу целый год сваи забивали?.. А вот и Кировский дворец культуры. Что здесь теперь?

– Какие-то офисы, бизнес-центр, магазины.

– «Кинематограф», я знаю, давно закрыли. Что, и кружков детского сектора нет?

– Нет. А я столько лет туда ходила, в хор и на музыку.

– А я в авиамодельный, и в игротеку регулярно. Там была такая игра ― хоккей, из-под стола за ручки двигали фигурки хоккеистов. Ребята в очередь стояли, чтобы поиграть. Смотри, садик, каким он теперь маленьким кажется…

– Да, это в детстве деревья кажутся большими, ― задумчиво сказала она, и улыбнулась: ― Вон там, в зарослях сирени, стояла беседка, где я впервые поцеловалась.

– С кем? ― заинтересовался Попов.

– Не поверишь! С Ленькой Смирновым из параллельного, помнишь его?

– Смутно. Меня ведь в вашу компашку не принимали, слишком мелким был, ― он усмехнулся.

А Ирина опять удивилась: неужели этот здоровенный мужик ― Сашка Поп?

Они еще с час шатались по Васильевскому, и к половине первого ночи подошли к Иришкиной парадной.

Ей почему-то не хотелось расставаться. Саша оказался приятным собеседником, простым и близким. Поразительно, ведь в детстве они практически не общались. Она загадала: если он сейчас напросится на чашку чая ― тогда они будут встречаться и дальше.

Попов напросился. Она радостно кивнула в ответ. Открывая дверь в квартиру, предупредила:

– Только тихо… Я думаю, все уже спят.

– Кто «все»?

– Сестра мужа с сыном, они пока у меня живут, и мой Олег, ― объяснила она шепотом, ― проходи.

Попов еле втиснулся в прихожую. Он давно не бывал в подобных квартирах. С трудом сняв куртку в узком коридорчике, на цыпочках прошел в гостиную и огляделся. Тесновато, бедновато, но при этом уютно. Вскоре Ирина принесла чай и пирожки.

– Ешь, и попробуй не похвалить ― я сама пекла!

– Очень вкусно, ― искренне отозвался Александр, проглотив первый пирожок.

– Я люблю готовить. Когда мама была здорова, у нас каждые выходные пироги пекли, или я или она.

Глядя на Иру, Попов ощутил, что хочет ее поцеловать, но ведь они не дети, чтобы этим ограничиваться? Квартирка с тонкими стенками, ее сын в соседней комнате, да еще какие-то родственники… Нет, не сейчас, решил он.

Выпив чай и поблагодарив за угощение, Саша поднялся:

– Ну, мне пора. Я позвоню тебе, может, встретимся как-нибудь в выходные?

– Хорошо, я тебе сейчас номер запишу.

Проводив его, Ирина присела на кухне, перебирая события сегодняшнего вечера.

А вдруг у них с Сашей что-то будет? Когда он поцеловал ее в щеку на прощанье, она ощутила запах его кожи и хорошей туалетной воды, и этот запах показался ей таким знакомым, таким нужным…

* * *

Попов добирался до дома на такси, размышляя о том, что, пожалуй, впервые за последние десять лет у него появилось желание поухаживать за женщиной по-настоящему. Интересно, как это теперь делают? Раньше приглашали в кино, театр или ресторан… Сам он уже давно пользовался платными услугами. Пару раз после гибели жены у него случались более-менее длительные связи, при этом он видел, что прельщенные деньгами пустоголовые длинноногие красавицы мечтают остаться в его постели навсегда. Но где же познакомиться банкиру с нормальной женщиной? Похоже, нет таких мест. Поэтому примерно раз в неделю он вызывал девушку из эскорт-агентства. Его это вполне устраивало. Каталог под рукой, набрал номер ― и привезут, куда прикажешь. Девицы молодые, красивые, вышколенные, свое дело знают. Однако сегодня ему показалось, что Ириша живее, теплее и даже красивее ― на его вкус. И желаннее. Хотя он все еще испытывал к своей детской любви какое-то трепетное уважение, как тогда, когда им было по пятнадцать…

В ближайшую пятницу вечером он позвонил Ире и предложил вместе сходить в субботу на концерт в Ледовый дворец.

– А что за концерт? ― поинтересовалась она.

– «Звезды 80-х».

– Здорово! ― обрадовалась Ира. ― А во сколько он закончится?

– Наверное, часов в десять, а что?

– Мне еще на работу надо, я ведь подрабатываю в парикмахерской.

Концерт, казалось, вернул их в годы юности. В зале собрались в основном их ровесники, звучали старые, слегка забытые мелодии, публика подпевала…

Они вышли на площадь перед дворцом в приподнятом настроении.

– Ты и правда, спешишь? ― спросил Саша. ― Мы могли бы зайти куда-нибудь, посидеть…

Ире самой не хотелось сейчас браться за швабру. В кои-то веки мужчина приглашает ее! К тому же Саша Попов в своей новой ипостаси нравился ей все больше. Уверенный в себе, но без наглости, ухаживает несколько старомодно, не делает никаких намеков на интим.

«Интересно, каков он в постели?» ― вдруг подумала она.

– А, к черту работу! ― махнула рукой Ира. ― Могу завтра с утра там убрать. Только надо автомат найти, позвонить в парикмахерскую и домой.

Саша достал из внутреннего кармана сотовый.

– Держи.

– Ого! Крутой аппарат.

– Ты в этом разбираешься? ― удивился он.

– Ни у меня, ни у сына мобильника пока нет, но Олег просто бредит трубками. Волочет меня ко всем витринам. Мне кажется, детей теперь только сотовые и компьютеры интересуют. Вот накоплю летом денег, куплю ему телефон и компьютер, в кредит.

Ира позвонила в парикмахерскую, потом поговорила с Валей. Обещала, что будет дома не позже часа ночи.

Значит, не сегодня, понял Саша. Впрочем, ему и самому не хотелось торопить события. Он говорил Ире, что снимает квартиру, и снял вчера «двушку», только пока она выглядит не жилой. Надо завезти туда немного шмоток, несколько книг и журналов, и не мешало бы переночевать там пару раз, чтобы живым человеком пахло.

– Выберешь ресторан сама, или доверишься моему вкусу? ― спросил он. ― Я знаю на Крестовском острове одно местечко, где по субботам цыгане поют.

– Настоящие? ― удивленно распахнула глаза Ира.

Она нравилась Саше все больше и больше, а эта ее детская непосредственность и искренность во всем ― особенно. Он усмехнулся:

– Во всяком случае, похожи на настоящих. Ну что, едем? ― он открыл перед ней дверцу своего громадного джипа.

Цыгане действительно походили на настоящих, но ресторан выглядел консервативно, без купеческого шика, и репертуар ансамбля соответствовал обстановке. Столик на двоих Саша зарезервировал заранее, но Ира об этом не догадалась.

Она уже лет пятнадцать не бывала в ресторанах, да и что за сервис был в советские времена? Одно слово ― ненавязчивый. Сегодня ей нравилось все: и меню, и музыка, и интерьер, а больше всего Саша.

Он держался естественно и по-дружески. Ей помнилось, что когда мужчины приглашали ее в ресторан, то вели себя так, будто Ира им обязана. А с Сашей ужин был просто ужином, беседа ― просто беседой. Впрочем, сам он говорил немного, но внимательно слушал ее. Был приятно удивлен тем, что несмотря на свою тяжелую и грязную работу, она ходит с сыном в музеи, на выставки, знает, что интересного происходит в городе.

– Завтра мы с Олежкой едем в Приморский парк смотреть соревнования авиамоделистов. Хочешь с нами? ― спросила Ирина и осеклась.

Какое ему дело до ее воскресных вылазок? Но так хотелось опять его увидеть, а Олежке она уже обещала.

– Хочу, ― неожиданно для себя кивнул Саша.

Как просто она предложила ему познакомиться с сыном! Правда, он рассчитывал провести с ней завтрашний день вдвоем…

– Я, наверное, неправильная мамаша, ― призналась Ира, ― Олег меня везде за собой тащит, и я соглашаюсь. Ему интересна техника, а мне история и искусство. Вот мы и договорились: один выходной по его вкусу, другой ― по моему.

– А тебе не скучно? Модельки, гонки, все такое?

– Да нет, даже кое в чем разбираться стала. А что делать? Больше с ним ходить некому. Я думала, Валькин сын с Олегом подружится, но тому уже скоро семнадцать, у него девушки на уме.

Попов слушал и сам себе удивлялся. «Что я затеял? К чему мне проблемы матери-одиночки? Мне не должно быть никакого дела до ее сына. А я согласился провести с ними завтра день. Может, лучше было бы поехать на дачу, посидеть у камина, просто выспаться, наконец?»

– Я, кажется, опьянела, все болтаю и болтаю…

– А давай после этих соревнований махнем куда-нибудь за город, на озеро или на залив?

– Даже не знаю. Олег на день рождения к другу идет, а я собиралась отдохнуть.

– Вот и отдохнем вдвоем.

Ириша подумала всего секунду и радостно кивнула.

Они договорились встретиться у главного входа в парк около двенадцати.

В воскресенье Попов проснулся как обычно, в семь. Позавтракал не спеша, и стал отбирать вещи для съемной квартиры: несколько свитеров и джинсов, легкую куртку, две пары обуви. Посуду попроще и постельное белье с полотенцами он решил купить по пути.

Без четверти двенадцать Александр стоял у входа в Приморский парк, с любопытством оглядываясь вокруг. Так же, как и двадцать, и тридцать лет назад в выходные люди семьями приезжали на острова, чтобы сводить детей на аттракционы, покататься на лодках и водных велосипедах, просто погулять. Он отметил, что раньше народу все-таки было больше, но теперь даже молодые семьи мобильны, могут съездить на машине за город, почти у всех имеются дачи, не то, что во времена его детства. Зато торговых точек стало значительно больше: на каждом шагу продают мороженое, пирожные, пиво, шашлыки.

Попову вспомнилось, как когда-то ― ему, наверное, лет пять было, ― они с отцом и матерью приехали сюда на масленицу, и ели блины с черной икрой. Сашке икра не понравилась, но отец, очень гордый тем, что добыл деликатес, умудрившись встать именно в ту очередь, где блины с икрой еще не кончились, заставлял его кушать, приговаривая:

– Может, в первый и последний раз ешь, запомни этот день.

Сейчас Попов мог себе позволить есть черную икру ложкой из тазика, как легендарный таможенник Верещагин, но точно так же ему не хотелось. И он впервые подумал, как это грустно на самом деле: мочь и не хотеть.

Он уже достал из пачки вторую сигарету, когда услышал:

– Саша, привет!

Рядом с Ириной стоял худенький светловолосый парнишка почти одного с ней роста. Попов подошел, хотел поцеловать Иришу в щеку, но постеснялся, протянул руку ее сыну.

– Попов. Для тебя дядя Саша.

– Олег, ― представился мальчишка неожиданным басом.

Они пошли по аллеям в сторону кортов, Олег впереди, Ира с Сашей чуть отстав. Попов не знал, о чем говорить и чувствовал себя идиотом. Ну не привык он общаться с женщинами в присутствии сыновей-подростков!

Но вскоре неловкость отступила. На авиамодельном шоу Олег сыпал комментариями с видом знатока. Саша тоже кое в чем разбирался, и после представления по пути к кафетерию у них с сыном Ирины завязался оживленный разговор. Олег рассказывал, сколько стоят модели, аккумуляторы, пульты и прочие «приблуды», как он это называл, а Саша неожиданно горячо принялся доказывать, насколько интереснее сделать все своими руками, из подручных средств, как они в детстве делали.

– Ну да, электронный пульт из подручных средств! ― насмешливо возразил Олег.

– Я же не говорю о фанере или папье-маше. Но ведь из каких-то деталей их делают, и делают люди! Собрать самому, что-то припаять или усовершенствовать, заняться творчеством… На самом деле в этом больше кайфа, чем купить навороченную игрушку. Ведь по сути ― это всего лишь игрушки…

– Саша, я с тобой полностью согласна, ― поддержала Ира. ― Я, например, всегда испытывала большее удовольствие, нося вещи, сделанные своими руками. Они милее купленных.

– Ну, вы даете! Может, вообще отказаться от высоких технологий и вернуться к каменному топору?

– Сынок, мы не об этом говорим, а о том, что сделать что-то самому действительно интереснее, чем купить. И знаете, о чем я сейчас подумала: у миллионеров на самом деле скучная жизнь! Что ни захотел ― купил! Это все равно, что каждый день икру есть ― никакого удовольствия! То, что досталось трудом ― всегда доставляет большую радость. Правда ведь, Саша? Ну вот твой начальник, «новый русский» ― он чем занимается? У него уже, наверное, все есть, и он не знает, чего еще пожелать?

Попов медлил с ответом, глядя на Иру. Что это? Классовая неприязнь, зависть? Хотя про икру он сегодня думал почти теми же словами. А может, это просто ее точка зрения? Имеет право. Но он тоже имеет свою.

– Понимаешь, мой начальник… ― он с трудом подбирал слова, стараясь не выйти из роли, ― он финансист, у него очень много работы и мало свободного времени. Он, может, и хотел бы что-то сделать своими руками, да и делает, наверное, только ему интереснее его работа. Можете не верить, но богатые люди ― чаще всего трудоголики, им важен процесс работы, ее эффективность, результат ― а не одни только деньги.

– И бандиты ― трудоголики? ― язвительно переспросил Олег.

– Ты имеешь в виду воров и убийц?

– Ну да, которые в «Бандитском Петербурге».

– Фильм о начале девяностых, ― уточнил Попов, который многое мог бы рассказать о тех годах, ― его персонажи давно превратились в крупных бизнесменов, банкиров, в нефтяных магнатов. Те, которым интересно их дело ― остались в России, и работать им немало приходится. А те, кому деньги нужны ради денег ― отвалили за рубеж и живут там без забот. Но в основе самых крупных состояний во все времена стояли кровь или крупные аферы. Это закон.

– А Билл Гейтс? ― напомнил Олег.

– Про старину Билла я как-то забыл, ― рассмеялся Попов. ― Все, сдаюсь, давайте лучше по мороженому.