Отрывок из книги
3 октября 1927 года Теодор Драйзер получил от Советского правительства приглашение приехать в Москву на празднование десятой годовщины русской революции. Тогда же он начал писать свой дневник, который закончил 13 января 1928 года, завершив свою долгую поездку по России. В Москве он встретил Рут Эпперсон Кеннел, которая стала его секретарем и спутницей в поездке и внесла значительный вклад в содержание дневника.
Бережное хранение работ Драйзера сделало возможным первую публикацию его «Русского дневника» 1927–1928 годов. Этот документ имеет особое значение для всех, кто интересуется американской и русской историей XX века. Во время пребывания в Союзе Советских Социалистических Республик Драйзер вел дневник, в котором записывал свои беседы с известными политиками и деятелями культуры страны, в том числе с Сергеем Эйзенштейном, Константином Станиславским, Анастасом Микояном, Владимиром Маяковским, Карлом Радеком, Николаем Бухариным и деятелем так называемого обновленчества Николаем Федоровичем Платоновым (Драйзер и его секретарь Рут Кеннел ошибочно называют Н. Ф. Платонова «архиепископом Платоном» (ред.). Содержание бесед Драйзера с ними о положении дел в Советском Союзе в конце 1920-х годов делает дневник важным свидетельством и одним из значимых исторических документов эпохи.
.....
Это заявление представляет собой смесь неискренности, самоуверенности и гордости. Драйзер с радостью обсуждал то, что Кеннел называла его любимым тезисом: человек, одаренный от природы большим умом, всегда оказывается впереди, а обладатель маленького невежественного умишки в борьбе за жизнь плетется сзади. Драйзер повторял эту мантру так часто, что Кеннел начала подозревать: для джентльмена он как-то слишком много протестует. Иными словами, большую часть своей сознательной жизни он изо всех сил старался казаться неординарным человеком. Комментарии Драйзера, разбросанные по всему дневнику, многое говорят о неназванных движущих силах, стоявших за этим «тезисом». Приведем несколько примеров. Беседуя с Бухариным, он воинственно спрашивает: «Можете ли вы назвать человека великого ума, вышедшего из пролетариата?» (см. стр. 289) – в устах всемирно известного писателя пролетарского происхождения это высказывание выглядит по меньшей мере странно. Или возьмем случай на борту судна в порту Гагры на Черном море, где пассажиры второго и третьего классов произвели на него почти животное впечатление: «Их огромная сбившаяся масса вызвала у меня ощущение тошноты» (см. стр. 394). Не нужно быть адептом Фрейда, чтобы по достоинству оценить такой «вербальный промах», сорвавшийся с пера американца – сына иммигранта. В том же духе он защищает американскую юстицию в деле Сакко и Ванцетти: «Я попытался объяснить отношение американского общества к иностранцам, которые не были натурализованы» (см. стр. 359).
Драйзер занимался подобными вопросами и спустя много лет. Он мог, например, в письме Менкену оправдывать свою преданность советской тематике собственными пролетарскими корнями: «Я знаю, что вы не цените обычного человека до тех пор, пока он не проникнется сознанием самоценности. Но я… Как вы заметили, Менкен, я, в отличие от вас, человек с пристрастиями. Я родился бедняком»[56].
.....
