Читать книгу Стрелок - Тевье Павликовский - Страница 1
ОглавлениеЯ открываю окна и встречаю последнюю ночь. Месяц тонет в холодном небе, звезд почти не видно, воздух свеж и приятен, как бывает в майские сумерки.
Я приготовил ружье и патроны, выбрал черные жесткие сапоги, черные брюки, футболку – увижу смерть в этой одежде. Часы деда я cпрячу под кровать, матери они еще пригодятся.
Перед тобой исписанные листы, стопка невнятных абзацев, начерченных корявым почерком. Я написал исповедь, потому что обязан был сдержать обещание. Оставляю документы в знак моего сотрудничества с тобой, – прочитай, если захочешь. Остальное я сжег.
Причины и следствия моего решения тонут во мраке комнаты. Я поделил жизнь на несколько отрезков: события выстраиваются в ровные ряды и ведут к последнему поступку.
Мои дни проходили однообразно: я ходил в школу, выполнял домашние задания и писал рассказы. Я хотел стать поэтом, но не мог поделиться результатами своего творчества, слишком боялся. Меня пугала оценка других людей. Писательство не всегда доставляло мне удовольствие, с годами этот процесс становился мучительным. Стоит признать: желание достичь литературного успеха помогало мне справиться с проблемами в жизни, отвлечься от смерти, болезни, несправедливости, потери семейного благополучия.
С матерью я виделся исключительно по вечерам. Мы никогда не ссорились. Она работала и не слишком интересовалась моими делами, поэтому у меня не было причин бунтовать и отстаивать свои права.
Я принимал равнодушный вид, но со временем все больше погружался в мир сомнений и фантазий. За лето мое душевное состояние ухудшилось: мучили кошмары, мерещились утопленницы, одолевала головная боль.
Такова предыстория моего безумия.
На подкорке отточенного сознания я все еще воспринимаю происходящее как личный крестовый поход – будто бы так смогу крикнуть о своем недовольстве, страхе и муках, что пережил.
Завтра я начну стрелять. Остается пара часов перед рассветом, и я прошу последнего слова.
Часть первая
Семья
Сначала я расскажу, как все началось. Мое прошлое состоит из грустных историй, но придется потерпеть, потому что без этого ничего не понять. Зато потом будет веселее. Мне хочется оставаться в меру смешным и приятным.
Я стал поэтом, когда учился в младшей школе. Мое увлечение плавно перетекает из тотального одиночества; я рос в полной семье, но рос как-то отдельно. Раньше я расстраивался по этому поводу, но с возрастом осознал неизбежное. Откуда взяться причинам для радости? Отец говорил: «Нет денег – нет причин». Мы жили бедно, но приемлемо.
Постепенно моя голова пухла и разрывалась от количества спрятанных слов. Я попробовал больше говорить (вдруг предложения вытекут сами?), исписывал тетради и обои, почти перешел на туалетную бумагу, пока меня не посетила заманчивая идея – почему бы не попробовать придать словам форму, создать что-то новое?
Но как это сделать?
Ответ подсказал дедушка. Он учил меня литературе и подарил тетрадь для записей. Дед оставил работу учителя по состоянию здоровья. Пять лет назад ему удалили мочевой пузырь, и с тех пор отходы жизнедеятельности стекали в небольшие приемники, прикрепленные к ногам.
– Хочу ли я жить так? – говорил дедушка. – Нет. Но умереть я пока не готов.
Он рассказывал мне о поэтах и писателях, которые открыто делились мыслями, создавали отдельные вселенные. Я настолько полюбил творчество Артюра Рембо, что готов был соорудить священный алтарь и воздавать молитвы моему богу каждое утро перед чисткой зубов.
Дедушка вел себя тихо, сохраняя привычку решать все вопросы с помощью дипломатии, но временами он мог выдать какую-то абсолютную дичь, ругался с соседями и рассуждал о философии Нового времени. С дедушкой всегда было весело.
Однажды он сказал мне:
– Никто не обязан тебя любить. Но если к тебе относятся как к куску дерьма, то ты имеешь право ответить.
И я верил, что если мне удастся стать писателем, то сомнения и страхи исчезнут. Я хотел, чтобы люди меня услышали, хотел компенсировать годы, проведенные в бесконечном самоуничижении.
Только отец никогда не одобрял моих занятий. Я вздрагивал, когда замечал его блеклую, грузную фигуру. Он дал мне имя, вырастил, кормил, я принадлежал ему полностью и целиком, подчинялся, кланялся, унижался. Раньше я мог ходить в туалет строго по расписанию, с трех до трех тридцати, а еще в пять пятнадцать.
Малейшее неповиновение вызывало вспышку гнева, – так он обучал меня кротости, страху. Однажды он нашел мои стихи, наивные и незрелые, прочитал внимательно, дождался, когда я приду из школы, и устроил сцену.
– Чтобы я больше не видел этой глупости – сказал он. – Ты можешь только ныть, найди себе нормальное занятие. Друзей заведи в конце концов. Понял меня?
Отец проверял сделанные уроки: мы садились за деревянный кухонный стол и решали примеры, слушая завывание ветра.
– Опять не сходится с ответом, дебил, – он замахивался на меня, настойчиво тыкал пальцем в цифры и кричал. Вопли привлекали соседку по лестничной клетке. Через какое-то время она бдительно звонила бабушке с призывом утихомирить пьяного мужика.
Невыносимые часы, тошнотворные, но сейчас я все-таки благодарен за такие проверки. Они научили меня быть терпеливым, сосредоточенным и внимательным. Эти качества пригодятся мне в будущем; я постоянно буду требовать от себя большего.
После пятничных развлечений отец хватал молоток и угрожал, что убьет себя. Когда он замечал, как я плачу, то говорил:
– Ты не мужик, а тряпка.
Наше общение сводилось к подзатыльникам и регулярному рукоприкладству. Он умел выражать свою заинтересованность лишь посредством силы. Я знал, что его может разозлить практически любое мое действие или слово, однако это не мешало мне разбивать окна, заниматься воровством и порчей школьного имущества.
– Закрой рот. Будешь реветь – утоплю в колодце, понял? – потом отец обращался к моей маме. – Вера, если он не заткнется, я его грохну.
В чулане хранились бутылки с водкой, и меня буквально выворачивало от запаха алкоголя. Я надеялся, что скоро мы с матерью покинем отцовскую квартиру, нужно потерпеть. Ожидание вызывает бессилие, но не в моем случае. Послушный мальчик никогда не будет ругаться и проявлять характер.
Мама ушла от него, когда мне исполнилось тринадцать лет. Она устроилась на вторую работу и первое время мы жили в довольно дряхлой комнате. Старые обои, грязь, нет раковины и душа, окна заклеены скотчем. Телефон периодически замерзал, я мылся редко из-за отсутствия горячего водоснабжения. Наполнение ржавой ванны представляло собой изнурительное мероприятие: сначала надо вскипятить на конфорке два ведра воды, затем вылить содержимое в начищенную, разъедаемую вонючим средством посудину, предварительно открыв кран, чтобы холодная вода сменила желтый цвет на прозрачный.
Мы с матерью делили одну кровать. Я спал в одежде, ныла спина. Со временем пришло осознание, что я не являюсь исключением. В таких условиях живет половина детей моего города.
За пару лет мы часто меняли место жительства. Я выполнял мелкие поручения и перетаскивал вещи.
Отец приезжал к нам ровно два раза. С тех пор я его больше не видел.
Зло
Когда в семье назревал скандал, мать отправляла меня к бабушке. После переезда мы виделись гораздо чаще.
Бабушка не общалась с родственниками и не нарушала божьих правил. Она могла говорить только о Господе нашем Всевышнем. Строгость, считала она, – это основа воспитания, а болезнь – высшее благо, укрепляющее силы человека. Бабушка имела предубеждения против врачебной практики и жаждала укрепить мой дух с помощью процедур закаливания, больше напоминающие средневековые пытки.
Она постоянно заполняла холодильник едой – мясом, рыбой, коробками конфет и вином. При этом она ела мало в течение дня, но страсть к накопительству не истреблялась, а усиливалась. Двери кладовки надежно запирались.
Сейчас я смутно понимаю – она испытывала острую зависимость от таблеток.
Бабушка была слегка религиозна. Но она не изгоняла из меня бесов и не заставляла молиться, стоя на холодном полу или рисовой крупе, а предпочитала метод воспитательных проповедей.
Соседки рассказывали сумасшедшие истории о современных детях и воспаленное воображение бабушки рисовало страшные, возбуждающие картины. Она проводила беседы касаемо моей сексуальной ориентации начиная с одиннадцатилетнего возраста.
– Тебе нравятся девочки? Точно? Подружку нашел? – она могла уйти в свои мысли на полчаса, а потом просыпалась. – Сбиваешься с пути истинного. Господь не одобряет. Он осуждает грешников, карает их, запомни.
Подозреваю, что бабушка выбрала путь религии, пытаясь оправдать жизненные неудачи и найти успокоение, но после таких визитов мне снились кошмары.
– В тебе живет зло, – говорила она.
Но мне даже нравилось находиться в ее доме, потому что она кормила меня ароматными пирожками и тушеной капустой. Там я мог спокойно и обстоятельно пожаловаться на отца и получить полное одобрение по всем пунктам обвинения.
Если я задумаю навестить бабулю сейчас, то придется идти в сторону шатких деревьев и темного зеркального озера. Ручьи проселочной дороги петляют и сталкиваются, – еще немного и за рощей виднеются старинные дома, кустарники и поленья, застывшие в прозрачной дымке.
Офелия
Я не смею более утомлять вас разговором о моем дурацком детстве, хотя подозреваю, что не раз к нему вернусь. Сейчас я хочу вспомнить период, когда моя жизнь потерпела первый крах.
Обычно я сидел дома, изредка путешествуя в гости к двоюродным сестрам, – этим и ограничивалась моя социальная жизнь. Вот их имена: Диана, Виктория, Евангелина и Роза-младшая. Девочек я любил на расстоянии, мне не о чем было с ними говорить. Чаепития с банановым пирогом в комнате родственников привлекали меня из-за тепла и уюта чужого дома.
Диана упряма и педантична, настоящая заноза в заднице, обожает спорить, даже если не разбирается в вопросе. Она всегда была уверена в своей правоте, чем доводила меня до приступа неконтролируемой агрессии. Раньше нас разнимала Виктория, хотя последний год никто не следил за нашими дебатами.
– Тевье, если ты не будешь прилично зарабатывать, то кому ты нужен?
– А для тебя это единственный важный фактор?
– Это существенный фактор. Твои стихи – просто блажь, – Диана говорила с вызовом, чуть вздергивая нос и откидывая назад голову. – Лучше бы потратил время на математику.
– Ты просто ничего не понимаешь в творчестве, Слоник. Поешь и успокойся.
Диана менялась в лице, ведь любые упоминания о ее толстой заднице приводили в уныние. Но она прекрасно отрепетировала умение ставить меня на место.
– Заткнись и не беси меня. Делай что хочешь, но не проси у меня денег взаймы через пять лет.
Я полагал, сестра равнодушна к искусству, но перед рождеством она поделилась планами на дальнейшую жизнь – поступить на актерский факультет. Диана рассказывала нам про Шекспира, даже заставляла читать по ролям, чтобы помочь с подготовкой к этюдам. Любимым персонажем Виктории была Офелия, и теперь, учитывая ее утопление, это даже слегка иронично.
Надо же, я не хотел проговариваться так скоро, но выбора нет – сократим нашу историю и выделим главное, как по учебнику.
*
Беда задерживается в наших краях. Весна наступала рано. Глоток свежего воздуха заполнял ноздри и вызывал легкий приступ кашля.
Последний раз я видел Викторию 29 марта. Однажды она заметила, что никак не может ощутить под ногами твердую почву, а самочувствие похоже на корабельную качку. Обычно мы говорили на отвлеченные темы.
Сестра проводила меня до калитки. Мы попрощались, и живой я ее больше не видел. Ничего необычного в тот вечер не случилось, но как оказалось, уже тогда она подробно расписала обстоятельства планируемой гибели в записной книжке.
В субботу бабушка готовилась к пасхе и пекла куличи, а в воскресенье Виктория умерла. По странной случайности ее отец задержался на работе, а мама ничего не услышала. Сестра открыла дверной засов, пешком добралась до озера и скрылась под водой. Малахитовые водоросли нежно и медленно утягивали ее тело на дно.
На похоронах Виктория выглядела безобразно: кожа изменилась, лицо другое, но гроб оставили открытым. Тогда я впервые увидел труп. Отпевание проходило в соборе со старинными витражами. Перед началом церемонии к присутствующим вышел органист и исполнил дребезжащую и волнительную музыкальную партию.
Мы не были близки, я не знал, что сестра стояла на учете в больничных листах. Остальные девочки плакали, а Роза-младшая, которой на тот момент исполнилось девять, устроила истерику – ее пугали призраки за балконной дверью.
На следующий день после похорон все рыбки в аквариуме сдохли, я переловил их сачком и выбросил, пока мама не вернулась из магазина. Занимательный факт: я заметил, что всем было слегка стыдно за поступок Виктории – как она посмела так опорочить честь семьи и выдумывать причины для самоубийства? Она должна радоваться жизни и быть веселой, разве нет? Новость смаковалась с аппетитом и рвением – только ленивый не обсудил ее смерть.
Правда заключалась в том, что с сестрой или без, но жизнь моя не претерпела существенных изменений. Да, первый месяц мне снились кошмары. Я тонул, проваливался, чувствовал удушение, темноту, терял воздух. Перед пробуждением в голове проносилась мысль: «И это все?» А после я просыпался и собирался в школу. Да, я впадал в панику, представляя, как цепкие растения хватают мои ноги, но вскоре видения прекратились.
Я спокойно доучился четвертый семестр в средней школе, а в июне сменил учебное заведение. Какое счастье – расстаться с прежней жизнью. Честно говоря, я был уверен, что теперь мои страдания подошли к логическому завершению. Разве это преступление – побыть в спокойной обстановке, заниматься творчеством и ненадолго забыть о развале семьи? Тем не менее учителя уже знали о самоубийстве сестры и сложном семейном положении, поэтому заранее подпортили мою репутацию. «Странный мальчик, и успеваемость средняя», – так меня охарактеризовала классная руководительница в присутствии старосты. Кто знает, вдруг это объясняет снисходительное, даже пренебрежительное отношение ко мне?
Но не будем забегать вперед, хороший писатель не позволяет подобных вольностей. Что еще сказать? Мой новый дом находился рядом с озером (именно здесь я пишу свою исповедь). В этом месте растут необычные деревья: за листвой прячется красно-розовая кора, она блестит на солнце, создавая иллюзию оранжевого свечения.
Место действия
В нашем городе живут старые извращенцы, а также маньяки, хранившие расчлененное трупное мясо в холодильнике. Такие истории постоянно звучали за столом дома, особенно когда отец был в хорошем настроении.
– Тевье, если что – беги, – несомненно, это лучший совет, который я когда-либо получал. Отец не понаслышке знал о несчастных случаях и разбоях – его лучший друг отравился садовыми химикатами.
Новый дом не слишком отличался от предыдущего. Я рассматривал серые покосившиеся постройки и погружался в омут памяти.
Однажды мама отправила меня в магазин за молоком и хлебом, мне было девять лет. Зима, мороз пробирает до костей, улица пуста. В воскресный день все дрыхнут в постелях до полудня.
Потом я увидел его – высокий старый дедок с бородкой в длинном пальто.
– Мальчик, а ты сильно торопишься? – спросил он.
Я был маленьким и тупым, поэтому решил остановиться вступить в беседу, ведь невежливо проходить мимо старших.
– Холодно сегодня, – продолжил он. – А ты куда спешишь?
– В магазин.
Он улыбнулся и начал нести чушь. Старый хрен доложил мне, что он волшебник, прошел войну и может показать мне кое-что интересное, потому что я умный мальчик.
Когда он протянул костлявую руку, чтобы схватить меня за плечо, я рванул вперед настолько стремительно, что почти не слышал, как старик ругнулся за спиной.
Я провел в магазине полчаса, лавируя между стеллажами, а потом еще выглядывал из укрытия, проверяя, ушел он или нет. Мама спросила: почему я так долго? Вдруг меня похитили и закопали на детской площадке. Я сказал, что решил прогуляться, ведь погода такая хорошая.
Что в этом удивительного? Став старше, я понял, что обстановка не внушает доверия. Если открыть газеты, можно увидеть подобные заголовки:
«Эксгибиционист показывал детям гениталии»
«Полицейский застрелился на кладбище»
«Школьник повесился под мостом»
«Молочник убивал девочек и отдавал их вещи кукле»
Смерть и насилие – часть обыденности мелких городков. Везде одно и то же – серые лица и частые запоры. Что тут поделать? Ничего, жить дальше и постараться найти маленькое дело в качестве отдушины.
Хорошие вещи тоже случались, я должен это отметить. Например, однажды в магазине у меня не хватило денег на пряники, и женщина в очереди заплатила за них. В тот день я забыл деньги дома, был расстроен после разговора с Дианой, и вдруг – немыслимая щедрость со стороны незнакомого человека.
В остальном все типично. Сосед сверху бьет жену, поэтому местный участковый иногда забегает к нам на чай. В квартире напротив живет бывший уголовник, пожилой джентльмен, который иногда делает маме комплименты. Я всегда вежливо здороваюсь с соседями и создаю иллюзию законопослушного гражданина.
И я был зверски благодарен матери за переезд. По крайней мере именно этого она от меня ждала. Буду честен, нас окружало туманное село, где люди выживали как могли. Когда отключали свет, я сочинял стихи при свечах как викторианский лакей. Но отца рядом не было и такой расклад меня полностью устраивал.
Поджог
Как мама пропихнула меня в новую школу? Вопрос остается открытым. Виноваты связи и деньги, но вернемся к хронологии.
Впереди каникулы, я осваивался в новом доме и участвовал в прополке укропа. Наше жилище располагалось в многоквартирном поселении на окраине пригорода. Деревья, сады, магазины и кладбище – вот все, за что мог уцепиться глаз. Комары, мухи и сон, самое приятное во всем этом – сидеть в раскладном кресле после работы, смотреть на небо и зелень.
Бабушка настойчиво приглашала на чаепитие, но я отказывался и выбрасывал телефонную трубку, как только слышал ее голос. Друзей у меня не появилось с прошлого года. Я испытывал мучительное волнение, когда говорил с людьми. Сложно сказать, откуда во мне поселилась эта неуверенность, но я постоянно выискивал недостатки в самом себе.
Раньше я сдержанностью не отличался. У меня был лучший друг Р. Вместе мы занимались какой-то ерундой вроде исследования заброшенных домов.
Однажды Р. рассказал мне, почему его родители развелись. Его отец обладал шармом, обаянием и букетом венерических заболеваний, курил по пачке в день, но при этом был общительным и веселым. Мать выгнала его по абсолютно ничтожному пустяку (он засорил унитаз), однако именно этот пустяк стал символом всей их несостоявшейся семейной жизни.
Меня поражала привычка Р. охотиться на воробьев. Чем ему не угодили эти птицы – загадка, но он мастерил рогатки с жаром художника. Меня больше привлекали тайные экспедиции и воровство шоколадок из магазина.
Зачем я рассказываю обо всем этом? Сейчас все станет ясно. Для следователей история будет представлять интерес, потому что тогда я совершил первый разрушительный поступок.
В нашем районе жил одинокий слесарь, назовем его Ульрих. Он был обычным человеком с необычным хобби, если конкретно – он травил местных собак, прятал отраву среди листвы в весенний период.
Р. гулял со своим спаниелем и приглашал меня. Иногда я брал своего кота и выгуливал его на дедушкином поводке. В апреле спаниель умер от отравления, и мы прекрасно знали чьих рук это дело. Это знали все, но доказать преступление невозможно. Правосудие должно вершиться даже в отсутствии судей, решили мы.
Р. был гораздо умнее меня, поэтому я всегда следовал за ним. Однако на этот раз мы совместными усилиями организовали поджог дома мистера Ульриха. Никто не пострадал, но сгорела вся кухня. В порыве творческого вдохновения Р. случайно прожег свою куртку, но мы эффективно устранили неприятность, заклеив дыру изолентой. Собак больше никто не травил.
Через пару дней слухи о нашей проделке дошли до соседки, а она немедленно сообщила обо всем моей матери.
– Почему ты не можешь быть как все? Вернется отец, я ему как это объясню?
В этот момент дверь издала протяжный скрип. Из коридора потянулись запахи свежей метели и скорой порки. В тот день я мог спать исключительно на боку.
Мама сошла с ума от волнения. Она запрещала мне общаться с Р. и выходить из дома целую неделю. Отец говорил, что она вырастила преступника. Некоторое время мама никак не оспаривала это утверждение.
Отец запирал меня в комнате и не позволял приглашать в дом гостей (как будто я мог до этого додуматься). Мать нервничала, если я приходил позже пяти часов вечера (такое случалось редко). За навязчивостью скрывалось непреодолимое желание контролировать, отдавать приказы, навязывать правила.
Р. уехал, когда мне было двенадцать. Больше мы никогда не слышали друг о друге.
Библиотека
Воспоминания обваливаются на меня, захватывают пустоту, вызывают чувства утраты и боли. Забудем про поджог, вернемся к началу моей карьеры.
Летним вечером я сидел в одиночестве и представлял, как уеду отсюда в другую страну. Моя кислая физиономия вызывала печаль и легкое недоумение. Мама искала решение этой проблемы и тщательно следила за моим досугом. Она желала начать новую жизнь и активно взялась за воспитание.
– Почему ты такой грустный? – говорила она. – Заведи друзей, это не сложно.
Я получил право пользоваться мобильным телефоном, который достался мне в качестве трофея от знакомых тети. Мать отказывалась покупать мне компьютер, чтобы избежать пагубного влияния. Вдруг я займусь непристойными делами? Ей не пришло в голову, что так завести друзей немного проще. Тогда я вовремя вспомнил совет дедушки и отправился в местную библиотеку.
Там оказалось светло и просторно, несмотря на аромат огурцов и гниения. Я был единственным человеком в городе, который тратил лучшие годы жизни на пыльные вонючие стеллажи с книгами мертвых людей, и с этим пришлось смириться. Мне помогала Таисия Вильгельминовна, приятная старушка с игривым взглядом. Она носила фиолетовый пиджак, всегда четко и ответственно обрабатывала мои запросы, но при этом перемещалась как медуза, медленно захватывая пространство до читального зала.
Стоило распахнуть тяжелые двери, как Таисия Вильгельминовна заваривала чай и приветливо включала ноутбук. Потребовалось две недели, чтобы она доверилась мне и сообщила пароль.
Я завел читательский дневник, чтобы выписывать понравившиеся моменты и вести общий учет прочитанного как профессиональный ботаник. Такой подход казался мне продуманным, если я хочу стать филологом.
Для начала я решил прочитать самые известные произведения мировой литературы. Сейчас я прихожу в недоумение от того, насколько поверхностно подходил к чтению. С другой стороны, так я нарабатывал навык и учился думать.
13 июня, четверг
Я решил, чем буду заниматься в ближайшие 60 лет, – отдам свои глаза и мозг литературе, напишу прекрасный роман и разбогатею.
14 июня, пятница
Свежая цитата от Набокова: «Подумать только, что, выбирая между сосиской и Гумбертом, – она неизменно и беспощадно брала в рот первое».
Набоков неплохо пишет, но медленно – пришлось пролистать добрую половину книги в поисках интимных подробностей.
16 июня, воскресенье
Займусь чем-нибудь расслабляющим и почитаю «Преступление и наказание».
17 июня, понедельник
Я добыл себе редкое издание Бродского. Умерла одна из подружек бабули. Некоторые вещи были выставлены на гаражную распродажу. Томик отдали бесплатно, все равно он никому больше не нужен.
А вот и бинго! – в книжке нашел купюру с весьма соблазнительной суммой.
19 июня, среда
Эдгар По жил рядом с кладбищем. У него вообще была непростая жизнь.
Вчера я прочитал его повесть «Падение дома Ашеров». Героя доводят до сумасшествия собственные страхи, шорохи и домашняя тьма. Нужно прочесть критику.
21 июня, пятница
Навестил отдел классической литературы в библиотеке. У Ремарка забавные книжки – всего пара сотен страниц, а сколько смертей, пыток, и алкоголя. Понятно почему он пользуется такой популярностью.
22 июня, суббота
Таисия Вильгельминовна меня обожает, гладит по голове и называет талантливым поэтом. Полагаю, она хочет, чтобы я продемонстрировал свое молодое тело, однако я не готов к таким экспериментам.
24 июня, понедельник
Ночью дочитал книгу Дэниела Киза. Некоторые писатели распиливают свою личность и раздают кусочки персонажам, создавая собственные маленькие копии, крестражи. А вдруг в нас самих живет несколько личностей, совсем как у Билли Миллигана?
26 июня, среда
Я пытаюсь читать Дидро, трачу время впустую. Эта мысль меня утомляет.
27 июня, четверг
У. Фолкнер, «Шум и ярость». Невероятное занудство, вернусь к этой книге лет через десять.
29 июня, суббота
Весь день читал роман «Волхв». Герой преподает в закрытой школе для мальчиков, заболевает сифилисом и участвует в оргиях безумного старика.
1 июля, понедельник
Сборник Георга Гейма, германского поэта. Моя родственная душа; тоже писал про смерть, утопленниц, разложение и душащие чувства. Печально, что он умер так рано, в двадцать два года, – катался с другом по замерзшему озеру и провалился под лед.
2 июля, вторник
«Заводной апельсин» оказался не таким уж и заводным.
*
Я продолжал читать, хотя мое творчество оставалось несовершенным. Собственные сочинения казались отвратительными и не шли ни в какое сравнение с текстами классиков. Но лучше так, чем совсем ничего не делать. Недостаточно вымазаться чернилами и с пеной у рта утверждать, что ты писатель.
Сначала я выдумывал и писал рассказы о великанах и призраках, но рано понял, что больше всего меня вдохновляет реальная жизнь. Как-то раз я приехал к сестрам и выслушал нотации от тети («Ты слишком много времени проводишь в библиотеке, дорогой»). Одна фраза запомнилась мне особенно ярко.
– Пиши фантастические истории, – сказала Евангелина. – Остальное книжки слишком скучные.
Я не стал спорить, но внутри вскипел. Почему люди думают, что их мысли никому не нужны? Может я хочу прочесть роман о суровых буднях без каких-либо оборотней и волшебных превращений. К черту все эти домыслы.
Я уверен, что писатель должен анализировать свою жизнь, ведь самые убедительные книги получаются на сочном, живом материале. Задача каждого автора – рассказать о собственном личном опыте, а не прятаться за выдуманными событиями.
Мне нужен наставник для освоения ремесла, но где его найти? В моем городе не приветствовалась любая творческая работа и я заранее решил действовать в одиночку. Местные жители проявляли пассивный интерес к любому виду искусства, поскольку создатели этих творений – либо потерявшие рассудок жесткие сатанисты, либо сумасшедшие пьяницы, продавшие душу властителю тьмы.
Летний отдых
В начале июля мама сообщила мне о скорой поездке в детский лагерь христианской общины. Идея показалась весьма сомнительной. Я боялся, что меня изнасилуют или убьют, и в то же время надеялся на это.
Поймите, жизнь казалась скучной и вялой, никаких перспектив и надежд. Вот он я: прыщавый шестнадцатилетний девственник с манией величия. Травка? Секс? Алкоголь? Оргии в прокуренной хате? Типичный мир подросткового максимализма оставался недоступным. Нужно ставить цели и достигать их. Я послушен и упрям, я должен держаться подальше от общества и соблазнов, чтобы направить энергию на благие цели.
Так я думал вплоть до маленького путешествия.
*
Организация завтрака в поезде включала добычу кипятка и изготовление салата с помидорами. Впервые я ехал один: стекла вагона пахли зубным кабинетом, белые летящие занавески и стремительные пейзажи отвлекали от мрачных мыслей.
До лагеря можно добраться только на пароме, который работал раз в две недели. На вокзале меня встретил проводник. Детишки, от которых решили избавиться родители, собрались в пухлую кучку, и до моря мы ехали на дрожащем автобусе. Наличие четких инструкций меня успокаивало, но как только я открыл двери этой коммуны, то понял, что здесь всем насрать на правила и пунктуальность.
Что я видел из окна нашего домика на восемь персон? Три тополя, мостик, лающий пес, розовый домик с облетевшей краской и белыми ставнями. В лагере воняло мочой и отходами, а по вечерам из ближайших палаток доносились звуки сладких соитий, как сказала бы бабушка. Я записывал очерки их с помощью карандашного огрызка, потому что чернила таяли, вытекали из ручки.
Мама дала в поездку телефон, но он не заряжался, кабель сломался. Я даже не мог открыть дверь домика, потому что нужно было тянуть вверх и на себя, а не толкать вперед со всей мощностью моего негодования.
По утрам весь отряд собирался в общем зале на рассветную молитву. Поворот прямо скажем совершенно неожиданный, учитывая, что в буклетах и отзывах ничего подобного не было. После обеда мы слушали лекции о здоровом образе жизни в актовом зале, затем возвращались в домики и доставали пиво. В остальном лагерь ничем не выделялся.
Дневная трапеза включала суп с комками теста и недоваренный рис с подливой. Состав обеда не изменялся, кроме ложек не было никаких других приборов. Кормили отвратительно, а готовкой занималась странная женщина в цветном платке с тяжелым взглядом. Она отдавала остатки еды местным собакам.
– Раньше было еще хуже, – сказал Демьен. Он проводил здесь каникулы уже третий год. Я запомнил его из-за шрама на подбородке, полученном в результате ожога утюгом. Мельчайшие шрамы сплетались в единую цепочку, делали его кожу беззащитной, тонкой. Однажды мы уединились в сарае и интеллигентно раскурили косячок.
– Почему никто не жалуется? – спрашивал я.
Демьен пожал плечами. Его лицо отражало всю суть внутренних противоречий и комплексов. Он ел молча, сидел вдалеке ото всех.
– Приходится есть.
Вечером я украл персик и впервые попробовал спаржу. Я был готов есть ее сутками, потому что это растение похоже на курицу, а от риса меня почти тошнило. Общая покорность и безобразная пища слегка угнетали, зато в избытке присутствовали такие предметы роскоши как алкоголь и таблетки, а главное кетчуп. С ним котлеты казались съедобными.
Вожатые пытались отвлечь внимание от убогого убранства лагеря и придумали активную культурную программу. Пока они развлекались, я спал в сарае.
Туалеты напоминали покосившуюся сторожку. Меня немного обескураживал едкий, гнетущий аромат гнили, мертвецов и зловония.
Нашему вожатому было Яну тридцать лет. Он рассказывал о малярии и африканских скорпионах, а между делом повторял как сильно любит детей.
*
Окна не закрывались до конца и ночью бывало прохладно. Утром я просыпался первым, потому что солнце прыгало мне в лицо. Через пять дней я попробовал крепкий напиток вместе с Демьеном и даже оставил запись в блокноте:
12 июля, пятница
Темно-синее небо хмурится и кричит, озаренное молниями. Все спят. Сейчас два часа ночи, я наконец-то нашел батарейки для фонарика и могу написать. Едва ли мне пригодятся эти записки в будущем, но я должен исповедаться.
Алкоголь влияет на меня отрицательно. Однажды я выпил некий коктейль на дне рождении Виктории, после чего меня прибило к асфальту рядом с проезжей частью.
Вчера ко мне пришла маленькая фея и размахивала волшебной палочкой. Когда я в таком состоянии, то могу наблюдать как белые тени кружат надо мной в поисках свежего корма. Еще не отошел от вчерашнего, обнимаюсь с вонючим ведром для мытья полов.
Тебе надо расслабиться, сказал Демьен. Мне хватило одного бокала, чтобы почувствовать легкое головокружение и неукротимый позыв спрятаться за ближайшим оврагом.
На рассвете я все-таки доплелся до моря, чтобы умыться, и столкнулся с вожатым первого отряда. Он сидел под деревом в одних трусах и курил сигарету.
*
Свобода сплеталась с окружающей красотой и противостояла человеческим порокам, вот что мне нравилось. Вокруг цветы виноград скамейки и качели. Меня окружали гранатовые деревья, ветер дирижировал невидимым оркестром. Целых лес красных растений, вьющихся, с переливающимися листьями и плодами. Только представьте бесконечные лабиринты черно-красных лесов, запах крови и свежих фруктов. Игра воображения до сих пор не оставляет меня, раскидистые неухоженные леса наводят на мысли о просторе и угнетении.
С другой стороны, голые тела и расслабленность обострили мой нервоз. На пляже казалось, что меня критически изучают со всех сторон и выгляжу я кошмарно – тощий, неуклюжий, некрасивый. Паранойя захватывала мозг, я критически относился к самому себе, иногда испытывал неприятие и осуждение. Но усилием воли я останавливал поток негативных убеждений, держал себя в руках и созерцал красоту, наслаждаюсь фейерверками волн и красок.
*
На побережье я украл два важных впечатления.
В первый день моего пребывания в лагере группа отправилась на прогулку. Я впервые увидел настолько бескрайнее водное пространство. Берег усыпан чайками, на морской глади качаются желтые парусники. Белая луна подсматривает за отдыхающими.
Тучи ярко-синие с розовыми оранжевыми голубыми проблесками. Солнце горит из-за облаков, освещает поля камышей, играет на колосьях пшеницы. Достоевский был прав: утро без людей – это очень гармонично.
Мне хотелось отразить красоту хотя бы на бумаге. Я никогда не видел ничего прекраснее, это затмевало горечь, отвлекало от домашних разборок. Тогда я окончательно окреп в побуждении заняться писательской деятельностью, решил бросить на это все силы.
Но сам лагерь был ужасен и каждый день я строил план побега, пока не узнал, что Демьен занимается в спортивных секциях, точнее, в двух, – он стрелял и играл в шахматы.
– Хорошо, – он всегда оставался немногословным и говорил односложно. – Попадаю в цель.
Я не слишком заинтересовался этой информацией, пока меня не начали преследовать навязчивые воспоминания. У ларька я увидел черноволосую девушку, похожую на сестру. Она купила ванильное мороженое и скрылась за дверью прачечной.
Тогда я подумал: сколько можно? Энергия копилась, а выплеснуть ее было некуда, тревога и бессонница жрали мои слабые нервы. Утром я проснулся в постели, где меня посетила острая мысль – я принял решение посетить стрелковый клуб.
Я никогда не стрелял, только пару раз вертел в руках ружье деда. Но здесь я испытал невероятное рвение – мне хотелось учиться и попадать в черные точки быстро и точно. Я помогал Яну с уборкой, чем быстро заслужил его одобрение. Так я мог рассчитывать на дополнительную помощь.
Свободное время я тратил на новое развлечение. Тогда я воспринимал стрельбу как попытку отвлечься.
– Получается у тебя прилично, – Ян задумчиво потирал коленку и разглядывал мишень. – Дам тебе телефон знакомого своего. Он занимается профессионально, живет рядом с твоей деревней, соседний город.
Волны переливались под слепящим солнцем, колыхались, поднимались, разбивались о берег, образуя белую жемчужную пену. Кричали чайки, птицы опускались к воде, стремительно пролетая, возвышались и удалялись постепенно, оставляя маленький след на горизонте.
Я уезжал из лагеря разочарованным, но отдохнувшим, а еще с новыми навыками. Мама встретила меня на вокзале и сказала, что я выгляжу намного лучше.
Себастьян
В минуты заката и раннего полумесяца природа являет всю силу своей обнаженной красоты. Все становится величественным и неторопливым. В такое время я наиболее четко осознавал нелепость собственных желаний, а еще в подробностях представлял трудности, которые меня ожидают.
После возвращения из лагеря я навсегда переехал в библиотеку. Потные, зажравшиеся, пьяные рожи приводили меня в уныние. Лучше заняться литературой, пока я не загремел в тюрьму.
В августе бабушка все-таки дозвонилась до меня и настоятельно пригласила для работы в саду. Она обещала платить небольшие суммы, а я решил, что мне это вполне пригодится в будущем, если задумаю накопить на билет и уехать в другой город. После смерти Виктории она отреклась от божьих замыслов и относилась ко мне снисходительно, настолько, что я без страха и отвращения мог находиться с ней за одним столом.
Первую неделю я стриг газон на лужайке, пока чертовы гномы в оранжевых колпаках оживали и хихикали над моей несчастной судьбой. Я копал землю, собирал яблоки, выращивал помидоры как юный фермер. Семья использовала мои возможности в корыстных целях. Меня выжали и встряхнули как спелый лимон.
Все изменилось после десятого августа, когда бабуля поспешила представить мне нового арендатора. Я отметил это событие в дневнике:
11 августа, воскресенье
Бабуля говорит, что писатели не зарабатывают денег, обычно они становятся наркоманами. Зря заговорил с ней о литературе.
В комнате на чердаке теперь живет Себастьян; ему 24 года, немец, он работал учителем литературы, но в мае бросил школу, чтобы писать книги и изучать ботанику. У нас одинаковые глаза – синие, c черным ореолом. Себастьян говорит, что работает над вторым романом о растениях-убийцах и сумасшедшем фермере. Я никогда не видел настоящего писателя и внимательно слушал.
– Скажи, а где можно почитать твою первую книгу?
– Я тебе принесу. Честно говоря, встретили ее довольно прохладно, но читатели не слишком восприимчивы к постмодернизму.
После обеда мне пришлось выкопать помидоры и гладиолусы, собрать яблоки и начать активную работу по уборке листьев на фоне черного леса. Себастьян срезал кусты у забора и курил.
*
Позже вечером я читал «Сто лет одиночества» в библиотеке. Куча персонажей с одинаковыми именами, инцест каждые пять страниц и золотые рыбки – приятные пятничные чтения. Я практически дочитывал роман, когда принял решение – отредактировать часть своих стихотворений и принести их Себастьяну. Во-первых, мне нужен читатель. Во-вторых, хоть с кем-то я смогу поговорить о своем увлечении.
Мне понадобилось пять дней, чтобы привести записи в порядок, я даже перепечатал их на ноутбуке. Таисия Вильгельминовна подкармливала меня пирожными, но с расспросами не приставала, и за это я был благодарен еще больше.
После знакомства с Себастьяном я убедился, что я должен с ним заговорить еще раз, обязательно должен, вполне вероятно это изменит всю мою жизнь. У меня не было друзей, не было хобби, ничего у меня не было, кроме впечатляющего набора комплексов и неуверенности в себе.
Вот хронология начала нашего сотрудничества.
13 августа, вторник
Перед дискуссией Себастьян заваривает травянистый напиток в музыкальном чайнике. При нагреве чайник издает звук, похожий на рев парохода, прибывающего в гавань.
– Знаешь, было довольно легко написать первый роман, – Себастьян помешивал ложечкой какао и листал книжку с картинками в зеленой обложке.
– Почему? Как появилась твоя идея?
– Личный опыт, – он посмотрел на меня. – Разочарования юности дают свои плоды. В старости ты их либо срываешь, либо они так и остаются гнить. Весь сюжет основан на моей биографии.
Сегодня Себастьян явно расположен к философской беседе.
– Хочешь сказать, что нужно писать только правду?
– Конечно, правду с художественным вымыслом. – Себастьян добавил немного сахара в чашку. – Просто нужно уметь ее грамотно маскировать.
Бабушка принесла свежий пирог с грибами. На обратном пути Себастьян посоветовал мне застегнуть курточку, ведь на улице становится прохладно.
14 августа, среда
Бабушка говорит, что Себастьян хороший и вежливый мальчик. Она кормит его и гладит утюгом разноцветные рубашечки в клеточку (красный – понедельник, желтый – среда).
