Читать книгу Альвитания - Тимур Векслер - Страница 1

            Альвитания.

Телефонный звонок в 4 утра никогда не предвещает ничего хорошего. Звук был выключен, поэтому мобильник светился и гудел на зеркальный тумбочке, как злобный робот-светлячок.

– Кто это, к чертям собачим? – думал я – Заболел один из родственников? Друзья-идиоты перепили и разбились на машине? Сестра всё-таки поймала мужа-гуляку с любовницей?

Я раздраженно взял телефон, отключил его от зарядки и косо посмотрел на экран, стараясь не держать его прямо перед глазами. Все было значительно хуже – звонил босс. Трэви был хороший мужик, правда очень неорганизованный, чем меня всегда раздражал, я искренне удивлялся, как он мог добиться таких успехов с бизнесе, будучи полным разгильдяем. Он мне доверял слепо. Я был вторым лицом компании.

– Данни, ты имеешь на босса компромат – шутили в офисе – у тебя явно есть фотографии его пьяного с полуголыми стриптизёршами, он так тебе благоволит.

На самом деле я просто хорошо работал. На фоне полной деградации рабочей силы в стране, я чувствовал себя одним из последних нормальных людей. Я довожу до успешного конца любую начатую работу. Я спасаю любой провальный проект, как бы мне не мешали подчинённые. И дело совсем не в деньгах и престиже. Я имею некую маниакальную преданность работе. Я отношусь к корпоративному заданию, как к сакральный цели, и служу как солдат, как преданный самурай. Я не верю в гороскопы. Как каждый человек, который не верит в гороскопы, я их читаю. Я родился в год железный собаки. Железная собака никогда не теряет след.

Тяжело вздохнув, я перезвонил, другого выхода не было. Босс ответил сразу.

– Спасибо что быстро набрал – начал он – ты завтра летишь в Альвитанию. Страна открывается для инвестиций, их правительство проводит тендер на люкративные контракты, там девственные леса, полезные ископаемые, может даже нефть. Есть море, можно строить отели. Летишь всего на три дня, я уже сделал билеты, отель самый лучший, в центре их столицы. Там конференция, ты представляешь нашу компанию, мы будем одни из первых в этом новом рынке.

Мне очень хотелось сказать, что я потерял паспорт, но я вспомнил, что мне скоро в отпуск и эта ложь может ударить обратно.

– Куданию? – Не удержался съязвить я.

– Херанию – тупо пошутил босс – Виза на короткую бизнес-поездку туда не нужна, летишь завтра, то есть уже сегодня, собирай вещи, я пришлю за тобой машину через два часа. По приезду мы сможем обсудить твое будущее партнёрство в фирме.

Я поел завтрак в бизнес-лаунж, плюхнулся в сиденье первого класса, отказался от кофе, выпил вместо этого шампанское, и проснулся в Альвитании. Паспортный контроль был нудный, задавали много вопросов, и долго мусолили мой паспорт. После таможни меня ждал стандартный водитель с бумажкой, на которой, словно детской рукой, было нацарапано моё имя. Отель был неплохой, и не очень большой, ровно как я люблю. Я разложил вещи, помылся и спустился в лобби-бар чтобы что-нибудь перекусить. Меню было, как и принято в сетевых отелях международным, я заказал стэйк с салатом и двойной односолодовый виски безо льда. Официант представился Мэлвином и долго подобострастно хвалил мой выбор виски. В баре сидели три отельные проститутки. Одна была старой и толстой, другая видавшей виды блондинкой, а третья миловидной, молодой и худенькой брюнеткой. По ней было видно, что она в этом бизнесе недавно.

– А эта вполне ничего – подумал я.

Отогнав эту нездоровую мысль, я принялся за виски. Старая потасканная блядь встала с барного стула и подошла ко мне с типовым:

– Hey baby, do you want some company tonight?

– No thank you, I have everything I need – Технично отшил я её.

Mэлвин принёс салат.

– Какими судьбами в нашей дыре? – спросил он.

– Конференция – ответил я.

– Уважаю тех кто приезжают сюда по работе – сказал мне Мэлвин – Люди ездят сюда охотиться, дешёвые бабы, наркотики, ну Экотуризм сейчас пошёл.

Я доел салат, допил виски, расплатился, оставив хорошие чаевые, и пошёл к выходу.

– Спасибо, сэр – кричал мне вслед Мэлвин.

Я махнул ему рукой, не оглядываясь, и вышел на улицу. Альвитания была типичной страной третьего мира. На центральном проспекте стояли несколько сетевых отелей, посольства крупных держав, и бутики мировых брэндов. Потом несколько кварталов стандартных кубических жилых домов. А дальше трущобы, где нет мостовой, и покосившиеся хибары грозятся упасть на старые автомобили. Дети в рванье играют в футбол на проезжей части изодранным мячом. И люди, люди в трущобах всегда сидят на улице, видимо в домах у них ещё хуже. Я не боюсь ничего. Я служил в армии, занимался единоборствами. Ну и даже если пришьют меня за мои дорогие часы, ну и что, не буду больше мучиться, не надо будет ездить по командировкам. Но люди это чувствуют, и никто никогда со мной не задирается. Я шёл вперёд, с интересом разглядывая новое место, пока не набрел на уютный парк. Это был стандартный прямоугольный парк, явно построенный в колониальные времена: колоннады неухоженных деревьев обрамляли пожелтевшие газоны, белые обветшавшие статуи окружали фонтан с тритонами в центре парка. Я сел на скамейку, положил руки за голову, вытянул ноги, и наконец расслабился.

– Ещё сегодня утром я был дома – грустно подумал я.

По треснувшим плитам парковой аллеи послышался отчётливый стук каблуков. Я машинально подняла глаза. В мою сторону по аллее парка шла девушка. Вначале она мне показалась неотличимой от других местных девушек, которых я видел сегодня на улицах города, но когда подошла близко, то вызвала во мне интерес. Она была среднего роста, чуть ниже меня. Худые, но не слишком худые, сильные ноги. Терпеть не могу толстые ноги. Особенно икры. Крепкие бёдра. Аппетитная, и не слишком большая попа. Сумасшедше тонкая талия. Средних размеров «стоячая» грудь. Не по-пошлому большая, и не слишком маленькая. У неё были длинные блестящие чёрные прямые волосы. Большие коричневые глаза. И чувственные пухлые губы. Она быстро посмотрела на меня, потом отвела глаза, и смотря чётко вперёд, прошла мимо. Она сразу заметила во мне иностранца, из-за моей одежды и либеральной позы. Было заметно что я ей понравился, но она походила на приличную девушку, и не могла позволить себе флиртовать с интуристом. Я вскочил со скамейки и догнал её.

– Красавица – начал я – это не в моих правилах знакомиться с людьми на улице, и я уверен что не ваших тоже. Пожалуйста, простите мою наглость, и уделите мне 2 минуты времени. Я вас умоляю.

Она прошла по инерции два шага вперёд, потом остановилась, оглянувшись вполоборота и растеряно, но радостно улыбнулась. Я поравнялся с ней и стал лицом к лицу.

– Меня зовут Данни, я здесь в командировке, я не женат, я не донжуан, вы самая красивая девушка, которую я видел в своей жизни, скажите, как вас зовут?

Она засмеялась, отвернувшись, потом закрыла лицо руками. Повернувшись ко мне, она улыбнулась, застенчиво и счастливо.

– Меня зовут Мика – сказала она.

– Скажите, Мика, могу ли я вас пригласить где-нибудь посидеть 10 минут, выпить кофе, чтобы я мог рассказать вам о себе, а вы о себе?

Мы сидели на улице на плетёных стульях, пили кофе, а кофе очень хорош в этих странах, и разговаривали. Ей 25. Она студентка. Живёт в общежитии. По вечерам и по выходным подрабатывает в магазине одежды. Родом из провинции. У неё есть младший брат. Мама домохозяйка. Отец рыбак. Мы проболтали около часа, потом обменялись телефонами и договорились встретиться вечером.

– Я только что купила свой первый мобильник! – с радостью сказала она и достала из сумочки допотопный телефон неизвестного мне третьесортного бренда.

Вечером она заехала со мной в отель на разбитом старом автомобиле. За рулём сидел чёрный худощавый парень.

– Это мой кузен Роэльми – сказала Мика.

Мы поехали где-нибудь посидеть. Мне понравилось место, которое она выбрала. Это не была типовая дискотека для туристов, где странного вида белые пенсионеры охотятся на экзотических красоток. Кафе было практически целиком на улице, играла разномастная группа, стучали тамтамы, полная темнокожая женщина танцевала с тощим беззубым стариком. Плохо одетые люди пили пиво из бутылок и общались. Слышался смех. Мы сели в уголке, и никто не обращал нас внимания. Роэльми остался на улице с машиной, болтал с другими водителями, которые ждали загулявших клиентов. Мы разговаривали долго, пили пиво, потом коктейли, потом ром. Я имею серьезную резистенцию к алкоголю (долгие годы тренировок:), но Мика была пьяна. Она была одета в короткую белую юбку и красную кофту с длинными рукавами. В рукавах были вырезы, которые обнажали её плечи. На ней были чёрные туфли на довольно высоком каблуке. Я положил руку на её ногу. Она уткнулась носом и губами мне в шею. Я медленно провёл левой ладонью по её ноге вверх, опустив пальцы между ног, и немного задрал ей юбку. Потом вниз, насколько могла достать моя рука, чуть-чуть ниже колена. Я прильнул к её лицу, щека к щеке.

– Мика – шепнул я – ты мне очень нравишься, я имею грандиозное уважение к тебе, но жизнь так коротка, и я скоро уезжаю, могу ли я осмелиться пригласить тебя к себе в номер?

– Хорошо – ответила она.

Я расплатился, счёт был мизерным, все стоило копейки. Мика что-то сказала Роэльми на своем диалекте, и он молча отвёз кузину с малознакомым иностранцем в отель.

– Сколько я ему должен? – спросил я.

– Потом разберёмся, это семья – ответила Мика.

В номере она попросилась в душ. Она вышла оттуда, замотанная в белое полотенце. От неё пахло водой, душем, свежестью, незнакомыми мне духами, и чем-то новым, другим, деревом, или дымом, или экзотическим лесом, её страной. Я притянул её к себе и поцеловал в губы. Они были мягкими и податливыми. Я развязал её полотенце и оно упало на пол. Я прижал её к себе, и медленно провёл правой ладонью вдоль её тела. Она обвила мою шею своими руками. Не прерывая поцелуя, я осторожно сжал правой рукой её ягодицу, а левой грудь. Попа была мягкой, а грудь упругой и юной. Её тело трепетало от моих прикосновений. Чувствовалось, что девушка ещё не очень опытная не в физическом, ни в романтическом аспектах отношений. Мы молча занимались сексом остаток ночи и все утро, а потом уснули на измятых простынях, насытившись друг другом, как два голодных зверя. Звукоизоляция в номере была хорошая, и двойные плотные шторы. Мы проспали весь день, периодически просыпаясь, пили воду, вяло ласкали друг друга, и снова любили, в полусне и изнеможении. Вечером кое-как привели себя в порядок и спустились в лобби перекусить. Было 8 вечера. Мэлвин встретил нас ехидный улыбкой.

– Конференция, говоришь? Ну-ну, бизнесмен, ага, а мимо наших девочек пройти-то не смог, ну чем богаты, уж извини, господин интурист, добро пожаловать в Альвитанию – выражала его ухмылка.

– Доброе утро – приветствовал я его, не подумав спросонья.

Мика села на кушетку, и тихо засмеялась, закинув голову назад и закрыв лицо руками. Не накрашенная она мне нравилась ещё больше. Барные проститутки смотрели на нас с презрительным интересом. Толстая отвернулась, а потасканная блондинка наклонилась к ней, скривив рот.

– Мы ему видите ли не подходим, свежачка захотелось, ну ладно ладно, наслаждайся, поматросишь и бросишь, денег дашь на прощание, так ей же понравится, она с нами здесь четвёртой сядет, будет тебя здесь дожидаться, любовничек. – я представил себе их разговор.

Конференцию я помню плохо. Были какие-то контакты, лекции, я встречался с людьми, брал телефоны, обменивался визитками. Сославшись на открывшиеся возможности, я выпросил у босса ещё несколько дней. Наступили выходные, и мы с Микой поехали в деревню. Её семья встретила меня как родного. Они жили в просторном деревянном доме недалеко от моря. Дом много раз достраивался, видимо в течение многих поколений, и напоминал большую несуразную хижину. Туалет не работал. Душа в доме не было. Также как и горячей воды. Воду нагревали в цинковом ведре на плите в кухне, а потом несли его в ванную комнату чтобы помыться. Единственным источником воды в доме была резиновая труба протянутая из сада в окно кухни. Вначале мне мешала толщина стен, в спальне я слышал все что происходит в доме, и я думаю что они слышали нас. Но потом я привык. Утром кричали петухи. Отец Мики был смуглый, высокий, смирившийся с жизнью человек. Я помню его грубые руки, походившие на клешни. Мама была полной, почти круглой и всегда улыбалась мне. Нас кормили свежепойманной рыбой, потом забили поросёнка. Я ожидал, что отец Мики выберет время чтобы отвезти меня в сторону и обсудить мои отношения с его дочерью, но этого не случилось. Её родители отнеслись к нашему роману, как к чему-то совершенно обыденному. Время пролетело быстро. Мы лежали в кровати. Шел дождь.

– Ты поедешь в город проводить меня на самолёт завтра? – спросил я.

– Я хочу чтоб завтра тоже был дождик и самолёт не улетел – она выпрямила ноги и забарабанила босыми ступнями по постели.

– Останься здесь – сказала она – Не уезжай. Что тебе там?

– У меня работа, Мика, обязательства. У меня есть дом, машина, счета. Если я не буду работать, на что мы будем жить? На что я буду приезжать к тебе? Чтобы купить билеты на самолёт тоже нужны деньги.

– Дом у нас есть, ты можешь работать с моим отцом, можешь открыть бизнес, мы как-нибудь проживём.

– Я заберу тебя отсюда. Ты цветок, понимаешь, экзотический цветок, который я нашел в джунглях. Ты не создана для этой жизни. Я заберу тебя из этой страны, я пересажу свой цветок в благодатную почву. Неужели ты не хочешь уехать отсюда?

– Я хочу быть там где ты. – сказала она и замолчала.

В аэропорту она долго не могла выпустить меня из своих объятий. Мы прощались несколько раз, но она всегда возвращалась, вешалось мне на шею, до неприличия трогая моё тело. Наконец она отпустила меня. Рейс был ранний, она был усталой, не выспавшейся, и уже не казалась такой красивой.

На паспортном контроле клерк полистал мой паспорт, попросил меня подождать и куда-то позвонил. Ко мне подошла женщина в форме, взяла у клерка мой паспорт, и попросила следовать за ней. Она привела меня в маленькую комнату где за обшарпанном столом на раскладном стуле сидел офицер. На столе передним стоял допотопный компьютер. Он полистал мой паспорт, потом что-то проверил в мониторе.

– Какова была цель вашего визита в Альвитанию?

– Конференция.

– Конференция закончилась четыре дня назад, почему решили задержаться?

– Бизнес-контакты, я познакомился с очень многими важными людьми, и появилась работа который нужно было сделать.

– Только бизнес? Были ли какие-то неформальный контакты? Друзья? Женщина?

– Нет – ответил я – только работа.

– Где вы останавливались?

– Отель.

– И только? Вы не были в гостях, не жили ни у кого из граждан нашей страны?

– Нет – ответил я.

Это идиотская ситуация меня скорее смешила, чем раздражала. Он сделал вид что проверяет что-то в компьютере.

– Господин Данни, вы нарушили визовый режим прибывания в нашей стране, и к сожалению, вы не сможете сюда больше приехать.

Я с открытой снисходительностью посмотрел на него, и не воспринял этой угрозы серьезно.

– Что ты понимаешь, обезьяна в форме. С контрактами, которые получит наша фирма я буду вхож к министрам. Ваше правительство тотально коррумпировано. В странах, как ваши за деньги делается всё. У вас же нет ничего, кроме бананов, моря и баб. Программа, на на которой ты сейчас работаешь скорее всего сделана инженерами из моей страны. Да и сам компьютер, наверняка был продан вам в тридорого, после того как простоял лет 10 в нашей провинциальной библиотеке. Наши инструктора тренируют вашу армию и полицию, да и ты сам, уверен, проходил стажировку у наших ребят. И вернусь сюда через месяц и ты будешь нести мои чемоданы, туземец. – думал я.

– Доброй вам дороги домой, спасибо что посетили Альвитанию – он сделал какую-то пометку в компьютере и протянул мне паспорт.

Я ничего не стал покупать в дьюти-фри, все что я хотел от этой страны, я уже получил.

– Я сделаю ей визу студентки, поступлю её куда-нибудь учиться – размышлял я, ожидая посадки – или можно объявить её незаменимым специалистом и попытаться выбить бизнес визу, или можно пригласить её на какой-нибудь конференцию.

– В самом крайнем случае, если ей не дадут визу, я всегда смогу устроить её жизнь здесь. В Альвитании всё стоит гроши. Я куплю ей дом. Можно купить земли, построить супермаркет. Или отель. Или и то и другое. Я поставлю её менеджером. Устрою туда работать всю её семью. Таким образом можно убить двух зайцев. – я мысленно устраивал будущее Мики.

Я позавтракал в самолёте, выпил, и проснулся дома, в цивилизации. По приезду, я с головой окунулся в работу. Дел было много, и я брался за них с рвением и страстью. Я решил не звонить ей какое-то время, хотел точно знать что люблю её. Прошла неделя. Мы пообедали с боссом, я выпил несколько бокалов красного вина. Наступали выходные, я гнал новёхонькую машину по прекрасному шоссе. Дорога в моем направлении была свободна, а в противоположном стола жуткая пробка. Люди ехали за город.

– Толпитесь, толпитесь – сказал я им – стоять два часа в пробке для того чтобы пожарить вонючее барбекью и пить дешёвое пиво со сварливыми в жёнами в окружении хнычащих детей? У меня роман с самой красивой женщиной на свете. У меня впереди столько счастья, только счастье. А вы рабы, и умрёте рабами, так и не высунув свои муравьиные морды из кучи навоза, которую вы называете жизнью.

Я был в прекрасном настроении, моя душа пела. Я набрал её номер. Связи не было.

– Барахлит что-то в их деревне – решил я.

Я стал звонить ей каждый день. Телефон не работал. Я пытался найти папку с документами и визитками, которая осталась у меня после поездки, но её нигде не было. Обескураженный, я взял планшетку и вбил в поисковик «посольство Альвитании». Результатов не было. Консульство Альвитании? Представительство Альвитании? Альвитания? Совершенно растерянный, я пытался найти Альвитанию на карте, но я так безалаберно отнёсся к этой командировке, что не знал в какой части света находится страна. Я позвонил своему другу, который преподавал в колледже, он соединил меня с факультетом географии, но никто про Альвитанию даже не слышал. Я ощутил странную прохладу в животе, потом она поднялась вверх, стиснула моё сердце и разлилась волной холодной дрожи по рукам и ногам. Я стал задыхаться и у меня закружилась голова. Я провёл бессонную ночь, в 03:00 выпил пол бутылки портвейна и наконец отключился. Утром я поймал босса в коридоре.

– Трэви, – обратился к нему я – что с этими контрактами в Альвитании, что-нибудь получилось?

– Какой Альвитании?

– Помнишь я был на конференции две недели назад, перспективная страна третьего мира, инвестиции, недвижимость, леса? Ты мне ещё партнёрство обещал.

– Не до этого сейчас. Приоритеты компании изменились. Вчера сгорел склад в провинции. Идиоты-работники устроили вечеринку на выходные, жарили барбекью, напились пива прямо на работе, к тому же кретин-менеджер эту вакханалию разрешил. Ты летишь туда сегодня, посмотри что можно спасти из сырья, составь список чего нужно заказать, надо срочно восстанавливать склад, найми кого-нибудь из местных строителей. Обязательно проведи тендер чтобы нас не надули. Про партнёрство я не забыл.

Босс скрылся в своем кабинете. Партнёрство он мне никогда не дал. Через некоторое время я осторожно открыл свою компанию и увёл у него половину клиентов. Прошло 20 лет. У меня ряд процветающих бизнесов, несколько домов. Я состоятельный и уважаемый человек. Люди мне завидуют и отвратительно лебезят передо мной. Все называют меня боссом. Я дважды неудачно женился, мои дети от разных женщин учатся в хороших частных школах. У меня очень дорогая машина. Я встречаюсь с длинноногой голубоглазой красавицей. Недавно я сделал пластическую операцию, чтобы моложе выглядеть. Я хожу в спортзал и сижу на диете. Я очень несчастлив. Я прожил свою жизнь на автопилоте, как в полусне. Я пуст внутри как мумия. Моя душа, моё сердце были вырваны, выхолощены из меня много лет назад. Я зомби. Я собрал свою судьбу из деталей по чертежу. Я пью. Когда я прихожу домой с работы, я бросаю портфель у двери и сразу иду к бару, не разуваясь, по дорогому ковру, наливаю себе стакан виски, и пью его залпом. Потом срываю себя одежду, бросаю её на пол, как мой сын третьеклассник, ложусь в одних трусах на кушетку ручной работы, которую я заказал за океаном, закидываю ноги на спинку, и долго цежу второй стакан. Иногда я беру в руки глобус, верчу его в руках, и ищу на нём Альвитанию

Даниэлла.

«… Понял я, что в милиции делала,             моя с первого взгляда, любовь…»

В. Высоцкий, «Птица белая».

В Бищарании нашли нефть. Фрэнку нужно было срочно лететь туда. Набирать и тренировать людей, строить инфраструктуру, землю фирма уже купила.

Такого жуткого аэропорта он ещё не видел. Ветхое покосившееся здание, крытое соломой. Рядом ржавели несколько полуразвалившихся военных самолётов. Новехонький американский авиалайнер, гудя, катился по взлётной полосе, выглядя как инопланетный звездолет, почему-то приземлившийся на далёкую, Богом забытую планету.

Работы было много. Утром спортзал, скудный отельный завтрак, деловые встречи, огромное количество телефонных звонков, имэйлы, постоянные отчёты начальству. Вечером Skype с семьёй.

Суббота выдалось солнечной, отель был прямо на берегу моря, и Фрэнк с удовольствием растянулся на шезлонге.

– Боже, как холодно и неуютно сейчас в Бостоне – подумал он.

После пляжа Фрэнк наконец-то выспался, был вечер и ему было совершенно нечего делать. Он немного устал от работы, неделя была занятой.

– Может махнуть, пошариться, посмотреть, что у них здесь за ночная жизнь? – вдруг подумал он – всё-таки суббота вечер.

Он вспомнил, как по-молодости, они с дружками гоняли на старом спортивном Додже по ночному Бостону. Ребята были крепкими, как на подбор, никто не смел с ними задираться. Подработки, карманные деньги, ночные клубы, девчонки.

Фрэнк принял душ, оделся и спустился в лобби.

Он хорошо говорил на местном диалекте и обратился швейцару на слэнге:

– Какой тут у вас самый центровой клубешник?

Швейцар оторопел. Он не ожидал такой речи от солидного белого джентельмена.

Пока ехало такси, Фрэнк выпил коньяк и двойной эспрессо, чтобы окончательно проснуться. Клуб назывался Dolce Vita.

– Dolce Vita Бищарании – вздохнул Фрэнк.

Клуб был безобразным. Маленький, грязный, обшарпанный, за засаленными деревянными столиками сидели группы людей. Возле бара стояла дюжина неопрятных, аляповато одетых, потасканных баб. Все столики были заняты, и Фрэнку пришлось встать у бара. Он заказал коктейль и с неприкрытым ужасом разглядывал заведение.

– Выпью два дринька, чтобы меня разобрало, и домой, спать – думал он.

И тут он увидел её. В бар вошла худая высокая брюнетка, длинные гладкие чёрные волосы, словно волны тёмного шелка ниспадали на её голые плечи. Челюсть и нос немного выдавалась вперёд, как это часто бывает у латино-американских женщин, делая лицо ещё более чувственным. На ней были потёртые голубые джинсы и белая майка с лямками. На руке очень красивая татуировка, которая ей шла. Розовый куст поднимался вверх, цветы, листья и веточки ползли по плечу и струились по груди.

– Привет, Томми – сказала она бармену – мне одно пиво с собой.

Фрэнк понял, что она сейчас уйдёт. Он быстро подошел к ней и взял её за локоть.

– Добрый вечер, красавица.

Девушка оторопела, как бы нехотя оглянулась, и сжав губы ответила:

– Добрый вечер.

Бармен подал ей бутылку пива, замотанную в салфетку. Фрэнк поднял свой коктейль:

– За знакомство. Меня зовут Фрэнк.

– Даниэлла – ответила она.

Они чокнулись.

– Счёт на мне – сказал Фрэнк бармену.

Все столики были заняты, они стояли у бара и разговаривали. Один дриньк шёл за другим. Фрэнк рассказывал ей о Бостоне, об Америке, о своей учёбе, работе, показал ей фотографии снега. Честно сказал, что женат. Мимо бара шла безвкусно одетая некрасивая чёрная девушка. Она была на высоких каблуках, на которых не умела ходить, её тело наклонилось вперёд, и она неуклюже телепала, как подраненная птица. Даниэлла шагнула к ней, раскрыв объятия.

– Чукки!

Они обнялись и расцеловались.

– Это мой друг, Фрэнк – Даниэлла представила его.

К ужасу Фрэнка, Чукки заключила его в объятия и поцеловала в щёку.

– Купи ей пива – сказала Даниэлла.

– Окей, пиво для Чукки, пожалуйста – Фрэнк удивлённо сказал бармену.

Чукки взяла пиво, не сказав спасибо, направилась в дальний угол клуба, где за столиком сидели два пожилых итальянца, и села одному из них на колени.

– Ну у тебя и подруга – сказал Фрэнк.

– Что здесь такого? – ответила Даниэлла – здесь это нормально.

– А что, ты тоже? – спросил Фрэнк.

– Да, я иногда сплю с иностранцами за деньги – Даниэлла ответила, глядя ему прямо в глаза.

– Ну и сколько у тебя их было, сотня, две?

– Нет, почему сто?

Она стала совершенно наивно считать на пальцах, и загнув большой палец, подняла руку вверх.

– Четыре – сказала она.

Фрэнк был обескуражен, девушка ему очень нравилась, но платить за секс было не в его правилах.

– Только из-за необходимости, я не проститутка – продолжала Даниэлла.

– А со мной ты пойдёшь сегодня? – в открытую спросил Фрэнк.

– Да – ответила она – ты мне нравишься. А подарок будет?

– Сколько?

– А сколько не жалко, я же не проститутка.

Разговор дальше не клеился.

– Я хочу есть – вдруг сказала она.

Еды в клубе никакой не было, они вышли на улицу, прошли несколько кварталов по ночному городу, и сели в убогой забегаловке. Фрэнк не ел так поздно, он лениво щипал салат, а Даниэлла с жадностью набросилась на чизбургер. Фрэнк думал только обо одном, чтобы она быстрее доела свой бутерброд, отвезти её в гостиницу и лечь с ней в постель.

Они шли к такси. Из темноты появился высокий худощавый чёрный парень и достал нож.

– Деньги, часы, телефон – сказал он, как по накатанной. Чувствовалось, что эту фразу он говорит не в первый раз.

Фрэнк вырос в криминальном районе Бостона, всегда стоял за себя и повестись на примитивный разбой он не мог. Тем более на глазах у дамы, даже если она семи-про. Он был сыном полицейского, отец с детства учил его приемам самообороны. Фрэнк прыгнул навстречу бандиту, быстрым отработанным ударом левой руки отбил нож в сторону, обвил его руку своей, и скрутил, а правой нанёс хороший удар по печени. Грабитель присел. Сзади появился его напарник, он прыгнул Фрэнку на шею и стал душить его. Фрэнк обмяк. Первый грабитель вырвался, высвободив нож, делая это, он сильно порезал Фрэнку руку, а потом пырнул его в живот. Поняв, что времени на грабёж у них уже не осталось, бандиты исчезли в ночи. Даниэлла закричала. Из ночного клуба выбежали вышибалы. Скорая приехала быстро. Фрэнка стабилизировали, раны не были опасными для жизни.

– Ты едешь в госпиталь? – спросили Даниэллу санитары.

– Нет – ответила она и скрылась в темноте.

– Зарезали иностранца, меня же по мусарням затаскают. Как я им докажу, что это была не подстава? А от клейма валютной путаны, мне уже потом никогда не отмыться – думала девушка.

Обшарпанный потолок, простая железная кровать, в палате не было телевизора. Спец-рейс домой, много-недельная реабилитация, долгие баталии со страховой компанией за оплату лечения, бесконечные объяснения с женой и боссом, почему важная командировка обернулась ночной поножовщиной.

Даниэлла взяла такси. Такси было нелегальными и стоило недорого. У неё были припрятаны деньги на еду, но так как ужином её накормили, можно было добраться домой на машине. Она жила в пригороде, дорога была дальней, Даниэлла достала телефон и стала играть. Она сладко зевнула, стресс отпустил её.

– Интересный вечер – подумала она – денег заработать не получилось, зато очень вкусно поела.

Президент.

  « В тот день св. Маэль сел на берегу океана на             камень и почувствовал, что камень горяч. Он                   решил, что это от солнца, и возблагодарил                   создателя, не подозревая, что здесь только что             сидел диавол».

Анатоль Франс, Остров пингвинов.

«Вчера здесь стоял дьявол, на этом самом месте.             Эта трибуна, за которой я нахожусь, до сих пор             пахнет серой! Вчера с этой трибуны господин                   президент Соединённых Штатов, которого я                   называю “дьяволом”, говорил так, словно он                   является хозяином мира».

Из выступления Уго Чавеса на 61-й                   Генеральной       Ассамблее ООН в сентябре                   2006.

Старик Джей подошел к стеллажу и ещё раз посмотрел на фотографию сына. Шон больше не старел. Он всегда был молодым на этом фото, сделаным в год, когда его убили. Рослый счастливый красавец в форме элитного спецназа Морские Котики всегда счастливо улыбался с фотографии. На глазах Джея опять навернулись слёзы, а он-то думал, что уже все выплакал. Джей был корейцем, а его жена – мексиканкой, ребёнок получился очень интересной внешности, блестяще учился, занимался спортом. Не слушая протесты родителей, Шон хотел только идти по стопам отца, Джей было офицером спецназа. Несмотря на феноменальные успехи в школе, он отказался поступать в ВУЗ, и ушел в армию. Шон во всём подражал отцу. Джей был для него живой моделью мужчины. Отец тоже боготворил своего сына, хотя совершенно не одобрял его выбора профессии. Джей был иммигрантам во втором поколении, в школе толком не учился, потому что с малых лет помогал отцу в прачечной, которая приносила скудный доход. Он занимался спортом, в 14 имел чёрный пояс по тайквондо, спец-подразделения было для него единственным путём пробиться в жизни.

Джей вытер слёзы, потом неудержался, снял портрет сына с полки и поцеловал его в лоб.

– Сегодня этот день – прошептал он и вышел из комнаты.

В дверях он столкнулся с Хуанитой.

– Ты куда? – спросила она.

– На встречу с ветеранами – ответил Джей.

– Что вы там опять задумали? – спросила жена.

– Президент сегодня в городе, мы будем его встречать – ответил Джей.

– А вот почему ты форму попросить погладить – Хуанита скрылась на кухне.

Джей спустился в подвал. Америка давно перестала быть страной, которую он знал с детства. Демократия и свобода были пустыми словами. Либеральная и консервативная партии фактически слились в единый конгломерат управляющий силы и организовано передавали друг другу власть на подстроенных выборах, практически создав однопартийную систему. Если на биллютене выборщика есть два кандидата: Гитлер и Сталин, за кого отдать свой голос? Как выбирать между Саргоном III и Навуходоносором? Большие корпорации владели страной, создав единый грандиозный концерн и держали политиков на зарплате. Им принадлежала всё: земли, заводы, недвижимость, пресса. Малый и средний бизнес были уничтожены. В течение каждого нового кризиса, правящий страной мегаконцерн скупал оставшиеся независимые предприятия и жильё у населения. Америка всё больше и больше напоминала Советский Союз. Негласный альянс всесильного государственного аппарата и больших предприятий превратил некогда свободное население в бесправных наемных рабочих. Если человек получает зарплату, и потом отдает её большую часть за аренду квартиры, которая принадлежит тому же концерну, где он работает, а то что осталось тратит на покупку продуктов в супермаркете, который принадлежит этому же концерну, чем он отличается от раба? Новости, фильмы и теле-передачи, которые он смотрит тоже созданы этим же мега-концерном, учителя в школах, где учaться дети, получают свою зарплату из тех же рук, и те усердно штампуют поколения послушных рабов. Элита страны жила в закрытых поселениях и практически не общалась с обычными жителями. Высшее образование была доступно только их детям или одарённым выскочкам. Таким, как был Шон. А ведь его подразделение можно было спасти. Через свои связи Джей узнал, как Шон погиб. Это событие никогда не было предано огласке. Их отряд был на спец операции в далёкой стране и попал в засаду. Их окружили. Флот был совсем рядом, врагов можно было разбомбить, стереть с лица земли и вертолётами вытащить ребят из пекла. Но президент, посоветовавшись с генералитетом, решил что для начала полномасштабных военных действий в этой точке мира ещё не наступило время. Парни отстреливались до последнего патрона, потом пошли врукопашную. Никого не осталось в живых.

– Вот тебе «не оставим ни одного человека позади» – подумал Джей.

Прикрываясь войной, президент шел на третий срок, как Рузвельт во вторую мировую. Этого они не позволят. Америка не будет диктатурой. Обнищавший, безвольный, кастрированный народ послушным стадом следовал кнуту пастухов-убийц. Оружие было давно изъято у населения.

Их было около сотни стариков, все ветераны спецподразделений. Через свои контакты смогли раздобыть оружие и боеприпасы. Президент был сегодня в городе. Джей надел бронежилет, сшитый тайком в подвале из разномастных кусков кевлара, а поверх выглаженную Хуанитой форму. Он нацепил медали, а за пазуху засунул четырёх-ствольный обрез, который спроектировал и сделал сам из четырёх охотничьих ружей. Обрез был заряжен разрывными патронами на медведя.

Старики несколько раз тщательно отслеживали президентский кортеж и досконально выучили как работает охрана. Операция была продумана профессионально. Свой человек пропустил ветеранов в парадной форме через металлоискатель, и они заняли позицию впереди толпы по пути следования кортежа. Снайперы охранения засевшие на крышах были перебиты пенсионерами из горного спецназа. Дроны слежения обезврежены специальной программой украденной у русской контрразведки.

Когда кортеж въехал в центр города, и головная машина поравнялась с четвёртым окном дома номер 27, раздался чудовищной силы взрыв. Бронированный лимузин поднялся в воздух, а потом осел, рассыпая пуленепробиваемые стекла. Снайперы-старики с крыш снимали полицейских мотоциклистов и выскакивающую из машин охрану. Они знали что будет много жертв. Знали, что погибнут сотни мирных жителей. Их сограждан. А зачем вы пришли сюда? Поглазеть своими незрячими глазами на выборы диктатора? На каждом из ветеранов были сотни смертей, и за годы переваренной, переосмысленной крови, они свыклись с этой мыслью. Замыкающая машина кортежа была обстреляна из базук и загорелась, с первой и последней машинами обездвиженными, президентский кортеж был заперт в тесной улице старого города. Ветераны перемахнули через ограждение и бросились в атаку. Они забрасывали бронированные машины противотанковыми гранатами и расстреливали выбегающую из горящих автомобилей охрану. Пули свистели кругом. Жертв среди мирного населения было бессчетное количество. Полицейский вертолёт, пикирующий на место происшествия, был чётко сбит ракетой Стингер. Толпа стенала, пытаясь бежать, люди давили друг друга. Последние из ветеранов, оставшихся в живых, заняли позицию в хвосте кортежа, сдерживая, рвущийся к полю боя полицейский спецназ. Большая часть стариков полегли в перестрелке с охраной и мото-кортежем. Президентский лимузин горел. Наконец медленно открылась дверь, и Он шагнул наружу. Чёрный пиджак на президенте дымился, лицо обгорело, кожа отслаивалась от ожогов. Вид его было жалок. Уцелевшие телохранители закрыли собою президента, его вели под руки два верных опричника Бел Эйял и Мел Хиор. Они всегда были с ним. С самого начало его политической карьеры, во всех его предвыборных кампаниях, и занимали разные посты в его правительстве. Джей вскинул обрез и выстрелил четыре раза. Медвежьи пули пробивали бронежилеты, и четыре телохранителя президента упали замертво. Седовласый Майкл, когда-то лейтенант Зелёных Беретов, уверено срезал остальных из своего Калашникова. Джей встал на одно колено я открыл обрез. Дымящиеся гильзы посыпались на мостовую. Он перезарядил оружие. Пули стучали по бронежилету. Майкл упал, получив пулю в шею. Но от его пальбы в рядах охраны образовался маленький просвет. Джей оказался напротив президента.

– За Шона – сказал он и одновременно спустил все четыре курка.

Выстрел был неимоверной силы и его отбросило назад. В груди президента зияла дыра размером с блюдце. Джей почувствовал лёгкий укол и понял что получил пулю, но не знал куда. Он упал рядом с Майклом. Майкл умирал, кровь хлестала из раны на его шее. Джей протянул ему руку. Их глаза закрылись. Последние из ветеранов были перебиты. Посередине улицы, среди дымящихся машин, сел вертолёт, умирающего президента помчали в госпиталь. Выдающийся хирург Гинзбург был доставлен из дома. Доктор не мог поверить своим глазам. В груди президента дымилась огромная дыра, куда провалились повреждённые органы. От сердца практически ничего не осталось, треть лёгких были уничтожены. Но человек жил. У него был пульс.

– Анестезию – неуверенно сказал Гинзбург.

Огромная чёрная женщина анестезиолог по имени Сара стало пунктировать вену.

Кроме них в комнате находились операционная сестра Дженнифер, миловидная молодая блондинка, и верные помощники президента Бел Эйял и Мел Хиор. Всё тело президента было испещрено осколками разрывных пуль. Доктор взял пинцет и осторожно извлёк первый осколок. Вдруг ужасно запахло разлагающейся плотью. На их глазах тело президента стало разлагаться и превратилось в груду гниющего мяса. Стоял невыносимый смрад. Медики отшатнулись от операционного стола. Плоть лидера сгнила, и на столе, остался только скелет. Кости стали рассыпаться, как будто пролежали в земле тысячи лет, и вскоре на столе остался лишь тонкий слой праха напоминавшего по своим очертаниям контур человеческого тела. Вдруг на том месте, где должно было быть сердце, вспыхнул язык голубого пламени, и постепенно весь контур полыхнул голубым огнём. Огонь стал красным и уже лизал операционную лампу под потолком. Анастезиолог Сара упала в обморок, уронив своё огромное тело на пол. Бел Эйял и Мел Хиор безучастно наблюдали за происходящим. Пламя унялось, казалось контур тела поглотил его. На столе операционной теперь лежал огненный человек. Сквозь пламя было видно как внутри

пылающего гомункулуса возникают горящие органы: сердце, лёгкие, скелет, как по огненным жилам бежит пламя. Пламя унялось, и тело обтянулось кожей. Президент открыл глаза. Бел Эйял пошарил в железном шкафу в углу операционной, и услужливо подал ему синюю больничную робу. Сара пришла в себя и села. Увидев живого президента, она снова упала в обморок, ударившись головой о кафель. Президент оделся и неуверенно опустил босые ноги на холодный пол. Новое тело ещё плохо слушалось. Мельхиор помог ему встать и повёл к двери. Выходя, президент посмотрел на Белиала и кивнул в сторону доктора и операционной сестры. Когда дверь операционный закрылось за ними, Белиал достал из-под пиджака пистолет с глушителем и выстрелил доктору в лоб. Доктор упал, выронив пинцет с осколком, который так и держал в руках. Дженнифер закричала и размахивая руками забилась в угол операционной. С ней была истерика. Белиал очень не хотел в неё стрелять.

– Как она замечательно кричит – подумал он.

Было бы лучше её арестовать, надругаться над ней в камере и замучить до смерти. Он представил, как она будет кричать, когда он будет истязать её молодое тело. Но он знал какие неприятности ждут того, кто ослушивается Босса. Серьезные неприятности и на очень долгое время.

– Ну ладно хватит с меня этого крика – Белиал с удовольствием выстрелил в неё несколько раз и Дженнифер затихла. Только обрушенные ею при падении медицинские инструменты, звенели, падая на пол. Белиал выстрелил в голову Саре, убрал пистолет под пиджак и вышел из операционной. Скальпель звонко упал на пол со стола, театрально завершая это жуткое шоу.

Президент сидел на балконе. Был прохладный ноябрьский вечер, казалось всё вокруг было серым. Мельхиор стоял в дверях балкона, и заискивающе улыбаясь смотрел на него. У Мельхиора были заостренные уши и странный крючковатый нос.

– Что-нибудь нужно, Хозяин? – спросил, он прищурив зелёные глаза.

– Ты служишь мне тысячи лет – ответил президент – и тысячи лет поражаешь меня своим полным отсутствием минимальных признаков интеллекта, но я ценю твою преданность.

Мельхиор подобострастно оскалился и слегка поклонился.

– Мне нужен костюм, понимаешь новый костюм – президент обратил на него свои холодные ничего не выражающие глаза, пустые, как два витража из синего стекла – я не собираюсь управлять миром в больничной робе.

– Будет сделано, Хозяин – Мельхиор растворился в коридоре.

Его место в дверях балкона занял Белиал. Президент встал на холодный бетонный пол и взялся руками за перила. Был прохладный ноябрьский вечер, но президент США не боялся холода, он не мог заболеть, потому что у него было новое неуязвимое вечное тело, потому что он был Дьявол.

Посол.

Презрение и страх – вот взгляд горожан на кочевников. Наук и искусств нет в степи, по крайней мере в той формальности, в какой они существует в городах. И законов нет. Есть правила. И нет тюрем, потому что нет городов. Глава рода сам назначит наказание нарушителям общественного порядка, и обычно это смертная казнь. Личная гигиена, с частым отсутствием воды, тоже мягко говоря, своеобразна. Воинственные степняки, буквально выросшие на улице, на коне, были самым опасным врагом для разряженных армий горожан. Они налетали неизвестно откуда, на своих быстрых конях, и исчезали неизвестно куда, где их искать в степи? У них же городов нет!

Палабрия была одной из самых мощных держав на континенте. Её древняя культура уходила в самые истоки цивилизации, армия была прославлена подвигами, и дворяне вели родословные от легендарных имён. К западу от Палабрии пестрел десяток городов-государств, служивших своеобразным барьером, а за ними воинственная Ассения. За Ассенией, снова стояли города-государства, а потом океан. К востоку от Палабрии простиралась бесконечная степь. Отношения Палабрии со степью были дружественные. Степняки привозили на рынки мясо, шерсть и шкуры, скупали керамику и продукты ремёсел. Торговля была взаимовыгодной, без них, экономика Палабрии не могла бы существовать. Все было мирно за исключением одного инцидента, произошедшего несколько лет назад.

В одном из пограничных провинциальных городов, пьяные степняки подрались в трактире и жестоко избили одного из горожан. Кто затеял драку было неизвестно, все участники были мертвецки пьяны. Так как горожанин получил увечья, суд отправил степняков в тюрьму. Кочевники вернулись с посольством, извинялись, предлагали выкуп и городу, и семье пострадавшего. Обещали наказать драчунов по своим законам, на Родине. Они были поражены, когда им ответили отказом. Закон есть закон. Степняки отправились в столицу. К их изумлению, в столице только развели руками. Провинция имела статус автономии, верховная власть не могла вмешиваться в их судебные процессы. Посольство вернулось в степь. Через несколько недель, в предрассветной мгле, десяток кочевников перелезли через городские стены провинциального города. Они перерезали спящую стражу и открыли ворота. В город въехала сотня вооруженных всадников. Они сразу отправились к тюрьме и освободили ВСЕХ заключённых. Насильники, воры и убийцы, сидевшие в цепях много лет, оказались на свободе. В городе начался хаос. Тюремщики, плохо обращавшиеся с плененными степняками, были четвертованы в тюремном дворе. Выпытав (в прямом смысле) у начальника тюрьмы, где дом судьи, кочевники направились туда. Они надругались над его дочерьми, сожгли его дом, а потом отправились навестить мэра, где сделали тоже самое. Разграбив городскую казну, они распяли мэра и судью на городских воротах, и исчезли в степи.

Новость о случившемся повергла королевский двор в состояние шока. Мир, покой и сотрудничество, длившееся сотни лет, было нарушено из-за пьяный драки нескольких идиотов. Был нанесён серьезный удар по престижу короны. С другой стороны, война со степью была немыслима. В древние времена, старинные царства, которых уже нет на карте, полностью захватившие континент, пытались поработить степь. Они вторгались туда с гигантскими армиями, слонами и колесницами, и никто не вернулся назад. Кочевники появлялись в предрассветной полутьме, осыпая противника градом горящих стрел, и снова исчезали, не вступая в бой. Они жгли траву и отравляли колодцы. Армии императоров таили, так и не встретившись с противником. Отчаявшись, они поворачивали назад, тогда степняки атаковали ежечасно, унося сотни жизней в каждый стычке, но так и не вступая в сражение. Единицы выживших, безумных солдат, рассказывали об обложенных огнём лагерях, и граде стрел, обрушивающихся на спящую армию в предрассветный час. Но король Базиликку не мог оставить эту ситуацию безнаказанной. Он проклинал момент, когда не отнёсся к ней серьёзно, и лично не заставил зазнавшихся провинциалов, отпустить этих проклятых степняков. Если не отправить карательную экспедицию, никто больше не будет воспринимать его власть. Ни аристократия, ни народ. Против державы был совершён акт войны. Вассалы, поняв, что центральная власть ослабла, восстанут, или перейдут на сторону Ассении. Воевать со степью было бы самоубийством. Никто не знал, как далеко она простирается, и сколько там вонючих степняков скачут на их вонючих коротконогих конях. Подумав, Базиликку, поступил чисто по-палабрийский. Он стал собирать армию. Вёл переговоры с вассалами. Все понимали, что война не нужна, и формирование корпуса затягивалось. Наконец, на границе со степью появилось несколько полков, которые приносили больше вреда, чем степняки. Солдаты получали зарплату, грабили крестьян, и волочились за крестьянками. Базиликку ждал момента, когда случай с кочевниками забудется, чтобы отправить солдат по домам. Наступила весна. Кочевники не приехали на рынки. Цены на мясо в Палабрии подскочили. Промышленность осталась без необходимого сырья – шерсти и кожи, и без покупателей на керамические изделия и продукты ремёсел. В стране назревал экономический кризис, который грозил бунтом. Двору ничего не оставалось делать, как отправить в степь посольство. Группа палабрийской знати моталась три недели по степи, не встретив ничего, кроме заброшенных стойбищ. Продукты и вода закончились, посольство охотилось на быстрых степных куланов, неуловимых, как сами кочевники, и болели от местной воды. Посол Роймийо воздавал хвалу небу, что они не пошли на степь войной. «Мы оставили бы здесь до последнего солдата» – думал он. Наконец, их вконец измученных, подобрал ханский патруль. К их удивлению, степняки их встретили очень гостеприимно, поселили в белых юртах, и прекрасно кормили. О, давно горожане не ели свежей баранины! Но переговоры кочевники вёл жёстко, словно не понимая концепции компромисса. Никаких репараций. Сами виноваты. Разграбленная городская казна пошла на финансирование компании. Не хотите торговать, пасите баранов сами. Роймийо согласился, только лишь бы убраться из степи. Он хотел обратно в город, в тенистый сад своей виллы, и в хорошую ванну. Послов щедро одарили, и отряд ханской охраны проводил их до границы. Торговля возобновилась, но неприятности Палабрии только начинались.

Ассения было машиной войны. Воинственный народ поставил военное дело на промышленных уровень. Огромная профессиональная армия содержалась за счёт военных походов, которые проводились ежегодно. Солдаты носили стандартную форму, несли одинаковые овальные щиты, на головах одинаковые цилиндрические шлемы. У них были заготовлены понтоны для переправ через реки, и осадные машины, чтобы взять любую крепость. Каждую весну они шли на войну, захватывали страну или две, и отдыхали зимой. Города-государства между Ассенией и Палабрией, медленно таяли, и становились Ассенией. Они были жестокие завоеватели. Города разграблялись, жители обращались в рабов, уничтожалась религия побеждённых. Империя росла, а вместе с ней армия и доход казны. Этой весной Базиликку вынужден был собрать войско и маршировать на запад, чтобы защитить своих сателлитов. Ассенийцы наступали, как гигантская живая мясорубка серых доспех против разряженной армии Палабрийцев. Палабрийцы выстояли, но потери были чудовищные. Поняв, что больше ему не продержаться на поле боя, Базиликку отступил в столицу, собрав туда как можно больше людей и ресурсов. Поработив несколько пограничных городов-государств, Ассенийцы появились под его стенами с огромной армией и осадными машинами. Продукты заканчивались, а бой нет. Обезумев от отчаяния, Палабрийцы подожгли свои колесницы и сбросили их на голову наступающих, коней-то они уже съели давно. Было ясно что крепость падёт. Но Ассенийцы остановили атаку. Был вечер, и решающий штурм был отложен на завтра утром. На городском совете Палабрийцы приняли решение. Они проводят последнюю ночь вместе. Утром убивают своих жён, детей и престарелых родителей. В парадной форме с музыкой, мужчины маршируют утром на лагерь Ассении и дают последний бой. Палабрия умрёт в бою, и не отдаст город на поругание. Но ночью свершилось чудо. В предрассветный час на лагерь Ассенийцев полился огненный дождь. Полусонные военноначальники Палабрии, разбуженные часовыми, столпились на городской стене. В утреннем мгле, они разглядели армию кочевников, поливающих горящими стрелами лагерь их врагов. В лагере Ассенийцев царил хаос, стрелы лились непрерывным огненным потоком, воины прятались под щиты, облачиться в доспехи не было шансов. Начались пожары. Как только начало светать, кочевники бросились в атаку. Конники смяли полуголых Ассенийцев, нещадно рубя напуганных солдат. Палабрийцы тоже хотели пойти в наступление, но потом остановились. Уже рассвело, и часовые увидели с другой стороны крепости, огромный отряд конницы, который спокойно стоял там, как бы не обращая внимания на битву. Кони жевали траву, а всадники молчали, игнорируя все происходящее. Что это за второй отряд? Почему они не в бою? Что у на уме у этих степняков? Базиликку решил подождать с атакой. Тем временем, Ассенийцы смогли собраться с силами и начали контр-наступление. К удивлению и ужасу Палабрийцев, кочевники стали отступать, практически не вступая в бой. Ассенийцы бросились в погоню, в упоении предстоящей победы. Вестовые, маячившие на углу крепости, подали условный знак. Засадный отряд конницы начал наступление. Это была тяжелая кавалерия, состоявшая в основном из дворян, закованные в латы всадники. Копыта грузных коней вырывали траву и куски земли из грунта, казалось что сама земля дрожала под натиском этой лавины. Засадный полк кочевников выкатился из-за стен крепости и летел неудержимой железный волной на Ассенийцев. Те, поддавшись на притворное отступление первого отряда, уже не смогли перестроить ряды. Кочевники раздавили пехоту и в считанные минуты изрубили Ассенийскую конницу. Отступавшей отряд степняков развернулся и добил разбегавшихся неудачников. Те Ассенийцы, которые бежали в сторону крепости были встречены градом стрел. Армия Ассении перестала существовать. Кочевники волочили раненых Ассенийцев на верёвках, рубили их на куски, поле перед крепостью была залито кровью. Палабрийцы смотрели на эту картину со смешным чувством восторга и ужаса. Сегодня они собирались вырезать свои семьи, и идти в последний бой. Степняки перебили их жестоких врагов за несколько часов, причём особо не напрягаюсь, да ещё с каким хитрым манёвром! Что от них ожидать дальше? Но кочевники, как будто не обратили на город никакого внимания, и принялись разграблять лагерь Ассенийцев. Через некоторое время в сторону крепости направилась жуткая процессия. Несколько десятков кочевников гнали группу совершенно голых пленных Ассенийцев, и заставили их рыть ямы, напротив городских ворот. Потом появилась вторая группа, голые пленные несли кресты, которые вкопали в эти ямы. На крестах были распяты Ассенийский царь и его вельможи. Что это за кровавый жест? Дань победе или предупреждение нам? Что на уме у этих варваров? Палабрийцы решили отправить посольство, поговорить со степняками, другого выхода не было. Главой посольства был назначен Роймийо, как человек знакомый с кочевниками. Он опять воздал хвалу богам, что они не пошли на них войной.

– Эх, свежей баранины бы сейчас – подумал старик, вспомнив свое пребывание в степи.

В разграбленном лагере их как будто ждали. Вежливо встретили вестовые и проводили внутрь. Послы в ужасе шли между куч окровавленных доспех и гор трупов. Кочевники пировали, положив щиты на тела поверженных врагов. Послов подвели к гигантскому обгоревшему шатру царя Ассении, и впустили внутрь. На столе лежала карта, знаменитая карта Ассенийских царей, покрывавшая весь континент. Такая карта была только у них. На карте стояли дорогая посуда и явства, она уже была забрызгана жирными пятнами и вином. Сокровища Ассенийских царей были разбросаны на полу. Кочевники иногда наступали на жемчуга и изумруды своими окровавленными сапогами. Все были в доспехах, доспехи были покрыты кровью, как тоненькой сеточкой, и латы, и лица воинов были покрыты непрерывным налётом крапинок крови, от сечи, которая была сегодня. На кушетке лежал огромный раненый богатырь, часть его доспехов была снята, и два лекаря зашивали рубленую рану на его груди. Несмотря на это, бородатый великан громко смеялся и пил вино из золотого кубка. В углу шатра рыдали дюжина полу-обнаженных красавиц. Это были наложницы Ассенийского царя и его вельмож, явно уже поруганные.

– Посол Роймийо, добро пожаловать в ставку – Хан Чолон обнял его. Чолон был высокий широкоплечий воин лет 50-ти с глубоко посажеными холодными глазами убийцы и короткой треугольный бородой. От него пахло кровью, и Роймийо казалось, что он в объятьях медведя, только что задравшего человека. Роймийо поклонился ниже чем это требовалось по этикету.

– Мы в вечном долгу перед вами и вашим народом.

– Вы дрались как львы, вы если бы не выстояли, мы могли бы не успеть.

Хан Чолон был благородным воином и дальновидным политиком. То что Ассения идёт войной, он знал раньше чем Палабрийцы. Мясные лавки были в каждом городе, и все доносили в ханскую ставку. Он собрал кочевников, подошел к границе Палабрии, и ждал пока армии горожан измотают друг друга. Увидев, что Ассенийцы побеждают, он стал ждать, когда их боевой настрой смениться эйфорией, предвкушениям кровавого погрома. И этот час настал. Если бы они опоздали, и Палабрийцы уже привели бы в исполнение свой кровавый план, ни один мускул бы не дрогнул на его лице. Роймийо смотрел на стол. Он нормально не ел уже давно.

– Как у вас в крепости с продуктами? – спросил Чолон.

– Неважно – ответил Роймийо – всех крыс три дня назад съели.

– Отправьте сегодня же обоз, возьмите сколько продуктов вы хотите, пусть ваши люди поедят досыта, они этого заслуживают.

Роймийо поклонился прижав руку груди.

– А можно мне вон ту баранью ногу прямо сейчас, пока я посылаю за обозом – очень хотелось сказать ему.

– Завтра утром я приду посмотреть город – продолжал Хан.

Роймийо не знал что ответить, он пытался открыть рот, но Хан уже отвернулся от него, вернувшись к своим соплеменникам, и нукеры, буквально вытолкали посольство из шатра.

– Завтра утром ворота города должны быть открыты – сказали послам.

– Ну как же … на каких условиях … гарантии … – мялся Роймийо.

– Если ворота не будут открыты утром, к вечеру не будет ни ворот ни стен – сказали ему.

В шатре раздались смех и вопли, видимо опять принялись за наложниц. Послов проводили до границы лагеря.

Оставалось надеется только на милость кочевников. С обессилевший поредевший армией, они не продержаться против этих варваров и дня. Но как объяснить это королю? Роймийо решил вначале накормить его. Когда обоз с продуктами прибыл, и двор поел досыта, Роймийо объяснил ситуацию.

– Если мы не откроем ворота, они их откроют сами, у нас просто нету другого выбора, как надеется на их милосердие. – Закончил он.

– На милосердие варваров? – возмутился один из министров – завтра нам всем конец.

– Они могли бы нас всех отправить вот это едой, но мы же живы!

Базиликку чуть не поперхнулся.

– А может отправлять врагов это не в их правилах, не по-солдатски?

– А нападать на спящих противников – нормально? Они всё сделали бы для победы, также как любой другой народ.

Этот довод убедил Базиликку.

– Мы впустим их завтра в город. Торговаться с ними сейчас бессмысленно. На всякий случай вооружите всех, пусть у каждой матери будет под платьем кинжал.

Утром Палабрийцы открыли городские ворота. Но кочевники не спешили, они возились с обозом, как будто собираясь в путь. Только поздним утром они построились у городских стен. Это было внушительное зрелище: конное войско приняло форму гигантского полумесяца – тяжелая кавалерия на правом фланге, легкая – на левом, а посередине – ханская гвардия. С изумлением, Палабрийцы обратили внимание на то, что армия кочевников гораздо более малочисленная, чем былая армия Ассении, и чем армия, которая была у них, до войны. Вчера, во время сражения, всадники беспрестанно снующие по полю боя, произвели на них впечатление бесчисленных. Первый отряд степняков вошёл в город и занял позиции по обеим сторонам ворот. Было понятно, что эти люди останутся охранять ворота, на случай какого-то подвоха со стороны Палабрийцев. Десятки воинов забрались на стены. Горожане им не препятствовали, это было бесполезно. Манёвр длился мучительно долго, Палабрийцы никак не могли понять, будут кочевники их резать сегодня или нет. Наконец-то Хан со своей гвардией медленно въехали в город. К огромному облегчению горожан, основная армия степняков осталась за городскими стенами. Роймийо встретил хана глубоким поклоном и стал показывать ему город. Кочевники с огромным любопытством смотрели вокруг, многие были в городе первый раз. Долго осматривали стены и башни, о чем-то переговариваясь.

– Ну все, обсуждают, как города брать, конец пришел цивилизации – вздохнул Роймийо.

Они медленно двигались верхом по городским улицам, посмотрели рынок и торговые ряды, с интересом рассматривая хорошо одетых и чистых горожан. И те смотрели на них с благоговением и ужасом. Ханская гвардия состояла из нескольких сотен облачённых в сталь гигантских воинов. Их доспехи были украшены мехами. Лица покрыты шрамами. Было видно что кроме убийства и насилия, эти люди не знали ничего. Очень сильно пахло потом и конским навозом. Доехав до храма, Чолон направился внутрь прямо на коне. Священнослужители преградили ему дорогу, верховный жрец схватил коня за уздцы костлявыми руками.

– Это храм святой, язычник!

Жрец был в длинном, расшитом золотом голубом халате, длинные седые волосы ниспадали на белый воротник. Ханские нукеры оттащили его в сторону, бросили о земь, пиная ногами, и отделали нагайками на глазах у всех.

– На коне в храм! – плакал жрец – Кощунство! Варварство!

– Хан не ходит пешком – объяснил ему старший нукер, просунув сложенную нагайку ему под бороду и приподняв ею за подбородок – Хан делает что хочет.

– Если бы не он, Ассенийцы уже бы сожгли тебя вместе с твоим сараем – добавил Роймийо.

Жрец уполз в сторону, встал на колени и стал горестно молиться, воздев руки к небу. Остальные жрецы разбежались.

Хан и его вельможи гарцевали верхом внутри храма. Степняки были язычниками. Они поклонялись солнцу и ветру, у них был бог войны, и бог смерти и много других богов на разные случаи жизни. Палабрийцы верили в одного бога. Храм был украшен росписями о его деяниях. Вот он открывает океан, как книгу, чтобы спасти затонувший корабль. Вот излечивает прокажённых. Вот искупает деяния грешников.

– Вы молитесь богу, который проповедуют любовь, равенство и милосердие, а сами кроме интриг, междоусобиц, и порабощения друг друга, не знаете ничего. Мы поклоняемся волку, а мы волки и есть. Верны себе. – Думал Чолон.

Он ухмыльнулся и выехал из храма. Кочевники двинулись в сторону городской площади. Базиликку и его двор ждали их там, намеренно не облачившись в доспехи, чтобы этим показать свою покорность, безоружные, и пешие.

– Я навек твой слуга и младший брат – прижав руку к груди, Базиликку поклонился Чолону.

– Мы братья близнецы – ответил Чолон – соседи всегда должны выручать друг друга. Ассения – чума, пожиратель царств и их нужно было остановить. Много ваших полегло?

– Половина тех кто могут держать меч – ответил Базиликку с горечью.

– Вы храбро сражались и долго сдерживали их натиск. Пока армия Ассении ослаблена, я хочу ударить по их столице. Я оставляю тебе их обоз, сохрани его для меня, я его подберу на обратном пути.

– До последней монеты спросишь с меня – Базиликку опять поклонился.

– А также пленных, можешь их казнить, можешь отправить на какие-то работы, я не могу их тащить с собой, они замедлит моё продвижение.

– Я найду им что делать – ответил Базиликку радостно.

– Но самое главное, это мои раненые бойцы. Я оставляю с тобой своих раненых воинов, пожалуйста займись ими.

– Их будут лечить дворцовые лекари, как будто это мои дети.

– До встречи, король! – Чолон поднял вверх руку, подчёркивая равный статус Базиликку.

– До встречи, Хан – Базиликку опять поклонился.

Чолом развернулся, и его кавалькада двинулась из города. Базиликку был счастлив: кочевники прискакали из степи, изрубили его врагов, не сделали его вассалом, не просили дани, оставили ему весь Ассенийский обоз с сокровищами и рабов. Точно варвары, не дать ни взять.

– Лучших лекарей для их калек, иначе потом доктора понадобятся нам – сказал он Роймийо.

***

Нойко был из знатного рода. Его отец был приближенным Астара, отца Чолона, легендарного хана, объединившего степь. Мать Нойко умерла когда он был совсем ребёнком, и его воспитывали бесконечная череда кормилиц и бесчисленных наложниц отца. Отец погиб в сражении, и подростком Нойко было отдан на воспитание дяде, Шобергу. Шобергу был советником Чолона, вторым человеком в степи. Полный, почти круглый, он был рубакой, и было непонятно, как такой толстый человек может умело обращаться с саблей. Шобергу был хитёр, как лис. Чолон был дальновидным политиком, но Шобергу дополнял его. Вместе они составляли непобедимый тандем. У Шобергу было восемь дочерей от разных жён и наложниц, но ни один из его сыновей не выжил. Нойко был ему сыном, которого у него никогда не было. Шобергу сам учил его держаться в седле, стрелять из лука, держать в руках меч. Нойко рос потенциальным принцем крови, и все это знали. Но он относился к заискиваниям сверстников снисходительно. Нойко был молод, его интересовали охота, сражения и девушки, а не политика и власть.

Наконец-то дали приказ наступать. Они неслись из за крепости, после часов ожидания, неудержимой конной лавиной на врага. Атака была в чем-то скучной. Ассенийцы шатались как пьяные, застигнутые врасплох. Кочевники рубили их сплеча. Наконец Нойко заметил достойного соперника. Раза в два старше его, лет сорока, пеший, он держал оборону против десятка степняков. Ворвавшись в круг, Нойко объехал воина и спешился, отдав коня ездовому.

– Пусть примет смерть от равного – сказал он солдатам – направляя на Ассенийца меч.

Тот мрачно улыбнулся и вступил в бой. Ассенийский воин был измотанный, доспехи на нём были одеты как попало. Нойко из вежливости пофехтовал с ним, потом, одним ударом распорол ему живот ниже панциря, где не было доспех. Ассениец подобрал кишки и бросился на Нойко. Вздохнув, Нойко ударил его в грудь мечом, поверх брони, проткнув воина насквозь. Слабо улыбнувшись, солдат шагнул вперёд, ещё более нанизывая себе на меч Нойко, достал из-за спины кинжал, и быстро засунул его в щель в доспехах кочевника. Он ещё раз слабо улыбнулся, и умер. Мир закружился в глазах Нойко. Он видел, как к нему бежали нукеры. Его ординарец, великан Тахтан, нёсся к нему через поле боя, разбрасывая Ассенийцев боевым молотом. Его наспех перевязали, и понесли на руках ставку, к знахарям. Все понимали, что если Нойко умрёт, никому не сносить голов.

***

Прозрачная вышитая занавеска из неизвестной ткани бессильно колыхалась на ветру. Нойко открыл глаза. Дворцовая комната, странная мебель, огромная кровать.

– Где я?! В плену?! Нет, не может быть, тогда условия не были бы такими шикарными. Что это?! Рай? Но почему тогда боль, туман в глазах и слабость?..

Знахари поили его живительным бульоном через трубочку, и перевязывали рану. Нойко стал поправляться. Вскоре реальность стала приоткрываться ему. Он был в Палабрии с двумя десятками других раненных. Войско ушло брать столицу Ассении. Горькая тоска охватила Нойко. Возможность вечной славы была упущена. Его братья сейчас рубятся в битве, которая бывает раз в тысячу лет, а он лежит здесь беспомощный на шёлковых простынях. Рана заживала медленно, и через некоторое время, Нойко смог ходить, опираясь на меч. Большинство остальных раненных были простые солдаты, они занимали квартиры внизу, вокруг двора, и были счастливы от происходящего. Первый раз в их суровой жизни, им не нужно было тяжело работать или воевать. Их лечили, еды было вдоволь, не нужно было целыми днями пасти скот или болтаться в походах. Из дворян был только Нойко, и сухопарый угрюмый старик Брахо. Брахо был молчалив, рот открывал изредка, только чтобы сказать какую-нибудь гадость, задевающую всех.

– Как здорово, не придётся ни с кем общаться – обрадовался Нойко.

Солдаты относились к нему и к Брахо с отчуждённым почтением и держались между собой. Язык в Палабрии был очень похожий на чём говорили в степи, но читал Нойко мало, откуда в степи книги. Обезумев от скуки, он стал заниматься в дворцовой библиотеке, в Палабрии хранились манускрипты, восходящие к началу времён. Он сидел там часами, с трудом складывая слова. Библиотекарем был грузный седой книжник, ему помогала в работе его дочь – юная Альмека. Она была белокожей хрупкой девушкой с золотыми волосами и голубыми глазами. Они днями просиживали за старинными книгами, Альмека помогала Нойко разбирать древние письмена. Скоро он читал уже свободно. Он изучал мифы и легенды, истории народов и их верования, читал про древних царей, деяния которых создали мир, в котором он жил. Иногда они гуляли с Альмекой, она помогала ему идти по тенистому дворцовому саду. Когда их руки случайно соприкасались, она краснела, и смотрела на Нойко, смущённо и преданно. Они нравились друг другу, но Нойко думал: она такая хрупкая, как бы не придушить её случайно в объятиях, в первую ночь. Да и какие дети будут от такой худышки.

Утром в дверь постучали; это принесли одежду, сшитую для Нойко. Он сидел на кровати и смеялся, думая что у него сейчас разойдутся швы. Кружевные рубашки, обтягивающие панталоны, башмаки с бантами. Что это за наряды?! Нойко долго вертел в руках башмак. Кожа была выделана отменно, и шитьё было исключительно тонким. Размер бы поменьше, обувь сгодилась бы для какой-нибудь аульной модницы. В дверь снова постучали. В комнату вошёл разряженный молодой аристократ. На нём был расшитый золотом кафтан, обтягивающие панталоны, на поясе красовался короткий меч, казавшийся игрушечным.

– Меня зовут Дорильо – изысканно поклонился он – мне поручено сопровождать вас и показать дворец и город. Как вам работа наших портных?

Нойко стоял посередине комнаты, полуголый, в тесных Палабрийских штанах, и опирался на меч. Его разбирал смех.

– А мужскую одежду они смогут пошить? – не выдержал он.

Дорильо изо всех сил пытался сдержать злобную гримасу. Его красивое лицо исказилось, и губы задёргались. Нойко понимал, что только что оскорбил дворянина, равного себе, но Палабриец ничего не мог поделать в этой ситуации. Перед ним стоял раненый герой-освободитель, и ни о каком конфликте не могло быть и речи. Нойко догадывался, что тот видит в нём лишь неотёсанного мужлана, волею судеб заброшенного в их странный мир.

– Я пошлю за портными – сдержанно прошипел Дорильо – уверен что они смогут вам что-то подобрать. – и придерживая игрушечную шпагу, он вылетел из комнаты, стуча каблуками.

Нойко провёл пол дня разбирая одежду, оставленную с трофейным обозом Ассенийцев, и с трудом смог найти себе несколько костюмов. Дворцовые портные их подлатали, и подогнали под его размер. Его стали приглашать на дворцовые ужины, это были чрезвычайны скучные вечера, где простой прием пищи был превращен в бесконечный ритуал, и еда и разговоры были подчинены бессмысленному регламенту. Но Альмека с радостью сопровождала его, если он её приглашал.

Нойко поправлялся, он стал немного ездить верхом, и носить лёгкие доспехи. Его радости не было предела. Дворцовый распорядитель предложил ему женщин, но Нойко отказался, он ещё не чувствовал себя достаточно сильным для любовных приключений, и водиться со светскими шлюхами ему не хотелось.

Однажды ночью в двери стали настойчиво стучать.

– Кого ещё демоны принесли? – Нойко напялил латы на голое тело, и открыл дверь держа в руках обнаженный меч.

Это был Брахо.

– Проблема – лаконично сказал он.

Если Брахо решил разбудить его среди ночи, это точно была проблема, и явно серьёзная. Солдаты тоже выздоравливали, тоскуя от безделья, они играли в карты и кости, проигрывая друг другу трофейное добро. У многих появились подруги, вдов в городе было много. Сегодня ночью, выпив, они повздорили, из-за игры или из-за женщин, и подрались. Трое из них покалечились пуще чем это было в сражении.

– Дать всем плетей, а зачинщиков повесить – Брахо предложил простое решение проблемы.

– Нет Брахо – Нойко обнял его – мы сами виноваты.

– Мы виноваты?!– возмущению Брахо не было предела – Ты вообще в библиотеке целыми днями торчишь, азбуку чёртову выучил.

– Мы их бросили самих по себе – сказал ему Нойко – бараны без пастухов достаются волкам.

Утром они разделили солдат на четыре отрада и велели им носить доспехи, согласно их родовой принадлежности. Поговорив с Палабрийскими поварами, ограничили их рацион. Выпивка только по выходным. Фехтование и манёвры каждый день. Солдаты сначала возмущались, но потом недовольно и покорно смирились с приказами офицеров. А через несколько дней они превратились в слаженный отряд, который привычно жил, под командованием старших по званию. Ежедневно они выезжали на прогулку по городу, и Нойко, и Брахо, в сопровождении десятка вооруженных всадников. Брахо пытался не подавать вида что он был безмерно счастлив. Происходя из бедного дворянского рода, у него никогда не было своих нукеров.

Однажды днём, проезжая мимо рынка, Нойко обратил внимание на группу девушек, оживлённо разговаривавших в тени. Одна из них стояла спиной, её чёрные волнистые волосы струились на синий, расшитый узорами плащ. Она оглянулась, как бы почувствовав его взгляд. Огромные чёрные глаза, изумительная белая кожа, скуластое лицо, большой рот, тонкие красные губы. Их глаза встретились. Нойко остановил коня. За ним остановился его кортеж. Девушки перестали разговаривать и посмотрели на них. Приглянувшиеся ему брюнетка улыбнулась, сверкнув глазами, потом они рассмеялись, и ушли взяв друг друга под руки.

В свите Нойко был профессиональный лазутчик по имени Калё. Невысокий морщинистый солдат лет 40-ка, он получил две стрелы во время последней вылазки против лагеря Ассенийцев, и приходил в себя вместе со всеми.

– Видишь эту, в синем плаще? – сказала ему Нойко.

– Да, господин офицер – ответил тот.

– Проследи где она живёт.

– Будет сделано.

Калё был очень рад, ну подумаешь найти молоденькому князьку, где красотка живёт, все равно хоть какое занятие.

Нойко стал появлятся у её дома, сопровождать её со своим отрядом, не назойливо, пару раз в день. Он смотрел на неё, но не пытался заговорить. Она старалась не смотреть на него, лишь иногда украдкой, бросала взгляд, полный любопытства, было ясно что его внимание ей крайне льстит. Нойко навёл справки и через городскую администрацию узнал, что она дочь богатого купца, мещанка, не дворянка, но из очень хорошей семьи. Заигрывать с женщиной такого ранга было нельзя, нужно было свататься, и Нойко попросил об этом Брахо. Тот сделала вид, что чрезвычайно раздражен всей этой суетой, хотя на самом деле был безмерно горд. Её звали Рошанна. Её семья была рада породниться с Нойко. Свадьбу играли во дворце, пировал весь город. Базиликку понимал, что брак степного дворянина и зажиточной горожанки, это серьёзный козырь в его руках. Как-то в библиотеке, Нойко столкнулся с Альмекой. Она не поздоровалась с ним, и сделала вид что увлечена книгой.

– Альмочка – обратился он к ней – что с тобой?

Она взяла книгу и пересела на другой стол. Нойко подошел к ней опять.

– Мы же всегда были только друзьями, и я очень ценю твою дружбу, пожалуйста не сердись.

Альмека взяла книгу пересела за самый дальний стол, было видно что она готова разрыдаться. Нойко понял что она оскорблена и обижена и решил оставить её в покое.

Он стал привыкать к жизни в городе, чистой одежде, ванным, трапезам за столом. Иногда он поднимался на городскую стену, вдыхал свежий ветер, и вспоминал степь. Однажды он yвидел, как в сторону города летят перепуганные птицы. Вдали поднималась огромное облако пыли, поднятое копытами бесчисленных лошадей. Войско кочевников возвращалось из Ассении. Нойко был готов сгореть от стыда. Пока его собратья воевали и проливали кровь, он жил здесь в неге, облачённый в парчу, да ещё и успел жениться! Собрав свой отряд, они поехали встречать земляков. Чистые, с уложенными волосами, на расчёсанных конях, в сверкающих доспехах, они выглядели, как отряд игрушечных солдат. Первые вестовые летели к ним навстречу с улюлюканьем. Их доспехи были порублены, грязные волосы слиплись, от всех страшно воняло. Никто не обратил на опрятный вид Нойко и его людей внимания, все были страшно рады их видеть. Тахтан обнял его, Нойко думал он его сейчас придушит. На его лице был свежий шрам и глаз сильно воспалился.

– Ты сегодня же вечером будешь у дворцового лекаря – сказал ему Нойко.

– Зачем, брат, само заживёт – удивился тот.

Нойко и его люди узнали про Ассенийский поход. Обвязав копыта коней войлоком, кочевники подошли к столице Ассении затемно, самым ранним утром. Забросив арканы на зубцы стен, передовой отряд проник в город и перебил стражу. Открыв ворота, степняки ворвались внутрь, двинулись в казармам, и подожгли их. Выбегающих оттуда солдат встретил град стрел. Городская элита и часть гарнизона смогли укрыться в цитадели. Кочевники мобилизовали обезумевших от страха горожан разрушать её стены. Чолон вёл штурм лично, и в жестокой схватке на обломках цитадели получил отравленную стрелу. К вечеру он умер. Степняки поступили с подверженными Ассенийцами, также как те поступали с побеждёнными, город был предан огню и мечу, в память о погибшем вожде. Войско возвращалась в степь выбирать нового хана.

– Я поеду с тобой – сказала Рошанна.

– Роша, там нет домов, нет ванн, как ты будешь жить в юрте?

– Я буду там где ты – не уступала она.

Дорога была дальняя, и концу пути Рошанна заболела. Аульные лекари занимались ей, как могли. Старший сын Чолона давно погиб на охоте, средний был дурачком, а младшие совсем крошками. Ханом выбрали Шобергу. Статус Нойко от этого ещё больше поднялся, но его это чрезвычайно раздражало. В городе он скучал за степью. В степи он хотел в город. Он не знал к какому миру он теперь принадлежит. Он думал только о здоровье Рошанны. Когда он шел первый раз после выборов к юрте Шобергу, на него смотрели как будто он пророк, и идёт на встречу с богом.

– Я безмерно рад как ты повёл себя в Палабрии, сын мой – Шобергу обнял его – Ты мобилизовал солдат, не дал им раскиснуть, ты учил грамоту иноземцев, и породнился с ними! Другой бы на твоем месте бы пьянствовал, и не выходил из веселых заведений. Ты показал себя, как настоящий лидер. Я отправляю гарнизон восстанавливать столицу Ассении, это будет наш форпост на континенте. Ты возвращаешься в Палабрию. Ты будешь нашим послом. Ты знаешь эту страну, как никто. Твое посольство будет связующим звеном между степью и порабощенной Ассенией. Нам присягнули все их вассалы. Когда мы вошли в прибрежные города, то встретили там чужестранцев, приплывших из за морей. Это они привозят сюда безделушки, которые в такой цене. У них есть корабли, которые бороздят океаны, и они хитры как лисы. За торговцами всегда идут солдаты. Мы должны быть готовы. Ты сын, которого у меня никогда не было. После меня ханом будешь ты. Наша династия простоит 1000 лет. И плодись, плодись, сын мой – Шобергу стиснул его плечо – Плодись от Рошанны, плодись от наложниц, плодись от каждой шлюхи. Рожай сыновей. Пусть семя благородных превозмогает на земле.

Нойко с радостью согласился, он хотел быстрее доставить Рошанну городским лекарям. Они отправились в обратный путь. Ей становилось всё хуже. Нойко торопился, и город был совсем близко. Она умерла в одном дне пути от столицы. Она была беременна. Нойко рыдал два дня у её тела, потом был вынужден продолжить путь, тело нужно было придать земле по обычаям её народа.

Отряд двигался молча, даже кони ступали как-то тихо, лишь позвякивали доспехи, да сабли стучали о кованные сапоги. Палабрийские крестьяне кланялись им в пояс.

– Я для вас полубог в золочённой кольчуге – думал Нойко – Но даже такие земные черви, как вы имеют право на счастье, но не я. Сегодня вечером после работы в поле, вы прильнёте в постели к своим толстым уродливым жёнам, а моя красавица будет лежать в земле. Вы будете плодить детей, половина из которых умрёт, а выжившие будут гнуть спину до конца своей жизни.