Читать книгу Город Звёзд - Том Белл - Страница 1

Степи Вак’Хала

Поздняя осень 968 года со времен Великого Раскола

Низкие серые тучи заслонили своим унылым одеялом солнечный свет. Ветер гнул длинные стебли увядающих трав и кустарников, навевая своей шепчущей музыкой грусть и тоску. Осень медленно, но верно настигала последние зеленые островки на грязно-желтом полотне степей. Одинокие березки, как потерявшиеся путники среди бесконечной пустыни, утомленно качали ветвями, отправляя в последний путь желтые листочки. Ярик зябко поежился, и поплотнее запахнул подпоясанный кафтан, отороченный засаленным мехом. У его ног, присыпанный былинками, лежал маленький самодельный лук и обмотанный кожей деревянный колчан. Мальчик сидел возле грустной березки, припав на одно колено, на вершине старого муравейника, так, чтобы возвышаться над травой.

Где-то там, среди этого бескрайнего моря, что-то шевелилось. Сначала медленно, но затем все быстрее и быстрее, нечто начало приближаться к укрытию Ярика. Шум сминаемой травы распугал затаившуюся живность. Недовольная пустельга вспорхнула с ветки березки, вынужденная прервать свои наблюдения за шепчущимися у корней мышами.

Ярик пристально всматривался в сторону, где вот-вот должно было выскочить неведомое чудо, но рук к луку не тянул. Да и старый отцовский ножичек, привязанный к поясу, остался на месте. В этот момент шум стих и из травы показалась довольная собачья морда. Шерсть цвета степей была испачкана в крови дрофы, зажатой в зубах зверя.

Пес подошел к смирно сидящему Ярику. Положив тяжелую тушку птицы пред собой, он уселся напротив мальца, тихо поскуливая. Тот хмурым взглядом оценил пса и его добычу и только потом, наконец, улыбнулся:

– Ну что, Вьюнок, нашел-таки нашу птичку!

Тот радостно замолотил хвостом, отвечая на хозяйские похвалу и поглаживания.

Утерев морду псу, маленький охотник аккуратно достал стрелу, вошедшую в тушу дрофы чуть ниже шеи.

– Сгодится еще, – с серьезным лицом он вытер ее, и убрал в колчан. Вьюнок не унимался, все скулил и ловил зубами воздух, явно гордый своей удачной охотой.

Путь до хутора лежал по звериным тропам. Мальчик прекрасно ориентировался в их хитросплетениях и постоянно подмечал новые лазейки, проложенные местным зверьем. Но чем ближе к холмам, тем реже становилась трава, да и высота ее совсем сходила на нет. Здесь, так близко к человеку, следы животных почти пропадали. Только отчаянные лисы могли пробираться к курятникам за заветной добычей.

По пути попадались пеньки от срубленных берез и ободранные ради хвороста кустарники. Ближайший густой лес был довольно далеко, почти день пути, а ночи уже начинали приносить первые морозы. Грелись, чем могли. Через пару недель должны вернуться мужики, которых староста отправил на заготовку первых дров все в том же лесу. Дрова обычно заготавливались по лету. Но нынче, в начале осени, вся деревенская поленница, вместе с рядом стоящей баней сгорели. И теперь с холодами нужно было справляться самим.

Хутор, где жил Ярик, был совсем крохотный, и двух десятков домов не наберется. Зато рядом тек ручей с холодной и сладковатой водицей. Оттого и остались жить здесь. Люд был самый разномастный, с юга, востока, запада. Несколько семей занималась земледелием и запасами для всей деревни, остальные охотились или ходили на рыбалку до речушки на севере. Кто-то разводил кур да ухаживал за единственной на всю деревню лошадью. Жили здесь не шибко образованные, но ценящие честный труд люди. А как иначе, когда твой дом находится на отшибе известного мира и за обочиной истории. Дальше на восток и юг простирались бескрайние степи, где летом резвились племена кочевников-турлуков, а зимой выли леденящие ветра и стояли непроходимые сугробы.

Ярику шел четырнадцатый год. Отец мало-помалу научил его считать и писать, а еще владеть луком и дубиной. И пускай они и жили вдвоем, близкими их отношения назвать было нельзя. Мамы у Ярика не было. Она умерла вскоре после его рождения, он даже не помнил ее.

Отец был кузнецом. Самым настоящим. Он явно не из этих краев, ведь тут никто не научит плавить железо или делать подковы да гвозди. Но он неохотно делился своим прошлым. Мальчик знал лишь, что отца, Трора, и маму, Настасью, уже очень-очень давно нашла в Темном лесу деревенская травница. Их подрал медведь, оставив страшные раны. Мама едва не умерла, а отец остался без нескольких пальцев на руке. Травница выходила родителей и привела в деревню. А те неожиданно остались тут жить. Так и прожили тут больше добрых тридцати лет. Мать, до того, как ее не стало, занималась хозяйством. Отец помогал местным, делал инструменты, иногда мог поторговать с кочевниками.

А еще у него был меч. Тоже самый настоящий.

– Ну вот и пришли, песик! – облегченно вздохнул Ярик, когда показались крыши родной деревни.

Под конец осени приходилось каждый раз уходить все дальше от дома. Звери и птицы, гонимые холодными ветрами, покидали увядающие степи. Мальчик перекинул увесистую тушку птицы с одного плеча на другое и двинулся вперед, перешагивая непоседливого пса, который резво крутился вокруг хозяина.

«Наверняка предвкушает дрофиные потроха», – улыбнулся про себя Ярик.

Детишек в деревне было немного. Один, совсем маленький, Василек, чье рождение справляли всем хутором. Другой постарше, Хаким. В свои шестнадцать или семнадцать лет уже успел получить прозвище – Твердая голова, когда оседлал испуганную козу и на полном ходу разломал лбом калитку одной из хат. Но главным другом Ярика была бойкая и своенравная девчушка по имени Маня. Лет ей было чуть поменьше, чем ему, но она уже стала неплохой хозяйкой и добытчицей. Ведь приходилось кормить как себя, так и дряхлую бабушку.

– Ярик! Явился-таки, песий друг! – прозвенел звонкий девичий голосок, распугавший ворон с крыши ближайшей избы.

Манька бежала по тропе навстречу Ярику. Ее каштановые косички смешно болтались и хлестали по лицу. Вьюнок радостно залаял и рванул к ней на встречу, смешно перебирая лапами по грязи. Нагнав девчушку, он начал радостно кружиться, пританцовывая одному ему известные танцы. Манька хохотала от души, так сильно она любила этого непоседливого пса. Как и все остальные в деревне. Других-то собак не было. Края длинной холщовой рубахи, торчавшей из-под старого мехового тулупа девочки, вмиг покрылись следами от собачьих лап.

– Ну! Показывай, показывай, чего раздобыл! – нетерпеливо запрыгала девочка, сжав кулачки.

Ярик поднял дрофу повыше:

– Гляди, какая красавица, Манька! Вся в тебя! Га-га-га! – он потряс тушкой перед ее лицом.

– Дурак ты, Ярик! Не издевайся над птичкой! – надула губы девочка, и, с издевкой, добавила: – Надеюсь, она вкуснее, чем те суслики, которых ты наловил в прошлый раз. Пойдем, отнесем бабушке, она ее ощиплет.

– Да-да, пошевеливайся, женщина, – шутливо насупился Ярик.

Справившись, ребята уселись на старой почерневшей лавке, близ дома Мани. Рядом расположились бабы, перебиравшие почерневшие грибы, выискивая те, что еще были съедобны. Сезон кончался, и поиск еды скоро сильно осложнится. Мужики носили хворост и дровишки от избы к избе. Ванька-гончар, творивший из глины самые причудливые вещи, полезные и не очень, добавлял последние штрихи к своему новому творению: обычную соломенную крышу терема старосты он менял на обожженную черепицу. Теперь дом стал похож на огромного карася. Кто-то пыхтел, неся деревянные ящики, полные репы, лебеды и чеснока в свои хаты. Где-то раздавался стук молотка о наковальню, то был отец Ярика.

– Наверняка делает новые гвозди для дядюшки Хасана, – прочла мысли Ярика девочка. – Тот собрался построить новую избу, а Ваня сделает там печь, и будет у нас новая баня!

– Было бы здорово, – безрадостно ответил мальчик, грустно вглядываясь в закат. – Старая баня сгорела, а мыться в корыте на улице уж больно зябко становится. Уж лучше вшей терпеть.

– Да… – болтала ножками Маня, – Лучше вши, чем холодная гузка!

– Вон старый Оглоб вообще не моется, даже когда банька была. Отец говорит, мол, у него вши с блохами скоро войну начнут друг с другом, за самые вкусные места! – грубым голосом передразнил отца Ярик.

Маня занялась звонким смехом. Мальчик положил руку на лоб Вьюнку, лежавшему под ногами. Пес замолотил хвостом и подставил для ласки свой живот.

– Ты завтра снова на охоту, Ярик? Давай без сусликов только! Они может и милые, но на вкус крысы крысами!

Мальчик поднял взгляд и посмотрел на подругу:

– Я не знаю. Отец сам говорит мне, что делать и кого ловить на этот раз. Может быть, завтра будем заниматься, я ведь учусь всяким премудростям у него. Вон даже умею теперь писать на старо… – он прищурился, вспоминая слово, – На старородском!

– Ай, удивил, я на нем уже давным-давно научилась, – похвасталась Маня, – Бабуля у меня мудрая, хоть и ходит под себя. Зато много чего знает! И меня учит.

Они посидели какое-то время, рассуждая о новых выкрутасах Твердоголового Хакима и россказнях старика Оглоба, пока нос Маньки совсем не покраснел от холода.

– Ярослав! – разнесся над домами громкий бас.

– Ох! Отец зовет, пошли Вьюнок. Увидимся завтра, Мань! – дернув девочку за косичку на прощание, Ярик побежал к дому.

– Дурак! – отозвалась та и показала ему вслед язык.

Отца, в маленькой импровизированной кузнице, укрытой навесом от дождя, не оказалось. Ярик застал лишь остывающий горн, из которого холодный вечер вытягивал последнее тепло. Шкафы с инструментами были закрыты. Вьюнок без лишних напоминаний забрался в свою конуру под лестницей, и затаился в ожидании ужина.

Мальчик поднялся внутрь избы. Отец сидел возле печи, подкидывая к прогоревшим углям свежих дров. Обстановка в доме была предельна проста. Помимо печи, имелись стол и пара лавок возле него, нищая лавка, загроможденная какими-то ящиками, да красный угол с маленьким идолом Бога солнца Лема. Главным украшением комнаты выступал меч в кожаных ножнах, расположенный возле окна на стене. Его рукоять из черной кожи венчал украшенный узором серебристого цвета и большим красным камнем эфес. На столе стояла сальная свеча, отгонявшая своим неровным светом вечернюю тьму.

Отец, не поворачивая головы в сторону сына, сухо спросил:

– Как охота?

– Поймал дрофу, немногим меньше пуда весом, – понуро ответил мальчик.

– Хорошо. Хватит надолго, – он отряхнул руки от древесной пыли. – Куда попал?

Ярик стоял, опустив голову, не решаясь сделать шага вглубь дома.

– Чуть ниже шеи, – ответил он, потирая замерзшие ладошки.

Отец посмотрел на сына. От света огня из печи, в острых чертах лица и многочисленных морщинах залегли глубокие тени. Легкая седина на висках придавала ему вид мудрого, но грозного старца. Темным взглядом он какое-то время сверлил мальчика, после чего сказал:

– Вижу, ты делаешь успехи. Накорми пса. Соседка Ольга угостила нас горшком с чечевицей и кроликом, принеси все, поедим, – он кивнул в сторону печи и вышел из дома.

Ярик юркнул вслед за ним в сени, сполоснулся в бочке с водой и стянул с полок пару луковиц и баночку с толченым хреном, после набрал кувшин из другой, заполненной дикой вишней и водой бочки. Бросив псу останки вчерашнего ужина, он поспешил снять с печи горшок с кашей и поставить на стол. Только сейчас он осознал, что жутко голоден. Отец вернулся, держа в руках изрядно зачерствевшую лепешку. Свежий хлеб сейчас пекли редко, да и печи, пригодные для этого, были далеко не в каждом доме. Дрова шли только на обогрев.

Трапеза проходила молча. Ярик ел, уткнувшись в тарелку. Отец, не отрывая орлиного взгляда от огня свечи, жевал долгими и мощными движениями челюсти. На скулах играли желваки. Он всегда был таким. Хотя те, кто знал его подольше, говорили, что раньше Трора наполняли только доброе настроение и тяга к общению. На вечерних посиделках долгими летними вечерами или во время зимних обрядов, он был душой компании, постоянно рассказывал истории о чужих землях и много шутил. Но потом с матерью случилось что-то ужасное, что именно Ярик и сам не знал, но произошло это почти сразу после его рождения. Ее не стало. С тех пор отец зачерствел как лепешка, которую он сейчас жевал. Сердце превратилось в камень. И огонь свечи освещал в его глазах нечто хищническое, будто его терзали доставляющие боль воспоминания.

Ярик не понимал, чем заслужил такое отношение со стороны отца. Он прилежно учился мудростям, которые тот преподавал ему. Из кожи вон лез, пытаясь заслужить его одобрение. А в ответ получал нечто сухое и отстраненное, вроде: «Вижу, ты делаешь успехи». Да и разговаривали они только по вечерам. Примерно также как сегодня. Поэтому Ярик искал утешения в дружбе с Манькой. Хотя в основном, дни напролет, он одиноко скитался по степям, выискивая животных и птиц. Единственной его компанией был непоседливый Вьюнок.

Ночь затопила улочки хутора. И даже луны не взошли над бежавшими сюда облаками, чтобы осветить кромешную тьму. Холод крепчал, проникая внутрь изб через соломенные крыши и слюдяные окна. И то был не сырой и промозглый осенний холод. Он становился пронзительно морозным и по-зимнему обжигающим. Куры молчали, слушая порывы воющего ветра. Вьюнок забился поглубже под лестницу и свернулся калачиком, укрыв нос пушистым хвостом. Многие дома уже уснули, погасив свои огни.

Вот и Ярик собирался лечь спать, на печи, и уже облачился в длинную ночную рубаху. Лук с колчаном висели на стене подле дверей и ждали завтрашней вылазки в степи. Отец все также сидел за столом, предаваясь в свете увядающей свечи своим мыслям.

– Завтра ты отправишься на восток, глубже в степи, – раздался его голос. – Скоро в теплые места побегут сайгаки. Я хочу, чтобы ты добыл одного, – он повернул голову в сторону сына. – Для тебя он будет тяжел, так что бери с него только самое важное. Решишь сам.

– Хорошо, отец, – тихо отозвался мальчик и полез на печь.

– Охота на такое животное может оказаться испытанием, – продолжил тот. – Сайгак может дать сдачи. У взрослого самца рога могут достигать до локтя в длину. Помни! Всегда используй окружение. Если тебе придется не сладко, оглядись и подумай, что может помочь тебе выжить.

Ярик кивнул и отвернулся к стене, быстро провалившись в сон. Сегодняшний день изрядно измотал его.

Ему снился Вьюнок, разъезжающий верхом на испуганной козе по степям, сайгаки, летающие над сугробами, а потом вдруг все померкло. И из ночной тьмы начал прорисовываться далекий грандиозный город, о семи каменных башнях, уходящих высоко к облакам. Город стоял в заснеженных горах, на краю обрыва, уходящего до самого основания земли. Из пропасти медленно вытекал морозный туман. В бледно-голубом свете тысячи снежинок перемигивались друг с другом, подчеркивая древность и величественность окружения. Причудливые гладкие формы высоких зданий, гнавшихся вверх за своими высокими каменными братьями, проливали из окон свет всех оттенков синего и белого.

Но самым необычным в этом городе чудес, были звезды. Мириады звезд окружили верхушки башен словно ковром, расстеленным над городом. Их холодное бледно-голубое сияние застилало ночные оттенки, являясь единственным источником света на небе. Солнце здесь никогда не всходило.

Рядом с Яриком, верхом на огромном, бурого цвета мехом, волке, восседала самая прекрасная девушка, которую только можно представить. Длинные темные волосы покрывали плечи и спину. Из-под волос вырисовывался маленький нос с горбинкой. Сама она, приоткрыв рот, заворожено смотрела на звезды. По лицу Ярика текли слезы, будто он нашел то, что искал всю жизнь, и путь к этому был очень долог и труден. Но потом он проснулся…