Читать книгу Свеча горела на окне… - Тёмная Леди - Страница 1
Оглавление***
Зима в этом году выдалась снежная. Нашу деревеньку из девяти домой замело еще в ноябре, и сейчас в конце января до цивилизации было уже практически не добраться. Раз в неделю старики-соседи снаряжали меня за продуктами и лекарствами, и я еще затемно отправлялась в соседнюю деревню на старых, дедовых, широких охотничьих лыжах, оббитых уже весьма поеденным молью мехом. Шла через лес и поле по вешкам, воткнутым в снег палкам, потому что никаких ориентиров больше и не существовало. В лесу еще куда ни шло, можно завязать красные тряпочки на ветки, а вот в поле… все кругом белое-белое, ровное и совершенно одинаковое, заблудиться легче легкого.
В деревне забирала заказанные на прошлой неделе продукты, лекарства и вещи, оставляла новый заказ и шла обратно.
Не представляю, как мои старики выживали здесь раньше, до того, как три года назад, в эту Богом забытую деревеньку приехала бестолковая, абсолютно городская в -надцатом поколении, тридцатитрехлетняя дуреха, которой вдруг захотелось одиночества. Или романтики. Я еще не решила, чего мне больше нужно от этой глуши. Но, совершенно точно, уже давно и бесповоротно влюбилась в этот Богом забытый угол.
– Привет, Ирка, – поздоровалась я с продавщицей деревенского магазина.
– Ой, Варуна, привет! – ответила толстая сорокалетняя деваха, которая застряла где-то в середине девяностых в свои семнадцать, – слушай, тут парнишка к вам в деревню собирался. Такой красавчик… И одет так шикарно… городской… Говорит, баб Машин правнук, так я ему велела тебя дождаться, чтоб ты проводила его. Да он отмахнулся, сам пошел. Не встречала?
– Нет, Ир, – ответила я, и в душе шевельнулся червячок беспокойства. Как бы не заблудился, не сгинул… А то рассказывали мне бабки-соседки страшилки о том, как по весне трупы находили…
– Ир, давай грузи меня по-быстрому. Давно «красавчик»-то был?
– Нет, недавно… Час, не больше…
Час… это плохо… у нас до деревни по такому снегу часа два ходу. Так что не должны были разминуться. Хорошо хоть более-менее тепло сегодня, но и плохо тоже… по такой погоде к вечеру метель разыграется…
Загрузившись в темпе вальса, я впряглась в санки и поспешила к выходу из деревни. Дорога шла мимо фермы местного предпринимателя, и я на минуту заскочила к мужикам, узнать, не видели ли они Иркиного красавчика.
– Варуна! – расплылся в улыбке местный ловелас Серега, по которому с середины девяностых вздыхала продавщица Ирка, – да на кой тебе сдался этот городской доходяга? Догадался тоже на тонких лыжах по нашей целине в деревню пробираться.
– Серег, – привычно ускользнула я из его объятий, пахнущих вечным перегаром, – а ты ему не говорил, чтоб по вешкам-то шел.
– Говорил, – отмахнулся мужик, – да он ответил, что сам знает. Городской.
Он презрительно сплюнул желтую от Примы слюну.
Мда… это мне совсем не нравится… как бы искать не пришлось потеряшку.
До деревни я почти бежала. Знаю, что нельзя, вспотею, замерзну и заболею, но… тревога гнала меня. В деревню вернулась около трех часов пополудни.
Мои старики меня ждали, впрочем, ждать они начинали сразу, как только моя черная на фоне снега фигура скрывалась с глаз.
– Варуна, ты что-то быстро… неужто случилось что?
– Дед Щукарь, к нам бабы Маши правнук направился, Ирка сказала, и мужики с фермы его видели. Пришел?
– Нет, не было, – дед Щукарь заметно встревожился.
На самом деле его звали по-другому, но он, наверное, даже сам забыл как, ибо со времен экранизации в середине прошлого века книги Шолохова «Поднятая целина» за его отцом, а потом и за ним самим, закрепилась это прозвище. Ну, просто потому, что похож. Один в один, что называется.
Кроме внешнего сходства ничего общего с киношным героем у деда не было. В свои восемьдесят три года он, единственный мужчина среди бабского батальона, являлся негласным главой деревеньки. И три года назад именно он постановил, что дуру надо учить, а не выживать всеми возможными способами. Потом уже, когда прошел самый первый и самый тяжелый год, он признался, что я казалась такой жалкой и потерянной, но в то же время упрямой и упертой, невольно пробуждая любопытство. И ему стало интересно, что в итоге победит: слабость или сила.
Ну и мое необычное имя сыграло свою роль… Интересное же… Мои родители увлекались славянской мифологией, и почему-то решили, что имя Бога – хранителя врат междумирья, идеально подойдет и любимой дочери. В детстве и юности я называла себя Варей, а потом поняла, что необычное имя это скорее плюс, чем минус.
– Искать пойдешь? – напряженно спросил он, когда увидел, что я вновь надеваю рукавицы.
– Пойду, – вздохнула, – пропадет ведь.
– Ты сама не пропади, – заворчал дед, но я видела, он доволен, – метель собирается…
– Знаю… Сейчас прожектор на чердак занесу, пусть светит. Его издали видно…
– Да- да…. А я у тебя подежурю, по такой погоде электричество могу вырубить, если что к генератору подключусь.
– Спасибо, – улыбнулась я и обняла деда. Мои восемь одиноких стариков давно стали мне настоящей семьей…
– Варун… ты это.. .вторую пару лыж возьми. И веревки. Если что палки поперек положишь, сани сделаешь…
– Да, точно… спасибо, дед…
Свистнув Джека, крупную деревенскую дворнягу, и привязав к спине крест накрест вторую пару лыж, я пошла искать пропавшего «красавчика».
Короткий зимний день уже подходил к концу, и густые синие тени недвусмысленно намекали, что ночь не за горами. Слегка поднялся ветер, и первые снежинки закружились в воздухе. Ночью будет метель. Если не найду парня, то все…
Я повернулась и посмотрела назад на деревеньку. На чердаке моего дома ярко светил прожектор. Может быть потеряшка увидит этот свет? Вздохнула, и пошла вперед.
Мы с Джеком сначала обошли деревню по кругу. Мало ли… По правилам следовало бы увеличивать спираль поиска постепенно, но… так я до скончания века кругами буду ходить скорее всего сама где-нибудь пропаду. Поэтому решила, что пойду по вешкам, но буду постоянно удаляться в стороны, оставляя на снегу фонарики, чтоб не заблудиться. У меня с собой было три штуки, и весь мой запас батареек, так что хватить должно надолго.
Я бродила по снежной целине уже больше часа. А красавчик гулял уже не меньше шести-семи часов. Плохо. Очень плохо. Метель усилилась, и я теперь уходила от вешек не дальше чем на двадцать шагов, надеясь больше не на себя, а на собаку, которая могла почуять человека гораздо раньше. Джек у меня, конечно, не обученный, но…
Я пробовала кричать, но ветер проглатывал мой голос в тот же миг. И даже я сама не слышала своего крика. Если бы не свет прожектора, который ярко светил сквозь снежную муть, я бы вернулась, пожалев себя и сдавшись. А так, упрямо шла, уперто надеясь, что найду этого поганца… нет, ну надо же додумался, поперся один в незнакомую деревню по бездорожью, зимой, да еще и в метель.
Но в конце концов я выдохлась. Бесконечное блуждание по холодной зимней пустыне изматывает. Упала в снег и разревелась, мне так стало жалко этого совсем, наверное, молодого парнишку… Но… свет прожектора едва пробивался редкими отблесками при порывах ветра, разгоняющих снежную хмарь. Еще немного и пропавших станет двое.
Плюнув на вешки, а пошла напрямик по целине, ориентируясь на прожектор. Я успела пройти буквально несколько шагов, как Джек зарычал. Остановилась, почему-то вдруг испугавшись волков, которых здесь отродясь не водилось. Ну, дед Щукарь так говорил. А не верить ему оснований у меня не было.
Джек рычал, смотря вправо. И я невольно тоже вгляделась, пытаясь увидеть, что же так встревожило мою собаку. Странно… вроде какой-то пень посреди поля… но… Боже!!! Да это же потеряшка!
Я рванула к черному пятну, точно! Мужчина, обессилев, присел на корточки, да так и замер.
– Эй! – я потрясла неподвижное тело, – вы живы?
Через целую вечность, когда я уже обняла это тело и ревела, пытаясь спрятать мокрое лицо от уколов ледяных игл, губы мужчины шевельнулись, и я услышала тихое:
– Свеча… надо идти на свечу…
Я тащила тяжеленного неподвижного мужчину, привязанного к лыжам. Сначала мне казалось, что самое трудное это найти человека в бесконечном зимнем поле в метель. И если сделаю это, то все точно будет хорошо. Но сейчас я боялась, что не смогу дотащить замерзающего человека живым. И этот страх гнал меня вперед, заставляя из последних сил, хрипя и задыхаясь от боли в пережатой веревками груди, волочь сквозь бури и ветра по бесконечному снежному полю свою едва живую ношу.
Я еще смутно помню, как сквозь снежную взвесь показались первые деревенские дома, как возле забора толпились люди из моей деревни, ждавших моего… нашего возвращения. Помню волну восторга, когда поняла, что я сделала это. Я дошла! А потом все… темнота…
***
Проснулась я глубокой ночью в своей постели. Ветер как обычно выл в трубе, метель стучала снежными хлопьями в окно. Вчера, видимо, чересчур протопила печь, и в доме было невыносимо жарко. Ужасно хотелось пить, и я решила встать и напиться холодной воды. Но почему-то было очень тяжело. С трудом откинув одеяло, села и увидела, что рядом с моей кроватью на кресле спит соседка тетя Глаша. И тут я все вспомнила. Как искала, тащила парня, и как темнота поглотила меня на околице.
Получается, мои старички донесли меня до дома, уложили в кровать, и теперь тетя Глаша дежурит возле моей постели. Я невольно застонала, и чутко спящая старушка проснулась:
– Варуна? Варуна!– она подскочила ко мне и разрыдалась. – Жива…
– Жива, – с трудом улыбнулась, – Теть Глаш, а этот? Потеряшка?
– Жив…пока… – всхлипнула старушка и покачала головой, – но тяжелый… С ним Маруся сидит. Говорит, если сегодня-завтра очнется, то поправится. Метель-то ведь так и метет. Щукарь уже хотел было за помощью идти, да сам слег. Надорвался, пока вас тащил…
– Дед? Как он?
– Да нормально. Лежит, Ваську гоняет, то пироги с грибами ему подавай, то с капустой… и все под рюмочку, для здоровья, – хихикнула бабка.
Тетка Василиса – Васька – самая молодая из моих соседок, недавно разменяла седьмой десяток. И в последние года два вся деревня, затаив дыхание, следит за романом между Васькой и Щукарем. Тут такие страсти, что Санта Барбара отдыхает.
– Теть Глаш, – я облизнула вконец пересохшие губы, – попить бы…
– Ох, деточка, – всполошила моя сиделка и поднесла к губам кружку.
Я с удовольствием глотнула и закашлялась. Вместо вкусной колодезной воды в горло залилась какая-то горечь.
– Фу… какая гадость… – скривилась я и улыбнулась, – чем это теть Маруся меня травит.
– Да черт ее знает, – отмахнулась со смешком тетя Глаша, – мне иногда кажется, что она просто сено у своей коровы отнимает и нам запаривает…
Мы посмеялись. Тетя Маруся, наша местная знахарка, когда все хорошо, или колдунья, если у кого-то какие-то проблемы, лечила все население деревни, и надо сказать довольно успешно. Но тайны своих отваров не открывала.
Соседка рассказала, что пока я ходила по полям, они так и стояли возле околицы по очереди. На всякий случай. Щукарь велел. Тетя Глаша как раз дежурила, когда я стала к деревне подходить, да крикнула деда. Он собрал всех бабок и они в ввосьмером дотащили и меня, и потеряшку до моего дома, благо он с краю, а там уж тетя Маруся взялась лечить.
– Ты, Варуна, – рассказывала тетя Глаша, промокая уголки глаз кончиком платка, – еще ничего была. А этот, потеряшка, вообще, как мертвый. Обморозился весь. Да и замерз сильно. Маруська над ним всю ночь кружила, что-то выпаивала, всего с ног до головы чем-то мазала и растирала. А потом как температура вверх пошла, сказала, что шанс есть… Так что ждем пока…
Утром я вышла из спальни и на кухне столкнулась с тетей Марусей, которая мяла какие-то травки:
– Доброе утро, теть Марусь. Спасибо, что вылечили меня. А что вы не у себя-то?
– Варуна, – улыбнулась она, – так ведь мальчика-то мы у тебя устроили. Машкин дом-то уже год не топлен, разваливаться уже стал…
– А, ну да, точно! Как он? Пришел в себя?
– Нет, дочка, пока не пришел, – поджала губы тетя Маруся, – если сегодня не очнется, так уж и не знаю, что делать…
– Может быть мне в райцентр сходить? Лекарства какие-нибудь принести?
– Какие лекарства, – отмахнулась знахарка, – да и не пустим мы тебя. Третий день метет. Уйдешь – сгинешь.
Метель все не унималась.
После обеда потеряшка пришел в себя. Он едва мог шевелить губами от слабости. Но я видела, как тетя Маруся, спрятавшись за печку, тихо плакала, вытирая слезящиеся глаза уголком платка. Да уж… совсем, видать, плох был.
Я отправила старушек по домам, ведь у каждой из них свое хозяйство, сказала, что пригляжу за больным сама. Закончив все дела, села на кресло возле кровати, и наконец, рассмотрела того, кого вытащила из снежной пурги.
Молодой, лет тридцати-тридцати пяти не больше, невысокий и худощавый брюнет с мутными от болезни зелеными глазами и тонкими аристократичными чертами лица. Если бы не красные шелушащиеся пятна после обморожения и растрескавшиеся после высокой температуры губы, то его можно было бы назвать даже красивым.
В первый день он не вполне осознавал, где он находится и что происходит и послушно открывал рот, глотая теплый куриный бульон или горький отвар тети Маруси.
– Кто вы? – спросил он хриплым шепотом уже вечером, после того, как я напоила его лекарством.
– Я Варуна, – улыбнулась я, – а как тебя зовут?
– Варуна, – словно не услышал мой вопрос потеряшка, – я что умер?
– Нет, – рассмеялась я, – ты жив. Тебя как зовут?
– Андрей, – прошептал мужчина и закрыл глаза, засыпая.
А утром начались проблемы. Этот потеряшка своими капризами вынес мне весь мозг. Сначала он потребовал, чтобы я позвала мужчину для того, чтобы тот ему подал судно. Нет, ну где логика? Вчера спокойно… гм… сходил на тряпки, которые я убирала из под него своими руками, а сегодня, видите ли, недостойна судно подать.
Потом когда собралась утром намазать его каким-то жиром, который дала тетя Маруся, он опять засверкал глазами, и, краснея, стал блеять, что сам все сделает, раз у нас на всю деревню один мужчина и тот лежит с приступом радикулита по милости этого идиота.
В итоге я психанула, наорала на дурня, что за вчерашний день успела изучить все его тело и особенно интимные места в подробностях, поэтому ничего нового я там не увижу.
После этого он надулся на меня, как мышь на крупу, но наконец-то перестал стесняться и позволил поухаживать за ним, старательно отворачивая лицо. Тьфу!
Говорить ему все еще было тяжело, поэтому все расспросы я оставила на следующий день. И прямо с утра начала. Очень мне уж было любопытно, чем этот чудик думал, когда поперся в незнакомую деревню зимой, в метель, да мимо вешек.
– Да я помнил же, что близко здесь совсем. В прошлом году, когда бабушку на похороны привозил, мы ж даже на машине доехали до деревни. А вчера приехал, а дороги нет. Целина. Ну, думаю, направление знаю, дойду. Тем более лыжи есть.
По вешкам не пошел, как-то они вихляют из стороны в сторону, я и решил, что напрямки быстрее будет. Когда понял, что заблудился, стало страшно немного. Но я шел, не останавливаясь, подумал, что не в эту, так в другую деревню все равно забреду. А как мести стало… с жизнью уже простился. Сил нет, ни зги не видно… и вдруг увидел свечу… ну мне бабушка в детстве рассказывала, что раньше для заблудших на окошко свечи ставили. Я и пошел на нее. А она так далеко оказалась. Иду-иду, конца и края не видно. А потом не помню… Очнулся, а рядом Вы…
Андрей рассказывал свою историю целый день, прерываясь чуть ли не после каждого слова то от жуткого кашля или усталости, то для приема лекарств и растирания. Надо сказать, что волшебная мазь тети Маруси справилась со всеми следами обморожений. Только вот лицо и уши, пострадавшие сильнее всего, вздулись пузырями. Но знахарка говорила, что даже шрамов не останется. После того, как она вытащила человека с того света здесь в деревенской избушке, я верила ей безоговорочно.
Мои старушки не оставляли нас без своей помощи. Тетя Глаша таскала для больного молоко от своей козочки. Тетя Маруся снабжала нас творогом и сыром. Тетя Васька принесла пироги, печь которые она была признанная мастерица. Тетка Валентина поделилась с нами медом от своих пчелок. У бабки Веры, которая была старше даже деда Щукаря, оказалась в запасах вишневая наливочка. У теть Лиды нашлись невероятно вкусные огурчики и витаминная квашенная капустка. А баба Аня притащила кучу подходящей одежды оставшейся от своего внука, который гостил у нее каждое лето.
Так, конечно, мы и раньше делились друг с другом излишками. Но как-то все на бегу, между делом, а сейчас нарядные бабушки приходили ко мне в гости. Новый человек в нашей деревне это событие почище поездки Путина на Саммит Россия-Европа. И приходилось их угощать и поить чаем, рассказывая о самочувствии потеряшки. А ему самому приходилось по сто раз отвечать на одни и те же вопросы:
– Разошелся с женой, негде жить, приехал в прабабкин дом.
Вставать Андрей начал только через неделю.
А мы за это время как-то незаметно сдружились. И от нечего делать, а зима в деревне очень сонное время, рассказывали друг другу обо всем на свете, старательно обходя тему его стремления в прабабкин дом и мое переселение в глушь.
Я не готова была делиться сокровенным с посторонним человеком, и он, видимо тоже. Но в остальном у нас удивительно совпадали вкусы. Нам нравилась одна и та же музыка, мы смотрели одинаковые фильмы и читали одних и тех же авторов. Ну, почти. Все же я, как практически любая девочка, любила и чисто женскую литературу.
А еще я и правда, до мельчайших подробностей изучила его тело. Шикарное, гибкое, мужское тело, которое дружит с физической активностью… И я хотела его… Ну да… когда долго никого нет, такое случается. А у меня с осени, с тех пор, как стало невозможно выезжать в город, на любовном фронте тишина.
***
Через две недели после нашего приключения, потеряшка чувствовал себя довольно сносно. Он даже стал пытаться мне помогать по хозяйству, и выходил чистить снег, но через пару взмахов лопатой начинал задыхаться. И иногда кашлять. Теть Маруся ругала его на чем свет стоит, говорила, что ему нужно беречься, но мужчина только отмахивался, говоря, что не может сидеть на шее у женщины. Так хоть немного ей, то есть мне, поможет. Тогда наша знахарка принялась за меня:
– Варуна, скажи ему, что нельзя пока напрягаться, болезнь вернуться может.
– Теть Марусь, так я ему и говорю. Но он ведь не слушает, идет и берет лопату. Что ж мне его теперь связывать?
– Связывать! – гаркнула старушка так, что я подскочила. – Варуна, что хочешь делай, хоть вяжи, хоть уговаривай, но ему, вообще, полежать бы еще с недельку, не вставая.
– Теть Марусь, – взвыла я, сам думая, что будь моя воля, то давно связала бы этого потеряшку и…
Терпеть его присутствие было просто невыносимо. С каждым днем я все больше и больше хотела его. Особенно теперь, когда он перестал нуждаться в уходе, и я перестала воспринимать его как больного. Может быть сказалось долгое отсутствие секса и только, но… вряд ли этот мужчина разделяет мои интересы. Такие совпадения только в сказках случаются… Да и мало он похож на нижнего…