Читать книгу Чёрная дыра твоего сердца - Улисс Андерсен - Страница 1

«И вправду, в чëм кроется бессмертие?» – спрашивал Алекс Дэй.

Ну что ж, несколько дней без воды, в случае чего, я продержусь, наверное. Буду идти в одном направлении, строго по солнцу. Может, выйду на трассу или встречу какой-то оазис по пути: я слышал, они тут встречаются. Было бы хорошо, если бы я знал, где разбился самолёт, но пока я летел вниз с парашютом, то совершенно потерял его из виду. Такла-макан – это крупная пустыня, но меня должны найти. Просто буду идти в одном направлении. Если повезет, доберусь до людей.

Вокруг сплошные дюны, рисунок которых постоянно меняется. Пустыня состоит из подвижных дюн примерно на 80%. Я это знаю, потому что планировал использовать здешние пески для сооружения зеркала в телескопе на тибетском плато. Хотя, во всем комплексе оптика – не главное, важнее радио. Интересно, смогу ли я сам, пешком добраться до обсерватории? Вот у них рожи-то будут! Ещё бы, поди уже распрощались со своими зарплатами. А тут появляюсь я: загорелый, бородатый, обветренный, с улыбкой дурака на лице. И говорю как бы невзначай: «Всем привет!». А они мне: « Господи, ты жив, мы думали пустыня убила тебя, мы думали парашют не раскрылся, мы думали..». А я им: « Мало ли что то вы думали, за работу, дурачье!» Улыбаюсь и как ни в чем не бывало иду к кофейному аппарату, шлепая по мраморному полу разодранными кроссами. Конечно же я не считаю их дураками. Все они – крутые парни с большими мозгами. Просто я сам не хочу выделяться. Когда люди не думают о том, кто главный, а кто нет, когда чувствуют, что все на одной волне, на одном уровне, то лучше работают: нет времени на самокопание, потому что есть четкая цель, задача и понимание того, что тебе хорошо платят и уважают тебя за ответственность и мозги. А больше и не надо ничего нормальному человеку. Главное – выполнить задачу.

Кстати, о задаче. Я собирался двигаться ориентируясь по солнцу, но пока гулял в собственном воображении, то, кажется, закрутил небольшую петлю. Вон та дюна – это та же самая дюна или другая? И сколько прошло времени? Куда сместилось солнце? Ни черта не понял. Гребаные дюны меняют очертания и путают меня: то ли это ветер, то ли миражи. Некоторые из них слишком высокие и я теряю чувство пространства. И чувство времени тоже теряю. Может, это из за жары? Это точно из-за жары! Всë, хватит, тормози. Вон там, метрах в ста от меня, из песка торчит камень. Пойду к нему. Может, там есть скала или что-то вроде того, может и вода есть. Я двигаюсь в сторону камня и горячий воздух, что поднимается над песком, искажает очертания дюн…

…Рыбы и змеи, различные рептилии, вода. Затем все это горит. Жар на моем лице. Извечный песок, стачивающий скалы…

Мутный сон постепенно растворяется, и Я поднимаюсь к поверхности ночи посреди пустыни, в которой горит мой маленький костерок.

«Ты уже видел сновидца?» – будит меня очень необычный голос, словно говорящий через железную трубу где-то из-@под земли.

«Меня нашли?» – думаю я, пытаясь вырваться из зыбучих песков сна, которые утягивают меня в небытие против моей воли.

Лицо горит, я лежал слишком близко к костру. Ноги перемерзли, а лицо горит. Надо мной небо полное звёзд: широкое и черное. Я чувствую себя так, словно я сам в глубокой бездне. Еще немного и сонные пески затянут меня в небытие. Я прилагаю усилие чтобы сфокусировать взгляд и стараюсь понять: не приснилось ли мне услышанное? Тут кто-то есть, но откуда этот голос? Я прилагаю еще одно усилие: я сажусь лицом к костру и пытаюсь оглядеться по сторонам, выискивая в темноте его источник.

«Видел?»– доносится из темноты позади меня. Я разворачиваюсь спиной к костру, лицом в сторону голоса и вглядываюсь в темноту. В этой темноте, в бликах костра я вижу силуэт огромного человека с какой-то странной, невнятной конструкцией на голове.

«Кто вы?»– спрашиваю я его.

«Видел или нет?» – повторяет он свой вопрос.

«Кого?» – спрашиваю я.

«Стало быть, нет! Значит, это другая река. Тем лучше!» – отвечает он и делает несколько широких и уверенных шагов в мою сторону.

По мере его приближения блики от костра выхватывают в его силуэте детали и я прихожу в ужас: это минотавр! Самый настоящий трëхглазый минотавр! Меня словно ударило током! Я подпрыгнул сидя на песке и отодвинулся машинально в сторону, подняв в воздух пыль, которая попала в рот, в глаза, в нос. И закашлялся, продирая глаза.

«Что за хрень?» – кричу Я. Сон как рукой снялó. Окончательно. Осталось только ощущение неестественности происходящего, его нереальности: ты уже понял, что у тебя шок, но что делать с этим шоком ты не понимаешь, ты не веришь тому, что видишь.

«Это шутка такая что-ли, косплей какой-то? Ночью? Посреди пустыни смерти? Да этот тип больной!» – думаю я, завороженно разглядывая его с головы до ног и не могу определиться: бежать мне или «прикинуться ветошью».

Минотавр смеется таким же железным утробным голосом и хватается за живот. Его смех словно состоит из нескольких голосов, поочередно сменяющих друг друга в своей громкости, но звучащих синхронно. Просмеявшись, он чуть склоняется ко мне и глаз, тот что между его бровей, широко раскрывается и смотрит влево, а затем вправо, как бы доказывая мне: это не муляж! Он раскрывает пасть. Именно пасть. Это не челюсти травоядного. В этой пасти клыки, словно у дикой собаки или волка. Все это выглядит крайне… просто крайне. Нет слов. Он словно создан из разных частей тел животных: бычьи рога, пасть словно волчья и глаза как у диковинной ящерицы. Я не видел таких глаз. Нос, подобный носу летучей мыши, плавно перетекает через глубокую вертикальную складку кожи под ним к толстой верхней губе. Я вижу даже какие-то признаки человеческого лица: подбородок с щетиной. Почти человеческий подбородок и скулы. Длинный язык. Наверное, именно поэтому он и умеет говорить. Я не представляю себе, как всë вот это, водруженное на абсолютно человеческое тело, могло бы говорить, но оно говорит. Он обнажен до пояса. На его запястьях стальные браслеты, отдаленно напоминающие полицейские наручники. Он в пурпурных шароварах, широких, словно юбка, с пояса которой свисают какие-то побрякушки, которые я уже не могу разглядеть. Или могу… Да ну нахер, это черепа очень маленьких людей!? Десятки лилипутских, до невероятия маленьких человеческих черепов!

Зрачки. Во всех трёх огромных его глазах за густыми ресницами скрываются в глубине янтаря квадратные зрачки! Я пытаюсь вглядеться в них: это не квадраты, это ромбы! И через мгновение я понимаю, что правда о форме этих зрачков состоит в том, что они вращаются: переворачиваются, то уменьшаясь, то увеличиваясь в размерах. Эти глаза словно видят что-то совсем другое: не одинокий огонëк костра в темноте этой пустыни, а какой-то другой свет, который то гаснет, то загорается вновь. Эти глаза совершенно точно реагируют на какой-то другой свет. Я не могу ухватить разом всю картину, но у меня возникает ощущение, что они смотрят сразу и на меня, и сквозь меня и куда-то в сторону. Один глаз видит что-то яркое, а другой вглядывается в темноту, третий бродит по поверхности моего лица, а затем они меняются ролями. Разобраться в том, куда направлен конкретно этот «взгляд» совершенно невозможно, так же как невозможно уследить одновременно, куда летят три мухи, кружащие перед твоим лицом: сядет одна из них тебе на нос или нет, а может другая резко развернется и ускользнëт за шкаф? Вроде бы они все здесь, но через мгновение тебе приходится фокусироваться на одной из них, если ты хочешь их пристукнуть, хотя бы по очереди.

Человек с бычьей головой, этот «минотавр», улыбается совершенно невозможной улыбкой, которую я даже и представить себе не мог. Как можно описать мимику этого лица, что с интересом разглядывает меня? И я разглядываю его с интересом. Мне страшно. Мне интересно. Страшно интересно. Ужас и восторг.

Я резко поднимаю вверх левую руку и оттягиваю указательным пальцем краешки век на своем левом глазу. Щурусь и смотрю на него: кажется, так можно проверить себя на галлюцинации?

Он снова разноголосо смеется, хватаясь за живот и разгибаясь назад. Просмеявшись, он опять смотрит прямо на меня, на этот раз лишь третьим глазом и зрачок его не пульсирует. Два других глаза он медленно закрывает, словно впадает в сон.

«И да, и нет!» – говорит мне он, понимая ход моих мыслей и тихонько раскачивает головой. Он не пропал, не исчез.

Я убираю руку от своего лица и протягиваю к его «лицу», пытаясь прикоснуться. Он слегка отстраняется и черепки на его поясе, собранные тонкой веревкой в гирлянду, качнувшись волной, издают тихий звук, похожий на тот, что издаёт легко тронутая бризом «музыка ветра», многочисленные трубки которой сделаны из дерева.

«Это, – он выдерживает секундную паузу. – не разрешено!» – улыбаясь отвечает он.

«Мне стóит бояться?» – спрашиваю я.

«Решай сам!» – снова улыбчиво отвечает он и снова открывает два нижних глаза.

«Будь это другая река, возможно. Но в этой реке я пришёл как вестник. В другой реке я мог быть и палачом». – отвечает он все ещë разглядывая мое лицо своим верхним глазом, в то время как взгляд двух других глаз устремился куда-то вдаль: сквозь меня, в темноту пустыни.