Оглавление
Умберто Эко. О литературе. Эссе
Введение
О некоторых функциях литературы[1]
Чтение “Рая”[4]
О стиле “Манифеста”[7]
Дымка Валуа[9]
Лабрюни и Нерваль
Фабула и сюжет
Жерар и Нерваль
Когда я выходил из театра?
Симметричность сюжета
Блуждание по кругу
Длительное незаконченное прошедшее время (имперфект)
Объекты желания
1832 год
Уайльд. Парадокс и афоризм[23]
Портрет художника-бакалавра[37]
Между Ла-Манчей и Вавилоном[49]
Борхес и мой страх влияния[57]
О Кампорези: кровь, тело, жизнь[62]
О символе[63]
О стиле[73]
Семафоры под дождем[76]
Констатация факта (денотация)
Подробное описание
Перечисление
Череда быстро сменяющихся действий
Описание с отсылкой к личному опыту адресата
Нечистоты формы
Интертекстуальная ирония и уровни чтения[101]
“Поэтика” и мы[111]
Американский миф трех антиамериканских поколений[126]
Сила ложного[128]
Как я пишу[140]
Начало, давным-давно
Научная работа и призвание рассказчика
С чего все началось?
Первым делом сотворить мир
От миротворчества к стилю
“Баудолино” как исключение
Ограничения и время
Как я пишу
Как это писать на компьютере?
Радость и печаль
Писатель и читатель
Отрывок из книги
Эта книга может показаться подборкой случайных эссе, хотя и касающихся одного предмета – литературы. Их произвольный характер объясняется темами семинаров, симпозиумов, конгрессов, собраний, на которых мне довелось выступать. Иной раз тема налагала определенные ограничения (хотя я всегда старался принимать участие в научных дискуссиях, проблематика которых была мне близка и интересна), так что отдельные мысли впоследствии следовало развить или, напротив, убрать.
Все эссе адаптированы для этой книги: некоторые из них я сократил, некоторые дополнил, из некоторых убрал слишком явные отсылки к конкретным обстоятельствам. Но я никогда не скрывал их случайный характер.
.....
Теперь представим себе маму, которая рассказывает сказку своим детям и останавливается на том моменте, когда волк проглатывает Красную Шапочку. Дети стали бы протестовать и захотели бы “настоящую” историю, где Красной Шапочке удалось спастись, и, вздумай мама сослаться на строгие филологические принципы, ее бы вряд ли поняли. Дети знают “настоящую” сказку, которая ближе к “партитуре” братьев Гримм, а не Перро, но и с нею совпадает не полностью, поскольку пропускает ряд мелких деталей (в коих Гримм и Перро тоже расходятся – например, какие именно гостинцы Красная Шапочка несет бабушке). Но как раз в этом отношении дети охотно готовы идти на уступки, потому что речь идет о персонаже более чем условном, непостоянном в рамках традиции, зафиксированном во множестве партитур, прежде всего устных.
Так, Красная Шапочка, Д’Артаньян, Улисс или мадам Бовари живут за пределами своих текстов, и даже те, кто в глаза не видел первоначальных “партитур”, могут сказать об этих персонажах что-то более или менее конкретное. До того как я прочел “Царя Эдипа”, я уже знал, что Эдип женится на Иокасте. Несмотря на размытость, подобные тексты вполне верифицируемы: всякий, кто осмелился бы утверждать, что мадам Бовари помирилась с Шарлем и жила с ним долго и счастливо, столкнулся бы с неодобрением людей, обладающих здравым смыслом, как если бы существовал коллективный договор относительно судьбы этой героини.
.....
