Оглавление
В. П. Бутромеев. Исчисление времени
I. Кто я, где я?
II. Я, хата и земля, прирезанная нам по приказанию сталина
III. О том, как отец Сталина проклял сына
IV. Как Сталин стал абреком вместо того, чтобы пойти в священники
V. Сталин и Ленин
VI. Чему Ленин научил Сталина
VII. О надеждах на всемирный грабеж
VIII. Сталин и Троцкий
IX. Первая мировая война
X. Ленин в Петрограде
XI. Что произошло в зимнем
XII. Как разграбили Россию
XIII. Особняк балерины Кшесинской
XIV. О послаблении нравов
XV. Бегство Кшесинской
XVI. Поэт Блок и Валькирии революции
XVII. История студента, помощника профессора
XVIII. Коварная экономка и потайная комната
XIX. Клятва и мандат
XX. История землячка
XXI. Замысел Землячка
XXII. В Кисловодске
XXIII. Ошибка экономки
XXIV. Бесстрашная Ревекка
XXV. Как Землячок избавился от солдата
XXVI. Арест великого князя
XXVII. Хитрость Землячка
XXVIII. Судьба комиссара Лещинского
XXIX. Судьба русского царя
XXX. Судьба русского царя (продолжение)
XXXI. Судьба русского царя (продолжение)
XXXII. Как Ленин додумался расстрелять русского царя
XXXIII. Английская королева и Черчилль
XXXIV. За границей
XXXV. Школа Кшесинской
XXXVI. Бриллианты и золото
XXXVII. Соломон и Виктор Ханевский
XXXVIII. Полнолуние
XXXIX. О советских писателях
XL. Ресторан «Прага»
XLI. О невеселой жизни Сталина
XLII. О русском крестьянстве
XLIII. Про Тургенева
XLIV. И опять о крестьянах, Ленине и Троцком
XLV. О том, как Сталин не поладил с Лениным
XLVI. Как Сталин вдруг оказался всех речистей
XLVII. О писателе Салтыкове-Щедрине
XLVIII. Как аукнулась история смерти Троцкого
XLIX. Более достоверный рассказ о смерти Троцкого
L. Как поссорились Сталин и Троцкий
LI. Последний побег Троцкого
LII. Троцкий в Мексике
LIII. О смерти Троцкого
LIV. Сталин и русские крестьяне
LV. Пол в хате моего дедушки и первая фотография
LVI. Кто выживал
LVII. Первые пять лет
LVIII. Тайны счета
LIX. О самом большом числе
LX. Высшее образование, партия и Платон
LXI. Дядя Ваня и Платон
LXII. Платон
LXIII. О вступлении в партию
LXIV. О соискателях партбилета
LXV. Несочтенные звезды
LXVI. Что такое смерть
LXVII. Как мы бегали с горы
LXVIII. Смерть и сердце
LXIX. Как Л.Н. Толстой испугался смерти
LXX. Мир вокруг меня
LXXI. О размышлениях греческих философов
LXXII. Моя родня в Салтановке
LXXIII. Соринка размером с атом
LXXIV. Откуда взялись атомы
LXXV. Таронхайвагон, Йо, Пемба и Фаро
LXXVI. Неужели правда, что нет Бога?
LXXVII. Бог и советская власть
LXXVIII. Когда есть кому похоронить
LXXIX. Исторические события в окрестностях Салтановки
LXXX. Первичность идеи и тень страха смерти
LXXXI. О научной опытности
LXXXII. Что такое расстрел?
LXXXIII. Три оставшихся года
LXXXIV. Последние два года моей матери
LXXXV. Последние годы моего отца
LXXXVI. Та Старушка
LXXXVII. История Крестовича
LXXXVIII. Почему дядя Ваня не любил пионера-героя Павлика Морозова
LXXXIX. Что случилось с философом Кантом после восьмидесяти лет
XC. Горбачев-Райкин
XCI. Советская власть, Бог и вселенная
XCII. Партия и Бог
XCIII. О Боге и электричестве
XCIV. О том, что не все удается электрифицировать
XCV. О Боге, который может все
XCVI. Можно ли верить Петрусю?
XCVII. Невидимая сила, которая и есть Бог
XCVIII. Когда я начал жить?
XCIX. Пять и сорок пять лет жизни
C. Как мой отец остался живым
CI. О предках Черчилля
CII. О самом Черчилле
CIII. Мнение Сталина по поводу того, кто будет брать Берлин
CIV. После войны
CV. Откуда у людей деньги?
CVI. Два события
CVII. Распределение после института
CVIII. Рясна
CIX. Квартирный вопрос
CX. Как люди могут «съесть» директора
CXI. История Соколовского и его дочери
CXII. Орлова и Похомов
CXIII. Институтский друг
CXIV. Анонимка
CXV. Второй секретарь райкома партии
CXVI. История Павленко
CXVII. Конец дружбы с другом институтских лет
CXVIII. Почему не стал вмешиваться мой дядя Ваня
CXIX. Апелляция
CXX. Ростки коммунизма
CXXI. Сергей Князев – друг детства
CXXII. Свой дом
CXXIII. Калитка
CXXIV. Зачем?
CXXV. Старые хутора
CXXVI. Страна СССР
CXXVII. Минимум по философии
CXXVIII. Когда же я начался?
CXXIX. Возникновение времени
CXXX. Опись, перечень
CXXXI. Что я знал
CXXXII. Знание первых лет
CXXXIII. Светящийся след за жизнью
Отрывок из книги
Я родился. А до того, как я родился, меня, такого, как я есть, не было. Но я родился и оказался в этом мире и стал таким, как я есть.
Я родился на хуторе, и жизнь моя, по неизвестным мне причинам и с непонятной мне целью, начала вплетаться в последовательность событий, от меня никак не зависящих, до моего появления начавшихся и продолжавшихся своей чередой, со мной, таким, как я был, поначалу никак не связанных, но потом и меня втянувших в свое течение, сплетение, во вращение своих шестеренок, кривошипов и анкерных механизмов, и я, такой, как я был, сначала «маленький», потом «взрослый», следовал за этими событиями; они и сейчас уносят меня за собой, невзирая на то, противлюсь ли я им или покорно следую за ними, радуюсь или проклинаю их, и эти события, все, что происходит со мной и так или иначе касается меня, я, по непонятной мне причине, пытался осмыслить и понять с самого раннего детства и продолжаю эти попытки и, наверное, не оставлю их в последний миг своего бытия, который тоже настоятельно требует осмысления или, точнее, предосмысления, то есть осмысления до того, как он, этот последний миг, наступит, потому что, когда он наступит, осмысливать и осознавать его уже будет поздно, да и невозможно, да и не нужно.
.....
В Америке ему пришлось туговато. Часто голодал, перебивался случайными заработками. Особенно угнетало его то, что русского слова нигде не услышишь. Выйдет он вечерком на улицу, кругом людей, что мошкары в летнюю пору поблизости пруда, и все американцы. Народ безразличный, такой тебе с утра «здравствуй» не скажет, только улыбается, скалится, зубы белые наружу, как у обезьяны, и до того противные, рожи все на один тупой чекан, что кажется так бы и засветил кулаком между глаз, но нельзя, не у себя дома, да и не в гостях. И такая от того тоска, хоть ты езжай назад в Питер, к самому Дзержинскому, чтобы он пустил тебе пулю в лоб из именного револьвера, который ему Ленин подарил за усердную работу и за поганую козлиную бородку.
И вот шел он с такими мыслями по улице в Нью-Йорке между высоченных небоскребов, а навстречу ему еврей. Прошел мимо, а потом повернулся, и следом за ним, и так бочком-бочком, вроде незаметно, то слева зайдет, то справа. Он остановился, мол, в чем дело. А еврей вдруг и говорит ему настоящим русским языком:
.....
